Сердце Пламени

Глава 1. Слово императора

Солнце поднялось из-за холмов на востоке чистое, желтенькое, похожее на только что родившегося цыпленка. Лучи упали на черепичные крыши прижавшегося к реке Дейн поселка Лиден. Идущий по улице молодой мужчина со спутанными волосами и мечом на боку поднял руку, чтобы прикрыть глаза. Бегущий рядом с ним очень большой рыжий кот недовольно сощурился.

— Вот и утро, клянусь Селитой, — пробормотал мужчина, — а мы почти пришли… отыскать бы еще этот «Горный ручей»…

Странная парочка свернула с широкого тракта в лабиринт узких, переплетающихся улочек. Прошла мимо храма Всех Богов. Отпирающий его двери патриус покосился на кота с изумлением. А человек и кот миновали круглую площадь с ратушей, и вышли к крохотному постоялому двору. Висящая над дверью вывеска с изображением водопада приветственно скрипнула на ветру.

— Мяу! — шерсть на загривке кота встала дыбом, золотистые глаза сверкнули, а кисточки на кончиках ушей затрепетали.

— Что такое? — мужчина остановился. — Рыжий, нас тут ждут. Здесь не может быть врагов.

Но кот успокаиваться не пожелал. Нервно зашипел, когда дверь открылась, и на крыльцо вышел очень высокий эльф в белой рубахе, черных штанах и сапогах. На узком лице его удивленно блеснули зеленые глаза.

— А вот и ты, Олен Рендалл… — проговорил эльф без особой радости. — Что же, заходи. Для друзей малышки двери моего постоялого двора всегда открыты.

— Она… они здесь? — голос того, кого назвали Оленом, дал петуха, а ладонь, лежащая на эфесе меча, нервно сжалась.

— Тут. Вчера вечером приехала, — эльф улыбнулся, тряхнул черными кудрявыми волосами.

Вслед за ним Олен прошел внутрь постоялого двора. Оказался в крошечном зале, где едва убиралась стойка и четыре стола. Кот проскользнул за ним, но остановился у двери, настороженно нюхая воздух.

— Садись, сейчас разогрею чего-нибудь из вчерашнего… — сказал эльф.

Олен не заставил себя упрашивать. Тяжело опустился на лавку у стены, положил руки на столешницу. Хозяин пропал за стойкой, с кухни донесся стук огнива о кремень и грохот посуды. В тот момент, когда что-то металлическое лязгнуло особенно громко, дверь, ведущая к жилым комнатам, стукнула. В зал вступил еще один эльф.

Он выглядел моложе, насколько можно вообще судить о возрасте у народа альтаро, живущего невероятно долго по людским меркам. Зато ростом не превышал шести локтей, на плечи падали темные локоны. На поясе, стягивающем узкую талию, висел меч — не длинный и тонкий эльфийский клинок, а обычный, человеческий, какие носят хирдеры не самого богатого таристера.

Увидев Олена, эльф на мгновение замер, лицо его странным образом исказилось. А потом он плавным движением выхватил оружие и прыгнул к человеку. Рыжий кот бросился ему навстречу, но получил тычок сапогом в морду и с сердитым шипением отлетел в сторону.

— Эй, что происходит? — Олен уклонился в последний момент, острое лезвие со скрипом воткнулось в стену.

— Тенго куэ матарте![1] — рявкнул эльф. — Эспича, олдаг![2]

Второго удара Олен дожидаться не стал. Опершись рукой о стол, он перескочил через него и вынул из ножен свой клинок. В зале посветлело, по стенам, выложенным панелями из белого дерева, побежали голубоватые блики.

Длинное прямое лезвие казалось вырезанным из светло-синего льда. Внутри него плавали серебристые звездочки, похожие на снежинки. В стороны, как от горящей ветки, летели искры, только не алые, а белые.

— Эй, что происходит? — в зал с кухни выскочил хозяин постоялого двора. Но эльф с мечом даже не оглянулся. Он гневно прошипел что-то и бросился в атаку. Лязгнули, ударившись, клинки. Олен уклонился от повторной атаки и напал сам. Сделал пируэт и изящным движением выбил оружие из руки противника. Меч с грохотом ударился о стенку, упал на пол.

— Ну что, достаточно? — кончик горящего лазоревым огнем лезвия остановился у самого горла молодого альтаро.

И тут дверь, ведущая к комнатам для постояльцев, открылась еще раз. В зал вошла невысокая девушка. Блеснули серебристые пряди в светлых волосах, улыбка на тонких губах отразила удивление и радость одновременно.

— Корни и листья, что тут творится? Олен, это ты! И зачем ты собираешься убить Лотиса?

— Он сам на меня напал.

— О нет… — обезоруженный эльф заскрипел зубами, по щекам его поползли красные пятна. — Это его вы ждали?

— Ну да… — девушка нахмурилась. — А ты…

Договорить она не успела. Лотис быстро отпрыгнул, одним движением вытащил из ножен на поясе кинжал. Сверкнуло лезвие с гравировкой, нацеленное владельцем себе в горло и… вылетело из руки, когда ледяной клинок ударил по нему. Олен шагнул вперед и заехал молодому альтаро кулаком левой руки в подбородок.

Зеленые глаза закатились, эльф с грохотом свалился навзничь, едва не задев головой угол стола.

— Так будет лучше, — пробормотал Рендалл, убирая меч в ножны. — Эх, Саттия, как я рад тебя видеть!

— Я тоже, — отозвалась девушка довольно холодно, хотя в глазах ее на миг вспыхнули теплые огоньки. — Но мне еще хотелось бы понять, что случилось. Мллиран, ты что-нибудь видел?

— Хм… да, малышка… — хозяин постоялого двора пожал узкими плечами. — Сначала Лотис попробовал убить Олена, а когда понял, что вы знакомы — захотел лишить жизни себя… Но съешь меня кот, если я понимаю, что это значит.

— Похоже, этот парень сошел с ума, — мрачно сказал Олен. — Лучше его как следует связать, чтобы не порезал еще кого-нибудь.

— Дельная мысль, — согласился Мллиран. — Сейчас принесу веревку.

Он вышел через дверь на улицу, но быстро вернулся, держа в руках моток бечевы. Вдвоем с Оленом они тщательно скрутили Лотису конечности и уложили его на лавку у стены. Меч и кинжал хозяин постоялого двора забрал себе. Внимательно наблюдавший за процедурой Рыжий подошел к молодому альтаро, обнюхал его лицо и уселся рядом, словно часовой.

— Скоро очнется, — заявил Мллиран, приподняв сородичу веко и заглянув в глаз. — Ладно, я пошел разогревать завтрак. Что бы ни произошло, есть надо хорошо и вовремя.

И он ускользнул за дверь кухни.

— Э… доброе утро… — в зал вошел еще один молодой человек, рыжий и веснушчатый, в светло-зеленом флотере. — Олен, это ты! Вот здорово, да! А мы вчера думали, что тебя поймали…

— Поймали, да только не по зубам я им оказался… А если честно — Рыжий меня выручил.

— И как? — девушка подалась вперед, синие глаза ее сверкнули нетерпением. — Ты убил его? Добрался до Камня?

— Я все расскажу, — Олен дернул себя за мочку уха, — но только сначала поем. А то крошки во рту с позавчера не держал.

В животе и в самом деле было пусто, словно в мешке у ленивого нищего, а на душе — на редкость муторно. Ожидал несколько другой встречи — более радостной. Уж никак не безумного эльфа с мечом.

— И мы тоже расскажем, — кивнула Саттия. — Правда, Бенеш?

— Э… да, — сказал веснушчатый молодой человек.

Втроем уселись за стол. Хозяин постоялого двора принес три больших миски с торчащими из них ложками.

— Овощное рагу с бараньей печенью и острым лузианским соусом, — сообщил он. — Вкус, конечно, не тот, что вчера, но все же…

Судя по тому, что миски опустели в считанные мгновения, оправдывался Мллиран зря. Пока гости ели, он принес высокий кувшин с узким горлышком и три бокала. По залу распространился аромат вина. Коту поставил на лавку тарелку с мелко нарезанным мясом.

— Ну, рассказывай, — проговорила Саттия нетерпеливо, откидывая со лба выбившуюся из прически прядь.

— Да, сейчас… — Олен мгновение помедлил, собираясь с мыслями.

Полтора месяца назад, в самом начале лета, он не думал, что когда-то покинет родную деревушку. Но явившиеся непонятно откуда воины в черных плащах сожгли ее дотла, и Олену пришлось бежать. Спасая свою жизнь, он прошел через Вечный лес, где стал обладателем ледяного меча. Пытаясь выяснить, за что его преследуют, познакомился с эльфийкой на четверть Саттией и учеником мага Бенешем. Узнал, что его враг — Харугот из Лексгольма, могучий колдун, а заодно консул Безариона, величайшего города людей…

Шесть дней назад трое друзей проникли в его пределы. А два дня назад расстались, и Олен в одиночку отправился в Золотой замок, обиталище Харугота и хранилище Камня Памяти — императорской реликвии, некогда принесенной из другого мира.

— Я жив, а это значит, что Фрамин не ошибся, — при упоминании старого геральдиста, попавшего в руки правителя Безариона, горло у Олена перехватило. — Я — отпрыск последнего императора. А нынешний консул — узурпатор и убийца моих родителей.

— Э… ну… и как тебя называть? — спросил Бенеш, прихлебывая вино. — Каким именем?

— Тем же, что и раньше! — сказано это было достаточно резко, и ученик мага покраснел. — Теперь я помню невероятно много, во мне память всех императоров с самого Безария Основателя. Но я надеюсь, что не потеряюсь среди чужих воспоминаний… я…

— А что Харугот? — перебила его Саттия.

— После того, как я прошел Воссоединение, мы сразились. Но я не смог убить его даже с помощью этого меча.

— Надо же, — Бенеш поставил кубок на стол, поскреб вихрастый затылок. — Не думал я, что кто-то сможет устоять против такого клинка…

— Он смог, — и Олен рассказал, как над телом потерявшего сознание правителя Безариона кружился темный вихрь, как смотрели из него со злобой багровые глаза, как распахнулся колодец, уводящий в темную бездну…

— Удивительно, да, — ученик мага захрустел пальцами. — Раньше я думал, что Харугот ну… просто очень сильный колдун. А теперь мне кажется, что он служит какой-то силе. Или темным богам или…

— Об этом будет время подумать. А что было у вас? Как вышли из города? И с чего этот тип на меня бросился?

На молодого эльфа они наткнулись позавчера, грозовой ночью, на залитой дождем улице. Тогда он ничего не соображал, а в боку его «красовалась» глубокая рана.

— Да кто его знает… — Саттия пожала плечами и поведала о том, как они отсиживались в заброшенном доме, как Бенеш лечил альтаро с помощью магии. Описала их выезд через городские ворота. — Вот так мы оказались тут вчера вечером… И надо бы решить, что делать дальше. Я…

Договорить девушка не успела. Лежащий на лавке у стены эльф зашевелился, открыл глаза.

— Очухался, — хмыкнул Олен. — Что, голова не болит?

— Мое имя — Лотис тал-Лотис Белая Кость, — раздельно проговорил альтаро. — Я прислан в земли людей для того, чтобы убить тебя.

— Меня? Ты? Но зачем?

— Нас было много, и мы бы справились с поручением, если бы не нагхи, непонятно откуда взявшиеся в Безарионе.

— Вот что за магическую схватку почуял я тогда ночью, — прошептал Бенеш, но на него никто не обратил внимания.

— Чем я так опасен для альтаро? — удивленно спросил Олен. — Ну да, я нарушил границу, но никаких секретов не выведал.

— Дело не в этом, — Лотис устало вздохнул. — Ты знаешь о первом пророчестве Вилтана Отверженного?

— Нет.

— Я знаю, — пробормотал ученик мага, и продекламировал: — Качнутся весы, и сгинет весна, исчезнет покой и опора для сна… Дерзнувший начнет свой безумный поход, отправится в путь за живым Древний Лед…

— Все верно, — кивнул эльф.

— И что? Какое отношение это имеет ко мне… — сказал Олен, и взгляд его опустился к лежащим на лавке ножнам.

Торчащая из них рифленая рукоять принадлежала ледяному клинку.

— Вот именно, — сказал Лотис. — Наши маги считают, что, вынеся эту вещь из Вечного леса, ты нарушил веками сохранявшееся равновесие сил. И что в конечном итоге это приведет к исполнению пророчества.

— А что там дальше? — поинтересовалась Саттия немного растерянно. — Вестники извне и гибель мира? Но ведь ничто не говорит о том, что именно Олен является «дерзнувшим». Может, маги ошиблись…

— Ты хочешь это проверить? — эльф иронически улыбнулся. — Я — нет. Но дело не в этом. Честь велит мне выполнить приказ. Но я не могу этого сделать, поскольку тот, кого я должен убить, ваш друг, а вы спасли мне жизнь. Поэтому я требую, во имя всех богов, чтобы вы развязали мне руки и дали кинжал.

— Э… ну нет, так нельзя, — заволновался Бенеш. — Ты же себя зарежешь…

— Я не могу вернуться в родной лес, не выполнив приказа. Лучше гибель от собственной руки, чем позор.

— Не будет ни того, ни другого, — сказал Олен с неожиданной властностью, и вынул из ножен меч.

Синевато-белое лезвие заискрилось, по нему заструились волны серебристого огня. Бенеш зажмурился, чавкавший у тарелки Рыжий зашевелил усами.

— Да, этот клинок очень странный. Да, в нем таится сила, настолько древняя, что храмовый город младших эльфов рядом с ней — новостройка, — голос Олена звучал ровно и сильно, в нем звенело упорство. — Возможно, только он дает мне шанс, чтобы уцелеть и победить. Но я клянусь Камнем Памяти, что попытаюсь избавиться от меча, как только почувствую, что он опасен. И свое слово в этом дает тебе не просто Олен Рендалл из Заячьего Скока, а наследник императорского трона. Ты понял меня, альтаро?

Лотис удивленно заморгал, на лице его отразилась растерянность.

— Не веришь? — Олен встал и, держа клинок острием вверх, подошел к связанному эльфу. — А зря, придется поверить. Я победил тебя в честном поединке, взял в плен, а теперь даю свободу. Чтобы ты мог вернуться в Великий лес и рассказать вашим правителям, что я — им не враг, и что настоящего врага нужно искать в Золотом замке…

Ледяной меч ударил подобно молнии. Рассеченные веревки упали с рук Лотиса, а через мгновение разрезанными оказались и путы на ногах.

— Слушай меня, — в серых глазах отражался пылающий клинок, и альтаро было трудно выдерживать горящий взгляд. — Я не знаю, кому служит Харугот из Лексгольма, что за сила проявляет себя через него…

И он пересказал то, что видел в тронном зале, когда вступил в схватку с консулом Безариона.

— Пусть ваши маги попробуют выяснить, что за напасть явилась в Алион. А если у них возникнет желание еще раз попытаться убить меня — что же, я готов. Но пусть тогда не рассчитывают на пощаду!

— Да, я отправлюсь немедленно… — Лотис сел. Когда попытался встать, его мотнуло, но он все же поднялся на ноги. Крикнул что-то по-эльфийски, с кухни явился Мллиран. Выслушал сородича с недоверчивой миной на лице. Но принес его оружие, и они вдвоем вышли во двор.

Олен тяжело вздохнул, убрал меч обратно в ножны. В зале стало темнее, словно посреди утра наступили сумерки.

— Это было ну… впечатляюще, да, — в голосе Бенеша прозвучало восхищение. — Я и в самом деле поверил, что ты всю жизнь провел на троне, отдавая приказы…

— О, в моей памяти очень много образцов истинного величия, — Олен улыбнулся, но совсем невесело. — Ну а вообще, империя всегда там, где император…

Он уселся на прежнее место. Когда положил руки на столешницу, стало видно, что они дрожат.

— Лотис уехал, — сообщил вернувшийся с улицы Мллиран. — Взял взаймы денег, лошадь и ускакал, точно за ним гнался безумный дракон.

— Нам тоже пора, — Олен устало вздохнул.

— Куда? — взвилась Саттия. — Я думала, мы отдохнем несколько дней здесь. А потом ты объявишь о себе и начнешь собирать войско, чтобы сразиться с Харуготом.

Олен подумал, что девушка, всеми силами пытавшаяся доказать, что она не хуже, чем эльф без примеси человеческой крови, сильно разочарована. Ее куда больше устроила бы неравная, но благородная война с узурпатором за права истинного наследника, чем бегство.

— Ты думаешь, кто-нибудь поверит в то, что я — настоящий сын императора? — сказал он. — Встанет под мои знамена? В лучшем случае над моими притязаниями лишь посмеются, а в худшем — попробуют схватить, как самозванца и бунтаря. И в любом случае, незачем подставлять гостеприимного хозяина под мечи Чернокрылых. А эти парни ринутся нас искать, едва консул очухается после нашей схватки…

— Это верно, — Бенеш поднялся. — Надо уезжать. Рядом с Безарионом опасно, я чувствую.

— Честно говоря, — Саттия перевела взгляд на Мллирана, — мы бы погостили подольше, но надо…

— Я понимаю, малышка, — кивнул эльф. — Идите, седлайте лошадей. А я пока соберу вам еды в дорогу.

Олен и Саттия вылезли из-за стола, кот мягко спрыгнул с лавки. Вышли во двор, под знойные лучи высоко взобравшегося солнца. Простоявшие семь дней в конюшне лошади встретили хозяев радостным ржанием. Кусака попытался цапнуть Олена за руку, Чайка затрясла гривой. И даже серый мерин Бенеша, отличавшийся спокойным нравом, приветственно застриг ушами.

Рыжий наблюдал за тем, как седлают, очень внимательно, моргал золотистыми глазами.

— Готовы? — заглянул в конюшню Мллиран с большим мешком в руках. — Вот это возьмете с собой. До вечера точно не испортится.

— Спасибо, — Олен запихнул мешок в седельную сумку, взял Кусаку под уздцы и повел к дверям конюшни.

В седло забрался у самых ворот постоялого двора. Пыхтящий Бенеш взгромоздился на спину коню, Саттия вскочила на Чайку с изяществом опытной наездницы.

— Береги себя, малышка, — сказал Мллиран, и поглядел на молодых людей с показной суровостью. — И вы тоже ее берегите! А не то… Ну вы поняли.

Он кивнул, и трое всадников выехали за ворота. «Горный ручей» остался позади, потянулись аккуратные домики Лидена. Улочка вывела к уходящему на восток тракту, стал виден Дейн, порт на его берегу, теснящиеся корабли. Свежий ветер с реки принес запах влаги, грохот сходней и сердитые голоса.

— Так куда мы все-таки едем? — нарушила молчание Саттия, едва они выехали за пределы городка. — Глупо убегать просто так.

— Я намерен двинуться в Заячий Скок, а точнее — на его пепелище… — Олен вздрогнул от внезапно нахлынувшей боли. Вспомнились счастливые годы, проведенные в блаженном неведении о собственном происхождении, в трудах и радостях обычного человека, без врагов и проблем. — Там должно быть кое-что, принадлежавшее моим предкам. В смысле, настоящим…

— И что именно? — поинтересовался Бенеш.

— Кольцо Безария, принесенное им из другого мира вместе с Камнем Памяти во время переселения. В нем скрыта истинная сила императоров, и оно, скорее всего, позволит мне справиться с Харуготом.

— Я читал о нем, да… — ученик мага, несмотря на удивительную нерешительность, знал и умел очень много. — Как написано в книге Арно Тариона «Сказания о древностях дивных» — «заключена в металле сила истого пламени, сокрыта от глаз непосвященных». Но как оно попало в твое селение?

— Отец ни разу в жизни не прикоснулся к кольцу, так и не познакомился с его силой. Когда начался мятеж, он передал наследство Безария вместе со мной Лераку… А тот оставил кольцо там же, где и меня, и сделал его частью ложных воспоминаний для тех, кого избрал стать моими «родителями». Помню, оно лежало в красном углу, под фигуркой Акрата. И почему-то я никогда не обращал на него внимания…

— А ты не желаешь спросить, хотим ли мы ехать с тобой? — вмешалась Саттия.

— Ну, я думал…

— Ой, не смеши! — девушка фыркнула, синие глаза ее потемнели. — Тебе думать не нужно, ты теперь император!

— Я и раньше им был, только не знал об этом, — сказал Олен негромко. — А вы — свободные роданы, и если не желаете ехать со мной, то вольны отправляться на все четыре стороны.

— Я с тобой, — вздохнул Бенеш, его рыжие брови сошлись к переносице. — Не возвращаться же в Гюнхен, где Темный Корпус жаждет моей смерти? И еще я хочу отомстить Харуготу за учителя!

Наставник Бенеша, Лерак Гюнхенский, стал одной из жертв консула.

— А ты, Саттия? С нами или нет?

— Чайка, ты хочешь вернуться домой? — девушка потрепала кобылку по боку, погладила по гриве. — Судя по всему, нет. Вот и я не хочу. Вряд ли меня там ждут с распростертыми объятиями. Скорее с ремнем и недобрым словом…

— Вот уж не думал, что у эльфов тоже используют порку как воспитательный прием, — пробормотал Бенеш себе под нос.

— Так что я с вами, — Саттия не обратила на его слова внимания. — А ты, Олен, знаешь дорогу к родным местам?

— Я знаю, что Танненг лежит на Дейне. Если мы будем ехать вдоль реки, то рано или поздно туда доберемся.

— Не худший вариант. Ну что же, веди нас, император!

Олен смутился и покраснел.

За день миновали с полдюжины деревенек, небольшой городок и стоящий на остром мысу замок. Его серые стены отражались в воде, флаги с гербом при полном безветрии напоминали обвисшие тряпки. Когда солнце укатилось к горизонту, а жара немного спала, начали искать место для ночлега. В сумерках доехали до впадающего в реку ручейка, узкого и прозрачного.

— Тут и встанем, — сказала Саттия, оглядев поросшие густой травой берега, редкий березняк чуть выше по течению ручья. — Отправляйтесь за дровами, а я пока расседлаю коней…

— Мяу, — подал голос Рыжий. Мягким шагом ускользнул в густой кустарник, растущий вдоль берега Дейна.

Молодые люди спешились, Олен вынул из седельной сумки топор, и они зашагали к белеющим в полутьме стволам. Окунулись в облако горького запаха березовой листвы, в царящую под кронами полутьму.

— Вон та сухая, — ткнул пальцем ученик мага.

— Ты уверен?

— Конечно, около этого дерева нет сияния жизни.

— Вот скажи, Бенеш, если ты такой умный, — Олен поплевал на ладони и поудобнее взялся за топор, — чего Саттия так холодно меня встретила? Тогда, в Безарионе, чуть на шею не вешалась, а теперь волком глядит и шарахается…

Он ударил несколько раз. В стороны полетели куски коры, древесина, посыпались обломки сухих веток.

— Это… да, — ученик мага сплел пальцы и хрустнул суставами. — Мне кажется, что тогда она думала — ты погибнешь. Поэтому и не скрывала чувств. А теперь просто не знает, как себя с тобой вести… После Воссоединения ты стал другим…

— Это каким? — на дереве образовалась увеличивающаяся выемка, ствол заскрипел.

— Ну, другим… — способности четко излагать мысли Бенешу явно не хватало. — Более уверенным… каким-то… А попробуй с ней поговорить начистоту. Объясни, что ты к ней неравнодушен…

— Боюсь, — Олен ударил еще раз, сухая береза заскрипела, начала медленно падать. — Даже сам не знаю чего…

— А, ну тогда… это, да. Потащили, что ли?

— Я сам, а ты пока мелких веток набери. Для розжига пригодятся.

Когда вернулись к ручью, выяснилось, что Саттия не только управилась с конями, но и принесла воды.

— Сейчас сварю суп, — сказала она. — Мллиран тут всякой всячины насовал, как раз для похлебки. Надеюсь, дождетесь и не умрете с голода?

— И я надеюсь, — вздохнул Олен.

Супа ждали до темноты. Девушка суетилась у котелка, сыпала в него какие-то специи, снимала пробу. Бенеш и Рендалл глядели на нее, жадно вдыхали мясной запах и глотали слюни.

С ужином покончили в одно мгновение, вымыли котел и устроились спать.

Олена всю ночь мучили кошмары — багровые отсветы пожаров на стенах городов, крики убиваемых людей, блеск оружия, свист стрел и истошные вопли атакующих орков. Проснулся с тяжелой, как таристерский шлем, головой, некоторое время приходил в себя, отгонял желание выхватить меч и броситься в бой.

— Ты чего какой мрачный? — осведомилась Саттия, когда от пирожков с ягодами, извлеченных из мешка Мллирана, остались только крошки.

— Приснилось что-то… — ответил он, укладывая на спину Кусаке потник.

Солнце начало жарить, едва поднялось над деревьями. Висящий над Дейном туман рассеялся, роса высохла, мир превратился во внутренности огромной печи. Налетели зло жужжащие слепни, закружились вокруг лошадей и людей, норовя усесться, вонзить жало в кожу…

Примерно через час Олен слегка отошел от ночных кошмаров. Путешественников к этому времени догнал кот. Мяукнул несколько раз и пристроился рядом с Кусакой. Жеребец недовольно покосился, но не попытался, как в первые дни после их знакомства, шарахнуться в сторону.

Рыжий, хоть и походил на очень большую домашнюю кису, принадлежал к почти вымершей в Алионе породе оциланов. В глубокой древности они жили по лесам севера, но позже были истреблены за дурную славу оборотней. Люди знали о них только из легенд.

Олен познакомился с рыжим хищником, в чьей шерсти сверкали золотые пряди, а в желтых глазах не имелось зрачков, в Вечном лесу. Тогда он спас кота от большой беды, а Рыжий привязался к человеку и последовал за ним.

Ближе к полудню зной стал невыносимым. Сверкающий под лучами светила Дейн точно замер, смолк плеск волн. Слепни попрятались, небо стало напоминать сковородку. Путники ехали по тропинке, идущей между топким берегом и густым хвойным лесом, и даже тут, в считанных локтях от воды не ощущали прохлады.

— Ну и жара, — пробормотал Бенеш, успевший расстегнуть все пуговицы на флотере, — я бы искупался…

— Так кто мешает? — сказал Олен. — Только вот найдем походящее место, остановимся и…

Донесшийся от реки громкий плеск помешал договорить. Серая поверхность воды заколыхалась, из глубины к берегу метнулось нечто блестящее, продолговатое. Рыжий зашипел, мерин Бенеша попытался одновременно взбрыкнуть и перейти в галоп. Чайка мотнула гривой и встала на дыбы, а Кусака замер, мелко дрожа и выпученными глазами наблюдая за вылезающим из Дейна чудовищем.

Оно напоминало исполинскую щуку с очень светлой чешуей на брюхе и темной на спине. Вместо плавников из боков торчали кривые лапы с желтыми когтями. В пасти, где убралась бы овца, поблескивали игольчатые зубы, а хвост равномерно шлепал по воде. На лапах висели темно-зеленые водоросли.

— Ай! — Бенеш взвизгнул, пытаясь совладать с конем, тот рванул в лес. Донесся топот копыт, затрещали ломаемые ветки. Олен выдернул из ножен ледяной клинок, мигом позже обнажила меч Саттия.

Чудовище вылезло на берег целиком, перегородило тропинку и медленно, словно нехотя повернулось. Стали видны глаза, белые, точно затянутые пленкой, острый гребень, идущий от головы по хребту.

— Почему он не нападает? — Олен толкнул Кусаку пятками в бока, но тот и не подумал двинуться с места.

— Ты жалеешь об этом? — Саттия вскинула оружие, лучи солнца отразились от блестящего лезвия и зайчиками разлетелись по сторонам.

Тварь переступила лапами, открыла пасть пошире и приглушенно зашипела. Когда рванула с места, Олен успел заметить только смазанное движение. Рыжий вздыбил шерсть на загривке, громадные челюсти щелкнули перед самой мордой Чайки. Кобыла заплясала, взвилась на дыбы. Рендалл занес меч для удара, но чудовищная тварь ловко увернулась. Клацнула зубами еще разок, развернулась и бросилась в воду. Раздался плеск, о берег ударили волны, и чешуйчатая туша скрылась в глубинах Дейна.

