— Ко мне приходил твой коллега. Они беспокоятся. Их взволновало то, что ты отправился на поиски сюда, так я рассказал им кое-какие вещи, которые несколько потрясли этих простаков. Я отправлю им отличный, длинный, подробный рапорт, так что они не смогут сказать, что ты вышел за пределы их инструкций, — они просто не посмеют. А еще я объяснил кое-какие жизненные факты твоему финансовому покровителю.
— Канизиусу?
— Ему самому. Ты ведь окончательно так и не понял всего? Каким образом он все обстряпал. Почему настаивал на том, чтобы этим делом занялся ты или кто-то вроде тебя.
— Нет.
— Я еще раз все взвесил и как следует обдумал. На него пришлось как следует нажать, он проходимец еще тот. Но я его раскусил. Добровольно он давать показания отказался, так я вызвал его повесткой. Показал ему пулю — ту, что вытащили из-под тебя на холме. А ту, что выпустила в себя миссис Маршал, — сухо продолжал мистер Лира, — мы оставили на месте. В общем, я выложил ее на стол и поинтересовался, понимает ли он, как легко эта штучка могла бы продырявить его. Ты когда-нибудь замечал — есть люди, которых ты не можешь испугать писаными законами, — они знают их от корки до корки, поэтому знают, как их обойти и не сделать ничего хоть в малейшей степени криминального, — но если ты можешь напугать их физически, то все, они уничтожены. Вот и он растаял немедленно, как мороженое под жаркими лучами солнца.
Ван дер Вальк пришел в восторг.
— Я не могу смеяться, это больно. Но все равно расскажите.
— Ну ладно. Слушая твою историю, читая твой рапорт, написанный в Страсбурге, изучая кое-какие сведения о «Сопексе», полученные из Парижа, я обнаружил кое-какие моменты, которые насторожили меня. Практически все то же, что беспокоило тебя и полицию Страсбурга. Почему Канизиус так настаивал на участии в этом деле профессионального полицейского? Почему он так торопился, когда было ясно, что парень рано или поздно сам вернется? И так далее.
Ты отнес все это на счет его характера. Канизиус понял, что супружеская пара Маршал почти идеальная. И он спровоцировал между ними столько разногласий, сколько было возможно. С одной стороны, он постоянно надоедал и докучал Маршалу, как только мог, своими бесконечными проектами и деловыми встречами и тому подобными вещами. Если надо было вести переговоры с конкурентами, он посылал Маршала. Если надо было подкупить поставщика, он снова обращался к Маршалу. А с другой стороны, он при каждом удобном случае подстрекал женщину — зная, что она станет ворчать на Маршала, мол, надо держать марку, бороться, работать, надо непременно взять под контроль все дела, вместо того чтобы пассивно стоять и наблюдать за тем, как Канизиус постепенно берет бразды правления в свои руки. Он даже позволил ей узнать, что старый джентльмен в Париже практически выжил из ума, так что он и его компания скоро совсем завладеют ситуацией — это только вопрос времени. Рано или поздно Маршал так или иначе бросил бы все и сбежал — его жена это тоже понимала. В общем, когда это действительно произошло, никто особенно не удивился.
Цель идеи направить по следам Маршала полицию была проста — оказать на него как можно более сильное давление. Женщина этого, как я думаю, не поняла, по крайней мере не сразу.
— Она колебалась, — объяснил Ван дер Вальк, вспомнив о посещении дома Маршалов в Амстердаме. — Думаю, она хотела положить этому конец, но не могла. Получилось бы довольно громкое дело.
— Вот именно. Это была одна из причин, по которой Канизиус обратился к твоему шефу. Он хотел, чтобы все всплыло наружу, за чем последовала бы суровая реакция общественности. А другая причина, возможно, — я только предполагаю, — что профессиональный криминалист — это ведь часть натуры любого полицейского — наверняка подумал бы, что за всем этим что-то кроется, что ему далеко не все сказали, а? Охотясь за Маршалом, он стал бы искать что-нибудь подозрительное. Ничего подозрительного не обнаруживалось, но ведь тебе было трудно поверить в то, что он совершенно чист. Я мог бы переоценить твоего дружка, но это была чрезвычайно сложно сплетенная хитрость. Когда твоя птичка сбежала с молоденькой немкой, это было даже большим успехом, чем он мог себе представить в самой смелой своей фантазии. Маршал повел себя сумасбродно, это был совершенно безрассудный поступок, но, даже несмотря на то, что с технической точки зрения он не сделал ничего преступного, все равно он привлек к себе внимание немецкой полиции. Понятно теперь, почему Канизиус был так самоуверен. Имея в наличии такие обстоятельства, он не мог не доставить себе удовольствие позвонить его жене и упрекнуть ее в том, что в побеге мужа виновата она.
— Несомненно. Она повела себя как сумасшедшая. Она безумно ревновала его к этой девушке — как же, такая соплячка сумела переиграть ее. Когда я увидел ее в первый раз в Австрии, она вела себя абсолютно безрассудно, как никогда позже. А потом она поняла, что я представляю гораздо большую опасность, чем ей казалось. Вначале она рассчитывала на то, что я сумею найти Маршала и, воззвав к его здравому уму, верну его домой. Но потом стала смотреть на меня как на союзника Канизиуса, а значит, как на реальную угрозу. Она понадеялась на то, что я приведу ее к Маршалу, а она поговорит с ним сама и все уладит. Она попыталась затащить меня к себе в постель — я вам говорил об этом? Когда она поняла, что все, что она делает, может заставить меня стать более подозрительным и вызвать во мне горячее желание понять, что же, черт побери, все-таки происходит, она совершенно потеряла голову и крикнула ему. Какое-то время я предполагал, что она послала мужу какое-то сообщение, возможно через банк. Но теперь я в этом сомневаюсь. Я думаю, что, когда Маршал увидел ее тогда, на склоне холма, это было для него полной неожиданностью, и думаю, что, увидев ее, он был расстроен даже больше, чем когда увидел меня. Да и что я мог бы с ним сделать? У меня не было оснований поднимать шум. Конечно, девушку надо было вернуть домой, но с ним я только поговорил бы, чтобы выяснить, что он сам думает обо всем происходящем.
