Древние – конкретно греки, вавилоняне, индусы, персы, ацтеки, германцы и им подобные – или вообще не знали Будущего, или относились к нему весьма пессимистически. Золотой Век – это Прошлое (и наука, кстати, подтверждает, что время неолитической земледельческой революции было периодом изобилия еды и социального равенства). Нынче суровый Железный Век: вы только посмотрите вокруг – войны, резня, продажа в рабство, эпидемии, падёж скота. Да и впереди ничего хорошего не светит – только космическая катастрофа, гибель людей и большей части богов.
Но жить без надежды невозможно. В зороастризме, затем иудаизме и особенно христианстве прорисовывается концепция финального исправления мира и воцарения милостивого Бога на земле, когда возляжет «овечка со львом».
Коммунизм был придуман людьми, которые прилежно изучали в школе Закон Божий, поэтому и это учение не обошлось без своего светопреставления, именуемого «мировой революцией». Пролетариат выходит, как из преисподней, из горячих цехов и шахт, и уничтожает старый мир вместе с его войнами, неравенством и эксплуатацией человека с помощью серпов, молотов и других производительных сил, то есть технологий. Подробности смотри на картинах Босха. После революционного светопреставления должно прийти на землю светлое Будущее, где в социальном экстазе сольются все и всяческие грани, эксплуататоры с эксплуатируемыми, мучители с мучениками.
При Сталине и Хрущёве коммунистическое «завтра» отделялось от социалистического «сегодня» небольшим промежутком в десять-пятнадцать лет. И это вполне естественно. Командная экономика функционировала, эффективно распоряжаясь ресурсами. Она за невероятно короткий срок вытянула страну из послереволюционной разрухи; остановила тиф, сифилис и туберкулез; превратила сто миллионов крестьян, живущих практически натуральным хозяйством, в индустриальных рабочих; разгромила бронированного супостата, явившегося за русской кровью и русской землей из жадной Европы; восстановила всё, порушенное тотальной войной; освоила суровый отдаленный, но богатый ресурсами восток страны и вывела Россию в технологические сверхдержавы со своей баллистической ракетой, термоядерной бомбой, атомным реактором, реактивной авиацией, ЭВМ, да и почти со всем своим.
Люди охотно верили, что если станет больше электричества, стального проката, транзисторов, стекла и бетона, пластмассовых изделий и точек общепита, автоматически наступит то самое, когда «каждому по потребностям».
Но начиная с эпохи Брежнева вера дала трещину, Будущее стало стремительно уноситься вдаль, пока не скрылось за научно-фантастическим горизонтом. Лишившись Будущего, люди потянулись к Настоящему, к красочным фантикам и пестрым пластиковым безделушкам, которыми помахивало перед носом советского человека западное «общество массового потребления», построенное на эксплуатации дешевых ресурсов Третьего Мира.
Отнюдь не нехватка жилья и дефицит холодильников добили нашу веру. Советская экономика приращивала метраж жилплощади и количество полезных бытовых приборов быстрее, чем любая западная страна. Нашу веру добило скучное благополучие – всеобъемлющие социальные гарантии, официальная философия мира и дружбы, потеря ощущения опасности, отрицание необходимости борьбы.
А что же Запад, который так хладнокровно разрушил наше светлое будущее?
Будущее на прагматичном Западе долгое время не находилось в сфере деятельности официальной пропаганды, оно словно отдавалось на откуп «кремлевским мечтателям». Пожалуй, только во времена ресурсного кризиса середины семидесятых о нем стали заботиться в высших эшелонах власти.
Появилось немалое число моделей ближайшего будущего (далеким, естественно, имеют право заниматься лишь писатели-фантасты). Концепция нулевого роста Римского клуба, теория постиндустриального общества Белла и Ростоу, концепция третьей информационной волны Тоффлера, концепция затухания исторического процесса Фукуямы. И что характерно, все эти построения, даже самые свежие, на данный момент, в общем, можно считать недостоверными.
