Седина

Эрон Гуин Седина

Драка вспыхнула, когда они вышли из клуба: Марри взял на себя одного парня, Малышу и Большому Эду тоже досталось по одному. Их противники, наверное, были студентами — рубашки-поло, джинсы, бейсболки. В клубе, когда трое друзей сидели за высоким круглым столиком, Большой Эд сказал: да ладно, плюньте вы на этих сосунков, но тот из них, что был покрупнее, блондин, смазливый, как девчонка, чем-то задел Малыша, и Малыш тут же огрызнулся в ответ. Потом они выпили еще и обменялись новыми оскорблениями, а потом подошло время закрытия, и диджей у микрофона предложил всем заказать по последней. Друзья выбрались на темную мокрую улицу и пошли на посыпанную гравием стоянку, а когда Марри обернулся, те трое стояли на тротуаре, глядя им вслед.

Кто-то что-то сказал, как оно всегда и бывает. Марри только открыл дверцу пикапа, а Большой Эд уже залезал внутрь. Пьяный Малыш повернулся к парням и сказал, что они его достали. Марри бросил ключи на пол, мягко захлопнул дверцу. Краем глаза он видел, что Большой Эд огибает машину сзади. В нем было почти два метра росту, и Марри помнил, как он подумал, что Эд выглядит слишком усталым для драки — слишком усталым и слишком нетрезвым, да и возраст уже не тот. Видно было, что он недоволен. Но как раз в этот момент Малыш нанес первый удар правой — и началось.

Вокруг мигом собралась толпа молодежи — они кричали, подзуживали. Эд кинулся на того, что был слева. Малыш со своим в обнимку катались по гравию. Марри двинулся вперед, еще не решив, как именно будет действовать, но зная, что ударит первым. Странно, как быстро возникала реакция. Как у радара. Он реагировал, как радар. Ему было двадцать восемь, и они частенько попадали в такие ситуации. Наверное, когда-то это доставляло удовольствие. Если рядом были женщины, то они становились зрительницами, и друзья говорили об этом в машине по пути домой. Если женщин не было — вот как сегодня, — они просто ехали куда-нибудь еще выпить, обсуждали происшедшее между собой снова и снова. Кто кому вмазал, насколько сильно и чем — и так пока не сворачивали с трассы на Эрлсборо, а потом на двести семидесятое, в свой городок.

Парень, который достался Марри, был чуть выше его — ненамного, дюйма на два-три. Марри приметил его еще в клубе: темноволосый, пухлощекий, как раз в том возрасте, когда начинают пускать в ночные бары, достаточно смелый, чтобы поддержать товарища, но не настолько смелый, чтобы его отговорить. Он стоял, уперев руки в бока, когда Марри начал атаку — джеб, потом кросс. Он нанес эти удары быстро, с разворотом от бедра. Хорошая дистанция. Плечи расслаблены. Его противнику явно не хватало опыта по части уличных боев: он даже рук не поднял. Удар левой пришелся ему в нос, и он уже падал назад, когда Марри добавил правой — и сам удивился, как плотно и точно попал кулаком в самом конце траектории. Он ринулся вперед, оседлал парня, нагнулся, чтобы как следует его проучить. Тот лежал на гравии, держась одной рукой за щеку, другой прикрывая живот. В свете фонарей его глаза мокро блестели. Он что-то промямлил, но Марри не разобрал, что. Он двинул локтем ему в подбородок, почувствовал, как тело под ним обмякло, и подумал, что это не может быть нокаут — уж больно просто. Потом встал, легонько пнул его для острастки, и парень остался лежать, испуская стоны.

На Марри были его любимые ботинки — тяжелые, прочные. Он постоял немного, глядя на поверженного соперника, потом обернулся и увидел, что Большой Эд борется со своим у стены неподалеку. Малыш куда-то пропал — наверное, его загораживала машина. Эд зажал голову своего парня под мышкой и раз за разом всаживал его в стену. Это выглядело как нелепый, дерганый танец. Марри обогнул стоящую у бордюра «Тойоту» и увидел блондина верхом на Малыше. Левой он сжимал его другу горло, а правой бил по лицу. Звуки были такие, будто доской хлопали по воде. Парень сидел к Марри спиной и не мог ни увидеть его, ни услышать его приближение. Он не мог видеть, как Марри проехался по гравию на одной ноге, словно конькобежец, занеся другую для удара в точности так, как учил Сифу Дан.

