ГЛАВА 1


Узкие зарешеченные окна проносятся мимо. Шагая по коридору, я не обращаю внимания на вид в них. Всё и так ясно – середина зимы, ранний рассвет, который перейдет в такой же ранний серый закат. В крепости, впрочем, никакой разницы – здесь каждый кирпич пропитан болью и слезами. Здесь своя зима.

– Восьмая допросная.

Я киваю, не оборачиваясь. Вновь знакомые стены, выкрашенные зеленой старой краской. Вновь ряд скучных вопросов, которые наверняка перерастут в яростную схватку. А вот что из этого всего вынесу я – отдельный вопрос.

Толкаю дверь, враз оказываясь в узкой комнате. В противоположной стене – дверь. В центре помещения – стол, два стула. Яркая лампа, которую я сходу приглушаю. И – темная завеса магии отрицания, за которой обычно стоит инквизитор. Его постамент пока еще пуст – но надолго ли?

– Именем Великой тримудрой Богини!

Открываю папку, игнорируя стандартные фразы секретаря. Пятый год одно и то же.

– Дежурный дознаватель?

– Мейделин Локуэл, – заученно откликаюсь, вызывая в мозгу стандартный отзыв, – именем всего сущего клянусь не причинить зла и отделить зерна от плевел!

– Дежурный инквизитор?

– Риндан Максвелл, – глубокий зычный голос заставляет меня удивленно поднять бровь. Телепортировался, значит! – Именем всего сущего клянусь не причинить зла и отличить правду от лжи!

Голос мне не знаком, имя – тоже. Значит, новичок. Не удивительно, учитывая тот факт, что на прошлой неделе уволился весь инквизиторский состав.

– Да свершится правосудие! – заканчивает секретарь и незамедлительно приступает к делу, – введите задержанную!

Дверь открывается, являя мне заплаканную девушку в разорванном на груди зеленом платье в сопровождении двух гвардейцев кардинала. Я молчу, чувствуя, как мои губы против моей же воли сжимаются в линию. Нехорошо – владеть лицом нужно в полной мере. Но произвола я не допускаю, а в работе – уж тем более.

– Принесите плед, – прошу сдержанно, – и воду. – И, уже обращаясь к девушке, прошу, – успокойтесь, пожалуйста. Давайте побеседуем.

Закрываю папку, успокаивающе кладу пустые руки ладонями вверх на стол, откидываясь на спинку стула. Ну вот – пусть знает, что я не причиню ей вреда.

Мы сидим так некоторое время, пока не приносят необходимое. Протягиваю девушке плед, предлагаю воду. Наблюдаю, как маска ужаса на лице сменяется на более человеческое выражение. И – приступаю.

– Имя?

– Терра Уилсон.

– Должность?

– Служанка в доме Гордона Морриса.

– За что задержана?

– За воровство, – подает голос один из гвардейцев.

Жестом прошу его замолчать и вновь смотрю на Терру.

– Так за что?

– Хозяин… – она всхлипывает, – приставал. Неоднократно. Грозился уволить.

– А вы? – вопреки всем инструкциям у меня нет желания “тыкать” арестованным.

– Отказала. И он… – худые плечики начинают подрагивать и девушка закрывает лицо ладонями.

Но мне уже всё понятно.

– Он поднимал на вас руку?

Плечи подрагивают сильнее и до меня долетает всхлип.

– Приведите мистера Морриса.

Пока секретарь отдает распоряжения, я смотрю на Терру, стараясь впитать всё.

Букет эмоций разрознен, но мне не привыкать. Страх. Отчаяние. Боль – как физическая, так и моральная. Обида. Несправедливость. И – ожидание света в конце тоннеля.

Последнее, впрочем, неизменно у заведомо невиновных.

Спустя несколько минут девушку уводят. Мы не обмениваемся и словом – но я знаю, что сейчас её накормят и предоставят теплое одеяло.

Так всегда в мою смену. И, хоть я и доверяю коллегам, всё равно зайду – проверю.

В ожидании господина Морриса я постукиваю пальцами по столешнице. Торопиться некуда – до окончания смены ещё целых три часа, а дома ждет нетопленый камин и позавчерашние щи. Горничной нет уже полтора месяца – и, несмотря на регулярные объявления в газету и недурное жалование, претендентки обходят мой дом стороной.

Шутка ли – с дознавателем связываться?

Моррис входит сам. Дорогой сюртук, белоснежный воротник – холеный, как индюк. Брезгливо отодвинув стул, мужчина садится на самый краешек и тут же замирает от моего вопроса:

– Домогались?

От магической завесы идет едва заметная волна недовольства. Успокаивающе киваю головой – поняла уже, что перестаралась. Формулирую вопрос иначе:

– Вы делали непристойные предложения мисс Уилсон?

Лысая, как шар, голова Морриса мгновенно покрывается бисеринками пока, а сам он бледнеет. Ответ мне уже не нужен, но я всё же предпочитаю соблюсти протокол.

– Нет, что вы!

– Виновен! – выдаю, едва дождавшись реплики.

– Подтверждаю! – доносится из-за завесы.

Вот и всё. Открывая папку, будто во сне наблюдаю, как уводят брыкающегося Морриса. К нему будет применено пристальное дознание, а затем вынесен приговор соразмерно поступку.

Cекретарь выходит следом за обвиняемым, плотно притворяя за собой дверь. Вздыхая, я достаю из папки лист бумаги, переносное перо. Писанины здесь, конечно…

– Не любите насильников? – раздается над самым ухом.

– Не люблю, – соглашаюсь я и всё таки поднимаю голову.

Первое, что выхватывает мой взгляд – глаза. Продолговатые, с кошачьим разрезом, зеленые. Красивые. К ним прилагается четко очерченный овал лица, тонкий нос с чуть раздутыми, хищными ноздрями и подбородок с ямочкой. Темные волосы, забранные назад, довершают картину.

– Вам следовало уйти порталом. Положено по протоколу.

– Не люблю протоколы, – хрипло смеется инквизитор, – по правилам, я обязан воспользоваться им единожды во время заседания. Я воспользовался.

Хитро. Усмехаюсь, перевожу взгляд на бумагу и тут же тухну.

– В таком случае, можете покинуть допросную через дверь.

– Пожалуй, так и сделаю, – в его голосе все ещё сквозит улыбка, – мы с вами ещё увидимся, мисс Локуэл?

– Разумеется, – киваю я, выводя первые символы на бумаге, – на дежурствах.

– И всё?

– Я не задействована в пристальном дознании, – качаю головой я, – но там вам знакомств хватит. А теперь простите, мистер…

– Максвелл, – ещё раз повторяет он, хоть я и готова поклясться, что он понял мою небольшую уловку, – можно просто по имени – Риндан. Так не забудете.

– Благодарю… мистер Максвелл, – я подвигаю лампу, – я запомню. И хорошего вечера.


Я провожу за бумагами остаток дежурства. Срочных вызовов нет, а с теми, что есть, справятся утренние дознаватели. Заполняя страницу за страницей размашистым почерком, я расслабляюсь, погружаясь в свои мысли и ничуть не удивляюсь, внезапно обнаружив себя размышляющей о новом инквизиторе.

Интересный. Высокий, статный. Умный – дураков в инквизиторы не берут, тем более в дежурные. Это только в столице ставят во главу угла дар. А чем дальше в глубинку, тем больше мозгов требуется. Да и не прикроет никто в случае ошибки.

Писанина внезапно заканчивается и некоторое время я растерянно кручу в руках перо. Да, не удивительно, что мысли увели меня не туда. Два месяца без мужчины – для женщины не срок, а вот для дознавателя – целая вечность. Cовсем скоро – и я это чувствую, – эмоции, которые я в таком обилии собираю у задержанных, начнут сводить меня с ума. C неделю я смогу продержаться на зельях, ещё пару дней – на алкоголе, но потом за меня никто гроша ломаного не даст.

А значит, нужно начинать искать уже сейчас.

Я вздыхаю – хорошо инквизиторам, у них свои способы избавления от накопленного. Уж не знаю, как они это делают, но им постоянные контакты и не нужны. Жаль, не понимала этого в свое время.

А значит, придется зайти к Тревору – правда, контракты на любовь в последнее время он закрывает все реже.

Перед тем, как посетить свой кабинет, я заворачиваю за угол и по крутой лестнице спускаюсь вниз. Подземелье встречает сыростью и запахом мицелия. Но хотя бы тепло – приказ кардинала о дополнительном отоплении действует. Киваю в ответ на немые указания дежурного гвардейца и заглядываю в окошко ближайшей двери. Терра спит – закутавшись в одеяло, она лежит на кровати и лишь свет из коридора освещает её заплаканное лицо.

– Кормили? – обращаюсь к дежурному.

Тот согласно кивает:

– Щи, хлеб, картошка. Надолго она здесь?

– Недели на две две, – я поджимаю губы. Девушку жаль – но на время пристального дознания она останется в крепости: гвардейцев сейчас мало, а кардинал не любит впустую растрачивать человеческие ресурсы в поисках сбежавших свидетелей.

– Какие распоряжения будут?

Молодой парень мнется – если не будет, на кого сослаться, старшие товарищи быстро помогут определиться с судьбой служанки.

– Под мою личную защиту. Выделить одежду и обеспечить прогулки дважды в день.

Лицо гвардейца расцветает – разрешение на перенос ответственности получен.

Больше здесь оставаться незачем. Пожелав охраннику хорошего дежурства, поднимаюсь в свой кабинет и запираю документы в огромный сейф, занимающий половину стены. Обегаю взглядом комнату, опрокидываю стакан с недопитой водой над чахлым каланхоэ и, подхватив с вешалки шубку, закрываю дверь.

На выходе меня догоняет голос.

– Домой, мисс Локуэл?

– Да, – согласно киваю, – хороших выходных, мистер Максвелл.

Дверь за моей спиной закрывается, отрезая меня – пусть и над ничтожных два дня – от опостылевшего института дознания.

Прямо во дворе крепости ребятишки бросаются снежками. Поодаль стоит скособоченный снеговик с двумя ветками вместо рук. На месте привычной морковки – ещё одна палка. Усмехаюсь, проходя мимо – первым снегом в этом году завалило не только столицу, нам тоже досталось. Ну и славно – меньше промозглой сырости поздней осени, которая у нас зачастую и заменяет зиму.

Выхожу за ворота, поднимаю руку. Ждать приходится недолго – черный форменный экипаж подъезжает в считанные мгновения. Занимаю жесткое сиденье, говорю вознице адрес, устало прикрываю глаза. Всё. Домой.


Старый скособочившийся особняк на окраине Лаержа уютным уж никак не назовешь. Кованая ограда, низкая скрипящая калитка. Но мне хорошо здесь – стены толстые, летом поросшие мхом, зимой – инеем. Небольшой сад за домом. Гибридные яблони, посаженные прошлым хозяином, чувствуют себя хорошо и даже избирательно плодоносят. Надо бы садовника на раз вызвать, а не то зайцы, приходящие из леса, объедят всю кору.

Я купила этот дом два года назад, когда стало понятно, что остаюсь в городе. В первые дни долго ходила по коридору, прислушиваясь к скрипу древнего паркета и странным шорохам на чердаке. У дома была память – и я ценила её, поэтому не стала ни менять планировку, ни делать ремонт. Да и трубы пока хорошие – пару десятков лет еще менять не надо. То-то радовался клерк, впаривший мне здание за очень скромную сумму – знал бы он, что я и торговаться не собиралась, задрал бы цену повыше.

Дорожка засыпана снегом и только одинокая цепочка шагов, ведущая от двери до калитки, информирует, что дознаватель на работе. Что ж – прокладываю ещё одну цепочку, в обратном направлении. Зеленая дверь с тяжелым кованым кольцом на редкость мягко поддается – принимает ключ, мягко щелкает и открывается.

Я сбрасываю обувь, засовываю ноги в теплые тапки. Шубку снимать не тороплюсь – холодно. Шутка ли – с ночи не топлено! Прохожу в кухню, ворошу почти погасшие угли, долго на них дую в надежде возродить пламя. Не удается – приходится проходить всю долгую процедуру растопки. Шубка в итоге оказывается на вешалке – в ней неудобно таскать дрова. Но вот наконец каменный бок печки нагревается, я открываю тяжелый вентиль, который пустит тепло по трубам в спальню и присаживаюсь на стул.

Теперь – ждать.

Чувствуя, как теплеет в помещении, я откидываюсь на спинку cтула. Руки немного дрожат, а странная слабость в коленях дает понять, что времени у меня меньше, чем кажется. Да, пожалуй, стоит подстраховаться зельем.

Наконец температура в кухне становится приятной и я даже решаюсь переодеться. Сбрасываю прямо тут теплый свитер, ещё один свитер, полегче и, стуча зубами от холода, просовываю руки в рукава домашнего платья. Толстая вязаная шаль довершает наряд и я наконец выдыхая, чувствуя, как греет пух.

На леднике всё как всегда в конце недели: замороженная курица, до которой руки доходят не раньше выходных и печальная рыбья голова, укоризненно глядящая куда-то в вечность. Захлопываю крышку, усмехаюсь: хорошо, что я все предусмотрела.

Щи, загодя выставленные на заднее крыльцо, замерзли. Поковыряв ложкой лед, я решаю все же не торопиться и ставлю горшок в печь. Отрезаю ломоть хлеба, поливаю растительным маслом и посыпаю солью. Наливаю из кувшина на подоконнике простокваши: так тоже сойдет.

Сгрузив все на поднос, по скрипучим ступеням поднимаюсь вверх. Здесь я долго растапливаю крошечный камин, сделанный не иначе, как для красоты и замираю перед пляшущими огоньками, чувствуя потянувшееся от них тепло.

Всё, я дома.

Остаток вечера не отличается от других вечеров. Я долго листаю кодекс дознавателей, сверяясь с текущими изменениями, а затем забываюсь над очередным приключенческим романом. Забытый ломоть хлеба сиротливо лежит на подносе – я вспомню о нем уже глубокой ночью, забравшись под одеяло и даже закрыв глаза.

Всё как всегда. Никаких изменений. И мне нравится моя жизнь.


Утро будит меня гудком паровоза. Железнодорожный переезд в миле отсюда, но я сплю чутко, а поэтому просыпаюсь моментально. Сбрасываю одеяло, вскакиваю и подхожу к окну.

Из спальни открывается прекрасный вид на сад, начинающееся за ним поле и темнеющий вдалеке лес. В лесу, кстати, есть два озера, куда так приятно бегать купаться летом. Да и жить здесь намного приятнее тоже в теплое время года.

Из-за этого я и купила дом.

Два особняка по соседству с моим давно пустуют – арендодатели все не могут найти жильцов. Именно поэтому я вдруг замираю, углядев в одном из окон соседнего здания огонек. Хм… Трубы из спальни не видно, поэтому не могу сказать, затоплена ли печь. А если затоплена… интересно, как надолго хватит жильцов, узнай они, что по соседству с ними поселился дознаватель?

