Шоу Фрая и Лори

Мы хотели бы поблагодарить Роджера Ордиша, который выкраивал время для постановки этого шоу, снимая одновременно сериал «Сэр Джеймс Сэвил непременно использует свое влияние, чтобы уладить все удовлетворительным для вас образом»; Ури Геллера за то, что он такой смешной; и официанта за то, что он отыскал очки Стивена.

Предисловие

Стивен. Ну что, Хью, вот она, книжка-то.

Хью. Точно.

Стивен. Отменно сказано. (Короткая пауза). Ладно, может, ты дашь какой-нибудь совет человеку, который только что снял ее с полки, — ну, скажем, в одном из тех чистых, прекрасных книжных магазинов на Хай-стрит, что продают это значительное новое произведение искусства, — и теперь подумывает, не приобрести ли ему или ей эту книгу или, по меньшей мере, не стащить ли, засунув в штанину или трусы?

Хью. Видишь ли, Стивен, прежде всего я хотел бы поздравить потенциального вора или воровку с его или ее хорошим вкусом или вкусами, но хотел бы так же не без изящества сопроводить это поздравление предостережением или предупреждением.

(Хью замолкает и просто стоит, уставившись на что-то поверх плеча или плеч Стивена. Пауза более продолжительная.)

Стивен. М-да. Мне все же не терпится узнать, какова природа этого предостережения или предупреждения.

Хью. (Вздрагивает и приходит в себя.) Извини, мне показалось, что я увидел нечто темное, живое и неприятное.

Стивен. Должно быть, то была игра твоего воображения.

Хью. Вероятно. Итак, предостережение, уведомление, наставление или предупреждение, которое я хотел бы дать потенциальному вору или воровке этой книги. Кем бы вы ни были, как бы вас ни звали, как далеко вы ни убежали бы, как бы ни тужились изменить свой облик при помощи полотенец и хитроумно нанесенных на лицо мазков цветного йогурта, сколько бы приемов самозащиты ни знали, мы все равно найдем вас и уничтожим.

Стивен. Рано или поздно.

Хью. Мы уничтожим вас рано или поздно. И когда мы…

Стивен. Ну, тогда-то уж…

Хью. Вот именно.

Стивен. Итак, помните. От нас не открестишься.

Хью. Мы все равно там будем. На другой стороне улицы. В темных очках.

Стивен. Со сложенными на груди руками.

Хью. Внимательно наблюдающими за вами.

Стивен. С безмолвным неодобрением.

Хью. Так что, самое для вас лучшее — потопать к кассе и заплатить сидящей за ней милейшей даме деньги за эту книгу.

Стивен. Помимо всего прочего, поступив как-то иначе, вы обнаружите, что шутки, которыми кишит эта книга, вовсе не представляются вам смешными.

Хью. Это верно. Каждая из них покажется вам тупой, как…

Стивен. Тупой, как…

Хью. Тупой, как самая тупая штука, сегодня отупевшая в особенности.

Стивен. Точно. Но знаешь, Хью! Давай покончим с этим тяжелым разговором и расскажем честному, в среднем, и на редкость симпатичному покупателю — или покупательнице — о том, как эта книга обрела бытие.

Хью. Она его не обрела, Стивен. Ты спутал ее с Библией.

Стивен. Ха, вот почти образцовый по комичности пример недопонимания, Хью. Произнося «бытие», я имел в виду «жизнь, существование».

Хью. (Утирая слезы.) Ну да! Понял! А я-то решил…

Стивен. (От смеха валясь на пол.) О господи, о господи!

(Некоторое время они помогают друг другу подняться с пола.)

Нет, эта книга стала результатом огромного коммерческого давления, — не правда ли, Хью? — которое оказывалось на нас с тем, чтобы мы сделали тексты передачи «Немного Фрая и Лори» доступными для широкой публики.

Хью. Говоря об «огромном коммерческом давлении», ты имеешь в виду…

Стивен. Я имею в виду вечно пьяного, получающего непомерные деньги руководящего сотрудника издательства, который решил, что эта книга способна отсрочить его увольнение.

Хью. Да, верно.

Стивен. Мы сочиняли эти сценки в период… какой это был период, Хью?

Хью. Период времени, если я ничего не путаю.

Стивен. В период нескольких месяцев, поместившихся между июнем и декабрем 1987 года.

Хью. Когда мир был еще юн и все казалось слегка приукрашенным.

Стивен. Но почему, мог бы спросить ты, писали мы наши сценки?

Хью. Э-э, позволь мне вывернуть твой вопрос наизнанку и задать его так: «Почему, мог бы спросить ты, мы облекли нашу писанину в сценическую форму?».

Стивен. А теперь позволь мне вывернуть твой вопрос наизнанку и задать его так: «Ты мог бы спросить: почему писали мы наши сценки?».

Хью. Потому что они уже словно носились в воздухе.

Стивен. Нет, Хью, нигде они не носились. В том-то все и дело. Поразительно, но никто до нас этих сценок так и не написал.

Хью. Вообще-то, «Питоны» писали что-то очень похожее, разве нет?

(Стивен неловко поеживается.)

Стивен. (Сквозь стиснутые зубы) Замолкни, Хью.

Хью. Извини.

Стивен. Нет, эти сценки, они — как у нас принято говорить, — самые что ни на есть настоящие дети нашего разума.

Хью. Наши дети.

Стивен. В определенном смысле — да. В смысле совершенно неприемлемом.

Хью. Да. Поскольку сказанное вовсе не означает, что мы ложились в одну постель, вставляли наши телесные патрубки в разные теплые места друг друга, а после разродились стопкой бумаги, на которой были запечатлены эти замечательные сценки — верно, Стивен?

Стивен. Хью.

Хью. Да?

Стивен. Закрой хотя бы ненадолго свою поганую пасть, ладно?

Хью. Как скажешь.

Стивен. Теперь вы можете внимательнейшим образом перечитывать эти сценки и вообще делать с ними все, что вам захочется.

Хью. В определенных и чрезвычайно увлекательных юридических рамках.

Стивен. Правильно. Нам следует предупредить вас, что исполнять эти сценки на публике, да еще и взимая с нее плату, вы не вправе.

Хью. Правда, с какой стати может кому-то захотеться исполнять эти сценки на публике, я, хоть ты убей меня мокрым подгузником, сказать не возьмусь.

Стивен. Ну, не знаю, Хью, не знаю.

Хью. Не знаешь?

Стивен. Нет.

Хью. Ага.

Стивен. Ну вот представь: летишь ты в самолете, который захватила банда террористов и их главарь, жуткий такой типчик по имени Мигель, грозится перестрелять всех пассажиров, если кто-нибудь не исполнит в уборной бизнес-класса сценку «Стрижка».

Хью. Да, конечно, ты прав. Это я глупость сморозил.

Стивен. Так вот, если вы в подобных обстоятельствах удовлетворите его желание, это будет совершенно незаконно.

Хью. Абсолютно верно. Мы не заключаем сделок с террористами.

Стивен. Тут мы можем предложить вам только одно — вызовитесь сочинить сценку очень похожую на «Стрижку», и пообещайте закончить и отрепетировать ее к тому времени, когда ваш самолет достигнет ливийского воздушного пространства.

Хью. Да. А что касается Мигеля, помните, брехливой корове бог рог не дает.

Стивен. К тому же, он и английский-то понимает с грехом пополам.

Хью. А, стало быть, о нем и говорить больше нечего. Итак, Стивен, следует ли проницательному покупателю знать что-либо еще, для того, чтобы чтение этих страниц доставило ему максимальное удовольствие?

Стивен. Только самые основные вещи. Консультируйтесь у вашего терапевта, протирайте все поверхности сухой влажной тряпочкой и никогда не ложитесь спать на железнодорожных путях.

Хью. Очень хороший совет. А впрочем, не существует ли еще одного жизненно важного шага, который необходимо сделать перед тем, как проконсультироваться у терапевта?

Стивен. Разумеется, Хью. Перед тем, как вы отправитесь консультироваться у терапевта, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, проконсультируйтесь у терапевта.

Хью. Для тех, кто нас не слышит, а просто читает это черным по белому, сообщаю, что Стивен с особой силой нажал на третье «пожалуйста».

Стивен. Да. Хотя смею надеяться, что и первые два я в пренебрежении не оставил.

Хью. Разумеется, нет.

Стивен. Ну вот, а после того, как вы примете эти основные и основанные на здравом смысле меры, вам останется лишь расслабиться, сбросить обувь, накинуть на себя свободное кимоно и направиться к кассе, дабы купить нашу книгу.

