Шерлок Холмс и Дело о крысе

Предисловие

События, связанные с этим приключением, которое мне посчастливилось разделить с моим другом Шерлоком Холмсом, умнейшим и лучшим из известных мне людей, происходили в 1895 году. Делая заметки в своем блокноте, я уже тогда понимал, что мир еще не готов услышать полное описание этого дела, пока в мире что-то не изменится. Однако перемены, произошедшие с ним за последовавшие годы, оказались для меня полной неожиданностью.

С началом века растущее напряжение в Европе прорвалось массовыми убийствами в Сараево, стремительной войной, способной положить конец всем другим войнам. Вклад старушки Европы в развитие мировой истории XIX века был неоценим, но сейчас она лежала на смертном одре. Частично виной тому стали ошибки и слабость ее политиков, в остальном же сказалась неспособность справиться с разрушительной силой и властью, которой это развитие ее наделило. В воздухе отчетливо витали вдохновленные юными идеалистами настроения о невозможности развития без разрушения. Эти глупцы были готовы броситься навстречу неизвестному, принципиально иному будущему. Для Европы это означало гибель монархии: Старый Свет оказался в плавильном котле, где в пламени войны безвозвратно таяли былые убеждения и династии. В том же огне находилось и королевство Руритании, основное место событий, о которых и будет рассказано далее.

Дым сражений рассеялся только к 1918 году, и тогда я решил, что мне больше ничто не мешает приоткрыть завесу тайны над этой историей. Однако я понимал, что даже тогда публиковать мемуары было еще рано, поэтому просто положил свои записи об этом и многих других не преданных огласке дел Шерлока Холмса в старый, потрепанный годами путешествий жестяной посылочный ящик и направил в хранилище «Кокс энд К°» на Чаринг-Кросс. В своем завещании я определил, что спустя пятьдесят лет после моей смерти, когда никого из действующих лиц этой драмы уже давно не будет в живых, миру наконец будет поведана история о Хентзосском деле.

Глава перваяПолковник Сапт

Я часто размышлял о том, что большинство дел, расследованных моим другом, знаменитым сыщиком Шерлоком Холмсом, и имевших драматическую завязку, приходило к не менее трагическому финалу. И дело, о котором я собираюсь вам сейчас поведать, – самое яркое тому подтверждение. Эти события угрожали миру в Европе и чуть не стоили жизни нам самим.

В тот ранний вечер 1895 года, когда мы с Холмсом прогуливались по Гайд-парку, ничто не предвещало начала приключений. Мой друг мучился бездействием, и когда воздух в нашей гостиной стал совершенно невыносимым из-за его любимого крепкого табака, я настоял на том, чтобы мы вышли на улицу. Холмс с неохотой согласился.

Мне всегда казалось, что жителям больших городов гораздо проще да и интереснее наблюдать за сменой времен года, чем обитателям сонных селений. Великолепные лондонские парки и пронизывающие столицу аллеи словно становились символами уходившего сезона. Их изменчивые черты становились вязью на геральдике самой природы: резкие черные и серые зимние тени, свежая зелень и розовые бутоны весны, летняя роскошь листвы и янтарные с золотом оттенки осени. Прогулка по Лондону всегда давала прохожему возможность заглянуть в прекрасное своим непостоянством лицо матери-природы.

В том году выдалось чудесное лето, но уже в первые недели сентября деревья окрасились легкими медными оттенками. Проходя вдоль свинцовых вод озера Серпентин, я заметил, что весельные лодочки, так популярные летом, уже исчезли, и это еще раз напомнило мне, что самый яркий сезон года уже позади. Повернув домой, мы ощутили, что вечера уже стали прохладными, а ветер, игравший с первыми опавшими листьями, – порывистым.

– Какими бы знаниями и силой человек ни обладал, Уотсон, он по-прежнему бессилен против времени, – заметил мой друг с меланхолической ноткой в голосе. – Оно неумолимо. Хоть Шекспир и называет нас «венцом всего живого», но мы, друг мой, по-прежнему рабы времени.

Большую часть дня Холмс и так был угрюм и молчалив, и, казалось, умирающая природа лишь обострила его traedium vitae[1]. Подобные смены настроения моего старого друга были мне давно знакомы. Его мозг, этот удивительно сложный инструмент, был очень чуток к малейшим влияниям извне. К тому же я понимал, что не только неумолимый бег времени удручает моего друга: его замечательный ум бунтовал без дела.

Когда мы повернули с Оксфорд-стрит на Бейкер-стрит, зажглись фонари, и даже на грохотавших по мостовым кэбах загорелись маленькие светильники, пронизывая полумрак янтарными лучами, на которые, как на путеводные звезды, нацеливались клиенты.

Мы с Холмсом погрузились в молчание, и каждый из нас блуждал в лабиринтах собственных мыслей, когда из надвигающегося закатного сумрака выплыло знакомое мне лицо и направилось прямо ко мне. Лицо принадлежало другу Петерсона, комиссионера, которого я лечил от пневмонии, когда Холмс отлучался из города на одно из своих тайных расследований. Лицо не отличалось благообразием: с высоким лбом, тонким, четко очерченным носом с горбинкой, на самой высокой точке которого покоилось пенсне. Он походил на поизносившегося духовного служителя или профессора, но я знал, что он виноторговец из «Роуз энд Краун», излюбленной грузчиками пивной в Ковент-Гардене.

Подойдя поближе, он узнал меня, удивленно вскрикнул и схватил за руку, чтобы тут же начать ее трясти.

– Здравствуйте, доктор Уотсон! – воскликнул он.

Я улыбнулся и кивнул.

– Как видите, я здоров как бык!

– Рад слышать, – ответил я.

На этом мы расстались, и он, без всяких колебаний, снова заторопился на работу.

– Итак, Холмс. – Я повернулся к моему молчавшему другу. – Что вы можете сказать об этом человеке?

Тот взглянул на меня, приподняв брови, и усмехнулся. Я знал, почему он нашел этот вопрос забавным: он сразу раскусил мою попытку отвлечь его от грустных раздумий.

– Что ж, – произнес Холмс с улыбкой, – помимо того, что вы некогда его вылечили, он торгует в розлив в питейном заведении где-то в Уэст-Энде, скорее всего в «Роуз энд Краун», служил в армии, пренебрегает своим здоровьем и крайне неудачливый игрок, пожалуй, я не могу сказать вам более ничего.

Некоторое время я смотрел на него в немом изумлении, но потом мы оба рассмеялись.

– Холмс, – выговорил я наконец, – я догадываюсь, как вы поняли, что он был моим пациентом, но… Ума не приложу, как вы домыслили все остальное.

Холмс поджал губы.

– Бросьте, Уотсон, – произнес он. – Неужели вы и правда хотите предложить мне эту игру?

– Никаких игр, уверяю вас. Я искренне заинтригован вашими умозаключениями.

– Извольте. – Холмс нетерпеливо вздохнул, но я догадался, что эта задача немного его развлекла. – Вот как я все это вижу. Этот человек окликает вас и говорит о своем здоровье, следовательно, вы лечили его от какой-то болезни, а поскольку уже не практикуете, то обратиться к вам он мог только по рекомендации кого-либо из местных жителей, осведомленных о вашем мастерстве. На эту роль больше всего подходят миссис Хадсон и Петерсон, тот комиссионер. Предмет нашего разговора не похож на тех, кто вхож в круг знакомых нашей домовладелицы, следовательно, остается только Петерсон. Далее, у него есть возможность обратиться за помощью к доктору, что, судя по всему, произошло не так давно, раз уж он все еще помнит ваше лицо и способен узнать его в сумерках. Однако он не утруждает себя ношением теплой одежды, несмотря на прохладный вечер, значит, здоровьем своим пренебрегает. Что касается одежды, то от нее исходит сильный пивной запах, да и колени у него заметно потерты, что указывает на работу в питейном заведении, но работу скорее физическую. Так появляется виноторговец. Поскольку, как мы определили, он приятельствует с Петерсоном, то скорее всего место его работы находится где-то в том районе, где наш комиссионер бывает в пивных чаще всего, что сужает наши поиски до «Роуз энд Краун» или Генриетта-стрит. Вам самому хорошо известно, Уотсон, что военные с трудом расстаются со старыми привычками, а его носовой платок…

– Торчал из-под манжеты?

– Именно.

– А почему неудачливый игрок?

– Когда я вижу, что у человека из кармана вылезает край «Спортинг лайф», у меня появляются основания заподозрить его в склонности к азартным играм. А если этот человек к тому же бедно одет, то и предположить, что он не удачлив в своих попытках разбогатеть.

– Великолепно, Холмс! – вскричал я в восхищении перед потрясающим аналитическим умом моего друга. – Великолепно!

– Рад, что вы такого высокого мнения обо мне, – вяло ответил он. – Однако то, что кажется великолепным вам, настолько элементарно для меня, мой дорогой Уотсон. Мой разум жаждет настоящей работы, – с этими словами он постучал пальцем по виску. – Бездействие для меня губительно. Прах банальности душит пламя духа. – Тут черты его несколько смягчились. – Однако я признателен вам за эту маленькую хитрость.

Не успел я ответить, как нас оглушил грохот копыт по мостовой и громкие крики. Мимо нас пронесся двухколесный экипаж, в котором крепко сбитый пассажир, подавшись вперед, нетерпеливо поторапливал кучера.

– И что у нас тут такое? – тихо проговорил Холмс вслед экипажу, резко остановившемуся напротив наших дверей, наблюдая за тем, как выпрыгнувший на ходу пассажир сунул в руку возничего несколько монет и стал громко стучать в двери тростью. Затем мой друг рассмеялся: – А это, дорогой мой, клиент. Этот гость вполне может стать той самой спасательной веревкой, которая поможет выбраться из нашего удручающего прозябания.

Пока он это говорил, мужчина толкнул дверь и прошел мимо несколько растерянной миссис Хадсон.

– И что бы это ни было, – добавил я, – дело срочное.

– Будем надеяться, – отозвался Холмс, в оживлении потирая руки.

Когда мы подошли к двери, шторы в гостиной уже были опущены, и на них явственно вырисовывался силуэт нашего гостя, нервно меряющего комнату шагами.

Холмс слегка улыбнулся сжатыми губами.

– Нервозность всегда выдает смятение ума, мой дорогой друг.

За дверьми квартиры номер 221-b, в холле, нас уже ждала обеспокоенная миссис Хадсон.

– Мистер Холмс, – заговорила она вполголоса, – к вам тут пришел джентльмен. Он, как мне показалось, очень взволнован и крайне решительно настроен дождаться вашего прихода. Поэтому я взяла на себя смелость проводить его в вашу гостиную.

– Отлично, миссис Хадсон, – одобрил ее решение Холмс, энергично взбегая по лестнице.

Едва мы вошли, человек, продолжавший метаться по комнате, резко развернулся навстречу к нам. Он оказался невысок ростом, крепкого телосложения, а крупная голова с коротко стриженными волосами и топорщащиеся усы лишь дополняли образ бывалого солдата.

– Кто из вас будет частный сыщик по имени Шерлок Холмс? – потребовал ответа он, и хотя фраза была произнесена на чистейшем английском, в манере произношения отчетливо угадывался акцент.

– Я Шерлок Холмс, а это мой друг, доктор Уотсон.

Гость щелкнул каблуками и слегка поклонился:

– Полковник Сапт, на службе короля Руритании Рудольфа Пятого.

– Польщен, – вежливо отозвался Холмс, бросая на диван пальто. – Прошу, присаживайтесь, полковник. Миссис Хадсон сейчас подаст нам чаю.

Напряженное лицо полковника поблескивало от капелек пота в лучах газовых светильников, но глаза так и сверкали ледяным холодом. Кожаные перчатки, брошенные им в раздражении, шлепнулись на стол с характерным хлопком.

– Боюсь, я не располагаю временем, чтобы оценить ваши английские манеры, мистер Холмс. Я нахожусь в вашей стране по тайному поручению чрезвычайной важности. Однако обстоятельства сложились так, что я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи. Я не могу терять ни минуты. Сама суть моего поручения исключает обращение за помощью к властям, и вот, будучи наслышан о вашей репутации, я обратился к вам как к последнему средству.

Холмс поднял глаза на Сапта.

– Я зарабатываю себе на жизнь именно такими проблемами, суть которых по тем или иным причинам не позволяет привлекать к себе внимания полиции, – произнес он, смахивая с плетеного кресла стопку газет. – Что же касается манер, полковник, должен вам доложить, что они исключительно полезны. Вы нужны мне отдохнувшим и успокоившимся, чтобы я смог услышать все о вашей проблеме в мельчайших деталях. Если я возьмусь за это дело, то информация будет для меня крайне важна. А теперь, сэр, извольте присесть в кресло возле огня. История, рассказанная второпях и накоротко, не только не поможет, но и затруднит быстрый и результативный поиск решения той проблемы, о которой вы желаете со мной посоветоваться.

Сапт что-то нетерпеливо пробурчал, сделал несколько неуверенных шагов, к нашему изумлению, взмахнул руками, закатил глаза и рухнул прямо на медвежью шкуру, служившую нам ковром.

Глава втораяКоролевская подмена

Мгновение я и Холмс взирали на распростертую перед нами фигуру, затем мой друг поспешил за подушкой и бренди, а я склонился к нашему гостю, чтобы ослабить его воротник и пощупать пульс. Сердце его лихорадочно билось.

– Что с ним, Уотсон?

– Он просто лишился чувств. Наверное, не выдержал накала страстей.

– Со мной все в полном порядке, – хрипло проговорил наш визитер, пытаясь раскрыть отяжелевшие веки.

На его бледном лице отчетливо проступили следы волнений и морщины. Холмс поднес к его губам бокал с бренди, и тот сделал глоток.

– Это всего лишь минутная слабость, уверяю вас, джентльмены. Однако буду вам весьма признателен за еще один глоток бренди. Прекрасный бодрящий напиток, – и его резкие черты смягчились тенью улыбки.

Спустя пятнадцать минут полковник Сапт уже сидел возле камина и как ни в чем не бывало попивал чай. Напротив него устроился Холмс в мышиного цвета халате и со старинной черной трубкой в руках.

– Итак, сэр, – произнес мой друг, – я готов выслушать вашу историю. И прошу вас, рассказывайте все в точности до малейшей детали.

Сапт отставил чашку, подался вперед, будто раздумывая, и начал:

– В первую очередь, мистер Холмс, касательно дела, о котором я сейчас вам расскажу, я должен просить вас как человека чести хранить все услышанное от меня в строжайшей тайне.

– Об этом можете не беспокоиться, – уверил его Холмс. – Нас с Уотсоном не впервые посвящают в тайны королевских дворов. Мы гарантируем вам полную секретность.

Я кивком подтвердил его слова.

– Благодарю вас, джентльмены. Это дело настолько серьезно и деликатно, что, стань оно достоянием общественности, династия Элфбергов неминуемо падет. Итак, для того чтобы ознакомить вас со всеми нюансами, я должен сперва обратиться к событиям, произошедшим три года назад.

– Три года?! – воскликнул я, не в силах сдержать удивления.

– Если вы считаете это совершенно необходимым, полковник, – нетерпеливо вздохнул Холмс. – Однако прошу вас, будьте предельно кратки и точны.

Глаза полковника блеснули недобрыми искрами, но он продолжил свой рассказ:

– За день до коронации короля Рудольфа Пятого, которое должно было пройти в столице Руритании, Стрельсо, король, я и еще одно доверенное лицо королевского дома, Фриц фон Тарленхайм, провели день в охотничьих угодьях недалеко от Зенды, в пятидесяти милях от самого Стрельсо. Король намеревался провести ночь в охотничьем домике на краю леса, а на следующий день отправиться в столицу, на коронацию. Во время охоты он познакомился с англичанином по имени Рудольф Рассендил, который тоже отдыхал в тех местах. Этот молодой человек обладал поразительным внешним сходством с нашим королем. Позже мы узнали, что Рассендилы были потомками незаконнорожденного сына короля Рудольфа Второго, который, будучи еще совсем молодым, нанес визит английскому двору. Там он познакомился с замужней дамой, женой Эрла Бурлесдонского Пятого, и стал за ней ухаживать. Затем, после дуэли с Эрлом, королю пришлось спешно покинуть Британию. Спустя два месяца на свет появился младенец, сын короля.

– Прошу вас, избавьте меня от светских сплетен, – устало протянул Холмс.

Сапт не обратил ни малейшего внимания на реплику Холмса и продолжил рассказ, ни мало ею не смутившись:

– Время от времени фамильные черты Элфбергов проявляются в Рассендилах, а это имя является семейным именем хозяев Бурлесдона. И случайная встреча в лесу короля с последним из Рассендилов, обладающим чертами королевской фамилии, могла быть только перстом судьбы. Король был настолько потрясен встречей со своим «двойником», что настоял на том, чтобы тот отужинал с нами в охотничьем домике. Англичанин, который приехал в Руританию специально, чтобы побывать на коронации, с удовольствием принял приглашение.

Однако вечер обратился катастрофой. И Фриц, и я видели, что король много пил, не внемля нашим уговорам быть сдержаннее и сохранить ясную голову для событий следующего дня. Дело в том, мистер Холмс, что наш король – человек слабой воли, которому недостает ни дисциплины, ни чувства долга, сообразного его высокому положению.

Я видел, как тяжело было Сапту признать слабости своего монарха, и, даже зная этого человека совсем недолго, понимал, что он говорит чистую правду.

– В конце вечера Джозеф, наш слуга, поставил перед королем оплетенную бутыль, сказав, что это дар брата короля, герцога Стреславского, Михаила Черного. – Сапт с грустью покачал головой. – Я до сих пор помню, как Рудольф вскричал: «Пробку долой, Джозеф! Иначе поплатишься головой! Неужели он думал, что я побоюсь его бутылки?»

– Михаил тоже претендовал на трон? – спросил Холмс, откидываясь на спинку кресла с закрытыми глазами.

– О да, Михаил был злым, завистливым человеком, который приносил Рудольфу одни несчастья. Но, увы, несмотря на мои и Фрица возражения, король лично продегустировал содержимое бутыли. Затем, обведя нас взглядом, полным торжественности то ли от предстоящих событий, то ли от выпитого, он сказал: «Джентльмены, друзья мои, Рудольф, мой кузен, можете забрать себе половину Руритании. Но не просите у меня ни капли этого божественного напитка. Его я выпью за здоровье этого негодяя, Михаила». С этими словами он схватил бутыль и осушил до дна.

Сапт на время замолчал, чтобы зажечь сигару.

– В ту ночь мы все спали плохо, но никому из нас не было хуже, чем королю. Утром мы не смогли его разбудить, он так и остался в глубоком оцепенении.

– А! – воскликнул Холмс, и глаза его раскрылись. – Вино было отравлено!

– Именно. Таким образом Михаил Черный собирался помешать коронации, и я прекрасно понимал, что, если Рудольф в этот день не наденет корону, она не достанется ему никогда. Представьте, джентльмены: все жители столицы вышли на улицу, половина войска во главе с Михаилом Черным тут же, Рудольф был просто обязан там быть! Разумеется, мы не могли сообщить им, что король не здоров, о его «болезни» было и так слишком хорошо всем известно. Уж больно часто он «недомогал».

– Так вы решили, что Михаил собрался занять место Рудольфа на коронации? – спросил я.

– Я был полностью в этом уверен, доктор. Он старался расположить к себе людей именно с этой целью. Вся страна была в праздничной горячке, и в тот день монарх просто должен был принять корону. И Михаил, сердечно улыбающийся, грустно покачивающий головой, глядя на очередное проявление слабости собственного брата, оказывался как нельзя кстати, в нужном месте в нужный час. Ну разумеется, он уступил бы настойчивым просьбам… Тьфу! – Кулак Сапта обрушился на подлокотник. – Даже сейчас при мысли о том, как близко этот подлец оказался к короне, у меня закипает кровь.

– Как же этого удалось избежать? Король все же пришел в себя? – не удержался я от вопроса.

Сапт покачал головой.

– Нет, сэр, этого не случилось.

– Вы заменили короля Рассендилом, – тихо произнес Холмс.

Полковник вздрогнул:

– Как, черт возьми…

Холмс улыбнулся:

– Это был единственный логичный выход из сложившейся ситуации. У вас был король, которого должны были короновать, но он был отравлен и не в состоянии исполнить свой долг, и англичанин, удивительно похожий на короля. У вас не было иного выхода, кроме как убедить Рассендила занять место Рудольфа Пятого.

– Это было очень рискованно, но, как вы сами сказали, у нас действительно не было иного выхода. Мы с Фрицем поговорили с Рассендилом, и он скрепя сердце согласился.

– Итак, если быть точными, король Рудольф так и не был коронован, – подытожил Холмс.

– Боюсь, что так, мистер Холмс, – полковник помрачнел, но согласился. – Не стану донимать вас деталями дела, чтобы не тратить то немногое время, которым мы располагаем, на рассказы, как мы обучали Рассендила дворцовому этикету, фактам из жизни короля, о семейных вкусах, личных особенностях и предпочтениях Рудольфа, равно как и роли, которую он должен был сыграть на коронации. Я лишь скажу, что Рассендил претворялся превосходно и обвел всех вокруг пальца.

– Всех, кроме Михаила Черного.

– Да, кроме Михаила и его коварного сообщника Руперта Хентзосского. – Сапт позволили себе короткий смешок. – Михаил чуть не лопнул от злости, когда столкнулся с Рассендилом в соборе, но ничего не мог ни сказать, ни сделать, не открыв своей причастности к измене. Ему пришлось терпеливо стоять и ждать, пока двойник его брата принимал корону Руритании. Однако самым серьезным испытанием для Рассендила в тот день стала встреча с принцессой Флавией, невестой короля. Ее не удалось так легко обмануть. Она заметила перемены, но они касались не внешности, а поведения, и Флавия сочла их благоприятными. Она была ими приятно удивлена, решив, что наконец Рудольф стал вести себя подобающим королю образом. Впрочем, Рассендил именно так себя и вел, он ведь был истинным Элфбергом.

– Как я понимаю, подмена короля имела тревожные последствия? – уточнил Холмс.

– Когда коронационные празднества завершились, мы с Рассендилом под покровом ночи выехали в охотничий домик. Мы решили, что англичанин отправится прямиком к границе, а мы с королем вернемся в Стрельсо. Однако, зайдя в домик, мы увидели, что Джозеф, слуга, которого мы оставили присматривать за королем, убит: его горло было перерезано от уха до уха. А король пропал!

– Михаил Черный? – Холмс вопросительно выгнул бровь.

– Да, будь он проклят! Люди Руперта Хентзосского схватили короля и доставили его в цитадель Михаила, Зендскую крепость. Разумеется, он знал, что мы не станем бить тревогу из боязни привлечь внимание к собственным действиям, к возведению на трон самозванца.

– Итак, Рассендилу пришлось и дальше играть короля.

– У него не было выбора. Не стану утруждать вас описанием всех событий, которые за этим последовали, скажу лишь, что Рассендил, храбрый малый, не дрогнул и не отступил ни в чем. Если бы он только был полноправным престолонаследником! Да он подходил для короны больше, чем сам Рудольф! Не думал я тогда, что мои праздные размышления…

Сапт на мгновение задумался, заглядевшись на пляшущие языки пламени, и его слова постепенно затихли. Затем, встряхнув головой, он вернулся к рассказу:

– Одним из непредвиденных последствий замены Рудольфа стала любовь, возникшая между Рассендилом и Флавией. Она видела перед собой нового, изменившегося Рудольфа, находила в нем все, что мечтала видеть в своем женихе. Доброта и благородство Рассендила очаровали ее, а ее удивительная красота и изящество сломили все его сопротивление чувству. Между ними расцвела настоящая любовь, и они стали счастливой и достойной парой.

– Однако, – отозвался Холмс с легкой тенью иронии в голосе. Я знал, что он при его трепетном отношении к холодному рассудку и неприязни к такому проявлению слабости, как эмоции, найдет разговор о любви досадным и незначительным. – Скажите, полковник, – резковато продолжил он, поблескивая глазами, – как вы разрешили проблему с похищением короля? Если вы вообще ее решали? О скандалах и переворотах при дворе Руритании вот уже несколько лет ничего не было слышно.

– Действительно, мистер Холмс, со временем нам удалось вызволить короля Рудольфа. Мы отобрали верных солдат и поздно ночью с их помощью напали на Зендскую крепость. Какое это было кровопролитье, доложу я вам! Но, благодарение небу, наш монарх вернулся к нам без единой царапины. А Михаилу Черному не так повезло: он пал от руки Руперта Хентзосского, который был дьявольски удачлив, и, избежав ранений, скрылся в горах.

Рассендил в последний раз встретился с Флавией и рассказал ей всю правду. Но доверенная ей тайна лишь сильнее объединила их и укрепила их чувства друг к другу. Однако долг подчиняет себе жизни стольких людей! Долгом Рассендила было отказаться от роли короля Руритании и спешно покинуть эту страну, а долг Флавии призывал ее занять свое место подле настоящего короля. Так все и случилось. Рассендил вернулся в Англию, а король, восстановив силы, уже спустя месяц женился на Флавии.

– И в мире воцарился покой, – подхватил Холмс, уже вставший на ноги и нетерпеливо расхаживавший по комнате. – Вплоть до этого дня. Спустя три года после описываемых вами событий произошло нечто, заставившее вас отправиться в Англию, и дело ваше не только срочное, но и крайне опасное.

Сапт лишь кивнул в ответ.

– Итак, наконец-то мы подобрались к сути дела, – объявил Холмс. Он снова уселся в кресло и, взяв уголек длинными щипцами, стал разжигать трубку. Несколько мгновений его лицо было скрыто за густыми клубами дыма, но затем он снова обратился к своему гостю: – Прошу вас, полковник Сапт, расскажите же нам теперь, в чем именно заключается ваше дело и как я могу вам помочь.

Нервно сцепив руки, Сапт пристально взглянул на моего друга:

– Ну что ж, теперь я перейду к событиям, непосредственно связанным с теми, о которых я уже вам рассказал и из-за которых все будущее Руритании находится на волосок от гибели.

Глава третьяСиние

Осенний вечер выдался ветреным, и, пока мы сидели за разговорами, ветер приобрел неистовую силу, завывая и ломясь в окна, будто пытаясь добраться до нас. Языки пламени танцевали в камине, повинуясь его зову, но мы так и не заметили этих проявлений природы: настолько поглотил нас рассказ гостя из Руритании.

Внешне Холмс казался расслабленным и спокойным, попыхивая трубкой в кресле, но я отчетливо видел признаки его заинтересованности: блеск в глазах, чуть поджатые губы и напряженные брови.

– Со дня похищения короля прошло три года, – продолжал полковник Сапт, – и они были очень тяжелыми для Руритании. Я уже говорил, что Рудольф не принадлежал к тому типу людей, из которых вырастают хорошие правители. К тому же произошедшее с ним в крепости в Зенде лишь обострило его не самые лучшие черты. Он был плохим мужем для Флавии, обращался с ней пренебрежительно и бесцеремонно, таким же ненадежным правителем он стал и для своего народа. Долгие периоды подавленности и меланхолии сменялись у него приступами жестокости. В результате, несмотря на все наши усилия сгладить его иррациональное поведение и то влияние, которое оно оказывало на государство, и сдержать распространение слухов о его недостойном поведении, он растерял любовь и поддержку народа, с которыми они приняли его на царствование. На фоне растущего недовольства Рудольфом появилась и стала стремительно набирать авторитет группа людей, подпольная фракция. Они называют себя Синими и выбрали своим символом цветок дубницы, распространенного растения в нашей стране да и по всей Европе. Во главе Синих стоит этот мошенник и негодяй Руперт Хентзосский.

– Что? – не выдержал я. – Неужели он все еще на свободе?

– Увы, доктор. Мы не можем предъявить ему обвинения в измене, не раскрывая всю историю о подмене короля, это уничтожит Рудольфа. Выходит, что, ради блага Рудольфа, Руперт должен оставаться на свободе.

– Занятно, – прокомментировал положение Холмс.

– Разумеется, мы не раз пытались избавиться от этого дьявола во плоти, но Руперт слишком хитер и изворотлив, чтобы попасться в наши капканы. Он нечеловечески удачлив, но придет день, мистер Холмс, придет день, и… – Голос Сапта упал до хриплого шепота, и глаза его блеснули недобрым огнем, перед тем как он снова вернулся к своему рассказу: – Руперт вернулся в Стрельсо в день венчания Рудольфа и Флавии. На публике он вел себя будто ничего не случилось и для всех, кроме нескольких посвященных, так все и было. Михаил уже мертв, но в его смерти обвиняли кого-то другого, и предательство Руперта так и осталось не разоблаченным. Он знал, что ему нечего бояться, и это знание давало ему повод для уверенности. Почти сразу по возвращении он воцарился в крепости Зенды, которую Михаил имел оплошность ему завещать. Именно из этой крепости Руперт сейчас управляет Синими. Пока он не предпринимал никаких действий, что могли бы напрямую угрожать королю, но само его присутствие являет собой темную неотвратимую угрозу. Он как паук, спрятавшийся в темном углу, плетет свою паутину интриг, в которой однажды увязнем мы все. Благодарение небесам за королеву Флавию, потому что только благодаря ей корона еще пользуется доверием. Она осталась подле Рудольфа, несмотря на его пренебрежение, и стала единственным хранителем королевской чести и достоинства. Она пожертвовала всеми своими чувствами ради исполнения долга.

Каждый год Фриц фон Тарленхайм отправляется в Дрезден, везя с собой символ любви Флавии к Рудольфу Рассендилу, с которым он там встречается. Флавия строго наказала Фрицу не говорить ни слова о ее страданиях и плачевном положении дел в Руритании, поэтому он просто передает короткое сообщение в подтверждение ее неувядающей любви. Рассендил в свою очередь вручает Фрицу свое сообщение и свой символ. Боюсь, мистер Холмс, эти мимолетные мгновения – единственная отрада в жизни Флавии. Без них она сломалась бы под давлением трагических обстоятельств ее брака и шаткого положения королевы.

– Король не знает о ее чувствах к Рассендилу? – спросил я.

Сапт отрицательно покачал головой.

– Нет, я в этом уверен. – Полковник выпрямился и подался вперед. – А теперь пришло время рассказать о том, что произошло два месяца назад и стало причиной моей поездки в Англию, а затем и обращению к вам за помощью.

Пять недель назад король устроил ночное гуляние и после привычных уже возлияний заболел. Поднялся жар, и пару дней нам даже казалось, что он не выживет. Конечно, его смерть была бы только на руку Синим: ведь наследника король пока не оставил, а следующим в очереди претендентов на корону был Руперт Хентзосский.

Но король выздоровел. Во всяком случае выздоровела его телесная оболочка, однако лихорадка имела катастрофические последствия для его рассудка. Как вы уже, наверное, поняли, мистер Холмс, короля и так нельзя было считать крепким умом человеком, но эта болезнь подточила и без того слабый разум. Если называть вещи своими именами – король безумен, господа.

Даже Холмс был ошеломлен подобным заявлением:

– Безумен? Что вы имеете в виду?

– Нет, он не бормочет и не рвет на себе одежды, – ответил полковник. – Он просто ведет себя как ребенок. – Сапт неторопливо покачал головой. – Жалкое зрелище, признаюсь вам.