Кухня опять выстужена. Да, горничная нужна. Но последней хватило где-то на месяц, после чего она сбежала ранним утром, прихватив свои пожитки и забыв про жалованье. Но я вроде не такая страшная.

С такими мрачными мыслями я одеваюсь, беру с вешалки тулуп и, подхватив большую корзину, выхожу на крыльцо.

Ночью опять шел снег – мои следы засыпало. А вот соседи у меня действительно появились – из печной трубы соседнего дома валит дым, враз превратив угловатый дом колдуна в избушку лесной феи. Ну и отлично, вместе веселее.

Главное, на глаза не показываться. А то ещё вопросы будут…


От субботнего рынка меня отделяет четверть часа ходьбы. Но я не тороплюсь – наоборот двигаюсь прогулочным шагом, пытаясь запечатлеть всё – и низкое зимнее солнце над головой, и посверкивающий липкий снег, и деревья, укрывшиеся белыми шапочками. Через пару минут я сворачиваю в лес и некоторое время иду по опушке, наслаждаясь прекрасным зимним днем. Два беляка, не замечая моего любопытного взгляда, петляют невдалеке, оставляя на снегу восьмерки следов и темные горошины.

Но опушка заканчивается и мне приходится вернуться на дорогу. Здесь уже намного люднее – скрипят сани, запряженные лошадьми, пахнет жареным мясом и раздаются оклики торговцев. Не центр, конечно – почти деревня: недаром путь с работы пролегает через лес. Но… всё же лучше, чем каменная махина города.

Добравшись до рынка, я не спешу. Неторопливо прогуливаюсь между прилавков, сравниваю цены, где-то даже торгуюсь. Корзина постепенно заполняется продуктами. Продвигаясь к мясным рядам, я скольжу взглядом по мешкам с картошкой, как вдруг уже знакомый голос выбивает меня из колеи:

– Доброго утра, мисс Локуэл!

Я замираю. Нет, не показалось – со мной определенно поздоровался…

– Доброго, мистер Максвелл, – я всё же поворачиваюсь. Зеленые глаза иронично глядят на меня, а я внезапно ощущаю спазм внизу живота. Но виду не подаю, просто вежливо киваю головой, – как-то часто мы с вами начали встречаться, не находите?

– А почему бы и нет? – инквизитор улыбается. Он, как и я, одет просто – в короткую дубленку, теплые штаны, сапоги, – кто из нас не ходит по ярмаркам? Кстати, хотите чаю? Я приглашаю.

Я смущенно улыбаюсь – не была готова к такому напору. Но отказываться не хочется, да и домой, если честно, возвращаться не с руки.

– Спасибо.

Не говоря больше ни слова, мужчина забирает корзину и приглашающе подает мне руку, а я всё не могу избавиться от мысли, что как-то всё… странно. И, пока мы движемся к таверне, я пытаюсь понять: что не так?

Но не успеваю. Открывшаяся дверь допускает нас в теплое помещение, наполненное запахом жареного мяса и трав, а Максвелл уже ставит корзину на лавку и приглашающе отодвигает мне стул. И, что ужасно – я не могу уловить его эмоций: эта возможность доступна нам только в рабочее время. Сегодня же выходной – и пелена заклинания надежно скрывает мужчину от моего дара. Впрочем, это заклинание двустороннее.

Хоть в этом от него польза.

– Ну? – Риндан занимает стул напротив и заговорщицки смотрит на меня, а я… почему-то смущаюсь.

– Что?

– Какой чай будете, мисс Локуэл?

Открываю меню. Но не читаю – за пять лет выучила наизусть. Просто смотрю в кожаную папку и пытаюсь справиться с происходящим. А справляться есть с чем – губы начинают дрожать, под ложечкой посасывает, а Максвелл – вон он, сидит совсем рядом, не догадываясь о том, что со мной происходит.

– Черный. С чабрецом, – делаю выбор, захлопывая меню.

Инквизитор тут же подзывает подавальщицу – веселую девушку в форменном переднике:

– Чёрный чай с чабрецом, пожалуйста. И… что у вас к чаю?

– Пирожки с яблоком, – девушка симпатично краснеет и довольно умело стреляет глазками. Кажется, мимо – Максвелл спокоен как удав, только в глазах бегают смешинки.

– Давайте. И баранки. И мед. И варенье, – спокойно проговаривает он заказ, а я чувствую, как глаза лезут на лоб.

– Мистер Максвелл, – решаюсь я, наблюдая, как отходит подавальщица, – вы серьезно рассчитываете всё это съесть?

– Я рассчитываю, что вы мне поможете, – усмехается он, а я пораженно качаю головой.

Не то чтобы я всё это не ела…

Когда приносят чай, я уже успеваю освоиться. Помещение теплое и заполнено такими знакомыми отголосками эмоций. Я привычно их игнорирую – сказывается пятилетний опыт и уже заполненный эмоциями резерв. К Тревору нужно зайти не позже понедельника – если я не сброшу накопленное, проблемы у меня начнутся уже к следующей пятнице.

Решено! Выеду из дома пораньше, перед работой и заскочу.

– О чём думаете, мисс Локуэл? – инквизитор смотрит на меня, положив локти на стол.

– О своем, – коротко информирую мужчину о нежелании сближаться.

– Простите мое любопытство, – зеленые глаза искрятся весельем, – у вас просто такая выразительная мимика…

“Знал бы ты, о чем я думаю, так бы не веселился” – про себя проговариваю я, мило улыбаясь. Инквизиторам положено опустошать резерв реже – но на них и нагрузка вдвое меньше. Интересно, как он справляется?

Тем временем приносят чай и инквизитор проявляет себя прекрасным хозяином – наполняет чашки темной ароматной жидкостью, кладет на мое блюдце румяный пирожок и вообще ведет себя так, будто я в гостях у него дома, а не в краевой таверне. Он ничего не говорит – но улыбается при этом так, что мне становится не по себе.

– Хорошая погода, – начинаю осторожный разговор я, отламывая кусок еще теплой выпечки.

– Отличная, – серьезно кивает он, будто понимая мое смущение, – говорят, в Лаерж снега приходят редко.

– Иногда вообще не приходят, – улыбаюсь, – мы привыкли довольствоваться поздней осенью до весны.

– Значит, мне повезло.

Мы замолкаем. Я обеими руками вцепляюсь в чашку. Чай крепкий, заварен правильно. Только зеленые глаза напротив не дают покоя – я глотаю горячую жидкость, почти не чувствуя вкуса.

– Вы надолго?

– Боюсь, что да, – улыбается он, разводя руками, – инквизиторов ведь у вас не осталось. Со мной заключили контракт на полгода.

Я киваю. Со мной тоже заключали договор на тот же срок. И я ещё наивно надеялась, что по истечению контракта меня сочтут непригодной для службы.

– Почему вы выбрали такую тяжелую должность, мисс Локуэл? – зеленые глаза уже не смеются – напротив, инквизитор предельно серьезен, – женщин на службе короны мало. Я бы сказал, единицы.

– Из-за моего дара, – решаю я не делать из очевидного тайны: все-равно рано или поздно узнает, – у меня большой резерв, а ещё я эмпат четвертой категории. Как вы понимаете, особого выбора у меня нет.

– Понимаю, – Максвелл откидывается на спинку стула и стучит пальцами по столешнице, – да, здесь момент тонкий…

– А вы? – задаю вопрос я прежде, чем разговор перейдет туда, куда не хотелось бы, – почему стали инквизитором?

– Примерно по той же причине. Резерв, правда, у меня небольшой…

“Значит, опустошать надо ещё реже” – думаю я, размешивая сахар. Понятно, почему он держится так спокойно.

– … но в отличии от вас, я эмпат шестой степени.

Услышанное заставляет меня замереть и удивленно посмотреть на мужчину.

Шестой. Последний, высший уровень эмпатии! В прошлом веке таких называли видящими, а в позапрошлом – еретиками. Собственно, из-за позапрошлого века их и осталось мало – Инквизиция хорошо проехалась по королевству, повсеместно истребляя эмпатов. А, учитывая, что свойство к эмпатии передается из поколение в поколение, то…

– Мистер Максвелл, а зачем вам это нужно? – вопрос срывается у меня с губ прежде, чем я успеваю включить голову. Инквизитор удивленно поднимает голову и я вынуждена продолжить, хотя больше всего мне хочется провалиться под землю, – с вашим уровнем вы можете работать консультирующим инквизитором, без заключения контрактов, без этой…

Я не заканчиваю – вижу, что он понял и слово “кабала” так и остается непроизнесенным.

Максвел отвечать не торопится – берет с блюда пирожок, добавляет в чай два кусочка сахара, неторопливо орудует ложкой.

– Понимаете, мисс Локуэл, – наконец разражается он, – к сожалению, здесь дело во мне. Понимаете…

Он допускает паузу. Я терпеливо жду.

– Я трудоголик.

Это неожиданное признание заставляет меня рассмеяться. Смеюсь я долго, вначале прикрывая рот ладонью, а затем и без нее – заливисто, взахлеб. Максвелл вначале весело пялится на меня, а затем внезапно поддерживает – и вот уже мы смеемся в два голоса, заставляя оглядываться многочисленных посетителей таверны.

Как ни странно, эта неловкая ситуация здорово разряжает атмосферу и следующие полчаса я провожу, увлеченно слушая нашего нового инквизитора. И он меня не разочаровывает – вдохновенно рассказывает какие-то забавные эпизоды из службы, сыплет байками о столичной жизни и в какой-то момент я даже забываю, что мы сидим в битком набитой забегаловке. Мне интересно – давно у меня уже не было таких ни к чему обязывающих разговоров. И инквизитор это понимает, потому что подливает мне чай и срывается в ещё одну историю. Он не спрашивает, не интересуется – он дает мне возможность просто провести время в приятной компании. И я за это благодарна.

Наконец, после очередной истории и уже непонятно какой по счету чашки чая я случайно бросаю взгляд на окно и ойкаю, углядев за ним синие сливки сумерек. Часы обреченно демонстрируют мой провал – большая стрелка медленно ползет к трем. Кажется, мы засиделись…

– Кажется, мы засиделись, – транслирую мысль Максвеллу.

Тот удивленно поднимает бровь, но не спорит – просит подавальщицу принести счет и завернуть с собой пару несъеденных пирожков. И – вновь лукаво смотрит на меня.

– Вас проводить, мисс Локуэл?

– Не стоит. У меня ещё здесь планы. Спасибо за чай, мистер Максвелл.

– Просто Риндан, – поправляет он меня.

В этот раз спорить я не хочу.

– Хорошо.

Я набрасываю на голову платок, обматываю его концы вокруг шеи и инквизитор помогает мне надеть тулуп. Странное ощущение мужского тепла за спиной аукается мне очень скоро – сходя с крыльца таверны, я подскальзываюсь и падаю. Но не успеваю – меня быстро подхватывают и ставят на ноги, а я с сожалением констатирую в гортани знакомый спазм.

– Ну что же вы, мисс Локуэл, – укоризненно сообщает поймавший меня Риндан, – смотрите под ноги.

Я сдавленно благодарю, держась за деревянный поручень и отчаянно надеясь, что инквизитор не поймет. Вроде удается – мужчина, прищурившись, смотрит на меня, но ничего не говорит. Лишь подставляет локоть и уточняет, куда мне теперь.

– В книжную лавку, – прошу я, так и не понимая, помогут ли мне эти проводы или нет.

– Я могу вас подождать, – предлагает Риндан, но я качаю головой.

– Благодарю, но нет. Боюсь, я надолго.

Дальнейшей настойчивости не следует. Проводив меня до низкого покосившегося здания, Максвелл прощается, желает хорошего вечера. Отвечаю тем же – и расстаемся мы на приятельской ноте. Не дожидаясь, пока мужчина скроется за поворотом, я взбегаю по низкой лестнице и толкаю дверь, вдыхая восхитительный запах бумаги и типографских чернил.

Я сижу в лавке долго – до тех пор, пока за окном окончательно не сгущается ночь и не зажигаются фонари. Присев за стол, листаю томик за томиком, старательно игнорируя вопросительные взгляды продавца. Наконец отбираю с десяток книг и, договорившись о доставке, выхожу в ночь, с наслаждением вдыхая морозный воздух. И только поймав извозчика, внезапно понимаю, что мясо я так и не купила.


Темная дорога способствует мыслям. Уткнувшись носом в воротник тулупа, я вспоминаю сегодняшний разговор. Интересно, есть ли у инквизиторов семьи? Ответа на данный вопрос я точно не получу – данные о личной жизни эмпатов выше пятого уровня хранятся под знаком государственной тайны. Сомневаюсь, что Максвелл сделает для моего любопытства исключение.

Сомневаюсь, что я его вообще о подобном спрошу.

Придерживая рукой корзину, я почти сползаю в сон, пока судорога, ящерицей пробежавшая по спине сверху вниз, не заставляет меня открыть глаза. Странно, в прошлые разы приступы были намного реже… неужели последнее дознание так повлияло?

Поэтому я так не люблю допрашивать женщин. Слишком много эмоций – разных, зачастую противоположных, куча полутонов и оттенков… не каждый выдержит.

Извозчик тихо правит санями. Мы движемся по заснеженной лесной дороге и только звон колокольчика оглашает округу. Тихо… волков здесь нет, изредка встречаются дикие кабаны и лоси. Но с наступлением зимы покой в округе нарушают только зайцы, наглость которых порой не знает границ.

И яблони надо укрыть…

Когда мы подъезжаем к калитке, я первым делом смотрю на соседский дом. Из трубы по прежнему идет дым, да ещё горит окошко на первом этаже. Там располагается кухня – я точно это знаю, так как перед покупкой осмотрела все дома на этой улице.

Интересно, кто же там живет?

С этими мыслями я отпираю дверь, переодеваюсь и даже достаю с ледника курицу. Дом, протопленный с утра, хорошо держит тепло и мне всего лишь остается повернуть несколько вентелей для нагрева воды: мысли о горячей ванне приходят сами собой.

Я разогреваю щи, ставлю запекаться курицу с картошкой и при этом гипнотизирую взглядом одинокий томик на подоконнике: приключенческие романы – моя страсть. И, пусть я путешествовала мало, что мне мешает сделать вместе с любимыми героями на страницах книг?

Пока готовится еда, я не выдерживаю – плюхаюсь в кресло и раскрываю книгу. И – пропадаю. И лишь почуяв запах подгорающей еды спохватываюсь и в последний момент успеваю спасти курицу от сгорания, а себя – от голодной смерти. И все для того, чтобы снова вернуться в кресло.

Нет, всё-таки меня только могила исправит.