Хью. Хотя, если вы уже дочитали до этого места, так ее и не купив, нам остается лишь предположить, что на улице хлещет страшенный дождина.

Стивен. Вообще-то, похоже, что там малость светлеет…

Хью. А знаете, может, он и прав…

Шпионы 1

Хью входит в кабинет. Стивен сидит за письменным столом.

Хью. Здравствуйте, Контрол.

Стивен. О, здравствуйте, Марчисон. Как вы нынче?

Хью. Честно говоря, Контрол, очень и очень неплохо.

Стивен. Это хорошо.

Хью. Да.

Несколько неуютная пауза.

Стивен. Так. Ну ладно. Что я могу вам сделать?!

Хью. А, ну да. Вот это только что пришло из Берлина по каналу срочной связи, сэр. Я подумал, может, вам будет интересно взглянуть.

Стивен. Срочное сообщение из Берлина, да? Что ж, пожалуй взглянуть стоит. У нас ведь в Берлине немало ценных агентов, верно? Полагаю, тут какое-то весьма неотложное дело.

Хью. Да.

Стивен. (Читая) Я вижу, Валери все уже расшифровала. Как любезно с ее стороны. Избавила меня от лишних хлопот. Не забыть бы поблагодарить ее.

Хью. Это определенно было бы очень красивым поступком, сэр.

Стивен. Так. Ну, чего-то подобного я и ожидал. Не знаю, представилась ли вам возможность просмотреть текст, Тони, прежде чем вы столь предусмотрительно принесли его мне, но это и вправду неотложное сообщение от «Светлячка», главы нашей берлинской сети.

Хью. Да, я взглянул, пока шел к вам, на кодовое имя. Но ведь «Светлячок» работает под глубоким прикрытием. Что могло толкнуть его на столь серьезное нарушение конспирации?

Стивен. Именно этот вопрос и пришел мне в голову первым, Тони, поверьте. Судя по всему, в его сеть проник вражеский агент.

Хью. О нет!

Стивен. Да, боюсь что так. Все его люди арестованы. «Жук-светляк» застрелен при попытке уйти через границу на запад, а «Светлячок» прячется где-то на востоке, на конспиративной квартире.

Хью. То есть вся его сеть погорела?

Стивен. Вот именно. Кошмарная неприятность.

Хью. Да уж. Кошмарная.

Стивен. Можно, наверное, и не говорить вам, сколь жутко я раздосадован.

Хью. В таком случае, вам, пожалуй, не помешает кофе.

Стивен. Что ж, вреда от него определенно не будет.

Хью. Нет. От одной чашки не будет. Я попрошу Валери заняться этим.

Стивен. Большое спасибо, Тони.

Хью. Да на здоровье.

(Идет к двери. Но пороге оборачивается.)

Будем надеяться, что все это не выльется в один из тех ней, а, Контрол? Вроде четверга.

Стивен. Ох! Только этого мне и не хватало! Не знаю! Ладно, Тони, до встречи.

Хью. Хорошо.

Запрещено цензурой

Стивен. Леди и джентльмены, мы собирались сыграть для вас сценку…

Хью. А теперь не сыграем.

Стивен. Нет, теперь-то мы ее для вас не сыграем.

Хью. А то и никогда.

Стивен. А, возможно, и никогда. Если, конечно, наша страна не изменит свой курс самым решительным образом.

Хью. Что маловероятно.

Стивен. Что действительно выглядит маловероятным. Причина, по которой мы не станем играть эту сценку, состоит в том, что она содержит очень много секса и насилия.

Хью. Ну очень много.

Стивен. Целую кучу секса и насилия.

Хью. Совершенно верно. По ходу сценки Стив несколько раз бьет меня клюшкой для гольфа.

Стивен. Оно, в общем-то, и не важно, если не считать того, что я лупцую Хью очень сексуально.

Хью. Да, в этом вся и беда, понимаете? Уж до того сексуально. Жаль, что вы этого не увидите…

Стивен. А кончается вся сценка тем, что мы укладываем друг друга в одну постель…

Хью. …насильно.

Стивен. Чрезвычайно насильно. Что и создает проблемы.

Хью. Не для меня.

Стивен. Да и не для меня тоже, просто сэру Уильяму Рис-Моггу, который ныне возглавляет у нас «Совет по стандартам вещания», это ни чуточки не понравилось, так?

Хью. Ну, одна-то чуточка ему понравилась.

Стивен. Да, верно. Одна понравилась. А все остальные ничуть.

Хью. И не следует думать, будто сэр Уильям готов отпускать «Совету по стандартам вещания» все грехи точно так же, как правительство отпускает их полиции.

Стивен. Нет. Он за стандарты горой стоит.

Хью. За стандарты.

Стивен. И за благополучие наших детей.

Хью. Ну вот, а поскольку человек он широкий:- хочет — дает, хочет — отбирает, то сэр Уильям сценку эту у нас отобрал.

Стивен. А мы ее отдали.

Хью. А он написал для нас другую, вместо той. И в ней уж никакого необоснованного секса и насилия нету.

Стивен. Зато есть должное уважение к человеческому достоинству и стандартам.

Хью. Эта сценка укрепляет семью и защищает наших детей.

Стивен. Назвал ее сэр Уильям совсем просто: «Сучья мать, подпали мою жопу».

Хью. Ее-то мы вам сейчас и сыграем.

Стивен. «Сучья мать, подпали мою жопу» сэра Уильяма Рис-Могга.

Стрижка

Стивен одет как парикмахер, а значит в смысле сценическом таковым и является. В парикмахерскую входит Хью.

Стивен. С добрым утром, сэр.

Хью. С добрым.

Стивен. Что же, сэр, надеюсь, мы собрались здесь не для того, чтобы, как выражаются конферансье, спрятаться от погоды. Погода ныне не так чтобы слишком жаркая, но и не чрезмерно умеренная…

Хью. Ага.

Стивен. Если вспомнить только-только миновавший уик-энд, могу ли я осведомиться, получил ли сэр в ходе оного всецелое удовлетворение или же события приняли оборот прямо противоположный?

Хью. Все было очень мило, спасибо.

Стивен. Благодарю вас, сэр. Очень мило. Хорошо. В таком случае, ответ сэра позволяет мне презумпцировать, что в этот период сэр пребывал вне пределов Линкольншира, где, сколько я знаю, дождь хлестал как последний сукин сын.

Хью. Нет, к Линкольнширу я и близко не подъезжал.

Стивен. Прекрасная новость, сэр, она согревает мне душу.

Хью. Мы с женой провели уик-энд в Гулле.

Стивен. Сэр женат?

Хью. Да.

Стивен. У меня этого буквальнейшим образом и в мыслях не было.

Хью. Ну, не важно…

Стивен. Сможет ли сэр в некотором не уточняемом в настоящий момент будущем простить меня за то, что я не поздравил его и без всякой промедлительности со всеми выпавшими на его долю восторгами?

Хью. Разумеется. Я вовсе не ждал, что вы…

Стивен. Не сочтет ли сэр чрезмерной вольностью с моей стороны, если я, выступая от лица всего нашего персонала, пошлю миссис Сэр букет цветовидных объектов?

Хью. Ну, это уж ни к чему…

Стивен. Сэр, с тех пор, как я начал работать парикмахером, а это случилось не более тридцати девяти лет назад, слова «это уж ни к чему» ни больше, ни меньше как подстрекали меня к тому, чтобы действовать с еще пущей стремительностью.

Хью. Что же, спасибо, вы чрезвычайно добры…

Стивен. Ну хорошо, сэр. К делу. Будучи одним из проницательнейших сэров, с какими мне выпала честь свести знакомство, вы несомненно жаждете всемерно использовать социальные и финансовые выгоды, кои сулят джентльмену красивая прическа и стрижка.

Хью. Да, вот именно, стрижка волос.

Стивен. Разумеется. Подстриженный волос есть волос добавленной стоимости, если сэр не сочтет необходимым перерезать мне горло за столь старомодное замечание. Итак, волос, о котором у нас идет речь, это…?

Хью. Что?

Стивен. Волос, составляющий ныне предмет нашего рассмотрения, принадлежит…?

Хью. О чем это вы?

Стивен. О чем это я?

Хью. Да, о чем?

Стивен. Ха-ха. Я начинаю волей-неволей клониться к подозрению, что сэр отводит мне роль мышки в пользующейся вечной популярностью истории про кошку.

Хью. Нет, о чем вы толкуете-то? Речь идет всего-навсего о моих волосах. Я хочу, чтобы вы постригли мои волосы.

