Глава
11
Безликий человек молча стоял на месте.
А может, это был и не человек вовсе, а лишь его видимость. Он — она? Оно? — существо было лишь серебристым силуэтом, края его формы были окрашены лунным светом, а сердцевина его тела была почти прозрачной. Я могла видеть лес прямо через центр его груди и центр его лица. Оно было почти таким же высоким, как Вейл, хотя и гибким, его конечности были тонкими и слегка бесформенными, лишь намек на кости и мускулы.
Вейл выглядел совершенно невозмутимым.
— Я же сказал тебе сюда не возвращаться, — огрызнулся он.
Если существо было способно услышать или понять его, оно не подало никакого знака. Вместо этого оно просто протянуло руку. На ладони лежало одно письмо.
— Я не хочу брать это, — сказал Вейл.
Существо не шелохнулось.
Вейл застонал и выхватил письмо.
— Отлично. Вот. Теперь исчезни.
Фигура начала исчезать, и я смотрела на нее широко раскрытыми глазами, желая увидеть, как оно пропадет. Но Вейл просто захлопнул дверь, и выражение его лица заставило меня вздрогнуть.
Он выглядел… раздраженным. Более чем раздраженным. Раздраженным он был тогда, когда я впервые появилась у его двери. Сейчас его выражение лица было еще более жестким, челюсть сжата, кулак сжимается вокруг письма, которое теперь сминалось в его пальцах.
— Что это было? — спросила я.
— Ничего.
— Это была магия Ниаксии?
— Это было… что? — Он смотрел на меня, моргая, как будто был настолько погружен в свои мысли, что на мгновение забыл о моем присутствии. — А, да.
— Так это из твоего дома.
Он усмехнулся.
— Из моего дома.
— Из Обитрэйса, — уточнила я.
— Я понял, о чем ты.
Я сделала паузу.
— Что ж, ты расстроен, — сказала я, в основном самой себе.
— Я… — Он остановился, повернулся ко мне, щелкнул челюстью. — Да. Да, я расстроен.
Что я должна была делать? Не спрашивать?
— Почему?
— Почему?
Он отвернулся и зашагал, и у меня сложилось четкое впечатление, что он больше не разговаривает со мной.
— Я расстроен, потому что они не хотят принимать отказ. Потому что я не буду этого делать. Я не вернусь в Обитрэйс. Я не собираюсь помогать сажать какого-то… — Он скривил губы. — Какого-то ничтожества на мой трон. Я не собираюсь вести еще одну проигрышную войну. Я не собираюсь делать ничего из этого, мышонок. Ничего из этого.
Я посмотрела на письмо в его руке. Теперь оно было полностью раздавлено в его кулаке.
Он издал протяжный вздох и выпрямился.
— Я… я прошу прощения. — Он выглядел немного смущенным. Но он не должен был смущаться. Я не возражала против того, что он ослабил бдительность.
— Так вот что здесь написано? — сказала я. — Они просят тебя вернуться в Дом Ночи?
— Да, и, похоже, им плевать, что я уже много раз говорил им «нет».
— Так почему же они продолжают просить?
Он слегка усмехнулся.
— Потому что никто другой не поможет.
— Потому что два лучших генерала Дома Ночи мертвы.
Вейл моргнул, рот сжался в почти улыбку.
— Да. Но так даже лучше, потому что эти подонки им бы тоже не помогли.
— Кто… они?
— Они не стоят того, о ком стоило бы говорить.
— Но зачем ты им нужен?
Я собрала воедино кусочки наших предыдущих разговоров и свои скудные знания истории Обитрэйса.
— Ты — ришанец, — сказала я. — И хиаджи сейчас у власти. Значит ли это, — я кивнула на письмо, — что возможны перемены?
Выражение удивления на лице Вейла было вполне очевидным.
Оно выражало подтверждение моим выводам.
