— Ты слишком долго.
Мрачным взглядом встретил нас Горан, восседая на своем троне. Массивный стул из дерева, с резной спинкой и срубленными головами волков на подлокотниках.
Но слушать оправдания волкодав не стал. Бесшумно встал со своего места и зашагал в мою сторону.
— Брат, я выйду.
Слегка отпустив голову в поклоне, Деньяр покинул нас. Скрипнула кованная дверь, и мы остались один на один с кошмаром моих ночей. Волк подошел совсем близко, глядя на меня пристально и даже где-то жадно.
Я отвела взор очей в сторону. Играть в гляделки с лютым зверем смысла не было. Да и терпения тоже.
— Ненавидишь меня?
С легкой игривостью на кончике языка молвил Горан, обойдя меня и уставившись в рисунок на каменистой стене. Неровности и узоры напоминали военную карту местности. Вот лес, вот горы и молочная река…
— Молча презираю.
Тихо шепнула я в ответ, и мужчина хмыкнул, не поворачиваясь ко мне.
— Не стоит, Снежинка. Ненависть — чувство тяжелое, а ты у меня хрупкая. Надорвешься от тяжести.
— По своему опыту совет даешь? — скосила я на него глаза, и черный, по-прежнему оставаясь ко мне спиной, сначала промолчал, а потом резко перевел разговор в другое русло.
— Как ты попала на войну? Волкодаки — не люди, они своих самок ценят и лелеют.
Мрачно поведала ему свои мысли, не выдержав бремя обиды после услышанного. На миг широкая спина напряглась, но он по-прежнему не повернулся ко мне лицом. Может быть, оно и лучше?
— Я задал вопрос и жажду услышать ответ. Что ты делала в воинском лагере на войне?
Холодно молвила, уперевшись бедром в широкий край стола. Спина ныла и болела, она нуждалась в целебных мазях и отдыхе. А вот волкодака тянет на душевные разговоры.
— Ты сбежала из своего клана?
— Нет, меня взяли на фронт княжеские воины.
— Им нет пути в волчьих кланах! — раздраженно повел плечами Горан, и я устало согласилась.
— В волчьих не имеют, в людских — в своем праве. А я была сельской целительницей. Военнообязанной.
— Почему сельской целительницей? — удивился он, поворачиваясь ко мне боком. Пристально высматривая мое лицо, готовый в любое мгновение уличить меня во лжи.
— Потому как там родилась, там росла и там лечила. Там моя матушка была, и дом наш тоже там.
— А отец? Он же у тебя волкодак!
— А его не было. — пожала я плечами, устало оперевшись теперь и на руки в край стола. — Мать говорила, исчез, как только война началась, и больше не возвращался. То ли погиб, то ли бросил.
— Буран признал тебя своей дочерью! Грозился мне глотку за тебя перегрызть! Свою человечку в клан притащил!
Горан медленно закипал, от прежнего беспечного тона и спокойствия и следа не осталось. Не пойми что в нашем разговоре люто злило его. Но я не могла понять что.
— Ну все правильно. — меня откровенно клонило в сон, от боли и магического истощения тело требовало отдыха. — Двадцать одну осень назад беловолосый волкодак женился на моей матушке, к весне он отправился в родной клан и не вернулся. Матушка его не дождалась, ее арестовали и хотели повесить за связи с волками. Но она выжила, и к следующей зиме родилась я.
— Осень? Твои родители женились осенью? — неверующе глянул на меня волк, оторвавшись от карты и шагнув ближе. Сон как рукой сняло, я вся напряглась и сделала шажок в сторону, подальше от него.
— Так матушка рассказывала.
— И все эти зимы ты жила вдали от клана? — подойдя совсем близко, крепкий волкодав буквально зажал меня у края стола, положив руки по обе стороны от меня. Ни сдвинуться, ни убежать. — Как же зверя приручила? Первый оборот?
— Никак, — двинулась задом на край стола и прикусила губу, дабы сдержать боль в спине. — Она недавно пробудилась. В лесу.
— Когда медноволосую попытались снасильничать. — понятливо кивнул волк, высматривая что-то в моем лице и принюхиваясь. — Ринулась защищать подруженьку? И где она сейчас? Деян мне всю кровь выпил с расспросами, под каждую ветку в лесу заглянул. Но ничего, как под землю канула эта Стешка. Молчишь, Снежа.
Спину пекло, нестерпимый зуд прошиб нежную кожу. И не думалось мне сейчас об услышанном. Разве что каплю дегтя все-таки добавлю.
— Скажи, пускай не ищет.
— К белым ее отправила? — Горан навалился на меня, и я едва ли успела упереться ладошами в крепкую грудь. Только толку от этого не было. Проще гору сдвинуть, чем его. — Чего молчишь, лебедышка?
