Шепот Черных песков

Пролог

1846 год, Англия, Лондон

«Говорит Дарий-царь: если ты увидишь эту надпись и скульптурные изображения и не разрушишь их, а будешь охранять по мере сил, пусть Ахурамазда[1] будет тебе другом и пусть твой род будет многочисленным, да будешь ты долголетен, и пусть Ахурамазда даст благой конец тому, что ты делаешь»[2].

Поставив точку, Генри Роулинсон[3] выпрямился и отложил перо. Затем поднял лист бумаги перед собой и торжественно прочитал первые слова вслух:

– Говорит Дарий-царь!

В тишину кабинета, в котором работал сэр Генри, словно ворвался поток горячего воздуха. Как наяву из поднебесья послышался пронзительный крик орла, и исследователь вновь оказался в Персии – там, где в скалах более двух тысяч лет тому назад были высечены письмена, расшифровкой которых и занимался молодой дипломат и исследователь.

Бехистунская скала, высотой более полутора тысяч футов, как длань старческой руки, венчает узкий хребет, отходящий от основного массива Загросских гор в Керманшахскую долину. В озере под скалой всегда холодная и чистая вода. Из глубины земли бьют ключи, и воды столько, что хватает на целую реку, вытекающую из озера.

Многие века к этому благодатному оазису стремились караваны. Отдыхая в прохладе, путешественники взирали на барельеф царя, выполненный талантливым, но безвестным мастером в полный рост и во всем величии победителя. Надписи над и под барельефом на Бехистунской скале видели современники Дария, воины Александра Македонского, арабские завоеватели. Но лишь в начале девятнадцатого века исследователи озадачились их смыслом, потерянным в веках. И сейчас один из них занимался расшифровкой части надписей, сделанных на древнеперсидском языке.

– Доброе утро, сэр Генри! – сдержанно-веселый голос молодого помощника вывел Роулинсона из задумчивости.

– Утро доброе! – ответил он и, пригласив гостя присесть, подал переведенный отрывок. – Прочитайте, дорогой друг! Удивительно! Царь Дарий завещает хранить его послание!

– Удивительно то, что его до сих пор не уничтожили, – иронично заметил Джордж[4], пробегая взглядом по строкам.

Сэр Генри облокотился на спинку стула, положил свои огромные ладони на стол, заваленный бумагами, и подтвердил:

– Как вы правы, друг мой! Вот даже по египетским пирамидам сам Наполеон стрелял, и, замечу, – из пушки! – он еще более оживился, встал из-за стола и, обойдя его, сел напротив своего щеголеватого помощника. – Да что Наполеон! Я сам видел следы обстрела Бехистунской скалы! Кто-то тоже порезвился, не без этого! Если бы надпись была сделана хотя бы метров на двадцать ниже, ее бы уже наверняка уничтожили. А так… – сэр Генри закинул ногу на ногу и с широкой улыбкой, не без хвастовства, спросил: – Знаете ли вы, что только мне удалось скопировать почти все надписи? А это, я вам скажу, было непростой задачей! Четыре года я каждый свободный от службы день ездил к той скале и висел на головокружительной высоте, балансируя, как канатоходец, на корабельной веревке, привязанной за выступы на самом верху. И срисовывал, срисовывал, – он бережно приподнял ворох бумажных рулонов на столе.

– Да уж, и как только вы умудрились залезть на ту гору – и высота, и крутизна… Браво, сэр Генри! Браво!

– Скажу откровенно – это были лучшие годы моей жизни. Такого азарта, такого щекотания нервов я не испытывал больше нигде, разве что, когда нащупал разгадку, когда все эти палочки, закорючки, что вы теперь можете видеть на этих рулонах бумаги, начали обретать смысл. – Роулинсон встал и заходил по кабинету, меряя его широкими шагами. – И все же насколько вперед видел персидский царь! Приказать высечь в скале на высоте около пятисот футов[5] барельеф с подробными надписями, к тому же на трех языках – древнеперсидском, аккадском, эламском!.. И сколько открытий уже сделано, сколько еще предстоит и это все благодаря тщеславной идее Дария! Провидец, да и только! Да и его самого мы теперь знаем, как самих себя. Высокий для тех лет, подтянутый, гордый.

Джордж хмыкнул.