– Это состояние излечимо?

– Никто не знает, что с ним будет дальше. Мы организовали консилиум лучших врачей Европы, включая сэра Джаспера Мика, специалиста по дисфункциям мозга из Лондона. Они все говорят в один голос: то, как поведет себя рассудок дальше, вырвется ли он из пут забытья или погрузится в их пучину еще глубже, зависит только от характера и силы воли больного. Король должен сражаться за свой рассудок. Время покажет, чем это все закончится. О его состоянии известно лишь королеве, мне, Фрицу, Штайнеру, личному врачу короля, канцлеру и горстке слуг, которым мы можем доверять. Общественности было сказано, что король упал с коня и повредил спину, поэтому исполнение королевских обязанностей отложено до той поры, пока он не поправится. Репутация человека безудержного и склонного к опасным развлечениям сделала эту историю правдоподобной. Пока правдоподобной. Однако вскоре настанет день, когда народ устанет ждать и потребует встречи с монархом.

– А Руперт подозревает об истинном положении вещей? – спросил я.

– Сложно ручаться, доктор, потому что недооценить такого хитрого человека было бы ошибкой. Если он и не знает об этом сейчас, то это всего лишь вопрос времени. А время у нас на исходе: всего через десять дней к нам прибывает король Богемии с государственным визитом. Если Рудольф его не примет и не сможет участвовать в публичных церемониях, связанных с этим визитом, то вся правда выплывет наружу. Это станет последней каплей на чаше весов. Как может народ сохранять верность слабому, выжившему из ума монарху? Руперту останется лишь подождать удачного момента, чтобы склонить их на свою сторону. Ха! Это будет равносильно передаче ему ключей от королевства! Та самая возможность захватить власть и уничтожить династию Элфбергов, которую этот негодяй и его люди так долго ждали. Мы не должны допустить этого любой ценой.

Холмс резко подался навстречу полковнику, глаза его ярко замерцали в свете ламп:

– Теперь я понимаю, почему вы покинули свою страну, находящуюся на грани катастрофы, чтобы приехать в Англию. Вы решили снова обратиться за помощью к Рудольфу Рассендилу, чтобы он помог вам успокоить подозрительные умы и отбиться от нападок Руперта.

– Вы и в самом деле проницательны, мистер Холмс. Именно за этим я и прибыл в Лондон. Зная страсть Рассендила к приключениям, его честность и глубокие чувства к королеве Флавии, я рассчитывал на его согласие еще раз помочь двору Руритании.

– Однако ваше присутствие в моей гостиной говорит о том, что ваша миссия не увенчалась успехом.

– Именно так, мистер Холмс. Рудольф Рассендил исчез!

Глава четвертаяПропавший двойник

Шерлок Холмс несколько мгновений просидел молча, устремив напряженный взгляд на огонь в камине. Затем он неожиданно обернулся ко мне, и лицо его засияло.

– Вот мы и снова в строю, Уотсон, не так ли? – Он потер изящные руки и снова обратился к гостю. – А теперь, полковник, давайте поговорим об этом подробнее. Как именно исчез Рудольф Рассендил?

– Рассендил живет в маленькой деревушке под названием Лэнгтон-Грин, возле Танбридж-Уэллс. Я отправился к их местному водоему, чтобы разыскать его дом, скромную виллу, в которой, по словам Фрица, он вел уединенную жизнь вместе со своим старым слугой. Этот слуга, Эдвардс, и сказал мне, что его хозяин поехал в Лондон, чтобы повидаться со своим братом, лордом Бурлесдонским. Проклиная неудачу и зря потраченное время, я вернулся в город и нашел дом лорда Бурлесдонского, что на Парк-Лейн. Мне пришлось приложить немало усилий, пока я добился аудиенции у лорда, который, кстати, отнюдь не был образчиком человека высшего света. Более того, он был крайне неучтив со мной и довольно грубо информировал меня, что не является нянькой своему брату, уже давно не видел Рудольфа, не имел вестей о нем и не ожидал их.

У меня возникло необъяснимое чувство, что он мне лгал. Я уже достаточно давно вращаюсь в обществе, чтобы меня можно было так просто провести. Лорд нервничал, и в голосе его не было уверенности, хотя он пытался это скрыть своим высокомерием. Конечно, я ничего не мог поделать, кроме как поблагодарить его и откланяться. Вот, собственно, это и есть мое дело, мистер Холмс. Можете ли вы мне помочь?

Холмс встал и некоторое время молча мерил комнату шагами, лишь однажды остановившись у окна, чтобы вглядеться в улицу за шторами. Потом он подошел к полковнику, встав спиной к огню.

– Могу ли я вам помочь? Это действительно самый важный вопрос, полковник. Я не чародей, чтобы взмахнуть волшебной палочкой и сотворить Рассендила из воздуха. Но я могу применить свои знания и опыт, чтобы разрешить вопрос, который обрастает все более и более интересными подробностями. В первую очередь нам необходимо собрать как можно больше информации. Скажите, Руперт знает о вашей миссии?

– Очень маловероятно. Только королева и Фриц знают о цели моего визита сюда. Конечно, мое отсутствие при дворе не останется незамеченным, но Руперт никак не может знать, где именно я нахожусь. Я уехал тайно и в одиночестве.

– Интересно, – тихо пробормотал Холмс и покачал головой. – Если этот человек хоть отчасти так хитер и пронырлив, как вы говорите, тогда он не нуждается в подсказках о сути ваших планов. Наверняка он смог их предугадать и, понимая, что Рассендил – ваша единственная надежда, предпринять необходимые шаги по опережению.

– Проклятье, Холмс! Это невозможно! – пророкотал Сапт.

Холмс лишь холодно улыбнулся в ответ:

– Не только возможно, полковник. Боюсь, это наиболее вероятно. Все говорит именно об этом. Но что вы мне скажете? Не чувствовали ли вы угрозу во время этой поездки, или, может, замечали, что за вами следят?

Сапт отрицательно покачал головой:

– Нет, насколько мне известно. Хотя… – и он задумался.

– Ну же, – потребовал Холмс. – Что именно вы заметили?

– Скорее всего, это не имеет никакого значения, так, мелочь.

– Мой опыт позволяет мне утверждать, что именно мелочи в таких делах имеют решающее значение. Позвольте мне самому судить о важности вашего наблюдения.

– Просто сегодня, навещая лорда Бурлесдонского, я заметил странноватого человека, слонявшегося по улице прямо через дорогу от нужного мне дома. Когда я ушел, этот человек так и остался там.

– Это был высокий человек в клетчатой кепи, потертом пальто и с усами, напоминающими моржовые?

Лицо Сапта вытянулось от удивления:

– Бог мой, да вы и есть самый настоящий чародей. Как вы узнали?

– Потому что именно этот человек сейчас стоит на противоположной стороне улицы, – ответил Холмс.

– Что? – Сапт вскочил с кресла, но Холмс быстро перехватил его.

– Нет, полковник, не подходите к окну. Пусть он думает, что мы не заметили слежки, это будет нам только на руку.

Сапт вернулся на свое место.

– Что вы хотите этим сказать, Холмс? – поинтересовался я.

– Элементарно, мой друг. За нашим полковником наблюдают люди графа Руперта, скорее всего с самого начала его путешествия.

– Если это так, то они узнают о цели моего визита и сделают все, чтобы не дать Рассендилу вернуться в Стрельсо.

– Под знаменами Элфбергов, ни в коем случае.

– Он никогда не подчинится Руперту.

– Разве что не по своей воле.

– Что вы хотите сказать?..

– Только то, что Рассендила похитили Синие. Судя по фактам, которыми мы сейчас располагаем, это наиболее вероятный вариант развития событий.

Сапт выглядел совершенно потерянным.

– Но Рассендил скорее умрет, чем подчинится требованиям Руперта, – пробормотал он.

– Существует масса способов заставить человека делать то, что требуется. И в этом деле пока слишком много неясностей. Мы должны пролить свет на эти темные обстоятельства.

– Что вы предлагаете?

– Я считаю, что нам необходимо воспользоваться помощью нового знакомого, коротающего вечер под нашими окнами.

– Каким образом?

Холмс задумался, а затем ответил:

– Вы остановились в отеле «Чаринг-Кросс», не так ли?

– Да, но как вы об этом узнали?

– Это не имеет значения.

– Может быть, для вас это неважно, но я хотел бы знать.

– Извольте. Все элементарно: отель «Чаринг-Кросс» популярен у европейцев, а в данный момент на повороте на Вильерс-стрит идут работы на мостовой, и там все покрыто слоем красноватой глинистой пыли. Как раз такой, которая осела на ваших каблуках.

Сапт хохотнул:

– Я точно обратился по адресу. Вы именно тот человек, который может мне помочь, – заявил он.

Лицо Холмса оставалось напряженным.

– Посмотрим. А сейчас, полковник, предлагаю вам вернуться в отель. Разумеется, ваш преследователь отправится за вами на кэбе. Громко и четко назовите адрес и название отеля, а когда сядете, тихо скажите кучеру, чтобы ехал медленно.

– Зачем?

– Затем, что, когда обладатель клетчатой кепки последует за вами, мы с Уотсоном проследим за ним самим. – Холмс обернулся ко мне. – Согласны, Уотсон?

– Разумеется, – ответил я.

– Превосходно. Тогда я не вижу смысла откладывать наш выход. Полковник, когда приедете в отель, задержитесь в фойе, пока не увидите нас с Уотсоном. Потом поднимайтесь к себе и ложитесь спать. Утром мы свяжемся с вами и расскажем о том, что смогли узнать.

Полковник с трудом встал.

– Мистер Холмс, не знаю, как вас отблагодарить.

– Вы излишне торопитесь со своей благодарностью. Пока мы ничего не добились.

– Может и так, но вы дали мне надежду на то, что еще не все потеряно.

– Это темное дело, полковник, и, боюсь, мы еще не знаем самого плохого.

Спустя пару минут Холмс наблюдал из окна, как Сапт вышел из передней двери и уселся в кэб, который ждал его все это время. Соглядатай, подпиравший плечом газовый фонарь через дорогу, дождался, пока лошадь тронулась, и только потом выбросил сигарету и опрометью метнулся к свободному кэбу.

– Идемте, Уотсон, – прошипел Холмс.

Мы бросились на улицу и успели увидеть, как Клетчатая Кепка садился в кэб, который затем направился вслед за полковником. Холмс нашел третьего извозчика и двинулся к нему. Кэб остановился, но кучер лишь покачал головой.

– Прошу прощения, джентльмены, но я не могу вас взять. Я должен вернуться в конюшни на Кроуфорд-стрит.

– Пол соверена сверху в конце поездки, – предложил мой друг.

Кучер мгновение колебался, но затем снова покачал головой:

– Я бы с радостью, да лошадь потеряла подкову и повредила ногу. Мне надо о ней позаботиться.

Холмс нетерпеливо что-то буркнул и быстро развернулся.

– Сюда, Уотсон! – рявкнул он и бросился вниз по Бейкер-стрит вслед двум удаляющимся экипажам.

К счастью, Сапт следовал указаниям Холмса и его кэб ехал медленно, и нам удавалось держать его и экипаж преследователя в поле зрения. Мы бежали, стараясь отыскать свободный кэб, но ни один из них, как назло, не попадался на глаза. Холодный ветер хлестал по щекам, ледяная крошка высекала слезы из глаз.

– Что за адское невезенье! – воскликнул Холмс, едва переводя дыхание, но его слова тут же были унесены ветром.

Расстояние между нами и кэбами постепенно увеличивалось.

– Мы не должны его потерять! – Холмс задыхался от бега, прибавляя шагу и оставляя меня позади.

Чем ближе мы были к Оксфорд-стрит, тем больше людей толпилось на улице, и нам становилось все труднее удерживать скорость и не сталкиваться с пешеходами. Я все-таки налетел на приземистого малого самого недружелюбного вида, который тут же разозлился на мою досадную оплошность. Он потянулся, было, меня схватить, но мне удалось избежать его лап и пробормотать извинения на бегу, обернувшись через плечо.

На углу с Хардинг-стрит мы заметили свободный кэб. Холмс одним прыжком заскочил внутрь, быстро отдал распоряжения кучеру, затем повернулся ко мне, чтобы втащить меня внутрь. Когда кэб резко тронулся, меня отбросило к спинке сиденья.

– Что еще кроме хорошей пробежки разгонит кровь по жилам, а, Уотсон? – спросил Холмс с сухим смешком, но ликование на его лице читалось даже в сумраке кэба.

Мы свернули налево на Оксфорд-стрит вслед за экипажем преследователя. Несмотря на поздний час и плохую погоду, вся центральная улица была запружена людьми: театралы возвращались домой после представления, ночные гуляки демонстрировали свои наряды, торговцы всех мастей вели горячие переговоры, рабочие и праздношатающийся люд всевозможного вида дополняли картину, свойственную ночному городу.

– Человек – стадное животное, и его неумолимо тянет к себе подобным, – прокомментировал Холмс открывшуюся перед нами картину. Он не отрывал глаз от кэба, едущего в сотне ярдов перед нами.

Затем произошло нечто странное: вместо того чтобы свернуть на Оксфордскую площадь и далее на Риджент-стрит, следом за кэбом Сапта, экипаж соглядатая продолжил двигаться прямо.

– Превосходно! – воскликнул Холмс. – Уотсон, дальше мы разделимся. Отправляйтесь за полковником Саптом и подождите меня в фойе отеля, я же прослежу, куда направится наш приятель. То, что он не последовал за Саптом, означает, что он либо не боится его потерять и собирается встретить его снова завтра утром, либо его обязанности на этом заканчиваются и передаются другому шпиону. Как бы то ни было, я поеду за ним, он может привести меня прямо к Рассендилу.

Проехав Оксфордскую площадь, наш кэб чуть притормозил, и я без труда спрыгнул на мостовую.

– Будьте осторожны, Холмс! – крикнул я, а он взмахнул мне рукой в ответ.

Пару мгновений я смотрел ему вслед, пока его кэб не растаял в ночи, затем повернулся и пошел за полковником.

Глава пятаяОтель «Чаринг-Кросс»

Я пересек Оксфорд-стрит и поспешил по Риджент-стрит. Мне понадобилась лишь пара мгновений, чтобы нанять свободный кэб, в котором я последовал за полковником Саптом в отель.

Я сидел в темноте экипажа, наслаждаясь восторгом погони и размышляя о деталях услышанной удивительной истории. Я лишь усмехнулся, вспомнив, как в начале вечера не слишком удачно пытался отвлечь Холмса от тягостных размышлений, а пару часов спустя каждый из нас следовал по ночному Лондону по своей линии расследования таинственного дела.

Когда мой кэб подъехал к площади Пиккадилли, экипаж Сапта появился прямо передо мной, и так мы проехали около десяти минут, пока не достигли цели. Отель «Чаринг-Кросс» располагался в большом представительном здании в стиле французского ренессанса, выходящем фасадом на Стрэнд. Он входил в ансамбль величественного вокзала, откуда начинается путь на континент. Мой кэб подкатил к отелю как раз в тот момент, когда Сапт расплачивался со своим кучером и направлялся к дверям отеля. Спустя считанные секунды я последовал за ним.

Время шло к полуночи, но в холле было многолюдно и шумно. Люди были везде: кто-то стоял у стойки администратора, заселяясь в гостиницу, а кто-то уже шел на улицу, навстречу сомнительным удовольствиям, которые Лондон мог предложить в такой поздний час. Некоторые гости отдыхали в удобных креслах, просматривая вечерние газеты, потягивая последний стаканчик спиртного на ночь или наслаждаясь трубкой или сигарой.

Вскоре среди этой суеты и гама я заметил Сапта. Полковник взял у стойки вечернюю газету и расположился в кресле возле лифта, откуда было прекрасно видно все. Я сразу понял, что содержимое газеты мало его интересовало: он пользовался ею только для того, чтобы из-за страниц украдкой осматривать холл. Наконец он заметил меня, и мы обменялись взглядами. По тому, как глаза Сапта тщетно обшаривали холл в поисках Холмса и возвращались ко мне, было понятно, что полковник удивился отсутствию моего друга. Я попытался убедить его в том, что все в порядке, сохраняя самый невозмутимый вид. Казалось, Сапт меня понял, и через некоторое время, когда нескончаемый людской поток стал редеть, он отложил газету, несколько раз показательно зевнул, говоря тем самым, что собирается в свой номер спать, взял у портье ключ и направился к лифту. Войдя в него, он мне кивнул и позволил дверям закрыться.

Мне же не оставалось ничего другого, как дожидаться прихода Холмса. Невозможно было предугадать, как далеко завела его слежка за шпионом и в какие события ему пришлось вмешаться, поэтому мое ожидание могло затянуться. Я находил гадание непродуктивным занятием и просто старался гнать от себя тревожные мысли.

Мой друг появился уже в начале третьего. К тому времени холл почти опустел, и компанию мне составляли задремавшие в креслах гости да ночные служащие. Я перебрался в кресло поудобнее и перечитывал газету уже в сотый раз, когда в гостиницу вошел Холмс. На раскрасневшемся лице моего друга глаза блестели настоящим восторгом, из чего я сделал вывод, что его вылазка увенчалась успехом.

– Я полагаю, все в порядке? – тихо спросил он, пододвинув ко мне свободное кресло.

– У меня никаких сложностей не возникло, – ответил я, кивнув. – А как у вас дела? Куда привел вас Клетчатая Кепка? Приблизились ли мы к разрешению этой тайны? Вы знаете, где сейчас Рассендил?

Он ответил мне коротко, сопроводив слова пренебрежительным жестом.

– Детали обсудим позже, – сказал он и обернулся, чтобы осмотреть холл.

Холмс обладал возмутительной особенностью удерживать всю информацию при себе, чтобы делиться ею тогда, когда сочтет нужным, чаще всего тогда, когда это производило наиболее драматичный эффект. Эта особенность мне категорически не нравилась, и я зачастую был вынужден действовать, не понимая смысла происходящего. Однако опыт общения с Холмсом приучил меня к тому, что спорить с ним было бесполезно, и если он хотел закрыться за створками, подобно ракушке, лучше было ему это позволить.

– Сапт поднялся к себе в номер? – спросил он, снова повернувшись ко мне.

Я кивнул.

– Никаких признаков слежки? – нахмурился он.

– А вы ее ожидали?

– Не знаю, – рассеянно ответил он. Через мгновение он заговорил снова: – Что же, Уотсон, боюсь, нам придется потревожить сон полковника. У меня есть к нему вопрос исключительной важности, и он касается мальчика.

– Какого мальчика?

Холмс не ответил.

Еще на Бейкер-стрит Сапт сказал нам, что поселился в маленьком номере на третьем этаже, и именно туда мы и отправились. Воспользовавшись лифтом, довольно быстро оказались в тускло освещенном коридоре возле дверей номера Сапта. Холмс негромко постучал в дверь, прошло несколько мгновений, но нам никто не ответил.

– Полковник сейчас в объятиях Морфея, – предположил я.

Но Холмс постучал еще раз, только сильнее.

– Если этот стук его не разбудит, то он, должно быть, спит крепче обычного, – отозвался он.

– Что будем делать?

– Входить, а что нам еще остается? – произнеся эти слова, мой друг достал из жилетного кармана длинную проволоку и вставил ее в замочную скважину.

Раньше Холмс не раз шутил, что не стань он сыщиком, из него вышел бы первоклассный преступник. У него имелись основания для подобных утверждений, потому что спустя считанные мгновения послышался отчетливый щелчок, и, взявшись за ручку, Холмс открыл дверь.

Мы вошли в темную комнату. Сквозь дальнее окно пробивался слабый лунный свет, но его хватало только на то, чтобы в комнате угадывались очертания обстановки.

Я заметил на стене выключатель и уже потянулся, чтобы включить свет, но Холмс меня остановил. Он извлек карманный фонарик из складок своего пальто и зажег его. Постепенно луч света позволил нам рассмотреть небольшую, но элегантную гостиную. Затем луч замер на двери в дальнем углу комнаты.

– Спальня! – прошептал я. – Так вот почему полковник не слышал стука.

Холмс молча и быстро двинулся к двери. Как только мы вошли, сразу почувствовали явственный запах сигарного дыма. Шторы в комнате были опущены, и кромешную темноту нарушал только желтоватый луч фонаря Холмса. Наконец мы обнаружили кровать, на которой виднелась фигура Сапта.

Но с каким выражением лица он лежал! Его глаза были широко раскрыты, в немигающем взгляде читался испуг, а рот замер в беззвучном крике.

Холмс бросился к кровати, едва коснулся лба полковника и лишь потом отдернул одеяло, чтобы показать мне, что Сапт лежал полностью одетым, в том самом виде, в котором появился незадолго до этого на Бейкер-стрит. Единственное отличие с его прежним обликом как магнит притягивало мой взгляд и даже вырвало подавленный стон из моей груди: прямо под сердцем полковника красовалась узорная рукоять кинжала, вокруг которой расплывалось алое пятно крови.

– Он убит, – хриплым от ужаса голосом произнес я.

Холмс кивнул, и с тяжелым вздохом осветил все тело Сапта. Лишь тогда я заметил, что в раскрытой ладони полковника что-то есть. Это был цветок.

– Синяя дубница, – тихо сказал Холмс.

Мы стояли молча, с сокрушенными сердцами, понимая, что нашему расследованию нанесен коварный удар.

– Они слишком быстры и умны, что позволило им опередить нас, – пробормотал Холмс. Его лицо все больше мрачнело, пока он разглядывал запятнанное кровью тело покойного полковника. – Я должен был поместить его под постоянное наблюдение.

Я понимал, что сейчас мой друг винит в произошедшем и направляет свой гнев не только на преступников, но и на самого себя.

– Вы никоим образом не могли предугадать ход событий, – заверил я его.

Холмс покачал головой и тяжело вздохнул:

– Я понимаю, что вы руководствуетесь благими намерениями, дорогой друг, но тут вы не правы. Это я должен был предвидеть.

Я не успел ответить, как он передал мне фонарь.

– Подержите, пожалуйста, – попросил он. – А я пока осмотрю комнату.

Я направлял луч света туда, куда указывал Холмс, а он вихрем носился по спальне, рассматривая интересовавшие его предметы с помощью увеличительного стекла. Его осмотр был так же тщателен, как и быстр.

– Тут мы мало что узнаем, Уотсон. За исключением того факта, что наш убийца – редкостный наглец, – сказал он, протягивая мне маленькую пепельницу. – Похоже, после совершенного им убийства он не отказал себе в удовольствии выкурить сигару. – Он снова вздохнул. – Что ж, первый раунд остается за Рупертом и его людьми, но сама битва еще далека от завершения. Вы готовы к новым приключениям, Уотсон?

– Разумеется.

– Прекрасно! Вы вооружены?

Вместо ответа я вытащил и показал ему свой пистолет.

– Не убирайте его далеко, – попросил Холмс. – Вам он может понадобиться еще до рассвета.

Глава шестаяЛондонский рассвет

Над спящим городом разносились ясные печальные перезвоны Биг-Бена: колокола пробили три часа. Ветер стих, и ночной воздух был неподвижен. Холмс и я были снова в кэбе, мчавшемся по молчаливым улицам. Мы быстро и незаметно покинули отель «Чаринг-Кросс», оставив полковника Сапта таким, каким нам довелось его найти.

– Если мы поднимем тревогу, это не только задержит наше расследование, но может ему серьезно помешать, – объяснил Холмс. – Сейчас мы ничего не можем сделать для самого полковника, кроме как отомстить за его смерть и выполнить то дело, которое он нам поручил.

Я наблюдал за тем, как мы проносились по пустынным, слабо освещенным уличными фонарями и луной улицам, и мне казалось, что мы находимся в каком-то потустороннем мире. Сквозь вязкий сумрак проступали силуэты знакомых зданий, а осиротевшие мостовые отзывались на наше присутствие гулким стаккато конского топота.

– С вами все в порядке, Уотсон? – резко спросил Холмс.

– Да, – ответил я, пытаясь избавиться от лукавых игр моего воображения. – Скажите, Холмс, а куда мы направляемся?

– Простите, друг мой, я должен был сказать вам об этом раньше. Я вовсе не собирался держать вас в неведении, просто был поглощен собственными мыслями. Сейчас мы повторяем тот путь, который я уже проделал, когда высадил вас на Оксфордской площади и последовал за Клетчатой Кепкой. Мы двигались на восток, по направлению к Степни и Майл-Энд-роуд. Не доезжая до поворота на Боу-роуд, мы свернули направо, на Бардетт-роуд, и, проехав по ней около сотни ярдов, наш знакомый остановился.

Холмс сухо рассмеялся:

– Клетчатая Кепка даже не подозревал о моем присутствии. Он был так спокоен и уверен, что позволил себе радостно попрощаться с извозчиком. Покинув кэб, он вошел в скромную, стоящую на отшибе виллу, дом номер сто четыре. На первом этаже все шторы в эркере были задернуты, но я заметил, как сквозь странного вида щель прорывался яркий свет, из чего сделал вывод, что в доме был кто-то еще. В этом заговоре есть и другие участники.

Осмотревшись, я обнаружил узенький переулок позади виллы, и, пройдя по нему, нашел место, где смог перелезть через стену и пробраться во двор дома номер сто четыре. Их сад, конечно, находился в запустении, задняя стена самого дома не освещалась, и я уже собрался обогнуть дом, как, к своему счастью, заметил у ног тусклый свет. Только тогда, присмотревшись, я различил заросшую грязью и травой решетку прямо над маленьким подвальным окошком. Мне мало что удалось рассмотреть сквозь мутное от грязи стекло и листву, но того, что увидел, хватило, чтобы меня бросило в холодный пот. В подвале стояла женщина, и свеча в ее руке была единственным источником света. Она рассматривала что-то на полу, и когда немного отошла в сторону, я увидел, что объектом ее внимания служил лежавший на полу мальчик. Ему соорудили некоторое подобие кровати из хлама и ветоши. Сначала я решил, что мальчик мертв, но когда тот немного пошевелился, я понял, что он просто спит. Осмотрев ребенка, женщина вышла, и подвал снова погрузился в темноту.

– Ради бога, кто этот мальчик?

– У меня есть подозрения на этот счет, но пока мы слишком мало знаем, я предпочту держать их при себе.

– Вы надеялись, что Сапт скажет вам, кто он?

– Не совсем, но я рассчитывал на то, что он тем или иным способом подтвердит мои догадки.

– Что вы предприняли дальше?

– Я прокрался к фасаду дома и заглянул в одно из окон, в щель между шторами. Обзор был скудный, но могу сразу сказать, что комната была меблирована отвратительно. Клетчатая Кепка был там, попивал джин, развалившись на кушетке и ведя милую беседу с другим человеком, лица которого я не видел. Но я успел рассмотреть, что собеседник нашего соглядатая был одет в синюю униформу. Вскоре к ним присоединилась женщина, которую я видел в подвале, и они все какое-то время премило беседовали. Полностью разговора мне расслышать не удалось, но я уловил два имени, которые упоминались чаще всего. Одно из них было Сапт.

– А второе?

– Гольштейн.

– Мне оно ни о чем не говорит, – покачал я головой.

– Мне тоже. Пока. Но мы возьмем это имя на заметку. Итак, трио ушло на покой, и мне показалось, что у Клетчатой Кепки были виды на женщину. Перед тем как выйти из комнаты, он подошел к окну, и мне пришлось упасть на землю и прижаться к стене, чтобы он меня не заметил, пока осматривал улицу. К счастью, он меня не заметил. Сразу же после этого они заперли двери и погасили свет. Поняв, что на тот момент я узнал все, что мог, я поспешил в отель.

– Что же это все означает?

– Все, кроме присутствия мальчика в подвале, может значить, что эта вилла используется в качестве штаба Синих в Лондоне. Как я и подозревал, они следили за Саптом с самой Руритании, и пока кто-то из их банды занимался пленением Рассендила, остальные занимались поиском и арендой виллы и устранением полковника. Ну конечно, если посланник короля будет убит за пределами родного государства, это будет выглядеть не так подозрительно, к тому же сложно будет проследить связь этого события с Рупертом.

– А как же Рассендил? Вы думаете, его держат в доме?

– Я уверен, что он в руках Синих, но, если я не ошибаюсь, в доме его нет, и в настоящий момент он находится на пути к Стрельсо в компании с убийцей Сапта.

– Но нас заверили в том, что Рассендил скорее предпочтет умереть, чем подчинится требованиям Руперта. Как они могли заставить его поехать с ними?

– Они шантажируют его с помощью мальчика.

Наверное, на моем лице отразилось все мое смятение, потому что Холмс чуть улыбнулся и похлопал меня по руке:

– Я все объясню в свое время, Уотсон, а сейчас мы уже почти приехали.

Оказывается, я был настолько поглощен рассказом Холмса, что не заметил, как изменился вид за окном экипажа. Высоким благородным строениям Лондона на смену пришли обветшалые, покосившиеся дома Уэст-Энда. По требованию Холмса кэб свернул на Бардетт-роуд.

Я по-прежнему не понимал, что задумал Холмс. Неужели он предложит мне сейчас вломиться в дом и отбить у бандитов заложников?

Мы немного проехали по дороге, и Холмс остановил извозчика, наказав ему ждать нас. Мы вышли и тихо зашагали по пустынной улице, пока не дошли до дома номер 104, выделявшегося угловатым силуэтом на светлевшем небе.

– Итак, Уотсон, – зашептал Холмс, – я останусь здесь, чтобы не дать никому из этих типов скрыться, пока вы не приведете подмогу. Если память меня не подводит, наш друг Грегсон в этом месяце дежурит по вечерам. Скажите ему, что мы нуждаемся в его помощи, и пусть он прихватит с собой с полдюжины крепких ребят. Отправляйтесь немедленно. Малейшее промедление грозит срывом нашего расследования.

Когда я снова оказался на Бардетт-роуд, рассвет уже отметил небо прозрачными серыми мазками. Со мной был инспектор Тобиас Грегсон, сообразительность и проворность которого дали Холмсу основания называть этого молодого человека сливками Скотленд-Ярда. Надо отдать должное инспектору: он отнесся к моим словам с похвальным вниманием, и за нашим экипажем сейчас следовала повозка, замаскированная под торговую, и в ней сидели шесть констеблей.

Мы остановились немного не доезжая до дома номер 104. Грегсон велел своим людям сидеть тихо и не показываться на глаза, пока он не закончит беседу с Холмсом, который продолжал свою вахту у ворот виллы.

– Рад вас видеть, – тепло поприветствовал полицейского мой друг, обменявшись с ним рукопожатием.

– Должен признать, мистер Холмс, вы никогда не поднимали нас по ложной тревоге, и сейчас мне тоже хотелось бы верить, что я оказался здесь не без причины, – и высокий светловолосый инспектор кивнул в сторону повозки с констеблями.

– О, у вас предостаточно таких причин, Грегсон. Сейчас нет времени для подробностей, поверьте только, что обитатели этого дома – иностранные анархисты, которые уже виновны в убийстве высокопоставленного гостя из Руритании, прибывшего к нам с визитом.

Бледное лицо полицейского заметно расслабилось, и на губах заиграла понимающая улыбка.

– Прекрасно, мистер Холмс. Каков ваш план действий?

