Семь дней на любовь, предательство и революцию

Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря. (И.А.Бродский)

Глава 1

Для Луиджи это было первое задание. Его соратники внимательно наблюдали за ним из припаркованного невдалеке автомобиля.

Вроде всё просто: прикрепить небольшой металлический ящик к раме стоявшего у магазина фургона. На другой стороне большой площади подсвеченный прожекторами красовался центральный миланский вокзал, а здесь было темно и немноголюдно.

Всё можно сделать за несколько секунд: опуститься на асфальт за машиной и застегнуть ремешок контейнера вокруг рамы, поближе к бензобаку.

Фургон, со всех сторон оклеенный предвыборными плакатами, принадлежал итальянской коммунистической партии. Луиджи видел, как водитель и два пассажира направились к вокзалу. Возвращаясь, они опять пойдут через площадь, и поэтому он сможет их заметить раньше, чем они приблизятся.

Он оглянулся. Вокруг никого.

Но Луиджи не мог предположить, что молоденькая продавщица из соседнего магазина наблюдает за ним через стеклянную витрину. Несколько минут назад она выключила свет и уже собиралась выходить, чтобы закрыть магазин, но заметила странного парня в кожаной чёрной куртке и дорогих коричневых лоферах. Девушка знала, что так одеваются неофашисты с площади Сан-Бабила, а таким нечего делать у фургона компартии в этом районе. Когда он залез под машину, она выскочила на улицу.

Луиджи уже успел закрепить ящик, когда её увидел. Он быстро поднялся на ноги, бросил взгляд на автомобиль, где были его приятели, и бросился бежать в противоположную от них сторону. «Чем дальше от вокзала, тем лучше».

Когда у светофора Луиджи захотел свернуть в переулок, раздался взрыв. Он оглянулся и в пламени горящего автомобиля увидел, что девушка бежит за ним.

«Что ей надо? Зачем лезет не в своё дело?»

Он убедился, что выкидной нож, как всегда, в его правом кармане и решил, что в крайнем случае с ней можно будет легко разобраться. Главное сейчас – убраться подальше от места взрыва. Очень скоро здесь будет много полиции.

Луиджи бежал, постоянно оглядываясь, и поэтому не заметил, что на тротуаре сняли брусчатку для ремонта и сложили стопками прямо на дороге. Споткнувшись, он по инерции сделал ещё несколько больших шагов и с разгону врезался в мусорные баки.

*****

Дмитрий услышал взрыв, когда разбирал чемодан. Он только сегодня приехал и сейчас обустраивался в отведённой ему комнате на втором этаже в жилом флигеле советско-итальянского Дома дружбы. Роскошный дворец в стиле итальянского модерна был построен архитектором Джузеппе Саммаругой в самом начале двадцатого века по заказу графа Альберта Медичи, члена известной всем семьи. После войны граф, поддержавший Муссолини и вложивший много средств в поддержку фашистского режима, разорился. Советский Союз выкупил дворец. Сейчас здесь организовывали неправительственные встречи для установления дружеских неформальных отношений с итальянскими лидерами.

Попасть сюда на место переводчика было большой удачей. Тем более, что никаких влиятельных родственников у Дмитрия не было. Если говорить точнее – он был круглый сирота.

Дима родился в Питере в день, когда советские войска в январе 1944 окончательно прорвали блокаду города. Мать умерла при родах. В этот же день на фронте, при освобождении Пулково, погиб отец. Имя ему дали девочки-медсёстры в честь известного ленинградца Дмитрия Шостаковича. Потом был послевоенный детский дом. И хорошие учителя. Рассматривая в библиотеке альбомы с репродукциями картин великих художников, он открыл для себя итальянское Возрождение. Именно тогда у него появилась мечта увидеть Италию собственными глазами.

Чтобы мечта осуществилась и сбылась, да так быстро, Дмитрий не надеялся даже в своих самых фантастических снах. Но после университета его пригласили работать в серьёзную организацию, и через год он оказался в Милане.

Окна жилого флигеля выходили на улицу, ведущую к вокзалу. Из-за жары они были открыты. Поэтому Диме показалось, что взрыв произошёл совсем близко. Он выбежал во внутренний сад. Охранник Дома дружбы, дежуривший у кованных чугунных ворот, остановил его.

– Туда нельзя. У вокзала что-то случилось, – крепкий молодой мужчина в тёмном костюме положил ладонь ему на грудь. – На улицу лучше не выходить. А ещё здесь, перед нашими воротами, какая-то девчонка дерётся с парнем. По одежде он вроде как местный нацист. Их здесь полно…

– Ей надо помочь, – решительно произнёс Дмитрий и отодвинул руку охранника.

– Нам нельзя вмешиваться. Инструкция.

– Там, где я вырос, за такие инструкции морду били.

Дмитрий выскочил за ограду очень вовремя. Парень в чёрной кожаной куртке смог подняться и, оттолкнув девушку, вытащил из кармана нож. Но увидев Дмитрия и выбежавшего за ним из ворот охранника, Луиджи испугался: одно дело – девчонка, а другое – два крепких парня. На его счастье в переулок влетела машина с его приятелями. Он заскочил в открытую дверь и автомобиль быстро умчался.