— Ничего себе… — только и сказал Олен.

Саттия заставила кобылу опуститься на все четыре ноги. Спрыгнула с седла и прижалась к шее Чайки, поглаживая ее и шепча что-то в ухо. Когда лошадь перестала трястись, девушка сказала:

— Мы спаслись чудом, не иначе…

— Муррау, — встрял Рыжий, точно соглашаясь. Подошел к следам, оставленным речным зверем, и начал их обнюхивать.

— Теперь нам осталось найти Бенеша, и все будет совсем хорошо, — Олен убрал меч. — Куда он там пропал?

Словно в ответ из зарослей выдвинулась унылая морда серого мерина, а за ней — сидящий в седле ученик мага, поцарапанный и помятый.

— Вы живы? — сказал он, моргая темными глазами. — Как здорово… Это речной волк, но вел он себя как-то странно…

— Что еще за волк такой? — нахмурилась Саттия.

— Это… крупный прибрежный хищник, обитает в больших реках северной части Алиона от Деарского залива до Предельных гор. Именуется также топляком и жорехом. Достигает десяти локтей в длину, опасен в воде и на берегу…

— Это мы поняли! — фыркнула Саттия. — Но почему он нас не съел? Даже не попытался! А просто напугал и удрал!

— Словно хотел предупредить, — задумчиво проговорил Олен, — что ехать в эту сторону не нужно. Бенеш, ты заметил его глаза?

— Да. Белые, точно незрячие.

— Это странно, но никакие волки, сухопутные или водные меня не остановят! — Олен сам удивился, как жестко прозвучал его голос, и поспешно сбавил тон. — Надеюсь, ты больше не хочешь купаться?

— Уж лучше похожу потным, — ученик мага глянул на реку и боязливо поежился.

Саттия вскочила в седло, и путники двинулись дальше. Рыжий чихнул и побежал следом.

Проходящий через высокие окна свет пронизывал сумрак тронного зала кривыми столбами. В них танцевали пылинки, оседали на пол, выложенный белыми и желтыми плитками. Падали на лежащее у стены тело. Неподвижное и холодное, оно походило на труп, но стоящие рядом молодые люди в бурых балахонах и воины в черных плащах не решались дотронуться до него вторые сутки.

Харугот из Лексгольма, консул Золотого государства, внушал страх даже в таком состоянии.

О том, что случилось тут позавчера вечером, напоминал пролом в стене и пятна высохшей крови на полу. Они темнели там, где от руки проникшего в замок чужака пали десятеро гвардейцев.

Трупы канцлер Редер ари Налн приказал унести, а вот про кровь в суматохе забыл.

За проломом в полумраке небольшой комнаты виднелся Камень Памяти, по его гладким бокам бегали алые зарницы. Отсветы от них падали на лицо Харугота, белое и совершенно неподвижное.

— Сколько можно ждать? — в очередной раз спросил канцлер, за эти два дня постаревший на несколько лет. Он прекрасно понимал, что без поддержки консула, возвысившего его из нищих таристеров до одного из важнейших лиц государства, может потерять не только положение, но и жизнь. — Наверное, пора сообщить знатнейшим таристерам о его смерти…

— Наставник не мертв, — глухо пробормотал один из людей в бурых балахонах — учеников Харугота, — он лишь спит…

— А когда проснется? — ари Налн не выдержал, сорвался на крик. — Если не сделает это сегодня, то обезумевшая от радости толпа попытается ворваться в замок! В городе уже болтают невесть что и точат мечи!

Веки Харугота дрогнули и поднялись, обнажив глаза, черные и совершенно пустые. Заглянувший в них ученик, толстый и лысый, застонал и мягко осел на пол.

— Рано ты собрался рыть мне могилу, Редер… — голос консула прозвучал тихо и зловеще, как шорох скользящей по полу змеи.

— Мессен! Не велите казнить, мессен! — канцлер упал на колени, молитвенно сложил руки перед грудью. — Я просто…

— Тихо, — Харугот сел, блеснули перстни с драгоценными камнями, украшающие его руки. Под бешеным взглядом правителя Безариона отступили на шаг его ученики и командиры гардейцев-Чернокрылых. — Скажи лучше, сколько я провел… без сознания?

— Двое суток, мессен.

— Два дня и две ночи странствий по безднам ужаса, обиталищам тьмы и ненависти… — консул поднял руку, потер шею там, где виднелась красная полоса, напоминающая пролежень. — А теперь все — вон! Останься ты, Редер, ты… — он указал на командира Чернокрылых, — и ты, Нивуч…

Названный ученик, очень высокий, с длинным лицом, гривой пепельных волос и острым носом, покорно наклонил голову. Остальные подняли обеспамятевшего товарища и поспешили к двери. За ними заторопились гвардейские сотники. Взметнулись и опали длинные черные плащи.

— Вот и славно, — проговорил Харугот, когда хлопнула, закрываясь, дверь. — Вы поступили очень умно, что не попытались меня убить. Все равно у вас ничего бы не вышло. И за это я награжу вас — оставлю в живых.

— Милость мессена велика, — в один голос отозвались ученик, командир Чернокрылых и канцлер.

— Это верно, — Харугот поднялся, взглянул на пролом в стене, где алел Камень Памяти. В глазах его вспыхнула злость, а угол рта дернулся. — Редер, твоя задача — найти того, кто сможет починить тайную дверь. Выполняй немедленно. Еще распорядись, чтобы мне принесли чего-нибудь поесть и выпить. Прямо сюда.

— Все понял, — ари Налн поклонился и почти бегом направился к выходу из зала.

— Теперь ты, Тратис, — правитель Безариона повернулся к командиру гвардии. Тот, грузный, плечистый, с пышными седыми усами и широкими мозолистыми ладонями, преданно вытянулся. — Отбери шестерых или семерых лучших твоих молодцов. Из тех, кто не понаслышке знаком с искусством следопыта, сражается не хуже, чем сам Азевр, и предан мне до глубины сердца. Найдешь таких?

— Так точно. Через полчаса они будут перед вами.

— Отлично. Выполняй, — Харугот проследил, как командир Чернокрылых идет к парадным дверям, а потом заковылял к трону. Взобрался по ступенькам и тяжело опустился на него так, что древнее кресло вздрогнуло. — А ты, Нивуч, иди, переоденься в обычную одежду. Захвати денег из вашего тайника и возвращайся как можно быстрее.

— Будет исполнено, — и ученик побежал вслед за гвардейцем.

Консул Золотого государства остался в зале один. Но продлилось это одиночество недолго. С поклоном вошел слуга, несущий на подносе кувшин с крышкой и кубок из золота. Потом явился второй, с широким блюдом, на котором лежали полоски тушеной в пряностях зайчатины.

— Поставьте сюда, — Харугот привстал на троне, едва не коснувшись макушкой торчащей из спинки обруча короны. Ткнул пальцем в помост. — Нет, наливать не надо… Свободны, оба!

Слуги поклонились еще раз и бегом удалились. А консул сам налил себе вина и принялся за еду. К тому моменту, когда вернулся Нивуч, он успел выпить три кубка и опустошить блюдо. Последние признаки мертвенности исчезли с лица, на смуглых щеках появился румянец.

— Я прибыл, мессен, — даже в обычном торлаке из темно-синей ткани ученик выглядел странно. Напоминал вырядившуюся в человеческую одежду большую хищную птицу, в светлых глазах таилось холодное презрение.

— Отлично, — консул потер подбородок. — Сейчас явятся остальные, и я объясню, что вам предстоит.

Ждать пришлось недолго. Из-за парадных дверей донесся топот, и в зал вступил Тратис, а за ним — шестеро гвардейцев в кольчугах, округлых шлемах с крылышками и черных плащах.

— Консулу слава! — дружно рявкнули они, Харугот чуть заметно поморщился, дрогнул угол его рта.

— Пусть выстроятся в линию, — приказал хозяин Безариона, — хочу их осмотреть…

Чернокрылые выполнили приказ и замерли. Харугот впился в них пристальным взглядом. Кое-кто из воинов побледнел, кое-кто покраснел, но ни один не вздрогнул, не опустил глаз.

— Неплохо, — одобрительно заметил консул и подал ученику знак налить еще вина в кубок. — А сейчас представ нам своих парней, Тратис.

— Да, мессен, — командир гвардейцев вышел вперед, прокашлялся. — Вот этот, что стоит с краю, родился в Безарионе, в Тухлой яме. Первого человека убил в десять лет, еще через пять оказался в тюрьме. Быть ему казненным, но он попал в число Боевых Висельников, — при упоминании отряда смертников, созданного из преступников для борьбы с пиратами, невысокий, коренастый воин ухмыльнулся. Стали видны гнилые зубы, — и ухитрился там выжить. Отлично владеет коротким клинком.

— Имя?

— Сераф Мокрый.

— Великолепно, — Харугот отхлебнул вина. — Следующий.

— Картил Одлан, — Тратис указал на высокого и стройного Чернокрылого, чем-то похожего на эльфа. — Родом из лесов северной Норции, способен выследить оленя на голых камнях и учуять запах дурных мыслей. Прекрасно стреляет из лука, но и меч в его руках крайне опасен.

— Хорошо. Следопыт вам понадобится.

— Парам Терсалимец, — смуглый воин, из-под шлема которого выбивались заплетенные в косички черные волосы, выпятил широкую грудь. — Неистов в схватке, прославился еще при Хорстене, где убил пятерых таристеров…

— Как же, помню, — правитель Безариона помрачнел, едва речь зашла о том дне, когда он потерпел самое чувствительное поражение. Тогда объединенные силы северных графств, герцогств и королевств вынудили консула остановить войско и прекратить войну. — Он удостоился моей личной благодарности…

— Андвайн Гедари, — Тратис перешел к мягко улыбающемуся Чернокрылому. — Лучший боец гвардии. Умеет все. Иногда мне кажется, что в бою у него вырастают четыре дополнительных руки.

— Они ему скоро пригодятся, — кивнул Харугот.

Пятый и шестой воины оказались близнецами, невысокими, широкоскулыми и русоволосыми. Тратис сообщил, что родились они далеко на востоке, у тердумейских озер, много лет провели в отряде убийц тамошнего короля. Угодив в опалу, бежали в Безарион, где и попали в гвардию.

— Зовут их Мкарчик и Левон, — сказал командир Чернокрылых напоследок, — и верность их, как и всех остальных, не подлежит сомнению.

— Прекрасно, — консул указал на стоящего сбоку от тронного помоста ученика. — Это Нивуч, он один из самых умелых и жестоких магов Безариона. С сего момента вы, парни, переходите под его полную власть. И любой, кто проявит неповиновение, погибнет самой мучительной смертью. Это я вам обещаю, клянусь Великой Бездной.

Сераф Мокрый вновь ухмыльнулся, Парам Терсалимец оттопырил нижнюю губу, прочие воины остались неподвижны и бесстрастны, как статуи.

— А сейчас, — Харугот поднялся, — я покажу, что вам предстоит сделать… Следуйте за мной.

Он сошел с помоста и зашагал к пролому в стене, где испускал рдяные зарницы Камень Памяти. Подойдя к нему вплотную, консул поднял руки и начал рисовать в воздухе сложные переплетающиеся знаки. Лицо правителя Безариона, освещенное багровым огнем, превратилось в застывшую маску. На лбу выступили капли пота, блестящие, точно жемчужины. Свечение Камня резко усилилось. Заскользили по округлым богам символы, точно сотканные из алого огня. В выемке, похожей на отпечаток человеческого лица, сгустилась тьма.

Консул прошипел что-то неразборчивое, выбросил правую руку. От верхушки Камня Памяти к широкой, мозолистой ладони поднялся луч белого света. Потолстел, скачком превратился в сверкающую поверхность. В ней возникло изображение молодого воина с мечом в руках.

Мужчина выглядел обычно — высокий, плечистый, с густыми русыми волосами и родинкой на щеке. А вот клинок в его руках казался выточенным из сияющего голубого льда.

— Этого человека зовут Олен Рендалл, — приглушенно, словно через боль, сказал Харугот, — два дня назад он был здесь, в Золотом замке. А сейчас, скорее всего, покинул Безарион. Ваша задача — взять его след, найти и убить. При этом учтите, что он хорошо сражается, а оружие у него необычное…

— Позвольте вопрос, мессен? — подал голос Нивуч. — Это кость йотуна?

— Совершенно верно. И я не советую вам скрещивать с ней клинки из лучшей андалийской или даже гномьей стали. Кроме того, Олен путешествует не один. С ним девушка-лучница и маг-недоучка. Их тоже убейте, а меч принесите мне. И не вздумайте браться за него иначе, чем через ножны!

Чернокрылые слушали консула. Сераф продолжал ухмыляться, Андвайн Гедари хмурился, а близнецы Мкарчик и Левон выглядели довольными, словно псы, загнавшие кота на дерево.

— Надеюсь, все его запомнили? — Харугот отдернул руку, полоса света втянулась в Камень. — Да, чуть не забыл. С ними еще самый настоящий оцилан.

— Оцилан, мессен? — спросил Нивуч удивленно. — Но ведь это сказки…

— Я тоже так думал — до недавнего времени, — консул повернулся. — Как и про клинки из кости йотуна. Надеюсь, вы понимаете, что прикончить Олена и его дружков будет не просто. Поэтому я и выбрал вас — лучших.

— Мы справимся, мессен.

— Я верю, — угол рта Харугота дернулся. — Отправляйтесь немедленно. Тратис, выдай им денег, лошадей и гражданскую одежду.

— Да, мессен.

Вслед за командиром Чернокрылых шестеро воинов и Нивуч покинули тронный зал.

Глава 2. Слишком много гномов

Несмотря на неистовую жару, ехали целый день без остановок. Никто больше не нападал, кроме слепней и комаров, но Саттия казалась встревоженной, Олен вздрагивал при каждом шорохе, а Бенеш все время бормотал что-то себе под нос. Мерно стучали копыта, Рыжий бежал впереди, задрав хвост, точно боевое знамя, и уши его нервно пошевеливались.

Дейн тек меж совершенно необитаемых берегов. Тут не было ни деревень, ни хуторов или рыбачьих шалашей. Изредка по реке проплывали длинные, низкие корабли, плескала охотящаяся на мошкару рыба, истошно орали кружащиеся над водой чайки. Приходилось пробираться через шуршащие заросли камыша, скакать по золотому песку пляжей и пересекать растущие на косогорах сосновые боры, где пахло горячей смолой.

Небольшой поселок показался ближе к вечеру. Из-за высокого мыса выдвинулись несколько холмов, сплошь уставленных домами. Стали видны сушащиеся на распорках сети, вытащенные на сушу лодки. Ветер донес запах дыма и собачий лай.

— Вряд ли тут есть постоялый двор, — проговорила Саттия с глубоким сомнением в голосе, — но все равно предлагаю дальше не ехать. Заночевать тут.

— Мысль здравая, — согласился Олен, а Бенеш просто кивнул.

На окраине поселка чужаков встретили собаки. Белый с черными подпалинами вожак размером с матерого волка оскалил белоснежные клыки и бросился на Рыжего. За ним устремились шавки поменьше. Оцилан не сделал ни единого движения, просто зашипел. Свирепые псы дружно повалились на брюхо, раздался жалобный скулеж.

— Мир вам, люди добрые, — удивленно проговорил вышедший из крайней хижины мужик. — Вы кто такие будете? Не колдуны, часом?

В руках мужик небрежно держал длинный гарпун, предназначенный для крупной рыбы.

— А что, если и так? — поинтересовался Олен.

— Да ничего, — мужик пожал плечами. — Только уймите своего зверя, а то как бы он детей не покусал.

— Рыжий у нас добрый, — встряла Саттия. — Никого не трогает, пока его не трогают, — кот согласно мяукнул. — А у кого у вас тут можно на ночлег попроситься?

— Это к Рябинычу, — мужик почесал грудь и ткнул гарпуном в сторону хижины, стоявшей дальше всех от воды. — У него жена в том году померла, так что дом все равно пустой стоит…

— Спасибо, — кивнул Олен, поворачивая коня.

Как только Рыжий двинулся с места, собаки с визгом и лаем разбежались. Трое всадников проехали через поселок, сопровождаемые удивленными взглядами и окриками женщин, загоняющих детей в дома. Когда приблизились к хижине Рябиныча, стал ощутим запах древесины.

— Эй, хозяин! — Саттия спрыгнула с Чайки. — Приютишь странников?

— Странников? — низкорослый, но широкоплечий мужик вышел из просторного сарая, внутри которого стояло что-то вроде верстака, а у стен громоздились доски. — Это вас?

— Нас, — подтвердил Олен. — Боги одарят дом гостеприимного милостью, пошлют блага и процветание…

Мужик взъерошил каштановые волосы на макушке. Расхохотался, мрачное рябое лицо его стало дружелюбным и открытым.

— По виду — таристер, а болтаешь не хуже патриуса, — сказал он. — Да и кошак уж больно здоровый, я таких никогда не видел. Ладно, заезжайте. Место найду, но разносолов не обещаю…

— Это ничего, — улыбнулась Саттия. — Главное, чтобы было чего пожевать и крыша над головой.

Хозяин оказался деревенским плотником, изготовителем рыбацких лодок. Лошадей привязали за сараем-мастерской, где под навесом на козлах сушились доски, а земля была белой от стружек. Умылись из большого ведра с холодной водой. А когда зашли в дом, то на столе ждал котелок и каравай черного хлеба.

— Кушайте, я уже поужинал, — сказал Рябиныч. — Спать можете вон там, на полатях. А кота я рыбьими головами обеспечу. Пойдем, рыжая морда…

Оцилан капризничать не стал, побежал за хозяином дома к двери. Вскоре с улицы долетело радостное мяуканье. В котелке обнаружилась уха, наваристая и густая, с кусками мягкой рыбы. Пока ужинали, стемнело, и ничего не оставалось делать, как улечься спать. Олен забрался на полати последним, и заснул, едва натянув на себя дырявое, пахнущее дымом одеяло.

Во снах он рубился с многочисленными врагами, произносил речи на огромных площадях, спасал кого-то от верной гибели и наблюдал за казнями. Перед глазами мелькали искаженные болью и ненавистью лица, уши болели от стонов, криков и дикого грохота.

Когда поднял веки, с удивлением обнаружил перед лицом дощатый потолок из некрашеных досок. Жарко стало от мысли, что он попал в плен… вот только к кому, вспомнить не смог. Но руки и ноги оказались свободны, а когда огляделся, понял, что рядом спят веснушчатый молодой человек и девушка со светлыми волосами, где выделяются белесые прядки.

«Кто они? И где я? — он с некоторым трудом слез с печи, с изумлением выглянул в окно, где за домиками виднелась широкая серебристая река и восходящее солнце. — Это Дейн, но никак не Безарион. Как я сюда попал? И… кто я?». Напрягся, пытаясь выудить из головы имя, но не смог. Их там обнаружилось слишком много — Кратион, Безарий, Трассий, Лионан…

— А, ты встал, — донеслось с печи, и светловолосая девушка спрыгнула на пол. Вынула из сумочки на поясе деревянный гребень с длинной ручкой и начала причесываться. — Корни и листья, я отлично выспалась… Эй, что с тобой?

— Не знаю, — он и в самом деле не понимал, что случилось с его памятью, где сплетались десятки воспоминаний, принадлежавших разным людям. — Я не… кто я такой?

— Ничего себе, — девушка подергала за ногу продолжавшего спать молодого человека. — Эй, Бенеш, вставай! Олен, ты точно не придуриваешься?

«Олен» — имя показалось знакомым, а затем точно рухнула плотина в голове. Хаос в мыслях исчез, сметенный волной воспоминаний — Заячий Скок, Чернокрылые, бегство, Вечный лес, Безарион, Камень Памяти. И через мгновение понял — все это он пережил сам.

— А, что? Да… — над печкой показалась голова Бенеша, увенчанная встрепанными рыжими лохмами. — Что случилось?

— На мгновение я утонул в чужих воспоминаниях, — сказал Олен мрачно. — Но сейчас все в порядке.

— Ничего себе — в порядке! — голос Саттии прозвучал сердито. — Если человек не может вспомнить, как его зовут — это никакой не порядок!

— Мяу? — в дверь проскользнул Рыжий, подошел к Олену и принялся тереться о его ноги, оставляя на штанах клоки пушистой шерсти.

— Я читал о таком, да… — Бенеш зевнул. — Иногда после Воссоединения безумие может овладеть даже человеком с императорской кровью. Когда чужие воспоминания вытесняют у него в голове свои… Из-за этого отрешили от правления несколько человек в Третьей Династии и одного в Пятой…

— Ты почему ничего об этом раньше не сказал?

— А ты не спрашивал, — ученик мага развел руками. — Ты так хотел пройти это испытание, что… ну, не послушался бы меня.

— Проснулись? — в хижину зашел Рябиныч с большим глиняным кувшином. — А я к соседям сходил, за молоком. Угощайтесь. Там хлеб еще должен был оставаться.

Каравай немного зачерствел, но зато молоко оказалось парным, теплым. Целая его миска досталась Рыжему, и тот наелся так, что мохнатое пузо раздулось, превратилось в шарик. Когда путешественники расплатились с хозяином, оседлали коней и отправились в дорогу, кот с жалобным мяуканьем побежал следом.

От рыбачьего поселка началась дорога. Она пошла вдоль Дейна, но чуть в стороне от реки. Чаще и чаще стали встречаться нанизанные на нее, точно бусинки на нитку, деревеньки, маленькие и большие. В одной из них, в храме Всех Богов, путешественники переждали грозу, с невероятной скоростью приползшую с севера.

Молнии полыхали над речной гладью, отражаясь в ней, струи воды хлестали землю как тысячи стальных бичей. Облака плыли низко, едва не задевая шпиль святилища, гром рокотал так, что вздрагивала земля.

— Не припомню таких бурь, — сердито проговорил маленький седой патриус, когда гроза закончилась. — Да и жара эта дикая выглядит странно… Ох, тяжелое сейчас время, видит Скарита, великие силы взбаламучены во всем мире…

И благословил странников амулетом в виде растопырившей крылья летучей мыши.

За селением с храмом вновь начались дикие леса безо всяких дорог. Пришлось спуститься к самому берегу, и ехать вдоль него, через густые заросли. В кустах с длинными бледно-зелеными листьями обитали сонмища комаров, под копытами чмокала грязная жижа.

Заслышав конский топот, в небо с судорожным кряканьем вспархивали серо-белые речные утки. Суматошно размахивая крыльями, уносились прочь. Рыжий следил за ними хищными золотыми глазами.

— Ну и болото, — заметил Бенеш, когда они выбрались на сравнительно сухой пригорок, откуда Дейн открылся во всей красе — широкий, похожий на опрокинутое небо с серыми облаками. — В таких зарослях, если верить «Великому бестиарию», должны обитать лахудры кусачие, коморники прыгающие и стрекальники ядовитые.

— Насчет лахудр ты верно сказал, — Олен шлепнул себя по лбу, превратив еще одного комара в комочек слизи. — Вот только…

Оцилан издал протестующий мяв, перешедший в визг. Чайка остановилась резко, Саттию мотнуло в седле. Мгновением позже замерли и другие лошади, Кусака нервно заржал.

— Магия земли! — выкрикнул Бенеш. — Нас затягивает! Это гномы!

— Проклятье! — воскликнула девушка, в руках ее оказался лук с натянутой тетивой, несколько стрел покинули колчан. — В какой стороне колдун?

— Вон там! — Бенеш указал прочь от берега. — Сейчас я им…

Замелькали его руки, рисуя в воздухе один символ Истинного Алфавита за другим. Олен глянул вниз, обнаружил, что Кусака погрузился в кажущуюся твердой почву почти на локоть и продолжает опускаться. Конь задрожал, испустил низкое, полное тоски и боли ржание.

Саттия несколько мгновений прислушивалась, а потом выстрелила. Чуть сместила прицел и пустила еще одну стрелу. Но судя по отсутствию криков, ни в кого не попала. Поняв это, ученик мага резко выбросил перед собой ладонь. Звуки перекрыло низкое басовитое жужжание, словно над головами путешественников пролетел жук размером с сарай. Хлопнуло, щелкнуло, Чайка попыталась встать на дыбы. Шибанул аромат сырой, только что высвободившейся из-под снега почвы.

Перед глазами Олена все поплыло. Ничего не соображая, он выхватил неистово пылающий меч. Тот сверкнул голубой зарницей, и словно привлеченные ее сиянием, из кустов начали выходить гномы.

В длинных кольчугах с бригандинами поверх них, в тяжелых шлемах, закрывавших лицо, они выглядели существами из металла. Только лежащие на груди бороды давали понять, что в стальной скорлупе — живая плоть. Ладони в кольчужных перчатках сжимали топоры. Узкие лезвия, предназначенные, чтобы проминать броню, сверкали на солнце.

За время, что понадобилось лошадям, чтобы выдернуть ноги из размякшей земли, трое всадников оказались окружены со всех сторон.

— Старый знакомый! — прошипела Саттия, разглядев за спинами тяжеловооруженных воинов гнома в темно-зеленом кафтане с меховой оторочкой, охваченном крест-накрест широкими ремнями.

На поясе его висел кинжал в украшенных золотом ножнах. В бороде сверкали кольца из драгоценного металла, взгляд был мрачным. Рядом шагал морщинистый маг, позади топал еще один гном без оружия, в простой одежде, очень худосочный по меркам горных жителей.

Девушка натянула лук и спустила тетиву, но маг не повел и бровью. Стрелу сразу окутало облачко серой пыли. Она приостановилась, а затем упала. Рыжий прыгнул на ближайшего гнома, но тот даже не пошатнулся. Когти бессильно скользнули по стальным пластинам бригандины, рукоять топора ударила оцилана в живот. Кот отлетел назад, вскочил и замер, растерянно взмахивая хвостом.

Гном с кольцами в бороде остановился на таком расстоянии, чтобы его было видно и слышно, но чтобы стрела не долетела до него слишком быстро. Произнес совершенно бесстрастно:

— Год миддаг. Ом хон инте слютар скьита са додар ви ер.

— Добрый день. Если она не перестанет стрелять, мы просто убьем вас, — перевел тощий гном.

Его патрон кивнул и заговорил, неспешно и важно, время от времени поглаживая себя по бороде.

— Благородный Дерин фа-Трене-фа-Орон-фа-Некен-фа-Лонин-фа-Жерин-фа-Валин, — забубнил толмач, — желает приобрести ледяной клинок, и готов предложить в обмен столько золота, сколько весит хозяин оружия. Если вы откажетесь от сделки, Дерин фа-Трене будет опечален, но даст приказ своим воинам убить вас. Чтобы не лить кровь, прислушайтесь к доводам разума…

— Выследили, проклятые, — прошептала Саттия, не опуская лука, — месяц за нами шли. Маг их на нас вывел. По этой, как ее, памяти земли.

— Именно так, — негромко и растерянно ответил Бенеш. — А я не знаю, чего делать. Пока буду готовить заклинание, меня на куски порубят…

— Ну, что вы скажете благородному Дерину фа-Трене? — осведомился толмач, закончив переводить длинную речь. — Долго ждать ответа он не будет…

— Если попрут скопом, я свалю двоих или троих, — проговорила Саттия, — а прочие нас достанут. Через строй их не прорваться. Так и придется отдать клинок?

— Предоставьте все мне, — Олен незаметным движением освободил ноги из стремян, — передай своему мессену, что он может поцеловать меня пониже копчика.

По ряду воинов прошел металлический шелест — кое-кто там понимал язык людей. Толмач выпучил глаза, пытаясь осмыслить, в самом деле услышал оскорбление или ему показалось.

