Время подбиралось к четверти шестого, Вера стояла на коленях на диване, согнувшись буквой зю, и пыталась нарисовать стрелки при помощи крохотного зеркала из косметички, поставленного на спинку дивана. Большого зеркала здесь не было, здесь вообще никакого не было.
«Идеальное место для сборов на бал.»
В кабинете открылась дверь, раздались шаги министра Шена, он подошёл и символически постучал в отодвинутую ширму. Вера посмотрела на свои ноги в чулках, хотела встать и надеть юбку, но министр вошёл, не дожидаясь её разрешения.
«Как обычно.»
Она довела до совершенства стрелку, придирчиво осмотрела обе, закрыла подводку и села на диван нормально, подняла глаза на министра. Он стоял в проходе, глядя на неё, как на чужого ребёнка, измазавшего краской его квартиру, с бессильной безысходной злостью.
Вера приподняла брови, приглашая его высказываться, он отвёл глаза, помолчал, нервно поправил рукав, сунул руку в карман. Посмотрел на Веру, и наконец прошипел с тщательно сдерживаемым раздражением:
— Это была лучшая придворная парикмахерша.
Вера огрызнулась:
— Ваша лучшая придворная парикмахерша пыталась обжечь мне лицо.
Он поморщился и отвёл глаза, гораздо тише ответил:
— Вы под щитами.
— Она об этом не знала. Удалась попытка или нет, не важно, намеренье остаётся намереньем.
Он отвернулся, с силой потёр лицо, медленно выдохнул и опустил руки. Постоял молча, обречённо махнул рукой, как будто открещиваясь от этой ситуации, ещё раз посмотрел на Веру, нахмурился:
— Вы собираться думаете? Чем вы тут час занимались, нам выходить уже надо.
— Что?! — выпрямилась Вера, — вы издеваетесь?
— Вера, мы опаздываем…
— На меня напали в вашем кабинете второй раз за месяц! Вы где были в этот момент? Мне хамит швея, мне сшили какое-то дерьмо вместо платья, мне пытались обжечь лицо, у меня грёбаного зеркала нет, как я должна собираться?!
— Вера, — он поднял ладони, попытался примирительно улыбнуться, хотя она и видела, как трудно ему это даётся, — давайте мы потом поругаемся, а? А сейчас вы поторопитесь, ладно?
— Нет, не ладно.
Он посмотрел на неё, она отложила косметичку, села ровно и положила ладони на колени, посмотрела министру в глаза туповато-невинным взглядом волка в овечьей шкуре, улыбнулась и провозгласила:
— Нам нужно поговорить.
— Сейчас? — полузадушенно выдохнул министр, она медленно кивнула:
— Именно сейчас. Сядьте, пожалуйста, это долгий разговор.
— Вера… — его начало потряхивать от раздражения, она улыбнулась с ласковой стервозностью:
— Хорошо, я подожду, — закинула ногу на ногу и стала рассматривать ногти. Министр развернул себе стул, на котором она его затягивала в корсет, сел и уставился на Веру с бесконечным желанием убивать.
— Я вас слушаю.
Вера посмотрела на него молча пару секунд, просто с удовольствием наблюдая, как он раскаляется, и тихо, мягко сказала:
— Мы поговорим об этом один раз, и больше не будем никогда, я надеюсь.
Министр медленно закрыл глаза и кивнул, Вера продолжила:
— Если мы куда-то собираемся, и мне для этого нужно сделать причёску (час), ногти (ещё час), платье (ещё час) и макияж (ещё час), а до выхода у нас два часа, знаете, что это значит?
— Что вы останетесь без макияжа? — с трудом удерживая ровный тон, предположил министр. Вера улыбнулась и качнула головой:
— Нет, это значит, что мы опоздаем. На два часа, значит на два часа. На три — пусть будет на три. И вы можете тут орать, бегать, плясать, психовать, пить, можете делать что хотите — от ваших психов я быстрее собираться не начну. Зато если вы будете мне гавкать под руку, я сделаю ошибку, мне придётся переделывать, и мы опоздаем ещё сильнее, в лучшем случае. В худшем — я пойду с чем-то, сделанным плохо, это испортит мне настроение на весь вечер, а я из-за этого испорчу настроение всем, кто там будет, вам в первую очередь. Вы меня услышали?
— Что вы мне предлагаете делать? — он посмотрел на часы, показал их Вере, она мазнула по ним равнодушным взглядом.
