Шляпа с зеленым пером

Я проводил археологические раскопки в одном интереснейшем месте. В долине замыкал село могучий, словно умышленно брошенный сюда, холм — полукруглый, весь из крупного желтого песка, то тут, то там поросший лесом. Село небольшое, всего пара десятков хижин и почти все крытые черепицей. Казалось, что в нем живут одни женщины — мужчины уезжали куда-то на заработки и возвращались домой только весной, к полевым работам.

Было позднее, декабрьское время. На холодном, вечно черном небе висели хмурые тучи. Не было видно, где они кончаются и где начинаются… Земля постоянно мокла под мелким дождем. Впрочем, я люблю поздние осенние дни, когда снега еще нет, и вокруг угрюмый, голый пейзаж, пропитанный каким-то глубоким замыслом, таинственностью бытия.

Мы раскапывали памятники каменного века. Я увлекся и не бросал работы, несмотря на неприветливый день.

В такое время производить раскопки даже удобно. Поля голые, свободные. Да и земля мягкая, подходящая для такого труда. Даже прохладно…

Я жил в деревне, в небольшом старинном домике. Предания свидетельствовали, что он остался с глубокой поры — еще с панщины.

Местных крестьян знал скоро почти всех. Могу сказать, что ко мне с самого начала относились хорошо. Были это молодые, красивые женщины, старики, дети и несколько мужчин, еще оставшихся в селе. Они меня считали паном, но добрым, который их не обидит. Я скоро привык к их нравам и чувствовал себя как дома, придерживаясь правил взаимного уважения и приличия. Любили ли меня? Или я был интересен только тем, что меня еще мало знали? Нет, это была честная, естественная, искренняя дружба. Мы не проходили никогда мимо друг друга, чтобы о чем-нибудь не заговорить, не пошутить. Я был счастлив ими, а они мной.

Однажды, когда мы копали на самом верху холма (а помогали мне двое парней и один дед), наткнулись на дубовую доску. У моих рабочих разгорелось любопытство. Думая, что нашли клад, они так взялись за лопаты, что через минуту перед нами оказалось обтесанный с четырех сторон дубовый сундук. Счистив глину, мы увидели, что сундук непростой, потому что на верхушке к нему была большими гвоздями прибита толстая доска. С каким нетерпением бросились мои рабочие срывать ее! Не останавливали их никакие приказы, никакие просьбы. Доска быстро упала на землю. Но когда мы заглянули в сундук, застыли от удивления: там лежал скелет с колодкой на устах. На его ногах тоже были колодки. Мы их сняли осторожно, как ценный предмет, который не встречается даже в музеях. Я сделал антропологические измерения и несколько других, интересных для науки. Потом приказал закрыть сундук и забросать глиной.

— Перо нужно было взять, — сказал старший из парней.

Меня это удивило:

— Я никакого пера там не видел…

Молодой начал было доказывать, но дед его зашипел на него и что-то пригрозил шепотом.

На следующий день нам очень повезло: мы наткнулись на ряд вещей большой научной ценности. О деревянном сундуке я и забыл.

Вечер наступил мрачный, даже черный. Накрапывал дождь. Я отпустил рабочих и возвращался домой в одиночестве, пробираясь через ручьи и кусты.

Перейти еще один ручей — и я в деревне… Вчера я мог его перепрыгнуть, а сегодня вода поднялась, и перебраться через нее нелегко. Решил, что нужно положить какую-нибудь доску и направился через сад к ближайшей хате. Подошел к окну, постучал. Меня как будто никто не услышал. Постучал в дверь.

Вдруг в хате закричала женщина — испуганно, с плачем. Я отскочил от двери и побежал вдоль воды, ища, где бы перескочить овраг. Перехода нигде не было. Посмотрел по селу — не светилось ни в одном окне.

— Что это? — спросил я себя. — Никогда так рано не ложились спать.

Я ощутил неприятное чувство, и оно словно подгоняло меня. В конце концов просто вошел в воду, выбрался на противоположный берег и пошел вверх по склону между ореховыми деревьями.

Возле своей хатки я увидел прислуживающую у меня девушку. Она очень обрадовалась, увидев, что я уже захожу во двор. Но когда мы вошли в хату, в глазах девушки я заметил слезы. Спросил, почему плачет, но она не отвечала — отворачивалась.

Не успел я раздеться, как в дверях стал знакомый Юра — молодой сосед с того берега ручья. Глаза у него были страшные, лицо измученное, бледное.

— Что случилось? — спросил я его.

Он тоже ничего не хотел говорить — просто сел на скамью и молчал. Долго сидел так. Потом поднялся ветер. Юра пожелал мне спокойной ночи и поспешил домой. Я в этом не увидел ничего удивительного, потому что здесь такой обычай, что можно просто войти в чужую хату и, не говоря ни слова, сесть и сидеть. Сердиться за это никто не смеет.

Вскоре после Юры наведался ко мне пожилой человек. Это был Иван, который умел гадать. Лицо у него выглядело не так, как обычно, он был настороженный, грустный. Я таким привык видеть крестьян, когда в их доме происходило несчастье.

