Сэр Троглодит

Глава 1

Призрачной тенью я бесшумно скользил между деревьями пробуждающегося леса, просачивался сквозь кустарник, если обходить было далеко, перепрыгивал, не снижая скорости, через ямы и поваленные стволы деревьев. Состояние легкого транса очень способствовало бегу, позволяя экономить силы и не давая с головой погрузиться в бессмысленное пережевывание детской обиды на весь белый свет. Вроде бы меня изгнали, а вроде и нет. Из рода не исключили, но из поселка фактически выгнали.

Такое решение принял совет старшин нашего клана барсов, лучших в мире воинов и телохранителей. Во всяком случае, я думаю, что лучших в мире. Правда, когда я прямо сказал об этом наставнику по борьбе без оружия, тот скептически улыбнулся и поведал о каких-то монахах из далекой восточной страны, которые занимаются тем, что курят благовония и крутят молитвенный барабанчик… но только в свободное от занятий борьбой время. Еще, не иначе как в воспитательных целях, чтобы старались больше, рассказал про боевые пляски каких-то горцев на севере и кулачную драку, практикуемую на туманном острове. Не верить наставнику причин не было, но все-таки кто их видел, монахов с горцами?

По достижении совершеннолетия и после успешного прохождения испытания мне, как и всем юношам из клана барсов, предстояло отправиться с группой сверстников на практику, служить в одном из элитных отрядов гвардии короля Ларика (номер короля точно не помню, кажется, седьмой), а через три года вернуться в поселок и отчитаться перед старшинами о своих успехах. Если отчет одобряют, то практиканта признают воином и в знак этого магическому изображению головы барса на его груди добавляют усы. Молодого воина направляют служить в гвардейские отряды короля и его вельмож либо в охрану герцогов и графов, а в некоторых случаях – в охрану богатейших торговцев. За каждого барса наниматель платит звонкой монетой и помимо этого обеспечивает достойное содержание самого охранника. Четыре доли от общей суммы получает воин, а шесть идут в общинную кассу клана. За пять лет службы экономный барс вполне может скопить приличную сумму, построить себе двухэтажный дом в Барске или те же пять лет прожить не работая. Но разве кто-нибудь встречал экономного барса, не транжирящего деньги на дорогое оружие, красивые редкие вещи и книги? Были, конечно, и те, кто не смог устоять перед сладкой отравой вина, азартных игр и падших женщин, но и барсами они очень скоро переставали быть.

Далеко не каждый богатый подданный короны может позволить себе нанять хотя бы одного из нашего клана. Барс в качестве охранника обеспечивает нанимателю не только надежную защиту, но и престиж. Достаточно упомянуть об этом факте – и почет с уважением у вас в кармане.

Так вот теперь, после изгнания меня из поселка, группа моих сверстников, как и положено, отправится в столицу, а мой путь лежит совсем в другом направлении.

Старшины сказали, мол, иди в Вармок, устраивайся там или в другом месте, дело твое, но в течение пяти лет в поселок не возвращайся. Дескать, это и будет твоей практикой. Почему именно в Вармок, как раз понятно. Этот город находится в пяти днях пути по лесным тропам на запад от поселка. Контактов с тамошними аборигенами мы практически не имеем и там меня никто не знает. Другое дело – Орбус, до которого всего полтора дня пути на телеге. С орбусянами у нас вполне добрососедские отношения. Они к нам частенько приезжают продать-купить, женихов-невест присмотреть, в кабаках с друзьями посидеть, и мы к ним с этой же целью периодически наведываемся. По малолетству я все никак не мог взять в толк, зачем тащиться в такую даль, если и у нас есть пиво, сваренное в Орбусе, и у них – сваренное у нас, в Барске. Кстати, с женихами-невестами тоже дело непросто обстоит. Если совет старшин будет против, то молодым остается небогатый выбор: отказаться от брака или выйти из клана. Жестоко, но так завещано предками. Стать барсом, если ты не рожден в клане, трудно, а перестать им быть, напротив, очень легко.

Любой человек, проживший в поселке не менее года, имеет право просить у старшин разрешения на испытание. Те оценивают его личные качества и, если признают достойным такой чести, выносят положительное решение. Однако чтобы пройти испытание, надо с детства заниматься по методике барсов, поэтому чаще всего просят об этом уже дети и внуки вольных поселенцев, благо воинской науке учат всех желающих из числа постоянных жителей. Мастер-целитель говорил, что таким образом удается избежать вырождения и разбавить кровь клана свежей. Если рассуждать логически, то раз пиво от разбавления становится хуже, значит, и кровь от разбавления тоже должна стать жиже. А о ком говорят, что у него кровь жидкая? Вот то-то же.

Но не исключено, что здесь я что-то недопонимаю. Наш мастер – очень уважаемый человек, его и в столицу приглашали, да он отказался. Говорит, здесь, в предгорьях, воздух чище и травы редкие прямо под боком растут. Он меня многому научил. Правда, чем больше учил, тем больше я понимал, насколько мало знаю и умею.

Урожденному барсу, однако, тоже легкой жизни не видать. По достижении совершеннолетия он просто обязан пройти испытание. В случае провала из поселка его не выгонят, но членом клана не признают. Неудачник имеет право еще на две попытки, но каждая не ранее чем через год после предыдущей. Все это время он должен жить на правах вольного поселенца, принимать участие в общественных работах и платить немалый налог в общинную кассу. Барсы же налоги не платят и в работах не участвуют. У них другие заботы – совершенствование воинского мастерства. Некоторые из старых, опытных ветеранов даже уходят жить отдельно от клана в горы, чтобы в тиши и глуши оттачивать существующие приемы борьбы и придумывать новые. Иногда они на короткое время возвращаются в поселок и передают свой опыт молодым. Таким образом, искусство непрерывно развивается и совершенствуется.

Для вольных право жить в поселке барсов стоит очень дорого. Тем не менее желающих избыток, а принимают далеко не всех. Несмотря на то что большая часть взрослых мужчин служит за пределами поселка, он постоянно растет и вот-вот станет городом.

Первое испытание, которое необходимо пройти, чтобы стать барсом – «лабиринт смерти». Лабиринт, стены которого, представляющие собой живую изгородь, земля и потолок (в тех местах, где тропа уходит под землю) таят на каждом шагу уйму каверз для претендента. Атака ведется сразу в нескольких плоскостях, а хитрые ловушки только и ждут, чтобы сбросить на голову испытуемого бревно, полыхнуть огнем или открыть провал с тупыми кольями на дне. Многорукие и многоногие деревянные истуканы поодиночке и группами атакуют всевозможным колющим, рубящим и дробящим оружием одновременно на разных уровнях. Когда полгода назад я проходил лабиринт, пришлось здорово попотеть, но эту вершину я одолел с честью. Если вышел самостоятельно, а не вынесли – уже хорошо, а я показал просто отличный результат – мало того что вышел сам, так еще и на несколько минут раньше контрольного срока. Правда, ответственный за полигон еще долго скрежетал зубами, завидев меня – трех многоруких истуканов пришлось делать заново. Прежние годились только на дрова, а их железки – на перековку.

О том, насколько сложно пройти этот коридор, свидетельствует пример королевского гвардейца, сопровождавшего некоего чиновника, прибывшего в поселок с визитом. Услышав про лабиринт, этот опытный и умелый воин, приняв на грудь кувшинчик крепкого вина, громогласно заявил, что деревяшки с железками воину не противники. Он-де пройдет его с закрытыми глазами и оставит за собой развалины. Как ни отговаривали, гвардеец уперся и даже чиновника попросил походатайствовать. Отказать тому не смогли, и наутро трезвый как стеклышко, собранный и вооруженный воин все же вошел в коридор смерти. Надо отдать ему должное, прошел он больше половины пути и не так уж сильно покалечился.

Следующие за лабиринтом испытания уже сложнее: стрельба из лука, арбалета, пистоля, фитильного и кремневого ружья; метание острых и тупых предметов в цель; бои с оружием, без оружия, с подручными средствами и голыми руками против ветеранов под пристальными взглядами наставников. Здесь, конечно, никто не ждет победы новичка. Анализируются его техника и допущенные ошибки. Если количество промахов в пределах допустимого, то испытание считается пройденным.

Очередное испытание – недельный поход через лес. Из снаряжения кандидат имеет только охотничий нож. Задача – добраться до определенного места и постараться как можно ближе подкрасться к группе бывалых охотников-барсов. Оценивается, успел ли новичок к сроку и насколько близко сумел подобраться, пока его не заметили.

Ну и, наконец, экзамены по философии, математике, травоведению и целительству.

До пятнадцати лет я был как все мои сверстники. Не лучшим, но и не худшим. Крепким середнячком. Единственное, что меня выделяло из всех – это, мягко говоря, нестандартная для нашего клана внешность. Барсы в основном – красивые, высокие, голубоглазые блондины, я же на полголовы ниже всех, шире в плечах, черноглазый, коренастый, мускулистый и длиннорукий тип. Низкий лоб, черные прямые волосы, маленькие, широко посаженные глаза и тяжелая челюсть делали меня похожим на наших очень далеких предков, которых, как говорил наставник по философии, называли троглодитами. Почему у красивой пары типичных барсов родилось подобное чудо, неизвестно, а подозрениями мою мать никто обидеть не посмел. Отец, один из искуснейших воинов, при первом же намеке вырвал бы сплетнику язык. Матери он доверял всецело, а она никогда не давала повода усомниться в своей верности мужу. Тем более до моего рождения она больше года не покидала поселок, и гостей с внешностью, похожей на мою, в наших краях в это время не было. Старшины говорили, что подобное редко, но случается. Всё в руках Создателя.

Разумеется, с такой внешностью рассчитывать на внимание девушек не приходится. Большинство моих сверстников на сегодняшний день уже обзавелись постоянными подругами, обещавшими дождаться их после трехлетней обязательной практики на службе у сильных мира сего. Я же оставался один и изгонял тоску дополнительными изматывающими тренировками или упражнениями в концентрации. Правда, известный трепач Скром сказал как-то, честно глядя в глаза, что мною живо интересуется Лусия, дочка владельца кабака, в прошлом знатного воина, но я этому не верил. Соврет – недорого возьмет. Вообще-то барсы вполне терпимо относятся к неказистой внешности. Больше ценились качества личностные и воинские, нежели смазливая физиономия и роскошная шевелюра.

Однако один философ, справедливо, на мой взгляд, отметил, что женщина подсознательно ищет себе в пару сильного и красивого мужчину, заранее представляя, какие от него будут дети. Теперь представьте, что может уродиться от меня. Трогло-дети! Ночной кошмар под вой бесноватой метели.

Таким образом, сухая логика не оставляла места для надежд.

Как я уже говорил, мне было пятнадцать лет, когда на одном из занятий наставник выставил против меня сразу четверых сильнейших бойцов нашей группы. В тот момент я подумал, что он либо решил сбить с меня спесь, но вроде я и не хвастал своими достижениями, либо за что-то наказать. За что, я тоже не мог взять в толк, хотя, понятное дело, как и все, был далеко не безгрешен. Впрочем, наставнику виднее, и мы начали учебный бой.

Парни грамотно окружили меня и атаковали. Вскоре, как и следовало ожидать, я пропустил несколько чувствительных ударов и готовился получить еще десяток. С моим уровнем подготовки противостоять каждому из парней в отдельности было почти невозможным делом, а уж против четверых – и вовсе безнадежным. Дежурный целитель уже приподнялся со скамьи, готовясь приводить мое тело в чувство, как вдруг…

Барсы не сдаются. Эту истину мы с помощью добрых наставников познали, даже и не помню когда. Она казалась настолько очевидной и неоспоримой, что и в голову не приходило думать иначе. Поэтому, несмотря на неминуемость поражения, я выкладывался до конца, до самого донышка и даже больше. Вот уже вроде все. Не могу продолжать. Не хватает скорости. Не хватает мастерства. Нет сил. Сейчас один из тренировочных специально затупленных мечей рубанет меня по ноге. Второй – по ребрам. Третий и четвертый я успешно блокирую, но не успеваю к первым двум. Напрягая все силы в отчаянном усилии уйти, отразить, не дать себя достать, я, видимо, перешел за некую грань, и волна жуткой стужи прошлась снизу вверх по моему телу. Она смыла все чувства, оставив кристальную ясность сознания и замороженное время вне меня. Мозг с неимоверной быстротой стал обрабатывать сигналы и просчитывать варианты, выбирая наиболее эффективную для данной ситуации стратегию и тактику боя. Противники, словно сонные мухи, замедлились настолько, что я холодно и спокойно отбил удары третьего и четвертого и прыгнул вперед между ними. В прыжке рубанул мечом по шее четвертого и одновременно с разворота попал пяткой в лоб третьему. Используя инерцию вращения, из низкой стойки подбил ноги первому и, пока тот падал, успел воткнуть меч в живот второму.

Потом мне рассказали, что со стороны мое тело как бы размылось, растворилось в воздухе. Всех, кто стоял рядом и наблюдал, обдало морозным холодом, и через секунду моих противников будто ураганом разметало в стороны. Ребят спасло то, что оружие было не боевое, но лечиться им после этого пришлось довольно долго. К своему ужасу я осознал: в тот момент боя они были для меня не соплеменниками и друзьями, а бездушными целями, которые следовало уничтожить максимально быстро и с минимальными затратами энергии. И только сидящее где-то глубоко в подсознании внушаемое с младенчества требование не допускать смерти в учебных поединках позволило мне вовремя остановиться. Вероятно, мой разум посчитал задачу выполненной.

Полуоглушенный, я стоял с тренировочным мечом в руках и сам толком не понимал, что произошло. Мастер, по-видимому, ничуть не удивился. Возможно, он даже рассчитывал на такой результат. Позже я узнал, что был прав в своих подозрениях. Только таким рискованным способом, доведя до предела физическую и психологическую нагрузку, можно было пробудить в ученике эти способности. Или в реальном бою.

– Ирбис. Снежный барс. Истинный, – тихо сказал он, но я его услышал. – Вот что, парень, – продолжил он уже в полный голос, – с сегодняшнего дня, помимо общих тренировок, тебе придется дополнительно заниматься с мастером Лоркитом. Прямо сейчас пойдешь и подробно расскажешь ему, что здесь произошло.

Наставник Лоркит проводил какие-то особые занятия со своими четырьмя учениками разного возраста. Чему конкретно он учил, до сего дня я даже не предполагал. Способности-то у всех разные. Для тех, кто проявил себя с лучшей стороны в том или ином виде деятельности, в поселке были организованы дополнительные занятия – уроки алхимии, например целительства, травоведения. Так что Лоркит мог учить чему угодно, вплоть до вышивания крестиком.

Мой рассказ вызвал у него живой интерес. Он дотошно выяснил все нюансы боя и моих ощущений в ходе сражения, после чего обратился к ученикам:

– Ребята, представляю вам новенького ирбиса. Он сегодня смог войти в «холод» и сразить в учебном бою четверых лучших бойцов группы. Тем не менее попрошу не обижать. Он еще маленький. Так, барсик пока.

С этого дня начались мои занятия по самоконтролю. Они включали в себя углубленное изучение техники медитации и транса, а также разделение единого сознания на несколько независимых, скажем так, секторов. При этом на занятиях по боевым искусствам, чтобы отшлифовать технику должным образом, от меня требовали ни в коем случае не задействовать мои способности.

Помимо учебы у Лоркита, на меня свалилась еще одна дополнительная нагрузка. Увидев на одном из занятий по оказанию первой помощи, как под моей рукой быстро склеиваются края длинного пореза и останавливается кровь, мастер-целитель потребовал, чтобы я обязательно прошел обучение и у него. На мой скромный вопрос, а когда же спать, он усмехнулся и пообещал обучить меня специальным упражнениям, позволяющим в трансе очень быстро восстанавливаться и легче усваивать материал.

Вот так я и овладевал нелегкой «кошачьей» наукой, пока месяц назад вместе с другими членами группы ирбисов не прошел последнее испытание, в том числе и дополнительное по контролю «холода», хотя девятнадцать мне исполнится только через шесть недель. Всем нам торжественно с помощью артефакта барсов нанесли изображение головы клановой кошки, но пока без усов. Усы – после практики. Изображения кисок у членов нашей группы отличались от прочих отсутствием характерных пятен. На то мы и снежные барсы.

Я был страшно горд и по-щенячьи счастлив. Весь поселок обязательно должен был увидеть мой триумф, поэтому целый день я расхаживал по селению, посетив даже те уголки, в которые лет пять уже никто не заглядывал. В том, что по прошествии трех лет моего барсика украсят роскошные усы, я ни минуты не сомневался.

Вот таким образом к девятнадцати годам я стал элитным воином клана барсов и немножко, чуть больше остальных, целителем. Мастер-целитель говорил, что у меня неплохие задатки мага, но данная стезя непопулярна среди барсов и лучше мне не смотреть в ту сторону. Он даже собирался обговорить с советом старшин возможность оставить меня на практику в поселке, чтобы я продолжил изучать целительство, совершенно не интересуясь, что я сам об этом думаю. Однако тут очень некстати случилась эта злосчастная драка с гостями.

И что меня тогда потянуло в кабак? Подозреваю, это было желание увидеть Лусию. Все-таки я, хоть и не поверил словам Скрома, подсознательно очень хотел надеяться… неизвестно на что.

Те охранники были не из Орбуса, а откуда-то издалека. Говорят, притащились на свою беду с обозом какого-то торгаша из самой столицы. Подозреваю, после всего случившегося, не совсем торгаша или вовсе не торгаша. Тем не менее получив причитающуюся плату, десять воинов тут же, как водится, направили свои стопы в кабак утолить многодневную жажду. Второй десяток остался сторожить имущество. Подвыпив, уставшие воители возжелали развлечений. Орбусяне-то хорошо знали тонкую грань между оскорблением и шуткой, старались никогда ее не переступать, да и мы по-соседски многое им прощали. Пришлые не знали и решили, что раз их много, то все позволено. Так получилось, что из местных я был один и сидел через проход как раз напротив их стола. Выпив по третьему кувшину пива и оглядевшись по сторонам, они, к своему восторгу, тут же нашли кандидатуру на роль фигляра и с гоготом, перебивая друг друга, начали соревноваться в остроумии.

– Посмотри на эту рожу! Я, кажется, уже где-то ее видел, – глумливо говорил штатный острослов, длинный как жердь и бледный как смерть своему соседу слева, широкоплечему мрачноватому брюнету с любовно ухоженными бородой и усами.

– И где же ты мог его видеть? – лениво цедя слова, задал мрачный ожидаемый вопрос. Остальные предвкушающе придвинулись ближе, чтобы ничего не пропустить. Четверо сидевших ко мне спиной развернулись и с любопытством уставились на мою скромную персону. – Неужели ты уже бывал в этой дыре?

– Нет, не бывал, – ответил жердь.

– Тогда где ты мог видеть эту образину?

Слушатели, затаив дыхание, дожидались очередного ответа жерди. Тот не спеша отпил пива из кружки и сказал:

– Да в королевском зверинце. Там полно его братьев. А может, и мама с папой по клеткам прыгают в компании с дедушкой и бабушкой…

Всеобщее ржание, наверное, услышал весь поселок. Я продолжал спокойно сидеть, продумывая план предстоящего боя. Про мою физиономию они могут болтать все, что им заблагорассудится, но задевать родителей – это явный перегиб. Наставники всегда советовали: «Если есть время, спешить не стоит». Лучше тщательно продумать и пару раз перепроверить план действий. Кроме того, насмешники явно наготове и ждут, что я в бешенстве кинусь на них с кулаками. Тут-то самое веселье и начнется. Кабак пустой, хозяин куда-то отлучился, местные все на работах. В зале только я и разносчица. То есть помешать веселью никто не сможет. Это они так думали.

В это время слева, со стороны кухни, к их столику подошла Лусия с подносом, заставленным кувшинами с пивом и блюдами с закуской. Она все слышала и вмешалась:

– Да как вы можете?! Что вам сделал этот парень? Почему вы его оскорбляете?

У меня даже на сердце стало тепло и празднично от того, как она это сказала.

Охранник, сидевший в торце стола, ближе всех к девушке, гибко и плавно поднялся со своего места, моментально оказался за ее спиной и, привстав на цыпочки, глумливо загнусавил ей на ушко, имитируя любовное томление с толикой ревности:

– Де-эвушка, краса-авица, ну что тебе в этой обезьяне?

Он был на голову ниже Лусии, но это его явно не смущало. Неожиданно ухватив ее за ягодицы, он, извиваясь в похабных телодвижениях, стал подталкивать ее к столу, продолжая томно гнусавить:

– Обожаю высоких девушек, не пожалею серебряной монеты за ночь любви и нежности! В вашей деревне уже давно не было крепких парней, я же вижу, как тебе хочется нашей любви, иди же к нам, не ломайся, курочка!..

Девушка растерялась. Она не привыкла к такому обращению. Слезы у нее на глазах появились не от страха, а от унижения. Все приезжие обычно знают, чем чревато обижать наших девушек. И дело даже не в том, что весь поселок захочет подробно обсудить с обидчиками вопросы выживания при получении многочисленных травм, зачастую несовместимых с жизнью. Каждая девушка у нас если не барс, то рысь точно. Практически все они на хорошем уровне владеют боевым искусством, что с оружием, что без. Впрочем, трудно сказать, когда реально приходится драться без оружия, если вокруг просто неимоверное количество предметов, которые обученный барс и… хм… барсиха, барсетка, барсу… в общем, девушка-барс может превратить в оружие. Только огромным удивлением Лусии можно объяснить то, что озабоченный наемник моментально не брякнулся на пол с переломанными руками и ногами. Зато я не растерялся. К тому же их шуточки меня откровенно уже достали. Более не сомневаясь, я с удовольствием ринулся в битву за правое дело, то есть, словами обвинения, стал зачинщиком обычной кабацкой драки.

Гнусавый, по моим предварительным расчетам, был самым опасным противником. Ему первому досталось по голове точно направленной кружкой. Через секунду дурному примеру кружки последовала глиняная тарелка. Она, вращаясь и зловеще шурша, прилетела прямо в зубы жерди и там застряла. Шутник, глотая кровь и зубы, рухнул со скамьи навзничь. Думаю, с этого момента шутки в его исполнении приобретут некоторую шепелявую пикантность. Остальные со злобным ревом вскочили на ноги, а я не стал ждать, когда на меня навалятся всем скопом. Опираясь на руки, отжался от стола и выстрелил ногами в двух ближайших противников. Получив по удару в грудь, парочка спиной вперед согласованно перелетела через столешницу и рухнула на своих же товарищей. Я приземлился в проходе и, крутнувшись волчком, подбил ноги следующего. Пока тот падал спиной на скамью, я в прыжке нанес удар ногой в челюсть четвертому, из тех, кто сидел у прохода. Все. Эта сторона стола теперь наиболее безопасна.

Лусия тоже времени даром не теряла. Быстро оправившись от шока, она грациозно лягнула ногой в пах ударенного кружкой, заставив того свернуться калачиком и подумать на полу о взаимоотношении полов. Все содержимое подноса девушка любезно и умело с размаху сгрузила прямо на голову мрачному, добавив в качестве десерта коленом по мужским колокольчикам между ног. Этот охранник рухнул на пол рядом с ловеласом, надолго задумавшись о том же, о чем сейчас размышлял его товарищ. Ум хорошо, а два лучше.

Жердь-шутник успел к тому времени не только выплюнуть невкусное блюдо, но и встать на ноги и схватиться за кинжал. Лусия и его не забыла ударить кулаком левой руки в солнечное сплетение, ребром ладони правой по шее и ногой в пах. Действовала она четко и эффективно, как на тренировке.

После таких скоротечных процедур против нас поднялись всего четверо подонков, успевших выпутаться из клубка своих товарищей. Десятый, проявив незаурядную сметку и почти ясновидение, на хорошей скорости успел выскочить за дверь, вероятно, за помощью. Хотя бедолаги были в большинстве и имели неплохое вооружение, мы с Лусией весело переглянулись и, поняв друг друга без слов, будто всю жизнь отрабатывали парный бой, хищно набросились на них сами.

То, что охранники были всего лишь покалечены, а не убиты, говорит о том, что я достиг существенных успехов в управлении собой. Мне даже не пришлось переходить в состояние «холода» в этом бою. Всего лишь через полминуты уже девять тел корчились на полу, все девятеро старались стонать тихо, дабы ни в коем случае не обратить на себя наше внимание. Причем троих я даже пальцем не тронул. Специфический характер повреждений, препятствующих возможности продолжения рода этих ублюдков, прозрачно намекает на участие в веселье разозленной Лусии. Однако намек – не доказательство. Предчувствуя грядущие неприятности, я шепнул Лусии, чтобы она ни в коем случае никому не говорила о своем участии в этом деле и быстро уходила на кухню.

Вскоре, как и следовало ожидать, в зал кабака ворвались те десять воинов, которые охраняли имущество, вместе со сбежавшим охранником и их начальником. Вслед за ними появилась наша дежурная группа охраны порядка.

Увидев картину «Охранники на привале», начальник этого стада злобно прошипел своим, а я подслушал:

– Идиоты! Приказ не задирать барсов слышали?

– Так какой же он барс, господин капитан, вы на рожу его гляньте? – ответил сбежавший в попытке оправдать товарищей.

– А если не барс, то всех вас гнать надо в шею – с одним дикарем справиться не смогли!

– Так выпимши были чутка.

– Заткнись! Потом разберемся.

Торгаш, само собой, поднял вой, требуя моей крови. Разбирательство провели в кратчайшие сроки: опросили свидетелей и пострадавших. Тех, кто мог внятно говорить, конечно. Получалось это далеко не у всех. Четверо, помимо прочих увечий, получили переломы челюсти и, пока наши целители не залечат, в ближайшие пару недель будут вынуждены питаться чем-нибудь жиденьким, мычанием рассказывая о своих переживаниях.

Пришлые настаивали на том, что большинство наемников не нанесли нам с Лусией ни одного удара, в драке якобы не участвовали и пострадали безвинно.

Х-ха! Да они просто не успели! Это и самому тупому буйволу понятно. Но поучаствовать явно очень хотели. Что я мог ответить старшинам? Так учили! «Промедление, как и излишняя задумчивость на поле боя, смерти подобно». Они с этим не спорили, однако решили, что я был излишне жесток, и отправили подальше от поселка на долгих пять лет, обставив дело так, что в клане думали, будто я уезжаю на обычную практику, а торгаш был уверен, что меня изгнали в наказание. Чем-то был важен этот тип для поселка.

Вот таким макаром я впервые стал жертвой политики.

В дорогу мне выдали великолепную, отлично сбалансированную шпагу с клинком из рунной стали (барсы признают оружием только изделия лучшего качества), в пару к ней – узкий обоюдоострый кинжал, охотничий нож, легкую кольчугу и перевязь с пятью метательными ножами. Мать собрала в мешок смену белья и еды на пару дней. Отец выделил целых пятнадцать серебряных «воробьев», что составляло полторы золотых «ящерицы». На самом-то деле на золотой монете изображен был дракон, а на серебряной – профиль орла, но народ привык к более простым и менее гордым названиям. Один золотой «дракон» был равен десяти серебряным «орлам» или ста медным «косточкам». На медной монете были выбиты две скрещенные шпаги, но чеканка была настолько невыразительной, что выглядели они и впрямь как косточки.

Вечером я попрощался с друзьями, распив в памятном кабачке бочонок свежего пива. Отец Лусии подошел ко мне, крепко сжал плечо и, взглядом выразив благодарность, выставил пятилитровый кувшин неплохого вина от себя. Лусия за весь вечер так к нам и не вышла. Я понимал и не осуждал ее. Все-таки косвенно я был виновником и свидетелем ее унижения.

Утром встал как обычно. В последний раз вместе с жителями поселка сделал утреннюю разминку, обнял родителей и отправился в путь.

И вот впервые за девятнадцать лет у меня появилось то, о чем я мечтал с самого раннего детства – свобода и личное время. Я наконец-то сам решаю, что делать, и сам отвечаю за последствия своих решений. Конечно, воину довольно часто приходится принимать на себя ответственность за свои решения, но сейчас все было несколько иначе. Сейчас все было глобальнее, что ли. Никто не доводит до моего сведения распорядок дня, расписание тренировок и дополнительных занятий. Никто зорко не высматривает, пришел ли ты на разминку, с душой ли занимаешься, не тешишь ли свою лень. Никому теперь нет дела до этого. А самое грустное в этой ситуации то, что я и сам не знаю, чего хочу на самом деле. Стратегически, если можно так выразиться, я хотел стать полноправным воином, но вот тактически… То есть, чем занять себя на эти годы свободы, чтобы потом с гордостью рассказать о своих успехах, я пока не представлял.

Сколько себя помню, я учился, учился и учился. Старшины не знали, что такое праздность, и это нелепое невежество почитали за высшее проявление мудрости, как своей, так и высокочтимых предков. По третьему удару колокола утром, в обед и вечером все население нашего поселка выходило на разминку, чтобы в который раз повторить базовые движения комплекса боевого искусства барсов, чередующиеся с лечебно-оздоровительными упражнениями. Касалось это всех от мала до велика, членов клана и вольных, начиная с младенцев, едва научившихся ходить, заканчивая глубокими стариками, включая стовосьмидесятидвухлетнего патриарха Молтки. Единственное исключение делалось для караульных и больных. С малышней занимались обычно двое наставников, которые постепенно приучали детей к нагрузкам, подавая им упражнения в игровой форме. То есть всего-то вчера, а кажется, целую вечность назад, думать, чем заняться, совершенно не было нужды. Думали и решали старшие. Выход в самостоятельную жизнь должен был состояться в гвардии. Постепенно. Под приглядом опытных барсов.

Теперь звонить на разминку придется самому. Колокольчик на шею повесить, что ли?

На второй день своего забега Барск – Вармок я наткнулся на труп самки кугара – самого умного, хитрого и опасного зверя из кошачьих. Кугуар, их дальний родственник, по сравнению с кугаром – ласковая и глупая домашняя киска. У нас в поселке считалось доблестью выйти против взрослого кугара в одиночку и победить. Однако специально за ними никто не охотился. Все-таки почти «родственники». Они – кугары, мы – барсы. Тем не менее непредвиденные встречи случались и не всегда заканчивались мирно. Эта самка, будучи тяжело раненной, видимо, ушла от охотников подальше и здесь разрешилась от бремени. Из всего выводка в живых остался к моему приходу только один котенок, жалобным писком зовущий мать. По этому самому писку я их и обнаружил.

Бросить живую душу на погибель я не смог, поэтому покормил котишку остатками молока да и взял с собой. Надо заметить, что из котят кугара вырастают преданные друзья и защитники, однако добыть их очень сложно. Трудно справиться с мамашей, но еще труднее найти ее логово. Можно неделями гоняться за самкой. Она будет кружить, путать следы, нападать из засад, но к логову никогда не приведет. Так что мне несказанно повезло на них наткнуться. Впрочем, охотничье чутье, заставившее сделать небольшой крюк, и тонкий слух, позволивший уловить писк малыша, нельзя сбрасывать со счетов. Правда, мастер-целитель говорил, что это никакое не охотничье чутье, а магические способности позволяют мне просматривать местность, подсознательно оценивая окружающие объекты на предмет опасности или, наоборот, полезности для меня. Обещал заняться развитием этой способности, если я на практику останусь в поселке, но, увы, уже не судьба.

На четвертый день охотничье чутье снова увело меня немного в сторону от маршрута. Через некоторое время я отчетливо услышал всхлипы и, бесшумно подобравшись к источнику звуков, осторожно развел ветки куста. На меня вытаращились два больших, круглых и синих, как небо, глаза, в которых застыл испуг. Затем, после глубокого и судорожного вздоха раздался визг, и тоненькая девичья фигурка попыталась, сжавшись в комочек, добраться до корней несчастного растения. Сделать это ей не удалось. Тогда девчушка, на вид ей было лет тринадцать-четырнадцать, вскочила и, умело держа прямым хватом небольшой кинжал, встала в оборонительную стойку. Одета она была в богатый охотничий костюмчик, светлые волосы, когда-то уложенные в прическу, теперь топорщились, как шерсть у мокрого кота, глаза были наполнены страхом и непреклонным желанием дорого продать свою жизнь. В целом картинка уморительная. Я не выдержал и рассмеялся.

– Уходи! – вскрикнуло это чудо. – Уходи, а то ударю!

Я пожал плечами, развернулся и, моментально забыв про встречу, пошел своим путем. Девушка – не котенок, в таком возрасте она уже должна уметь позаботиться о себе. Во всяком случае, у нас даже вольные с десяти лет на несколько недель в одиночку уходили в лес, например, чтобы доставить продукты отцу семейства на дальнюю заимку. Ну так пусть, стало быть, и заботится о себе сама. Мне-то что? Может ведь и обидеться, что полез помогать без спросу. Будто слабой посчитал.

Отчаянный писк за спиной не дал мне перейти на бег.

– Постой! Куда же ты?!

Я повернулся и честно ответил:

– В Вармок.

– А… а почему ты уходишь?

– Потому что мне надо в Вармок, – терпеливо ответил я на глупый вопрос.

– А… а как же я?

– А что ты? – теперь не понял уже я.

– Ты… так и… бросишь меня одну? Здесь.

– Я тебя не подбирал, чтобы бросать. Иди себе своей дорогой, а я пойду своей.

Я снова развернулся, собираясь уходить, но девчушка опять пристала со своими вопросами. Вот ведь говорливая попалась.

– Благородные люди так не поступают с дамами!

Это меня заинтересовало. Наш философ говорил, что умный человек учится всегда всему и у всех. В знании сила! Поэтому я решил, пользуясь случаем, прояснить, что я еще не знаю про благородных людей. Указом еще прапрапрадедушки нынешнего короля все барсы поголовно за воинскую доблесть приравнивались к ненаследному безземельному дворянству. Так что я мог с полным основанием считать себя благородным. Осталось только выяснить, что мне неизвестно про это сословие.

– С чего ты решила, что я благородный?

– У тебя шпага на поясе и…– Она засмущалась и покраснела. – Ты меня не… ну, это самое…

– Чего я «не это самое»?

– Ну, не разоружил и не…– Она замолчала.

– Чего «не»? – тупо продолжал допытываться я.

Наш философ, умнейший человек, всегда говорил: «Умен не тот, кто много знает, а тот, кто не боится задавать глупые вопросы». Вот я и задавал. Не люблю туманные намеки невесть на что.

– Чего-чего! – вдруг разъярилась девчонка. – Не убил и не ограбил! Вот чего!

Я оценивающе посмотрел на нее. Девушка снова испугалась и прямо сжалась вся под моим взглядом.

– Да у тебя и брать-то нечего, – вынес я заключение.

– Как это – нечего? – неожиданно обиделась потенциальная жертва. – А сапожки из кожи виверны, а колечко с изумрудом, а кинжал гномьей работы, а…

– Ты что, продаешь себя, что ли?

– Я-а-а?!! – И куда только слезы делись. Они высохли прямо моментально, а глаза метали молнии.

– Ну так. Нахваливаешь себя, как торговка на базаре.

– Да как ты смеешь! Троглодит несчастный! Дикарь необразованный! Да я!.. Да я!.. – Ей уже не хватало воздуха, чтобы продолжить высказывать мне свое возмущение.

– Ну ладно, пошел я.

Сказав это, я спокойно развернулся… в который раз.

– Стой! Подожди! Благородные люди так не поступают!

– А что я должен сделать? Убить, ограбить и «ну, это самое»? – неподдельно удивился я.

– Да нет же! Благородные люди не бросают даму одну в лесу!

– Так я тебя не подбирал, чтобы…

– …бросать! Знаю. Говорил уже. Но это говорится так. Когда кто-то кого-то покидает в опасном месте, говорят: «Он его бросил». Выражение такое! – как совсем тупому недоумку, объяснила мне девушка.

– Ну хорошо. А прямо попросить о помощи ты могла? Что вокруг да около впотьмах бродить?

– Не могла! – аж притопнула ногой моя собеседница. – Благородный человек сам должен догадаться, что нужно даме. Особенно… особенно когда она одна в диком лесу.

Что-то устал я уже от ее болтовни.

– Короче, чего ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты проводил меня.

– Нет.

– К-как это нет? – От удивления девчонка даже заикаться стала.

– Не маленькая, сама дойдешь. Кинжал есть? Руки есть? Амулет зажигательный есть? Или хотя бы огниво?

Завороженно глядя на меня, она машинально кивнула, подтверждая, что все это у нее действительно есть.

– Ну вот и славно. Значит, с голоду не умрешь и от холода не окочуришься. Так что давай топай, куда тебе надо. А я пойду, куда мне надо.

В очередной раз я развернулся, чтобы уйти, и в очередной раз меня остановили.

– Постой же! А если я тебе заплачу? Мне нужно в Торсель.

Я стал вспоминать уроки географии и карты, которые нам давали для изучения. Сейчас мы в предгорьях королевства Аталия. На северо-востоке от нас Швицерия. На северо-западе – Галлития. На севере – княжество Нибелунг. На юго-востоке – Янчарское ханство. На юго-западе – королевство Конкиста. На юге – море, а за ним Черный континент. Если я не ошибаюсь, Торсель – порт на западе Галлитии. Это ж месяц туда топать – не дотопаешь!

– Нет, красавица. Я иду в Вармок.

– А ты – чудовище!

– Я знаю…

– Ой! Прости! Я не хотела тебя обидеть. Само вырвалось!

– Ладно. Забыли.

– Вот и хорошо, – облегченно вздохнула девушка. – Ну хотя бы до Вармока проводишь?

Чувствую, не отвязаться мне. Да и зарабатывать пора бы. А тут работу почти по специальности предлагают.

– Хорошо. – Девушка, услышав положительный ответ, обрадовалась, но рано. – Сколько?

– Чего «сколько»? – не поняла она.

– Сколько ты платишь за услуги?

Моя предполагаемая нанимательница, видно, совсем растерялась.

– А сколько это может стоить?

Я прикинул сумму, выплачиваемую начинающему барсу-телохранителю, и решил уменьшить ее вдвое. Потом покумекал, учел обстоятельства и… передумал уменьшать.

– Восемь «ящериц»…

– Сколько?!

– …в день, – невозмутимо закончил я.

– Это же наглый грабеж!

– Я не навязываюсь.

– Это неблагородно! Дикарь! Троглодит! Как так можно? Использовать бедственное положение девушки!

– Какое же оно бедственное? Руки есть? Есть. Кинжал есть? Есть.

