Сделка-only (СИ)

Глава 27

Зачем изобретать велосипед, если его кто-то изобрел до вас?

Вот и я решаю воспользоваться старым, добрым, давно проверенным и прекрасно себя зарекомендовавшим способом, который гласит: «Лучшая защита — нападение!»

Нет, ну а что этот старый олень хочет?

Чтобы я молча стояла, пока меня будут морально распекать и унижать, а затем еще и терпеливо сносила его поползновения?

Да хренушки ему!

С какой стати?

Как протянет свои старческие лапы, так по роже и получит!

Ух! Это я только порог перешагиваю, и генеральный мне еще ни слова не сказал, но я уже готова идти в крестовый поход.

Спасибо Ванюше, такой заряд злости вложил, что даже увольнение — единственное, что Игнатов старший может мне предъявить, уже не пугает. Как и испорченная репутация.

К черту! Пробьюсь с нуля.

Сейчас, когда я киплю подобно котелку, подпрыгивающему на плите, мне море по колено.

— Доброе утро, Вера Владимировна! — мурлыкает генеральный, прожигая при этом колючим взглядом.

Зря старается. Мне урчащие нотки нравятся только в одном голосе. Том, что сегодня утром разбудил, предупредив о возвращении в город, и на свидание вечером пригласил. А колючий взгляд… так у его сыночка он не менее неприятный.

Бывает же такое, видишь в человеке только хорошее, сглаживаешь для себя недостатки от его резкости, думаешь, что любишь, прощаешь, а потом, раз, и он переступает черту, показывает истинное лицо мерзавца. И всё. Все скидки и авансы, которые ты ему столько раз давала, обнуляются. И чувств нет, есть лишь глухое неприятие, стойкое отторжение и желание больше не встречаться, чтобы не думать сколько времени, сил и нервов потрачено впустую.

Ладно, не до младшего сейчас, вон, старший пытается прогнуть.

Неторопливо прохожу до царского стола, не кричать же от двери. Спину держу ровно. Плечи расправлены, подбородок приподнят.

Хрен угадал, если ждал, что я лебезить буду.

— Доброе утро, Сергей Сергеевич, — прямо встречаю его взгляд. — Подскажите-ка, по какому поводу Вы мне розы приносили?

Ну да, как решила, так и действую.

Нападаю первой.

— Чтобы сына разозлить? Верно?

Этот вопрос приходит в голову внезапно.

Как озарение.

И следом включается логика.

Ведь правда, если подумать… почему Игнатов-старший выбрал именно воскресенье? И именно послеобеденное время, как сказала Клавдия Ильинична? Почему не субботу или пятницу? Почему не утро? Почему напряг своего водителя в выходной день, а не курьера? Почему тот молча снес удар по лицу?

Как много интересных «почему?».

И да, если вспомнить, соседка же сказала, что Ильин пришел по лестнице, а Игнатов-младший поднялся на лифте. Будто… ну так и есть, водитель был в курсе, что Иван вернулся в город, явно по приказу начальника поджидал его у моего дома и, увидев, что тот приехал и паркуется, рванул наверх первым. Ножками, чтобы не застрять случайно в кабине и не пересечься с «объектом» раньше срока. Специально дождался в парадной, когда пиликнет лифт, и в мою дверь стал колотить и шуметь, чтобы заставить меня поскорее открыть. Для остроты сцены…

— Вы специально этот концерт разыграли, — не спрашиваю, говорю уверенно.

Вот же мерзкий кукловод. Ловко всё придумал и организовал.

И сейчас сидит, разглядывает меня, нисколько не испытывая стыда.

Паразит!

— И как, много Максу за испорченное лицо приплатили? А сами не пошли, чтобы не рисковать? И, наверное, шибко расстроились, — широко язвительно улыбаюсь, — когда узнали, что я в Вашем представлении не поучаствовала. Ай-ай-ай, плохая девчонка Вера не оказалась дома.