Стивен. А. То есть всей нашей транзакции должно основываться на собственных волосах сэра?

Хью. Ну, разумеется. Не для того же я к вам пришел, чтобы подстричь кого-то еще?

Стивен. Сэр. Хоть жгите мне пятки огнем, я вовсе не пытаюсь сообщить стрижке обличие более пленительное, нежели то, каким она уже обладает. Однако, я должен сказать вам следующее: в моем положении никакая осторожность излишней не бывает.

Хью. Вот как?

Стивен. Именно так, сэр. Один и только один раз я остриг волосы джентльмена против его воли. Поверьте, это было и трудно, и невозможно сразу.

Хью. Ну хорошо, слушайте: я хочу, чтобы вы произвели стрижку моих волос.

Стивен. Ваших волос.

Хью. Да.

Стивен. Волос сэра.

Хью. Да.

Стивен. Великолепно. Перейдем теперь к следующему и наиболее важному этапу. Какой именно?

Хью. Что значит «какой именно»?

Стивен. Какой именно из многочисленных волос сэра желал бы он вверить моим профессиональным заботам на предмет подстрижения оного?

Хью. Все.

Стивен. Все волосы сэра?

Хью. Да.

Стивен. Сэр совершенно в этом уверен?

Хью. Конечно, уверен. Что, собственно, вас смущает?

Стивен. Я отнюдь не подвергаю сомнению радикальность принятого сэром решения, но стремлюсь лишь выразить всю глубину моей уничиженности перед лицом задачи столь величественной.

Хью. Ну так вот — все.

Стивен. Все. Решено.

Хью. Это что, очень сложно?

Стивен. Ничуть. Я лишь надеюсь, что сэр сумеет сыскать в его во всех иных отношениях лихорадочном распорядке дня малый промежуток времени, который позволит ему проникнуться мыслью о том, что для меня задача пострижения всех волос сэра есть покрытая вечными льдами вершина парикмахерской карьеры.

Хью. Ну, раньше-то вы такое уже проделывали, верно?

Стивен. Что верно, то верно, сэр. Однажды я остриг все волосы, какие имелись на голове джентльмена — дело было в Каире, сразу после войны, когда мир пребывал в смятении, а молодому человеку все на свете казалось возможным.

Хью. Однажды?

Стивен. Нет никакого смысла отрицать, что я был тогда и крепче, и краше, но давайте надеяться, для блага сэра, что магическое мастерство мое не полностью истаяло во мраке. Впрочем, посмотрим, посмотрим.

Хью. Подождите. Одну ни на что больше не годную минуту.

Стивен. Сэр?

Хью. Вы что же, со времен войны никого больше не стригли?

Стивен. Сэр предпочел бы, чтобы я предстал перед ним — в том, что касается полного обрезания волос — совершенным девственником?

Хью. Прошу прощения?

Стивен. Эту просьбу я в состоянии уважить.

Хью. Какую?

Стивен. Просьбу сэра о том, чтобы мы с ним выступили в этот путь невинными странниками, чьи широко распахнутые глаза озирают неведомые им земли, выступили, не ведающими о цели нашего странствия, безразличными к нашей судьбе, — чтобы в один прекрасный день выйти куда-то, ободранными, ослабевшими, но целиком и радостно живыми.

Хью. Всего хорошего.

Стивен. Сэр уходит?

Хью. Угу.

Стивен. А не соблаговолит ли он объяснить мне — почему?

Хью. Потому что я не верю, что у тебя имеется хотя бы малейшее представление о том, как закончить эту сценку, и просто-напросто не желаю находиться рядом с тобой, когда ты попытаешься это проделать. Такая попытка наверняка приведет к последствиям, болезненным и неприятным для нас обоих, а я, если честно, предпочел бы, чтобы с ними столкнулся только ты.

Стивен. Но сэр!

Хью. Что?

Стивен. Сэр не мог бы ошибиться сильнее, даже если попробовал бы. Я совершенно точно знаю, чем закончится эта сценка.

Хью. Правда?

Стивен. Правда.

Хью. Тогда валяй, заканчивай.

Стивен. Это потребует времени.

Хью. Разумеется — времени, плюс чрезвычайно неприятных и болезненных ощущений. Всего хорошего.

Стивен. Сволочь ты, все-таки.

Хью. Ну вот, пошло-поехало.

Стивен. Сколько раз я торчал рядом с тобой, ожидая, когда ты кое-как домямлишься до какого-нибудь жалкого финала.

Хью. Вот и я о том же. Завяз ты, и по самые уши.

Стивен. Ничего я не завяз.

Хью. Ха!

Стивен. Сорок пять секунд. Дай мне сорок пять секунд и я эту сценку закончу.

Хью. Да?

Стивен. Да.

Хью. Идет. Сорок пять секунд.

Стивен. При условии, что сэр снова примет сидячую позу.

Хью. Ладно.

Стивен. Могу ли я питать предположительную уверенность в том, что сэр испытывает максимальный комфорт?

Хью. Сорок секунд.

Стивен. Я только схожу за потребными инструментами.

Стивен выходит.

Хью. Ха. Сейчас приволочет цепную пилу или еще какую-нибудь дурь… тьфу!

Хью посматривает на часы. Стивен не возвращается.

Долгая пауза. Наконец, до Хью доходит, что расхлебывать кашу придется ему одному.

Сука!

Гнем ложки с мистером Ню

Хью и Стивен сидят в телестудии. Между ними настольная лампа. Хью говорит с очень неприятным акцентом.

Стивен. Итак, мистер Ню, вы утверждаете…

Хью. Это верно, я утверждаю, что могу…

Стивен. Да, вы утверждаете, что можете гнуть ложки посредством психической энергии…

Хью. Психической энергии, да, это избранный мной метод сгибания ложек, да.

Стивен. Как давно вы обладаете этой способностью?

Хью. Как давно, очень точно сказано, абсолютно верно.

Стивен. Так как же?

Хью. Да, действительно, вы очень доброжелательны, спасибо. С недоброжелательными людьми бывает так трудно, а вы очень доброжелательный.

Стивен. Спасибо.

Хью. Нет, это вам спасибо.

Стивен. А вы можете делать с ложками что-то еще, не только гнуть их?

Хью. Да, конечно, могу. С ложкой я могу сделать все что угодно.

Стивен. Правда?

Хью. Правда, могу. Дайте мне ложку и я покажу вам целый мир.

Стивен. Что ж, ничего не скажешь, заявление весьма впечатляющее.

Хью. Спасибо.

Стивен. Пожалуйста. Итак, мистер Ню, у нас здесь имеется несколько ложек. Не могли бы вы продемонстрировать нам ваше мастерство?

Хью. Нет, ну, я же, знаете ли, не какой-нибудь там цирковой уродец.

Стивен. Это я понимаю.

Хью. А то некоторые считают меня уродцем. А я не уродец.

Стивен. Что же, я уверен, никто из присутствующих…

Хью. «Уродец!» Так мне иногда на улице кричат.

Стивен. Правда? Какой ужас.

Хью. А вот вы очень доброжелательный.

Стивен. Спасибо.

Хью. Спасибо.

Стивен. Так не могли бы вы все же согнуть для нас вот эту ложку?

Хью. Спасибо, да, я ее согну.

Стивен. Леди и джентльмены, сейчас мистер Ню согнет эту ложку, используя психическую энергию.

Хью. Это верно, прямо сейчас и согну.

Стивен. Действуйте, мистер Ню.

Хью берет ложку и, ни от кого не таясь, сгибает ее двумя руками.

Хью. Большое вам спасибо. Вы все очень доброжелательные.

Стивен. Ну что же, ложка и вправду согнута.

Хью. Конечно, согнута. Как же иначе? Я ее гнул, вот она и согнулась.

Стивен. Да, это, по крайней мере, ясно и никакого сомнения не вызывает.

Хью. Вы простите, я очень устал. Гнуть ложки так трудно, а я их сегодня погнул слишком много.

Стивен. И сколько же вы их сегодня погнули?

Хью. Сегодня четыре. Это очень много. Я же не уродец какой-нибудь, верно? Я человек.

Стивен. Простите, мистер Ню…

Хью. Конечно.

Стивен. Спасибо.

Хью. Спасибо.

Стивен. Видите ли, насколько я смог заметить, вы просто согнули ложку руками.

Хью. Что вы сказали?

Стивен. Я сказал…

Хью. Вот это что?

Стивен. Согнутая ложка.

Хью. Ну.