Прижался носом к изгибу шеи.
— Молодец же мучается вдали от нее.
— Пускай уж лучше он мучается, чем она. — сказала, как выплюнула, и Горан закаменел. Я уже думала, сейчас выпрямится и обожжет своими серыми недовольными глазами. Но он только сильнее придвинул к себе.
— От тебя несет кровью.
Мрачно заявил, вынюхивая мою кожу. Я испуганно затрепетала.
— Я дитя осматривала, испачкалась. Отпусти…
— Пахнет твоей кровью, Снежа!
В панике, желая избавиться от ненавистной близости, я забилась в его руках диким зверьем, готовая солгать что угодно, лишь бы он не трогал.
— Не прикасайся ко мне! Не надо! У меня…
— Довольно! — рявкнул Горан, одним махом повернув меня к себе спиной и прижав широкой ладонью животом к столу. — Не смей мне лгать, что кровишь от женских дел, они у тебя при старом месяце! А вчера был только полумесяц!
Ужасный треск ткани оглушил меня. Обнаженную спину ошпарил мужским взглядом, а меня будто вернули в ту ночь на алтаре. Страх и унижение скрутились в единое.
Кажется, Горан рычал.
— Откуда это? Кто посмел подобное с тобой сделать⁈ Кто⁈
— Пусти меня, чудовище! Не трогай! Не трогай!!! Аррррр!!!
Рявкнула я, ощущая, как волчий вой вырывается из глубин. Мгновение, и мужчина шагнул назад, отпустив бедную меня. Пока я осела на каменный пол на четырех лапах, на обносках своего платья. Затравленно глядя на потрясенного моим спонтанным обращением волкодава, я попробовала зарычать на него. Но вышло жалко.
— Обращайся обратно, Снежа! — строго молвил Горан, сощурив свои серые глаза, сдерживая свой гнев, судя по поджатым губам.
Но тут я скорее ощущала, чем понимала, в зверином облике у меня по больше удачи будет убежать, чем в людском.
Покосилась взглядом на окно. Он тоже это заметил. Помрачнел сильнее и строго мне запретил, будто прочитав мои думы.
— Не смей!
Но зверь не желал его слышать, моя волчица желала свободы. Подальше от своего обидчика. И бросилась к окну. Треск, вскрик, удар. И боль.
Но главное — свобода!
А впереди густая чаща леса, где можно затеряться и зализать раны.
Я много плутала между толстыми стволами, стараясь дальше укрыться за густыми зарослями и могучими кронами деревьев.
Все тяжкие думы будто испарились, оставляя за собой лишь самые важные дела для жизни:
Чувство голода,
Чувство жажды
И опасность.
Лапы болели, видимо, я им навредила, когда приземлилась со второго яруса прямо посреди двора в осколках толстого заморского стекла.
Но, гонимая призрачным ощущением свободы, я не могла остановить эту бешеную скачку. Ароматы лесного богатства сводили с ума. Еще немного, и настанут заморозки, я это чуяла. Но сегодня и вправду был до неприличия солнечный день.
Листва почти осыпалась, земля почернела, и только небо голубое и чистое.
Внезапный запах привлек мое внимание.
Остановившись, я огляделась, поворачивая белую башку то вправо, то влево. Прислушивалась, приподняв забавно ушки. Никого.
Но я определенно ощущала, что за этим валуном чужие. Чужая территория. Запах засохшей крови на валунах грозился грозной расправой, если я перейду черту.
Из любопытства я подошла ближе, ткнула мокрым носом в черный камень и тут же, болезненно поскуливая, отскочила назад.
Пахнет смертью и чудовищами. Сильными. Крупными. А я маленькая. Они мне сделают больно. Убьют. Если поймают на их территории.
— Ты ведешь себя как новорожденный щенок.
Голос альфы заставил меня обернуться на четырех лапах и угрожающе на него порычать. В зверином обличии я была увереннее перед своим чудовищем.
Как так быстро он меня нагнал, и еще и нашел?
Привалившись плечом к старому дубу, волкодакт держал руки в карманах штанов, задумчиво меня осматривая. Он не гневался, как я предполагала вначале, а лишь устало рассматривал меня. Будто желая разгадать загадку.
— Это граница соседней стаи — беров. Они пусть и крупнее нас, но не настолько наловчились быстро убивать, как волкодакт. Пусть мы и живем в мире. Но черта земли — дело священное. Она прикреплена их кровью и костями мертвых зверей как символ о нерушимости наших договоров. Шагнешь за валун, нарушишь границу, и они тебя убьют.
Как ни странно, я все поняла и быстро отползла на пушистом заду назад, подальше от черты.
Усталый смешок раздался позади меня.
— И вправду как новорожденный волчонок.