Утро встречает меня все тем же гудком паровоза. Подойдя к окну, я первым делом бросаю взгляд на соседский дом. На этот раз в окнах темно, зато фонарь над задней дверью горит крошечным светлячком. Живут. Приятно.

Привычно сбегаю вниз, ставлю чайник, смотрю на часы. Извозчик заедет через полчаса, а значит времени впритык.

Но мне хватает. Бросаю в сумку сменную одежду (дети же – на всякий), расческу, припасенные с визита на праздничную ярмарку гостинцы и к тому моменту, как у калитки звонит путевой колокольчик, мне остается только накинуть шубку. Платок предпочитаю проигнорировать – скручиваю тяжелый шелк волос в узел, закрепляю из-за нехватки времени первым, что попалось под руку и захлопываю дверь, предварительно захватив с притолоки ключ.

Экипаж на этот раз закрытый и мне удается расслабиться и даже прочесть несколько глав, не отвлекаясь на холод и неудобства. Писатель ведет героев в дебри сказочного леса и я уже готова преодолеть волшебный рубеж вместе с ними, но экипаж останавливается возле знакомого дома белого камня с голубыми ставнями и железным флюгером на трубе.

– Приехали, хозяйка, – лениво откликается извозчик.

Выйти спокойно мне не дают. Дверь дома распахивается (ждали, я знаю) и ко мне летят две кометы.

– Тетя Мейд!

Привычно подхватываю подлетевшего первым Лоя на руки, чувствуя, что волосы вновь падают на плечи.

– Надорвешься! – усмехается Адель, степенно спускаясь с крыльца. Могла бы и скорее, но огромный живот с очередным моим племянником нужно носить бережно, о чем я и напоминаю ей каждый свой приезд.

– Всё хорошо, – улыбаюсь я сестре прежде, чем на моих волосах начинает висеть маленькая Тайра.

– Тетя Мейд, тетя Мейд, а меня?

– И тебя, мой хороший, – подхватываю на руки и этот крошечный шарик радости. Извозчик не торопится – улыбаясь, смотрит на наш привычный семейный разврат.

– Давайте в дом, – подгоняет сестра, сдувая с лица рыжую прядь. Адель пошла в мать – мне же достались темные локоны отца. И, к сожалению, его дар.

Держа Тайру одной рукой, второй неловко расплачиваюсь с извозчиком и рычу на Адель, которая умудрилась подхватить мою сумку. Препираясь и смеясь, мы заходим в дом и я тут же слышу шум механической коляски.

– Привет, Мейделин, – Джо въезжает в комнату, ловко управляясь с рычагами.

– Привет, – целую в щеку крепкого мужчину, волей судьбы оказавшегося прикованным к коляске. Это не сказалось на их браке – да и на детях, если посудить, тоже.

Лой залетает в коридор вслед за нами и тут же уносится куда-то в лабиринты дома.

– Давай, мой руки и за стол, – командует Адель, повязывая передник, – совсем тебя заждались.

– Но я не опоздала! – пытаюсь оправдаться я, уже открывая кран.


Адель в очередной раз проявила чудеса кулинарной сноровки. Пользуясь случаем я отдаю должное и жаркому из кролика, и сырному салату, и хрустящим картофельным шарикам. И только когда сестра вносит огромный сливовый пирог, а дети вылезают из-за стола и отправляются потрошить гостинцы, мы можем поговорить.

– Как на службе? – она всегда задает этот вопрос. Сестра простить себе не может, что дар достался мне. Но я в тот момент действительно была сильнее – лихорадка не пощадила нашу семью, сократив её численность и подорвав веру в светлое будущее у отца.

– Хорошо, – я вгрызаюсь в пирог и зажмуриваюсь от удовольствия: вкусно!

– На следующие выходные приедешь?

– Нет, дежурю. Тебе уже скоро? – киваю на живот и Адель смеётся:

– Ты каждый раз об этом спрашиваешь. Если бы я знала дату рождения малыша, ты была бы уже в курсе.

– Я тоже был бы не против узнать, – вклинивается Джо, – равно как и то, кто же там прячется!

Мы весело смеемся, но моё веселье заканчивается быстро: грудь резко простреливает болью. Не удержавшись, я морщусь, чем и привлекаю внимание всех. Без исключения.

Первой отмирает Адель:

– Мейд, это то, о чём я думаю?

Понимая, что уже сдала себя со всеми потрохами, я киваю.

– Давно?

– Полтора месяца.

Я преуменьшаю срок, потому что знаю – если скажу реальный, сестра меня убьет. Но даже это не спасает. Адель бросает серьезный взгляд на мужа и прикусывает губу, а я замираю, уже зная, что сейчас услышу.

– Я смешаю настой, – с этими словами Джо разворачивает коляску и выезжает в коридор. Он мог бы не торопиться, если бы не знал, что сейчас будет.

Я бы тоже убралась куда подальше. Но не в этот раз.

– Мейд, ты совсем сдурела?! Или тебе прошлого раза недостаточно?!

– Это шесть лет назад было, – слабо отбиваясь я, уже признавая поражение.

– И что, ты забыла, как это?

Не забыла. Сложно забыть, когда твое почти бездыханное тело порталом переправляют в центральный госпиталь и на целый месяц ты оказываешься отрезана от всего мира.

Я никогда так больше не рисковала. Кроме этого раза.

– Мне было не до этого, – окончательно сдаюсь я.

– А до чего?!

– Сертификация, сдача на правки, десять лишних дежурств, коллоквиум…

– По ночам у тебя тоже коллоквиум?

– По ночам я сплю! – не выдерживаю я и тут же жалею, углядев потрясение в сестринских глазах, – прости, не подумала. Но я действительно спала – по пять часов, больше не получалось. Когда же мне ещё и…

Адель молчит, гипнотизируя стену и я её понимаю: излитие нереализрванного резерва – то ещё испытание. А ей и Джо достаточно. Да ещё и беременность.

– Ну прости, – я дотрагиваюсь до хрупкой ладони с просвечивающими ниточками вен, – я завтра с самого утра к Тревору, оформлю контракт. До пятницы буду в порядке.

Cестра ничего не отвечает, но я уже вижу – гроза миновала. Да и Джо сейчас подтянется – а о его мастерстве и говорить не приходится. На его зелья очередь растягивается на несколько месяцев… зато я могу воспользоваться его услугами вне очереди.

Мы какое-то время сидим в тишине, пока вновь не раздается шум коляски.

– Вот, держи, – Джо протягивает мне склянку темного стекла, – по три капли перед каждым приемом пищи и пять – перед сном.

– Штормить не будет? – улыбаясь, я забираю зелье.

– Как будто тебе выбирать, – возвращает мне улыбку он.


Я остаюсь у сестры до позднего вечера. После обеда вожусь с детьми, помогаю их мыть и самолично укладываю, а после этого долго болтаю с Джо, сидя у камина. Я люблю здесь бывать – мне нравится и их спокойный уклад жизни, и мудрость мужа сестры, и их глаза, которые светятся любовью, когда они смотрят друг на друга. Наконец, когда колокольчик извозчика звенит у ворот, прощаюсь, напоследок дотрагиваясь до круглого живота Адель.

– Сообщи, как доедешь, – просит она.

– Обязательно, – улыбаюсь я, махая рукой Джо.

Дорога назад уже не кажется скучной. Глядя в темное окно, я улыбаюсь, вспоминая подробности вечера. И все-таки семья – это здорово. Жаль, у меня такой не будет.

Дознаватели редко выходят замуж – этому не способствует ни специфика работы, ни сама ипостась страшного одаренного. Странно как – темные века остались в прошлом, только люди из них не все вышли. Вот и пожинаем плоды работы инквизиции в виде оплеух жизни и шарахающихся людей, стоит им только узнать, кто мы.

Надо бы узнать у Максвелла, как инквизиторы относятся к тому, что им сохранили старое название.

До дома доезжаем почти без приключений – лишь единожды экипаж заносит и по привычке я вцепляюсь в ручку, прикрученную у окна. Но возница ловко выравнивает ход и через полчаса тормозит у скрипучей калитки.

А в соседнем доме горит свет.


ГЛАВА 2


Утром я не дожидаюсь гудка паровоза – вскакиваю, когда небо на востоке едва начинает окрашиваться в цвета солнечного королевства. Вливаю в себя горячий чай вприкуску с купленным позавчера печеньем, набрасываю шубку и выскальзываю из двери ровно за мгновение до того, как у дома тормозит экипаж.

– Как обычно? – крепостной извозчик уже знает мой маршрут.

Но я машу головой:

– Нет. Вначале к Тревору.

Стоит мне только захлопнуть дверцу, как экипаж трогается с места. Возничий знает, куда – “к Тревору” рано или поздно ездят все – и дознаватели, и инквизиторы. Правда, не всегда успешно, но что уж есть…

Мне должно повезти.

Мы тормозим у светлого особняка со стрельчатыми окнами, но я не стремлюсь к главному входу – наоборот, обхожу дом слева и по каменным скользким ступеням спускаюсь в подвал. На стук дверь почти сразу открывается и первым, кого я вижу, скользнув внутрь – огромного рыжего кота.

– Привет, Тревор! – улыбаюсь я, уже почесывая усатого за ухом. Тот сыто щурится и, подумав, начинает урчать.

– Мейделин?

– Привет, Нейт, – оборачиваюсь, улыбаясь.

Хозяин лавки магических зелий и по совместительству этого шикарного особняка – мой приятель. Когда ты оказываешься в городе, отрезанной от своей семьи, поневоле приходится заводить знакомства.

Нейт на эту роль подошел отлично.

– Какими судьбами? – продолжает уточнять зельевар, мягко двигаясь вдоль прилавка. Он уже видит – его лаборатория является рабочей зоной, а значит, наши эмоции на виду. И пусть у него только второй уровень эмпатии – этого хватает.

– Мне бы контракт… – почти прошу я, уже видя, как поджимаются его губы.

– Контракт… – повторяет он и я чувствую исходящую от него волну сомнения, смешанного с какой-то растерянностью, – не уверен, что в этот раз смогу помочь.

– Почему?

Я растеряна: Нейт был моей последней надеждой. Без неё мне…

– После того, как уволился ваш инквизиторский состав, мои люди неохотно берут заказы.

– Это как-то связано?

– Понятия не имею, – мужчина смотрит на меня, а его руки под прилавком перебирают флаконы, – я пытаюсь выяснить, но пока глухо. Может, тебе пока…

– У меня есть, – отказываюсь я, натыкаясь на понимающий взгляд:

– Джо, да?

Киваю.

– Как он?

– Хорошо. Ждет, пока Адель подарит ему третьего.

– Да ты что? – темные глаза Нейта теплеют, по краю радужки пролегает золотистый ободок, – как родит – передавай поздравления. И… скажи, после дня Отца заеду.

– Хорошо.

Я уже поворачиваюсь, чтобы уйти, как в спину мне летит:

– Давай всё-таки попробуем. Но без гарантий.

У меня с плеч будто скала сваливается – все-таки есть шанс… остаться человеком.

Подписав все необходимые бумаги, я выбегаю из мастерской. Извозчик терпеливо дожидается у ворот. Он в курсе нашей специфики, поэтому лишних вопросов не задает – лишь когда я оказываюсь рядом, задает вопрос:

– Как Тревор?

– Отлично, – улыбаюсь, – сыт, толст, доволен – что ещё надо коту?

Экипаж трогается, а я все ещё не могу погасить улыбку. И как Нейт не обижается…


К крепости подъезжаем вовремя – короткая стрелка на городской ратуше стоит четко на восьмерке в то время, как длинная указывает на “без пяти”. Сегодня допросов не предвидится – разве что-то совсем экстраординарное. А значит, меня ждет стандартный рабочий день и куча писанины.

Каланхоэ выжил. Я констатирую это сразу, как только попадаю в кабинет. Переставив везучее растение на подоконник – поближе к тусклому зимнему утру, я не выдерживаю – зажигаю верхний свет, настольную лампу, раздвигаю тяжелые портьеры. Зимой мне отчаянно не хватает солнца – и сегодняшний день не является исключением.

На растопку камина уходит ещё четверть часа – хоть в крепости и топят, я никогда не отказываюсь от живого огня. Да и работы немного – я всегда заполняю документы по горячим следам, поэтому сегодняшний день будет посвящен переносу данных из моего личного планшета на бланки строгой отчетности. Поэтому я не тороплюсь – хожу по комнате, разминаю шею, поправляю статуэтки, рядочком стоящие на книжной полке. Там же нахожу пару нечитанных книг – в прошлый раз не зашли, но что мешает дать им второй шанс?

Наконец, все дела переделаны и мне ничего не остается, кроме как заняться своими непосредственными делами. Я подхожу к сейфу, но открыть его не успеваю – на столе вибрирует магический передатчик.

– Дознаватель…

– Мисс Локуэл?

Ну конечно, кто же ещё…

– Вам не кажется, что мы слишком часто общаемся, мистер Максвелл?

– Не кажется. Но, если честно, я бы предпочел контактировать с вами по более приятным поводам.

Его голос собран и в нем, кажется, проскальзывают нотки тревоги, поэтому подбираюсь я мгновенно.

– Что случилось?

– Разрешите, я зайду?

Киваю, словно он может меня видеть:

– Да, конечно.

Оставшееся время до прихода инквизитора я провожу странно: зачем-то ставлю чайник, смахиваю пыль со стола и долго, до скрипа, протираю листики несчастного каланхоэ. И, наконец, когда за дверью слышится стук, будто выныриваю из странного сна.

– Войдите!

Дверь незамедлительно отворяется, являя мне инквизитора во всей своей красе.

Он уже не на дежурстве, а штатная служба требует и выглядеть соответственно. Я сотни раз видела инквизиторскую форму, но в этот раз просто не могу отвести взгляд от черного костюма с красными вставками и серебряными пуговицами. На парадной форме пуговицы золотые, а красные вставки заменены другими, цвета засохшей крови.

В память о погибших одаренных в темные века.

Я не знаю, сколько времени я изучаю стоящего на пороге Максвелла. Минуту, две – а может, целую вечность? И он реагирует – искривляет губы в ироничной усмешке и немного ехидно замечает:

– Мисс Локуэл, если вы закончили…

Спохватившись, отвожу взгляд, автоматически набрасывая на себя завесу отрицания. А то ещё почувствует весь букет моих эмоций. Конечно, утешение слабое – инквизитор чувствует изменившуюся атмосферу и его ноздри на мгновение раздуваются, точно у хищника, почуявшего жертву. Но мужчина тут же берет себя в руки, делая вид, что ничего не заметил и проходит в кабинет. В его руке я замечаю темную папку института пристального дознания.

Так, а это уже интересно.

– Присаживайтесь, – пользуясь правом хозяйки, гостеприимно указываю инквизитору на стул, – чаю?