Его колено угодило ровно в середину позвоночника. Голова блондина дернулась назад. Он всплеснул обеими руками и упал на Малыша — это напоминало почти что женское объятие, но Марри уже дергал Малыша за ногу, таща его по гравию, а потом Малыш сразу оказался на ногах рядом с ним и заорал, и Марри пришлось удерживать его, потому что с блондина было довольно. Несмотря на темноту Марри видел, что все лицо у Малыша в крови, а когда он запихнул его в пикап и подобрал Большого Эда на выезде со стоянки, левый глаз Малыша уже совсем заплыл, а нос был свернут к правой щеке, совершенно разбитый, похожий на кусок замазки, который скатали в трубочку, а потом расплющили тяжелыми ударами.

Он проснулся на следующее утро с похмельем, больным горлом и запекшейся между пальцами кровью, непонятно чьей. Перекатился на край кровати и осмотрел свои ноги. Вчера вечером он сумел кое-как раздеться, и на полу грудой валялась его одежда, а рядом ботинки — один стоймя, другой на боку. Он не отрывал от них взгляда несколько секунд. В горле у него, за гортанью, творилось что-то странное и расползалось вниз по животу и рукам — какая-то легкая тошнота. Как будто что-то пропало. А что-то появилось. Он встал и побрел в ванную, оперся на раковину, открыл кран и сполоснул лицо. Посмотрел на себя в зеркало: на лбу синяк, на шее несколько царапин. Он опустил глаза на руки и подставил их под струю, потом взял из пластиковой корзинки в душе грязный кусок зернистого мыла с пемзой и принялся оттирать кровь. Как следует намылил кисти, а заодно и предплечья. Смыл пену и повторил процедуру. Затем побрился и застыл, теребя усы и бородку, которые с годами стали темнее, гуще. Тошнота так и застряла у него в груди, а в животе понемногу сгущалась паника. Он закрыл кран и вернулся в спальню.

Выудив из кармана джинсов мобильник, он набрал номер Малыша, услышал голосовое сообщение и дал отбой. Набрал номер Большого Эда — то же самое. Он с минуту поразмыслил. Ему очень хотелось есть, но он сомневался, что сможет. Зажав телефон в руке, он прошагал по коридору в гостиную, сел на краешек кресла, нашел пульт от телевизора. Было 12.09, и он стал переключать местные каналы в поисках новостей. Девятый, пятый, четвертый — туда и обратно, но главные новости уже сообщили, и теперь оставалось только ждать до половины первого. Он подумал, что если бы у него был компьютер, он заглянул бы в интернет, но компьютера не было ни у него самого, ни у его ближайших знакомых. Кажется, был у тетки, но она жила в Южной Дакоте — не звонить же ей и не рассказывать о прошлом вечере. Он досидел до следующего выпуска, пощелкал пультом, но нигде не сказали ни о драке, ни о пострадавших. Интересно, подумал он, заснято ли все это на камеру. И еще, пользовался ли кто-нибудь из них троих в клубе кредитной карточкой? Вчера была пятница, и они с Малышом обналичили чеки. У Большого Эда, насколько он знал, в жизни не было карточки. Он не мог представить себе, чтобы нашлась компания, которая бы ему ее выдала. Он встал и опять пошел в спальню, раскрыл бумажник и проверил, нет ли там чеков из бара. Если они платили наличными, в клубе не осталось их имен, а если было достаточно темно, то по видеозаписи их вряд ли опознают.

Если там вообще есть камеры.

Если они вчера работали.

Когда он оделся и натянул ботинки, от этих мыслей его уже бросило в пот.

Он взял с полки ключи от машины, открыл дверь трейлера и ступил на голую землю. Небо было ярким, раскаленным. В дубах трещали цикады. Он подошел к пикапу и сел за руль, завел мотор и выехал на улицу.