Отлепляясь от коры дуба, Горан медленно двинулся ко мне. Я тут же встала в позу, шерсть поднялась дыбом, и угрожающе на него зарычала. Но волк не сбавил шага, мало того, даже бровью не повел.
— Ты лапы себе изранила, глупенькая. Дай помогу.
Я ощетинилась сильнее, клацнула зубами, но укусить не смогла. Лапы и вправду болели, и стоило мне неловко присесть на одну из них, как острая боль стрелой пронзила, заставляя снова упасть назад и больно заскулить.
— Дай лапки. Вот так.
Твердая рука мягко очертила пальцем ниже кости и извлекла острый осколок. Ой, мамочки! Я дернулась, пытаясь уползти, но Горан не отпустил, взявшись за вторую.
— Вот теперь порядок.
И глянул на меня своими серыми очами. Так, словно пытался проникнуть в мои думы.
— Кто же ты, Снежинка?
Проснулась от холода, который пробил до костей. Сжавшись в комочек, сообразила, что нагая я, как новорожденная. То есть в человеческом обличии на сырой земле.
Попыталась спросонья найти хоть какую-то защиту, аль ткань, да бы прикрыться, но рукой ощупала лишь мягкий мех… не мой.
Черный.
Тут же дернулась в сторону, но обожженной спиной напоролась на ствол дерева. Распахнула уста в тихом стоне…
— Ааах.
Огромный черный волк был смутно мне знаком. А когда серые глаза глянули на меня, сердце и вовсе пустилось вскачь. Это он. Кажется, я вчера попыталась от него сбежать в зверином обличье, но черный тоже обернулся зверем. Он гонялся за мной. Я так испугалась, убегала, словно чумная. Потом он поймал… За шкирку аккуратно зубами ухватил и с обреченным вздохом куда-то поволок, словно нашкодившего щенка. Почуяв спокойный настрой волка постарше, я резвилась в его захвате, пока он не отпустил, и я снова побежала на четырех лапах.
Он снова догнал.
Итак, мы играли в догонялки до самой ночи. А потом я, кажется, уснула под теплым боком взрослого самца. А проснулась в человеческом обличии.
Нагая и замерзшая.
Глянув из-под подолья на зверя, я инстинктивно накрыла срамные места руками. На что он лишь насмешливо закатил глаза. Не знаю отчего, но от зверя Горана я не трепетала таким праведным страхом, как от его людской ипостаси.
Он был большим, словно черная скала, грозным. С набором острых клыков и когтей. Матерый и хищный. Но мне он не был врагом. Некая нежность опутала его взгляд, когда зверь смотрел на меня. Даже сейчас.
Ему хватило терпеливости вчера играть со мной в салочки. А сейчас, в свете звезд и луны, рассматривать меня удрученно.
Недовольный, что его пробудили, зверь встал лениво на четыре лапы и аккуратно толкнул меня мордой в бедро, показывая, куда идти. Сидеть из упрямства на месте я не стала. Холодно так, что аж зубы стучат. Да и, кажется, дождь собирается, небо темнеет все сильнее. Прикрывая дождливыми тучами звезды и их свет.
Я неплохо видела во тьме, но это не значило, что босая и замерзшая не спотыкалась о каждую корягу.
Наконец перед нами из зарослей открылась небольшая старая избушка. Заброшенная, почти полностью покрытая шубкой из мха и засыпанная листочками. Возможно, я бы ее не рассмотрела, особенно в темени такой, не продвинув меня Горан башкой прямо к двери.
С тихим скрипом и слегка вспотев от натуги, я распахнула тяжелую дверь и вошла внутрь.
Огнива и свечей не нашлось, дабы зажечь свет. Ну, по крайней мере, здесь сухо и не так холодно. Ощупав все руками, я не нашла ни кровати, ни печки. Разве что пару лавок и грубо сколоченный стол. Накрытый старыми шубами.
— Надо обустроить ночлег.
Шепнула я себе под нос. И под ленивый взор волка, что застыл у дверей, я принялась скидывать шкуры на пол.
Кое-как свернулась калачиком на них и застыла. Слушая, как по деревянному навесу неспешно барабанит дождь, сильнее поежилась. Сейчас и гром грянет. И вправду, небесную гладь разорил громкий рог Перуна.
Холодно.
И чуточку боязно.
Хотя куда боязней, я в лесу одна в чем мать родила, наедине с грозным зверем. Который в любое мгновение может обернуться человеком и продолжить то, что творил на алтаре.
Холодная дрожь затрясла меня.
Бесшумно двигая лапами, грозный зверь подошел ко мне поближе, присел рядом на шкурах и, словив осторожно клыками локон моих волос, потянул себе под бок. Возмущаться не стала, сразу оценив, здесь теплее.
Согнув ноги и просунув ноги под его брюхо и прижавшись спиной к крепкой груди зверя, затаилась.