– Нет, благодарю, – он вновь усмехается, – я после прошлого всю ночь заснуть не мог.

Звучит… двусмысленно, но я стараюсь не подавать виду – сажусь напротив и внимательно смотрю на Максвелла. Зелье действует – я не чувствую никаких спазмов или слабости. Джо все-таки волшебник.

– Сегодня я принимал дела у уволившихся инквизиторов, – Риндан серьезен, – заочно, конечно.

Киваю.

– И в ряде документов нашел странные и, что самое главное, повторяющиеся ошибки.

– Вот как? – я пока не понимаю, что сподвигло мужчину советоваться со мной.

– Смотрите, – он открывает папку и я послушно склоняюсь над ней. Наши головы сближаются и я все-таки чувствую, как простреливает в позвоночнике, – здесь описаны эмоции задержанных.

Пробегаю взглядом по строчкам. Страх, ненависть, разочарование, презрение… снова страх… Степени выраженности эмоций заботливо прописаны в поле рядом.

– Вам ничего не кажется странным?

Поджав губы, некоторое время смотрю на написанные ровным почерком строки. Затем забираю папку и отхожу к окну. Ещё раз читаю и, поднеся листок к носу, вдыхаю запах чернил.

– Даже не знаю, с чего начать, – выдаю я, осознав размер подставы, – и много таких дел?

– Боюсь предположить, но около полусотни.

Привалившись к стене, прикрываю глаза:

– Нужно писать в столицу. Срочно.


Через час все стоят на головах. Прибитая к общему шторму отдельным течением, имя которому Риндан Максвелл, я покорно поддаюсь всеобщему безумию. Допросы отменены и лишь дежурный дознаватель и дежурный же инквизитор остаются на своих местах. Мы же все брошены во власть архива.

Ряды темных папок (пока что за последние полгода) пугают своим количеством. Сняв завесу отрицания, приступаю к делу: проглядываю дело на предмет дописанных строк, сообщаю секретарю, дожидаюсь подтверждения инквизитора. И так по всему архиву. Девять дознавателей, на которых приходится всего лишь три инквизитора, действуют так же и по всему архиву разносится шелест бумажных страниц.

Риндан занят с другими следователями – но я регулярно слышу его голос, доносящийся из-за рядов книжных полок. А со мной работает другой инквизитор, тоже из новых. Он мне неприятен, от него терпко пахнет лакрицей и, что самое страшное – он все это понимает. А посему лишь криво усмехается, подтверждая очередные мои слова. Завесу отрицания пришлось снять – здесь им нужны мои эмоции.

Проглядев с полусотни папок, я как-то незаметно для себя втягиваюсь и инквизитор уже не вызывает отрицательных эмоций. И даже когда в коротком перерыве он предлагает мне чай, я улыбаюсь и киваю.

В архиве не топят – тепло разрушает магические заклинания, призванные сохранить бумагу от повреждений времени. Но шубка греет слабо – промороженный камень с успехом выполняет свою функцию, превращая архив в филиал ледника. Я уже даже не обращаю внимания на окоченевшие пальцы, лишь изредка, на автомате, cогревая их заклинанием горячей крови – единственным доступным здесь, да и то, в качестве исключения.

А папкам конца и края нет… архив поднят уже за последний год и секретари кладут на мой стол все новые и новые стопки дел. Голоса Максвелла уже не слышно – видать, завалило работой, а может, просто я перестала обращать внимания на то, что творится вокруг.

И вновь папки, папки…

Когда темнеет, в архиве зажигают свет – круглые светильники, дрейфующие над потолком, являются плохими помощниками – я хмурюсь и морщусь, пытаясь разглядеть разницу в чернилах. Наверное, именно поэтому инквизитор вдруг качает головой:

– Не стоит.

Я вопросительно гляжу на мужчину.

– Я попрошу приостановить рассмотрение до завтра, – с этими словами он поворачивается и исчезает за полками, оставляя меня с раскрытым делом в руках.

Срабатывает. Подошедший через несколько минут после ухода инквизитора секретарь сообщает, что на сегодня всё. Кладу дело и некоторое время просто стою, пытаясь ощутить тепло в окоченевших ногах. Холод есть холод – здесь даже теплые сапожки с мехом не спасут. По приезду домой надо залечь в ванну.

Я все же сдвигаюсь с места. Прохожу мимо двойного конвоя из гвардейцев и уже на лестнице сталкиваюсь со “своим инквизитором”. Он, судя по всему, намерен остаться в архиве – и, проходя мимо, лишь кивает мне:

– Хорошего вечера, мисс Локуэл.

– Спасибо, – киваю, стараясь не думать, откуда он знает мою фамилию, – и вам…

– Вальтц, – улыбается он кончиками губ, – просто Вальтц.

– Хорошего вечера, Вальтц, – искренне желаю я, отвечая на улыбку.


Домой я приезжаю разбитой. Как назло, угли прогорели и дом вновь наполнился холодом. Поэтому я вновь долго выгребаю золу, разжигаю огонь, а затем, не раздеваясь, заползаю под одеяло в выстуженной спальне. Меня трясет – вряд ли усталость тому виной. На ванну сил уже не остается – я проваливаюсь не в сон: куда глубже.

Из небытия меня резко вырывает несколько часов спустя: непрекращающаяся судорога проходит по телу, заставляя меня выгнуться и сдавленно застонать. Зелье… зелье Джо стоит на столе в кухне. Последний раз я пила его перед выходом на работу, а переносной пузырек так и остался лежать в кабинете: во время постоянной работы с инквизитором зелья запрещены. Поэтому я так не люблю пристальное дознание.

Морщась и постанывая, сползаю вниз, понимая, что ноги не слушаются. Наливаю воду. Темное густое зелье капает в воду, расплываясь по поверхности масляными пятнами. Пять… мало. Шесть, семь, восемь… В самый раз!

Опрокидываю стакан и некоторое время сижу, чувствуя, как по телу растекается тепло. Ноги постепенно становятся послушными, а судорожные проявления отступают на второй план. Но сейчас всплывает другая проблема: Джо, рассчитывая на скорое нахождение мной мужчины, смешал слишком мало. И теперь зелья осталось на донышке. Около двадцати капель – на работе. А всего…

До послезавтра включительно.

Решив подумать об этом утром, я гляжу в окно и вижу, но уже почти рассвело. Ложиться спать не имеет смысла и поэтому я решаю совершить запланированное вчера и поворачиваю вентиль для нагрева воды.

Время до работы я коротаю в ванной. Взятая с собой в царство воды книга так и остается нераскрытой: мне откровенно плохо. Все же Адель права: так запускать ситуацию не следовало. А ведь если бы можно было обойтись без мужчины, всё было бы гораздо проще.

Я высовываю из исходящей паром воды ногу и некоторое время задумчиво гляжу на конечность. Нейт должен справиться – он явно понял, что мне очень нужно. А значит – приложит все усилия.

Завернувшись в полотенце, я сушу волосы теплым паром из трубы для нагрева воздуха и, набросив домашнее платье, мельком смотрюсь в зеркало. Отражение выдает мне правдивую картину: спутанные пряди цвета гречишного меда, лихорадочный румянец на щеках. После зелий Джо меня всегда штормит – аллергия на некоторые компоненты заставляет мужчину подбирать альтернативу и из без того небольшого списка. Но я не в обиде – сама виновата.

Есть не хочется. Но, вспомнив о том, что вчера я довольствовалась лишь печеньем, я заставляю себя съесть несколько картофелин и небольшой кусочек мяса. Если всё будет, как и вчера – мне понадобится энергия.

Город встречает мокрым снегом. Вот тебе – то всю зиму льет, как из ведра, то зима решает одарить нас всем своим великолепием. Выбираясь из экипажа, стараюсь не наступить в лужу. Тщетно – все же оступаюсь и правый сапог тут же заполняется ледяной водой. Как же некстати! Хорошо, что в кабинете есть сменная обувь.

Хлопнув дверью собственной обители, я быстро переобуваюсь. Кожаные ботинки на тонкой подошве плохо подходят на роль замены, но с мокрой ногой в архив я уж тем более не спущусь. Радуясь, что сегодня вместо штанов надела теплое длинное платье, я пристраиваю пострадавший сапог у огня и спускаюсь вниз.

Всё те же лица и те же длинные ряды папок. Вальтц приветливо кивает мне от окна. Отвечаю ему тем же – несмотря на первичную неприязнь инквизитор все же показал себя неплохим человеком. Судя по всему, работать нам сегодня тоже предстоит вместе. Привычно усаживаюсь на стул. Платок с головы не снимаю – меня бросает то в жар, то в холод. Ощущения для меня привычные, но зелье Джо здорово ослабляет иммунитет. Как бы не простыть.

– Приступим, – мой голос звучит хрипло и инквизитор недоверчиво глядит на меня. Качаю головой – мол, всё в порядке. Вальтц пожимает плечами, будто говоря, что это не его дело, и мы начинаем.

На втором десятке папок что-то меняется. Вначале за стеллажами раздается странный шум, но я не подаю вида, старательно рассматривая чернила. А затем дверь распахивается и на пороге появляется Максвелл.

– Уважаемые работники нашей скромной обители! – его голос, приправленный толикой юмора и усиленный заклинанием разносится по архиву, отражаясь от его стен и птицей возносясь к сводчатому потолку, – прошу принять во внимание, что до четверга нам необходимо закончить с архивом! В пятницу прибывает королевская комиссия дознания и нам необходимо знать истинное положение вещей! Всем хорошего дня! – на этом видимо, объявление заканчивается.

Инквизитор слегка морщится, снимая заклинания усиления звука и ловит глазами мой взгляд. Я слегка улыбаюсь и наклоняю голову в приветствии. И меня тут же ведет – слегка, несильно – но этого хватает, чтобы мужчина подобрался и, прищурившись, внимательно посмотрел на меня. Тут и ходить далеко не надо – вон как активизировались поисковые потоки в помещении! Максвелл сканировал меня – сканировал быстро, умело и по возможности незаметно. Для всех ниже четвертого уровня.

– Мистер Максвелл, если вам что-то нужно узнать – лучше спросите, – устало прошу я, ощущая, как вновь простреливает позвоночник.

Вальтц недоуменно смотрит на меня. Запах лакрицы становится невыносимым.

– Мне вас покинуть?

– Да! – припечатывает Риндан и мне ничего не остается, как кивнуть.

В том, что Максвелл почувствовал мое состояние, уже не остается сомнений: уж слишком изучающим становится его взгляд, стоит только Вальтцу выйти. Шаг. Ещё шаг. Почти сжавшись в комок, я наблюдаю за приближением инквизитора. Его эмоции я прочесть не могу – не хочу узнать, что…

– Мисс Локуэл, с вами всё в порядке? – вкрадчиво интересуется мужчина, приблизившись почти вплотную.

Покусывая губы, молчу. Что тут говорить? Ложь он распознает слету.

– Значит, не в порядке, – тихо констатирует Риндан и, схватившись за спинку стула, разворачивает его к свету. Я разворачиваюсь вместе со стулом, уже через мгновение оказываясь во власти изучающего взгляда инквизитора. А впрочем, ему хватает пары мгновений.

– Так-так-так…

В мужском голосе не слышно ровным счетом никаких эмоций и, решившись, я осторожно сканирую помещение и тут же осекаюсь, чувствуя, как нас двоих окружает полог безмолвия.

– Не трудитесь, Мейделин, – мужчина насмешливо глядит на меня и я едва не втягиваю голову в плечи. Он впервые назвал меня по имени и я все ещё не могу понять, какие эмоции внутри меня это вызывает, – скажите лучше, как вам в голову пришло явиться на работу в таком состоянии?

В ответ я бурчу нечто невразумительное, но очень оправдательное. Не работает – он выслушивает меня со всем вниманием, а стоит мне замолчать, выносит вердикт.

– Домой. Лечиться, – и не успеваю я открыть рот, добавляет, – я провожу.


Глава 3


Галантно придерживая меня под локоть, Риндан выводит меня из архива. Я, признаться, ему благодарна – в голове с каждой минутой шумит все больше, а ноги так и вовсе подгибаются. Вальтц стоит у окна, опершись на подоконник. При нашем появлении он оборачивается, открывает рот и…

– Мисс Локуэл приболела. Найди себе другого напарника.

Виновато улыбнувшись, я развожу руками, слыша над ухом ироничный хмык. Но Вальтц всё понимает. Кивает, соглашается, желает мне хорошего дня и возвращается в архив, оставляя нас наедине.

Перед самым выходом из крепости я торможу.

– Мне надо переобуться.

Вопросительный взгляд заставляет рассказать о многострадальном сапоге. Внимательно меня выслушав, Максвелл так же молча подхватывает меня на руки и выносит из крепости.

Я окаменеваю – такое поведение для мужчины недопустимо. Но инквизитор, кажется, не смущается – несет меня к темной массе экипажа так уверенно, будто всю жизнь этим занимается.

– Отпустите меня, – осторожно прошу.

Нет. Глухо, как в ночью в бане. Поднеся меня к ожидающему извозчику, Риндал, не ставя меня на землю, распахивает дверь и сгружает меня внутрь. Подождав, пока я устроюсь на твердом холодном сиденье, запрыгивает следом и ударяет ладонью по стенке экипажа.

– Поехали!

Мы трогаемся с места, а я не свожу с мужчины глаз.

– Что, мисс Локуэл? – усмехается тот.

– Вы едете… со мной? – решаюсь я на вопрос.

– Я же сказал – провожу, – как само собой разумеющееся объясняет он, – заодно прослежу, чтобы вы не вернулись на работу. А то вдруг вы тоже трудоголик?

Шутка удается, но смеяться над ней нет сил. Низ живота простреливает болью и, чтобы не показать своих эмоций, я отворачиваюсь к окну, набрасывая завесу отрицания на свою скромную персону.

– Вам влетит за магию в архиве, – тихо сообщаю Риндалу.

Тот так же тихо смеется:

– Переживу.

Некоторое время мы едем молча – глядя в окно, мимо которого проносятся хлопья снежной каши. Сегодня вторник – наверняка у Нейта должны быть для меня новости.

– Мистер Макс… – начинаю и тут же осекаюсь под ироничным взглядом, – Риндан, нам нужно кое-куда заехать по дороге.

– И куда же? – он не сводит с меня глаз.

– К… – я откашливаюсь: не каждый день приходится признаваться в подобном мужчине, – к Тревору.

В глазах инквизитора медленно, но верно проступает понимание.

– К Тре-евору, – протягивает он, а я неожиданно краснею, понимая, что Максвелл уже в курсе всех наших тайных мест. А хотя его наверняка просветили в первый день – тоже же актуально.

– К нему, – киваю как ни в чем не бывало.

Подумаешь – новость! Каждому дознавателю рано или поздно требуется разрядка. А учитывая, что в вопросах личной жизни мы плетемся в хвосте всех желающих, неудивительно, что дело поворачивается таким боком.