Девушка стояла тяжело дыша. Похоже, она и сама не ожидала от себя такой смелости и только сейчас поняла, как сильно рисковала. Она не была коммунисткой, но очень не любила ряженых в чёрную кожу молодчиков, марширующих по вечерам на Витторио Эмануэле.

– Вы не ранены? – спросил Дмитрий. – С вами всё нормально?

– Нормально, – незнакомка устало улыбнулась, – но я бы чего-нибудь выпила.

Глава 2

Дима получил небольшой аванс, и сейчас тоненькая пачка итальянских лир лежала у него в застёгнутом на пуговичку заднем кармане брюк.

«Почему бы не выпить? Спасённая очаровательная итальянка. Милан. Тёплый вечер. Что может быть романтичнее?»

– Зовут меня София, – представилась девушка. – И я замужем, – тут же уточнила она. – Так что ничего лишнего не планируй. Просто выпить чего-нибудь покрепче.

– Я только сегодня прилетел, – Дмитрий, услышав её слова, растерялся и почему-то расстроился, – ничего здесь не знаю, но с радостью составлю компанию.

– Ну тогда вперёд. Здесь за углом хороший бар, – она взяла его под руку и потянула за собой.

– Я тоже в Милане недавно, – сообщила София, после того как выпила рюмку золотистого бренди. – А ты откуда? На итальянца вроде не похож.

Дмитрий наконец-то рассмотрел свою новую знакомую. Из-под непослушной длинной чёлки сверкали чёрные глаза, в которых горел живой интерес ко всему, что её окружало. Тёмные длинные волосы свободно падали на плечи. Синее платье на бретельках было стянуто на тонкой талии кожаным пояском.

То ли от бренди, то ли от впечатлений, голова у Димы кружилась. Он не мог оторвать взгляда от девушки. Ему казалась, будто бы она вся пропитана солнцем, и поэтому, если потрогать кончиками пальцев её оголённую руку, то можно обжечься.

– Так и будешь молчать и пялиться? – спросила она, покачивая головой в такт музыке. – И когда я узнаю имя своего спасителя?

– Дима. Дмитрий. Сегодня прилетел из России.

– Честно? – искренне удивилась девушка. – Я русских никогда не видела… вот так близко. А ты ничего. Симпатичный. Надолго в Милан? Или так, проездом? – спросила София. Она говорила быстро и иногда, наверное для убедительности, в такт своим словам взмахивала рукой.

Они разместились на высоких табуретах около барной стойки. Дмитрию было неуютно: в таких заведениях он никогда не был. А девушка же, наоборот, чувствовала себя раскрепощёно и сидела свободно, закинув ногу на ногу. Платье на бёдрах натянулось и выгодно подчёркивало её соблазнительную фигуру.

– А я приехала из Неаполя, – она не стала дожидаться, пока он ответит, – точнее, из маленькой деревни в сорока километрах от города. Работы там нет, денег нет. Вот мы чуть ли не всей деревней переехали сюда. Милан – город богатый. Правда, у себя на родине я участвовала в конкурсе итальянской песни. Меня многие знали. А здесь таких, как я… – она поморщилась и взмахнула рукой, показывая на забитый бар, – здесь таких – каждая вторая. И все хотят поймать удачу за хвост.

– Ты не очень похожа на деревенскую девушку, – с сомнением заметил Дима, вспомнив поездку в колхоз под Питер для сборки мёрзлой картошки. – Наши девушки в деревне так не одеваются.

– Так я же сейчас в городе. А когда пасла овец у нас дома, то донашивала вещи старших братьев и сестёр, – без тени смущения объяснила София. – Это платье я уже здесь купила. Нравится?

– Да. Очень, – опустив глаза, смущённо ответил Дмитрий.

– Теперь ты даже не смотришь на меня, – рассмеялась девушка. – Не влюбился, случайно? Если хочешь, то можешь меня проводить. Кстати, мне уже пора.

– Муж ревнивый? – зачем-то спросил Дмитрий.

– Ревнивый, – кивнула девушка, красиво спрыгнула с табурета и пошла к выходу.

На улице было совсем темно. Фонари не горели, и даже машин не было.

– Ты меня проводи до метро, а дальше я сама, – попросила София.

– Я могу и до дома, – решительно предложил Дмитрий. – Ну, или как тебе будет удобно.

Какое-то время они шли молча, думая каждый о своём.

– Я была помолвлена ещё в деревне, – прервала молчание София. – Наши отцы были друзьями. Мы с будущим мужем родились в один день, и родители договорились, что когда придёт время, мы обязательно поженимся.

– А как же любовь? – не удержавшись, спросил Дима.

– Мы с детства ходили на один горшок и вместе гоняли гусей по улице. Он был мне как брат, а теперь… И разойтись мы с ним не можем. Потому что отцов наших уже нет, а обещание осталось. Мы католики – для нас это важно. Хотя… Кроме того, что мы католики, мы ещё и южане. И иногда бывает трудно себя контролировать.

