Селина Седилия

Садящееся солнце красноватыми лучами освещало единственное окно в западной башне Слопертон-Гренжа; ходили слухи о том, что дух сэр Эдварда Седилиа, основателя Гренжа, является тут. Вблизи поэтично возвышался позолоченный мавзолей леди Фелиции Седилиа, дух которой бродил в части замка, известной под именем «Стиф-энсь-Акр». Немного левее Грэнжа виднелись развалины, известные под именем «Башни-Гая», там являлся дух сэра Гвидо Седилиа; его раз утром нашли мертвым на этом месте, – здание разрушилось и придавило его. При закате солнца, когда оно золотыми лучами обливало всю эту картину, вокруг Грэнжа, казалось, разливалась чудная, таинственная тишина.

Леди Селина сидела у окна, выходившего в парк. Солнце медленно погружалось в волны океана; леди сидела, склонив головку на чудную, словно выточенную, крохотную ручку. Когда ночь своим покрывалом скрыла совершенно от глав всю картину, леди вздрогнула, в аллее прозвучал стук лошадиных копыт и коляски. Она не успела еще привстать, как перед нею упал на колени молодой человек с аристократическими манерами.

– Моя Селина!

– Эдгар! Ты здесь?

– Да, моя дорогая.

– А ты… ты ничего не видал? – сказала нервно леди взволнованным голосом и отворачиваясь, чтоб скрыть волнение.

– Ничего, то-есть, ничего особенного, – сказал Эдгар. – Я проехал мимо духа твоей тетки в парке, заметил призрак твоего дяди в развалившейся башенке, и обратил внимание на хорошо знакомые черты привидения твоего прадеда, на его всегдашнем месте… Более ничего замечательного, моя Селина. Ничего моя возлюбленная, решительно ничего!

Молодой человек устремил свои большие черные, ясные глава на невинное личико своей невесты.

– Мой Эдгар! – и ты все-таки любишь меня? Ты все-таки хочешь жениться на мне, несмотря на мрачную тайну, которою я окружена? Несмотря на роковую судьбу моего рода? Несмотря на зловещие предсказания моей няни?

– Да, Селина; – и молодой человек обвил рукою её стройную талию. Влюбленные с невыразимым счастьем смотрели друг на друга. Вдруг Селина вздрогнула.

– Оставь меня, Эдгар! оставь меня! Какое-то таинственное или роковое предчувствие – что-то необъяснимое – какое-то сомнение давит мне сердце. Я желала бы остаться одна.

Молодой человек встал, и бросив на леди взгляд, полный любви, произнес: – Наша свадьба совершится семнадцатого.

– Семнадцатого, – повторила Селина с тайнам страхом.

Они обнялись и расстались. Когда на дворе замер звук копыт, леди Селина упала в кресло, с которого только-что встала.

– Семнадцатое, – повторила она медленно, снова вздрогнув. – Ах! – что, если он узнает, что у меня в живых муж? Смею ли я открыть ему, что у меня двое законных и трое незаконных детей? Могу ли я повторить ему историю моей юности? Могу ли я сознаться ему в том, что, будучи семи лет, я отравила сестру, положив ей медянку в сливочные пироги, – что двадцати лет я сбросила с качели двоюродную сестру? – что горничная, которою я была недовольна, будучи еще молодою девушкою, лежит теперь на дне пруда, где поят лошадей… Нет! нет! Эдгар слишком непорочен, – слишком добр, слишком невинен, чтобы выслушивать подобные ужасные рассказы! – Все тело Селины содрогалось от страшных приступов скорби и рыдания. Но скоро она успокоилась. Она встала, открыла потаенную дверку в стене и вынула оттуда трубку с фитилем готовым для горения.

– Этот фитиль, – сказала леди Селина, – соединяется с миною под западною башнею, где заключены трое моих детей; другая часть его проведена под приходскую церковь, где хранится запись моего первого брака. Мне сто́ить только зажечь этот фитиль – и все прошлое моей жизни сотрется с лица земли! – Она поднесла к фитилю зажженную свечу.

В эту минуту на её руку легла другая рука; пронзительно вскрикнув, она упала на колени перед призраком сэра Гвидо.

– Подожди, Селина, – сказало привидение гробовым голосом.

– Зачем я буду ждать? – возразила гордо Селина, когда самообладание снова вернулось к ней. – Ты знаешь тайну нашего рода?

– Знаю. Пойми меня, – я не восстаю против приключений твоей молодости. Мне хорошо известна ужасная судьба, которая тебя преследует; она вынудила тебя отравить сестру и утопить горничную. Я знаю, какое роковое несчастье принес я этому дому! Но если ты покончишь с этими детьми…

– Что же, – сказала поспешно леди Селина.