— Как минимум — не мешать. Не можете помочь — хоть не гудите над ухом, шмель, блин, апрельный. Грёбаная "лучшая дворцовая портниха" тащилась сюда сорок минут, потом нахамила и свалила, нихрена не сделав, я всё шила сама. "Лучшая придворная парикмахерша" мне чуть лицо не обожгла, устроила истерику, а причёску так и не сделала. Вы как продолжите их дело, "лучший придворный министр"? Хотите сделать мне макияж?
Он молча опустил голову, посидел неподвижно, достал из внутреннего кармана тонкую флягу, открыл и сделал большой глоток, закрыл и убрал на место. Посмотрел на Веру, на часы, тихо сказал — У нас осталось меньше часа.
— Мы уже опаздываем на час, совершенно верно. И от того, что мы опоздаем на час сорок или час пятьдесят, ничего не изменится. Тренируйте дзен.
Он опять потянулся за бутылкой, отпил и посмотрел на Веру:
— Разговор окончен?
— Да.
— Собирайтесь. По поводу зеркала я сейчас распоряжусь. Вам ещё что-нибудь нужно?
— Нет.
«Дзынь.»
Она поморщилась и призналась:
— У меня нет духов. Но вы их всё равно не выберете, пойду без них.
Он кивнул и встал, она скорее отвернулась и опять взяла косметичку. Он вернулся через несколько минут, подошёл и высыпал на диван десяток разноцветных флаконов духов, Вера округлила глаза, отложила кисточку и стала рассматривать духи. Некоторые были неполными, некоторые вообще заканчивались, на крышках была пыль, на боках — отпечатки пальцев.
— Где вы их взяли?
— У Эйнис.
— Её же нет в городе?
— Ей не жалко, — с сарказмом фыркнул министр, — она любит их покупать и не любит пользоваться.
— В смысле? — Вера округляла глаза всё сильнее, — вы вломились в её квартиру, взяли её вещи и…
— Если бы она была здесь, она бы разрешила.
— Но её здесь нет.
— Вера, чёрт, — он в сотый раз посмотрел на часы, — давайте быстрее.
Она смотрела на него, вспоминая слова мастера Валента о "часах истины" и людях, которые их используют. Медленно глубоко вдохнула и сказала:
— Брать чужое без спроса и без ведома хозяина — это воровство, господин министр.
Он закатил глаза:
— Она — моя дочь.
— Вы считаете, что воровство у дочери — не воровство? Ошибаетесь, так ещё обиднее.
Он схватился за голову:
— Чего вы от меня хотите?
— Верните и извинитесь.
— Вы не хотите даже открыть?
— Я не буду пользоваться ворованными духами.
Он мрачно выругался и стал собирать флаконы, беззвучно шипя под нос что-то о том, что за дикий бред творится у некоторых в голове. Вера сделала вид, что не услышала, опять взяла кисточку. Министр унёс коробку, почти сразу вернулся и сел на стул.
Вера чувствовала его взгляд на затылке, но не отвлекалась, докрасила ресницы, стала искать тени. Министр тихо сказал:
— Что вы будете делать с причёской?
— Сама как-нибудь заколю и всё.
— Прямые волосы не в моде, там все будут с пружинами.
— А я не буду. Меня пытались обжечь щипцами для волос, вы представляете себе раскалённую железку у лица? Нифига приятного, я не хочу это ощутить ещё раз, я и так чую, что в следующий раз это увижу при телепортации. Буду не в моде, ничего страшного, скажем всем, что у меня такой стиль. И вообще, мои волосы плохо накручиваются, они слишком тяжёлые.
Министр вздохнул, опять достал флягу, махнул рукой:
— Идите с прямыми, чёрт с ним. Вам и так все будут завидовать.
Вера нашла в косметичке то, что искала, и опять развернулась к зеркалу. Министр посидел молча, усмехнулся и сказал:
— Знаете, чем зарабатывает основную часть дохода ларнский конезавод? Не продажей лошадей, и не вязками, даже не на скачках.
— А чем? — заинтересовалась Вера, даже обернулась на секунду. Министр посмотрел на её волосы, улыбнулся:
— Гривами и хвостами. У ларнцев грива и хвост растут всю жизнь, до земли и дальше. У северных тоже так, но у них структура волоса неровная, шершавая такая, иногда вообще кудрями, их обычно заплетают, чтобы не цеплялись репьи. А у асхалов грива короткая, но очень гладкая и мягкая, как детские волосы. Хвосты только длинные, их обычно продают в Ридию за большие деньги, из них делают кукол и украшения для парадных копий и шлемов. Асхалы чаще всего серые, песочные, рыжие, есть даже жемчужные, но чёрных почти не бывает, это большая редкость. А ларнцы чёрные почти все. И практически все те богатые цыньянки, которые носят вот такую вот здоровенную плетёную фигню на голове, носят хвосты и гривы лошадей моего завода. И платят за это огромные деньги, потому что я монополист, и ставлю цену какую хочу.
