Поздней ночью меня неожиданно настигла сильная головная боль. Я расхаживал по своей небольшой комнатке, которую озарял неяркий свет полумесяца над окном, и пытался отвлечься от свинцовой тяжести в затылке. В новую квартиру я переехал недавно, соответственно обзавестись обезболивающим еще не успел, а идти на поиски круглосуточных аптек не было сил. Я подошёл к окну и приоткрыл форточку, впуская холодный весенний воздух. Город тихо спал под бликом уличных фонарей и только в доме напротив, в единственной квартире горел свет. Наверное, кто-то тоже не может уснуть, подумалось мне, и я непроизвольно покачал головой в знак сочувствия. Ночь выдалась беспокойной. В тяжёлой полудреме я забылся только под утро. В восемь часов прозвенел будильник. Я нехотя поднялся с кровати, принял контрастный душ и отправился заваривать кофе. Ожидая пока закипит чайник, я случайно обратил внимание на окна «бессонной» квартиры в доме напротив, оттуда по-прежнему исходил ламповый свет. Это меня смутило, ведь уже давно рассвело. Возможно, жильцы просто уехали в отпуск и забыли погасить свет в комнате. Вот досада! Какой же счёт за электричество они получат?!
Я работал много, почти без выходных. Домой возвращался уже ближе к вечеру, темнело рано, а я как и прежде замечал свет от лампы в окне напротив.
В один из таких вечеров я решил основательно пронаблюдать за этой квартирой, надеясь увидеть чей-нибудь силуэт. Но сквозь плотные занавески никого нельзя было разглядеть. Мне припомнилось, что я замечал каждый раз только зашторенные окна, значит их не открывали. Либо я просто не придавал этому особого значения. «А что, если там кто-нибудь умер?» — неожиданно подумалось мне. Медлить нельзя! Вдруг это в действительности так? Предвкушая то, что моё беспокойство и в то же время любопытство не дадут мне покоя, я тут же решил отправиться туда. Хотя на часах было уже без двадцати девять.
Выбегая из подъезда, я почувствовал, как у меня потели ладони и учащённо билось сердце. Мне становилось не по себе, когда я думал о том, что сейчас стану очевидцем чего-то страшного.
Подойдя к нужной двери, я нервно нажал на звонок. Мне казалось, нет, я был даже уверен, что никто не откроет, но неожиданно послышались шаги из квартиры. Я испугался и уже хотел было убежать, но сдерживал себя от нервных порывов, дожидаясь развязки. Глухо звякнула щеколда и дверь начала медленно открываться. Выглянула седая женщина и подозрительно посмотрела на меня. Я глупо улыбался и отводил глаза в сторону. Она, ответив мне взаимностью, тоже заулыбалась и открыла дверь шире.
— Здравствуйте! — произнесла женщина.
В голове пронеслось: «Какой же дурак! Ну, не лезь ты в чужие дела. Вот, посмотри, что из этого вышло. Оправдывайся теперь!». Тем не менее, она ждала моего ответа.
— Добрый вечер! Я… я Александр, живу в соседнем доме. — заикаясь говорил я. — Неудобно получилось… Простите меня за мой чрезмерный интерес. Просто… уже которую неделю в одной из ваших комнат не гасится свет. И…
Я замолчал, чувствуя, как нелепо выгляжу в её глазах. Но она неожиданно пригласила меня зайти:
— Александр, проходите, я угощу Вас чаем.
Остолбенев, я не сразу сообразил, как реагировать. Между тем, хозяйка квартиры полностью раскрыла дверь и жестом руки попросила зайти. Переступив порог, я оказался в узеньком коридоре. В квартире было светло, тепло, по-домашнему. Я неловко, но в то же время непроизвольно начал разуваться и снимать куртку.
— Не стесняйтесь, проходите, проходите, — говорила женщина, удаляясь на кухню. — Ванная слева от вас, помойте руки и заходите в гостиную, я сейчас поставлю чайник.
Я зашёл в крохотный санузел. Чугунная ванна, облупившаяся раковина, минималистичная ручная стиральная машинка и унитаз с открытым, наполненным водой баком. В мыльнице лежал кусок хозяйственного мыла. Пахло оно резко и неприятно, но после его использования в чистоте рук можно было не сомневаться. Рядом стоял стаканчик с зубной пастой и деревянной щёточкой. На батарее, прилегающей к стене, висело одно полотенце. Насухо вытерев им руки, я поспешил выйти.