— Вы слышали? — начал дед, зажигая трубку. — Вы слышали новость?.. — И после этого рассказал такое, что я никак не рассчитывал услышать…

У Юры, который только что здесь был, жена ночью начала кричать. Он поднялся и зажег свет. Видит, его Поланя лежит на кровати измученная, полуобморочная. Дал ей воды, она пришла в себя. Встала и рассказывает… Пришел к ней во сне какой-то молодой пан с зеленым пером за шляпой. Стал и смотрит. Потом засмеялся, взял ее за руки, обнимает… Она кричит, рвется, но не может вырваться. От страха проснулась, но ей все еще страшно. Муж ее успокаивает, что это был просто сон. Но она дрожит: нет, это был нечистый! Чего хотел от нее, того и добился… Как только они погасили свет и задремали, как сквозь сон послышался шум. Хата задрожала до самого основания, а на улице словно буря гудела. Юра хотел открыть дверь, но его так страшно ударило ветром, что он полетел к кровати и, ударившись, потерял сознание. Утром встал и пошел в конюшню взглянуть на скот. Коровы были отвязаны и от страха стояли в яслях передними ногами.

Иван умолк и посмотрел на меня.

— А кто это был? — спросил я.

— Чужой дух… Что-то нужно с этим делать… Приходит ночью к женщинам, всех перемучит, если не помочь…

Наступило молчание.

Иван поднялся и тоже пошел домой.

Я лег спать. Знал, что по нашим темным селам подобные поверья ходят, как эпидемия. И все же после такой беседы на ночь мне стало как-то неприятно. Вдруг недалеко, в хате Юры, раздался женский крик, крик страха, заставляющего дрожать все живое. Я открыл окно и прислушался к дикому голосу села, от которого у меня шел мороз по всему телу. Ночь была очень темная — казалось, открылось самое лоно природы, и из него выступает черная сила тьмы.

Я снова лег. Тело мое набралось холода и не могло согреться. Да, дрожал от стужи, ведь чего мне было бояться? Я был уверен, что ни в какой предрассудок не верю и ничего не боюсь!.. Вскоре согрелся и заснул.

На следующий день, идя на работу, я проходил мимо дома Юры. Его жена стояла в воротах и смотрела на улицу. Я даже испугался — такая она была бледная. Напрасно пытался ее убедить, что ее страх — это психическое явление, и ночное видение было нереальным, приснилось — и все.

— Сон есть сон, — сказала она. — Но то был человек в шляпе с зеленым пером. Я понимаю, что и как… Его видел и мой муж! Не может же у двоих быть одно видение…

Я оставил ее с болью в сердце.

Когда возвращался вечером домой, все двери были заперты, а окна занавешены. Над селом царил страх — необычный страх перед «нечистым духом».

Ночью я вдруг вскочил. Сердце мое билось ускоренно, воздух мне казался тяжелым: меня разбудил женский вой из хаты Юры. Я подошел к окну и вгляделся в тот берег ручья. Юров пес, заскулив, бросился в поле. В хлеву заревел скот. Остальное село было немым.

Утро наступило хмурое. Дубы при потоке осели вороны. Откуда они слетелись в таком большом количестве? Мне на душе стало еще неспокойнее.

Когда вышел на улицу, там уже собрались молодые женщины. Услышал невероятное: Юрова Поланя умерла ночью. Не выдержала…

В глазах женщин отражался страх перед неизвестным.

Между ними остановилась и Олена — красивейшая из сельских женщин. Наши глаза на минуту встретились. Я заметил в них слезы и сквозь них мольбы о помощи.

— Где вы были? — спросила она. — Я так давно не видела вас…

Когда я отправился к переходу через ручей, поймала за руку:

— Он придет теперь ко мне!.. Я это чувствую…

— Ты держись, ничего не бойся… — успокаивал ее я. — Ничего с тобой не случится…

— Я буду держаться! — сказала Олена, но по глазам было видно, что сила и надежда у нее пропали. Я распрощался с ней и пошел по черному саду. Она смотрела вслед. Когда я вышел на дорогу, ее взгляд задерживал меня и словно не отпускал. Что со мной происходит? Я тоже начал бояться? Страх передавался, как заразительная болезнь.

Я уже хотел было ступить на кладку, когда меня остановила старуха с фонарем в руке.

— Я ночью шла к Полане и видела, что ваше окно светится, хотя это было далеко… Ваш свет меня и спас… Не гасите его ночью.

Глаза у крестьянки были так страшны, что меня от них пробрал мороз. Я понял, что она ведьма и хотела помочь больной.

— Над этим у меня нет никакой силы… — призналась бабка. — Я шла к ней ночью, а он стал посреди дороги и наставил на меня рога — такие, как у оленя… Если бы кого-то передо мной послали, он бы мне никакой беды не сделал. А так я вернулась, не смогла пройти, — потом шепотом заговорила: — И Иван уходил из этого села. Может быть, вы его знаете. Он делает то же, что и я. Вышел из-под моста, стал перед ним и говорит: «Никуда не иди!» Но тот, пропади он пропадом, схватил его и ударил им о землю. Замучил бы, если бы по дороге телега не ехала… А так разгневался и замучил женщину!