– Они будут являться тебе!

– Что же, я не боюсь их, – ответила Селина, красиво выпрямившись во весь рост.

– Но, милое дитя мое, где же им можно являться! Развалины посвящены духу твоего дяди. Твоя тетка завладела парком и, я должен заметить, часто переходит за границы в местность, принадлежащую другим. Подле пруда бродит дух твоей горничной, а тень убитой сестры твоей гуляет здесь по коридорам. Одним словом, в Слопертон-Грэнже нет более места для других духов. Я не могу взять их в свою комнату, – потому что, ты знаешь, я не люблю детей. Подумай об этом, сумасбродная женщина и подожди! Ужели, захочешь ты, Селина, – сказало грустно привидение, – чтобы дух твоего прадеда поселился в ином месте?

Рука леди Селины задрожала; зажженная свеча выпала из её обессиленных пальцев.

– Нет, – страстно воскликнула она: – никогда! – и в обмороке упала на пол.

Эдгар между тем, торопливо ехал к Слопертону. Когда во мраке исчезли очертания Грэнжа, он остановил своего красавца-коня подле развалин Башенки-Гвидо.

– Недостает нескольких минут до условленного часа, – сказал он, смотря на часы при свете месяца. – Он не посмеет нарушить данное слово. Он придет. – Эдгар остановился, с беспокойством вглядываясь в темноту ночи. – Но будь что будет! – продолжал он, и мысли его с любовью сосредоточились на красавице, которую он только-что покинул. – Когда бы она знала все! Когда бы узнала, что я несчастный человек, что я разорен, – что я преступник, что я изгнанник. Когда бы она знала, что четырнадцати лет я убил своего учителя латинского языка и подделал завещание дяди. Когда бы она знала, что я уже был трижды женат, и что четвертая жертва моей несчастной страсти, напрасно мне доверившаяся, сегодня вместе с нашим ребенком приедет с вечерним поездом в Слопертон. Но – нет! она не должна этого знать. Констанция не приедет; Бурк-Слоггер должен об этом позаботиться.

– А! вот и он! Отлично!

Эти слова относились к оборванцу с нахлобученною на глаза шляпою; он выскочил из Башенки-Гвидо.

– Я здесь, сэр, – сказал злодей грубым, простым голосом, с полнейшим отсутствием грамматических правил.

– Хорошо. Слушай: мне известны факты, за которые ты должен идти на каторгу. Я знаю об убийстве Билль Смитерса, об ограблении сборщика пошлин, о том, каким образом исчезла младшая дочь сера Режинальда де-Вальтона. Одно мое слово, и ты в руках. правосудия. – Бурк-Слоггер затрясся.

– Слушай! исполни мое желание, и я еще спасу тебя. Поезд 5 ч. 30 м. из Клафэма должен прибыть в Слопертон в 9 ч. 25 м. Он не должен придти на место.

У злодея сверкнули глаза, и он кивнул Эдгару головою в знак согласия.

– Довольно, – ты понимаешь, оставь меня!

За полмили от станции Слопертон, южная линия Клафэма и Медвея переходит мост, перекинутый через Слопертон на Тренте. Когда стемнело, можно было приметить человека, в надвинутой на глаза шляпе, бродившего с топором и пилою в руках под мостом. Время от времени он скрывался под устоями моста, но можно было догадаться о его присутствии, по звуку, производимому топором, и визгу пилы. Ровно в девять, он снова появился и, перейдя на сторону Слопертона, легонько оперся на устой и дал толчок. Мост наклонился, и затем с треском обрушился в воду, оставив зияющее пространство в сто футов между двумя берегами. Исполнив это, Бурк-Слоггер, – это был он, – с зверским хохотом уселся у разделенного железнодорожного полотна и ждал прихода, поезда.

Из лесу послышался свисток, возвещавший приближение локомотива. На минуту блеснул красный свет фонаря. Земля дрожала. Поезд несся с страшною быстротою. Еще секунда, и он у берега. Бурк-Слоггер злорадно смеется. Но мгновенно поезд перескочил пучину и, попав прямо на рельсы с другой стороны, раздавил Бурк-Слоггера, быстро уносясь к Слопертону.

Первое, что попалось на глаза Эдгару, когда он подъехал к станции, при приходе поезда, было тело Бурк-Слоггера, висевшее спереди локомотива; второе – лицо покинутой жены, выглядывавшее из вагона второго класса.

