Сделка-only (СИ)

Глава 35

Пробуждение получается необычным. Сначала обоняние дразнит изумительный запах выпечки. Настойчивый, сладковато-ванильный, щекочущий нос и разжигающий аппетит. А после до слуха доносится негромкий звон посуды и тихие, еле различимые мужской и женский голоса.

Не до конца проснувшись, хмурюсь и переворачиваюсь с живота на спину. Медленно моргаю, потирая глаза, и осматриваюсь. Подмечаю зашторенные окна и незнакомую обстановку, а еще движение.

— Доброе утро, Вера. Это гостевая спальня, — поясняет хозяин дома, беззвучно появляясь на пороге.

Арский застывает в проеме, опираясь на ручку приоткрытой двери. В серых спортивных штанах, белой футболке и босиком он кажется очень домашним. Но его совершенно нечитаемый взгляд портит всю картину, потому что с места в карьер отбрасывает меня во вчера.

— Доброе утро, — хрипло повторяю его приветствие, не совсем уверенная в правдивости произнесенных слов.

— Тебе хватит пятнадцати минут, чтобы проснуться, умыться и выйти к завтраку? Елена уже практически всё приготовила, — голос Виктора звучит негромко и ровно.

— Успею, — автоматически копирую его интонацию и наблюдаю, как, кивнув, мужчина разворачивается и закрывает за собой дверь.

Вот и поговорили.

Оставшись одна, вновь падаю на подушку и громко, протяжно выдыхаю, разглядывая идеально белый потолок. Хочется вот такой же чистоты и ясности в жизни, но пока в ней только жуткая мешанина из серых и темных красок и мало понимания, как приводить всё в норму.

Даже тело какое-то ватное, и ощущение внутри, будто и не спала вовсе, а просто на время отключалась. Причем, как вчера впала в какое-то пограничное состояние нервного напряжения, так сегодня из него и вынырнула, ничего толком не решив и ни к чему не придя.

И чует моя попа, что разбор полетов, учиненный Виктором, еще далеко не закончился, лишь сдвинулся на более удобное для него время. А самый пи@дец притаился где-то поблизости и только ждет момента, когда я чуть-чуть расслаблюсь, чтобы явить себя во всей красе.

Еще раз громко и резко выдыхаю и, подчиняясь интуиции, поворачиваю голову влево, чтобы убедиться, что моё предположение верно. Соседняя подушка нисколько не примята. Виктор ночевал в другой комнате. Своей.

Сглатываю горечь понимания, что рядом со мной он провести время не захотел, и следующим действием сдергиваю одеяло.

Ну, хотя бы немного раздел. Фыркаю, мысленно пиная собственную гордость. Снял спортивный костюм, оставив нижнее белье и футболку.

Что ж, пожалуй, стоит сказать ему спасибо. Меняю направление мыслей. После вчерашнего душевного стриптиза, телесный реально был бы лишним.

Выделенного времени с лихвой хватает, чтобы умыться и почистить зубы новой щеткой, предусмотрительно положенной рядом с пастой на раковину, причесаться и заколоть волосы в короткий хвостик, надеть спортивные штаны от костюма, найденные на спинке кресла, и… даже заправить кровать.

Оставлять ее расхристанной — не позволяет совесть. А уж дальше пусть сами решают. Надумает Елена прямо сейчас менять постельное бельё — флаг ей в руки. Разворошит снова. Нет, так нет. Кто знает, какие указания ей даёт Виктор, который… который уже не просто настораживает своей отстраненностью и немногословием, а слегка пугает. Как и тем, что я совершенно теряюсь, стараясь его прочитать.

Он второй день ведет себя будто незнакомец, а не тот мужчина, что выиграл у меня в шахматы желание и попросил называть себя Витей, и от этого факта подкидывает. Да так, что хоть на стену лезь. Арский в амплуа затаившегося громовержца выворачивает душу наизнанку.

— Доброе утро, — поздороваться с Ольгой, первой замечающей мое появление на кухне и обращающейся по имени-отчеству, получается вполне естественно.

Как и улыбнуться.

Симпатичная женщина сорока пяти — сорока восьми лет настолько открыто излучает радушие и положительные эмоции, так по-матерински душевно пытается положить на мою тарелку всего повкуснее и побольше, и так откровенно возмущается моей худобой, обещая исправить это недоразумение, что я сама от себя не ожидаю, как перестаю постоянно фокусироваться на молчаливом хозяине дома, чье странное поведение помощница по хозяйству словно не замечает, и постепенно выдыхаю скопившее за утро напряжение.