Когда он свернул с шоссе к дому Малыша, был уже примерно час дня, и он видел над верхушками деревьев полосу облаков, надвигавшихся с запада. Он обогнул дом по гравийной дорожке, остановил машину и вылез на сожженную зноем траву. Малыш сидел в шезлонге на потрескавшемся цементном крыльце. На нем были обрезанные джинсы и шлепанцы, на носу — повязка, под глазами багровые круги. Вся его грудь и плечи были расцарапаны, словно на него напала кошка. Он посмотрел на Марри поверх солнечных очков и отсалютовал ему банкой с пивом.

Марри кивнул в ответ. Затем поднялся на крыльцо, достал из маленького холодильника еще одну банку «Кистоуна», опустился в шезлонг рядом с Малышом и сорвал жестяной язычок.

— Кто тебе нос выправил? — спросил он.

— Эд.

— Чем? Карандашами?

— Ага, — сказал Малыш.

Марри глянул на своего друга, сидящего рядом в обрезанных джинсах и зеркальных очках, а потом перевел взгляд на леса, подступающие к участку Малыша. В основном дуб, немножко хвойных и папоротника.

— Как думаешь, что с теми ребятами? — спросил он.

— С какими ребятами?

— С которыми мы бились.

— Суки долбаные, — сказал Малыш.

— Да, — сказал Марри, — но что, по-твоему, с ними стало?

Малыш уставился на него. Потом спросил, о чем это он.

— О том, куда они попали, — объяснил Марри. — В больницу? В травмпункт?

— Какая, на хер, разница?

Марри покачал головой.

— Ты был совсем пьяный.

— Да нет.

— Так нажрался, что ничего не помнишь.

— Отлично я все помню.

— Помнишь, как я тому парню коленом в спину въехал? Помнишь, он лежал, как труп?

— Нет, — сказал Малыш, — я помню его сучью лапу на моем горле. Это я хорошо помню.

Марри отхлебнул пива.

— Говорю тебе, — сказал Малыш, — забудь.

— Угу.

— Серьезно.

— Ну да.

— Насрать на этих козлов.

— Согласен, — сказал Марри.

Потом наступил понедельник, и он снова начал смолить крыши. Весь день с семи утра до семи вечера под оклахомским солнцем, битум, вонь и головокружительная высота — вот что доставалось его бригаде. Спутниковые тарелки и солнечные ожоги. Дрянные ланчи под деревьями. Потом приходишь с работы, открываешь дверь своего трейлера и тупо сидишь там, глядя в никуда. То есть это раньше он так сидел. Теперь он переключал каналы в поисках сообщения о смерти. О доставке в больницу посреди ночи — разбитая спина, сломанный позвоночник. Сколько он себя помнил, он всегда думал о том, что может кого-нибудь убить, а теперь это случилось, и внутри его разверзлась пустота.

Но что-то подобное бывало и прежде: он оставлял их лежать на стоянках, в темных переулках. Один стоял на коленях, держась рукой за живот, другой — за лицо, выплевывая зубы. А на следующий день — ничего. Возбуждение. Гордость.

Потому что он знал, что не убил их?

Откуда же теперь эта тоска?

И если тот парень мертв, тот блондин, которого он ударил коленом, если его позвоночник сломался и он парализован — откуда об этом знает его тело, если сам он ничего не знает?

Он просто стареет, решил Марри. И слабеет.

Так прошла неделя, и он по-прежнему работал на крышах, размазывая щеткой горячий битум, забирая с лесов поднятые туда пластиковые ведра с новыми порциями булькающей жижи, и в жаркие дни, когда ослепительное небо было совсем безоблачным и его кожа краснела даже под загаром и облезала, зной, вонь и несколько банок пива в обед заглушали сосущую тоску и помогали ему немного забыться. По вечерам он ходил в гости к Малышу или Эду. Оба они говорили одно и то же: ничего не случилось, ты его не убил, да и все равно, охота тебе переживать из-за какого-то урода, которому давно надо было оторвать башку.

Он возвращался домой сильно выпивший и застывал посреди комнаты, пошатываясь, затем подходил к окну и смотрел в сторону Оклахома-Сити, хотя тот парень, возможно, был вовсе не оттуда, и словно искал во тьме взглядом того блондина, которого он то ли убил, то ли нет, и ему страшно хотелось, чтобы ничего этого не было.

Но он свалил Малыша и сидел на нем верхом.

Он держал его за горло.

