Сэр Орфео

Найти мы можем и прочесть —

Они записаны, как есть, —

Все лэ, звучащие изустно

И сотворенные искусно:

Есть лэ о радостях, о бедах,

Лэ об успехах и победах,

О древних подвигах достойных,

Или о шутках непристойных,

О кознях лэ и о коварстве,

О фэйери — волшебном царстве,

Но всех волнуют вновь и вновь

Те лэ, в которых — про любовь.

О подвигах минувших дней

В Бретани древле пели — в ней

Все лэ, что сотворили бритты,

Все крепко слажены и сбиты.

Там всяк король, узнавши весть,

О чудесах, что где — то есть,

В восторге арфу брал, играл —

Сам лэ творил, сам нарекал.

О тех делах не все я знаю,

Но те, что знаю — воспеваю:

Внемлите ж, господа, «Орфею»,

Я лэ спою вам, как умею.

(Был сэр Орфео, между прочим,

До арфы тож весьма охочим,

К нему сходились менестрели

И ради вящей славы пели;

Порою сам он арфу брал

И струны сам перебирал:

Хоть обойди весь круг земной —

Так не играл никто иной,

И всякий, на земле рожденный,

Кто слушал звуки арфы оной,

Готов был биться об заклад,

Что сэр Орфео в Райский Сад

Вознес его на самом деле —

Столь сладкозвучно струны пели.)

Был сэр Орфео королем,

И Англия цвела при нем,

И был он щедростью известен,

А также смел и доброчестен,

Отцовский род вел от Плутона,

А материнский — от Юнона

(Те чтились короли как боги

За их дела и славы многи).

В своей столице крепкостенной,

Именовался град Траценой,

(Ибо Винчестер, чтоб вы знали,

Траценой встарь именовали)

Он жил с супругой светлолицей

Прекраснейшей Эуридицей,

И в целом мире не найти

Прелестней дамы во плоти —

Ее красу и милосердье

Не описать при всем усердье.

Случилось то в начале мая,

Когда ушла зима сырая

И расцвели в лугах цветочки,

И на ветвях раскрылись почки,

Когда веселая весна

Пришла, тепла, светла, ясна,

Однажды в предполдневный час

Эуридица собралась

Полюбоваться на цветенье,

Послушать птах весенних пенье

В саду, и с нею были две

Прекрасных девы; на траве

Втроем устроились в тени

Под древом привитым они;

Тут леди нежная, сомлев,

На травке под охраной дев

Уснула вскоре, и демзели

Тревожить сон ее не смели;

Она все спит, а день идет,

И вечер близится, но вот

Проснулась леди — слышат девы

Ужасный крик: у королевы

Припадок, корчи, в тот же миг

Разодрала ногтями лик

И платье в клочья — а была

Вся в белом, — как с ума сошла.

Тут испугались те демзели,

С ней рядом уж сидеть не смели,

Пустились во дворец бегом,

Слуге и рыцарю с пажом

Сказали: госпожа сбесилась!

Скорей! На помощь, ваша милость!

И тут же побежали в сад

Демзелей мало шестьдесят

И рыцари, и леди тоже:

Берут, несут ее на ложе

В покои спальные, бедняжку,

И крепко держат нарастяжку —

Она же плачет во всю мочь

И корчится, и рвется прочь.

Король, узнав о той недоле,

Какой не ведывал дотоле,

Спешит — десяток приближенных

С ним рыцарей; в покоях оных

Пред ложем стал, взглянул в унынье

И молвил: «Что случилось ныне

С тобой? Доселе ты была

Всегда спокойна и мила,

А ныне стонешь и ревешь,

И белу плоть ногтями рвешь.

Увы! Румяные ланиты

Смертельной бледностью покрыты,

А нежные персты твои,

Увы, замараны в крови,

В очах прекрасных страх и плач,

Как будто пред тобой палач.

Ах, леди, будь, прошу, любезна,

Не вой столь громко и болезно,

А лучше молви, в чем беда,

Тебя утешу я тогда».

Она утихла, прилегла

И слез немало пролила,

И так сказала королю:

«Увы, тебя я, сэр, люблю!

С тобой, милорд, мы до сих пор,

Не знали ни обид, ни ссор,

И был Орфео мне дороже

Всей жизни, и тебе я — тоже.