— Твои соплеменники пытаются вернуть трон. — Я была довольна собой за то, что сложила все пазлы воедино, так же, как я была довольна собой, когда решала сложное уравнение. — И они просят тебя вернуться и…
— И помочь им проиграть войну, — огрызнулся Вейл. — И все это во имя какого-то ублюдочного короля.
Я никогда не видела его таким. Он выглядел так, словно внутри у него была целая буря.
— Тебе не нравится этот мужчина, — сказала я. — Или… женщина. Эта личность.
Кто я такая, чтобы делать предположения?
— Он… не подходит на роль короля.
— Ты встречался с ним?
— Да, очень давно.
— И он тебе не понравился?
— Я… — Казалось, он терялся в словах. — Я бы не стал подчиняться ему. Никто бы не стал ему подчиняться.
Я тупо уставилась на него.
— Что? — огрызнулся он. — У тебя такой вид, как будто ты собираешься сказать мне, что я не прав, так что давай. Сделай это.
— Сейчас твой народ не у власти. Это так?
— Да.
— И что это значит для них?
На шее Вейла дрогнула мышца. Он не сразу ответил.
— Справедливы ли правящие хиаджи? — спросила я.
Он издал короткий смешок.
— Справедливые. Конечно же нет.
Неприятное, нелестное понимание поселилось во мне. Мои губы сжались в тонкую линию. Во рту появился кислый вкус, как всегда, когда грубые слова, которые я не должна была говорить, готовы были вот-вот сорваться с языка.
Я отрывисто сказала:
— Мы должны завершить нашу работу.
Я начала поворачиваться, но Вейл поймал меня за плечо.
— Скажи, что ты собиралась сказать, мышка.
— Я не собиралась ничего говорить.
— Не лги мне.
Я уставилась на него, не моргая. Я не знала как воспринимать то, как он на меня смотрел, как будто он действительно хотел услышать мое мнение.
Или думал, что хочет.
Держи рот на замке, говорила я себе, но я никогда не умела слушать свой голос разума. Он задел что-то, что я пыталась скрыть, затронул разочарование, которое теперь накатывало быстрее, чем я могла его остановить, и я даже не была уверена, почему.
— Просто… то, что очень трудно, не является веской причиной не делать этого.
Он отступил, обидевшись.
— Дело не в том, что это трудно.
Я попыталась скрыть свой скептицизм и, видимо, не смогла.
— Это не так, — сказал он. — Дело в принципе.
— Дело в принципе? — Я подавила невеселый смех. — Твои люди просят тебя о помощи, а ты отказываешься из-за какого-то принципа?
— Это просто не то…
— Моя сестра умирает.
Я выпалила эти слова на одном неровном дыхании.
— Моя сестра умирает, и весь мой город умирает, Вейл. А все остальные думают, что мы можем надеяться, или молиться, или мечтать, чтобы выбраться из этого. Они такие же, как ты. Они отказываются искать лучшие ответы из-за своих принципов. Потому что это просто. И каждая секунда, которую они теряют в ожидании глупой мечты, — это еще одна потерянная жизнь. Это кто-то, кто для другого, где-то, является самым важным человеком в мире.
Вейл и глазом не моргнул. И я не понимала, почему, но я не могла перестать говорить. Слова просто лились из меня.
— Я знаю, каково это — быть беспомощной, — выдавила я из себя. — Ты не знаешь, каково это — быть окруженным пятью мужчинами и знать, что ты не можешь помешать им причинить тебе боль. Ты не знаешь, каково это — видеть, как увядают и умирают люди, с которыми ты вырос. Ты…
Ты не знаешь, каково это — смотреть на свою смерть.
Я запнулась на этом.