Некоторое время инквизитор молчит, гипнотизируя сиденье напротив, точно решая, стоит ли причина смены маршрута. Я терпеливо ожидаю, осознавая, что повлиять на решение мужчины уж точно не смогу. Да и хочу ли? Дрожь, пробегающая по пальцам и отдающаяся в затылке беспокоит меня куда больше. Действительно, и зачем поехала? Знала же, что и сегодня тоже потребуется протянуть день без зелья.

– Я сам заеду к Тревору.

Вздрагиваю и смотрю на Максвелла, сразу напарываясь на спокойный взгляд.

– Но вначале отвезу вас домой и прослежу, чтобы горничная сделала вам чай.

Я смеюсь:

– Нет никакой горничной, Риндан.

– Почему?

Вздыхаю. По поводу Тревора инквизитор явно предупрежден, а о том, что ввиду близости к пустошам Шарры, где в прошлом веке сжигали колдунов, люди очень настороженно относятся к нашему брату – нет. Но мне уже лучше и я решаюсь на короткий рассказ. Заодно затрагиваю ряд суеверий, коснувшихся наших краев. Максвелл хмурится, но не перебивает – лишь допускает короткий смешок, когда я рассказываю мертвых воронах на крыльце.

– Только не говорите, что меня это тоже ждет.

– Нет, – успокаиваю я мужчину, – после просветительской деятельности кардинала ситуация улучшилась.

Он кивает, принимая пояснения, и его лицо светлеет.

– Ну и отлично. Терпеть не могу дохлятину.

Я качаю головой. Здесь, в Лаерже порой оживает прошлое – и я не уверена, что готова столкнуться с ним лицом к лицу.

– Хорошо ещё, что религиозных фанатиков нет, – выдаю, поворачиваясь к мужчине.

Тот заинтересованно сверкает глазами:

– Да, это несомненный плюс.

На этих словах экипаж тормозит возле моего дома. Риндан спрыгивает первым, подает руку. Я жду фальшивых восхвалений своей старой обители, но, на удивление, их нет. Инквизитор оглядывает дом, будто бывал здесь десятки раз, и осторожно ведет меня по скользкой дорожке, замечая только:

– Садовника бы вам.

– На днях думаю пригласить, – улыбаюсь.

У двери я долго ищу в карманах ключ, пока не понимаю, что оставила его в кабинете. Поэтому лезу под старый горшок у крыльца и достаю запасной. Максвелл удивленно вскидывает брови:

– Отчаянно!

– Нормально, – усмехаюсь я, – кто полезет к дознавателю?

Я права – с тех пор, как я поселилась в этом доме, в районе резко снизился уровень преступности: не любят подозрительные личности вести дела в местах, где в любой момент тебя могут схватить за самое ценное. Но вслух я не говорю ничего – отпираю дверь и жестом прошу инквизитора пройти в дом.

Здесь, слава Богине, тепло. Бросив взгляд на приоткрытую печную заслонку, я понимаю, что забыла пригасить пламя. Спасибо хоть дымоход открыла. Риндан помогает мне снять шубу, сбрасывает сапоги и озирает моё скромное хозяйство.

– Симпатично!

– Спасибо, – благодарю я уже от окна, где отмеряю новую порцию зелья, – будете что-то…

Договорить не успеваю – инквизитор качает головой:

– Я бы с удовольствием, Мейделин, но вынужден вернуться на работу. Сейчас только отведу вас в постель.

Возражения застревают где-то в горле – я внезапно понимаю, что, в общем-то, и не против.


Максвелл действительно выполняет обещание – терпеливо ожидает, пока я переоденусь в ванной, затем отводит наверх. У кровати я нахожу исходящую паром глиняную кружку.

– Я не помню, чтобы вы ставили чайник.

– Я не ставил. У меня было мало времени.

Значит, магия. Вдыхаю незнакомый аромат. Пахнет фиалками, лимоном и ещё чем-то знакомым, но неуловимым.

– Имбирь?

Риндан кивает:

– Имбирь. Ещё лимонник и розовый лист.

Благодарно улыбаюсь, понимая, что аллергии на этот букет у меня уж точно нет. А поэтому отпиваю маленький глоток и осекаюсь, ловя насмешливый взгляд.

– В кровать ложитесь.

Послушно забираюсь под одеяло, радуясь, что с утра сменила простыни: на свежей ткани, пахнущей полынью, лежать приятно. Максвелл проходится по комнате, проводит несколько минут у камина и, когда пламя в нем начинает лизать дрова, всё же находит раскрытый на нужной странице томик. Его брови взлетают вверх:

– Когда вы успеваете читать, Мейделин?

– По вечерам, – сидя в кровати, я держу в руках кружку и почему-то не смущаюсь, наблюдая за инквизитором в своем домашнем антураже. Я бы даже сказала, что он в него отлично вписывается, да, боюсь, Риндан не поймет.

– И много успеваете прочесть? – задает он следующий вопрос, вертя в руках книгу.

– Много, – я протягиваю руку, – дайте сюда.

Сомневаюсь, что у меня получится заснуть. Хоть за чтением время скоротаю.

Максвелл улыбается, но книгу отдает. И почти сразу же прощается – некоторое время я слышу возню на первом этаже, а затем резкий хлопок двери и уверенные шаги за окном извещают меня о том, что я осталась одна.


Я провожу остаток дня за книгой и лишь поздним вечером, когда окна заполняются ночью, позволяю себе сорваться в сон. Но длится он недолго – хлопок двери, возня и скрип лестницы дают мне понять, что у меня гость.

Риндан осторожно входит в комнату. Он уже переоделся – вместо форменного костюма на нем теплый свитер и штаны – кажется, именно в них он был на ярмарке. Не поднимая головы, я слежу за инквизитором – за тем, как тихо он скользит по комнате, кладет на стол сверток и, обернувшись, смотрит на камин. Огонь почти догорел, но мне хватает света, чтобы разглядеть ровный нос и четко очерченные губы. Пытаясь рассмотреть все до деталей, я неловко двигаюсь и тихо охаю, ощущая, как пульсирует в животе.

– Мейделин, вы не спите?

– Не сплю, – скрываться смысла нет.

Он подходит и присаживается на корточки рядом с кроватью.

– Как ваше самочувствие?

Я не успеваю отреагировать – на мой лоб ложится прохладная рука. И это настолько приятно, что я едва не тянусь следом, желая продлить прикосновение. Но… миг радости короток, а Максвелл хмурится:

– Да у вас жар!

Удивленно моргаю ресницами, а инквизитор вздыхает, будто решая, что делать. Его рука лежит рядом c моей и я ловлю себя на странном желании дотронуться. Впрочем, воплотить в жизнь не успеваю – у Риндана готов вердикт:

– Я вызову лекаря.

Не отвечая, я перекатываюсь на спину и обреченно прикрываю глаза. Лекарь враз определит и причину жара, и то, сколько у меня не было мужчины. А значит, нужно как-то этого избежать.

– Не нужно, – прошу я, враз притягивая вопросительный взгляд.

– Почему же, Мейделин?

Интереса в этом вопросе мало – инквизитор явно понимает, что дело нечисто. Особенно учитывая о моем упоминании Тревора…

– У меня внизу аптечка, принесите, пожалуйста.

Пока мужчина спускается вниз, я лихорадочно соображаю. Можно попросить вызвать лекаря позже, можно и вовсе потребовать обойтись без него, сославшись на страх. Или…

Додумать я не успеваю – Максвелл возвращается быстро. И уже следующая его фраза повергает меня в состояние глубокого ужаса.

– В каком состоянии ваш резерв?

Я тихо выдыхаю, медленно сползая под одеяло. Это не укрывается от Риндана.

– Мейделин? – тихо зовет он.

– В хорошем, – решаюсь на ложь я: завеса отрицания все ещё действует, а значит, мои эмоции он не услышит.

– Значит, ваш визит к Тревору носит… предупредительный характер?

А он галантен!

– Да.

Максвелл кивает и я не могу ничего разглядеть в темноте. Наконец, тишину, нарушаемую лишь потрескиванием углей, прорезает его голос:

– И все же я настаиваю на лекаре… если вам не станет лучше до завтра.

Облегченно выдыхаю – кажется, пронесло. До завтра всё ещё тысячу раз может поменяться.

А может, и Нейт подыщет мне кого-то.

– Как на работе? – уточняю, чтобы хоть как-то заполнить возникшую паузу.

– С архивом закончили, – кратко отвечает он, – завтра все выходят в прежнем режиме.

Быстро они…

– Мейделин, у меня вопрос.

– Слушаю?

Я не боюсь его любопытства, хоть интуиция и подсказывает мне, что не все так просто. Не с руки инквизиторам беспричинно заводить разговор c коллегой, да ещё и приглашать оную затем на чай.

– Он, возможно, покажется вам некорректным.

Улыбаюсь – как будто он может это видеть:

– Спрашивайте.

– Зачем вы пользуетесь услугами Тревора?

Да, вопрос действительно некорректен. Точнее, был бы таким для меня, не отвечай я до этого на него несколько десятков раз.

– А у меня есть выбор?

В этот раз всё иначе. Я могла бы воспользоваться стандартным ответом, давно для подобных случаев и заготовленным, но мне почему-то хочется услышать, что же побудило Риндана задать подобный вопрос.

И я слышу.

– Вы красивая и умная женщина. Уверен, любой мужчина был бы счастлив быть с вами.

В его голосе неприкрытой нотой сквозит интерес. Но мне внезапно становится смешно и я не могу отказать себе в этой маленькой прихоти, а поэтому тихо смеюсь и замолкаю только когда очередной спазм сдавливает горло.

– Покажите мне хоть одного, – прошу, чувствуя, что следующий приступ смеха уже на подходе.

– Например, я.

Некоторое время я пялюсь в темноту, пытаясь осознать услышанное. Признаться, оно не укладывается у меня в голове. Не то, чтобы мне не нравится Риндан – тут, скорее, наоборот, но…

Инквизитор и дознаватель? Нонсенс!

Но Максвелл не из тех мужчин, которых устраивает тишина. Выждав с минуту для приличия, но все же уточняет:

– Мейделин, вы заснули, что ли?

– Н-нет, – бормочу, уже уловив в бархатном голосе ироничные нотки.

– Только не говорите, что не слышали.

Слышала. Так слышала, что забыть теперь смогу нескоро. Но… речь ведь не об этом, верно?

– Зачем вам это, Риндан? – решаюсь на вопрос.

– Я не люблю терять время, блуждая вокруг да около.

Я не отвечаю – у меня просто нет слов. Вот что я ему скажу? “Простите, мистер Максвелл, вы мне тоже нравитесь, но я вас слишком мало знаю”? Да ну, бред какой-то.

Но отвечать не требуется. Я по прежнему не вижу инквизитора, но внезапно вдруг приходит осознание, что мужчина улыбается.

– Вам нужно время подумать?

– Да, – лишь отваживаюсь пискнуть я, все глубже проседая под гнетом непонимания.

Но, казалось, Риндану это и не нужно.

– Тогда поправляйтесь, – раздается шорох, шаги и внезапно ярко вспыхивает пламя в камине. Когда глаза привыкают к свету, я вижу, что мужчина сидит у моего огненного монстра с поленцем в руках, – завтра, к сожалению, проведать вас не смогу – дежурство. А вот послезавтра к вечеру зайду.

Я киваю. Голова гудит – но на этот раз виноват вовсе не переполнившийся резерв.

– На столе – ключ от дома и книги из вашего кабинета: возможно, вам их не хватает. Цветок я полил. Сапоги внизу.

– Спасибо, – тихо благодарю я мужчину.

– Дверь я закрою. С вашего позволения, могу я взять запасной ключ? Мне дико, что вы оставляете его у всех на виду.

Окончательно смутившись, я киваю:

– Да.

– Тогда спокойной ночи, Мейделин, – его голос звучит вкрадчиво, – выздоравливайте.


Утром я долго валяюсь в кровати, игнорируя привычное гудение паровоза. Максвелл вчера ушел, оставив после себя облачко мыслей, которые не давали спокойно спать. Именно поэтому задремала я уже под утро, прежде испив настойки Джо и передумав всё, до чего могла дотянуться мозгами.

Взглянув в окно, я не вижу привычных ветвей яблонь. Более пристальное изучение этого нонсенса приносит свои плоды: за окном валит снег. Густой, пушистый, он падает с неба плотным одеялом, не оставляя ни малейшего просвета.

Часы показывают почти девять.

В голове светло и, сколько я не силюсь, не могу обнаружить ни малейшего следа недуга. Даже тело послушно и податливо в прежней мере. И, если бы не переполненный резерв, который я ощущаю сразу, как только начинаю о нем думать, то всё было бы лучше некуда.

Выпив зелье Джо, я некоторое время сижу неподвижно, не столько пытаясь ощутить его действие, сколько понять, как долго ещё протяну. Максвелл, конечно, обещал заехать к Тревору – но что-то подсказывает мне, что после вчерашней лжи мне лучше сделать это самой.

Я не тороплюсь – завтракаю, завариваю себе чай, добавив туда несколько капель общеукрепляющего зелья, листаю принесенные Ринданом книги… после теплого душа долго стою перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение. И наконец решаюсь – подойдя к магическому передатчику, набираю код и прошу извозчика.

Внезапный приступ слабости ловит меня на выходе и я едва не падаю, хватаясь за дверную ручку. Странно… зелье ещё должно действовать! На всякий случай возвращаюсь назад и капаю себе ещё одну порцию.

Не помогает – стоит только экипажу притормозить у калитки, как под ложечкой начинает посасывать, а в пальцах прорезается дрожь.

Окончательно растерявшись, я выбегаю из дома, не понимая, куда идти. У Нейта есть зелья – только помогут ли они? Или же ехать к Адель и просить помощи? Подумав о большом животе сестры и подходящем сроке я решаюсь начать с Тревора – может, его мастерство поможет больше?

В дилижансе мне становится легче – наверное, все-таки начинает действовать зелье. К Тревору я приезжаю в полном порядке, но радость оказывается недолгой – головокружение дает о себе знать перед самой лестницей, ведущей в мастерскую. Я хватаюсь за перила и чудом сохраняю вертикальное положение, поэтому в помещение уже вваливаюсь, как слепец – и тут же попадаю во власть цепкого взгляда мастера зелий.

– Всё плохо?

Мужчина умеет ловить суть, поэтому мне не приходится растекаться мыслью по древу – я коротко киваю и с облегчением выдыхаю, глядя, как передо мной ставят стакан, до краев заполненный красной жидкостью.