За первым блином с творогом с удовольствием уминаю второй, а потом и третий, пока добрая хозяйка кухни наливает мне вторую чашку чая. И в отличие от Виктора, сидящего с ножом и вилкой, я, наплевав на все правила приличия, ем руками.

Мне так удобнее и вкуснее. А кому не нравится — пусть не смотрит. Решаю для себя и слегка теряюсь, когда натыкаюсь на потемневший свинцовый взгляд, внимательно наблюдающий за тем, как я, забывшись, облизываю масляные пальцы…

— Что? — спрашиваю одними губами, не торопясь прерывать своё невежество. Спалилась, так что уж теперь. Пусть видит.

И снова теряюсь, замечая, как уголки губ Виктора слегка дергаются вверх.

Ну слава богу, не совсем замороженный. Комментирую его преображение и… тянусь за четвертым кружевным наслаждением.

Хочется.

— Наелась? — уточняет мужчина минут через пятнадцать, когда я, чувствуя себя обожравшейся листьев гусеницей, довольно отваливаюсь от стола и облокачиваюсь на спинку стула.

— Угу, — соглашаюсь, отодвигая от себя подальше пустую тарелку, и вытираю губы и руки салфеткой. — Обожаю блины, особенно те, что не приходится печь самой.

Кидаю откровение, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Я запомню, — совершенно серьезно отвечает на мою реплику Арский и кивает в сторону выхода, — поговорим?

Ну вот и время казни подкралось.

Печалюсь мысленно и, поблагодарив Ольгу за прекрасный завтрак, поднимаюсь из-за стола. В кабинет вхожу вслед за хозяином. Неторопливо. Старательно сдерживая внутренний мандраж и подавляя в себе чувства котенка, нашкодившего в хозяйские тапки и потому жмущегося в угол.

В глубоком кресле располагаюсь с удобством. Помирать, так с музыкой. И, пока Виктор перекладывает на столе какие-то бумаги, осматриваюсь.

Светло-серые деревянные панели в отделке и черная сборная мебель из непонятного плотного материала, светлый пол и потолок, темные тканевые жалюзи на окнах. Много коричневых кожаных папок и… идеальный порядок.

Да, кабинет — реальное отражение личности хозяина. Строгий, лаконичный, часто мрачно-непробиваемый, но однозначно со светлой душой, которая открывается немногим и быстро захлопывается, если допустить ошибку.

— Что это? — уточняю, когда Арский без каких-либо комментариев выкладывает на стол передо мной распечатанный и уже прошитый документ, а поверх него гелевую ручку.

— Договор, — дает он малопонятное объяснение.

— И в чём суть? — прищуриваюсь, глядя в спину мужчину, пока тот неторопливо отходит к окну и занимает хозяйское кресло.

Наклоняться, брать в руки и вчитываться в бумаги не спешу. Во-первых, не предлагали, во-вторых, мне кажется, что я и не должна этого делать.

А вот почему?..

— Помнишь, Ве-ра, мы с тобой вчера говорили о доверии? — отвечает Виктор сразу на оба вопроса, озвученный и мыленный. — И ты сказала, что ко мне его испытываешь.

— Помню.

Произношу с коротким кивком и сцепляю увлажнившиеся ладони в замок.

— Сейчас ты готова это повторить?

— Готова.

— А подтвердить действием?

Ого.

Перевожу взгляд с нереального серьезного мужчины на лежащие передо мной бумаги и вновь вскидываю его вверх, чтобы утонуть в серых глазах.

— Ты хочешь, чтобы я подписала этот документ? — спрашиваю, чуть склоняя голову вбок.

— Верно, — отвечает неторопливо, делает паузу и… — но с одним условием.

— Каким? — проглотив нервный ком, задаю вопрос.

Сердце уже предчувствует расставленную ловушку и ускоряет бег, норовя прорваться к горлу, чтобы сбежать куда подальше.

— Ты подпишешь его, не читая.

Что?!

Смотрю в глаза Виктора.

Он смотрит в мои.

И, кажется, мы оба забываем моргать.

— Предлагаешь купить мне кота в мешке?