— А у госпожи Виари настоящие?
— У неё — да, но она особенная, таких волос больше нет, я таких не знаю. Есть некоторые до пояса или до бёдер, и то это большая редкость, чаще до середины спины. Берегите свои волосы, вам их могут попытаться подпалить или обрезать из зависти, а щиты на волосы не распространяются.
— Да я бы их сама подкоротила. — Не вздумайте.
— Они слишком длинные, с ними неудобно.
— Вы меня слушали или нет? Это повод для гордости, люди большие деньги платят за чужие, а вы свои хотите отрезать?
Она обернулась и с вызовом посмотрела на министра:
— Это моё тело, я буду ходить так, как мне удобно.
Он хлопнул себя по лбу и остался так и сидеть, молча качая головой. Вера закончила с тенями и обернулась к министру:
— Как вам? Хватит или ещё?
— Нормально, — он встал и выглянул в кабинет, — зеркало принесли, можете там посмотреть.
Она взяла косметичку и вышла в кабинет, там стояло напольное ростовое зеркало в роскошной резной раме. Вера осмотрела свои ноги в чулках, подвязки, уходящие под рубашку, ярко накрашенное лицо без помады — она решила нанести её в последнюю очередь.
У ширмы стоял министр Шен, смотрел на неё с усталой злостью и каплей откровенно неприличного желания, поймал её взгляд, отвёл глаза.
— Надевайте платье и садитесь, я сам сделаю вам причёску.
— Вы же не умеете?
— Я пролистал учебник.
Она чуть улыбнулась, опустила глаза и пошла одеваться. Когда вышла, увидела, что министр переставил зеркало, стул, ту этажерку с расчёсками и заколками, которую оставила парикмахерша, и сейчас сидел на диване, листая тонкую книжку. Поднял глаза на Веру, она подошла, повернулась спиной:
— Я не могу его зашнуровать.
Он молча стал затягивать шнуровку, немного туже, чем нужно, она молчала, пытаясь вслушаться в свои ощущения и найти его ощущения. С её особым чутьём творилось что-то непонятное, если раньше на таком расстоянии его аура обволакивала её целиком, то теперь они как будто стояли метрах в пяти — можно увидеть, но почувствовать тепло кожи нельзя.
Вдруг вспомнилась спина Эрика прямо перед лицом, очень близко, она чувствовала его запах, но эмоций не чувствовала — он тоже носил тот новый "щит против Веры", и наверное, не только он, весь отдел его носил.
Её амулет остался на столе министра, так что причина была в чём-то другом, и это другое, как она подозревала, доставит ей ещё множество проблем.
— Так и завязывать, не туго?
Его дыхание касалось её шеи, вызывая желание что-нибудь надеть, чтобы защититься, ей было почти жаль тех бабочек, которые сдохли у неё внутри, раньше бы они ликовали в такой ситуации.
Вера глубоко вдохнула, заставив шнуровку чуть ослабиться, кивнула:
— Завязывайте.
Он завязал, жестом пригласил её садиться, взял расчёску. Посмотрел на амулеты:
— Снимите и возьмите в руки.
Она молча сделала, он начал прочёсывать её волосы. Вера смотрела в зеркало, испытывая дежавю — Ирмис так же расчёсывала ей волосы на пробор, Вера так же не ждала от неё ничего хорошего, следила за её тенью, теребила амулеты. Министр сосредоточенно занимался причёской, иногда поглядывая в книгу, Вера стала рассматривать в зеркале своё платье, пытаясь не тонуть в сожалениях о пройденном пике своей любви.
«Бывают взлёты, бывают посадки. Скажи спасибо, что не разбилась, и живи дальше.»
Министр стал закреплять пряди тонкими заколками и шпильками из карманов, она узнала некоторые из своего сундука в спальне, некоторые были новыми. Закончив, он вышел на секунду в комнату секретаря, вернулся с большой деревянной коробкой, и достал крупный гребень из белого золота, усыпанный гранатами, рубинами и бриллиантами, Вера округлила глаза, министр нахмурился:
— Не переживайте, это не подарок, после бала вернёте.
Она расслабилась и кивнула, он закрепил гребень спереди в центре, он смотрелся как диадема, Вере пришлось признать, что к платью он подходит идеально.
«Слишком идеально. Как будто платье под него шили.»
— Он что-нибудь значит? — она пыталась сделать голос не слишком подозрительным, но судя по усмешке министра Шена, у неё не получилось.
