Проснувшись утром, первое, что я вижу, — расставленные по комнате вазы с цветами.
Бесят!
Но все равно, встав с кровати, иду их понюхать и прикоснуться к плотным влажным бутонам. Не то, чтобы мне цветов не дарили. Дарили, конечно, но чтобы столько сразу…
Обычно цветы в извинение — плохая идея. Почти все мои подруги рассказывают, что довольно нервно реагируют на цветы без повода, потому что они ассоциируются с прошлыми косяками мужей.
Я ведь правильно расцениваю этот букет? Это заглаживание вины?
Что вообще вчера произошло? Ретроградный меркурий, что ли?
Если бы не цветы, я бы подумала, что вчера Князь просто из вредности завалил меня работой.
Черт с ним! Что у него в голове, знает только он сам.
Пытаюсь вернуть себе воинственный настрой, но как ни объясняю себе, что нас голыми розами не возьмешь и прощения не купишь, при взгляде на цветы настроение поднимается.
Я варю кофе, когда у меня начинает звонить телефон. На другом конце — Лиля, подруга детства, с которой я по-прежнему поддерживаю контакт, хоть и не очень активно. Активно не получается, потому что Лиля — мать троих детей, двое из которых близнецы. Кажется, им сейчас три. В общем, Лиле в основном не до меня.
— Лизунь, — бодрый голос в любое время суток — это ее визитная карточка. — Привет, ты когда в следующий раз к матери поедешь?
Прикидываю в уме, что в этом месяце я в родном городе еще не была и маму не навещала, а через две недели у меня отпуск. Я хотела съездить хотя бы в санаторий, а если отпускные позволят, то взять горячую путевку куда-нибудь в Турцию. Выходит, надо ехать на этой неделе.
— На выходных, Лиль. А что?
— Да у меня двоюродная сестра замуж выходит, она запланировала на следующую неделю девичник. Хочется, ей что-нибудь эдакое подарить, с перчинкой!
— А, ты посоветоваться? Ну купите ей развратное белье или костюм медсестры, — хмыкаю, я-то уже в курсе, как на некоторых мужчин влияют аксессуары.
— Она сама работает в магазине нижнего белья, так что не подходит. Да я, собственно, уже придумала. Вот хочу твоей помощи попросить. Я тебе деньги переведу, а ты купи и захвати с собой, как домой поедешь.
— Да без проблем, а что собственно это за подарок, который нельзя купить в нашем городе? Вроде не Тьмутаракань какая, — дивлюсь я.
— Набор эротический, — довольная своей выдумкой делится со мной Лиля. — Просто нужен конкретно этот, а его не ма в наших секс-шопах. Я решила заказать, но доставка позже девичника, поздновато я спохватилась. На тебя одна надежда, выручай!
— Конечно, раз такое дело! — хихикаю я.
— Не забудешь? — строго спрашивает меня она.
— Кто ж про такое задание забудет? Все будет исполнено! Целую, мне пора на работу собираться!
— Чмокаю прямо между ушей и жду в субботу вечером в гости. Я для тебя в благодарность беляшей наделаю.
Лилькины беляши — это объедение, и все они отложатся на моей заднице. Устоять я не смогу. Это, конечно, грустно, в смысле, моя гастрономическая неустойчивость, но… беляши… Я непроизвольно сглатываю слюну. Буду с ними бороться: уничтожу сколько смогу.
В общем, впереди меня ждут приятные выходные в компании друзей — Лилька просто не умеет готовить понемногу, поэтому, скорее всего, соберет всех. Так что на работу я прихожу в хорошем расположении духа.
И прибываю в нем ровно до того момента пока, возвращаясь от айтишников, не сталкиваюсь в лифте с Раевским.
Нет, начало нашей встречи проходит вполне мирно. Увидев в прибывшем лифте Князя, который, вероятно, собирается отъехать на обед, я не стала демонстративно отказываться заходить в кабину. Киваю ему:
— Здравствуйте, Егор Кириллович.
Раевский молча нажимает кнопку второго этажа для меня. Я стараюсь на него смотреть. Не знаю, какой своей реакции я опасаюсь: злости или смущения. Это только кажется, что я сдержанный человек. На самом деле, я очень эмоциональна. Многие люди прям на шею садятся, думая, что я все стерплю. Как же они удивляются, когда осознают глубину своего заблуждения, получив от меня не просто отпор, а полноценный скандал.
Я погружаюсь в мысли на тему наглости окружающих и тайком вдыхаю парфюм Раевского, и не сразу замечаю, что кабина остановилась. Вынырнув из раздумий, удивленно разглядываю почему-то не открывшиеся двери. Перевожу недоуменный взгляд на Князя: мы, что, застряли?
— Наконец-то ты обратила на меня внимание, Лиза, — какие мы сердитые.
Но тут же понимаю, что сердиться должна я. Раевский все еще держит палец на кнопке «Стоп». То есть, это он и есть причина нашей остановки.
Поджимаю губы. Что-то мне это не нравится.
— Вас трудно не заметить, Егор Кириллович, — отвечаю сухо.
Раевский подходит ко мне вплотную и упирается рукой в стенку лифта рядом с моим лицом. Он нависает надо мной, и мне приходится смотреть на него снизу-вверх.
— Как тебе, Лиза, мои подарки?
Тоже мне! Морозко! Еще бы спросил: «Тепло ли тебе, девица?»
— Благодарю, очень… — мучительно подбираю слово, — мило. Но не стоило, я бы лучше обошлась без них.
— Значит, и такие ухаживания тебе не по вкусу? Тебе не кажется, что ты путаешься в показаниях? — злится Князь.
— Сначала ухаживания, а постель — потом. А у нас как-то сразу перешло к постели. Вы не находите, что теперь ухаживания излишни? — сцеживаю ему немного своего яда.
— Я-то нахожу, это тебе нужны все эти пляски, — парирует он.
— Я думаю, учитывая скорость развития наших отношений, мы уже перешли на этап скоропалительного разрыва! — делаю непрозрачный намек. — Запустите лифт, или давайте это сделаю я.
Хочу поднырнуть под рукой Раевского, но он прижимается ко мне всем телом, и я полностью заблокирована.
— Что ты, Лиза, мы же упустили поцелуи при провожании!
Пытаюсь оттолкнуть Князи, положив ему руки на грудь, или хотя бы сдвинуть, но разве реально подвинуть скалу?
Не обращая на мои потуги никакого внимания, Раевский второй рукой обхватывает мои лицо и, не позволяя увернуться, целует.
Я не хочу отвечать на его поцелуй, хотя врать себе не могу: целуется Князь так, что у меня подгибаются колени. Сама собой в женской душе поднимается извечная надежда — вот тот самец, которому можно довериться, и он сделает мне хорошо.
Но меня быстро отрезвляет воспоминание о том, что в лифте есть камеры наблюдения, и они вообще-то просматриваются.
— Остановитесь, — говорю, едва отдышавшись от его напора. — Тут камера…
— Я знаю, Лиза. А еще мы сейчас стоим в слепой зоне. И если ты не хочешь, чтобы кто-то увидел, как я делаю так, — он огладил мое бедро, а потом перешел к груди, — или так, то тебе лучше не шевелиться, Лиза.