– Разместите своих людей у парадного и черного входов в дом, чтобы оттуда никто не ускользнул, а вы, доктор Уотсон и я войдем внутрь. Они держат в подвале заложника, мальчика, и его мы должны спасти любой ценой.

Грегсон был достаточно хорошо знаком с методами моего друга, чтобы приступить к исполнению инструкций безо всяких дополнительных вопросов. Уже через несколько минут, за которые рассвет только начал приподнимать темную ночную завесу с разбитой дороги, мы были готовы действовать.

– Передняя дверь заперта, так что нам придется лезть через окно, – сказал Холмс, беря в руки большой камень.

Он метнул его в боковое окно эркера, стекло с грохотом посыпалось от удара. Выбивая оставшиеся осколки из рам рукоятками пистолетов, мы проникли внутрь.

Конечно же, шум разбудил обитателей виллы: со второго этажа доносились приглушенные голоса и звуки быстрых шагов. Следом за Холмсом мы прошли через гостиную в холл, но как только добрались до лестницы, на верхней площадке появилась фигура человека. Из его вытянутой руки вылетел сноп желтых искр, следом послышался гром выстрела. Я почувствовал, как рядом с моей головой просвистела пуля и отскочила от стены.

Холмс ответил выстрелом на выстрел, и фигура издала резкий крик боли, схватившись за правое плечо, перед тем как скрыться в тени. Мы стали медленно подниматься по лестнице, и Холмс остановил нас взмахом руки, как только мы добрались до лестничной площадки. Утренний свет начинал понемногу просачиваться сквозь окна, но верхняя часть лестницы по-прежнему оставалась в темноте.

Внезапно справа от нас послышался шум, и раздался еще один выстрел. Грегсон судорожно втянул в себя воздух и упал на колени, медленно сползая на пол вдоль стены. Пока все наше внимание было занято им, на сцене появилось еще одно действующее лицо: разъяренная женщина. Никто не видел, откуда она взялась. С безумным криком она набросилась на Холмса, и столь неожиданным было ее нападение, что Холмс выпустил из руки пистолет. Завязалась нешуточная схватка, и я замер, как завороженный глядя на эту дьяволицу. Ее пальцы, словно чудовищные когти огромной птицы, тянулись к лицу моего друга, стремясь рвать и кромсать. Холмсу удалось схватить ее за запястья, но пока они боролись, оба оказались прижатыми к перилам, которые начали издавать зловещий скрип.

Из оцепенения меня вывел новый выстрел. Я увидел, как в правом от нас коридоре Клетчатая Кепка проскочил из одной комнаты в другую. Я прицелился, но его фигура уже скрылась в темноте.

Холмс по-прежнему боролся с женщиной, которая вела себя как одержимая, во что бы то ни стало пытаясь расцарапать его лицо и глаза. По правой щеке знаменитого сыщика уже струился кровавый след. Женщина неистово выла, чередуя страшные проклятия с истошными криками. Когда они снова столкнулись с перилами лестничной площадки, те прогнулись под весом двух тел, треснули и, подымая тучу древесной пыли, разломились на части. Тела обоих дерущихся на мгновение замерли на краю площадки, а потом стали медленно падать вниз.

Одним прыжком я оказался подле Холмса, вцепившись в его пальто и рванув на себя что было силы в попытке удержать его от падения. Женщина же, выпустившая Холмса от испуга, теперь размахивала руками, будто пытаясь ухватиться за воздух. Она снова отчаянно закричала и полетела вниз, совершая в воздухе навевающие ужас плавательные движения, которые долго еще будут видеться мне в ночных кошмарах. Потом ее тело ударилось о пол.

– Благодарю вас, Уотсон, – выдавил Холмс, с трудом переводя дыхание.

Подобрав свой пистолет, он склонился над лежащим инспектором. Грегсон был в сознании и обеими руками зажимал колено. Сквозь пальцы сочилась кровь. Я тоже присел, чтобы осмотреть рану.

– Не тратьте на меня время, Уотсон, – прохрипел полицейский. – Я выживу.

– Вы можете двигаться? – спросил я.

– С трудом. – Лицо его исказила гримаса, пока он пытался сменить положение.

Холмс присел рядом со мной.

– Грегсон, мы должны оставить вас тут, пока не разберемся с двумя другими сообщниками.

– Разумеется. У меня есть оружие, и, если что, мимо меня никто не пройдет.

Мы не успели произнести ни слова в ответ, поскольку наше внимание отвлек неожиданно раздавшийся за нашими спинами звук. Обернувшись, я успел заметить две изготовившиеся к прыжку тени. Клетчатая Кепка замахнулся, чтобы пнуть стоявшего на коленях Холмса, но мой друг с редкостной ловкостью отскочил в сторону и схватил нападавшего за ногу. Последовавший далее резкий рывок сбросил бандита вниз по лестнице, куда тот и полетел головой вперед.

А в это время Грегсон, лежавший спиной к стене, успел выстрелить во второго нападавшего. Тот дернулся от удара пули, схватился за грудь и замертво упал на пол.

Клетчатая Кепка быстро пришел в себя после падения и бросился наутек.

– Он не должен добраться до мальчика, – крикнул Холмс, метнувшись вниз по лестнице. Я последовал за ним.

Клетчатая Кепка добежал до двери в подвал, развернулся и принялся палить в нас из пистолета, не давая себе особого труда прицелиться. Мы прижались к стене, и этого промедления оказалось достаточно, чтобы он в один прыжок оказался возле двери и захлопнул ее за собой. Холмс мощнейшим рывком кинулся к двери, чтобы не дать ее запереть изнутри. Удар в дверь оказался такой силы, что та распахнулась, сбив с ног стоявшего позади нее бандита. С грохотом полетел он вниз, по ступеням, и, лишь чудом ухватившись за перила, смог подняться на ноги.

Оказавшись на подвальном полу, он поймал равновесие и обвел все вокруг взглядом, перед тем как поднять пистолет. Вот только целился он не в Холмса и не в меня. Дуло его пистолета было направлено на маленькую фигурку, скорчившуюся на подобии кровати в дальнем углу подвала. Пистолет Холмса издал хлопок, Клетчатая Кепка перевел свой удивленный взгляд на нас и осел на пол.

Я подошел к нему ближе и в тусклом сером свете увидел, что бандит уже мертв.

– Ну что ж, – тихо сказал я, – полковник Сапт отмщен.

Холмс ничего не ответил и бросился к месту, где лежала неподвижная фигура мальчика. Встав рядом с ним на колени, мой друг повернул лицо ребенка к свету. Оно было бледным, а мягкие черты лица портил кровавый синяк на правой скуле. Веки подрагивали, но глаза так и оставались закрытыми.

– Его напоили каким-то наркотиком? Что скажете, Уотсон?

Я проверил пульс мальчика, приподнял веко и вгляделся в зрачок.

– Да, – согласился я наконец. – Сильное успокоительное. К счастью, ничего серьезного.

– Хвала Небесам! – Холмс оглянулся на труп Клетчатой Кепки. – Без убийства обойтись не удалось, – тихо закончил он, обращаясь больше к самому себе. Помолчав немного, он повернулся ко мне с озабоченным выражением на лице: – Мальчика-то мы спасли, Уотсон, вот только не осталось никого, кто мог бы дать нам ту информацию, которая необходима для дальнейших поисков. Теперь мы остались совершенно одни наедине с этим крайне запутанным делом.

Глава седьмаяВоссоединение семьи

Рядом с таким выдающимся сыщиком, как Шерлок Холмс, жизнь никогда не была скучной, а уж если мой друг и я приступали к раскрытию дела, то я испытывал такое обострение чувств, такой невообразимый подъем, что иногда мне казалось, будто моя жизнь переходит в некое иное измерение. Все вокруг казалось нереальным, но разум становился как никогда ясным, а мысли – четкими и отточенными. Странно, что никогда ранее я не описывал этого своего ощущения, когда рассказывал о приключениях, которые выпали на нашу с Холмсом долю. Именно эта особенность моих повествований, которую Холмс охарактеризовал как «романтическая атмосфера», и заставляла его насмехаться над моими литературными усилиями.

Как-то раз он был крайне суров в своей критике.

– Вы опустили то, что имело потенциал стать курсом лекций, до уровня сказок на ночь. Возможно, ошибочным стало ваше стремление насытить красками и живостью каждое из описаний, вместо того чтобы уделить должное внимание чистейшей логике, прослеживающей связь между причиной и следствием. Собственно, она и есть единственный достойный упоминания факт.

Та пресловутая «чистейшая логика», или raison d’etre всего происходящего, имела такое значение для моего друга, что зачастую он оказывался неспособным заметить катастрофические последствия своих расследований.

Это не я привносил «краски и живость» в события – они и так были полны ими. Шерлок Холмс был интеллектуалом, и его ум жил этими расследованиями. Он не чувствовал усиления пульса жизни во время расследования нового дела. Я же так живо ощутил эту пульсацию во время Хентзосского дела, что она не повторялась с такой силой более никогда. После ночной гонки в кэбе к отелю «Чаринг-Кросс» события стали развиваться стремительно. И теперь, перебирая в памяти те события и пребывая в спокойствии и ясном рассудке, я ощущаю трепет восторга, смешанного со страхом перед опасностью.

Уже через несколько часов после драматических событий, развернувшихся в уединенной вилле на Ист-Энд, я и Холмс уже сидели в своей уютной квартире на Бейкер-стрит. Инспектора Грегсона отвезли в полицейский госпиталь, а три трупа – в полицейский морг. Мальчика перевезли к нам на Бейкер-стрит. Холмсу удалось убедить Грегсона оставить ребенка на время с нами, а инспектор был слишком слаб, чтобы вразумительно возразить против этого. И мальчугана доверили заботливому уходу миссис Хадсон, которая устроила ему постель в своей маленькой гостиной на первом этаже.

Когда мы вернулись, я попытался немного отдохнуть, чтобы восстановить силы после бессонной ночи и приключений. Холмс же не проявлял ни малейших признаков усталости. Напротив, он тут же принялся за дела: стал тщательнейшим образом рассматривать с помощью увеличительного стекла и микроскопа одежду мальчика и вещи, взятые им с места убийства полковника Сапта, отправил несколько телеграмм, просмотрел Книгу пэров Берка и расписание «Томас Кук континенталь», удовлетворенно похмыкивая в процессе и поглядывая на карту Европы. Мне по-прежнему не давали покоя некоторые детали произошедших с нами событий, но я слишком хорошо знал своего друга, чтобы сейчас беспокоить его своими расспросами.

Только около десяти утра, плотно позавтракав, Холмс устроился в кресле возле камина и раскурил трубку.

– Если все сложится благоприятно, – произнес он, вытягивая длинные ноги перед огнем, – то к полудню мы проясним часть оставшихся неясными для нас вопросов. А пока есть пара минут, чтобы отдохнуть и насладиться трубкой.

И, не произнеся больше ни слова, он откинулся на спинку кресла, зажав трубку в губах и мечтательно глядя куда-то в потолок. Голубоватый дымок кольцами поднимался вверх. Так он и сидел, молчаливый и неподвижный, а утренний свет скользил по его четко очерченному лицу и носу с горбинкой. Я задремал, и меня разбудил тихий стук в дверь и появление нашей хозяйки.

– Мальчик приходит в себя, мистер Холмс. Взглянули бы вы на него вместе с доктором Уотсоном.

Она проводила нас в свою уютную гостиную, где на софе, укрытый несколькими пледами, лежал спасенный мальчик. Это был крепкий малыш лет десяти, с правильными чертами лица и копной каштановых волос. Он только начал приходить в себя, и его веки трепетали, пока он пытался вернуться в сознание.

– Это ваша епархия, Уотсон, – сказал Холмс, отходя в сторону и предоставляя мальчика мне.

– Его пульс становится ровнее, – вскоре смог констатировать я. – Если сейчас напоить его черным кофе, то это ускорит его пробуждение.

– Я позабочусь об этом, доктор, – тут же отозвалась миссис Хадсон. – Давненько я не ухаживала за детьми.

Холмс широко усмехнулся:

– Боюсь, что к списку ваших прочих добродетелей придется добавить и ангельски доброе сердце. Я думаю, Уотсон, мы вполне можем доверить мальчика усердной заботе нашей миссис Хадсон. Более того, боюсь, мы будем только мешаться у нее под ногами.

И миссис Хадсон наградила Холмса одним из своих выразительных взглядов, одновременно веселым и негодующим. Она искренне уважала его и испытывала величайшую нежность к своему чуждому условностей квартиранту, но это никак не мешало ей время от времени выражать свое неодобрение по поводу некоторых его поступков и привычек.

– Идите уже, вы оба, – сказала она, выгоняя нас из комнаты.

– Знаете, я не большой любитель женского пола, – признался Холмс, когда мы снова вернулись к камину, – но миссис Хадсон – это исключение из моего правила, которое только его подтверждает. Она воистину безукоризненна, образец настоящей женщины.

И не успел я согласиться с этим высказыванием, как на лестнице, ведущей к нам в комнату, послышался шум, и дверь с треском распахнулась. В дверном проеме показался высокий, хорошо сложенный мужчина с измученным выражением лица, переводящий взгляд с меня на Холмса.

– Где он? – взревел непрошенный гость. Затем вошел в комнату и повторил вопрос еще раз с нарастающей злобой.

Холмс поднялся на ноги, и, не дав гостю опомнится, подхватил его под руку и усадил в кресло к огню. На широком красивом лице этого человека, несущем на себе отчетливые следы бессонных ночей и волнений, ярость постепенно уступала место смятению, и неистовый огонь затухал в его красных воспаленных глазах. Сев, он вынул из кармана пальто смятую телеграмму и помахал ею перед лицом моего друга.

– Что это значит?! – вскричал он, но в его дрожавшем голосе уже не слышалось прежней напыщенности.

Холмс взял у него телеграмму и передал ее мне. Там было написано:

– Уверяю вас, лорд Бурлесдонский, эта телеграмма не розыгрыш. Ваш сын в полной безопасности и немедленно будет вам возвращен.

Несчастный со всхлипом откинулся на кресле.

– Хвала Всевышнему, – пробормотал он. – Хвала Всевышнему!

– Уотсон, кажется, его светлость не отказался бы от бренди.

Я быстро подал гостю бокал с напитком, который с великой благодарностью принял его у меня и залпом выпил янтарную жидкость.

– Я должен принести извинения за неправомерное поведение, – произнес он наконец. – Но мы с женой находились под невыносимым давлением обстоятельств, с тех самых пор как начались все эти испытания.

– Я прекрасно вас понимаю, – ответил Холмс. – И уверяю, что ваш сын Николас цел и невредим, если не считать пары синяков и царапин, и сейчас приходит в себя после дозы снотворного.

Искаженное мукой лицо лорда Бурлесдонского отразило целую бурю эмоций. Глаза его наполнились слезами, а губы растянулись в счастливой улыбке.

– Не знаю даже, как вас благодарить.

– Сделайте это, ответив на несколько наших вопросов, – решительно заявил Холмс, снова скрывая свои чувства под маской отвлеченных размышлений.

– Разумеется, – согласился лорд Бурлесдонский.

– У меня уже есть общее представление о событиях, повлекших за собой похищение вашего сына. Если я перескажу вам свою версию того, как это было, не будете ли вы так любезны и не поправите ли меня, если я не прав, и не поможете ли кое-что прояснить?

Наш гость кивнул в ответ.

Холмс выпрямился в кресле и сомкнул кончики пальцев рук.

– Несколько дней назад пропал ваш сын, и чуть позже вас известили о том, что его похитили. Представитель похитителей пришел в ваш дом и потребовал встречи с вашим братом, Рудольфом Рассендилом, который в то время собирался вас навестить. Похитители поставили условие: если вы хотите вернуть сына, ваш брат должен будет уступить их требованиям. Разумеется, Рассендил согласился и скрепя сердце уехал с похитителем. Вам было сказано, что сына вернут после того, как Рассендил выполнит то, что от него требовалось, а до этого времени вам надлежит хранить в тайне все, связанное с этой договоренностью, иначе вы никогда не увидите ни того, ни другого.

У лорда вытянулось лицо.

– Все совершенно верно, мистер Холмс, но ради всего святого, как вы узнали?

– Благодаря некоторым умозаключениям и наблюдениям плюс кое-какая информация, которой я располагаю, но это неважно. Можете ли вы что-либо добавить к моему рассказу? Какие-либо подробности?

– Едва ли. Все было именно так, как вы сказали. Нам нанес визит представитель похитителей…

– Как он выглядел?

– Высокий, выше шести футов, военная выправка. На нем была такая большая шляпа с полями, и он надвинул ее очень низко, так что лица толком не было видно. По правде говоря, мое внимание тогда было занято другим. Я так беспокоился о Николасе, что мне было не до наблюдений. Да, у этого человека была густая черная борода, хотя, она вполне могла быть накладной. – Он задумался, нахмурив брови, силясь вспомнить что-то еще. – Да, вот еще, – произнес он наконец. – Разумеется, визитер не стал нам представляться, но он курил манильские сигары, а на коробочке из-под них я заметил инициалы «Г. Г.».

Холмс удовлетворенно кивнул.

Лорд Бурлесдонский продолжил рассказ:

– Как вы и упомянули, этот человек провел некоторое время наедине с Рудольфом. Мой брат согласился выехать вместе с ним, чтобы обеспечить безопасность моего сына. Это произошло два дня назад, и с тех пор я ничего о них не слышал.

– Вы представляете, кто мог быть этими похитителями и чего они хотели от вашего брата?

Лорд отрицательно покачал головой:

– Нет, я ничего об этом не знаю. Все эти события кажутся мне одним сплошным кошмаром.

По выражению глаз Холмса я видел, что мой друг был доволен тем, что лорд пребывал в неведении, что стояло за этой историей и ее связью с Руританией.

– Скажите, а к вам никто больше не приходил в поисках вашего брата? – спросил я.

– И действительно, приходили, – лорд обернулся ко мне. – В самом деле, странно… Меня разыскал один его знакомый из Руритании, надо полагать, но мне пришлось отослать его ни с чем. Я не мог сказать ему правды.

– Благодарю вас, ваша светлость, за рассказ и помощь, которую вы мне оказали, ответив на вопросы. К сожалению, я не смогу вернуть вам вашу любезность аналогичным образом. Местонахождение вашего брата и стоящие за его похищением махинации пока должны находиться в тайне. В данный момент я не могу раскрыть всего, что я знаю, но жизнь вашего брата находится в смертельной опасности, и ради него вы должны и далее сохранять молчание обо всем, что связано с этим делом. Это крайне важно, иначе у меня не останется ни малейшего шанса спасти его.

Мгновение лорд колебался, глядя в лицо Холмсу, затем кивнул в знак согласия:

– Хорошо, мистер Холмс, я сделаю так, как вы просите, но прошу вас связаться со мной сразу же, как вы получите известия о Рудольфе.

– Можете на это рассчитывать. А сейчас, полагаю, пора вернуть вам сына.

Когда мы вошли в гостиную миссис Хадсон, парнишка уже сидел и потягивал кофе из кружки. Увидев отца, он радостно вскрикнул.

Это было трогательное воссоединение. Ни отец, ни сын не смогли сдержать слез облегчения, да и миссис Хадсон не осталась равнодушной к происходящему. Шерлок Холмс всегда считал эмоции сдерживающей силой для остроты ума, и поэтому, воспользовавшись незначительным предлогом, удалился, оставляя за мной обязанность попрощаться с участниками трогательной сцены.

Когда я вернулся в нашу гостиную, то нашел Холмса задумчиво всматривающимся в огонь камина.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – заметил я, вторгаясь в его раздумья.

– Да, для отца и сына все закончилось. Но, к сожалению, дорогой Уотсон, наша роль в этой истории еще далеко не сыграна.

– Скажите, Холмс, давно вы знали о том, что мальчик – сын лорда Бурлесдонского и племянник Рассендила? – поинтересовался я, усаживаясь напротив друга.

– Логично было предположить именно это. Из того, что рассказал нам Сапт, я сделал вывод, что Рассендила было практически невозможно склонить к участию в махинациях Руперта. Он скорее предпочел бы смерть участию в уничтожении правящей семьи Элфбергов. К тому же этот заговор угрожал бы жизни королеве Флавии, что лишь придало бы сил сопротивлению Рассендила. Следовательно, для того чтобы склонить его на свою сторону, Руперт должен был действовать более тонко и продуманно. Как только я узнал, что в доме на Бардетт-роуд держат в заложниках мальчика, все сразу встало на свои места. Я неплохо знаю Книгу пэров Берка, и мне вспомнилось, что у лорда Бурлесдонского есть сын примерно тех же лет. И сегодня утром, перед тем как отправить телеграмму его отцу, я проверил свои знания и уточнил имя мальчика.

У Рассендила нет собственной семьи, поэтому сын его брата стал пешкой, которую разыграли, чтобы принудить Рудольфа присоединиться к Синим. Помните, полковник предположил, что лорд Бурлесдонский солгал, что не знает о местонахождении своего брата? Значит, у него были причины, вынуждавшие его вести себя определенным образом. Вот я и соединил удержание мальчика в подвале и версию о возможном похищении наследника лорда.

– Значит, Рассендил был вынужден поехать с посланником Руперта, чтобы спасти жизнь своему племяннику?

– Именно так. А теперь, безо всякого сомнения, он находится в лапах Руперта Хентзосского.

– В Руритании?

– Боюсь, что да. Тот факт, что его племянник в безопасности, уже ничем ему не поможет.

– Тогда все потеряно.

– О нет, Уотсон. Никогда не говорите так. Хотя граф Руперт и выиграл двухдневную фору, я сомневаюсь, что он начнет проворачивать свою аферу раньше, чем закончится визит короля Богемии. Так что время у нас есть, разумеется, это в том случае, если вы готовы составить мне компанию в поездке в Руританию.

– Я хочу участвовать в этом деле до самого конца.

– Прекрасно. Поезд в нужном нам направлении отправляется сегодня, в семнадцать пятнадцать. Мы должны на него успеть.

У меня закружилась голова. С одной стороны, я понимал, что следующая часть нашего расследования будет связана с поисками Рассендила, но реальная перспектива этих действий будила во мне нехорошие предчувствия. Несмотря на то что я высоко ценю недюжинный ум, смелость и выдающиеся способности моего друга, мне почти не верилось, что нашу затею ждет успех. Мне было сложно представить, как два англичанина на чужбине, не обладая ни необходимым статусом, ни дипломатической поддержкой, смогут остановить фанатичного революционера и помешать подмене монарха. Я понимал, что это дело становится самым серьезным в практике Шерлока Холмса и сомневался, что ему удастся его распутать.

Мои невеселые раздумья были прерваны появлением миссис Хадсон, которая принесла телеграмму. Холмс принял ее так, будто ждал ее все это время. Одним жестом он раскрыл телеграмму и удовлетворенно хмыкнул.

– Пора принарядиться, друг мой, – сказал Холмс, взглянув на карманные часы. – Через час нас ждут на званом обеде. В клубе «Диоген».

Глава восьмаяКлуб «Диоген»

Визит в «Диоген» мог означать только одно: нас ждала встреча с удивительным братом моего друга, Майкрофтом Холмсом. Я познакомился с ним около одиннадцати лет назад во время расследования дела о греческом переводчике. Эта история уже известна читателю.

Майкрофт обладал теми же потрясающими способностями, что и мой друг, хотя врожденная скромность и заставляет Шерлока утверждать, что в умении наблюдать и мастерстве дедукции Майкрофту нет равных. Однако Майкрофта не интересовала криминалистика.

«Его не привлекает та сфера деятельности просто потому, что он не желает тратить силы на доказательство того, что для него и так очевидно», – как-то сказал Холмс.

Во время расследования по делу Меласа, греческого переводчика, мне сказали, что Майкрофт занимается проверкой бумаг в департаменте, но со временем я понял, что этот человек занимает куда более влиятельное положение, чем мне показалось в самом начале нашего знакомства. Майкрофт был не последней фигурой в правительственных кругах. Его уникальный разум и широта познаний приобрели ему достаточный вес, чтобы влиять на национальную политику и внешние политические соглашения. Именно благодаря этому я решил, что наше приглашение в клуб «Диоген» больше связано с европейской политикой и ситуацией в Руритании, чем с братской любовью и желанием провести время в приятном общении.

Через час после получения телеграммы Холмс и я шли по Пэлл-Мэлл от Сент-Джеймс по направлению к клубу «Диоген». Мы были настолько веселы и беззаботны, насколько могут быть два горожанина на пути к дружеской встрече и праздничному столу. Никому из прохожих было невдомек, бремя какой тайны отягощает наши плечи и какая опасная задача стоит перед нами. В тот осенний вечер, овеваемые мягким сентябрьским ветерком, мы действительно казались двумя беззаботными джентльменами на предобеденной прогулке. Должен признаться, в тот момент я и сам поверил этому, потому что, приближаясь к месту, где нас ожидали, испытывал необъяснимую легкость.

Вход в клуб находится недалеко от отеля «Карлтон». «Диоген» был самым чудным клубом Лондона, созданным для самых необщительных людей города. Когда я впервые там оказался в самом начале расследования дела Меласа, Холмс описал мне это место таким образом:

В Лондоне, знаете, немало таких людей, которые – кто из робости, а кто по мизантропии – избегают общества себе подобных. Но при том они непрочь просидеть в покойном кресле и просмотреть свежие журналы и газеты. Для их удобства и создан был в свое время клуб «Диоген». Членам клуба не дозволяется обращать друг на друга хоть какое-то внимание. Кроме как в комнате для посторонних посетителей, в клубе ни под каким видом не допускаются никакие разговоры, и после трех нарушений этого правила, если о них донесено в клубный комитет, болтун подлежит исключению. Мой брат – один из членов-учредителей, и я убедился лично, что обстановка там самая успокаивающая.

Казалось, что вход, подобно членам клуба, также старался избежать излишнего внимания. Мы поднялись на несколько ступеней и прошли сквозь простую дверь из красного дерева, на которой на незатейливой медной табличке значилось название клуба, и вошли в затененный холл, оставив позади себя суету Пэлл-Мэлл. Сквозь стеклянную перегородку я успел рассмотреть большую роскошную залу, в которой находилось довольно много мужчин, занятых чтением газет. Правда, каждый из них сидел в отдельном, своем, укромном местечке. В воздухе витал тонкий голубоватый табачный дымок, постепенно рассеиваясь на сдержанном солнечном свету, пробивающемся сквозь точно выверенные просветы в плотных шторах. Казалось, здесь было сделано все, чтобы не впустить внутрь суету внешнего мира.

К нам подошел темнокожий мужчина в темной же униформе, напоминающей форму швейцара. Без единого слова он протянул Холмсу серебряный поднос. Тот тут же достал из жилета одну из своих визиток, быстро написал на ней несколько слов и положил на поднос. Швейцар молча удалился, а мой друг провел меня в боковую комнату, в которой я узнал комнату для посетителей. Она была обита дубовыми панелями и обставлена гораздо скромнее основной гостиной. В углу, подле окна, выходящего на Пэлл-Мэлл, стоял небольшой стол, накрытый белой хрустящей скатертью и сервированный на троих. Возле этого стола виднелась подставка под ведерко со льдом, в котором стояла завернутая в салфетку бутылка вина. Стоило нам подойти к столу, как за нами распахнулась дверь.

– Шерлок пунктуален, как обычно. И доктор Уотсон. Рад снова вас видеть.

Я обернулся, чтобы поприветствовать Майкрофта Холмса, как раз подходящего к нам и протягивающего мне руку, похожую на ласту тюленя. Мы обменялись крепким рукопожатием и я ответил ему на приветствие.

На первый взгляд новичку могло показаться, что Майкрофт крайне тучен. Да, без сомнения, это был крупный человек, можно даже сказать, полный. Но его рост, превышавший шесть футов, позволял ему носить себя с не свойственной крупным людям проворностью и грацией. Майкрофт был на семь лет старше Шерлока, и сейчас его щеки проявляли покорность закону всемирного тяготения и делали его похожим на бладхаунда. Его волосы, уже с проседью, хорошо подходили по оттенку к его почти прозрачным, глубоко посаженным глазам, сиявшим той же остротой ума, которую я наблюдал у его младшего брата. В общем, в этом человеке было нечто, заставлявшее вас позабыть о его телесном размере и искренне насладиться этим колоссом выдающегося ума.

Майкрофт похлопал Шерлока по плечу с братской нежностью.

– Вижу, ты уже попробовал новую арабскую смесь, которую недавно стал поставлять Бредли, – как будто невзначай заметил он, стряхивая следы пепла с рукава моего друга.

– А у тебя, судя по всему, выдалось очень насыщенное утро, – отозвался Шерлок, указывая на подбородок брата. – Времени хватило только на быстрое бритье. А утренний свет плохой союзник тому, кто бреется в спешке.

– Да, утро у меня оказалось содержательным, и большей частью по твоей милости, Шерлок. Мой размеренный распорядок дня полетел в тартарары.

Майкрофт обошел нас и направился к столу, жестом приглашая занять свои места.

– Как вы понимаете, здесь не принято баловать гостей, поэтому я могу предложить вам лишь легкие закуски, но, чтобы компенсировать ваше разочарование, я приготовил к ним превосходный белый рейнвейн.

Он ловко выхватил бутылку из ведерка и стал ее открывать. Стоило ему вынуть пробку из горлышка, как в комнате появилось двое слуг, наряженных официантами в соответствии с оказией. Они катили столики, уставленные множеством тарелочек с самыми разнообразными мясными блюдами и салатами. Слуги молча подкатили столики так, чтобы мы смогли сами себя обслужить, и тихо удалились.

– Итак, давайте не будем тратить времени на церемонии. Прошу вас, поухаживайте за собой сами, угощайтесь этими простыми закусками.

Должен вам сказать, что не понимал, насколько я голоден, пока не увидел перед собой это аппетитное изобилие. К тому моменту я уже успел избавиться от усталости из-за бессонной ночи, а быстрая прогулка и свежий воздух пробудили во мне недюжинный аппетит.

Какие бы темы браться Холмс ни хотели обсудить, во время обеда ни один из них не делал даже намека на это. Они вели приятную беседу на самые разнообразные темы, в равной степени малозначительные. Казалось, что они следуют неписанному закону не затрагивать важных тем до тех пор, пока не закончится трапеза и собеседники не решат, что насладились ею сполна.

За время обеда братья обсудили почти все, от восстания англичан в Трансваале и нового цикла рассказов Киплинга о Маугли до средневековых струнных инструментов. Майкрофт пребывал в самом приподнятом настроении и часто приглашал меня поделиться своим мнением. За приятной беседой, хорошим вином и в славной компании мне все же удалось забыть о том, из-за какого опасного дела нас сюда пригласили.

После того как тарелки были отставлены в сторону, а кофе подан и разлит по чашкам теми же молчаливыми слугами, волшебным образом появившимися в самый нужный момент, за столом наступило временное затишье. Мы с Холмсом закурили, а Майкрофт поднес к носу щепотку табаку из черепаховой коробочки. Затем он смахнул выскользнувшие из пальцев крупинки красным шелковым платком, встал и подошел к окну.

– А ты снова взялся за свое, Шерлок, – все еще весело заметил Майкрофт, глядя на суматоху на Пэлл-Мэлл. – Влип в пренеприятнейшую политическую историю.

Мой друг сухо усмехнулся.