Но я должна — какая мука! —

Уйти! Нам предстоит разлука».

«Увы! — вскричал он. — Почему,

Куда пойдешь ты и к кому?

Куда б ни шла ты — я с тобой.

Куда б ни шел я — ты со мной».

«Нет, нет, сэр, то не в нашей власти!

Послушай о моем несчастье:

Сегодня в полдень я в саду

Под древом на свою беду

Уснула, и явились мне

Два дивных рыцаря во сне

В доспехах: мол, спешить изволь,

Тебя зовет, мол, наш король.

На что я отвечала честно,

Что не хочу и неуместно,

И оба убыли без спора.

Но сам король явился скоро,

При нем же рыцари, числом

До ста, и сотня дам при нем:

Белы, как млеко, их одежи,

Белы, как снег, их кони тоже,

И не встречала я на свете

Людей прекраснее, чем эти.

Горел венец не златом красным,

Не белым серебром, но ясным

Сияньем солнечного света,

Изваянный из самоцвета,

На короле. И вот, меня

Узрев, он тут же на коня

Подъял, и с ним я поневоле

Верхом скакала в чистом поле;

И вот, примчались, наконец.

Чудесный замок и дворец

Он показал мне, стены, башни,

Леса, луга, озера, пашни

И пастбища, и дивный сад;

Затем привез меня назад

В наш сад, и усадив под древо,

Так молвил: «Завтра, королева,

Смотри же, будь на этом месте,

Под этим древом. С нами вместе

Поедешь ты и, уж конечно,

У нас останешься навечно.

А коль обманешь — быть беде,

Тебя отыщем мы везде,

И от людей не жди помоги,

Поотрываем руки — ноги,

И так, разъятая на части,

Равно ты будешь в нашей власти».

Орфео, выслушав рассказ,

Вскричал: «Увы! Беда у нас!

О, королева и жена,

Мне без тебя жизнь не нужна!»

У всех он спрашивал совета:

Что делать? Не было ответа.

И вот, назавтра, в час полденный,

Король, в доспехи облаченный,

И десять сотен с ним — вся рать

Пришла под яблоней стоять,

Полна решимости и гнева,

А в середине — королева.

Сомкнув ряды, они стоят

И клятву верную творят:

Мол, все поляжем, как один,

Но леди им не отдадим.

И все ж оттуда, из — под древа,

Исчезла как — то королева —

Никто не знал, куда и как

Ее унес волшебный враг.

Тут крик и слезы, и стенанья!

Король ушел и без сознанья

В своих покоях на пол пал,

И так он плакал, так рыдал,

Что мог и умереть не в срок.

Никто ему помочь не мог.

Потом велел собраться лордам,

Всем эрлам и баронам гордым,

И произнес пред ними речь:

«Милорды, мой престол беречь

И земли оставляю я

Дворецкому — за короля,

Что б ни было, пусть править он

Моею властью облечен.

А я, без лучшей королевы

Оставшись, ни единой девы

Я не желаю зреть отныне,

Ни жен, но удалюсь в пустыни

И проведу остаток дней

В лесной глуши среди зверей.

Когда ж умру я, сей момент

Вы созовите парламент,

Избранья ради короля.

Да будет так, как волю я».

И тут собравшиеся в зале

Все разом в голос зарыдали,

И слова внятного сквозь слез

Ни стар, ни млад не произнес,

Но разом пали на колена

И так, коленопреклоненно,

Молили, не бросал бы трон.

«Я все сказал!» — ответил он.

Весь королевский свой надел

Он бросил, только плащ надел,

Презрев богатые одежи —

Камзол и прочие, но все же

С собою арфу взял, и вот,

Босой выходит из ворот

Один — о горе! — как беглец.

Кто был король, носил венец,

Тот с непокрытой головой

Теперь покинул город свой.

По верещатникам и пущам,

В пустынных местностях растущим,

Он бродит — там, где ничего

Печали не смутит его.

Меха и пестрые одежи

Носивший и на красном ложе

Он, почивавший, ныне спит

Листвой и травами укрыт.

Владевший замками, дворцами,

Лесами, реками, садами,

Теперь зимой, в мороз и снег,

Мхом утепляет свой ночлег.