— Он значит, что я очень богат.
Вера нахмурилась, министр перестал улыбаться:
— Вы пошли за украшениями, и вы их не купили. Времени мало, я выбрал из сокровищницы то, что лучше всего подойдёт к платью.
«Часы выключил. Врёт и не краснеет.»
Она промолчала, он достал из той же коробки хрустальные гребни, которые она примеряла у Анди, посмотрел Вере в глаза через зеркало:
— Это примете или назад вернуть?
Вера чуть улыбнулась, тут же с усилием пряча эту улыбку — его раздражённое отражение в зеркале напомнило момент, когда эти гребни надевал на неё помощник Анди, а министр врывался в магазин чёрной лохматой тучей.
— Оставляйте.
— Почему? Они напоминают вам о восторженном сопляке, который лапал ваши волосы? Его злость ощущалась на коже приятными волнами, согревала изнутри. Вера увидела в зеркале своё лицо, на котором откровенно читалось удовольствие, свои руки, поглаживающие друг друга с тонким эротизмом, она даже не заметила, когда начала это делать, министра почти трясло от злости. Вера улыбнулась и медленно кивнула:
— Да.
Он молчал, глядя на хрусталь в руках, градус злости и обиды в нём нарастал, Вера смотрела на его окаменевшее лицо, чувствуя, что почти парит от тепла и удовлетворения. Заметила в зеркале, что начала невзначай поглаживать своё бедро, трогая гладкую ткань платья, сама себя отругала и переплела пальцы, слыша как внутри самодовольно хохочет пьяный стыд. Вздохнула и сказала:
— Ну хотите — верните. Я после аукциона сама их куплю. Заодно будет повод сходить ещё раз.
Министр вышел из ступора и осторожными плавными движениями закрепил гребни в её причёске, не так, как делал консультант, а гораздо интереснее. Получилось что-то вроде индийских украшений с этажами цепей, теперь она выглядела действительно одетой для бала, на ней в жизни не было столько камней.
Министр поставил коробку ей на колени, она увидела внутри колье в стиле гребня, два кольца и серьги, министр достал колье, застегнул на её шее, взял серьги. Вера отстранилась и протянула за ними руку:
— Я сама.
Он отдал, Вера надела всё и осмотрела себя в зеркале. Цена этого гарнитура в её понимании выходила за пределы суммы, которую можно осознать, где-то на уровне "миллион-два-много-этот гарнитур". Образ был как будто для фотосессии, она пыталась поверить, что будет в этом ходить. Министр коротко глянул ей в глаза, спросил:
— И как вам?
— Нормально.
Он фыркнул, возмущённо запрокидывая голову к потолку, развёл руками, взял пустую коробку, стал выкладывать в неё непригодившиеся шпильки из карманов, с сарказмом пародируя:
— "Ах, какая красота, господин министр!" — "Всё для вас, госпожа Вероника." — "Ах, вы так любезны!" — "Ну что вы, мне было приятно." — "Спасибо, я в восторге от вашей щедрости." — "Пожалуйста, наслаждайтесь". Вот так это должно звучать.
— Я запомнила, — с улыбкой кивнула Вера, он не посмотрел на неё, вышел из кабинета. Вернулся без коробки, остановился у двери, осмотрел Веру с ног до головы, посмотрел на часы, поморщился, но ничего не сказал. Поймал Верин взгляд, она отвела глаза, он сказал:
— Что осталось, ногти?
— Я разобрала коробку для ногтей, но я понятия не имею, как этим всем пользоваться. Можно надеть перчатки? Я выбрала одни непрозрачные.
— Можно.
— Значит, всё?
Он достал блокнот, стал читать и вычёркивать:
— Платье. Причёска. Туфли?
— Я пойду в своих.
— Нельзя, они слишком открытые.
— Я видела такие же открытые туфли в магазине.
— Чёрт, Вера… Ладно, — он опять уткнулся в блокнот: — Ногти. Перчатки. Бальная книжка?
— Нету.
Он прошёлся вдоль стола, изучая коробки, одну открыл, достал крохотную белую книжку на петле с подвеской, богато украшенную серебром и жемчугом, подошёл и бросил её на колени Вере.
— Книжку вычёркиваю. Веер?
— Я выбрала, там лежит.
— Оружие, чёрт… Сейчас, — он вышел, вернулся со странной конструкцией из мягких кожаных ремней, спрятал блокнот, скомандовал: — Вставайте. Юбку поднимите.
— В смысле? — Вера округлила глаза, он невозмутимо показал ремни:
— Это крепится на пояс.
— Надо было раньше сказать.