– Как раз в этом случае, мой дорогой Майкрофт, я никуда не влипал. Это политическая интрига сама пришла к моему порогу.

– Они всегда именно так и приходят. Однако, как бы то ни было, когда ты ввязываешься в подобные дела не посоветовавшись, они каждый раз оказываются у меня на столе. – Майкрофт вернулся на свое место и сердито фыркнул, однако глаза его продолжали весело поблескивать. – Тела убитых дипломатов, обнаруженные в привокзальном отеле, иностранные революционеры, застреленные в неблагополучном районе Лондона, и полицейские инспекторы, которым должно было бы хватить ума не подставляться под пули, когда они бросаются тебе на помощь.

Я был потрясен тем, как много знает Майкрофт о событиях, которые произошли с нами с начала расследования руританского дела. Если бы мне и нужны были доказательства влиятельности и всеведения Майкрофта Холмса, они были прямо передо мной. Шерлок, правда, нисколько не удивился осведомленности брата.

Майкрофт слабо улыбнулся.

– Итак, Шерлок, если ты рассчитываешь на мою помощь, выкладывай все факты, и подробнее.

Мой друг затянулся трубкой и выпустил к потолку целое дымное облако.

– Мне есть что рассказать, – произнес он с некоторым удовлетворением, уселся поудобнее и коротко, но очень точно рассказал обо всем, что нам стало известно, начиная с визита полковника Сапта на Бейкер-стрит до отъезда лорда Бурлесдонского под руку со своим вновь обретенным сыном.

Майкрофт слушал очень внимательно. Его лицо не выдавало никаких эмоций, и после того, как Шерлок закончил свой рассказ, старший из братьев некоторое время сидел в полном молчании. Казалось, его разум систематизировал и реорганизовывал полученную информацию, перед тем как перейти к построению выводов. Пока он размышлял, его глаза на неподвижном лице приобрели задумчивое выражение, очень похожее на то, что я видел в глазах моего друга в схожих ситуациях.

– Благодарю тебя, Шерлок, за прекрасный рассказ. Разумеется, кое-что о положении дел в Руритании я уже знал, мы уже давно наблюдаем за ними. У них сейчас неспокойно, и хотя это маленькая страна, они с давних пор наши союзники и оказывают стабилизирующее влияние в самом центре Европы. А там монархия, традиционная система государственного управления, последние десятилетия переживает не лучшие времена. Нам знаком граф Руперт Хентзосский и его нечестивые амбиции, как знаем мы и о слабостях короля Рудольфа Пятого. Сэр Джаспер Мик информировал нас о его «недуге».

Он замолчал для того, чтобы затянуться очередной понюшкой табака, и продолжил:

– Однако роль Рассендила на коронации и тот факт, что он заменил на ней настоящего короля, оказались для нас полным сюрпризом. Эту тайну необходимо сохранить во что бы то ни стало. Если эти факты станут известны общественности, то это может нанести смертельный удар по основам европейской политики. То, что наследник Элфбергов был заменен на престоле английским мещанином… что Рудольф так и не был коронован… Вот что я скажу вам, господа, в мире достаточно заинтересованных лиц, способных использовать эту информацию в своих интересах. Это может кончиться не просто вторжением, а настоящей войной, и в интересах Британии сохранить все произошедшее в строжайшей тайне и пресечь всяческие слухи, несущие в себе угрозу руританскому престолу.

– Похоже, самую большую угрозу таит не сама информация, а то, как она может быть использована, – отозвался Шерлок. – И все сводится к одному человеку: графу Руперту. Он движим самой яростной силой: желанием низвергнуть Элфбергов и дать начало собственной династии. По-моему, он собирается сделать это с помощью тихого переворота.

Глаза Майкрофта блеснули, и он наклонился вперед, поглощенный мыслью:

– Если я правильно понимаю происходящее, граф Руперт собирается снова заменить короля Рассендилом, рассчитывая со временем совсем убрать Рудольфа с пути. Постепенно, когда он наиграется собственным королем-марионеткой, необходимость в Рудольфе отпадет, и «король» объявит о своем отречении, сославшись, скажем, на свое слабое здоровье. Преемником он, разумеется, назовет своего «друга и соратника» графа Руперта Хентзосского.

– Боже мой! – воскликнул я. – Неужели это сойдет ему с рук?

– А кто его остановит?

– Когда, по-твоему, Руперт сделает первый ход? – спросил Майкрофт.

– Скорее всего, он выведет на сцену двойника короля во время государственного визита короля Богемии. А это произойдет через пять дней.

– Но ведь стоит Рассендилу узнать о том, что его племянник в безопасности, – перебил их я, – как он сможет отказаться сотрудничать с Рупертом!

Оба брата покачали головами, но пояснить ситуацию решился Майкрофт:

– Сейчас, когда Рассендил уже оказался в Руритании, все стало намного сложнее. Если он попытается пойти против Руперта, то его могут призвать к ответу как мошенника, выдававшего себя за короля и любовника королевы. Разумеется, это подвергнет жизнь королевы опасности, к тому же ввергнет всю страну в хаос безвластия. А эта ситуация будет идеальна для захвата власти Рупертом.

– Видите теперь, Уотсон, как запутана нить, которую нам вручила в руки судьба, и мы должны ее распутать? – спросил Шерлок.

– Вижу, – ответил я, пребывая в некотором унынии после услышанного. Теперь все происходящее предстало передо мной в новом свете.

– Что ты планируешь предпринять? – спросил Майкрофт.

– Я должен буду следовать единственной имеющейся у нас зацепке. Уотсон и я отправляемся в Руританию сегодня вечером. Прибыв туда, я надеюсь связаться с Фрицем фон Тарленхаймом, доверенным лицом Сапта и Рассендила.

Майкрофт кивнул в ответ.

– Я его знаю. Со смертью Сапта это единственный человек, сохранивший верность королеве. Однако это будет самой отчаянной игрой, в которую ты когда-либо ввязывался, Шерлок.

– Да, и я должен доиграть ее до конца.

– В таком случае я вынужден с тобой согласиться. В данном случае тебе нельзя обращаться за помощью к официальным лицам. Это дело требует очень осторожного подхода, – и он невесело усмехнулся. – Если кто и сможет с ним справиться, так это ты, Шерлок.

– Спасибо, – тихо ответил младший брат.

– Верный Уотсон едет с тобой?

– Как же я буду без своего биографа?

– Действительно, только вот это дело вы не сможете предать огласке, Уотсон. По крайней мере, пока мы живы.

Я склонил голову в знак согласия.

– Вы хороший человек, Уотсон. Я слышал от брата, что вы единственный, кого он хотел бы видеть рядом с собой во времена тяжелых испытаний. А наши короткие встречи лишь убедили меня в том, что у него есть основания для подобных высказываний.

Я был тронут искренностью этого великого человека и от души поблагодарил его.

Майкрофт опустил руку в карман пиджака и достал оттуда пухлый конверт.

– Тогда вот те документы, которые ты запросил в своей телеграмме, – сказал он, протягивая их брату. – Все, необходимое для пересечения границы для тебя и Уотсона. Только вы поедете под именами Хокинс и Мюррей. Еще тут есть рекомендательное письмо сэру Роджеру Джонсону, послу Британии в Стрельсо. Он не самый яркий из умов, к сожалению, но небольшая встряска пойдет ему на пользу. Он и так около пяти лет прозябал в посольстве. Эта встреча едва ли отнимет у вас много сил. Я телеграфирую ему о вашем прибытии и попрошу его послать за вами кого-то из слуг на вокзал. Сэр Роджер сумеет организовать вам встречу с Тарленхаймом и королевой Флавией.

– Превосходно, – сказал Холмс, беря конверт и опуская его в карман пальто.

– Когда вы выезжаете?

– В семнадцать пятнадцать с вокзала Чаринг-Кросс. Мы должны прибыть в Стрельсо через тридцать шесть часов, если нам не придется долго ожидать пересадки в Кельне.

– Чем еще я могу тебе помочь?

– У меня уже есть все необходимое. – Холмс похлопал себя по карману.

– Тогда позволь пожелать вам успеха. – Майкрофт поднялся и протянул ему руку. – От тебя зависит безопасность королевской семьи Элфбергов, а правительство Ее Королевского Величества и я будем с великим волнением ожидать результатов твоей миссии.

Мы обменялись рукопожатиями и направились к дверям, но Майкрофт задержал нас на еще одно короткое мгновение.

– Не забывай о том, что Руперт Хентзосский – коварный и решительный тип, не стоит его недооценивать. Умоляю тебя, будь все время настороже.

И вот из клуба «Диоген» в осенний вечер вышли два джентльмена, мистер Хокинс и мистер Мюррей, и направились вперед, навстречу самому опасному приключению в их жизни.

Глава девятаяПутешествие

К восемнадцати часам того же вечера мы с Холмсом уже сидели в собственном купе первого класса в Юго-восточном экспрессе, который направлялся через земли графства Кент к Дувру, где мы должны были успеть на поздний паром в Остенде, – это был первый этап нашего путешествия в Стрельсо. Солнце быстро садилось, и закат разливал золотистые волны по полям.

Когда мы вернулись из клуба на Бейкер-стрит, Холмс тут же занялся приготовлениями к поездке: просматривал карты и географические справочники, что-то искал в своих газетных вырезках. К тому же он собрал довольно странную коллекцию ингредиентов из своих химических запасов, не забыв о сундучке с гримом. Мне же было нечем заняться, кроме упаковки своего багажа и моральной подготовки к приключениям. Я бесцельно пролистывал газеты до тех пор, пока не наткнулся на экстренное сообщение в «Вестминстер газет»:

Я показал заметку Шерлоку Холмсу.

– Это работа Майкрофта, – коротко ответил он.

Теперь, когда Лондон остался позади, Холмс выглядел расслабленным. Он сидел возле окна, курил сигару и рассматривал проплывавший мимо предзакатный пейзаж.

Я взглянул на часы и на расписание.

– Через час и десять минут мы будем в Дувре.

Холмс кивнул и вынул сигару изо рта.

– Уотсон, нам предстоит дальняя дорога. Я очень надеюсь, что вы не будете всю дорогу сверяться с расписанием.

– Разумеется, не буду, – обиделся я и захлопнул крышку карманных часов.

– Расслабьтесь, дорогой друг, мы сейчас находимся на самом легком этапе нашего путешествия. Совершенно ни к чему истощать свою нервную систему в данный момент, потому что позже она нам очень пригодится. К тому же мы находимся в надежных руках работников железной дороги. Пусть они волнуются о том, успеваем ли мы идти по графику, а мы пока отдохнем.

– Конечно, – согласился я, все еще обижаясь на колкость Холмса.

Оставшаяся часть поездки прошла в молчании. Холмс докурил сигару и уснул, а я сидел у окна и смотрел, как неотвратимо завершается день.

В Дувре мы пересели на паром. Пересадка прошла без приключений, впрочем, и не особенно гладко. Из-за того что мы не смогли забронировать места заранее, нам не досталось мест в каютах первого класса и пришлось ночевать в тесном и набитом битком общем отделении. Холмс обладает замечательной способностью либо обходиться совершенно без сна, если в этом есть необходимость, либо засыпать в любое время и любом месте. Пока я лежал и сверлил взглядом потолок над моей головой, он сладко посапывал во сне.

К утру мы снова ехали на поезде. Выехав из Остенде, мы направились в Кельн, чтобы там сесть на экспресс «Голден лайон», который должен был отвезти нас в Стрельсо через Дрезден. Вскоре после того, как мы отъехали от Остенде, Холмс и я отправились в вагон-ресторан, где плотно позавтракали. Наслаждаясь кофе, я решил расспросить Холмса о том, что он намерен делать, когда мы прибудем на место.

– В данный момент все наши действия будут спонтанными. В этом деле слишком много неизвестных нам величин и неучтенных факторов, но кое-что нам необходимо сделать как можно быстрее. Тарленхайм и королева Флавия должны немедленно узнать о замыслах Руперта. И мы должны разыскать Рассендила.

– Наверняка его содержат в штабе Синих, в крепости Зенды, разве не так?

– Возможно, – задумчиво ответил Холмс. – Хотя это было бы слишком просто, и поэтому не в стиле Руперта. Рассендил – его главный козырь, и выбор места, где он его прячет, не должно быть настолько очевидным. К тому же нам нужно узнать у королевы о запланированных мероприятиях, связанных с официальным визитом короля Богемии. Эта информация будет… – и мой друг резко замолчал, когда к нам подошел официант, чтобы долить нам кофе.

– Est-ce le petit dejeuner vous a plu?[2] – спросил он.

– Tres bien[3], – ответил Холмс, и больше не проронил ни слова, пока официант не отошел на достаточное расстояние. – Я думаю, нам стоить оставить обсуждения до тех пор, пока мы не вернемся в наше купе. Мы же не знаем, сколько глаз и ушей стремятся уловить наш разговор.

Я внимательно осмотрел вагон-ресторан. Все присутствовавшие пассажиры казались мне вполне невинными и ничем не примечательными, хотя, и я это понимал, именно так и должен был выглядеть хороший шпион. Даже мы с Холмсом были тому подтверждением: ни один из нас ничем не проявлял ни истинной личности, ни цели поездки.

Когда мы вернулись в купе, я спросил Холмса, действительно ли он считает, что за нами наблюдают. Он предпочел ответить уклончиво:

– Даже не знаю, Уотсон. Но вы же помните, что сказал Майкрофт перед расставанием? – спросил он и уселся перед окном со своей первой на этот день трубкой. Я сел напротив него, приуныв от мысли, что еще один день придется провести в безделии. Я не мог ни читать, ни разговаривать на какие-либо темы, кроме руританского дела. Холмс же был не в настроении разговаривать и, поскольку купил на вокзале в Остенде несколько газет, погрузился в их тщательное изучение.

В Кельн мы прибыли только после полудня. Там нас ожидала пересадка на Голден лайон экспресс. Наш поезд опаздывал из-за работ на железнодорожных путях, и в результате оставалось совсем немного времени, чтобы пройти через весь вокзал и сесть на нужный поезд.

Кельнский вокзал оказался высоким, мрачным и довольно неухоженным зданием, в котором к тому же было немыслимое количество людей. Мы вышли из своего поезда, неся багаж в руках, и пошли сквозь суетящуюся толпу к платформе номер 5, где нас ожидал Голден лайон. Помня, что у нас совсем не много времени, мы продвигались решительно, пока среди гомона толпы, шипения пара из котлов, гудков поездов и криков носильщиков я не услышал нарастающий гул волнения толпы позади нас. Я обернулся, чтобы посмотреть, в чем дело, когда в меня врезался вырвавшийся из толпы крупный молодой нахал. Я покачнулся, а грубиян воспользовался этим, выхватил чемодан из моих рук и пустился наутек.

– Haltet den Dieb![4] – крикнул кто-то из толпы.

Не произнеся ни слова, я и Холмс бросились за молодым воришкой, уже смешавшимся с толпой других пассажиров. После целого дня отдыха и бездействия наши силы были свежи, и мы легко нагнали его. Пока мы неслись друг за другом, люди на нас едва ли обращали внимание.

Я потом вспомнил, что такой вид воровства был весьма распространен в тех местах, впрочем, как и на лондонских вокзалах. Уставший и немного лишенный ориентации путешественник становится легкой добычей опытного молодого налетчика, который к тому же хорошо знает окрестности. Правда, когда мы бежали за воришкой, я больше беспокоился не о том, как вернуть свой багаж, а о том, как бы нам не опоздать на поезд. Потом и я, и даже Холмс пришли к выводу, что погнались за вором, движимые больше простейшим инстинктом, нежели осознанно.

Чем дальше мы отбегали от основных платформ, тем меньше там было людей и проще передвигаться, и мы смогли сделать рывок в попытке догнать молодого грабителя.

Перед тем как направиться в глубь самого дальнего угла вокзала, бандит мельком оглянулся на нас, затем одним прыжком перелетел через ограждение и пропал в сумраке. Мы последовали за ним и оказались в грязной и почти не освещенной зоне, которая, судя по всему, использовалась для погрузки и разгрузки товарных вагонов. По обе стороны платформ, на которые мы выскочили, стояли именно такие вагоны. Вокруг не было ни души. При таком скудном освещении мы не могли видеть вора, но звук удаляющихся шагов позволил нам определить направление движения. Когда нам оставалось до него не более двадцати футов, он резко повернул влево, обегая замерший на путях локомотив и направляясь на узкую платформу, освещенную только тускло-желтыми пятнами света от редких газовых фонарей. Слева от нас нависала тень товарного состава, а справа высилась кирпичная стена. Казалось, воришка намеренно загоняет себя в угол.

Вдруг он сделал нечто совершенно неожиданное. Добежав до середины платформы, он резко остановился и развернулся к нам. Его лицо оказалось в одном из пятен света, и мы увидели, что парень улыбается.

В ту же секунду Холмс схватил меня за руку и дернул в сторону.

– Быстрее, – прошипел он, оттаскивая меня от света, поближе к стене и стоящему возле нее грузовому паллету. Из-под наших ног брызнули в стороны многочисленные крысы. Не говоря ни слова, Холмс указал на то место платформы, где мы только что стояли. Из темноты возле двигателя локомотива медленно появлялись четыре зловещие фигуры, и каждый нес в руках некое подобие дубинки. Зрелище было устрашающим.

– Уотсон, это ловушка!

И тут нам все стало предельно ясно. Кража моего чемодана была всего лишь уловкой, крючком, с помощью которого нас выманили из основной людной части вокзала в этот уединенный уголок. Прямо в руки этой банды, навстречу уготованной нам участи.

Пока эти четверо с угрожающей медлительностью приближались к нам, воришка бросил чемодан и вытащил из-за пояса нож. В это время Холмс наклонился и достал из своей дорожной сумки небольшой предмет.

– Скажите, друг мой, вы сможете справиться с этим парнем и забрать свой чемодан?

– Готов попробовать, – с жаром ответил я.

– Превосходно!

– А что делать с остальными?

Холмс бросил мимолетный взгляд в сторону квартета, продолжающего медленно надвигаться на нас.

– Думаю, с помощью этой маленькой игрушки мне удастся с ними справиться, – и он приоткрыл маленький серый предмет, показавшийся мне знакомым. – Итак, когда я подам знак, вы бросаетесь к парню, хватаете свой чемодан, спрыгиваете с платформы, пробираетесь под сцепкой вагонов и бежите к следующей платформе.

– А как же вы?

– Если нам повезет, я от вас не отстану. Готовы?

– Да.

– Начали!

С пронзительным воплем Холмс бросил дымовую шашку (а это была она) под ноги приближавшейся банде. Она упала примерно в ярде перед ними и взорвалась, обдав их дождем искр и клубами дыма. Я уже бежал к вору за своим чемоданом, когда услышал за спиной их вопли от боли и ужаса. Парень был настолько обескуражен и напуган внезапным поворотом событий, что просто бросил свой нож и кинулся наутек.

Под топот ног и надрывный кашель я схватил чемодан и спрыгнул с края платформы. Там воздух был еще чист, и я сделал глубокий вдох, перед тем как начать поиски буфера. Низко согнувшись, я пробрался под ним, отдышался и проделал все еще раз, прежде чем выбрался на другую платформу.

В этот момент ко мне присоединился Холмс, и спустя еще несколько мгновений мы, слегка взъерошенные после пробежки, но совершенно невредимые после небольшого приключения, без всякого сомнения организованного для нас Синими, уже вернулись на платформу номер 5. Торопясь успеть на пересадку, Холмс весело посмеивался:

– Ох, Уотсон, мы-то с вами были хороши, но те ребята оказались совсем безнадежными.

– Да, только это однозначно свидетельствует о том, что они знают о нашей миссии.

– Согласен, и больше всего меня интересует, как они об этой миссии узнали. Но в этой истории все же есть один приятный момент.

– Какой же?

– Мы заставили их забеспокоиться, и настолько сильно, что они пришли к выводу, что нас следует убрать.

Лично я счел этот факт сомнительным утешением.

Мы едва успели на поезд. Кондуктор уже дул в свисток, предупреждая об отправлении, когда мы вскочили в вагон. А когда мы устроились в купе, Голден лайон уже на всех парах мчался на восток, через Рейн, соединяя наш маршрут с последним его участком.

Вместе с темнотой пришел дождь. Он с яростью набросился на наши окна, пока поезд мчался сквозь ночную мглу.

– Нельзя утверждать, что знаешь, что такое гроза, пока не окажешься в самом центре континентальной грозы, – заметил мой друг, когда далекая вспышка озарила контур горной вершины на горизонте.

Секунду спустя раздался такой раскат грома, что казалось, вздрогнул и покачнулся весь вагон. Ливень шел всю ночь, и только после того, как мы пересели в Дрездене на новый поезд, он стал понемногу затихать.

К границе Руритании мы подъехали еще затемно. Все пассажиры вышли и направились в приграничную таможню, чтобы показать и проштамповать свои бумаги. Пограничники сопроводили нас в несколько обветшалое здание. Пожилой офицер, возглавлявший таможню, был нетороплив и исключительно скрупулезен, что было бы похвально, если бы его усердие не создало очередь из пассажиров, быстро ставших терять терпение. Однако офицер, видимо повидав немало вспышек гнева на своем веку, нисколько ими не смущался, а продолжал выполнять свое дело в выбранном им темпе.

Когда подошла наша очередь, он, казалось, стал еще более внимателен и скрупулезен, исследуя наши документы до последней буквы. Он даже спросил, какова цель нашего визита.

– Пешие путешествия, – не моргнув глазом заявил Холмс.

Затем таможенник взял наши бумаги и к великому неудовольствию ожидавших позади нас господ исчез в комнатушке позади своего кабинета. Когда он снова появился, несколько минут спустя, то знаком пригласил нас обойти стойку и зайти в его кабинет.

Как только за нами закрылась дверь, мы встретились лицом к лицу с худощавым молодым человеком, с чисто выбритого лица которого смотрели пугающие голубые глаза. На нем было черное короткое двубортное пальто с каракулевым воротником. В руках он держал трость с серебряным набалдашником.

– Спасибо, Степан, можешь идти, – сказал он приведшему нас офицеру.

Старик поклонился и вышел. Как только за ним закрылась дверь, молодой незнакомец резко развернулся к нам с протянутой рукой.

– Мистер Хокинс и мистер Мюррей, надо полагать. Или вы предпочтете, чтобы я называл вас мистер Уотсон и мистер Холмс? – и он поклонился.

Мне не понравилось подобное обращение, и я почувствовал, как во мне все напряглось и рука сама потянулась к карману, в котором я хранил револьвер. Холмс не ответил на небрежный вопрос, лишь приподнял бровь, глядя на него.

– Прошу прощения, – снова заговорил незнакомец. – Меня зовут Александр Бьючамп, и я помощник британского посла в Стрельсо. Он послал меня с тем, чтобы я перехватил вас на границе, потому что наша разведка доносит о возможной засаде, которую для вас может устроить граф Руперт прямо на вокзале.

– Мы уже имели удовольствие познакомиться с его гостеприимством в Кельне, – ответил я, испытав облегчение от объяснений и пожав ему руку.

На лице Бьючампа появилось выражение удивления.

– Вот как, на вас уже нападали? Боже всемогущий, я и понятия не имел, что у него такие длинные руки. Хвала небесам, что вы не пострадали.

– Благодарю за заботу, – слегка улыбнулся Холмс. – Итак, сейчас, когда мы с моим другом в ваших руках, что вы собираетесь делать?

– Снаружи ждет экипаж, и на нем мы доберемся до маленькой гостиницы «Кабанья голова», она расположена всего в пяти милях от Стрельсо. Там я снял для вас комнаты… не на ваши настоящие имена, разумеется, – и он позволил себе слегка улыбнуться, прежде чем продолжить: – А чуть позже этим же утром вас навестит сэр Роджер.

– Похоже, вы уже все спланировали.

– Ну что ж, джентльмены, – сказал Бьючамп. – Мы можем выехать сразу же, как только вы будете готовы.

Он вывел нас через запасной выход из здания таможни, и мы вдохнули прохладный воздух рассвета в Руритании. Когда усаживались в маленький, ничем не примечательный экипаж, вокруг еще было слишком темно, чтобы рассматривать пейзажи.

Огромный паровоз подавал нетерпеливые гудки, поторапливая пассажиров и работников таможни, а наш кучер уже тронул лошадей, и мы отправились в «Кабанью голову».

Глава десятая«Кабанья голова»

По дороге в «Кабанью голову» меня преследовало странное ощущение какой-то неловкости. Александр Бьючамп показался мне приятным серьезным молодым человеком, но в его присутствии мне было неспокойно. Ни я, ни Холмс не понимали, как много он знает о цели нашего визита в Руританию или о похищении Рассендила. Известно ли ему о планах Руперта узурпировать трон? И поскольку выяснить это не представлялось возможным, мы не могли обсудить интересующие нас вопросы ни с ним, ни между собой. Он тоже, в свою очередь, избегал упоминаний о графе Руперте, как и нашей скорой встрече с сэром Роджером, послом Британии в Руритании. Словом, наша беседа была отрывочной и ничего не значащей.

Бьючамп рассказал нам немного о себе. Его мать была уроженкой Руритании, а отец – выходцем из Франции, получившим образование в Великобритании. Холмс мило улыбался этой открытости, но я видел по нему, что, несмотря на вежливый интерес к собеседнику, его мысли витали где-то далеко отсюда.

Изредка прерываемое разговорами, наше двухчасовое путешествие прошло почти в полном молчании. Холмс размышлял, а Бьючамп курил одну за другой манильские сигары. Он предложил их мне и Холмсу, я отказался, Холмс же принял ее, и вскоре наш экипаж наполнился едким дымом.

Постепенно рассвет вступил в свои права, и я смог впервые увидеть руританские пейзажи. Здесь осень уже вовсю правила балом, и деревья радовали глаз ярким убранством, выглядевшим даже царственно в лучах встающего солнца. Наш путь пролегал по тряским сельским дорогам, иногда мало отличавшимся от колеи, проложенной деревенскими повозками, и пробиравшимся сквозь лесные заросли. В какой-то момент мы проезжали по берегу крупного водоема.

– Это озеро Тойфель, – сказал Бьючамп. – Легенда гласит, что на дне живет брат дьявола, и настанет день, когда он восстанет и затопит всю нашу страну. – Он тихо рассмеялся. – Некоторые крестьяне настолько в это верят, что, несмотря на то что здесь водится масса рыб, а таких больших карпов, как здесь, вы никогда и нигде не увидите, к этому озеру и близко не подходят. У старого короля здесь был рыбачий домик, но с тех пор как он умер, боюсь, все пришло в запустение.

Холмс оживился и стал вглядываться в длинную полоску воды, окруженную со всех сторон лесом, с видневшимся на дальней кромке воды небольшим строением, о котором, судя по всему, только что и упомянул Бьючамп.

– Это, как я понимаю, и есть Зендский лес?

– Да, – ответил наш провожатый. – А позади него стоит крепость.

Холмс продолжал любоваться озером до тех пор, пока оно не скрылось за деревьями.

Около семи утра мы поднялись на вершину холма. На самой верхней его части располагалось выбеленное здание, местами поросшее плющом. Табличка, висящая на стене, гласила, что мы прибыли на место назначения: «Кабанья голова». Подъехав поближе, мы поняли, почему именно это место было выбрано в качестве тайного убежища: поблизости, пока хватало взгляда, не было ни одного строения. Внизу же сквозь туманную дымку был виден город Стрельсо. Его купола и шпили соборов светились красными отблесками утреннего солнца.

Пока мы выбирались из экипажа, распахнулась грубая деревянная дверь дома и навстречу нам вышел человек с красноватым лицом и в белом переднике. Он направился прямо к нам для приветствия.

– Это Густав, хозяин гостиницы, – быстро проговорил Бьючамп. – Он знает о вас только то, что вы очень важные гости.

Нас бурно поприветствовали и проводили в гостиницу, воздух в которой был странно холодным и застоявшимся. Кучер под присмотром Бьючампа принес наш багаж, и затем тот велел Густаву сопроводить нас в наши комнаты. Улыбаясь и жестикулируя, он проводил нас до большой лестницы в самом центре гостиницы, которая выходила на своеобразный балкон для музыкантов, а оттуда – в простые, но уютные жилые комнаты. Там был уже накрыт завтрак с холодным мясом и сырами. В камине с трудом разгорался только что разожженный огонь.

Густав поспешил на кухню за нашим кофе, а мы скинули пальто и присели за стол.

– Сейчас пятнадцать минут восьмого, – объявил Бьючамп, взглянув на часы. – Посол будет здесь в течение часа.

Завтрак оказался довольно приятным, хотя в это время суток мне по душе другие блюда. Однако кофе был обжигающе горячим, и это тепло оказало на нас живительное действие. После завтрака мы закурили: Холмс и я достали трубки, Бьючамп же – неизменные сигары. По его просьбе я поведал ему всю историю о наших приключениях на железнодорожной станции в Кельне, в то время как Холмс сидел, откинувшись на спинку стула и закрыв глаза, будто размышляя. Бьючамп слушал очень внимательно, не отводя от меня пристального взгляда своих голубых глаз. Когда рассказ был окончен, он восхитился присутствием духа Холмса.

– Удивительная история, доктор Уотсон! Разумеется, я понимаю, что с моей стороны было бы самонадеянно спрашивать, почему граф Руперт так страстно желает вашей смерти. Да, с тех пор как граф вернулся ко двору, он успел нажить себе множество врагов, особенно при самом дворе. Ходит масса слухов о том, что он безжалостен и жаждет власти, но до этого дня я и не осознавал, что его влияние распространилось и за границы Руритании. Теперь же, когда ваша история подтверждает этот факт, можно предположить и то, что граф Руперт некоторым образом имел отношение и к убийству полковника Сапта в Лондоне.

Не успел я ответить, как Холмс подался вперед и заговорил:

– Разумеется, предположить можно все, что вам будет угодно. Но скажите мне, Бьючамп, если мы вернемся к более важным темам, где еще, кроме замка в Зенде, у графа Руперта есть тайные убежища?

– О, я этого не знаю.

– И что, даже слухов не слышали о том, где они могут быть?

Бьючамп покачал головой:

– Да нет, ничего такого не припоминаю.

Холмс встал и подошел к окну, открыл его, глубоко вдохнул свежий утренний воздух и лишь потом вернулся к месту, где сидел Бьючамп.

– Какая жалость, – произнес он с грустью. – Я ведь и правда думал, что правая рука графа Руперта должна была пользоваться достаточным доверием, чтобы располагать подобной информацией о своем хозяине. Особенно такой близкий ему человек, как вы, барон Гольштейн.

Бьючамп вскочил, его рука метнулась к внутреннему карману пиджака, но Холмс оказался проворнее его. Одним мимолетным движением он подскочил к молодому человеку и нанес ему сокрушительный апперкот в челюсть. Тот безмолвно упал прямо в кресло, без чувств.

– Что происходит?! – воскликнул я в недоумении.

– Ничего особенного, я просто не дал ему применить оружие, – ответил Холмс, нагибаясь и вытаскивая из кармана Бьючампа маленький пистолет «дерринджер». – Крайне ненадежное оружие с неприятной особенностью заедать в самый ответственный момент, к тому же у него такая объемная кобура, что ее нигде толком и не спрячешь, она везде будет оттопыривать платье.

– Так Бьючамп нам враг?

