Сдвигология русского стиха

Сдвигология, сдвигика – наука о сдвигах

«Опять сдвигология. снова фактура, форма, техника когда же поэты запоют от души, как парень на баял лайке» и проч. и проч. – такие голоса еще раздаются из глухих углов литературы.

«Нам немедленно надо разрешить все мировые вопросы, да пожалуй еще поговорить по душам с Марсом – вот задача, достойная поэтов и магов, а на меньшее мы не согласны!»

Еще не так давно, например, почиталось для поэта священной обязанностью предсказать пришествие Антихриста, судьбы Рима и Востока. Это ничего, что слова были дряненькие, «с чужого плеча», рифмовали все время воля – доля, кровь – любовь, глазки – сказки, очи – ночи, сны – весны (30 % рифм у Блока) – зато «идея» была великая – «Жена в солнце», «мирозданья раскуем» и проч. мистический Шерлокизм.

В настоящей книге я показываю, что и по сей час многие, даже очень почтенные метры, сильно глуховаты и «дерут» неимоверно, указываю, что сдвигология – основа стиха – в нашей поэтике неизвестна!

Мы еще дети в технике речи, а беремся в произведениях за решение всех поголовно вопросов мироздания и стыдимся поучится искусству, как таковому,

Легкие лавры и лимоны халтуры съедают литературу, и есть надежда, что со временем все поэты станут Демьянами Бедными или Водиславами Худосевичами – легкие хореисты расцветут махоровым цветом и – смерть поэтам, да здравствуют строконэпы!..

Как это ни странно – футуристам, разрушителям по преимуществу, приходится быть на страже стихотворного ремесла и поэтической техники! Но, когда собственный дом горит, каждый сам себе пожарный! Лом в руки! Коптящий и тревожный фонарь будет освещать наш путь!..

Кто угадает, что значит сия загадочная строка:

оказывается, ото посвящение Ахматовой поэта С. Рафаловича и напечатано оно так: сплетя хулу с осанною, а читается, как выше приведено – какой-то церковно-слав. глагол или сплетяха, лу (сокращ. от Лу-лу?) – сосанна (имя или название от сосать?). Человеку услыхавшему эту строку в первый раз от чтеца, наверно послышится такая странность. Это – пример звукового сдвига.

Слияние двух звуков (фонем), или двух слов как звуковых единиц, в одно звуковое пятно, назовем звуковым сдвигом, напр. – голос нежный, какунервного Кубелика смычек, Икущи роз.

Сплетяху и сосанна – явления сдвига, лу – явление слома (обломок).

Могу – слом, чемодан – сдвиг. Львы – сдвиг (заимствованный Пушкиным у Жуковского?!)

Данила – сдвиг.

– мрачные сдвиги покойника-юмориста (Эм. Герман, он же Эмиль Кроткий) задавленного и съеденного молимузами (автомобилем? лимузином?),

И вот над гробом неосторожной жертвы коварных сдвигов: –

Теперь Шагинян может воскликнуть его же словами:

Бедный смерчонный труженик!..

Что символисты потеряли голос и выдохлись – это заметили даже… «Литературные записки», называя Брюсова, потерявшим голос премьером, а Горнфельд там же замечает, что Андрей Белый подпал в лирике под влияние футуристов (это же в свое время заметил у Кузьмина Свентицкий, а у Пильняка – Львов-Рогачевский). Что Брюсов потерял голос, это не совсем точно, вернее сказать – он никогда не имел его.

Вот что Брюсов пишет теперь:

«Дали» 1922 г.

– строчка совершенно не выговариваемая, попробуйте произнести ее залпом!?

У Брюсова симптоматично заплетается язык:

– опять не выговаримое! Вдобавок сдвиг: текта.

– смысл фразы темен, только и слышно: та-та-та, та-та, и весь прием – давно приевшаяся бальмонтовщина!

– опять бубнит пробка: бубу-бу-бу. Построение однообразное, механическое и совершенно не верное. В «фактуре слова» я уже указывал, что однообразное повторение одинаковых звуков не всегда усиливает их, так: фи! – для выражения неприятного, но фи-фи! – уже скорее легкомысленное, бо – большое, а бо-бо малое.