Остановка Софии была последней на этой ветке. Когда они вышли из метро на улицу, Дмитрий с удивлением оглянулся: ряды новостроек ничем не отличались от питерских Черёмушек с такими же блочными домами. Рядом с выходом, совсем как в Ленинграде, на скамейке под деревьями весёлая компания пела под гитару какую-то итальянскую песню.

– Дальше я сама, – остановила его София. – У нас сюда вся деревня переехала. И у всех язык без костей. А муж мой действительно ревнивый. Он же неаполитанец, – объяснила она. Ей не хотелось расставаться с этим парнем, поэтому тут же быстро добавила: – Захочешь меня увидеть, приходи в магазин. Там, где сегодня машину взорвали.

Глава 3

Такого грандиозного приема в Доме дружбы не было никогда. Правительство Италии присудило главную премию фонда «Кино за мир» фильму об итальянском солдате, который во время войны попал в плен под Сталинградом. После освобождения он женился и остался в Советском Союзе. В съёмках участвовали звёзды итальянского и советского кино. Поэтому фильм, бесспорно, стал сенсацией. Но это был только повод.

Год назад руководство обеих стран задумалось о том, что хорошо бы между СССР и Италией установить более тесные отношения, которые будут служить примером сближения стран социализма и капитализма. Была составлена программа мероприятий, и этот большой банкет был только началом.

Накануне из Москвы приехал коллектив русского народного танца. В день приёма после обеда девушек из ансамбля собрали в зале для инструктажа.

– Большинство из вас не первый раз за границей и знакомы с правилами, – нудным, усталым голосом произнёс со сцены невзрачный полный мужчина в сером пиджаке. Рядом с ним сидел директор танцевального коллектива Семён Иванович Бабаян и уже немолодая, но ещё привлекательная женщина с тугим пучком чёрных волос на затылке. – Напомню главное: выходить на улицу без сопровождающего запрещено, общение с иностранцами не в рамках вашего визита запрещено. Любая спекуляция предметами, привезёнными из дома – уголовное преступление.

– А что не запрещено? – спросила совсем юная девушка с первого ряда.

– На приёме будут политики, промышленники, звёзды кино и эстрады. Ваша задача – не дать им скучать, – строгим голосом учительницы начальных классов ответила женщина с пучком. – Общаться с ними в пределах этого здания не запрещено.

– Вы говорите, что наша задача не дать им скучать, – опять заговорила любопытная девушка, – а это как? Анекдоты им рассказывать или ещё что-то?

– Не стройте из себя дурочку. Можно всё, кроме половых контактов.

– Всё равно непонятно. А поцелуи допускаются?

– Это по ситуации. Страна заинтересована в информации, которую можно получить от высокопоставленных итальянцев. Понятно, что не стоит вешаться на шею представителям братских соцстран. Они тоже приглашены, но вряд ли могут быть интересны в плане информации. Вы же актрисы – улыбайтесь, хлопайте глазами, изображайте из себя глупеньких девочек. Мужчинам это нравится.

– А как же мы с ними разговаривать будем?

– Здесь есть переводчик. Он поможет. Да и в школе надо было лучше учиться, – холодно напомнила женщина.

Троица как по команде встала из-за стола, показывая, что инструктаж закончен.

– Отдыхайте, девочки. Ваше выступление в самом начале вечера. Будьте готовы, – добавил директор и все трое вышли из зала.

Девушки остались одни.

– А мне бы и социалистический чех сошёл или даже поляк. У нас дома хороших мужиков совсем не осталось. Даже какой-нибудь директор завода выглядит как бедный пролетарий.

– Курица не птица, Польша не заграница. Хотя эти могут и подарочек сделать.

– Какой подарочек?

– Это уж как ты стараться будешь. Только ты особо губы не раскатывай. Все подарки по приезду придётся сдать. И тебе за это даже не заплатят. Если только с той тёткой не договоришься. Говорят, она может выкупить. За полцены, но всё-таки.

– Да уж. Печально всё это. Ну хоть поедим вкусно. От чёрной икры и осетрины на таких приёмах столы ломятся.

– А я утром смогла договориться с охранником и сбегала в магазин. Комбинацию себе купила. У нас таких днём с огнём не найдёшь. Можно по улице в ней гулять и все завидовать будут.

– Везучая. Только не болтай. А то кто-нибудь расскажет тому дяде в сером пиджаке и будешь потом в каком-нибудь Задрищинске всю жизнь в клубе колхоза Путь Ильича танцевать… перед трактористами.

*****

Вечером Дмитрий стоял у ворот Дома дружбы вместе с директором и приветствовал прибывающих гостей.

Было много дорогих автомобилей, красивых и нарядно одетых женщин, на которых сверкали роскошные украшения. Некоторых Дима узнавал, вспоминая их роли в разных фильмах. Ещё месяц назад он мечтал попасть в аспирантуру и думал, хватит ли ему денег на то, чтобы снять комнату в коммуналке на Васильевском острове. А сейчас мимо него, сверкая бриллиантами, проходили актрисы, увидеть которых в СССР не каждый может даже на экране в кинотеатре.