– Этот человек, – Холмс кивнул на распростертую перед нами фигуру, – барон Генрих Гольштейн, до недавнего прошлого кавалерист и один из самых доверенных приближенных лиц графа Руперта. Да, и это он убил полковника Сапта.

– Что?! – Я не сдержал вскрика. – Вы в этом уверены?

– Помните имя Гольштейн?

– Ну конечно! Его упоминал на вилле на Бардетт-роуд Клетчатая Кепка.

– Именно. И похититель, который навестил лорда Бурлесдонского, имел при себе ящичек с сигарами с инициалами «Г. Г.». И курил он манильские сигары, как и наш новый знакомый, как и убийца полковника Сапта. Если вы помните, я обратил ваше внимание на то, что после содеянного убийца не отказал себе в удовольствии покурить на месте преступления. Пепел, который он там оставил, имеет исключительные отличительные особенности, и я легко его узнал. В номере Сапта в пепельнице я нашел еще и обгоревшую спичку, с помощью которой убийца прикуривал сигару. Спичка была поломана на две части. Бьючамп продемонстрировал нам ту же самую своеобразную привычку переламывания спички после того, как он ей воспользовался. Даже когда он давал мне прикурить в экипаже, то переломил спичку, которую подносил мне, и лишь потом выбросил в окно. А на коробке с сигарами, которые он мне предлагал, был заклеен правый уголок, явно для того, чтобы скрыть выгравированные на ней инициалы. Именно они и направили мои поиски на Бейкер-стрит, когда я и обнаружил человека по имени Генрих Гольштейн, отпрыска древнейшего руританского рода Гольштейнов, не самого знатного, но тем не менее известного при дворе. До недавнего времени Гольштейн служил в королевской кавалерии, а три года назад уволился при довольно сомнительных обстоятельствах.

Холмс протянул руку и вытащил из кармана Гольштейна коробку для сигар. Когда он снял черную ленту, то под ней, как он и предполагал, открылись инициалы «Г. Г.».

– Лента скрыла инициалы, но не смогла скрыть фамильного герба, вот смотрите, – и Холмс указал на противоположный угол коробки, где виднелось изображение орла, устроившегося на скипетре. – Вот это – фамильный герб Гольштейнов.

– И всю эту информацию вы собрали еще до отъезда из Британии? – потрясенно спросил я.

– Да. Но мои подозрения о том, что мы имеем дело с вражеским агентом, были подкреплены еще двумя его оплошностями. Он назвал смерть Сапта убийством, а тот факт, что он был убит, стал известен только людям, напрямую связанным с его смертью, потому что в газетах она была объявлена естественной, результатом сердечного приступа.

– В чем же еще ошибся Гольштейн?

– Посмотрите на его трость, Уотсон, – сказал Холмс, передавая мне изящную вещицу с серебряным набалдашником.

Я внимательно ее осмотрел, но не смог заметить ничего подозрительного, о чем ему и сказал.

– Посмотрите внимательнее на серебряный набалдашник, на то, чем он украшен.

– Тонкая работа, украшение в виде цветка.

– А какого цветка?

– О! – не сдержался я. – Так это синяя дубница!

– Именно.

– Вот ведь наглец!

– Действительно наглец. Его самонадеянность не позволила ему даже заподозрить, что подобные мелочи могут быть кем-то замечены и могут привести к соответствующим выводам.

Но не успел мой друг продолжить, как раздался громкий стук в дверь. Мы обменялись встревоженными взглядами.

– Скорее, Уотсон, – тихо сказал Холмс. – Встаньте перед Гольштейном так, чтобы его не было видно от дверей, и сделайте вид, что разговариваете с ним.

Я сделал так, как он мне велел, в то время как сам Холмс пошел открывать дверь. На пороге стоял Густав.

– Сейчас мы заняты беседой на исключительно важные темы, которые намерены сохранить в тайне. Извольте зайти позже, – приказал ему Холмс.

Красное лицо Густава, и без того утратившее большую часть своего дружелюбия, выразило напряженное недоверие, когда он попытался заглянуть поверх плеча Холмса в комнату, где я вел оживленную беседу с Гольштейном. Он колебался и все не уходил, и в тот самый момент Гольштейн заворочался и тихо застонал. Густав замер, услышав этот звук, и стал напирать на Холмса, чтобы лучше разглядеть происходящее в комнате. Гольштейн снова застонал.

– Я с вами полностью согласен, – тут же громко сказал я, будто бы отвечая на его слова, и дружески похлопал по плечу, демонстрируя полное согласие. Потом я тоже обернулся к Густаву, стараясь по-прежнему скрыть от него Гольштейна, и бросил: – И правда, оставьте нас. Нам еще многое предстоит обсудить.

Густав нехотя подчинился.

Как только дверь за ним закрылась, глаза Гольштейна открылись, и он пришел в сознание. Он вцепился в подлокотники кресла, чтобы подняться, и рот его уже было открылся, чтобы позвать на помощь, но не успел он произнести и звука, как я нанес ему сильнейший удар в челюсть, отправив его обратно в нокдаун и в уже обжитое им кресло, снова без чувств.

– Великолепно, Уотсон, – сказал Холмс. – По крайней мере, его попытка позвать на помощь подтверждает мои подозрения о том, что в доме у него есть друзья, которые нам враги. Следовательно, у нас осталось совсем немного времени, пока они не предприняли каких-либо действий. Помогите мне связать его и вставить ему кляп.

Мы быстро соорудили кляп из столовой салфетки, разорвали простыни на веревки и крепко привязали Гольштейна к креслу.

– Что будем делать дальше? – спросил я.

– Мы должны выбраться отсюда. Раз уж не можем выйти с тем же достоинством, с которым пришли, и через тот же вход, – он подошел к окну, – то выйдем отсюда.

Я подошел к нему и тоже выглянул в окно. От дворика перед конюшней нас отделяло добрых двадцать пять футов. Холмс указал на плющ, очень кстати росший на стене слева от окна.

– Мы воспользуемся им как лестницей, – сказал Холмс. – Только, боюсь, нам придется оставить здесь чемоданы, иначе они задержат нас в пути. Но вот свой саквояж я возьму с собой, там слишком много полезных предметов, которые нам могут пригодиться во время пребывания на гостеприимной земле Руритании.

– И что же, у нас не будет больше дымовых шашек? – усмехнулся я.

– Ну что вы, это наш фирменный знак, Уотсон!

Мы стали быстро и тихо готовиться к бегству. Холмс спустился первым. С удивительной ловкостью он вцепился в плющ и безо всяких усилий достиг земли. Оказавшись внизу, он поманил меня за собой, но я сперва сбросил его саквояж, который тот легко поймал.

Поскольку я был крупнее, чем мой друг, плющ не остался ко мне таким же терпимым, как к Холмсу. Не успел я добраться до земли, как он оторвался от стены, и мне пришлось прыгать.

Мы поспешили к обветшалой конюшне, которая стояла в дальней части двора. Удача была на нашей стороне, и мы нашли двух лошадей, медленно пережевывавших сено из кормушки. Хоть они и выглядели неухоженными и не отличались особой статью, для нас они были настоящим спасением. Быстро осмотрев все вокруг, мы нашли сносную упряжь и пару старинных седел и подготовили лошадей к выезду. Однако садиться на них прямо во дворе мы не стали, а вывели их почти к самой дороге.

– Ну что, Уотсон, готовы к скачке? – спросил Холмс, поблескивая глазами.

– О да, я готов ко всему, что могут выдать эти старые клячи, – ответил я, не ожидая прыти от наших скакунов.

Холмс указал на подножье холма.

– Едем в Стрельсо, искать резиденцию британского посла.

Мы пустили лошадей вскачь и вскоре поняли, что их внешний вид был весьма обманчив. То ли они были благодарны за возможность размяться, то ли мои познания о лошадях были еще скуднее, чем я думал, но эти четвероногие бестии летели как птицы над дорогой.

Когда мы спустились с холма и местность выровнялась, Холмс неожиданно резко сделал знак остановиться.

– В чем дело?

Он поднял руку и указал на дорогу впереди нас.

– Видите вон то облако пыли перед нами?

– Да.

– Сюда едут всадники, и на очень большой скорости. Было бы забавно после всех наших усилий, предпринятых к бегству, попасть прямо в руки шайки Синих.

– Вы думаете, это Синие?

– Скорее всего. Как раз направляются в «Кабанью голову», чтобы забрать оттуда двоих захваченных врасплох джентльменов. Я бы настоятельно рекомендовал нам спешиться и пожертвовать нашим видом в пользу спасения. Мы должны спрятаться вон за теми кустами и подождать, пока всадники проедут мимо, кем бы они ни оказались.

Мы сделали так, как предложил Холмс, и спустя несколько мгновений услышали топот копыт. Мы подползли к дороге, чтобы рассмотреть ехавших.

Всадников было восемь, и я испытал странный восторг, увидав их вблизи, наряженных в синюю униформу. Но моим вниманием безраздельно завладел их предводитель, скакавший немного впереди всех остальных. Он держал спину неестественно прямо, его шляпа военного образца была лихо сдвинута набок, а под ней красовалось жесткое лицо с тонкими губами, сжатыми в холодную ухмылку, и колючими, злыми глазами.

– А вот это и есть граф Руперт Хентзосский, – прошептал Шерлок Холмс.

Глава одиннадцатаяРуперт Хентзосский

Все в Стрельсо выдавало его средневековое прошлое. Сложно было сказать, что именно накладывало отпечаток времени: то ли древняя архитектура, то ли узкие мощеные улочки. Даже суетливый XIX век оказался почти бессилен что-либо изменить здесь. Мы въехали в ворота столицы около восьми часов утра и сразу же испытали потрясение от удивительной причудливости окружения: деревянные домики, которые, казалось, нависали над улицей, чтобы приветствовать друг друга, или опирались на соседа, либо солидные каменные дома, украшенные резьбой, и совершенно не тронутые дымной копотью и смогом, злейшими врагами строений в Лондоне.

Несмотря на ранний час, город уже бодрствовал и активно приветствовал новый день. Мы с другом легко смешались с потоком горожан, направлявшихся по своим делам. Лошадей мы оставили в платной конюшне; они заслужили передышку и торбу с сеном. Конюх показал нам, как добраться до Фридрихштрассе, места расположения британского посольства. Однако, невзирая на все преграды, нам хватило пятнадцати минут, чтобы добраться до крыльца симпатичного небольшого здания.

Холмс передал свою визитку лакею, открывшему нам дверь. Нас проводили в холл и попросили подождать, пока хозяину передадут известие о нашем присутствии. Лакея не было всего лишь несколько минут, и он тут же вернулся, чтобы сопроводить нас в кабинет посла. Это была элегантно обставленная комната с красными бархатными гардинами, китайскими коврами на полах, золочеными стульями и огромной хрустальной люстрой, сверкающей в утреннем свете. Там, за большим столом, стоя, нас ожидал невысокий лысеющий человек с роскошными бакенбардами.

– Джентльмены! Джентльмены! – воскликнул он и поспешил нам навстречу с дружескими рукопожатиями. – Прошу вас, присаживайтесь. – Он указал на кресла возле камина.

Холмс взял из кармана пальто письмо Майкрофта и передал его сэру Роджеру, который сидел напротив него и смотрел на полученный документ с явным безразличием.

– Должен признаться, джентльмены, я в смятении, – он нервно закашлялся. – Вы должны понимать, что обычно мои обязанности здесь, в Стрельсо, имеют исключительно дипломатический характер и в определенной мере они весьма однообразны. А тут заговоры, шпионы, пропавшие агенты и прочее… это совершенно выходит за пределы моей компетенции.

Холмс сочувственно улыбнулся, но глаза его остались совершенно холодными.

– Так-так, – тем временем продолжил наш хозяин, – вы оба не кажетесь утомленными долгим путешествием. Не расскажете ли, что задержало вас в пути?

– Истории у нас Уотсон мастер рассказывать, – довольно резко ответил Холмс.

– Ах да, – ничуть не смутился сэр Роджер и сосредоточил все внимание на мне, в ожидании приподняв брови.

Я быстро поведал ему о наших приключениях, начиная с беготни на кельнском вокзале и заканчивая нашим отбытием незамеченными из «Кабаньей головы». И пока я говорил, Холмс нетерпеливо мерил комнату шагами, и на лице его застыло раздраженное выражение.

– Боже мой, – сказал посол, когда я закончил свое повествование. – Какая невероятная история! А вы уверены в том, что за этими безобразиями стоит граф Руперт?

– Абсолютно, – холодно отрезал Холмс.

– Неужели?! Я, конечно, знал, что этот человек доставляет королю немало хлопот, но даже представить себе не мог, что все так серьезно. Однако после получения крайне загадочной телеграммы от мистера Майкрофта Холмса этим утром я лично отправился на станцию, чтобы встретить Голден лайон. А когда вас там не оказалось, я заподозрил худшее. – Он провел рукой по лбу. – Я понимаю, что сейчас еще слишком рано, но в связи со всеми этими расстройствами я бы не отказался от глотка бренди. Надеюсь, вы присоединитесь ко мне, и мы обсудим, чем именно я могу вам помочь. А пока прошу меня простить, – с этими словами он поднялся и поспешил прочь из комнаты.

Лицо Холмса было холодным и каменно неподвижным.

– В чем дело, Холмс? Вы вели себя исключительно странно с первой минуты, как мы оказались в этом доме. Да и с сэром Роджером вы были довольно грубы.

– Здесь что-то не так, Уотсон. Не могу понять, что именно, но здесь определенно что-то не так.

– Только не говорите мне, что вы стали доверять своей интуиции больше, чем здравому смыслу.

– Ни в коем случае! О том, что здесь не все в порядке, говорит мне мой разум, а не чувства. Однако мысли слишком неопределенные, и пока причина для их возникновения мне не ясна. – Он зажмурился и стал тереть брови.

Открылась дверь, и в нее вошел сэр Роджер Джонсон, неся в руках серебряный поднос с тремя бокалами для бренди и бутылкой. Подойдя, он все поставил на столик.

– Это руританский бренди из винограда, выращенного на виноградниках Зенды, и изготовленный там же. Он обладает прекрасным, уникальным вкусом и чудесно освежает.

Сэр Роджер налил нам щедрые порции напитка.

– Итак, джентльмены, будем надеяться, что ваша миссия больше не встретит на своем пути никаких препятствий.

Я сделал большой глоток и почувствовал, как жгучая жидкость спускается по горлу. Холмс, сделавший то же самое, внезапно резко вскрикнул и бросил свой бокал на пол.

– Стойте, Уотсон, – прокричал он, выбивая бокал у меня из рук.

– В чем дело?

– Я так и знал, что здесь что-то нечисто! – сказал он. – Все дело в новых ботинках!..

Но его слова уже звучали глухо, словно издалека, а яркие цвета и блеск комнаты, в которой мы находились, стали неотвратимо меркнуть. Красный оттенок штор смешался с кремовыми тонами стен, и пол, которому пристало бы находиться под ногами, с подозрительной скоростью приближался к моему лицу. И в последнюю секунду перед тем, как на меня навалилась тьма, я понял, что меня отравили.

Я вздрогнул и очнулся. Внезапное ощущение ледяной воды на моем лице заставило меня сделать судорожный вдох. Я с огромной скоростью вылетел из темного тоннеля снова в сознание. Постепенно ко мне вернулось и зрение, и я смог осмотреться: я больше не находился в роскошном кабинете посла Британии. Новое окружение было значительно темнее и скромнее. Стены, обитые темными дубовыми панелями, были украшены всевозможными звериными головами и старинным оружием. Сквозь два небольших окна слева от меня просачивался розоватый вечерний свет. Кроме него комнату освещали пара масляных ламп да пылающий огонь в камине из грубого камня.

Я потряс головой, пытаясь привести мысли в порядок и стряхнуть с лица холодные капли. Оказалось, что я был привязан к резному деревянному креслу, как и мой друг, Шерлок Холмс, которого тоже только что подвергли холодному обливанию. Источником и причиной сего удовольствия оказался сэр Роджер Джонсон, который и стоял подле нас, все еще сжимая в руках ведро, с которого капала вода. Его черты я без труда распознал в мерцающем свете огня из камина.

Однако меня больше интересовали двое других присутствующих в этой комнате. Они молча стояли рядом, наблюдая за мной и моим другом с некоторым язвительным весельем. В одной фигуре с неестественно напряженной спиной я узнал барона Гольштейна, потому что чуть светящийся огонек его манильской сигары помог мне рассмотреть его лицо. Тут третья фигура немного выдвинулась из тени, и, хоть я и видел его один раз и мельком, я не смог не узнать это жесткое лицо, которое могло принадлежать только одному человеку, графу Руперту Хентзосскому.

– Я так рад, что вы пришли в себя, джентльмены, – мягко произнес он. – Добро пожаловать в королевский охотничий домик. К сожалению, сам его королевское величество король Рудольф не может поприветствовать вас здесь лично. Боюсь, он не в самой лучшей физической форме, – тут он коротко и злобно рассмеялся. – Однако его отсутствие мало что может изменить, поскольку очень скоро моим станет не только этот домик, как вы понимаете, но и все имущество, владения, титулы и парадные платья короля, включая трон, разумеется. – Он буквально светился злорадным торжеством, в его глазах горел фанатический огонек, который я уже видел ранее в лицах других наших противников. – Полагаю, вам будет приятно знать, что моему восхождению на трон способствует ваш согражданин, подданный Великобритании, мистер Рассендил.

Холмс сохранял молчание, и его замершее лицо не выдавало никаких эмоций. Отсутствие должной реакции разозлило графа Руперта, и улыбка постепенно сошла с его губ.

– Вы доставили мне достаточно хлопот, мистер Холмс, – продолжил граф, указывая затянутым в перчатку пальцем на моего друга. – Вы вмешались в ход моей лондонской операции, принеся смерть троим моим верным агентам, вы выскользнули из моей сети в Кельне и даже ухитрились избежать когтей нашего барона.

При этих словах Гольштейн холодно глянул на Холмса, и в его напряженных чертах читалась явная злость.

– Однако я нахожу забавным тот факт, – продолжил граф Руперт, – что поймать вас удалось именно в вашем посольстве.

Я больше не мог молчать, слушая, как этот подлец оскорбляет нас, да еще в таком непозволительном тоне. Я отчаянно дернулся, стараясь ослабить путы, но не преуспел.

– И в этом вам помог еще один негодяй и предатель, – бросил я ему в лицо.

– Напротив, доктор Уотсон, – мягко возразил граф Руперт. – Сэр Роджер просто достаточно умен, чтобы почувствовать, где его выгода.

Я с ненавистью посмотрел на отступника, но тот старательно избегал моего взгляда.

– О, не будьте так строги к сэру Роджеру! – произнес граф нараспев. – Одинокий, заскучавший человек, на долгие годы застрявший в чужой стране и совершенно не знающий, чем себя занять! Ему было необходимо немного развлечься, немного украсить свою жизнь. А деньги и власть всегда помогали склонить человека на нужную сторону.

– Они к тому же помогают подкупать и особенно эффективны в оказании влияния на тех, кто лишен чести и собственной головы на плечах, – заметил Холмс.

– О, мистер Холмс, я так рад, что вы присоединились к нашей ничтожной беседе! Конечно же я читал о ваших выдающихся способностях и искренне горжусь, что вы сочли необходимым проделать весь этот нелегкий путь из Лондона, чтобы я мог с вами попрощаться.

Холмс позволили себе чуть заметную улыбку.

– Я был бы никуда не годным сыщиком, если бы позволил такой посредственности, как вы, положить конец моей карьере. Умы не в пример значительнее уже пытались это сделать и, как видите, не преуспели.

Граф Хентзосский рассмеялся.

– Какая бравада! Связан, как цыпленок, а все равно верит в то, что на коне! Классическое заблуждение оптимиста перед лицом реальности. Как я узнал, это типичная английская слабость, которой все заражаются в играх на полях Итона, не так ли, сэр Роджер?

Маленькому предателю было явно не по себе.

– Давайте уже с этим покончим. Убьем, и с концами, – выпалил он.

– Видите, как нетерпеливо жаждет он вашей смерти, джентльмены? Никак не может дождаться вида пролитой крови, – граф Руперт буквально сиял от удовольствия.

– Он хочет избавиться от нас, потому что мы напоминаем о его предательстве, а толкает его на это подлая натура, – огрызнулся я.

Мои слова вызвали искру ярости в глазах сэра Роджера, и он с рычанием метнулся было ко мне, намереваясь ударить, но граф остановил его.

– Всему свое время. Не один вы желаете уничтожить наших врагов. Барон тоже хочет видеть, как эти двое поплатятся за свое вмешательство.

Барон наблюдал за нами сквозь полусомкнутые веки и при этих словах выдохнул в нашу сторону клуб дыма.

– У меня до сих пор немного саднит скула, – произнес он. – Но я не в обиде. Смерть будет достаточным наказанием для вас.

Граф Руперт усмехнулся, глядя на своего сообщника. И лишь потом перевел издевательский взгляд на меня и Холмса.

– Ну что ж, мистер Холмс и доктор Уотсон, боюсь, пришло время нам расстаться. Я должен ехать, но, как вы и сами видите, я оставляю вас в надежных руках. К сожалению, многие мои дела не терпят отлагательств, особенно те из них, что связаны с приездом короля Богемии, а это произойдет уже через два дня, так что остаться с вами я никак не могу, вы уж меня простите!

– Граф Руперт! – с усилием произнес Холмс. – Я бы хотел вам кое-что сказать, пока вы еще не ушли.

Граф сначала выглядел слегка озадаченным, затем широко улыбнулся.

– Это будет ваше предсмертное желание? – Он запрокинул голову и зашелся рычащим хохотом. – Записывайте, барон, мы потом вырежем их на его могильном камне.

Но этот выпад, казалось, нисколько не задел Холмса.

– Ну что ж, детектив, что вы такого можете мне сказать? – наконец снова заговорил граф Хентзосский, когда его веселье немного улеглось.

– Кое-что, о чем вам следует подумать, граф. Если вы сейчас присвоите корону, насколько надежно будет ваше положение? Ваши собственные действия покажут пример того, как можно узурпировать власть, и за вами последуют другие. Вот даже Гольштейн, как долго, по-вашему, ему захочется выполнять ваши поручения? «Любовь плохих друзей рождает страх»[5], – как сказал классик, особенно это касается подобных ситуаций. Вам придется все время быть на чеку, не доверять ни одной живой душе. И помните, в мире всегда найдутся сторонники династии Элфбергов, которым достанет терпения ждать своего шанса, чтобы вернуть то, что по праву принадлежит им. Остановите это безумие сейчас, пока не поздно. Потом уже ничего не исправить.

– Славная речь, мистер Холмс. Однако вы, похоже, не понимаете, что я не могу противиться своей судьбе. Я был рожден, чтобы править, чтобы носить корону моей страны. Рудольф был слабым и бесполезным королем, и Руритания взывает ко мне. Я не могу игнорировать этот призыв. – С этими словами Руперт Хентзосский покинул комнату.

Мгновения спустя мы услышали топот копыт, уносящийся прочь.

Какое-то время в комнате висела мертвая тишина, которую нарушал лишь треск поленьев в камине.

Первым ожил барон Гольштейн. Он бросил в огонь свою сигару и повернулся к Холмсу.

– А теперь настало время нам немного развлечься, – объявил он.

Его лицо утратило юношеский пыл, который мы видели по дороге в «Кабанью голову», и превратилось в мертвую зловещую маску.

Сэру Роджеру по-прежнему было не по себе. Я был уверен, что этот человек только сейчас стал понимать весь смысл своего предательства. Посулы денег и власти скрыли от него пугающую реальность происходящего. Казалось, он так до конца и не понимал, какого рода кровопролитие повлечет за собой его поступок.

– Скажите, что вы с этого имеете? – обратился я к нему. – Тридцать серебреников? Неужели вы считаете, что наши смерти будут легко восприняты в Англии? Сюда приедут другие, чтобы провести расследование. Вы и их убьете?

В красноватом свете пламени было видно, как исказилось беспокойством лицо Джонсона.

– Давайте же покончим с этим, – зашипел он на Гольштейна.

– Не теряйте терпения, друг мой, это всего лишь отчаянный вопль утратившего надежду, – и с этими словами Гольштейн взял кочергу и сунул ее в самую жаркую часть пламени. – Посмотрим, сколько присутствия духа сохранят эти джентльмены, когда я с ними закончу.

Сэр Роджер резко втянул в себя воздух.

– Что вы собираетесь с ними делать? – спросил он прерывающимся голосом.

Гольштейн коснулся подбородка.

– Они оставили отметину на мне, и я намерен вернуть им их знак внимания.

– Видите ли, Уотсон, – любезно пояснил мне мой друг, – несмотря на слухи об эволюции, некоторые из местных жителей по-прежнему остались на уровне развития неандертальцев.

Я понимал, что он делает эти провокационные заявления, чтобы выиграть время. Пока он говорил, его руки не переставая пытались избавиться от пут. Однако, судя по всему, его попытки были далеки от успеха.

Гольштейн лишь усмехнулся в ответ на эти слова. Вытащив раскаленную кочергу из пламени, он поднес ее горящий пульсирующим светом наконечник к лицу, которое сразу же озарилось янтарным светом.

– Ну-с, мистер Холмс, где же мы поставим вам отметину? – спросил он, медленно надвигаясь на моего друга.

Глава двенадцатаяКоролева Флавия

Стоило Гольштейну сделать шаг по направлению к Шерлоку Холмсу, как события стали развиваться с пугающей быстротой. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, образы сменяются в моей памяти подобно какому-то чудовищному калейдоскопу.

Пока барон собирался заклеймить лицо моего друга раскаленной кочергой, дверь в нашу комнату внезапно распахнулась. И барон, и сэр Роджер развернулись на шум, чтобы увидеть, как в дверном проеме появилась фигура крепкого мужчины в военной форме. В руках у него был меч.

Не говоря ни слова, новоприбывший метнулся в комнату навстречу Гольштейну, который, защищаясь от надвигающейся опасности, выставил кочергу навстречу незнакомцу. Кочерга попала мужчине по руке, и на мгновение мы почувствовали резкий запах горелой ткани. Затем кочерга полетела на пол, оставляя метки на деревянных досках. Незнакомец остался невредимым, но его секундное замешательство позволило Гольштейну схватить одну из шпаг, украшавших стену.

Сэр Роджер съежился в углу возле камина, наблюдая за тем, как мужчины скрестили свое оружие.

Мы беспомощно наблюдали за тем, как сражались бойцы, оба явно искусно владевшие своим оружием, и пытались освободиться от своих пут. Постепенно мои узлы стали ослабевать, и рукам стало немного легче. В своих яростных попытках освободиться я чуть не уронил кресло, к которому был привязан, и как только маленький англичанин заметил это, либо страх, либо извращенная отвага толкнули его вперед. Он схватил полено из подставки возле камина и двинулся ко мне. Но стоило ему подойти поближе, как Холмс мощным движением выбросил вперед ноги и сбил мерзавца на пол, заставив того растянуться в полный рост. Затем Холмс, все еще привязанный к тяжелому креслу, с трудом подтащил его к камину. Он развернулся и стал бить креслом о край каменной кладки. Ему пришлось нанести всего несколько ударов, и массивное кресло со стоном развалилось на части.

Руки Холмса наконец освободились. К этому времени сэр Роджер неуклюже поднимался на ноги, но теперь Холмс был способен нанести предателю полновесный удар. С пронзительным криком коротышка отлетел назад, попав между двумя сражающимися как раз в тот момент, когда Гольштейн делал колющий выпад своей шпагой. Удар пришелся растерянному предателю прямо под сердце, и, жалобно возопив и схватившись за грудь, тот упал на пол.

Неожиданный поворот событий отвлек Гольштейна, и его противник смог нанести колющий удар ему в руку. Барон отпрянул со вскриком, увидел, что на рукаве показалась кровь, возопил на этот раз от ярости и бросился на противника. Этот шаг был продиктован скорее злостью, нежели мастерством ведения боя, и его несвоевременность позволила сделать Гольштейна легкой мишенью для оружия незнакомца. С каждым пропущенным ударом барон вскрикивал от боли, пока не оступился и не упал на кресло. Противник неотвратимо наступал.

Теперь движения барона стали размашистыми и беспорядочными, поэтому незнакомец с легкостью их парировал. Наконец с диким криком Гольштейн бросился в атаку, его противник же просто сделал шаг в сторону, пропуская шпагу барона вперед, и нанес удар в его незащищенный корпус.

Лицо барона исказилось мукой, глаза закатились, а с губ срывались лишь клокочущие стоны. Он ударился о стену. Его противник быстро приблизился и с пронзительным криком вонзил свое оружие ему в грудь. В короткой агонии голова Гольштейна дернулась вверх, глаза, подернувшиеся дымкой боли, взглянули прямо на нас, но чудовищная, исковерканная усмешка так и не покинула его рта.

– Прощайте, – прохрипел он. – Прощайте, честолюбивые мечты.

Он сделал пару шагов, все еще сжимая шпагу, и опустился на колени. Коротко и зло рассмеявшись, несмотря на появившуюся на губах кровь, барон упал ниц всего в двух шагах от своего партнера по заговору.

В комнате снова повисло молчание, и никто не двигался с места. Казалось, Холмс, я и незнакомец позировали для немыслимой живой картинки. Первым молчание нарушил наш незнакомец.

– Я Фриц фон Тарленхайм, нахожусь на службе у его королевского величества короля Рудольфа Пятого, – он щелкнул каблуками и слегка поклонился.

– А мы ваши союзники, – ответил Холмс, протягивая ему руку для пожатия.

– Это я уже понял, иначе вы не были бы пленниками графа Руперта.

– Я Шерлок Холмс.

– Английский детектив?

Холмс кивнул в подтверждение.

Тарленхайм снова схватил Холмса за руку и с энтузиазмом сжал ее.

– Очень рад знакомству, сэр. Разумеется, я читал о ваших гениальных расследованиях.

– А я все еще связан, если это кому-то интересно, – сказал я не без некоторого раздражения.

Холмс и Тарленхайм усмехнулись, и мой друг быстро меня освободил.

– А это мой друг и биограф, доктор Джон Уотсон, – представил он меня, как только я освободился и пожал руку нашему новому знакомому. – Мы прибыли сюда, в Руританию, по поручению, данному нам вашим знакомым, полковником Саптом. Он нашел нас в Лондоне и попросил найти Рудольфа Рассендила. Его след и привел нас в Стрельсо.

– Рассендил здесь, в Стрельсо?

– Не могу сказать точно, держат ли его в столице, он совершенно точно находится в Руритании.

Тарленхайм выглядел озадаченным и встревоженным.

– Может быть, мистер Холмс, вы расскажете мне всю историю?

И вот под пляшущие языки пламени со всей краткостью и точностью, на которые был способен гений Шерлока Холмса, мой друг поведал всю историю, начиная с визита полковника Сапта на Бейкер-стрит и заканчивая нашим отравлением в британском посольстве. Когда рассказ Холмса дошел до убийства полковника, Тарленхайм мучительно застонал, и его кулак врезался в боковую стену камина.

– Руперт заплатит за это собственной кровью, – поклялся он. – Небо мне свидетель, я отомщу, даже если мне придется пожертвовать собственной жизнью!