Брюсов думал, что бу-бу-бу усиливает бурю, а получается юмористика! Нет интонации, нет оттенков, усилений, нарастания звука! Хотя бы у Маяковского поучился:

– от глухого бу через увлажненное брю переход в звонкое бей-эй! Однообразное б разнообразится гласными.

Еще из книги Брюсова:

– В последних строчках замечательные существа: Мой рамли дикели (что их кушают вроде пикулей что ли?..) – плохо пишет Брюсов теперь, а вот что писал он 10 лет назад:

Заплетающийся язык в полном ходу!

Липучка без конца!.

– И эта гиль и Врагиль и 100 летние львы преподносятся юношеству и помещаются автором в избранных стихах! Глухота Брюсова доходит до анекдота:

С такими чудовищными сдвигами могут конкурировать только М. Кузмин, написавший в Александрийских песнях:

И С. Городецкий, сказавший по другому поводу в «Иве»:

– Чем не Пушкинский анекдот?!

Соперничает с Брюсовым еще наш мелодичнейший, музыкальнейший, неподражаемый Блок:

(сравни у Лермонтова: и безпечна, как они)

«В литературном отношении Блок был просвещенный консерватор… английский консерватизм лордов» (О. Мандельштам).

Известна эта – страшно сказать – «просвещенная жандармерия»! Для нового – «не пущать», а сами тайно словоблудят под видом служения высшим идеалам и просто безовсяких…

А вот парнасец Гумилев:

А вот монахиня Ахматова… но пощадим ее женскую стыдливость, кстати многие сотни примеров из этих авторов приведены в моей книге «Малохолия в капоте».

Хороши недавние премьеры, когда их неумелые строчки нельзя ни в каком обществе вслух произнести!

Какой же там символизм и Маркс с Марсом, когда и двух простых слов связать не умеют.

И еще все время толкуют о Пушкине, а тот так был чуток, что отдаленнейший намек на смешной сдвиг, его отпугивал:

«Нет ничего легче поставить

но инкакр… а слово грузинка тут необходимо» (Пушкин письма). Впрочем шаловливые сдвиги были и у него…

А вот как Белый подпал под влияние футуристов:

А вот что печатал В. Хлебников еще в 1912 г.

– оказывается, не влияние футуристов, а плагиат у них!

А кто не узнает Хлебниковского «влияния» в строчках из «Котика Летаева», «Зензею зензеял комар: зазиньзинькал мне в уши; меня понесли на диван-зевачом».

А у Хлебникова:

Зевач навеян смехачом Хлебникова. Даже Смешонков, Смехов и Смешков утащил у Хлебникова и подкинул в свою «Офейру». Таких влияний бесконечно в «Котике Летаеве», кстати вообще подражательном. Хотя бы в своем скучнейшем и несуразнейшем размере: весь «Котик» написан… гекзаметром! Каково это для прозаического романа? – например «Братья Карамазовы» в гекзаметре – это был бы самый неуклюжий гроб от которого на 3 версты несло б скукой, трухой и молью!

Вот как написан весь «Котик»:

Гегзаметром написаны «Офейра», «Возвращение на родину» и др.

Все, что выдумывает сам Белый, воистину смехотворно – и применение размеров и неологизмы:

– Пенснейное – более слякотного сюсюкающего и пахнущего дождливой псиной слова не придумаешь! И опять любовь к ени.

(Смотри мою книгу: «Тайные пороки академиков»).

Или вот его самостоятельные строки:

Вязнущий Белый пытается схватиться за трафаретные

Дальше конечно лезут «руки», «час – алмаз», «очи – ночи» и прочая труха и графомания!..

В 1913 г. о стиле Белого я писал: «бесконечная канитель Белого» – теперь после его распыленных офейр и эпопей, прозаических гекзаметров и непережеванных плагиатов кажется это можно сказать определенно и безошибочно!

Все это только о стиле!

Можно, конечно, многое сказать о дурного тона расточительности, нецелесообразности, неуклюжем разворачивании сюжета, чрезвычайной ритмической бедности и о прочих прелестях хваленой симфонической композиции прозы Белого – но это в наши задачи не входит.