Одним из последних приехал кандидат в премьер-министры Италии Альде Морьячи. Веселый, красивый мужчина с добрыми, умными глазами мгновенно вызывал симпатию у всех, кто его видел. Советский Союз связывал с ним надежды на новые взаимоотношения между двумя странами. У этого молодого очаровательного мужчины были все шансы выбраться из кандидатов и стать реальным премьером. Альде Марьячи уже побывал в Москве, провёл много встреч и оставил очень благоприятное впечатление.

Банкет начался с выступления танцевального коллектива. Сначала девушки выступали в цветастых сарафанах и в кокошниках. В последних номерах, когда зазвучала латиноамериканская музыка, они вышли на сцену уже почти без одежды. На бёдрах трепыхалась узкая то ли повязка, то ли очень короткая юбка. Грудь прикрывали наклеенные золотистые звезды. Девушки стреляли глазами, соблазнительно улыбались, выискивая в публике мужчин посолиднее.

После выступления они переоделись в менее сексуальные наряды и вышли в зал.

Дима еле успевал помогать гостям и хозяевам понять друг друга. Поэтому большинство справлялось самостоятельно. Между разговорами он с интересом наблюдал за происходящим. Контраст между тем, что говорили советские дикторы из телевизора о загнивании капитализма, и тем, что творилось на этом приёме, был поразительный. Ни о каком классовом противостоянии речи не было. Многие, наоборот, хотели уединиться, чтобы сблизиться ещё больше.

Когда приём был в самом разгаре, а гости, после деликатесов и разнообразных напитков, разделились на компании по интересам и разбрелись по всему дворцу, как удар грома разнеслась новость: здесь, в советско-итальянском Доме дружбы, убит кандидат в премьер-министры Италии. Его тело нашли в увитой плющом беседке в дальнем конце внутреннего сада с пулей в голове.

Глава 4

Из Меморандума Совета национальной безопасности США:

…С конца шестидесятых годов Итальянская коммунистическая партия занимает первое место в стране по количеству членов – более двух миллионов человек. Это позволяет ей участвовать в выборах всех уровней и успешно продвигать в органы власти своих кандидатов.

В ближайшее время ИКП может законным путём получить в стране полную власть.

Необходимо учитывать, что в их программе находятся недопустимые для нас положения: отказ от членства в НАТО и пересмотр денежно-финансовых отношений с США.

Вслед за президентом Франции Шарлем де Голлем новые власти Италии могут потребовать обмена долларов, находящихся в итальянских банках, на реальное золото. Это приведёт к обрушению нашей экономики и началу новой экономической депрессии в США.

Такая же ситуация сохраняется и в других странах Западной Европы: Франции, Испании, Португалии, Греции и т.д.

Если в ближайшее время не предпринять жёстких мер, то вся Западная Европа может перейти под контроль Советского Союза. США потеряют преимущество, которое получили в результате двух мировых войн и опять станут страной регионального масштаба.

Возможные меры противодействия:

1. Наиболее действенным методом борьбы с коммунистическим влиянием является подрыв его изнутри. Дискредитация коммунистических идей и внесение в них ложных концепций вирусного типа. Для этого необходимо создать ряд новых доктрин, которые будут иметь сходство с коммунистическими идеями, а по сути являться отвлекающими тупиковыми направлениями. В этой связи хорошо зарекомендовала себя идея еврокоммунизма, основанная на возможности проведения социальных реформ без изменения общественно-политическое устройство государства. Финансирование и внедрение этой теории позволит нам сохранить наше влияние через транснациональные компании на все ключевые аспекты политики стран Западной Европы.

2. Необходимо усилить сотрудничество с любыми силами, которые могут быть нам полезны. В частности, необходимо оказать давление на итальянские преступные кланы, действующие на территории США, с целью обеспечения ими взаимодействия наших спецслужб с влиятельной в Италии организацией Cosa Nostra. Такое сотрудничество будет полезно в случаях необходимости физического устранения политических лидеров.

3. Увеличить финансирование неофашистских организаций по программе «Гладио». Целью которой является подготовка военного переворота в случае прихода к власти коммунистов. При этом необходимо понимать, что без прямого вмешательства вооруженных сил США такой переворот вряд ли будет иметь успех.

4. Ключевым пунктом программы является сотрудничество с высокопоставленными чиновниками СССР, с советской научно-культурной интеллигенцией. Создание в Советском Союзе сети агентов влияния. Результатом этой деятельности должно стать создание в СССР и странах Варшавского блока влиятельных сил, которые смогут продвигать в советском обществе нужные нам идеи, а значит расшатывать основы экономического и политического устройства Советского Союза. Только уничтожение СССР даст нам возможность сохранить наше влияние в мировой политике…

Глава 5

– Я не для того в этом дурацком издательстве машинисткой за копейки работала, чтобы за алкоголика замуж выйти, – злобно прошипела Анна. – Я писателя искала.

– Ну ты и вышла за писателя, моя ласточка, – Ираклий попытался придать своему голосу нежные нотки, но из-за утренней похмельной сухости во рту фраза получилась неубедительной.