Если бы он не сделал того, что сделал, этот белобрысый запросто придушил бы Малыша, а этого Марри допустить не мог. Малыш был его лучшим другом — и дать ему погибнуть, не дожив до тридцати? Ну уж нет.

Они с Малышом дружили еще в школе, все те годы, когда Марри был толстым грустным мальчишкой, играли в одной бейсбольной команде — Марри ставили кэтчером, потому что под жиром в нем крылся настоящий спортсмен, ловкий и быстрый, только без спринтерского тела, так что во время бега вокруг поля он всегда оказывался последним. Малыш был питчером, и он отставал и бежал вровень с ним, а тренер Браун ехал рядом на гольфмобиле и ругал, подгонял их, заставлял бежать лишнюю милю.

«Живей, Марри!» — покрикивал он, а Марри только и мог что мотать головой и потеть. Он не любил бегать. Он мечтал похудеть и стать крепче, чтобы тренер наконец оставил его в покое.

Именно Малыш не брезговал его обществом в те трудные годы, а потом он наконец вытянулся и похудел, и они вдвоем допоздна смотрели по пятницам боевики, в которых Брюс Ли расправлялся с толпами приспешников англичан, а потом Марри с Малышом соорудили себе нунчаки из ручек для швабры, а когда Марри исполнилось четырнадцать и он поступил в местную школу боевых искусств, именно Малыш держал для него лапы, Малыш стоял у груши, повторяя, чтобы он бил сильнее, чтобы не забывал разворачивать корпус при ударе ногой. А потом у него стало получаться, и его взял к себе в класс Сифу Дан, талантливый и очень крутой, хоть и слегка чокнутый, на взгляд Марри. Сифу учил его муай-тай и кали, укрепил его кисти и локти с коленями; поначалу ему чуть-чуть не хватало гибкости, но когда лишний вес сошел окончательно, под ним обнаружились сплошные мускулы, и к окончанию школы уже никто не шутил по поводу его хобби, он стал признанным бойцом: если не заткнешься, скажу Марри, он из тебя отбивную сделает.

И делал, не раз. Так, как показывал Сифу Дан. Настоящие бои, западный бокс и тайский арнис, филиппинская эскрима — уложить соперника, ударить его палкой. Потом появилась девушка, Шейла, потом было несколько других — все ненадолго, но они с Малышом и Большим Эдом всегда были вместе, сначала в барах Персера, потом в Шоуни, потом в стрип-клубах и других заведениях вдоль автомагистрали в Оклахома-Сити. И под конец этих бесчисленных ночных гулянок их троица часто вступала в битвы с целыми компаниями молодых ребят и побеждала — иногда им даже драться не приходилось, они просто осыпали руганью отступающих противников.

Но теперь, решил он, с этим покончено. Несколько недель так и было. По уикендам он никуда не ходил. Не заглядывал в спортзал. Убрал в ящик большую грушу, снял с крючка на заднем крыльце маленькую, спрятал перчатки, бинты, лапы. После работы приходил Малыш с дюжиной пива, и они смотрели местные новости в шесть и в десять, а иногда и в одиннадцать пятнадцать — Марри надеялся услышать о том парне какое-нибудь известие, хоть что-нибудь, что мог бы использовать потом в признании прокурору или судье. Было начало августа, жара еще хуже обычной, и он очень плохо спал, а по утрам находил в своей бородке седые волосы. Длинные. Абсолютно седые. Он показал их Малышу. Тот сидел рядом с ним на диване — дело было в пятницу, на закате, — по телевизору шел какой-то сериал, за которым Марри не мог уследить, не мог сосредоточиться, и Малыш повернулся и спросил у него, давно ли он в последний раз был у Фу.

— Не помню, — сказал Марри.

— Примерно.

— Может, месяц назад.

— Где твоя груша?

— На антресолях.

— А палки?

Марри покачал головой. Малыш посмотрел на него долгим взглядом. Потом спросил: это из-за той драки?

— Типа того, — ответил Марри.

Малыш словно колебался. Он отхлебнул пива и поставил банку на подлокотник.

— Слушай, — сказал он. — Тебе будет лучше, если сходишь на тренировку. Давай, собери шмотки — и к Дану.

