Дмитрий и Анатолий после небольшого застолья сидели в гостиной на диване, в той самой комнате, где два десятилетия назад стоял гроб с дедом Димы. Мать была на кухне и мыла посуду. Она по взгляду своего сына поняла, что тот в первую очередь пришёл пообщаться с отцом.
Мать давно психически подготовила себя к худшему, но гнала от себя все мысли. Ведь Дима — не Анатолий, Дима рос здоровым мальчиком. А что, если и он был болен той же болезнью? А что, если она наследственная, и её внуки тоже будут подвержены этому недугу? Что тогда? Нет, не надо об этом думать…
— Давай, сынок, — сказал Анатолий, — по глазам вижу, хочешь о чём-то со мной поговорить.
— Да, пап. Очень хочу. И очень боюсь.
Анатолий кивнул. Он встал, подошёл к двери, выглянул в коридор, убедился, что жена — на кухне, и закрыл дверь в комнату на замок. Отец посмотрел на сына. Он знал, о чём хочет поговорить с ним Дима, но в то же время очень надеялся, что речь пойдёт о чём-то другом. Дима вынул из кармана пузырёк с таблетками, теми же, что раньше принимал сам Анатолий, он открыл пузырёк, достал две таблетки и съел их. Отец сглотнул подступивший к горлу комок, теперь сомнений не оставалось. Он сел обратно на диван рядом с сыном.
— Я слушаю тебя, — произнёс Анатолий.
Похоронщик вздохнул.
— Я развивал наш с тобой дар.
Анатолий сложил ладони.
— Так я и думал. Этого я и боялся.
— Сначала всё было хорошо. Началось с того, когда мне было тринадцать, я нашёл в одном из дворов мёртвого котёнка. Мне его стало ужасно жалко. Сначала меня посетила мысль, что я не смогу ничего изменить, но тут… — Дмитрий резко затих.
— Что?
— Я вспомнил похороны деда и то, как ты оживил птичку. Я решил попробовать так же. Трупик лежал в луже, недалеко от ливневой канализации, я его взял в руки. Шёрстка уже облезала, животик его раздулся. И тут что-то холодное и колючее пошло из моей шеи, — отец смотрел на Дмитрия в упор и медленно кивал, — где-то в районе моего сердца оно разделилось на две части и каждая из них пошла по моим рукам. Болезненные ощущения пришли, когда эта штука дошла до пальцев, фаланги сильно заломило. Она вышла из меня и перешла в трупик котёнка. Всё лишнее из него вышло. Он открыл глазки, спрыгнул с моих рук, отряхнулся и убежал. Больше я его не видел.
— Мне почему-то кажется, что дело котёнком не ограничилось. Иначе ты бы не глотал эти таблетки.
— Совершенно верно. Я начал развлекаться: воскрешал птичек, бездомных кошек, один раз даже воскресил для знакомых их собаку, которую сбила машина, разумеется, втайне от них. Узнал, куда они её отвезли, заплатил нужным людям и забрал её труп. А потом сделал своё дело, отвёз к ним, посадил её на пороге с запиской о допущенной ошибке, позвонил в дверь и убежал.
— Ну и как они? Никаких последствий?
Дмитрий отрицательно покачал головой.
— Собака прожила ещё восемь лет и умерла в их семье от старости. Они только говорили, что после того случая она стала более тормознутой и неуклюжей. Ближе к двадцати пяти годам у меня сформировалось параллельное сознание.
— Раздвоение личности?
— Пожалуй, да. Во мне будто бы поселился другой человек, когда он занимал моё зрение, я вообще ничего не помнил. Вот тогда мне и начали прописывать эти таблетки. Когда я их принимал, он, его зовут Максим, отступал. С недавних пор он стал сильнее, и теперь мне приходится пить эти таблетки, чтобы оставаться собой.
Отец косо посмотрел на него.
— Странно-странно… Да, я тоже страдал от раздвоения личности и тоже принимал эти таблетки. Но побочная личность не брала надо мной верх. Может, ты что-то не договариваешь мне или скрываешь?
Дмитрий снова вздохнул.
— Да, папа, скрываю. Тебя не проведёшь, — он отвёл взгляд от отца, смотревшего на него в упор, — я воскресил человека.
Ладони Анатолия с хлопками опустились на колени.
— Дурак… какой же ты дурак… — Анатолий понял, что после того случая с птичкой мало говорил с сыном, практически вообще не говорил, — да и я не лучше. Столько времени было упущено, если бы я чаще говорил с тобой об этом. Как это случилось?
Дмитрий сначала хотел рассказать про оба случая воскрешения человека, которые он осуществил, но решил, что отцу не нужно пока об этом знать. Похоронщик решил, что будет достаточно сообщить только об одном.
— Мне после Нового Года поступил заказ на детский гробик. Девочке было всего четыре года. Жалко стало и её саму и её родителей. Я сам всем занимался от морга до поминок. И тут, в ответственный момент, Максим проснулся, я понял, что забыл принять таблетки, и он начал на меня давить, чтобы я это сделал. Он был слишком силён, и я сдался. Той ночью я влез на кладбище, раскопал могилу, открыл гробик, положил одну руку девочке там, где было её сердце, а другую — на её голову. В этот раз та холодная ерунда была более болезненной, мне даже показалось, что она была крупнее, чем обычно. После описанных действий девочка ожила. Я завернул её в одеяло и увёл оттуда. Нас никто не заметил. Я отвёл её к дому родителей, а потом как в случае с собакой, позвонил им в дверь и убежал.
Анатолий выдохнул и развёл руками. Он был зол на сына и на себя, но ничего не мог поделать. Что сделано, то сделано.
— Что меня теперь ждёт, папа?
— Я не знаю, Дима. Правильно будет во всём сознаться и ответить по закону за осквернение могилы. К сожалению, а может и к счастью, за воскрешение у нас не наказывают. Тебе уже тридцать лет и ты должен понимать, что на тебе огромный груз моральной ответственности перед этой девочкой и перед её семьёй. Как тут быть — решать только тебе.
— Меня ищут, — почти шёпотом сказал похоронщик.
— Почему ты так думаешь?
Дима пожал плечами.
— Я чувствую. И мне звонил какой-то Владимир, когда Максим владел зрением в очередной раз. Чувствую, что как раз по этому поводу.
— Я постараюсь защитить тебя от него. Но сможешь ли ты защититься от самого себя? Если таблетки становятся бесполезными, нужно обратиться к врачу за другим средством.
— Хорошо, пап, я понял, — Дмитрий встал, — ладно, попрощаюсь с мамой и пойду домой.
— Да, сынок, ступай.
Дмитрий попрощался с родителями и ушёл. Он не знал, что его ждёт впереди, но прекрасно понимал, что скоро Максим начнёт вредить, и к этому нужно быть готовым.