– А еще есть огниво, сапожки и ноги! – в ярости крикнула благородная дама. – Я согласна. Придем в Вармок, возьму деньги в банке и расплачусь с тобой. Даю слово. Этого достаточно?!

– Достаточно, – невозмутимо ответил я. – Помимо платы, все дорожные расходы, включая мое питание, проживание, лечение и снаряжение, за твой счет, леди.

Она закатила глаза к небу и простонала:

– И на это согласна. Кровопивец! Вампир!

– Вот и договорились. Если ты уже готова, прошу следовать за мной.

Я сделал приглашающий жест, развернулся и наконец-то продолжил свой путь. Правда, уже с неожиданной попутчицей.

Глава 2

– Да постой же! – Скорее недоумевающий, чем рассерженный возглас в очередной раз развернул меня к лесу задом, к девушке передом.

– Ну, в чем дело?! – не скрыл я своего раздражения. – Я тебе что, волчок, крутиться через каждую минуту? Что опять не так?

– А представиться? Двое благородных не могут совершать путешествие вместе, не представившись друг другу! – Мелкая леди сказала это с таким изумлением, будто мы собрались сделать что-то неприличное прямо на королевском балу.

Я тоже кое-что помнил из этикета. Усмехнувшись, предложил согласно самому строгому варианту:

– Мне сбегать за ближайшим благородным, чтоб он нас представил друг другу?

Девчонка серьезно посмотрела на меня, церемонно поклонилась и торжественно возвестила:

– Позволь представиться – леди Верния, дочь барона Шамта. С кем имею честь?

В ответ я тоже сделал донельзя серьезное лицо, низко поклонился и не менее торжественно произнес:

– Сэр Троглодит, сын папы с мамой, честь имею!

В глазах леди загорелся огонек предвкушения романтической истории, и на меня обрушился град вопросов:

– Ты путешествуешь инкогнито? Скрываешь свое имя, дабы не опорочить честь прекрасной дамы? Тебя преследует отец девушки, отказавший в притязаниях на ее руку и сердце? Ты должен совершить три подвига, чтобы воссоединиться с любимой?..

– Какой отец? Какая девушка? – прервал я трескотню. Показав указательным пальцем на свой нос, предложил: – Посмотри на меня внимательно.

Верния разочарованно вздохнула, но комментировать не стала.

Покончив с церемониями, мы наконец-то сделали первый шаг на пути в Вармок. Скорость нашего совместного передвижения упала на порядок по сравнению с моим одиночным бегом, однако это меня не смущало, наоборот. Примерно прикинув, как и куда мы пойдем, я пришел к выводу, что маршрут необходимо немного изменить и двигаться не прямо на Вармок, а сначала выйти на тракт южнее и продолжить путь уже по нему. Может, какая попутная телега попадется или в придорожных трактирах удастся купить лошадь. Леди явно не привыкла путешествовать пешком и спать под кустом. Во всяком случае, прямо там, где я ее застал, она и ночевала, но ничего похожего хотя бы на попытку создать себе минимальные удобства не наблюдалось. Даже лапника на постель не нарубила. Так и спала на голой земле, завернувшись в плащ.

То, что девушка совершенно не умеет передвигаться по лесу, стало ясно с первых же шагов. Тяжелое дыхание, треск веток, шелест травы и иногда звуки падения за спиной – медведь в малиннике ведет себя тише. Хотелось цыкнуть хорошенько на неуклюжую особу, а то и без обеда оставить в наказание. Но вовремя вспомнилось, как болезненно морщился наш наставник по маскировке, разведке и охоте, когда мы, стадо шестилеток, вот так же с хрустом веток и пыхтением, слышным всему лесу, топали за ним, поминутно спотыкаясь, на первое занятие. Сам же мастер разведки, двухметровый верзила, казался призраком, бесплотной тенью, скользящей сквозь лес и не способной колыхнуть самую тоненькую былинку. Пришлось пройти через ведра пота, неисчислимое множество царапин, растяжений и вывихов, чтобы к девятнадцати годам более-менее научиться понимать лес, сливаясь с ним воедино. И то при испытании я смог подобраться к охотникам только на пятнадцать метров. Хотя для отличного результата достаточно было двадцати, я все равно белой завистью завидовал мастерам. Уж они-то даже кугара могли погладить так, чтобы он до последнего мгновения их не почуял. Что же ожидать от подростка, никогда и не слышавшего о таких тренировках.

Через два часа ходьбы Верния потребовала сделать привал, и я охотно согласился. Она, видимо, ожидала от меня совсем другой реакции – ворчания, брюзжания, ехидства по поводу изнеженности некоторых особ – и была очень удивлена, что я не стал с ней спорить, а с энтузиазмом принялся обустраивать временный лагерь.

– А… ты тоже устал? – в растерянности спросила она.

– Нет.

– А… почему ты не ругаешься, что мы медленно идем? Вот мой старший брат всегда кричит, что я тащусь как черепаха.

– Все очень просто. В Вармоке меня никто не ждет. Там я должен найти себе работу, а раз я ее уже нашел, то куда торопиться? Чем дольше продлится наше путешествие, тем больше я заработаю.

Верния, приоткрыв рот, смотрела на меня как на барана, украшенного рогами лося. Если бы я сказал, что не тороплюсь исключительно из желания подольше побыть рядом с ней, это было бы в духе романтических любовных романов и такое она бы приняла. Но моя меркантильность жестоко разрушала образ благородного рыцаря – спасителя дам, скучающих за вышивкой в пещерах дракона. Я понимал, какой вопрос горячей фасолиной вертится у нее на языке. Ну да. Я дикарь и троглодит. Веду себя совсем не так, как те дворяне, которых она видела дома. Интересно, усомнится в моем дворянстве или нет?

Не усомнилась. Вслух не выразила, во всяком случае. Молча насупилась и гордо присела на охапку лапника, что я для нее нарубил. Вообще-то лапник рубить и обед готовить я не обязан. Включить, что ли, в дорожные расходы? Ладно, не буду. А ведь это услуги, которые она даже и не заметила. Считает само собой разумеющимися.

Первое мое впечатление о ней было верным. Семья, скорее всего, девчушку любит и балует, потакает всем ее капризам. Взрослые наверняка до сих пор считают ребенком и многое прощают. Привыкла быть в центре внимания. Слуги по первому намеку кидаются выполнять приказы. Благородные куртуазно целуют ручки, восхищаются ее умом и красотой. А когда ей случается кому-нибудь нахамить, называют это милой непосредственностью. Вряд ли она хоть раз задумывалась, как ее поведение и слова могут восприниматься незнакомыми людьми. Совместные усилия родителей и наставников вкупе с любовными романами вбили в ее очаровательную головку довольно-таки кривое представление о жизни и окружающем мире. То есть дворяне в ее понимании всегда благородны, воспитанны и готовы в лепешку расшибиться ради улыбки красавицы, не требуя ничего взамен. Разбойники – это отдельное сословие. Нечто среднее между воинами и дворянами. А уж предводитель бандитов – всегда благородный до ужаса, младший сын герцога или, на худой конец, маркиза, покинувший свет из-за романтической любви.

Однако заниматься воспитанием девчонки мне совершенно не хотелось. Три дня – и прости-прощай, юная леди Верния.

Когда костер разгорелся, я достал из-за пазухи пригревшегося котенка и пустил его прогуляться. Мелко-мелко покрошил мяса на лист лопуха, немного разбавил это блюдо водой и поставил поближе к зверю. К сожалению, молоко закончилось. Придется котофейке привыкать к более взрослому рациону.

Появление моего усатого «сородича» произвело настоящий фурор. Гордая леди взвизгнула и, как простая деревенская девчонка, кинулась обнимать котенка, целовать и… всячески мешать ему съесть хоть крошку угощения. Пришлось твердой рукой наводить порядок. Сначала обед, потом эмоции.

Надо было раньше познакомить ее с найденным зверем. Он явно разрядил обстановку и убрал излишнюю напряженность между нами. Как ни храбрилась девчонка, но даже спиной я чувствовал ее тщательно скрываемый страх. Из двух зол – выбираться из страшного леса одной или идти с ужасным мной – она выбрала меня. Но это еще не значит, что Верния стала полностью мне доверять и оставила свои страхи.

Котенок все-таки умудрился поесть вопреки стараниям юной леди и заснул у нее на руках.

– А почему ты не спрашиваешь, как я здесь оказалась?

– А что спрашивать? Поехала на охоту с папенькой, маменькой и толпой слуг. Лошадь чего-то испугалась, например зайца, внезапно выпрыгнувшего из-под копыт, и понесла. Через некоторое время ты с нее благополучно свалилась, а потом, оставшись одна, храбро решила не дожидаться помощи и двигаться к лагерю. Целый день прошагав, лагерь не нашла и заночевала под тем кустом, где я тебя нашел. Я все правильно изложил?

Девушка, глядя на меня совершенно круглыми глазами, машинально кивнула:

– Да! Так все и было… только не заяц выскочил, а какая-то птица. – И тут слова полились сплошным потоком: – Мы с папой ехали в Торсель, там должна состояться помолвка с этим противным мальчишкой Листором, сыном графа Сорбо. Когда мы заехали к моему дяде барону Вермону, он предложил отдохнуть у него пару дней и съездить с ним на охоту, пообещал научить меня стрелять из ружья. Потом собаки залаяли, все быстро поскакали вперед, а со мной остались два егеря. Тут эта птица ка-ак вылетит из кустов! Прямо перед лошадью. А та понесла. И так быстро… Я зажмурилась… Я не боялась, но сержант – он меня с детства фехтованию обучал и верховой езде – говорил, что в лесу надо обязательно зажмуриться и низко-низко наклониться, чтобы ветки не сбили и глаза не выкололи… вот я и зажмурилась. Держалась крепко-крепко, но потом все равно упала. А лошадь убежала. Потом я пошла к лагерю. Шла-шла, а его все нет и нет…

– М-да…– только и смог я ответить на это.

Я прикрыл куском дерна костер, разбросал лапник и, не особо усердствуя, постарался скрыть следы стоянки. Мы пошли дальше. Котенка понесла Верния, не желая ни на минуту с ним расставаться.

– Дит, скажи…

– Кто?

– Дит… А что? Тебе не нравится? Не могу же я тебя называть этим… самым… А меня можешь называть Ния. Меня дома все так называют.

– Ну хорошо. Пусть будет Дит.

– Дит, скажи, а разве благородные нанимаются в проводники?

– Нанимаются. Тем более нанялся я не мусорщиком, а в твою службу охраны. Временно. До Вармока.

– А-а, ясно. Значит, ты меня будешь защищать и охранять, как капитан Серджо.

– Предполагаю, что уважаемый Серджо – капитан службы охраны твоего папы?

– Да.

– Значит, на эти дни я твой капитан Серджо вместе со всей его службой.

Некоторое время мы шли молча. Верния собиралась с духом, чтобы задать важный вопрос. Наконец, решившись, спросила:

– Дит, а… там, откуда ты, женятся по любви?

Я усмехнулся. Слово «любовь» у меня не ассоциировалось с чем-то конкретным. Описание этого чувства я читал в книгах и сам переживал нечто похожее. Но не до такой степени, чтобы забыть про все на свете, в том числе и про долг перед кланом, да удрать в дальние края с девушкой на руках.

– Бывает и по любви. Но чаще старшины говорят, кому за кого идти. Если парню или девушке подходят несколько кандидатов, тогда можно и выбрать.

– И что, никто не спорит? Не отстаивает право на любовь?

– Бывает и такое, конечно. Парни, сменяясь со службы, иногда приезжают с девушками. Старшины тогда разрешают им пожить в поселке пару месяцев, после чего принимают решение, можно ли им жениться.

– А если нельзя?

– Тогда парень отвозит девушку обратно, и они расстаются.

– А как же любовь?

Я пожал плечами:

– А что любовь? Если придется выбирать между любовью и долгом перед кланом, семьей, людьми… что ты выберешь?

Девушка надолго задумалась.

– И все-все всегда-всегда выбирали долг?

– Не все и не всегда.

– А что с ними делали?

– В общем-то, ничего. Лишали знака клана и запрещали жить в поселке. Старшины расторгали с ним договор, и дальше он должен был жить сам как хочет.

– А что за договор?

– Дело в том, что воины нашего клана нанимаются обычно в службу охраны короля и высшего дворянства. Изредка в охрану богатых торговцев. Но все договоры обязательно заключаются с нашими старшинами, а не с каждым воином в отдельности. Это дает возможность сменять воинов на службе. Год или два воин служит. Потом год или два живет в поселке. Занимается семьей, тренировками, обучением молодежи. Потом снова служит, возможно, уже в другом месте. Старшины называют это ротацией, чтобы не терялась свежесть впечатлений. Но это не всегда. В специальных отрядах служат пять лет подряд. Тогда семья на весь этот срок переселяется по месту службы мужчины.

– И весь-весь поселок – одни воины? И все-все хотят служить?

– Подготовку проходят все, но служат не все. Если, к примеру, член клана – хороший кузнец, ткач, охотник или целитель, его могут даже не отпустить на службу. Хорошие мастера и нам нужны.

Верния немного помолчала, вздохнула и опять завела разговор о том, что явно тревожило ее больше всего:

– Неужели везде так? Выдают замуж не за кого хочешь, а за кого надо?

Я снова пожал плечами:

– Не знаю. Может, есть места, где только по любви… но я о них не знаю. А что? Твой жених – плохой человек? Или такой же «красавец», как я?

– Нет. Он обычный парень. Ну… судя по портрету и рассказам… Но это неправильно всё! Замуж надо выходить по любви! А я этого жениха даже никогда не видела вживую!

Мне вспомнилось, как я нечаянно подслушал один разговор в поселке. Отец вразумлял сына, оказавшегося примерно в такой же ситуации. Давно это было, а вспомнилось, будто только вчера произошло. По возрасту я до того отца, конечно, еще не дотягиваю, но говорить теперь стал, как он.

– Скажи, леди Верния, родители тебя любят?

– Да-а, очень.

– А ты их любишь?

Девушка не понимала, зачем я все это спрашиваю, удивлялась, но терпеливо отвечала:

– Да-а.

– Стала бы ты делать что-нибудь им во вред? Чтобы им было плохо?

– Конечно же нет, не стала бы! – Удивление девушки с каждым моим вопросом все возрастало и уже почти достигло максимума.

– Так почему ты думаешь, что твои родители станут так поступать с тобой?

– Но ведь в книгах пишут…

– Как ты считаешь, твои родители книг не читали и не знают, как правильно? – перебил я ее. – Ты мать свою просила рассказать, как она когда-то выходила замуж за твоего отца?

Девушка энергично замотала головой, на глазах заблестели слезы:

– Но ведь они любят друг друга!

– А ты уверена, что они полюбили друг друга еще до свадьбы, а не после?

– Я… я… я не знаю!

– Ну вот и слезы… Платок есть?

Верния кивнула и достала вышитый платочек, которому тут же нашлось применение.

– Так вот, я уверен, что твой жених – не противный мальчишка, как ты его назвала, а нормальный парень. Благородный граф. И он наверняка тебя полюбит…

– Правда? Ты так считаешь? – сквозь слезы улыбнулась девушка.

– Безусловно. Такую красавицу разве можно не полюбить?

Если я и кривил душой, то совсем чуть-чуть. Я действительно был уверен, что граф не отдаст свою дочь за какого-нибудь монстра. Хотя он мог и не знать всей правды о женихе.

После нашего содержательного разговора Верния молчала долго. До самого вечера. Когда поужинали запеченным тетеревом, подбитым мной по дороге, девушка заговорила снова:

– Дит… а ты сам что бы выбрал?

– Конечно же долг, – ответил я гордо и уверенно, хотя кольнуло сомнение: вдруг любовь – это такая болезнь, что противостоять ей очень сложно. Те, кто сделал выбор в пользу чувств, тоже ведь не слабыми воинами были.

– А когда мы придем в Вармок?

– Если будем двигаться с такой же скоростью, то через два дня. Все, давай спать. Будет холодно – залезай ко мне под бок. Не бойся, я детей не ем и не «ну это самое».

Девушка хихикнула и тоже стала укладываться. В сторонке.

Я спал охотничьим сном – то ли спал, то ли дремал, то ли медитировал, чутко отслеживая обстановку возле лагеря. Любую опасность я готов был встретить во всеоружии, но опасности в эту ночь предпочли гулять подальше от нашей стоянки. Под утро, когда надоело дрожать от холода, Верния осторожно подкатилась ко мне под бок, немного повозилась, пригрелась и благополучно заснула.

К середине следующего дня мы уже шагали по тракту. Пару раз за одну медную «косточку» леди удалось немного проехать на крестьянской телеге. Платить, разумеется, пришлось мне, так как денег у нее не было совсем.

Поздним вечером мы добрели до постоялого двора. Точнее, добрела леди. Я вполне нормально дошел и мог бы идти еще столько же.

Толстый хозяин с разбойничьей рожей, зевая, выдал нам ключ от комнаты и обещал прислать туда же то, что осталось от ужина. Кровать в номере была только одна, и Верния в растерянности остановилась, не зная, как быть.

– Ты ложись к стенке, – предложил я, – завернись в одеяло и спи спокойно. Можешь не раздеваться. Так даже будет лучше. Мне кажется, постель не очень чистая.

– А как же ты?

– Я лягу с краю и укроюсь плащом.

Не очень доверяя хозяину и его гостям, спал я, как в лесу. Настороже. Сам хозяин вряд ли будет грабить постояльцев, но несколько личностей, прикорнувших в обеденном зале под лавками, мне очень не понравились.

Когда на дворе была глухая ночь, чувство опасности подсказало мне вооружиться и ждать неприятностей. Я тихонько встал, вынул из ножен шпагу, неслышно подошел к двери и встал спиной к стене слева от засова. Лунный свет освещал дверь, и мне даже не пришлось переходить на ночное зрение. Вскоре внутренний, видимо, хорошо смазанный засов стал медленно и почти бесшумно сдвигаться. Две минуты – и он больше не запирал дверь. Створка без скрипа приоткрылась, и в проеме показалась голова незваного гостя. Не знаю, что на меня нашло, но вместо того, чтобы врезать кулаком между глаз, я оскалился, резко выглянул в проем и зарычал. В свете луны я увидел побелевшее лицо воришки и круглые от ужаса глаза. Посетитель шарахнулся от меня назад, налетел на подельников, и вся компания с грохотом ссыпалась по лестнице на первый этаж. Там с воплями, спотыкаясь в темноте о столы, скамьи и спящих гостей, они штурмом взяли входную дверь и удрали. Остаток ночи прошел спокойно. Разве что под утро примчался какой-то отряд. Люди быстро позавтракали, дали небольшой отдых лошадям и помчались дальше.

Мы тоже не стали задерживаться. Привели себя в порядок, перекусили прямо в номере и собрались продолжить путь. К сожалению, по уверениям хозяина, лошадей на продажу у него не было, так что пришлось опять рассчитывать на свои ноги.

Я подошел к стойке расплатиться. Хозяин посмотрел на меня, на девушку и шепотом, как сообщнику, поведал, что утром у него спрашивали про девушку, по описанию очень похожую на Вернию. Намек я понял. Он отнес меня к той категории подонков, которые похищают детей ради выкупа. Петушиться и доказывать обратное я не стал. Мне нет дела до мнения этого проходимца. А то, что он не сказал про нас, может оказаться даже полезным. Кто знает, что за отряд шастает по дорогам? У барона могут быть недоброжелатели, которым выгодно пленить его дочь. Поэтому я добавил «воробья» к счету за постой, и хозяин проводил нас как самых дорогих гостей, выдав еще и еды на дорогу.

Через некоторое время нас догнал обоз торговца, едущего в Вармок. Недолго поторговавшись, я расстался с пятью «косточками», получив взамен два вполне удобных места в повозке под тентом. Честно говоря, я бы заплатил и больше. Погода была солнечная и жаркая. В тени леса жара не так ощущалась, как на пыльном тракте. Я-то привык к подобным трудностям, а девушка могла и не выдержать. Следует признать, обоз появился вовремя. Мало того, до Вармока мы добрались гораздо быстрее, чем я планировал. Еще не наступил вечер третьего дня, когда мы, заплатив стражникам пошлину, въехали в ворота этого города, хотя скорее все-таки городка. Был он небольшой, аккуратный и чистый. Трехэтажные каменные дома из кирпича, некоторые облицованы белым мрамором. Булыжные мостовые, которые по утрам тщательно метут. Добротно и нарядно одетые горожане… в основном. Нищие и воры здесь тоже были, куда ж без них, но они прятались по углам, это свидетельствовало о том, что стража здесь службу несет на совесть.

За воротами наши с торговцем пути расходились. Ему налево – на постоялый двор, нам – пока неизвестно. Верния хотела срочно расплатиться со мной, поэтому первым пунктом нашего маршрута был банк. Я помог девушке спуститься на мостовую и свистнул мальчишкам, игравшим неподалеку. Тут же подбежал один из них и согласился за «косточку» проводить нас до банка, а затем в приличную гостиницу.

В прохладном операционном зале банка слева вдоль стены с дверями, ведущими во внутренние помещения, располагался ряд столиков, за которыми клерки принимали клиентов. На противоположной стороне, метрах в пяти от клерков, возле окон были выставлены два столика, несколько стульев и диван, обитый кожей. Там можно было с удобством подождать, пока идет оформление бумаг.

Три столика клерков были заняты, остальные пять пустовали. Однако стоило нам войти, прозвенел колокольчик, и магический сигнал известил о новых посетителях. К нам тут же вышел служащий и пригласил к одному из пустующих мест. Верния уверенно подошла, представилась и заявила, что хотела бы снять со счета некоторую сумму.

Клерк внимательно посмотрел на девушку, перевел взгляд на меня и сказал:

– К сожалению, госпожа, я не могу выдать тебе деньги. До совершеннолетия банковским счетом распоряжается твой уважаемый отец. – Говоря это, он явно пытался на что-то намекнуть девушке. – А тебя, господин, попрошу подождать там, – указал он мне на места для ожидания. – Все операции в нашем банке ведутся только наедине с клиентом, без посторонних лиц.

Я пожал плечами и удалился, куда было сказано. Меня интересовало, что за игру он ведет, поэтому на всякий случай я вошел в легкий транс и приготовился к возможным неприятностям. В этом состоянии мне было хорошо слышно все, что говорилось за каждым из столиков. Но интересовал меня только один.

– Отец положил некоторую сумму на специальный счет, – говорила Верния клерку, – с которого я имею право снимать деньги без его согласия. Это подарок на мой день рождения.

– Госпожа, – понизив голос, ответил ей служащий банка, – если этот тип угрожает тебе, мы вызовем стражу, да и наша охрана в стороне не останется. Не бойтесь, мы с ним справимся. Он ничего не сможет сделать.

– Нет-нет, – так же понизив голос, сказала Верния, – все в порядке. Мне ничего не угрожает. Я дала слово и должна расплатиться с ним за то, что он проводил меня до города.

Клерк понимающе усмехнулся, но формального повода вызвать стражу у него не было.

– Я все-таки должен получить разрешение управляющего.

Он поспешно удалился куда-то в глубину банка и минут пять отсутствовал. Вернулся с довольным выражением лица и сразу же выложил на стол магическую коробочку. Я видел такие в Орбусе, они использовались для идентификации личности при совершении сделок.

Девушка без колебаний положила руку на коробочку и четко произнесла:

– Я леди Верния, дочь барона Шамта. Мой счет номер…– и быстро проговорила ряд цифр и букв.

Коробочка засияла зеленым светом, подтверждая правильность данных.

– Сколько бы вы хотели снять? – спросил клерк.

– Тридцать пять золотых «драконов».

– Вам придется немного подождать. Мы проверим счет и, если все в порядке, а мы уверены, что все в порядке, отсчитаем требуемую сумму.

Он снова ушел во внутреннюю часть банка, а через пару минут после этого через входные двери ворвался десяток крепких парней в одинаковой униформе с баронским гербом на плащах и камзолах. Очень быстро они встали полукругом между мной и Вернией, направив в мою сторону обнаженные шпаги. Командовал ими высокий, поджарый черноусый офицер лет пятидесяти. Увидев его, Верния радостно взвизгнула и бросилась ему на шею:

– Сэр Серджо! Как я рада! А папа где?! Тоже здесь? А как вы меня нашли?

Офицер улыбнулся, аккуратно поставил девушку на пол и ответил, во всяком случае, на часть вопросов:

– Я тоже рад, даже счастлив видеть тебя, леди, в полном здравии. Его светлость не здесь. Мы нашли тебя по следам, поняли, что ты направляешься в Вармок, пытались догнать, но где-то разминулись. Мы предупредили хозяев всех гостиниц и постоялых дворов, чтобы, как только увидят тебя, известили нас. Слава Создателю, служащих банка тоже догадались предупредить. А теперь скажи, – Серджо посерьезнел и перешел на шепот, – что это за тип, похожий на дикаря? Он тебя обижал? Шантажировал? Он тебе угрожал? Он что-нибудь тебе сделал?

Пока они шептались, я на всякий случай просчитывал план силового ухода. Десяток гвардейцев барона – серьезная сила. Но шансы выбраться у меня вполне реальные. Тут, правда, у входа замаячила пятерка городских стражников, и из внутренней части банка появились пятеро охранников. Шансы уйти без потерь существенно снизились, но все еще имелись. Я решил, если почувствую малейшую угрозу, уйду в «холод» и атакую первым. У капитана из-за пояса торчали рукоятки двух кремневых пистолетов с пружинными замками. Можно будет захватить девчонку и, прикрываясь ею, прорываться к выходу. Стрелять в таких условиях капитан явно не рискнет, а про благородство в таком деле надо основательно забыть. На войне как на войне.

– Это Дит. Он нашел меня в лесу, и я наняла его в качестве провожатого до города, – пояснила Верния.

– Ну что ж, – в полный голос сказал капитан, – тогда я ему заплачу из тех средств, что выделил барон. Сколько ты ему должна?

– Двадцать пять «драконов».

– Сколько?! – совсем как Верния в лесу, переспросил Серджо.

– Двадцать пять.

– Да он нахал! Воспользовался твоим бедственным положением и нагло обобрал! Больше трех «драконов» трехдневное сопровождение не может стоить. Даже самые лучшие телохранители не берут больше. Я сейчас с ним поговорю. Не беспокойся.

– Но я дала слово! – воскликнула девушка.

– Слово, данное мошеннику, считается недействительным.

– Эй! – угрюмо прорычал я. – Еще одно оскорбление, и я вызову тебя на дуэль, сэр!

Капитан, раздвинув гвардейцев, подошел ко мне и, глядя прямо в глаза, жестко спросил:

– А как это назвать? Ты, пользуясь безвыходным положением девушки, требуешь от нее непомерную сумму…

– Я еще дешево запросил, – оскалился я в ответ.

– Дешево? А сколько было бы в самый раз? – насмешливо спросил Серджо. Его бойцы тоже усмехнулись, удивленные моей наглостью.

– В самый раз было бы двадцать «ящериц» в день. Восемь мне и двенадцать в казну клана.

Капитан стал что-то понимать. Приподняв брови, он внимательно посмотрел на меня и медленно спросил:

– Какой клан ты имеешь в виду?

– Клан барсов.

Услышав эти слова, охранники банка попятились подальше от меня, городские стражники перестали проявлять энтузиазм и лезть в первые ряды. Гвардейцы барона побледнели, но не отступили. Глаза Серджо сузились и стали похожи на два стальных лезвия, вонзающихся в мой лоб.

– Что-то ты не похож на барса.

Я поднял левую руку к плечу и на раскрытой ладони проявил голову моей киски.

– Снежный барс, – как один выдохнули присутствующие.

Капитан склонил голову в поклоне и твердо сказал:

– Прошу простить за недоверие. Надеюсь, ты понимаешь, что некоторые, скажем так, особенности твоей внешности…

– Я понимаю и прошу не продолжать. Твои извинения приняты. Надеюсь, больше нет сомнений в том, что я запросил гораздо меньше стандартной платы, положенной новичку нашего клана?

– Ни малейших. Отряд, – скомандовал Серджо, – шпаги в ножны. Всем выйти и ждать нас на улице.

Гвардейцы убрали оружие, слаженно развернулись и вышли из банка. Местные охранники ушли так, что никто этого не заметил. Будто испарились, прихватив за компанию городских стражников.

– Дит, – подала голос Верния, – я тебя очень прошу, продай мне котенка. Ну зачем он тебе нужен? Продай. Он мне так понравился.

Собственно, путешествовать с животным мне было не с руки. Он же подрастет, и его кормежка станет проблемой. Ему же кашка или пироги без надобности – мясо подавай каждый день, и в немалых количествах. Да и вообще, пока я не устроился, трудно будет с котенком.

– Хорошо, забирай. За восемьсот «ящерок».

– Сколько?! – хором воскликнули Верния и капитан.

Кажется, у меня входит в привычку постоянно слышать этот вопрос.

– Ния, ну что тебе в этом котенке? – начал уговаривать девушку капитан. – Пойдем я тебе за одного серебряного «воробья» куплю на рынке десяток породистых котят.

Серджо, судя по всему, человек понимающий, поэтому, чтобы избежать лишней болтовни, я пояснил:

– Это котенок кугара. Я нашел его в том же лесу. К тому времени его мать уже умерла от ран вместе с остальным пометом.

Капитан стремительно развернулся и потребовал у клерка:

– Мне нужно восемьсот двадцать пять «драконов». Быстро!

Служащий шустро достал коробочку для идентификации личности и льстиво затараторил:

– Превосходная покупка, господин капитан. Превосходная! Мои поздравления…

– Шевелись давай! – прикрикнул на него капитан.

– Сей момент все будет сделано. А молодой человек желает получить наличными всю сумму или положить на счет?

– Восемьсот на счет, остальные наличными.

– У тебя есть счет в нашем банке? Нет? Сей момент. Все будет сделано в максимально сжатые сроки с минимальным беспокойством. – С этими словами клерк исчез.

Верния, с огромным удивлением наблюдавшая за происходящим, приблизилась к капитану и шепотом спросила:

– Сэр Серджо, а почему ты не торгуешься? Это же очень дорого.

Не подозревая, что я все хорошо слышу, капитан ответил так же шепотом:

– Тише. Котенок кугара стоит тысячу, а то и две тысячи «драконов». Твой отец давно мечтал о таком защитнике для тебя. Но купить котят очень трудно, они большая редкость. Ты, видимо, понравилась этому барсу, и он его тебе фактически дарит.

Верния посмотрела на меня с благодарностью, потом подошла, поклонилась и сказала:

– Благодарю тебя, Дит, за все, что ты для меня сделал. Когда будешь в наших землях, заезжай в гости. Я буду рада тебя видеть. Я уверена, что и мои родные тоже.

Я молча поклонился в ответ.

Подошел и капитан. Поблагодарив за помощь юной леди, посетовал, что его сюзерен хотел бы нанять десяток барсов в свою службу охраны, но столько свободных воинов нет. Однако он готов переговорить с бароном, чтобы тот нанял меня, к тому же не просто барса, а снежного, но решение придется отложить до возвращения из поездки. То есть на три-четыре месяца. Если к тому времени я еще не буду занят, то добро пожаловать в гвардию барона Шамта.

Вскоре появился клерк и сообщил, что на мое имя открыт счет. Его номер записан на бумаге в запечатанном конверте. Служащий рекомендовал открыть конверт, только когда я окажусь в полном одиночестве, и никому не говорить номер счета. Затем попросил положить руку на знакомую коробочку. После появления зеленого сигнала клерк торжественно возвестил, что слепок моей ауры принят артефактом банка и в течение месяца станет известен всем филиалам, в том числе и в других королевствах. На сегодняшний день я имею восемьсот «драконов». Все операции в любом филиале «Астросбанка» производятся бесплатно. В других банках будут брать процент за услуги.

На выходе из банка я помахал рукой Вернии, пожал руку капитану, и мы расстались если и не друзьями, то, во всяком случае, очень по-доброму.

Глава 3

Не скрою, был соблазн заломить цену. Котенок юной покупательнице понравился, и можно было хорошенько поторговаться. Однако я подумал, что, во-первых, вряд ли барон выделил своему капитану больше тысячи «ящерок», и тот наверняка не сможет позволить себе потратить все до «косточки». Мало ли какие расходы предстоят, а возвращение Вернии в лоно семьи – задача поважнее покупки котов. Во-вторых, как учил наставник, иногда следует поумерить жадность и потерять немного денег, приобретя взамен дружеское расположение. Кто знает, что и когда может в жизни пригодиться.

Кошелек с золотом я засунул поглубже в сумку и огляделся в поисках нашего с Вернией проводника. Мальчишка терпеливо ждал на противоположной от здания банка стороне, широко раскрыв глаза и навострив уши. Представление, устроенное стражниками и гвардейцами барона, не прошло мимо его внимания. Будет что рассказать друзьям. Наше дружеское прощание с юной леди и капитаном позволило мальчишке сделать вывод, что заработок по причине ареста или недееспособности клиента от него не уплыл. Он подбежал ко мне и вновь приступил к обязанностям проводника. Вскоре мы с ним вышли к довольно приличной гостинице. Указав на нее рукой, мальчик пояснил, что у дядюшки Сэмния комнаты для постояльцев всегда чистые и готовят на кухне хорошо. Есть гостиница и получше, но там дороже раза в три. Останавливаются в том заведении в основном богатые торговцы да графы с баронами, заезжающие в этот городок.

Внешний вид приюта для путешественников мне понравился, и я без колебаний кинул парнишке две «косточки», добавив одну за расторопность. Страшно довольный проводник мгновенно исчез, не забыв сказать, что найти его можно у ворот и он всегда рад услужить щедрому господину.

Порадовало меня то, что, в отличие от большинства постоялых дворов и трактиров, вход в номера был сделан отдельно от обеденного зала. То есть не надо было каждый раз проходить сквозь строй нетрезвых посетителей с риском нарваться на скандал. А то, что желающих прицепиться к моей внешности для оттачивания собственного сомнительного остроумия найдется немало, я знал абсолютно точно. Даже в Орбусе поначалу остряки находились. Никак не могли поверить, что такая фигура, как я, может иметь прямое отношение к клану барсов. Пришлось некоторое время мягко указывать на ошибку, используя небольшое членовредительство. Но там были соседи, к которым после этого я не раз и не два приезжал, как в компании, так и один. Там был смысл в подобной воспитательной работе. Здесь же я задерживаться не собирался, а как отнесется стража к подобным методам работы с местным населением, я просто не знал.

Быстро договорившись с любезной девушкой о проживании и выплатив четверть суммы вперед, я получил ключ и поднялся в свой номер на третьем этаже. Не самый лучший, но и не самый дешевый. Интерьер мне понравился. Напротив входа – окно с веселенькими занавесочками, накрытый чистой скатертью стол, на котором стоял кувшин с водой и два глиняных стакана. Два стула рядом. Слева от входа – платяной шкаф. Справа – широкая, на вид крепкая кровать, сделанная явно с расчетом на супружескую пару или сон с «ночной грелкой» под боком. Дверной замок показался мне относительно надежным, поэтому я спокойно оставил лишние вещи в шкафу, на всякий случай нашептав заклинание предупреждения. Это заклинание знали, пожалуй, все, кому было не лень его выучить. Не обязательно быть сильным магом, чтобы его использовать, но только опытный и сильный маг сумел бы отключить заклинание без последствий.

Дежурная по этажу дала мне время разместиться, после чего деликатно постучала в дверь и, дождавшись моего разрешения, зашла в номер. Она предложила ознакомить меня с ассортиментом услуг, предоставляемых гостиницей.

Умывальня и туалет находились в двух помещениях в конце коридора. Холодная вода в умывальне была всегда. Помыться, побриться, почистить зубы можно было бесплатно. Для этого в помещении стоял кувшин с мыльным раствором и коробка с новыми полосками коры тукового дерева для зубов. Ванну надо было заказывать за отдельную плату, и стоило это удовольствие «полворобья». Ее готовили в той же умывальне, наполняя горячей водой большую дубовую лохань. В плату входила новенькая мочалка, флакон жидкого мыла и чистое полотенце. Имея при себе и на счете в банке солидную сумму, я мог позволить себе это удовольствие. В лесу я непременно утром и вечером мылся в ручьях и озерцах, но это не могло сравниться с горячей ванной.

Через час, выжав из потраченных денег максимум удовольствия, я, чистый до скрипа и выбритый до синевы, спустился в обеденный зал. Поскольку гостиница была беднякам не по карману, зал не разделялся на чистую и грязную половины. Я нашел свободное место за столиком на четверых в самом дальнем от входа углу рядом с кухней. Два места на скамьях напротив друг друга занимали, по виду, торговцы, которые усиленно работали челюстями, при этом успевая живо обсуждать подробности какой-то сделки. Они были так увлечены, что не обратили на меня никакого внимания и только кивнули головами на вопрос, могу ли я к ним присоединиться.

Я с удобством развалился на скамье, оперся спиной о стену и, дожидаясь выполнения своего заказа, оглядел помещение. В зале оказалось полно ужинающих людей. Здесь были небогатые дворяне, торговцы средней руки, зажиточные ремесленники и мастера. Две официантки сбивались с ног, разнося тяжелые подносы с горячим, напитками и зеленью. Несмотря на большое количество посетителей, в зале не было слышно пьяных криков, воплей и шума разудалого веселья. Стоял ровный гул, похожий на завывание ветра в кронах деревьев. В целом я признал обстановку достаточно уютной и немного расслабился.

Кухня здесь была действительно хороша. Я сметелил огромный кусок жареного мяса с овощами, запивая хорошим, но, увы, не барским и даже не орбусским, пивом. Насытившись, попросил официантку принести пяток пирожков, кувшин пива и вяленую рыбку на закуску. Заодно передать мой поклон и уважение повару. Девушка-разносчица улыбнулась и обещала все выполнить в точности.

– Господа позволят к ним присоединиться?

Перед нашим столом стоял дворянин примерно моего роста и возраста. Худощавый, даже излишне, но это скорее от недоедания, чем по природному строению тела, гибкий и подвижный. Лицо узкое, немного хищное, глаза карие, в них иногда мелькала бесшабашная удаль, нос с горбинкой, самую малость длинноватый. Незнакомец носил черные усы стрелочкой и слегка вьющиеся волосы до плеч. Одет он был в узкие штаны, заправленные в потрепанные сапоги, свободную рубашку со шнуровкой и потертый колет. На поясе слева висела длинная шпага, справа – тонкий кинжал. Скорее стилет. Взгляд его в данный момент отрешенно изучал стенку поверх наших голов, однако наш совместный машинальный кивок он каким-то образом разглядел и присел на свободное место.