Стивен. Нет, вы, разумеется, правы, вопрос лишь в том, как вы ее согнули.

Хью. Знаете, я уже как-то не уверен, что вы мне нравитесь.

Стивен. Что ж, очень жаль.

Хью. Раньше я думал, что вы очень доброжелательный…

Стивен. Ну, я надеюсь, что…

Хью. А теперь думаю, что вы не такой уж и доброжелательный. Теперь вы мне разонравились.

Стивен. Мне грустно слышать об этом.

Хью. Насовсем.

Стивен. Вы совершенно уверены, что на улице вам кричат «уродец», а не «юродивый»?

Хью. Это ведь только вы так и говорите. Я всегда вел себя честно. Гнул ложки психической энергией, так я вам и сказал. А что я их руками гнуть могу, никогда не говорил. Это же вы так говорите.

Стивен. Но ведь вы ее руками и согнули.

Хью. Ложка-то согнута, чего вам еще нужно? Может, она как раз через мои руки и протекает, эта психическая энергия, про которую вы все время толкуете. Все может быть. А ложка согнута, сами видите. Потому что я ее согнул.

Стивен. Руками гнуть ложки и я могу.

Хью. А я и не говорил никогда, будто моя сила уникальна. Всегда стремился внушить миру, что ложки может гнуть каждый. Книжку про это напечатал, недорогую.

Стивен сгибает ложку.

Стивен. Вот, полюбуйтесь.

Хью. Я думал, что нахожу вас доброжелательным. А теперь вы мне ненавистны.

Стивен. Итак, на следующей неделе я попробую разобраться в утверждениях человека, говорящего, что в прежней жизни он был министром образования Кеннетом Бейкером, а также побеседую с женщиной, утверждающей, будто она способна выращивать цветы, просто закапывая семена в землю и затем поливая это место водой. А до тех пор прошу всех тихо сидеть на своих местах. Спокойной ночи.

Хью. (одновременно со Стивом). Если зрители, живущие в округах Мэдок и Бакстон графства Дербишир заглянут в свои кухонные буфеты, они обнаружат там гнутые ложки и неиспользованные купоны специального предложения компании «Витабикс». Могу сообщить также, что каждый из живущих в городе Датчетт молодых людей в возрасте старше четырнадцати лет испытывает сейчас легкий зуд чуть выше правого бедра и именно в эту минуту почесывает названное место. Спасибо.

Критики 1

Красиво подстриженные Стивен и Хью сидят во вращающихся креслах. Оба выглядят и говорят почти в точности так же, как настоящие отвратительно самодовольные, елейные и препротивные критики.

Хью. Итак, Саймон Клитуар, вы посмотрели эту сценку… Полагаю, она вас разочаровала?

Стивен. Ну, честно говоря, она показалась мне предсказуемой.

Хью. То есть, вы смогли ее предсказать, не так ли?

Стивен. Разумеется, и, думаю, именно поэтому она мне предсказуемой и показалась. Выбор ее персонажей был предсказуемым и…

Хью. Агенты по недвижимости.

Стивен. Где?

Хью. Персонажами этой сценки были агенты по недвижимости.

Стивен. Я не заметил.

Хью. И, безусловно, предсказуемым был выбор языка…

Стивен. Вот именно. Выбор ими английского, был также, увы, предсказуемым.

Хью. Прискорбный выбор.

Стивен. Чрезвычайно прискорбный. Особенно для того, кто не умеет на нем говорить.

Хью. И еще более прискорбный для того, кто умеет.

Стивен. Ха-ха-ха.

Хью. Ха-ха-ха-ха.

Стивен. Но, полагаю, предсказать его было не сложно.

Хью. И я так полагаю. А можете вы предсказать, какой будет их следующая сценка?

Стивен. О господи, ну конечно. Это будет пародия на «Остров сокровищ». И ничто иное.

После чего начинается следующая сценка, настолько далекая от пародии на «Остров сокровищ», насколько это эмоционально возможно.

Кризисные менеджеры

Стивен и Лори в костюмах сценических бизнесменов.

Хью. Успокойся, Джон, так мы ничего не добьемся…

Стивен. Не надо меня успокаивать. Черт побери, Питер, мне нужны ответы и нужны быстро.

Хью. Ответы? Требовать ответов уже поздновато, ты не находишь? (Отпивает из стакана.)

Стивен. Черт, Питер, что с тобой? Ты не хуже меня знаешь, что нет таких слов: «требовать ответов уже поздновато».

Хью. Согласен.

Стивен. Ну так вперед. Что у нас есть?

Хью. Марджори хочет получить контроль над «Деруэнт Энтерпрайз» и, насколько я понимаю, она его получит.

Стивен. Марджори? Господи, Питер, она же еще дитя.

Хью. Ты это совету директоров скажи.

Стивен. И скажу, вот увидишь. Просто обязан сказать. (Отпивает из стакана.)

Хью. Желаю удачи.

Стивен. То есть?

Хью. Они рассмеются тебе в лицо, Джон. Как уже рассмеялись мне. Они у Марджори по струночке ходят.

Стивен. Ладно. Тогда мы обратимся к самому старику Деруэнту.

Хью. Брось, Джон. Со стариком Деруэнтом уже годы и годы никому поговорить не удавалось. Он отшельник. Я же тебе говорю, безнадежно. Марджори побеждает. И даже не шевельнув пальцем. (Отпивает из стакана.)

Стивен. Послушай меня, Питер. Марджори могла выиграть войну, но она еще не выиграла сражение.

Хью. Проклятие, Питер, ты что-то задумал. Я уже видел у тебя такое лицо.

Стивен. Ты чертовски прав, я кое-что задумал.

Хью. Проклятье.

Стивен. Что?

Хью. Что ты задумал?

Стивен. Кое-что. Я задумал кое-что.

Хью. Я так и понял.

Стивен. И хочу, чтобы ты мне в этом помог, Питер.

Хью. Проклятье, Джон. Я всегда с тобой, ты же знаешь.

Стивен. Со мной еще не покончено. Очень важно, чтобы ты усвоил мои методы работы. Ближайшие сорок восемь часов будут небезопасными. (Отпивает из стакана.)

Хью. Ты же меня знаешь, Джон. Мне опасности только подавай.

Стивен. Приятно слышать. Позвони от моего имени О’Нейлу, ладно? И заставь его отложить заседание совета.

Хью. А что ему сказать? (Отпивает из стакана.)

Стивен. (Орет.) Да все, что угодно — просто выиграй для меня немного времени!

Хью. Проклятье, Джон, как все-таки хорошо, когда ты рядом.

Стивен. Ты лучше оставь эти речи на потом, Питер, у нас еще целая ночь впереди. (Отпивает из стакана.)

Хью. Как в добрые старые времена, а, Джон?

Стивен. Конечно, Питер, конечно.

Хью. (Набирая номер.) Знаешь, занятно. Я только позавчера проезжал через Хай-Уиком… (в трубку). Алло? Это Питер. Соедините меня с О’Нейлом.

Стивен. И побыстрее.

Хью. И побыстрее. (пауза) Повторите? Проклятье.

Стивен. Что?

Хью. О’Нейл уехал из города и связаться с ним невозможно.

Стивен. Черт их всех раздери совсем и напополам.

Хью. Вот именно. Дьявол и еще два дьявола.

Стивен. Проклятье.

Хью. Может, мне в Амстердам позвонить?

Стивен. Нет.

Хью. Но…

Стивен. Перестань, Питер, раскинь мозгами. Амстердам слишком очевиден. А Марджори очевидной не бывает. За это я ее и любил.

Хью. (Отпивает из стакана.) Господи, ну и номер. Вот уж не думал, что старый боевой конь вроде тебя вдруг заговорит о любви.

Стивен. А любви бояться не надо, Питер. Понять, что зал совета директоров и спальня — это две стороны одной медали, можно и без Гарвардской Школы бизнеса. Мне другое интересно…

Хью. Ну давай. Выкладывай.

Стивен. Вот посмотри сам. Через Женеву проходит пакет частично оплаченных акций. Затем через черный ход производится аккуратно обставленный выброс привилегированных акций ИДЛ, обоснованный номинальным правом их выпуска. И кто тогда задергается? (Отпивает из стакана.)

Хью. Проклятье, Джон, а ведь это может и проскочить. Хочешь, я позвоню Сиднею?

Стивен. Проснись, Питер. Он уже сто лет как в Австралии.

Хью. И ему проклятье. Постой-постой. А они не схватят нас за руку?

Стивен. При такой-то интриге? Да на ней крупными буквами написано: Сигроув.

