Шесть опаленных роз

Глава

17

Вейл сражался с ними.

Дом был залит кровью. Кровь стекала по белому каменному фасаду, лилась из разбитого окна на втором этаже, где на битом стекле висело обмякшее тело, а меч болтался в его неподвижной руке.

Кровь окрасила ступеньки парадного входа, там виднелись разводы, лужи. Были видны отпечатки рук на двери, на ручках. Кровь струями стекала по дорожке, скапливаясь в промежутках между кирпичными плитами. Она стекала в кусты роз. В траву.

Ужасно ли, что я не ужаснулась? Ужасно ли, что я испытала облегчение?

Потому что вся эта красная кровь была человеческой. Кровь, которая принадлежала безжизненным телам, разбросанным вокруг территории. Их было так много, что я не могла их сосчитать. Здесь произошла резня.

Фэрроу сказал мне, что Томассен пришел с двумя десятками человек. Наверняка мало кто из них остался.

Может быть, Вейл сбежал. Может быть, он…

Но потом, когда моя лошадь замедлила ход за воротами, я увидела это: черную кровь, смешанную с красной. Пятна в траве, вдоль тропинки. Еще больше ее на тропинке к задней части дома.

Слишком много.

Я пришпорила коня и помчалась к задней части дома, не обращая внимания на то, что Фэрроу зовет меня к себе.

И когда я увидела его, мое сердце упало и подпрыгнуло одновременно.

По какой-то причине у меня в голове пронеслась фраза: «Вейл».

Мой Вейл.

В живых осталась лишь горстка людей, но Вейл был так ранен, что уже не боролся. Они вытащили его наружу. Он стоял на коленях в саду, вокруг него лежали белые и красные лепестки цветов. Его голова была склонена, черные волосы закрывали лицо. Его крылья были раскрыты, белые перья блестели в лучах дневного солнца — довольно жуткий контраст с пятнами черной крови и открытыми ранами от ожогов.

При моем приближении он поднял голову, показав лицо, испещренное черными ожогами.

Его глаза расширились.

Я даже не успела остановить свою лошадь, как соскочила с нее и побежала, я бежала и бежала…

Я бросилась на Вейла, упав на колени перед Томассеном.

— Остановитесь! Хватит!

Мир словно остановился. Священник и четверо мужчин за его спиной слегка отступили назад, словно им нужно было время, чтобы понять, действительно ли я здесь.

Сзади на мое запястье легло грубое прикосновение. Беспокойство. Сдержанность. Это так о многом говорило.

— Мышка… — прохрипел Вейл.

Его голос звучал так пусто. Он напомнил мне голос Мины, которая так близка к смерти.

Я не смотрела на него, хотя так остро ощущала его присутствие позади меня, слабое тепло его тела, когда моя спина была всего в нескольких дюймах от него.

Вместо этого я встретилась со взглядом Томассена и отвернулась от него. Последователь не был ранен, хотя кровь заляпала его одежду. Неужели он стоял в стороне и позволил остальным вести бой? Ждал, пока они достаточно измотают Вейла, чтобы вмешаться и нанести последний удар?

— Прекратите это безумие, — сказала я.

Его замешательство исчезло, и он снова почувствовал ненависть. Он схватился за меч, его взгляд ненадолго упал на мой топор, боги, да разве это вообще можно считать топором? Он был едва ли больше, чем топор, но потом он вновь вернулся к моему лицу.

— Отойди, дитя, — сказал он. — Не делай глупостей.

— Если ты убьешь его, тогда ты убьешь всех нас.

Священник насмехался, кривя губы.

— Мы должны были сделать это в тот момент, когда началась чума. Возможно, жертвоприношения одного из детей богини-еретички Ниаксии было бы достаточно, чтобы положить всему конец. Возможно, этого было бы достаточно, чтобы утихомирить Витаруса.

Мне хотелось смеяться над его глупостью. Я хотела кричать о его невежестве.

— Почему тебе так трудно понять, что Витарусу на нас наплевать? — Я плюнула. — Он забрал у нас тысячу жизней. Десять тысяч. И этого было недостаточно, чтобы утихомирить его. Почему ты думаешь, что эта отнятая жизнь что-то изменит?