Доказывать же, что Белый лучше или хуже, скажем, Пильняка, такая же непроизводительная трата времени, как с пеной у рта спорить, что лучше: – быть повешенным или удавленным?!

Мистика символистов кончилась трагично, к ним применимы слова поэта А. Чачикова:

Нет, истинная поэзия от них ушла навсегда и не случайно!..

Составных рифм (вернее сказать – сдвиговых) бесконечное множество у всех современных поэтов: у Маяковского и Хлебникова, у Брюсова и Белого, Ахматовой и Блока, и наконец у большинства молодых поэтов.

Возьмем, напр., поэтессу Н. Бенар, только в этом году выпустившую книгу: «Корабль отплывающий». Вот какие у нее (и типичные для всей теперешней поэтической молодежи) рифмы:

И в других стихах: тепло еще – площади, знака ли – плакали, обрыв кинув – обрывки.

Составные рифмы дают неожиданно для автора ряд неологизмов: теперья (множ. число от теперь?), тепло еще (увелич. степ. от тепло? сравни – побоище).

Особый вид сдвиговой рифмы представляет переносная или так наз. «двустволка».

Шуточное стихотворение:

Недоверчивый читатель подумает, что я выискивал у авторов их редкие случайные ошибки, но если он откроет любого поэта, особенно современного – он сам найдет их на любой странице, и чем поэт бездарнее безголосее, тем сдвигов больше и самых корявых, ненужных, неожиданных для самого автора.

А. Шемшурин в книге «Футуризм в стихах Брюсова» собрал целый том сдвигов в стихах Брюсова и Северянина, а им отмечены еще не все случаи. Мы видели также, что современная рифма типически сдвиговая – следовательно сдвигов надо ждать в каждой строчке, а если прибавить еще внутренние рифмы да сдвиговые образы и синтаксис – то и выходит, что все стихи – сплошной сдвиг!

Р. Якобсон поэтому имел полное право писать: «по существу всякое слово поэтического языка в сопоставлении с языком практическим – как фонетически, так и семантически – деформировано!» А. И. Терентьев мог заявить «мастерство, т. е. уменье ошибаться», для поэта означает – думать ухом, а не головой… всякий поэт есть поэт «заумный».

Сдвиг – яд, очень опасный в неопытных руках глухачей, но его же можно использовать как хороший прием, например: желая придать слову «цикута» еще большую увлажненность, я искал такой фразы, в которой бы «цикута» помещалась в середине строчки и перед ней союз и, для получения посредством стыка сдвигового слова «ицикута», так получился стих:

Или в другом стихотворении – мягкое уи: «губами нежными как у Иосифа пухового перед рождением Христа» –

Еще случай:

Слово «важурные» написано нарочно слитно, дабы подчеркнуть что в данном случае сдвиг умышлен и желателен; вообще же поэты не знают что им делать с предлогами и союзами, одни их вовсе выбрасывают, другие пишут на полях, у третьих же получаются, конечно неожиданные чудовища о двух головах: икот, икошка, икотики, о слава всем отраву пьющим, ик мудрому старцу подъехал Олег,

(ишак, у Брюсова) и т. д,

Самые неудобочитаемые, случайно-ненужные, неприличные и неприятные сдвиги у поэтов, технически слабых и глуховатых.

На сдвигах основано множество острот и анекдотов. Влад. Соловьев в «Шуточных пьесах» каламбурит:

– …А что за сим – тотчас же ты узнаешь! (бьет его)

– Бей меня, о жестокая, но не забывай моего имени! Меня зовут Альсим, Альсим, а не Зосим!

Такая чуткость к словам делает честь Соловьеву, но плох дилетантизм и отсутствие метода, иначе Соловьев не написал бы в тех же пьесах:

Итак, поэты обычно слышат сдвиги, но как недоучки!

Значение звука. Установка на звук – сдвиг смысла. Почему –

какой такой – нафталинный? – едкий, аптекарский неприятный?! Если в поэзии доминирует звук, мы должны в первую очередь исходить от него, и тогда ясно, что нафталинный, – легкий по голосу, – означает невесомость, летучесть, – кстати этот эпитет и есть дополнение к любящему, пухово-легкому в полете – Нафталинный на-фа-та-линный (фата).