Марри понимал, что он прав. Он избегал Сифу, сам не зная почему; наверное, не хотел рассказывать ему, что произошло. А тренер уже несколько раз оставлял ему сообщения на телефоне: где он, не заболел ли? На следующий день Марри встал пораньше, принял душ и отправился в спортзал. Утро выдалось прохладное, он опустил стекла и смотрел, как туман поднимается из низин. Вокруг тянулись поля со стогами сена и озимой пшеницей. Гнет стал уходить с его души, и он чувствовал себя так, будто очнулся от тяжелого сна. Да, драка вышла жестокая, но с парнем наверняка все в порядке, просто получил урок на будущее, нечего распускать язык. Он съехал с шоссе на гравийную стоянку перед бывшим загородным клубом, переоборудованным в спорткомплекс, большим сооружением с алюминиевой облицовкой. Поставил свой пикап рядом с «Хондой» Джима Бейлера, вышел, достал из кузова сумку. Главная дверь была открыта, внутри работали кондиционеры, через час-другой должны были собраться все постоянные посетители — кто на спарринг, кто на занятия джиу-джитсу, под которые недавно отвели часть зала, застелив ее матами. Марри поздоровался с охранником, заметив, что большой ринг пуст — можно будет воспользоваться им после разминки. Потом свернул в другую дверь и прошагал по коридору в просторную комнату с бетонными стенами, где висели на цепях тяжелые груши, а в дальнем конце, с зеркалами, — маленькие и гигантская автомобильная покрышка, чтобы бить по ней кувалдой. Сифу тренировался на тайской груше в углу. Коротышка с бритой головой и маленькой бородкой, глубоко сидящие глаза янтарного цвета, как у собаки. На нем были черные спортивные штаны и старая хлопковая рубашка, и он наносил удары ногами с такой силой, что комната слегка дрожала и в ней раздавалось эхо, как от выстрелов. Марри постоял, наблюдая за ним, а потом тренер почувствовал его присутствие, повернулся с удивленным видом и улыбнулся. Зубами расстегнул липучку на правой перчатке и двинулся к нему, на ходу снимая левую, но потом снова взглянул на Марри, лицо его потемнело, и он отступил на шаг назад.

— Джейкоб, — сказал Сифу, — кого ты убил?

Они сидели на бетонном крыльце позади спортзала, у поля, заросшего молочаем и репейником. Звенели цикады, и, хотя сегодня заметно похолодало и было еще рано, Марри уже вспотел.

Он рассказал Сифу о драке и о Малыше. Рассказал, как ударил того парня коленом — с размаху, вложив в удар весь свой вес.

Сифу сидел, упершись взглядом в пол между своими ногами.

— Покажи, — наконец попросил он.

— Что показать?

— Куда ты ему попал. — Он слегка повернулся. — Покажи на моей спине.

Марри помедлил, затем протянул руку и дотронулся до позвоночника Сифу примерно посередине спины. Передвинул пальцы чуть выше — на один-два позвонка. И очертил там небольшой кружок.

Сифу кивнул. Он с поразительной ловкостью вывернул правую руку и сам тронул то место, которое указал Марри.

— Грудной позвонок. Пятый. Отсюда идут нервы к межреберным мышцам. Они контролируют дыхание.

— Понятно.

— Легкий удар его нарушает.

— Серьезная травма или повреждение…

— Я понял, — сказал Марри.

Они пару минут помолчали. Марри смотрел, как кузнечик взобрался на молодой дубок и спорхнул вниз.

— Значит, я мог его убить?

Сифу провел ладонью по своей бритой макушке.

— Взгляни на себя, — ответил он.

Марри подумал.

— Нельзя же это знать, — сказал он.

— Что знать?

— Что он умер. При всем уважении, Сифу… никто ведь не может знать таких вещей. Если тебя там не было.

Они просидели еще целую минуту, слушая насекомых. Потом Сифу сказал:

— Но я знаю, Джейкоб. Это меняет человека.

— Угу.

— Меняет так, что ты сам не ожидаешь. Я десять лет не мог сесть.

— Не мог сесть?

— Да, — сказал Сифу, — я должен был все время двигаться. Чтобы отвлечься. И это были не только мысли о тюрьме. Другое тоже.

— Что? — спросил Марри.