– Это ты про себя? – фыркнула молодая супруга. У неё было плохое настроение и она, ещё не встав с кровати, решительно хотела им с кем-нибудь поделиться. – Если ты каждый вечер в ресторане Дома писателей водку пьёшь, это не делает тебя писателем.

– А миллионные тиражи моих книг делают? – откашлявшись и всё ещё пытаясь улыбаться, спросил Ираклий.

– Ты про свои творения о героях-революционерах? – Анна повернулась на бок, подвинула подушку повыше и презрительно посмотрела на мужа. – Это не литература. Твой дед писал про Ленина. Отец про Сталина. Ты оказался ещё хитрее: пишешь сказки про давно умерших людей. Изображаешь их чуть ли не святыми.

– Главное – платят. Или деньги тебе тоже не нравятся?

– Зачем деньги, если вокруг тебя сплошное убожество? – молодая женщина опять легла на спину и драматично раскинула руки.

– Миллионы людей мечтают жить как ты, мой ангел, – стараясь погасить конфликт, спокойно рассудил Ираклий. – А съездить в командировку в Италию мечтает вся страна.

Брак с красивой молодой Анной был уже третьей его попыткой изведать семейного счастья после двух неудач. Так что такой разговор был для него привычным. Он понял, что, похоже, и третья жена счастья ему не принесёт, и загрустил.

– Люди за дерьмовой колбасой по два часа в очереди стоят, а ты получаешь деликатесы в наборах с доставкой на дом. Не так уж всё и плохо, – сдержанно напомнил Ираклий. – Что тебя не устраивает? Посмотри в окно. Там, между прочим, Милан, а не твоя Шепетовка.

– Дело не в колбасе. Мне хочется свободы. Надоела серость, надоели эти гнусные рожи на улицах. Ты посмотри, насколько лучше нас живут те же итальянцы! Солнце каждый день. Цветы на улице. Улыбки. Люди вежливые.

– У нас тоже многое меняется. Хочешь, переедем жить из Москвы в Ялту? – вдруг предложил мужчина, хотя сам уже думал, как устроить бракоразводный процесс с наименьшими потерями.

– Ялта, Москва – какая разница… И дело даже не в Советском Союзе и социализме. Россия всегда была и будет нищей деревней.

Анна вдруг почувствовала изменение в настроении мужа и, испугавшись, что переборщила с упрёками, опять повернулась на бок и, поглаживая его плечо, добавила:

– Жизнь коротка, чтобы потратить её сидя у окошка, ожидая перемен. Давай уедем в Америку. Прямо отсюда.

Ираклий слишком многое видел в жизни, чтобы разговаривать на эти темы. Они были женаты только полгода, и Анна, работая в издательстве, вполне могла заключить маленький контрактик с одной могущественной организацией и теперь специально провоцировать его на ненужные откровения. Он убрал с плеча её руку, встал с постели и будто бы между прочим спросил:

– Я тебя на приёме вчера почти не видел. Ты где была?

– Тебе-то какая разница, – грубо ответила супруга, – где была, с кем была? Пил бы меньше – всё бы знал.

– Да так… просто спросил, – какая-то часть его грузинской крови попыталась закипеть от такого ответа. Он даже подумал, что неплохо было бы взять подушку и хотя бы чуть-чуть придушить ею эту красивую суку… Но Ираклий быстро сообразил, что скандалы здесь, в Италии, ему не нужны. – Я, кстати, вчера на этом приёме познакомился с одним известным продюсером. Сейчас за мной заедет его машина, и я поеду к нему на встречу. Хорошо, что успел договориться до того, как убили того итальянского политика. Потом началась такая суматоха… Это сильный удар по советско-итальянским отношениям. Нас могут больше сюда и не пригласить, – он взял брюки с кресла и, с трудом удерживая равновесие, пытался попасть ногой в штанину. – Поэтому от встречи с этим денежным мешком много что зависит. Жаль, я никакими языками не владею. Придется брать переводчика

*****

Дмитрий никогда не ездил на таких красивых машинах. Золотистый «Линкольн Континенталь» своими размерами и дорогой отделкой был похож на элегантную яхту. Ираклий, следуя традиции советских партийных работников, панибратски устроился на переднем сиденье рядом с водителем. Дима, оказавшись один на огромном заднем диване, чувствовал себя неуютно среди ослепительной роскоши.

Большую часть пути проехали молча. Только когда справа от дороги заблестело вытянувшееся между горных хребтов озеро, писатель не удержался:

– Как же вам повезло. Каждый день можете любоваться такой красотой, – сказал он водителю – смуглому арабу с глубокими морщинами на высохшей коже.

– Да я привык. Когда приехал сюда из Алжира, то да, было здорово. В деревне на озере жильё дешевле стоило, чем в Милане, поэтому мы с семьёй здесь и поселились. И коз можно было завести. После наших бескрайних песков, палящего солнца и домиков из глины и соломы казалось, что в рай попал. А главное, сразу работу нашёл. Теперь освоился и не замечаю. О другом больше приходится думать.

