Хлопнула входная дверь, послышались шаги. Потом лязгнуло что-то металлическое, и звонко полилась вода.
Олег попытался открыть глаза и не смог. Голова раскалывалась на тысячи мельчайших осколков, во рту пересохло. Но самым ужасным было то, что он не мог шевельнуть ни единой частью тела – даже пальцем. И мысль о том, что он парализован, просто убивала его.
Убивала.
Что-то неясное промелькнуло в сознании, какое-то расплывчатое воспоминание. Олег попытался ухватиться за эту мысль, но она ускользнула от него. Должно было существовать какое-то объяснение его беспомощности, но он ровным счетом ничего не помнил.
Олег вообще ничего не помнил: ни кто он, ни где он.
Вода перестала литься, на мгновение стало тихо. Затем снова послышались шаги – кто-то вошел в комнату, где он лежал, подошел к кровати и остановился.
Невероятным усилием воли Олег приоткрыл глаза и сфокусировал взгляд на стоявшем рядом человеке. Высокий, худой, сутулый, тот был похож на большую нахохлившуюся птицу – эдакий ворон, старый и мудрый. Лицо у человека было узким, с длинным носом и коротким ежиком темных с сильной проседью волос. Кустистые брови разделяла глубокая вертикальная складка. Черные глаза под набрякшими веками смотрели сурово и скорбно.
– Очнулся? – спросил ворон.
Голос у него был соответствующий: резкий и хриплый.
– Тебя как звать-то, убивец? – поинтересовался он, усаживаясь на край кровати.
Олег раскрыл было рот и тут же закрыл, потому что понятия не имел, как его зовут.
Он смотрел на странного человека напротив и пытался понять, откуда его знает. А тот протянул длинные пальцы, взял Олега за запястье и принялся считать ему пульс. Потом он оттянул Олегу сначала нижние, затем верхние веки, осмотрел глаза и поправил повязку на его голове.
– Ты помнишь, кто я? – спросил человек.
– Нет, – просипел Олег.
Оказывается, он все еще мог говорить.
– А кто ты – помнишь? Или где ты?
В голове у Олега было пусто и гулко, как на огромном крытом стадионе.
– Ну, хорошо. Ты вообще хоть что-нибудь помнишь?
От напряжения у Олега свело затылок.
Кустистые брови на узком лице образовали домик.
– Значит, будем вспоминать, – вздохнул человек, усаживаясь поудобней.
Он помолчал немного, видимо раздумывая, с чего начать, а потом заговорил, негромко и монотонно:
– Место, где ты находишься, называется село Загибаево. Меня зовут Ермаков Игорь Григорьевич, и прошлой ночью, восемнадцатого июля, ты пытался меня убить. Мне хотелось бы знать почему?
Он строго смотрел на Олега, склонив голову набок, словно суровый, но справедливый директор школы, ждущий объяснений от нашкодившего пятиклассника. Не дождался.
– Вы с ума сошли? – только и спросил Олег.
Игорь Григорьевич снова вздохнул, потеребил кончик длинного носа, а затем размотал бинт на левой ладони и показал Олегу глубокий порез.
– Вот это ты сделал, когда я отбивал твой нож, – сказал он и, видя непонимающий взгляд, добавил, уточняя. – Ты пытался перерезать мне горло.
Олег почувствовал холодок где-то в районе солнечного сплетения, а человек наклонился и поднял с пола обломок какой-то деревяшки:
– А вот это ножка ни в чем не повинной табуретки, которую я сломал о твою голову, когда ты меня душил.
Человек говорил совершенно обыденным тоном. Но говорил он настолько невероятные, дикие вещи, что Олегу стало по-настоящему страшно.
– Что вы со мной сделали? – спросил он, ненавидя себя за липкий пот, выступивший между лопаток.
Игорь Григорьевич поднял брови и сжал губы в тоненькую ниточку.
– Да ничего особенного… Так, пара укольчиков в качестве меры предосторожности… Тебе все равно нельзя вставать – у тебя сотрясение мозга. Полежишь здесь пару деньков, придешь в себя. А там посмотрим, что с тобой делать…