— И я не могу никого винить в невезении и несчастье, — сказала я. — Но если я когда-нибудь узнаю, что у кого-то был шанс помочь им, что у кого-то был шанс спасти хотя бы одну из этих жизней и он отказался от спасать их…
Я моргнула и увидела свою сестру, медленно превращающуюся в пыль — мою живую сестру, которая была всем, чем я не была, которая была жизнью, когда я всегда была смертью, которая была такой теплой, когда я всегда была холодна. Моя прекрасная сестра, которая заслуживала процветания гораздо больше, чем я.
Я не останавливалась, чтобы отдышаться. А когда я все-таки вдохнула, это был рваный, отвратительный звук, прерванный почти всхлипом.
Вейл схватил меня за плечо. Его большой палец провел по моей коже, прямо по границе выреза моего платья. Что-то в этом прикосновении успокоило меня. Оно утешало, успокаивало и задавало вопросы.
Мое лицо было горячим от смущения. Я не должна была ничего этого говорить. Это было неуместно.
Другая рука Вейла потянулась к моей щеке, и когда он отдернул ее, его пальцы были мокрыми. Он мгновение смотрел на это — на мои слезы на костяшках пальцев — а потом снова на меня. Я выпрямилась и отошла от него. Я чувствовала себя неустойчивой. Истощенной.
Он был спокоен. Просто смотрел на меня. Задумчиво.
— Я сожалею…, - начала я.
Но он прервал меня, сказав:
— Я хочу, чтобы ты показала мне мою кровь.
Я СДЕЛАЛА ВСЕ, ЧТО ОН ПРОСИЛ. Нам пришлось зайти в три разные комнаты, прежде чем мы наконец нашли ту, где стена была достаточно свободна для моих приборов. Я задула все свечи и установила свой объектив. Часть меня не хотела рисковать, используя ее здесь, ведь они с каждым разом становятся все дороже, и если эта сломается, мне придется искать деньги на другую, но мне было важно выполнить просьбу Вейла.
Я хотела, чтобы он увидел в себе то, что я видела в нем каждый день. Его красоту. Чудо.
Когда его кровь расцвела на стене, я сделала маленький вдох. Я делала это каждый раз.
Выражение лица Вейла было абсолютно неподвижным, за исключением очень, очень небольшого расширения глаз. Он медленно наклонился вперед и уперся предплечьями в колени.
— Так вот оно что.
— Вот и все.
— Почему он так выглядит? Как точки?
— Это твоя кровь на самом низком уровне. Очень, очень низком.
Он издал низкий, неубедительный звук в горле.
— И что в ней особенного? В чем отличие?
Я встала и подошла к стене, рассматривая его кровь вблизи, как делала это много раз до этого.
— Видишь, как она движется? Она отличается от человеческой крови. Цвет тоже. Форма. Она разрушается по-другому. — Он молчал, не останавливая меня, и я обнаружила, что погружаюсь в свой собственный энтузиазм, объясняя ему все, чем его кровь отличается от человеческой, все маленькие способы, которыми магия его природы и его богини пропитала ее. Все способы, с которыми она противостоит смерти.
После этого он долго молчал.
— Ты веришь в это, — сказал он, наконец. — Что это может помочь.
— Да. Да, верю.
— Кровь вампира никогда ничем не помогала.
Я оглянулась на проекцию на стене. Мне нужно было убрать ее, и быстро. Оборудование могло задымиться в любой момент. Но я коснулась стены, коснулась изгиба каждого лепестка.
— Твоя кровь…
Боги, в ней было так много всего
Я решилась остановиться на:
— Она может спасти нас.
Я почти потерялась там, в этой проекции, пока Вейл не сказал:
— Это неправда.
Я повернулась к нему. Он не смотрел на кровь. Он смотрел только на меня.
— Ты, — сказал он. — Ты спасешь их.
Он сказал это с такой убежденностью, с такой уверенностью, что я не знала, как реагировать. Он поднялся, сцепив руки за спиной.
— Все, что тебе нужно, — сказал он. — Моя кровь. Мои книги. Мои знания. Все, что угодно. Все твое.