— Да, Орлова, я в тебе не ошибся, баба ты умная, — Сергей Сергеевич откидывается на спинку кресла и, препарируя меня взглядом, медленно поглаживает ладонями подлокотники. — Сообразительная. Только тебе это всё равно не помогло. Иван в тебе разочаровался. Взбесился и показал себя настоящего. Я прав? Вы же уже виделись? И как? Потрепал немного? Напугал?

— Какое это имеет значение?

Не спешу отвечать на вопросы и выказывать какие-либо эмоции. Но Игнатов-старший — тертый калач. И сыночка, видимо, знает лучше меня.

— В принципе, никакого уже, — ухмыляется. — Своего я добился.

А вот теперь его логика от меня ускользает.

— Чего именно? — хмурю лоб.

Ну интересно же понять, для чего тебя использовали, да еще и в темную, как оказывается. Хотя, то что свои лапы ко мне больше не тянет — очень хорошо.

— Раньше был шанс, что он от тебя не отцепится, будет возвращаться, вымаливать прощение и, вполне возможно, бросит невесту. Сильно ты его своей девственностью и влюбленными глазищами зацепила. А теперь, если и захочет прийти, то только чтобы сбросить напряжение. Как со шлюхой. Потому что всегда будет думать, что ты ему неверна. Поверь на слово, Макс ему на ухо кое-что шепнул. Привязать его к себе у тебя больше не выйдет.

— Да мне и не нужно, — фыркаю, мотая головой.

У меня Арский есть. Произношу мысленно и понимаю, что…

А Сергей Сергеевич-то, не в курсе. Об этом лишь Иван знает… кстати, откуда? Неужели следил?

Передергивает, когда представляю, до чего он с воскресенья до вторника дошел. Как себя накрутил, когда сначала папашкиного водителя застал с цветами и ля-мур-ной запиской, а потом меня с Виктором увидел.

Нет, мне его не жалко. Увидел — и увидел. Он первый меня унизил, предал и, по факту бросил. А я его даже не пыталась. И встречи с Арским — это не попытка выбить клин клином, вызвать ревность или использовать того с целью забыть своего первого мужчину.

Да и какой Иван мужчина после своего-то свинства? Так, жалкая пародия.

А Виктор… нет, громких слов о нем говорить не стану, рано еще. Но одно знаю точно, манипулировать им в темную — ни за что не буду. Потому что он мне нравится не только как надежный мужчина, умеющий держать слово, но и как щедрый и отзывчивый человек.

— То есть, — складываю руки на груди и наклоняю голову вбок, — всю эту многоходовку Вы сделали, чтобы обезопасить отношения Ивана и Ольги? Решили объединить капиталы двух семей?

— В принципе, Верочка, это не твоего ума дело, — прищуривается генеральный и медленно нижнюю губу языком облизывает. Бр-рр-ррр, тоже мне старпёр-соблазнитель, — но ты действительно сообразительная. Да, Маркова выбрала Ивана, и я приложу все силы, чтобы они были вместе. Любой ценой. Поняла?

— Конечно, — киваю без промедления.

Мне его идея и самой очень нравится. Пусть Ванюша растворится в новых отношениях, захлебнется и утонет. Главное, забудет про меня, окончательно и бесповоротно. И я буду так счастлива, так счастлива, как ни один из Игнатовых себе даже не представляет.

— Ну, раз поняла, иди к Павловой, пиши заявление на увольнение. Я сам заверю. И проваливай прямо сегодня. Без отработки. Иначе, уберу по статье. Повод найду, не сомневайся. Еще и такие рекомендации дам, что даже уборщицей устроиться не сможешь. И к Ивану не суйся, иначе намеками цветов дело не обойдется. Любовниками тебя обеспечу по самое «не хочу».

Сжимаю кулаки, заставляя себя стоять на месте и сохранять непринужденную улыбку.