Одинаково звучащие слова в поэзии равнозначущи и по смыслу (Терентьев); так, легкий по звуку парашют равен пюпитру, Юпитеру и пилюле, горшок равен горшку, грошику, рогоже и брошке!

Поэтому, можно встретить образ странный и нелепый по смыслу, но по звуку вполне необходимый: «у меня изумрудно неприличен каждый кусок» – эпитет взят главным образом за резкость звука (рзуда), таковы же строчки из моей «весны с угощением»:

если в смысловом отношении эти образы и «случайны», зато в звуковом отношении они дают глухо-рокочущую гамму, – итак мы переходим к звуко-образу и звуко-эпитету.

Интересна в этом отношении история звука ф. Он дает ряд легчайших слов: фосфены, неофиты, фитин, флюиды, фосфор …филе! – в звуко-образе они почти тождественны!

Вот гамма ф со слякотно брезгливым оттенком – (стихи И. Зданевича о нынешнем Пикассо) –

Звук ф необходим для слякотцы, галантности, даже у уголовных каторжников: «салфет вашей милости» – так они любезничают, «суфлера» – девица легкого поведения, «Фраер» – богатый гость у «девицы», пожива для жуликов,

Тяжело-мрачный Тютчев, конечно, не любил ф, а флиртующий И. Северянин злоупотреблял им (его фиоли, фиалки, фиалы, фланели, violet'ы, фарфоры и буфеты, рифмы: Тургенеф – сиренеф, лесоф – голософ и т. п.) если взять наиболее известные стихи этих поэтов, то встречаемость ф у Тютчева 1, а у Северянина 20!

Еще о фонетической окраске поэтов: любящий словища Маяковский, конечно строится на з-ж-р-щ-г (режь, рушь, жги…).

Туманный Блок в лучших стихах (Незнакомка и шаги Командора) на аннном = аннаанна.

Томление в Пушкинском Онегине построено на енном (так и главные герои романа: Евгений, (Л)енский, (Тат)ьяна) вот почему можно говорить не краснея о евенине в звуко-образе Пушкина. Определенный звукоряд поэта сдвигает его содержание в определенную сторону – поэт зависит от своего голоса и горла!

Привожу статейку футуриста Терентьева, выясняющую проблему сдвигового образа и эпитета:

Маршрут шаризны

Закон случайности в искусстве.

Неожиданное слово для всякого поэта важнейший секрет искусства. Размышляя о круглом маслянистом цветке, стихотворец не удовлетворяется произнесением имени цветка, – он говорит: «прекрасная», «черная» или «ожиревшая роза».

От прямой, кратчайшей линии рассудка, поэзия всегда уклонялась к небрежной странности, увеличивая градус этого отклонения в последовательной вражде школ.

С незапамятных времен существует в искусстве прием сопоставления вещей, который одновременно и похожи и непохожи друг на друга: теория контрастов.

В пределах этого приема умещаются все школы, включая и футуристическую.

Если изобразить чертежом степень, в которой тот или иной поэт позволяет себе использовать силу контраста, – получится схема напоминающая веер, верхнее ребро которого можно принять за линию рассудка (минуя средние ребра), на нижнем написать хотя бы из Бурлюка (пример крайнего контраста) –

Очевидно, с каждым веком подрастает некая сила, подобная ветру, которая все упорнее мешает поэтам стрелять прямо в цель и требует изощренной баллистики.

Заменяя «красоту» – «уродством», «смысл» – «нелепостью», «величие» – «ничтожеством», – футуристы дали борьбе старого искусства с… ветром… летаргии… последнее напряжение мышц. Здесь кончила мучительную жизнь теория контрастов.

Новый закон имеет случайное название «маршрут шаризны», взятое мною из не напечатанных еще стихов А. Крученых:

(т. е. в восторге от кругосветного плавания).

Вокруг земли, под прямым углом к направлению творческой затеи, дует ветер летаргии.