Непонятный страх, казалось, обуял Клариссу, горничную леди Селины, когда она стремительно прибежала к своей госпоже.

– О, миледи! какие известия!

– Объяснитесь, – сказала её госпожа, вставая.

– На железной дороге случилось несчастье, – убит один человек.

– Что! Эдгар! – почти крикнула Селина.

– Нет, Бурк-Слоггер, сударыня!

– Мой первый муж! – произнесла леди Селина, опускаясь на колени. – Справедливый Боже, благодарю тебя!

Утро семнадцатого числа наступило в Слопертоне ясное и светлое. – Прекрасный день для свадьбы, – сказал пономарь дворецкому Слопертон-Гренжа. – Престарелый слуга грустно покачал головою. – Увы! нельзя верить в предзнаменования! – возразил он. Семьдесят пять лет тому назад, точно в такой же ясный день моя молодая госпожа… – но он вдруг смолк при виде незнакомца.

– Мне нужно видеть сэра Эдгара, – сказал нетерпеливо вошедший.

Жених, собиравшийся вместе с приглашенными на свадьбу садиться в экипажи, чтобы ехать в церковь, отозвал в сторону неизвестного.

– Все кончено! – шепнул отрывисто незнакомец.

– А! и ты похоронил ее?

– Вместе с остальными!

– Довольно. Ни слова более теперь. Приди ко мне по окончании церемонии, и ты получишь вознаграждение. – Незнакомец скрылся, а Эдгар вернулся в своей невесте. – Пустое дело, о котором я и позабыл, милая Селина; едем. – И молодой человек, сажая в карету невесту крепко пожал её руку, трепетавшую в его руке, при чем щеки невесты покрылись яркою краскою. Поезд тронулся со двора. Одновременно на Башне Гвидо раздался зловещий гул колокола.

Едва свадебный кортеж выехал из Грэнжа, как Алиса Седилиа, младшая дочь леди Селины, выбежала из западной башни, благодаря недостатку бдительности со стороны Клариссы. Невинное дитя, освободясь от присмотра, бродило по пустынным коридорам, и наконец, отворив дверь, очутилась в будуаре своей матери. Несколько времени она забавлялась, рассматривая убранство и изящные безделушки, в изобилии украшавшие комнату. Затем шалунья нарядилась в ленты и кружева матери. Одеваясь, она нечаянно задела за пуговку, которая была не что иное как пружина, отворявшая потайную дверку в стене. Алиса восторженно вскрикнула при виде трубки с фитилем; по своему детскому разумению, она вообразила, что это фитиль от фейерверка, и взяв зажигательную спичку, приблизила ее к трубке. Минуту она колебалась. Что скажут мать и няня? Но вдруг до её слуха долетел колокольный звон в приходской церкви в Слопертоне. Алиса знала, что это знак того, что свадебный кортеж вступил в церковь, и была уверена, что теперь ей никто не помешает. С детскою улыбкою на устах, Алиса Седилиа коснулась трубки с фитилем.

Ровно в два часа семнадцатого, Руперт Седилиа, только-что вернувшийся из Индии, – погруженный в глубокия думы, спускался с холма, направляясь к Слопертонскому замку. – Если я докажу, что моя тетка леди Селина вышла замуж до смерти моего отца, – тогда я могу заявить свои права на Слопертон-Грэнж, – произнес он почти вслух, и остановился: земля заколебалась у него под ногами, и страшный взрыв, точно произведенный целым артиллерийским парком, приковал его на месте. В ту же минуту он увидал густое облако дыма, застилавшее церковный двор Слопертона, а западная башня Гранжа, казалось, была приподнята на воздух, вырванная с основанием. В воздухе летели обломки, и две вещи темного цвета упали почти к его ногам. Руперт поднял их. Одна из них оказалась тяжелым томом с медными застежками. Он не мог удержаться, чтобы не вскрикнуть. Записи приходской церкви! Он поспешно открыл книгу. В ней увидел он и запись о браке леди Селины с Бурк-Слоггером. Вторая вещь – кусок пергамента. Дрожащими руками он развернул его. То было завещание Джемса Седилии, которого ему недоставало.

Вскоре снова зазвонили на новой приходской церкви Слопертона; колокольный звон возвещал о свадьбе сэра Руперта Седилиа с его двоюродной сестрою; они были единственные оставшиеся в живых.

Еще пять призраков прибавилось в сверх-естественному населению Слопертон-Грэнжа. Может быть, это было причиною, почему сэр Руперт вскоре продал свое владение. В течение многих лет мрачная тень налегла на развалины Слопертон-Грэнжа.