– О чём же, если не секрет?

– Бензин каждый день дорожает, уголь для дома, мука… Зарплаты хватает только на еду и одежду. У меня пятеро детей. Учиться хотят. А где деньги найдёшь?.. Власть думает только о своих, о богатых. На нас ей наплевать.

Дальше ехали молча. Остановились у железных ворот с завитушками в виде виноградных листьев. За забором и кипарисами был виден дом из серых камней с башенками по углам, напоминающий старинный замок.

Через пятнадцать минут Ираклий вместе с продюсером, с которым он познакомился на приёме, сидел на тенистой террасе и пил красное вино. Генри Киссен – хозяин дома, – встречая их у ворот, уверил, что отлично знает русский язык, и поэтому переводчика можно отпустить погулять по улицам их очаровательного городка.

Может быть, Ираклий был не самым лучшим писателем, но в людях он разбирался великолепно. Поэтому весёлый толстячок в светлом помятом пиджаке, который с первой минуты их встречи на приёме в Доме дружбы сыпал комплиментами, не мог его провести. И ещё эти маленькие колючие как у крысы чёрные бусинки глаз, от которых ничего не спрячешь. Такие чаще бывают у карточных шулеров, а не у добродушных любителей советской литературы. У карточных шулеров и у людей, которые занимаются теневой политикой, где нет никаких правил, а мораль – понятие весьма условное.

– Вчера трагическое событие не позволило нам закончить разговор, – удрученно наморщив лоб, напомнил хозяин дома. – Так что не будем его откладывать. Чтобы нам больше ничего не помешало.

– Даже не могу представить, чем я смог заинтересовать такого человека, как вы.

– Дело в том, что недавно я совершенно случайно посмотрел фильм «Доктор Живаго», и для меня это было не просто открытие. Это изменило мою жизнь. У меня появилась мечта, – пояснил Генри Киссен.

– Вы хотите написать такой же роман, как когда-то написал Пастернак? – попытался пошутить Ираклий.

– Конечно нет, – из вежливости рассмеялся толстяк. – Я хочу, чтобы его написали вы.

Ираклий допил вино, поставил бокал на столик и внимательно посмотрел на хозяина.

– Это не мой уровень, – честно признался он. – Думаю, вы это прекрасно знаете.

Продюсер опять рассмеялся. Он довольно легко для своей комплекции выбрался из глубокого плетёного кресла и быстрыми короткими шагами подошёл к стене, на которой висело несколько картин.

– Вот рисунок Пикассо. Стоит несколько миллионов, – он ткнул толстым коротким пальцем в картину, на которой карандашом была нарисована какая-то птица, похожая на голубя. – Думаете, она так много стоит потому, что это какая-то гениальная работа? Нет, конечно. Это просто мазня. Это мы, продюсеры, сделали так, что на любом аукционе за неё дадут кучу денег. Это мы, с помощью хорошо оплаченных критиков, убеждаем людей, что это шедевр. Это мы говорим людям кто гений, кто нет.

– Это всё понятно, – кивнул Ираклий, тоже поднявшись с кресла, чтобы посмотреть на картину, – но при чём здесь я?

– Да всё просто. Вы пишете роман, а я делаю его шедевром и снимаю по нему фильм.

– Может у вас и тема есть для этого романа? – недоверчиво усмехнувшись, спросил писатель.

– Тема любая. Но одно условие. Это должно быть связано с преступлениями коммунизма. Например, описать трагическую жизнь интеллигенции в советских тюрьмах и лагерях. Вы это сможете. Нужно придумать для этого звонкое и зловещее название. Например, «Гулаг». Кстати, вы хотите получить Нобелевскую премию?

В этот момент в комнате раздался мелодичный телефонный звонок.

– Одну минуту, – хозяин подошёл к столу и снял трубку. Несколько секунд он молчал. Потом повернулся к гостю и, чуть помешкав, произнёс: – Убита ваша жена. Вам, наверное, нужно вернуться в Милан.

Глава 6

Гостиничный коридор казался Ираклию бесконечным. Приближаясь к номеру, у которого собралась толпа людей, он неосознанно искал повод развернуться и убежать. Спрятаться там, где его никто не найдёт.

Генри Киссен вызвался сам довезти его до Милана. И сейчас он шёл чуть сзади, не подпуская назойливых журналистов. Ираклий старался не смотреть по сторонам, но всё равно ощущал на себе любопытные взгляды отельной прислуги и полицейских из оцепления. Даже фоторепортёры выглядывали из-за чёрных камер, чтобы посмотреть на мужа убитой. Ему казалось, что в их липких взглядах больше насмешки, чем сочувствия.

В маленьком номере, предназначенном для мимолётных встреч, было несколько мужчин. Все разглядывали его Анну, которая абсолютно голая лежала среди скомканного белья на огромной кровати. Ираклий машинально подумал, что всё здесь выглядит очень ненатурально. Розовые стены с репродукциями эротических картин, светильники в виде бронзовых подсвечников и особенно огромный букет бордовых роз на прикроватной тумбочке. Их несоответствующий моменту сладкий аромат заполнил всю комнату. У Анны была аллергия на всё цветущее, и поэтому она бы никогда не поставила цветы рядом с собой.