Подошла разносчица и не очень любезно предложила сделать заказ. Видимо, этого парня здесь хорошо знали. Однако, как я понял впоследствии, крайняя холодность разносчицы была вызвана не личными качествами парня, а исключительно состоянием его финансов. Весьма плачевным, следует признать.

Незнакомец со вздохом выложил на стол медную «косточку» и с ожиданием посмотрел на девушку. Та поморщилась, забрала монетку и ушла на кухню. Вскоре она вернулась и поставила перед парнем кружку пива и тарелочку с одиноко лежащим на ней пирожком.

Глядя, с какой осторожностью парень ест этот продукт, стараясь не уронить ни единой крошки, я понял, что это его сегодняшний завтрак, обед и заодно ужин.

Чем-то мне этот парень понравился. Я чувствовал, что он гордый, немного мечтатель, немного плут, но не мошенник и не подонок. И главное – честь и собственное достоинство для него, похоже, не пустой звук.

Настроение у меня сегодня было праздничное, хотелось как-то отметить удачную сделку. Таких денег в полном моем распоряжении у меня никогда не было, и я чувствовал себя богачом. Однако одному праздновать несколько скучновато, поэтому я решил с кем-нибудь познакомиться, и этот сидящий напротив дворянин показался мне вполне подходящей кандидатурой. Кроме прочего, я все-таки не очень хорошо ориентировался во внешнем мире (редкие поездки в Орбус не в счет), а этот дворянин может на первых порах оказаться неплохим советчиком.

– Позволь представиться, – первым завел я разговор.

Незнакомец перевел взгляд со стенки на меня, побледнел и отшатнулся. Похоже, он настолько был занят своими проблемами, что только сейчас разглядел, с кем сидит за одним столом. Однако морщиться и кривиться не стал. Поняв, что своим движением мог ни за что ни про что оскорбить меня, он слегка покраснел.

– Прошу простить меня, здесь несколько темновато…– смущенно забормотал он, не зная, что придумать в свое оправдание.

– Да, действительно темновато, – поддержал я его и начал сначала: – Позволь представиться… – Я встал из-за стола и склонил голову в поклоне: – Сэр Дит.

Незнакомец точно так же вместе со мной привстал из-за стола и склонил голову в поклоне, представляясь:

– Сэр Ромис.

Мы снова сели на свои места, и я продолжил знакомство, предложив разделить со мной ужин. Ромис энергично отказывался, уверяя, что он уже объелся и ни кусочка проглотить не в силах.

– Очень жаль, сэр Ромис, – тяжело вздохнул я и сокрушенно покачал головой, – очень жаль. Я был слишком голоден и от жадности заказал больше, чем могу съесть. Придется выбросить эти чудные пирожки собакам. А я, понимаете ли, всегда плохо себя чувствую, когда приходится выбрасывать ну очень вкусные пирожки… Ах, какой аромат! Вы только понюхайте! – Я сунул ему под нос тарелку с пирожками и скорбно проговорил: – Чувствуете?! Вот! А я больше не в состоянии. Ни крошки. Так жалко. Вы даже представить себе не можете…

Ромис судорожно проглотил слюну, откашлялся и хрипло сказал, не отрывая взгляда от тарелки:

– Исключительно чтобы тебе не было плохо, дабы не загубить старания повара, я, пожалуй, смогу съесть пирожок. Один. Или два… Но не больше, – поспешно закончил он.

– Эй, красавица, – окликнул я разносчицу, – два пива мне и сэру Ромису.

Девушка исчезла, чтобы почти мгновенно появиться с двумя большими кружками, белеющими шапками пушистой пены.

Ромис было запротестовал, но я быстро пресек его возражения:

– Думаю, если смочить горло, можно будет больше пирожков спасти от собак, – на что мой сотрапезник, недолго подумав, ответил согласием.

Дальше у нас с ним завязался непринужденный разговор, из которого я узнал нехитрую историю парня. Ромис – младший сын небогатого дворянина, полновластного владетеля одной-единственной деревеньки дворов в двадцать, главы большого семейства из шести дочерей и трех сыновей. Двух старших девушек удалось удачно выдать замуж за сыновей соседей, но еще четыре отчаянно нуждались в приданом, и родители моего нового знакомого из сил выбивались, стараясь сэкономить каждый медяк. Средний брат уже где-то служил, и за его будущее можно не переживать. Старший готовился принять наследство, но тоже, чтобы не терять время, устроился в гвардию какого-то графа. Братья искренне любили сестер и старались при любой возможности передать хоть немного денег на приданое. Недавно Ромису исполнилось девятнадцать. Он стал совершеннолетним, и отец благословил его в путь на поиски удачи. Кроме благословения, двух «воробьев», шпаги и умения ею владеть, больше ничего подарить сыну он не мог. Мать и сестры, как водится, всплакнули, обцеловали будущего героя и богача, собрали немного еды на дорогу и долго махали платочками, провожая.

Насколько мне было известно, очень типичная история. А из кого иначе было бы формировать гвардию сильных мира сего и армейские отряды легкой кавалерии? Правда, чтобы вступить в кавалерию, надо еще и лошадь иметь. Для гвардии тоже неплохо бы, но там нужда в ездовом животном определяется подразделением, в котором служишь. Элитные отряды барсов, как правило, в лошадях не нуждались, разве что для доставки в отдаленную местность, но тогда об этих средствах доставки, основных, заводных и вьючных, заботился сам наниматель.

Ромис пришел в Вармок и уже две недели жил, надеясь наняться в какой-нибудь торговый караван охранником, чтобы добраться до столицы и попытаться предложить свои услуги ни много ни мало самому королю в качестве храброго гвардейца. Ну а если не удастся, в столице обитают множество других владетельных господ, которым можно с выгодой продать свою шпагу. Деньги, к сожалению, имеют неприятное свойство стремительно покидать кошелек и отнюдь не спешат в него вернуться. Ужинает он здесь, а не в таверне попроще, где за ту же «косточку» дадут не маленький пирожок, а большую тарелку овощей с кусочком мяса, исключительно из-за этого стремления найти здесь попутный караван и переговорить с его хозяином. В кабаках попроще такие люди просто не появляются.

Вскоре мы с Ромисом уже были накоротке, опуская в разговоре вежливое «сэр». Узнав, что мой новый друг в последние дни ночует где придется, я предложил снять для него номер, на что он гордо ответил отказом, заявив, что и так многим мне обязан, а в должниках ходить не привык. Тогда я предложил ему подняться ко мне и продолжить разговор, так как одному скучно, а охота повеселиться еще не пропала. Парень согласился. Я заказал вино, фрукты и кое-какую закуску в номер. Поднимаясь наверх, предложил Ромису, пока сервируют стол, принять ванну и постирать одежду. Искушение было слишком велико, и, помявшись, Ромис не отказался, заверив, что как только у него появятся деньги, он непременно за все рассчитается. Потом все же нахмурился и, глядя в сторону, с неохотой сказал, что, весьма вероятно, долг вернуть не сможет, на что я легкомысленно махнул рукой, проговорив: «Все в руках Создателя», и пообещал, что как-нибудь непременно сочтемся. Я выдал ему свои запасные штаны и рубаху, чтобы тот не сидел завернутым в простыню.

Чисто вымытый и умиротворенный, Ромис тем не менее производил довольно комичное впечатление. Рост у нас с ним был почти одинаковый, но вот ширина плеч, талия и ляжки… Короче, в моем одеянии он выглядел сиротинушкой в одежде с чужого плеча. Рубашка старательно сползала, обнажая правое плечо. Штаны, подвязанные поясом, собрались на талии волнами разной величины, зато ниже выглядели, как форменные шаровары воина Янчарского ханства.

Пьянствовали мы недолго. Ромис сказал, что к завтрашнему дню ему необходимо набраться сил, и вознамерился уходить. На мое предложение остаться переночевать в номере он подозрительно посмотрел на меня, на единственную кровать, снова на меня, опять на кровать и бочком-бочком стал перемещаться к дверям, бормоча, что не хочет никого стеснять, и вообще, дома привык спать на сеновале, так что вполне хорошо устроится в конюшне… Сначала я не понял, в чем дело, но потом, правильно истолковав его взгляды на меня и на кровать, догадался о ходе мыслей, расхохотался, уверил, что к любителям мальчиков никоим образом не отношусь, и предложил, если уж он так меня опасается, лечь на коврике у двери со своей шпагой в обнимку.

Приятель покраснел, путано стал извиняться, приговаривая, что ничего такого не думал, просто привык как-то на свежем воздухе, но, впрочем, не желая терять это славное ощущение чисто вымытого тела, готов разделить со мной кровать, если хозяина номера это никоим образом не стеснит. Я уверил, что не стеснит, и первым лег спать у стенки, завернувшись в одно из одеял. Ромис некоторое время постоял на пороге, потом, решившись, осторожно лег рядом и тоже завернулся в одеяло.

Утром я встал раньше своего приятеля. Выскочив во двор, провел часовую тренировку, после чего хорошенько вымылся и заказал завтрак на двоих в обеденном зале. Наша одежда – свою я тоже вчера отдал в стирку – высушенная и выглаженная с помощью магического амулета, уже дожидалась нас в номере, аккуратно разложенная на стульях. Ромис к тому времени уже встал и убежал мыться.

Через некоторое время мы расположились в обеденном зале за накрытым столом и отдали должное местной кухне. Однако вкусная еда, похоже, не подняла Ромису настроение. Напротив, он все больше и больше мрачнел.

– Если не секрет, что тебя мучает, Ромис? – задал я ему наконец прямой вопрос.

Он не хотел говорить, но в итоге признался, что на десять часов дня, то есть примерно через час, у него назначена дуэль. Из моих дальнейших настойчивых вопросов выяснилось, что накануне он повздорил с Леокартом, сыном местного барона Тафки. В узком переулке тот с двумя дружками шел в ряд, перегородив дорогу. На вежливую просьбу дать пройти трое мерзавцев расхохотались и предложили как простолюдину обойти их по сточной канаве, на что бедный, но гордый дворянин ответил отказом. Слово за слово, и Леокарт, объявив себя оскорбленным, вызвал парня на дуэль.

– Ты сомневаешься в своих силах? Считаешь, что не справишься? – спросил я у него.

– Мой отец служил в гвардии герцога Лорика и обучил меня всему, что знал и умел сам, – вспыхнул Ромис. – Если бы дуэль была один на один, я бы надрал задницу этому мальчишке! Но он потребовал дуэль все на всех. – Парень стукнул кулаком по столу. – Подонок! Знает, что у меня нет знакомых в этом городе. Мне придется драться сразу с тремя. С ним и его дружками. Как еще десяток гвардейцев своего папеньки не записал в секунданты?!

Надо сказать, что дуэльный кодекс мы в поселке изучали, но на практике участвовать в дуэли или видеть подобное вживую мне не доводилось. Условия ставил оскорбленный, объявляя их заранее: один на один или все на всех; на смерть или на кровь. Правилами запрещалось использование огнестрельного оружия и любых метательных устройств, таких как лук и арбалет.

Бой один на один предполагал, что драться будут только обидчик и оскорбленный. Секунданты здесь были формальностью, поскольку за соблюдением договоренностей надзирал арбитр из магистратуры. Все на всех – это бой между дуэлянтами и их секундантами. Количество секундантов с каждой стороны могло быть не более десяти.

Выбрав условие «на смерть», дуэлянты имели право убить друг друга, в том числе и прикончить раненого. Впрочем, также имели право пощадить противника. Если оговаривалось условие «на кровь», арбитр был вправе остановить схватку при появлении у одного из соперников хотя бы небольшой царапинки. Случайно убить, конечно, могли, но зарезать сдавшегося – уже нет. Разумеется, в бою все на всех за царапинами не уследишь, поэтому он всегда был до смерти.

Ну и конечно же по правилам все имущество, которое оказывается на побежденном, достается победителю в качестве трофея. Поэтому, выходя в круг, осторожные отдавали деньги и ценности на сохранение друзьям, родственникам или оставляли дома. Довольно часто дело ограничивалось выкупом, и реально оружие и одежду отдавать не приходилось, однако победитель мог заставить побежденного бежать за выкупом голым, если хотел побольнее того уязвить.

Ромис не знал никого, кто бы согласился стать его секундантом и сражаться на его стороне, поэтому вынужден был выступить один против троих. По его словам, даже против двоих он имел неплохие шансы выстоять и победить, но не против троих сразу.

– В таком случае не согласишься ли ты, чтобы я был твоим секундантом?

Ромис удивленно посмотрел на меня и спросил:

– Прости, но зачем тебе это надо?

– Во-первых, хочу посмотреть, что такое дуэль. Никогда не был свидетелем этого зрелища. Во-вторых, я тоже ищу службу, а в компании, если я тебе еще не надоел, это делать веселее. Ну и, в-третьих, не люблю хамов. Этого достаточно?

Ромис обрадовался, буквально на глазах стал оживать, заверил, что мои резоны ему очень даже понятны и я никоим образом ему не надоел… Как раз подошло время идти на площадку для дуэлей, мы встали из-за стола, я полностью расплатился по счету, но обещал хозяину непременно вернуться. Тот внял и усиленно закивал головой, скалясь мне как родному. Когда мы выходили, я заметил человека, лицо которого показалось мне смутно знакомым. Он выскочил за дверь сразу вслед за нами и куда-то торопливо убежал, но эти загадки я решил отложить на потом.

Мы подошли за пять минут до назначенного времени. Одновременно с нами появилась компания наших противников, возглавляемая роскошно одетым и при дорогом оружии парнем лет восемнадцати. Был он немного повыше меня, плотного телосложения, мускулистый, русоволосый и кареглазый. На породистом лице, будто приклеенная, висела ухмылка превосходства и высокомерного презрения.

Два его прихлебателя в тени своего вожака выглядели настолько блекло, что казались просто призраками.

Завидев нас, Леокарт радостно заухмылялся еще шире и раскинул руки якобы для объятий.

– Ба! Наш малыш Ромис соизволил прийти! Я уж думал, ты лишишь нас удовольствия и просто не явишься на дуэль.

Насколько я помнил кодекс, не явившемуся, вне зависимости от причин неявки, присуждалось поражение, а если впоследствии ему не удавалось убедительно доказать, что он не смог прийти из-за непреодолимых обстоятельств, то его лишали дворянского звания. Пережить такой позор решались очень немногие, когда жизнь в любом ее виде представлялась милее и важнее чести и достоинства. Поэтому опаздывать на дуэль было крайне нежелательно. Ждать до бесконечности никто не будет, а по истечении десяти минут после оговоренного срока арбитр уже имеет право принимать решение.

– Не дождешься, Леокарт, – угрюмо ответил Ромис и предложил: – Может, начнем?

– А что это за обезьяну ты с собой привел? – вякнул один из дружков Леокарта. – Будет нас развлекать? – Троица с удовольствием заржала над этой немудреной шуткой.

Я молча посмотрел на умника и решил, что умрет он вторым. Не раньше. Сначала поймет и прочувствует неизбежность ухода на звездную тропу душ. Что-то, наверное, в моем взгляде было такое, от чего умник поежился и спрятался за спину вожака.

Мы прошли на площадку, имеющую форму круга и огороженную невысоким забором. Под ногами была утоптанная земля, посыпанная песком. Арбитр предпринял последнюю попытку нас примирить, предложив отменить дуэль по обоюдному согласию или одной из сторон принести свои извинения. Из сочувствия к Ромису он шепнул ему, что эта троица – известные в городе бретеры и отменные фехтовальщики. Рекомендовал быть осторожными, а лучше и вовсе принести извинения.

Ромис поблагодарил арбитра и неуверенно посмотрел на меня. Однако не за тем, чтобы последовать совету доброго человека.

– Прости, Дит, я даже не спросил, насколько ты оружием владеешь, так обрадовался, что у меня появился шанс. Может, откажешься, пока не поздно?

Я подумал и честно ответил:

– Оружием владею средне, – что значит «средне» в понимании барсов, пояснять Ромису не стал, – а вот отказываться не собираюсь, поскольку меня только что оскорбили. Если в родном поселке я еще могу простить своим, то здесь делать этого не буду ни в коем случае.

Выяснив, что примирение невозможно, арбитр вышел за пределы круга и подал сигнал к бою.

Вокруг площадки толпился народ, но не сказать, чтобы полгорода сбежалось полюбоваться зрелищем. Дуэли здесь не редкость, поэтому приходили в основном самые азартные – сделать ставки и попытаться выиграть немного деньжат.

Вошли мы одновременно через противоположные калитки. Оказавшись внутри, Леокарт скомандовал своим дружкам:

– Вы вдвоем по-быстрому разбираетесь с этим… а потом стоите и не вмешиваетесь. Разве что в крайнем случае но, думаю, до этого не дойдет.

Мы с Ромисом разошлись в разные стороны, чтобы не мешать друг другу. Нас вполне устраивал расклад, предложенный Леокартом. Сам он, выхватив богато изукрашенную шпагу и под стать ей дагу, осторожно стал сближаться с моим другом, в то время как ко мне двинулись, обнажив только шпаги, двое его дружков. Я вызвал легкий транс – состояние, в котором был близок к переходу в «холод» и мог совершить этот переход немедленно. Наставники предостерегали от недооценки противника и учили всегда сражаться против любого так, будто перед тобой воин более искусный, чем ты. То есть выкладываться полностью. Однако через пять лет я должен буду продемонстрировать старшинам и новые приемы боя, чтобы получить усы на мордашку моей киски, поэтому сознательно пренебрег золотым правилом. Хотелось увидеть, на что способны эти парни. Вдруг да смогут меня чему-нибудь научить.

Противники не оправдали моих надежд. Через две минуты мне были известны их наиболее отработанные атакующие и защитные комплексы. Неотработанные – тоже. К сожалению, ничего интересного перенять было нельзя. Я перестал сдерживаться и на контрударе пронзил шпагой горло одного из парней. Как и обещал, умника, любителя пошутить над чужой внешностью, оставил напоследок. После гибели партнера на лице у него появилось загнанное выражение, и на лбу крупными каплями выступил пот. От усталости, наверное. Пренебрежительных ухмылок шакалы лишились гораздо раньше, когда и третья их совместная парная атака провалилась. Я увидел в глазах противника, что он наконец понял неизбежность собственной гибели, и только тогда длинным выпадом, как и его дружку, нанес укол в горло, пробив его насквозь вместе с шейными позвонками. Выпустив из руки шпагу, умник захрипел, рухнул на колени и, постояв немного в такой позе, опрокинулся навзничь. Я протер лезвие шпаги своим платком и бросил его на труп. Платка мне было не жалко. Его для меня не вышивала и не дарила любимая девушка на прощание, а на трофеи от двух бывших дворян, как я уже примерно прикинул от нечего делать, можно будет купить повозку таких платков. Не потому, что добыча велика, просто платки стоят дешево.

Ромис с Леокартом все еще продолжали свои танцы. Каждый уже имел по царапине – мой друг на боку, а его обидчик на лице. Раны кровоточили, но не сильно. Крупные сосуды не были задеты. Ромис был явно лучше. В один из моментов, когда оба противника отскочили друг от друга для краткой передышки, я глазами спросил Ромиса, надо ли мне вмешаться. Оценив, что я спокойно стою, а мои враги лежат, он одобрительно улыбнулся, но подал знак оставаться на месте.

На площадь ворвался отряд всадников. Они раздвинули толпу, скакавший первым вельможа с баронской цепью поверх богатого камзола быстро спрыгнул, открыл калитку и встал в проеме. Не входя в круг, он мрачно наблюдал за схваткой Ромиса с Леокартом, бросив всего один равнодушный взгляд на остывающие тела его дружков.

К этому моменту преимущество моего друга стало очевидно. Он теснил своего противника, который едва успевал защищаться, даже не думая нападать. Следующая атака Ромиса увенчалась успехом. Проведя два ложных укола и отбив своей дагой шпагу Леокарта, он молниеносно атаковал и вонзил клинок в плечо врага. В следующее мгновение кончик шпаги уперся в горло забияки. Тот выронил оружие, левой рукой зажал рану на плече и, тяжело дыша, затравленно посмотрел на Ромиса.

Друг не спешил доводить дело до конца. Так они и стояли несколько секунд. Мрачный барон словно очнулся и крикнул:

– Сэр! Прошу тебя! Оставь ему жизнь!

– Сдаешься? – спросил Ромис, казалось, не обратив внимания на просьбу барона.

Леокарт сглотнул и прохрипел:

– Да.

Ромис посмотрел на арбитра, но тот отрицательно помотал головой:

– Если побежденный в силах, он должен заявить о сдаче как положено.

Друг слегка надавил, и из-под кончика его шпаги на горле Леокарта появилась капля крови.

– Я сдаюсь на милость победителя, – поспешно сказал тот положенные слова.

– Я оставляю тебе жизнь, – ответил Ромис ритуальной фразой, вложил шпагу в ножны и заявил свое условие: – Положенные мне по праву победителя трофеи хочу получить здесь и сейчас.

Леокарт побледнел от унижения, отцепил от пояса кошель и бросил на землю, освободил пальцы от перстней и снял кулон с крупным изумрудом на прочной золотой цепочке. Если перстни он даже немного равнодушно бросил на землю, то с кулоном явно не хотел расставаться. Его руки дрожали, когда он аккуратно и благоговейно положил его поверх кошелька. Настала очередь оружия. Леокарт начал расстегивать пояс, когда снова вмешался барон и предложил Ромису:

– Сэр, я, барон Тафка, хочу предложить тебе за все имущество этого, – он кивнул в сторону сына, – недостойного мальчишки… семьдесят «драконов».

Я не торговец, но, по моим прикидкам, если продавать, можно выручить «ящерок» сорок за все про все. Значит, оружие – вероятно, фамильное – и кулон имеют для барона особую ценность, раз он предлагает заплатить почти вдвое больше.

Ромис согласился, и барон тут же отсчитал ему всю сумму. Кроме того, в кошельке, доставшемся победителю, также оказалось четырнадцать «ящерок», три «воробья» и около семнадцати «косточек».

Мой улов был пожиже, всего пять «ящерок». Около двух в сумме было в кошельках дружков Леокарта, и еще три мне предложил барахольщик, тут как тут нарисовавшийся возле нас, стоило только закончиться схватке. Сначала-то он предлагал одну «ящерку», но после небольшого торга я убедил его, в том числе и с помощью моей фирменной улыбки, что смогу продать все за пять, но, так и быть, отдам столь уважаемому человеку за четыре. В результате сошлись на трех. Похороны павших – за счет торговца.

Довольный сделкой, я увидел, как барон с сыном шепотом о чем-то яростно спорят. Войдя снова в транс и навострив уши, я стал молчаливым и незаметным участником разговора.

– …покарать голытьбу! Отец, ты не можешь оставить все как есть! Пострадает наша честь, – бледный, как моль, но горячий, как кипяток, распинался Леокарт.

– Честь наша уже пострадала, когда ты собрался драться с этим Ромисом не один на один, а вместе с дружками, – столь же яростно шипел на него барон. – Ты не понимаешь своей тупой башкой, что вне зависимости от исхода поединка каждый ничтожный смерд тыкал бы в нас пальцем: «Они боятся выйти один на один против нищего дворянчика и зовут на помощь не меньше двух друзей»?! Не понимаешь?!

– Но они и не должны были вмешиваться!

– А кто об этом знает? А?! Ты понимаешь, что я едва успел?! Стражник прибежал весь в мыле предупредить, что мой сын выходит в круг против барса…

– Кого? – ахнул Леокарт. – Этот дворянчик – барс?!

– Нет, не он, дружок его.

– Эта образ…– Барон заткнул сыну рот и зашипел целым клубком гадюк:

– Тиш-ше! Если он услышит и вызовет тебя на поединок, я ничего не смогу сделать.

– Отец! Да пусть он хоть помесь тигра со львом! Ты же здесь владыка. Одно твое слово, и…

– Да, – мрачно и устало сказал барон, – одно мое слово, и набегут королевские дознаватели, всех подряд посадят под обруч правды и докопаются до истины. Ты в лучшем случае лишишься дворянства и станешь беднее последнего нищего, а мне так легко не отделаться.

– Но почему так? Подумаешь, барс!

– Их клан очень сплочен и всегда лоялен королю. Все случаи гибели своих они тщательно расследуют, и горе тому, кто убил не в бою или защищаясь. А король их всегда поддерживает. Вот если бы этот барс на кого-нибудь ни с того ни с сего напал… Но эти воины как раз славятся в числе прочего своей выдержкой. Видишь теперь, что просто так и владетельный господин не может убить неугодного? – Барон снова вскипел: – Сколько раз я тебе говорил заняться делами вместе со мной?! Вместо того чтобы учиться управлять, ты шляешься по бабам и затеваешь дуэли… Ты понимаешь, что наше фамильное оружие, которое я тебе так опрометчиво вручил, не дожидаясь твоего совершеннолетия, могло достаться какому-нибудь торгашу? А кулон твоей покойной матери? «Носи, сынок, и помни обо мне», – говорила она тебе. А сынок готов его первому встречному…

Леокарту помогли сесть в седло, и кавалькада шагом покинула площадь. Ко мне подошел сияющий, как новенький «воробей», Ромис, положил руку на мое плечо и предложил:

– Ну что? В кабак и по девочкам?

Глава 4

В кабак так в кабак. Против этого я ничего не имел, но вот «по девочкам»… Стыдно признаться, но опыт в этом отношении у меня был чисто теоретический. Мастер-целитель в свое время рассказывал нам и про эту сторону жизни людей. Каждый из нас прочитал книгу восточных мудрецов с подробными иллюстрациями и имел представление об эрогенных зонах. То есть что, как и куда, я знал, но на практике применить знания так и не довелось. Это меня немного беспокоило.

Ромис между тем не забыл о своих сестрах и первым делом предложил зайти в банк. Ему не терпелось порадовать родителей очень приличной суммой, которой, по его словам, должно хватить на приданое одной сестре точно, а при удаче так и сразу двум. В знакомом помещении нас встретили приветливо и живо обслужили. Заплатив «ящерку» за услуги, Ромис перевел на имя своего отца пятьдесят «драконов». Пятнадцать положил на свое имя, а восемь оставил на расходы. Поскольку транжирить он не привык, то этих денег за глаза должно хватить до самой столицы.

Закончив дела в банке, мы наконец-то отправились к дядюшке Сэмнию, где Ромис решил снять номер дня на три и отпраздновать победу на дуэли. Быстренько заселившись неподалеку от меня, он предложил умыться и отметить здесь же, в обеденном зале гостиницы.

– Пойдем, дружище. Сегодня я угощаю!

Мы спустились вниз, и Ромис с видом богача, собравшегося основательно покутить, занял тот же столик, что и вчера. Вся гостиница уже знала о его победе и даже примерную сумму денег, доставшуюся ему в качестве трофея. Разносчица появилась моментально и затараторила, перечисляя блюда, которые можно получить прямо сейчас, а также те, что готовятся под заказ. Мы выбрали жареные колбаски, гуся, пиво, лепешки и зелень.

В первую очередь принесли большой жбан пенного напитка и две кружки. Ромис разлил пиво по кружкам и предложил тост:

– За тебя, дружище! Если бы не ты, хоронили бы сейчас не этих шакалов, дружков Леокарта, а меня! Я восхищаюсь тобой! Уложить двоих не слабых фехтовальщиков – это нечто! А почему ты мне сказал, что оружием владеешь средне?

– Потому что это так и есть. До уровня мастера мне еще тренироваться и тренироваться.

– Что ж за мастера у вас там, если ты считаешься средним бойцом?

– О! Мастера у нас…– не скрывая зависти, ответил я, – могут такое, что тебе и не снилось! – И с грустью добавил: – И мне пока только снится.

– Так… таких бойцов надо бы в гвардию короля, не меньше! – воскликнул приятель.

– Там и служим обычно, – пожал я плечами.

– Постой-постой… я, кажется, что-то такое слышал про чудо-бойцов, которые служат в гвардии короля и его вельмож…– старательно копая пласты своей памяти, задумчиво сказал Ромис.

Некоторое время мы пили пиво в тишине, потом лицо Ромиса просветлело, он оживился и радостно воскликнул:

– Вспомнил! Отец мне как-то рассказывал, что в одной из заварушек ему довелось сражаться вместе с… леопардами… или гепардами… Нет. С барсами! Ох, говорит, они и дрались. Говорит, рядом с ними чувствовал себя мальчишкой, впервые взявшим в руки учебную шпагу. Говорит, все они, как на подбор, рослые, светловолосые и голубоглазые…– Ромис осекся, посмотрел на меня и смущенно закончил: – Прости, но ты совсем на них не похож.

Я угрюмо кивнул:

– Не похож. – Подняв к плечу левую ладонь, я сделал видимым знак моего клана: – А так похож?

Ромис восхищенно потряс головой и сказал:

– Похож! Еще как похож! С ума сойти и в лужу рухнуть! Я познакомился с настоящим барсом! Скажи кому – не поверят. А почему ты вместо того, чтобы во дворце короля романы с фрейлинами крутить, в Вармоке киснешь? – Он огляделся по сторонам и шепотом спросил: – Или ты на тайном задании?

– Нет. Не на задании.

Под гуся и колбаски я поведал Ромису свою нехитрую историю, начав с драки в трактире и подытожив эпизодом нашего с ним знакомства.

Наш обед закончился, и наступил тот тревожный момент, когда Ромис хлопнул ладонью по столу:

– Все. Пора по девочкам. Двум уставшим воинам необходимо сбросить напряжение.

Легкое волнение и неуверенность в себе с новой силой навалились на меня. Заметив мое состояние, друг забеспокоился и стал допытываться, в чем дело. Пришлось, преодолев смущение, признаться в том, что это у меня будет впервые.

– Грозный барс боится девушек?! – улыбнулся Ромис. – Не переживай. Я все устрою в лучшем виде. Пошли. Я знаю одно приличное заведение, где тебе точно помогут.

– Ты что, все деньги на девочек потратил?

– Нет. Здесь я не бывал, но вот в других городах… Раньше. Отец иногда давал деньги на профессионалок. Говорит, у деревенских девок толком ничему не научишься. Так что я тоже через это прошел…– Он легонько хлопнул меня по плечу. – Не тушуйся. В первый раз все нервничают. Одна из моих наставниц говорила: «Большинство мужчин такие нежные создания… Не будешь деликатной – об удовольствии не мечтай».

Про нежное создание мне не понравилось, но спорить я не стал и молча последовал за другом. Пока мы шли, Ромис уточнил, есть ли у меня деньги, поскольку он меня ведет в очень дорогое заведение, в котором ночь любви стоит около двух «ящерок», но иначе нельзя, первый опыт обязательно нужно получить в соответствующей обстановке. Я ему не рассказывал о продаже котенка кугара, да и вообще об истории с Вернией особо не распространялся, так, мол, наткнулся в лесу, нанялся в проводники, привел в город и получил расчет. Однако сказал, что деньги у меня есть и он может не беспокоиться на этот счет.

В аккуратном двухэтажном домике, окруженном небольшим ухоженным садом, нас приветливо встретила элегантно одетая женщина лет пятидесяти. В целом обстановка ничем не напоминала душный и мерзкий приют порока, как его описывали некоторые философы-моралисты. В правом углу уютной гостиной стоял легкий ажурный столик с роскошным букетом цветов в хрустальной вазе. По стенам помещения были расставлены низкие мягкие диванчики, а центр занимал огромный янчарский ковер. Все это освещали три страшно дорогих магических светильника, плавающие прямо в воздухе на разной высоте и неторопливо перемещающиеся по всему пространству комнаты. Все три, каждый в своем ритме, плавно меняли свой цвет, создавая волшебную игру теней и полутонов.

Ромис о чем-то пошептался с женщиной, та кивнула и пригласила меня пройти за ней. При расставании Ромис предложил не искать друг друга, а встретиться после завершения дел в гостинице у дядюшки Сэмния.

Хозяйка провела меня в комнатку на втором этаже и показала, где что находится. В самой комнате наиболее интересным предметом мебели была огромная мягкая кровать, заправленная чистым бельем, и невообразимое количество зеркал по стенам и даже на потолке. В этом помещении были еще две двери. Одна вела в туалет, другая – в ванную комнату. Огромная лохань уже была наполнена прозрачной водой, а с внешней стороны в борт лохани был вмонтирован амулет для подогрева воды. Женщина показала мне, как его активировать и дезактивировать, когда вода достаточно нагреется. Для вызова прислуги, чтобы поменять воду или заказать обед, в нескольких местах свисали витые шнуры – дернешь за веревочку, кто-нибудь да появится.

Хозяйка вышла, предложив немного осмотреться и подождать. Не прошло и пяти минут, как дверь приоткрылась и в комнату проскользнула девушка. На вид ей было лет двадцать пять. Немного ниже меня ростом, чуть полноватая, смуглая и черноволосая. Ее чуть раскосые карие глаза глянули на меня доброжелательно и с живым интересом. Она была одета в полупрозрачные шаровары и свободную блузу из той же ткани. В этом одеянии она не выглядела обнаженной. Скорее слегка прикрытой. В сочетании с тонким ароматом сладковатых восточных духов это создавало образ наложницы из гарема янчарского эмира.

Описывать подробности моих практических занятий под чутким и деликатным руководством Лейли, так звали девушку, я не буду. При желании каждый может найти это заведение в Вармоке и испытать все сам. Одно могу сказать – восторг и блаженство. Теория теорией, но, как обычно, на практике все обстоит несколько иначе. Первым делом девушка спросила у меня:

– Господин желает научиться получать удовольствие только сам или также научиться доставлять наслаждение своей партнерше?

– Я не насильник и меня интересует второй вариант, – ответил я ей.

Через пару часов наших практических занятий, когда партнерша пару раз мягко поправила меня, сказав, что здесь нужен не массаж, а ласка, я использовал знания и навыки, переданные мастером-целителем и, войдя в легкий транс, попытался как можно глубже познать свою партнершу. В эмоциональном плане, разумеется. Не исключая, впрочем, и иного смысла данного понятия. С этого момента прогресс в понимании плотской любви пошел у меня кавалерийским галопом. С каждым часом я все лучше и лучше понимал Лейли. Что ей нравится, а что нет. Где и когда надо поцеловать, где погладить, а где и слегка шлепнуть ладонью. В общем, я чувствовал, что она хочет, старался дать ей это, видел, что она искренне наслаждается, хотя могла бы и сыграть, и сам от этого возбуждался все больше и больше.

Наш урок продолжался весь остаток дня и почти всю ночь с перерывами на ужин и ванну. Уже под утро Лейли запросила пощады:

– Господин, прости меня, но умоляю остановиться. Я уже и так от любого твоего прикосновения на стенку лезу от вожделения. Это ненормально. Могу ли я дать господину один совет? – Получив мое согласие, девушка продолжила: – Если тебе встретится неопытная девушка, она, возможно, не поймет, что пора остановиться, и это может для нее плохо кончиться. Постарайся, пожалуйста, не доводить ее до такого.

– Спасибо, Лейли, я постараюсь, – серьезно ответил я, поцеловал девушке руку и стал одеваться.

Я мог бы поспать и здесь, вот только лишнее платить не хотелось. За три «воробья» в час лучше уж в оплаченной гостинице отдохнуть.

Усталый и с блаженной улыбкой на губах, я, вероятно, выглядел местным дурачком, нашедшим блестящий камушек. Однако мой вид ни у кого из обслуги этого дома не вызвал удивления. Привыкли, похоже. Заплатив за «науку» почти пять «ящерок», я быстро дошел до гостиницы, поднялся в свой номер и, быстро раздевшись, рухнул в постель отсыпаться.

Проснулся я далеко за полдень полным сил и в самом лучезарном настроении. Часика полтора поразминался на заднем дворе, потом умылся, привел себя в порядок и пошел обедать. За нашим столом сидел Ромис, потягивая пиво. Перед ним лежала развернутая карта местности, которую он вдумчиво изучал, судя по всему, уже не первый час.

– Привет. Нашел чего интересного на этой размалеванной бумажке? – спросил я его, усаживаясь за стол.

Ромис посмотрел на мое довольное лицо, весело хмыкнул, поздравил с первым боем в любовной битве и ответил на мой вопрос о карте:

– Думаю, куда двигаться дальше. Здесь фактически тупик – в Вармок ведет только одна дорога, и если торговцы по ней едут, то целенаправленно в этот город. Охрана у них, как правило, постоянная, и людей со стороны они берут крайне редко.

– А зачем тебе наниматься в охрану? Разве тебе не хватит денег доехать до столицы пассажиром или купить лошадь?

– А у тебя что, папа – герцог? Или ты нашел неиссякаемый источник монет? – в свою очередь удивился Ромис такому транжирству с моей стороны. – Или ты барышня, которую надо охранять от бед и трудностей пути? Зачем тратить деньги там, где можно, наоборот, их заработать, да еще не заботясь о ночлеге, пропитании и корме для лошади? Кстати, а ты куда намерен двигаться?

Я пожал плечами:

– Собственно, мне все равно. Надо поступить на службу, но только не в столице. Мне старшины запретили наниматься к королю. Я же вроде наказан. Придется как-то выкручиваться и искать работу в другом месте.

– Раз тебе все равно, может, проводишь меня до столицы? Вдруг по дороге чего найдется? – Ромис с ожиданием и надеждой посмотрел на меня.

Мне уже вроде обещали службу у отца Вернии, но это будет не раньше чем через три-четыре месяца, а до этого времени сидеть в Вармоке, есть, пить и ходить по борделям мне показалось скучным.

– Хорошо, согласен. У тебя уже есть какие-нибудь планы?

Ромис обрадовался и с воодушевлением стал рассказывать о своей задумке.

– Вот смотри, карта нашего королевства. Вот здесь Вармок. Если проехать по этой дороге до развилки, потом сделать крюк и проехать на юго-запад до Лиманго, что на границе с Конкистой, то там можно будет неплохо устроиться в какой-нибудь караван до столицы. Через этот город идет торговый путь с Конкистой. Хотя с этим королевством у нас напряженные отношения и регулярные пограничные стычки, торговля не прекращается. К тому же торговцам из Конкисты предписано именно в этом городе нанимать не менее десяти охранников из числа граждан нашего королевства. Если ты не знаешь, этот указ короля принят специально, чтобы приглядывать за возможными шпионами наших соседей. В Конкисте, кстати, действует аналогичный указ… Ну? Что скажешь?

– Так ведь там наверняка нанимаются уже сработавшиеся десятки. Новичков вряд ли берут.

– Ты забываешь, что люди болеют, получают ранения и просто уходят на покой, так что куда денутся – возьмут. Возможно, с испытательным сроком, но непременно возьмут!