Сифу посмотрел вниз, будто изучая свои руки, лежащие на коленях.

— Я поседел.

— Поседел?

— Да.

— Ты имеешь в виду волосы?

— Я имею в виду все, — ответил Сифу.

— Не понимаю.

— Поймешь, — сказал Сифу. — Ты тоже начал.

— Что начал?

— Седеть. Так бывает. Это твои волосы, но не только они. И волосы, и лицо, и глаза.

Марри отвел взгляд. Но голос тренера продолжал звучать.

— Как будто смотришь на мир сквозь очки. Все немного тускнеет. Становится как бы серебристым. Это похоже на…

Марри поднял руку, чтобы остановить его. С начала их разговора в его душе снова зашевелилась паника. Снова возникло это жжение в груди. Он встал и провел руками по лицу, потом прижал ладони к глазам.

— Я не хочу больше об этом говорить, — сказал он. — При всем уважении, Сифу, я не хочу, чтобы так было со мной. Я не хочу жить так.

— Да, — сказал Сифу.

— Я считаю, что так быть не должно.

— Да.

— Я считаю, что не обязан это терпеть.

— Правильно, — сказал Сифу. — Ты можешь обратиться к Будде. Или к Христу.

— Нет, — сказал Марри. — Я не об этом.

— Понятно, — отозвался Сифу.

Марри выдохнул, потом сделал глубокий вдох. Паника внутри усиливалась. Ему было трудно дышать.

— Я не думаю, что убил этого парня. Я не верю, что ты можешь посмотреть на меня и сказать что-то в этом роде. Извини, Сифу, но я не верю.

Сифу посмотрел вниз. Провел руками по голеням.

Марри наблюдал за ним. В груди у него пекло все сильнее, воздух около ушей словно начал потрескивать, как огонь. Он глядел на Сифу, и его зрение точно изменилось, так что он увидел своего тренера совсем другим: бледным и маленьким, с головой, выбритой, как у душевнобольного. Он казался вовсе не крутым и не агрессивным, а искалеченным, — это вызвало у Марри жалость, а потом что-то вроде гнева. Как будто он позволил обвести себя вокруг пальца. Неужели этот человек мог подумать, что Марри чем-то похож на него?

Он постоял еще немного, а потом нагнулся и поднял сумку.

— Я больше не приду, — сказал он.

— Да, — отозвался Сифу.

— Ты меня больше не увидишь.

— Я знаю.

Марри только посмотрел на него и хмыкнул. Он не стал ни извиняться, ни благодарить.

— Знаешь, — сказал он, — а ты псих.

— Не я, — сказал Сифу. — Все.

Когда он подъехал к стоянке напротив клуба, время близилось к полуночи. В последние два года клуб назывался «Дикий олень», но этим летом владелец изменил название на «Пружину». Марри сидел, не выключая мотора, глядя на ребят, выстроившихся в очередь. Большинству было чуть за двадцать. Люди за тридцать, в дорогих рубашках и джинсах, казались здесь совершенно неуместными. Сегодня, субботним вечером, очередь собралась длинная. Марри спросил себя, готов ли он. Посмотрел в зеркальце заднего вида, потом выключил мотор и вылез из машины.

Он не пошел к очереди, а сразу направился к дверям. Может быть, охранники узнают его и сразу же вызовут полицию. Тогда все кончится, и он понесет наказание, узнает, что стало с тем пареньком, обретет наконец покой. Он пересек улицу, не глядя ни вправо, ни влево, и двинулся к охранникам — один был белый, другой черный, — стоящим у дверей в брюках и тесных рубашках, с рациями на поясе и планшетками в руках. Подойдя ближе, Марри поймал взгляд одного из них и кивнул. Тот кивнул в ответ и отстегнул бархатную веревку, пропуская его внутрь.

Такого еще никогда не случалось. Он прошагал по узкому черному коридору, чувствуя, как громкая музыка будто толкает его в грудь. Вошел в главный зал, полный извивающихся тел, техно, индастриал, дыма и мигающих огней. Клуб был именно таким заведением, которое никак не ждешь увидеть в Оклахоме, а он — человеком, которого никак не ждешь увидеть здесь. Раньше хозяева крутили только кантри-энд-вестерн, но когда они сменились, Марри решил не покидать свой любимый клуб, и они продолжали ходить сюда, тем более что Малышу нравились басы. Ему нравилось, когда стоит такой грохот, что можно не думать о разговорах. Они просто сидели, пили и глазели на девушек, и то, что кто-то в конце концов не выдержал и отпустил в их адрес обидное замечание, было совсем не удивительно: уж очень их троица отличалась от остальной публики.