Попадение в цель возможно только при стрельбе в обратную сторону (на обум): снаряд должен облететь оба полушарья, дважды сторонясь под ветром и тогда, описанная вокруг земли, восьмерка ударится концом в цель:

Эпитет контрастирующий заменен эпитетом нисчем не сообразным; стрельба в обратную сторону требует в работе над стихом особо важные части произведения отмечать словом, которое, «ни к селу ни к городу». Разряжение творческого вещества производится в сторону случайную!

Наибольшая степень наобумного в заумном –

Там и образы и слова выскакивают неожиданно даже для самого автора:

Первая строчка – произвольное искажение А. Блока («весны не будет и не надо»): общеупотребительная весна заменяется первым встречным «сестер».

Поэт стоит спиною к слову «весна», выстреливая словом «сестер»; последнее вылетает со свистом первой своей буквы «с», летит среди чуждых ему звуков, климатов и, завершив кругоземную восьмерку, попадает в слово «расцветем – свинтити», собственный звуковой двойник. В целом стихи создают иксвесну (x = весна)…

Привожу стихотворение, иллюстрирующее мысль Терентьева:

Первое сравнение – по сходству, второе – по контрасту и третье – случайное («нежное, какого даже не бывает – некая пещера, где ходят»…)

От импрессионизма к сдвиговому образу

Зарождение отчаяния –

Первая кровь –

Нарастание отчаяния, пассивность – все нипочем! –

Горькое пьяное отчаяние – до омерзения. –

Или например такой «сильно-гиперболический», по замечанию В. Иванова, образ:

Трагедия – сдвиг души – естественно выливается в резких, сдвиговых, образах:

Естественно, что высокая луна появляется на ходулях – но каким образом? Не так ли, как у Маяковского.

Или, как предполагал автор, ходули – длинные тени от оконной рамы, отбрасываемые луной?!..

А вот о времени, бредущем медленно-провинциально, тоскливо, скучно:

И наконец о гибели вселенной:

Здесь образы уходят в «наобумные» дали!..

От сдвиговых образов один шаг к сдвиговым словечкам к поэтическому слово-творчеству, словообразу:

Ямка – могилка, вякающая, неприятная, – звукообраз!

Может быть дальнейший путь поэтессы – заумный язык со всем его звуковым и образным богатством!..

У Хабиас сдвиговой прием сильно обнажен, на первом плане, а за ним волочатся мокрым хвостом рассказ, тенденция, тема.

Обилие неологизмов, переходящих в звуковой ряд, в разорванное слово, заумный язык… Вот шорохи, движение тела, любовная шалость –

Передача улиц: кружение слов по городу и беготня города в словах –

Кольца души поэта обнимают улыбки (лыбки) облысевших домов и улицы после продолжительного отсутствия. Строятся отдельные сценки городской жизни:

Сдвиговой прием оживляет конструкцию стиха, динамизирует слова!..

Даже засидевшаяся в кресле бабушка прорезывает зрителя:

Поэт Хабиас чувствует в себе присутствие небесных светил:

Пряность последней строчки – контраст архи-современных словечек на шляпе священников и шимпанз.

Поэт Валентин Катаев О «фонетических ассоциациях»

Дорогой тов. Крученых!

Спешу поделиться с Вами некоторыми своими наблюдениями в области звукообраза.

Смысловое значение какого нибудь данного слова прямым ассоциативным путем вызывает ряд других слов-значений, ничем друг с другом не связанных, кроме чисто субъективных представлений.

Звучанье слова, фонема, определенная звуковая конструкция – излучает ряд других слов, фонем, органически спаянных друг с другом совершенно объективными, звуковыми условиями. Я называю такой ряд – рядом фонетических ассоциаций.

«Звуковые повторы», не так давно установленные О. Бриком в качестве давно существующего стихотворного приема и принцип Хлебникова – «внутреннее склонение слов» – суть родители фонетических ассоциаций.

Сейчас этим приемом начинают пользоваться в широком масштабе.

Ряд: звоночек – извиненьем – здесь, – до такой степени связаны фонетически, что в композиции всей вещи образуют прочную ветку темы звененья, совершенно закрепляя ее.