Хью. Тоже верно. Вот только проблему Марджори она не решит.

Стивен. Проклятье.

Хью. (Заговорщицким шепотом) Но на что же она нацелилась?

Стивен. Бессмысленный вопрос, Питер. Я давно уже отказался от попыток понять Марджори.

Хью. Да. Женщины.

Стивен. Марджори не женщина, Питер.

Хью. Нет, конечно, нет. Извини. Я не хотел тебя обидеть.

Стивен. Знаешь, меня всегда удивляла одна вещь. Как тебе удалось столь долгое время поддерживать нормальные отношения с Пэдди?

Хью. Я с педиками никогда не водился, Джон.

Стивен. Да нет, я о твоей жене.

Хью. А, с Пэдди. Ну, сам знаешь. Превратности судьбы. Ты пытаешься смириться с ними. Лезешь из кожи вон. А времени вечно не хватает. Стараешься все как-то уладить, думаешь, что знаешь — как, но, разумеется, ни черта ты не знаешь, а тебе говорят: «стресс, стресс», а ты отвечаешь: «да я женат на вашем стрессе».

Стивен. У тебя ведь, кажется, дочь есть?

Хью. Угу. А у тебя, по-моему, детей нет?

Стивен. Ошибаешься, Питер. Сильно ошибаешься.

Хью. О, прошу прощения.

Стивен. Мы с тобой сейчас по уши в делах моих детей.

Хью. Я как-то не понял, Джон.

Стивен. Компания, Питер.

Хью. А, ну да.

Стивен. Я отдал этой компании все. (Внезапно кричит.) Проклятье, Нью-Йорк давно уже должен был позвонить!

Хью. Спокойнее, Джон. Час еще ранний.

Стивен. Я знаю, Питер. Но не вечно же он будет ранним.

Стивен подходит к окну.

Хью. Нью-Йорк нас поддержит, Джон. Я знаю, поддержит.

Стивен. (Глядя в окно.) Надеюсь. Но ведь там шесть миллионов жителей, Питер.

Хью. Вот как? И чего они все хотят?

Стивен. А хрен их знает. Питер?

Хью. Да?

Стивен. Думаю, нам надо придерживаться нашего плана.

Хью. Согласен.

Стивен. Если Нью-Йорк позвонит, мы ответим согласием.

Хью. Я предупрежу Сьюзен.

Стивен. А теперь давай выбираться отсюда к чертовой матери.

Хью. Уверен?

Стивен. Уверен. Думаю, даже мы с тобой не выдержим столь напряженной работы, если не будем по временам оттягиваться.

Хью. Ты чертовски прав.

Стивен. К тому же, я бы не отказался от выпивки.

Гордон и Стюарт закусывают в греческом ресторане

Стивен (Гордон) и Хью (Стюарт) сидят за столиком греческого ресторана. На заднем плане играет музыка.

Хью. Да, Гордон, люблю я вот так заглянуть иногда к грекам. Простая кухня, простые блюда.

Стивен. Да и я к ней отвращения не питаю, Стюарт.

Хью. Нет?

Стивен. Весьма и весьма неравнодушен, так сказать, к доброй греческой пище. Весьма и весьма.

Хью. Вот и хорошо. (Просматривает меню.) Нет, с этим нам связываться не стоит. Я лично переговорю с их старшим официантом. А это все для случайных клиентов.

Стивен. Ну давай.

Хью. Слышишь, как у них тут на базуках играют, а, Гордон? Восток встречается с Западом.

Стивен. Да, красиво.

Хью. Знаешь, у греков ведь есть чему поучиться. В конце концов, это ж они подарили нам слово «цивилизация».

Стивен. А я думал — римляне.

Хью. Этнически это одно и то же, Гордон. И слово «экономика». Продувные ребята, эти греки. Очень продувные.

Стивен. И слово «клепсидрофон».

Хью. Что?

Стивен. Еще один их подарок. Хотя его, полагаю, лучше бы вернуть, и чем быстрее, тем лучше.

Хью. Крутые ребята, эти эллины. Крепкие, как валуны и утесы, из которых состоят острова и холмы их ландшафта.

Стивен. Черт. А знаешь, я не удивлюсь, если окажется, что в этом присутствует некий урок.

Хью. Еще как присутствует. Я иногда подумываю — не написать ли мне статью о корреляциях между ландшафтом и деловой хваткой.

Стивен. Отличная тема, Стю. Такая статья задала бы кой-кому жару. А «Институт руководящих коммивояжеров» просто помешался бы от счастья, прознав о теории подобного рода.

Хью. Я тоже так думаю, Гордон, я тоже. Да вот хоть меня возьми. Вся моя родня черт знает с каких пор обитала в Йоркшире. Понимаешь? Известняковые холмы, не прощающие ошибок болота, исхлестанные бурями долины. Бескомпромиссная, прекрасная, суровая и бескрайняя школа мужества.

Стивен. Да, но ты-то родом из Суррея.

Хью. Известняк у меня в крови. Взгляни на меня в деле и ты это поймешь. А где твои корни, Гордон?

Стивен. В Линкольншире.

Хью. Ха. Вот видишь? Все плоско, волгло, податливо, рыхло, вечные оглядки, нерешительность и опоздания на деловые встречи…

Стивен. Что ж, Линкольншир графство равнинное, Стю, это верно. Но я не сказал бы, что оно всегда опаздывает на встречи…

Хью. (Не слушая его.) Да, возможно, я все-таки напишу эту статью. Возможно, и напишу.

Стивен. А с обслуживанием здесь не спешат.

Хью. Вот, пожалуйста, типичная реакция жителя низин. Линкольншир в чистом виде. Пойми, Гордон, греки все делают в их собственном темпе. Природные ритмы и циклы, коренная часть их натуры. И сидящий во мне йоркширец уважает их за это.

Стивен. Но мы же с тобой не хотим опоздать на баскетбол, Стюарт.

Хью. (Кричит.) Официант! Кто-нибудь, подойдите к этому столику!

Появляется официант. Чрезвычайно обходительный грек.

Официант. Добрый день, восхитительные друзья мои.

Хью. Ладно, kalli spera.[1]

Официант. О. Но сейчас еще день. Вы хотели сказать, kalli mera.[2]

Хью. Ну да, это зависит от диалекта. Так вот…

Официант. To piato tees meras chtopothi.

Хью. Хорошо-хорошо. Значит…

Стивен. Дежурное блюдо сегодня — осьминог.

Хью. Я знаю, Гордон. Отлично знаю. Где его изловили?

Официант. Как это где? Интересный вопрос. В море.

Хью. Правильно. Тогда берем осьминога, Гордон, — ты как, не против?

Официант. Итак…?

Стивен. Ну что же, thelo parakalo dolmades kai filetto souvlaki kai nero pagomeno kai ena boulaki retsina.

Официант. Entaxi. Kai ya sas, kyrie?

Хью. Чего?

Стивен. Что бы ты предпочел, Стюарт?

Хью. То же самое. Безусловно. И э-э… parakalo.

Стивен. ∆υo.

Официант. Разумеется, джентльмены.

Официант уходит.

Хью. А мы пока давай-ка вина закажем.

Стивен. Я уже заказал, Стюарт.

Хью. А, ну да, конечно, ну да. Я просто задумался о своем.

Стивен. Он немного развязен, тебе не кажется? Эти его «восхитительные друзья».

Хью. Да нет, Гордон, он всего лишь признал во мне родственную душу. Увидел грубоватого жителя вересковых равнин и понял, что мы с ним вытесаны из одного, по сути дела, гранита. Ergo мы — клиенты, к которым следует отнестись с уважением, а не какие-нибудь лавочники, заскочившие сюда с улицы, чтобы перекусить на скорую руку.

Официант приносит тарелки с едой.

Официант. Dolmades для двух прекрасных английских джентльменов.

Хью. Отлично.

Стивен. Выглядит неплохо.

Официант. Это очень неплохо, закадычные друзья мои.

Официант уходит.

Стивен. (Впиваясь зубами в долму.) Ха!

Хью. Что это такое?

Стивен. Так dolmades же.

Хью. Dolmades?

Стивен. Фаршированные виноградные листья.

Хью. Фаршированные виноградные листья? Он что, угробить нас хочет?

Стивен. Это классическое греческое блюдо.

Хью. Классическое греческое… Я, по-твоему кто, — деревенский мужлан или исполнительный директор?

Появляется официант.

Официант. Все в порядке, обольстительные мои?

Хью. Прекрасно, спасибо.

Стивен. Моему коллеге не нравится dolmades.