– Ладно, убедил. Когда в путь?

– Завтра. Сначала следует купить лошадей и припасы в дорогу. Мне бы надо немного обновить гардероб. Еще не помешает пяток метательных ножей и легкая кольчуга… Ну и кое-что по мелочи.

На рынке Ромис показал себя во всей красе. За каждую «косточку» он торговался до хрипоты, до самозабвения, находя настоящие и мнимые дефекты, существенно снижающие цену товара. При этом был столь убедителен, что минут через десять спора торговец и сам, казалось, начинал верить, что первоначальная цена была слишком уж высока. Только оружейник был тверд, как его сталь. Когда друг по накатанной дорожке начал объяснять ему, насколько плохи выставленные на продажу метательные ножи, тот усмехнулся и предложил господам не терять драгоценное время и идти себе подобру-поздорову туда, где им предложат товар получше. Ромис повздыхал, но вынужден был выложить пять «воробьев» за пять ножей с перевязью для них.

Конюшня в Вармоке была одна-единственная, и выбор предоставляла небогатый. Ромис, лучше меня разбирающийся в лошадях, прошел из одного конца в другой, поговорил с конюхами, приценился к трем лошадкам, весьма неказистым, даже на мой неискушенный взгляд, и, огорченно покачав головой, вышел.

– Здесь сплошные одры. А цены за них заламывают, как за породистых. Завтра из города уходит караван, и всех приличных лошадей уже скупили торговцы. И как это меня занесло в такую глушь? – патетически воскликнул он. – Ну почему я не посмотрел на карту, когда нанимался в охрану к торгашу, следующему в Вармок?!

– Не беда, – хлопнул я его по плечу, – дойдем до Лиманго, там что-нибудь подвернется.

– Понимаешь, пешком путешествуют только простолюдины или нищета. Дворянам не следует им уподобляться.

– Насколько я помню, раньше тебя это не беспокоило…

Ромис покраснел и яростно сверкнул глазами.

– Да! Было время, когда у меня не было денег! – Он встопорщился, как дикий кот. – Но теперь-то деньги есть! А…

– …лошадей нет, – закончил за него я. – Не сердись. Это ведь временно. Придем в Лиманго, там видно будет.

Ромис немного расслабился:

– Прости. Просто обидно – деньги есть, а путешествовать опять придется пешком!

Утром чуть свет мы рассчитались с хозяином гостиницы, позавтракали, прикупили продуктов на первое время, наполнили фляги некрепким вином, подхватили свои вещички и покинули этот славный город. Почему бы не назвать его славным, если в нем я заработал кучу денег, встретил друга, а в дальнейшем, может, и работу найду. Отряд барона – это, конечно, не столь масштабно, как служба у графа или герцога, но тоже неплохо.

Повозки двигались медленно. Нам даже не приходилось ускорять шаг, мы и так не отставали от каравана. Однако спокойно попутешествовать нам не довелось. Не успели мы отойти от города, как к нам подскакал начальник охраны и потребовал уйти.

– Мы и так уходим, – делано удивился Ромис. – Просто нам как раз в ту сторону, куда движется этот обоз.

Командир охранников разъярился и в довольно грубых выражениях потребовал, чтобы мы либо отвалили, либо заплатили за охрану. Ромис издевательски-вежливо пояснил вояке, что он благородный дворянин и не потерпит чьих-либо указаний. К тому же в охране мы не нуждаемся, а дорога из города только одна, так что идти мы будем именно по ней, а если охрану пугает наше присутствие, то согласны следовать в отдалении. Но! С той скоростью, с какой хотим. За караваном. Или впереди. Как нам заблагорассудится.

Воевать с охраной было бы неуместно, поэтому мы приотстали метров на сто и продолжали идти, с одной стороны, вместе с обозом, а с другой – вроде сами по себе. Так было спокойнее, да и не хотелось нам подвергать соблазну романтиков большой дороги видом двоих, якобы беззащитных путников. Впрочем, внезапный арбалетный залп мог навсегда прервать нашу будущую карьеру, несмотря на всю нашу подготовку.

Так мы шли до обеда. На привал остановились также вместе с обозом. Пообедали, передохнули – и снова в путь.

Через несколько часов, когда лес подступил к самому тракту и хвост каравана скрылся за поворотом, дорогу нам преградили десять человек. Девять в форме гвардейцев барона Тафки и Леокарт с рукой на перевязи. Почти полный десяток воинов. Вероятно, один остался с лошадьми. Все – парни нашего возраста и чуть постарше. Выделялся только один седой ветеран, стоявший справа от Леокарта.

У меня появился повод для самобичевания, поскольку я позволил себе расслабиться и не почувствовал угрозы. Трудно, конечно, двигаясь за такой массой людей и животных, уловить приближение еще одной небольшой группы, к тому же не несущей угрозы каравану, но вполне возможно.

На мой взгляд, барон не мог послать этот отряд, чтобы втихую рассчитаться с нами. Для этого он, во-первых, должен был послать больше людей, десяток не гарантирует победу над барсом, во-вторых, отряд действовал бы иначе. Во всяком случае, я, замыслив подобную расправу, расстрелял бы неугодных из засады, а потом добил раненых, если бы это понадобилось. Так что, скорее всего, наша встреча – тайная инициатива сынка. Втихаря подбил молодых авантюристов рассчитаться с обидчиками и выехал, чтобы якобы в очередной раз покутить да расслабиться, а людей, дескать, взял для охраны, так как ранен и драться может только левой рукой. Единственный, кто не вписывался в эту картину, – седой ветеран. Он на безголового авантюриста был не похож.

Мой друг, завидев компанию, остановился и положил ладонь на рукоять шпаги, глядя сузившимися глазами на Леокарта. Тот криво усмехнулся и сказал:

– Успокойся, Ромис. Так низко я еще не пал, чтобы нападать вдесятером на победителя в честной дуэли. Нас интересует твой дружок. Наставник говорит, что он явно не барс. Не похож – это раз. Знак клана ему за деньги мог подделать любой сильный маг, а в Вармоке не оказалось ни одного барса, чтобы проверить и порвать самозванца – это два. Он долго разбирался с моими приятелями, а барс проткнул бы их за полминуты – это три.

Сынок барона вопросительно посмотрел на седого, и тот медленно кивнул, пристально глядя на меня.

– Мы совершили столь дальний путь с единственной целью. Не соблаговолит ли достопочтенный сэ-эр… – ехидно протянул Леокарт.

– Дит, – помог я ему немного.

– …сэр Дит… э-э-э…

– Просто Дит.

– …сэр «просто Дит» провести один тренировочный бой с моим наставником?

– Соблаговолит, – ответил я спокойно. – Нельзя отказать людям, проделавшим столь долгий путь ради одного урока.

Я вежливо слегка поклонился, аккуратно положил вещи и плащ на траву под кустик и обнажил шпагу. Седой также скинул плащ на руки одному из гвардейцев, вынул шпагу из ножен и встал напротив меня.

Вдруг из-за поворота, куда только что свернули последние повозки каравана, раздались крики, звон стали и пара выстрелов из пистоля. Мы насторожились, и Леокарт знаком указал одному из гвардейцев сбегать проверить, что происходит. Все застыли в ожидании.

Через несколько минут воин вернулся и доложил о нападении разбойников на караван.

Леокарт хмуро посмотрел на нас и сказал:

– Предлагаю отложить бой, пока мы не разберемся с этой швалью. – Не дожидаясь ответа, он развернулся и скомандовал: – За мной!

Отряд слаженно побежал к месту боя, на ходу перестраиваясь для защиты господина. Ромис кинулся следом.

– Постой. Ты куда? – крикнул я ему.

– Там же разбойники, – приостановился он, недоумевая. – Надо помочь!

– Разбойникам?

– Тьфу, – сплюнул он. – Охране каравана конечно же!

– А тебе за это платят?

Ромис сделал пару глубоких вдохов и более спокойно ответил:

– Мне плевать на торгаша, но разбойников не люблю. Считаю, чем меньше их будет, тем лучше. Ты как хочешь, а я пошел.

Он развернулся и побежал. Бросать друга в бою – последнее дело. Оставив вещи там, где они лежали, я побежал за всеми.

Бежал и думал: ну кто ж так делает? Бежать толпой, словно крестьяне с дубинами за злой ведьмой, это верный путь к бессмысленным потерям. Если разбойники не законченные кретины, то наверняка оставили в лесу нескольких человек с луками и арбалетами. Сейчас стрелки помаленьку щелкают охрану, а стоит нам выбежать, и мы все станем для них лакомой мишенью. Стреляй в нашу сторону, не целясь, в кого-нибудь да попадешь. Однако я был не один такой умный – седой сумел остановить этот забег перед самым поворотом. Он отдал распоряжения, Леокарт не возражал, четверо гвардейцев нырнули в заросли справа, а пятеро – слева. Ромис недолго думая присоединился к четверке, я бросился вслед за ним. Догнать воинов для меня не составило труда – по лесу они передвигались немногим лучше Вернии. Сюда бы больше подошли королевские егеря, вот кто в лесу мало уступает барсам. Однако кого здесь не было, так это егерей.

Обогнав гвардейцев, я сделал им знак остановиться.

– Стоп, ребята, так не пойдет. Сделаем иначе – я бегу впереди и стараюсь разобраться со стрелками. Вы через пару минут – за мной, но тихо. Пусть помедленнее, но, главное, тихо. Если понадобится помощь, крикну. Всем все ясно? – Выждав несколько секунд, я скомандовал: – Действуем.

Один, видимо, старший, попытался отстоять право командовать, но я оскалился своей неотразимой улыбкой и пристально посмотрел ему в глаза. Борьба взглядов продолжалась недолго, не зря именно этого седой назначил старшим: парень проявил благоразумие и не стал нарываться. Действительно, кто меня такого красивого знает? Вдруг и впрямь барс? Обычно мало кто желает сцепиться с обиженной кошкой.

Дальше все было, как во время многочисленных тренировок по отработке действий против засад. Только в этот раз мне противостояли не мои товарищи барсы, а обычные разбойники. С такими уже приходилось сталкиваться. Чтобы стать барсом, надо было хлебнуть живой кровушки. Не в прямом смысле этого слова, мы же не вампиры. Нам было уже по семнадцать лет, когда старшины стали отправлять нас на задания против разбойничьих банд. В первый выход командовали отрядом, разумеется, наставники. В последующие – кто-нибудь из группы. Наставники обязательно шли с нами, но ни во что не вмешивались. Все примечали и по возвращении в поселок устраивали подробнейший разбор, тыкая носом в ошибки, как кутят в свою лужу. В роли командира отряда довелось побывать и мне. Как правило, известен был только район действия банды. Выследить и уничтожить – такова была наша задача.

Первый лучник, спрятавшись за деревом, что-то выцеливал на дороге, когда я бесшумно возник за его спиной и ударил кинжалом в надключичную ямку. Разбойник захрипел и плавно осел, поддерживаемый мною, на землю. Один есть. Звуки драки на дороге должны были бы заглушить его падение и без моей поддержки, но лучше не лениться и стараться делать, как учили. Чутье барса подсказало мне примерную позицию следующего стрелка. Надо признать – нашел далеко не сразу. Арбалетчик сидел на дереве метрах в тридцати от первого, цветом одежды сливаясь с деревом. Немного далековато для уверенного броска метательного ножа и ракурс неудобный. Приготовив нож, я сместился метров на десять ближе и на пять левее. Опасаясь, что под курткой у арбалетчика может быть кольчуга, я метнул нож, целясь в основание черепа. Два есть. Правда, шум, вызванный его падением с дерева, и треск сломавшегося арбалета, на который он упал, могли услышать подельники, но тут уж ничего не поделаешь. Добежать и подхватить его в свои объятия, как возлюбленную, прыгнувшую с балкона, я не успевал.

Сзади послышался шорох и треск веток – приближалась четверка гвардейцев и Ромис. Подождав соратников, я предложил им углубиться немного в лес и, сделав небольшой крюк, выйти к предполагаемому основанию каравана, чтобы уже оттуда двигаться мне навстречу. Гвардейцы, выполняя команду, скрылись, а я застыл в легком трансе, отрешенно глядя вперед. Снова чутье барса подсказало, где искать следующего стрелка. Как можно осторожнее я быстро двинулся к густому кустарнику примерно напротив центра каравана. Однако там меня уже ждали. Лучник, отвлекшись от дороги, видимо, уловил какой-то шум и напряженно всматривался в лес, держа наготове лук с наложенной на тетиву стрелой. Он даже успел натянуть тетиву и крикнуть, до того как метательный нож вошел ему точно в глаз. Мой мозг еще не успел осознать опасность, а тело перекатом вправо ушло от выстрела второго лучника. Дальше пошли танцы типа «Уйди от стрелы», так как лучник этот оказался очень даже хорош. Одна из стрел пропорола мне одежду и сильно оцарапала левое плечо, пока мой второй нож с шорохом и хрустом влетал в незащищенное горло стрелка. Он так и рухнул навзничь, не выпустив боевого лука из рук.

Я приложил ладонь правой руки к ране в плече, глубоко вздохнул, сосредоточился и, как учил мастер-целитель, вытолкнул сгусток энергии на рану, склеивая края. Такие царапины барсы заживляют самостоятельно, в том числе и во время боя, если есть хотя бы полминуты передышки. Наставники всегда требовали не бравировать понапрасну, рискуя ослабеть от кровопотери из-за таких вроде пустяковых царапин, а при любой возможности стараться залечить их.

Оставшихся стрелков тихо убрать не удалось. Приближающиеся гвардейцы производили шум, словно целое стадо кабанов, и их заметили. Двое оставшихся лучников, находившиеся как раз ближе к середине каравана, успели сделать по выстрелу, прежде чем метательный нож одного из гвардейцев и шпага Ромиса отправили их на тропу великой охоты. Один гвардеец был ранен в ногу, а второму стрела пробила грудь. Легкая кольчуга не смогла защитить бойца. Таким образом, боеспособных осталось вместе со мной четверо.

Вернувшись назад к убитым стрелкам, я, подхватив первый попавшийся лук и наполовину пустой колчан, выдвинулся на позицию. Ситуация на дороге была, мягко говоря, очень сложная для торговцев. Сражение постепенно перемещалось от головы и хвоста каравана к центру, где еще держались оставшиеся защитники. От трех десятков охраны осталось пятнадцать… нет, уже тринадцать человек. Двоих убили на моих глазах. Однако и разбойников полегло немало. Тем не менее их было еще около сорока. На каждого охранника они старались нападать сразу по двое, по трое. Тем приходилось туго.

Не теряя времени, я начал обстрел, стараясь нанести разбойникам как можно больший урон, пока они не успели обратить на нас внимание. Ко мне присоединился один из гвардейцев, обученный стрельбе из этого неблагородного оружия, и вместе с ним мы успели уложить четверых надолго, если не навсегда, и троих задеть.

От головы обоза отделилась группа в восемь человек и бросилась через лес к нам. Я крикнул гвардейцам, чтобы бежали на помощь охранникам, а сам продолжал опустошать колчан, целясь уже в сторону этой группы. Ромис хотел было остаться помочь, но я рыкнул на него, чтобы не мешал и не попал случайно под горячую руку.

Стрелять по целям, которые постоянно скрываются за деревьями, дело очень сложное, однако я успел зацепить двоих, но, к сожалению, слегка. Отбросив бесполезный лук, я сделал пару глубоких вдохов, вошел в «холод» и двинулся навстречу разбойникам. Я – барс. Мои лапы удлинены двумя острыми и крепкими когтями. Один покороче – кинжал, другой подлиннее – шпага. Остальные лапы, хоть когтей и не имеют, но тоже весьма не безобидны. Все происходило как в густом киселе. Я неторопливо просчитал план уничтожения целей и с ледяным спокойствием стал его воплощать. Парировал удары и сам их наносил той конечностью, которой было удобнее в определенный миг. На уровне головы ногами не махал, бил в основном в голень, по коленной чашечке или в пах. Кинжалом, который держал обратным хватом, я предпочитал отражать удары и резать незащищенные места – горло, внутренние стороны бедер или локтевые сгибы. Довольно сложно, несмотря на всю мою «холодную» скорость и выучку, парировать уколы и уворачиваться от ударов, когда их много и стремятся они к твоему телу почти одновременно. Несколько раз разбойничье железо проскрежетало по моей кольчуге. Правда, это было неопасно. Я и пропустил эти удары только потому, что был уверен в прочности металла. Зато смог быстрее и эффективнее справиться с теми, кто их нанес. Скоро шесть целей были поражены. Остались двое, раненные моими стрелами. Они только что подтянулись, да на свою погибель. Никаких расшаркиваний, кодексов чести и предложений типа: «Давайте я отброшу кинжал и буду сражаться только левой рукой». Левой я работаю не хуже, чем правой, а встретились мы с этими почти покойниками не на дуэли до крови. Так что, ничуть не мучаясь совестью, я перерезал горло одному и снес голову второму.

Неожиданно появились новые противники и, грамотно взяв меня в квадрат, атаковали. Пятый, смутно мне кого-то напомнивший, в бой ввязываться не стал. Крикнул только, торопливо скрываясь в лесу:

– Уходим! К охране кто-то пришел на помощь. Быстро разберитесь с этим и догоняйте!

Самое сложное в данной ситуации было то, что эта четверка была не чета предыдущей группе. Это были настоящие гвардейцы-ветераны… в форме с гербом барона Тафки, а где-то через полминуты из отпущенных мне двух с половиной я должен выйти из «холода».

Для опытного барса справиться с четырьмя королевскими гвардейцами не представляет большой трудности, но и не скажешь, что он это сделает одной левой. Моими противниками были не королевские гвардейцы, а баронские, но по мастерству не намного слабее первых. Однако и я еще не барс, а барсик, и с такими бойцами ранее не сталкивался.

Полминуты «холода» – это и много и мало. Времени хватит только на одну атаку против каждого. Если хоть один отобьется, повторный бросок мне придется совершать в обычном состоянии. К тому же в течение тридцати секунд после выхода из «холода» я буду восстанавливаться, то есть стану довольно средним бойцом на то время.

Действуя на пределе, я начал с гвардейца справа и сзади от меня. Отбив шпагу, в длинном выпаде провел укол под подбородок. Есть. Не мешкая прыгнул к следующему и стопой двинул по колену, шпагой заблокировал его клинок и ударил кинжалом в подмышечную ямку. Два. В третьего метнул кинжал. Такая атака, видно, была для гвардейца неожиданной, да и скорость у меня – не уследить. Третий с кинжалом в глазу стал падать навзничь, когда я подскочил к последнему. Короткий обмен ударами и блоками… Этот гвардеец был хорош – некоторое время он смог эффективно противостоять моей скорости, однако все-таки чуть-чуть не успел, и мой клинок взрезал его шейную артерию.

Все. Разбойников рядом не наблюдается. Я вышел из «холода», немного постоял, глубоко дыша и впитывая энергию всем телом. Сознание прояснилось, и вскоре тело опять было готово к бою. Я поспешил к дороге, но там уже все закончилось. Среди разбойников пронесся панический крик: «Нас предали!» – и, когда я выскочил на дорогу, оставшиеся в живых бандиты разбегались кто куда. Их не преследовали. В отряде Леокарта после боя насчитывалось всего четверо бойцов, включая баронского сына и седого ветерана, способных держать оружие. Двое гвардейцев были убиты и трое ранены. Из охранников на ногах остались восемь человек.

Немного переведя дух, охранники вместе с гвардейцами, выжившими возчиками и слугами торговцев пошли вдоль каравана, оказывая помощь раненым товарищам и добивая разбойников. Тела бандитов стаскивали на обочину, укладывая в ряд. По мере своих сил и способностей я тоже принял участие в исцелении ран. Мог я, правда, не много – остановить кровотечение, зашить резаную рану, перевязать колотую и немного ускорить регенерацию. Вымотался под конец, как собака, честно выполнившая свой долг по облаиванию чужака. Присел в тенечек под деревом и разве что язык не вывалил, так тяжело дышал. Заодно начал тщательно обдумывать ситуацию с нападением.

То, что отряд Леокарта без рассуждений кинулся на помощь и храбро сражался с бандитами, было очевидно. Но и форму с гербом барона, в которую были одеты напавшие на меня, я видел достаточно отчетливо. Поскольку носить ее могли, не оскорбляя чести и достоинства владетельного дворянина, только его люди, следовательно, действовали они по его прямой указке. Вполне могло быть так, что барон все-таки послал гвардейцев разобраться с обидчиками его сына, а те посчитали момент благоприятным для нападения. Тогда понятно их стремление уйти, не выполнив задачу до конца – Ромис дрался у всех на виду, убить его незаметно было невозможно, а поскольку к охранникам подоспела помощь, вполне вероятно, что гвардейцам за нападение на защитника не поздоровилось бы.

Не исключал я также и того, что барон действительно пошаливает на дорогах с помощью прикормленной банды. Пятерка воинов в этом случае работала наводчиками, сообщая время выхода каравана, численность охраны и порядок следования. Потом эта же пятерка забирала свою долю добычи и переправляла барону. В этом случае сынок Тафки был ни при чем. Он знать не знал о шалостях своего папеньки, поэтому и в бой ввязался очертя голову.

В результате нападения больше всего пострадали головная и хвостовая части каравана. Там погибли все: арьергард из пяти охранников и авангард также из пяти бойцов во главе с командиром, а еще торговцы и их слуги. Центр, где были сосредоточены основные силы охраны, почти не пострадал. Все повозки с барахлом остались целыми. Ведь разбойники рассчитывали поживиться и не стали их крушить-ломать.

Я сидел под деревом, восстанавливался, впитывал энергию и ломал голову над загадками, пытаясь продумать свое дальнейшее поведение в этой ситуации. Мимо меня под руки провели двух чудом выживших торговцев. Они шли медленно, не поднимая глаз и тяжело подволакивая ноги. Однако стоило им увидеть Леокарта и его отряд, как оба стали вырываться из рук помощников.

– Это разбойники! Что же вы все медлите?! Убейте их! – закричал один из караванщиков, указывая охране на гвардейцев.

Леокарт резво развернулся к предполагаемому неприятелю и… никого позади себя не увидел. Недоумевая, он спросил крикуна:

– Какие разбойники? Где ты их видишь? Они уже разбежались давно. Кто выжил, конечно.

– Ты разбойник! Ты напал на караван! Это тебе даром не пройдет.

Далее из его путаной речи, полной угроз пожаловаться королю, выяснилось, что командовал разбойниками некий барон, лицо которого оба торговца видели не очень отчетливо, но зато прекрасно разглядели форму и герб. Кроме того, они слышали, как бандиты обращались к нему «господин барон» и «твоя милость». Данный факт они готовы подтвердить под присягой.

– Это не те ли самые, что лежат вон там? – указал я рукой в направлении того места, где вел бой с гвардейцами.

Все, даже с трудом передвигающиеся раненые, поспешили в указанном направлении. Я не спеша встал, потянулся, отметил, что снова готов к бою, и пошел вслед за толпой.

– Раз, два, три… восемь и еще раз, два… четыре. Итого дюжина! Ого! Кто ж их так? – услышал я вопрос неизвестного математика, подходя к толпе, сгрудившейся на месте боя.

– Это мой друг! – услышал я гордый ответ Ромиса. – На нас напали восемь разбойников. Он сказал, бегите на помощь охране, а я их задержу! И вот… задержал. Эта четверка появилась, наверное, позднее… Кстати, Леокарт, не узнаешь кого-нибудь из этих господ?

– Нет, – мрачно процедил Леокарт, внимательно всматриваясь в тела убитых. – Никого из них я раньше у отца не видел. Один только мне кого-то напоминает, – он указал на последнего из убитых мною, – но вспомнить, где видел, сейчас не могу.

– Так они были не с вами? – с подозрением спросил кто-то из охраны.

– Нет! – твердо сказал Леокарт. – Не с нами! И я точно знаю, что отец не грабит караваны! Готов в этом поклясться на чем угодно. Хоть на обруче правды.

Это произвело определенное впечатление.

– Тогда кто это может быть? – задумчиво спросил Ромис.

Подумав, он попросил меня посмотреть раны чудом выживших торговцев из головы каравана, а сам побежал к тому месту, где их нашли.

Осмотр ран заставил меня отбросить ранее продуманные варианты появления неизвестных гвардейцев. Теперь они действительно стали именно неизвестными. Кажется, я догадался о ходе мыслей Ромиса.

Все напряженно ждали, когда друг вернется, и вопросительно посматривали на меня, но я решил высказать то, что понял, только после того, как он озвучит свою версию.

Наконец Ромис вернулся и сообщил:

– Как я и предполагал, все в голове каравана убиты с гарантией. Некоторых, видимо раненных, сразу дорезали. Тогда непонятно, почему не добили этих двоих? – Он со значением посмотрел на единственных выживших. – Что ты можешь сказать об их ранах? – попросил он меня поделиться соображениями.

– Одно могу сказать: оглушающие удары нанесены аккуратно, так, чтобы не убить ненароком.

– Вот и я думаю, с чего бы разбойникам щадить именно этих двоих?

Теперь уже на несчастных торговцев стали посматривать с подозрением.

– Да вы что! – воскликнули они чуть не хором. – Подозреваете нас в сговоре? Не было этого! Чем хотите поклянемся.

– А может, сговор все-таки был? – стал наступать один из их товарищей, отличавшийся необъятным брюхом и зычным голосом. Возможно, свой капитал он начал сколачивать, будучи уличным разносчиком, где без громкого голоса заявить о себе очень проблематично. – Договорились с лихими людьми, свои товары получили назад, а наши поделили. И от конкурентов избавились! А?

– А зятя своего, мужа средней дочки, тоже я загубил?! – запальчиво заорал пострадавший. – Может, я дикарь и троглодит какой, который людей ест? Да еще родню свою? А кто как не я требовал увеличить охрану? Разве не я? А ты кричал, что и так все дорого!..

– Стоп, – остановил я разгорающийся спор. – Уважаемые, потом разберетесь между собой. Лично меня это совершенно не интересует.

Все повернулись и выжидающе посмотрели в мою сторону.

– А интересует меня, причастен ли к этому нападению барон Тафка или нет! Кто может сказать по существу?

Гвардейцы и Леокарт угрюмо молчали. Охранники тоже не спешили высказаться, хотя по взглядам, бросаемым ими на людей барона, можно было сделать однозначный вывод – не верили они в невиновность барона ни на грош.

Неожиданно Ромис вышел из состояния задумчивости и сказал:

– Не сходится.

– Что? – Это, похоже, был вопрос, который задали все одновременно.

– Непонятно, зачем барону могло понадобиться обряжать людей в свою форму, если он действительно решил ограбить караван. Это риск. И немалый. Гораздо проще одеть их так, как предпочитают одеваться наемники… или разбойники, чтобы случайный свидетель не смог рассказать о его причастности к нападению. Здесь же мы наблюдаем следующее: вместе с разбойниками на торговцев нападает группа людей, одетых в форму известного им барона. И во время боя к командиру обращаются именно как к барону. Двое уважаемых торговцев в результате нападения, судя по характеру нанесенных им ран, обязательно остаются в живых и под присягой готовы подтвердить, что напал на них означенный барон… Короче говоря, я бы не исключал возможность того, что барона хотят оклеветать в глазах короля.

– Я уверен, что так и есть! Я должен немедленно известить отца! – разволновался Леокарт. – Господа, вы не откажетесь вернуться, чтобы засвидетельствовать свои наблюдения? Поймите, это очень важно!

– Нет, – ответил я. – Лично я откажусь. Это не мое дело – бороться за честное имя барона. Свои выводы Ромис тебе сказал, трупы неизвестных гвардейцев можешь забрать, после того как я соберу трофеи, а дальше разбирайся сам. Мы ничего тебе не должны.

Леокарт надулся, покраснел, с шумом выдохнул и зло сказал:

– Хорошо. Обойдемся без вас! – Он повернулся к торговцам и отрывисто приказал: – Мне нужна повозка! Одна! С кучером! Чтобы доставить тела в замок отца. Готов оплатить эту услугу.

После непродолжительного торга всего лишь за три «ящерки» повозка Леокарту была предоставлена. На нее погрузили тела погибших гвардейцев из его отряда и трупы неизвестных. Разместили раненых. Один из гвардейцев сбегал в лес и вернулся с оставленными там лошадьми. Кстати, Ромис тоже не растерялся и, проявив смекалку, нашел место, где своих лошадей оставили псевдогвардейцы. Так мы стали конными, а не пешими странниками, имеющими двух заводных коней, нагруженных трофеями. Кошельки, оружие и кольчуги убитых нами разбойников мы никому отдавать не собирались, хотя не один торгаш предлагал нам деньги за добычу. Правда, раза в три меньше ее настоящей цены.

Когда все было погружено, погибших охранников с приличествующей молитвой похоронили, а караван был готов к выдвижению (оставаться на месте побоища никто не хотел), к нам подошла делегация с предложением сопроводить торговцев до пункта назначения. Ромис приосанился и объявил:

– По «ящерке» в день мне и моему другу. Тогда мы сопроводим вас до развилки.

– По «ящерке»? – изумились торгаши. – Это слишком дорого!

– В таком случае добирайтесь сами!

Мне показалось, Ромис немного мстил торгашам за те времена, когда он сам искал место охранника, а ему надменно отказывали.

После непродолжительного спора условия Ромиса приняли. Отряды были готовы разъехаться, вот только я еще не был готов.

– Сэр Леокарт, – остановил я сына барона как раз в тот момент, когда он поднял руку, собираясь скомандовать выдвижение, – тебе не кажется, что наш разговор еще не окончен?

– Какой разговор? – совершенно искренне не понял он.

– Разговор перед боем, когда ты оскорбил меня, сказав, что я не барс, а самозванец. Ведь так можно трактовать твои слова?

Леокарт посмотрел на седого ветерана, являвшегося первопричиной этого разбирательства, и спросил:

– Чего ты хочешь?

– Я вызываю тебя или твоего наставника! Все равно кого… Или обоих вместе. Оскорбив меня, вы оба оскорбили мой клан, а оскорбления у нас не принято прощать, – холодно заключил я.

Глава 5

Всю дорогу до вечернего привала Ромис был хмур и неразговорчив. Я и сам не из болтливых, так что меня это вполне устраивало. К тому же я догадывался о причинах. Место нам определили в арьергарде, поэтому следовали мы, хоть и в составе каравана, но почти так же, как и до боя с разбойниками, – за последней повозкой. Вся и разница, что двигались не на своих двоих, а верхом, да еще две животины тащили на привязи трофеи. Двое охранников ехали в авангарде, остальные вытянулись цепочкой слева и справа от повозок в центре обоза. Такой порядок движения, как я понял, был стандартом для всех наемников. Барсы действуют иначе. Высылают вперед разведку и боковые дозоры. Основной отряд разбивается на пары или тройки, которые непрерывно перемещаются в пределах своей зоны ответственности. Все эти меры позволяли заблаговременно обнаружить засаду или выдвижение неприятеля с любого направления.

Методы наемной охраны существенно расходились с теми, которым меня обучали, но, как лицо подчиненное, а еще и молодое, пусть даже доказавшее свои качества воина, с непрошеными советами я не лез. Командир на то и командир, что получает за свою работу больше любого воина отряда и отвечает за все. Может, лет через пяток, когда у моего барсика появятся усы, а проявить себя будет негде, я обзаведусь манерами ментора и начну от нечего делать учить всех подряд уму-разуму, тем самым пытаясь убедить их в собственной значимости. Но пока заниматься этим было откровенно лень, да и не послушают меня. А уж организовать охрану в стиле барсов – это надо барсов в отряде иметь, чтобы головной и боковые дозоры по уму организовать. Этих же охранников только направь – медведей распугают шумом и треском, а разбойники их по-тихому вырежут, и все дела. Кроме того, может, и зря, но я не верил, что после уничтожения такой крупной банды в здешних лесах кто-то еще ошивается. Обычно банды ревниво охраняют свою территорию от пришлых. Однако на всякий случай бдительность не терял и внимательно следил за обстановкой. Кто знает, вдруг эта бандиты сами пришлые, решили сорвать куш и смыться.

Все было спокойно, и в сумерках караван остановился на ночевку. До нужной нам с другом развилки оставалось еще два дня пути, и какое-то время придется ждать попутного каравана. Двигаться вдвоем, конечно, можно, но это довольно опасно, а попусту рисковать своей единственной шкурой не хотелось – новую не купишь, не камзол. В связи с этим припасы надо беречь. Питание за счет торговцев мы отдельно не обговаривали, но, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся, я подошел к кашевару охранников и посоветовал заложить продукты в котел еще и на нас с Ромисом… полуторную норму. Дескать, после боя непременно надо восстановить силы. Воин-кулинар уважительно покивал и побежал за дополнительной порцией продуктов. Большой и толстый начальник по продовольственной части выслушал его, пару раз глянул в мою сторону – при этом я вежливо скалился – и без споров выдал требуемое. Это мне понравилось. Не люблю скупердяев, трясущихся над каждой крупинкой ячки. Здесь же сразу видно человека понимающего и не жадного.

Доев хорошо приготовленную кашу с мясом, я тщательно протер травой котелок и уложил его в сумку. Вечернюю разминку решил провести чуть позже, пусть ужин немного поуляжется, а пока пристроился к костру и сосредоточился было на созерцании огня, когда Ромис наконец-то соизволил выйти из состояния задумчивости.

– Дит… прости, но если можно…– нерешительно начал он разговор, – ты только не обижайся, но… – Он немного помялся и, пока не передумал, выпалил: – Зачем ты взял деньги?! Это неблагородно! Мы же вместе сражались с разбойниками!..

Я не торопился с ответом. Внимательно посмотрел в глаза другу. Увидел, что он искренне не понимает ситуации и переживает за меня.

– Их надо было наказать. И я сделал это.

– Но разве извинений, которые они тебе принесли, оказалось недостаточно?

– Для Леокарта вполне.

– Тогда почему…

Я прервал его горячую речь:

– Потому что Леокарт – аристократ. Для него это унижение – достаточное наказание. А вот его наставник, во-первых, не дворянин, а во-вторых, воин. Для воина извиниться перед незнакомыми дворянчиками на глухой дороге – всего лишь обычный маневр вроде тактического отступления. Зато расставшись с месячным жалованьем, сорока пятью «ящерками», в следующий раз этот первый меч баронства сорок пять раз подумает, стоит ли пренебрежительно отзываться о людях, которых сам не видел.

– Но ведь платил Леокарт…

– Он не платил, а дал в долг. Для баронского сынка это, конечно, не слишком большие деньги, и он может не стребовать их со своего наставника, но, думаю, тот сам из гордости не унизится до принятия подачки, хотя прижимист и бережлив, по-моему, даже чрезмерно. Обратил внимание на его амуницию? Все добротное, но латаное-перелатаное. Жалованье почти вдвое больше, чем у рядового гвардейца, а одет хуже всех.

– Однако, – протянул Ромис. – Теперь я понял! Но как ты все рассчитал…– Он с большим удовольствием и облегчением расхохотался. – Надо же! Ты уколол этого старого гуся в самое больное место – в кошелек! Бедняга! – разыграл друг сочувствие. – Копил себе на старость. Уже вот-вот – и купил бы оружейную лавку или трактир да ушел на покой, а тут пришел голодный барс и – ам! Откусил знатный кусок.

Мы вместе посмеялись, потом я предложил разделить деньги в таком соотношении – каждому по пятнадцать золотых лично и пятнадцать в общий котел. Причем казначеем назначался Ромис. Мне понравилось, что он умеет тратить деньги максимально эффективно. Учитывая, что ему с детства приходилось экономить, лучшего кандидата на эту вакансию было трудно представить. После непродолжительных споров раздел добычи был успешно завершен, поздравления с высокой должностью были благосклонно приняты Ромисом, и мы отметили это событие добрым глотком вина.

До перекрестка добрались ближе к вечеру без происшествий. Торговцы честно расплатились, посокрушались насчет того, что наши планы не изменились, и отбыли. На полянке близ перекрестка, постоянном месте стоянок караванов, в ожидании оказии остались мы с Ромисом и крестьяне, направлявшиеся на своих телегах по неведомой нам надобности в Лиманго.

Крестьяне ехали семьями: на одной телеге мужчина лет сорока, двое парней – старшему лет двадцать, младшему около четырнадцати, и женщина лет тридцати пяти; на другой – мужчина и женщина лет тридцати пяти и девушка не старше семнадцати, видимо, дочь. Скорее всего, они были добрыми соседями или даже родственниками, поскольку все дела делали совместно: парни, не разбирая свои-чужие, отогнали лошадей попастись; женщины занялись готовкой; мужчины – проверкой телег и груза. Своих лошадей мы отогнали в табунок крестьянских и, кинув мелкому пацану пару медных «косточек», попросили приглядеть. Он с восторгом согласился и тут же отнес весь заработок отцу.

Когда женщины все приготовили, нас пригласили не побрезговать и разделить их простой, но сытный ужин. Мы, не чинясь, достали пару фляг вина, прихваченных еще в Вармоке, подсели к костру и отдали должное домашней стряпне. Постепенно завязался разговор. Нам с удовольствием поведали, а мы внимательно выслушали деревенские байки и различные веселые истории, случившиеся с односельчанами рассказчиков. За этими делами время пролетело незаметно. Я часа на два покинул общество ради вечерней разминки, а вернувшись, застал Ромиса вовсю обхаживающим дочку одного из возчиков, девушку крепкую и ладную, словно наливное яблочко. Впрочем, мама с папой подпирали свое сокровище с боков и ясно давали понять, что не допустят ничего, кроме легкого флирта, естественного для молодежи. Они прекрасно понимали, что отхватить в зятья дворянина для них несбыточная сказка. Ромис, встретив такую продуманную оборону, горестно повздыхал, пожаловался, как ему будет одиноко и холодно спать одному, одарил девушку жалобным взглядом больного пса: «Прощай, жестокий мир!» – и отправился спать.

Вот это мастерство, восхитился я. Крестьянская дочка чуть не разметала родителей в порыве согреть и утешить страдающую душу. Однако те были начеку и задушили в зародыше светлые стремления молодежи.

Около полудня следующего дня, аккурат перед обедом, на дороге поднялась пыль, это указывало на то, что в нужном нам направлении движется караван или большой отряд. Через некоторое время можно было различить кортеж, состоящий из кареты с графскими гербами и большой крытой повозки, эскортируемый двадцатью гвардейцами во главе с капитаном, приземистым, широкоплечим мужчиной. Главной достопримечательностью его квадратного лица, кроме кирпичного цвета и по-рачьи выпученных глаз, были длинные и пышные пшеничные усы, залихватски подкрученные и чуть ли не заложенные за уши. Подчиняясь его команде, которую он не то прохрипел, не то прорычал, отряд свернул на поляну, видимо собираясь сделать привал.