Еще из Пастернака:

Моргая-фатаморганой! Здесь совершенно невероятное остранение (термин Эйхенбаумана, кажется) слова фата-моргана. Звуковая целесообразность вполне оправдывает рискованное применение этого слова и укрепляет за ним новую значимость.

Еще позволю привести пример из своей последней вещи:

первый ряд: черпать – черепа – черепах (укрепление темы арбузов) второй: – пузоватый – кузов – арбузов (темы парохода).

Здесь скрещиваются два ряда. Получается короткое смыкание и – искра разряда, запечатлевающая звуко-образ.

И так – вывод:

«фонетическая ассоциация» – сильный прием, позволяющий развивать и закреплять данную тему в плане определенной стихотворной композиции.

Если хотите – «фонет. ассоц» некий каламбур, но это совсем не плохо, потому что словесная острота и неожиданный блеск, возведенные в степень поэтического приема приобретают ценность прекрасного оружия… но пользоваться им следует с большим тактом, помня, что чисто механическое применение (без подлинного чутья к языку) обращает его острие в грудь бестактного бойца.

привет Валетин Катаев.

Пекинская горка

зима 922 года.

Сдвиг композиции – сдвиг эстетики.

Аполлон в перепалке (живопись в поэзии)

Рисунок – перпендикуляр сразмаху!

Необычное положение ноги: штопор или бурав…

Композиция у Пушкина – естественное хождение, шатание из угла в угол, и только смерть прекращала, проводила необходимую для рисунка черту!..

А в приведенном Терентьеве – необычность живописной компоновки!

Горизонталь пароходного рейса, пересеченная вертикалью карабканья верблюда – верблюд, воткнутый в пароход!

Кажущаяся нелепость – мудрость рисунка!..

Живопись – проявитель такой композиции поэта и начертание звуков: ударяемые крученых и ты дают звуковой тык штычек в отдувающегося, как пуховик, «мяхкаво евнуха»!..

(Человек, не стесняющийся делать публично все!)

Памятник ложится, но сейчас же протестует и встает, потому что он «трезвый»: резкий, прямой, резво вытянутый во фронт!

И тут же – «сплю» – распластанная постель (сравни: лежа бегаю)

Перпендикуляр мигающий!

Все изображается в неприсвоенном положении и направлении: ветер дует снизу – «вой из войлочной туфли лихо радуй».

– лихо радуй и лихорадуя (лихорадочно и пр.)

суп, выдернутый наголо!

лом, продырявливающий икону!

Построение: растянутый бульдог (растянутый куб!), воткнутый еж (нож), марширующий баталион телят (!) и снова – каша разливная и перепоротая

Корова стоя читает газету. Ноги – четыре перпендикуляра. Бритва языка подкашивает тяжелого быка – поэзия определяется графически! (Только при разборе я заметил, что в рукописи после четвероногих слов по четыре вопросит. и восклицат. знака!)

Каждое построение протыкается, проткнуто (проклято):

Созвучные слова. Общность их и в построении, которое выражается одним рисунком (–₁1): поверхность сливок на тарелке, рядом – стоящие жестянки и модница Яблоня повисла – а может, река Висла или висячая – и на берегу яблоко-ня, а повыше гладильной скрижалью заушающий Никола Угодник –

– не подходи, а то выгладит!

В страхе бегут «дезертировавшие меридианы» – сухощавные поджарые спортсмены, растянутые в бесконечность (лежачие бегут)

Три названия перпендикуляра:

1) кличка «трезвый» (человек)

2) Николай Угодник (дух)

3) Дезертировавшие меридианы (вселенная) «Птица-тройка! Кто за ней угонится»?!..

Наконец-то Щедрин дождался, что (мы) стали к нему перпендикулярны – смотри его «будьте перпендикулярны» (сравни: «я очень вам перпендикулярен»)…

Воткнутый под прямым углом кинжал классической трагедии не трогает современного сердца: он кажется холостым чертежом. По Аристотелю, красота доканчивалась гибелью. Акробатические выдумки старого искусства не были сами по себе достаточно интересны, почему публика верить могла в основательность танца только после сломанной шеи: это ее убеждало и восхищало!..

Веселье достигалось привешенным черепом

– Кубок – череп!

