Санкт-Петербург, 2000 год.
В один из домов Приморского района Санкт-Петербурга пришло горе. Оно пришло внезапно, в один из холодных декабрьских вечеров, когда в семье Жаровых умер дед.
Старик в последние годы был главой семьи и сам воспитывал единственного внука Димку, ведь его сын находился на лечении в психиатрической клинике с тяжёлым расстройством психики и потерей связи с реальностью. После смерти деда его вдова, сноха и десятилетний внук остались предоставлены сами себе.
Дима сидел на табуретке в той же комнате, где стоял гроб. Окна были закрыты шторками, зеркала завешаны простынями. У красного угла с иконой Спасителя стоял стакан воды с положенным на него куском хлеба. Мальчик смотрел на гроб. Он уже прекрасно понимал, что такое смерть, и хотел всё вернуть, чтобы попытаться исправить, но уже не мог. Дед был ему не просто родственником, он был ему вместо отца и, по сути, его лучшим и единственным другом. Дима ни с кем не общался из своих сверстников, а с мамой и бабушкой он был не так близок. Сейчас мальчик видел, как его любимый дедушка лежит неподвижно в своём любимом костюме, который он надевал по праздникам. Он не дышал, его кожа стала какой-то прозрачной, на лбу была бумажка с образами, сам старик был накрыт саваном по грудь.
Дима встал с табуретки и подошёл к изголовью гроба. По его щекам текли слёзы, которые он не мог остановить. Он старался не всхлипывать, потому что его мать раздражало, когда он плакал, ведь мужчины не плачут. Мальчик не мог смириться с этой утратой. Внутри всё бурлило, он был готов сорваться, схватить деда за голову и кричать ему в уши так громко, как только он сможет, чтобы он проснулся. Дима положил одну руку на плечо покойника и прислонился своей щекой к его щеке.
— Прости меня, дедулечка, что не могу для тебя ничего сделать, — прошептал он и поцеловал мёртвого в щёку.
Раздался звонок в дверь. В коридоре послышались частые шаги, это была мама, она подошла к двери и открыла. Потом повисла неловкая пауза. Прошло где-то полминуты, прежде чем раздался голос женщины.
— Т-ты? — спросила мать.
— Я, — ответил мужской голос.
И хоть ответ мужчины был лаконичным, Дима сразу его узнал. Пришёл папа.
— Как тебя отпустили?
— У меня ведь отец умер. Такая ситуация и позволила. Тем более, что в моём лечении наметилась положительная тенденция. Врачи разрешили проводить старика в последний путь, — голос у отца был дерганый, какие-то слова он говорил тише, какие-то громче других.
— Заходи. Только с Димой аккуратнее, он переживает сильно, хотя старается не показывать.
— Понял, не дурак.
Мужчина зашёл в комнату с покойником. Дима заметил, как помрачнело лицо его отца. Мужчина достал из кармана брюк пузырёк с таблетками, вынул две штуки и принял их, не запивая. Он сделал глубокий вдох, а потом выдохнул. Дима продолжал смотреть на своего отца. Мужчина заметил мальчика. Он развернулся и подошёл, встал на одно колено и тихо произнёс тем же дёрганым голосом:
— Как ты вырос, Дима… Помнишь меня?
— Да, ты — Толик, мой папа.
Анатолий улыбнулся. Он был худым и сухопарым мужчиной на вид около тридцати пяти лет.
— Кто бы что тебе не говорил про меня, знай, что я всегда тебя любил и буду любить. Я обязательно вылечусь, и мы снова заживём прежней жизнью.
— Я знаю, папа. Я тоже тебя люблю.
Анатолий знал один секрет, он знал, что этот секрет поможет Диме не грустить. А ещё он знал, что это работает только в начале, потом это может разрушить его сознание.
— Я вижу, что тебе плохо. Давай сходим куда-нибудь, погуляем по набережной? Меня отпустили ненадолго, я хочу это время провести с тобой.
— Давай, я не против, — Дима хотел отвлечься, хотя он знал, что вряд ли это поможет.
Запах свечного воска уже пресытился мальчику, и он его почти не чувствовал до того момента, пока не вышел на свежий воздух. Отец и сын гуляли по набережной Невы. Они мало говорили, больше наслаждались обществом друг друга. Шёл небольшой снежок, ветви деревьев были заснежены, на обочине дороги скопилось много снега перемешанного с солёным песком.
Анатолий едва не наступил на мёртвого воробья, но Дима его остановил.
— Пап, давай его похороним в снегу?
Мужчина понимал, что его сын сильно переживает из-за смерти деда и не хотел усугублять это такой мелочью как воробей.
— Зачем его хоронить, он же живой, — сказал мужчина.
— Папа, он давно окоченел.
Анатолий пожал плечами, и мёртвая птица скрылась в его ладонях. Когда мужчина разжал руки, оттуда вылетел живой воробей. Он чирикнул и улетел в близлежащий парк.
— Как ты это сделал?
— Научишься со временем, сынок. Но, я тебя сразу предупрежу, это тяжкий груз. Во многом именно из-за этого я и попал в психиатрическую клинику.
Анатолий вынул свой пузырёк и съел ещё две таблетки.
— А дедушку так можно поднять?
Мужчина вздохнул.
— Нельзя.
— Но почему?
— Не могу сказать. Просто знаю, что нельзя.
Дима кивнул и опустил голову. Всё же сам факт того, что он тоже может открыть в себе способность воскрешать других, внушил ему надежду. Теперь он знал, что в его руках есть оружие, чтобы победить то, чего не могли победить другие.
Печаль отпустила Диму. Деда он проводил в путь с лёгким сердцем. Отец и мать с бабушкой были рядом с ним в этот момент. Время лечит. С годами оно вылечило и Димины раны, отца выписали из больницы, и он устроился на работу, его семья снова зажила прежней жизнью. По крайней мере, на следующие два десятилетия.