В гостиной меня уже ожидали. Старушка суетилась, стелила на стол чистую скатерть. Я огляделся. Посередине комнаты стоял, окруженный стульями, круглый стол на тоненьких ножках. Сверху свисала большая лампа с абажуром, её-то тусклый свет я и наблюдал из своей квартиры. Возле стены невысокий чешский сервант, хорошо сохранившейся. Диван стоял старый, потрёпанный, укрытый пледом. Напротив него маленький, ещё советских времён, телевизор. Слева находилась еще одна комната, дверной проём в которую был занавешен.
Я присел за стол в ожидании. Хозяйка в это время выставляла на стол угощения: чашечку с малиновым вареньем, блюдце со сметаной и баночкой мёда.
— Сейчас подам блины, — дружелюбно заявила женщина, а я засмущался, не ожидая такого радушного приёма.
— Да не нужно, что вы? Я буквально на пару минут.
— Знаете, ко мне гости не часто заходят. Я очень Вам рада!
Хозяйка покинула комнату, а я оставался сидеть в недоумении и размышлять. Она, понятно, пенсионерка. При чем одинокая. Как минимум, я не наблюдал признаков того, что здесь проживает еще кто-то, кроме неё. Однако в стеклянном серванте я увидел единственный снимок, на котором был изображён молодой парень в военной форме, с автоматом в руках, дерзко держащий сигарету в зубах. Фотография была пленочная, таких сейчас не делают. Меня это смутило, но я не заострил на этом внимания. Скорее всего, это её сын, который сейчас служит в армии.
Пока я рассматривал фотографии, хозяйка зашла в гостиную и снова с подносом, на котором стояла большая тарелка с блинами и две кружки с чаем. Я ещё больше засмущался. Она это заметила.
— Ради Бога, не стесняйтесь. Я так рада, что вы зашли!
Она смотрела на меня трепетно. Возможно, я чем-то напомнил ей сына, по которому она очень сильно скучала.
Мы сели пить чай.
— Спасибо вам за угощения!
Я ел с большим удовольствием. Она лишь отпивала из кружки, продолжая с улыбкой разглядывать меня.
— Так чем же вас так заинтересовала моя квартира? — вдруг спросила она.
Я отставил чай.
— Вы уж простите меня. Глупо как-то всё вышло… Просто у вас в квартире всё время свет горит, я уж волноваться начал — думал, не случилось ли чего.
Женщина, грустно улыбнувшись, опустила голову. Я чувствовал себя полным дураком! Немного помолчав, она заговорила.
— Понимаете, мой сын на войне.
Я вздрогнул. Перебивать её не хотел, да и что сказать в такой ситуации, не знал. Но она продолжала.
— Его призвали сразу же после срочной службы. Я протестовала, писала письма, ездила в военное министерство — всё без толку. Повестку вручили и всё, никуда не деться. Дезертирство для него — позор.
Женщина поднялась из-за стола и направилась к серванту. Она осторожно достала фотокарточку, которую я заприметил ранее, рукой будто стёрла с неё пыль, пристально посмотрела на портрет, потом протянула мне. Я рассмотрел его поближе. Хороший парень, совсем еще молодой.
— Я одна за него боролась. Отца у него нет. — заговорила она. — Я думала не переживу этого, но как видите до сих пор жива… Зачем-то….
Её глаза наполнились слезами, но она продолжала говорить.
— Знаете, а ведь я всё ещё жду сына, до сих пор. Верю, что он вернётся. Потому и свет не гашу. Вдруг он ночью придёт, не увидит света, а так горит и я спокойна.
Она как-то по-детски сложила ладони под подбородком и теперь смотрела уже не на меня, не на фотографию, а куда-то сквозь стену.
— Я так хочу, чтобы он вернулся. Неважно, днём или ночью. И пусть этот свет станет для него маяком.
По моей спине побежали мурашки. «Какая война?» — напряжённо думал я, ломая голову, но молчал. Непроизвольно я взял фотографию со стола. Перевернул. На обороте неаккуратным почерком было выведено:
«От родного сына любимой маме на память!
г. Шали. Чеченская Республика. 1999 год.»