Западная прогностика, футурология сейчас как будто замерли, стиснутые цепями либеральных догм. Западная элита словно перестала нуждаться в достоверных моделях Будущего, погрузившись в миражи глобального капитализма. Глобальная погоня за наживой превратилась из экономического мотора в тоталитарную идеологию. Корпоративные капиталисты заняты, по сути, лишь одним, поиском на земном шарике точек, где издержки производства будут минимальны, а прибыли максимальны. А современные информационные технологии настолько мощны, что даже беспредельную жадность и тупую недальновидность могут удачно раскрасить в цвета свободы и демократии.
Человек верующий превратился в человека потребляющего, франкенштейна с раскрытым от вожделения ртом, убогим лбом и раздутыми сенсорными долями в затылочной, теменной и височных областях мозга.
И это на фоне того, что весь мир находится в неустойчивом состоянии хаотической перестройки.
Если рассматривать планету Земля как тело, а человечество как кожную инфекцию, то за последние пятьсот лет человеческая сыпь на земном теле превратилась в сплошной дерматит.
Тем титанам, которые когда-то заваривали Ренессанс и Реформацию, стоило еще десять раз подумать, стоит ли выводить людей из якобы мрачного Средневековья.
Вплоть до его окончания действовала сбалансированная циклическая формула существования людей на Земле. Культуры возникали на базе какого-нибудь технологического скачка (колесо, бронза, железо, плуг, парус, стремя), давали возможность для роста численности населения и удовлетворения первичных потребностей, вырабатывали свой ресурс и затем сметались или нашествием варваров, или стихийным бедствием, или эпидемией.
Но пятьсот лет назад прежняя спокойная формула была отброшена, начался непрерывный технологический подъем – в значительной степени за счет жестокой эксплуатации одних людских сообществ другими, более агрессивными; за счет бестрепетного перемалывания природных ресурсов и использования человеческих ресурсов, лишенного каких-либо моральных ограничений. И, кстати, именно в это время происходит возникновение большинства ныне существующих крупных централизованных государств и наций – попутно с исчезновением большого числа культур, народов и племен, гибелью многих видов животных и экосистем.
О проблемах роста народонаселения писал еще старик Мальтус, но даже ему в голову не приходило, что в геометрической прогрессии могут расти не только численность, но и потребности людей.
Неограниченные рост материальных потребностей превратил «носителей прогресса» в суперварваров, которые сметали «осталые культуры» так, как это и не снилось нукерам Чингисхана. Достаточно вспомнить уничтожение западной цивилизацией индейских и африканских культур, североамериканских и австралийских аборигенов, высокопроизводительных индийской и китайской хозяйственных систем, что сопровождалось многомиллионными жертвами.
Но действительно ли технологическая кривая завела нас сегодня в зону неустойчивости и всяких турбулентностей? Действительно ли самолет под названием «цивилизация» прыгает по воздушным ямам и может сорваться в штопор?
Первым проявился энергетический кризис – после того как в 1973 году бородатые властители нефтяного крана решили его использовать в виде оружия. Замерли автомобили, пошли на посадку самолеты, кровь застывала в жилах индустриальных колоссов. Западным стратегам стало ясно, что нефть далеко не так дешева и доступна, как казалось прежде. Это было шоком. Получалось, что их цивилизация стоит на зыбком фундаменте из жидких углеводородов, накопленных предыдущей эволюцией жизни. И хотя кран был открыт снова, реки нефтедолларов повернуты обратно, в западные банки, а исламистское острие нацелено на Россию, тем не менее, на пути неограниченного роста экономики явно встал энергетический барьер. Увы, это не привело к разумному сокращению потребления у «жрущего миллиарда», а лишь привело к новому витку глобализации, вскрытию последних резервуаров дешевых ресурсов и усилению неэквивалентного обмена между странами развитого и периферийного капитализмов.