Старуха пошла вдоль ручья, светя фонарем.

А я не пошел дальше, повернул через ольшаник домой. Шумела вода, кричали вороны. Глаза старухи — красные, страшные — запали мне в душу, как два пугающих уголька, и я не мог избавиться от этого чувства.

Забежал во двор, вошел в дом. Девушка, которая уже пришла вести хозяйство, очень обрадовалась, но дверь заперла на ключ.

— Страх, — сказала тихо, — большой страх в деревне… Все женщины боятся… которую из них он ночью выберет себе… Так всех замучит!

— Кто? — спросил я, делая вид, что не понимаю.

— Кто?.. Тот пан, что ходит по селу с зеленым пером за шляпой… Он — нечистый, но является в таком виде…

Я попытался разузнать от нее побольше, но тщетно.

— Все женщины, — призналась, — только о вас и говорят. Вы их можете спасти… Сельскую ведьму он не послушал… Ивана побил… Имеет большую силу! — она смотрела на меня с такой наивной, детской верой, что я сразу пришел в себя и перестал бояться.

Ближе к ночи на всякий случай зарядил свой старинный пистолет и, будучи почему-то крайне уставшим, лег спать довольно рано. Вскоре глубоко уснул. Но сквозь сон услышал будто бы стук в окно. Я вскочил с кровати.

— Пустите! Пустите! — кричала Олена.

Сердце мое застучало сильнее. Я больше всего боялся за нее. Побежал отворить.

Она стояла босая, в одной ночной рубашке — а ведь уже пошел снег, белой пеленой покрыл всю землю…

Упала к моим ногам, обняла колени. Я взял ее за руку и провел в комнату. Она тряслась от страха и была холодна, как лед. Начала горячо меня целовать.

Он придет… Я знаю, он придет и будет меня там, дома, искать… Поэтому убежала к вам… Теперь уже ничего не боюсь. С вами не боюсь!

Страх мой вроде бы смягчился, и я, наоборот, расхрабрился. Попросил ее лечь и укрыл теплым одеялом. Она вздохнула и закрыла глаза. Сам же ходил по комнате и обдумывал происшествие.

На старых часах пробило полночь. Я подошел к окну, выглянул во двор. С крыши тихо капала вода, от снега было светло. Вдруг сверкнул какой-то белый огонек, пошел через ольшаник, потом через ручей и вынырнул возле Юры. Оттуда быстро повернул и… чудо! — направился к хате Олены. У меня волосы встали дыбом, но я старался не поддаваться мысли, что это никто иной, как нечистый. Вдруг огонек погас… А через минуту снова показался перед ее хатой. Оттуда пустился прямо сюда!

Я взял пистолет и сжал в обеих руках. Потом тихо отворил окно. В комнату ударил вихрь холода. Мне показалось, я теряю сознание, тело окоченело, вся душа моя превратилась в безмолвный крик. И вот я словно вижу, как высокий пан с зеленым пером за шляпой приближается ко мне. Ничего не соображая, я выстрелил.

В ответ послышался приглушенный крик, потом старческая брань. Олена вскочила и выбежала во двор, думая, наверное, что я там. Оттуда донесся разговор. В хату, все еще ругаясь, вошел сельский чародей Иван с фонарем в руке. Он громко сказал:

— Не стреляйте!

— Уже не стреляю, — откликнулся я.

— Если так, то слушайте, почему я пришел. У меня больше нет сил стеречь от него деревню. А говорят, это вы раскопали гроб и сняли колодки с мертвого, вот он и ходит теперь. Вы их, пане, верните на место. Закроем его снова. Если не знаете, так я вам расскажу. Около ста лет назад здесь, в седьмом доме, жил молодой граф. Он был очень красивый и носил шляпу с зеленым пером, его полюбила одна женщина, у которой умер муж. Да пан себе блудил и с другими. И однажды ночью, когда пришел к ней, она за то, что он не был ей верен, его задушила. Боялись, что после такой насильственной смерти пан будет ходить к женщинам и дальше — как нечистый дух, поэтому его заперли в колодки. А вы того не знали и освободили его… Собирайтесь и пойдемте, нужно все сделать до утра.

Вскоре мы ступали по тонкому слою снега, выпавшего на болота. По дороге зашли в епархию, где жил одинокий поп. Сняли его с кровати, одели во что надо. Он был толстый, ленивый. Но подчинился моему авторитету и просьбе Ивана, поэтому пошел с нами.

Мы раскопали гроб, открыли его. Я положил колодки на место, как они лежали… Потом сонный поп кое-как запечатал заново могилу.

И все прошло, в деревне наступил покой.

Олена с тех пор — мой самый верный приятель. Она самоотверженно сопровождает меня в моих экспедициях, словно и там от чего-то должна меня предостерегать.

©Федор Потушняк.