Не выдерживаю тишины первой.

— Хуже, Ве-ра. Предлагаю сделку. Онли-сделку.

— Не понимаю, — мотаю головой. — Я — юрист, но такого термина раньше никогда не встречала.

— Логично. Она будет на особых условиях. Заключенная здесь и сейчас. Между мной и тобой. Одна-единственная, нерушимая. Которая никогда и ни при каких обстоятельствах не сможет быть отыграна назад. Запомни: никаких правок, никакой обратной юридической силы, никаких форс-мажоров и невыполнения обязательств с твоей стороны.

— Только с моей? — цепляюсь к словам.

— С моей тоже.

— Подожди, но как я пойму, какие требования должна выполнять, если ты не даешь мне прочитать документ? — хмурю брови.

— В этом и суть доверия, Вера Владимировна, — хмыкает Виктор Алексеевич. — Я озвучу тебе условия на словах, а ты просто перевернешь этот документ на последнюю страницу и поставишь внизу автограф.

— Не читая?

— Не читая.

А если не подпишу?

Боже, как же я хочу задать этот вопрос, но…

Почему мне кажется, что сейчас мы вновь играем в шахматы? Только в этот раз не деревянными фигурками, а нами самими. И каждый мой рисковый шаг, желание показать характер или огрызнуться, приведут не просто к моей или его победе, а к тому, что доска под нами расколется на части. И второй попытки не будет.

А ее точно не будет, понимаю, глядя в серьезные глаза оппонента. Слишком сильно я его задела своей самостоятельностью и пренебрежением к словам.

Арский — мужчина. Всегда и во всем. И тут без вариантов. Либо с ним и за ним полюбовно, либо…

— Еще пара моментов, Ве-ра, — произносит он, когда от возникшей паузы внутренности начинают завязываться узлом. — Первый, ни один из озвученных пунктов не подлежит обсуждению. Я перечисляю — ты подписываешь… или не подписываешь. А это уже, второй пункт. Тогда мы просто и мирно расходимся…

… навсегда.

Добавляю неозвученное им слово.

Незаметно посильнее сжимаю кулаки и, превозмогая оцепенение, сковавшее тело в невидимые путы, киваю.

— Я слушаю.

Прежде чем начать, Виктор откидывается на спинку собственного кресла и несколько безумно затяжных секунд меня изучает. И пусть мне это только кажется, но я хочу верить, что в серых глазах мелькает не холод, а тепло, то тепло, которым этот мужчина так щедро делился со мной всего лишь сутки назад.

— Ты — становишься моей женой и в ближайший год радуешь меня новостью о наследнике. Я — самостоятельно, целиком и полностью закрываю все твои вопросы с Игнатовыми, включая «Гора-Строй».

«Гора-Строй» — тот самый камень, который удавкой на шее тянул меня на дно. Крючок, который до кровавых росчерков цеплял и удерживал, не позволяя рыпнуться в сторону.

Не могу сдержать протяжного выдоха, но делаю его максимально беззвучно. Чувствую себя шариком, который взяли и резко проткнули. Вот только вместо того, чтобы с шипением вбиваться в асфальт, он устремляется ввысь.

Да, Виктор прав, озвученные им пункты рождают в голове массу вопросов, требуют десятки уточнений и сотни пояснений. Особенно тот, который он обязуется выполнить сам. Потому что это не только гораздо больше, чем я могла ожидать, это… чудо, которое вам протягивают в открытых ладонях. Он не просто собирается меня простить за глупости, совершенные по незнанию, он планирует меня же защищать.

Меня… саму себя уже обвинившую в косвенной причастности к смерти его сестры.

Доверие?

Да, именно с него всё и началось. С того чувства, которое я, оказывается, давно где-то потеряла и не заметила. А сидящий передо мной мужчина, молчаливо наблюдающий за сменой эмоций на моем лице, не захотел мириться и теперь настойчиво и жестко, как умеет, пытается его вернуть. Впихнуть в меня. Сделать другой.

Готова ли я меняться?

Хороший вопрос.

Но и ответ известен.

Готова. С ним.

Больше ни секунды не медля, подхватываю ручку, переворачиваю договор, не видя в нем ни одной буквы, отгибаю последний лист и подрагивающими пальцами вырисовываю чуть кривоватый автограф.

Я свой выбор сделала.