— Ты не глупая девушка, — усмехнулся священник. — Странная, но не глупая. Ты знаешь, почему. Потому что он такой, какой есть. — Он ткнул мечом в сторону Вейла. — Из-за того, кому он поклоняется. Из-за богини, которая его создала. Оглянись вокруг. Скольких твоих собратьев он убил? И ты думаешь, что мы оставим его в живых?

Я смотрела в глаза людей, окружавших его, и не видела собратьев. Я видела людей, доведенных до невежества и ненависти. Я видела людей, готовых убивать все, что им непонятно, только за шанс, что это им поможет.

Ничто не могло помешать им убить Вейла.

Они с радостью убили бы меня, странную деву, которая никогда не смеялась над их шутками и не потакала их бездумным разговорам, чтобы добраться до него.

Мне нравилось решать проблемы. Но сейчас я была беспомощна и застряла в заключении, которое формировалось десятилетиями.

Позади меня дыхание Вейла было неровным и слабым. Если бы не его все еще сильная хватка на моем запястье, я бы подумала, что он даже не в сознании, несмотря на его кровь, стекающую по моей руке.

— Пожалуйста, Томассен. Пожалуйста. Я… — Мой голос застрял в горле. Надломился. — Он мне нужен.

Слова были густыми на вкус. Тяжелыми. Казалось, они застыли в воздухе. Я чувствовала их взгляд на себе, на Вейле, снова на себе, чувствовала, как мой собственный взгляд часто метался между частями уравнения, и мне не нравился ответ, который они выводили.

— Он может быть лекарством от болезни, — сказала я в отчаянии.

Неправильно.

На лице Томассена промелькнуло понимание. Понимание, а затем ненависть.

— Я защищал тебя, — прорычал он. — Когда они говорили о тебе. О твоем отце. О твоей семье. Я защищал тебя, дитя, от ужасов, которых ты даже не понимаешь. Но я был неправ. Ты только распространишь это дальше.

Он поднял свой меч.

Все происходило слишком медленно и слишком быстро одновременно.

Позади меня Вейл напрягся и потянул меня назад.

Я выдернула руку из его хватки и поднялась.

Я словно была вне своего тела, наблюдая, как кто-то другой поднимает этот дурацкий маленький топор, наблюдая, как кто-то другой размахивает им. Я была ученым, а не солдатом. Мой взмах был неуклюжим, но я вложила в него всю силу, которая у меня была.

Горячая кровь брызнула мне на лицо.

Оцепенев, я вытащила топор из плеча Томассена. Было трудно вытащить лезвие из плоти, и я немного попятилась назад.

Плечо. Не смертельно. Попробую еще раз.

Я снова замахнулась, на этот раз на горло.

Интересный звук издает человек, когда захлебывается собственной кровью. Никакого крика, только бульканье и пустое шипение воздуха. Влажная, слабая смерть.

При всей своей неопытности я двигалась быстро. Остальным мужчинам потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что происходит. Священник зашатался.

Я почувствовала странное ощущение. Что-то мокрое покрывало мое туловище.

Боль, медленная.

Я посмотрела вниз и увидела кровь на своей рубашке.

Суматоха. Шум. Все казалось очень далеким. Я подняла голову и увидела знакомые песочно-русые волосы, жилистую фигуру, выхватывающую меч у одного из стражников, когда священник зашатался.

Священник? Или…

Я сильно ударилась о землю, когда сзади меня оттолкнулся Вейл. Движения Вейла не были похожи на грациозную смерть, которую я видела в лесу той ночью. Нет, это были порывистые, наполненные отчаяния — движения. Здесь было больше выживания, чем мастерства. Как у умирающего животного.

ХРУСТ, и голова упала на землю. Один стражник не успел повернуться к Фэрроу.

Второго он убил собственным мечом, торс был распорот и окровавленное тело лежало на траве.

Томассен все еще стоял, каким-то образом… все еще стоял, весь в крови, как ходячий мертвец. Может быть, его бог все-таки немного помог ему, потому что он каким-то образом сумел повернуться к…

— Вейл! — закричала я.