– Конечно, а каким еще могли изобразить царя на его триумфальной каменной картине! Царь-победитель! Царь-завоеватель!

– Да, да, и все поверженные им мятежники, они намного ниже ростом, все изображены в унизительном положении – связанные цепью друг с другом, с заломленными назад руками.

– Вы уже прочитали, кто они?

– Представьте, над каждым начертано его имя! И вот еще, Дарий перечисляет страны, которые восстали против него, – сэр Генри завис над заваленным рукописями столом, как орел над кручей, и зашуршал бумагой в поисках нужной, – вот здесь: Персия, Элам, Вавилон, Мидия, Асагарта, Маргуш…

– Маргуш? Что это за страна?

– Не знаю… там написано следующее: «Говорит Дарий-царь: вот что я совершил в течение одного и того же года, после того как я стал царём. Я дал девятнадцать сражений. Милостью Ахурамазды я их мятежников разбил и захватил в плен девять царей», – так, дальше перечисляет всех мятежников… вот: «Один – Фрада-маргуаш; он обманывал, так говорил: “Я – царь в Маргуше”. Он возмутил Маргуш».

– Фрада… вам это имя знакомо?

– Нет, увы! Да, мой друг, ничего определенного я ни о Маргуше, ни о царе по имени Фрада не знаю, – сэр Генри задумался, – разве что это та самая страна, которая упоминается греческими историками в описании похода Александра Македонского. Они называли ее Маргиана. Можно предположить, что Маргуш, Маргиана – это одно и то же.

Лицо Джорджа засияло, как у мальчишки, которого осенила авантюрная идея.

– В Авесте сказано о стране Моуру! Сдается мне, что речь идет об одной и той же стране! Послушайте, три слова из разных языков звучат похоже: Маргуш, Маргиана, Моуру!

Роулинсон в нетерпении потер подбородок. Высказанные предположения казались верными. Интуитивно он чувствовал это, и нетерпение, знакомое каждому исследователю, особенно взволновало.

– Бехистунская надпись – это ключ ко многим тайнам! – сказал он вдохновенно. – В те далекие времена каждый, кто проходил мимо этой скалы, знал все те страны, о которых на ней написано.

– Куда они шли?

– В Вавилон! И обратно, в Экбатаны[6], и дальше на восток. Скорее всего, Маргуш находился где-то на окраинах империи Дария Великого. В тексте надписей есть подсказка! – Роулингсон подхватил очередной лист бумаги, испещренный его подчерком, и торжественно произнес: – Послушайте этот отрывок: «Говорит Дарий-царь: страна Маргуш стала мятежной. Одного человека по имени Фрада, маргуаша, они сделали начальником. После этого я послал к персу по имени Дадаршиш, моему рабу, сатрапу в Бактрах, и сказал ему так: “Иди, разбей войско, которое не называет себя моим”. Затем Дадаршиш отправился с войском и дал бой маргуашам. Ахурамазда оказал мне помощь. Милостью Ахурамазды моё войско наголову разбило мятежное войско. В 23-й день месяца ассиядия [декабрь 521 г. до н. э.] ими был дан бой». – Исследователь многозначительно поднял указательный палец и, чеканя каждое слово, сказал: – Он послал разбираться с мятежным Маргушем войско из Бактры. Не означает ли это, что Маргуш находится где-то рядом?

– Возможно. И где это может быть?

Сэр Генри развернул карту, на которой была нанесена империя Дария Великого. Пробежав взглядом по ее восточным территориям, он ткнул пальцем в северо-восточную часть и воскликнул:

– Маргуш может находиться на территории современного Туркестана, где-то здесь.

– Но… насколько я помню, здесь пески, пустыня.

– Совершенно верно. Посмотрите сюда, – Роулинсон подошел к висящей на стене географической карте.

Его помощник приставил к носу пенсне и прочитал:

– Хм… Черные пески… Нет, дорогой Генри, думаю, вы ошибаетесь. Недаром эти пески назвали черными. Вряд ли там могли жить люди.

