Глава 2

В какой-то момент я провалилась в сон. И сегодня мне снова снился кошмар, который мучает меня вот уже пятнадцать лет.

Я, бабушка Эстель и дедушка Генрих сидим за небольшим круглым столом в гостиной. На столе белая скатерть в мелкую синюю клетку. Я в лавандовом платье и с короной волос на голове доедаю свою любимую ячневую кашу. Дедушка подмигивает мне серыми глазами и ласково гладит по голове своей большой и теплой ладонью. За окном моросит мелкий дождь. Небо серое, низкое. Осень уже вступила в свои права. Отзвенело бабье лето, и наступила промозглая, мутная, осенняя погода. Но это в Столице, в Янтарии, а в Северных пределах в конце октября нередко кое-где уже лежит полутораметровый слой снега.

Неожиданно в нашей столовой появляется четверо гвардейцев в темно-зеленой форме с золотыми нашивками.

— Лорд Генрих, леди Эстель, — обращается к нам старший по званию, — маленькая леди Доротея, Ваша аудиенция перенесена императором на ближайшее время. В мои обязанности входит поставить Вас в известность и сопроводить к Его Величеству немедленно. Мое имя капитан Захария Залеских.

— Что же, капитан, — дедушка кивнул, — мы будем готовы через пару минут.

Мы надели теплые плащи и отправились в карете во дворец. Я с любопытством глазела по сторонам. Императора я уже видела раньше. Он мне понравился.

Когда мы прибыли во Дворец, бабушку с дедушкой отвели на нижний уровень, а меня оставили с незнакомой женщиной, по-видимому, горничной. Она смотрела на меня со смесью презрения и отвращения. Мне стало страшно. Я забилась в угол дивана и старалась не привлекать внимание этой злой женщины. Время шло, а бабушка и дедушка не возвращались за мной. Меня кормили и водили в туалет. Я успела несколько раз задремать и проснуться. Наконец бабушка с дедушкой вернулись за мной. Мне бросилось в глаза, насколько леди Эстель бледна, растеряна и как-то не то растрепана, не то помята. У дедушки же поседели виски, он постарел лет на пятнадцать, а глаза его стали тусклыми и пустыми. Я расплакалась. Нас отвели в гостевые покои, принесли нам еды.

— Бабушка, что случилось? Где мама и папа? Когда мы пойдем к императору?

— Милая, — голос у бабушки надломился, в глазах стояли слезы, — твои родители совершили ужасное преступление. Они убили императора Эльдариона.

— Императора Эльдариона больше нет? Совсем? Он умер? — я уставилась на дедушку своими огромными бирюзовыми глазами. — Зачем папа и мама сделали это, он же был хороший?

Дедушка Генрих снял галстук и сюртук, присел на край кушетки и закрыл лицо руками:

— Если бы я знал, Дороти. Если бы я знал.

Мы были измучены и очень устали, поэтому все дружно легли спать. Уже на грани сна я услышала шепот деда:

— Как жить с таким позором, Эсти?

— Мы справимся, Генрих. Доротея нам поможет.

На следующее утро нас отвели в Большой Тронный зал. Трон, на котором раньше сидел император Эльдарион, занимал юноша с белоснежными волосами до плеч, смуглой кожей и ярко-голубыми глазами. Эти глаза напомнили мне васильки на северных лугах. Это был сын Эльдариона Дамиан. Я снова заплакала, но уже беззвучно, лишь по щекам упрямо бежали слезы. Вокруг было много придворных. Герольд хорошо поставленным голосом сообщил, что новый император Дамиан признан зрелым для правления Империей без опекунов, но все вопросы государственного управления в течение пяти лет должны решаться совместно с Советом Лордов. Придворные не смели шелохнуться. Также герольд сообщил, что лорд Генрих фон Нордлесс удаляется из состава Совета Лордов, а род фон Нордлесс должен покинуть столицу в течение трех дней и не возвращаться в Янтарию до выхода иных распоряжений. После моих родителей, а также еще более ста человек обвинили в государственной измене. Родителей приговорили к смертной казни путем отсечения головы, еще семнадцать высокопоставленных персон к казни через повешение, остальных к пожизненным принудительным работам на рудниках.

Юный Император обвел взглядом всех присутствующих:

— Казнь состоится сегодня в полдень. Присутствие всех родственников приговоренных обязательно.

Все происходило так быстро, и для меня было, как в тумане. В полдень нас сопроводили на площадь. Там была тьма народа, шум, гам. В нас тыкали пальцами и называли предателями. Я жалась к бабушке.

Первыми привели семнадцать человек, пятнадцать мужчин и две женщины. Все были весьма молоды, хорошо одеты, хотя было заметно, что эту одежду не снимали уже несколько дней. На перекладинах болталось пять петель. Глашатай зачитал имена первых пяти заключенных, преступления, совершенные ими, и приговор. В толпе завыла, запричитала мать одного из этих пяти. К ней добавились другие голоса и всхлипы. Осужденных подвели ближе, одели им петли на шеи и опустили рычаг. Я смотрела расширенными от ужаса глазами на дергающиеся тела. Бабушка, словно очнувшись ото сна, запоздало прикрыла мне веки ладонью. Остальных повесили быстро, организованно и профессионально.

Потом привели папу и маму. Я заплакала, закричала и рванулась к ним навстречу. Бабушка меня удержала. Глашатай снова зачитал имена, преступления и приговор. Отец словно ничего не видел вокруг. Мама, по-прежнему красивая, смотрела на меня сквозь слезы и закусывала губу.

Люди галдели, как стервятники, требуя крови, они давили, напирали, улюлюкали. Отца отвели к плахе. Удар. Его голова со стуком падает на доски. Мама отводит взгляд от его мертвого лица и хлынувшей крови. Она смотрит на Императора.

— Ваше Величество, позвольте попрощаться с дочерью. Прошу! — в отчаянии умоляет мама. Я тоже смотрю на него. Он на меня. Секунда. Две. Он кивает. Я бегу к маме к помосту. Она подхватывает меня на руки, стискивает в своих объятиях и шепчет:

— Прости, моя малышка! Мне так жаль. Я очень люблю тебя. Прощай!

Один из гвардейцев уносит меня к бабушке. Я не сопротивляюсь. Я знаю, что ничего не изменить. Удар. Мамина голова падает на помост, а вокруг нее покрывалом лежат черные, как смоль, волосы, залитые кровью.

Загрузка...