Марри прислонился к стене, глядя на танцующих. Он ждал, что его тотчас же узнают, но, похоже, его никто не узнавал, а парни, которые встречались с ним взглядом, быстро отводили свой. Наконец он подошел к стойке и заказал пива, и бармен повел себя точно так же: глянул на него и быстро опустил глаза, подал ему бутылку, назвал сэр. Марри не понимал, что все это значит. У него были наличные, но он достал кредитную карточку и протянул ее бармену, тот снял с нее деньги и сразу вернул. Марри подписал чек, протиснулся сквозь толпу к винтовой лестнице и стал там у перил, глядя на толкотню внизу. Поднеся бутылку ко рту, он сделал большой глоток, а потом запрокинул голову и допил все одним махом.

После пятой порции никто его так и не узнал, а напиться ему не удавалось. Он словно потерял эту способность — алкоголь на него не действовал. Он оперся на столик и простоял так минут пять. В понедельник он вернется на крыши и снова будет их смолить. Если вкалывать изо всех сил, это поможет забыться. Надо просто не давать себе отдыха, дышать ядовитыми испарениями, жариться на солнце. Он становился слишком стар для такой работы — но не только для нее, а еще и для многого другого. Он поставил порожнюю бутылку на соседний столик, спустился по лестнице и вышел из клуба.

По-прежнему очередь. Молодые ребята, некоторые стоят кучками. Марри направился через улицу к машине, но едва он ступил на гравий, как сзади послышалось:

— Это он!

Марри замер. Он ощутил облегчение. Сунул ключи в карман и медленно обернулся. У обочины стояла компания, одетая так же, как большинство, в рубашки-поло и бейсболки, и Марри не понял, кто кричал, пока вновь не услышал тот же голос. Парню было лет девятнадцать-двадцать, хотя выглядел он еще моложе. Его вряд ли пустили бы в клуб: он был низенький и круглолицый, светловолосый, с пухлыми по-детски щеками.

— Эй! — крикнул он. — Вон тот садюга!

Марри отступил на шаг. Парнишка был на целую голову ниже его, хрупкий, с тонкими руками. Он хлопнул по плечу одного из своих товарищей и показал на Марри.

— В натуре, — сказал он. — Точно тебе говорю. — Потом улыбнулся и, пошатываясь, двинулся вперед. Похоже, он был пьян.

Его друзья, стоящие позади, с опаской наблюдали за Марри. На их лицах было почти пристыженное выражение. Один из них велел своему приятелю заткнуться.

— Еще чего, — ответил он. — Это же тот самый чувак!

Марри отступил еще на шаг. Раньше он никогда в жизни не отступал.

Парнишка продолжал идти.

— Я тебя видел тогда ночью. С теми ребятами. — Он помедлил, потом сделал неуклюжий выпад коленом. И остановился, смеясь.

Марри смотрел на него. Он не знал, как быть. Один из дружков парня подошел и взял его за локоть.

— Деннис, — сказал он. — Умолкни. А то ты сейчас получишь. Как следует.

Деннис повернулся и оттолкнул его.

— Да пошел ты. Он крутой чувак, понял?

Марри поднял руки ладонями вперед. Парень уставился на него.

— Научи меня, — сказал он. — Я тоже хочу, как ты.

— Эй! — крикнул один из его друзей, обращаясь к Марри. — Он пьяный!

— Сам ты пьяный, — сказал Деннис. — А если и так, то что? Научи, слышишь, — и он снова дрыгнул ногой.

Глядя на него, Марри сделал еще несколько шагов назад. Затем повернулся и пошел к машине. Он уже почти достиг цели, когда парень хлопнул его по плечу. Марри быстро развернулся и прислонился спиной к дверце.