Вейл крутанулся как раз вовремя. Меч Томассена прошел сквозь его плечо.

Но Вейл не вздрогнул.

В воздухе раздался ужасный влажный хруст. А когда тело Томассена рухнуло на землю, в руке Вейла оказалось зажато что-то красное. Сначала это выглядело как шарик крови.

Потом, после нескольких секунд бестолкового моргания, я поняла…

Сердце.

Меч Фэрроу упал на траву.

Я слышу удар, когда Вейл опустил сердце рядом с телом.

А потом тишина.

Вдалеке щебетали птицы. Слабый ветерок шелестел листьями деревьев. Аромат весны был настолько сильным, что почти заглушал запах крови.

Ничего не существовало, кроме нас с Вейлом, наши взгляды были прикованы друг к другу. В течение долгого, бездыханного момента я не могла смотреть ни на что, кроме его темно-золотых глаз, смотрящих на меня сквозь растрепанные волосы, сквозь пятна крови.

Потом он рухнул.

Я вскочила на ноги, не обращая внимания на боль от собственных ран, и подбежала к нему. Фэрроу тоже опустился на колени рядом с ним и начал переворачивать его, чтобы посмотреть на его лицо, но я сказала:

— Нет! Солнце.

Вблизи ожоги на коже Вейла были ужасающими. И, боги, он был ранен… Они пришли не просто убить его, они пришли его пытать. Часть его одежды была разорвана, явно с целью выставить побольше кожи на солнце. Правую руку пересекала целая россыпь ран, а самый кончик одного крыла был отрезан. Возможно. Трудно было понять, что это за кровь.

— Помоги мне, — задыхалась я. — В дом. Подальше от солнца.

Я была способна лишь собирать обрывки слов в кучу за раз.

Фэрроу, благослови его боги, сделал то, о чем я просила. Если его и смущало такое близкое соседство с вампиром, он этого не показывал. Мы вместе потащили Вейла по ступенькам к задней двери, которая вела в библиотеку — ту самую, куда он привел меня в первый раз, когда я пришла сюда. Вейл был невероятно тяжелым, даже когда мы несли его вдвоем, и я была благодарна тому, что похоже он был немного в сознании, потому что он, казалось, пытался помочь нам, хотя и слабо. Тем не менее, мы не смогли затащить его на один из диванов, и нам пришлось довольствоваться тем, что мы осторожно положили его на пол.

Здесь раны почему-то выглядели еще хуже, но, к моему облегчению, они перестали разрастаться, как только он оказался подальше от солнца.

Но он не двигался. Он только едва дышал.

— Лилит… — тихо сказал Фэрроу.

Я подняла голову. Он смотрел в окно, на мертвые тела, лежащие во дворе. Сначала я подумала, что его тошнит от того, что мы только что сделали, ведь мы же убили, в конце концов, но, когда он снова посмотрел на меня, в его взгляде было что-то более жесткое, чем чувство вины.

— Последователь, — пробормотал он. — Вейл убил последователя.

Реальность того, что только что произошло, поразила меня.

Вейл, вампир, дитя Ниаксии, только что убил высокопоставленного последователя Витаруса.

Эксперименты с вампирской кровью уже привели меня к удаче. Поначалу я тщательно скрывала свою работу, следила за тем, чтобы не притрагиваться к крови достаточно много, чтобы привлечь внимание презренного бога. И если нескольких флаконов крови могло оказаться достаточно, чтобы заслужить гнев бога…

…Представьте себе, что может сделать смерть последователя.

Холодный ужас охватил меня. Некоторые боги яростно защищали своих последователей. Другие игнорировали их. Большинство, в том числе и Витарус, находились где-то посередине, в зависимости от их настроения и вашей удачи. Он мог и не заметить того, что здесь произошло. Но если бы заметил… мало что считалось более оскорбительным для бога, чем убийство того, кого он считал своим, а особенно того, кого коснулся его величайший враг.

Мои руки онемели, словно вся кровь вытекла из конечностей.

— Я не знаю, что делать.

Я не хотела говорить это вслух. Я всегда знала, что делать. Всегда знала следующий логический шаг. Но сейчас логика казалась такой далекой. Было так много проблем, и все такие большие. Я не могла найти ответы.