Зелье обжигает рот, но я не останавливаюсь – допиваю до дна и, кажется, даже пытаюсь облизать стакан, но мне не дают. Нейт деликатно высвобождает посудину из плена моих пальцев и, придерживая за плечи, отводит в соседнюю комнату. Я сбрасываю шубку, сажусь на единственное кресло и утыкаюсь носом в воротник платья, ощущая, как постепенно появляется контроль над телом.

Я не знаю, сколько я там сижу, бездумно уставившись в пламя камина. К Нейту приходят посетители – я слышу их голоса за стеной. Тревор, не выдержав человеческого засилья, приходит ко мне и устраивается на коленях. Я почесываю лоснящуюся тушку за ухом, слушая тихое урчание и почти впадаю в забытье – наверное, именно поэтому следующий хлопок двери отдаётся где-то в голове, заставляя меня выпасть из мыслей. Но ещё больше этому способствует уже знакомый голос…

… который я не рассчитывала сегодня услышать.

– Где?

– В гостиной.

И тишина, за которой следует скрип подошв. Размеренный, тихий.

Очень нехороший.

Тревор, почуяв неладное, мигом слетает с моих колен, оставляя меня одну.

– Предатель! – шепчу я коту, слыша, как за моей спиной сгущаются тучи.

Наверное, где-то я нагрешила перед тримудрой Богиней, потому что комнату заполняет едкая тишина, а затем в ней раздается ехидное:

– Так-так-так…

Я закрываю глаза. Всё, финиш. Приехали.

– Нейт, да? – уточняю, хоть и без того знаю, что да – Нейт. Небось, ещё самолично известил. Вряд ли это совпадение.

– Мисс Локуэл, я у вас что вчера спрашивал?

Молчу. Наверное, молчание – лучший выбор: ни к чему устраивать вечер откровенности при свидетелях. И Максвелл это понимает, выбирая единственный путь – тоже молчать. Он молчит и с каждым мгновением я всё больше тухну, чувствуя, как внутри меня завязывается в узел всё прекрасное, доброе и вечное. Наконец, тишина достигает пика и, словно снежный ком, катится на спад. Меня сгребают с кресла, накидывают на плечи шубу и, подхватив на руки, выносят из гостиной.

– Хорошего дня! – желает Риндан Нейту, толкая ногой дверь, а я возмущенно распахиваю глаза, глядя, как ухмыляется последний.

Ах ты…

Я не успеваю додумать – ловко взобравшись по лестнице, Максвелл проносит меня по дорожке. Я вяло дергаюсь, понимая – не отпустит. Поэтому посадку в дилижанс, уже ставшую привычной, воспринимаю как должное. Захлопнув за нами дверь, Риндан, однако, не спешит занять место напротив – он усаживается рядом, притягивая меня к себе. Близость мужчины дает о себе знать моментально: низ живота заполняется предвкушающей болью, а я прикусываю губу, изо всех сил стараясь не застонать. Что он себе вообще позволяет?

Ответ приходит быстро – достав из кармана пальто металлическую флягу, Риндан откручивает крышку и спустя миг по салону плывет тяжелый запах виски.

– Пей! – фляга оказывается у меня под носом и я морщусь: алкоголь в моём организме – редкий гость. Но спорить сейчас – себе дороже, поэтому послушно подношу емкость ко рту. Первый глоток обжигает гортань похлеще зелья, на втором я морщусь и пытаюсь отдать флягу обратно.

– Ещё! – требует Максвелл и я делаю ещё три глотка. После этого инквизитор, видимо, считает количество жидкости достаточным, забирает посудину и прячет в карман, а я затихаю, понимая, что только что произошло.

Алкоголь – всегда последняя инстанция. Именно поэтому мы так его избегаем, если резерв полон больше, чем на две трети.

А значит, теперь никаких зелий.

Мы едем в тишине. Наблюдая, как мимо проносится заснеженный лес, я думаю о неважном. Снегопад уже утих и воздух прозрачен, как стекло. Наверняка завтра будут заморозки – а учитывая зайцев, яблони нужно укрыть уже на этой неделе. Да и дорожки бы расчистить… вон, даже Максвелл заметил.

Я осторожно кошусь на мужчину, но он, кажется, даже не замечает моего взгляда. Cмотрит в стену и кажется занятым своими мыслями. Пальцы, затянутые в черную кожу форменных перчаток, постукивают по ноге.

Вновь отворачиваюсь. Хотела бы я знать, что у него на уме – но сканировать пространство сейчас точно не решусь. Да и эмпатия у него на два уровня выше – сомневаюсь, что смогу что-то узнать.

Да и нужно ли?

Наконец мы тормозим у дома. Все так же, не говоря ни слова, мужчина распахивает дверь и подает мне руку. Пока я стою рядом, расплачивается с извозчиком и, открыв калитку, заводит меня внутрь. Он по прежнему молчит – молчит, пока мы идем по тропинке, молчит, когда мы заходим в дом. И лишь сняв с меня шубу и сбросив свое пальто, всё же подаёт голос:

– Итак…

Его тон не сулит ничего хорошего и я сжимаюсь в комок, предвкушая не очень приятные разборки.

– Мисс Локуэл, как давно в вашу прелестную головку пришла мысль о том, что врать инквизитору шестой степени эмпатии – это нормально?

Я смотрю на мужчину. На его форму, на прищуренные глаза, на плотно сжатые губы – и внезапно ловлю себя на мысли, что алкоголь явно был лишним.

– Мистер Максвелл, – официальное обращение дается просто, – согласно протоколу я не имею права лгать вам только при исполнении. Этот пункт не затрагивает сферу частной жизни.

Я хочу в подтверждении своих слов набросить на себя завесу отрицания, но в ситуацию вмешивается здравый смысл, напоминая, что это будет уже слишком.

Но Риндана, кажется, не интересуют мои оправдания. Пробежав взглядом по моим сжатым в кулаки ладоням, он криво ухмыляется и постукивает пальцами по стене. Прямо как в экипаже.

Тук-тук-тук…

– И давно у вас не было мужчины?

Наверное, именно в этот момент я понимаю – да, лгать явно не следовало.

– Два месяца, – и сглатываю пересохшим ртом: видимо, придется сообщать полную правду, – два с лишним. Десять недель.

– Два с половиной, – констатирует инквизитор, уже подхватывая меня на руки.

Целует он меня уже в спальне – не столько целует, сколько обозначает это действие, прикоснувшись своими губами к моим. Но я подаюсь к нему сразу, лихорадочно отвечая. Во рту будто пожар и срочно требуется утолить жажду. Мне даже прелюдии не надо – я вспыхиваю сразу, как спичка. Прижимаюсь к его горячему телу, чувствую физиологическую реакцию его организма на меня. Это в какой-то мере доставляет удовлетворение и я едва не рычу от удовольствия, стаскивая с него рубашку.

– Какая ты.... горячая, – заговорщицки шепчет Риндан.

– Это не я, это виски, – в тон ему отвечаю я, слыша в ответ тихий смех.

На ласки времени не остается – я хочу сути. И мужчина это чувствует – быстро пробегает по ряду пуговиц и платье падает на пол, даря долгожданное ощущение свободы. Мы перемещаемся к кровати и падаем на простыни, ещё хранящие аромат полыни.

– Что, даже чаю не выпьем? – пытается шутить Максвелл.

В ответ я лишь досадливо морщусь, нетерпеливо раздвигая бедра – мне не нужны шутки. Мне нужен…

Когда он входит в меня, я выгибаюсь дугой. То, что нужно – словно струя воды, льющаяся на потрескавшуюся от жары землю. А затем губы Риндана находят мои и он начинает двигаться. Вначале медленно, с каждым движением он убыстряет темп. Но мне много не надо – уже на второй минуте я взрываюсь. Долго бьюсь в сладкой судороге, которая в этот раз дарит освобождение, беззвучно крича, открыв рот, будто рыба. А затем, чувствуя, что Риндан ещё во мне, обхватываю его ногами, не давая отдалиться, и начинаю двигаться снова. И он поддерживает – сухая ладонь плотно обхватывает мое бедро и мы пускаемся в темп бешеной скачки. Мне не стыдно – стоит ли стыдиться того, что происходит сейчас? Однозначно нет.

Второй оргазм накрывает неожиданно. Он другой – глубже, полнее. В этот раз я рычу, будто львица. Максвелл вторит – и я чувствую внутри себя нарастающую пульсацию. Мне не грудь падают капли пота с его лба. Инквизитор нависает надо мной, будто скала – и внезапно обмякает, падая на меня и прижимая своим телом.

Резерв наполовину пуст.

Я закрываю глаза и обхватываю мужчину за шею. Вот теперь приходит понимание – будет стыдно. Не сейчас, завтра. На работе.

Но я подумаю об этом потом.

– Как мало женщине нужно для счастья… – хрипло шепчет Риндан, не сдвигаясь с места.

Я беззвучно смеюсь – я действительно счастлива. Наверное, всё же не только в резерве дело.

– Чаю? – одними губами предлагаю я.

– А тебе точно достаточно?

Приоткрываю глаза – мужчина лукаво смотрит на меня, подняв голову. В его глазах прыгают, веселясь, смешинки. И то ли этот взгляд, то ли тепло и давление мужского тела, то ли смешавшиеся ароматы полыни и мускуса дают понять – нет, не достаточно.

В этот раз всё проходит иначе. Мы долго целуемся, я скольжу пальцами по твердой мужской спине. Пробираясь ниже, исследую крепкие подтянутые ягодицы. Максвелл не протестует – он и сам занят. Его руки ласкают мои плечи, живот, спину… Он будто дразнит, не касаясь самого важного. И я это понимаю – потому что уже через четверть часа кладу его руку себе на грудь. Лениво… всё лениво. Поэтому и секс выходит медленным, тягучим, как мед. Я двигаюсь в такт, чувствуя, как заполняюсь предвкушением. Это уже не избавление – просто ощущения. Эмоции. Чувства.

Кончаем мы вместе, но привычно изогнуться мне не дают – Риндан обхватывает меня за талию и прижимает к кровати. И я извиваюсь под весом его тела, понимая – мужчина меня чувствует, как никто прежде. Он до последнего дразнит меня медленными, плавными движениями – и когда я начинаю срываться в удовольствие, меняет темп, замедляя меня. Поэтому оргазм накрывает меня постепенно, но неотвратимо. Как волны. И когда он всё же происходит, я не сдерживаюсь – кричу так громко, что слышат, кажется, даже соседи. Но… пусть слышат, им можно.


Я долго лежу в блаженной неге, прижимаясь спиной к горячему телу инквизитора. В голове – пусто, так же как и в резерве. За окнами крупными хлопьями валит снег. Камин почти догорел – но встать и подбросить пару поленьев откровенно нет сил.

– Мистер Максвелл, вы прогуляли дежурство? – решаюсь я все-таки начать разговор.

– Нет, – он обессиленно смеется, – Вальтц меня подменил.

– А-а-а, – выдыхаю я, прикрывая глаза. Говорить не хочется – даже эти пара реплик дались непосильным трудом. Голос, кажется, я все-таки сорвала.

Риндан прижимает меня к себе крепче и набрасывает на нас одеяло. Не выдержав, я поворачиваюсь к инквизитору лицом, ловя спокойный, слегка ироничный взгляд.

– У меня к вам вопрос, мисс Локуэл, – опережает меня он.

– Просто Мейделин, – теперь уже прошу я, наблюдая, как вспыхивает огонек в его глазах.

Мужчина некоторое время серьезно разглядывает меня и я уже собираюсь поинтересоваться причиной подобного внимания, как все-таки узнаю.

– Невероятно, – исторгает инквизитор, – для того, чтобы получить право называть женщину по имени, нужно всего лишь заняться с ней сексом! Знал бы я это раньше…

Я вновь смеюсь – заливисто, долго. И, разумеется, не одна.

– Так что за вопрос? – отсмеявшись, уточняю.

Максвелл озадаченно поджимает губы:

– Почему меня никто не предупредил, что Тревор – это кот?

Всё, финиш. Просто смеяться мне мало – я плачу, размазывая слезы по щекам и заходясь в приступе веселья. Одеяло сползает на пол и, чтобы я не сползла следом, мужчина обхватывает меня за талию. Я не против – кладу голову на подушку, упираясь лбом ему в грудь. Как же хорошо…

– Нейт не любит огласки.

– И его прикрывает этот рыжий наглец?

– Да, – подняв голову, я все-таки смотрю на инквизитора. Тот занят мыслями – и, наконец, резюмирует:

– Принесу ему колбасы.

Мы некоторое время лежим в тишине. Его рука поглаживает мою спину, я – задумчиво перебираю темные пряди его волос. Говорить не хочется – да и о чем говорить, в самом-то деле? Явно не о том, что произошло между нами сегодня.

А вот подумать есть о чем…

Нейт явно знал, что делает, вызывая Максвелла меня забрать. А значит, дело принимает интересный оборот.

– О чем думаешь? – он не выдерживает первым.

Я качаю головой:

– О разном.

– Например?

– Например, о том, как получилось, что ты так своевременно оказался у Тревора?

– Это риторический вопрос?

Перевернувшись на спину, я потягиваюсь всем телом, не стесняясь своей наготы и чувствуя, как Риндан меня разглядывает.

– Разумеется.

– Я заходил к Нейту после того, как отвез тебя домой. Он никого не нашел, а я не хотел тебя расстраивать. Прости.

Как все просто. И как все…

– Ничего, – я рассматриваю потолок, – бывает.

Мы лежим так ещё некоторое время, пока до меня не доходит – хочу пить. Графин с водой обретается на столе и, чтобы утолить жажду, мне все-таки приходится встать. Три шага – и я припадаю к источнику влаги, глотая прямо из графина: зачем тратить время на наполнение стакана?

– Мне тоже принеси, пожалуйста, – просит инквизитор.

Воды в графине меньше трети, но нам хватает – Риндан отрывается от сосуда, когда в нем остается буквально пара глотков. Заговорщицки смотрит на меня:

– Иди ко мне.

Сопротивляться нет сил – я падаю в его объятия, старательно не задумываясь о том, как буду смотреть ему в глаза. Вода была моим последним желанием – и теперь, слыша биение сердца мужчины, я медленно, но неотвратимо начинаю проваливаться в сон. И Максвелл это понимает – обнимает меня обеими руками и я не сдерживаюсь.

– Впервые встречаю таких самонадеянных мужчин, – улыбаюсь одними губами, – я подумать не могла…

– Самонадеян? – он прерывает меня на полуслове, – в точку! Мало того, я самонадеян настолько, что даже готов предложить греть вашу постель в свободное от работы время.

Я слабо улыбаюсь:

– В таком случае вы не самонадеяны. Вы идиот.

Он роняет смешок:

– Что вы, мисс Локуэл! Я просто очень целеустремленный.

Я хочу сказать что-то ещё, но не успеваю – меня утаскивает в сон и последнее, что я замечаю – его руку, которая дотрагивается до моих пальцев.