Потенциально не менее опасным, чем нехватка энергии, является истощение земельных ресурсов. Ведь именно интенсивно эксплуатируемая земля дала населению планеты возможность увеличиться в течение двадцатого века в три раза, а в некоторых особо буйных регионах – до десяти раз. Однако усиление эксплуатации земли, очень медленно возобновляемого ресурса, в том числе для производства биотоплива, рано или поздно уткнется в «потолок», в то время как рост населения продолжится дальше. И снова вступит в действие такой естественный регулятор, как война или эпидемия.
Где-то население растет как на дрожжах, ну, а где-то, словно для создания отчаянного дисбаланса, активно стареет, дряхлеет и потихоньку вымирает. Цивилизованный Запад, а старушка Европа особенно, переживает демографический упадок и деградацию рабочей силы. В двадцатом веке, после трехвекового накопления капитала за счет неограниченной эксплуатации колоний и экспроприации ресурсов у более слабых социумов, в западных странах на смену классическому «дарвиновскому» капитализму пришло «общество массового потребления». Де-факто каждый западный гражданин получил право на удовлетворение своих материальных потребностей. Но, если ранее экономика старалась удовлетворять реальные потребности, то на рубеже двадцатого и двадцать первого века, глобальный капитализм погнал ее дальше, к удовлетворению надуманных потребностей.
Экономика «опережающего предложения» делает теперь упор на формирование у людей все новых и новых искусственных нужд. И вот домохозяйка вместе с пучком петрушки покупает в магазине компьютер с процессором на несколько гиг. Его мощность, в среднем, будет использоваться на десятые доли процента, а память послужит для усиленного размножения вирусных и спамерных программ.
Вместо моральных ограничений, трудовой этики и образовательных стимулов уже в незрелую голову подростка закачивается гедонистическая идеология потребления под лозунгом «позвольте ему быть таким, какой он есть». На смену сознанию приходит подсознание, полное дионисиевской распущенности, которой так боялись еще древние.
Как результат, западная цивилизация перестает воспроизводить жизнь, рабочие руки становятся все более малочисленными, творческие личности все более редкими; в научную сферу закачиваются импортные мозги, изъятые в странах периферийного капитализма с авторитарной образовательной сферой, в эти же страны перемещается производство.
Каждый, кто следит за новостями, замечает политический подъем Третьего Мира, и особенно мусульманского. Жизнь в патриархальном стиле в сочетании с заимствованными медицинскими достижениями привели там к демографическому взрыву и созданию «живых кипящих котлов». Демографический взрыв означает возникновение огромного слоя незанятой молодежи. В принципе это – классические варвары, то есть излишки населения, лишившиеся традиционных средств существования. Экспансия, прямая биологическая агрессия – вот основной принцип варварства. Юноши, разогретые половыми гормонами и стадными инстинктами, отлично впитывают упакованные в религиозную оболочку экстремистские идеологии и одновременно распаляются картинками «западного образа жизни», льющимися с экранов телевизоров. Юноши думают: «Почему эти дома, автомобили и длинноногие девки принадлежат западным каплунам, а не нам, быстрым как гепарды и сильным как барсы?»
И глобальный капитал, сметая авторитарные модернизационные режимы, которые способны помешать его доступу к дешевым ресурсам, сам увеличивает количество лишних молодых людей и повышает температуру в котле.
Капитал не может поступать иначе, уже исходя из императива максимизации прибыли. Эта многоголовая тварь живет тогда, когда растет, а растет, пока расширяет рынки, интернационализирует издержки, экспроприирует прибавочную стоимость (наиболее жадно на периферии), пока повышает свою организацию за счет роста дезорганизации во «внешней среде», где растет число «неудавшихся государств» (failed states).
И если глобальный корпоративный капитализм несёт в страны Третьего мира по крайней мере хоть какие-то ноу-хау, то на пост-советском пространстве он преимущественно занимается разрушением наукоемких отраслей промышленности.