— Ее трагедия была в том, что он думал, будто она для него такой же враг, как и Канизиус. Вот почему, проделав этот долгий путь, она застрелилась. Поэтому она стреляла и в тебя. Все, к чему она прикасалась, превращалось в прах. Открытие того, что он застрелился, находясь в постели с другой девушкой, шокировало ее настолько, что она окончательно сошла с рельсов. Знаешь, что я думаю? Для тебя это, возможно, прозвучит по-идиотски, особенно потому, что это ты услышишь от меня. Я думаю, что она не простила ему того, что он не застрелился, находясь в постели с ней самой.
— Нет, — медленно выдавил Ван дер Вальк, — я не вижу в этом ничего идиотского. Это объяснение вполне нормальное. Они оба были обречены. В мире, в котором мы живем, побеждают типы вроде Канизиуса.
— Канизиус… — произнес месье Лира с легкой улыбкой, появлявшейся на его губах всегда, стоило ему подумать об этом джентльмене. — Я в самом деле здорово его напугал. И получил реакцию вполне адекватную для подобного типа. Его пулю получил ты. Теперь он станет глушить свою совесть деньгами. Думаю, он сделает тебе подарок, но его щедроты не будут обусловлены благородством души, — сухо заметил месье Лира.
— Он меня мало волнует. Пусть организует похороны — ему будет приятно.
— Ты ошибаешься, мой мальчик. Я знаю, как ты себя чувствуешь, но ты ошибаешься. Я говорил с твоей женой и имел смелость провести кое-какие переговоры от твоего имени. Страховая компания оплатит твой больничный счет — но она не сможет оплатить твоей боли. Может быть, — не могу говорить с уверенностью, даже предполагать, — ты теперь немного… нетрудоспособен. Станешь получать пособие — нет, нет, не спорь со мной, я сам полицейский, я прекрасно знаю, как случаются такие вещи. Вот выпихнули бы тебя на пенсию, что бы ты получил? Сколько тебе лет? Сорок? В полиции служишь лет двадцать? Так что бы ты получил? Твоя жена сказала мне — что. Так что не сердись на меня, я немного надавил на Канизиуса. Империя Маршала — у меня есть письменное подтверждение — утроит пенсию, платить будут тебе или твоей жене.
— Дайте мне сигарету… Что они говорят обо мне? Полная недееспособность?
— Они не могут сказать всей правды. Они сказали мне, что восемьдесят процентов за то, что они поставят тебя на ноги и ты будешь как новенький… или почти как новенький. Я хорошо знаю Гашассэна. Он слов на ветер не бросает. В любом случае — надежда есть.
Ван дер Вальк ухмыльнулся:
— И все же, каким образом вам так удалось обработать Канизиуса? Он же настоящий бандит, вроде бы не из пугливых.
Месье Лира ухмыльнулся в ответ:
— Это точно. И точно, что его напугал не я. Это сделала твоя жена. Прекрасная женщина, твоя жена. Я разговаривал с ней в офисе, когда он тоже там был, — я хотел встретиться с ними обоими одновременно. — Его ухмылка стала шире. — Она вела себя просто отлично.
— Что же она сказала? — Ван дер Вальк хорошо знал, что Арлетт в решающие моменты не теряла головы и выбирала наилучшее решение. Не то что Анн-Мари Маршал.
— Она пошла прямо на него, — с удовольствием доложил Лира, — и очень убедительно сообщила ему, что с удовольствием пристрелила бы его лично. Он прекрасно видел, что она шутить не настроена. Я ведь сказал тебе, что на таких типов ничто не действует, кроме физического страха.
Ван дер Вальк рассмеялся, но это причинило ему такую боль, что надо было остановиться, но как же это было тяжело.
— Но все-таки — как вам это удается? Ведь я все запутал. Я вел себя как круглый дурак — и вот смотрите, к чему меня это привело.
Месье Лира сунул свою тетрадь под мышку и покачал головой:
— Никак не удается. Просто я знал, что прав. — Он пожал Ван дер Вальку руку. Тут открылась дверь, и в палату вошла Арлетт. — Здравствуйте, мадам. Как поживаете? Нет-нет, я уже ухожу. Мы поговорили. Все закончено. — Потом повернулся к Ван дер Вальку: — Когда поднимешься, пойдем с тобой на рыбалку. — У самой двери он вдруг остановился и щелкнул пальцами. — Эта фраза, я все стараюсь вспомнить. Ла Бриер. Порой ее выдают, чтобы поддразнить студентов. У меня была тема бакалаврской работы — боже, как давно это было, сорок лет назад.
Ван дер Вальк непонимающе смотрел на него.
— Я знаю ее, — засмеялась Арлетт. Подойдя к кровати, она нежно поцеловала мужа. — А ты не знаешь, мой бедный волк, ты истинный голландец. Tout est dit…[10]
— Все сказано, и мы пришли слишком поздно…
— Поздно… прошло уже больше семи тысяч лет, с тех пор как появился человек и научился думать.
Ван дер Вальк снова рассмеялся:
— Мы за это выпьем — втроем.
— Не пригласить ли нам Канизиуса? — ехидно поинтересовалась Арлетт.