Но как же сильно хочется рвануть вперед и расцарапать мерзкую рожу «царя-самодура». Это он мне, считай, в открытую угрозы одну за другой швыряет. А я проглатываю.

Скотина!

— Вообще-то, Сергей Сергеевич, Вы слегка опоздали. Заявление я уже написала и Мельниковой отнесла. Как раз перед визитом к Вам.

Как же он меня бесит, боже!

Но я продолжаю улыбаться и говорить. Ни за что не позволю ему напоследок меня унизить.

— А что касается Киры Георгиевны, так зачем ее беспокоить. Я прямо сейчас лично для Вас еще одно настрочу.

Без приглашения выдвигаю стул, присесть на который за всё время разговора мне никто не предложил, и, в наглую взяв с царского стола лист бумаги и ручку, сажусь.

На нервах рука подрагивает. Но я не спешу. Закидываю ногу на ногу. Поддергиваю рукава блузы и, прикусив изнутри губу, чтобы собраться и переключиться с нервного озноба на легкую боль, вывожу уже привычный текст.

Чувствую, что сальный взгляд Игнатова-старшего следит за каждым моим жестом, мимикой. Скользит, изучает. Но не реагирую. Помнится, познакомившись с Денисом, я вспоминала про железные нервы, без которых в «Слайтон-строй» не обойтись. Как же была права.

— Пожалуйста, — расписавшись и звонко поставив точку, протягиваю заявление самодуру. — Визируйте.

— Приветствую!

— Доброе утро!

В этот же момент раздается из-за спины.

Не успеваю собраться. Вздрагиваю. Один из двух голосов мне слишком хорошо знаком.

Но, к счастью, мой испуг никто не замечает, потому что Игнатов-старший моментально преображается. Расплывшись в слащавой улыбке, он подрывается из кресла и бежит встречать дорогих гостей.

Оборачиваюсь и встречаюсь глазами с Иваном, обнимающим свою невесту.

— Оленька, какая радость, что ты пришла. Проходите, ребята, не стойте на пороге, — воркующий голос генерального бьет по нервным окончаниям. — Я сейчас попрошу Киру Георгиевну приготовить нам чай. Или кофе будете? Ах, какие у нас есть пирожные.

Интересно, только я вижу всю неестественность поведения Сергея Сергеевича?

Впрочем, какая мне разница? Хотя нет, сыночек тоже на батьку зыркает странно, а потом вновь на меня взгляд переводит, точнее на лист бумаги, который я так и держу в протянутой руке.

— Что это?

Вопрос Игнатова-младшего вылетает одновременно с моим.

— Не буду мешать, документ оставлю на столе.

Спешу выйти. Противно находится в обществе, где все личности без исключения вызывают лишь отвращение. Да и к тому же больше не за чем. Я ж уволилась.

Не успеваю. Ивану неймется. Забыв про Маркову, он подлетает вплотную ко мне, выхватывает заявление и, вчитавшись, цапает за плечо.

— Надо поговорить!

— Нет!

Это уже я.

— Иван! В чем дело?

А это его невеста.

— Сынок, мы все решили. Вера Владимировна захотела уволиться, — а вот и папаша-царь-говнюк.

— Думаю, она поторопилась.

Даже не думая меня отпускать, бывший жених берет направление к выходу.

Семеню следом, мечтая закатить скандал, но сдерживаюсь. Перед Марковой до жути не хочется унижаться. Тоже мне лебл@дь из высшего общества.

— Мы ненадолго, Оля, попей пока с папой чая. Я скоро вернусь и поедем в ресторан.

Фыркаю.

Пипец, идиллия.

От меня тогда чего надо?

— Забудь про увольнение, — а вот и требование.

Его Игнатов-младший озвучивает сразу, как только с силой вталкивает в свой кабинет. А затем еще и начинает наступать.

— А если нет?

Вздергиваю подбородок и стою на месте.

Надоело бояться и отступать.

— Сядешь по уголовному делу.