Имевший власть, пред кем склонялся

Цвет рыцарства, теперь остался

Один — ни дам при нем, ни слуг,

Лишь змеи ползают округ.

Не знавший в яствах недостатка,

Едавший вкусно, пивший сладко,

Он землю роет, ибо пища —

Трава ему и корневища;

Сбирал он летом для еды

Лесные ягоды, плоды,

Зато уж зимнею порой

Жил лишь корнями и корой.

Скитанья изнурили тело,

Под солнцем кожа задубела,

По пояс бородой зарос

И черною волной волос.

О Боже! Сколько же он бед

Познал, король, за десять лет?

Но арфу — средоточье счастья —

В дупле хранил он от ненастья,

Когда же наступало ведро,

Перебирая струны бодро,

Он тешил сам себя музыкой.

Звучала арфа в чаще дикой,

И тьма живущих там зверей

Сбегалась и внимала ей,

И птицы, певшие округ,

Слетались все на этот звук

И молча на ветвях сидели —

Столь сладкозвучно струны пели;

Но чуть умолкнет арфный глас,

Вся тварь лесная гинет с глаз.

Не раз он видел в годы эти,

Как фэйери в полдневном свете,

Король со свитой приближенных,

Охотились в чащобах оных,

Звучали голоса и рог,

И лай собак, и топот ног,

Но зверя не добыв, всегда

Вдруг исчезали без следа.

Видения иного свойства

Бывали — рыцарское войско,

Рать под знаменами в пути,

Числом до сотен десяти,

Отважны и сильны зело,

И все с мечами наголо,

В доспехах все — но эта рать

Куда идет, нельзя понять.

Иное чудо видел там:

Прекрасных рыцарей и дам,

Одетых чисто и нарядно,

Танцующих легко и складно

Под тамбурины и свирели,

И дивно пели менестрели.

И вот, он видит как — то днем:

Десятков шесть, и все верхом,

Все — леди, без мужчин, одни,

Как птахи вольные. Они —

У каждой сокол на руке —

Толпой направились к реке

Для ради лучшей из потех:

Бакланов, цапель, уток — всех

Пугнув, пускают ловчих птиц,

И каждый сокол мечет ниц

Свою добычу, взявши слету.

Орфео, глядя на охоту,

Вскричал, смеясь: «Ей — ей! занятье

Чудесное! Хочу принять я

Участье в нем, как встарь». И вот,

К одной из леди он идет,

И с нею оказавшись рядом,

Ее окидывает взглядом

И узнает: пред ним она —

Его пропавшая жена.

Она глядит, и он глядит.

Она молчит, и он молчит.

Но королева, видя, сколь

Он изнурен, ее король,

Слезу ронила из очей.

И тут же подскакали к ней

И прочь влекут ее подруги —

Встречаться не должны супруги.

«Увы, — вскричал Орфео, — ныне

Неужто не умру в пустыне?

Увы! Узрев ее, не властен

Я умереть. Сколь я несчастен!

Увы! Зачем мне жизнь нужна,

Коль я жене и мне жена

Не молвили при встрече слова.

Увы! Разбито сердце снова!» —

И молвил он: «Во имя Бога,

Куда бы ни вела дорога,

Пойду за ними следом. Впредь

Равно мне жить иль умереть».

В плаще и с арфой за спиной

Он поспешает за женой —

Ни разу не препнулись ноги

О ствол иль камень на дороге.

Въезжают леди в горный склон,

Бесстрашный, следом входит он,

И добрых мили три во тьме

Преодолевши в том холме,

Попал в страну, где столько света —

Как солнца в солнечное лето.

И там, середь пустой, зеленой

Равнины гладкой — нет на оной

Холмов и долов — видит он,

Чудесный замок возведен.

Стоит твердыня короля,

А вкруг нее из хрусталя

Сверкают стены, и хранят их

Сто башен мощных и зубчатых

И рвы, из коих злато ярки

Стенных опор восходят арки,

На кровлях же по верхотуре

Горят эмали и глазури,

А изнутри все помещенья —

Сплошь драгоценные каменья,

И даже всякая колонна

Сверкает глянцем, позлащенна.

Всегда светло там, в той земле:

Во мраке ночи и во мгле

Играют самоцветы светом

Ярчайшим солнца в полдень летом.