Надо сказать, что по случаю жаркого дня мы с Ромисом, искупавшись в ручье, протекавшем неподалеку, были в одних штанах и босиком. Пояса с оружием еще не успели прицепить, и они лежали на траве у наших ног. Если смотреть со стороны, то мы практически не отличались от крестьян-попутчиков, которых мало волновал этикет, но очень волновало собственное здоровье. Мужчины не обременяли себя одеждой, разгуливая в одних штанах, да и женщины были обряжены в короткие и тонкие льняные сарафаны.

В окне кареты Ромис заметил миловидное личико, и стоило экипажу остановиться, как он подскочил к дверце и распахнул ее настежь, в изящном поклоне предлагая даме руку. Спешившийся капитан отряда одарил его злым взглядом и, в свою очередь, предложил свою руку, прорычав Ромису:

– Что ты себе позволяешь, смерд?!

Мой друг вспыхнул, метнулся к оружию и, на ходу опоясываясь, вернулся к карете. Девушка застыла на пороге, наблюдая за происходящим.

– Сэр! Я дворянин и, если у тебя есть сомнения, готов их развеять прямо здесь и сейчас! – яростно глядя в глаза капитану, крикнул Ромис.

– Я не дерусь с младенцами, – презрительно фыркнул тот.

– Тогда я тебя просто убью!

Ромис обнажил шпагу и встал в атакующую позицию. Капитан, красный от ярости, тоже выхватил свой клинок. Казалось, бой неминуем. Я уже опоясался, выхватил метательные ножи – саму перевязь, равно как и прочее облачение, надевать было некогда – и приготовился к бою. С двадцатью конными шансов справиться у нас не было, но мы намеревались продать свои жизни подороже. Минимум пятерых я готов был прихватить вместе с собой на тропу великой охоты.

– Господа! Господа! – ласковым колокольчиком прозвучал голосок девушки из кареты. – Прошу вас немедленно прекратить. Капитан! Я тебе приказываю! Немедленно извинитесь перед этим юношей. Вы его обидели незаслуженно… Ну же, капитан!

Задыхаясь от ярости, тот тем не менее подчинился: вложил шпагу в ножны и слегка поклонился.

– Я… прошу… извинить меня.

Ромис куртуазно поклонился даме и, тоже убрав шпагу, небрежно кивнул офицеру, от чего тот задышал вдвое чаще.

– Я принимаю твои извинения.

Затем мой друг подал девушке руку, та приняла и грациозно сошла на землю. Ромис еще раз поклонился и, нежно глядя в ее глаза, спросил:

– Прекрасная сеньорита позволит нам одеться как подобает? Мы только-только успели принять ванну и не имели возможности привести себя в порядок.

– Разумеется, сэр…

– Позволь представить тебе сэра Ромиса, – влез я в этот разговор.

– Позволь представить тебе сэра Дита, – не остался в долгу друг и представил меня.

– Капитан, представь меня, пожалуйста, – обратилась девушка к усачу.

– Сеньорита Виолика, старшая дочь графа Фарди.

– Благодарю, – сказала графиня капитану и обратилась к нам: – Разумеется, сэр Ромис и сэр Дит, вы можете привести себя в порядок.

При этом ее любопытный взгляд как бы рассеянно скользнул по нашим полуобнаженным фигурам и несколько дольше задержался на моем друге.

Ромис как ошпаренный бросился одеваться. Лихорадочно поправляя воротник, он умоляюще посмотрел на меня:

– Дит…

Так. Ясно. Сейчас будет что-то просить. Если оружие, то не дам.

– Дит…

– Не дам!

– Что не дашь? – Он удивленно вытаращил глаза.

– Оружие не дам, – твердо и безапелляционно ответил я.

– Мне не нужно твоего оружия, – немного обиженно прошептал он, – у меня свое есть, хорошее. Дит, послушай… прости, если что не так… а можно… можно я тебя своим телохранителем представлю?

– Зачем тебе это?

– Я боюсь, на голодранца она даже не посмотрит.

– Так посмотрела уже. Тебе мало?

Он бросил на меня такой умоляющий взгляд (и оружие не попросил!), что я согласно кивнул.

– Ладно. Телохранитель так телохранитель.

– Спасибо, ты меня прямо спасаешь! – обрадовался Ромис. – Это ненадолго. Пока едем вместе…

В это время из повозки выбрались две девушки-служанки и трое мужчин, которые споро стали расставлять складные стулья и стол. Для сеньориты вытащили походное кресло и поставили его на самое почетное место во главе стола, который уставили приборами, разнообразной снедью и напитками.

Госпожа приказала принести еще два стула и пригласила нас присоединиться к ней. Мы не стали ломаться и с удовольствием приняли приглашение.

К началу обеда из кареты вышли двое попутчиков молодой графини. Девушку лет восемнадцати – грудь и нижние округлости слюну вышибали на раз, глаза и волосы черные, как ночь, лицо немного смуглое, губы пухлые и алые, как маков цвет, и такие же дурманящие – представили нам как сеньориту Мирасель. Широкие бедра, высокая грудь, цвет глаз и волос, все строение тела, когда девушка, не будучи на самом деле худощавой, таковой выглядит, непреложно указывало на ее происхождение из древних родов Конкисты.

Стройный пожилой мужчина в длинной мантии служителя Создателя с повадками отставного офицера пехоты оказался братом Зорвесом. На груди его покачивался, пуская солнечные зайчики, массивный и явно остро заточенный серп на крепкой серебряной цепи – символ братства жнецов. Взгляд его был суров и отрешен, словно служитель каждый свой шаг делал только с одобрения Создателя и потому непрерывно держал связь с небесным начальством, не отвлекаясь на мелочи вроде людей на его пути. Рассеянно благословив присутствующих, трапезу и окрестности, он сел на свое место и энергично принялся за скромные дорожные закуски: маринованных миног, копченый свиной окорок, печеных фазанов, несколько видов овощных и фруктовых салатов, лепешки и пироги с разнообразной начинкой. Украшали застолье несколько бутылок превосходного вина.

Пока Ромис, распушив хвост, изливал на графиню, может, не очень утонченные, но пространные комплименты, я не терялся и, следуя живому примеру служителя, отдал должное искусству поваров. Я столь энергично работал челюстями, что служитель на секунду отвлекся от общения с начальством и одобрительно посмотрел на меня. Однако, оглядев стол, удвоил скорость переработки продуктов. Утолив первый голод, сотрапезники активно переключились на застольную беседу – легкий треп о пустяках с осторожным прощупыванием друг друга. Беседовали в основном графиня и Ромис. Капитан основательно и сосредоточенно пополнял запасы внутренней базы снабжения. Зорвес, снизив темп потребления продуктов, пристально всматривался в небесные знаки. Мирасель сидела, словно оглушенная мировыми проблемами, свалившимися на ее бедную прекрасную головку, вяло клевала какой-то салатик и ничем не показывала свой интерес к разговору. Меня изначально никто в расчет не принимал. Видимо, как обычно, моя физиономия каждому умному говорила о непроходимой тупости и дремучести ее носителя. Подозреваю, что начни я шумно сморкаться в край скатерти и вытирать руки о волосы – свои, а может, и чужие, – все приняли бы это как должное.

А Ромис разливался соловьем на свидании с соловьихой. Непрерывный поток слов, в каждой фразе которого содержалось новое восхваление хозяйке стола, прямо утопил девушку в бочке патоки. Она млела, краснела, глазки ее возбужденно блестели, а ротик приоткрывался только для нового восторженного «ах!» на очередной словесный пируэт Ромиса.

Капитан, которому, вероятно, было поручено охранять не только тело графини, но и ее душу от нежелательных дорожных романов, на очередную арабеску друга приостановил работу челюстей, не выпуская изо рта недогрызенный пучок зелени, посмотрел на девушку, потом на Ромиса, пришел к определенному выводу и, торопливо втянув в организм мешающую траву, приступил к форменному допросу. Кто, откуда, зачем и почему?

На вопросы друг отвечал расплывчато, недоговаривая, но без лжи: да, сын нетитулованного дворянина; да, следует в столицу искать счастья; нет, папа мог бы спокойно содержать, но он, Ромис, решил сам всего добиться; нет, денег он и сам может одолжить – в доказательство Ромис позвенел нашим общим кошельком.

– А почему ты путешествуешь без охраны, если, говоришь, твой папа достаточно богат? – очень даже доброжелательно поинтересовалась графиня.

– Папа хотел дать, – натурально поморщился Ромис, – десяток охранников. Я сказал ему, что не хочу выглядеть избалованным мальчишкой, и поеду один. Тогда папа категорически потребовал взять хотя бы одного барса из десятка. Я ткнул в первого попавшегося и… не жалею. Дит неразговорчив, но фактически уже скорее мой друг, нежели просто охранник.

За столом все замерли. Даже служитель и Мирасель отрешились от своих горних проблем, чтобы посмотреть на мою персону, невозмутимо доедающую телячий язык в желе.

– Как-то не верится, – с солдатской прямотой выразил общее мнение капитан. – Насколько мне известно, барсы высокие, красивые голубоглазые блондины. А это… этот… человек… несколько отличается.

– Дит, – ласково, как к глупому ребенку, обратился ко мне Ромис, – покажи, пожалуйста, твой клановый знак.

Я равнодушно воспроизвел на ладони своего барсика и продолжил процесс насыщения едой.

Всеобщий вздох за столом подтвердил мое мнение, что большинство из присутствующих, если не все, знали клановый знак барсов.

– Не просто барс, а даже снежный – элита элиты, – задумчиво пробормотал Зорвес и со значением посмотрел на Мирасель. Та ответила согласным взглядом, и Зорвес прикрыл глаза, выражая готовность действовать.

Агрессии в этих переглядываниях я не ощутил. Всего лишь заинтересованность в моей персоне. Однако встречных шагов предпринимать не стал, всему свое время. Когда оно придет, тогда и выяснится, чего от меня хотят.

Бойцы поели и отдохнули, слуги, так же не оставшиеся голодными, споро собрали стол, и вскоре отряд был готов к выступлению. Ромис попросил разрешения присоединиться к кортежу, и оно было дано. Однако не раньше, чем графине удалось преодолеть сопротивление капитана. Тот категорически был против присутствия незнакомцев, то есть нас с Ромисом, поблизости от охраняемых объектов. Только после того как мой друг поклялся и уверил, что ни он, ни его охранник против отряда ничего не затевают и даже видят охраняемых лиц впервые в жизни, согласие со страшным скрипом – зубов капитана – было дано.

Мы тепло распрощались с крестьянами, девушка даже немного всплакнула при расставании, Ромис, как ни отговаривались добрые люди, буквально навязал им «воробья» в благодарность за тепло и вкусную еду, которой они делились, не думая о деньгах. Присоединиться к отряду они даже не пытались.

По дороге в Лиманго Ромис не отходил от графини. Он ехал рядом с каретой, читал девушке лирические стихи, которых знал множество, пел любовные романсы, рассказывал смешные истории, а утром собирал цветы и прямо так, в каплях росы, вручал предмету своих домогательств на пороге кареты, дожидаясь ее пробуждения, как верный пес.

На третий день пути я не выдержал и спросил его:

– Ромис, зачем тебе это надо? Ты же понимаешь, что у тебя ни единого шанса затащить ее в постель.

– Темный ты человек, Троглодит, – сочувственно вздохнул друг. – Не понимаешь ты истинного предназначения мужчины… Во всяком случае, как понимают его дамы.

– И в чем же оно, как не защищать этих самых дам от опасностей и тащить им добычу в клювике?

– Эх, Дит! Как было у тебя прямо пещерное понимание людских отношений, так и осталось… Э-э-э… только не надо сворачивать мне голову… Оставь мне ее на память, там еще пара мыслей есть. Пропадут ведь для потомков! Уф! Дикарь!.. Стоп! Я пошутил! Ты самый образованный и культурный человек нашей с тобой современности… Ух. Все. Не буду с тобой разговаривать… Нет! Буду, буду, только отпусти… На чем я остановился? А, да. Так вот. Твое пещерное… то есть я хотел сказать, что ты не совсем понимаешь роль и место девушек в мироздании. Что это значит? Ну… представь себе прекрасный цветок. Чтобы оценить его прелесть, при условии, что практическую пользу извлечь из него невозможно, надо быть образованным человеком… Да верю я, что ты грамотный. Верю! Понимаешь, любуясь красивой девушкой, я получаю эстетическое удовольствие, как от этого самого цветка. Раскрыть бутон… Фу! Какие аналогии! При чем тут сеновал? И фу на эти анатомические подробности строения девушек! Я не про это. Я получаю наслаждение просто от созерцания того, что от моих слов и знаков внимания девушка расцветает как бутон. Это образное выражение, и говорит оно об ином, а не о том, что ты думаешь после того злачного заведения! Так вот. Продолжаю. Пусть девушка реально любит кого угодно и будет верна ему до могилы, но здесь и сейчас мне приятно, что ей хорошо в моем обществе, и я готов в лепешку расшибиться, чтобы не обмануть ее ожидания. Вот так все просто… А насчет постели… Чем дольше ожидание сказки, тем волшебнее сама сказка, а мой отец не уставал мне повторять: не будь жаден с женщинами, трать деньги на их капризы, в пределах разумного, конечно, и не забывай ими восхищаться. У каждой женщины есть то, чем стоит восхищаться. Не у всех это сразу можно увидеть, но у каждой это есть непременно. И если найдешь, будешь счастлив всю жизнь. Не в ярких перьях, стройной фигурке и смазливом личике дело, а… пусть это банально звучит, но красота преходяща, а душа… душа вечна.

Друг впал в задумчивость и через некоторое время очень серьезно, бледно улыбнувшись, сказал:

– Ты знаешь, мне как-то довелось это проверить на собственном опыте. В каком-то балагане… не помню даже в каком, забрели мы туда с друзьями после кабачка немного в веселом настроении… Так вот. После довольно-таки посредственных жонглеров и клоунов на арену вышла девушка. Не красавица. Личико кругленькое, носик картошкой, росточек маленький, платьишко, как с чужого плеча… Мы заржали… Как тупые жеребцы заржали. Думали, еще один клоун вылез. А она молчала. Долго молчала. Пока всем ржать не надоело. Потом начала читать стихи… Негромко. Без пафоса и актерских ужимок. Но мне тут же показалось, что читает она только для меня и обо мне. Точнее, о нас с ней. Известные стихи превосходных поэтов, но так, будто их словами она только со мной вела диалог… Я ощутил всей душой, что именно я ее единственная, последняя и прощальная любовь, после которой разлука неизбежна и навсегда… после которой смерть есть покой забвения… Это было настолько щемяще прекрасно… Мне стало плевать на то, как она выглядит. Я в тот момент любил ее больше жизни и вместе с ней прощался с любовью, – Ромис сглотнул комок в горле, – навсегда… Представляешь?! Навсегда!.. Весь ужас этого слова предстал передо мной так ярко, что я не смог сдержать слез. В этот момент дурнушка-артистка казалась мне прекраснейшей и желаннейшей женщиной в мире. Да я и сейчас в это верю! Верю, несмотря ни на что! – яростно выкрикнул Ромис. – Она действительно прекрасна! Поверь мне! Душой! Не телом! Понимаешь?! Но тело – это такие мелочи, что я наконец-то понял нашего служителя Создателя, брата Горста, буквально умолявшего нас видеть за конкретным телом душу. Он утверждал, что вместилище может быть прекрасно, но содержать демона, или ужасно, но вмещать бриллиант. Мне, Дит, есть с чем сравнивать. Пойми! Отец – заслуженный человек, и его не раз приглашали на балы к нашему барону. Там музицировали, пели и читали стихи дочери местных дворян и гостьи барона из других баронств и даже графств, но… Никогда! Ни-ког-да!.. Понимаешь?.. Я не встречал ничего подобного. Теперь мне кажется, что я подло обманываю каждую девушку, какую встречаю, но каждый раз ищу похожую на ту артистку и не могу остановиться. Тогда я легкомысленно решил, что в любой момент ее найду… И ушел. А надо было схватить, умолять и держать… Теперь поздно!

Ромис оказался не только романтиком, но и весьма прагматичным парнем. Такое рациональное отношение к прекрасному полу заставило меня всерьез задуматься о своем отношении к этому самому «прекрасному» (у меня свое мнение по данному вопросу) полу.

Пять дней до Лиманго для меня пролетели в обычной дорожной скуке, а для Ромиса – в непрестанной борьбе за сердце Виолики. Уж не знаю, каких успехов он достиг, но длительная процедура целования ручки, начинающаяся с пальчиков, к концу поездки достигла уже лебяжьей шейки. У самых ворот города мы почти одновременно получили предложения: Ромису – стать сержантом гвардии отца Виолики, а мне – телохранителем Мирасель.

Учитывая, что гвардия графа состояла сплошь из дворян, доказавших преданность и верность сюзерену (отменные качества воина подразумевались), предложение стать сразу сержантом было очень щедрым, и друг не устоял. Я понял это по его виноватому виду, когда он приблизился ко мне и обо всем рассказал.

– Понимаешь, Дит… Такое предложение можно получить только раз в жизни. Это немыслимая удача, что нам встретилась эта прелестная девушка. Скажу честно, я не рассчитывал, что в столице мне удастся поступить хоть куда-нибудь. Таких, как я, тьма-тьмущая. Всем хочется попасть в гвардию короля или хотя бы барона, а тут…– Он тоскливо посмотрел на меня и через силу честно сказал: – Я понимаю, что поступаю по-свински, но место только одно… Хочешь, я откажусь и поеду вместе с тобой в столицу?

– Нет, Ромис. Не упускай свой шанс. Зачем ехать в столицу, когда ты уже нашел то, что искал? Я не в обиде. Честно. Даже рад за тебя.

– Правда? – искренне обрадовался Ромис. – Ты действительно не сердишься на меня?

– За что же мне на тебя сердиться, если тебе наконец-то повезло? Ну поступил бы ты в гвардию какого-нибудь графа в столице, а не здесь, что изменилось бы? И скорее всего рядовым, а не сержантом… Так что не мучайся – все в порядке! Со мной тоже все будет хорошо.

Ромис благодарно улыбнулся мне и направился к карете своей дамы. А через пару минут после обмена взглядами: графиня – Мирасель – Зорвес предложение поступило и мне.

– Сэр Дит, насколько я понимаю, теперь ты должен быть свободен от обязательств, поскольку не можешь охранять служащего? – подъехал ко мне Зорвес.

– Это так, – коротко резюмировал я.

– Значит, тебя ждет следующий найм, а в данный момент ты свободен?

– И это так, – не стал я блистать красноречием.

– Тогда позволь предложить тебе службу соответственно твоей компетенции…– Он проговорил это так, будто сомневался, что я из-за своей тупости пойму.

Не желая разочаровывать будущего нанимателя, я изобразил ворчанием что-то вроде: «Угу-ага-пошел-на-фиг!»

Глава 6

Дормез с сеньоритой Мирасель, братом Зорвесом и служанкой внутри вкатился на постоялый двор и остановился напротив входа. Я спешился и встал сбоку от дверцы экипажа в полной готовности отразить возможное нападение. Лейтенант гвардейцев, лихо спрыгнув с коня, подошел с другой стороны и, согнувшись в почтительном поклоне, открыл дверцу, предлагая свою верную руку госпоже. Сеньорита царственно сошла на грешную землю – ковры постелить никто не догадался, – слегка опершись на предложенную длань, и стала подниматься на крыльцо. Дверь резко с визгом петель распахнулась, и навстречу колобком выкатился, видимо, хозяин этих придорожных хором. Однако вместо лица прекрасной Мирасель перед самым его носом внезапно оказалась тупая и злобная харя дикаря. Реакция меня не подвела, и я успел загородить охраняемое тело от поползновений неизвестной в данный момент личности. Колобок с молниеносной быстротой – почти ирбис – вкатился обратно, успев при этом захлопнуть дверь и завизжать праздничным поросенком под ножом неопытного мясника.

Мысленно я себя похвалил, ежедневные тренировки по произвольному входу в состояние «холода» и выходу из него наконец-то стали сказываться, да и бой с разбойниками дал мне существенный пинок… то есть толчок в развитии. В настоящий момент я уже мог практически без предварительной настройки мгновенно входить в это состояние и так же быстро возвращаться к обычному восприятию, да и время нахождения в «холоде» увеличилось до трех минут, что со всей очевидностью показали тренировки. О том, насколько это важно для экономии внутренних ресурсов, говорит хотя бы недавний бой с разбойниками. Тогда я не мог себе позволить вот так же делить доступное время на интервалы и по истечении двух с половиной минут, то есть исчерпав резервы, имел все шансы оказаться в полуобморочном состоянии против сильных противников. Сумей они воспользоваться моей временной слабостью, и одним барсиком стало бы меньше. Слава Создателю, времени разделаться с лжегвардейцами мне тогда хватило, хотя и впритык. Об этой опасности нас неустанно предупреждал наставник, раз за разом повторяя, что уметь делить время в «холоде» на интервалы, использовать любую секунду обычного состояния для восстановления ресурса и максимально точно определять момент, когда необходим отдых, едва ли не важнее самой способности.

Между тем все, кто был во дворе и наблюдал этот короткий эпизод провинциальной жизни, застыли в столбняке, силясь понять, что же такое сейчас произошло. Зорвес почему-то приглушенным голосом спросил, неизвестно к кому обращаясь:

– Что?.. Что случилось?..

Мирасель, приоткрыв ротик, почти не дыша, смотрела на гостеприимно захлопнувшуюся перед самым ее носиком дверь постоялого двора, и ее лучистые глаза, ставшие огромными, как у легендарных элвов, были полны глубочайшего изумления. Пришлось мне прояснять ситуацию. Оглянувшись на служителя Создателя, я выпятил челюсть – так моя физиономия казалась более дикой – и прорычал:

– Я защищал госпожу.

После столь подробного рассказа люди задышали ровнее, задвигались и продолжили подготовку к ночлегу, снимая с лошадей поклажу и передавая поводья конюхам. Однако войти в помещение сквозь крепкую закрытую дверь можно было только путем штурма, так как изнутри открывать отказывались категорически и даже, если верить ушам, начали строить баррикады. Зорвес принялся было сыпать угрозами. Дескать, если тот же час нам не откроют, он велит спалить этот сарай вместе с теми, кто окопался внутри. Но я поступил проще. Поймав одного из конюхов, пинком подогнал его к двери и, для профилактики злобно глянув, вежливо попросил: «Р-р-р-р-ры!» – взять на себя переговоры с хозяином. Мужчина слегка дрожащим голосом поклялся, что во дворе знатные господа, а тот господин, который страшный орк, на самом деле совсем не страшный и не орк, так как орков не бывает, а этот неорк и вовсе телохранитель госпожи и без ее приказа никого не кусает. То есть он вообще не кусачий… но обещал покусать всех, если тотчас не откроют, не то он откроет сам, и тогда… Мне понравился полет его фантазии, и я, одобрительно рыкнув, дружески хлопнул его по плечу. После падения на задницу конюх вставать не стал. Так, спиной вперед, шустро перебирая руками и ногами, он и проскакал в направлении конюшни, где и скрылся из виду.

За дверью хором всхлипнули, мигом разобрали баррикаду, лязгнул засов, и тяжелая створка робко приоткрылась. Бледная тень былого энергичного колобка высунула нос в дверной проем, углядела служителя Создателя рядом с сеньоритой, шумно выдохнула, проявилась во плоти и распахнула дверь. Впрочем, первым вошел все-таки я, чуть было не вернув хозяина в мир призраков. Осмотревшись и не увидев опасности, я пригласил девушку войти. Заканчивался второй день нашего длинного кружного пути в столицу Конкисты – Марид. Здесь, на этом постоялом дворе, Мирасель предстояла первая из запланированных встреч.

Аталию и Конкисту вместе можно представить в виде двух штанин одних и тех же панталон. Основная часть государств находится на полуостровах огромного материка, посредине узкого пояса в материковой части проходит сухопутная граница с Конкистой и Галлитией. Между «штанинами» теплое и глубокое Эрусское море с кучей островов и островков. Столица Конкисты находилась ближе к Срединному морю и Гиперборейскому океану, в отличие от Аталии, столица которой располагалась почти в центре «штанины». У королей явно были свои резоны в том, чтобы назначить место постоянной дислокации именно в этих местах. Кто я такой, чтобы оспаривать их мнение.

За эти дни, проведенные в новой компании, у меня так и не появилось повода снять маску тупого, но послушного дикаря. К тому же сиятельные господа иногда, не стесняясь моего присутствия, свободно обсуждали свои тайны. Правда, на языке Конкисты, конкистос, так правильно назывался их язык, но для меня это не препятствие. Языки сопредельных государств наставники не обошли своим вниманием. Хотя говорить свободно я не научился, но понимать через пень-колоду смысл вполне мог. Так что стоит моим нанимателям догадаться, что их тайны для меня уже не тайны, и лежать моему телу под развесистой елкой в дремучем лесу да слушать лирическое щебетание ворон. Если, конечно, они вдруг догадаются, что я понимаю их разговор.

Очень уж не хотелось мне принимать предложение этой парочки, спевшейся с графиней – их перемигивание и переглядывание ясно показало мне, что они заодно, поэтому я и сделал вид, что не понял, о чем там говорил брат Зорвес. За время пути я разговаривал только с Ромисом, и то говорил в основном он. Отсюда, думаю, все и пришли к выводу, что барс этот глуп как пробка, оттого и молчалив.

Ох и повеселился я, глядя, как тужится Зорвес, изо всех сил пытаясь на пальцах простыми, можно сказать примитивными, словами типа: «Моя твоя не понимай», – донести до меня мысль, что Ромису мне служить уже не надо, поскольку тот теперь на службе и гвардейцу телохранитель не полагается, а я, наоборот, теперь свободен и могу принять их предложение. В эту игру под названием «объясни дикарю» с энтузиазмом включились и графиня с Мирасель. Все трое так старались, перебивая и перекрикивая друг друга, что вскоре и сами забыли о предмете разговора. Народ в Конкисте (хм, интересно звучит: конкистяне и конкистянки) горячий, вспыхивает по малейшему поводу. Так что вскоре ор, гам, молнии из глаз и размахивание руками – графиня, хоть и аталийка, не отставала – привлекли внимание всего отряда. Некоторые подумали, что произошло нападение. Кто-то заорал: «К оружию!» Гвардейцы ощетинились клинками, взяв спорщиков в круг, готовые порвать супостата на ниточки, но не подпустить к охраняемым персонам. Это немного охладило спорщиков, которые – одна голова хорошо, а три лучше – пришли к согласию и доверили вести разговор кому-то одному. На этот раз честь выпала графине. Та подошла ко мне и мягко спросила:

– Сэр Дит, ты понимаешь, что тебе предлагают работу? – Я мотнул головой в знак согласия. – Значит, ты согласен?

– Нет.

– Но почему? Ты же еще не слышал, сколько тебе предлагают, почему же ты отказываешься?!

– Барсы служат только Аталии.

– Вот оно что! Тогда можешь быть спокоен, – Виолика перешла на шепот, – клянусь, это делается в интересах короны Аталии. И у меня даже есть право приказать тебе согласиться.

Она достала из-за корсажа свиток, развернула и предъявила мне, рассчитывая скорее на магическое действие королевской печати, нежели на текст: подательница сего, такая-то и такая-то, действует в интересах короны… оказывать всемерное содействие… не чинить препятствий… и так далее, и тому подобное.

– Ну? Теперь препятствий нет?

Я неохотно кивнул.

– Сеньорита Мирасель едет в Конкисту по важнейшему делу, – продолжила увещевание графиня. – Иногда ей придется вести переговоры, имея не более одного телохранителя. Барсов из королевских охранников приставить нельзя, слишком заметная у них внешность…– Тут девушка опомнилась и махнула рукой. – Вряд ли ты понимаешь, о чем я говорю. Знай: так надо! Кроме того, тебе будут платить целых три золотых «дракона» в день! Правда, здорово?!

– Двадцать пять, и на меньшее не согласен, – потребовал я сумму, запрашиваемую опытными барсами, в слабой надежде, что, испугавшись затрат, от «дикаря» отстанут.

Графиня с уважением посмотрела на меня и отошла к компаньонам переговорить. Я, в свою очередь, с видом тупого безразличия навострил уши и сконцентрировал внимание на разговоре.

– Главное препятствие снято, – доложила графиня. – Дело было в том, что согласно клановой клятве барсы не могут служить гражданам других государств иначе как с разрешения самого короля. Мне пришлось поклясться, что у меня такое разрешение есть. Однако задешево сговорить его не получилось. Может, в остальном он и троглодит, но счет деньгам знает, а приказать снизить цену даже король не вправе.

– Деньги не проблема. Безопасность сеньориты важнее, – секунду подумав, ответил Зорвес. – Тем более нам он нужен ненадолго. Всего лишь до завершения операции. А это месяц, от силы два. Сумму в полторы тысячи золотых казна Конкисты как-нибудь выдержит.

Вот так я и стал телохранителем сеньориты Мирасель, гражданки Конкисты. Я бы вряд ли мог рассчитывать на более щедрое предложение в ближайшие годы, однако новая служба мне очень не нравилась. Но раз в интересах короны, то… Не настолько я тупой, чтобы не понимать – интрига разворачивается на самом высоком уровне, и наш король очень заинтересован в положительном результате. Услышанные в трактирах разговоры позволяли сделать вывод, что в королевстве Конкиста сейчас идет нешуточная борьба за власть – делят корону недавно почившего короля Самитоса Четвертого. Самые высокие шансы у его старшей дочери, поскольку живых наследников мужского пола в королевской семье не было, а закон о престолонаследии этого государства позволял женщинам занимать трон. История знала несколько примеров, когда эти милые создания жестко, даже жестоко использовали это право и достигали впечатляющих успехов в деле управления страной. Роль Мирасель в этом деле мне не совсем ясна, но то, что на ее хрупких плечах лежит задача организовать или просто связать между собой силы одной из сторон, абсолютно ясно.

Виолика проводила нас до самой границы, проходящей по окраине Лиманго, где передала с рук на руки полусотне гвардейцев во главе с молодым, но явно опытным лейтенантом. Бойцы были обряжены в нейтральную серую форму без гербов, но их выправка и повадки не оставляли сомнений в принадлежности к элитным войскам по меньшей мере графа, если не герцога. Для госпожи был приготовлен удобный дормез.

Во время ночевок под открытым небом готовкой для Мирасель и брата Зорвеса занималась пожилая горничная-кухарка. Меня не приглашали, а я, в свою очередь, не настаивал на том, чтобы питаться с нанимателями за одним столом, и спокойно ужинал в компании воинов. Вскоре я стал для них своим и понял это, когда впервые удостоился дружеской подначки. Большинство воинов отряда свободно говорили на аталийском, что уже само по себе свидетельствовало о необычности этого отряда. Тем, кто плохо владел языком, товарищи с удовольствием переводили. Так вот, кто-то в шутку предложил пускать меня вперед при посещении борделя, дескать, все остальные на моем фоне будут выглядеть такими красавцами, что смогут рассчитывать на скидку. Это было сказано на аталийском специально для меня. Расположившиеся у костра воины десятка притихли в ожидании моей реакции. Стоило мне обидеться, передо мной бы немедленно извинились, но я тут же стал бы для них чужим. Грубоватый солдатский юмор мне хорошо знаком, а обижаться на своих я уже давно перестал, да и самый раскрасавец не избежал бы подобной проверки, поэтому, спокойно облизав ложку, я предложил шутнику поделиться скидкой. Дескать, работать пугалом бесплатно не согласен. Уяснив, что злиться я не собираюсь, а деньгам цену знаю, все с облегчением загомонили, засмеялись, похлопали меня по плечам и предложили постоянное место у костра их десятка.

Кстати, эта шутка подвигла меня на серьезное изучение конкистос – языка этого королевства. Я стал мысленно переводить на аталийский каждую услышанную фразу, произнесенную на конкистос. При этом старался запоминать фразы и конструкции языка в целом и представлять сразу целостную картину, а не переводить отдельные слова.

На вопросы я, понятное дело, обычно отвечал с немалой задержкой, особенно в первые недели пути, что опять же способствовало образу, мягко говоря, не особо умного охранника. Меня мало беспокоило чужое мнение на этот счет.

Наконец мы добрались до постоялого двора. Трактирщик выделил нам четыре комнаты на втором этаже. В одной поселилась Мирасель со служанкой, в другой – брат Зорвес с лейтенантом, а в двух комнатах по краям – дежурный десяток. Четверо в одном номере, четверо в другом, и двое постоянно находились на страже у дверей госпожи. Остальные посменно охраняли здание снаружи.

Долго думать, где же мое тело обретет покой, не вечный, а всего лишь ночной, мне не пришлось – Мирасель потребовала от трактирщика ванну для себя, для Зорвеса и… для меня. Кроме того, с любопытством глянув в мою сторону, приказала предоставить мне девушку, которая поможет ее телохранителю помыться и заснуть. Вопрос с номером отпал. У девушки должна быть каморка для этих целей. Мало ли, постоялец из многоместного номера возжелает, не при всех же… засыпать.

Пока таскали горячую воду, наполняя бочки, мы успели основательно подкрепиться, и в бочку я полез в самом благодушном настроении. Минут десять я просто сидел, с наслаждением отмокая от дорожной грязи, в легком трансе восстанавливая запасы энергии и мысленным взором пробегая по телу снизу вверх и сверху вниз в поисках каких-либо нарушений. Все было в порядке, но я тем не менее мысленно помассировал каждый мускул. После такой процедуры тело мое чувствовало себя превосходно отдохнувшим и готовым еще сутки скакать на лошади или бежать через буреломы дремучего леса.

Едва я успел закончить с этим, как дверь тихонько приоткрылась, и ко мне, не скрывая страха, робко подошла девушка. Она была невысокого роста, ладно скроенная, черноволосая и смугловатая, как все конкистянки. Глаза карие, в настоящий момент широко раскрытые от испуга, губы пухлые, ярко-алые и чувственные. Моя банщица сообщила, что ее зовут Карима. Ей приказали помочь мне помыться и… заснуть. Я благосклонно кивнул и приступил к омовению. Девушка действовала сначала неуверенно, потом осмелела. Она помогла мне вымыть волосы, потерла спину и некоторые другие части тела. Увидев, что я не кусаюсь и не набрасываюсь с рычанием, чтобы порвать ее на куски, она уже почти спокойно помогла мне обтереться, обернула полотном и провела в свою каморку, где уже была разобрана постель с чистым бельем. Мою одежду должны были выстирать, высушить и выгладить к завтрашнему утру.

Потушив свечку, Карима разделась и прилегла рядом со мной. Она опять была напряжена, видимо ожидая от меня невесть каких гадостей, но в готовности стойко перетерпеть надвигающийся кошмар. Я возблагодарил Ромиса и Лейли за науку, поскольку разогревать девушку пришлось долго и терпеливо. В легком трансе мне удалось установить с ней слабый эмоциональный контакт, который позволил ориентироваться в ее желаниях и не делать того, что ей не нравится. Философы говорят, что девичья красота – это страшное оружие, которым большинство из девушек умеют пользоваться интуитивно, делая из воина со стальным стержнем обычную веревку, готовую обвиваться вокруг тела прелестницы и… даже сушить на себе белье, если красавице того захочется. Однако не менее грозным оружием владеют и мужчины, способные прислушиваться к невысказанным желаниям женщины.

Короче говоря, просто овладеть Каримой было неинтересно. Такое для меня равнозначно походу в туалет по мелочи. Поэтому я не пожалел сил на то, чтобы девушка стала откликаться на мои ласки, расслабилась и наконец-то стала получать удовольствие. Я научился понимать ее, как себя, и делать то, что ей хотелось. Даже то, что она не осознавала разумом, но желала подсознательно. Мои труды не пропали даром. Это было похоже на пробуждение вулкана. Сначала отдаленный рокот, легкие толчки, потом толчки становятся чаще, земля начинает содрогаться в конвульсиях и вдруг – удар. Грохот и извержение лавы. На пике страсти Карима до хруста сжимала мои ребра руками (и откуда силища такая?!), кусалась, царапалась и орала, как стая взбесившихся кошек. В некоторые моменты я не мог четко сказать, кто кого берет – я ее или она меня. Скорее всего, это было взаимно.

Под утро, помня слова Лейли, пришлось несколько притушить этот вулкан, и усталая подруга, мурлыкая от удовольствия, заснула, положив голову мне на плечо.

Мирасель проснулась поздно. Я к тому времени успел размяться, помыться и позавтракать. Впрочем, от повторного завтрака все равно бы не отказался. Когда госпожа вышла из номера, я, как положено телохранителю, пристроился рядом, но чуть позади и проводил ее вниз в обеденный зал.

– Как спалось, сэр Дит? – с некоторой ехидцей спросила Мирасель.

– Хорошо спалось, сеньорита, – равнодушно ответил я. Не буду же я с ней обсуждать, что и как у нас было с Каримой.

– Девушка хоть жива? Ты ее не сильно напугал?

– Жива. А что с ней сделается?

– Ну-ну…

Мы как раз проходили мимо купальни, где зачем-то собрались горничные и прачки постоялого двора. Они затаив дыхание слушали выступление Каримы, которая экспрессивно, как все конкистянки, в подробностях описывала прошедшую ночь. Лестные для любого мужчины слова сыпались из нее сплошным потоком вместе с жестами, иллюстрирующими рассказ. Говорят, свяжите конкистянкам руки, и они слова сказать не смогут. Похоже, что это истинная правда. Карима прерывалась только на восторженные вздохи, ахи и охи. Не буду врать – это было настоящим бальзамом на сердечные раны, нанесенные мной самому себе в минуты острого самоуничижения. Я ведь прекрасно осознавал, что с такой внешностью ничуть не привлекателен для девушек. Мирасель остановилась рядом с дверью и, не стесняясь меня, стала откровенно подслушивать. Когда женщины, завистливо повздыхав, переключились на другие темы, сеньорита, фыркнув, бросила в мою сторону странный, как бы оценивающий взгляд и в глубокой задумчивости отправилась завтракать.