Грубость вкуса, воспитанная старым искусством, требует искренности лирика и гибели в трагедии. Мы живем в варварское время, когда «дело» ставится выше «слова», а у Терентьева: «цветут какаисты Бревна смехом», воткнутая нога (кинжал) – цветет сама (интересно осуществить все это на сцене!), а что делается с продырявленным евнухом – для композитора не видно, – сажаем мудрецов на кол, устраивая громоотвод жизни

Были подвижники, стали сдвижники!

В драмах Зданевича дан кинематограф перпендикуляров – ежеминутно встает и падает:

В «Янко» частокол-разбойников, косая блоха и распяленный Янко, испускающий вяло «фью».

В пьесе «Асел напрокат» вертикальные женихи с невестой (Зохной) и горизонтальный осел. К концу все ложатся в слезах наземь.

В третьей дра (!) «Остров Пасхи» беспрерывные смерть и воскрешение из пяти лиц, эффект выщербленного забора и спортивная комбинация пяти пальцев в сырное лицо смерти…

У-у – глухой рев книзу и затем резкий переход кверху (а) – раскрывшаяся пасть.

Опять «хлопасть»

Дальше: «гва-гва» – лягушачье трели и квак.

графичность вопросительного знака – кружение в военной пляске («вопросительный крючок» – выражение Пушкина)

– шипенье, брызги, чахи, хлопанье лопнувшей камеры на всю Европу

«Заюская гугулица» – (сравни: юсь, выусить как шерсть, моллюски) – тонкая, как волос блондинки, как математика. Гугулица – дикое у-у гу, – чудище на тонкой плюсне-ножке.

РИСУНКИ СЛОВ: (Терентьева, Крученых, И. Зданевич)

1 Свороченные головы – мочедан (чемодан), шрамное лицо, мрачья физиономия и др.

2 Двухглавые слова – я не ягений, зудовольствие

3 Сломанное туловище – мыслей (ударение на е)

4 Троичные в брюхе – злостеболь (злость и боль), брендень (бред, дребень, раздробленный день). Вчимдела.

5 Мохнатые слова – беден, как церковная лектриса (притягивает крысу), пеечка (мягкое, круглое, пенистое), случайка и др.

6 Третья нога – летитот (летит от) во сне на Козерога.

7 Однорельсные – жизь (вместо: жизнь), нра (нравится), глав, зав, врид.

8 Трехрельсные – циркорий (вставная буква р)

9 Свыжатой серединой – сно (вместо сон)

Еще возможны композиции: из разных кривых, лучистая, симультане, пятнистая и пр.

– Легкость (вертикальная фраза) и тяжесть (хржуб).

В заумных словах, освобожденных от груза смысла, наибольшая сила и самостоятельность звука, крайняя легкость (фьят, фьят; мечтаянный пюнь) и крайняя тяжесть (дыр-бул-щыл, хряч сарча Крочо, хо-бо-ро, хружб).

Чередование обычного и заумного языка – самая неожиданная композиция и фактура (наслоение и раздробление звуков) – оркестровая поэзия, все сочетающая

Замауль!..

Положения для будущих исследователей сдвига

Все эффекты в искусстве никогда не могут быть учтены (ибо произведение искусства организм живой и чрезвычайно сложный) сдвигология вскрывает их существование и дает нам в руки новое орудие, новое чтение, новую азбуку.

Где, казалось, был проскок сознания – там вскрывается сдвиг, тайная творческая работа, выдающая подчас многие секреты авторов!

Учредить особую «сдвиговую милицию» для своевременной ловли сдвигов у зазевавшихся авторов.

Двусмысленность, каламбур, чтение между строк, параллельный смысл, символизм.

Сдвиг приводит к созданию новых слов – неологизмов типа деньеще узрюли, теперья или неопределенных точно-заумных.

Заумный язык всегда – сдвиговой язык! –

в нем части искрошенных миров!!

юпяпик (И. Зданевич), любхею (Крученых), леся лежная лупанька ланя (И. Зданевич) –

Здесь некие ласкательные имена, словечки вновь рожденные; р-л-эз (Крученых) – угроза, резкость + икс

Может быть от корней слов все таки не уйдешь, но тогда придется считать корнем каждую букву, как то и пытался делать В. Хлебников!