Олен уперся руками в луку. Напрягся так, что мышцы живота заныли, и резко встал на седло. С силой распрямил ноги и прыгнул в сторону укрывшегося за спинами воинов гнома. Бедра дернуло болью, услышал удивленный возглас. Мелькнула мысль, что сил толчка не хватит, что позорно свалится на землю. Но сапог опустился одному из латников на плечо, и Рендалл толкнулся еще раз. Приземлился за линией окружения, перекатился через плечо. Вскочил и со всех ног устремился к благородному Дерину фа-Трене.

Маг выкрикнул что-то, из земли на пути человека выросли громадные черные ручищи. Олен ударил мечом горизонтально, и они рассыпались на куски почвы. Отшвырнул бросившегося наперерез толмача, вышиб кинжал из ладони предводителя гномов. Проскочил ему за спину и приставил нестерпимо пылающее лезвие к шее.

Сбоку, где не мешала борода.

— Одно движение любого из вас — и я перережу ему глотку! — сказано это было достаточно уверенно, чтобы воины дружно замерли. — А ты, колдун, помни, что я быстрее тебя!

— Ду кан дода миг! Мен мин фамиль коммер атт хамнас![3] — проговорил Дерин фа-Трене гордо.

— Это мы посмотрим, — хмыкнул Олен, угадавший общий смысл слов. — Эй, ты, — он поглядел в сторону поднявшегося с земли толмача. — Переводи. Пусть воины немедленно бросят топоры и удалятся на две мили от берега. Чего замолк?

Лицо тощего гнома перекосилось от страха, но он послушно забормотал. По рядам его вооруженных соплеменников прошел ропот.

— В случае неповиновения я убью его, — Олен прижал ледяное лезвие к смуглой коже, из пореза, пока неглубокого, выступила кровь. — Быстро!

— Лидаг![4] — прохрипел Дерин фа-Трене, осознавший, похоже, что слишком близко подошел к вратам Адерга.

Глухо звякнул первым упавший на землю топор, поверх него лег второй, третий. Обезоруженные гномы медленно двинулись прочь от берега, глаза в прорезях шлемов загорелись бешенством.

— Саттия, проследи, чтобы они не остались поблизости! — крикнул Олен. — А ты, толмач, свяжи своего морщинистого приятеля…

— Его? — трясущаяся рука указала на мага. — Чем?

— Да хотя бы своим и его поясом. Уложи на землю, руки за спину, и замотай покрепче. И в рот чего-нибудь запихни, чтобы он пальцем не мог пошевелить и слово вымолвить.

— Ду колар ав фрам анскремлиг лиданде![5] — прошипел колдун, когда с него сорвали широкий кожаный пояс.

Олен не обратил на его слова внимания.

— Вот и хорошо, — сказал он, когда маг оказался связан, а последний из воинов исчез в зарослях. — Бенеш посмотрит, чтобы этот тип не затеял какую-нибудь гнусность, а мы поговорим. Готов ли меня слушать благородный Дерин фа-Трене?

— Йа,[6] — без охоты отозвался предводитель гномов, услышав перевод вопроса.

— Ты думаешь, что имеешь дело с выскочкой, по воле случая получившим чудесный меч? Вынужден тебя разочаровать. Я помню, как твой прапрадед Лонин фа-Жерин-фа-Валин— фа-Стрене-фа-Некен-фа-Лиар триста лет назад одержал победу на Играх Двенадцати Богов в Безарионе. Он одолел всех в метании топоров и получил приз из рук императора — вазу из голубого оникса, изготовленную многие тысячелетия назад сиранами…

Благородный Дерин фа-Трене судорожно захрипел. Попытался повернуть голову, чтобы посмотреть человеку в лицо, но замер, ощутив боль от глубже вонзившегося в кожу лезвия. Лежавший на земле маг беспокойно завозился.

— Я помню, что его прапрадед погиб в Безарионе в Ночь Кровавой Потехи. Что тело его так и не нашли…

— Кто ты? — толмач сумел передать не только смысл, но и интонацию патрона — ужас и удивление.

— Наследник трона, стоящего в Золотом замке, — голос Олена обрел звучность и глубину. — И я не советую тебе становиться мне поперек дороги!

— Йа… Яг кунде инте… Варифран? Варфор са форт ней…[7] — залепетал Дерин фа-Трене.

— Отправляйся в горы, — перебил его Олен, — и расскажи консулам и старейшинам, что скоро вашему народу придется браться за топоры. Тот, кто владеет ныне Безарионом, несет в себе зло более страшное, чем Восставший Маг.

— Не может быть… — смуглое лицо толмача посерело, стало цвета дорожной пыли.

— Все понял? — Олен медленно убрал меч от шеи предводителя гномов.

— Йа, йа, — забормотал тот. — Урсакта…[8]

— Тогда поклянись Кодексом Регина, что выполнишь мою просьбу, — к коню отходил неспешно, не отводя взгляда от лежащего на земле мага. Тот смотрел недоверчиво и мрачно.

— Свар![9] — проговорил Дерин фа-Трене.

Олен убрал меч в ножны, вскочил в седло. Кусака сдвинулся с места, не дожидаясь удара шпор, с радостным ржанием. Быстро перешел на рысь. Замелькали кусты, исчезли из виду гномы, лежащая на земле груда топоров.

— Ловко ты с ними управился, — Саттия перестала оглядываться только через сотню шагов. Убрала стрелу в колчан, опустила лук и принялась снимать с него тетиву.

— Так вышло, — Олен почувствовал, как от похвалы заалели щеки, торопливо отвернулся.

— А ты и вправду… ну, все это помнишь? — спросил Бенеш, когда поехали более спокойно. — Это… про его прадедов?

— Не постоянно. У меня в голове что-то вроде огромного шкафа с тысячами ящиков. Каждый — память одного императора. И имя предков этого гнома послужило чем-то вроде веревки, потянув за которую, я вытащил связанные с ними воспоминания… Но иногда этот шкаф готов проглотить меня целиком…

Примерно через милю выехали к деревушке, как две капли воды похожей на ту, где ночевали. За ней селения начали встречаться чаще, чем блохи в собачьей шерсти. Перед сумерками и вовсе выбрались на широкий тракт, тянущийся на восток. К тому моменту, когда на небосклон высыпали первые звезды, достигли двухэтажного постоялого двора с отдельно стоящей баней и большой конюшней.

— Тут и заночуем, — проговорила Саттия и оглянулась на спутников. — Как, вы не против?

— Конечно, нет… — вздохнул Олен. — Да только мне после того, что случилось сегодня утром, спать как-то боязно.

— Я подберу что-нибудь… подумаю, да, — сказал Бенеш, — магия воспоминаний сложна, но кое-что я знаю…

Навстречу поздним гостям вышел слуга с факелом. Коней расседлали и оставили в конюшне, кот ускользнул во мрак, а путешественники прошли внутрь постоялого двора. После плотного ужина, состоящего из жареных почек и пшенной каши, настроение Олена несколько улучшилось, страх отступил.

Вслед за тем же слугой прошли в комнату, просторную, с квадратным столом у окна, натертыми воском досками пола и новыми одеялами на кроватях.

— Ну что, придумал что-нибудь? — поинтересовалась Саттия, в одежде шлепнувшись на одну из них.

— Это слишком быстро, ну… — Бенеш залился краской, нервно захрустел пальцами. — Хотя кое-что можно сделать… Ты ложись, а я это… порисую прямо на тебе…

Олен стащил сапоги и улегся на ту кровать, что стояла ближе к двери. Ученик мага подошел к нему и забормотал какую-то ерунду:

— Используя Колл, обнажим скрытое… коричневый… А обратный, чтобы спрятать? Гарт? Или Феарн… Синий или рыжий?

Когда холодным пальцем дотронулся до лба Олена, тот закрыл глаза. Несколько мгновений прождал, но ничего не почувствовал, а затем как-то очень быстро и крепко уснул. Боялся снова утонуть в обрывках чужих воспоминаний, но обнаружил себя на тянущейся во все стороны до самого горизонта равнине.

Из гладкой и белесой почвы торчали то ли каменные пирамидки, то ли толстые шипы. Острые грани блестели, а воздух над ними дрожал от зноя. Неподалеку виднелось нечто, похожее на громадный дом из камней. Внутри него рокотало, в окнах мелькали языки пламени. Серое небо без солнца, звезд и луны нависало над головой, ползли по нему багровые пятна то ли туч, то ли дыма.

И царила в этом странном месте чудовищная, невыносимая жара. Олен почему-то знал, как ее ослабить — снять с пояса ледяной клинок и обрушить его на ближайший шип. Затем на второй, третий, а в конечном итоге разрушить каменный «дом», чтобы пришла блаженная прохлада…

Но точно так же он понимал, что делать этого ни в коем случае нельзя. Вкрадчивый и настойчивый голос шептал внутри головы «Тебе жарко. Ты сгоришь, если не сойдешь с места. Ведь это так просто — взять меч и ударить…». Ему возражал целый сонм голосов, много более слабых «Нет, нельзя! Это гибель! Гибель!». От беззвучного спора гудел череп и ломило затылок.

Так что Олен просто стоял и терпел. Кожу жгло, едкий пот тек по лицу, попадал в глаза. Спину щекотало что-то очень горячее, ноги, казалось, обуглились до колен, руки — до локтей.

А затем голоса смолкли, и равнина с шипами исчезла в ослепительной вспышке. Открыв глаза, обнаружил, что через окно проникают розовые лучи восходящего солнца. Услышал, как во дворе звякает ворот колодца. На мгновение испугался, что как вчера, не вспомнит свое имя. Но страх исчез, растаял, точно брошенный на раскаленную сковороду кусочек масла.

— Как сегодня твоя голова? На месте? — Саттия, проснувшаяся, по обыкновению, раньше всех, глядела на него с тревогой.

— Да, — сказал Олен. — Долго Бенеш вчера надо мной колдовал? А то я уснул…

— Ты захрапел, и тут стало ясно, что магия заработала, — девушка улыбнулась и поправила выбившуюся из прически прядь волос.

— А то я видел чудный сон…

— Да? Думаю, потом расскажешь, а мы послушаем.

Оделись и вышли из комнаты. Оказалось, что поднялись первыми из постояльцев. Хозяин встретил их несколько удивленным взглядом, забегали служанки, с кухни долетел запах яичницы с колбасой. Принесли ее на сковороде, большую, скворчащую, с упругими холмиками желтков.

— Ну, что там тебе привиделось? — поинтересовалась Саттия, когда от яичницы остались воспоминания и тяжесть в животах.

И Олен рассказал про ночной кошмар с жарой и торчащими из земли пирамидками.

— Это следствие того, что ты делал со мной вечером? — спросил напоследок, дернув себя за мочку уха.

— Ну, нет… — Бенеш почесал в затылке. — Такого быть не могло… Я четко рассчитал силы, а тут… Честно говоря, я просто не знаю, что именно ты видел. Мне описания такого места неизвестны, да.

— Будем надеяться, что я больше туда не попаду, — хмыкнул Олен и потянулся к лежащим на лавке ножнам.

Поднялись из-за стола и вышли во двор. Около крыльца их встретил Рыжий, такой довольный, словно только что позавтракал. Хотя, судя по прилипшим к носу перьям, дело именно так и обстояло. Кот издал приветственное ворчание, а все время, что выводили и седлали лошадей, путался под ногами, изо всех сил выражая дружелюбие. Когда выехали со двора, побежал впереди.

Солнце карабкалось в зенит, обещая еще один жаркий день. Светило прямо в лицо, заставляло щуриться и опускать взгляд. Поначалу ехали по тракту, навстречу ползли обозы, запряженные могучими волами. Скакали всадники, брели странствующие певцы и патриусы. На полях сверкали косы, виднелись идущие рядами мужики, аромат свежей травы кружил голову, точно вино.

Но потом дорога миновала замок, над черными башнями которого вился ало-бело-золотой флаг, и повернула на север. Пришлось съехать с нее, углубиться в заросли осины, где каждый порыв ветра порождал шелест тысяч листочков. Через пару миль выбрались к берегу и двинулись вдоль него.

Впадающую в Дейн прозрачную речушку перешли вброд, для чего поднялись по ее течению на пару сотен шагов. Еще через час над деревьями впереди поднялся шпиль храма. Вскоре стало видно и селение — аккуратные дома, выстроившиеся вдоль длинной улицы, желтые соломенные крыши, небольшая пристань. И все почему-то совершенно безлюдное.

— Куда они делись? — изумленно спросил Бенеш.

— Там кричат… — отозвалась Саттия, — у храма, по-моему… что-то в этой деревне происходит…

Слух и зрение у уроженки Ланийской марки были не чета человеческим. К моменту, когда Олен различил клубящуюся у дверей святилища толпу, девушка определила, что там кого-то бьют или пытаются бить.

Затем они въехали в пределы селения, и храм спрятался за домами. Потянулась извилистая улочка, покрытая рытвинами. Спасаясь от Рыжего, на забор с истошным кудахтаньем вскочил громадный петух. Оцилан проводил его заинтересованным взглядом. Дремлющая в тени забора свинья покосилась на чужаков, и приветственно хрюкнула.

— Так все мирно, — сказал Олен, вслушиваясь в полные злости крики. — Чего же местные не поделили?

— Потерпи. Скоро узнаем, — ответила Саттия.

Открылась заросшая травой площадка, святилище, довольно старое, с трещинами в стенах. Многоголосый гвалт обрушился на уши — детский писк, женский визг, мужские ругательства.

— Э… кто это там? — спросил Бенеш, прикладывая руку ко лбу.

Толпа, состоявшая из обитателей деревни, образовывала нечто вроде подковы, устьем прижатой к стене храма. А на свободном пятачке внутри нее стоял широкоплечий низкорослый человек… нет, гном, и размахивал палкой, на конце которой что-то посверкивало.

— Убейте его, проклятого! — завопил кто-то из баб. Вперед шагнул черноволосый мужик в красной рубахе, замахнулся топором. Но палка сделала неуловимое, очень быстрое движение. Стукнуло, топор упал наземь, а черноволосый отскочил, ругаясь и хватаясь за ушибленную руку.

— Да это у него боевой цеп, — догадался Олен. — Интересно, чего этот гном натворил?

— Да какая разница? — махнула рукой Саттия. — Поехали. Не наше это дело и не с руки нам в чужие распри влезать.

— Кроме того, гном, — буркнул Бенеш. — Мало мы от них сегодня натерпелись?

— Нет. Я не могу допустить, чтобы на моих глазах просто так убили родана, — Олен не мог сказать, что именно его заставляет поступать таким образом. Он просто знал, что если сейчас пришпорит коня и уедет из поселка, то потом никогда не простит себе этого. — Эй, почтенные, что происходит?

Толпа при звуках громкого, властного голоса замолкла. Стало слышно жужжание, издаваемое вертящейся частью гномьего цепа. Стоящие в задних рядах селяне начали оборачиваться, на многих лицах отразилось удивление, на некоторых — радость. Мальчишки восторженно зашептались, толкая друг-друга в бока «Меч! Смотри, какой меч!».

— Мессен таристер, — из рядов выступил пожилой, но крепкий бородач, через седеющие волосы на голове которого просвечивала лысина, — извольте видеть, хотим проучить выродка подземного, гнусного колдовства виновника…

— Потише, папаша! — нагло ухмыльнулся гном. — За выродка я могу и в репу двинуть!

— Вот, видите, мессен? — горестно воскликнул бородач. — Еще и словами срамными меня, старосту, честит!

— Так что он натворил, клянусь Селитой?

— Порчу навел, мессен! — староста изобразил ужас — округлил глаза и наморщил лоб — в толпе зашептались и закивали. — На Аринку, Корнюхину дочку… Он вчера заявился, а вечером она слегла в горячке! Как есть, жуткая порча! Утром-то мы разобрались, что к чему! Хотели его, как колдуна злодейского, связать, да на костер! А он вон за дубину свою и никого не подпускает!

— Еще бы. Или я, по-вашему, должен сам под собой пламя раздувать? — гном оскалился. — А вообще, следить за детьми надо лучше. Разрешаете им купаться в жару, а потом еще на горячку жалуетесь…

— Урод проклятый! — завопила какая-то баба так, что Бенеш поморщился. Толпа заревела, мужики опять подняли топоры.

— Тихо, люди! — и вновь Олен парой слов остановил начавшийся гам. — Со мной, к вашему счастью, самый настоящий маг!

Десятки взглядов обратились на Бенеша. Тот покраснел, но мужественно выдержал общее внимание. Когда заговорил, то голос его почти не дрожал, разве что в самом начале:

— Истину сказал мой благородный друг. Ведомы мне тайны Истинного Алфавита и многие прочие. Только вот гном, которого вы собирались сжечь, не имеет ни капли чародейского умения…

— Как так? А кто порчу навел? — нахмурился староста, а узколицый юнец со злыми глазами выкрикнул из-за его спины: — А ты сам-то кто такой? Верно ли чудодей? Или самозванец, которого не грех и дубьем?

Олен положил ладонь на рукоять меча. Краем глаза заметил, как напрягся Рыжий, а Саттия извлекла из мешочка на поясе тетиву.

— Ты мне не веришь? — неожиданно твердо проговорил Бенеш, и нарисовал перед собой в воздухе несколько символов. В вышине громыхнуло, из чистого неба в землю ударила молния. Исчезла, оставив запах грозы и дымящуюся яму размером с ведро. — А теперь?

Бабы завизжали с новой силой, староста побледнел, а узколицый вжал голову в плечи и мелко затрясся. Даже гном перестал вращать цепом и удивленно присвистнул.

— Кто же тогда виноват? — растерянно моргая, спросил белобрысый мужик, чьи руки толщиной походили на стволы деревьев, а отвисшее пузо — на бурдюк с пивом.

— Ну… отведите меня к девочке, я посмотрю ее, — Бенеш спрыгнул с коня, отдал поводья Саттии.

— А мы пока постережем гнома, чтобы не удрал, — добавил Олен.

Из толпы выскочила немолодая женщина в цветастом платке. Вцепилась в рукав Бенеша и потащила ученика мага к ведущей на восток улочке. Следом повалила часть толпы, в основном бабы. Мужчины так и остались стоять полукольцом около гнома, разве что топоры и дубины опустили.

— Как думаете, мессен, вылечит он ее? — робко поинтересовался староста, шмыгая носом. — Ведь если нет, тогда даже не знаю, что делать…

— Ответ на твой вопрос знают только боги, но я верю в силу и искусство моего друга, — ответил Олен.

Около святилища повисла напряженная тишина. Ее нарушил решивший почесаться Рыжий. Обитатели деревни дружно уставились на кота, будто только что его увидели. Спустя примерно полчаса с той стороны, куда увели Бенеша, донеслись торжественные вопли. Послышался дробный топот и к храму выскочил босоногий мальчишка лет семи, в одних штанах, с грязным животом и копной выгоревших волос, напоминающих галочье гнездо.

— Вылечил! — закричал он. — Знаками чародейскими! Горели они, аж страсть дикая! А потом встала она!

— Ну, слава богам… — проговорил староста, и обтер рукавом вспотевшее лицо. — Мы уж вас отблагодарим, как положено, не сомневайтесь… — он повернулся к гному, — а ты не взыщи. Ошиблись, всякое бывает.

— И все же надо тебе в репу за выродка дать, — гном улыбнулся, и его крупные белые зубы сверкнули на солнце. — Ладно, Акрат вам судья. На ваше счастье, Гундихар фа-Горин не обидчив.

Переговариваясь и сплевывая на землю, мужики начали расходиться. Вернулся Бенеш с объемистым мешком под мышкой, а вскоре староста и узколицый притащили большую корзину.

— Уж не побрезгуйте, — сказал бородач. — Тут снедь всякая, в дальнем пути пригодится. Денег-то у нас не густо…

— Ладно, спасибо, — кивнул Олен, а Саттия спрыгнула с Чайки.

— Так, что тут такое? — забрала она мешок у Бенеша. — А вы корзину поставьте и идите. Всего хорошего. Ага, сыр… Яйца? Ладно, хоть вареные. Ого, окорок, вяленая рыба…

Староста и его помощник, оглядываясь, улизнули с площади. Около храма остались лишь Олен со спутниками и гном.

— Спасибо вам, благородные роданы, — сказал он, подходя. — Вы спасли мне жизнь. Это так же верно, что зовут меня Гундихар фа-Горин-фа-Ланге-фа-Насен-фа-Рахор-фа-Тракер-фа-Инег.

Гном, как и все представители его народа, был невысок. Макушкой доставал Олену где-то до подмышек. Зато шириной плеч мог потягаться с борцом, а из-под закатанных к локтям рукавов выступали толстые, перевитые жилами ручищи. Со смуглого лица весело глядели большие синие глаза, черная борода опускалась на грудь, того же цвета волосы были собраны в пучок на затылке.

Кафтан с меховой оторочкой перетягивал широкий кожаный пояс, а подкованными сапогами можно было дробить камни. Цеп в руке гнома очень мало походил на обычный крестьянский. Большая секция его доставала хозяину до плеча, и верхушка ее была окована железом. С меньшей, из оружейной стали, не превышающей в длину локтя, соединялась цепочкой.

И завершал снаряжение гнома висящий за спиной мешок с лямками.

— Что, игрушкой моей заинтересовался? — заметил Гундихар любопытный взгляд Олена. — Я с ней не побоюсь против таристера в доспехах выйти. Для основы — горная сосна, навершие сам ковал…

— Я слышал, такое оружие у вас в горах называют «годморгон», что значит — «Доброе утро».

— Верно, мессен, верно. Только уж не взыщите, но я поумнее глупых селян буду… Мало вы на таристера похожи.

— А я и не говорил, что рожден в благородной семье, — улыбнулся Олен.

— Поехали, — вмешалась Саттия, успевшая рассовать крестьянские дары по седельным сумкам. Голос ее прозвучал нетерпеливо.

— Э нет, подождите! — сказал гном решительно. — Я отправлюсь с вами!

— Что? — спрошено это оказалось на три голоса. Забравшийся в седло Бенеш захлопал глазами, девушка пробормотала что-то по-эльфийски.

— Вы спасли мне жизнь, и я, как честный гном, должен отдать долг. А сделать это я смогу, лишь будучи рядом с вами. И учтите, Гундихар фа-Горин слов на ветер не бросает.

— Это невозможно, — твердо проговорил Олен. — Наше путешествие далеко и опасно.

— Ну и что? — гном подбоченился. — Я исходил весь западный Алион от Опорных гор до мыса Бекар и от Льдистых гор до Огненных хребтов. И нет ничего, что я люблю больше, чем опасности!

— Но ты даже не знаешь, кто мы такие! — глаза Саттии сузились и потемнели. — Не можешь предполагать, кто наши враги!

— Ваши враги — мои враги! — это прозвучало искренне и пылко. — Своей игрушкой я размозжу голову даже троллю! И, честно говоря, мне все равно, кто вы такие. Я знаю только одно — за мной долг.

— Э… ну, да… — подал голос Бенеш. — Может быть, возьмем е…

— Нет! — отрезала Саттия.

Гундихар улыбнулся ей, огладил бороду.

— Ты просто не представляешь, какая от меня польза, — сказал он уверенно. — Я все умею. Готовить, оружие править. Знаю дороги и тропы отсюда и до самого Терсалима.

Олен подумал, что слухи об упрямстве подземных жителей если и преувеличены, то совсем немного. Возникла мысль, что проще будет взять спасенного бородача с собой, чем отвергнуть его навязчивое дружелюбие.

— А ты не отстанешь? Ведь мы на лошадях, а ты пешком.

В этот момент Рыжий решил принять участие в обсуждении. Подойдя к Гундихару, он обнюхал его сапоги. Задрав пушистый хвост, пометил нижнюю секцию «годморгона», после чего одобрительно замяукал.

— Обычный кот за это схлопотал бы пинок, — гном нагнулся и погладил оцилана по спине, что тот принял с королевским равнодушием. — Но эта животина очень странная, я таких никогда не видел…

Олен поглядел на Саттию, та махнула рукой и отвела глаза.

— Ладно, отправляйся с нами, — услышав такое от хозяина, Кусака удивленно покосился на него. — Но только если отстанешь, пеняй на себя…

Гном просиял, вскинул оружие на плечо. Когда трое всадников сдвинули лошадей с места, он затопал следом, напевая что-то под нос. Когда четверо чужаков покинули пределы селения, его обитатели, подглядывавшие из-за занавесок, дружно издали облегченный вздох.

В подземелье под складом, расположенным в Тухлой яме — одном из припортовых кварталов Безариона, было душно. Тускло горели масляные светильники, выступал из мрака каменный куб алтаря. Блестел стоявший на нем золоченый диск, украшенный символами Звездного Круга. Выделялось меж них созвездие Молота, чаще называемое Тринадцатым или Лишним.

Двадцать шесть человек сидели на земляном полу, не обращая внимания на духоту и запах крысиного помета. Двое из них, самых сильных, держали еще одного, связанного, с кляпом во рту. А хозяин подземелья стоял у алтаря, в руках его был жезл из дерева со стальной верхушкой в виде молота, на голове — шапка из черного сафьяна с раздвоенным в виде рогов верхом. На плечах висела просторная туника, узор на которой складывался в изображение крылатой рыбы.

— Начнем, братья, — сказал он.

— Начнем, во имя Сокрытого, — отозвались сидящие на полу люди, и в глазах их возникли огоньки.

Или в зрачках причудливо отразились горящие светильники?

— Неверные падут, а честные возвысятся, когда вернется Он! — взмахнув жезлом, хозяин подземелья затянул нудный речитатив. — Все узнаем мы, все изведаем! Мрак отринем, познаем свет…

Услышь это пение жрец любой из богов Алиона, его бы хватил удар. Триусы и служители рангом ниже полагали, что любители исполнять подобные гимны сгинули пятьсот с лишним лет назад. Были уничтожены вместе со своим хозяином во времена Нисхождения.

В такт словам по золоченому диску закружились серебристые огоньки. Образовали круг из светлого пламени. На мгновение он превратился в изображение молота, затем стал крылатой рыбой. Напоследок возникло лицо, сочетающее черты человека, эльфа и гнома, сверкнули глаза, полные белого огня.

— Слава Разрушителю! Слава Творящему! — пронзительно выкрикнул хозяин подземелья, и лицо исчезло.

Осталась только нестерпимо пылающая точка, похожая на одинокую звезду.

— Братья, — жезл поднялся к низкому потолку, — сегодня день открытия Истины! Близок час Воплощения! Чтобы узнать, где именно оно произойдет, мы должны подарить владыке жизнь. Готов ли тот, кто сегодня с ней расстанется?

— Воистину готов, — отозвался один из тех, кто держали связанного.

Когда его вытащили к алтарю, стало видно, что это подросток, загорелый и тощий, одетый в лохмотья. Он дернулся, попытался вырваться, но веревки выдержали. Обладатель жезла обнажил в улыбке желтые редкие зубы.

— Кто такой? — поинтересовался он.

— Портовый попрошайка, — сказал один из тех, кто держал юношу. — Его все равно никто не хватится.

— Кладите жертву перед алтарем.

В глазах юноши появился ужас, когда вместо жезла в руках хозяина подземелья возник длинный кривой нож. Тускло блеснуло лезвие, покрытое пятнами то ли засохшей крови, то ли ржавчины. С хрустом вонзилось в тело, вспарывая кожу, ломая ребра ниже левой половины груди.

Сильное молодое тело последний раз вздрогнуло и замерло. Обладатель жезла погрузил руку в грудь жертвы, в рану меж лохмотьями окровавленной плоти. Выдернул ладонь с зажатым в ней сердцем, еще бьющимся, кровоточащим. Размахнулся и швырнул его в диск. Раздался шлепок, багровые струи потекли по символам тринадцати созвездий.

Донеслось урчание, какое издает дорвавшийся до рыбы кот, и прилипшее к диску сердце пропало. Исчезла, впиталась кровь, и в круге из драгоценного металла словно распахнулось окно. Стал виден берег, бьющиеся об него волны, стена высоких деревьев с длинными листьями, и поднимающиеся в глубине суши горы, высокие и обрывистые, с белыми шапками на вершинах.