Уже готовая уснуть, как почувствовала что-то мокрое и горячее на своей спине. Попыталась дернуться, но мне не дали, прижав передней лапой к шкурам. Черный волкодав неспешно облизывал мои ожоги на спине.
— Что ты… не надо!
Все мои возмущения медленно растворялись, как и рана на спине. Нет, она еще там оставалась, но боль уходила.
Недовольно гаркнув на меня, волкодав устроился удобнее. И принялся мне неспешно облизывать спинку.
Было странно так лежать со своим насильником. Но вот этого мохнатого зверя я вообще не воспринимала как врага. Более того, моей звериной сущности он понравился. Волчица чуяла, что крупный самец и альфа стаи благосклонен к ней. Мягок и нежен. И, в отличие от меня, она трепетала от радости рядом с ним.
Мне же не оставалось другого выхода. За стенами заброшенного домика холодный дождь, я нагая и только зверь рядом. Который, кажется, не желает мною отобедать.
Засыпала я с тревогой в сердце за себя. За матушку, за больных девочек в клане. А ночью меня уже привычно мучили кошмары. Раз за разом, будто измываясь над моим решением спасти еще не зачатое телом в моем утробе дитя, предки посылали мне образы той ночи. Дабы я уж точно не решилась на близость с Гораном.
В то же время, я не могла забыть образ кудрявого, голубоглазого малыша. Если бы я только смогла взять его на руки. Уберегла бы от огня, от жестокости. Выростила бы крепкого воина в любви и нежности. Который никогда бы не посмел насиловать или причинить вред слабым.
Но боги были беспощадны, и я снова окуналась в ужас прошедшей ночи полной луны.
— Нет… нет… умоляю…
Холодок окутал со всех сторон, странная пелена боли осела на кожу кровавой росой. Стало невозможно дышать. Я задыхалась то ли слезами, то ли болью.
— Снежа! Снежа, проснись!
Крепкие руки затрясли меня, так что чуть голова не оторвалась. И выдернули из липких щупальц ночного ведения. Я распахнула очи и уставилась в серые тучи напротив, в которых таилась тревога. Горан нависал надо мной, поджав свои пухлые губы в тонкую линию.
А я в испуге встрепенулась, пытаясь избавиться от его рук.
— Отпусти… не трожь… не надо…
Ослабив хватку, волкодак позволил мне отползать назад, пока спина не упёрлась в стену. Седые локоны прикрывали мою обнажённую грудь, но, нащупав на полу бычью шкуру, я тут же сжала её пальцами, укрывшись под ней.
Тяжело дыша, со страхом наблюдая за волком, я судорожно вспоминала, как здесь оказалась и почему обнажённая в его объятьях спала.
К слову, сам Горан своего нагого тела не смущался. Не поспешив прикрыться. Шелковистые чёрные волосы спадали вниз по груди, уперев сильные ручища в пол, так что забурлили мышцы под упругой кожей. Сам его вид внушал трепет и страх. Мужчина подался вперёд, и я сильнее сжалась в стену, испуганно хлопая глазами.
— Как ты это делаешь… — сокрушённо спросил он у самого себя, застыв на месте. — Страшишься меня до дрожи, при этом выкручиваешь нутро одним взглядом льдистых очей.
Я промолчала, и Горан подполз ко мне ближе, пока между нами не осталось до обиды мало места. Протянув ладонь, он ребром огладил мою шею, а я, зажмурившись, отвела лицо в сторону, с трудом сдержав солёные слёзы на ресницах.
— Ну же, Снежа, ужаль меня словом. Укуси клыками. Но только не боись.
Язык прилип к небу, ничего путного сказать не могла. Я чуяла себя добычей перед ним. Слабой и беззащитной.
Внезапный голос Деньяра за дверью пробудил меня из омута страха.
— Горан, ты срочно нужен в селении!
Недовольно прикрыв глаза, волкодак потер переносицу, сдерживая, видимо, гнев. И резко поднялся на ноги, при виде мужского тела в полном росте со всеми вздыбленными частями я покрылась маковыми лепестками на щеках. Отворачиваясь побыстрее к стене.
— Иду. — гаркнул он недовольно, пошлёпав к выходу. Распахнув дверцу, волкодак замер на пороге. А потом снова развернулся ко мне. Предки! Зачем?
— Вот, держи, оденься. Деньяр тебя потом проводит в селения.
Отпустил на мои колени аккуратно сложенное платье из серой шерсти и лапти рядом. Это младший волкодак притащил? Но откуда прознал, что я нагая?
Смущение ещё сильнее меня одолело. Глянув на меня в последний раз, Горан ушёл. Оставив меня растерянно перебирать мягкую ткань добротного платья. Такой у меня ещё никогда не было.