Официант. Но вы же заказали dolmades.

Стивен. Он не знал, что это такое.

Хью. Я знал, что… ха-ха-ха-ха. Все просто отлично, спасибо.

Официант уходит.

Хью. Давай уматывать отсюда, Гордон. Это самый что ни на есть капкан для туристов.

Стивен. В «Стивенэйдж»?

Хью. Почему бы и нет?

Стивен. Но здесь так приятно, Стюарт.

Хью. Проснись, Гордон, проснись! Господи, да они тебя, небось, за милю учуяли.

Стивен. Так ты dolmades не будешь?

Хью. Буду ли я запихивать себе в глотку виноградные листья? Ты не поверишь, но нет, не буду.

Стивен. Знаешь, я немного проголодался, так что, если ты не против…

Хью. (Отпивает немного вина.) Ну вот, разумеется, и вино у них пробкой отдает.

Стивен. Не может быть. Крышечка на бутылке была металлическая.

Хью. Ты не умничай. Просто попробуй его. (Стучит кулаком по столу.) Официант!

Стивен. Упоительный вкус.

Хью. Упоительный? Значит, они в него что-то подмешали.

Появляется официант.

Официант. Да, высокочтимые друзья мои?

Стивен. (Обращаясь к Хью.) С легким ароматом смолы.

Хью. Точно. Официант, это вино засмолилось в бутылке.

Официант. Ну да. Это же «рецина».

Стивен. Оно и должно быть таким, Стю. В него добавляют смолу из сосновых иголок…

Хью. Ага, большое спасибо за информацию, Гордон, но я тешу себя надеждой, что кое-какой толк в винах знаю. Я не за здорово живешь потратил бешеные бабки на энциклопедию вин мира.

Официант. «Рецина». Очень хорошая.

Стивен. Просто отменная, Стю.

Хью. (Пауза.) Ладно, надеюсь, на свадьбу вы меня пригласите?

Стивен. Что?

Официант Прошу прощения?

Хью. Вы же, как я понимаю, пожениться решили?

Стивен. Стюарт…

Хью. Нет, ну ясно же, ты стакнулся против меня с каким-то паршивым греком и, получается, шесть лет дружбы — псу под хвост.

Официант. По-моему, возлюбленные друзья мои чем-то недовольны.

Хью. (Официанту.) Хватит чушь нести.

Стивен. Послушай, Стю…

Хью. Нет, это ты меня послушай, размазня. Пока ты просиживал штаны на лингафонных курсах, изучая античные языки, я истоптал весь Тивертон, осваивая торговое дело.

Стивен. Стю…

Хью. Пока ты поджаривал свою волосатую задницу на нудистских пляжах Крита или не знаю чего еще, пока фаршировал виноградные листья с целой оравой извращенцев, я зарабатывал степень магистра в университете ударов судьбы и неприятных сюрпризов. Так вот, мистер, — извиняться за это я не собираюсь. Ни перед тобой, ни перед твоим полюбовником. (Встает и направляется к выходу.)

Стивен. Стю! Куда ты?

Официант. Если хотите, сэр, я могу принести вам омлет.

Хью. Забудьте. С меня довольно, Гордон. Я хочу получить нормальный британский люля-кебаб.

ВДВ

Одетый в форму ВДВ Стивен стоит за столом вербовочной конторы.

Стивен. Итак, вы желаете вступить в ряды воздушных десантников?

Хью. Вообще-то, не очень.

Стивен. Не очень?

Хью. Ну, может быть, чуток.

Стивен. Вот это уже дело. Высота?

Хью. Простите?

Стивен. Рост у вас какой?

Хью. А. Два метра восемьдесят девять сантиметров. С половиной.

Стивен. Два восемьдесят девять. Хорошо. Вес?

Молчание.

Ваш вес?

Молчание.

Ну так?

Хью. Уже досчитываю.

Стивен. Правильно. Вы бы удивились, узнав, сколько кандидатов приходит в ужас, выяснив, какие они тяжелые. Итак, ваш вес?

Хью. Три тонны.

Стивен. Три тонны. Вы уверены?

Хью. Чуток больше.

Стивен. Хорошо. Чуток больше трех тонн. В таких делах лучше быть точным. А то потом хлопот не оберешься. Так. Какие-нибудь физические или психические недостатки?

Хью. Отсутствие вкуса.

Стивен. К чему? К кино, к музыке?

Хью. К пище. Я не чувствую вкуса еды.

Стивен. О господи. Это может оказаться помехой.

Хью. Так это помеха?

Стивен. Я сказал: может оказаться. Не важно, двигаем дальше. Какие-нибудь особые навыки?

Хью. Я хорошо выгляжу в черном.

Стивен. Превосходно. Сколько вам лет?

Хью. Десять с половиной.

Стивен. Размер ноги?

Хью. Двадцать восемь.

Стивен. Странности?

Хью. Вечно путаю рост с размером ноги. Вернее, размер ноги с ростом. Видите? Опять перепутал.

Стивен. Ну, это не страшно. Разговор поддерживать умеете?

Хью. О погоде или о дорожных пробках?

Стивен. В этом роде.

Хью. До конца дотерпеть могу.

Стивен. Отлично. Ладно, известно ли вам, в чем состоит назначение ВДВ?

Хью. Вообще-то, не очень.

Стивен. Понятно. Ну что же, изначально ВДВ создавались как элитные, первоклассные, секретные, первоклассно секретные штурмовые части, действующие во время войны в тылу врага.

Хью. Ну да.

Стивен. Но, разумеется, с тех пор наша роль несколько изменилась. Сегодня наша задача состоит главным образом в том, чтобы облегчать мастурбацию всякой парламентской шушеры.

Хью. Виноват?

Стивен. Увы, это так. Очень большое, внушающее большую тревогу число нынешних парламентариев не способно достичь сексуального удовлетворения без фантазий о ВДВ. Так что, в основном, нам приходится слоняться вокруг парламента, показывая, какие мы секретные, первоклассные и элитные, и тем самым оберегая семьи парламентариев от распада.

Хью. Меня это как-то не вдохновляет. А другие вакансии у вас есть?

Стивен. Ну, Би-Би-Си уверяет, что возьмет всякого, кто войдет вон в ту комнату.

Хью. В какую?

Стивен. (Указывая) Вон в ту, прямо напротив.

Хью. Ладно, попробую.

Хью входит в комнату, обставленную для следующей сценки.

Операции

Стивен и Хью сидят на табуретах.

Стивен. Сколько я понимаю, Хью, ты отыскал в этой кипе журналов нечто интересное.

Хью. Совершенно верно, Стивен. Брошюру Коллингвудской больницы.

Стивен. Это ведь частная больница, не так ли, Хью?

Хью. Именно так, Стивен. И это весьма важный момент.

Стивен. И находится она, если память служит мне исправно, в Лондоне, том, который в Англии.

Хью. Именно там, Стивен, ты прав. Однако, когда я пролистал эту брошюру, меня взволновала не сама больница, но услуги, которые она предоставляет.

Стивен. Услуги, я полагаю, медицинского характера.

Хью. Да, Стивен, в общем и целом там ограничиваются предоставлением услуг медицинского характера. Насколько я понял, больница хочет завоевать прочные позиции в этой сфере, а уже потом распространить свою деятельность и на другие виды обслуживания досуга.

Стивен. Что ж, полагаю, всякий назвал бы такой образ действий основательным деловым подходом.

Хью. Совершенно верно. Но, как бы там ни было, брошюра…

Стивен. Ах да. Я едва не забыл о ней.

Хью. О, это было бы очень обидно, Стивен, потому что в этой брошюре содержится полный перечень услуг Коллингвудской больницы, включая и целый раздел, посвященный операциям, которые тебе могут там сделать, если ты когда-нибудь надумаешь к ним заглянуть.

Стивен. А ты не мог бы зачитать названия некоторых из них, Хью?

Хью. Разумеется, Стивен. Вот, пожалуйста, просмотрев всего лишь одну страницу, я обнаружил на ней буквально все, от аппендэктомии до замены костного мозга, от трансплантации органов до операций на сердце.

Стивен. То есть, о недостаточности выбора и речи идти не может, не так ли, Хью?

Хью. Именно так. Здесь каждый сумеет найти для себя что-нибудь интересное. Разнообразие такое, что просто слюнки текут.

Стивен. А в какие часы они открыты?

Хью. Ага, вот это как раз и является одной из привлекательнейших особенностей Коллингвуда. Они открыты круглосуточно.

Стивен. И по выходным?

Хью. И по выходным, и по праздникам тоже.