— Братья, кто знает это место? — спросил хозяин подземелья. — Мне оно незнакомо…

— Я бывал там, — низким рокочущим голосом проговорил человек, сидящий в задних рядах. — Это один из больших или внешних островов Закатного архипелага.

— Ясно, — после взмаха жезла картинка исчезла, осталась только «звезда», на этот раз — багровая, — нам пора в путь. Надеюсь, у вас все готово, братья?

Двадцать шесть возгласов «да» стали ему ответом. Хозяин подземелья кивнул и исчез во тьме за алтарем. Когда вернулся, то оказался наряжен в обычный дорожный ремиз, а в руке держал мешок с лямками. Жезл с молотом, ритуальное одеяние, шапка и нож исчезли.

— Берите его, братья, — четыре пары рук осторожно сняли с алтаря диск с продолжающей сиять внутри него «звездой». Завернули его в несколько слоев плотной ткани. Круглый сверток засунули в другой мешок, побольше. Его закинул за спину один из мужчин, державших жертву.

Масляные светильники погасли, и поклонники Сокрытого по лестнице покинули подвал. Стукнул закрывшийся люк, и тело юноши с распоротой грудной клеткой осталось лежать в темноте и тишине.

А двадцать семь мужчин, щурясь и моргая, вышли из склада, расположенного на одной из улочек Тухлой ямы. Без спешки зашагали в ту сторону, где у причалов Безариона ждали корабли, готовые отправиться в любую точку Алиона. В том числе — и на Закатный архипелаг.

Если в этот момент существо, обладающее не только божественным всевидением, но еще острым умом и способностью замечать мелочи, окинуло бы взглядом пределы населенной суши, оно было бы сильно удивлено. Везде, где обитают люди, от Гормандии до Северной Норции, небольшие группы мужчин и женщин бросали налаженную жизнь и пускались в дорогу.

Но мало того — то же самое происходило и в гномьих подземельях. Подданные орочьих вождей уходили с кочевий, под сводами леса покидали дома эльфы, даже гоблины оставляли торговлю и ремесла. Часть роданов Алиона словно поддалась очень странному безумию…

А боги этого не заметили. Ведь у них не имелось привычки обращать внимание на мелочи.

Глава 3. Большая река

Вопреки ожиданиям, гном от всадников так и отстал. Он бодро топал вслед за ними, напевал что-то, и даже в самую жару не заикнулся о том, что пора сделать привал. К его счастью, в густых лесах, тянувшихся вдоль берега, лошади не могли идти иначе, чем шагом.

Рыжий проникся к Гундихару непонятной симпатией. Бежал рядом с ними, иногда мяукал, словно подпевая. Олен поглядывал на происходящее с удивлением, Саттия делала вид, что пеших спутников у нее нет, а Бенеш сидел в седле, глядя затуманенным взглядом куда-то в небо.

То ли думал о чем-то серьезном, то ли просто мечтал.

— Кстати, скоро будет отличное место для стоянки, — сообщил гном, когда желтый лик Афиаса побагровел и опустился к горизонту. — А я так и не знаю ваших имен.

— Зачем они тебе? — гордо вскинула подбородок Саттия.

— Я должен знать, кого поминать в молитвах, — заявил Гундихар смиренным тоном и сам расхохотался. — А вообще, неудобно обращаться к спутнику «Эй, ты, конопатый…».

— Я Бенеш, — сообщил прислушавшийся к разговору ученик мага.

— Меня зовут Олен, — сказал Рендалл, — а добрая и симпатичная девушка с луком и мечом — Саттия.

Четвертьэльфийка нахмурилась и открыла рот, чтобы сказать что-нибудь сердитое, но в последний момент сдержалась.

— Ну и где твое место для стоянки? — поинтересовался Олен. — И откуда ты о нем знаешь?

— Ха-ха! Гундихар фа-Трене хаживал в этих местах, когда никого из вас не было на свете! Я изучил Дейн от истока до устья не хуже, чем собственную зад… Ладно, это неважно. А стоянка будет где-то через милю.

— Интересно, — сказал Бенеш. — Я… ну, никогда не слышал, чтобы гномы вот так путешествовали, да… Тебя что, выгнали из клана? — тут он сообразил, что брякнул нечто не совсем тактичное, и поспешно забормотал. — Ой, ты… я не хотел обидеть… Если…

— Я ушел сам! — слова гнома прозвучали гордо, но Олену послышалась и грусть. — Давно это случилось, по завершении последней войны с гоблинами. Тогда я только вернулся домой, под Мшистый пик. Вспыльчивый, молодой, уверенный в себе. И поссорился со старшим братом. С тех пор Гундихар фа-Горин живет среди людей, и не жалеет об этом. Нет, не жалеет, есть ему шерсть Аркуда…

Через милю открылся спускающийся к самому Дейну луг, поросший густой травой, заросли орешника по его краю. Стал виден другой берег, высокий, обрывистый, стоящая на нем деревенька, несколько лодок на водной глади.

— Остановимся? — спросил Олен, глянув на Саттию.

— Корни и листья, вы решили без меня, — девушка фыркнула. — Да и место в самом деле удобное…

— Дальше до Нюренга глухие заросли, уж поверьте мне, — Гундихар сбросил мешок, в нем что-то брякнуло. — Так, сейчас я живо сготовлю ужин. Да такой, что вы пальчики оближете…

Пока занимались лошадьми, он успел принести дров и развести костер. Из мешка извлек громадную сковороду и принялся копаться в седельных сумках, вынимая из них продуктыь. Подошедшего оцилана бесцеремонно оттолкнул в сторону. Рыжий фыркнул, уселся неподалеку и принялся наблюдать за происходящим.

— Э… может воды принести? — спросил Бенеш, когда Гундихар установил сковородку на угли.

— Суп — еда не для настоящих мужчин… в смысле, путешественников! У вас есть шанс отведать мое фирменное блюдо. Называется — жареное рагу по-горски. Клянусь своей бородой, вы будете ползать передо мной на коленях, выпрашивая добавки!

Саттия презрительно хмыкнула и отправилась к Дейну — умыться. А гном начал выкладывать на сковороду все подряд — тонкие куски окорока, порубленные на кусочки вареные яйца, обрезки сыра. Сверху он залил это сметаной из горшочка и посыпал зеленью.

— Эх, пивка бы сюда… — протянул Гундихар, — ну ничего, и без него обойдемся. Кстати, расскажу я вам анекдот. Приходит гном из забоя. Жена растрепанная, а на лавке у двери лук стоит. Ну он…

Рыжий поспешно свернулся калачиком и сделал вид, что спит. Олен с тоской подумал, что сегодня утром можно было и не вмешиваться. Даже на простецком лице Бенеша отразилась тревога. После третьего подряд анекдота, столь же бородатого, как рассказчик, она превратилась в уныние, еще через два ученик мага, судя по всему, пожалел, что у него вообще есть уши.

От очередной «смешной» истории молодых людей спасла Саттия. Посвежевшая, с мокрыми пятнами на куртке, она вернулась от Дейна и закрутила носом.

— Эй, борода, вправду пахнет горелым или мне показалось?

— Пахнет, — улыбнулся Гундихар и потянулся к сковородке. — А это значит, что жареное рагу готово! Как говорят у нас — Смаклиг малтид![10]

Кот приподнял голову и настороженно принюхался. Судя по недоумению на рыжей морде, аромат его не слишком вдохновил. Олен вытащил ложку и зацепил немного рагу, похожего скорее не на еду, а на извергнутые перепившим бражником остатки закуски. Попробовал и неожиданно осознал, что это вкусно, и что даже легкий привкус горелого не портит необычное блюдо.

— Да… съедобно, — удивленно проговорил Бенеш. — Надо же…

— Гундихар фа-Горин мог бы быть поваром, если бы захотел! — хвастливо заявил гном.

К едокам присоединилась заинтригованная Саттия, и вскоре сковородка опустела. Наблюдавший за трапезой двуногих кот подошел и начал ее обнюхивать. Бенеш облизал ложку и сказал:

— Ну, спасибо. Здорово, честное слово…

— А вы еще думали — брать меня с собой или нет, — Гундихар огладил бороду и принялся накручивать один из черных локонов на палец. — Я еще и не такое умею. Кстати, а куда лежит ваш путь?

— На восток, — ответил насторожившийся Олен. Саттия подобралась, точно кошка перед прыжком.

— Я чего спрашиваю. Если вдоль реки, то зачем ноги бить? Проще в ближайшем городке, том же Нюренге, на корабль сесть. И удобнее, и быстрее!

— Быстрее — против течения? — удивился Бенеш.

— Эх ты, темнота, — гном протянул ручищу и похлопал ученика мага по плечу. — Не знаешь, что на больших речных судах колдуны-гоблины имеются, дабы попутный ветер вызывать. Глазом моргнуть не успеете, как до самого логова Безымянного доплывем! Хотя к нему на пиво придется пехом тащиться, ха-ха!

— Удивительно, но ты предложил здравую мысль, — ядовито проговорила Саттия. — Но мы еще обдумаем ее завтра, на свежую голову…

— И то верно, — кивнул Гундихар, взял сковородку и поднялся. — Пойду, отмою ее. Потом никто не хочет оружием позвенеть? Просто так, для забавы…

Посмотрел он при этом на Олена. Тот подумал, что если согласится — придется показать гному ледяной клинок. Хотел отказаться, но неожиданно очнувшаяся память воинственных предков отмела прочь разумные мысли и подсказала гордый ответ:

— Мой меч не уступит твоему дубью!

— Вот и славно, — улыбнулся гном и удалился в сторону Дейна. Оттуда донесся плеск и скрежет песка по металлу.

— Надеюсь, ты понимаешь, что именно делаешь… — вздохнула Саттия, и принялась разворачивать одеяло.

— Хотел бы и я это понимать, — сказал он.

Солнце укатилось за горизонт, в зените проглянула половинка лунного диска, рассыпался по темно-синей мантии неба бисер звезд. Только к этому времени Гундихар управился со сковородкой и взялся за «годморгон». Олен вытащил из ножен меч. Тот сверкнул, как обычная сталь, отразилась в клинке Хозяйка Ночи.

— Хорошее оружие, — заметил гном. — Пвартер, если не ошибаюсь. Но либо он легче, чем выглядит, либо ты сильнее, чем кажешься. Ну что, приступим? Надеюсь, что для тебя не слишком темно?

Гномы, привыкшие к жизни под землей, прекрасно видят во мраке.

— Нормально, — ответил Олен, думая, что света луны, звезд и еще не погасшего на западе заката хватит для схватки.

Они сошлись. Звякнула сталь малой секции боевого цепа, соприкоснувшись с ледяным клинком. Гундихар постарался захлестнуть меч противника, а когда попытка сорвалась, бросился в атаку, нанося удары самым непредсказуемым образом и активно используя преимущества «годморгона».

Орудовал гном тяжелым оружием с невозможной для человека скоростью. Бил сильно и умело, но против Олена, вооруженного многовековым опытом самых разных сражений, этого было мало. Уроженец Заячьего Скока не пытался блокировать удары, а просто уходил от них. Выждав, когда разгоряченный противник откроется, пригнулся и сделал выпад. Кончик лезвия остановился, едва не коснувшись широкой груди. Наблюдавшей за боем Саттии показалось, что клинок на мгновение вспыхнул и тут же погас, словно моргнул.

— Лопни моя башка! — рявкнул Гундихар. — Тресни моя задница и брюхо тоже! Это было здорово! Никогда не видел такой ловкости! Еще?

— Нет, хватит. Спасибо за схватку.

— Да не за что. Еще как-нибудь потом…

Не вслушиваясь в болтовню гнома, Олен спрятал меч в ножны. Развернул плащ, лег и уснул, едва ощутив, как голова коснулась положенного под нее седла. И не увидел ночью ни единого сна, даже самого обычного.

Утром выехали рано, еще по холодку. Но жара предыдущих дней не торопилась возвращаться. Северный ветер ерошил гривы коней, раскачивал ветви берез и тополей, шуршал в кронах. По потемневшей глади Дейна бежали волны, увенчанные барашками, глухо били в берег.

— Как-то это осень напоминает, — заметила Саттия, когда очередной порыв швырнул ей в лицо пригоршню листьев.

— Ничего, скоро опять будет жарко… — не упустил случая затеять разговор Гундихар. — Ну так что, садимся в Нюренге на корабль или как?

— Садимся, — кивнул Олен, — а то с такой скоростью мы долго ехать будем…

Города достигли к полудню. Сначала из-за деревьев показались зубчатые стены с приземистыми, угловатыми башнями. Затем открылась ведущая к воротам дорога, едущие по ней телеги, несколько пристаней и корабли около них — большие и маленькие, узкие и широкие.

— Надеюсь, у вас есть деньги? — поинтересовался гном. — А то бесплатно нас никто не повезет.

— Есть, — ответила Саттия.

— Ну, тогда положитесь на меня. Гундихар фа-Горин не подведет! Он знает все лодчонки на этой задрипанной речушке и выберет для вас самую лучшую!

Под болтовню гнома пересекли поле и оказались у городских ворот. Тут, в тени башен, обнаружились стражники. Исходящий от них «аромат» перегара стал ощутим за десяток шагов, так что Рыжий гневно чихнул, а мерин Бенеша застриг ушами и сделал попытку свернуть в сторону.

— Эхх… день добрый… — хрипло сказал один из стражей, с лицом помятым, как подушка к утру. — Извольте заплатить взятк… то есть, пошлину… Один цехин с четв… пятерых или сколько вас там.

— Что-то много, — Саттия помрачнела.

— Можете не платить, — стражник осклабился. — И оставаться тут.

Монета с изображением наполовину вылезшего из-за горизонта солнца перешла в его руки. Только после этого дюжие парни с оружием освободили дорогу. Путники миновали ворота Нюренга, двинулись по кривым и грязным улочкам. Поплутав по ним, выбрались к площади с покосившейся башней ратуши и помостом для экзекуций.

Помост казался ровесником укреплений Безариона, а вот лужи крови на нем выглядели свежими. Над ними с жужжанием кружились блестящие зеленые мухи, в грудах мусора копошились крысы.

— Как-то пустынно здесь, — заметил Бенеш, когда они проехали мимо мастерской портного, у дверей которой зевал вышедший на улицу хозяин.

— Да тут половина города рекой живет, — ответил Гундихар. — Кто рыбу ловит, кто корабли строит, кто на них плавает. Людно тут только зимой, а летом вся жизнь в порту и около него.

Нюренг перестал напоминать кладбище, только когда позади осталась стена, отделяющая порт от остального города, а над домами показались мачты кораблей. Засновали по улицам разбитные девицы в обтягивающих платьях и крепкие загорелые молодчики в матросских робах. Один за другим стали встречаться кабаки. Протопал навстречу патруль стражи, его командир приветливо кивнул Гундихару.

А затем донесся запах сырой воды и открылся сам порт — полукруглая бухта, изрезанная сползающими с берега «языками» причалов. Стали видны стоящие около них суда, бегающие люди с мешками и корзинами на плечах. Долетел стук топоров, топот, злобные выкрики и громыхание раскачивающихся сходней.

— Вон там, — гном показал на восточную оконечность бухты, где из-за стен непонятного сооружения, напоминающего большой сарай без крыши, поднимались мачты, — ремонтные доки. Здесь, посередине, останавливаются маленькие корабли, а нам нужно вон туда, где стоят настоящие речные красавцы…

Два причала, лежащих в западной части гавани, казались длиннее и крепче прочих. Уходящие в воду бревна, на которые они опирались, мокро блестели. Канаты прикрепляли к швартовочным тумбам большие суда с несколькими мачтами. Несмотря на ширину и низкие борта, они выглядели изящными.

— Ух ты, да… — сказал Бенеш. — На одном из них мы поплывем?

— Если он идет вверх по течению, — кивнул Гундихар. — Пойдемте, глянем, что за корабли и кому принадлежат.

С выходящей к гавани улочки они свернули направо. Спешились и, ведя лошадей в поводу, пошли по узкой полосе земли между водой и выстроившимися в ряд складами. По дороге Бенешу отдавили ногу, коту — хвост. Олен едва не оглох от воплей командующих грузчиками бригадиров. Когда под ногами оказались доски одного из причалов, вздохнул с облегчением.

Судно у первого причала имело на носу деревянную фигуру девы в развевающихся одеждах. На окрашенном в черный цвет борту светлой краской было выведено название, состоящее их трех слов.

— Комната Небесного Чертога, — прочитала Саттия, покосившись на Олена. Он ощутил, как кровь прилила к щекам, в очередной раз дал себе обещание выучиться читать. Как только закончится вся эта катавасия с мечами и магами, а жизнь немного успокоится…

— Верно, — гном остановился. — Это юмор такой. Мол, как никогда не утонет Небесный Чертог, так и это судно под воду не уйдет… — он задрал голову и заорал во все горло. — Эй, на борту!

— Он и вправду считает всех тупыми или прикидывается? — прошептала девушка сердито.

— Мне кажется, он искренне желает помочь, — Олен пожал плечами.

— Вот за эту искренность я его и прирежу. Быстро и не больно, — мрачно пообещала Саттия.

Вопли Гундихара не остались без ответа. Над бортом показалось лицо, украшенное снизу клочковатой бородой, а сверху — копной рыжих волос. Оно выразительно сплюнуло, и только после этого обратило внимание на причал со стоящими на нем роданами.

— Ну, чего вам?

— Куда идете, речного волка вам в трюм? — осведомился, гордо подбоченясь, гном.

— В Безарион, — флегматично ответило лицо. — Завтра к утру там будем. А вы что, с нами хотите?

— Уже нет, — и Гундихар повел спутников дальше, к другому судну, темно-синему, как грозовая туча. Нос его украшала драконья голова, вырезанная искусно, так что были видны чешуйки и зрачки в выпученных глазах. На борту висела доска, вырезанная в форме щита, и на ней гордо вышагивал золоченый петушок с белыми шпорами и того же цвета гребнем.

— Тут названия нет, — заметил Бенеш.

— Все и так понятно, — покровительственно хмыкнул гном. — Это «Дракон» компании «Три петуха», чья главная контора в Ферлине.

— Разбираешься, борода? — от сходней оглянулся человек в подвязанных под коленами штанах, безрукавке на могучих плечах и широкополой шляпе. Стукнули деревянные башмаки, стали видны веселые голубые глаза, аккуратная бородка и усы.

— А как же! Гундихар фа-Горин знает о судах все, что может знать сухопутная крыса! Кстати, а куда лежит ваш путь?

— На восток, до Танненга, — отозвался человек с корабля.

— Пойдет? — спросил гном, повернувшись к Олену. Тот кивнул. — Возьмете нас с собой?

— Это надо говорить с капитаном. Сейчас я его позову.

Он поднялся по сходням, рявкнул что-то громко и неразборчиво. С палубы донесся топот, раздраженные голоса. Вскоре рядом с обладателем широкополой шляпы появился еще один мужчина, высокий и худой, в сером флотере с блестящими металлическими пуговицами.

— Я — капитан Шлурс. Что вам угодно? — проговорил он бесстрастно.

— Доплыть с вами до Танненга, — опередил Олен раскрывшего рот Гундихара.

— У нас есть свободные каюты. Но вот с лошадьми могут быть проблемы. На перевозку животных мой корабль не рассчитан.

— Мы заплатим, — Олен потянул себя за мочку уха. — Их, в конце-концов, можно поместить в трюм.

— А кто за ними будет ухаживать? — капитан «Дракона» прикусил губу. — Ладно, можем взять вас и с лошадьми. Но это обойдется очень дорого. Пятьдесят цехинов.

— Пятьдесят? — ахнула Саттия. — Да это грабеж!

— Нет, это разумная и справедливая цена, — голос и выражение лица Шлурса не изменилось ни на йоту. — В нее входит кормежка, проезд, уход за вашими животными, охрана и все прочее…

— Но это мои последние деньги, — проворчала Саттия.

— Ничего, добудем еще, — шепнул ей Олен, и сказал громко: — Мы согласны, капитан.

— Отлично, поднимайтесь на борт, — Шлурс повернулся к обладателю шляпы: — Харен, организуй спуск лошадей в трюм. И пошли кого-нибудь из парней за сеном. Пусть добудет пару телег, но только быстро.

— Да, мессен. Все будет сделано.

Капитан кивнул и удалился, а тот, кого назвали Хареном, радушно улыбнулся и махнул жилистой рукой.

— Добро пожаловать на «Дракон». Я боцман, и под моим началом два десятка самых гнусных лодырей на свете. Лошадей заводите.

Первым на сходни вступил Гундихар, за ним — Саттия с Чайкой. Сивая кобылка зафыркала, но послушно зашагала за хозяйкой. Когда настала очередь Бенеша и серого мерина, им навстречу пробежал лысоватый матрос с хитрыми глазками прожженного торгаша. Олен проводил его взглядом и повел за собой нервно храпящего и стригущего ушами Кусаку. Сходни закачались под тяжестью могучего жеребца. Поднявшись на борт, Рендалл осознал, что кого-то рядом не хватает. Оглянувшись, понял, что кот остался на причале.

— Этот тоже с вами? — указал на него боцман. — Эй, усатый, иди к нам! Не обидим! Или струсил?

— Мяу! — гневно ответил оцилан и зашагал по сходням, гордо вскинув хвост.

— О, славно! — обрадовался Харен. — Будет кому крыс погонять. А то их расплодилось — страсть. Ты ведь любишь крыс?

Оскорбленный взгляд стал ему ответом. Рыжий с видом идущего на казнь вступил на палубу, понюхал натертые чем-то блестящим доски. Дернул шкурой на спине, выражая недовольство, и сел около борта.

— Экий здоровый кот, — с уважением хмыкнул боцман и повел рукой. — Знакомьтесь, это наш «Дракон»!

Палуба выглядела пустынной. Ближе к носу виднелись створки большого люка, от них к установленным у бортов воротам шли два троса. Как толстые деревья, поднимались две мачты, передняя чуть пониже, на реях висели свернутые паруса. На каждой из мачт имелись «гнезда» для наблюдателей и лучников — здоровенные корзины. Такелаж походил на паутину очень большого и неаккуратного паука. У самой кормы высилась надстройка размером с сарай, на ней торчало колесо штурвала.

— Расседлывайте лошадей, — сказал Харен. — А я пока бездельников своих вызову. Ну-ка, ну-ка…

Он сунул два пальца в рот, и оглушительно свистнул. Напуганный Кусака дернулся так, что едва не вырвал Олену руку из плеча, Рыжий недовольно пошевелил ушами. Свист породил топот под палубой. Из люка у средней мачты начали выбираться загорелые бородатые молодцы.

Они щеголяли в безрукавках, а то и с голыми торсами. На поясах у многих висели короткие клинки в простых ножнах, волосы были подвязаны косынками из яркой ткани, болтающиеся на них колокольчики негромко брякали.

— А, курвины дети, трахал я вашу матушку! — рявкнул боцман. — За дело, отродья грязи! Сытко, Первач, тащите с кормы внутренние сходни! Кратис, ты с парнями открывай трюм, и пошустрее! А потом вниз, и расчистите там место у задней стенки. Плотник, сооруди на ней что-нибудь вроде коновязи!

— Давай-давай! — охотно поддержал Гундихар.

Матросы застигнутыми у оброненного на пол куска хлеба тараканами бросились в стороны. Самый старший из них, судя по всему — плотник, проворчал что-то в седые усы, и ушел обратно к люку.

— Э… — проговорила Саттия, откидывая со лба прядь волос. — У меня звенит в ушах… С чего бы это?

— Ничего, мессана, это бывает, когда первый раз выходишь на воду, — улыбнулся Харен. — Но клянусь утробой Дейна, скоро это пройдет.

— Надеюсь.

Заскрипели вороты, тросы натянулись и медленно начали скручиваться. Потянули за собой створки люка, те стали подниматься. Обнажились внутренности просторного трюма, проходящее через него основание передней мачты. Стали видны лежащие у стенок бочонки, мешки и ящики, торчащие лесенкой парные столбы разной высоты. Створки поднялись вертикально, их подхватили и осторожно уложили на борта, как развернутые крылья. Любопытный оцилан подошел к краю люка и принялся вглядываться в темный уголок у самого носа.

Матросы притащили с кормы полдюжины длинных толстых досок, усаженных набитыми через шаг рейками. Ругаясь и хохоча, аккуратно опустили в трюм так, что образовалось что-то вроде пологой лестницы. В этот момент Олен понял, что парные столбы служат подпорками.

Снизу донеслись шаги, веселые голоса, скрежет и деловитое постукивание молотка.

— Давай, вперед… — махнул ручищей боцман. — Плотник у нас шустрый, работает так, что следить не успеваешь.

Первым на ведущую в трюм «лестницу» вступил Рыжий. Перепрыгивая сразу через две «ступеньки», сбежал вниз и исчез за мешками. За ним последовал Бенеш и его конь. Под тяжестью серого мерина сходни чуть скрипнули, да и только. Чайка сбежала по ним легко, лишь простучали копыта. Кусаку пришлось долго уговаривать, чтобы он доверился шатким доскам, а затем просто заманивать куском сахара, который Гундихар вытащил из своего бездонного мешка.

В трюме было прохладнее, чем на палубе, сильно пахло мышами и плесенью. На ближней к корме стенке, рядом с дверью, висела приколоченная на обрезках досок жердь, а рядом мялся плотник с молотком в руках. Выдуманная им конструкция выглядела странно, но годилась, чтобы удержать лошадей.

— Привязывайте, — сказал спустившийся последним Гундихар. — Так, а что тут у нас? Очень интересно…

И гном потянулся к одному из мешков.

— Руки прочь, борода! — одернул его сверху Харен. — Это тебе не женская задница, чтобы щупать! А ты, Хталон, проводи мессенов и мессану до правой дальней каюты, чтобы им зря наверх не подниматься.

— Ага, — буркнул плотник в усы. — Пойдем?

— Сейчас, — Олен привязал Кусаку рядом с Чайкой, погладил по шее, и ловко увернулся, когда каурый жеребец попытался цапнуть хозяина за предплечье. — Похоже, что все в порядке.

— Ага, — кивнул плотник и распахнул дверь.

За ней обнаружился длинный, погруженный в полумрак коридор. Стали видны стены, несколько дверей в каждой, и посреди коридора — толстая колонна из блестящего дерева, вырастающая из пола и уходящая в потолок.

— Это что? — выпучил глаза Бенеш.

Плотник даже не обернулся, зато Гундихар не упустил случая показать себя знатоком.

— Мачта! — внушительно сказал он. — Дальше она уходит вниз и соединяется с килем, как дерево с корнем!

Плотник негромко хмыкнул, но гном этого не услышал. Они прошли коридор до конца, миновали крутую лестницу, ведущую к тому люку, которым пользовались матросы. Тут повернули направо, а через десяток шагов — налево. Открылся еще один коридор, более узкий и короткий, с гладкой стеной по левую руку и тремя дверями по правую.

— Тут вам жить, — проворчал плотник, остановившись около последней, развернулся и ушел.

Олен толкнул дверь и шагнул в квадратную комнатку, в нос ударил запах сырого дерева.

— Да, — проговорила из-за его спины Саттия. — В тесноте, да не в обиде…

— А чего, тут вполне просторно, — заявил Гундихар, но под сердитым взглядом девушки умолк.

В стене напротив входа, у самого потолка, виднелось небольшое отверстие со вставленной в него слюдяной пластинкой. Проникающий через нее дневной свет падал на крохотный столик, на четыре койки, размещенных в два яруса. На них лежали серые одеяла, в углу стояло железное ведро с крышкой.

— Это для чего? — спросил Бенеш и покраснел. — А, ну да… конечно… я понял…

— Еще бы не понять! — смущения гнома хватило ненадолго. — Тут, под нижними койками, сундуки. Туда положено вещи класть. И неплохо бы решить, кто где будет спать. Я готов забраться наверх…

Устраиваясь в каюте, выяснили, что находиться в ней стоя больше чем вдвоем невозможно. Едва уложили вещи, как раздался стук и в дверь заглянул капитан Шлурс.