Длинные золотистые волосы, вьющимися локонами разлетевшиеся по подушке, создавали иллюзию, что жизнь ещё не ушла из её красивого тела. Но навсегда застывший взгляд не оставлял никаких сомнений: смерть забрала с собой ещё одну попутчицу.

– Трогать ничего нельзя. Я хотел закрыть глаза, но мне не дали. Даже накрыть одеялом не разрешили, – сказал Ираклию директор Дома дружбы. – Позвонили из полиции и я сразу же приехал.

Борис Ильич Шляпнер, назначенный сюда в Милан всего год назад, уже понял, что вторая смерть в зоне его ответственности – это крах карьеры. И, скорее всего, в ближайшее время его переведут в Союз, а там… Он даже думать не хотел, что с ним будет после всех разбирательств. В лучшем случае направят работать в профком на какой-нибудь сибирский завод, а в худшем – пошлют рубить лес в том же очень далёком от богатой Европы регионе Советского Союза.

Директору уже сообщили, что завтра из Москвы прилетает самолёт с комиссией, которая будет выяснять, как произошло убийство Альде Морьячи. А теперь ещё эта женщина…

Шляпнер знал, что руководителем прибывающей группы назначен Павел Иванович Судохватов. Человек-легенда, от которого ничего хорошего ждать не приходилось.

Воевать Судохватов начал ещё в Испании. После провального для СССР начала войны его оставили в фашистском тылу для организации партизанских отрядов. Два года он пускал под откос немецкие поезда, был тяжело ранен, попал в плен, бежал. Воевал во французском Сопротивлении. После войны руководил военной разведкой. Когда умер Сталин и люди стали возвращаться из лагерей, его, наоборот, захотели туда отправить. Но оказалось, что это невозможно. Слишком много знал Павел Иванович о высшем советском руководстве. А где он хранил свои архивы, узнать не удалось даже на допросах с пристрастием. Если бы его бумаги всплыли в какой-нибудь L'Humanité, то это было бы приговором для коммунистической элиты.

После неудачной попытки избавиться от слишком осведомленного ленинца, его направили на работу в Комитет по взаимодействию с коммунистическими партиями европейских стран. На этом месте у Судохватова был такой несокрушимый авторитет, что без согласования с ним не начиналась ни одна забастовка в Западной Европе.

– Сейчас, как мне сказал комиссар полиции, прибудут эксперты, – опять заговорил директор, – но уже ясно, что, скорее всего, причина смерти – наркотики. В ванной нашли шприцы и всё прочее… Как же вы так, Ираклий Шалович, не досмотрели за супругой? За красивыми и молодыми женщинами нужен глаз да глаз.

У Шляпнера не было ни жалости, ни сострадания к этому франтоватому писателю и к его молодой жене. Он думал о себе. Теперь его собственной жене придётся съезжать из шикарной квартиры на Фрунзенской набережной, а детям прекращать обучение в московской спецшколе и уезжать в неизвестную холодную тьмутаракань.

– Какие наркотики?! – вскрикнул Ираклий, будто очнувшись. – Анна даже вино никогда не пила – о здоровье заботилась. Что вы вообще несёте? С ума сошли? – разозлился Ираклий. Неконтролируемая злоба, зародившись где-то внизу живота, мгновенно разрослась по всему телу и ударила в виски. Он схватил за лацканы пиджака этого дрожавшего от страха человека с бесцветными глазами и блестящими от выступившего пота залысинами. – Я утром, всего несколько часов назад, её оставил у вас в Доме дружбы. Как она оказалась в этом отеле? Вы-то куда смотрели? Вы во всём виноваты! – он тряс бедного Шляпнера, как тряпичную куклу.

Хорошо, что в этот момент рядом оказался Генри Киссен. Он оторвал Ираклия от директора и вывел из номера в коридор.

– Очень вам сочувствую, Ираклий Шалович. В голове не укладывается. Кто же мог это сделать?.. У вас есть какие-нибудь предположения?

– Утром она уговаривала меня остаться у вас на Западе и вот… – неосторожно проболтался Ираклий.

– Какая трагедия, – печально покачал головой продюсер. – Хочу напомнить, что наш договор остаётся в силе.

– Какой договор? – не понял писатель. – Ах, да.

– Почему я напоминаю об этом в эту трудную для вас минуту, – продолжил Генри, изобразив на своём круглом лице скорбь и сочувствие. – Лучшей возможности получить политическое убежище у вас не будет. Скоро вас отправят в СССР и тогда будет поздно. Кстати, смерть жены можно представить как охоту на вас. Будто бы советские спецслужбы узнали о вашем решении эмигрировать и захотели остановить. Да и конфликт с этим вот… вашим директором.

Даже не очень щепетильного Ираклия покоробила такая беспринципность, но грубить Генри Киссену он не стал.

– Давайте обсудим это позже, – ответил он

– Подумайте, конечно. Но не затягивайте. Советских писателей много, а Нобелевских премий не очень.