— Да ладно тебе, — сказал Деннис. — Давай, научи меня. — Он поднял кулаки, имитируя боксерскую стойку, подался вперед и легонько ткнул Марри в грудь. За этим ударом ничего не было, и Марри его почти не почувствовал. Вынув из кармана ключи, он повернулся и стал отпирать дверцу. Но руки его не слушались, и он уронил ключи на землю. Когда он наклонился, чтобы поднять их, парень снова хлопнул его сзади и повторил: научи, я тоже так хочу.

Марри обернулся. Несколько друзей Денниса неохотно подошли вслед за ним и встали вокруг. Марри поглядел на одного из них, который был повыше, — темноволосого, очень худого, — и кивнул на Денниса.

— Убери его от меня.

Тот взял своего друга за плечо.

— Пошли, Деннис.

— Убери его, — повторил Марри.

— Пойдем, — сказал темноволосый Деннису. — Этот парень не шутит.

Деннис стряхнул его руку.

— Я знаю. Этот точно не шутит. Я его видел тогда ночью. Чистый киллер.

Марри только что отомкнул дверцу пикапа и открыл ее, но, услышав эти слова, снова обернулся.

— Что ты сказал? — спросил он.

— Деннис, — сказал его друг, отступая. — Мы уходим.

— Крутой, — сказал Деннис. — Покажи мне свой киллерский приемчик.

Марри замер. Его слегка повело, как будто он стоял не на твердой земле.

— Откуда ты знаешь? — спросил он.

Деннис молчал. Его брови поползли вверх. Марри шагнул к нему.

— Откуда ты знаешь? Ты знаешь, что случилось? Откуда ты знаешь, что с ним?

Парень наморщил лоб и чуть отодвинулся от него.

— Говори, — сказал Марри. Он сделал еще шаг вперед. Деннис, моргая, смотрел на него, затем повернулся, чтобы убежать.

Но Марри был быстрее. Он прыгнул вперед и, поймав мальчишку, мгновенно просунул свою правую руку ему под подбородок — бицепс прижат справа к шее, предплечье давит на горло. Потом соединил кисти и напряг руки, пережимая парню сонную артерию. Приблизив губы к уху Денниса, он снова потребовал, чтобы тот рассказал ему все, что знает.

Парень зашипел, и Марри прижал его сильнее. Прогнулся назад, и ноги Денниса оторвались от земли, он принялся лягать его пятками по голеням. Обеими руками он пытался оторвать от своего горла руку Марри, впиваясь ногтями ему в кожу. Марри этого не чувствовал. Все было, как показывал Сифу: можешь искалечить, а можешь и удавить. Выбор за тобой.

— Ну? — сказал он.

Рядом раздавались крики, его хватали руками, маячили смутные лица, кровь стучала у него в ушах, сердце колотилось в груди, и все словно смыкалось вокруг, теснило его. Люди напирали ему на спину и плечи, и когда Марри вывернулся и отступил, он очутился как бы в кольце — синие джинсы, бейсболки и рубашки всех цветов, а на земле скрючился тот мальчишка. Он стоял на коленях, согнувшись и раскидав руки в стороны, точно в рабском поклоне. Никто ничего не сказал. Марри тоже. Он повернулся, толпа расступилась, и он выскользнул наружу. Очутился за рулем своего пикапа, захлопнул дверцу. Услышал, как завелся двигатель, как колеса прошуршали по гравию, потом машина выкатилась со стоянки и с визгом свернула по улице. Один поворот, другой — и вот уже въезд на магистраль, и он гонит на восток со скоростью семьдесят три мили в час.

Позади, на стоянке, парень вставал на ноги. Марри знал, что он встанет. Прием, который он применил, был безобиден: Марри всего лишь нарушил приток крови к мозгу. Нажми чуть-чуть — противник заснет. Сними руку — и он быстро придет в себя. Марри не повредил ему пищевод, не раздавил трахею. Он держал его не настолько долго, чтобы тот задохнулся. Ему просто нужно было убедить свое тело в том, что он знал рассудком, и у него это получится, думал Марри, надо только двигаться, ехать, все время на восток. Что же делать, если его тело дурит, если его рукам и ногам кажется, что им виднее. Ехать всю ночь напролет, а потом наступит утро, небо посереет, как свинец, и его тело очнется.

Перевод: Владимир Бабков.