Я повернулась к Фэрроу, широко распахнув глаза, и проглотила укол вины при виде его.

Фэрроу. Бедный Фэрроу. Я едва взглянула на него до этого момента. Он тоже был весь в крови. Одна рука выглядела раненой.

Но его рука опустилась на мое плечо, ободряюще сжав его.

— Ты узнаешь, — сказал он. — Просто думай.

Фэрроу всегда заставлял меня верить ему, а это уже кое-что значит.

Я вдохнула, выдохнула и встала.

— Нам нужно сжечь тела.

Возможно, если мы сожжем их быстро, Витарус никогда не узнает. Боги были непостоянны и взбалмошны. В конце концов, у них была целая вселенная, чтобы уделять ей внимание. Может быть, нам повезло, и этот бог не заметил нас сегодня.

Но если мы не успеем…

Я посмотрела вниз на себя. На свои окровавленные руки.

Я позабочусь о том, чтобы вина лежала на мне. Если бы мы с Вейлом будем держаться подальше от города, я смогу молиться за то, чтобы мы привлекли внимание Витаруса, находясь за много миль от Адкова.

И если у нас было совсем немного времени, прежде чем мы привлечем внимание Витаруса, то надо было его использовать.

— Вот. — Я сунула свою сумку в руки Фэрроу. — Отнеси это в город. Лекарство в ней…

Сработало ли оно? Знаю ли я точно? Оно подействовало на мышей. Боги, я надеялась, что оно подействует на…

Мне пришлось отмахнуться от лица Мины, потому что от одной мысли о ней я чуть не рассыпалась на части.

— Это сработает, — сказала я. — Охраняй его. Не испорти его. Не позволяй, чтобы с ним что-то случилось.

Фэрроу нахмурил брови.

— Ты уверена?

Иногда эти три слова, произнесенные кем-то другим, были назиданием. От Фэрроу это был настоящий вопрос, заданный с пониманием того, что он примет любой ответ, который я ему дам.

Я не была уверена. И я была ужасной лгуньей. Но я все равно ответила так уверенно, как только могла:

— Да. Я уверена.

На протяжении десятилетий этот город слепо верил в богов, которые не сделали для них ничего, кроме проклятия. Теперь я бы отдала все, чтобы бросить эту веру в эти маленькие стеклянные флаконы.

— Иди, — сказала я Фэрроу. — Быстрее. У тебя мало времени.

— А что с ним?

Вейл лежал на полу. Странно, но ничто из этого — трупы, кровь на руках — не приводило меня в такой ужас, как вид Вейла в таком состоянии.

— Я позабочусь о нем. И о телах.

Я услышала все осуждение в молчании Фэрроу.

— Не спорь, — сказала я, прежде чем он успел возразить.

Но спорил не Фэрроу.

— Иди.

Голос, доносившийся из-за спины, был совсем не похож на тот глубокий, ровный звук, который встретил меня, когда я впервые вошла в эти двери несколько месяцев назад. И все же сердце мое забилось, когда я услышала его.

Глаза Вейла были прищурены, как будто ему приходилось бороться, чтобы держать их открытыми.

— Иди, мышонок, — прохрипел он.

Нет. Слово было произнесено сразу, и означало окончательное решение. Если во мне и оставались какие-то сомнения, то вид Вейла, с трудом пытающегося говорить, уничтожил их. Я бы не оставила его в таком состоянии.

Я заставила себя ухмыльнуться.

— Я задолжала тебе розы, — сказала я. — У нас был уговор.

Сокращение мышц вокруг рта Вейла едва ли можно было назвать улыбкой.

Я повела Фэрроу к двери, прежде чем кто-то из них успел еще что-то возразить. Фэрроу знал, что и ему не удастся переубедить меня в этом. Перед тем как уйти, он протянул руку и взял меня за руку. Сжал ее. Мне пришлось закрыть глаза. От эмоций на его лице мне стало не по себе.

— Спасибо. — Мой голос был сдавленным и прерывающимся.

— Удачи, Лилит, — сказал он тоном, очень похожим на прощание.