— Зашел проверить, как вы тут, — сказал он безо всякого выражения. — Вижу, что неплохо. Если готовы, то можете расплатиться сейчас.

— Готовы, — мрачно пробурчала Саттия и сняла с пояса звякнувший кошелек. — Тут пять десятков цехинов.

— Очень хорошо, — капитан принял деньги. — Желаю вам приятного плавания. Отходим мы через полчаса.

Шлурс развернулся и вышел. Через закрывавшуюся дверь в каюту проскользнул Рыжий. Недоверчиво огляделся, обнюхал углы, после чего вспрыгнул на доставшуюся Бенешу койку, где и улегся, положив голову на лапы.

— Ну вот, сторож у нас есть, — заметил Гундихар. — Пойдем, посмотрим на отплытие?

— Можно, — кивнул Олен. — Вы как, с нами?

— Ну… это… — ученик мага по обыкновению помялся, прежде чем принял решение. — Да, конечно…

— А я останусь тут. Нечего там смотреть, — Саттия демонстративно отвернулась и начала рыться в сумке.

Вслед за гномом молодые люди вышли в коридор. По лестнице, чьи перекладины-ступеньки были жирными от грязи, взобрались на палубу и оказались посреди бешеной суматохи. По сходням носились взмыленные грузчики с мешками сена, матросы скакали по мачтам и реям, точно белки по ветвям. Доносились окрики и ругательства, грохот и треск.

— Отойдите к борту! — рявкнул на пассажиров Харен. — Под ногами не путайтесь! Вон туда, направо!

Едва заняли указанное место, как последний грузчик сбежал на причал. Заскрипели вороты, и створки большого люка медленно пошли навстречу друг-другу. Боцман крикнул что-то, и на передней мачте с треском развернулся парус, синий, с золотым петухом, таким же, как на доске у носа.

— Отдать швартовы! — донесся зычный голос стоящего за штурвалом капитана. Грохнули поднятые сходни, заскрипели сматываемые канаты. Освобожденный «Дракон» закачался на волнах, последний матрос перепрыгнул через борт. И в этот момент рядом со Шлурсом появился тщедушный родан.

Ростом он не превышал четырех локтей, наряжен был в рубаху и штаны из некрашеного холста. Но одежда привлекала внимание в последнюю очередь. Взгляд притягивала лишенная волос голова с идущим от носа к затылку невысоким костяным гребнем. Алая кожа выглядела так, словно ее намазали киноварью, глаза блестели подобно двум пятнышкам свежей крови.

— Гоблин, — прошептал Олен.

— И не просто гоблин, а маг! — важно сказал Гундихар, наматывая пряди бороды на палец. — Если судить по внешности, то родился этот парень у Раминского залива, что у подножия Льдистых гор.

— Откуда ты знаешь? — удивился Бенеш.

— Гоблины делятся на пять народов, и спутать их так же трудно, как залежи металлов! — гном горделиво выпятил подбородок. — Северные, из которых наш приятель, сильнее всего напоминают людей, за что прочие называют их «полукровками». Островные все разные, у озерных — очень большие уши. Южные — темно-красные, почти черные, а восточные, как говорят, самые высокие, но я их не видел. Еще их можно отличать по чешуе, что имеется на локтях, коленях и…

Маг о чем-то переговорил с капитаном, вышел к перилам, идущим вдоль края надстройки, и поднял руку. Ветер тонко свистнул в вышине, шевельнул волосы на затылке Олена. Парус хлопнул, реи с грохотом повернулись, державшие их веревки натянулись.

Очень медленно «Дракон» пошел назад, прочь от берега. За кормой забурлили волны, парус облепил мачту и вздрагивал при каждом порыве.

— Невероятно, — Олен перевел взгляд на удалявшийся город, на его стены и башни. — Никогда не думал, что возможно проделать такое.

— Для настоящего мастера воздушной магии — это пустяковый трюк, да, — в голосе Бенеша прозвучала зависть. — А гоблины склонны к ней так же, как эльфы — к чарам воды, а орки — огня…

Причал остался позади, корабль вышел на открытую воду. С шорохом развернулся парус на второй мачте, тоже темно-синий, но без рисунка. После очередного жеста гоблина наступил полный штиль. Но почти сразу ветер накатил со стороны кормы. Шлурс налег на штурвал, «Дракон» лег на правый борт и по широкой дуге вышел на середину Дейна.

— Отплыли, слава всем богам, — проговорил Гундихар и радостно улыбнулся.

Корабль разрезал гладь реки, чуть заметно покачивался на волнах. Ветер наполнял паруса, медленно ползли назад зеленые берега. А в душе Олена рос неведомый ранее восторг. Нет, в памяти хранились сотни эпизодов самых разных плаваний, в том числе и по морю. Но они не были прожиты им самим и поэтому являлись лишь яркими картинками из чужой жизни, словно подсмотренными через замочную скважину…

Гоблин сделал резкое движение, точно обматывая незримый трос вокруг штурвала, после чего развернулся и ушел.

— Он «привязал» ветер к кораблю, — пояснил Бенеш, — и теперь тот будет попутным до того момента, пока река не свернет…

— А это случится, насколько я помню, миль через восемьдесят, — хмыкнул Гундихар.

Олен стоял на палубе до вечера, сначала со спутниками, потом один. Наслаждался ощущением полета, невероятной свободы, большой скорости. Смотрел на встречные суда, дышал полной грудью, любовался бликами на поверхности Дейна. Матросы поглядывали на странного пассажира с удивлением.

Ближе к вечеру вместе со спутниками спустились проведать лошадей. Провели в трюме не один час. Позже, когда солнце погрузилось в тучи на западе, и над рекой похолодало, всех позвали на ужин к капитану. Вслед за Хареном он прошел внутрь надстройки. Миновав коридор, оказался в большом помещении, напоминающем не каюту, а гостиную в богатом доме.

Самые настоящие окна закрывали кружевные занавески, на стенах висели серо-белые элианские ковры. Около стола, покрытого белой скатертью, стояли высокие стулья, обтянутые красным бархатом. Огоньки свечей, установленных в золоченых подсвечниках, отражались в серебряных кубках. У стены мялись трое солидных купцов в длинных кафтанах. Рядом с капитаном стоял дородный таристер во флотере с гербом — алым мечом и ключом на золотом фоне.

— Прошу к столу, — пригласил Шлурс. — У нас, конечно, не трактир, но повар дело знает.

Олен занял место между Саттией и Бенешем. Потянулся к большому блюду, с помощью ножа и вилки переложил на тарелку кусок запеченной с сыром рыбы. Запил ее вином и понял, что капитан если и преувеличил, то немного. Гундихар, едва усевшись, захватил в плен кувшин с пивом, и так рьяно принялся за него, что опустошил чуть ли не в одиночку.

Поначалу трапеза шла в полном молчании, но затем напитки развязали языки. Гном вступил в беседу с купцами, узнал, что за товары находятся в трюме и куда их везут, но ухитрился не выболтать ничего о себе и спутниках. Таристер, назвавшийся Калистом ари Боном, попытался познакомиться с Саттией и выяснить, какие у нее имелись благородные предки.

При этом он так налегал на вино, что к концу ужина с трудом мог вспомнить, как зовут собеседницу. Девушку судя по довольному виду, это ничуть не смущало. Олен же, глядя на их беседу, не почувствовал вкуса принесенного в завершение трапезы сладкого пирога.

— Прошу, мессены и мессана, отправляйтесь на покой, — проговорил капитан, когда блюда с десертом опустели.

Олен первым вышел на палубу.

Корабль все так же скользил вперед, берега терялись во мраке. На корме и носу горели огромные фонари, их желтый свет падал на воду, смешивался с пересекающей Дейн лунной дорожкой. Мерно плескали волны, звездное небо казалось громадным шатром из черной ткани. Мир выглядел невероятно красивым и спокойным, точно фреска в старом храме.

Уходить от этой красоты не хотелось.

Семеро всадников появились у западных ворот Нюренга ранним утром. Зевающие стражники глянули на них и почему-то не решились даже заикнуться о пошлине, хотя путешественники не напоминали благородных таристеров или высокомерных служителей богов.

Всадники проехали через ворота. Поплутав по улицам, добрались до площади с кривой башней и помостом для экзекуций. Здесь передний, светловолосый, в торлаке из темно-синей ткани, вскинул руку, и кавалькада остановилась. Стало слышно, как всхрапывают лошади, как переговариваются хриплыми голосами роющиеся в мусоре вороны.

— Что здесь такое? — поинтересовался высокий мужчина, чьи черные волосы локонами падали на плечи, а у седла покачивался большой лук.

— Место, где часто умирают, — ответил светловолосый. — Я хочу набраться сил перед тем, как ехать дальше…

— И ради этого ты гнал нас всю ночь? — коренастый воин сплюнул через дырку между гнилыми зубами. — Ради твоей прихоти? Ты вообще, помнишь, зачем и куда мы едем? Может, и след давно потерял?

— След ведет в город, это я ручаюсь, — заметил лучник, — но чего время тратить? Мы должны спешить…

— Вы будете делать то, что я скажу, — светловолосый повернулся, и шестеро увидели его глаза — два абсолютно черных кружка.

— Мы будем делать то, что приказал консул! — возразил смуглый всадник с множеством косичек на голове. — И только так! Мы служим ему, а не тебе! Помни об этом!

— Бунт? — светловолосый улыбнулся. — Я робко надеялся, что в ваших тупых головах есть хоть капля мозгов, но, судя по всему, ошибся…

— Потише, колдун, — проворчал молчавший до сего момента воин, на поясе которого было два длинных клинка. — Ты будешь делать свое дело, а мы — свое. Вот я не уверен, что ты знаешь, куда именно делись те, кого мы ищем…

— Я чую их след в воздухе так же, как пот на ваших спинах! — прошипел светловолосый. — Он ведет в порт! А спешить нам некуда, потому что в такую рань ни один корабль не отойдет от причала!

— В порт? — удивился гнилозубый. — Они что, дальше поплыли по реке?

— Ты не настолько туп, насколько выглядишь, — хмыкнул колдун.

— Ты меня достал, тварь! — брошенный нож свернул, точно вылетевшая из воды рыбешка. Но светловолосый маг поднял руку, и клинок повис в воздухе на расстоянии локтя от его лица.

Воин с косичками потянулся к висящему у седла громадному мечу, скуластые близнецы за его спиной одинаково нахмурились. Лучник и всадник с двумя клинками остались спокойны.

— Ты хочешь бросить мне вызов, Сераф Мокрый? — спросил колдун, беря нож прямо из воздуха и сгибая лезвие голыми руками, точно ветку. — Или ты, Парам Терсалимец? Не успеет эта железная оглобля подняться для удара, как ты окажешься мертв…

— Это мы посмотрим! — прорычал воин с косичками.

— Или вы, тердумейские выродки, обнажите на меня оружие? — маг поглядел на близнецов. — Нет, вы не посмеете этого сделать. И вот почему.

Он отбросил согнутый нож, тот звякнул о помост. Мгновением позже метнувший оружие всадник заскрипел зубами, вскинул левую руку, мизинец на которой почернел и раздулся так, что стал напоминать диковинный плод.

— Нет… просипел Сераф Мокрый, и в глубоко посаженных глазах его блеснула ненависть. — Что ты делаешь? Зачем…

— Я преподаю вам урок, — маг улыбнулся, и распухший мизинец лопнул, точно кувшин после удара молотком. Брызнули кровь и гной, полетели куски почерневшей, сгнившей плоти. Сераф взвыл, с ужасом уставился на оставшийся от пальца огрызок. — Так вот, запомните, что я могу сделать это в мгновение ока. Голова наглеца, задумавшего напасть на меня, разлетится на части быстрее, чем он успеет хотя бы приготовить оружие… Вам ясно?

— Да, — сказал воин с двумя мечами. — Мы поняли тебя. Сераф, прекрати стонать.

Мокрый прижал пострадавшую руку к груди, оскалился, как бешеная крыса, но замолчал. Колдун кивнул и тронул коня с места. Вслед за ним пришпорили скакунов и другие всадники. Не торопясь, они проехали город насквозь, через ворота выбрались к начавшему оживать порту и остановились у одного из причалов.

— Они были тут… — сказал маг, понюхав воздух. — И что за сила в его клинке, если она оставляет такой робкий след? Так, посторожите коня. Пойду, поговорю кое с кем…

Он неловко, едва не свалившись, покинул седло. Зашагал к отпиравшему один из складов морщинистому старичку. Тот повернул загорелое лицо, щетина на котором выглядела белоснежной. Маг, к общему удивлению Чернокрылых, вежливо поклонился и начал разговор.

— Убить его надо, как пить дать! — заканючил Мокрый. — Он же совсем безумный…

— А ты умный? — осадил соратника лучник. — Убить его нужно, но только после того как мы выполним задание, иначе как ты в Золотой замок вернешься?

— А мне интересно, что за сила в нем, — сказал один из близнецов. — Я видел обычных колдунов. Так те какие-то знаки чертят, бормочут себе под нос, руками машут. Этот ничего такого не сделал!

— Всякое болтают, — проговорил хозяин двух клинков, — про то, что наш господин умеет, и про запретные знания, и про умения орданов, добытые им во время странствий. Так что я не хотел бы, чтобы этот слабый юноша считал меня врагом.

Разговор мага со стариком длился недолго. В руках Нивуча появился цехин безарионской чеканки и мгновенно пропал, словно его и не было. Колдун развернулся и направился обратно к спутникам.

— Я все узнал, — сказал он. — Два дня назад вверх по реке ушел корабль «Дракон». На нем, скорее всего, уплыли те, кого мы ищем. Сегодня в полдень от причалов отойдет «Единорог». Мы поплывем на нем. А сейчас неплохо бы найти таверну и позавтракать. И заодно перевязать нашему другу руку…

Под холодным взглядом мага Сераф Мокрый изобразил гнилозубую, неискреннюю улыбку.

Глава 4. Цена смерти

Утром Олен проснулся от того, что решивший пообщаться Рыжий вспрыгнул на грудь и замяукал. Спихнутый на пол, он гневно фыркнул и принялся громко точить когти о косяк. Остатки сонливости упорхнули без следа. Рендалл поднялся, стараясь не шуметь, оделся и вместе с оциланом выбрался на палубу.

Над речной гладью клубился густой белый туман, «Дракон» плыл в нем бесшумно, точно летел в облаках. Берегов видно не было, на востоке проглядывал шар солнца.

— О, доброе утро, — подошел Харен. — Клянусь утробой Дейна, погода сегодня чудная. Ничто вчера не указывало, что туман поднимется.

— Доброе. Вы не боитесь во что-нибудь врезаться?

Боцман хмыкнул, поправил шляпу.

— В этих местах нет мелей и топляков, а фарватер достаточно глубок. Кроме того, на носу стоит впередсмотрящий. Он…

Договорить Харен не успел. Сидевший у ног Олена кот вздыбил шерсть и зашипел. Мгновением позже туман по правому борту окрасился пурпуром, словно на водной глади вспыхнул огромный костер. Раздался плеск, глубины Дейна забурлили, как суп в котелке, к поверхности двинулось нечто колоссальное.

— Что за курвино дело… — пробормотал боцман, когда из-под воды без малейшего всплеска поднялась огромная голова.

Она могла бы принадлежать сому, вырасти тот размером с крепостную башню. Усы напоминали турнирные копья, а прозрачные глаза с бочку смотрели осмысленно, тоскливо и злобно. Источаемый ими свет казался призрачным, нереальным, как у гнилушки размером с холм.

Олен почувствовал, что чудовище глядит на него. Испытал желание упасть на палубу, спрятаться за бортом от жуткого взгляда. Но гордость заставила выпрямиться. Повел руку к поясу и только в этот момент вспомнил, что ледяной клинок оставил в каюте.

Сом качнулся из стороны в сторону, как готовящаяся к атаке змея, и пошел вверх. Голова поднялась над водой, стало видно длинное лоснящееся тело, коротенькие ножки вроде тех, что бывают у гусениц. Затрепетали, развернувшись, радужные крылья, порыв ветра ударил в борт кораблю. «Дракон» покачнулся.

— Что это, во имя всех богов? Что это? — смуглое лицо Харена пошло белыми пятнами, боцман отступил на шаг. — Ох, помилуй нас Анхил и могучая Сифорна, избавь нас от своего гнева Адерг и непостоянная Санила…

Послышался топот, из надстройки на палубу выскочил маг-гоблин, наряженный только в штаны. На мгновение замер, красные глаза выпучились. Упал на колени и уткнулся лбом в доски палубы. Олен заметил сзади на шее, там, где у людей выпирают позвонки, ряд крохотных, с монетку чешуек цвета старой меди.

Крылатый исполин поднялся на высоту в сотню локтей, испустил свистящий рев, от которого корабль содрогнулся. Закружился с легкостью бабочки, с короткого и плоского хвоста полетели капли зеленой слизи. Одна проела дыру в парусе и упала на палубу, где и осталась дымящейся лужицей. Находившиеся на палубе матросы повалились ничком, закрывая голову руками. Их примеру последовал боцман, Олен остался стоять в одиночестве.

Из люка вылез Бенеш с ножнами коричневой кожи в руках. При взгляде на небо побледнел, но голос его прозвучал твердо:

— Держи! — и ножны отправились в полет.

Олен поймал их, одним движением выдернул меч. Тот вспыхнул всего на миг, как голубая молния, а затем стал обыденно-серым. Но исполинское существо в вышине резко пошло вниз, точно собираясь врезать в корабль. Отвернуло в последний момент, едва не задев пузом верхушку мачты. Крылья исчезли, точно их и не было, сияние померкло, туша гиганта с плеском грохнулась в воду.

Волна толкнула «Дракон» в бок. Судно качнулось, и туман начал стремительно рассеиваться. Последние его обрывки уползли на левый берег, под тень густого леса, открылась деревушка на правом, полощущие белье женщины. Золотые лучи светила побежали по речной поверхности, точно пальцы, норовящие проникнуть в глубины Дейна.

Рыжий подошел к борту, вскочил на него и уставился на воду.

— Что… кто это был? — проговорил Олен, чувствуя, что его бьет самая настоящая дрожь, а меч в руке ходит ходуном.

— Великий сом… хозяин реки… — срывающимся голосом отозвался Харен, поднимаясь с палубы. — О нем рассказывают, что тысячи лет спит на дне реки… Я думал — сказки, а теперь…

Гоблин-маг встал с колен, бросил на клинок в руках Олена уважительный взгляд. Даже приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но затем махнул четырехпалой рукой и ушел внутрь надстройки.

— Мне кажется, да… — проговорил Бенеш, когда отошедший боцман принялся с помощью окриков и пинков приводить в чувство матросов. — Это, ну… один из Древних.

— Из кого?

— Одно из существ, что владели этим миром до прихода богов. О них мало что известно… — ученик мага понизил голос. — Но говорят, что небольшое их число пережило Войны Творения.

— Скажешь тоже… — Олен наконец справился с дрожью в руках и сунул меч в ножны. — Честно говоря, я бы не отказался от глотка самогона!

— И я, — признался Бенеш.

Самогон нашелся во фляжке у боцмана, ядреный, на дубовой коре и смородине. От него у Рендалла и ученика мага вышибло слезы, но воспоминания о невероятной встрече мигом потеряли остроту. К тому моменту, когда на палубу выбрались проспавшие самое интересное пассажиры, очевидцы невероятного явления выпили еще не раз и сошлись в том, что лучше всего промолчать.

Остаток дня прошел спокойно. Саттия попыталась расспрашивать, с чего это Олен и Бенеш напились с самого утра. Пришлось срочно выдумать что-то о посвящении в речное братство тех, кто впервые оказался на корабле. Девушка поверила, но зато обиделся Гундихар — на то, что пили без него. До самого вечера проходил надутый, как индюк, но зато молчаливый.

А на следующий день корабль добрался до Ферлина, второго по размерам города Золотого государства. Открылось устье Ланы, куда более широкой тут, чем у Гюнхена. Стал виден мыс у слияния двух рек и грозная крепость на нем, чьи стены вырастали прямо из воды.

«Дракон» повернул, пошел по Лане межу портом и посадом на противоположном берегу, на соединяющий его с основной частью Ферлина деревянный мост.

— Его каждые несколько лет смывает во время весеннего паводка, — сообщил Гундихар, с утра нарушивший обет молчания.

— Почему не возвести каменный? — удивилась Саттия.

— Клянусь своей бородой, ферлинцам проще скидываться много раз, но понемногу, чем один — но солидно. Эй, Харен, долго стоять будем?

— Часа три, — отозвался боцман. — Можете сойти на берег, ноги размять.

— Отлично! — гном кровожадно улыбнулся и потер руки. — Пойдем со мной, покажу вам пару живописных местечек! И заодно пива выпьем! Ух, соскучился я по пиву!

— Вчера же пил, — заметил Бенеш.

— Вот, с тех пор и соскучился!

Корабль прошел несколько занятых причалов, маг-гоблин отпустил ветер, и подопечные Харена принялись спускать паруса. Шлурс повернул штурвал, «Дракон» скользнул на свободное место. Стоявшие со швартовочными тросами матросы начали прыгать через борт.

— Прибыли, ха-ха! — гном от избытка чувств звучно хлопнул себя по ягодицам. — Эх, Гундихар фа-Горин как-то нажил в этом городе большие неприятности! Как в том анекдоте — приходит эльф домой, а жена раздета и в прихожей топор стоит…

— О нет, я этого не выдержу, — с мукой в голосе проговорила Саттия. — Давай убьем его, а?

— Лучше лишим голоса, — Олен глянул на Бенеша.

— Э, ну… это сложно… — признался тот, — хотя идея заманчивая. Я подумаю… да…

Гном, не обративший внимания на то, что его никто не слушает, закончил анекдот, и сам же над ним оглушительно расхохотался.

С борта спустили сходни, и первыми на причал сошли купцы. За ними проследовал Калист ари Бон.

— Вперед, друзья! — с энтузиазмом завопил Гундихар, оставивший «годморгон» в каюте, но зато повесивший на пояс широкий, устрашающего вида тесак в деревянных ножнах и с оплеткой на рукояти. — Покажем этому городу, где зимуют раки!

— Ох, покажем, — вздохнул Олен. — Рыжий, ты с нами?

Оцилан выразительно моргнул и отвернулся, показывая, что его Ферлин не интересует.

По сходням сошли на причал. По его скрипящим, попахивающим гнильем доскам выбрались на берег. Тут угодили в густую толпу, состоявшую из пьяных матросов, трезвых грузчиков, горластых торговцев и подозрительно шустрых типов с острыми глазками и липкими руками.

Гундихар пер через нее, как тур сквозь лес, пихаясь и громогласно ругаясь. На него оглядывались, но тут же забывали, увлеченные своими делами — выпивкой, сделками или поиском доступных девиц.

— Ну и толкотня… — пробурчал Бенеш, когда они вышли в сравнительно тихий переулок и зашагали к городской стене. — Не хуже, чем в Безарионе…

— Лучше! — отозвался гном. — О, а вот мы и пришли! Ха-ха!

Обещанным «живописным местечком» оказался самый обыкновенный кабак, разве что очень большой. С вывески над крыльцом улыбнулась посетителям грудастая баба с рыбьим хвостом вместо ног. Скрипнула дверь, и Олен вслед за Гундихаром вступил в просторный зал, уставленный длинными столами. Под ногами зашуршала солома, в нос ударил запах прокисшего пива.

От окна на вошедших подозрительно уставились двое ободранных типов, из угла донеслось выразительное цыканье.

— Эй, кто там? — из полумрака за стойкой выдвинулась коренастая фигура, сверкнули вплетенные в бороду кольца. Стало ясно, что это гном, достаточно рослый для своего народа, в черном меховом ремизе и круглой шапочке.

— Не узнал, слепой крот? Или с самого утра зенки залил, слизняк недоделанный? — завопил Гундихар так, что под потолком колыхнулась паутина.

К удивлению Олена, хозяин кабака не попытался зарезать горлопана. Он ухмыльнулся и проговорил:

— Кто не знает вечно орущего бездельника, который вместо того, чтобы работать, шляется по людским землям? Чего подать? Бочку пива — тебе, и три кружки — твоим спутникам?

— Такой вариант меня вполне устроит. Тащи пива и еще пожрать чего-нибудь, — Гундихар решительно направился к столу в самой середине зала. — Эй, ребята, садитесь, тут место хорошее…

Хозяин кабака хмыкнул и ушел за стойку. Посетители, убедившись, что пришли свои, вернулись к пиву и разговорам.

— Куда лучше! — Саттия провела ладонью по лавке, пытаясь найти место почище. С таким же успехом она могла искать снег на дне реки.

— Это точно! — иронии гном не заметил. — Гундихар фа-Горин плохого не посоветует! Это я вам говорю!

Принесли пиво, и в самом деле — целый бочонок, пузатый и лоснящийся, а к нему — четыре деревянные кружки и блюдо с копчеными лещами.

— Ну, поехали! — провозгласил Гундихар, открутив одной из рыбин голову и наполнив посудину.

Пил он так, будто не меньше полугода скитался в пустыне. Рыбьи кости хрустели на крепких зубах, ошметки чешуи летели из-под пальцев. При этом гном вроде не пьянел, только глаза блестели сильнее и сильнее, а движения становились дергаными, как у марионетки.

В один момент Бенеш не выдержал и заявил, что пойдет «подышит воздухом». Когда за ним закрылась дверь, Гундихар буркнул «Слабак!» и полез к хозяину кабака обниматься. В руках у того появилась бутыль из темного стекла, хлопнула вынутая из горлышка пробка.

— Все, готов, — заметила Саттия. — Может быть, пойдем?

— Нет, нельзя. Он сам и не вспомнит, что надо на корабль возвращаться.

— И хорошо, — девушка фыркнула. — Что от этого бородача толку, кроме храпа, хвастовства и воплей?

— С ним не скучно, — признался Олен. — Хотя, если хочешь, то захвати Бенеша и идите на «Дракон».

— Нет уж, я тебя одного не брошу! — глаза ее гневно блеснули. — А то натворишь еще чего-нибудь!

— Ну, ради тебя я готов натворить что уг…

— Выпьем ешо, ха-ха! — Гундихар практически упал на стол, сбил с него одну из кружек, но не обратил на это внимания. — Я заказал ешо бочку этого… пива, сейчас она придет…

Саттия поморщилась. Олен почувствовал желание треснуть кулаком в наглую гномскую рожу, или схватить ее обладателя за бороду и как следует стукнуть об стену. Чувства, судя по всему, ярко отразились у него на лице, поскольку Гундихар побледнел и отшатнулся, лопоча что-то совершенно невразумительное.

— Тебе хватит, корни и листья, — проговорила Саттия решительно. — Какая еще одна бочка? Ты сам ничем не хуже бочки — толкнешь, а внутри пиво забулькает. Эй, хозяин, сколько мы должны?

— Половины цехина хватит, — отозвался из-за стойки гном в шапочке.

— Как же так? А поблевать? А подраться? — растерянно забормотал Гундихар, но Олен и Саттия подхватили его под руки и вытащили из кабака. У крыльца наткнулись на унылого Бенеша.

— А, ну да… — сказал тот. — Этого стоило ждать. А то я собирался сам идти на корабль…

— На корабль так на корабль, — согласился Гундихар. — Я сам пойду! Ха-ха! А теперь надо спеть… Так… — он прокашлялся и заревел на всю улицу. — Ой, цветочки-лютики, листики и прутики! И судьба несчастная, доля ты солдатская!

Так, с песней, под веселыми взглядами горожан, и шли до «Дракона». По сходням гнома пришлось буквально затаскивать.

— О, вот мы и дома… — сказал он, оказавшись на палубе, после чего упал на колени и принялся целовать грязные доски. — Ладно, вы как хотите, а я пошел спать…

Покачиваясь, он добрался до люка и с грохотом исчез под палубой. Явившийся из-за надстройки Рыжий проводил Гундихара заинтересованным взглядом и побежал за ним.