Сдвиг насквозь пронизывает стих (особенно современный) он – одна ив важнейших частей стиха. Он меняет слова, строки, звучание.

Сдвиг передает движение и пространство

Сдвиг дает многозначимость и многообразность

Сдвиг – стиль современности

Сдвиг – вновь открытая Америка!..

«Слова ZAOUME (заумь) и Sdvigue (сдвиг) скоро получат право гражданства без перевода»

И. Зданевич

Несколько курьезов из книги «молодого марксиста» Я. Шапирштейн-Лерс «Русский футуризм» Москва 1922 года.

В 1913 году, когда русскую поэзию душили символисты и И. Северянин французистыми стишками, я кричал: «Не забывайте русского языка! Почаще пользуйтесь русскими слово-новшествами – они бывают выразительней неологизмов иностранных и т. д.» А Шапирштейн, забывая свою «историческую диалектику», в 1922 г. решил, что я вообще против культуры и Запада –

временной сдвиг укритика!

В той же книге Шапирштейном в футуристы зачислены Есенин, Мариенгоф и… Клюев! Жаль, что за бортом остались Вербицкая и Ахматова! Надеемся, что в следующем «исследовании» Шапирштейн исправит свою ошибку!!!..

В заумном слове всегда части разных слов (понятий и образов) то в простых соединениях (напр. Мартобря у Гоголя) то прихотливых и хитрых комбинациях, дающих заумный образ (составной, сдвиговой, сложный). Он иногда совпадает, а иногда борется с заумным фонетическим образом (совпадение: леся лежная лупанька, несовпадение: дифтеритка гляль – мяхкая звуковая окраска при замораживающем образном значении)

К. Чуковский в книге «футуристы» (1922 г.) говоря о заумном языке, приводит такой случай:

– изучая английский язык, я читал стихотворения Томаса Мура и они мне казались чарующими, именно потому, что я слабо улавливал смысл. Потом, через несколько лет, уже зная язык, я снова принялся их читать и почувствовал, что их главная прелесть исчезла» – да, естественно, п. ч. обычный язык в смысле выразительности слабее заумного в 1000 раз! И потому заумь не только средство прошлого, но главным образом поразительного будущего!

Запомните все!..

Там-же, говоря об одном из футуристов, Чуковский пишет:

– он вся наша Эпоха… национален, как Москва… подобно Шекспиру не мог не появится… он ничтожен, бесцветен… грандиозен и грозен… создал новые революционные формы для революционной эпохи… скучен, как тумба… пустяк мелочь… динамитик… апокалипсис!.. – И все это вмещается в одной голове! Наконец-то Чуковский блестяще решил квадратуру круга!

– Мозговой сдвиг укритика!..

В той же книге Чуковский пишет:

«вся поэзия (до известного предела) заумная»

– где же пределы? Какие щиты поставим? каких цензоров?

Заумное – вне законов рационализма! оно – арена, где тонет умок ручейка!..

Заумь – абсолютный сдвиг, полное изгнание темы (души). технический трюкизм, акробатизм образов, авто на ходулях, псохфокл в балагане! Верх эксцентризма!..

Короткий ответ всем моим критикам

А. Горнфельд поддельным пафосом, В. Брюсов заимствованным остроумием и тьма – тем критиков, пытаясь укусить меня, по своей трусливой природе, близко подходить не решаются, а только издали хором вопят: «Гениально, но все одно и тоже – словотворчество, азиатское рыканье, и заумь да заумь! ох, как это нам тошно – уморит он всех нас!.. Помогите Айхенвальды, Франки, Гершензоны»,

Конечно им желательно, чтобы я взял подряд на обучение несовершеннолетних парнасцев и записал триолетами по всем правилам питики «сороковатых годов» Так вот же – буду стоять на своем твердо и ждать, авось, этак лет через 20, притащатся наконец ко мне и остальные поэты, а не придут – мне и одному не скучно!

Да здравствует заумная поэтическая школа, – давшая новое искусство новой России!

Европа, слышишь?!..

Модельные стихи