Стивен. То есть получается, что Коллингвудская больница вполне достойна того, чтобы посетить ее всей семьей?

Хью. Конечно, Стивен, конечно. Очень многие их операции придуманы специально для детей. К примеру, выпрямление детских ног. Что касается мамаш, уверен, любая из них с удовольствием произвела бы замену бедренного сустава, ну а папочка… папочка мог бы выбрать для себя операцию на сердце, о которой мы с тобой уже говорили.

Стивен. Да, выходные получились бы дьявольски увлекательные. Однако, Хью?

Хью. Что?

Стивен. Мы как-то упустили из виду цены.

Хью. А, ну конечно. Цены, Стивен, варьируются в зависимости от выбранной тобой операции…

Стивен. Я почему-то так и думал.

Хью. И был прав. Самая низкая — пустяковые четыре тысячи фунтов за тонзилэктомию…

Стивен. Ага.

Хью. …ну а затем цена постепенно растет и доходит до шестидесяти тысяч за восьмичасовую операцию на головном мозге.

Стивен. То есть, по сути дела, каким бы ни было твое финансовое положение, ты всегда сможешь найти в Коллингвудской больнице то, что тебе вполне по карману.

Хью. Совершенно верно. Хотя я добавил бы к этому одну оговорку.

Стивен. Какую же?

Хью. Ты должен иметь кучу денег.

Стивен. Да, это тонкий момент. Каким бы ни было твое финансовое положение, ты должен иметь кучу денег.

Хью. Вот именно.

Стивен. А если у тебя этой кучи нет? Или ты, ну, скажем, хочешь сэкономить?

Хью. Что ж, тогда я дал бы тебе такой совет… разживись парой крепких башмаков и отправляйся куда-нибудь на природу.

Стивен. Спасибо, Хью. Там тоже есть из чего выбрать.

Звучное имя

Стивен — сержант полиции, стоит за отгородкой полицейского участка, записывая обстоятельства ареста. Хью. — по другую сторону отгородки, вид у него застенчиво-глуповатый.

Стивен. То есть, это была ваша машина, так, сэр?

Хью. Да.

Стивен. Ваше имя?

Хью. Ах да. Секундочку. (Достает из кармана зажигалку.) Готовы?

Стивен. Да.

Хью. Мое имя — Дерек… (Роняет зажигалку на стойку).

Стивен. Что вы делаете?

Хью. Таково мое имя.

Стивен. Вот это?

Хью. Это самое. Дерек… (Снова роняет зажигалку на стойку.)

Стивен. И это ваше имя?

Хью. Да.

Стивен. Постойте. Вас зовут Дерек… (Теперь Стивен роняет зажигалку на стойку.)

Хью. Да.

Стивен. Это что же за имя такое?

Хью. Ну, это мое имя.

Стивен. Несколько необычное, вам не кажется, мистер… (роняет зажигалку)?

Хью. Если бы я получал по фунту от каждого, кто мне это говорил…

Стивен. Да, но как же оно пишется, это… (роняет зажигалку). Мистер… (роняет зажигалку).

Хью. Как слышится, так и пишется.

Стивен. Ага. Да, ну хорошо, а вы не могли бы произнести его по буквам?

Хью. Ну, знаете ли, вы что же, не умеете…?

Стивен. Я был бы вам очень благодарен, сэр. Если вы не против.

Хью. Т-И-Т-Ь-К, дефис, А.

Стивен. Титька.

Хью. Не понял?

Стивен. Титька.

Хью. Титька? Где титька? Вы, собственно, о чем?

Стивен. Т-И-Т-Ь-К-А…

Хью. Буква А через дефис.

Стивен. А через дефис… Получается «Титька». На мой взгляд, это звучит совсем не как… (роняет зажигалку).

Хью. Вы спятили? Что с вами такое? Я полагал, что современный полицейский — это превосходно образованный страж порядка. А вы даже писать не умеете.

Стивен. Ну хорошо, мистер Титька, ваш адрес?

Хью оглядывается по сторонам.

Какой у вас адрес?

Хью. Это вы у меня спрашиваете?

Стивен. Да.

Хью. Хотите узнать мой адрес?

Стивен. Да, прошу вас.

Хью. Или адрес мистера Титьки, кем бы он ни был?

Стивен. Ваш адрес, сэр, пожалуйста.

Хью. Ну смотрите. Адрес у меня такой: Кингс-Линн, улица… (Хью отбивает чечетку и хлопает Стивена по щеке)… дом двадцать два.

Стивен. Эй, полегче!

Хью. Как?

Стивен. Я говорю, полегче!

Хью. Полегче чего, господи прости?

Стивен. Вы понимаете, надеюсь, что нападение на офицера полиции — это очень серьезное преступление?

Хью. Да, наверное. Очень серьезное. А с другой стороны, назвать офицеру полиции свой адрес — преступление не очень серьезное. Или очень? Возможно, с тех пор, как я в последний раз перелистывал «Уголовный кодекс» в нем многое изменилось. Возможно, министру внутренних дел пришлось принять строгие меры против все возрастающего числа людей, которые норовят назвать полицейским свои адреса, когда те их об этом просят.

Стивен. Ну хорошо. Хорошо. Прошу прощения. Задай дураку вопрос, получишь дурацкий ответ.

Хью. Не понял?

Стивен. Ладно, давайте-ка все проверим, мистер… (роняет зажигалку).

Хью. Что именно?

Стивен. Что я все понял правильно. Ваш адрес… Кингс-Линн… улица (отбивает чечетку и заезжает Хью кулаком в зубы)… дом двадцать два?

Хью. Нет-нет-нет. Да что это с вами? Вы, случаем, не глухой? Улица… (отбивает чечетку и хлопает Стивена по щеке)… дом двадцать два.

Стивен. А, простите! Мне показалось, что вы сказали: «улица… (отбивает чечетку и заезжает Хью кулаком в зубы)… дом двадцать два».

Хью. Ну так я этого не говорил.

Стивен. Примите мои извинения, сэр. Я плохо разбираю мой почерк.

Хью. Так заведите пишущую машинку.

Стивен. Ах, если б только мы могли ее себе позволить. Вообще-то, если взглянуть под определенным углом, это выглядит почти как «Кингс-Линн, улица… (отбивает чечетку и бьет Хью крикетной битой по голове)… дом двадцать два».

Хью. Больно же!

Стивен. О, простите, сэр. Вы правы. С пишущей машинкой действительно вышло бы лучше.

Хью. Я говорю, больно!

Стивен. Но, видите ли, сэр, вы должны признать, что адрес у вас несколько необычный, с таким не сразу освоишься…

Хью. В гробу я твою долбанную сценку видал! Драться-то зачем? Знаешь, как больно?

Стивен. Ах, ах, горе-горькое. Неужели гадкий дяденька актер ударил бедного маленького прощелыгу так сильно, что…

Хью. Иди ты в жопу.

Хью уходит.

Стивен. (в камеру) Ну дитя дитем.

Шпионы 2

Стивен сидит за своим столом в шпионской конторе. Хью вносит чашку кофе, ставит ее на стол.

Стивен. Привет, Марчисон. Рад вас видеть.

Хью. О господи! Как вы меня напугали, Контрол. Простите — я вам тут кофе наплескал.

Стивен. Ничего страшного, капля маленькая, стереть не трудно. К тому же, вы могли вообще не приносить мне никакого кофе. Большое спасибо.

Хью. Ну что вы. Я все равно к вам шел, ну и подумал: «Почему бы не принести Контролу кофе? Сейчас одиннадцать, наверное, от чашечки он не откажется».

Стивен. Я высоко ценю ваши усилия.

Хью. Ну и заглянул к Валери, навел справки, она сказала, что вам по душе кофе с капелькой молока и без сахара. Надеюсь, я все сделал правильно.

Стивен. Именно такой кофе я и люблю больше всего, Марчисон.

Хью. Думаю, мне стоит сказать вам, ради чего я пришел.

Стивен. Ммм, пожалуй. Вы хотели мне что-то рассказать? Или задать какой-то вопрос?

Хью. Вообще-то, всего понемножку, Контрол. Помните, мы решили приставить хвост к новому атташе по культуре русского посольства?

Стивен. Да, помню. Я помню даже день, в который мы это обсуждали. Мы подумали, что он может оказаться шпионом, работающим на КГБ, и я тогда сказал: «Давайте последим за ним, посмотрим, не сделает ли он чего-нибудь такого, что может показаться нам подозрительным».