— Надо было, — с раздражением кивнул он, сгрёб с её коленей амулеты и книжку, положил на столик с расчёсками, отодвинул зеркало, — вставайте.
Она встала, он задрал её подол выше пояса, скомандовал:
— Держите.
Она с трудом обхватила ворох скользкой ткани двумя руками, он опустился на колени и сунул ей под юбку конструкцию из ремней, обвёл вокруг ног и стал поднимать выше. Она запрокинула голову, глядя на лепнину на потолке, и пытаясь абстрагироваться, получалось плохо, все чувства были сосредоточены на орудующих под юбкой руках министра, это ощущалось потрясающе неприятно, как будто там ползало огромное насекомое, самым сильным желанием было отпрыгнуть подальше и забраться с ногами на диван.
«Это тоже не моё, сто процентов, как бы он меня ни обидел, но физически он мне всё ещё нравится, не может у меня быть таких ощущений. Чёрт, надо поговорить с магами, только с нормальными, с Доком или Артуром, может даже с Кайрис.»
Министр закончил с ремнями, вложил в кобуру на бедре маленький револьвер, туда же сунул амулеты и книжку. Вера нахмурилась — Как я их достану оттуда, юбку задирать каждый раз?
— Там есть карман, — он встал, опустил на место её юбку, показал незаметную складку в нужном месте, Вера сунула туда руку, действительно находя сквозную прорезь, дотянулась до револьвера, нащупала книжку и амулеты, качнула головой:
— Долго тянуться, и я амулет одной рукой не проверну.
— Достанете всю связку и провернёте. Если придётся стрелять сквозь платье — пускай, вы под щитами, а платье есть ещё одно, я приказал его перешить так же, как вы это перешили. Слева такой же карман, он большой, можете положить туда что захотите, если вам нужно зеркало или какие-то вещи. Я дам вам ещё патронов, в револьвере только пять, — он достал из кармана горсть маленьких блестящих патронов, протянул на ладони, — это специальные, для помещений, они не рикошетят, но и далеко не летят, в пределах трёх-пяти метров можно попасть в пуговицу, дальше — зависит от удачи. Желайте её себе почаще.
Вера подставила ладонь, чтобы он высыпал туда патроны, спрятала их в карман.
— Вы ожидаете покушения?
— Я всегда ожидаю покушения, — хмуро ответил он. — И телефон возьмите, — достал его из кармана и протянул, — почаще его демонстрируйте, показывайте всем фото домов и машин, чем больше всех удивит ваш мир, тем больше вы заработаете на аукционе. Себя только в купальнике не показывайте.
Она промолчала, он посмотрел на часы:
— Даже не сильно опоздали, сорок минут всего.
— Я быстро накрасилась. Потому что мне не мешали.
Он поморщился и не ответил, осмотрел комнату, себя, сказал:
— Надевайте перчатки и туфли, я сейчас переоденусь и приду, пять минут.
Она кивнула и отвернулась, чтобы не смотреть на него, когда он будет уходить. За спиной хлопнула дверь, Вера быстро пошла во вторую комнату — у неё был последний шанс разобрать свёрток от мастера Валента, до этого она несколько раз порывалась, но всегда находила занятие приоритетнее.
Сумка ждала её на диване, она достала свёрток и вытряхнула, из него выпали два свёртка поменьше, завёрнутые в плотную обёрточную бумагу, она распаковала их, в одном была перьевая ручка, во втором часы и амулет.
Ручку она спрятала в сумку, часы надела, убрав в сумку свои, амулет положила на ладонь и изучила внимательнее — тоненькая серебряная цепочка, на подвижной петле кольцо из металла с копейку размером, в кольце два стекла, между ними свободно перекатываются три огранённых камешка…
«Белый, голубой и синий. Драгоценный мой мастер Валент, пусть пошлют вам удачи и счастья все ваши местные боги.»
Она быстро глянула на дверь, замерла, прислушиваясь, и беззвучно шепнула:
— Сейчас три часа дня.
Амулет еле заметно завибрировал, издал тихий стеклянный шорох, и камешки внутри сместились — белый и голубой прилипли к краю, синий оказался ближе к центру.
«Красота.»
Она с трудом подавила желание надеть амулет на запястье, решив, что это будет выглядеть подозрительно, и министр всё заметит, сунула его в карман и привязала к сбруе на бедре, так, чтобы амулет прижимался к коже, ещё раз повторила неправильное время, улыбнулась — чувствуется. Пошла искать перчатки, надела и услышала шаги министра в кабинете.
— Вера?
Его голос звучал как-то странно, она вышла и остановилась у ширмы — министр переоделся.