Несколько мгновений наш спаситель усмирял чувства, затем он совладал с собой и попросил Холмса продолжать. Когда рассказ был закончен, Тарленхайм облокотился о каминную стойку и стал задумчиво смотреть на тлеющие угли.

– Дела обстоят гораздо хуже, чем я предполагал, – сказал он наконец. – Я-то думал, что нам известны все тайные задумки и операции графа Руперта и Синих. Выходит, я ошибался. Однако могу вас заверить, что Рассендила держат не в замке Зенды и не в «Кабаньей голове» или основном гарнизоне Синих, замке Беренштейна. У нас все эти места находятся под круглосуточным наблюдением, как и этот охотничий домик.

Он отвернулся от огня и встретился с нами глазами. Это был крепкий, небольшого роста человек с приятным лицом, которое украшали роскошные усы и внимательные карие глаза.

– Последнее время Руперт полюбил проводить здесь ночные собрания. Конечно, это удобно, потому что король тут больше не бывает, да и Руперту приятно бывать на месте его триумфа. Ведь именно в охотничьем домике ему удалось опоить короля и похитить его в день коронации. Я лишь на прошлой неделе приказал наблюдать за этим местом из лесного укрытия. – Его лицо немного расслабилось. – Вы обязаны своим спасением моему часовому. Это он увидел, что сюда приехали Руперт, Гольштейн, еще один человек, который не показался ему знакомым, и двое пленников без сознания. Он тут же доложил обо всем мне, а я решил во всем разобраться сам.

– Мы очень благодарны вам за ваше вмешательство, – заверил я его.

– Скажите, – перебил нас Холмс, – вы уже знали об участии сэра Роджера Джонсона в заговоре?

– Мы об этом подозревали, но прямых доказательств у нас не было. Иначе мы немедленно доложили бы британскому правительству и приняли бы меры сами.

Невольно мы все посмотрели в сторону скорчившегося на полу посла. В предательстве земляка всегда есть что-то невыносимо грустное, но сейчас я не мог найти ни капли сострадания в своей душе.

– То, что Рассендил сейчас в Руритании, тем более принуждаемый заменить короля, – продолжил Тарленхайм, – означает только одно: нас ждет жесточайший кризис. У нас не осталось времени. Король Богемии прибывает через два дня. Что мы можем сделать в этой ситуации?

– В первую очередь мы не должны терять надежды, – перебил его Холмс. – Самое главное сейчас – это найти Рассендила, где именно его держат Синие.

– Даже если мы сможем его разыскать, чем это нам поможет? Если Рассендил предпримет что-либо против Руперта, граф тут же его разоблачит, обвинив в махинациях на коронации. А это уничтожит репутацию королевской фамилии.

– Похоже, граф опережает нас на голову, – мрачно заметил я.

Холмс ободряюще положил руку на плечо Тарленхайма.

– Пусть в этой жестокой и опасной игре у Руперта в рукаве собрались все тузы, у Шерлока Холмса осталась еще пара козырей, чтобы разыграть эту партию.

Эти слова, похоже, немного развеяли тяжкие размышления Тарленхайма.

– Джентльмены, – сказал он, приходя к какому-то решению. – Предлагаю вам отправиться со мной в королевский дворец в Стрельсо и информировать обо всем королеву лично.

Я повидал разных женщин на трех континентах, но другой такой, в которой так соединялись бы сияющая красота и царственное спокойствие, как у королевы-консорт Флавии, я нигде не встречал. Тонкие черты и удивительная кожа, бледная от природы, создавали удивительный образ, который только становился ярче от контрастирующих с лицом волос цвета воронова крыла. Вела она себя мягко и даже скромно, что только делало ее еще привлекательнее. Даже Шерлок Холмс, который если и обращает внимание на женщин, то лишь в качестве объектов для оттачивания своего дедуктивного метода, был очарован ею.

Мы встретились с королевой в отведенных ей жилых покоях дворца позже, тем же самым вечером. Тарленхайм и королева вначале долго разговаривали наедине, и лишь потом нас пригласили к ней. До этого нам выделили комнаты, в которых мы успели привести себя в порядок и подготовиться к встрече с ее королевским величеством.

После того как Тарленхайм нас представил, она приняла наши приветствия и тепло поприветствовала нас сама. Затем безо всякого предупреждения выражение теплого дружелюбия на лице сменилось горестным, и глаза начали опасно поблескивать. Ей пришлось отвернуться, чтобы сдержать слезы.

Тарленхайм мрачно взглянул на нас.

– Похоже, джентльмены, удача от нас отвернулась. Этим вечером мы получили самый тяжелый удар из возможных. Король мертв.

– Как мертв? – выдохнул я.

– Его ослабевшее тело наконец сдалось мозговой горячке.

Я невольно застонал. Холмс не сказал ничего, но я видел, как он поражен неожиданным известием. Такой поворот событий лишал нас последней надежды помешать исполнению планов Руперта. Теперь у Руритании не было короля, как и прямого наследника престола, и ничто не могло помешать графу воспользоваться поддержкой Синих и захватить всю Руританию.

Сдержав рыдания, королева вновь повернулась к нам, промокнув глаза батистовым платочком.

– Это был не тот мужчина, которого я любила, – тихо произнесла она, обращаясь скорее к себе, нежели к нам. – А в последнее время и не тот, за которого я вышла замуж, но… он был моим королем. – На мгновение она закрыла глаза и замолчала. – Теперь, когда Рудольфа больше нет, мы ничего не можем сделать, чтобы сдержать переворот графа Руперта…

Холмс сделал шаг вперед.

– Простите меня, ваше величество, но я считаю, что еще не все потеряно. Смерть короля – это серьезный удар как для вас лично, так и для семьи Элфбергов, я не стану этого отрицать, но это не должно нас останавливать в деле противостояния узурпированию власти графом Рупертом. Мы не должны позволить ему узаконить свою собственную династию. – Эти слова были сказаны мягко, но с такой силой убежденности, что произвели почти волшебное действие. – Мы должны любой ценой сохранить смерть короля в тайне, потому что это не только даст нам необходимое время для составления плана действий, но и поможет сохранить Рассендилу жизнь. Иначе, если эта новость достигнет лагеря Синих, у них отпадет всякая необходимость держать его в живых.

Глаза королевы расширились от испуга, и она прикрыла губы рукой, будто стремясь сдержать крик.

– Это действительно так, – поддержал Холмса я. – Какой смысл в двойнике короля, если сам король уже мертв?

Флавия с грустью покачала головой.

– Что же нам тогда делать? – спросила она, но еще до того, как кто-либо успел ей ответить, она неожиданно взяла моего друга за руку и заговорила снова: – Фриц сказал мне, что вы очень умный и решительный человек, Мистер Холмс. Вы сможете нам помочь?

– Думаю, что смогу, – тихо ответил Холмс. – Если вы позволите мне возглавить все наши действия. У меня есть план, в успехе которого я уверен.

Какое-то мгновение королева внимательно вглядывалась в глаза знаменитого сыщика, затем вопросительно посмотрела на Тарленхайма, который быстро ей ответил:

– Я считаю, что план Шерлока Холмса – это наша единственная надежда.

Она кивнула, затем изящно поклонилась моему другу.

– Ну что ж, мистер Холмс. Тогда будущее Руритании в ваших руках!

Глава тринадцатаяРыбачья хижина на озере Тойфель

Близилась полночь, я и Холмс вернулись в отведенные нам комнаты во дворце и обсуждали с Тарленхаймом план дальнейших действий. Королева Флавия отправилась ко сну, выразив свою благодарность Холмсу и потребовав, чтобы Тарленхайм держал ее в курсе всех наших планов и событий.

Сердце мое разрывалось от сострадания этой чудесной женщине, такой одинокой в своей трагедии. Бремя долга и титула давит еще тяжелее, если сердцу нет утешения в любви. Мне думалось о том, что под ее ногами, должно быть, осыпался сам краеугольный камень, на котором она выстроила все, что было важным в ее жизни, все, чем она старалась заменить свою любовь к Рассендилу.

Холмс попросил карту Руритании, которую и принялся рассматривать с увеличительным стеклом. Его и остальные полезные мелочи незадолго до этого принес один из доверенных людей Тарленхайма из платной конюшни, где мы оставили позаимствованных лошадей. Наконец длинный палец Холмса указал на определенную точку на карте.

– Я уверен в том, что Рассендила держат здесь! – провозгласил он.

Тарленхайм внимательно посмотрел на указанную местность.

– Что, прямо в озере Тойфель? – поинтересовался он с некоторым удивлением.

– Нет, не в озере, друг мой, а в старой рыбачьей хижине короля, – объяснил Холмс.

Но руританец по-прежнему сомневался.

– И почему вы пришли к этому выводу?

– Меня навели на эту мысль некоторые малозначительные детали. Например, Гольштейн, в своей самонадеянности, даже сам указал мне на этот домик по дороге к «Кабаньей голове». Вероятно, он считал, что мы не доживем до возможности использовать эту ценную информацию, даже если сумеем оценить ее важность. Он сказал нам, что хижина заброшена, но я ясно видел, как утреннее солнце отражалось на ее окнах, а свет не отражается от грязных и неровных поверхностей. А еще я видел у причала, прямо возле хижины, маленькую весельную лодку. Усилия времени и стихии уже давно либо затопили, либо отогнали ее в сторону, если только этой лодкой не пользовались, а в хижине не жили. К тому же, захватывая королевскую собственность, Руперт остается верен себе и своим амбициям.

Пока мой друг говорил, выражение лица Тарленхайма менялась самым чудесным образом. Недоверие, читавшееся в его чертах, превратилось в едва сдерживаемый восторг.

– А ведь это вполне возможно, – проговорил он. – Хижина находится достаточно близко к замку Зенды, и это удобно Руперту. Во всяком случае, это предположение стоит того, чтобы его проверили. Этим же утром я возьму с собой несколько человек и отправлюсь туда.

– Ни в коем случае! – воскликнул Холмс. – Это самое последнее из того, что вам стоит сделать. Мы должны ехать туда только втроем, и так, чтобы нас никто не заметил. Наблюдать за хижиной мы будем с безопасного расстояния, чтобы узнать наверняка, что именно там происходит.

Тарленхайм снова нахмурился.

– Прошу вас, доверьтесь мне. Ситуация слишком деликатна, чтобы решать ее с помощью силы. Сейчас нам больше всего понадобятся хитрость, выдержка и осторожность.

– А вы не хотите рассказать мне, что у вас на уме? Не люблю я действовать вслепую, не понимая, что к чему.

– Обязательно расскажу, но в свое время. Прошу вас, потерпите немного. Мои идеи еще не приняли конкретной формы. И во многом зависят от того, чт́о мы с вами узнаем во время этой вылазки. Но я не буду держать вас в неведении дольше необходимого, уверяю вас.

– Хорошо, – ответил Тарленхайм с неохотой.

– Когда мы отправимся?

– Ну, раз уж мы с Уотсоном провели б́ольшую часть дня в глубоком сне, полагаю, пары часов, чтобы восстановить силы, нам должно хватить. Проснемся и сразу двинемся.

– Отлично! Туда около часа езды, значит, мы сумеем добраться до места до рассвета.

– Превосходно! Уотсон, вы готовы к приключениям?

– Разумеется, – заверил их я. – Только перед отъездом было бы неплохо позавтракать!

Оба моих собеседника рассмеялись.

– Ну разумеется, друг мой. Я уверен, что добрый Тарленхайм сможет для нас что-нибудь организовать.

– И пожалуйста, что-нибудь горячее, – предупредил я, вспомнив о холодном завтраке, поданном нам в «Кабаньей голове».

– Рудольф Рассендил, пока жил во дворце, каждый день начинал с яиц и бекона. Вам такой завтрак подойдет? – осведомился Тарленхайм.

– Чудесно подойдет, – усмехнулся я.

На следующий день, незадолго до рассвета, наполненный теплом и любовью к миру после сытного завтрака, я сел на коня и вместе с друзьями направился к озеру Тойфель, в рыбачью хижину короля. Ночь была безлунной, на небе цвета индиго сияли редкие звезды, и мы с Холмсом старались держаться поближе к Тарленхайму, который вел нас вперед. Почти сразу после того, как выехали из города, мы углубились в лес Зенды. В темноте мы не могли различить ничего сколько-нибудь походившего на дорогу, но наш проводник уверенно маневрировал в густой растительности. Вскоре небо начало светлеть, и как раз в это время мы вышли к самому большому дубу, который я когда-либо видел. Казалось, он пронизывал весь лес своими раскидистыми густыми ветвями.

– Это дуб Элфбергов, – сказал Тарленхайм. – Легенда гласит, что он был посажен в пятнадцатом веке Густавом Элфбергом, первым из королевской династии. Считается, что он будет стоять на этой земле до тех пор, пока Руританией будет править один из Элфбергов.

– По мне так, он достаточно крепок, чтобы пережить и это испытание Рупертом, – заметил Холмс.

Как только мы миновали знаменитый дуб, Тарленхайм призвал нас спешиться.

– Я думаю, оставшуюся милю нам стоит пройти пешком, – сказал он.

Мы вняли его совету и стреножили лошадей на поляне, окруженной густым кустарником, где их совершенно не было видно. Мы немного прошли по старой разбитой дороге, а потом Тарленхайм увел нас с нее, и мы пробирались через густой подлесок. С той стороны, с которой мы приближались к хижине, почва постепенно приподнималась, образуя холм. Оказавшись на его вершине, мы обнаружили хижину прямо перед собой, в каких-то двенадцати футах от нас.

Вокруг все было тихо, и мы не заметили бы никаких признаков жизни, если бы Холмс не указал нам на тоненькую струйку дыма, поднимавшуюся из каминной трубы.

– Ну что ж, кто-то там все-таки живет, – прошептал он. – Устраивайтесь поудобнее, джентльмены, скорее всего нас ждет долгое ожидание.

Как оказалось, слова Холмса были почти пророческими, разве что начала событий ждать нам пришлось недолго.

Оранжевое утреннее солнце только начало подниматься на небе, касаясь согревающими лучами воздуха и разгоняя собравшийся возле воды туман, как мы услышали звук открывающейся двери. Из передней двери хижины вышел человек в темных бриджах и простой рубашке грубого полотна без воротника. Человек потягивался. Он стоял спиной к нам, но по его росту, манере держаться и копне каштановых волос мы сразу поняли, что перед нами Рудольф Рассендил. Взволнованный, я повернулся к Холмсу, который лишь чуть кивнул мне, подтверждая мое предположение.

Тарленхайм тоже пришел в возбуждение.

– Прекрасно! – прошептал он, обернувшись к нам.

Когда Рассендил, обернувшись в нашу сторону, позволил нам рассмотреть его лицо, я был поражен его удивительным сходством с Рудольфом Пятым. Хоть я и видел его только на фотографиях, но даже сейчас, без королевских регалий, Рассендил был копией короля.

Тем временем из хижины вышла еще одна фигура в униформе Синих. В руках у этого человека было охотничье ружье. Он подошел к Рассендилу и заговорил с ним. К сожалению, мы прятались слишком далеко, чтобы расслышать их беседу. Когда второй человек во время разговора повернулся к нам, мы смогли рассмотреть его лицо. Это был мужчина средних лет, и отличительной чертой его простого лица с нездоровым цветом кожи был сломанный нос.

– Это капитан Солберг, один из наиболее приближенных к Руперту офицеров, – прошептал Тарленхайм.

Казалось, двое разговаривавших возле озера были настроены вполне дружественно друг к другу, тем не менее капитан Солберг ни разу не выпустил ружья из рук. Так они и пошли по направлению к причалу.

– Интересно, сколько еще людей Руперта сейчас в хижине? – высказал свою мысль я.

– Время покажет, но подозреваю, что много их там быть просто не может. Похоже, здесь они держат пленника почти по его согласию, и Руперт не боится, что тот попытается сбежать. Охранники здесь скорее для того, чтобы не дать его выкрасть, – сказал Холмс.

Тарленхайм взял ружье поудобнее и прицелился в Солберга.

– Я легко могу его убрать, – объявил он. – Тогда мы заберем Рассендила и скроемся.

– Ну, если не считать освобождения Рассендила из лап негодяя, это действие принесет нашему делу только вред, – возразил Холмс.

Тарленхайм нахмурился, но ружье опустил.

– Я знаю, что вы правы, но эта возможность так соблазнительна!

Пока они разговаривали, из хижины показался еще один мужчина в повязанном на поясе белом фартуке. Он позвал двоих гулявших и сразу же скрылся в доме.

– Похоже, завтрак уже готов, – мечтательно протянул я.

– Только не говорите мне, что вы снова проголодались, – взмолился Тарленхайм, но глаза его весело поблескивали.

– Похоже, Рассендила охраняют только двое, – заметил Холмс.

– Может, там внутри есть еще кто-то.

– Может, и есть, Уотсон. Мы подождем еще немного и узнаем наверняка.

Пару следующих часов ничего не происходило, но потом Рассендил и Солберг снова вышли из хижины. Офицер по-прежнему не расставался с ружьем, а Рассендил нес рыбачьи снасти. Дойдя до лодки, привязанной у причала, он сбросил в нее снасти, подтянул поближе и сел. В этот момент я подумал, что, должно быть, это и была та самая лодка, которую Холмс увидел по дороге в «Кабанью голову». На весла сел Рассендил, и очень скоро стало ясно, что они взяли курс на центр озера. Солнце уже было высоко, и легкий ветер, поднявший небольшую рябь, множил его отражение на водной глади мириадами ярких бликов.

Холмс зашевелился:

– Я должен найти способ поговорить с Рассендилом наедине, только сделать это надо так, чтобы его тюремщики ни о чем не догадались. Мне необходимо рассказать ему о сложившейся ситуации, о том, что изменилось и как обстоят дела, и вовлечь его в наш план.

– И как же вы собираетесь это сделать? – поинтересовался я.

– Мне нужно незаметно пробраться в хижину и прятаться в комнате Рассендила до тех пор, пока не смогу поговорить с ним.

– Может, нам с Уотсоном открыть огонь где-нибудь подальше в лесу? Кто бы там ни был еще в хижине, им всем придется выйти и проверить, в чем дело. Это должно дать вам достаточно времени, чтобы пробраться в хижину и спрятаться там.

– Слишком рискованно, это может вызвать у них подозрения. А нам крайне важно, чтобы охранники ничего не заподозрили.

– Что вы тогда предлагаете?

Не успел Холмс ответить на вопрос, как мы услышали приближающий топот копыт. Постепенно звук становился все громче, и вскоре на поляну перед хижиной выехал всадник, одетый в форму Синих. Он спешился неподалеку от домика и стал ждать. Чуть позже из хижины показался мужчина, которого мы раньше видели в белом переднике, только на этот раз он был в полной униформе. Наскоро обменявшись несколькими фразами с вновь прибывшим, он вскочил на лошадь и уехал по тропинке в лес.

– Судя по всему, мы только что наблюдали смену караула, – сказал я.

Холмс кивнул.

– Да, и это подтверждает мою догадку о том, что охранников только двое. И теперь, когда Солберг все еще на озере, мы должны найти способ отвлечь второго охранника, так чтобы я мог пробраться в хижину…

Но пока Холмс это говорил, мне в голову пришла еще одна обеспокоившая меня мысль.

– Но скажите, друг мой, как же вы оттуда выберетесь?

– Придется положиться на помощь Рассендила. На самом деле самое сложное – это придумать способ отвлечь охранника, не вызывая у него никаких подозрений.

– Кажется, я знаю, как это сделать, – заявил я, поняв, что меня осенило. И я немедленно поделился с друзьями посетившей меня мыслью.

– Превосходно, Уотсон! – улыбнулся Холмс. – Просто, но эффективно. Не вижу препятствий, чтобы воспользоваться вашим планом, и причем немедленно.

Тарленхайм согласно кивнул.

– Я прикрою нашего доктора на всякий случай, – сказал он, похлопывая по стволу своей винтовки.

Наскоро обсудив все необходимые детали, мы приступили к выполнению плана. Холмс, низко пригнувшись, быстро направился в небольшой перелесок, расположенный прямо за хижиной. Дав ему достаточно времени, чтобы он успел спуститься с холма к стене хижины, я направился к тому месту в лесу, где мы спрятали лошадей, и оттуда вышел на основную тропу.

Несколько минут спустя с лихорадочно бьющимся сердцем я вышел на небольшую поляну в нескольких ярдах от хижины. Справа от меня серебрилась водная гладь, и я даже мог различить вдали силуэт маленькой лодки с двумя рыбаками. Я изобразил самый громкий и веселый свист, на который был способен, и пошел в сторону хижины. Не успел пройти и нескольких ярдов, как дверь распахнулась, и оттуда выскочил мужчина в синей форме, направив дуло ружья прямо на меня.

– Стой! Ни шагу дальше! – прокричал он и встал у меня на пути.

Я выполнил приказ с выражением чистейшего недоумения на лице.

– Ну конечно, добрый человек, – радостно воскликнул я. – Только не говорите мне, что я нарушил границы частного владения! Меня заверили, что я имею право гулять по этим лесам.

Мужчина осторожно подошел ближе ко мне и ткнул меня дулом ружья.

– Кто вы такой?! – рявкнул он.

– Фамилия моя Хокинс. Энтони Хокинс, подданный Великобритании. – Я даже вежливо поклонился. – Путешествую пешком по вашей великолепной стране. Я так много слышал о замечательном Зендском лесе и об этом озере, что просто не мог не прийти и не увидеть все это своими глазами. Надеюсь, я тут не нарушил никаких законов?

Человек продолжал смотреть на меня с сомнением. В это время я заметил за ним в районе дальнего угла хижины какое-то движение. Холмс не терял времени зря.

– Покажите мне ваши документы.

– Боюсь, у меня нет их с собой. Честно говоря, я и не думал, что они могут понадобиться мне в лесу. У меня все в гостинице, вместе с багажом. Желаете пройти со мной и проверить? – С этими словами я повернулся назад, будто бы собираясь идти в обратном направлении.

– Стойте на месте! – злобно гаркнул сторож, и, услышав, как взводится курок, я испытал неприятный холодок, спускающийся вдоль спины. Только тогда я понял, что, несмотря на мое прикрытие, если этому человеку придет в голову меня пристрелить, Тарленхайм вряд ли успеет ему помешать. Я развернулся лицом к человеку с ружьем и сменил тон разговора.

– Вот уж надеюсь, что вы нацелили это оружие на меня не для того, чтобы его применить. Если так, то имейте в виду, что у меня есть связи при английском дворе, и ее королевское величество королева Виктория и ее правительство ни в коем случае не станут игнорировать мою смерть на территории вашей страны, особенно от огнестрельного оружия. А лично для вас это однозначно закончится большими неприятностями.

Руританец нахмурился, и на короткое мгновение в его глазах появилась растерянность. Тогда только я почувствовал уверенность в том, что мне, возможно, удастся выйти из этой щекотливой ситуации, которую я сам же и создал, живым.

– Послушайте, – продолжил я уже более спокойным тоном. – Если я нарушил границы какого-то частного владения, то, уверяю вас, сделал это исключительно безо всякого злого умысла и приношу свои извинения. Даже готов уплатить разумный штраф, только имейте в виду, что если сумма велика, я выплачу ее в денежных знаках Великобритании, потому что у меня с собой есть только мелочь вашими деньгами.

Повисла тяжелая пауза, во время которой он продолжал жечь меня пристальным взглядом, пытаясь решить, как быть с этим странным англичанином, оказавшимся в недобром месте в недобрый час. На его лице легко читалось смятение и недоверие к моим объяснениям, но я с огромным облегчением заметил, как расслабился его палец на курке. В конце концов он заговорил:

– Уходите туда, откуда пришли, и в следующий раз обходите этот лес стороной. Это заповедная зона, принадлежащая королю.

– Ну разумеется, – отозвался я с почти лебезящей любезностью. – Простите великодушно за причиненное беспокойство. Уверяю вас, подобного больше не повторится. Всего вам наилучшего! – Я приподнял шляпу и с громадным облегчением выполнил его приказ.

Я немного прошел по тропинке, все еще приходя в себя после собственного безрассудства и не смея оглянуться на тот случай, если охранник продолжает смотреть мне вслед. Пройдя около двух третей мили, я внимательно огляделся, стараясь определить, не следят ли за мной, затем сошел с тропинки в лес, снова углубляясь в знакомые заросли. Как можно быстрее я вернулся на место, где в тот момент нес дежурство один руританец Тарленхайм.

Он приветствовал меня широчайшей улыбкой:

– Великолепное представление, герр доктор! Даже я вам поверил!

Я позволил себе улыбку и благодарный кивок.

– Как дела у Холмса?

– Все в порядке. Он забрался в хижину через окно в задней стене.

– Вот и хорошо, – с облегчением выдохнул я, устраиваясь поудобнее. – Теперь нам остается только ждать.

Было уже далеко после полудня, когда Солберг и Рассендил вернулись с рыбалки, неся с собой несколько крупных карпов.

Я уже начинал беспокоиться за Холмса и размышлял о том, где он мог сейчас находиться и сумел ли скрыть свое присутствие в хижине. К тому же я стал задаваться вопросом, предоставили ли Рассендилу роскошь в виде собственной комнаты, а если нет, то где мой друг мог бы найти себе укрытие и возможность побеседовать с пленником наедине. И что самое худшее – я сомневался, что Холмсу удастся бежать.

День шел к концу, солнце клонилось к горизонту, но нам с Тарленхаймом оставалось только сидеть и ждать. Существовала вероятность того, что Холмса обнаружили и взяли в плен, и выяснить это у нас не было ни малейшей возможности, поэтому ожидание было единственным нашим уделом.

На вечернем небосклоне зажглись звезды, и воздух налился прохладой. Я достал часы, но из-за спустившейся темноты не смог рассмотреть цифр. С приходом ночи ожил лес, наполнившись суетой и жутковатыми криками ночных тварей, обостряя напряжение до невыносимой ноты.

Вскоре в хижине погас свет и истаял дым, струившийся из печной трубы. Несмотря на волнение, я почувствовал, как у меня закрываются глаза, и завозился, стараясь не дать себе уснуть и разогнать кровь по занемевшим после вынужденного долгого пребывания в одном положении членам.

– Больше нет смысла наблюдать за хижиной, – сказал Тарленхайм, отползая в сторону от вершины холма. – В этакой тьме мы все равно ничего не увидим.

Едва я повернулся к нему, чтобы выразить свое согласие, как позади нас раздался отчетливый шелест травы, отличавшийся от того, что доносился со стороны леса. Мы оба тут же развернулись навстречу шуму. Из глубин леса послышался резкий совиный крик, заставивший меня вздрогнуть.

И тут мы увидели, как совсем близко от темных очертаний кустов отделяется смутно различимая фигура и крадется к нам.

Глава четырнадцатаяРассендил

– Добрый вечер, джентльмены, – сказал знакомый голос. – Простите, что заставил вас ждать.

– Холмс, хвала Небесам, это вы! – громко зашептал я.

– А кого вы ждали? Руперта Хентзосского? – тихо рассмеялся Холмс в ответ.

– Ну как, ваша затея удалась? – спросил Тарленхайм.

– На славу, только я предлагаю обсудить ее в тепле и более уютной обстановке, если вы не возражаете.

Чуть менее чем через два часа мы уже сидели в своих комнатах в королевском дворце в Стрельсо, наслаждаясь горящим в камине огнем. Мы с Тарленхаймом наслаждались великолепным жарким, которое нам подала разбуженная руританцем стряпуха. Постепенно меня стало наполнять блаженное тепло и спокойствие. Холмс сидел рядом и, попыхивая неизменной трубкой, вел рассказ о своих приключениях:

– Хижина только выглядит большой, внутри она весьма компактна. В центре расположена общая гостиная, которая одновременно служит живущим там и столовой. Еще есть две туалетных комнаты, кухня и четыре спальни, три из которых сейчас заняты. Когда я проник в хижину через одно из задних окон, мне пришлось быстро решить, какая же из спален принадлежит Рассендилу. Несмотря на ту великолепную работу, которую вы, мой друг, проделали, чтобы отвлечь охранника, времени на раздумья у меня было в обрез. Кстати, вы, Уотсон, никогда не перестаете меня удивлять своей находчивостью. К счастью, в одной из спален я заметил расческу с несколькими застрявшими в ней каштановыми волосами, и мне оставалось проделать лишь несложный, но несколько унизительный трюк: спрятаться под кроватью.

Там мне пришлось провести довольно долгое время. Рассендил вернулся около пяти после полудня и прилег, чтобы отдохнуть. Как только я убедился в том, что мы одни и Рассендил уснул, о чем свидетельствовало его ровное дыхание, я решил выбраться из-под кровати и объявить ему о своем присутствии. Только я собрался это сделать, как дверь открылась, и в комнате появился Солберг. Мне показалось, что он просто совершал рутинную проверку и, увидев, что Рассендил спит, просто снова закрыл дверь.

Спустя еще несколько минут я выполз из-под кровати и попытался было запереть дверь изнутри, но оказалось, что задвижки на ней не было. Скорее всего, ее сняли в качестве предосторожности. Несмотря на внешне дружеские отношения между Рассендилом и его тюремщиками, они ему совершенно не доверяли. Мне оставалось подставить к двери стул, уперев его спинкой под дверную ручку, что я и сделал. Конечно, это не задержало бы охрану, если бы она задумала войти, но дало бы мне несколько мгновений, чтобы я смог снова спрятаться под кровать.

Пока я возился со стулом, Рассендил зашевелился. Я бросился к кровати и зажал ему рот ладонью. Он был крайне удивлен и обескуражен моим появлением. «Я ваш друг из Англии, – зашептал ему я. – Прошу вас, не шумите, или нам обоим грозит смерть, а королеве Флавии – весьма мрачное будущее».

На его лице изумление сменилось беспокойством, но он кивнул в знак согласия, и я почувствовал, как его тело немного расслабилось. Я как мог быстро и коротко рассказал ему, кто я такой и зачем его разыскал. Затем сообщил о визите полковника Сапта на Бейкер-стрит, его последующей смерти от руки Гольштейна, о спасении его племянника и встрече с графом Рупертом. И наконец я рассказал ему о смерти короля.

Разумеется, он был потрясен известиями, и я видел, как его обуревают противоречивые чувства, ярость и отчаяние боролись в этом человеке. Однако еще до того, как он успел мне что-либо ответить, мы услышали шум за дверью. Без единого слова Рассендил метнулся к двери, чтобы убрать из-под ручки стул, а я снова спрятался под кроватью. Рассендил только успел поставить стул на место, к туалетному столику, как дверь открылась, и вошел Солберг.

«Ужин скоро будет подан, мистер Рассендил, ваше величество. Нижайше просим вас не побрезговать нашей компанией за столом. А после ужина, не соизволите ли дать мне еще один шанс разбить вас в шахматы?»

И хоть он и говорил игривым, почти дружеским тоном, в его голосе чувствовалась едкая насмешка. Я видел из своего укрытия, что Рассендил делал вид, будто рассматривает свое лицо в зеркале, ища на нем то ли царапину, то ли укус насекомого, поскольку не успел отойти от него. И после слов надсмотрщика он слегка повернулся в его сторону и задумчивым голосом сказал: «Я сейчас подойду».

Солберг буркнул что-то еще и вышел, и как только его шаги удалились, Рассендил присел рядом с моим укрытием.