После обеда наконец состоялась долгожданная встреча. В номер Мирасель прошествовал некий человечек невысокого роста, но на здоровенных каблуках. Весь облик говорил о большом самомнении визитера. Сопровождал сего владетеля громила на голову выше меня ростом и вдвое шире в плечах. Лицо этого монстра перечеркивал глубокий шрам, идущий от левой брови и заканчивающийся на правой щеке. Позорным, с точки зрения барса, украшением этот охранник явно очень гордился. А уж силушку свою недюжинную стремился демонстрировать любыми способами. В частности, когда меня и сеньориту оставили наедине с визитером (как выяснилось, наличие одного охранника с обеих сторон было условием встречи с этим мелким владетелем), громила будто невзначай стал мять и гнуть в пальцах медный прут толщиной с мизинец. Возможно, мелкий приезжий рассчитывал таким жалким способом произвести впечатление на сеньориту, но это ему не удалось. Недолго думая я ткнул пальцем в солнечное сплетение кузнеца-любителя. Пока тот хрипел и пытался вздохнуть, я отобрал у него прутик и с самым тупым видом стал рассматривать. Мирасель, хоть и была шокирована таким моим поведением, тем не менее быстро нашлась и небрежно пояснила напуганному дворянину, дескать, ее охранник такой недоверчивый, всякий пустяк воспринимает как угрозу нападения и тут же старается горло врагу перегрызть, настоящий дикарь, не обращайте внимания. Собеседник и не обращал. Весь вечер на меня старательно не смотрел и, заикаясь, вел переговоры, проявляя немалую покладистость.

Сами переговоры мне были неинтересны. Обсуждение, сколько земли отойдет данному владетелю после успешного завершения дела сеньориты и какие ему гарантированы льготы, напоминало мне торг на рынке, где каждая из сторон усиленно пытается убедить своего оппонента в том, что при желании обойдется и без этого продавца-покупателя. Переговорщики меня не стеснялись, уверенные в том, что конкистос я не понимаю.

Торг продлился около полутора часов. Завершив его к обоюдному удовольствию, стороны разошлись, сеньорита направилась к себе, а я спустился к ужину.

В зале огромным успехом пользовалось выступление трактирщика, который, судя по всему, подсаживался уже не к первому и даже не к третьему столику, где ему наливали пива и просили рассказать, как его чуть не сожрал ручной демон сеньориты. За ним от столика к столику следовала толпа почитателей, снова и снова наслаждавшихся рассказом.

– Так вот, братцы мои, – немного заплетающимся языком начал свой рассказ непосредственный участник события. – Вышел я на крыльцо с почетом встретить благородную сеньорит… Ведь не деревня какая, люди мы понимающие куритура… крутурузное… в общем, вам все равно не понять благородное обхождение со знатными особами. Так вот. Вышел это, значит, я. Дверь широко распахнул. Сам навстречу, значит, бежать собрался, чтоб даму халатным… то есть галатным поклоном приветить да в дом пригласить. Ан не успел и двух шагов к ней сделать, как этот самый демон прям передо мной будто из воздуха возник. Я и глазом моргнуть не успел, а он… ну вот как сейчас ты… прям перед моим носом зубищами своими оскалился. А клыки у него вот точно с мой палец. Слюна с них ядовитая капает и землю, как есть, насквозь прожигает. Глаза светятся синим демонским огнем, а за спиной будто крылья нетопырьи колышутся. Сердце у меня прям в пятки ухнуло. В голове помутилось. Не помню, как в доме оказался да дверь закрыть успел. А то бы точно сожрал бы он меня. Могу спорить на все пиво, что в кружке моей осталось.

Трактирщик лихо, одним глотком допил пиво и перевернул посудину, доказывая отсутствие в ней даже капли упомянутого напитка. На что он тогда собирался спорить, я не понял, но благодарные слушатели взревели от восторга и снова наполнили ее пенным напитком.

– Потом-то разъяснилось все. Служитель Создателя, брат Зорвес, верой крепок. Он того демона силой Создателя связал и к сеньорите служить приставил. Вот оно как, братцы.

Я скромно сел за столик под вполне равнодушные взгляды посетителей – никто и не подумал принять меня за страшного демона – и знаками заказал ужин. Поскольку меню не отличалось большим разнообразием блюд, меня отлично поняли и принесли дежурный набор – жареную рыбу, хлеб, зелень и, разумеется, пиво. Видимо, мой облик никоим образом не вязался с тонкими винами, которые подавались исключительно лицам аристократическим. Один из охранников торговцев, приезжавших к нам в Барск, рассказывал, что одно время служил у графа, обожавшего это простонародное пойло – пиво, которое вынужден был пить втихаря, дабы соседи не обвинили его в плебейском вкусе. Мне искренне жаль этого графа. Мне вот никто не запрещает. Пей сколько влезет. А за счет Мирасель чего ж не пить?

Вечером в комнате меня в нетерпении ожидала новая горничная. Она, по-кошачьи выгибаясь, предложила мне расстелить постель и помочь улечься спать. Совсем деревянным я не был, намек понял и взамен получил на целую ночь новый вулкан, не менее горячий и страстный, чем предыдущий. Поспать удалось всего пару часов, поэтому отъезд из гостеприимного трактира я запомнил плохо. Возможно, мне показалось, что перед самым отъездом Мирасель вызвала в свою комнату ту самую горничную и о чем-то подробно расспрашивала. С другой стороны, мало ли какие дела по женской части интересовали сеньориту.

Уже недели три наш отряд полз по «штанине» Конкисты, прижимаясь к побережью Эрусского моря, по направлению к самой южной оконечности королевства. Что являлось конечной целью пути – столица, порты Срединного моря или Западного океана, мне было неизвестно. Путешествие протекало спокойно и скучно. На столь большой отряд нападать никто не спешил, а окрестные пейзажи быстро приелись – леса, холмистые поля, фруктовые сады и виноградники, чистенькие аккуратные деревеньки и городки, в которых мы изредка останавливались. Свежесть впечатлений быстро протухла под палящим зноем (у нас в Барске всяко попрохладнее), и первоначальный восторг от прелестей красочного буйства здешней природы к настоящему моменту значительно поугас. Можно сказать, один пепел остался, да и тот потихоньку развеивался слабым ветерком, разносящим пряные и сладкие запахи.

Размышлять о том, чем же все-таки занимается Мирасель, мне тоже довольно быстро наскучило. Для кого и с какой целью эта милая девушка ведет свои бесконечные торги, выяснить также не удалось. Из сплетен и слухов, в том числе из обмолвок самой Мирасель и гвардейцев охраны, стало известно, что в королевстве идет активный дележ власти, а претенденты на корону скоропостижно скончавшегося короля грызутся между собой, как пауки в кувшине. Наибольшие шансы занять высокое место, по общему мнению, у старшей дочери монарха, Росситеры, и у герцога Васкоза, ее дяди. Мирасель равно могла быть как поверенной принцессы, так и герцога, а то и вовсе третьей стороны. Меня проблемы чужого королевства мало касались. Главное – защищать сеньориту в интересах нашего государства. Остальное несущественно.

Изредка нам приходилось ночевать по-походному, где-нибудь на поляне, но чаще все-таки мы останавливались в замках потенциальных сторонников Мирасель или, на худой конец, в трактирах и на постоялых дворах. Во время ночевок в гостиницах каждый раз повторялась одна и та же история – сеньорита заказывала для меня ванну и девушку на ночь. Наутро мою партнершу непременно вызывали к Мирасель. Не скрою, это меня настораживало. Наставники частенько говорили, что самые скрытные мужчины в постели с женщиной иной раз становятся неумеренно болтливыми. Я не хотел попадать в эту ловушку и старался не выходить из образа, который использовал с первых дней службы.

Большую часть времени сеньорита посвящала ведению уже надоевших торгов с властителями различного уровня, однако пару раз участвовала в тайных совещаниях, на которые, несмотря на некоторую опасность для ее персоны, меня не допускали. О чем там шла речь, неизвестно. С другой стороны, зачем мне тайны высоких особ? Проку от них никакого, а вот лишиться здоровья можно запросто.

Возможность «поразвлечься» свалилась на нас, как обычно бывает с такого рода «весельем», совершенно неожиданно. Мы ехали малолюдной кружной дорогой по землям какого-то графа, явно враждебно настроенного по отношению к Мирасель. Командир, несмотря на молодость, опытный офицер, постоянно поторапливал людей, заставив гвардейцев надеть доспехи и быть готовыми к бою.

После обеда на горизонте показалась тяжелая грозовая туча, обещавшая долгожданную прохладу, бесплатный душ и ослепительный салют под гром литавр. В жару каждый мечтает о дождике, а дождавшись, старается как можно быстрее спрятаться от долгожданной благодати. Нам прятаться было негде, а граница недружественного графства находилась аккурат за лесом, который нам еще только предстояло пересечь. На опушке нас одновременно догнали: туча, обрушившая на наши головы всю накопленную воду, и гонец от арьергарда с известием о том, что процессию настигает отряд примерно в сотню конных, мечтающих, вероятно, пригласить сеньориту погостить.

Сеньорита не пожелала принять приглашение, сделанное столь не куртуазным способом, и командир, полностью ее поддерживающий, приказал процессии ускорить движение, а воинам, вооруженным пороховыми ружьями, во что бы то ни стало сохранить капризный порошок сухим. Для этого даже отобрал плащи у арбалетчиков и передал аркебузирам. Отряд углубился в лес, к нему подтянулся арьергард, и бойцы остановились, чтобы принять бой. Наши лошади устали, а дорога быстро стала похожа на полосу жирной грязи, что существенно снизило скорость движения. Пара лошадей уже с трудом тянула карету сеньориты.

Гвардейцы, имея в своем распоряжении всего несколько минут, повалили пару не очень толстых деревьев на дорогу, преградив тем самым путь коннице. Все спешились и заняли позиции. Три десятка готовились встретить вражеский отряд в лоб, а два оставшихся заняли оборону вокруг кареты. Впрочем, именно в лоб встречал врага только один десяток, два других скрылись за деревьями перед засекой для атаки с флангов.

Думаю, командир преследователей был грамотным воякой и разведку вперед не выслал, скорее всего, только потому, что был абсолютно уверен – мы убегаем со всех ног, и нам это может удаться. Кто знает, вдруг за лесом нас ждет отряд поддержки, и тогда шансов с нами разобраться просто никаких. Да еще к этому моменту гроза затянула все небо, и стало темно, словно поздним вечером, а хлынувший ливень сократил видимость до трех-пяти метров. Неудивительно, что отряд неприятеля по трое в ряд вышел прямо на засеку. Передовые, не успев сдержать лошадей, с маху напоролись на деревья и не удержались в седлах. Вспорхнув соколами ясными, они слаженно рухнули в грязь и остались лежать без движения. Без переломов явно не обошлось. Следующие несколько рядов не успели ничего предпринять и врезались в передовых. В ослепительно-белых вспышках молний вставшие на дыбы лошади и падающие люди, перечеркнутые плотными струями дождя, казались персонажами демонического театра.

– Огонь! – рявкнул лейтенант.

Из-за деревьев по оставшимся в седлах врагам ударили аркебузы. Около двадцати преследователей были выведены из боя, что несколько уравновешивало наши силы. Я участия в этом празднике не принимал. Моя задача заключалась в другом, поэтому, накинув капюшон плаща, я спокойно сидел на подножке кареты и ждал своей очереди.

– Дит, – выглянула из окошка Мирасель, – что мне делать? У меня есть шпага, и я неплохо ею владею. А еще два заряженных пистоля. Ими меня тоже учили пользоваться.

– Тогда, сеньорита, сиди в карете и, как враги подойдут ближе, стреляй.

– А потом?

– Потом перезаряжай и снова стреляй…

– А вдруг тебя убьют?

Я с удивлением услышал в ее голосе беспокойство. Ладно бы за себя – это было бы естественно, но, похоже, она переживала за меня! Странно и… приятно. Если я, конечно, ничего сам себе не напридумывал.

– Тогда сначала стреляй, а потом можешь и шпагой помахать… Только в платье ты не боец. В момент дырку проделают.

Ну вот и наш черед. Два десятка бойцов неприятеля обошли отряд с фланга и, прорвав заслон, быстро приближались к экипажу. Как раз напротив нашей позиции деревья росли редко, что давало некоторый простор для боя, а за спиной густой колючий кустарник надежно прикрывал тыл. Во всяком случае, пройти там можно было, только прорубая тропу. А дело это долгое и шумное, к тому же ненужное. Два десятка на одного меня – помощи ждать неоткуда, все наши связаны боем – все равно многовато. Будь это романтики с большой дороги, я бы не сомневался в победе, но хорошо обученные гвардейцы в таком количестве по зубам разве что опытному барсу. Понимая, что настало время последней охоты, я отрешился от происходящего вокруг и мобилизовал ресурсы тела. Все без остатка. Раз предстоит погибнуть, лучше прихватить с собой побольше врагов. Я не боялся смерти и не сожалел о краткости моего бытия. Наставники хорошо подготовили нас к такой ситуации – никаких мыслей о возможном поражении. Победа или смерть. Для меня эти слова не были пустым звуком.

Глава 7

– …Тут этот гад живот мне и проткнул. Как бабочку к дереву пришпилил. Я так и сполз по стволу. Сел. Руки-ноги ватные, шевельнуться не могу, но все вижу и соображаю. А вражина, видно, так спешил до сеньориты добраться вместе с отрядом, что даже добивать не стал. Вот подбежали они к карете да и приостановились. На ступеньке спокойно так, будто ни дождя, ни боя вокруг, сидит ее телохранитель, сэр Дит. Это я знаю, кто там сидит. А мятежники видят мрачную фигуру в черном плаще с накинутым капюшоном, никак на них не реагирующую. Словно сама смерть их у порога экипажа встречает. Вот и встали они. Не знают, что дальше делать. Остановились, значит, а тут наша госпожа возьми да с двух стволов по ним и жахни. Бах, бах! И двое лежат, не дышат.

Сэр Дит встал эдак лениво, плащ небрежно с плеч прямо в грязь скинул. Под одежей кольчуга хорошей работы оказалась, в руках два клинка – шпага да кинжал. Полсекунды постоял он, словно примеривался, а потом как рванул! Стальной смерч! Глазом уследить невозможно. Такая рубка пошла: клинки звенят, кровь фонтаном, головы летят да по земле зайцами прыгают. Мне почудилось, что у сэра Дита шесть рук и глаза на затылке. Обычно в драке деревья и кусты – помеха, а ему, наоборот, словно помогают. Ветки мятежников цепляют, корни подножки ставят, деревья от ударов закрывают. А он словно на тренировочной площадке чучела на время рубит. В общем, не успевали они за ним. Ну никак. Иной еще стоит, хорохорится, да не знает, что труп уже.

Вот тут-то я и понял наконец-то. Не для забавы и не за внешность… э-э… причудливую взяла сеньорита наша этого парня в телохранители. Как он их крошил! Никогда не видел подобного. Он ведь не только клинками – ногами, локтями, головой, всем бил. И каждый удар – насмерть. Одно скажу: десять лет я в гвардии, не последним фехтовальщиком считаюсь, да и в отряд наш, вы, ребята, и сами знаете, отбирали только лучших, однако против сэра Дита и полминуты не выстоял бы. Вот как. Скольких он там поубивал, точно не знаю. Но всех, кто был, – точно. Вот уж и последние двое против него стоят, понимают – смерть пришла. Оба бледные, как молоко.

К тому времени сеньорита, видно, уже успела пистоли перезарядить и опять бабахнула. Первый выстрел мимо. Ну, это-то понятно. Они же теперь дальше стояли, к тому же за деревьями. Толком-то не прицелишься. Зато другим выстрелом пулю точно в лоб вражине вбила. Его дружок совсем растерялся. Еще бы! Столько народу у них побито оказалось, да все одним воином. И вот, веришь?.. Молния как раз сверкнула, высветила на миг лицо парня… у меня у самого мурашки размером с ежа по спине пробежали. Глаза синим огнем светятся, сам скалится жуткими клыками. Мятежник, увидев такое, как заорет: «Демон! С ними демон!» – и бегом. Однако не ушел. Сэр Дит шпагу, словно копье, метнул, и сердце вражине так и пробил. Насквозь. Вот так братцы. А парень наш постоял немного да и рухнул. Видно, все силы в этот бой вложил.

Тут, братцы мои, вылетает из кареты сеньорита и с криком: «Дит, не умирай!» – кидается к парню, садится прямо в грязь и голову его на колени себе кладет… А дальше вы уже знаете. Через пару часов оклемался наш герой и даже раненым пошел помогать. Мне вон тоже рану подлечил, да получше нашего костоправа. Чувствую, через пару дней встану в строй, будто ее и не было… Что значит «демонская сила»? А хоть и демонская! Если она хорошего человека… Какого хорошего? Так меня, разумеется! Так вот, если эта сила меня на ноги поставила, то она и не демонская вовсе. Вон и брат Зорвес не возражал. А стал бы он с нечестивой силой знаться… И не оплошал я вовсе с тем гвардейцем, что меня проколол! Молод еще меня судить! Ты их нашивки видел? Видел, я спрашиваю?! Вот то-то. Оплошал! Это ж надо… Да это были головорезы из отборной полусотни герцога, лучшие из лучших. Правда, говорят, против аталийских барсов слабоваты будут. Но я тех барсов не видал, а с этими приходилось как-то пересекаться. Тогда обошлось – пьяные были и они, и мы. А тут стража… Вчера вот стражи не оказалось рядом… И где они шоркаются, когда людям нужны?!

Раненые на повозке, где сидел веселый рассказчик, дружно захохотали. Долго еще не смолкали непритязательные шутки и смех воинов, выживших в смертельном бою. А мне было стыдно как никогда. Обо мне говорят с явным восхищением, не ведая о том, что во время боя я элементарно испугался. Не просчитал противника. Упустил из виду, что ветераны из нашего клана рассказывали об опытных барсах, способных разделаться с двадцаткой любых гвардейцев, но… не об ирбисах. То есть они говорили о барсах, дравшихся в обычном состоянии. А я-то решил, что все! Нагулялся барсик. Не видать ему усов. И применил формулу «смертного боя» ирбисов. «Смертный бой» – тот же «холод», но при истощении сил воина не выбрасывает в нормальное состояние, а происходит подключение к неприкосновенным запасам жизненной энергии, что позволяет продолжать драку. До конца… Победного или нет – это уж как Создатель пожелает. Наш мастер-целитель предупреждал об опасности применения формулы (даже не получив ни единой царапины, можно все равно умереть от истощения) и рекомендовал использовать ее исключительно в безвыходной ситуации. Получается, я неверно оценил обстановку и решил, что мое положение безнадежно. В результате, добив последнего врага, сам рухнул без сил. Режьте меня, кто хочет, а я притомился, даже имя спрашивать не буду. Вот так.

В сознание я пришел не через два часа, как поведал раненый, а минут через тридцать, и возвращение в мир живых было весьма приятным. Я лежал в карете на сиденье, а моя голова покоилась на самой лучшей подушке – коленях прекрасной девушки. Она нежно гладила мои волосы и лицо, приговаривая: «Мой дикарь! Мой хищный зверь! Мой спаситель!» Мне так и хотелось замурлыкать от удовольствия. Этого я делать не стал, но еще с полчасика глаза не открывал, слушая чарующий голос и наслаждаясь прикосновениями ласковых рук. Иногда Мирасель наклонялась ниже, и ее крепкая грудь упиралась в мою щеку. Сквозь тонкую ткань платья я чувствовал ее очень даже хорошо. Мне едва удавалось сдерживать острое желание чуть повернуть голову и страстно впиться губами в волнующее полушарие.

Постепенно силы мои восстановились, и долг заставил открыть глаза. Мирасель, заметив, что я пришел в себя, обрадовалась и совершенно неожиданно страстно поцеловала меня в губы. Я ответил на поцелуй и снова выпал из реальности. Очнулся совершенно голым, стискивающим в железных объятиях тяжело дышащую, но страшно довольную сеньориту. На спине горели глубокие царапины от ее острых коготков, на руках, шее и ключицах саднили укусы. Я успел на своей шкуре прочувствовать, что конкистянки – девы страстные и горячие, но эта превзошла всех встречавшихся мне доселе. Если сравнивать (чего ни в коем случае нельзя делать – каждая девушка единственная и неповторимая), то прежние служанки, которых сеньорита для меня же и нанимала, не более чем скромный костер рядом с вулканом. То, что между нами произошло, я ни в коей мере не пытался трактовать как любовь. После трудного боя воину необходима разрядка, а Мирасель силой духа и хладнокровием в минуты смертельной опасности показала себя именно воином. Попробуйте в самой спокойной обстановке перезарядить пистоль: прочистить канал ствола, отмерить и засыпать порох, обернуть пулю в кусочек кожи или ткани, шомполом туго забить ее в ствол, подсыпать порох на полку, взвести курок… А теперь то же самое, но в бою, в полумраке качающейся кареты, когда вот-вот могут ворваться враги и зарезать, как свинью на бойне, и каждая секунда может стать последней…

Я ожидал чего угодно, вплоть до презрения со стороны девушки – в таких ситуациях виноваты обычно мужчины. Это они, как правило, совращают невинных дев, заставляя их вытворять такое… что вообще-то и сами девы вытворить очень даже не прочь. Однако отношение сеньориты ко мне не изменилось, она смотрела на меня по-прежнему страстно и призывно… Я не выдержал и более осознанно, с чувством, с толком, с расстановкой повторил все еще раз. И плевать на новые царапины, бурную качку кареты, сопровождающуюся ритмичным скрипом. Зато я понял, откуда у меня взялись следы укусов. Впиваясь в меня зубками, Мирасель сдерживала крик наслаждения, заменяя его тигриным рычанием. Представляю, как все выглядело со стороны – карета ритмично качается и поскрипывает, а из нее доносятся звуки борьбы двух здоровенных кошачьих.

Из экипажа я выполз часа через два, кое-как одетый, но довольный. Уверен, ни один медведь, добравшийся до богатейших запасов дикого меда, не был так счастлив, как я в те минуты.

Несмотря на состояние блаженной расслабленности, я счел своим долгом помочь отрядному костоправу, одному из гвардейцев, имеющему навыки оказания первой помощи на поле боя. Из полусотни охранников на ногах остались пятнадцать человек. Все легкораненые. Семерых тяжелых разместили на двух телегах, позаимствованных в деревне неподалеку. Сержант после боя отрядил двоих гвардейцев за транспортом, когда сообразил, что без этого тяжелых не вывезти. Лейтенант, к сожалению, геройски погиб.

Пришлось вспомнить все, чему нас учил мастер-целитель, и даже больше. При исцелении того самого раненого в живот воина, живописавшего мои подвиги, я впервые на практике применил глубокое зондирование. Собрав в ладонях клубок силы, я скрутил его жгутом и из этого жгута сформировал подобие клинка, поразившего бойца. Затем очень осторожно ввел его в рану на всю глубину. Слава Создателю, в теле не осталось посторонних предметов – как их вытаскивать, я тоже знал чисто теоретически, а потому не был уверен в положительном результате. Я чувствовал, как мой жгут силы уменьшается и утончается по мере сращивания поврежденных тканей. Вспомнив про очищение раны, мысленно преобразовал жгут, добавив антисептические свойства. Раненый застонал и чуть было не заворочался, что могло бы сбить весь процесс, но гвардейцы тут же пришли на помощь и обездвижили товарища. Они с изумлением наблюдали, как рана прямо на их глазах затягивается и покрывается молодой розовой кожицей. Когда дело было закончено, я попросил легкораненых, взявших на себя заботу о тяжелых, намазать рану мазью и перевязать чистой тряпицей, наказав выздоравливающему дня два полежать, пока ткани внутри брюшной полости не срастутся окончательно. Увидев такой результат, остальные попросили осмотреть и тех, кого уже успел перевязать костоправ. Правда, все просили не за себя, а за своих товарищей, понимая, что силы мои небесконечны. После первого успеха у меня как будто прибавилось сил, и я с удовольствием занялся всеми тяжелоранеными. На мгновение даже пожалел, что не сложилось у меня остаться в Барске учеником целителя.

Собрав трофеи и оружие своих погибших, мы, как смогли, похоронили павших, брат Зорвес попросил для них у Создателя легкого пути по небесным тропам, и остатки нашего отряда двинулись в путь. Мои трофеи – оружие и доспехи (разумеется, с кошельками и прочими дорогими побрякушками) восемнадцати сраженных лично мною, Мирасель разрешила положить к своему багажу на крыше кареты. Она, кстати, и сама не возражала против того, чтобы собрали и погрузили в багаж имущество подстреленных лично ею врагов. Это стало чем-то вроде охотничьего трофея, которым долгими зимними вечерами хвастаются перед друзьями, сидя у разожженного камина с бокалом старого вина.

На границе своих владений нас встречал сам граф Азильярос с сотней личной охраны. Видимо, деревенские успели известить его о случившемся, и он принял меры, дабы не допустить повторного нападения. Он предложил сеньорите погостить в его замке, отдохнуть и обсудить дальнейшие планы. Мирасель с удовольствием согласилась.

Ближе к вечеру мы достигли цели и через подъемный мост втянулись во двор замка. Слуги споро расседлали лошадей, пообещав обиходить их наилучшим образом. Раненых разместили в местном лазарете, где ими тут же занялся личный целитель графа. Мне предоставили комнату по левую сторону от двухкомнатных покоев сеньориты, а брату Зорвесу – по правую. Однако Мирасель объявила, что после нападения ее нервы не в порядке и она не сможет спать спокойно в одиночестве.

– Я бы с удовольствием предложил тебе свое общество, – улыбнулся граф, – но моя жена, боюсь, неправильно поймет такую заботу.

– О, не стоит беспокоиться. Мне вполне достаточно телохранителя, которого желательно поместить возле самой двери. Тебя не затруднит распорядиться поставить еще одну кровать? Походной будет вполне достаточно.

– Нисколько, о прекраснейшая.

Потом лично для меня была приготовлена горячая ванна, и три служанки помогли мне смыть пот, грязь и кровь. Через час я чувствовал себя обновленным и готовым к подвигам на поле постельного боя. Однако старшая служанка отрицательно помотала головой и знаками показала, что им строго-настрого запретили помогать мне в этой битве. Троица удалилась, тихонько хихикая.

Лакей проводил меня в покои сеньориты, где возле двери уже стояла довольно крепкая застеленная кровать. На столе благоухал разнообразной снедью и напитками большой поднос. Сеньорита сообщала через этого же лакея, что до позднего вечера она будет занята, и просила ужинать без нее. Невозмутимо подтвердив, что все принесенное предназначено для меня одного, лакей величаво удалился. Мои вещи, пострадавшие в бою, слуга забрал для стирки и починки, а мне пришлось надеть то, что было куплено еще в Вармоке, то есть наряд весьма скромный.

Отдав должное ужину, я использовал все свободное время для тренировки «холода» и управления силой. Каждый день убеждаюсь в огромной полезности этих умений. Жаль, конечно, что заработать на этом пока не удастся, но ведь не вечно же я буду телохранителем Мирасель. При следующем найме на работу можно предложить и такие услуги за отдельную плату.

Вернулась Мирасель поздно. Скептически осмотрела мое облачение, кивнула своим мыслям, затем устало прошла в спальню и села перед зеркалом. Вскоре подошли две служанки, предоставленные ей графом. Они принесли с собой тазик воды и принадлежности для вечернего умывания. Одна помогала сеньорите привести себя в порядок, вторая подготовила постель. Затем они раздели девушку, уложили ее в кровать, укрыли одеялом и по знаку Мирасель тихо и быстро удалились. Я тоже разделся, положил оружие так, чтобы было под рукой, и улегся на предназначенную для меня кровать, собираясь честно исполнить свои обязанности.

– Дит, неужели ты так устал, что даже поцеловать меня на ночь не хочешь? – донесся из спальни обиженный голос девушки. – Или не можешь? – добавила она в голос немного ехидцы.

…Под утро мне снова представилась возможность попрактиковаться в целительстве, заживляя царапины и укусы, полученные в результате поцелуя длительностью в ночь.

В замке графа Азильяроса мы целую неделю отдыхали и готовились продолжить путешествие. Для меня это была неделя любви и страсти. На людях мы с сеньоритой вели себя скромно, не афишируя наши отношения, но стоило наступить вечеру, и мы старались поскорее завершить дела, чтобы остаться наедине. Мирасель действовала на меня, как опьяняющие грибы, настой которых иногда используется для обезболивания. Я все время хотел ее видеть, касаться ее, говорить с ней… Говорить с ней тоже хотел, но слова моментально куда-то исчезали, когда она оказывалась рядом. Положение усугублялось тем, что видеть сеньориту мне удавалось только вечером. В течение дня она бесконечно совещалась с графом и его доверенными людьми. Меня туда не пускали. Такой расклад мне не нравился, и я перехватил девушку по пути из обеденной залы в кабинет графа. Сеньорита мигом поняла, что меня беспокоит, взяла за руку и отвела в ближайший альков. Мы стояли в полутемном помещении, нежно обнявшись, и Мирасель втолковывала мне, как пятилетнему ребенку:

– Ну что может случиться в отлично защищенном замке графа?

Я открыл было рот для достойного ответа, но девушка закрыла его, и надолго, самым сладостным способом – поцелуем.

– Без меня может быть опасно, – сказал я, немного отдышавшись.

– Лучше уж молчи, – прошептала она и положила свою голову мне на грудь. – Во-первых, если граф предатель, то и десяток барсов не помогут. – Здесь она поспешила с выводами, но поправлять ее я не стал, поскольку надеялся на интересное «во-вторых». – Во-вторых, видеть тебя рядом и не иметь возможности даже прикоснуться…– Она печально вздохнула. – Пойми, еще не время. Я не могу допустить, чтобы кто-то прознал о наших отношениях. Это грозит моей стране большими бедами. Понимаешь?

Я что-то проворчал в ответ, и Мирасель искренне обрадовалась. Похоже, я по-прежнему считаюсь недоумком, но и повода вылезти с опровержением пока не представлялось. Кажется, меня любили и так… а может, как раз за это. Глупый, но сильный и послушный мужчина, чем не мечта многих женщин? В постели хорош, делает что скажут, а помощник и советчик в делах Мирасель, скорее всего, не нужен. С ролью такового вполне успешно справляется брат Зорвес. На встречах с представителями знати, при которых я присутствовал, Мирасель показала себя умным, дальновидным, проницательным и жестким политиком. При этом незаурядные лицедейские способности помогали ей в делах. Складывалось впечатление, что она буквально с младенчества варилась в котле высокой политики. Перед одними она представала жестким и требовательным руководителем, перед другими – недалекой девчонкой, которой легко манипулировать, перед третьими – потенциальной невестой с очень богатым приданым.

Со мной она была нежной и ласковой, но в то же время властной и требовательной. С ее точки зрения, она лучше знала, что и как надо делать во всем, за исключением постели. Один раз она попробовала там покомандовать. Я поначалу позволил, но потом мягко и деликатно показал ей, что у меня это получается лучше. Впрочем, когда я чувствовал ее нестерпимое желание продемонстрировать власть, не сопротивлялся и становился послушен ее воле. Наши ночные подвиги были похожи на борьбу равных противников, когда каждый несколько раз меняет роль всевластного монарха на роль покорного раба. Это еще больше заводило девушку, да и меня, признаться, тоже. И в каждую новую любовную схватку мы с ней бросались с все большим энтузиазмом.

Единственное, что не давало мне полностью отдаться чувствам, – искреннее непонимание, что во мне могло привлечь столь богатую, знатную и очаровательную девушку, имеющую большой выбор кавалеров на любой вкус, готовых, не раздумывая, по малейшему намеку, движению брови и просто взгляду кинуться выполнять все самые причудливые капризы? Небогатый, нетитулованный, безземельный дворянин, которому нечего бросить к ногам любимой, помимо шпаги, любви и верности. Ладно бы еще красавчиком был писаным, властителем дум и сердец девочек-подростков. Но ведь и этого нет. Даже скорее наоборот.

На четвертую ночь в замке я не выдержал и, когда буря любви немного поутихла, чтобы чуть позже снова набрать обороты, я спросил свою возлюбленную, гладя и лаская ее грудь:

– Скажи, Мирасель… а почему я?

Она с улыбкой повернулась ко мне, поцеловала и погладила щеку.

– Глупый… какой же ты глупый, – промурлыкала она и ответила чуть ли не словами Ромиса, хотя общего папы у них явно не было: – Конечно, каждая хочет, чтобы ее ребенок был красив, умен и силен. Поэтому все кидаются на смазливые личики и скульптурные фигуры, уговаривая себя, что остальное в этом мужчине тоже есть, и часто ошибаются. Для меня красота лица совсем не важна. Я увидела в тебе настоящего мужчину – сильного, страстного, честного и верного. Говорят, что счастливы мальчики, которые внешне похожи на мать, и девочки, похожие на отца. У меня будут только мальчики. Наследники. На то есть целители, способные предсказать и даже подправить пол ребенка во время беременности. – Она легла на спину и, мечтательно глядя в потолок, подытожила: – У тебя свежая сильная кровь. Сыновья унаследуют твою силу и воинские способности, мои красоту и ум. Они будут великими прави… В общем, это будет сильный дворянский род. Понимаешь?

Такое объяснение меня вполне устроило, и я немного успокоился. Однако не видеть Мирасель целый день с самого утра и до позднего вечера становилось для меня мучительной пыткой. Чтобы не сойти с ума, я усилил тренировки и с головой погрузился в книги по целительству, найденные в библиотеке графа. Вход для гостей был свободный, и я недолго думая решил воспользоваться случаем. Причем к тому времени я прекрасно понимал конкистос. Сказалась моя ежедневная молчаливая практика в окружении носителей языка. А читать на конкистос я научился еще в Барске. Графский библиотекарь, увидев меня, чуть не подавился очками, но книги выдал, осторожно обращаясь ко мне на ломаном аталийском. Его настолько заинтересовало, зачем этот явный дикарь приперся в обитель знаний, что он несколько раз, будто по срочной надобности, прошел мимо моего стола. «Картинки похабные рассматривает», – пришел он наконец к выводу, полностью его успокоившему.

Ничего удивительного здесь не было. Дело в том, что книги по целительству, как правило, хорошо иллюстрированы. В частности, в цвете изображались обнаженные мужские и женские тела, в том числе и в разрезе со всеми внутренними органами, схемами кровообращения, энергетических потоков и узлов, точек пересечения противоположных по знаку энергий. Кое-что я уже хорошо знал и поэтому некоторые страницы пролистывал, не вникая в содержание, что, видимо, и дало основание библиотекарю прийти к такому выводу. Но мне это было только на руку, разубеждать его не было смысла, и я продолжал изучать материал, больше не обращая внимания на архивную крысу. Очень приятно было узнать, что в составлении этого труда активное участие, судя по отзывам других авторов, принимал наш мастер-целитель.

К концу недели я почерпнул много новых знаний, но все они были чисто теоретическими. Превратить их в практические навыки для меня оказалось невозможно – ранеными занимались местные целители и ничего не хотели слышать о помощи в их нелегком деле или хотя бы о возможности присутствовать на операциях. Мотивировали это тем, что я даже не ученик целителя и не гражданин Конкисты, а они несут персональную ответственность перед графом за каждого раненого, поэтому не могут доверить столь важное дело неизвестно кому.

Наше пребывание в замке прервалось неожиданно. Мирасель хотела провести здесь еще пару дней, но вышло по-другому.

Однажды ночью я вдруг почувствовал опасность и отстранился от девушки. Та обиженно посмотрела на меня и хотела уже задать вопрос, но я приложил палец к ее губам и шепотом попросил вести себя тихо, а в случае опасности быстро нырнуть под кровать. Плавно двигаясь, я тихо соскользнул с кровати, подобрал шпагу, как всегда лежавшую под рукой, и, на короткое время войдя в «холод», осмотрелся. Тьма отступила, и я увидел, что к открытым настежь дверям нашей спальни, бесшумно пересекая гостиную, приближаются четыре тени. Одеты они были в черные одежды и вооружены воронеными кинжалами, не дающими отблесков в лунном свете. Один метнулся к моей кровати, но тут же вернулся к товарищам, знаком показав, что там никого нет.

Я спрятался за дверью и, когда двое пересекли порог комнаты, атаковал. Рисковать не хотелось, рядом была сеньорита, поэтому действовал я максимально быстро и эффективно. Фигуры наемных убийц привычно застыли, мой мозг просчитал оптимальные векторы атаки и перемещения, тело претворило план в жизнь. Один остался без головы, второму я перерезал шейную артерию. Трупы еще стояли, а я уже развернулся к оставшимся двум, оскалился и, зарычав, двумя быстрыми ударами рассек им глотки.

Несколько секунд, и все было кончено. Мирасель даже не успела ничего понять. Я высек огонь и зажег свечи в канделябре. Девушка, увидев тела наемных убийц, немного побледнела, но присутствия духа не потеряла. Накинув халат, она, стараясь не наступать в лужи крови, побежала к дверям. По пути попросила меня одеться и разворошить свою постель.

Распахнув двери, она властно потребовала от стражей срочно, но без шума вызвать сюда графа. Один из воинов послушно побежал в сторону апартаментов своего сеньора.

Граф появился довольно быстро. Впрочем, было видно, что одевался он впопыхах.

– Что случилось, сеньорита?

Мирасель молча показала на трупы. Граф прямо задохнулся от изумления:

– Но… к-как?!

Ответ не требовался, так как потайной ход, откуда появились наемники, остался открытым. Видимо, убийцы рассчитывали быстро сделать свое дело и скрыться.

– Ты не пострадала? – забеспокоился Азильярос.

– Нет, я в порядке, – ответила девушка и добавила, со значением посмотрев на хозяина: – Теперь ты видишь, что я не зря настаивала на том, чтобы мой телохранитель ночевал у меня в комнате?

– Кто бы мог подумать, что такое может произойти в моем замке? – Он зло прищурился. – Без предательства явно не обошлось. Охрана! – И приказал вбежавшим охранникам: – Срочный приказ капитану стражи: закрыть все выходы из замка, поднять всех слуг и выяснить, кто отсутствует. Допросить всех, о результатах доложить. Все, исполняйте.

Один из стражей побежал будить капитана. Второй остался с нами.

Азильярос внимательно осмотрел побоище и с восхищением сказал Мирасель:

– Насколько я понимаю, убийцы не успели ничего осознать, как уже умерли. У тебя отличный охранник! Не желаешь уступить его мне?.. Я конечно же шучу. Тебе он в любом случае нужнее. Однако из происшествия следует сделать вывод, что мы слишком расслабились и забыли о врагах. Я не отказываю тебе в гостеприимстве, но ты у меня явно задержалась. Мятежники успели узнать, где ты, найти подходы и попытаться тебя убить.