Всего, что есть там, не осмыслить,

Ни описать, ни перечислить!

И обозревши этот край,

Решил Орфео: «Се есть рай!»

Въезжают всадницы в ворота,

Ему туда ж войти охота,

Стучит он в створы со всех сил,

Привратник тут же вопросил:

Чего он хочет, кто таков?

«Я менестрель, и петь готов!

Коль то в охотку королю,

Его, ей — ей, повеселю».

Привратник снял с ворот запор

И пропустил его во двор.

И там, внутри высоких стен,

Толпу людей, попавших в плен,

Он зрит и созерцает их,

Как будто мертвых, но живых,

И обезглавленных, и многих

Калек безруких иль безногих:

Кто — вовсе на куски разъятый,

Кто — на цепи как бесноватый,

Кто — подавившийся едой,

Кто — захлебнувшийся водой,

Кто — сидя на своем коне,

Кто — заживо горя в огне,

А жены — в родах; и лежит

Иной, как труп, иной блажит,

Как сумасшедший, а иной

Как будто спит в полдневный зной,

И все застыли — как кого

Застигло в мире волшебство.

Он видит: привитое древо,

Эуридица, королева,

Под ним лежит, сомкнувши вежды, —

Узнал он женины одежды.

И вот, прошед среди толпы,

Он в тронный зал свои стопы

Направил, и увидел он:

Под пышным балдахином трон,

На нем — владеющий страной

Король с красавицей — женой;

Венцы на них и весь наряд

Столь ярки, что глаза слепят.

Вошел Орфео в дивный зал,

Пред троном на колени стал

И молвил: «Испытать изволь

Мое искусство, о король!»

Король в ответ: «Ты, человече,

Как смел прийти и молвить речи?

Ибо ни я, ни кто другой

Не посылали за тобой.

Ибо в страну мою вовек

Не смел явиться человек,

Храбрец или безумец, коль

Не приглашал его король!»

«Милорд, поверь, я в самом деле

Певец бродячий. Менестрели

Имеют все один обычай:

В палаты, не блюдя приличий,

Войти и предложить пример

Искусства своего, мой сэр».

И севши на пол перед троном,

Он арфу взял и струны тронул,

И дивный звук из них извлек —

Он так играл, как только мог!

И каждый, кто в том замке жил,

К нему приблизиться спешил,

И все у ног его сидели —

Столь сладкозвучно струны пели.

Король на троне, нем и тих,

Завороженный, слушал их,

Дивясь звучанию немало;

И королева тож внимала.

Когда же смолкнула музыка,

Измолвил слово тот владыка:

«Твое искусство мне по нраву,

И все, что хочешь, ты по праву

Получишь — вот твоя награда.

Скажи, чего же тебе надо?»

Сказал Орфео: «Сэр король,

Молю тебя, отдать изволь

Прекрасную мне леди ту,

Что спит под яблоней в цвету».

«Ну нет! Вы двое не чета!

Она прекрасна и чиста,

А ты — ты черен, груб и худ.

И не проси — напрасный труд.

Она и ты! — ужасно ведь

Ее с тобою рядом зреть!»

«О сэр! О щедрый мой король,

А разве не ужасно, коль

Из уст твоих исходит ложь?

Ты дал мне слово, мол, возьмешь,

Что хочешь — вот моя награда.

Коль обещал — исполнить надо!»

«Коль так, — сказал король, — бери!

Да за руку веди, смотри,

Не отпускай. И счастлив будь».

С колен поднявшись, тут же в путь

Орфео поспешил с женой,

И распрощался с той страной —

Тропа возвратная сквозь тьму

Была ведь ведома ему.

Шли долго и в престольный град

Пришли. Король вернуться рад

В Винчестер свой. Король идет —

Его ж никто не узнает.

И вот, неузнанный в столице,

Решил он с краю поселиться

В лачуге нищей, как иной

Бродячий менестрель с женой,

Дабы, неузнанному впредь,

Все разузнать и рассмотреть —

И что случилось тут дотоле,

И кто сегодня на престоле.