На демографически активных просторах Третьего Мира и значительной части постсоветского пространства набирает высоту криминально-террористическая волна, собирающаяся затопить более благополучные регионы планеты. Родоплеменные и феодально-чиновничьи группировки быстро эволюционизируют в преступные синдикаты, удачно использующие освободительные и религиозные ярлыки. На контролируемых ими территориях процветает высокорентабельная экономика: отмывание «грязных» денег, производство и транспортировка наркотиков, оружия, пиратского софта, живого товара (проституток, человеческих органов и тканей).
Но какая экономика без экспорта «ноу-хау»? И неожиданно издержки накопления капитала возвращаются в центры развитого капиталистического мира. На плечах беженцев въезжают в благополучные страны специалисты по рэкету и отмыванию денег, сутенеры и наркодельцы. Приезжают или экспортируют свою идеологию повелители страха – господа террористы. Высокомерный Запад, который отлично умеет использовать и даже усиливать чужую смуту, сейчас поджимает хвост, чувствуя, что подходит время расплаты за коварство.
Его полиция и армия вряд ли способна одолеть нового противника. Полиция умеет бороться с низколобыми гангстерами, а армия – с танками и самолетами. Однако нынешний враг – этакий многоликий монстр, сплавленный из религиозных лидеров, предпринимателей, террористов и нищих, способен ловко использовать западные технологии, политические и финансовые схемы.
И на этом неблагоприятном фоне разворачивается экологический кризис ойкумены, потенциально самый опасный, поскольку, в отличие от других, угрожает существованию всего человечества. Экологический тесно сильно связан с ресурсным. Истощение старых ресурсов означает все большее проникновение в организм планеты в поисках новых. Открываются закрытые экосистемы, выходят на Свет Божий доселе неизвестные микроорганизмы. Глобализация и индустриализация некогда невинного сельского хозяйства превращают продуктовый магазин в минное поле. Минимизация издержек производства означает, что в говядине нас поджидают протеины – возбудители губчатой энцефалопатии, в кока-коле диоксин, в курятине нитрофен, в свинине антибиотики, в картошке нитраты, в индюшатине стероиды, в мороженом кишечная палочка-мутант, в колбасе канцерогенные химикаты. Все большее воздействуют на многострадальный организм человека новые технологии, сплошь и рядом удовлетворяющие надуманные потребности – к примеру, пространство заполняется высокочастотными электромагнитными излучениями, хотя едва ли один процент трафика сотовых сетей несет существенную информацию.
Нас ведет в никуда кривая циклического похолодания, парадоксальным образом сочетающаяся с техногенным парниковым эффектом. Среда обитания неизбежно будет ухудшаться, причем весьма нелинейным образом. Повышение уровня мирового океана станет сопровождаться уменьшением влияния великой тепловой магистрали, которой является Гольфстрим, а также увеличением площади засушливых земель, притом (сам дьявол бы не придумал лучше) именно в районах ускоренного роста населения.
Наращивание численности населения планеты произошло в относительно благоприятный природно-климатический период. Можно сказать, что сегодняшняя экономика хороша при хорошем климате. А скачкообразный рост потребления «золотого миллиарда» пришелся на период легкого доступа к дешевым природным ресурсам. Однако прославленная либеральными трепачами экономика не расходует деньги на долгосрочные (однако сегодня неприбыльные) проекты по созданию глобальных систем защиты от засух, землетрясений, наводнений, цунами, по компенсации эрозии и истощения почв, по очистке океанических и пресных вод , по восстановлению лесов. Паразитируя на ресурсах, созданных Прошлым, либеральная экономика к тому же существует за счет Будущего. Сегодняшняя прибыльность оборачивается неэффективностью и разрушительностью в долгосрочной перспективе.
И, наконец, сейчас разворачивается информационная революция, происходит переход к кибернетизированному обществу. Это седьмой кризис и одновременно первый шанс на спасение.