ГЛАВА 4


Утро дается тяжело. Я открываю глаза и некоторое время непонимающе разглядываю комнату. В постели я одна – но смятая подушка уверяет в том, что вчерашнее произошедшее – это не сон. Все тело приятно ноет, в животе обретается тянущая боль: всё как всегда после хорошего секса. Вот только…

Разочароваться я не успеваю – тихий шорох снизу заставляет меня прислушаться, а затем быстро соскользнуть с кровати. Домашнее платье подобрано с пола и аккуратно висит на спинке стула. Набрасываю его на себя и, даже не трогая широкий пояс, спускаюсь вниз.

Риндан никуда не ушел – он сидит на стуле и задумчиво листает одну из лежащих на столе книг. Перед инквизитором дымится большая чашка с чаем, а в тарелке рядом обретается несколько пирожков.

– Доброе утро, – несмотря на разбитое состояние, я улыбаюсь.

Он поднимает голову и окидывает меня взглядом.

– Скорее уж, день.

На Максвелле нет формы – сегодня он облачен в зеленый свитер с горловиной и темные штаны. Бросаю взгляд на вешалку – так и есть, вместо пальто там висит его дубленка.

– Ты домой ездил?

– Да. Заодно отпросил тебя на пару дней на работе.

Мои брови будто сами по себе ползут вверх.

– Как?!

– Сказал им правду. Нейт подтвердил.

На осознание у меня уходит несколько минут. Все это время я провожу на стуле, глядя как инквизитор разворачивает заказанные в таверне свертки. И лишь когда передо мной стоит тарелка с жарким, сдобренным, судя по запаху, хересом и украшенным веточкой петрушки, всё же решаюсь на вопрос:

– А сам?

– А у меня три выходных, – ухмыляется он и я смотрю на него растерянно, чувствуя, как мои губы расплываются в самой предательской из всех предательских улыбок.

Радость Максвелла тухнет быстро. Глядя, как ловко я расправляюсь с мясом, он присаживается напротив.

– Ты же понимаешь, что, если комиссия дознания что-то обнаружит…

Пережевывая кусок нежнейшей курицы, я киваю. С них, конечно, станется согнать абсолютно всех – и мое недомогание не будет серьезной преградой. Вот только эта небольшая ремарка, сделанная инквизитором, почему-то переключает мои мысли с приятных на рабочие и, отставляя опустевшую тарелку, я вновь возвращаюсь к служебным вопросам.

– А ты думал, как вообще могло так получиться? Подделка документов не единичная, одному человеку такое не провернуть.

Лицо инквизитора темнеет. Наверное, он думал о том же, что и я. Но в разговор включается сразу, будто мы уже некоторое время размышляем над этой проблемой.

– Скорее всего, архивариус был в деле. Он уволился с инквизиторским составом.

– Их в любом случае достанут, – я киваю: с такой службы по собственному желанию не уходят.

– Вопрос во времени, – многозначительно бросает Максвелл, а я уже понимаю, что это значит.

– И давно с ними пытаются связаться?

– Третий день. Разыскная служба кардинала задействована в полном объеме.

Я смотрю в окно. Засыпанные снегом ветви яблонь практически стучат в стекло.

Разыскная служба – это значит, что дело дрянь. Совсем дрянь.

– Разберемся, – наконец бросает Риндан, поднимаясь, – по крайней мере сделаем всё возможное. Вальтц обещал за эти дни подготовить выборку, приеду – ознакомлюсь.

Тихий смешок срывается с моих губ прежде, чем я успеваю это осознать. Я быстро гашу улыбку, но на вопросительный взгляд приходится ответить:

– Ты же трудоголик.

– Но я умею расставлять приоритеты, – хмыкает он, забирая тарелку со стола.


После обеда мы отправляемся гулять. До ранних зимних сумерек остается пара часов и, пользуясь случаем, я утаскиваю инквизитора на любимую опушку. Риндан долго, смешно наморщив нос, ищет что-то в снегу, а затем, внезапно выпрямившись, бросает в меня шишкой, выкопанной из-под белого одеяла. Я не оставляю его выпад без ответа и демонстративно леплю огромный снежок, глядя, как Максвелл, петляя, убегает от броска. Мне смешно и спокойно – удивительно, как может изменить жизнь пустой резерв. Или… не резерв?

Мысль, посетившая меня, настолько внезапна, что я замираю, открываясь врагу и пропуская снежок. Он летит мне прямо в лоб и через миг я уже сижу в сугробе, отплевываясь и пытаясь стряхнуть налипший на лицо снег.

– Не больно? – надо мной склоняется Риндан.

Я корчу страшную рожу и, схватив его за воротник дубленки, опрокидываю в сугроб. Он не сопротивляется и даже, кажется, поддается. Откинувшись назад, я наблюдаю за медленно синеющим небом. Сверху беззвучно падает снег и на мгновение мне вдруг кажется, что моя жизнь заложила вираж и понеслась по другому маршруту.

– Красиво, – комментирует инквизитор.

– Очень, – улыбаюсь я, глядя над склонившиеся над нами еловые лапы.

Лежать долго не удается – уже через несколько минут Максвелл поднимается и протягивает мне руку:

– Вставай, простудишься.

Подниматься не хочется, но резон в его словах есть – зелье Джо хорошо ослабляет иммунитет и даже опустошенный резерв здесь не поможет. Поэтому скрепя сердце встаю и даже позволяю Риндану себя отряхнуть.

– Замерзла?– зеленые глаза пристально глядят на меня и я внезапно понимаю – да.

– Замерзла, – улыбаюсь.

Этого хватает. Подхватив меня под локоть, инквизитор ловко выруливает на протоптанную дорожку и уже через четверть часа мы стоим у моей калитки. Не сдержавшись, бросаю взгляд на соседний дом и тут же хмурюсь: дым из трубы не идет. А, учитывая мороз, не топить – просто глупо. Значит…

– Что такое? – мужчина оборачивается ко мне и я внезапно обнаруживаю себя стоящей в одиночестве на улице. Риндан испытывающе глядит на меня от крыльца.

Качаю головой:

– Нет, все хорошо. Задумалась.

По дороге к двери я не удерживаюсь и еще раз оглядываюсь на дом, жалея, что крыльца отсюда не разгляжу: интересно было бы узнать, уехали они или что-то случилось?

Дверь скрипит, пропуская нас в тесный коридор. Нет, будь я одна, мне бы хватило, но Риндан будто занимает все пространство, нависает надо мной, помогая снять шубку и я только теперь замечаю, что едва достаю ему до плеча.

Мы проходим на кухню, но похлопотать у печи мне не дают: инквизитор усаживает меня в кресло, укутывает пледом и уже через несколько минут я наблюдаю, как мужчина ставит воду и засыпает в маленький чайник заварку.

– Отдыхай, – бросает он через плечо на мою неловкую попытку встать.

Обернувшись к окну, я вижу на подоконнике забытую книгу. Осторожно переворачиваю страницу и застываю, наткнувшись на слово “дело”. Шестеренки мыслей начинают вращаться в другом направлении и вот я уже вся в рабочей рутине.

– Как ты понял, что дела сфабрикованы?

– Запах, – его спина на миг каменеет и инквизитор возвращается к ополаскиванию чашек, – собственно, как и ты.

– Я ещё почерк заметила, – каюсь я, наблюдая, как ловко двигается мужчина, – степени выраженности эмоций позже прописывают. Через день или два, как улягутся. Возможно, у нас было иначе, но у нас дела общие.

– Вот как? – он отставляет чашку и все же оборачивается. Его взгляд окидывает мое закутанное в плед тело и я внезапно чувствую себя голой.

– Именно. Эмоции ты описываешь другому дознавателю, устно. После подтверждения инквизиции второй дознаватель вносит их в дело. А у вас?

– С бюрократией было полегче. Да и вообще… – он молчит, будто хочет задержать слова в себе, но в итоге не выдерживает, – как-то у вас здесь все мудрено.

– Ты что, только это понял?

– Коллеги уже просветили…

Ну да, как и по поводу Тревора.

– … но степень запущенности осознал лишь сегодня.

Я улыбаюсь, глядя, как Риндан сервирует стол к чаепитию.

– У нас пустоши Шарры просто близко. Вот они и перестраховываются.

– Боятся повторения?

– Вряд ли оно возможно, – я хмыкаю и все-таки отбрасываю плед, – столько времени прошло…

Максвелл не отвечает – лишь подвигает мне чашку, плошку с медом и некоторое время мы пьем чай молча. Но потом он все же нарушает тишину:

– Я сейчас ненадолго отъеду.

– Куда? – изумленно гляжу я на него, а затем на часы, – уже поздно!

– На работу. Наш разговор натолкнул меня на кое-какие мысли, – он глядит на меня и хитро улыбается, поймав вопрос на подлете, – расскажу, как вернусь.

Я киваю, вновь прячась за чашку. Действительно, какое мне дело до его планов?


Риндан уходит, когда часы показывают одиннадцать. Я провожаю инквизитора и, захлопнув за ним дверь, долго стою в коридоре, пытаясь разобраться с обуявшими меня чувствами.

Мне нравится Максвелл, в этом нет сомнений. Мне приятны его забота, осторожное обращение – как с хрупкой вазой. Мне даже разговоры с ним приятны, в том числе и на рабочую тему.

Осознав, что до истины сегодня не дойду, я набрасываю на плечи шаль и возвращаюсь на кухню. Чашки с недопитым чаем стоят на столе. Я долго кручу в руках чашку Риндана, будто надеюсь выхватить из обрывков разрозненных эмоций на кухне что-то важное. Но мне не удается – букет приятен, в нем есть и тягостное ожидание, и надежда, и даже вера в какой-то светлый исход. Потянув носом, на некоторое время замираю, словно уловив в окружающем пространстве нечто чужеродное. Показалось? Скорее всего.

Тонкая эмоция. Еле заметная ниточка тревоги, опутывающая помещение. Волнуется из-за рабочих дел? Скорее всего – в текущее положение вещей это очень даже вписывается. Я бы и сама запереживала, но… мне не хочется.

А на работу завтра съездить надо. Несмотря на проведенную проверку нужно ещё раз лично отсмотреть сфабрикованные дела. И даже если для этого выделят инквизитора, я должна это сделать.

Я обязана понять логику происходящего.

Легкое настроение куда-то девается, уступая место собранности. Ехать сейчас куда-то, конечно, нет смысла – в ногах ещё нет-нет, да и чувствуется слабость. Я даже прогулку едва выдержала – и забота Риндана после нее была очень кстати. А вот завтра определенно нужно наведаться в крепость. Только оденусь потеплее.

Я долго сижу у камина в спальне, протапливая комнату так сильно, как только возможно. Затем меняю платье и шаль на свободную ночную рубашку и сажусь за стол, подвигая к себе стопку бумаги и переносное перо. Дома я обычно избегаю рабочих вопросов… хотя кому я лгу? Если нужно, то могу и ночь проторчать за правками и протоколами.

Текст строка за строкой ложится на чистых лист. Освобождая голову от накопленного, я вспоминаю отца, научившего нас с Адель этой нехитрой премудрости. Это как резерв, только проще: за освобождение отвечаешь сам.

Я вспоминаю все, что произошло там, в архиве. Каждое дело, открытое мной. Каждую строку, врезавшуюся в память. Каждое слово, нет-нет, да и оставшееся в воспоминаниях. Все, конечно, не вспомню, но что вспомню – то моё.

Вальтц тогда от меня не отходил. Держался рядом, хоть и осознавал, что радости от этого – никакой. Вежливо подавал папку за папкой, попросил включить свет…

Интересно, раньше он тоже с Ринданом работал? Судя по манере их общения, они были знакомы и до прибытия в Лаерж.

Когда огонь в камине прогорает, я включаю переносную лампу и пишу, пишу, пишу. Время неторопливо шествует мимо, оставляя меня в полусогнутом состоянии над исписанными листами бумаги. Разные дела, абсолютно разные… воровство, убийства, разбой, насилие, клевета… В какую сторону сфабрикованы показания, тоже неясно – это будет устанавливать королевская комиссия дознания, а это значит – снова допросы, бесконечные очные ставки и куча проблем.

Когда за окном начинает брезжить предутренняя серость, я наконец откладываю перо. Передо мной лежат, исписанные мелким почерком, около двадцати листов. Вот бы сейчас и в голове был такой порядок. Но – нет. Я чувствую себя как после двойного дежурства без единого часа сна.


Кровать манит к себе небрежно откинутым одеялом и, укладываясь на подушку, я будто чувствую запах Риндана. Интересно, вернется ли он? У него же есть ключ. Хотя, наверное, он предпочтет выспаться дома. Шутка ли – такой марафон?..

Но Максвелл возвращается. Он приходит под утро, когда окна заполняется серым светом. Я лишь на миг приоткрываю глаза, чувствуя, как матрас прогибается под весом мужчины. А затем… горячая рука притягивает меня к твердому телу, а губы инквизитора легко пробегаются по моему виску, спускаются к ямочке за ухом, затем к ключичной впадине…

– Что ты делаешь? – шепчу я, улыбаясь.

– Здороваюсь, – так же полушепотом отвечает он, – ты спи, спи.

– Ты думаешь, я после такого засну? – фыркаю я, обнимая его за шею.

Он понимает и отвечает на ленивый предутренний поцелуй. И я не сопротивляюсь, чувствуя, как его рука беспощадно сминает плотную материю рубашки, пробираясь к бедрам и животу.

Раздеваться не приходится – желание приходит медленно и неотвратимо. И вот я уже мечусь под мужчиной, не желая открывать ещё сонные глаза. Наверное, это хорошо – я будто превращаюсь в сгусток эмоций и даже пелену отрицания не набрасываю – только таю вначале от его нежных прикосновений и поцелуев, а затем от ощутимых, но осторожных толчков внутри меня.

В этот раз меня хватает надолго – сказывается вчерашний день. Риндан мягко подводит к пику удовольствия и так же мягко, но решительно выталкивает в невесомость. И как ему только удается…

После секса я вновь засыпаю – абсолютно неправильно, не сказав ни слова и счастливо уткнувшись ему в грудь. Комната вновь выстужена, но мне хватает тепла, исходящего от мускулистого тела мужчины. Мне очень хорошо… и ему, судя по всему, тоже.


Утро встречает… теплом. В камине жарко потрескивает пламя, я мое платье приглашающе висит на стуле, рядом с шалью. Риндан же обнаруживается на кухне – но на этот раз у него в руках не приключенческий роман, а исписанные мной вчера листы. Я уж было вспыхиваю до корней волос, но тут же понимаю, что написанное ночью касалось лишь работы, а значит – никакой крамолы.

– Пыталась найти логичное объяснение, – объясняю коротко, присаживаясь на соседний стул.