– Как сказать, – возразил Роулингсон, – в Сахаре же живут бедуины… Для людей главное – это вода. В пустынях есть оазисы. Есть реки. Те же Бактры частично располагались в пустыне, но занимали часть долины Окса[7]. Это большая река, а сколько там небольших! – Роулинсон вернулся за свой стол. – Знаете, дорогой друг, в истории еще столько белых пятен! Мы с вами лишь увидели в тумане времен очертания неизвестного нам города, страны. Чтобы она стала более реальной, осязаемой, предстоит немало труда исследователям, археологам, лингвистам. Невозможно объять все сразу. Оставим поиск страны Маргуш нашим потомкам! И займемся подготовкой материала для доклада в Азиатском обществе. Пока важно доказать, что надписи на древнеперсидском, начертанные на Бехистунской скале, расшифрованы и расшифрованы верно! Поверьте, после того, как мир узнает о том, что там написано, многие умы обратятся к Востоку, но лишь немногим – самым талантливым и увлеченным! – удастся найти то, что пока сокрыто от нас временем. Не каждый может отыскать путеводную нить, которая приведет в мир давно ушедший, заметенный песками, забытый людьми. Мда… ну а, если доберется, то ждут его удивительные открытия! Уж поверьте, дорогой друг! Стоит только начать и тогда… мертвые воскреснут! Да, да, поверьте мне – старые стены заговорят!

Сэр Генри погрузился в свои думы. Фантазия унесла его мысли в давние времена, в далекие страны, о которых мог мечтать только великий авантюрист. Но каждый исследователь посвящает свою жизнь чему-то одному – тому, что он считает для себя наиболее важным. Все остальное остается в мечтах. Зато мечты великих людей передаются от одного поколения другому, рассеиваются в мировом эфире, как семена, поднятые ветром. Только не простым ветром, а ветром времени.

Прислушайтесь. Слышите звон? Нет?.. Это звенит время! Не каждому дано слышать его. Разве что на просторе, у которого нет горизонта, там, где редкие барханы переливаются волнами песка, а горячий колышущийся воздух создает миражи…

1972 год, Туркменистан, Мерв

ГАЗ-69, ласково называемый в народе «газик», битый час бороздил пески Каракумов в поисках следов призрачной страны, которой один из археологов Южно-Туркменистанской археологической экспедиции бредил еще со студенческой скамьи.

– Пески здесь, Виктор! – без оптимизма восклицал Ораз – антрополог из Ашхабада, – отфыркиваясь, как конь, от пыли, которая серой вуалью покрыла его черные волосы. – Кто здесь жить будет? Посмотри, сколько ездим, ни одного человека не встретили. Да что человека?! Даже верблюды сюда не заходят! Все, разворачивайся, поехали назад, а то и дорогу не найдем…

– Подожди, Ораз! – упрямый археолог лет сорока с такой же запыленной шевелюрой, упрямо давил на газ и вглядывался в однотипный пейзаж, настойчиво ища в нем признаки археологических объектов.

– Ты куда?.. На бархан лезть? Машину загубим, назад пешком придется идти…

Виктор лихо объехал бархан, верхушка которого торчала, как кокетливый чубчик подростка, и газик, поднимая за собой песчаный шлейф, помчался к показавшемуся на горизонте возвышению, напоминающему сглаженный холм. Песок толстым слоем плотно закрывал нечто широкое, огромное, поросшее редкими кустами саксаула. Сердце археолога екнуло.

– Она… это она… – облизывая сухие губы, прошептал он.

Ораз мельком взглянул на друга. Бредит! Доконала жара! Он вытащил фляжку с водой.

– Виктор[8], выпей воды, там еще канистра есть, пей, нам хватит.

Но охваченный азартом археолог, казалось, ничего не слышал. Скачущие, как и машина, слова друга сплетались с рокотом мотора и улетали назад, в кузов, и, поднырнув под трепещущий брезентовый полог, выскальзывали наружу, где растворялись в песках. Но другие голоса – тихие и настойчивые – шептали со всех сторон, объединяясь в один порыв звука, который стрелой летел к загадочному холму, словно указывая путь. «Маргуш-ш-ш, – пела стрела, – Маргуш-ш-ш…»

Резко нажав на тормоз, Виктор остановил машину. Ораз едва не приложился к лобовому стеклу. Вода из открытой фляжки выплеснулась в лицо.

– Да… – не сдержавшись, он выругался, но Виктор уже выскочил из машины и, как мальчишка, помчался к холму.

Ораз вылез вслед за другом и, сощурившись, смотрел на холм. Солнце слепило глаза. В тишине слышалось шуршание песка под ногами, хруст сломанных стебельков сухих трав. Сердце в груди вдруг замерло, застыло в предчувствии чего-то важного.