«Сейчас я должен идти, иначе это будет выглядеть подозрительно. После ужина мне придется сыграть с этим негодяем в шахматы. Я дам ему выиграть и сошлюсь на головную боль, чтобы уйти раньше спать. Тогда и договорим».

Лишь много позже, когда Рассендил вернулся, мы смогли продолжить разговор. Все это время, что я его ждал, я занимался обдумыванием подробного плана наших действий. Рассендил рассказал мне, чт́о запланировал граф Руперт, во всяком случае ту часть плана, которая была ему известна. Король Богемии приезжает послезавтра, и Руперт собирается встретить его на приграничном таможенном пункте вместе с Рассендилом в образе короля Рудольфа. Вместе они поднимутся в вагон, чтобы там приветствовать монарха, и отправятся с ним до Стрельсо, где короля Богемии будет ожидать королева Флавия. Должно быть, Руперт считает, что Рудольф жив, только слишком «нездоров», чтобы исполнять свои монаршие обязанности.

Толпа, увидев Рассендила в подобном окружении, сочтет его королем Рудольфом, и Флавия вынуждена будет принять происходящее fait accompli[6]. Таким образом Руперт собирается сделать первый шаг к обладанию вожделенной короной.

Таллерхайм и я были так потрясены нахальством этого плана, что потеряли дар речи, поэтому Холмс просто продолжил свой рассказ:

– Разумеется, узнав о том, что его племянник в безопасности, Рассендил тут же захотел избавиться от навязанной ему роли и бежать с нами в тот же день, но лишь до тех пор, пока я не объяснил ему последствия такого поступка. Я рассказал ему, что бегство не только поставит под удар судьбу монархии в этой стране, но и станет угрожать жизни Флавии. Когда я предложил ему свой план и его роль в нем, Рассендил согласился участвовать без малейшего колебания. В тот вечер ему оставалось лишь отвлечь стоящего на часах охранника жалобами на внезапные боли, чтобы я смог выбраться из хижины и вернуться к вам.

– Браво! – воскликнул Тарленхайм, хлопнув моего друга по спине. – Вы прекрасно потрудились!

– Благодарю вас, – скромно улыбнулся Холмс.

– Но теперь вы должны объяснить нам, в чем именно этот план состоит.

Холмс с готовностью согласился и посвятил нас, исключительно благодарных слушателей, в свои смелые и гениальные стратегии разоблачения графа Руперта и спасения престола Руритании. После того как он закончил, в комнате повисла тишина, которую первым нарушил Тарленхайм.

– Гениально, – тихо сказал он. – Но и крайне рискованно. И, должен признать, меня мучают большие сомнения на счет того, удастся ли нам все это выполнить.

– У нас нет ни времени, ни лишних сил, чтобы позволить себе сомнения, – просто ответил Холмс. – Любой план, ставящий целью захватить врага врасплох, будет дерзким и включающим в себя определенный риск. Боюсь, что для решения этой проблемы не существует легких или более надежных путей, во всяком случае, мой интеллект бессилен их увидеть. Может, у вас есть альтернативные предложения?

Наш компаньон отрицательно покачал головой.

– Так что, мы будем действовать? – спросил Холмс, бросая вопрошающий взгляд на Тарленхайма, который в ответ просто пожал его руку.

– Будем, – только и сказал он.

– Мы должны посвятить королеву в происходящее как можно скорее, – напомнил им я. – И получить ее согласие.

– Вы совершенно правы, Уотсон. Ей в этом плане отведена центральная роль.

– Мы сможем все обсудить с ее величеством уже утром, – сказал Тарленхайм. – Да, джентльмены, я был бы признателен, если бы вы смогли присутствовать на одной приватной церемонии завтра на рассвете.

– Похороны короля? – поинтересовался Холмс.

– Да. Из-за сути происходящего в настоящем и неопределенности в будущем, о его смерти знают только несколько доверенных лиц, поэтому его похороны должны будут пройти под покровом тайны и без надлежащих случаю церемоний. – Тарленхайм тут же осунулся и показался нам уставшим и грустным. Он смотрел в огонь камина и покачивал головой. – Что творится с нашей страной! И кто скажет, что будет с нашим троном и королевой Флавией?

Холмс ободряюще положил Тарленхайму руку на плечо.

– Соберитесь, Тарленхайм. Следующие сорок восемь часов станут ключевыми в поисках ответов на ваши вопросы, и нам понадобятся все ваши силы.

Вторую ночь подряд нам удавалось поспать всего лишь несколько часов, да и этот сон для меня был беспокойным. Разум мой был переполнен мыслями, надеждами и страхами, поэтому, как я ни старался, сон ко мне не шел. Казалось, я только закрыл глаза, и Холмс уже будит меня, чтобы успеть на похороны короля.

Рассвет был холодным. Туман укрывал землю, а в воздухе висела холодная морось, – должно быть, природа создавала канву, подходящую грустному событию. Мы собрались в маленьком закрытом садике на территории дворца. Проводить короля в последний путь пришло шестеро: королева, бледная, почти прозрачная в призрачном свете, доктор, что находился рядом с королем в последний час его болезни, архиепископ Стрельсо, который вел церемонию, Фриц фон Тарленхайм, Шерлок Холмс и я.

В яму опустили простой гроб. Королева бросила на крышку алую розу.

– Если бы только, Рудольф… если бы… – выдохнула она, обращаясь больше к своим мыслям, чем к нам. Ее глаза были сухими, но в них отражалось невыразимое горе.

Над нами ощутимо нависла обреченность, куда более мрачная, чем чувство утраты, присущее любым похоронам. Мне показалось, что причиной тому было простое осознание факта, что король не должен уходить таким ненадлежащим образом. В этом было что-то невыносимо несправедливое, лишающее силы духа.

Тарленхайм и доктор заполнили безымянную могилу землей, архиепископ зачитал молитвы. Лицо Холмса было таким неподвижным, что даже я, знавший его столько лет, не мог понять, что же он скрывает за этой непроницаемой маской.

Мы немного постояли в молчании, отдавая дань уважения, затем вернулись во дворец, и после того как были выражены все приличествующие случаю соболезнования, Тарленхайма, Холмса и меня пригласили в комнаты королевы. Там нам предложили по бокалу бренди, и мы выпили в память об ушедшем короле. После недолгих раздумий о прошлом мы перешли к обсуждению настоящего. По-видимому, Тарленхайм успел вкратце ввести королеву в курс дела и рассказал ей о событиях прошлого дня, потому что она сразу взглянула на Холмса и попросила объяснить ей его стратегию.

Королева Флавия сидела спокойно, а Холмс расхаживал перед мраморным камином и тихо и методично рассказывал о том, что и как он намеревается сделать.

– У вас очень предприимчивый ум, мистер Холмс, – заметила королева, когда мой друг закончил говорить. Ненадолго замолчав, она внимательно посмотрела прямо на него, будто стараясь понять что-то в его глазах. – Знаете, а я верю, что вам это удастся!

– Благодарю вас, ваше величество! – скромно ответил он.

– А теперь скажите мне, как там Рудольф? Он показался вам в добром здравии?

– Он выглядит совершенно здоровым.

– И он тоже с готовностью согласился участвовать в вашей затее?

Холмс кивнул в ответ.

– Он не мог не согласиться, – проговорила королева, позволив себе самую легкую из улыбок, и даже эта тень жизни тут же напомнила, что перед нами была одна из красивейших женщин. – Джентльмены, – продолжила она, – освежите свои бокалы, у меня есть еще один тост. За успех Шерлока Холмса и падение графа Руперта Хентзосского!

Глава пятнадцатаяИ снова Руперт

На подготовку к приезду короля Богемии нам оставался только остаток этого дня. Тарленхайму пришлось уехать в кавалерийский гарнизон, расквартированный на другом конце города, чтобы отдать последние указания относительно охраны высоких лиц. Посещение короля Богемии всем, кроме избранных единиц, казалось событием нормальным для глав двух государств, находящихся в дружественных отношениях. Мне плохо давались языки, но я смог почерпнуть из утренней газеты, что самым важным в этом событии жители Руритании считали возможность вновь увидеть своего монарха здравствующим и полным сил.

Мы с Холмсом, предоставленные себе, пребывали в отведенных для нас комнатах. Мой друг был задумчив и неразговорчив, и в одиночестве я предавался, каюсь, дурным предчувствиям и страхам. Я силился представить, какой могла быть реакция графа Руперта на смерть Гольштейна и сэра Роджера, и наше с Холмсом бегство. Вдруг он замыслил нам отомстить? Или он был слишком занят приготовлениями к завтрашнему дню, чтобы занимать себя беспокойством о двух случайных участниках последних событий. Я лишь надеялся на то, что он был настолько уверен в своем успехе, что не видел в нашем бегстве реальной угрозы, считая, что всегда сможет настичь нас и позже, будь на то необходимость.

Вскоре после полудня я задремал прямо в кресле, в то время как Холмс возился со своим набором грима. Внезапно я вздрогнул от стука в дверь. Вошла королева Флавия, и лицо ее было омрачено беспокойством.

– Мистер Холмс, – воскликнула она, – он здесь, во дворце!

– Руперт? – с сомнением уточнил мой друг.

– Да. Он попросил аудиенции.

– Ради всего святого! Что за наглец!

– Что мне делать? Фриц еще не вернулся, а я не знаю, как мне себя вести.

После короткого раздумья Холмс ответил:

– С ним обязательно нужно встретиться. Если позволите, мы с Уотсоном будем сопровождать вас на этой встрече.

– Разумеется, – выдохнула она с явным облегчением.

Не тратя времени на дальнейшие разговоры, мы отправились вместе с Флавией в королевскую приемную, центральное место в которой занимал огромный портрет Рудольфа Пятого, написанный вскоре после коронации. Казалось, он с интересом смотрел на всех, кто сюда входил. Под портретом на небольшом возвышении стояло два золоченых трона. Флавия присела на один из них, Холмс и я встали позади нее по обе стороны.

– Почему бы нам не схватить его сейчас, когда он сам идет к нам в руки? – прошептал я Холмсу.

– Уотсон, не все так просто. Не забывайте, что хотя Руперт и возглавляет Синих, он всего лишь одна из голов этой гидры. Есть и другие желающие захватить трон и низвергнуть Элфбергов. Для того чтобы избавить Руританию от этой угрозы, необходимо публично дискредитировать Синих, затем методично уничтожить всех до единого.

Я не успел ему ответить, потому что в этот момент графа Руперта Хентзосского пригласили в приемную. Он уверенно и с чрезвычайно важным видом подошел прямо к помосту. На удивление, застывшая улыбка на лице не только не смягчала его выражение, но и делала холодные черты еще резче и неприятнее. Он преклонил колени перед королевой и поцеловал руку, но сделал все это будто в издевку.

– Ваше величество, благодарю вас за аудиенцию, – проговорил он. – Рад видеть вас в таком хорошем здравии и в такой интересной компании. – Его глаза метнули взгляд на Холмса и на меня. – Последний раз, когда я видел этих джентльменов, я был искренне обеспокоен за их жизни. Да я и сейчас за них беспокоюсь.

– Граф Руперт, – спокойно и властно перебила его королева. – У меня нет времени, чтобы тратить его на выслушивание подобных речей. Извольте перейти к цели своего визита.

В голосе и взгляде королевы чувствовалась такая сила духа, что сердце мое невольно исполнилось гордостью за нее и искренним восхищением.

Руперт с нагловатой деловитостью осмотрел приемную.

– Как я полагаю, его величество все еще… нездоров? – Не получив ответа на свою колкость, он продолжил: – Ну что же, мои слова в равной степени касаются и вас. Итак, раз уж вы призываете меня перейти к сути дела, отбросим в сторону все условности. Мы оба прекрасно знаем, что Рудольф не способен завтра встретиться с королем Богемии. Конечно, если вы не собираетесь выставить Его Пускающее Слюни Величество на посмешище обеим странам.

От меня потребовалось все мое самообладание, чтобы не сделать шаг вперед и не наказать нечестивца за подобную жестокость и наглость. Королева же сохранила ледяное спокойствие, хотя я видел, как побелели костяшки ее пальцев, сжимавших подлокотники трона.

– Я хочу предложить вам выход, Флавия, – продолжал граф, явно наслаждавшийся моментом. – Я дам вам короля, другого короля, того самого, которого короновали в соборе Стрельсо три года назад, мужчину, с которым, – и он взял театральную паузу, – вас связывает не только чувство долга.

Флавия слегка прищурилась, но не удостоила его ответом.

– Ах, что за альтруист этот граф, – подал голос Холмс, подхватывая звучащую саркастическую ноту.

– Ну, не совсем так, мистер Холмс. – Руперт метнул в моего друга недобрый взгляд. – Мне от этого тоже будет некоторая польза.

– Граф Руперт, – объявила королева лишенным эмоций голосом. – Вы напрасно тратите свои силы и мое время. Король Рудольф завтра будет встречать короля Богемии. И вот что я вам скажу, чтобы впредь не возвращаться к этой теме: я скорее умру, чем помогу вам дотянуться своими грязными руками до короны Руритании. Аудиенция окончена.

– Что же, вы свой выбор сделали. Восхищаюсь вашей показной смелостью, но ничем не подкрепленным словам дня сегодняшнего не выдержать проверки событиями дня грядущего.

Повернувшись, чтобы уйти, граф уделил внимание и моему другу:

– Вы загнали себя в угол, англичанин. Теперь вам из него не выбраться. Ваше время вышло: скоро в моих руках будет вся власть этой страны, и тогда милости от меня не ждите.

Напускная веселость исчезла, и теперь Руперт говорил со всей накопившейся в нем яростью. Холмс выглядел искренне встревоженным, его брови сошлись в напряжении. Удовлетворенный произведенным на моего друга эффектом, граф обернулся к королеве, чтобы нанести прощальный удар.

– Ваше величество, – он поклонился. – До встречи завтра на вокзале. – И с этими словами он быстро развернулся и вышел из королевской приемной.

Тяжелое молчание взорвал смех Шерлока Холмса. Королева и я с изумлением обернулись, чтобы посмотреть на него.

– Прошу прощения, – с трудом отдышался он. – Но подобная самонадеянность при таких слабых позициях всегда вызывает у меня умиление.

– Слабых? – с удивлением переспросил я. Мне казалось, это слово входит в противоречие с уверенной хваткой графа Руперта.

– Именно, друг мой. Да, приход Руперта был поступком дерзким, тут я не буду с вами спорить, но это еще и признак того, что мы с вами каким-то образом смогли поколебать его уверенность. Я разыграл смятение перед лицом его угроз специально, чтобы укрепить его в мысли, что мы не способны сколько-нибудь эффективно ему противостоять.

– Вы провели и меня, – призналась королева. – Я решила, что вы потеряли самообладание.

– Тогда будем надеяться, что я и дальше смогу его дурачить, – отозвался мой друг.

Б́ольшую часть следующего дня я провел в одиночестве. Тарленхайм вернулся во дворец, и они уединились с Холмсом, обсуждая все необходимые приготовления к завтрашним событиям. А потом мой друг заперся в спальне, чтобы заниматься чем-то известным ему одному. Предоставленный сам себе, я позволил моим мыслям вернуться к драматическим событиям, участником и свидетелем которых я стал за последние несколько дней, и стал делать заметки о Хентзосском деле, так я решил его назвать. Но уже в то время я понимал, что из-за исключительной деликатности и потенциальной опасности для политики многих стран описание инцидентов, расследованием которых мы занимались, не сможет увидеть свет еще несколько десятилетий. Если оно вообще дойдет до читателя. Единственное, на что я мог надеяться, – это на благополучный исход наших приключений.

В тот вечер Тарленхайм, Холмс и я ужинали вместе с королевой в ее комнатах. Нас охватило подавленное настроение, и каждый был погружен в собственные размышления, которыми не спешил делиться с остальными. Когда ужин был окончен и нам подали бренди, Тарленхайм приступил к подробному описанию грядущих событий, включая порядок расстановки королевских вооруженных сил по случаю визита короля Богемии. Прибытие королевского поезда на вокзал ожидалось около полудня. Когда он ступит на красный ковер, навстречу ему выйдет королева Флавия с приветствиями, и далее они вдвоем проследуют во дворец на банкет, посвященный его приезду.

– Однако, как мы теперь знаем, Руперт намерен перехватить поезд на границе, чтобы на вокзале из вагона вышли король Богемии и «король Рудольф», – отметил Холмс. – Это и приготовленные нами сюрпризы должны сделать день интересным. Да, как бы тщательно мы ни планировали, нам следует быть готовыми к импровизации.

Мне казалось странным, что такое огромное количество участников королевских празднеств, от руританского дворянства и военных до слуг и простого народа, оставалось в полном неведении о драматических событиях, разворачивавшихся прямо перед их глазами.

В завершении вечера Холмс попросил королеву о беседе тет-а-тет, и мы с Тарленхаймом вышли, оставив их вдвоем. Я вернулся в свою комнату, уверенный, что, несмотря на чудовищную усталость, снова не смогу уснуть. Я ощущал, как возбуждение и напряженное ожидание пульсируют у меня в крови. Лежа в ночи и глядя на освещенные луной облака, я понимал, что как бы ни повернулись события завтрашнего утра, они станут самым серьезным вызовом гению моего друга, знаменитого сыщика Шерлока Холмса.

Глава шестнадцатаяЗендский лес

Судьбе угодно было обрамить решающий день этой драмы хмурым рассветом и тяжелыми свинцовыми облаками, предвестниками бури. Я очень плохо спал и, когда пришло время вставать и одеваться, был этому даже рад. Не знаю, что послужило причиной моего упаднического настроения: то ли мрачный пейзаж за окном, то ли беспокойное ожидание, но, берясь за ручку двери Холмса, я не чувствовал прилива сил. Однако стоило мне войти, как все темные мысли исчезли как по мановению волшебной палочки. Передо мной возле туалетного столика в великолепном парадном белом мундире с золотыми эполетами и малиновым кушаком сидел его величество король Руритании Рудольф Пятый! Он повернулся на звук открывшейся двери и улыбнулся:

– Ну что, старина, как я выгляжу?

Уникальная способность Холмса преображаться неизменно приводила меня в восторг вот уже многие годы. Никогда не забуду, какой ошеломительный эффект произвело его появление у меня дома в образе старого библиофила: именно тогда в первый и в последний раз в своей жизни я лишился чувств. А его замечательно трогательный итальянский падре во время нашего бегства от профессора Мориарти и его банды! Но сейчас я смотрел на венец его удивительного искусства. Холмс не просто стал похожим на другого человека, он превратился в его точную копию.

– Прекрасно, – только и смог произнести я.

– Я думаю, этот грим нам подойдет. Вот на что я ориентировался, – сказал он и, протянув руку, сорвал покрывало, скрывавшее от глаз парадный портрет короля Рудольфа, прислоненный к стене. – По моей просьбе королева распорядилась перенести его сюда, и у меня была вся ночь для того, чтобы добиться сходства с ним. Труднее всего было с цветом волос. К счастью, мне удалось отрезать прядь волос короля, перед тем как его похоронили, и у меня был образец истинного их цвета. Сначала я думал, что смогу перекрасить свои волосы, но это оказалось слишком долгим процессом, к тому же имитация не получилась бы полной. Видите ли, моих волос было не достаточно, чтобы сделать из нее гриву Рудольфа. Поэтому я остановился на парике, и с третьей попытки мне это удалось. – Он небрежным жестом указал на стол, на котором помимо мисочек со всевозможными красками, химикатами и обрезанными локонами виднелись два, судя по всему, отбракованных варианта.

– Закончив с волосами, я занялся лицом. Тут сложнее всего было с формой и длиной носа, поэтому мне пришлось нарастить собственный с помощью мастики и грима. По-моему, получилось весьма недурно. – Он встал, одернул костюм и придирчиво осмотрел себя в большом зеркале. – Королева одобрила результат. Она была несколько смущена, – с этими словами Холмс поправил прическу.

– Я не удивлен, – сказал я.

– Единственное, что может нас подвести, – это голос. Как вы сами понимаете, у меня была возможность изучить его внешний вид и манеру поведения по портретам и рассказам королевы и Тарленхайма, но я ни разу не слышал, как король говорит. Мне трудно будет воспроизвести его тембр и интонации.

– А как же Рассендил? Его-то голос должен быть похож на голос короля?

– Да, это максимальное приближение. Но полагаясь на приблизительное сходство для имитации, мы рискуем упустить истинное сходство. Я думаю, разумнее всего будет говорить хрипло и негромко, вот так, – и он изменил тембр голоса. – Король только что перенес болезнь, и у него вполне может быть ослаблен голос.

– Действительно, – согласился я. – Но сможет ли это одурачить графа?

– Вот мы и узнаем, друг мой.

«Король Рудольф» взял свои перчатки и посмотрел на меня глазами, знакомым в которых был только блеск предвкушения.

– Готовы, Уотсон? Игра началась!

Мы попрощались с королевой, и Тарленхайм, который явно пребывал в шоке от того, насколько моему другу удался грим, проводил нас к конюшням. Там нас ждали наши лошади, и еще одна со страшным грузом, покрытым простой накидкой, который мы должны были взять с собой. Без слов мы пожали Тарленхайму руку и снова отправились в Зендский лес. Холмс надел плащ с глубоким капюшоном, чтобы скрыть свое инкогнито.

В лесу мы остановились возле дуба Элфбергов. Стреножив неподалеку лошадей, принялись за необходимые приготовления. Холмс обрезал веревки, удерживавшие груз на седле. Когда он упал на землю, я увидел, что это был труп старика, наряженного в лохмотья нищего.

– Тарленхайм уверяет меня, что он умер менее двенадцати часов назад. Это один из работников кухни при дворце, и вчера он скончался от пневмонии. Этот добрый старик сослужит службу своему королю даже после своей смерти, – с мрачноватой улыбкой добавил он. – Помогите мне, Уотсон.

Вместе мы перенесли труп на тропинку и положили его там, где густой перелесок окружал ее с обеих сторон плотнее всего.

– Когда они увидят старика, то ничего не заподозрят: просто мертвый нищий, – пояснил Холмс. – Будем надеяться, он поможет выиграть время, которое нам так необходимо.

Мы спрятались за дубом и стали ждать. Начался мелкий моросящий дождь, но густая крона мощного дерева оградила нас от влаги.

Чуть позже десяти часов мы услышали стук копыт приближавшихся всадников. Я сжал рукоять револьвера, мое сердце пустилось выбивать бешеный ритм. Далеко впереди я смог различить просвечивающие сквозь заросли синие кители всадников. Постепенно показалась вся группа: это были те, кого мы ждали. Холмс наклонился вперед, чтобы подсчитать, сколько их было. На его лице появилось ликующее выражение.

Их было всего четверо. Впереди ехали двое, несшие на своих плечах бремя ответственности за судьбу Руритании. Чуть впереди с неизменным самодовольством ехал граф Руперт Хентзосский, и на голову лошади отставал от него Рудольф Рассендил, как и Холмс, облаченный в парадную белую форму, поверх которой был накинут плащ-дождевик. Следом за ними скакали двое в униформе Синих, и в одном из них я узнал капитана Солберга.

Когда всадники подъехали к телу на тропинке, граф поднял руку, останавливая всю процессию. Солберг и граф спешились, и капитан выдвинулся вперед, чтобы обследовать возникшее на дороге препятствие. В это время лошадь Рассендила вдруг встала на дыбы, сделала несколько шагов на задних ногах, яростно молотя воздух передними. Рассендил вскрикнул, взмахнул левой рукой, будто бы в панике, и попал второму Синему по лицу. Сила удара была таковой, что тот потерял равновесие и вылетел из седла на землю. Казалось, лошадь Рассендила обезумела, и пока ее седок отчаянно сражался с поводьями, она одним мощным прыжком отскочила с тропинки прямо в густые заросли. Не прошло и доли секунды, как лошадь и ее всадник исчезли в лесу, и до остальных участников процессии доносились лишь возмущенные крики Рассендила.

Руперт, которому к этому моменту уже сообщили, что на тропинке лежит просто какой-то нищий, уже бросился к своему коню, на ходу выкрикивая приказы. Оба Синих торопливо вскочили на своих коней, а Рассендила уже и след простыл.

В это время виновник переполоха появился под дубом подле нас. Без единого слова Холмс и Рассендил обменялись лошадьми и плащами, и Холмс, не медля ни секунды, помчался галопом. Мы же с Рассендилом, прижавшись к шеям своих скакунов и спрятавшись под ветвями дерева, наблюдали за смятением в рядах противника. Синие лихорадочно метались вдоль тропы в поисках двойника короля. И «король» появился среди деревьев словно по мановению волшебной палочки, чтобы вновь присоединиться к ним. Он всем своим видом давал понять, что сумел справиться с лошадью, но это далось ему нелегко.

Лицо Руперта было искажено гневом, когда он подъехал к «королю» и стал яростно бранить его. Холмс что-то ему отвечал и, судя по тому, как он создавал видимость утомленного сражением с животным человека, говорил он о том, что его лошадь испугалась и понесла. Я внимательно наблюдал за лицом графа: по всей видимости, он совершенно не отдавал себе отчета в том, что говорил с Шерлоком Холмсом, а не Рудольфом Рассендилом. Его злоба была явно вызвана неспособностью пленника справиться с конем и тем, к какому переполоху это привело. Было похоже, что подмена двойников короля произошла успешно и первая часть плана Холмса прошла без осложнений. Однако я слишком долго играл в опасные игры в одной команде с моим другом, чтобы позволить себе расслабиться. Я прекрасно понимал, что мы сделали лишь первый шаг на долгой и опасной дороге и что впереди, на пути к цели, нас ждет еще немало крутых поворотов.

Всадники снова выстроились по команде Руперта и продолжили свой путь. Когда они почти поравнялись с нами, я заметил, что Руперт все еще был зол, а Холмс изображал приличествующее случаю смущение. Вскоре всадники углубились в лес, продвигаясь к границе Руритании, где они собирались встретить поезд короля Богемии.

Как только процессия скрылась, Рассендил обернулся ко мне и мягко взял меня за руку:

– Вы, должно быть, Уотсон.

Я улыбнулся и кивнул.

– Ваш друг – очень умный и смелый человек. И он удивительно похож на короля.

Я почувствовал, что улыбаюсь еще шире:

– То же самое я могу сказать и о вас.

Рассендил рассмеялся:

– Ну что же, Уотсон. Теперь я в ваших руках. Что будем делать дальше?

Мы попали во дворец через черный вход, где нас ожидал беспокоящийся Тарленхайм. Напряженные морщины на его лбу исчезли, как только он увидел Рассендила, а когда услышал об успехе нашей вылазки, расцвел от радости и облегчения. Он и Рассендил обнялись как братья, давно бывшие в разлуке.

– Я всегда говорил, что вы – самый смелый Элфберг из всей этой фамилии, – объявил он.

– И наименее удачливый, – парировал Рассендил.

– Идемте же, друг мой Рудольф, скорее поведаем королеве добрые вести. Она ждет вас с нетерпением.

Встреча Рудольфа с Тарленхаймом была окрашена теплом и радостью, но они не шли ни в какое сравнение с тем, какой была его встреча с королевой. Нет, вели себя они в высшей степени подобающим образом, но когда он предстал перед ней, весь воздух наполнился любовью. Для того чтобы понять, что эти двое искренне любят друг друга, не нужны были дедуктивные способности Шерлока Холмса.

Рассендил преклонил колено и поцеловал руку королевы.

– Ваше величество, ваш смиренный слуга к вашим услугам, – тихо сказал он.

Глаза Флавии заблестели, она коснулась рукой головы Рассендила и взъерошила его волосы. В этот момент мы с Тарленхаймом тихо вышли из комнаты.

Пока мы ждали, мои мысли все время возвращались к Шерлоку Холмсу. Я гадал, все ли у него в порядке. Взглянув на часы, понял, что он уже приближается к границе. К счастью, у меня не было времени представить себе все то, что могло пойти не так, потому что нам необходимо было приготовиться к участию в королевской процессии встречающих и ехать на железнодорожный вокзал.

Вскоре после полудня процессия из Флавии и Рассендила в сопровождении королевской кавалерии отъехала от дворца. Мы с Тарленхаймом, облаченные в офицерские мундиры, отправились следом за королевским экипажем по средневековым улочкам Стрельсо.

Дождь закончился, и город заполонили ликующие толпы, жаждущие хоть одним глазком взглянуть на короля. Люди высовывались из окон, размахивали зелеными с золотом флагами Руритании и радостно приветствовали проезжающую процессию. Их восторг и выражение искренней любви к своим монархам не могли оставить никого равнодушным.

Когда процессия свернула на площадь Кёниг, показались величественные ионические колонны вокзала, и, приближаясь к месту действия, я почувствовал, как напряглось все мое тело в ожидании развязки этого опаснейшего дела.

Глава семнадцатаяКоролевский поезд

Далее следуют события, свидетелем которых я не был, но узнал о них и описал в точности со слов моего друга Шерлока Холмса.

Несмотря на легкость, с которой была осуществлена подмена, Шерлок Холмс понимал, что во многом ему помог призрачный утренний свет да суматоха, связанная с обстоятельствами происходившего. Настоящее же испытание его способности выдавать себя за Рудольфа Рассендила было впереди.

Когда группа всадников, возглавляемая Рупертом Хентзосским, выехав из-под укрытия Зендского леса, приблизилась к приграничному посту, она была встречена отрядом королевских вооруженных сил, охранявших приграничный гарнизон. Навстречу группе выехал офицер, которого Холмс до этого видел при дворе. И тут же сыщик почувствовал, как ему в ребра уперлось дуло пистолета.

– Делай свое дело, Рассендил, иначе ты никогда больше не увидишь Флавию, – прошипел за его спиной Солберг, который был к нему ближе всех остальных.

– По чьему распоряжению вы оказались здесь? – спросил офицер, возглавлявший гарнизон, обращаясь к Руперту.

Холмс стряхнул с головы капюшон и поднял голову:

– По моему, – сказал он.

Лицо командира вытянулось.

– Ваше величество, я не знал… – забормотал он в полной растерянности. Затем быстро взял себя в руки и козырнул.

Холмс милостиво улыбнулся:

– Ничего страшного, командир. Ваша бдительность похвальна. Я передумал встречать короля Богемии в Штейнбахе и решил приехать сюда. Граф Руперт любезно согласился меня сопровождать.

При последних словах на лице командира отразилось недоумение, но ему хватило ума никак не проявлять своего удивления от такого неправдоподобного союза.

– Может быть, его королевское величество позволит проводить его до границы? Боюсь, мои люди не ожидают сегодня никаких официальных лиц с визитами.

Холмс быстро глянул на графа и тот чуть заметно кивнул.

– Прекрасно. Мы с графом последуем за вами, – ответил мнимый король.

Офицер отдал честь и, развернув коня, поехал впереди процессии по направлению к деревянному домику таможни. Возле входа в здание командир спешился и обратился к Холмсу:

– Не соблаговолите ли вы подождать тут, ваше величество, пока я все для вас устрою? – И едва дождавшись согласия, исчез за дверями.

Холмс и граф спешились и оставили лошадей у привязи.

– Не забывай, – тихо пробормотал граф, – одно неверное движение – и ты покойник!