Не отрываясь от писанины, Максвелл подвигает мне чашку, до краев наполненную горячим какао:

– Да я уже понял.

Он переворачивает лист и начинает читать написанное на обратной стороне. Некоторое время я наслаждаюсь напитком, а затем не выдерживаю:

– Что на работе?

– Дурдом, – он со вздохом откладывает писанину и устало глядит на меня, – королевская комиссия дознания перевернула архив вверх тормашками, добралась до дел десятилетней давности. Проверяет все.

По мере рассказа мужчины мои брови медленно ползут вверх. Ну ничего себе! Я-то думала, что…

– Нашли признаки фальсификации в делах пятилетней давности, – прерывает мои мысли Риндан, – сейчас таких дел стало больше. Намного больше.

– Осмелели, значит… – выдаю я, сжимая чашку обеими руками.

– Возможно, – уклончиво соглашается мужчина, – пока сложно говорить. Сейчас пройдет смерч и сможем понять.

Я фыркаю – сравнение комиссии дознания со смерчем на редкость удачное.

– Я хочу съездить на работу, – выдаю осознанное вчера.

Теперь удивляется уже Максвелл.

– Зачем?

– Ну надо же мне когда-то там появиться, – я поднимаю на мужчину глаза, напарываясь на серьезный ответный взгляд.

– В архив доступ за сутки заказывать нужно.

Вот, значит, как…

– Тогда сегодня закажу.

Я неумолима и мужчина это понимает. Взгляд напротив теплеет и Риндан откидывается на спинку стула и тоже берет чашку.

– Ты надолго?

– Пару часов, не больше, – я на мгновение замираю, но все же решаюсь договорить, – ты… останешься?

– Я бы с удовольствием, но хочу забежать домой, – разводит руками он, – надо хотя бы пару часов поспать. Давай вечером увидимся?

– С удовольствием, – улыбаюсь я, уже понимая, что эта фраза звучит о-о-очень двусмысленно.


Глава 5


От города за эти пару дней я отвыкла – так всегда со мной после выходных. Без особой охоты вглядываясь на проплывающие мимо окна истуканы особняков, я пытаюсь привести мысли в рабочее состояние. Тщетно – зеленые глаза инквизитора всё портят. Он будто сидит рядом, глядя на меня с характерным прищуром и смешинками, к которым я так сильно привыкла за столь короткое время.

Наконец экипаж останавливается перед нависающим над площадью зданием крепости. Сегодня мне не к главному входу – запасной подойдет. Скользя вдоль кованой ограды, я сворачиваю в незаметную глазу калитку и через небольшое кладбище – дань темным векам – выхожу к едва различимой в сухом плюще двери. Медный колокол, заслышав мое приближение, тут же дергается два раза – магия присутствия, которой пропитано все вокруг, не дремлет. Хотелось бы мне взглянуть в глаза магу, который способен на такое чудо.

– Мисс Локуэл? – Эйджес, наш сторож, пропускает меня внутрь. Он не один – пара гвардейцев кардинала стоят на страже и здесь. Приветливо киваю, стягивая с головы платок. На миг задерживаюсь перед неприметным окошком в стене и, получив молчаливое согласие дежурного инквизитора, прохожу внутрь – за мрачную решетку ворот.

Отсюда коридор может привести как наверх, в обитель правосудия, так и в подземелья, где томятся виновные и свидетели. Мне очень нужно в мой кабинет, но прежде я все равно миную два лестничных пролета вниз и нос к носу сталкиваюсь с охраной. Мне повезло – паренек, знакомый мне по прошлому посещению подземелья дежурит и сегодня.

– Всё в порядке?

Не дожидаясь ответа, прохожу к уже знакомой двери. За крошечным окошком для подачи еды горит свет. Терра обнаруживается на кровати – закутанная в одеяло, в свете лампы она читает старую растрепанную книгу и губы её двигаются, беззвучно проговаривая слова. Мне очень хочется зайти, узнать, как у девушки дела, но я не тороплюсь – знаю, что свидетели иногда выдают нетипичную реакцию. Ещё бы, в условиях полной изоляции.

– Моррис где?

Гвардеец морщится, точно вспоминая, и наконец выдает:

– Перевели в центральную тюрьму для пристального дознания.

Я холодею, чувствуя, как брови сами по себе ползут вверх. Как интересно… перевели? Почему не уведомили меня?

Про Терру я забываю сразу. Скомкано прощаюсь и, даже забыв пожелать хорошего дня, ныряю в низкий проем, за которым начинается лестница.

По ступеням я не иду – взлетаю. Миную пустоту холла, в центре которого уже установили древо ко дню Отца, проношусь по широкой парадной лестнице и, свернув в боковой коридор, по узким ступеням поднимаюсь в свой кабинет. Ключ проворачивается в замке со скрежетом, я щелкаю рубильником, наполняя комнату светом и уже через мгновение озираю вверенное мне хозяйство.

Ничего не изменилось – разве что каланхоэ стоит на низком столе у окна. На мгновение я чувствую горячий прилив благодарности – Максвелл убрал растение с подоконника, где зимние заморозки могли его убить. Но эта мысль проносится в моем мозгу мельком, а сама я, гремя ключами, уже открываю сейф. Заклинание кода поддается не сразу – раза с третьего, когда я уже начинаю терять терпение. Тяжелая кованая дверь будто сама по себе отъезжает в сторону, являя мне нутро несгораемого сейфа.

Дело Морриса лежит там, на второй полке, там же, где я его оставила. Опершись на стену, я рвано выдыхаю, окончательно осознавая, что дело нечисто.


Кабинет моего непосредственного начальства находится на этажом выше, аккурат над моим кабинетом. Но чтобы добраться туда, приходится вернуться в главный холл и подняться по центральной лестнице. Широкие мраморные ступени наводят на мысли о прошлом веке – крепость строилась ещё с расчетом на борьбу с еретиками. Как удивительно… каких-то сто лет – и ситуация поменялась, и теперь сами еретики заселили мрачное здание с каменными горгульями под крышей.

Третий этаж кардинально отличается от остальных. Пол устилает мягкий ковер и, прежде чем войти, я долго топчусь, не решаясь примять толстый ворс. Очищающее заклинание сыграет свою шутку, не оставляя на материи следов, но мне все равно неловко – впрочем, как и всегда, когда я вынуждена общаться с Лоуренсом.

Секретаря я знаю – сталкивались на допросах. Улыбчивый парень здоровается и, узнав, что мне нужно, скрывается за дубовой двустворчатой дверью, а я присаживаюсь на стул для посетителей. Дело, которое я захватила с собой, чинно лежит у меня на коленях. Оглядывая приемную, я успеваю заметить небольшую рокировку: цветок, который всегда стоял у окна, передвинут в центр, а картины перевешены, оголяя одну из стен. В свете вечного уюта святая святых начальства это выглядит донельзя странно, но я уже не удивляюсь – мне и в работе странностей хватает.

Долго ждать не приходится – уже через минуту дверь распахивается и секретарь жестом просит меня войти. Я смущенно улыбаюсь и проскальзываю в открытую створку, будто тень.

Каждый визит к Лоуренсу – как первый. Я не столько боюсь этого старого вояку, сколько опасаюсь воспоминаний, которые обязательно возникают после встречи с начальством. Вот и сейчас, стоит мне появиться на пороге, седовласый мужчина тяжело поднимается из-за стола и, улыбаясь, указывает на мягкое кресло у стены.

– Мейделин! Я думал, тебя уже не увижу в этом году!

Я смущенно улыбаюсь – Лоуренс, старый друг отца, питает ко мне лишь самые лучшие чувства. Уже присаживаясь на упругую подушку кресла, я вспоминаю, что Джо, кажется, что-то говорил про их переписку. Да, с него станется – круг общения мужа сестры достаточно обширен.

Глядя в голубые, немного выцветшие глаза начальника я слегка расслабляюсь. Нервозность, вызванная странностями с делом Морриса, постепенно отходит на второй план. Я отказываюсь от предложения выпить чаю и, немного подавшись вперед, выкладываю дело на низкий стол у кресла:

– Морриса забрали в центральную тюрьму. Дело не запросили.

Брови Лоуренса ползут вверх, но ненамного: начальник умеет сдерживать эмоции. Задав несколько коротких вопросов касательно непосредственной процедуры дознания, он подходит к столу и, набрав короткий номер, бросает в трубку несколько резких распоряжений. Я хмурюсь. Невзирая на то, что чувствую себя правой, ощущение заваренной каши не радует. Это не укрывается от начальства – заметив резкие перемены в моем настроении, мужчина усмехается и легкомысленно машет рукой:

– Забудьте. Возможно, они взяли копию дела из архива.

– Откуда в архиве копия? Её еще не сняли.

Голубые глаза сосредоточенно прищуриваются, а начальник зависает над столом, сосредоточенно постукивая по столешнице пальцами. Несмотря на тревогу, меня начинает пробирать смех: уж больно Лоуренс становится похож на Риндана: тот же сосредоточенный взгляд, та же морщинка между бровей…

Поймав себя на неугодных работе мыслях, я встряхиваю волосами, прогоняя из головы все лишнее. Как раз вовремя – мужчина оживает, выпрямляется и глядит на меня:

– Мне нужно будет время разобраться. Мейделин, вы можете идти. Нужно будет – вызову.

Я кручу в руках так резко ставшее никому не нужным дело:

– А это куда?

– У себя пока оставьте, – немного раздраженно бросает Лоуренс, но тотчас исправляется, глядя на меня немного виновато, – простите за резкость. В архиве сейчас такое… – он повторно взмахивает рукой и я уже понимаю: отдавать дело туда – не лучшее решение. Особенно учитывая последние подделки дел.

– Хорошо, – я киваю, захлопывая папку, – я уберу в сейф.

– Отличная идея, – в этот раз поддерживает Лоуренс, а я улыбаюсь, глядя, как пропадает складочка между бровей.


С сейфом я вожусь долго: идея сменить защитное заклинание возникла неожиданно, но была воспринята мной вполне благосклонно. Отставив каланхоэ обратно на подоконник и придвинув к сейфу низкий столик, я долго пыхчу, снимая старый код. Все-таки защитные заклинания – это не мое: в прошлые разы я вынуждена была вызывать для шифрования мастера кода. Но сегодня мне почему-то важно сделать всё самой, даже если на это уйдет масса времени.

Но все происходит иначе – сняв защитное заклинание, новое я ставлю за пару минут. Прищуриваюсь, не веря, проверяю защиту на просвет – все идеально. Тонкая золотистая вязь, видимая только поставившему или мастеру, опутывает железную коробку сейфа неприступной сетью. Взломать можно, конечно – но в таком случае я тут же почувствую отдачу от разрушившегося заклинания и смогу принять меры.

Особенно при пустом резерве.

При мысли о недавнем освобождении я слабо улыбаюсь – пустой резерв дает массу преимуществ: острее ощущаются эмоции, ярче видятся матрицы заклинаний и, конечно же, исчезает тревога за свое грядущее состояние.

Последнее – важнее.

Я кладу дело на полку и долго гляжу на него, точно желая удостовериться, что оно там, где ему надлежит быть – под надежной защитой толстой двери. Затем щелкаю замком и, набросив сверху защитную вязь, проворачиваю ключ. Всё. Теперь никто, кроме меня не сможет открыть сейф, прежде не оберясь проблем.


Домой я добираюсь долго. Прежде прошу извозчика сделать круг, заехав к мяснику: продукты дома подошли к концу. Когда экипаж тормозит, я быстро выскакиваю из двери и, несмотря на заверения возницы, что он подождет бегу в приветливо распахнутые двери лавки. Очереди нет и уже спустя пару минут я становлюсь обладателем сразу двух тушек – утиной и куриной – и увесистого свертка с говядиной. Убедившись, что на неделю мне этого точно хватит, я сажусь в экипаж и с облегчением выдыхаю: успела за четверть часа до закрытия.

Движемся мы медленно – сказывается дневной снегопад. Несмотря на вечер, город не спит – напротив, его вовсю украшают ко дню Отца и, глядя на разноцветные гирлянды, растянутые на улицах, я незаметно для себя начинаю улыбаться. Центральная площадь тоже не остается незамеченной – точно желая сделать мне приятное, возница закладывает круг и мы едем мимо небольшой ярмарки с подарками, минуем центральное древо, выставленное на небольшом возвышении и, заложив небольшой вираж у витрины пряничного магазина, сворачиваем в боковой переулок.

У дома я выхожу в хорошем настроении, которое тут же становится лучше, стоит мне увидеть, как из трубы соседнего дома валит дым. Видит тримудрая Богиня, что за время проживания здесь я знатно устала от приятного вначале уединения. Вот только странно – осознала я это лишь после того, как у нас с Ринданом…

Неожиданная мысль заставляет меня замереть, не дойдя до крыльца. А что у нас с Ринданом?

Зайдя в дом, я не включаю свет. Озарение, внезапно обрушившееся на голову, заставляет присесть у двери и прикусить губу.

Я ни разу не слышала об отношениях между эмпатами – возможно, потому, что девушек на службе короны единицы, у меня и нет ответа на этот вопрос. А значит, и рассматривать отношения с Максвеллом ввиду этого очень странно. Но Риндана, похоже, это не волнует.

Я ещё раз вспоминаю тот самый вечер. Спокойный голос инквизитора, его завлекательный, слегка ироничный взгляд, глаза, поблескивающие в полумраке комнаты… мужчина явно знал, что делает. Ну, или сделал вид, что знает.

Как вообще отреагируют наши резервы при… длительном контакте?

Контракты у Тревора я оформляла часто – ещё с момента своего первого визита, когда приезжала еще на собеседование: Адель, напуганная моей ситуацией с переполненным резервом, настаивала на профилактике. Со временем это вошло в привычку и, уже по прибытию в Лаерж я на второй же день отправилась знакомиться с Нейтом. Тот, помнится, долго удивлялся, узнав мой возраст: двадцать лет – не самое подходящее время для начала работы дознавателем. Но я уже ничего поделать не смогла – Лоуренс с заботливостью опытной наседки взял меня под крыло. Старый друг отца чувствовал перед ним ответственность за мою судьбу, да и я не возражала: так или иначе куда-то на службу пристроят. Адель и Джо, к тому времени выписанный из госпиталя (и списанный, пусть и не до конца, со счетов), поселились рядом, решив сразу две проблемы: приобретя подходящую недвижимость и сняв со своих плеч груз ответственности за мою судьбу. Но против я не была.

А вот мужчины… их было много. Как-то я пыталась пересчитать, но сбилась уже на втором десятке: Нейт тогда оформлял разовые контракты. Но, если посудить, оно и к лучшему – привыкания не возникает, а со временем начинаешь относиться к сексу, как к рабочему моменту. Уже к концу первого года службы я втянулась и лишь усмехалась, когда виделась с мужчиной повторно.

Загрузка...