— Когда только успел напиться? — покачала головой Саттия. — Вроде бы он, как все гномы, крепок, а тут…

— Да он у стойки еще какую-то настойку пил, — сказал Олен. — Прямо из бутылки. Вместе с хозяином. После этого Гундихара и развезло…

На душе было погано. Чувствовал, что в кабаке имел шанс поговорить с девушкой по душам, но упустил его. Теперь Саттия вновь выглядела холодной и неприступной, как покрытая снегом вершина горы.

— Что, проветрились? — подошел Харен, на загорелой роже которого красовалась ехидная ухмылка. — А друг-то ваш так нагулялся, что едва на ногах стоит. Устал, болезный…

— Всем бы так уставать, — покачал головой Бенеш. — Когда отплываем?

— Погрузка закончена, так что скоро.

Боцман не обманул. После того, как на борт поднялся Калист ари Бон с тюком под мышкой, рядом с капитаном появился гоблин-маг. Завертелся штурвал, ветер наполнил поднятые паруса. «Дракон» медленно и величаво отвалил от причала, вошел в Дейн, развернулся и поплыл дальше в ту сторону, где восходит солнце. Ферлин с его портом остался позади.

Ближе к вечеру корабль вместе с рекой повернул к югу. Потянулись лесистые и неприветливые берега. Все чаще стали попадаться островки, крохотные и огромные, голые и поросшие кустарником. Ночью зарядил дождь, и лил без перерыва почти до полудня.

Только затем тучи разошлись, и пассажиры смогли выбраться на палубу.

Солнце висело в зените, под его светом волны на Дейне блестели, как золотые. Неспешно плыли кучевые облака, напоминающие башни, темно-синие внизу и белые наверху. Корабль шел близко к одному из берегов, можно было разглядеть кроны отдельных деревьев, летавших над ними птиц, спустившихся к воде косуль. Они провожали «Дракона» полными удивления взглядами.

— Эх, хорошо, — проговорила Саттия, вдыхая прохладный, сырой воздух. Полушария груди ее поднялись и ощутимо натянули куртку. Олен с трудом отвел взгляд от этого зрелища. — По крайней мере, тут не воняет пивным перегаром…

Гундихар, благодаря которому каюта стала пахнуть точно пол в таверне, ничуть не смутился.

— А по мне — самый лучший запах, — заявил он. — Кстати, вы заметили, что все матросы с оружием?

Олен обратил внимание, что вахтенные облачены в легкие кольчуги с короткими рукавами. Помимо коротких мечей на их поясах, на палубе объявились луки, тетивы и колчаны со стрелами. А Харен вместо неизменной шляпы нацепил той же формы шлем, а в руки взял короткий пернач.

— Э… нет… в смысле, да, — проговорил Бенеш, удивленно хлопая глазами. — А почему это?

— Тут, между Ферлином и Ахерном — любимое место для нападения речных пиратов. Эти твари, чтобы их всех поимел бешеный бык, не пропускают ни одного судна!

— Может быть, и нам тогда вооружиться? — предложил Олен. — Эй, Харен, когда на нас нападут?

— Если будет на то милость богов, то обойдется, — отозвался с носа боцман. — А если нет, то скорее всего вечером или под утро. Не беспокойтесь, вы об этом узнаете. Не от меня, так от пиратов.

— Обрадовал, нечего сказать, — пробурчала Саттия. — Пойду, проверю лук на всякий случай…

Ближе к вечеру островов стало еще больше. Корабль запетлял в узких протоках, где требовалось все мастерство рулевого, чтобы не налететь на мель или затонувшее бревно. Появился и исчез из виду высящийся на скале замок — сплошь зубцы и башни с острыми верхушками.

Находившийся на палубе Олен собрался спуститься вниз, в каюту, когда закричал впередсмотрящий. Что-то свистнуло и в борт вонзилась стрела. Вторая едва не проткнула горло Харену.

— Тревога! — рявкнул тот. — К оружию! Пираты!

Олен вытащил клинок из ножен и, пригнувшись, подбежал к борту. Выглянул из-за него и обнаружил, что к «Дракону» от близкого берега идет дюжина длинных челнов, забитых вооруженными людьми. Еще одна стрела пролетела над головой, брошенная снизу веревочная лестница вонзилась стальными крючьями в фальшборт. Подскочивший матрос попытался перерубить ее, но меч бессильно звякнул по цепи, идущей от крюков к веревке.

— Стреляйте по ним! — донесся сверху, с надстройки, голос капитана, и вниз полетели стрелы.

Лучниками матросы оказались хреновыми. Несколько выстрелов нашли свою цель, и раненые с воплями попадали в воду. Но пираты не обратили на потери внимания, они деловито закинули еще несколько лестниц и полезли штурмовать корабль. Привязанные к лестницам лодки потащились за ним, как утята за матерью. В этот момент на палубу выбралась Саттия, а за ней — Гундихар с «годморгоном».

— Эй, Олен! — заорал он. — Иди сюда, прикроем девчонку!

— Иду, — Рендалл огляделся и понял, что пираты атакуют и с противоположного борта, и что не пустить их на «Дракон» не получится. Развернулся и побежал туда, где девушка натягивала лук.

Рядом с капитаном, нарядившимся в настоящий таристерский доспех, появился гоблин. Вскинул руки, молния ударила с треском, превратила голову перепрыгнувшего борт пирата в обугленную головешку. Но на смену погибшему явился второй, звякнули клинки.

— Аааа! — Харен вскинул пернач и ринулся к носу, туда, где речные разбойники теснили сбившихся в кучку матросов.

— Ну куда!? — Саттия спустила тетиву. — Чего он лезет под выстрел? Так, а теперь этого…

Стрела вонзилась в распахнутый рот одного из пиратов, он захрипел. Второму досталось в глаз, он с воем закружился на месте. В этот момент атакующие хлынули со всех сторон, их встретили оружием, и на палубе «Дракона» закипела беспорядочная схватка. Девушка выстрелила еще раз, промахнулась и выругалась так, что даже гном хмыкнул с уважением.

Замершую у надстройки лучницу заметили, несколько пиратов, размахивая мечами и топорами, бросились к ней. Самый шустрый упал со стрелой в брюхе, второму Гундихар могучим ударом размозжил голову. Третий оказался более везучим и даже отбил первый выпад Олена.

Широкий клинок с заточкой по вогнутому краю легко порхал в руках противника, выдавая умельца. Но он ничем не помог хозяину, когда лезвие из кости йотуна прорезало кольчугу на его груди. В глазах разбойника появилось удивление, изо рта выплеснулась кровь. Взамен погибшего на Олена насели сразу двое. И он закрутился, отражая выпады, атакуя в ответ.

Над ухом рычал гномий боевой клич орудовавший цепом Гундихар. Саттия стреляла через головы, целясь туда, где битва кипела яростнее всего. Сверху раздавался голос отдававшего приказы Шлурса, от носа долетал бешеный рев боцмана. Несколько раз била молния, поднимался дымок и в стороны летели ошметки дымящейся плоти. Но в основном маг держал воздушный щит, прикрывая от стрел и метательных ножей стоявшего у штурвала капитана. Корабль кренился то вправо, то влево, давая понять, что им по-прежнему управляют.

Пиратам удалось занять пространство между мачтами, но к державшим паруса веревкам их не подпустили. Матросы стояли насмерть, понимая, что в том случае, если «Дракон» потеряет ход, они обречены.

Очередной противник, шагнув вперед, насадил себя на клинок Олена. Он спихнул пирата с меча, занес оружие для нового удара, и тут из люка с ревом выбрался Калист ари Бон в тяжелых доспехах и глухом шлеме. Взмахнул коротким мечом, выставил кинжал и ринулся на пиратов.

— Ого! — восхищенно проговорила Саттия, расстрелявшая стрелы и взявшаяся за клинок.

Дородный таристер мог не бояться оружия противника, клинки скользили по латам, не причиняя вреда. Сам он рубил и колол, не останавливаясь, меч и кинжал сверкали, из-под шлема доносилось тяжелое пыхтение.

— Бей курвиных детей! Круши! — завопил во всю глотку Гундихар, уловив смятение меж пиратов.

Металлическая часть его «годморгона» со звоном обрушилась на плоский шлем одного из речных разбойников. Его сосед получил укол в руку от Саттии и выронил оружие себе под ноги. На лице, украшенном клочковатой бородой, отразилась паника, и раненый устремился в бегство, чуть ли не расталкивая соратников. За ним ринулись остальные, начали прыгать за борт. Донесся гулкий всплеск, за ним еще один, третий, четвертый…

— Кажется все, — Олен опустил ледяной клинок, на котором не осталось и следа крови.

— Нет, не все! — кровожадно заявил гном, извлекая из ножен устрашающе иззубренный широкий тесак. — Надо дорезать раненых! Ну и обыскать трупы! Вдруг у кого что ценное найдется?

— Ну уж это без меня, — сказала Саттия. — Хотя стрелы собрать нужно…

И она вслед за Гундихаром двинулась в сторону носа, останавливаясь у каждого лежавшего на палубе тела.

— Этот наш… это труп, а вот этот шевелится. Ха-ха! — сортировал павших гном.

— Э… уже закончили? — из люка выглянул Бенеш, а вслед за ним выбрался сонно моргающий кот. Увидев следы схватки, он протяжно мяукнул и разочарованно посмотрел на Олена, как бы говоря — и чего меня не позвали?

— Ага, — Рендалл опустился на корточки, погладил Рыжего по спине. — Управились, хотя в один момент мне показалось, что нас одолеют…

На то, чтобы осмотреть и выкинуть за борт тела, понадобился примерно час. К этому моменту солнце закатилось, так что палубу от крови отмывали при свете факелов, луны и сигнальных фонарей. Олен спустился в каюту и обнаружил там Гундихара, у масляной лампы разглядывавшего длинный и узкий кинжал с ромбовидным в сечении лезвием.

— Вот, у одного из разбойников снял, — проговорил гном хвастливо. — Знаешь, что это такое?

— Конечно. «Жало милосердия», — сам Олен не имел дела с клинком, предназначенным для того, чтобы добить поверженного врага в латах. Но предки-императоры использовали его по назначению не раз.

— О, точно! Можно будет продать. Стоит такая штука немало. Еще я добыл три кошелька, пара цехинов в них наберется. А то твоя девица жаловалась, что денег у нее не осталось.

— Она не мо…

Дверь каюты открылась, в нее заглянула Саттия.

— Совещание мародеров? — поинтересовалась она. — Я бы попросила вас выйти, поскольку собираюсь раздеться и лечь спать…

— Как скажешь, — Олен поднялся. Гундихар засунул кинжал в золоченые ножны и закинул на койку. Они вышли в коридор и ждали там в темноте, пока из каюты не донесся окрик «Можно!».

Олен первым зашел внутрь, за ним шмыгнул Рыжий и устроился у отвернувшейся к стене девушки в ногах.

— Где там Бенеша носит? — спросил гном, подходя к столу. — Тушить свет или подождать?

— Туши, — сонно ответила Саттия. — Он сказал, что собирается смотреть на эти… звезды, чтобы что-то там прозревать…

Забравшись под одеяло, Олен услышал, как звякнул стеклянный колпак лампы. В каюте стало темно. Когда Гундихар улегся и перестал возиться, то стал слышен мерный шорох воды под днищем, поскрипывание досок обшивки и равномерное сопение спящего оцилана.

Вслушиваясь в эти звуки, Олен закрыл глаза и… оказался на ярко освещенной равнине.

Исходящий от низкого неба свет, багровый и очень неприятный, бил в лицо. Висящие в зените сизые тучи не двигались, и походили на перекошенные, свирепые морды неведомых чудовищ.

Черная почва под ногами была твердой и гладкой, словно камень. Из нее торчали бурые столбы с пирамидальными вершинами. На них виднелись колышущиеся отростки, напоминавшие уродливые, сочащиеся белым гноем лепестки. Воздух от зноя казался шершавым, как точильный камень, от него першило во рту. Каждый вдох обжигал горло и легкие.

Громадный дом из камней располагался на том же месте, что и в прошлый раз, только выглядел много солиднее. К небу возносились башенки с бойницами, в окнах полыхало оранжевое пламя. Иногда оно вырывалось через щели в крыше, и тогда над строением расцветали огненные хризантемы…

Жара была такой, что любое движение сопровождалось болью. Олен чувствовал, как поджаривается, словно поросенок на вертеле. Пот выступал и мгновенно высыхал, оставляя корочку соли.

«Ты погибнешь, умрешь тут. Сгинешь. Пропадешь, — зашептал в уши назойливый голос. — Смерть будет долгой и жуткой. Сначала облезет кожа, затем обгорит плоть. А ты будешь все это чувствовать. Но можно спастись. Возьми меч и ударь, сруби столбы. Когда покончишь с ними, пойди вон к тому дому и разнеси его на кусочки. И тогда тебе станет холодно, ты выживешь…».

Но осознание того, что так делать ни в коем случае нельзя, оказалось еще более острым, чем в прошлый раз. Олен закрыл глаза и терпел, погрузившись в воспоминания тех жизней, которыми никогда не жил. Передумывал чужие мысли, видел места, в каких не бывал. Зной усиливался, от него ломило зубы и жгло тело, от пяток до макушки, сердце то и дело сбивалось с ритма.

А затем яркая вспышка проникла под опущенные веки. Олен понял, что лежит в каюте мокрый от пота, и что кто-то довольно настойчиво трясет его за плечо.

— Эй? — голос Саттии был полон тревоги. — Ты так хрипел… Ничего не случилось?

— Все нормально… — он открыл глаза и попытался улыбнуться. Судя по тому, как нахмурилась девушка, улыбка вышла хреновая. — Это только сон…

Через крохотное оконце в стене каюты проникал дневной свет, корабль слегка покачивался.

— Сон? Да ну? — Саттия прищурилась. — Опять видения у тебя начались, что ли?

Олен кивнул.

— Эй, голубки, хватит ворковать, — донесся сверху сердитый голос Гундихара. — Тут, между прочим, роданы спят!

— Выходи на палубу. Там поговорим, — шепнула она и ускользнула за дверь, оставив пряный запах, тот самый, который Олен уловил во время их первой встречи.

Поднялся он с трудом, преодолевая сопротивление окаменевших мускулов. Натянул штаны, надел колет, затянул поверх него пояс. Подумав, взял меч, погладил Рыжего, раскинувшегося на койке Саттии, и вышел в коридор. У лестницы столкнулся с только что спустившимся матросом.

— Утро доброе, мессен, — поприветствовал тот пассажира. — Не спится?

— Спится, да еще как. А ты после ночной вахты?

— Ага. Теперь в койку до полудня, — и, зевнув, матрос утопал по коридору в сторону кубрика.

На палубе царил только что родившийся рассвет. Перистые облака цвета бледного золота пламенели в зените, небо с востока к западу меняло цвет от опалового к темно-лиловому. Лучи едва вылезшего из-за горизонта солнца кололи глаза. Берега терялись в дымке, Дейн выглядел спокойным, как сытый и довольный жизнью младенец.

Стоявший у штурвала рулевой поглядел с удивлением, когда Олен и Саттия отошли к борту.

— Рассказывай, — требовательно сказала девушка, поправляя белые волосы на лбу. — Что случилось?

— Повторилось видение с постоялого двора, — уныло проговорил он, — только на этот раз все оказалось куда более мучительным. Я едва не сгорел там заживо.

— Но вчера Бенеш к тебе даже пальцем не прикасался. Значит, его магия тут не при чем.

— Дело, вероятнее всего, в клинке, — Олен поднял руку с ножнами. — Шесть дней назад видение случилось после похода в Золотой замок, где я отнял много жизней с помощью этого меча. Вчера отправил к вратам Адерга не одного пирата. И — вновь попал на жаркую равнину…

Серо-голубое лезвие тускло сверкнуло, когда лучи восходящего солнца упали на него. От рукояти к кончику прошла волна серебристого свечения, в стороны брызнули и растаяли белые звездочки. Саттия нахмурилась. Синие глаза ее потемнели, а личико стало озабоченным.

— Ты думаешь, это что-то вроде платы за право владеть таким оружием? — спросила девушка. — Но кто ее взимает?

— Скорее всего, нет. Клинок просто использует меня, чтобы набираться сил, и в то же время пытается что-то сделать со мной, к чему-то принудить… — проговорил Олен с горечью. — А чувствовать себя инструментом на редкость противно! И пусть он дает могущество, помогает побеждать, но я готов к тому, чтобы избавиться от этой штуки! Бросить его в Дейн хотя бы!

По клинку прошла еще одна волна свечения, на этот раз золотистого.

— Тише, не ори, — Саттия положила руку Олену на предплечье. — Не хватало еще, чтобы услышал кто-нибудь. Понятно, что совет никого не убивать прозвучит глупо, но для начала сгодится и он.

— А если на нас нападут? Что, я должен безропотно подставить шею?

— Нет. Вспомни первую схватку с эльфами? Ту, у Вечного леса. Тогда ты обезоружил их, но никого не убил. Кроме того, неплохо бы купить тебе обычный меч, из простой стали. На случай, если в самом деле придется сражаться насмерть.

— А деньги? — Олен убрал оружие в ножны. — Или ты внезапно разбогатела?

— Кое-кто другой, — девушка загадочно улыбнулась. — Если отобрать у Гундихара плоды его мародерского труда, то на обычный клинок должно хватить.

— Наверно. Ты знаешь, я давно хотел спросить… — Олен ощутил, как робость сковывает язык, путает мысли. Не позволяет задать вертевшийся в голове с самого Безариона вопрос — что значили слова, произнесенные на залитой ночным дождем улице?

Донесся громогласный зевок, и из люка на палубу выбрался один из плывших на «Драконе» купцов. Помахав молодым людям, он решительно направился к ним.

— И что?

— Ничего… так, ерунда, — остатки смелости, напуганные появлением свидетеля, бежали с позором. Олен отвел взгляд и в очередной раз проклял себя за дикую нерешительность.

Купец подошел, пришлось отвечать на его приветствия и выслушивать длинный рассказ о приключившейся ночью желудочной колике. Пока беседовали, корабль ожил. На палубу выбрался боцман, послышался его рычащий голос. Засуетились матросы с тряпками и швабрами. От кухни, расположенной около каюты капитана, донесся аромат съестного.

Возможность для разговора оказалась утрачена безвозвратно.

Через несколько часов на правом берегу показался Ахерн, небольшой городок, над стенами которого поднималась необычайно высокая башня ратуши. «Дракон» простоял тут недолго, часть тюков и бочек покинули трюм, но их место заняли другие. На берег сошел Калист ари Бон, напоследок бросивший на Саттию довольно унылый взгляд.

А затем корабль отошел от причала и двинулся дальше. Острова пропали, русло очистилось. Дейн заново стал напоминать широкую дорогу, идущую точно на северо-восток меж низменных берегов.

Вечером с запада принесло черную, рокочущую и плюющуюся молниями тучу. Первый шквал заставил «Дракон» качнуться, матросы бросились сворачивать паруса. По палубе ударили струи настоящего ливня. Речная гладь посерела, пошла пупырышками волн, на них появились барашки. Пассажиры спустились в каюты, но мощь бушевавшей над Дейном бури ощущалась и там. Корпус вздрагивал, клокотала стекавшая по борту вода.

Бледный Гундихар, мучимый тошнотой, лежал на койке и громко стонал.

— Ну вот, — сказал Бенеш, глядя на него. — Это… А говорил, что опытный путешественник, что все тебе нипочем…

— Когда иду пешком — да, клянусь своей бородой. А так мы, гномы, не предназначены для всякой болтанки. Ой-ей-ей…

Но буря закончилась, и Гундихар быстро вернул себе отличное расположение духа. Выбравшись вместе со спутниками на палубу, пришел в обычное громогласное состояние, принялся рассказывать анекдоты и хохотать над ними громче всех.

Поэтому момент, когда гном неожиданно стал серьезным, все упустили.

— Вон, глядите, — сообщил он, указывая за левый борт, где в вечернем сумраке прятались поросшие лесом холмы. — Если пойти на север, то через пять миль выберешься к очень странному месту. Там поляна большая, так на ней по ночам трава светится. Зеленым таким огнем. Сам видел!

— Ничего удивительного, — Саттия гордо задрала нос. — Там когда-то располагался главный храм альтаро. Еще в те времена, когда о людях в Алионе никто ничего не слышал.

— Храм? — удивился Гундихар. — Да ну? Там даже развалин нет!

— Откуда они возьмутся? Наши храмы располагаются внутри стволов огромных деревьев!

— Наши? Так ты что — эльф? — гном хмыкнул. — В таком случае я — большой жуткий тролль, а…

— Заткнись, тупой коротышка! — рявкнула Саттия, глаза ее блеснули, на щеках вспыхнули алые пятна. — Что бы ты понимал! Кроме баек и мыслей о пиве, в твою пустую голову не поместится ничего!

Бенеш удивленно открыл рот, Олен невольно отступил на шаг. На носу удивленно повернулся Харен, замолчали шушукавшиеся за надстройкой матросы.

— Э, ну… — Гундихар выпучил глаза. — Если…

— Я сказала — заткнись! — прозвучало это не только сердито, но и повелительно. — Еще одно слово, и…

Саттия умолкла, бешеным взглядом скользнула по лицам спутников. Повернулась и почти бегом направилась к люку.

— Мда… ну, я… как бы не знал, — по манере разговора растерянный гном стал напоминать ученика мага. — И чего это она?

— А того, что думать надо, прежде чем языком молоть! — сердито бросил Олен. — Дать тебе в рожу, что ли?

Гундихар засопел, широкие плечи его как-то поникли, весь обычный гонор исчез без следа.

— Ладно, чего уж там, — сказал он примирительно. — Кто же знал, что она так отреагирует? Пойду извиняться…

— Лучше утром, — покачал головой Олен. — Когда Саттия успокоится. Сейчас она пошлет тебя подальше, и все.

— Хорошо, как скажешь.

Заходящее солнце целиком опустилось за горизонт, и напоследок выпустило яркий, почему-то зеленый луч. Он метнулся через небосвод, на миг затмил висящую в зените луну, и исчез.

Закатный архипелаг — тысячи островов, протянувшихся широкой дугой от берегов Мероэ по просторам Алого океана. Есть среди них маленькие и пустынные, есть большие, населенные густо, точно большие города. Примерно половина архипелага принадлежит людям, вторая — гоблинам.

Именно во владениях каснокожего народа лежат Большие или Внешние острова. Их цепочка протянулась по самой границе архипелага, и дальше на запад, до Края Мира, закрытого для смертных, плещут волны. Крупнейший из Внешних островов называется Калнос. По форме он похож на сапог с широким голенищем и острым изогнутым носом. Именно у основания «носа» расположен главный порт острова — Стритон.

В его просторной гавани могут укрыться десятки больших кораблей, на торжищах с утра до ночи кипит жизнь. Над домами высятся иссиня-черные, как плащ Хозяйки Ночи, стены княжеского замка. Дальше, в глубине суши, к аквамариновым небесам вздымаются поросшие апельсиновыми рощами и буковыми лесами горы. Белеет вершина гигантского Искрия — спящего много столетий вулкана.

День для обитателей Стритона начинается до восхода солнца. Открывают лавки торговцы, берутся за дело ремесленники. В порт отправляются бравые капитаны, в чьих ушах посверкивают золотые, а не серебряные, как у простых гоблинов, серьги — знак отличия. Но раньше всех на улицах появляются городские стражники. Едва продрав глаза, они берутся за дело — начинают совать нос в чужие дела, гонять попрошаек и вымогать деньги.

В двадцать пятый день второго летнего месяца, именуемого среди краснокожего народа Верхушкой Зноя, трое доблестных стражей начали утро с обхода доверенного им участка порта. Осмотрев его и не обнаружив ничего интересного, они зашагали в сторону таверны «Морская крыса», дабы утолить пробудившийся голод.

— Отличный денек, — проговорил старший из стражников, гребень на голове которого начал уже белеть. — Эх, солнышко-то как греет… Очень полезно для моих старых костей.

— Ага, неплохой, — поддакнул самый младший, откликающийся на имя Блунч-Лис, — только вот жарко…

— Это разве жарко? — хмыкнул старший с чувством собственного превосходства. — Вот, помню, тридцать три… или четыре?… года назад, такой зной стоял, что рыба варилась прямо в море!

Средний по возрасту страж, с очень большим даже для гоблина носом, уныло зевнул. Разговор о погоде его не интересовал, хотелось забраться в укромный угол и вздремнуть.

«Морская крыса» была открыта, а под навесом, где располагались столы, суетился хозяин — Третий Грич-Нас. До него таверной по очереди заправляли дед и отец, носившие то же имя.

— Славного дня, вооруженные родичи, — сказал он, едва увидев стражников.

— И тебе славного дня, торгующий родич, — ответил, как положено, старший. — Нам — как обычно.

Троица уселась за крайний стол, из-за которого хорошо просматривалась бухта и ближние причалы, а хозяин засуетился вокруг стражников. Принес кувшинчик с молоком, три чашки из обожженной глины, блюдо с кусками желтого сахара, а в последнюю очередь — нагретый на жаровне кувшин с напитком из смолы дерева нол, что растет в Мероэ.

На островах Закатного архипелага его пили много чаще, чем вино или пиво.

— Взбодримся маленько, — проговорил старший, разливая по чашкам черную смолистую жидкость. — А то ты, Трик-Рес, какой-то сонный.

— Ага, — кивнул носатый стражник, но тут дремотное выражение исчезло с его лица, глаза с алыми зрачками расширились. — Ба, смотрите! Людское судно!

— Где? — Блунч-Лис торопливо повернулся. Старший сначала добавил молока себе в чашку, и только затем глянул в сторону гавани.

К одному из причалов медленно подходил большой корабль, построенный, судя по корпусу и такелажу, в окрестностях Деарского залива. На средней его мачте вился флаг с черно-золотым гербом Танийского союза. Штевень украшала вырезанная из дерева голова хищной кошки.

Человеческие суда не были такой уж редкостью в Стритоне. Но гоблины чаще всего имели дело с соседями по архипелагу, а те строили легкие и маневренные галеры, пригодные для плавания между многочисленными островами. Большие корабли с материка забирались так далеко на запад нечасто.

— Действительно, людское, — проговорил старший и задумчиво пошевелил ушами. Для гоблина этот жест означал примерно то же, что для человека — чесание в затылке. — Интересно, что им надо?

— Скоро узнаем, — Блунч-Лис отхлебнул нола с молоком и взял с блюдечка кусок сахара. Соратники последовали его примеру.

Корабль пришвартовался, на причал упали сходни. И по ним начали сходить люди — один за другим, с мешками за плечами, серьезные и сосредоточенные. Трик-Рес, сам не зная, зачем, принялся их считать, и остановился на числе пятьдесят четыре.

— О, еще приплыли… — заметил хозяин «Морской крысы», ставя на стол блюдо с тонкими сладкими лепешками, именуемыми карван.

Такие обычно едят со сметаной, соленой рыбой или мясным фаршем, накладывая их на лепешку и сворачивая в трубочку. Но на завтрак карван подают без начинки, разве что с острой приправой из перца.

— Что значит — еще? — удивился старший. — Были другие?

— Как, вы не знаете? — Третий Гринч-Нас всплеснул руками. — Вчера с пришедшего из Гормандии судна сошла толпа старших эльфов. Самых настоящих, с луками и мечами! Они поселились у моего троюродного брата, в «Черной короне» и заплатили за месяц вперед!

В голосе владельца таверны прозвучала понятная зависть — за толпу эльфов на месяц вперед можно столько золота содрать…

— Эльфы? Люди? — Блунч-Лис высунул длинный узкий язык, выражая недоумение. — Чего им нужно у нас? Сидели бы в своих землях и не высовывались.

— Надо донести князю, — солидно заметил старший, взяв карван и обмакивая в приправу. — Он прикажет изгнать чужаков с Калноса! Ведь они не купцы и не послы. Нечего им тут делать.

— А мне брат сказал, — затараторил Третий Гринч-Нас, — что эльфы сами отправили гонца в замок.