– Никаких неверных движений, – так же тихо ответил Холмс. – Я смирился со своей судьбой. – Говоря с графом, Холмс старался отвернуться от собеседника, чтобы не дать ему рассмотреть себя при дневном освещении.

На лице графа расцвела улыбка.

– Как ты благоразумен! Помни: когда мы сядем на поезд, ты представишь меня как своего близкого друга и советника, и не сметь отправлять меня прочь от себя!

Холмс едва кивнул:

– Я понял.

Вернулся глава гарнизона и пригласил их внутрь здания, где шестеро солдат стояли по стойке смирно, пока они проходили мимо них на платформу. Там двое солдат раскатывали красную ковровую дорожку. Старый таможенный офицер, который недавно проверял документы Холмса, теперь робко подошел к нему.

– Ваше величество, – сказал он с низким поклоном. – Мне не доложили о том, что вы прибудете, иначе я подготовился бы ко встрече с вами надлежащим образом.

– Я не хочу никаких церемоний, их и так будет предостаточно позже, – резко ответил Холмс.

– Как пожелает его королевское величество… – Отмеченное временем лицо сморщилось в грустной улыбке, и старик явно почувствовал себя еще более неловко. – Счастлив видеть вас в добром здравии, ваше величество. Мы не имели счастья быть в вашем присутствии со времени королевской охоты на кабана прошлой весной.

Холмс чуть наклонил голову, и старик поспешил заняться своими делами. Правда, по дороге его перехватил начальник гарнизона, и они быстро обменялись несколькими фразами.

Морось на улице прекратилась, и небо стало понемногу светлеть, кое-где открывая взгляду кусочки голубого, не затянутого тучами неба. Вдалеке Холмс рассмотрел клуб серого дыма, медленно направлявшийся к ним. И вот уже показался паровоз, вызвав жуткую суету на перроне. На платформе возле графа и Холмса, стоявших на красном ковре, выстроился почетный караул. Все было готово к встрече короля Богемии.

Паровоз зашипел и загрохотал, сбавляя ход. Когда клубы пара рассеялись, открылась дверь королевского вагона и на перрон шагнул Вильгельм Готтсрейх Сигизмунд фон Ормштейн, король Богемии.

Возможно, вы слышали о том, что Шерлок Холмс уже встречался с королем Богемии несколько лет назад, когда монарху понадобилась помощь сыщика в розысках компрометирующего фотоснимка с его бывшей любовницей. Эта дама, несравненная Ирэн Адлер, оставила неизгладимый след в сердце Шерлока Холмса. Для него она навсегда осталась «этой женщиной». То расследование описано в рассказе «Скандал в Богемии».

Холмс прекрасно осознавал, что, если его узнает король Вильгельм, ему будет грозить смертельная опасность. Однако с момента последней встречи прошло около семи лет, к тому же король тогда потряс сыщика редкостным высокомерием, свойственным некоторым великим мира сего. Это качество не позволяло им замечать и запоминать кого-либо и что-либо, не соответствующее их рангу.

Двое двинулись навстречу друг другу по красной дорожке.

– Какой сюрприз и какое удовольствие видеть тебя здесь, Рудольф! До меня дошли слухи о твоем нездоровье, но вот ты здесь!

– Никогда не стоит верить слухам, особенно о королевских особах. Кто как не ты должен об этом знать. Помнится, я тоже что-то слышал о тебе и об одной американской даме.

Вильгельм рассмеялся:

– Правда-правда. Мы излюбленная мишень для сплетен. Но скажи же мне, где красавица Флавия?

– Она ждет нас в Стрельсо.

– Прекрасно. Рудольф, ты же должен понимать, что настоящей причиной моего визита сюда было желание ее увидеть! Я настаиваю на том, чтобы она все танцы оставила для меня. – Он снова от души рассмеялся, и все его крупное тело задрожало в такт.

Холмс вежливо улыбнулся в ответ.

Король бросил вопрошающий взгляд на Руперта.

– Позволь представить тебе одного из подающих надежды дворян. Это граф Руперт Хентзосский, мой ближайший советник и соратник.

Руперт сделал шаг вперед и слегка поклонился.

– Добрый день, граф.

– Ваше величество, – подобострастно ответил Руперт.

– Ну-с, господа, давайте же поднимемся в вагон. Стоит немного перекусить, прежде чем мы доберемся до столицы.

Трое мужчин вошли в вагон и, пройдя мимо двух охранников, вооруженных парадными алебардами, попали в одно из самых роскошных в мире купе. Оно было отделано панелями из красного дерева, украшено драпировками из бархата и роскошными индийскими коврами. Там Холмсу и графу представили Бориса Глазанова, министра иностранных дел Богемии, высокого лысеющего человека в роскошном сюртуке.

– Присаживайтесь, господа, – весело предложил король Вильгельм, обрушиваясь в устрашающих размеров кресло.

Он потянулся и позвонил в маленький колокольчик. Немедленно появился слуга и подал напитки из бара, находившегося там же, в купе.

Руперт ни на шаг не отходил от Холмса, не забывая создавать видимость исключительного внимания и раболепия.

С резким рывком и громким треском королевский поезд тронулся прочь от приграничной заставы.

– Сколько нам ехать до Стрельсо? – спросил Вильгельм.

– Около часа, – подал голос Руперт.

– О! – воскликнул, оживившись, король Богемии. – Как раз хватит, чтобы сыграть в карты! Что скажете, господа?

Вопрос был явно риторическим, и вскоре карточный столик был уже готов. Король Вильгельм сдал карты.

Холмсу такой поворот событий был только на руку, поскольку избавлял от опасности быть втянутым в разговоры на какие-либо щепетильные темы, будь то политика или дела королевских домов. Он понимал, что пока будет позволять королю Вильгельму выигрывать, тот будет играть дальше, возможно до самого прибытия на вокзал Стрельсо.

Прошло минут пятнадцать от игры, как постучался и вошел глава богемской стражи. Король Вильгельм взглянул на него с явным раздражением.

– Что такое? – потребовал он объяснений.

– Ваше величество, в наш поезд сел глава руританского пограничного гарнизона и просит личной аудиенции с королем Рудольфом, – тихо произнес офицер.

– Проклятье, мы на середине партии!

Холмс был озадачен этой просьбой, но виду никакого не подал.

– Ничего серьезного, я надеюсь. Ведь он может подождать? – со смехом сказал он.

– Командир настаивает на том, что дело крайне срочное и важное, ваше величество, – продолжил офицер.

– Ну ладно, ладно, я с ним встречусь. Вы простите мне минутное отсутствие, Вильгельм?

Холмс поднялся, чтобы идти, и Руперт встал вслед за ним.

– О нет, вы никуда не пойдете, – недовольно, но с тем же смехом возразил король Богемии. – Я не позволю остаться и без второго игрока. Вы же в состоянии справиться со своим начальником гарнизона в одиночку, Рудольф?

Руперт заколебался. Его положение было довольно рискованным, и он бросал на Холмса сердитые взгляды, а тот делал вид, будто не замечал их.

– Идите же, Рудольф, и скорее возвращайтесь! – потребовал король Вильгельм, которому не терпелось продолжить игру.

Холмс вышел из купе и пошел следом за богемским офицером. Они вышли в следующий вагон.

– Ваше величество, ваш начальник гарнизона ожидает вас в этом купе, – сказал он наконец, кивая на дверь и намереваясь вернуться на свой пост.

Холмс открыл дверь, вошел и в следующий момент понял, что шторы на окнах купе опущены, дверь захлопнута за ним и он погружен в полную темноту. Холмс быстро обернулся, чтобы взяться за дверную ручку, но прежде чем он успел это сделать, кто-то схватил его сзади: вокруг шеи обвилась чья-то рука и кожа ощутила прикосновение острого лезвия.

– Итак, – послышался чей-то голос, – кто ты? Ты не король Рудольф, это я знаю точно. Быстро говори, кто ты такой, иначе я тебя убью.

Ситуация, в которой оказался Шерлок Холмс, стала для него полной неожиданностью: его захватил неизвестный и приставил нож к горлу. Среди возможных непредвиденных обстоятельств, которые могли произойти во время того, как он выдавал себя за Рудольфа Рассендила, продуманных и учтенных во всеобъемлющем плане сыщика, подобный поворот даже не приходил ему на ум.

– Кто ты такой? – требовательно повторил голос, в котором Холмс только сейчас узнал командира гарнизона, сопровождавшего его до вокзала.

– Уверяю вас, я друг вашего короля, – прохрипел детектив, понимая, что сейчас не было смысла настаивать на том, что он и есть король. – И, напав на меня сейчас, вы ставите под удар судьбу династии Элфбергов.

– Будешь дальше молоть чушь, я ждать не стану. Быстро говори правду! – И лезвие плотнее прижалось к коже над веной.

Холмс понял, что какое бы объяснение он ни предложил этому человеку, тот все равно ему не поверит. Из этого щекотливого положения он мог выбраться с помощью силы, а не доводов рассудка.

К этому времени глаза сыщика привыкли к сумеркам в купе. Тонкие полоски света, просачивавшиеся в купе вдоль неплотно прилегавших штор, позволили ему определить примерный размер и обстановку купе, а затем и положение противника.

– Мои документы лежат в моей одежде, – воззвал Холмс в отчаянии. – Они подтвердят вам мою личность и то, чем я тут занимаюсь.

После секундного колебания командир чуть ослабил хватку, потянувшись в карман Холмса за мнимыми документами. Нападавший по-прежнему крепко держал свою жертву, но из-за того, что внимание его временно отвлеклось от ножа, Холмс получил именно ту возможность, на которую рассчитывал.

Я, помнится, уже говорил о том, как силен и ловок мой друг и как неудержим в ближнем бою. Он изучал баритсу, японскую науку самообороны, принципы которой основаны на силе тяжести и равновесии. И вот, прибегнув к приемам этой борьбы, Холмс сделал глубокий вдох, развернулся на каблуках, одновременно присев, и мощным толчком сбил командира с ног. Тот упал на пол на спину.

Следующим движением Холмс бросился к окну и распахнул шторы. Купе тут же залило светом.

Командир только собирался подняться на ноги, когда Холмс ударом ноги выбил нож из сжимавшей его руки. Нож взмыл вверх, и сыщик успел подхватить его за ручку в воздухе. Бывший нападавший как зачарованный смотрел на Холмса, потрясенный быстротой его движений. Еще больше он был удивлен тем, что бывшая жертва протянула ему руку, чтобы помочь подняться.

– Признаю, я не король, – внятным шепотом сказал Холмс потрясенному руританцу. – Но я играю его роль по королевскому поручению. Трону грозит опасность, и она напрямую связана с графом Рупертом. Сейчас крайне важно доиграть эту роль до конца, чтобы вывести мерзавца на чистую воду и устранить угрозу династии Элфбергов.

На лице командира отразилось смятение и неуверенность.

– Я не могу сейчас ответить на все ваши вопросы, – продолжил Холмс, – которых, как я вижу, у вас немало. Я лишь могу просить вас довериться мне. Если бы я на самом деле был вашим врагом, мне было бы намного проще убить вас, чем вступать в объяснения.

Командиру ничего не оставалось, кроме как принять истину.

– Но как же граф Руперт?

– Он не знает, кто я, и не должен об этом узнать, – Холмс говорил с такой силой убежденности, что руританец стал постепенно проникаться доверием.

– Хорошо, я ничего никому не скажу.

– Вы не пожалеете об этом, – заверил его Холмс. – Но перед тем как я вернусь к остальным, скажите мне, как вы узнали, что я не король Рудольф?

– Меня насторожила ваша расположенность к графу Руперту. Этой весной мне довелось провести немного времени с королем на королевской охоте, и он был несколько благосклонен ко мне. Тогда он и поделился своим страхом перед графом Рупертом и сказал, что ненавидит его. Из того, что я тогда от него слышал, выходило, что он никак не мог обращаться с графом как со своим близким другом и сподвижником. И еще, когда мы встретились на выезде из Зендского леса, вы никак не показали, что узнаете меня, как будто видите в первый раз. И старый таможенник на платформе сказал мне то же самое, вот тогда я и решил, что вы самозванец.

Холмс улыбнулся. Он был рад тому, что по меньшей мере грим удался ему на славу.

– Этой случайной встречи я не ожидал, – сказал он. – Однако вы можете гордиться собой, подобная отвага и сообразительность достойны высшей похвалы. И я позабочусь о том, чтобы, когда все будет закончено, король узнал о вас и ваших действиях.

– Это ни к чему, я не ищу своей выгоды. Безопасность короля будет мне достаточной наградой.

Холмс понимающе кивнул:

– И ради достижения этой самой цели я должен сейчас вернуться к королю Вильгельму и сделать вид, будто ничего не произошло. Вам следует вести себя так же.

– Извольте.

– Я скажу остальным, что вы желали встретиться со мной, чтобы обсудить последние меры безопасности короля Богемии на время его визита к нам, а в частности – переезда от вокзала к дворцу.

Командир открыл дверь Холмсу.

– Удачи, – сказал он.

Спустя минуту Шерлок Холмс уже входил в королевское купе. Вильгельм поднял на него глаза, не вставая из-за стола, и довольно раздраженно сказал:

– Наконец-то вы вернулись, Рудольф. Теперь, возможно, удача будет и на моей стороне. А пока, похоже, у графа Руперта на руках все козыри.

Глава восемнадцатаяРазвязка

Пока мы ожидали прибытия королевского состава, у меня внутри все свилось в тугой комок. Лишь неимоверным усилием воли мне удавалось сохранить относительно спокойный вид.

Королева Флавия и Рассендил стояли на красной ковровой дорожке, бежавшей к краю платформы, и принимали радостные приветствия толпы, которую сдерживали только выстроившиеся в ряд гвардейцы, игравшие роль живого ограждения. Мы с Тарленхаймом стояли в нескольких ярдах позади монаршей четы, напряженные и готовые ко всему. Больше на платформе из соображений безопасности никого не было.

Наконец мы услышали гудок приближающегося поезда и увидели замедляющего ход железного монстра, окруженного клубами пара. Когда он рассеялся, то все увидели, что красная дорожка чудесным образом совпадает с выходом из королевского купе. Тарленхайм и я обменялись нервными взглядами. Слова были нам не нужны, потому что мы оба знали, что на уме у другого.

Как мы и договаривались ранее, монаршая чета с появлением паровоза подалась немного назад, и королева Флавия встала на пару шагов позади Рассендила.

После секундного промедления двери вагона открылись, и в дверях появился король Богемии. Толпа встретила его радостными криками и приветственными взмахами рук, когда он вступил на красный ковер. Он улыбался шумному, но теплому приветствию людей, однако эта улыбка внезапно исчезла, уступив место недоуменному взгляду.

Он увидел Рассендила.

Пока король Богемии безмолвно смотрел на Рудольфа, из вагона позади него вышел Шерлок Холмс. Толпа немедленно отреагировала, и ее приветственные крики сменились на недоуменные. Это была удивительная сцена: Шерлок Холмс и Рудольф Рассендил друг напротив друга, как два капли воды похожие на короля Рудольфа Пятого. Если бы я заранее не знал, кто из них кто, то в тот момент затруднился бы их распознать.

На долгое мгновение, казалось, время остановилось. Невольные зрители этой сцены после первого выражения недоумения и растерянности замолчали, пытаясь понять, что же происходит.

Даже мы с Тарленхаймом, знавшие о грядущей конфронтации двух Рудольфов, были зачарованы происходящим. Появление Руперта Хентзосского за спиной Холмса вывело меня из оцепенения и стало моим сигналом к действию. Я вышел вперед, минуя королеву Флавию, и направился к Холмсу и Руперту. По выражению лица графа Хентзосского, я понял, что он испытывает то же смятение, что и толпы встречающих за мгновение до него.

Подойдя ближе к Холмсу, я вытянул вперед руку с указующим перстом и закричал:

– Этот человек – самозванец! Предательство!

Холмс отпрянул от меня с виноватым выражением лица, но я был проворнее и успел схватить его за руку. Потом в пылу завязавшейся схватки, во время которой от меня не ускользнул азартный блеск в его глазах, я сшиб с него фуражку и сорвал парик.

Толпа ахнула, но никто по-прежнему не двигался с места. Теперь, уже почти наслаждаясь своей ролью, я оттолкнул Холмса к стене вагона и обрушил свой гнев на Руперта Хентзосского. И снова моя рука поднялась в указующем жесте.

– Этот человек – сообщник предателя! – закричал я.

И этот крик наконец стряхнул оторопь с толпы. Она зашумела, загудела от возмущения и надавила на кордон в попытке прорваться. Гвардейцы, в равной степени потрясенные событиями, тем не менее не дрогнули и сумели сдержать напор толпы.

Король Вильгельм на неверных ногах, подобно пьяному, устремился прочь от сцены действия, направляясь к королеве Флавии, в это время как я достал из кобуры револьвер. Без секундного колебания я выстрелил прямо в Шерлока Холмса. Раздался гром выстрела, и на груди моего друга появилось огромное кровавое пятно. Он сделал несколько шагов и упал ничком на платформу.

Граф Руперт бросился на меня, на ходу выхватывая шпагу из ножен. Я отступил от несущегося на меня клинка, и не успел он занести оружие для следующего выпада, как между ним и мной возник Рассендил со своей шпагой.

– Граф, у нас с вами есть неоконченное дело, – сказал он с удовлетворением, надвигаясь на врага.

Граф повернулся к Рассендилу, и его глаза вспыхнули безумным огнем. И тут мне стало ясно, что только в этот момент он понял, кто был его противником. Он зарычал и бросился на Рудольфа. Рассендил спокойно отразил его атаку, и Руперту пришлось отступить, чтобы изготовиться к новому броску. На этот раз Рудольф сменил позицию, открыв щеку для удара, но в последний момент отскочил в сторону, увернувшись. Однако на левой щеке графа Хентзосского появилась длинная кровоточащая царапина, и когда он коснулся ее тыльной стороной ладони и увидел кровь, его ярость превратилась в безумство. Его шпага сверкала и мелькала, но Рассендил легко парировал удары.

Толпа снова замолчала, не в силах отвести глаз от развернувшегося поединка, но даже в этом безмолвии чувствовалось, что ее поддержка была на стороне Рассендила, которого они считали королем. А это и был тот результат, на который рассчитывал Холмс в своем гениальном плане. Теперь я понимал, почему он настаивал на том, чтобы вызов изменнику бросил именно «король», проявив силу и решительность, так необходимую достойному монарху. Эта победа должна была принадлежать ему одному, чтобы в будущем навсегда исключить сомнения в его праве на власть.

Рассендил медленно прижимал графа к стене вагона. Когда он был уже в шаге от того, чтобы нанести завершающий удар, его нога попала в складку ковровой дорожки, и он оступился, дав Руперту шанс выскользнуть из угла, в который уже был загнан. Рудольф быстро восстановил равновесие и последовал за противником, но граф неожиданно распахнул дверь грузового отделения перед лицом Рассендила, и эта нечистая уловка лишила англичанина равновесия. Он метнулся в сторону, уворачиваясь от двери, которая с огромной силой ударилась о стену вагона и отскочила обратно. Не нанеся вреда самому Рассендилу, дверь выбила шпагу из его рук, которая упала на платформу и попала в щель между платформой и поездом.

Рассендил присел достать оружие, но было слишком поздно. Мое сердце подскочило в груди, когда я увидел, как граф метнулся вперед, чтобы нанести удар безоружному человеку. Но здесь Тарленхайм бросился вперед и метнул свое оружие Рассендилу.

– Ваше величество, – крикнул он, – добейте предателя моим клинком!

Толпа одобрительно загудела, услышав его слова.

Рассендил поймал клинок и парировал нацеленный на него удар, застав излишне расслабившегося и уверенного в себе Руперта врасплох. Граф поплатился за свою беспечность, получив ранение в плечо, вскрикнул от боли и метнулся в сторону. Фортуна отвернулась от него, и он неотвратимо приближался к своему поражению. Он быстро осмотрелся в поисках путей к отступлению, но платформа со всех сторон была окружена гвардейцами. Тогда он неожиданно повернулся к Рассендилу с привычной жесткой усмешкой на губах:

– Ну что же, ваше величество, – крикнул он с явной издевкой, – позволю напомнить вам о старинной народной поговорке, не лишенной мудрости: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним», – с этими словами он резко развернулся и бросился к вагону.

Распахнув дверь, граф исчез в недрах вагона. Рассендил бросился вслед за ним, но стоило ему поравняться с дверью, как Руперт снова появился в проеме. Лишь лицо его было непривычно бледно, а глаза неподвижны. Он оступился на ступенях и упал на руки Рассендилу. И тогда все увидели на его спине кровавое пятно.

В эту секунду в дверях вагона появился начальник таможенного гарнизона. В руках он держал клинок, матово переливавшийся свежей кровью.

Глава девятнадцатаяОбъяснения

События того дня на вокзале в Стрельсо навсегда останутся в моей памяти. Иногда, когда я предаюсь воспоминаниям, они проплывают перед моим внутренним взором подобно феерическому, но жутковатому театральному представлению, в котором почти нет места бутафории и настоящие клинки проливают человеческую кровь. И для этого представления мой друг Шерлок Холмс не только написал гениальный сценарий и стал удивительным режиссером, но и взял на себя главную драматическую роль, которая, как и положено, в эпилоге закончилась эффектной смертью. И эта исключительно убедительная сцена была сыграна именно так, как он ее запланировал.

Когда я выстрелил в Холмса из своего пистолета, заряженного холостыми патронами, он ударом руки разбил капсулу с красными чернилами, закрепленную у него на одежде. Пролив «кровь из смертельной раны», он с трагическим криком упал ничком. Это была игра, достойная знаменитого английского трагика Генри Ирвинга. Позже его «тело» было перевезено во дворец, где он благополучно «воскрес».

В это время, после изначального смятения, а потом последовавшего за расправой с изменником графом восторга, государственный визит главы дружественной страны пошел более или менее по намеченному плану. Я осмотрел и перевязал рану Рассендила, до того как тот покинул вокзал. Рана была глубокой, но, к счастью, клинок графа не задел крупных сосудов или сухожилий, поэтому серьезных увечий причинено не было.

Известие о предательстве Руперта Хентзосского и о том, какую доблестную роль в наказании подлеца сыграл король Рудольф, молнией разлетелось по всему городу. И к пути следования кортежа с «королем», королевой и изрядно потрепанным высоким гостем стало стекаться все большее людей.

Тогда же, когда в Стрельсо разворачивались эти драматические события, люди Тарленхайма, выполняя его прямой приказ, нанесли серию молниеносных рейдов на штабы и квартиры Синих, включая Зендскую крепость и их основной гарнизон в Беренштейне. К исходу дня те из Синих, кто не был убит или заключен под стражу, покинули страну. Организация как таковая перестала существовать.

Вечером этого дня во дворце был устроен банкет в честь короля Вильгельма. Однако царившая на нем радостная, праздничная атмосфера явно имела больше отношения к триумфу Рудольфа и смерти предателя, чем к объявленному виновнику торжества.

После завершения всех торжеств королева Флавия, Рудольф и Тарленхайм навестили нас с Холмсом в отведенных нам комнатах, где мы готовились к отъезду домой. Мы обменялись теплыми словами и пожеланиями удачи.

Флавия взяла моего друга за руку.

– Мне не найти слов, чтобы поблагодарить вас, мистер Шерлок Холмс, – сказала она. – Вы самым чудесным образом разогнали все тучи, сгустившиеся над нашими головами. – Она подалась вперед и поцеловала его в щеку.

Я редко видел Холмса в таком смятении и лишенным дара речи. Чтобы не смущать его еще больше, милосердная леди повернулась ко мне.

– И вы, доктор Уотсон, достойны всяческих похвал. – Она протянула мне руку, которую я поцеловал.

– Я был счастлив помочь, ваше величество, – сказал я.

Холмс повернулся к Рассендилу.

– Какая судьба ждет вас теперь? – спросил он его.

– По-моему, моя судьба уже давно была за меня определена. Это она привела меня сюда три года назад, чтобы я сыграл роль короля Руритании, и сейчас, похоже, у меня не остается иного выхода, как доиграть эту роль до конца.

– Через час мы поженимся, – тихо добавила Флавия. – Мой верный Фриц станет нашим свидетелем, и мы сочтем за честь, если вы присоединитесь к нам.

– С превеликой радостью, – тепло отозвался мой друг. Он положил руку на плечо Рассендила. – Полковник Сапт говорил, что вы подходите для роли короля. Я не большой поклонник религиозных идей, но мне кажется, что вы были рождены, чтобы править этой землей. И я знаю, что вы будете хорошим правителем и принесете мир и спокойствие ей и соседям.

– Я сделаю все, что в моих силах.

– А кто в праве требовать большего, не так ли, Уотсон?

Чуть позже, тем же самым вечером, в небольшой часовне Святого Станислава, что при самом дворце, архиепископ Стрельсо повенчал королеву Руритании Флавию и Рудольфа Рассендила. Холмс, Тарленхайм и я были единственными свидетелями этого скромного события.

В неверном свете свечей эти мужчина и женщина, чьи жизни судьба сплела воедино любовью и пережитыми утратами, навеки скрепили свой союз, обменявшись клятвами и кольцами.

Руритания наконец обрела своего истинного короля.

После церемонии Тарленхайм открыл шампанское, и мы подняли бокалы за счастливых молодоженов. Затем по знаку короля Рудольфа Тарленхайм достал бархатную коробочку. Из нее король собственноручно достал две золотые цепи, на каждой висело по золотой медали в форме четырехконечной звезды с белым бриллиантом посередине.

– Это мое первое распоряжение как короля Руритании, – сказал Рудольф. – Я хочу наградить вас обоих высшей наградой моей страны, Звездой Руритании. Я, моя жена и мое королевство в вечном долгу перед вами.

Он надел цепи на шеи каждого из нас и расцеловал обоих награждаемых в обе щеки на континентальный манер. Это был очень трогательный момент, когда мы терялись в словах благодарности, силясь выразить невыразимое.

К утру, обменявшись прощальными пожеланиями, я и Холмс снова сидели в движущемся вагоне поезда, направлявшегося в Англию.

– Итак, – сказал Холмс, попыхивая трубкой, когда закончил управляться со своим багажом, – похоже, об этом приключении ваши читатели не смогут узнать до тех пор, пока будет править династия Элфбергов.

– Вы правы, друг мой, – сказал я, – хотя я все равно напишу обо всем для себя. Кстати, был бы вам признателен, если бы вы прояснили для меня кое-какие детали.

Холмс рассмеялся.

– Старый добрый друг, какие бы штормы нас ни трепали, ваша природная любовь к порядку всегда даст о себе знать. Хорошо, спрашивайте!

– Начнем с того, что не дает мне покоя вот уже несколько дней. Когда нас напоили отравленным бренди у британского посла, перед тем как потерять сознание, вы сказали что-то о новых ботинках.

– Да, сказал. Если вы помните, Уотсон, что-то в рассказе сэра Роджера не давало мне покоя. Я никак не мог определить, что это было, а когда нашел – было уже слишком поздно: я уже отпил отравленного напитка. Сэр Роджер сказал нам, что, получив телеграмму Майкрофта о нашем прибытии, отправился на вокзал, чтобы нас встретить, но на нем в тот момент были новые сияющие ботинки без единого пятнышка или складки на коже! Он явно не покидал пределов своей квартиры в то утро и, значит, лгал. Жаль, что я слишком поздно пришел к этому заключению.

– Ну, вы-то хоть к нему пришли, потому что мне в голову это даже не приходило.

– Да. Но если говорить начистоту, вам всегда было сложно выстраивать ваши наблюдения в логические цепочки для дедуктивной мысли. Я же зарабатываю этим на жизнь!

Я знал, что спорить бесполезно, поэтому просто перешел к следующему вопросу:

– Вы знали о том, что вам придется играть роль короля еще до того, как пересекли границы Руритании?

– Еще до того, как мы покинули Бейкер-стрит, дорогой друг! Я решил, что если роль короля уже играл его двойник, то это можно повторить, и на этот раз – с моим участием. По-моему, Руперт мог в любой момент разыграть карту с информацией о подмене короля, независимо от исхода его изначальных планов, поэтому единственным способом вывести негодяя на чистую воду было поймать его с поличным. А для того чтобы это сделать, я должен был предоставить народу третьего Рудольфа Пятого. Вот поэтому я и держался за свой саквояж, намереваясь сохранить его любой ценой: там был мой набор грима, от которого зависели все мои планы.

– В самом деле, Холмс, меня поражает то, что вы все это продумали еще до того, как мы покинули Лондон.

– Я считаю, что не имеет смысла браться за расследование дела, если ты не подготовился к возможным вариантам развития событий. Однако я не хотел бы вас обманывать, создавая впечатление, что весь план был продуман заранее до мелочей. Я считал, что смогу повстречаться с Рудольфом Пятым лично и стану основывать свою работу по имитации его личности, равняясь на оригинал. Но его безвременная кончина стала источником дополнительных сложностей. Однако все получилось как нельзя лучше, не правда ли, Уотсон?

– Скажите, друг мой, сейчас, когда Рассендил стал королем, вы собираетесь рассказать лорду Бурлесдонскому о его брате?

– У меня есть письмо к нему от Рассендила, – ответил Холмс, приложив руку к нагрудному карману. – Там сказано, что он жив и счастлив, но по причинам от него не зависящим он никогда не сможет вернуться в Англию. И хоть послание это в некотором смысле грустное, оно должно убедить лорда Бурлесдонского в том, что его брату больше не грозит никакая опасность и он доволен тем, как сложилась его жизнь. Ну что, друг мой, есть ли у вас еще вопросы или я могу уже вздремнуть?

– Должен признаться, – сказал я, переходя к следующему вопросу, – что ход ваших рассуждений относительно места, где держали Рудольфа Рассендила, показался мне совершенно не убедительным.

– Правда? – удивился Холмс, пытаясь удержать улыбку до того, как она перейдет в откровенно издевательский смех. – Ну что же, я слишком хорошо вас обучил, сам виноват. Признаюсь, Уотсон, что никакой дедукции там не было, я просто высказал предположение наугад.

Я вытаращился на него во все глаза.

– Да-да, знаю, я никогда не руководствуюсь догадками. А в это раз взял и угадал. Ну же, Уотсон, дружище, закройте рот, неприлично же.

Объяснения Холмса лишили меня дара речи. Впервые за наше долгое знакомство он признался в том, что что-то угадал. И все же он был прав! Это подтолкнуло меня к мысли о том, что Шерлок Холмс способен даже гадание превратить в искусство!

Через тридцать шесть часов после этого разговора двое усталых путешественников вышли из кэба на Бейкер-стрит.

Как было хорошо снова оказаться дома! На исходе того же вечера мы сидели у камина за последним бокалом бренди и снова возвращались к разговорам о Хентзосском деле.

– Ту ситуацию, которая у нас сложилась в конце расследования, едва ли можно назвать идеальной. Династию Элфбергов продолжит король-двойник, но альтернатива этому была однозначно неприемлемой. Да к тому же Рассендил все-таки потомок Элфбергов, – заметил Холмс.

– Любовь, честь и ум, которыми обладает Рассендил, с легкостью восполняют все возможные его недостатки, – сказал я.

– Уотсон, в глубине души вы все еще романтик. – Холмс, улыбаясь, стал разглядывать огонь в камине. – Однако в этом случае я склонен с вами согласиться.