Ираклий в знак согласия молча кивнул продюсеру и вернулся в номер. Директор Дома дружбы испугано взглянул на писателя и отошёл в другой угол комнаты. Шляпнер со страхом думал, что завтра скажет комиссии.

«Чтобы меня не сделали крайним, надо самому им предложить удобного «стрелочника». Писатель не подойдет – у него хорошие связи. Тогда кого?»

Борис Ильич оглянулся и увидел стоявшего в сторонке нового переводчика Дмитрия.

«Вот такой бы подошёл. За ним вроде никто не стоит. Да к тому же сирота. Только вот, как его ко всему этому привязать?.. Думай… думай… От этого зависит не только твоё будущее, но и будущее двух твоих сыновей. Ты же не хочешь, чтобы они работали на каком-нибудь жутком сибирском заводе…»

Глава 7

Дмитрий без труда нашёл магазин, где работала София. Три раза прошёл мимо, собираясь с духом, но войти так и не решился. Каждый раз, когда он протягивал руку, чтобы открыть дверь, ему становилось страшно. Дима боялся, что девушка уже забыла про него, и ей, и ему будет неловко вспоминать их случайную встречу. Часы показывали, что до закрытия магазина оставалось всего полчаса, и он решил подождать на улице.

София увидела его через большое витринное окно и радостно помахала рукой, показывая, что скоро закончит.

Считается, что девушки меняют причёску, когда хотят изменить свою жизнь. София постриглась. С чёрными короткими, но как и прежде непослушными вьющимися волосами, в лёгком голубом платье она через несколько минут выскочила из магазина, чуть не сбив ждавшего её у входа Дмитрия.

– Куда пойдем? – задорно спросила она, сверкая карими глазами и оценивая реакцию Дмитрия на свой новый образ. – У меня есть одна мечта… Поможешь осуществить?

Не дожидаясь ответа, она схватила его за руку и куда-то потащила.

– Для этого не придется грабить банк? – растерялся Дима.

– Нет конечно, – засмеялась София. – Моя мечта стоит недорого, и за свой билет я заплачу сама. Одна я боюсь туда идти… И одна не хочу.

– Давай попробуем, – согласился Дима.

София с трудом сдерживала эмоции. Она то забегала вперёд, пытаясь заглянуть в его глаза, то пыталась что-то рассказывать про работу, которая ей совершенно не нравилась, то останавливалась у какой-нибудь витрины, чтобы посмотреть на выставленные там вещи и на своё с Димой отражение.

Когда они подошли к кафедральному Миланскому собору, уже начинало темнеть. Пока купили билеты и поднялись на лифте на его крышу, стало совсем темно.

– А ведь так даже лучше, – прошептала девушка и осторожно подошла к массивным перилам из белого мрамора. Кроме широких перил от остального мира крышу ограждали десятки готических шпилей из такого же мрамора и множество статуй, расставленных по периметру крыши на каменном парапете. – Ночью всё видишь по-другому. Будто попал в сказку и ещё не знаешь, поможет тебе добрая волшебница или нет.

Где-то далеко внизу на соборной площади бродили маленькие люди. Фонари и их мерцающий свет, и правда, всё изменили. Дома, улицы, весь город вокруг собора и сам собор – всё это казалось гигантской декорацией к бесконечному спектаклю, где актёры давно забыли свои роли, но продолжают играть, сами не зная зачем и с какой целью они это делают.

– Попасть сюда и была твоя мечта? – с любопытством спросил Дмитрий.

Они стояли плечом к плечу, облокотившись на перила, осматривая с высоты древний город, где-то ярко освещенный, где-то погрузившийся во тьму.

– Да. Но у меня есть ещё одна мечта. Большая. Настоящая, – серьёзно ответила девушка.

– Поделишься?

– Хочу вернуться в деревню, где родилась. Купить светло-жёлтый домик под горой. Чтобы за домом росли кипарисы с цикадами. Хочу много детей. Хочу, чтобы на участке был ручей с ледяной прозрачной горной водой. Хочу оливковый сад. И чтобы было кого любить, – она украдкой посмотрела на Диму, – и чтобы любили меня. Без этого всё это не имеет смысла, – София оттолкнулась от перил, сделала шаг назад и повернулась к Дмитрию

– А ты? О чём ты мечтаешь? Скучаешь по родине?

– Я? – Дмитрий задумался. – Я не знал своих родителей. Меня в приюте воспитали чужие люди. Добрые хорошие люди. Но обратно в детский дом я не хочу, – он усмехнулся и тоже отодвинулся от парапета. – Я не знаю, что такое родина. У меня никогда не было своего дома и своей семьи. Были друзья, двор, где мы играли, было место, где я прятался, когда хотелось побыть одному и подумать о чём-нибудь важном… – он подумал, стоит ли ей всё рассказывать и не удержался: – И ещё у меня была мечта – написать книгу о том, зачем мы живём, зачем рождаемся, любим, умираем. Есть ли в этом какой-нибудь смысл…

– И что тебе мешает это сделать? – спросила София.