– Неужели нашли?..

Словно услышав, Виктор на бегу оглянулся и крикнул:

– Нашли, Ораз, нашли! Это город! Древний город! Я уверен – он относится к тому самому Маргушу!

– Думаешь, он?..

Ораз уже бежал, догоняя друга и вглядываясь под ноги, ища взглядом что-то, что подтвердило бы: «Да! Здесь был город четыре тысячи лет тому назад! Здесь!»

– Он! Это он! – в отличие от друга Виктор не сомневался. – Здесь древнее русло Мургаба! Здесь, на его берегах, был город! После того как река ушла на запад, Маргуш замело песками. Сколько лет! Сколько тонн песка перерыто, и вот, вот то, что мы искали!

Заметив торчавший из песка черепок, Ораз остановился и присел. Его грудь вздымалась от частого дыхания, но пальцы с привычной осторожностью расчищали песок вокруг острого скола. Черепок оказался частью небольшого тонкостенного сосуда. Изогнутая поверхность была гладкой, без следов краски, но даже этот фрагмент говорил о том, что сосуд был сделан мастером. Ораз поднял черепок, повертел его и задумчиво произнес:

– Неужели он знал, что это именно здесь?.. Пески же…

Но вдруг вспомнились слова одного пастуха, который прогонял свое стадо мимо их раскопок в этот сезон. «Вчера песок, сегодня песок, а завтра бархан уйдет. Так всегда было. Захочет земля и отдаст, что взяла».

– Отдаст… значит, время пришло!

Виктор залез на холм и, глубоко вдохнув всей грудью горячий воздух, закрыл глаза. Где-то шуршал песок, поднимаемый ветром, в небе пронзительно свистела хищная птица. Но вдруг эти звуки утихли, и ватная тишина окружила археолога со всех сторон. Капля за каплей, ручеек за ручейком прорвался голос реки, словно вернувшейся назад, в старое русло, некогда широкое, разделенное на множество рукавов, которые обтекали холм, создавая вокруг него зеленый оазис. Ручейки собрались в струи, те, переговариваясь все громче, слились в единый поток, и вот уже полноводная река мчит мутные воды в пустыню, границы которой раздвинулись, обнажив плодородные земли.

С Гонур-депе[9], как облупившаяся краска, слой за слоем сползла вековая толща спрессованного песка, и выросли среди барханов белые стены города-храма, возведенного талантливыми людьми, пришедшими в этот благословенный оазис с запада, спасаясь от засухи.

Орел, паря в безграничном небе пустыни, завис над холмом. В его хищных желтых глазах отразился человек, одиноко стоявший на вершине. Высокий и стройный, с пышной шевелюрой он, словно воскресший жрец, спустя тысячелетия вновь воздел руки к небу и зашептал. Но с губ человека двадцатого столетия новой эры слетали не давно забытые имена небесных покровителей, а одно-единственное слово: «Маргуш…»

Маргуш. Город-призрак. Город-легенда. Город-храм. Спустя века над ним вновь взойдет солнце. По его улицам вновь понесется ветер. В его очагах вновь возгорится огонь! И зазвучат голоса людей – тех людей, которые жили в некогда плодородной земле старой дельты Мургаба более четырех тысяч лет тому назад…

Глава 1. Ведомые богами

2300–2200 года до н. э.

Пустыня Каракум, оазис реки Мургаб

На рассвете, перед тем, как солнце вот-вот покажет свою макушку и горизонт вспыхнет костром, тотчас погасив все краски на небе, становится необычайно тихо. Замолкают птицы, не блеют овцы, не стрекочет саранча. Только ветер с шумом вылетает из-за холмов и устремляется в долину, где между тонкими лентами рек зеленеют поля, и в этот ранний час вверх медленно поднимаются струйки дыма от костров под очагами.

Старый Персаух, держа в поводу белого верблюда, стоял в стороне от дороги и, прищурив глаза, смотрел на просыпающийся поселок, из которого он только что увел свое племя. Солнце осветило вождя слева, и от всей фигуры на дорогу упала длинная узкая тень от человека и массивная от верблюда. Облачка пыли, взбитой отарой овец, мускулистыми ногами коней, часто семенившими ослами, да людьми, погоняющими их…