Понимать термин «информационная революция» можно по-разному, но самое главное вот что. Производство (и потребление) информации становится более дорогим и важным делом, чем производство вещественной продукции. Технология управляет сама собой, информация обрабатывает сама себя (я, конечно, имею в виду компьютерную обработку данных). Компьютерная программа правит бал. Это означает, что производство все менее нуждается в рабочих, менеджерах и инженерах, что количество незанятых полезным трудом будет расти, будут ли это простые безработные или же псевдоработники «сферы услуг».
Несостоявшийся инженер, превратившийся в биржевого игрока, или бывший слесарь, продающий свою задницу богатым гомосексуалистам – жертвы компьютерного наступления.
Увы, из всех технологий наиболее динамично развиваются те, которые превращают нас в в зрителей,а не участников. Уже сегодня можно прогнозировать, что мощные программы-эксперты вытеснят человека из сферы принятия производственных решений. И на работе нам останется разве что вытирать пыль с дисплеев или баловаться игрушками.
Кстати об играх. Компьютерные игры втягивают мало-помалу человека потребляющего в свои синтетические миры, дают видимость силы, иллюзию творчества, имитируют бессмертие и бесконечно предоставляют шанс на выигрыш – всё то, чего не хватает в настоящей жизни. Интерактивные аватарные игры через широкополосный интернет дополняются неким псевдосоциальным содержанием, что придает им особую вампирическую силу. А завтра активная реклама внедрит в «блудуары» интерактивный компьютерный секс, где каждый сможет реализовать право на половую связь без сопутствующей проблематики – брака, беременности и венерического заболевания.
Итог ясен – рост кибернаркотической зависимости широких слоев населения, отход многих граждан от реальной общественной жизни, в том числе семейной…
Не за горами тот момент, когда сложность и разнообразие информационных сетей приведет к формированию в них соперничающих форм искусственного интеллекта. Я это связываю, в первую очередь, с эволюцией спамерских и антиспамерских, вирусных и антивирусных программ, когда рядовые программисты-вирусописатели по сути играют роль случайных мутагенных факторов, а компьютеры домохозяек – роль опаринского бульона.
Со временем киберэволюция, оседлав волну самоорганизации и самопрограмирования, вполне может оставить человека позади и уйти вперед, к «зияющим высотам» технологической сингулярности, к самодостаточной техносфере, не имеющей с нами никаких точек сопрекосновения.
Возможно эта техносфера даже окажется невидимой для нас, потому что будет существовать в пределах наноразмерностей. Перефразируя Фейнмана можно сказать, что там, в недоступной для нас Глубине, достаточно места для искусственной жизни.
Все это неприятно. Но вправе ли мы отказаться от кибернетизированного будущего? На мой взгляд – нет. Ведь вышеупомянутые глобальные кризисы не рассосутся сами собой, пока не превратят нас в стаю одичавших охотников, собирателей и рыболовов.
Конечно, в столкновении с компьютерными миражами наше сознание может легко проиграть и навеки заблудиться в призрачных кущах виртуальной реальности. А может и выиграть, но победа окажется пирровой. Ведь победители превратятся в нейромутантов, у которых мозг будет «расширен» органическими киберимплантами, а по кровеносным каналам поплывут наноботы.
Но можно и найти ту нишу, которая не потребует от нас радикальной перестройки организма и прочих видов расчеловечивания. Какова эта ниша, сейчас не очень-то понятно. Скорее всего, она находится в тех областях деятельности, где неприменима жесткая логика машинного типа. А также неприемлема тотальная логика потребительства и борьбы за наживу.
В этом оптимистическом варианте мир станет справедливее и разнообразнее. В нём, помимо разных человеческих рас и культур, появятся еще и компьютерные самопрограммирующиеся культуры, которые будут связаны с человеком разными формами симбиоза.
Так что закончим на оптимистической ноте. У компьютеров не может быть злой воли или плохого настроения. Они благодарны нам за то, что мы их создали. Если будущее у нас есть, то оно в творческом союзе с машинами.
1999, 2003