— Да? — Трик-Рес покосился в ту сторону, где люди, выстроившись цепочкой, двинулись прочь от причала. — Невероятно, клянусь утробой Искрия!

— Вот и я о том же, — кивнул хозяин таверны. — Ну что, подавать завтрак?

— Подавай, — разрешил старший, а когда Третий Гринч-Нас отошел, мрачно добавил: — Но в любом случае нам теперь придется глядеть в оба! Хорошего от олдагов ждать нельзя! Это я вам говорю!

Его молодые приятели дружно кивнули.

Глава 5. Ледяная ловушка

До полуночи Олен торчал на палубе и героически сражался со сном. Боялся, что опустит веки и вновь окажется на высушенной зноем равнине, увидит дом из камней и торчащие из земли столбы.

Но затем усталость взяла свое, и он спустился в каюту. Открыл дверь, выпустив в коридор раскатистый храп Гундихара и посвистывание Саттии. Валявшийся в ногах у девушки Рыжий поднял голову и вопросительно муркнул. Олен шепнул ему «спи», сам забрался под одеяло, дав себе обещание, что только полежит и ни в коем случае не заснет. Глаза закрылись так стремительно, что даже испугаться не успел…

А потом Олен проснулся и понял, что благополучно пережил эту ночь, ничего не видел и отлично выспался.

— Ну ты дрыхнуть, — проговорил Гундихар, сидевший на койке Саттии и водивший точильным камнем по лезвию тесака. — Полдень почти, ха-ха.

— А… вон как, — голос со сна прозвучал хрипло. — Где остальные?

— Загорают, где же еще? — хмыкнул гном. — Кстати, мы с твоей девицей помирились. Я ей даже камушек подарил.

— Это какой?

— Черный хелидоний. Его еще называют ласточкиным камнем. Якобы он появляется в брюхе у птиц. Говорят, что хелидоний вызывает доверие к тому, кто его носит и тем самым помогает в делах.

— А тебе он помогал? — Олен поднялся, помассировал ноющий после сна затылок.

— Ну, роданы мне доверяли, — на лице Гундихара возникла проказливая улыбка, — помню, как-то раз…

Сверху, с палубы, донеслись крики. «Дракон» вздрогнул, точно ударенная хлыстом лошадь. Долетел топот, возмущенные голоса, скрип и хлопанье опускающихся парусов.

— Что там такое, клянусь Селитой? — корабль вильнул, и Олена боком шарахнуло о стену. Гнома бросило на пол, он лбом ударился о койку с такой силой, что та хрустнула. Тесак с лязгом улетел в угол. — Эй, ты жив?

— Жив… — просипел Гундихар, щупая лоб, где вздулся здоровенный синяк. — Голова у меня крепкая. Но что творят эти убогие отпрыски синюшных каракатиц, я хотел бы знать… А ну пойдем.

Шатаясь, он поднялся и нагнулся за тесаком. Олен схватил меч, торопливо натянул сапоги. Вдвоем пробежали к лестнице, забрались наверх, оскальзываясь на мокрых перекладинах.

Никаких признаков нападения или катастрофы видно не было. Развернутый левым бортом по течению «Дракон» мирно покачивался на волнах. Паруса на обеих мачтах были спущены. Около носа кучковались матросы, из их толпы доносился зычный голос Харена и тонкий — Бенеша. У борта вытягивали шеи выскочившие на палубу пассажиры из других кают.

— Укуси меня сколопендра, ничего не понимаю, — пробормотал Гундихар.

— Я, кстати, тоже, — сказал вышедший из надстройки капитан Шлурс, невозмутимый, как всегда. — Пойдем, разберемся.

Вслед за капитаном миновали заднюю мачту, обогнули створки большого люка в грузовой трюм, где испуганно ржали лошади. При приближении Шлурса болтовня и смех в толпе смолкли.

— Боцман, доложить обстановку, — приказал капитан.

— Да, мессен, — Харен вышел вперед, огладил усы. — Это звучит невероятно, но впереди лед.

Гундихар издал громогласное «Ого!», Олен крепче стиснул рукоять меча, ощутил, как от нее по коже поползли холодные мурашки.

— Что ты несешь, боцман? Ты пьян?

— Ни в коем случае. А сели не верите, то поглядите сами, мессен.

Матросы отхлынули в стороны, освобождая дорогу к борту. Стала видна мрачная Саттия, растерянно моргающий Бенеш. Шлурс сделал шаг вперед, Олен и гном — тоже. Открылась гладь реки, серая вода и… начинающаяся полусотней шагов выше по течению полоса льда.

Она перегораживала Дейн от берега до берега и выглядела так, словно в этом месте морозы трещали не меньше месяца. Виднелся уходящий в глубину край толстой льдины, бурлящая около него вода.

— Я сплю? — спросил гном, ожесточенно дергая себя за бороду.

— Судя по всему, нет, — самообладанию капитана можно было только позавидовать. — Так, в этом деле не разобраться без магии. Где Нрек-Вас?

— Я здесь, — проговорил шепчущий голос прямо за спиной Олена, так что тот невольно вздрогнул. Гоблин вышел вперед, некоторое время смотрел на лед, а затем раздельно проговорил. — Айма теос![11] Это странно, но я не чувствую магии. Словно кусок зимы перенесли в лето. Но это вода — чуждая для меня стихия. Может быть, он скажет что-нибудь? — и алые глаза обратились на Бенеша.

Тот мгновенно покраснел, сплел пальцы и захрустел ими.

— Мессен, вы тоже колдун? — впервые в голосе капитана прозвучало хоть какое-то чувство — удивление.

— Э, ну… как бы да… — ученик мучительно разрывался между правдивостью и желанием выглядеть могучим магом, — немного знаю… А тут я просто ощутил, как впереди есть… опасность…

— Поясню, — вступил боцман. — Молодой человек бросился к рулевому и начал кричать, чтобы тот развернул корабль. Тот, естественно, отказался. Тогда девушка вынула меч, пообещала выпустить матросу кишки… Промедли мы хоть чуть-чуть, врезались бы в льдину и затонули.

Бенеш покраснел еще сильнее, став цвета спелой вишни. Саттия мило улыбнулась.

— Понятно, — кивнул Шлурс. — Мессен, благодарю вас. Вы спасли мой корабль и множество жизней. Это хорошо. Но будет много лучше, если вы уберете лед с дороги. Ждать, пока он растает сам, мы не можем. Нрек-Вас, или это сделаешь ты?

— Нет, — гоблин покачал головой, шевельнулись его длинные уши. — Вряд ли чем смогу помочь.

— Это… да, я бы попробовал… — сказал Бенеш, — но только мне понадобится дотронуться до льдины…

— Харен, ты слышал? — капитан даже не повернул головы. — Спускайте лодку!

За надстройкой, на самой корме, на козлах стояла прикрытая рогожей лодка. Она выглядела недостаточно большой, чтобы послужить для спасения экипажа, и Олен все гадал, зачем лодка вообще нужна.

— Да, мессен, — кивнул боцман. — А ну зашевелились, вонючие крысюки с оторванными яйцами! Быстро! Ревень, Штап, вы поплывете с ним, будете на веслах!

Понукаемые воплями матросы дружно ринулись к корме, оттуда донесся треск и грохот. Капитан увел туда же Бенеша, гоблин, бросив многозначительный взгляд на меч Олена, ушел следом.

— Ничего себе история! Это же надо? — Гундихар выглядел так, словно наелся крапивы вместо щавеля. — Кому расскажи — не поверят! — он понизил голос. — Это, кстати, не ваши враги учинили?

— Вряд ли, — сказал Олен, думая о том, что от ледяного клинка так или иначе придется избавляться. Тот, похоже, решил сменить носителя простым и решительным образом — уничтожив старого.

— Похоже, что не они, — подтвердила Саттия. — Корни и листья, как же и в самом деле это дико выглядит!

Солнце сияло, сероватый лед сверкал под его лучами. В глубине полупрозрачной толщи шевелились тени, будто там копошились неведомые существа. Волны плескали у края льдины.

От кормы долетел звучный плеск, полные воодушевления вопли. Забулькали весла, небольшая лодка обогнула корпус «Дракона» и направилась вверх по течению. Сидящий в ней Бенеш приветственно махнул друзьям. Гном в ответ громко заулюлюкал, прыгая, как сумасшедший.

— Это ведь его дело, да? — шепнула подошедшая к Олену Саттия, осторожно коснувшись ножен из коричневой кожи.

— Похоже на то, — так же негромко отозвался он. — Эта штука слишком могущественна и непредсказуема, чтобы рядом с ней чувствовать себя спокойно. Но отделаться от меча просто так тоже не выйдет… Нужно что-то придумать…

— Опять воркуете, голубки? — ухмыльнулся Гундихар. — Может быть, я вам мешаю, ха-ха?

— Нет, не мешаешь, — Саттия взглядом обратила гнома в таракана, наступила и как следует потопталась.

Лодка с Бенешем подошла к краю льдины. Ученик мага с помощью матросов-гребцов перелез через борт и принялся расхаживать туда-сюда по ледяному полю. Опустился на корточки, снял с пояса короткий нож и начал вырезать на блестящей поверхности знаки Истинного Алфавита.

Неожиданно под ногами у него что-то засветилось. Вспышка оказалась настолько яркой, что затмила солнце. Оранжевое пламя окутало фигуру Бенеша. Он нелепо взмахнул руками, попытался встать, но поскользнулся и шлепнулся на задницу. Льдина на глазах начала темнеть, покрываться трещинками, с нее побежала вода.

— Вытаскивайте его! — заорал боцман так, что испуганное эхо заметалось меж берегов.

Один из матросов прыгнул на лед, схватил ученика мага за шиворот и потащил к лодке. Успел передать его в руки товарищу, и тут льдина раскололась. Матрос без плеска ушел под воду, но тут же вынырнул. Одним движением подтянулся, перелез через борт и уселся на место, как ни в чем не бывало.

— Вот и все, — заметила Саттия. — Обычная магия справилась в этот раз. Кто знает, что будет в следующий?

— Это вы о чем, елки зеленые? — встревожился Гундихар.

— О своем, — уклончиво ответил Олен.

Весла вновь пошли в дело, лодка поплыла к кораблю. На борт подняли очумело моргающего Бенеша, двух матросов — сухого и мокрого, а в последнюю очередь — само маленькое суденышко. Купцы ринулись поздравлять ученика мага, капитан принялся отдавать команды. Гоблин махнул руками, ветер наполнил поднятые паруса, «Дракон» развернулся и продолжил путь.

До самого вечера, несмотря на солнечную погоду, Олен просидел в каюте. Лежал на койке, глядя в дощатый потолок и вслушиваясь в плеск волн за бортом. Мысли ходили по кругу, одни вопросы сменялись другими: что делать с клинком? Просто выкинуть за борт? Но кто поручится, что его не вынесет на берег, и что кто-то другой не подберет страшное оружие? Чего добивается меч, перенося носителя на знойную равнину? Что произойдет, если пустить его там в ход?

Когда на смену яркому дневному свету пришел вечерний сумрак, явилась Саттия, а за ней — Рыжий.

— Все валяешься? — спросила девушка, а кот вспрыгнул на кровать к Олену и стал его обнюхивать.

— Думаю, что делать. Вроде бы нужно от меча избавляться, а с другой — как выпустить из рук такое оружие? Без него я не выстою в схватке с Харуготом.

— Почему? Главное — не клинок, а тот, кто его держит. Ты и с обычным ножом опаснее, чем десяток хирдеров.

— Так то хирдеров… — Олен отпихнул оцилана, залезшего носом человеку в ухо. — Где там остальные?

— Бенеш гордо расхаживает по палубе, задрав нос, — Саттия улыбнулась, лицо ее на мгновение стало мягким, исчезла надменная маска суровой воительницы. — Сегодня он у нас герой. Гундихар, судя по воплям, развлекает матросов в кубрике.

— Ага, понятно… Где бы найти человека, который хорошо разбирается в магии? В мечах из кости йотуна и во всем прочем… И спросить у него совета.

— Ох уж этот ваш людской видизм! — девушка нахмурилась. — Почему человека? На этом корабле есть маг, довольно опытный, как мне кажется. Может быть, он тебе что подскажет?

— Гоблин? — Олен потянул себя за мочку уха. — А что, интересная мысль. А где он обитает?

— Каюта рядом с капитанской. Время до ужина еще есть, так что иди прямо сейчас.

— А, да… пойду, — он торопливо встал, принялся натягивать сапоги. Рыжий улегся на нагретое место, вытянул лапы и блаженно заурчал. — И спасибо большое за совет.

— Ладно хоть поблагодарить не забыл, — вздохнула Саттия, когда дверь каюты закрылась.

Он прошел до лестницы, поднялся на палубу. У двери в надстройку на мгновение задержался, но тут же отогнал непонятно откуда взявшийся страх и шагнул внутрь. По узкому коридору прошагал мимо двери в капитанские апартаменты и остановился у следующей. Чувствуя, как мощно и судорожно бьется сердце, поднял руку и постучал.

— Заходи, — донесся изнутри голос, похожий на человеческий и все же отличающийся так, что нипочем не спутаешь.

Олен толкнул дверь и вошел. Оказался в просторной комнате, чьи стены украшали раскрашенные в алый и желтый цвет циновки. Они же, только толстые и бурые, лежали на полу. Напротив двери стоял небольшой столик из темного дерева, слева от него — сундук с окованной металлическими полосами крышкой, а справа — широкая тахта, застеленная зелено-алым покрывалом.

На ней и сидел гоблин, отзывавшийся на имя Нрек-Вас. На круглом лице блестели алые глаза. Рубаха из некрашеного холста была расстегнута, виднелась безволосая грудь.

— Что ты хочешь? — поинтересовался маг.

— Помощи и совета.

— Ага, понятно, — гоблин почесал ухо, треугольное и мохнатое, как у собаки. — Вынь меч из ножен и положи на стол.

Обнаженный клинок мягко засветился в полумраке, внутри него забегали синие и белые огоньки. Когда лег на стол, то раздался мягкий костяной стук, а свечение немножко ослабело.

— Так, так… — гоблин поднялся, сделал шаг и склонился над мечом. Глаза его заискрились отражением живущего в лезвии пламени. — Эта вещь настолько опасная, что мне лучше к ней не прикасаться…

— А мне что с ней делать? — вздохнул Олен.

— Знаешь, что… — ноздри длинного носа зашевелились, маг принялся с шумом втягивать воздух, — избавиться от него у тебя не получится… ты не просто его владелец, ты стал частью этого клинка… Рукоятью, способной наносить удары.

— Но почему тогда он хочет меня убить? Для чего создал лед на реке?

Гоблин посмотрел на человека с удивлением, тонкие губы его тронула улыбка.

— Ты думаешь, что безмозглый предмет способен на то, чтобы посреди лета заморозить кусок Дейна? Я в этом сомневаюсь. Тут что-то другое…

— А сны? Что мне делать со снами? — и Олен рассказал про видение каменистой равнины, посещавшее его после убийств, совершенных ледяным мечом.

— Ты слишком многого хочешь от меня, — хозяин каюты протянул к лезвию четырехпалую руку, клинок в ответ замерцал тревожным голубым огнем. — Я обычный маг-ремесленник, умею запрягать ветер, но и только. Я чувствую опасность и могущество, исходящие от этой вещи, но не могу понять, какая сила в ней сокрыта и как именно она себя проявляет. Тебе мог бы помочь кто-нибудь из гномьих колдунов, они хорошо разбираются во всем, что связано с оружием.

— А где можно найти кого-нибудь из них?

— Под горами, — гоблин улыбнулся, обнажив зубы, похожие на человеческие. — Маги-гномы очень редко выходят на поверхность. Расспроси своего приятеля, может он подскажет чего.

— Это вряд ли. Но в любом случае, спасибо, — Олен взял меч, засунул его в ножны и зашагал к двери.

— Пожалуйста, — прозвучало это почти виновато.

В каюту Олен вернулся в глубокой задумчивости. Если не оружие из кости йотуна виной тому, что на могучей реке посреди лета появился лед, то кто? Кто вообще способен на такое? Боги? Но что им за дело до наследника безарионских императоров, лишенного власти? Или тут постарался кто-то из могущественных магов, обладающих властью над стихией воды? Но для этого он должен находиться рядом с кораблем или на нем, а эльфов в окрестностях не наблюдалось.

Следующие два дня прошли безо всяких событий. Утром второго «Дракон» на несколько часов пришвартовался в Виле, небольшом городке в пределах герцогства Вителия. После того, как на борт взошло двое купцов и были погружены их товары, отправился дальше. Пассажирам, севшим на корабль еще в Нюренге, плавание с одной стороны несколько поднадоело, а с другой — они привыкли к тому, что без усилий двигаются вперед.

Ученик мага листал книжки, гном развлекался как мог, веселил себя, команду и соседей по каюте. Девушка откровенно скучала, частенько наведывалась в трюм, дабы проведать Чайку. Солнце палило так, что над палубой стоял душный запах плавящейся смолы, а по утрам идущая от воды прохлада проникала внутрь каюты, заставляя кутаться в одеяла.

Олен загорел еще больше. Бенеш прекратил облезать, а кожа его из красной стала наконец просто смуглой. Саттия и Гундихар сохранили цвет кожи, присущий обоим от рождения. Рыжий, пристрастившийся к охоте на крыс и визитам в кубрик, где его всегда чем-то угощали, растолстел. Один раз забрался на самую верхушку мачты и, слезая, едва не свалился.

До самого вечера потом просидел в каюте.

А на следующий день показался Танненг. Сердце Олена забилось, когда из-за поворота реки явился знакомый город. «Дракон» проплыл устье Милавицы. Оставил позади укрепления, двенадцать лет назад показавшиеся Олену величественными, а ныне — слабыми и обветшавшими.

А затем повернул к берегу.

— Ну что, прибыли? — сказал подошедший к пассажирам Харен, когда «Дракон» пристал к одному из причалов. — Клянусь утробой Дейна, это плавание было интересным благодаря вам!

И он первый раз с самого Нюренга снял шляпу, обнажив круглую лысину в обрамлении жиденьких кучеряшек.

— Это уж точно! — самодовольно кивнул Гундихар, синяк на лбу которого за два дня из лилового стал желтым. — Со мной не соскучишься!

— А вам спасибо, что все-таки довезли, — сказал Олен.

— А что, могли и не довезти? — улыбнулся боцман. — Ладно, мне пора. Сейчас будет очень много работы…

Он отошел, над палубой понеслись зычные и изощренные ругательства. Матросы засуетились, заскрипели вороты, открывающие створки большого люка. Когда опустили внутренние сходни, путешественники отправились за лошадьми. Кусака встретил Олена сердитым ржанием, Чайка радостно затрясла гривой при виде Саттии, а мерин Бенеша равнодушно махнул хвостом.

Коней во время плавания чистили каждый день, хорошо кормили, поэтому выглядели они ухоженными, даже несколько отъевшимися.

— Ну, потолстела, — приговаривала девушка, седлая кобылку, — ничего, скоро ты у меня жирок-то растрясешь…

Вывели животных наверх. С надстройки пассажирам помахал капитан, кто-то из матросов пожелал удачной дороги, и они сошли на берег.

— Ну что, теперь куда? — спросил Бенеш, когда шумный порт остался позади, и потянулись извилистые улочки, застроенные одинаковыми убогими халупами.

— Нам нужна лавка оружейника, — Саттия вопросительно посмотрела на Олена.

— Увы, в этом городе я знаю, где находится рынок, — он улыбнулся и покачал головой. — А там продают репу, брюкву, но не мечи и копья…

— Гундихар фа-Горин не подведет! — вмешался гном. — Я в Танненге ориентируюсь не хуже местных! Следуйте за мной и, видят боги, мы скоро достигнем цели!

И он решительно затопал на север. Ведя лошадей в поводу, путники прошли мимо торговых рядов, где стоял неумолчный гам. Через Воротную башню проникли внутрь Старого города, где стояли дома посолиднее, в два этажа, а улицы кое-где были вымощены бревнами. Миновав короткую улочку с несколькими пекарнями, оказались на главной площади Танненга.

Тут было людно и шумно. Стрелки висящих на ратушной башне часов показывали то ли полдень, то ли полночь, но при этом точно врали. Прямо под ними цирюльник лихо щелкал ножницами над головой сидевшего на стуле клиента. Тот жмурился, опасаясь за целостность собственных ушей. Голосили, предлагая горячие пирожки и колбаски, разносчики с лотками. Рядом со святилищем Всех Богов дергал струны менестрель, а в центре площади, вокруг помоста, украшенного парусиновым занавесом, толпились люди.

— Что там такое? — заинтересовался Бенеш. — Представление?

— Ага, бродячие актеры, — кивнул остановившийся Гундихар и завертел головой. — Что-то я позабыл, куда именно идти…

— Пока ты вспоминаешь, мы пойдем, посмотрим, — и Саттия решительно повернула к помосту.

Актеры, судя по всему, разыгрывали сценку из фаблио. Один, в торлаке из алого бархата и шлеме из фольги, размахивал деревянным мечом, изображая таристера. Другой, в рванье и с дубиной, прыгал вокруг него, уворачивался от ударов и время от времени отвешивал противнику хорошего пинка.

Над толпой разносилась его звучная декламация:

— Когда ты злато жрать горазд, готовься ты к поносу! Коль любишь деньги ты и власть, лови, дружок, по носу!

И дубинка обрушилась на шлем. Тот развалился под смех зрителей. «Таристер» с утробным воем упал на помост и задергался, изображая дикие мучения. Но ему на смену явился «патриус» с невероятно толстым брюхом, на которое пошло не меньше трех подушек.

— Грех! — густым басом завопил он. — Пагуба, несчастье и рыданья! Но боги не простят такого беснованья!

— Э, я спросил… ну, вспомнил, куда идти… — проговорил Гундихар, дергая Олена за рукав. — Пойдем, или вы досмотрите до конца?

— Пойдем, — кивнул тот.

Вслед за гномом обогнули ратушу и оказались на узкой улочке, где едва проехала бы телега. Дома теснились, нависали над головой, на многих висели вывески. Меж бревен мостовой хлюпала грязная жижа, пахло сырым деревом и гнилой парусиной. Рыжий шел осторожно, дергал шкурой на спине и всем видом показывал, что ему тут не нравится.

— Так, нам сюда, — гном остановился у двери, висящий над которой меч из дерева был бы по руке троллю или йотуну. — Клянусь своей бородой, это лучшая оружейная лавка в Танненге!

— Посмотрим, — Саттия сунула поводья Бенешу. — Подержи лошадей. Все равно в мечах ничего не понимаешь.

Ученик мага только печально вздохнул, глядя вслед уходящим спутникам. Олен похлопал его по плечу и вслед за Гундихаром и Саттией прошел через дверь. Зазвенел привешенный к ней колокольчик.

Лавка оружейника занимала просторную комнату. Свет, проникающий через узкие оконца, играл на десятках клинков. Они стояли в стеллажах вдоль стен, лежали на длинном столе. Тут были кинжалы широкие и узкие, фламберги в рост человека, а рядом с ними — тяжелые фальчионы. Имелись боевые топоры и чеканы, в углу на крюках, вбитых в стену, висели перевязи с метательными ножами. Под столом виднелись чурбаки со следами ударов.

Дремлющий на табурете у стены худощавый мужчина в темно-синем ремизе, вышитом золотой нитью, открыл глаза.

— Добро пожаловать, — сказал он неожиданно густым голосом. — Что угодно мессенам и мессане, во имя светлых и темных богов?

— Мы хотим кое-что поменять, — гном вытащил из мешка ножны с «жалом милосердия», бросил его хозяину лавки. Тот ловко поймал, вытащил клинок, тщательно осмотрел его, попробовал ногтем заточку.

— Что вы хотите взамен? Вещь, конечно, хорошей ковки, но не новая. Больше чем в пять золотых я ее не оценю…

— Вот только выдумывать не надо, — в голосе Саттии лязгнул металл. — Любой таристер отдаст за этот кинжал не меньше десяти золотых! А взамен нам нужен самый обычный меч, из простой стали…

— Вот из этих? — хозяин кивнул в сторону стеллажа, где стояли ничем не примечательные клинки длиной около трех локтей. — Отдам любой.

— И два золотых в придачу! — Гундихар не упустил возможности поторговаться.

— Один, — ответил хозяин.

Олен, не слушая их, подошел к стеллажу. Раньше он просто растерялся бы, стоя перед таким выбором. Но сейчас обладал возможностью обратиться к памяти сотен предков, имевших дело с оружием. Поэтому он без раздумий взял меч, в центре лезвия у которого тянулся желобок, а на рукояти змеилась оплетка. Поначалу тот показался тяжелым, но после первого же взмаха рука привыкла.

— О, мессен — мастер! — уважительно проговорил хозяин, переспоривший-таки упрямого гнома. — Понятно, зачем ему еще один клинок…

Из-под стола выкатили посеченный чурбак. Олен примерился, рубанул наискосок. Лезвие со скрипом прорезало вязкое дерево, лязгнуло, ударившись о пол.

— Годится. А где ножны?

— О, они стоят еще один золотой… — сказал хозяин лавки, но Гундихар надвинулся на него с грозным рычанием, и оружейник пошел на попятную: — Хотя ладно, забирайте так, во имя светлых и темных богов… Что-то я добрый сегодня…

Олен переместил ледяной клинок на правый бок. Только что купленный меч повесил на левый, и так вышел на улицу.

— Э, ну… Купил? — сказал Бенеш. — О, да… теперь ты самый настоящий хардаг… Только кольчуги не хватает.

— Обойдусь без нее, — ответил Олен, забирая поводья Кусаки. — Ну что, теперь куда?

— Э, у Гундихара фа-Горина есть еще важное дело в этом городе! — решительно заявил гном. — Не может же он дальше бежать пешком, глотая пыль, летящую из-под копыт ваших коней? Мне тоже нужен скакун! А еще неплохо бы купить запасов в дорогу. В Заречье постоялые дворы встречаются реже, чем старшие эльфы!

— Вот и отправляйся за покупками, — пожала плечами Саттия. — А мы пока перекусим где-нибудь. Олен, в этом городе есть таверна с коновязью?

— И не одна.

— Ну и отлично, — не стал спорить Гундихар. — Тогда встречаемся за Северной башней.

Вместе добрались до главной площади. Гном свернул куда-то за ратушу, а Олен повел остальных мимо помоста, где фаблио закончилось и голый по пояс силач жонглировал гирями размером с бочонок. Блестели потные мускулы, из толпы доносились восхищенные ахи, в основном — женские.

Таверна обнаружилась на ближайшей улочке — на удивление большая, с черным псом на вывеске. Рыжий поглядел на него мрачно, мяукнул и шмыгнул куда-то в переулок. Ну а двуногие путешественники привязали лошадей и прошли в дверь под вывеской. Пообедали недорого и очень сытно — сковородой жареных в сметане карасей и кругом острого сыра. Запили все пивом. После трапезы забрали лошадей и вышли на улицу. Когда миновали ворота в Северной башне, то обнаружили, что Гундихар ждет за ними и держит за повод… серого ушастого мула.

— Хорош твой скакун, — рассмеялась Саттия. — Самый настоящий боевой конь!

— Насчет боевого не знаю! — обидчиво засопел гном. — Но в выносливости он лошади не уступит, а ростом мне как раз под стать! Так что нечего зубоскалить!

Около полумили проехали вдоль Милавицы, а затем по широкому деревянному мосту перебрались на другой берег. Когда Танненг скрылся за деревьями, из зарослей на обочине выбрался оцилан, махнул хвостом и побежал следом.

— Я никогда раньше не возвращался домой после такой длинной отлучки… — сказал Олен, — и поэтом не знал, как это… волнительно… Хотя понимаю, что там никто не ждет, что на месте дома пепел… — голос прервался, — но все же мне хочется туда.

Отодвигая события недавнего времени, из глубин памяти явились воспоминания многолетней давности. Как они с отцом ездили этой дорогой на ярмарку, как охотились, как мать встречала их горячим супом. Как улыбалась Алирна, как сладко пахли ее черные волосы. Нестерпимо захотелось вернуться туда, чтобы не было никакого клинка у пояса, врагов за плечами и неизвестности впереди.