Хозяин — нищий без утайки

Поведал новости и байки

О том, как фэейри украли

Их королеву и удрали —

Тому лет десять, — а король

Возьми и тож уйти изволь,

Куда — не ведаем, не знаем,

Теперь дворецкий правит краем…

И многое поведал нищий.

Назавтра в полдень, в том жилище

Сидеть и ждать велев жене,

Орфео с арфой на спине

Вошел во град, одет как есть —

В лохмотья, чтоб глаза отвесть.

Тут все бароны, эрлы, леди,

Народ прохожий и соседи

Кричат друг другу: «Эй, гляди — ка,

Сколь он зарос! Как смотрит дико!

Брада аж до колен! И груб,

И неотесан, словно дуб!»

А он идет себе. И вот,

Дворецкий встречь ему идет.

Орфео молвил: «Сэр дворецкий,

Из стран языческих простецкий

Арфист я — помоги, чем можешь.

Беда мне, коли не поможешь!»

А тот в ответ: «Найдется, чаю,

Тебе награда — привечаю

Арфистов я, всех, кто хорош,

В честь короля, арфиста тож.

Ступай за мной!» И на пиру,

Где лорды слушали игру

Бубенщиков и трубачей,

Арфистов тож и скрипачей,

Молчал Орфео до поры,

Внимая звукам их игры.

Когда ж иные смолкли звуки

В том зале, взял он арфу в руки,

По струнам грянул, и едва ли

Музыку смертные слыхали

Прекраснее, чем в зале этом.

Дворецкий смотрит — по приметам

Узнал он арфу: «Эй, арфист,

Скажи, и будь пред нами чист,

Сей инструмент когда и где

Добыл? Не лги — иль быть беде!»

«Милорд, — ответил тот, — по странам

Я шел пустынным и пространным,

Вдруг вижу дол, и на песочке

Растерзан львами на кусочки

Там муж лежит, а рядом с ним —

Сей инструмент. Он стал моим.

Сегодня десять лет как раз».

Вскричал дворецкий: «Горький час!

Мой сэр Орфео, мой король,

Он сгинул! О, какая боль!

Зачем я жив? И как теперь

Мне жить с горчайшей из потерь,

Коли ему судьба такая

Была дана и смерть лихая?»

И наземь рухнул, еле жив;

Ему дворяне, окружив,

Встать помогли. Твердят бароны:

«От смерти нет, мол, обороны!»

И тут король Орфео рек

(Узнал он: верный человек,

Дворецкий, любит короля),

И вот он встал и молвил: «Я

Скажу тебе, а ты изволь

Послушать: будь я сам король

Орфео и перед тобой,

Явись, измученный борьбой,

Ибо в волшебную страну,

Ходил прекрасную жену

Спасать, и спас, и вот супругу,

Вернувшись, в нищую лачугу

Вселил, а сам, убог и хвор,

Пришел на королевский двор,

Никем неузнан, испытать

Тебя на верность, и сказать

Я мог бы: «Верен ты и, верь,

В том не раскаешься теперь».

Конечно, если б умер я,

Ты б занял место короля!

Но я б изгнал тебя взашей,

Будь рад ты гибели моей!»

И вот, Орфео в том застолье,

Король, неузнанный дотоле,

Был узнан наконец, и сам

Дворецкий пал к его стопам,

Стол в спешке опрокинув; то же

Творили лорды и вельможи,

И все кричали, как один:

«О наш король, наш господин!»

Все рады — жив король и здрав,

И на руки его подъяв,

Несут в покои, омывают,

Стригут, как должно, одевают

По — королевски. А потом

И королеву всем гуртом

Внесли во град. Там менестрели

О Боже, как прекрасно пели,

И радостных немало слез

Те пролили, кто леди нес.

Был вновь Орфео возведен

На трон, и долго правил он

С Эуридицею вдвоем.

Дворецкий занял трон по нем.

Узнав об этом дивном деле,

В Бретани скоро менестрели

Сложили лэ зело чудесно

И нарекли весьма уместно:

«Орфео» — лэ, в котором сладки

Слова и звук, и все в порядке.

Так сэр Орфео сбыл напасти.

Дай Бог и нам счастливой части!

И в это утро, полное услады,

В одном из уголков заветных сада

Владыка сказочных краев Плутон,

Толпою фей прекрасных окружен,

Сидел с женой своею Прозерпиной.