– Ты прав. Утром мы должны уехать.

– Хорошо. Остальные соображения я передам тебе в письме. В сопровождение я отряжу полсотни своих гвардейцев вместе с капитаном. Его хорошо знают окрестные владетели, и чинить препятствий твоему путешествию не будут, а то и помогут где.

– Договорились, – кивнула Мирасель.

– Я тебя пока оставлю. Надо распорядиться, чтобы здесь прибрали, а ты пока собирайся. Все равно, уверен, спать уже не ляжешь.

С этими словами граф торопливо вышел. Свалившиеся на его голову проблемы вряд ли дадут ему спокойно уснуть.

– Может, он?.. – спросил я… нет, не любимую девушку, а сеньориту.

Немного подумав, она отрицательно помотала головой:

– Маловероятно. Ему не было бы смысла действовать столь сложно. В охране стояли его люди. Могли спокойно войти, убить и не спеша инсценировать работу наемных убийц. Впрочем…

Она задумалась, и я понял, что вероятность предательства со стороны графа не исключается ею как один из возможных политических раскладов.

Утром мы покинули гостеприимный замок и продолжили путь на юг. Мирасель, как я видел в окно кареты, ехала спокойно, а меня тревожил отряд сопровождения. Если граф – предатель, то девятнадцать гвардейцев, оставшиеся от прежнего отряда (двое были вынуждены прервать путешествие, их переломанные кости еще недостаточно срослись) недолго смогли бы сопротивляться полусотне сопровождения. Однако прошел день, другой. Мы уже выехали за пределы графства, и наступил благоприятный момент, чтобы разделаться с нами, не бросая тени на Азильяроса, но все было спокойно. Его гвардейцы как ни в чем не бывало несли службу и, похоже, даже не думали ни о каком нападении на нас.

Только через пару дней я наконец более-менее успокоился, но контролировать обстановку продолжал. А тем временем наши гвардейцы быстро сошлись с графскими и вовсю развлекали их байками, героем части из которых был я. В частности, они в лицах изображали, как испугался демона хозяин трактира или, перебивая друг друга, наперебой неизвестно в какой раз рассказывали о бое в лесу. Количество поверженных мною врагов росло от рассказа к рассказу. Последний рассказчик утверждал, что противостояло мне не меньше сотни, за моей спиной выросли гигантские черные крылья, а я якобы хохотал, убивая врагов десятками, разрывая плоть когтями и выпивая кровь. В это никто не поверил, но уважать меня на всякий случай стали.

Дальнейшее путешествие прошло сравнительно спокойно. Во всяком случае, для меня. Сеньорите, чем дальше мы продвигались на юг к Срединному морю, приходилось работать все больше, а времени, да и возможностей для наших свиданий оставалось все меньше. Иные встречи с вельможами и местными владетелями проходили прямо в пути. К нам временно присоединялся отряд очередного барона или графа, вельможа подсаживался в карету, где обсуждал с Мирасель какие-то вопросы. Во время привалов девушка продолжала работать с документами, диктовала письма, разбирала почту и совещалась с братом Зорвесом. Вероятно, дело, которым она занималась, близилось к завершению, объем и темп работы нарастал.

Черты лица моей любимой заострились, она сильно похудела, вокруг глаз залегли черные круги. В таких условиях мне было неловко требовать к себе внимания, хотя Мирасель старалась не забывать про меня. В ближайшем от замка графа Азильяроса городе она потребовала остановиться на день. Под предлогом того, что ее личный телохранитель не должен выглядеть как оборванец, сеньорита лично сходила со мной к лучшему портному и приодела меня с ног до головы. Одежда была не роскошная, но очень качественная. Если рубашки, то либо из катайского шелка, либо из рассейского льна. Если кожаный колет, то тонкой выделки. Если сапоги, то от лучшего башмачника – добротные, прочные и красивые.

В Лефарус, портовый город на берегу Срединного моря, мы прибыли на исходе лета и остановились, сняв номера в лучшей гостинице, на целых два дня. Впервые за продолжительное время сеньорита смогла нормально выспаться, не спеша, растягивая удовольствие, искупаться в горячей ванне и отдохнуть. На второй день, когда должна была состояться очередная встреча, она с утра немного нервничала. Как я понял, эта встреча была для нее очень важна.

Как обычно, гостя мы ждали в комнате вдвоем с сеньоритой. Но он пришел один, без охраны.

– Прибыл представитель гильдии магов, – доложил гвардеец, охраняющий вход в комнату. – Пригласить?

– Зови, – разрешила Мирасель и несколько нервно переплела пальцы рук.

В помещение вошел толстенький, невысокого росточка человек в мантии. Был он высокомерный, напыщенный, как индюк, и важный, как петух бабушки Сормы. Презрительно поглядев на меня, он через губу поздоровался с девушкой и спросил:

– Ты, что ли, Мирасель?

Глаза моей любимой опасно сузились, но ответила она ему вежливо:

– Я – сеньорита Мирасель.

А дальше, ничего не объясняя и вообще не говоря ни слова, маг меня атаковал. Я его атаки сначала не видел, но чувство опасности, развившееся за последнее время, заставило буквально провалиться в «холод». В этом состоянии я вдруг заметил, как от ладони мага в мою сторону довольно шустро летит какая-то гадость. Другая ладонь направлена на девушку, и там уже созрел комок чего-то явно опасного. Тело действовало само: выпущенный мною метательный нож пробил шею толстяка насквозь, и в это же время сам я кувырком в последний момент (очень уж быстро летел этот комок силы) ушел в сторону Мирасель и сбил ее с ног.

Удостоверившись, что опасность позади и маг-убийца лежит неподалеку, еще подергивая ногами в агонии, но уже ни на что не способный, я помог ошеломленной девушке подняться и отряхнул ей платье.

– Ты что себе позволяешь? – наконец дошло до ее сознания случившееся. – Что ты натворил?! Дикарь! Троглодит ненормальный! Ты убил представителя гильдии магов! Разрушил все мои планы! Они же теперь выступят против меня. Все! Ты понимаешь, что это значит, тупица?!

Она была прекрасна в гневе, но этот гнев ранил мое сердце. Я стоял и молча слушал ее отчаянный крик.

– Отвечай! Почему ты его убил?! Ты сошел с ума?!

– Он напал на нас.

– Да-а? Он на нас напал, оказывается… А ты что, маг, что ли? Маг? Да?

– Не маг, – вынужден был признать я. Ну как я мог ей рассказать о том, что видел и чувствовал. В данной ситуации я и сам себе не верил и начал сомневаться, не привиделось ли мне это нападение.

– Вон отсюда! Иди в свою комнату и жди! Если маги потребуют твою голову, я им ее отдам.

– Чью голову ты хочешь нам отдать, сеньорита? – раздался от двери недоумевающий голос.

Мы одновременно развернулись и с удивлением уставились на незнакомца… в мантии мага, спокойно стоящего в дверях. Однако его спокойствие мигом испарилось, когда он увидел на полу тело собрата. У меня сердце ухнуло куда-то в пятки и там забилось в темный угол. Магам противостоять я, может, и сумею, но недолго.

Между тем незнакомец склонился над телом, перевернул его на спину и впился взглядом в лицо покойного, после чего, злорадно ухмыльнувшись, произнес:

– Да это же Тропс! Как ты здесь оказался, негодяй? И как тебя смогли убить? Надо же! Обычный метательный нож. Даже без внедренной силы! Удивительно.

– Ты его знаешь? – робко спросила Мирасель.

– Да. Это личный маг герцога Васкоза. Большой негодяй. Что он здесь делал?

– Он сказал, что является представителем гильдии…

– Вот как? – приподнял брови незнакомец. – Он так сказал? Однако… Судя по всему, он пришел тебя убить. Обычно ему такие дела удавались. Что же ему помешало сейчас?

Мирасель сбивчиво рассказала о том, что видела. Маг внимательно ее выслушал и обратился ко мне за разъяснениями:

– А что же тебя, молодой человек, подвигло напасть на мага?

– Мне показалось, что он атаковал. Я не успел ничего обдумать, как тело все сделало само.

Маг внимательно пригляделся ко мне и одобрительно кивнул:

– Ты, я вижу, барс, а насколько мне известно, барсы на такое способны. Ну кто бы мог подумать, что… э-э-э…

– Сеньорита Мирасель, так меня зовут, – несколько торопливо, на мой взгляд, подсказала ему девушка.

– Да. Именно. У сеньориты… Мирасель в охранниках будет настоящий барс! Вот и Тропс – пренебрег защитой и получил нож в шею. Иначе так легко вы бы не отделались. В общем-то, скажу я вам, туда ему и дорога. И ничьи головы нам не надо отдавать. Парень выполнил свой долг, честь ему и хвала… Да, позвольте представиться – служащий гильдии магов, магистр второй ступени Солверс. – И маг уважительно поклонился нам с сеньоритой.

– А как же этот Топс…

– Тропс, сеньорита.

– Да, Тропс. Он что, был подставной представитель гильдии?

– Именно так. Но как они смогли прознать о предстоящей встрече с вами?.. Впрочем, это наши внутренние дела. Мы непременно разберемся, шпиона выявим и примерно накажем. Можете не сомневаться. Теперь, насколько я понимаю, тебе предстоит решить много вопросов, не смею более задерживать. Скажу только – я должен передать волю верховного собора магов нашей страны.

Мирасель даже дыхание затаила, а этот шутник специально немного помедлил, прежде чем возвестить наконец:

– Собор полностью поддерживает тебя, сеньорита, и готов встать в ряды твоих сторонников.

Девушка ощутимо расслабилась, и на ее щечки вернулся румянец. Я чувствовал, что ей нестерпимо хочется заплясать от радости прямо здесь, рядом с трупом убийцы, но она сдержалась и корректно поблагодарила Солверса за доставленное лично приятное известие и попросила передать благодарность собору, уверив, что те, кто с ней сегодня, не будут забыты завтра.

Напоследок Солверс оставил записку, в которой извещал, что тело принадлежит магу Тропсу, совершившему нападение на сеньориту Мирасель, в результате чего его убил охранник.

Маг раскланялся и, не задерживаясь более, удалился.

Мирасель подошла, взяла в ладошки мое лицо и крепко поцеловала.

– Прости меня, Дит. Я кричала на тебя, а ты снова спас мне жизнь. Я не знаю, как тебя отблагодарить… Нет. Знаю. Но надо чуть-чуть подождать, – прошептала она.

Вызвав охрану, сеньорита приказала убрать тело, сообщить о происшедшем в городскую стражу и позвать прислугу вымыть пол. Когда все было сделано, она сообщила, что очень устала и должна отдохнуть, заперла дверь и немедля потащила меня в спальню.

То, что не удалось Тропсу, отчасти удалось ей. Взрыв чувств заставил нас надолго выпасть из реальности, после чего мне снова пришлось залечивать спину от царапин и прочие части тела – от укусов. Но зато любовь наша, смею надеяться, была тиха и для окружающих незаметна.

Глава 8

– …почему Гиперборейский океан носит такое название?.. Старики говорят, где-то далеко на севере океана был целый континент гипербореев. Ну так их называют. Люди такие. А может, не совсем люди, кто их теперь поймет? Высокие, светловолосые и голубоглазые. А уж воины какие… Никто против них выстоять не мог. Все побережье им принадлежало. И Конкиста, и Галлития, и Нибелунг, и Сакстура… Приходили они два, а то и три раза в год на громадных кораблях… Наши галеоны, которые мы сейчас грузим, все равно что шлюпки против того же галеона. О как! Значит, приплывали они за данью… золото брали, меха, железо, пеньку и непременно пять сотен молодых, крепких мужчин. Ежели какой слабый попадался, сборщику голову рубили, хватали еще сотню первых попавшихся – и на корабль. Так рассказывают.

– А что потом? – с любопытством спросил я своего собеседника, портового амбала Кребино, вливающего в свое необъятное брюхо пятый кувшин пенистого пива.

Могучий детинушка, что называется, семь на восемь – восемь на семь, мускулы с детскую голову мячиками перекатываются по полуголой груди и здоровенным рукам. Рядом с ним я, очень не хилый парень, казался себе хрупким и хлипким мальчонкой. Удивительно, но характер детина имел покладистый, не обидчивый и добродушный, по-детски наивно-мечтательный и восторженный. Мог часами, не прерываясь на еду и выпивку, слушать всевозможные истории, не пренебрегая откровенными выдумками. При этом сам знал их превеликое множество и с удовольствием рассказывал заинтересованным слушателям.

– А потом все! Перестали приходить. По слухам, ихний континент утоп уже лет шестьсот как. Но!.. – Кребино сделал многозначительную паузу и перешел на шепот: – С год назад фрегат «Звезда Конкисты» спас одного морячка, матроса с пиратского корабля. Мне братишка, что на «Звезде» служит, по большому секрету сказал. Я вижу, ты парень честный, болтать не будешь, потому и сказываю.

Я подозревал, что все портовые эту «тайну» уже давно и не один раз обсудили.

– Этот спасенный был едва живой, бледный, что зелень подкильная, а уж тощий, что смерть. В бреду все бормотал: «Гиперборея… золото… Гиперборея… золото…» На том фрегате хороший маг-целитель оказался, он его немного подправил, но спасти все равно не смог. Сумел разве что ненадолго в чувство привести. Так перед смертью пират поведал, что занесло их в сторону от торговых путей на север. Они от галлитийского корвета уходили. Тот их уже почти настиг, да случился шторм и разметал тех и других. Шторм они, стало быть, пережили, от преследования, значит, оторвались и совсем уже к югу поворачивать наметили, как впередсмотрящий заорал: «Земля!» – и они решили узнать, что это за место. Так далеко на север еще никто не заплывал. На картах ничего нет, да и вообще тот район – одно белое пятно.

В общем, подошли они к берегу с небольшой удобной бухтой. А что это – остров или материк, так и не выяснили, им до этого дела не было. Решили считать островом. Что да как, я толком не знаю, а высадили пираты отряд для разведки. Этот спасенный был среди разведчиков. Говорит, на острове видел дома из камня, все страшно разрушенные, а внутри каждого золота и драгоценностей – как грязи. Грудами лежат. Похватали пираты сколько могли унести, да, видно, прогневали духов тех мест. Не смогли они вернуться. Напали на них демоны и вмиг побили-порубили. Он один в живых остался по чистой случайности: в подвале каком-то задержался, мешок золотом набивал. Услышал, значит, крики и лязг оружия на улице, выглянул осторожно, а там демоны уже доканчивают его товарищей и куда-то волокут их тела. Забился он в подвал поглубже, там и отсиделся до вечера. Потом прокрался в бухту. От баркаса пепел один остался, видать, демоны сожгли, так он вплавь до своего корабля добрался. Подняли его на борт, выслушали рассказ, да и рванули прочь от того проклятого берега на всех парусах.

Но уйти им не суждено было. Следующий шторм неполной командой они уже сдюжить не смогли. Затонуло их судно, один только этот и спасся. – Рассказчик приник к очередному кувшину, отдышался и, посмотрев на меня, серьезно сказал: – Думаешь, я тюльку травлю? Ракушки на уши клею? А для чего, ты думаешь, два галеона в порту продовольствием загружаются да вербовщики по третьему разу злачные места прочесывают? Солдат для высадки и разведки набирают. С этой дракой среди благородных, кому трон задницей греть, опытных воинов никто не даст, самим нужны. А вот отребья не жалко. Сдохнут – туда и дорога. Главное, чтобы остров от демонов очистили. Служители Создателя четырех братьев своих для этого дела отряжают. Это я не просто так тебе говорю. Братуха у меня есть на «Звезде Конкисты», он и шепнул. Они аккурат сопровождать пойдут.

…Познакомились мы с амбалом при самых обыденных обстоятельствах. Я зашел в припортовый кабак промочить горло свежим холодненьким пивом, что при осенней жаре в этих южных краях – блаженство неземное, а Кребино ввалился с толпой таких же, может, чуть помельче, «троллей». У них как раз случился перерыв, вот они и спешили перевести дух да пивка глотнуть бочонок-другой. Кабатчик забыл предупредить о том, что полностью свободный стол в углу заведения в это время обычно занимает артель портовых амбалов, а может, нарочно не сказал. Публику хотел бесплатно повеселить. Тем не менее Кребино спокойно прошел в угол. Его рука привычно потянулась, чтобы сгрести за ворот незваного гостя, то есть меня, но сжала всего лишь воздух. Правда, воздух не простой, а пропитанный ароматами кухни и свежего пива. С удивлением посмотрев на пустой кулак и на меня, отсевшего на шаг влево, он повторил попытку. Результат был тот же. В этот раз я вернулся на прежнее место. В глазах амбала вместо ярости я увидел детское любопытство и азарт. Когда еще несколько попыток не принесли ему удачи, он расхохотался, попытался хлопнуть меня по плечу, промазал, сел на скамью рядом и с восхищением сказал:

– Ну и верток же ты, точно обезьянка капитана Грумероса. – Его товарищи одобрительно загудели и стали рассаживаться на лавки вокруг стола. Сравнение с этим животным прозвучало так искренне и доброжелательно, что ничего обидного для себя я в этой фразе не усмотрел.

Больше никто не пытался вышвырнуть меня с насиженного места, и после кивка Кребино артель приняла незнакомца в моем лице в свою компанию. Пара баек и веселых историй, подкрепленных бочонком доброго пива, сделали меня в светском обществе портовой элиты совсем своим. Благо в славном городе Лиссаго моя внешность никого не удивляла и не заставляла морщиться, поскольку встречались здесь личности самые экзотические, в сравнении с внешностью которых мое лицо – эталон утонченного аристократизма. Для прогулок я наряжался в старую, еще из Барска, одежду, аккуратно заштопанную и выстиранную в замке Азильяроса. До этого использовать ее не приходилось – Мирасель столько всего накупила, что у меня в багаже хранилась пара ни разу даже не надеванных костюмов. Шпагу я оставлял в особняке, где остановилась сеньорита, и брал с собой только кинжал да несколько метательных ножей, которые прятал под одеждой. Таким образом, выглядел я небогатым наемником-простолюдином, судя по небольшому акценту, то ли с севера Конкисты, то ли с юга Галлитии.

Две недели мы в этом городе, а я все не могу насмотреться на океан и корабли. Думал даже, не заразился ли я от некоторых друзей из Барска, бредивших морями, океанами, экзотическими странами, пальмами, попугаями и знойными красотками. Они, наслушавшись нашего географа и начитавшись романов (не тренировкой единой жив барс, ничто человеческое ему не чуждо), прямо спать не могли, все обсуждали достоинства кораблей с прямым, косым или комбинированным парусным вооружением. Я не прислушивался к их горячим спорам, чтобы не засорять мозги бейдевиндами, бакштагами, шпангоутами и прочими такелажами. Для меня тогда все это не представляло никакого интереса. Другое дело – лес, где каждая былинка – живая. Войди, проникнись, стань его частью, и такая мощь тебе будет дарована, такое счастье, восторг и здоровье, какое не найдешь более нигде в мире. Но мнение мое переменилось, когда я увидел океан воочию, а не на картинке в книге. Так и застыл холодцом в миске, пораженный его величием, мощью и, на миг показалось, огромной нечеловеческой мудростью.

Город-порт Лиссаго располагался на берегу обширного залива, отсеченного от океана двумя высокими скалистыми мысами, которые почти замыкались в кольцо, оставляя не очень широкий проход в бухту. Небольшие форты, вооруженные крупнокалиберными пушками, стерегли город от враждебного флота. Берег в этом месте полого спускался к океану наподобие гигантской чаши, поверхность которой вся была застроена двух- и трехэтажными домами из белого известняка или мрамора. Черепичные крыши в большинстве своем были выкрашены в красный цвет. Возле каждого дома обязательно росли плодовые деревья, хотя бы одно или два. Издалека вся эта картина – синь залива, красно-белые дома, утопающие в зелени, – представляла собой фантастически прекрасное зрелище. Дорога проходила как раз по оконечности восточного мыса, и с его высоты все было прекрасно видно. Не один я остановился тогда полюбоваться открывшимся видом. Те, кто здесь раньше бывал, тоже не отказали себе в удовольствии снова впитать в себя мощь океанских волн и вдохнуть воздух, насыщенный свежими, для меня незнакомыми ароматами. Нотка гниющей рыбы и тины добавляла… в общем, ничего она не добавляла. Главное, не очень портила прекрасное впечатление.

Сеньорита поселилась, как обычно, в лучшем трехкомнатном номере дорогой гостиницы, ставшем ее временной штаб-квартирой. Нервное напряжение в предчувствии близкой развязки достигло предела. Встречи со знатью практически прекратились. Скорее всего, все возможные переговоры уже состоялись, интрига приблизилась к кульминации, осталось дождаться результата. По себе знаю – ожидание выматывает иной раз больше самого трудного действия. Для меня работы почти не было – изредка сопроводить сеньориту в город да иногда поприсутствовать на приемах и встречах с представителями благородных семей государства.

Имея столько свободного времени в прекрасном городе на берегу океана, можно было бы получить уйму необыкновенных впечатлений и удовольствий. Я честно пытался получить эту уйму, но никак не мог себя заставить беззаботно веселиться и радоваться хорошо оплачиваемому отдыху. Со всей очевидностью мне стало ясно – служба подходит к концу, и не сегодня завтра придется принимать какое-то решение. Настала пора хорошенько подумать о будущем. Остаться я не мог – барсы не служат иностранным подданным, тем более монархам. А сеньорита либо относится к высшей знати, либо претендентка на трон. В пользу последней версии говорит многое. И то, что она Мирасель, а не Росситера, ничего не значит. Имя могло быть изменено или у монарха несколько дочерей. Почему-то мне казалось, что сеньорита не поедет в Барск добиваться согласия старшин на наш с ней брак. Ведь тогда ей придется оставить очень многое, а вернее, всю свою жизнь, надежды и мечты. Фактически предать себя и тех, кто ей поверил.

В таком случае чем готов пожертвовать я? Готов ли ради любимой уйти из клана? Что для меня дороже – Мирасель или клан? Родители, друзья, наставники, избранный путь воина-барса или прекрасная девушка, которая, возможно, любит меня, но уважает только за силу и воинское искусство? Попытайся я обсудить с ней философию стоиков, и состояние шока красавице обеспечено. Останется ли при этом любовь – неизвестно. Как ни оттягивал я момент, когда придется дать честный ответ самому себе, но все же, собравшись с духом, признал – из клана я не уйду. Не смогу предать свой путь и годы тяжелого, часто опасного труда по совершенствованию воинского мастерства, зачеркнуть прежнюю жизнь и начать ее заново обеспеченным мужчиной в тени властной и сильной женщины.

Может, то, что я чувствую по отношению к Мирасель – не любовь? Во всяком случае, ничего похожего на измышления поэтов и рассказы женатиков. То есть похожего много, а вот главного, сжигающего жара страсти, слияния душ и упоения чувств, сколько ни искал, не нашел в себе. Может быть, я и правда дикарь неотесанный, троглодит пещерный, чурбан бесчувственный?

Нет. Не так. Я скучаю по Мирасель, когда долго ее не вижу. Она – главная героиня моих снов и мыслей. И жар страсти мне не чужд, но, как бы это сказать, разжигает его в основном она. Я – ведомый в нашей паре, за исключением постели, но и там я все равно ведомый, поскольку не могу получить удовольствие, если моя партнерша не отвечает взаимностью. Несколько раз у сеньориты случались трудные дни, когда она прямо засыпала на ходу, устало отворачивалась к стенке, но всегда предлагала мне «сбросить напряжение, пока она немножечко поспит». Я не преминул воспользоваться женской добротой, однако это было очень похоже на поход в туалет: кончил дело – дыши свободно.

Душа ныла, как больной зуб, на сердце было тяжело и тоскливо, но за все это время я так и не смог ничего придумать. Ходил на берег океана, где под его мерные, успокаивающие вздохи и ритмичные прыжки солнечных или лунных зайчиков часами медитировал. Заливал тоску в кабаках хорошим пивом, предпочитая это делать в компании Кребино, подгадывая время его полуденного отдыха. Я не убегал от проблемы – сам себе я мог признаться, что все уже давно решено.

За время нашего знакомства Кребино и его артель совместными усилиями помогли мне избавиться от аталийского акцента, обучив непередаваемому местному говору: «Таки не скажю за всю Лису (Лиссаго), но не стоит размазывать манную кашю по чистому столу». Говор был причудливой смесью многих языков, к тому же речь местных была наполнена настоящим, искренним и разудалым юмором. Привыкнув видеть меня в компании портовой аристократии (кто бы мог подумать, что простой грузчик может быть аристократом хотя бы в этом небольшом мирке), местные воры и налетчики весело кланялись мне и не пытались обидеть. Правда, один раз небольшая банда, всего-то человек пять, попыталась это сделать, когда я поздно ночью возвращался домой. Они заступили мне дорогу в узком переулке, и я даже успел обрадоваться предстоящему развлечению, как главарь, приглядевшись ко мне, вдруг спросил:

– Ты таки Дит? Кореш нашего Кребино?

– Он самый. Это что-то меняет?

– Таки да… Мы не трогаем корешей хороших людей. Их и так мало осталось, а кореш тоже может быть хорошим человеком. Ты со мной согласен?

Какое ему дело, согласен я или нет? Но тем не менее эта философия была мне отчасти близка.

– Согласен. Что ли, я не понимаю?

– О! Семиотис, глянь, наш человек. Прости, братан, мы отваливаем.

Ну вот. Разминка не состоялась. А так хотелось кого-нибудь прибить, может, удалось бы хоть чуть-чуть приглушить тоску.

Как говорил классик философского реализма: «Слова, слова, слова».

Другой изрекал: «Дела, дела, дела!»

А мне впору взвыть на луну: «Мысли, мысли, мысли!»

Утром меня предупредили, чтобы к полудню я был на месте. Ожидалась делегация от герцога Васкоза. На месте так на месте. Настроение чем дальше, тем больше становилось мрачно-меланхоличным. Я пока не набрасывался на трактирных слуг с намерением покусать за косой взгляд или медленно выполненное распоряжение, но был на грани. Они это чувствовали и старались не попадаться на глаза.

К полудню объявили о прибытии послов. Мы с Мирасель и братом Зорвесом – в этот раз он обязательно хотел присутствовать – прошли в приемную комнату. Сеньорита села в кресло возле окна, служитель Создателя встал слева от нее, а я занял позицию справа и ближе к двери. Старик, представитель герцога, вошел один, покосился на меня, помедлил и решительно направился к Мирасель, остановившись в двух шагах от кресла.

– Сеньорита, – вежливо поклонился он, – как видишь, я один и не вооружен. Твой охранник может убедиться в этом. Далее я желал бы, чтобы нас оставили одних. Клянусь, против тебя я ничего не злоумышляю. У меня есть послание от моего сеньора, которое предназначено только для твоих ушей.

– Брат Зорвес – мой ближайший советник. Телохранитель не понимает конкистос и не отличается умом. Ты можешь смело говорить здесь, не беспокоясь о соблюдении тайны.

– Если ты столь уверена, то… речь пойдет отчасти о твоем телохранителе.

– Чем не устроил твоего сеньора мой телохранитель? – съязвила Мирасель.

– Первым делом ты должна его убрать, – совершенно серьезно произнес посол.

– Убрать?! С чего бы это? Или он мешает убийцам герцога добраться до меня? В любом случае я сама решаю, что мне делать первым делом, что вторым, а чего не делать вовсе.

Пару секунд они поборолись взглядами. Посол все-таки сдался.

– Мой сеньор не имел в виду убийц, – напряженно начал вельможа. – Мой сеньор имеет к тебе предложение, которое предполагает удаление твоего телохранителя.

– Может, есть смысл начать именно с предложения твоего сеньора, а не с моего, признаю, очень хорошего охранника? А? Я жду, – угрожающе сказала Мирасель, не отводя взгляда от старика.

– Хорошо. Слушай же предложение герцога. – Гордо вскинув голову, всем своим видом показывая, что он против такого расклада, старик наконец изложил суть послания: – Мой герцог предлагает руку и сердце своего среднего сына, каковой будет принимать участие в управлении Конкистой на правах принца-консорта. По условиям соглашения, если таковое будет принято, вся власть в государстве незамедлительно перейдет к первому же ребенку, родившемуся в результате этого брака, независимо от пола, по достижении им совершеннолетия. В этом случае герцог Васкоз отказывается от борьбы за трон, что позволит избежать кровопролития и существенного ослабления страны. В случае отказа он готов бороться до конца и поднять все силы, подвластные ему. И еще… моего сеньора тревожит твой телохранитель. Он осведомлен – не переживай, сеньорита, только он и я знаем истину – о несколько… о чересчур близких ваших отношениях. Так вот, герцог забудет о случившемся и не расскажет об этом сыну, если означенный телохранитель исчезнет. Навсегда. Согласитесь, это очень либеральные условия.

Глаза Мирасель гневно сверкнули, и яростный отказ (мне так показалось, во всяком случае) готов был сорваться с ее языка, как холодным душем пролились слова брата Зорвеса:

– Я просил бы сеньориту не принимать решение скоропалительно.

– Я уже все решила! – запальчиво вскрикнула Мирасель и свирепо, словно двумя острыми шпагами, вонзилась взглядом в глаза служителя.

– Я попрошу сеньора посла позволить переговорить нам наедине, – попросил брат Зорвес.

Посол молча поклонился, но не ушел. В этом государстве веками провозглашалась открытость королевской власти, и разговоры монарха наедине происходили, как правило, в ближайшем алькове или у окна, где окружающие могли его видеть, но не могли слышать, о чем идет разговор. Брат Зорвес отвел девушку к дальнему окну. Она встала лицом ко мне, служитель спиной, и они тихо заговорили на конкистос.

– Сеньорита. Мирасель. Ты всегда была умницей. Подумай хорошенько. На одну чашу весов брошена жизнь пусть незаурядного, но просто охранника, а на другую – тысячи жизней твоих подданных. Кровавая резня существенно ослабит королевство, которое может стать легкой добычей врагов.

– Но я люблю его. Я знаю, что для тебя наши отношения тоже не секрет. Понимаешь, я встретила настоящего мужчину, способного влить свежую кровь в загнивающий род нашей династии, и не намерена от него отказываться.

– В тебе говорит собственница, – мягко возразил ей Зорвес. – Подумай, сколько еще мужчин, не менее, а, я уверен, более достойных, ты встретишь. Отдай одного и получи целый мир! Мирасель. Ты всегда отличалась умом и практичностью. Подумай: он или страна? Неужели благополучие твоих подданных для тебя ничего не значит, а твоим умом властвуют женские инстинкты?.. Если так, то я очень в тебе ошибался.

– Я сделаю его бароном, и он будет принцем-консортом чисто номинально. – Глаза Мирасель наполнились слезами, бриллиантовыми каплями стекающими по матово-бледным щекам.

– Это невозможно, – мягко и увещевающе продолжил служитель, – ты и сама понимаешь. Вспомни, сколько баронов, баронетов и графов согласились тебя поддержать, питая призрачную надежду на то, что ты, став королевой, выйдешь замуж за одного из них. За них самих, их сыновей, внуков или братьев. С любым решением они готовы смириться, но стоит тебе провозгласить в качестве своего мужа безродного иностранца, как они немедленно от тебя отвернутся и перейдут в лагерь герцога. Твои шансы удержаться на троне станут и вовсе призрачными. Ты это понимаешь?.. Я вижу, что понимаешь, но боишься признаться самой себе. Пусть этот парень неоднократно спасал тебя. Мне он тоже очень симпатичен. Но это его долг. За это ему платят. Кстати, я взял на себя смелость перевести на его счет десять тысяч золотых «драконов». Плата за охрану, премия за спасение твоей жизни и компенсация за… ты понимаешь за что. Он уже богатый человек. Сам способен купить баронство где-нибудь на границе.

– Зачем мертвому деньги? – с горечью сказала сеньорита.

Это сказало мне лучше всяких слов, что Мирасель, исходя из высших соображений, уже приняла решение. Брат Зорвес тоже все прекрасно понял и, улыбнувшись с облегчением, бодро пообещал:

– Я же не сказал, что Дит будет убит. Надо же, в рифму получилось: Дит – убит. Так вот. Нам совсем не нужно навлекать на себя гнев барсов – у них хватит сил добраться до любого монарха, чтобы отомстить. Нет. Я обещаю тебе, что Дит уйдет добровольно, и это можно будет с полным правом подтвердить даже под обручем истины. Доверься мне… твое королевское величество Мирасель Вторая.

– Ты не понимаешь. Я… беременна.

– От него? – уточнил Зорвес.

– От него, – с вызовом ответила Мирасель. – Ты меня осуждаешь?

– Нет. Это был твой выбор. А в беременности нет ничего страшного, – подумав минуту, выдал служитель. – Поскольку гильдия магов на твоей стороне, целители помогут. Немножко приостановят процесс созревания плода, а потом объявят ребенка сыном Сифъяроса, твоего будущего мужа. И все будут довольны. Надеюсь, ребенок не унаследует… разум и внешность отца?

– Мне иногда кажется, брат Зорвес, что мы оба ошибаемся и Дит не настолько глуп, как мы думаем. Порой он так смотрит на меня, что я чувствую себя раздетой. Не в смысле голой, а словно все мои мысли для него не секрет. У меня складывается впечатление, что он все понимает, и даже получше нас… но ему просто неинтересны наши интриги… Что это? Наваждение?

– Что бы это ни было, оно только подтверждает необходимость что-то с ним делать. Не беспокойся, я все продумал. Завтра его здесь уже не будет.

Мирасель не ответила. Утирая платочком слезы, она стояла, отвернувшись к окну, и молча смотрела вдаль, хотя виды открывались не очень-то живописные.

Что я почувствовал в тот момент? Облегчение и печаль. Мне было жаль расставаться с сеньоритой. Мирасель была красивая, страстная, властная и заботливая. Она наверняка станет хорошим правителем. В том числе и потому, что смогла пожертвовать своими чувствами ради долга перед гражданами. В то же время я не представлял себе, как быть, если придется самому говорить о необходимости расстаться, когда придет время. Я боялся женских слез, упреков в неблагодарности, предложений титулов, денег и званий… Долго готовился к трудному разговору. Не скрою, нервничал и переживал. Сложившаяся ситуация все расставила по своим местам без моего участия, чем существенно упростила мою задачу.

Ну что ж, значит, завтра. Если брат Зорвес, как он сказал, а служители Создателя никогда не лгут, уже перевел на мой счет деньги, да еще сумму, более чем в четыре раза превышающую оговоренную, то меня здесь больше ничто не держит… кроме Мирасель. Я не мог уйти, не попрощавшись с девушкой, сделавшей для меня столько хорошего, подарившей свою любовь и нежность, пусть и ненадолго. Дни, проведенные в Конкисте, я буду помнить всю свою жизнь, поэтому отложил свой отъезд до утра. Как там собирался поступать со мной брат Зорвес, я не знал. Вероятно, планировал добиваться моего молчания с помощью самых страшных магических клятв. Он, по-видимому, не знал, что барсы не были бы барсами, не умей они хранить тайны своих клиентов без всяких дополнительных клятв. Это, в числе прочего, входило в стоимость услуг.

Подготовив все к отъезду, собрав свои вещи и уложив их как можно компактнее, я наконец продал трофеи, следовавшие за мной с памятного боя на пути из Вармока в ожидании лучшей доли, то есть цены. После торга лиссагский скупщик, плюнув, сказал, что, если он еще раз со мной свяжется… да лучше он сожрет свои пейсы. Тем не менее мешочек с золотом приятно оттягивал пояс, а мысли о сумме на счете в банке несколько примиряли с разлукой. Все-таки я, наверное, троглодит бесчувственный.

В нашу последнюю ночь с Мирасель… Да что говорить: моя душа плакала кровавыми слезами, прощаясь, хоть это и не к лицу воину, тем более барсу, а тело и интуиция действовали. Я чувствовал, что и девушка прощается со мной навсегда. Мы словно обезумели, пытаясь получить друг от друга все, что можно, на годы вперед. Мне хотелось соединиться с ней всем телом, всей душой, растворить ее в себе и раствориться в ней самому. Словно обжоры, голодавшие месяц и наконец добравшиеся до деликатесов, мы насыщались и не могли насытиться. Под утро я чуть не пропустил момент, когда еще немного, и стало бы поздно. Сладострастные судороги уже почти непрерывно сотрясали усталое до изможденности тело Мирасель. Торопливо напялив штаны, я бросился за братом Зорвесом. На мой бешеный стук он выглянул в коридор и, увидев мои глаза, торопливо накинул на себя мантию и рванул в спальню сеньориты. Там он сразу подбежал к столику с дежурными эликсирами, укрепляющими, успокаивающими, универсальными противоядиями и прочими зельями, хранящимися на всякий случай в полной готовности. Схватив склянку с сильным успокаивающим, он накапал в бокал полуторную дозу, немного разбавил слабым вином и скомандовал:

– Теперь держи ее и помоги влить лекарство.

Я крепко обнял девушку, гладя ее волосы и монотонно бормоча всякую чушь. Это тоже неплохо помогает в подобных ситуациях. Брат Зорвес умело – чувствуется опыт в подобного рода делах – напоил девушку, и дрожь в ее теле постепенно стала стихать. Минут через пять она уже совсем успокоилась и тихо всхлипывала, уткнувшись в мою грудь. Я держал ее на коленях, баюкал, как ребенка, целовал и продолжал бормотать слова ободрения.

– Успокоились? – устало и обреченно спросил служитель, усевшись в кресле напротив. – Это же надо было до такого дойти. Совсем у вас мозгов нет. Ну Дит-то ладно, может, у него и нет ума, но ты-то… Мирасель?! Ты-то умная девушка. Как могло так получиться? Ты чуть не довела себя до любовной комы! Как, скажи мне?! Не налюбились еще? Ты понимаешь, что на всю жизнь могла оказаться привязанной к единственному мужчине?

– Я… я не знаю, – уже более-менее спокойно сказала Мирасель, все еще не желая покидать мои колени.

Зорвес встал с кресла, подошел к столику с напитками и фруктами, отвернувшись от нас, налил бокал вина, который немедленно влил в себя. Затем наполнил еще два бокала тем же вином и подал нам с сеньоритой.

– Вот. Выпейте. Вам это сейчас необходимо. И, Мирасель, слезь наконец с парня. Хватит вам на сегодня любви. Живо лезь под одеяло, пей вино и спать. Не посмотрю, что ты сеньорита – выпорю как простую служанку.