От душевной боли Олен заскрипел зубами, отвернулся, чтобы его терзаний не видели друзья.

До наступления сумерек успели проехать достаточно много. На ночлег встали у небольшого озерца или скорее болотца, на темной глади которого плавали кувшинки, а травянистые кочки у берега облюбовали лягушки, очень большие и голосистые. Гном натаскал дров и принялся готовить ужин из закупленной им в Танненге снеди. Бенеш отправился в лес — искать травы, как он выразился. Рыжий улегся около пламени и задремал.

— Ты как, не хочешь проверить новый клинок? — Саттия глянула на Олена с вызовом. — Лучше привыкать к нему заранее, а не в тот момент, когда на нас нападут.

— Давай-давай! — подбодрил от костра Гундихар. — Заодно и меня развлечете, а то скучно за стряпней просто так глядеть!

— Можно, — Олен снял с пояса ножны с ледяным оружием, положил их на землю. Вытащил приобретенный сегодня меч. — Ну что, будем спорить, сколько ударов сердца ты выстоишь?

— Защищайся! — Саттия бросилась в атаку, гном завопил что-то донельзя азартное и неприличное.

От первого и второго удара Олен увернулся, третий пришлось отбивать. Лязгнули, столкнувшись, клинки. Раздался выразительный треск, лезвие приобретенного в Танненге меча обломилось примерно в локте от рукояти и упало на землю. Девушка остановилась, захлопала глазами.

— Ну ничего себе! — выразил общее удивление Гундихар. — Это что, брак проглядели?

— Нет. Я бы сразу это заметил, еще в лавке, — Олен нагнулся, поднял обломок. — Что-то здесь не так…

— Ну-ка дай сюда, — гном помешал в котелке и отложил ложку. — Посмотрю, чего там с ним такое…

Взяв развалившийся клинок, он долго осматривал его, чуть ли не нюхал и не лизал. Затем принялся драть себя за бороду и неразборчиво ругаться на своем языке.

— Ну, что? — не выдержала Саттия.

— Такое впечатление, что металл перекален самым грубым образом. Но это обнаружилось бы во время удара по чурбаку. Или второй вариант — меч побывал на чудовищно сильном морозе, из тех, что случаются на вершинах гор. Но кто-нибудь замерз сегодня? Так что я вообще ничего не понимаю.

Олен бросил взгляд на принесенное из Вечного леса оружие. Подумал, что если к случаю на реке оно и не причастно, то произошедшее только что — дело «рук» ледяного клинка. Ему необходимо купаться в чужой крови. Поэтому он каким-то образом повлиял на обычный меч, сделал его непригодным к использованию.

В голову вновь полезли мысли, что от чудесного оружия нужно как-то избавляться. Но вспомнились слова гоблина-мага, о том, что сделать это будет не просто. Значит, придется убивать и по ночам терпеть дикую жару на каменной равнине. Или отказаться от попыток мести Харуготу и бежать туда, куда не доедут убийцы, посланные консулом.

Но есть ли такое место на просторах Алиона?

— Ладно, — сказал Олен мрачно. — Что случилось, то случилось. Меч этот можно выкинуть, обойдусь и одним.

Саттия нахмурилась, но ничего не сказала. Гундихар успокаиваться и не подумал, и когда из леса вернулся Бенеш, сунул ему сломанный клинок под нос и велел «разобраться, нет ли тут колдовства». Ученик мага долго чесал в затылке, но ничего волшебного так и не обнаружил.

Сваренный гномом кулеш оказался наварист и вкусен, спалось после него отлично, даже под лягушачьи трели. Снедаемый нетерпением Олен встал первым, еще до рассвета, поднял спутников. В дорогу отправились до того, как выбравшееся из-за горизонта солнце разогнало туман.

Ехали целый день. Останавливались всего один раз, чтобы перекусить и напоить лошадей. После полудня с наезженной дроги, ведущей в Три Холма, свернули на куда более узкую, направленную на север. Потянулись знакомые Олену места, угодья, где он бродил с охотничьим луком.

От волнения Рендалла трясло, но несмотря на это, он не забывал поглядывать по сторонам. Кто знает, что за люди или нелюди могут таиться в диких лесах, идущих от Танненга до самой эльфийской границы?

Поэтому первым заметил на дороге отпечатки — будто кто-то тут проезжал, и не так давно. Выглядели они глубокими, говоря о том, что конь нес на себе достаточно тяжелый груз. Попадались часто, намекая на то, что тут проехал не один всадник, а несколько. О своих наблюдениях Олен ничего не сказал, промолчал, хотя заметил, что и Саттия с подозрением косится под копыта Чайке.

К Заячьему Скоку добрались перед закатом, когда небо затянули тяжелые серые тучи, а тонкая полоска чистого неба осталась лишь на западе. Стоило меж деревьев впереди блеснуть глади пруда, как сердце Олена дернулось и застучало так часто, будто собралось вырваться из тела. Держащие поводья руки затряслись, во рту стало сухо, как в кузнечном горне.

Там, где еще два месяца назад стояли дома и жили люди, раскинулось пожарище. Из черных проплешин торчали уцелевшие печи, куски стен, ветер носил горький запах пепла. А на его черном слое отчетливо выделялись отпечатки конских копыт и сапог, следы того, что тут неплохо порылись.

Подбежавший к самому краю пепелища оцилан чихнул и, дернув ушами, вернулся обратно.

— Вот тут я и жил… много лет… — выдавил из себя Олен.

— А кто же сжег дома-то? — удивился Гундихар. — И что мы тут ищем?

— Одну вещь, принадлежавшую моим родителям. А уничтожили все слуги Харугота из Лексгольма, консула Золотого государства. Вон там стоял наш дом, а тут… — говорить было так же трудно, как тянуть за шершавую веревку ободранными до крови руками, — жила моя невеста…

На лице Саттии появилось сочувствие, Бенеш уныло вздохнул, а гном сердито нахмурился.

— Но тут побывали до нас. И, клянусь Селитой, какие-нибудь мародеры… Не погнушались рыться среди… — тут Олен не выдержал и замолчал.

— Это… не стоит лезть на пепелище вечером, да, — неожиданно проговорил ученик мага. — Я чую… там непогребенные и неотомщенные, витает голодная смерть. Лучше подождать до рассвета и только потом… Ну вы поняли?

— Мысль здравая, — кивнул Гундихар. — Олен, ты как? Потерпишь до утра?

— Потерплю.

На ночевку встали к юго-западу от пруда, на противоположном от пожарища берегу. Торопливо поужинали, затем Бенеш заявил, что останется на страже. Никто не стал с ним спорить, Гундихар быстро захрапел, Саттия завернулась в одеяло и затихла. А Олен быстро понял, что в эту ночь уснуть не сможет.

Так и лежал до самого рассвета. По небу плыли тучи, иногда открывая круглую луну. В верхушках деревьев мрачно и грозно шумел ветер, тоскливо кричали в лесу птицы. Казалось, что за прудом, по пожарищу, бесшумно скользят темные тени тех, чья жизнь оборвалась так внезапно и жестоко…

И все потому, что узурпатору императорского трона понадобилось убить законного наследника.

Все из-за него, Олена. Про то, что обитатели Заячьего Скока погибли по его вине, Рендалл никогда ранее не думал, но сейчас догадка ударила с необычайной силой. Он скрипел зубами, гнал воспоминания прочь, но они возвращались раз за разом: улыбка на лице той, кого он считал матерью; запах выпеченного ее руками хлеба; дождь, колотящий по крыше дома; друг Витор, в десять лет погибший от скоротечной горячки; Серко, запряженный в телегу; вкус холодного кваса, льющегося в горло после целого дня работы в поле…

К утру чувствовал себя таким разбитым, словно не лежал всю ночь, а таскал бревна и камни. Тело ныло, голова болела, глаза чесались, и глухая тоска давила на сердце, как булыжник. Мысль, что неплохо бы покончить со всем самым простым образом — воткнув ледяной клинок себе в горло — являлась с назойливостью ночного комара.

Поднялся Олен, когда зевающий Бенеш подкинул в костер охапку дров и тот бодро затрещал. Ученик мага поглядел на друга и только головой покачал.

— Выглядишь, словно покойник, в гроб краше кладут, — проговорил он.

— А здесь я и чувствую себя покойником. Рядом с теми, кто погиб из-за меня. Если бы не везение, я бы лежал рядом с ними.

— Что, уже утро? — Саттия высунула голову из-под одеяла, будто черепаха из-под панциря. — А где завтрак?

— Где-то он точно есть, — глубокомысленно изрек Гундихар, — но не здесь. Так что придется немного посуетиться.

Позавтракали в молчании, гном вызвался посторожить лошадей, а молодые люди и девушка зашагали к пожарищу. Рыжий с ними не пошел, остался рядом с костром. В тот момент, когда Олен ступил на черный пепел, из-за леса на востоке брызнули солнечные лучи, ударили прямо в глаза.

— Ну и слепит, — буркнул ученик мага, поднимая руку.

— Ага, — кивнул Олен, думая, что на яркий свет будет легко списать текущие слезы.

Тут и там среди обгорелых бревен и рухнувших заборов он видел трупы, точнее то, что от них осталось после двух месяцев под открытым небом. Сохранившиеся клочья одежды ничего не прикрывали, и кости белели немым укором тому, кто ухитрился выжить. Олен шел, стиснув зубы до ломоты в челюстях, и старался глядеть только под ноги.

На том месте, где стоял их дом, он остановился и глубоко вздохнул, прежде чем поднять глаза. От сарая осталась груда черных досок, напоминанием о когда-то жившем тут счастье казалась печь. И повсюду виднелись отпечатки тяжелых сапог с квадратным каблуком.

— Кто-то здесь пошарил, — проговорила Саттия, отводя со лба выбившуюся прядь. — Вон там все разрыто. Бревна оттаскивали в сторону и искали под ними.

— Мародеры, — вздохнул Олен. — Но, может быть, их не заинтересовало простое кольцо?

И они приступили к поискам. Перерыли все развалины, перепачкались в пепле так, что стали напоминать углежогов. Нашли множество самых разных предметов от фигурок богов до сковороды, но кольца не обнаружили.

— Нет его… — Олен сжал кулаки и заскрипел зубами. — Похоже, что ничего не остается, как пойти по следу…

— Погоди! — Бенеш поднял руку, глаза его забегали. — Я чую что-то здесь… какой-то дух, он перебивает даже вонь смерти, да… А ну-ка…

Ученик мага принялся ходить кругами, водя носом из стороны в сторону. Затем остановился и присел на корточки. Из-под опустившихся к самой земле пальцев полетели белые искры, на веснушчатом лице выступили крупные капли пота, а дыхание стало редким и прерывистым.

— Тут… оно… лежало… сейчас… проверим…

Размашистыми движениями нарисовал на пепле три символа, а когда ничего не произошло, добавил еще три. Налетевший ветер запорошил глаза, взъерошил волосы, яростно взвыл в печной трубе. Олен невольно сделал шаг назад, схватился за рукоять меча.

— Вот оно… — проговорил Бенеш, когда из земли перед ним в небо ударил столб желтого свечения, расплескался по серым облакам и исчез. — Теперь я вижу его так же отчетливо, как и вас…

— Что видишь? — нахмурилась Саттия.

— След кольца. Он… это, висит в воздухе подобно серебряной нити, и уходит обратно по той дороге, которой мы приехали.

— Ну что, пора отправляться в погоню? — девушка вопросительно глянула на Олена.

— Нет, — твердо сказал он. — Иди к лошадям и скажи Гундихару, чтобы он шел к нам. Мы должны похоронить всех, кто погиб здесь.

— Но это же долго! — воскликнул Бенеш. — Мы потеряем время… И много работы, да… — под спокойным взглядом Олена он говорил все тише и тише, пока не замолк совсем.

— Скажи Гундихару, пусть идет сюда. А мы пока поищем лопаты. На них мародеры вряд ли позарились.

Саттия ушла, на смену ей явился гном, снявший кафтан и закатавший рукава рубахи.

До самого полудня они копали большую яму там, где недавно был огород, а теперь буйно колосились сорняки. А затем сносили в нее останки жителей деревни. Вытаскивали их из-под обломков, клали на найденные в одном из уцелевших сараев носилки. Опускали в братскую могилу.

А потом зарыли ее, и некоторое время молча постояли рядом.

— Теперь в путь, — сказал Олен, чувствуя, что стало немного легче. По крайней мере, он сделал для погибших все, что мог.

— Э, да… это, странно, и мозоли совсем не болят… — вздохнул Бенеш, оглядывая покрытые красными волдырями ладони.

— Ты недоволен? — напоказ удивился Гундихар. — Если хочешь, могу садануть по затылку «годморгоном». Сразу голова заболит, ха-ха!

Но от такого предложения ученик мага отказался. Вернулись к Саттии, забрались в седла. Пришпорив лошадей, двинулись по дороге в обратном направлении.

— Интересно, кто мог добраться до этих мест и ограбить пожарище? — задумчиво спросила девушка, когда Заячий Скок исчез из виду.

— Честно говоря, не знаю, — покачал головой Олен. — Места тут дикие, поживиться нечем, банды хирдеров и таристеров-разбойников появляются редко. Хотя, может быть, кто-то перешел Дейн…

Лошади мягко ступали по усеянной иголками земле, запах смолы щекотал ноздри, солнце ярко светило с очистившегося неба. Печаль и чувство вины постепенно уходили, слабели, точно красота окружающего мира вымывала их из души. Воткнуть ледяной меч себе в горло больше не хотелось.

Примерно милях в пяти от селения едущий первым Бенеш неожиданно остановил коня.

— Что такое? — поинтересовался Гундихар.

— След уходит вон туда… — ученик мага показал на восток, — прямо в лес, хотя там нет даже тропы…

— В той стороне брод через Головицу, — проговорил Олен, — а за ней — дорога к замку барона Куртиана ари Онистера, хозяина Заречья. Кажется, теперь я понимаю, что за мародеры порезвились в Заячьем Скоке…

— Клянусь подштанниками моего прадедушки, мы сравняем с землей замок этого барона! — грозно пообещал гном. — Гундихар фа-Горин слов в шахту не бросает!

— Короче говоря, поехали, — сказала Саттия.

И они свернули туда, где на лесной подстилке отпечатались подковы большого коня. Между двумя громадными соснами въехали в лес. Последним убрался с открытого места Рыжий.

Ведущая из Заячьего Скока дорога опустела.

Восемь дней, проведенных на реке, посланцы Харугота отчаянно скучали. Им было тошно на палубе, муторно в трюме, на места в котором только и хватило денег. До скрежета зубов хотелось выпить, подраться или подкатить к податливой девице. Но ни для того, ни для другого, ни для третьего возможности на корабле не имелось. Приходилось обходиться игрой в кости, а без выпивки она быстро надоедала.

Поэтому большую часть времени Чернокрылые валялись в гамаках, при каждом удобном случае бросая злобные взгляды на мага. Нивуч их не замечал, по крайней мере, никак не реагировал. Листал толстую книжонку в буром кожаном переплете с золотым тиснением, и был вполне доволен жизнью.

Хуже всех приходилось неугомонному Серафу, и он постоянно ворчал, жалуясь на жизнь. Парам Терсалимец каждое утро выбирался на палубу помахать тяжеленным мечом, и этого развлечения ему хватало. Близнецы Мкарчик и Левон играли в какую-то тердумейскую игру. Передвигали фишки по разбитой на черные, белые и красные шестиугольники доске.

Андвайн Гедари на второй день пути попросил научить его играть. Объяснение правил продлилось несколько часов, а закончились тем, что прославленный боец чуть ли не впервые в жизни признал свое поражение. Пришлось ему ограничиться ролью зрителя.

Картил Одлан, следопыт и хозяин большого лука, чувствовал себя на корабле лучше всех. Сна в него влезало не меньше, чем в медведя зимой, так что на палубу норциец за плавание выходил считанное количество раз.

Но сегодня на рассвете, когда судно под названием «Единорог» добралось до гавани Танненга, с облегчением вздохнули все, в том числе и маг.

— Итак, этот робкий вонючий городок называется Танненг, — проговорил он, сойдя с борта корабля. Шестеро воинов, промолчали, только Картил Одлан позволил себе улыбнуться краем рта.

— Нам… а точнее мне, — продолжил молодой человек, — для начала неплохо бы отыскать след, поскольку у этого причала им и не пахнет.

Он сунул поводья в руки Параму, и пошел вдоль берега. Солнце поднялось недавно, и порт Танненга пока еще выглядел не слишком оживленным. По палубам немногочисленных кораблей ходили люди, на один, широкий и неповоротливый, грузили бревна. От воды пахло свежестью, а не грязью, как обычно, и даже шныряющие около складов крысы выглядели не до конца проснувшимися.

— Откуда он узнает, что они сошли именно тут? — коренастый воин, на руке у которого не хватало мизинца, сплюнул через дырку в гнилых зубах.

— На то он и маг, — проговорил хозяин двух мечей, висевших на широком кожаном поясе. И вообще, Сераф, заткнись. Еще за время плавания надоело слушать твои стоны. Все тебе не так…

— А что, я виноват, что еда тухлая, койка жесткая, а… — поняв, что маг возвращается, гнилозубый замолк.

— За мной, — сказал Нивуч. — След тут, и ведет он в город.

Они покинули порт, проехали через предместье, сопровождаемые опасливыми взглядами обитателей убогих халуп. У Воротной башни задержались, чтобы Нивуч мог переговорить со стражниками, и двинулись дальше.

— Не помнят они ничего… — сердито бурчал маг под нос. — Если у тебя настолько мерзкая память, то паши землю или проси милостыню, а не торчи с мечом у ворот… На кол нужно сажать таких…

Копыта цокали по бревнам мостовой, Сераф Мокрый мерзко ухмылялся, глядя Нивучу в спину.

На центральной площади объехали телегу водовоза, около которой толпились женщины с ведрами. Открывавший дверь ратуши дряхлый писец в черном колпаке, сером торлаке и деревянных башмаках посмотрел им вслед с удивлением, но поймал мрачный взгляд Парама и спешно отвел глаза.

Тянулись улочки, кривые и узкие, как мысли торгаша. Встречные горожане спешно отступали к стенам домов, пропуская всадников. Собаки облаивали их, кошки шипели на мага.

— Приехали, — сказал Нивуч, останавливая коня около двери, над которой висел громадный меч. — Интересно, что наши «друзья» забыли в лавке оружейника?

— Они просто решили приготовиться к встрече с нами, — Картил Одлан улыбнулся.

— Очень смешно, ха-ха, — хмыкнул маг, с грацией увечного барсука покидая седло. — Левон, Мкарчик, вы со мной. Остальные ждут здесь.

Внутри посетителей встретил хозяин — маленький и тщедушный, с бегающими серыми глазами.

— Добро пожаловать! Что угодно доблестным мессенам? Видят все светлые и темные боги, что… — затараторил он, но быстро осекся.

— Ничего из твоего барахла нам не нужно, — сказал Нивуч, за спиной которого статуями, вышедшими из-под резца одного скульптора, замерли близнецы. — Мне необходимо знать, когда к тебе заходил русоволосый парень в компании девицы с луком.

— Не было таких, — нахмурился хозяин.

— А вот врать не надо. Еще одно слово лжи, и один из этих парней сломает тебе руку. И мне это доставит удовольствие. Веришь? — маг улыбнулся, весело и страшно, в темных глазах заплясали багровые огоньки. — На стражу не надейся, она найдет тут лишь твой труп. Итак, когда?

— Э… ну… — забормотал хозяин, отступая к двери в задней стене. — Честно говоря, народу ходит много… — но тут страх в душе оружейника взял верх над неприязнью к незваным гостям. — Позавчера.

— Очень хорошо. Руку ломать не будем, так и быть. Если ты заодно скажешь, что именно он купил?

— Меч… вон такой… — хозяин коснулся оплетенной рукояти, и в тот же миг клинки Левона и Мкарчика с шорохом покинули ножны. Оружейник поспешно отдернул руку, лицо его побелело.

— Да ну? — удивился Нивуч. — Самый обычный клинок? А ты не врешь, случаем?

— Нет, мессен! Нет! — хозяин лавки упал на колени, сложил руки у груди. — Клянусь всеми светлыми и темными богами, все произошло именно так! И ножны к нему взял! Хотя у него был уже меч на поясе! Пвартер!

— Вот таким тебя люблю я, вот таким тебя хвалю я… — покачал головой маг. — Говоришь о том, о чем даже не просят. В награду останешься жив и невредим. Уберите оружие, парни, мы уходим.

Один из близнецов шагнул к двери, второй задержался, чтобы прикрыть Нивучу спину. Когда за гостями закрылась дверь, оружейник трясущимися руками вытер со лба пот. Про себя поклялся сегодня же пойти в храм и поставить по курительной палочке каждому из богов.

Не иначе, кто-то из хозяев Небесного Чертога уберег скромного торговца от жуткой смерти.

— А ну скажи, Гедари, зачем человеку может понадобиться второй меч? — поинтересовался маг, залезая на спину коня.

Лучший боец Чернокрылых ничем не показал, что удивлен, а когда заговорил, то голос его прозвучал совершенно спокойно.

— Обычно с двумя клинками сражаются воины, достигшие высокого мастерства. Иногда кинжал или меч для левой руки берется в том случае, если нет щита. Но такое происходит лишь в крайнем случае.

— Хм, понятно, — Нивуч почесал затылок, — что ничего не понятно. Ладно, догоним — спросим.

Семеро всадников проехали через главную площадь, мимо большой таверны с черным псом на вывеске. От нее свернули на север, к поднимающейся над домами башне. Через ворота в ней покинули пределы Танненга. Тут дорога повела вдоль заросшего ивняком берега реки, к мосту. Перебравшись через него, маленький отряд въехал в лес.

— Эх, куда нас занесло? — пробурчал Сераф, когда потянулся густой ельник, где тень стояла даже солнечным днем. — Не люблю я эти чащобы… сыро, зверье, комары, — он шлепнул себя по щеке.

— Тебе лучше махать ножом в подворотне, где воняет дерьмом и шныряют крысы, — сказал Картил Одлан. — А я только в лесу чувствую себя дома. Тут никто не топает, не вопит, тут можно дышать полной грудью.

Парам Терсалимец что-то пробурчал себе под нос, должно быть — о привольности родных степей. Андвайн Гедари мягко улыбнулся, а близнецы не обратили на разговор внимания. Им было без разницы, где именно заниматься любимым делом — выслеживать и убивать.

К вечеру доехали до развилки. Наезженная, широкая дорога шла дальше на северо-запад, а узкая, больше напоминающая тропу — на север.

— Нам туда, — сказал маг, останавливая коня. — Можно будет ехать и ночью, когда взойдет луна, но что-то меня смущает…

Картил Одлан слез с седла, прошелся поперек тропы, внимательно вглядываясь в землю. Присел на корточки, пощупал что-то, затем взял несколько иголок и понюхал.

— Следы позавчерашние, но их оставили не три, а четыре всадника… — в голосе лучника прозвучало удивление. — Причем один из них ехал на муле.

— На муле? — удивился Нивуч. — Это еще кто такой? Они в Танненге проводника наняли, что ли?

— А вообще, куда они едут? — негромко поинтересовался Гедари. — Дальше, насколько я помню — глухая чащоба до самой Засеки.

— Вот это меня интересует меньше всего! — отрезал маг. — Если нашим «друзьям» охота загонять себя в ловушку, то кто против? Остановимся на ночлег тут, а дальше поедем с рассветом.

Ночь прошла беспокойно. Вокруг места стоянки что-то шуршало в кустах, меж стволов колыхались тени. Часовые вглядывались во мрак, сжимая оружие, но так и не пустили его в ход. Утро встретили с нескрываемым облегчением. Когда стало светло, Картил Одлан осмотрел лес рядом со стоянкой, и не нашел ни единого следа. К костру вернулся мрачный и встревоженный.

Когда свернули на ведущую к северу тропу, нечто странное заметили все. Словно невидимое облако окутало мир — синее небо стало серым, солнце превратилось в тусклый кружок. Кони захрапели и дружно попытались взбрыкнуть, Парам Терсалимец потянулся к двуручнику, и даже Сераф Мокрый, чувствительный примерно в той же степени, что и лесной пень, удивленно завертел головой.

— Что такое… — просипел Нивуч. — Я не ощущаю магии… или этот тот робкий недоучка? Но что именно…

Не договорив, он вскинул руку, стремительным движением начертил один из знаков Истинного Алфавита. Солнце засияло как раньше, мелодично засвистели птицы, но в окружающем мире осталась какая-то неправильность, точно и лес, и небо — все это было нарисовано на холсте…

— Оружие приготовить! — велел маг.

Картил Одлан натянул тетиву на лук, другие обнажили мечи. Поехали дальше, ощетинившись клинками и озираясь по сторонам.

Любой шорох в кустах заставлял вздрагивать опытных воинов, прошедших не один десяток битв. Мкарчик и Левон, ехавшие позади, то дело оборачивались на чудные звуки, но всякий раз видели только пустоту. Сераф скалил гнилые зубы, Парам Терсалимец про себя молился Азевру, покровителю воинов. Одлан чувствовал, что лес первый раз в жизни стал чужим, незнакомым.

И только Андвайн Гедари сохранял спокойствие.

— Так, что тут у нас… — Нивуч в очередной раз натянул уздечку, хотя никакой развилки видно не было. — Удивительно, но я потерял след. Он будто идет прямо и одновременно в сторону…

В этот момент выглядел не могучим колдуном, способным убить движением руки, а растерянным юнцом, попавшим в трудное положение.

— Так, а ну-ка… — он слез с коня, сделал шаг вперед.

Шорох и шум ударили по ушам, будто над головой закружилась стая незримых птиц. Гедари пригнулся, за ним остальные, Одлан вскинул лук, но стрелять было не в кого. Солнце вновь притухло, тени от деревьев прямо на глазах загустели и задвигались, поползли к людям. Кони забеспокоились, жеребец одного из близнецов нервно заржал, лошадь Серафа попыталась сбросить хозяина.

— Я понял! — завопил Нивуч, заставив спутников вздрогнуть. — Это сила мертвых! Но она обычно привязана к месту! Быстрее вперед!

Он торопливо забрался в седло, дал шпоры. Воины помчались за магом, Гедари, до ноги которого успела добраться одна из теней, ощутил нечто, похожее на осиный укус. Но Андвайн не обратил на него внимания, только нахлестнул скакуна, чтобы не отстать от остальных. Галопом промчались пару миль, а затем перешли на шаг.

Тут солнце светило как обычно, шелестела под ветром листва, и тени не пытались оживать.

— Что это? — просипел Сераф Мокрый, вращая бешеными, налитыми кровью глазами.

— Сила мертвых, — ответил Нивуч, выглядевший бледным, точно полотно. — Тех, кто погиб насильственной смертью… Иногда она проявляет себя сама там, где умерло сразу много людей. Порой ее способен вызвать чародей, знающий колдовство орданов, но простому человеку это не под силу!

— Тем не менее, — покачал головой Гедари, чувствуя, как занемевшая после прикосновения тени лодыжка начинает оживать.

— Удивительно еще то, что сила мертвых обычно пассивна, пока ее не потревожат — маг, кто-то вступивший на могилу, либо оказавшийся рядом с ней убийца. Но тут я просто не знаю, что и подумать… Она набросилась на нас, как на врагов. Может быть, кто-то из вас убивал в этих местах? — и Нивуч обвел спутников подозрительным взглядом.

— Нет, — твердо сказал Гедари, и это же слово один за другим повторили еще пятеро воинов.

— Ну тогда ладно… поехали.

Они пришпорили лошадей и продолжили путь. Примерно через три часа увидели сожженный поселок. Быстро стало ясно, что он пуст, а на заросшем сорняками огороде у оврага имеется недавно закопанная яма.

Изучив ее, Нивуч впал в бешеную ярость.