Несмотря на грозные слова, было видно, что он по-отцовски любит девушку и очень волнуется за нее. Мирасель это тоже понимала. Тихонько хихикнув, она змейкой скользнула с моих коленей под одеяло, умудрившись не пролить ни капли напитка. Она выпила эликсир и отдала пустой бокал служителю. Тот взял и с ожиданием посмотрел на меня. Я вспомнил о своем бокале, который по-прежнему грел в руках, и, не желая никого задерживать, залпом выпил…

«Холод» помог преодолеть первый натиск отравы, и я не сразу потерял сознание. Однако тело не слушалось, и я как сидел, так и рухнул поперек кровати. Все быстрее проигрывая в борьбе с ядом, я смутно, словно сквозь подушку услышал вскрик Мирасель:

– Что случилось?! Зорвес, что с ним?

– Спокойно, девочка моя. Спокойно. Все идет как надо.

– Но ты же поклялся не причинять ему вреда!

– А я и не причинил! Он немного поспит, а проснется далеко-далеко отсюда.

Больше я ничего не слышал, не видел и не чувствовал. Сознание капитулировало перед зельем.

Проснулся, именно так я воспринял свое состояние, хорошо отдохнувшим и здоровым. Вот только помещение, в котором состоялось мое пробуждение, ни на что, виденное ранее, не было похоже: гамаки вдоль стен, небольшие сундучки возле каждой койки и кругом сплошное дерево. Было сумрачно и пустынно. Рассеянный свет пробивался через небольшие оконца, но, кроме серой мглы, за ними ничего больше видно не было. Комната странно покачивалась и поскрипывала. То, что это вытворяет именно она, а не я нахожусь в состоянии качки, определялось хотя бы тем, что я не был пьян и чувствовал себя очень неплохо. Последние воспоминания тоже никуда не делись: последняя ночь с Мирасель, брат Зорвес, отравленное вино… В сундучке под моим гамаком оказались все мои вещи, в том числе и подаренные сеньоритой. Оружие, начищенное до блеска, тоже было на месте.

Главный вопрос, который занимал меня в данный момент, это где я и в качестве кого. Для прояснения надо было выйти из помещения и расспросить аборигена. Однако абориген в лице капитана пехоты королевства Конкиста предстал передо мной сам. В комнату вошел жилистый мужчина лет тридцати, одетый в удобные штаны, заправленные в короткие сапоги и камзол. Также на нем была кираса и шлем. Длинная шпага висела на левом боку, тонкий кинжал на правом.

– Ну что, выспался, сэр? – с веселой ехидцей спросил он.

– Да, благодарю. А не мог бы ты сказать, где мы находимся?

– О, об этом все спрашивают, когда проспятся. Что, и не помнишь, как подписывал офицерский контракт?

– Какой контракт? – в полном недоумении спросил я.

– Ну, все ясно, – захохотал капитан. – Однако же и здоров ты пить. Контракт на службу в качестве офицера, командира полусотни десанта, в походе к острову гипербореев. А находимся мы на славном галеоне «Благословение Конкисты» и уже полдня как в океане. Движемся с помощью Создателя по прочерченному пути в указанном направлении.

Я только теперь понял, в чем заключался план брата Зорвеса отправить меня далеко-далеко. Мало того, я понял, что шансов выжить в этом походе лично у меня ничтожно мало. Скорее всего, от пехоты не ждут возвращения. С нами, вероятно, отправили магов, которые должны будут с помощью магических артефактов донести королеве, что происходит на острове. Возможно, кто-то из солдат или даже офицеров станет глазом мага и передаст на борт галеона, что увидит и услышит. А нас всех заранее похоронили. Что мне оставалось делать в этой ситуации? Только ждать и готовиться.

Глава 9

Я сразу поверил капитану. Он наверняка мог предъявить мне контракт с моим отпечатком пальца, тиснутым собственноручно в присутствии двух свидетелей, подтвердивших добровольность соглашения. Внешне я оставался спокойным. Самоконтроль и еще раз самоконтроль. Никто не увидит моей обиды и ярости. Никто из здесь присутствующих не виноват в моем контракте. Нет здесь виноватых! Сами такие же, как я, «добровольцы», по большей части. Мирасель я не осуждал… почти. Однако могла бы и поинтересоваться у брата Зорвеса подробностями его подлого, не побоюсь этого слова, плана. Но сам-то служитель… Казался мне порядочным человеком, не способным на подобную гадость. Ему достаточно было со мной поговорить, честно разъяснить ситуацию, и все. На слово барса он мог положиться, как на слово самого Создателя, но служитель предпочел иной путь. Может быть, с его точки зрения, это не подлость, а великодушный поступок и великолепный выход из положения, но я считаю совершенно иначе. Мы все в ответе за свое действие и бездействие. Он всего лишь ошибся, но мне, вполне возможно, поломал всю жизнь, если она у меня еще будет после похода. Жизнь! А вот назло интригану выживу, вернусь и «душевно» с ним пообщаюсь. Пообщаюсь так, что он тысячу раз подумает, прежде чем в следующий раз сотворить подобную пакость. А пока необходимо сосредоточиться на первой части плана. То есть элементарно выжить.

– Ну что, очухался? Осознал? С кулаками и зубами на меня бросаться не будешь? – спросил капитан, дав мне время привыкнуть к новому положению дел.

Я отрицательно помотал головой – не буду. Скрывать знание конкистос и прикидываться дурнем тоже не буду. Не перед кем да и незачем. Как не буду, назло брату Зорвесу, рассказывать своим теперешним сослуживцам историю моих отношений с их королевой. Все равно никто не поверит. Вряд ли здесь кому-то интересна болтовня смертника. Наверняка, как часто бывает в подобной ситуации, каждый второй висельник на этом корыте – младший принц, тайно доставленный сюда, чтобы скрыть от мира душераздирающую семейную тайну. А каждый первый – подло обманутый честный труженик, что, кстати, вовсе не исключалось.

– Церемонии разводить не к месту, поэтому представлюсь сам. Баронет Илькосо, капитан, командир десанта, готовящегося к высадке на острове гипербореев. – Он поклонился и весело взглянул на меня: – Тебе представляться нет нужды. Я знаю, что ты сэр Дит, лейтенант гвардии, возжелавший подвигов и славы, посему отпущенный принцессой Мирасель для участия в походе. Назначен командиром полусотни. Кстати, поскольку ты очнулся последним, тебе выбирать уже не из кого. Весь десант – это пятьсот человек из подонков портового общества. Триста на нашем галеоне и двести на соседнем. Кроме тебя, здесь еще трое дворян, так называемых добровольцев. Все они старше и гораздо опытнее тебя, поэтому назначены командовать сотнями. Тебе предстоит стать заместителем командира третьей сотни. Она у нас самая проблемная – первые два офицера отобрали себе лучших людей, а в третью попали все остальные. Так что, имея тебя как бы в резерве, на военном совете я приказал принять решение об усилении этой клоаки еще одним офицером, хоть и молодым, но из самой гвардии.

Он говорил исключительно вежливо и доброжелательно, но чувствовалось, что почему-то недолюбливает гвардию и не знает точно, но догадывается, с какого такого перепугу я, предположительно гвардеец, согласился на это смертельно опасное задание. Человек он был веселый, ехидный и прямолинейный вплоть до грубости. Может быть, в том числе и поэтому его военная карьера пошла по столь неэффективному пути.

Илькосо, в полном соответствии с моим представлением о его характере, спросил, не стесняясь, прямо в лоб:

– Что, парень, обрюхатил дочку графа какого-нибудь? Ее родичи не согласились с таким положением вещей, да и на фиг им сдалась нищая родня?.. Они, видать, недолго думая подсыпали тебе в вино какую-нибудь гадость, и в результате ты здесь. А несостоявшаяся родня небось срочно выдает доченьку замуж, выплатив жменю золота целителю, чтобы временно скрыл беременность от будущего мужа. Вот будет барончику или графчику счастье, когда его сынок родится похожим на пещерного дикаря… Да ты не обижайся. На правду не обижаются. Ведь верно? – примирительно сказал капитан, заметив мою реакцию на его слова. – Тем более я лично против твоего облика ничего не имею. Но рассказал я верно? – с любопытством спросил он.

На удивление, он очень правильно просчитал мою ситуацию. Если и допустил неточности в деталях, то в целом все было именно так.

– Где мне с такой рожей баронесс охмурять? – буркнул я в безуспешной попытке откреститься от предложенного сценария.

– Да ладно, Дит, – снисходительно ответил на мои беспомощные барахтанья капитан. – Я уже не пацан, чтобы не знать – бабы оценивают мужиков отнюдь не по морде лица, каковая может быть один в один обезьяньей. Им интересно то, что ниже пояса… причем сначала сзади, как ни странно, а потом спереди. Инстинкт, понимаешь, у них такой – сильные дети могут родиться только от сильных мужчин. К тому же с лица воду не пить и ночью все кошки серы. А уж если ты умеешь говорить красивые и ласковые слова, то любая через минуту сочтет твою личность самой привлекательной в мире. Поверь моему опыту. У меня есть приятель, ты по сравнению с ним – светозарный помощник Создателя, но стоит мне познакомиться с девушкой, как через день-другой она уже обо мне не помнит, а за другом бегает вприпрыжку. Я ему завидую белой завистью! Даю честное слово!

Он улыбнулся и поднял правую руку к плечу ладонью в мою сторону, словно клялся в суде.

– Сейчас как раз начинаются строевые занятия в твоей сотне. Пройди на шканцы и представься своему командиру. Что тебе предстоит делать, он уж сам определит… Да, еще кое-что. Настоятельно рекомендую постоянно ходить при оружии и в кольчуге. Все твое имущество в сундучке у твоего гамака. Народ здесь собран не самый мирный. Могут в темном углу и… – Он провел ладонью по горлу и закатил глаза, высунув при этом язык. – Ты меня понял? Офицеров у нас и так некомплект. Не хотелось бы из-за подобной чепухи сократить их численность.

Споро переодевшись и вооружившись, как советовал Илькосо, я вышел на палубу полюбоваться природой, закатом и… толпой головорезов, кое-как выстроившихся посередине палубы. Кажется, это и есть шкафут… или шканцы. Собственно, мне глубоко зелено правильное название – главное, другой толпы не наблюдается, стало быть, это и есть нужное мне место. Перед подобием строя прохаживался высокий и тощий, словно после длительной голодовки, дворянин в сияющей начищенной кирасе, шлеме, поножах и поручах с длинной шпагой и дагой на поясе. Двадцать до зубов вооруженных королевских морских пехотинцев стояли отдельно и обеспечивали порядок, в полной готовности прийти на помощь офицеру.

Я, проявив догадливость, понял, что это и есть мой командир, подошел к нему и представился:

– Сэр Дит. Направлен в твое распоряжение.

– Сэр Хуанеро.

Узкое, похожее на лезвие секиры, лицо офицера было довольно примечательным. Маленькие, близко посаженные глаза, огромный орлиный нос, тонкие, в нитку, губы, пышные черные усы и аккуратная бородка-эспаньолка. Через всю правую щеку от уголка рта и почти до виска тянулся безобразный рваный шрам, придавая Хуанеро вид настоящего разбойника под стать отряду. Тяжелый взгляд его злых глаз, словно два дула пистолей, вперился в меня и живо прочесал всю фигуру с ног до головы. Хуанеро явно не страдал излишним дружелюбием.

– Через два часа обед. После подменишь меня на занятиях. Сейчас свободен, – пролаял он, резко повернулся к строю и зычно скомандовал: – Построиться в шахматном порядке. Мечи наголо. Изучаем рубящий удар в голову. Делай как я.

Ничего интересного для себя в примитивной технике боя, которой предстояло худо-бедно обучить десант за четыре с половиной недели плавания, я увидеть не ожидал, поэтому равнодушно отвернулся и отошел в сторонку. Зря время терять тоже не хотелось, поэтому решил немного размяться. Как раз до обеда успею.

Я разделся, оставив только портки. Вещи сложил рядом с фальшбортом и начал отрабатывать привычный комплекс. Разогрелся. Выполнил полный набор базовых связок боя без оружия. Провел схватку с воображаемым противником: сначала с одним, потом с двумя и наконец с группой. Затем взял оружие и перешел на отработку приемов для шпаги в сочетании с дагой. Время летело незаметно. Морской ветерок освежал, тень от паруса защищала от палящего солнца. Я все наращивал и наращивал темп. Когда основные движения были пройдены дважды, стал на короткие интервалы времени уходить в «холод». Сложные, но предельно экономные движения, свист рассекаемого на пласты воздуха, прозрачный синеватый простор и живой, дышащий океан вызвали восхитительное чувство упоения и единения с миром. Безукоризненно совершив финальное движение, наставники вряд ли смогли бы придраться, я замер на палубе в позиции защиты.

– Браво, – ледяным тоном прорычал Хуанеро.

Оказывается, сотня во главе с командиром, вместо того чтобы отрабатывать удар, таращилась на меня. Они были не одиноки – все свободные от несения вахты матросы и офицеры галеона, расположившись кто где: на вантах, реях, на палубе – тоже не пропустили бесплатное развлечение.

Командир неторопливо подошел ко мне вплотную, неприязненно посмотрел и прошипел:

– Если ты, мальчишка, считаешь, что фехтования достаточно для командования отрядом, то глубоко заблуждаешься.

– Успокойся, – холодно ответил я ему, одеваясь. – Я не собираюсь претендовать на твое место. Карьера сотника этого «элитного» сброда меня не привлекает.

Пару минут он сверлил меня взглядом. В качестве ответной любезности я своими коловоротами постарался пробурить его лоб. И ничего у нас обоих не получилось. То ли сверла оказались тупыми, то ли вращали мы их в неверном направлении, то ли лбы были чересчур крепкие.

– Обед, – рыкнул офицер, развернулся и стремительно ушел с палубы.

Капитан Илькосо подошел ко мне, положил руку на плечо, немного сжал и серьезно сказал:

– Хуанеро – хороший командир. Он через многое прошел и шрам свой заработал не в кабацкой драке, но характер у него сложный. Придется тебе, парень, научиться с ним ладить. Главное, он ненавидит выскочек и всегда во всем ищет подвох. Ему постоянно кажется, что его пытаются подсидеть. Имей это в виду.

– Благодарю, сэр. Постараюсь не дразнить командира, но в случае чего спуску ему не дам.

– Вот и хорошо. Для меня важно, чтобы ты первый не нарывался. Четыре недели – и мы дойдем до земли гипербореев, а в бою Хуанеро совсем другой человек. Вот увидишь.

Четыре с половиной недели пролетели в непрерывных тренировках, и мы с командиром сотни практически не пересекались на сравнительно небольшом пространстве галеона. До обеда я занимался собой, то есть тренировался сам, пока Хуанеро обучал сотню. После обеда я его сменял и занимался с отрядом до вечера. Затем я снова тренировался, а командир допоздна засиживался в кают-компании.

Отряд кое-чему научился: мог держать строй, перестраиваться и применять пару-тройку приемов боя на мечах. В первой сотне двадцати самым понятливым выдали аркебузы и немного научили с ними обращаться. Во всяком случае, можно было надеяться, что снаряд с высокой долей вероятности полетит в сторону врага, а не в своих. Оружие было старое, тяжелое. Из каких пыльных закоулков арсенала его достали, даже не представляю. Эти миниатюрные пушки имели одно несомненное достоинство – крупный для ручного оружия калибр.

В ожидаемые сроки впередсмотрящими корвета из эскорта была обнаружена земля гипербореев, и мы стали готовиться к высадке. Тренировки были отменены, и все силы направили на экипировку. Надо сказать, казна ощутимо сэкономила на снаряжении. Доспехи и оружие были явно той же давно прошедшей эпохи, что и аркебузы. Они, мало того что изначально были не лучшего качества, еще и не раз побывали в боях. Короткие, дедовские мечи были сделаны из дешевого железа, быстро ржавели и тупились. Кольчуги с дырами в самых неожиданных местах и мятые, тоже иногда пробитые кирасы, подсказывали идею вовсе от них отказаться, чтобы не питать иллюзии защищенности и не таскать на себе лишнюю тяжесть в такую жару. Лично мне в дополнение к собственному вооружению вручили два потрепанных, но исправных пистоля с колесцовыми замками. К ним выдали два небольших кожаных кисета с порохом и пулями. Ключ от замков, с помощью которых пистоли взводились перед выстрелом, мне посоветовали понадежнее прикрепить к поясу, поскольку его потеря сделает оружие бесполезным.

К полудню земля стала видна всем, кто хотел ее видеть. Кто не хотел, тоже не избежал этого зрелища, поскольку согласия большинства «первооткрывателей» никто не спрашивал. Капитан галеона скомандовал десантирование, и партиями по пятьдесят человек матросы стали переправлять отряд на берег. Баркасы сделали по семь ходок, пока последние солдаты десанта, имеющие при себе небольшой запас продовольствия и зарядов для аркебуз, не были высажены на пологий берег бухты. На соседнем галеоне происходило то же самое.

В конечном итоге на берегу оказались пятьсот солдат, шесть офицеров во главе с капитаном Илькосо, два служителя Создателя и два молодых мага. Насколько я понял, эти маги будут глазами и ушами коллег, оставшихся на кораблях. Таким образом, даже если мы все до одного поляжем в этих землях, королева узнает о том, что с нами произошло.

Я переправлялся в последней партии, и к тому моменту, как моя нога ступила на землю острова, вернулась разведка, отправленная командиром десанта. Капрал доложил, что видел разрушенный город, в точности как описал спасенный моряк. В развалинах ни людей, ни демонов обнаружить не удалось.

Илькосо скомандовал выступление, отряды построились в походную колонну и неспешным маршем направились в глубь острова. Наша сотня шла замыкающей. Двадцать человек из ее состава шли в арьергарде. Другие сотни выделили головной и боковые дозоры. Все были настороже. Я подсыпал на полку свежего пороха, аркебузиры держали наготове разожженные фитили. Удивительно, но ни один солдат даже не пытался выбежать из строя, чтобы набрать золотых монет и украшений, буквально валяющихся под ногами. Видимо, страх перед демонами, которых живописали своим товарищам те, кто знал историю спасения моряка, был сильнее алчности.

Город действительно оказался пуст, и мы беспрепятственно его миновали, хотя интуиция подсказывала мне, что за нами наблюдают и настроены по отношению к нам совершенно недружественно. Сотни продолжали спокойно двигаться вперед по дороге, некогда мощенной большими гранитными плитами, а теперь почти заросшей травой и кустарником, пробивающимся сквозь стыки плит. За городом, начиная с окраины, рос смешанный лес. Его протяженность никто не знал, поэтому нам оставалось делать то, зачем нас сюда направили. То есть продолжать разведку.

Улучив момент, я поделился своими предчувствиями с Илькосо, но тот скептически посмотрел на меня и предложил зря не нервничать. Дескать, предчувствия – они сейчас у каждого, в кого ни ткни. И каждый в душе считает наилучшим выходом для всех вернуться обратно на корабли да поднять якоря побыстрее. Тем не менее страхи страхами, а дело надо делать, зажав волю в кулак. Я бы обиделся, но капитан смотрел на меня с таким искренним сочувствием, что я понял – будь его воля, он не взял бы меня в этот поход. Доказывать, что я барс и мои предчувствия не просто страхи, было бесполезно. Дальнейшие попытки настаивать на своем могут привести лишь к обвинению в трусости. Я молча кивнул и вернулся к своему отряду.

К вечеру мы прошли лес насквозь, так и не встретив никого из разумных существ, и перед нами предстали развалины еще одного города. Это поселение было в несколько раз больше по площади ближайшего к бухте городка и значительно лучше сохранилось. И тоже никаких крепостных стен. Границы города обозначали дома, наиболее разрушенные именно на окраине. Дальше видны были лучше сохранившиеся здания довольно обычной архитектуры. На некоторых даже сохранились в целости черепичные крыши. Довольно много окон поблескивало в лучах заката уцелевшими стеклами. Хотя с того места, где мы стояли, весь город увидеть было невозможно, и что там дальше, можно было только гадать.

Капитан принял решение на ночь глядя в развалины не соваться и разбить лагерь неподалеку. Стоянку оборудовали по всем правилам. Поставили частокол с двумя входами-выходами, выкопали ров и установили палатки. На эту ночь в караул была отряжена вторая сотня. Через каждый час десяток охраны при входе сменялся следующим и так всю ночь. После плотного ужина я лег спать и без помех проспал до подъема. Никто на нас не покушался.

Утром после завтрака капитан направил в город разведку и стал дожидаться результатов. Все было тихо, но, когда ни в оговоренное время – через два часа, ни в полдень разведка не вернулась, он приказал нашей сотне в полном составе войти в город и выяснить, что случилось.

– Ну если только они забыли обо всем и занялись мародерством!.. Всех повешу! Никого не пощажу! Сэр Хуанеро, приказываю произвести разведку города. Даю тебе в помощь всех аркебузиров, одного мага и одного служителя Создателю. Через каждый час приказываю отправлять ко мне посыльного с сообщением, как обстоят дела.

– Сэр, разве маги не смогут поддерживать друг с другом связь?

– Они смогут, но так будет надежнее. Приказ ясен? Тогда исполняй.

Мы собрались, построились и выступили. Мне было поручено командовать двумя десятками арьергарда и всеми аркебузирами. Командир сотни хотел иметь огневое прикрытие в случае внезапного нападения. Быстро подготовиться к бою они не могли и стали бы балластом для основного отряда.

С каждым шагом тревога моя росла, но поделиться ею с Хуанеро я не посчитал нужным. Учитывая наши с ним отношения, он, скорее всего, просто не поверит мне, если не хуже. С него станется обвинить меня в трусости и паникерстве, а там и отстранить от командования. Тогда я вообще ничего не смогу сделать. Используя все свои способности, я сумел выделить три направления предполагаемой угрозы и приказал группе подготовиться к бою: стрелкам проверить фитили и порох на полках оружия, при необходимости подсыпать свежий, аркебузиров я выдвинул вперед. Один десяток наблюдал за домами вдоль улицы слева, второй – справа. Всем мечникам дал приказ поглядывать назад. Все, что мог, я сделал. Отправиться самому на разведку и оставить свой отряд без командования нельзя, а из солдат Хуанеро уже и так выделил дозоры.

Однако столь стремительной и эффективной атаки я и предположить не мог. Когда отряд вышел на небольшую площадь, на него в полной тишине буквально из всех щелей полезли демоны. Ростом с обычного невысокого человека, они имели маленькие рожки на голове и хвост с шипом на конце, почему-то прикрытым колпачком. Одеты они были в черные плащи, немного похожие на нетопыриные кожистые крылья, вооружены дубинками, обитыми чем-то мягким, и собственными острыми когтями.

Они появлялись словно прямо из-под земли, прыгали из оконных проемов и с крыш зданий. Быстрые и сильные, демоны продемонстрировали мастерство боя, на много порядков превосходящее уровень даже королевского гвардейца, не говоря уж об отребье, собранном в это подобие десанта. Даже я не успел ничего понять, как основной отряд смешался с демонами и стал быстро таять под их ударами. Залп из огнестрельного оружия положил бы больше наших, чем этих тварей. Тем не менее преодолев секундную растерянность, я начал выкрикивать команды, которые мой отряд стал привычно выполнять. Аркебузиры установили на высокие сошки свои маленькие пушки, подсыпали пороху и замерли в ожидании следующей команды. Пехота получила приказ сбить строй и защищать стрелков с флангов. Мы как нельзя вовремя перегруппировались, так как в то же мгновение из здания слева выскочили трое демонов и бросились на солдат. Прорвать строй с наскоку им не удалось. Тогда они слаженно высоко подпрыгнули, человек так не сможет, и перемахнули строй, приземлившись уже внутри нашего маленького каре.

– Все вдруг! – проорал я новую команду.

Десятки четко развернулись на пол-оборота, и демоны оказались в окружении стены щитов и частокола клинков.

– Атака!

Клещи из двадцати солдат и меня оказались демонам не по зубам. У них не было пространства для маневра, и вскоре с ними было покончено. К сожалению, мы тоже понесли потери. Двое были убиты и четверо ранены. Из них один – тяжело.

В это время, практически полностью расправившись с отрядом, демоны с площади решили и нам уделить немного внимания. Судя по всему, ни молитвы служителя, ни магия не оказали существенного влияния на бой. И то и другое оказалось бессильно против демонов. Может, магия была неправильная, может, демоны, но маг первый рухнул под ударом дубинки, так и не нанеся никакого урона нападавшим. Служитель продержался чуть дольше. И то не за счет молитв, а исключительно из-за своего боевого мастерства. Его знак служителя, полумесяц на цепи, разочек хорошо зацепил одного из замешкавшихся демонов, однако рану нанес, как обычное, не осененное благодатью Создателя, оружие. Кстати сказать, кровь демонов по виду ничем не отличалась от человеческой.

Хладнокровно дождавшись, когда орда подбежит поближе, я скомандовал:

– Залп!

Грохот выстрелов, плотное облако порохового дыма, затянувшее улицу, дикий вой раненых демонов – великолепные декорации для героической гибели отряда. Даже жаль, что оставшиеся на кораблях не увидят этого. С гибелью нашего мага, подозреваю, прекратилась и непрерывная передача сведений. Я не тешил себя надеждой выжить в этом бою. Так же я думал во время нападения на лесной дороге, но здесь у меня было время оценить и проанализировать наше положение. Демонов больше, чем нас, и драться они умеют лучше, к тому же находятся на своей земле. Основной отряд практически уничтожен, наш им на один зуб, а одному мне против таких врагов долго не продержаться. Даже если в лагере услышали грохот выстрелов, на помощь все равно прийти не успеют. Боевое искусство демонов, хотя и было несколько иное (я видел, в частности, как ловко они используют хвост в качестве третьей руки), но вполне сравнимо с известным мне. Их уровень примерно соответствовал мастерству тринадцатилетнего барса. Таким образом, если с пятью-шестью я еще мог бы справиться, а в состоянии «холода» и с десятком, то против орды шансов практически не было. «Холода» мне на всех не хватит. Однако сдаваться я, разумеется, не собирался.

Когда перед самым нашим носом проявились из дыма фигуры демонов, я, практически не целясь, разрядил в них оба пистоля, выхватил клинки и без колебаний вошел в «холод». Скольких успел убить, не помню. Пять или шесть. Может, семь или восемь. Сколько-то ранил. Сначала осыпалась кольчуга, исполосованная когтями демонов, потом куда-то отлетел шлем. Я так и не успел исчерпать весь лимит времени нахождения в «холоде» – одна из нескольких дубинок, брошенных сзади, влетела в затылок, и мое сознание погрузилось во мрак.

Очнулся я как-то сразу и немедленно все вспомнил. Бой, рожи демонов, туча черных плащей, словно крылья тварей бездны затмевающая солнце, звон стали, хрипы поверженных врагов и соратников, схема боя, просчитанная в «холоде» и гарантирующая поражение шести целей с большой неопределенностью в конце расчета. Удар дубинки. Как же я так попался? Ведь схема включала в себя и вероятность метания дубинок. Наиболее вероятным, на мой взгляд, было предположение о том, что демоны тоже учитывали возможность уклонения, поэтому и метнули одновременно сразу несколько штук. И не точно в меня, а в моем направлении, охватывая приличную зону поражения летящими и вращающимися в разных плоскостях дубинками. Под удар одной из них я и попал. Однако слаженность их действий поражала. Думаю, очень нескоро люди захотят еще раз проверить на прочность гиперборейцев. Если демоны, конечно, те самые легендарные обитатели якобы затонувшего континента. Уж очень облик не соответствует описанию.

Вокруг меня слышался чей-то разговор. Вздохи, стоны. Проклятия. Я открыл глаза и огляделся: огромная клетка, битком набитая солдатами нашего десанта. Рядом со мной лежал капитан Илькосо и… маг, прикрепленный к нашему отряду на время проведения разведки в городе. Я думал, он погиб, а он, оказывается, был всего лишь оглушен.

Из уважения к офицерам нам предоставили мизерный кусочек пустого пространства, достаточный, однако, чтобы можно было лежать, вытянувшись во весь рост. Остальные могли только сидеть чуть ли не на коленях друг у друга или стоять. Я тоже встал во весь рост и сквозь толстые стальные прутья увидел, что наша клетка стоит на краю большой площади. Точно такие же клетки, также забитые пленными десантниками, стояли по периметру всей площади. Судя по размерам клеток и плотности их заполнения, демоны не убивали солдат, а в первую очередь старались пленить, что им очень даже удалось. Больше на всем открытом пространстве ничего не было, за исключением возвышения из красного полированного камня с пологими склонами, похожего на гигантскую сцену.

Вскоре зашевелился и открыл глаза маг, а вслед за ним капитан. Увидев меня, командир слабо улыбнулся и сказал:

– А-а, сэр Дит. Я рад, что ты жив. Правда, не знаю, надолго ли. Мне очень жаль, что я не прислушался к твоему предупреждению, хотя это вряд ли могло повлиять на ситуацию. Ты случайно не знаешь, что демоны собираются с нами сделать?

– Не знаю, капитан. Не думаю, что нас пригласили в качестве почетных гостей на день рождения местного владыки.

– Ты пытаешься шутить? – снова криво улыбнулся Илькосо. – Это хорошо. Молодец. Присутствия духа нельзя терять никогда. А вот мне страшно. И я не боюсь этого признать.

Я покраснел и признался, что мне тоже страшно, но вот так открыто говорить не могу.

– И правильно, – неожиданно похвалил мою «скромность» командир. – Ты еще не заслужил своими делами право признаваться в собственных страхах, чтобы спокойно игнорировать мнение каких-нибудь тупорылых идиотов, которые не замедлят обвинить тебя в трусости. Храбрец от труса отличается только тем, что властвует над своими страхами, даже использует их себе во благо.

Маг странно на меня посматривал, о чем-то усиленно думал, но в разговор не встревал.

Так мы просидели на жаре несколько часов. Двое легкораненых потеряли сознание и, пожалуй, вскоре должны были перейти в категорию тяжелых. Я попытался им помочь: остановил кровь, соединил разрезы, но для окончательного заживления резаных и колотых ран – видимо, от когтей демонов – не хватало многого. В первую очередь, моих и без того слабых сил. Но даже воды нам не дали – вместе с оружием отобрали и фляги.

Край солнца коснулся горизонта, и на площади началось движение. К каждой клетке подошло по десятку демонов. Пять встали с одной стороны, пять – с другой. На возвышение торжественно поднялся их главный – это было видно по одежде: черной, однако расшитой серебром, высокому, по сравнению с прочими, росту и позолоченным рожкам. Архидемон воздел руки к небу и что-то проорал на непонятном языке. Демоны у клеток торжествующе взревели и слаженно покатили клетки к возвышению, закатывая их по пологому склону к центру, где стоял их главный.

Тот величаво отошел от центра к кругу клеток, снова воздел руки и опять проорал какую-то тарабарщину. Откликаясь на его призыв, середина возвышения раскололась, и две половинки со скрежетом опустились вниз, открыв глубокий колодец, из которого полыхнуло страшным жаром. Клетки стояли на самом краю, и нам во всех подробностях было видно адское пламя бездны, бушевавшее глубоко на дне.

Снова вопль архидемона, и задний край клетки слева от нас стал подниматься, в то время как передняя ее стенка отвалилась вниз. Люди поняли, какая судьба им уготована. Они заорали, стали хвататься за прутья и друг за друга. Им не препятствовали, даже наоборот, как бы подзадоривали. Слова непонятные, но глумливые жесты демонов были вполне недвусмысленны. Край неторопливо поднимался, угол наклона пола все больше увеличивался. Вот уже те, кто был в середине, с отчаянными воплями посыпались вниз и исчезли в огне. Каждое падение сопровождалось небольшой вспышкой, после чего озеро огня моментально снова успокаивалось. До следующей жертвы. Несколько человек держались, сколько могли, за прутья, но демоны с хохотом стали бить дубинками по пальцам, и вскоре бедолаги последовали за своими товарищами. Когда клетка опустела, ее просто оттащили назад, столкнули обратно на площадь и взялись за следующую. Твари опустошали их, последовательно двигаясь против солнца.

– Предлагаю не цепляться за прутья, подобно обезумевшим от страха животным, а с честью самим прыгнуть в геенну огненную, – сказал капитан, встав рядом со мной.

– Согласен, – кивнул я головой.

Действительно, нет смысла оттягивать неизбежный конец, хоть и говорил один древний философ на мертвом языке: «Dum spiro spero»[1]. Но здесь глупо было ожидать чудесного избавления. Следовало просто принять смерть достойно.

– Прости, сэр Дит, – услышал я вдруг тихий голос молодого мага, – может, так немного легче будет умирать, но шансов выжить у тебя не было совсем.

Мы с капитаном удивленно воззрились на него, взглядом требуя объяснений.

– Дело в том, что нам, магам, перед отплытием был передан секретный приказ не допустить твоего возвращения в Конкисту. В случае успешного завершения экспедиции надлежало устроить тебе на обратном пути несчастный случай. – Предупреждая наши вопросы, маг быстро закончил: – Я не знаю, почему и зачем был отдан такой приказ. Нас не поставили в известность.

– Ты, парень, видно, здорово зацепил кого-то из крупных шишек, – задумчиво посмотрел на меня капитан, будто увидел в первый раз. – Впрочем, какое это теперь имеет значение.

Для меня имело. Мне стало еще обиднее умирать из-за подлых политических интриг правящей верхушки чужого государства. Нет, брат Зорвес! Я и с тропы Создателя тебя достану!

А вот и край нашей клетки стал медленно подниматься. Передняя решетка с гостеприимным лязгом распахнула пасть, готовая выблевать в бездну свое неаппетитное содержимое. Ну что ж, друзья, коль наш черед, да будет сталь крепка… Не дожидаясь момента, когда на полу станет невозможно стоять, я с боевым кличем барсов: «Бар-р-р!» – бросил свое тело в жаркие объятия пламени. Встретить смерть в таком теплом месте – не самая худшая участь.

…На огромную дворцовую площадь столицы Конкисты, сейчас до отказа забитую плотной толпой людей, вышел королевский глашатай, одетый во все белое с золотом. Поднявшись на возвышение, специально построенное для таких случаев перед королевской резиденцией, он трижды протрубил в горн и возвестил народу, усилив голос с помощью амулета:

– Радуйтесь, граждане Конкисты! Ваша королева благополучно разрешилась от бремени! Мальчиком! Наследника престола назвали Дитмирино! В честь этого события в королевстве объявлен трехдневный праздник! Все питейные заведения столицы будут бесплатно угощать всех желающих пивом и вином нового урожая!

– Слава! Слава! Слава королеве! Слава принцу-консорту Сифъяросу! Слава наследнику престола принцу Дитмирино!

Народное ликование было искренним. За довольно небольшой срок правления королева Мирасель Вторая полюбилась людям своей мудростью и справедливостью, а еще красотой.

За ликованием толпы из окна гостевых апартаментов наблюдали двое. Один – высокий, жилистый седоватый мужчина лет сорока – сорока пяти с герцогской короной на голове, другой – пониже ростом, рыхловатый и бледный молодой человек не старше двадцати, чем-то неуловимо похожий на первого.

– Чернь, – презрительно произнес герцог. – Одно слово – смерды!

– Пусть себе, – нетрезвым голосом пробормотал молодой, – празь-зьник сёдня как-никак.

– А ты уже с утра нажрался?! Сынок!

– Так ик… ить… празь-зьник… сёдня. У м-меня с-сын родился. П-первенец!.. Ик!

– Да-а…– с кривой усмешкой на тонких аристократичных губах протянул герцог. – Сын. Твой. Конечно-конечно. – И совсем тихо себе под нос пробормотал: – Надеюсь, сынок, ты еще сможешь сделать парочку настоящих наследников. А с ублюдком мы разберемся. Дай только время.

В эти же минуты в спальню королевы бесшумно зашел брат Зорвес. Мирасель лежала под одеялом бледная, с темными кругами под глазами, обессилевшая после родов. Несмотря на помощь целителей, роды проходили тяжело. Верховный целитель, осмотрев новорожденного, сказал, что теперь ему понятно – маги со столь сильным даром всегда рождаются трудно. Очень часто роды оказываются смертельными для матери. Мирасель, слава Создателю, продемонстрировала незаурядную силу воли и духа. Да и помощь лучших целителей королевства оказалась весьма кстати.

– Ты посмотрел? – нетерпеливо спросила королева, пытливо глядя на служителя Создателя. – Как он?

Дело в том, что сразу после родов младенца унесли целители для проведения лечебных процедур и настройки магических каналов. Да и матери следовало отдохнуть.

– Да, Мирасель, посмотрел. На первый взгляд вылитый ты. Но с возрастом дети меняются, и не исключено, что позже проявятся черты настоящего отца.

– Я не боюсь гнева моего пьяницы-мужа, но герцог обязательно будет пытаться устранить малыша.

– Не беспокойся, девочка моя. Я усилил и основательно почистил охрану. Кроме того, маги тоже заинтересованы в том, чтобы мальчик жил. Ты же знаешь, маги рождаются редко, а с таким даром, как у твоего сына, хорошо, если раз в столетие. Представители гильдии тоже не будут спускать с него глаз. К тому же есть у меня кое-какой план…

– Один твой план уже лишил ребенка настоящего отца, – резко проговорила Мирасель. – Не дай Создатель, если твой план лишит меня и сына.

Зорвес посмотрел в глаза королеве. Яростная угроза, пылавшая в них, лучше слов сказала: случись что с мальчиком, служителю не жить.

– Мирасель, ты же знаешь, все в руках Создателя. У Дита был шанс…

– Какой шанс? Какой шанс в лапах демонов мог у него быть?! Кстати, ты обещал после родов показать мне гибель отряда. То, что зафиксировали маги в запоминающих кристаллах. Говорят, молодой маг до последней секунды передавал на корабли все, что видел и слышал.

– Ну не все… Там есть и пробелы, когда он отключался… Давай немного подождем, – умоляюще сказал Зорвес. – Тебе по-прежнему нельзя волноваться. Молоко может пропасть, а ты собиралась кормить ребенка сама…

– Ничего, я выдержу.

– Хорошо, – покорно вздохнул Зорвес. – Я попрошу подготовить демонстрацию. Где-то через недельку.

Неприятный холодок мурашками пробежал по спине служителя и ледяным комком обосновался где-то в желудке. Глава магов в приватной беседе сказал Зорвесу, что связь с магом-наблюдателем прервалась странным образом. Она не была отключена сознательно либо в результате потери магом сознания или его смерти. На вопрос, означает ли это, что маг, а следовательно и остальные, жив, глава гильдии только развел руками.

– Мы исследуем этот вопрос, – только и мог он ответить.