Хью. Все верно. Мы дали ему кодовое имя «Большой Страшный Волк», и вы решили, что было бы неплохо поручить наблюдение Филипу и его сектору Ф.

Стивен. Да, операция «Одежные плечики», если память не изменяет мне окончательно. Вы тогда сидели вон там, день был довольно дождливый, а Филип, помнится, стоял у письменного стола.

Хью. Хотя, если помните, это было еще до того, как вы передвинули стол на его нынешнее место, так что Филип должен был стоять вон там.

Стивен. Ах да. Должен сказать, это место мне нравится больше. Так что я, наверное, не буду возвращать стол назад. Отсюда и дверь хорошо просматривается, и вид на Сент-Джайлз-серкус довольно приятный.

Хью. Да. Пожалуй, так лучше. Ну, как бы там ни было, «Большой Страшный Волк», похоже, и вправду оказался шпионом.

Стивен. О господи. Хотя, что же, именно этого мы и опасались. И были, я думаю, правы, постаравшись все выяснить. Это показывает, как полезно проверять подобные вещи, не правда ли? Так он что же — встречался с известными нам агентами КГБ?

Хью. Да, вне всяких сомнений. Вот посмотрите.

Хью остается стоять на месте. Стивен протягивает руку, и Хью передает ему голубую папку.

Стивен. (Разглядывая папку) А знаете, мне эта папка нравится. Прежние ведь были голубыми, так?

Хью. Да. Это Валери надумала заменить их на голубые. Решила, что они сделают здешнюю обстановку более жизнеутверждающей.

Стивен. Очень мило. (Читает.) «Большой Страшный Волк встретился в магазине готового платья с полковником Андреевым». Как вы думаете, это Филип их фотографировал?

Хью. (Обойдя стол и заглядывая в папку.) Да, весьма похоже на работу Филипа.

Стивен. Жаль, не видно, в каком отделе они находятся. Надеюсь, «Большой Страшный Волк» не крадет у нас секреты и не пытается перевербовать наших агентов?

Хью. Это было бы до крайности неприятно, не правда ли?

Стивен. Знаете что, Марчисон, оставьте мне эту папку.

Хью. Собираетесь переговорить с министром?

Стивен. Да уж придется переговорить, никуда не денешься. А Филип пусть пока продолжает слежку.

Хью. Хотите, я ему это передам? Я с ним сегодня увижусь.

Стивен. Правда? Это определенно избавило бы меня от лишних забот.

Хью. Да мне не сложно.

Стивен. Спасибо.

Хью. Пожалуйста. Ну ладно, мне, наверное, лучше вернуться в мой кабинет. В пражском отделе началась какая-то суматоха.

Стивен. Ишь ты. В таком случае, не буду вас задерживать.

Хью. Если всплывет что-нибудь новенькое, дам вам знать.

Стивен. Буду вам очень благодарен. И еще раз спасибо за кофе. Он такой вкусный.

Хью. Я, право же, очень рад. Ну, до встречи, Контрол.

Стивен. Пока-пока, Марчисон.

Тостер

Хью входит в магазин электротоваров. Стивен стоит за стойкой.

Хью. Здравствуйте. Я хочу купить тостер.

Стивен. Какого рода тостер вам нужен?

Хью. Прошу прощения?

Стивен. Какого рода тостер вам нужен?

Хью. А, ну да, понял. Ну, в идеале, такой, чтобы поджаривал хлеб…

Стивен. Так.

Хью. …но, чтобы его можно было еще использовать как оружие.

Стивен. Оружие?

Хью. Прошу прощения?

Стивен. Оружие?

Хью. А, ну да, понял. Да, как оружие.

Стивен. Ммм. Вы вправе, если вам так нравится, назвать меня полным и окончательным идиотом…

Хью. Может быть, несколько позже.

Стивен. Ну как хотите. Но почему вам вдруг приспичило пользоваться тостером, как оружием?

Хью. Прошу про…

Стивен. Почему вам вдруг приспичило пользоваться тостером, как оружием?

Хью. Так времена стоят уж больно ненадежные. Мы живем посреди зыбучих песков международного напряжения, приплясывающего, ненадежно и причудливо, на самой грани войны.

Стивен. О господи.

Хью. И я полагаю, что в этих обстоятельствах оптимальным вариантом была бы некоторая разновидность метательного тостера облегченного типа.

Стивен. Метательного тостера облегченного типа?

Хью. Ответ утвердительный. Такой тостер я мог бы использовать в качестве оружия.

Стивен. Простите, возможно, я покажусь вам чрезмерно въедливым, но не проще ли использовать в качестве оружия именно оружие, а тостером пользоваться для приготовления тостов?

Хью. Оружие у меня уже есть.

Стивен. И что же, оно плохо работает?

Хью. Хуже, чем тостер.

Стивен. Ну так позвольте вас заверить, каждый наш тостер работает именно как тостер.

Хью. Но не как оружие?

Стивен. Боюсь, что так.

Хью. Ха. Не много же от него будет пользы, когда они сбросят на Каршалтон[3] парашютный десант.

Стивен. Кто именно?

Хью. Прошу прощения?

Стивен. Кто собирается сбросить на Каршалтон парашютный десант?

Хью. Они и собираются.

Стивен. Да кто «они-то»?

Хью. А я откуда знаю? Я политикой не интересуюсь.

Стивен. Понятно.

Хью. Вот, скажем, с кроватью у меня подобных проблем не возникло.

Стивен. Ммм. Так ваша кровать — оружие?

Хью. В умелых руках — безусловно.

Стивен. Метательная кровать облегченного типа?

Хью. Не валяйте дурака. Поисковая кровать-истребитель. Модифицированная для подавления бунтов и беспорядков.

Стивен. Ага.

Хью. И прекрасно показавшая себя при проведении операций в окружающей Каршалтон пересеченной местности.

Стивен. Я понял.

Хью. Мне очень помогли с ней в мебельном магазине.

Стивен. Да, но с вашего разрешения, у нас тут магазин кухонной утвари. Если вас интересует боевая техника, вам, по моему разумению, лучше обратиться к соответствующему специалисту.

Хью. Какому именно?

Стивен. Мне не хотелось бы отвечать на этот вопрос.

Хью. Вы, собственно, что имеете в виду?

Стивен. Ничего. Решительно ничего. Пожалуй, я мог бы предложить вам чеснокодавилку.

Хью. Полуавтоматическую, снабженную системой газового охлаждения чеснокодавилку, пригодную для рукопашного боя и противолодочных операций?

Стивен. Э-э, нет, собственно, и она тоже — не такое уж и оружие. Если, конечно, вы не опасаетесь того, что в Каршалтоне будут десантироваться головки чеснока.

Хью. В настоящее время я не считаю головки чеснока угрозой номер один.

Стивен. А вам не приходила в голову мысль воспользоваться практичным и кристально честным кухонным ножом?

Хью. Кухонным ножом?

Стивен. Да.

Достает и показывает нож.

Хью. Поосторожнее. Таким можно и глаз кому-нибудь выколоть.

Стивен. Я полагал, именно в этом основная идея и состоит.

Хью. О нет. Нет, нет и нет. Вы меня неправильно поняли. Вся моя жизнь зиждется на том принципе, что я никогда не стану агрессором.

Стивен. Вот как?

Хью. Все, что мне требуется, это быть готовым.

Стивен. Готовым?

Хью. Готовым к минуте, в которую они сбросят на Каршалтон парашютный десант.

Стивен. Да что вы?

Хью. И к той, в которую я вдруг почувствую себя зажаренным ломтиком хлеба.

Стивен. Понятно.

Хью. А вы — полный и окончательный идиот.

Стивен. К вашим услугам.

Родильная палата номер десять

Стивен, явно нервничая, расхаживает по коридору родильного отделения. Из двери отделения высовывает голову облаченный в белый халат Хью.

Хью. Мистер Конвэй?

Стивен. Нет.

Хью. Ага. (Окидывает коридор взглядом.) Так вы…?

Стивен. Мистер Шустер.

Хью. А, ну правильно, мистер Шустер, спасибо.

Хью исчезает.

Пауза.

Хью появляется снова.

Хью. Мистер Артур Шустер?

Стивен. Ноэл.

Хью. Виноват?

Стивен. Ноэл Шустер.

Хью. Ноэл, да, конечно. А супругу вашу зовут миссис Мэри Шустер, так?

Стивен. Ширли.

Хью. Ширли, да. Ширли Шустер. Спасибо.

Хью исчезает.

Пауза.

Хью появляется снова.

Хью. Мистер Шустер.

Стивен. Да?

Хью. Вы издалека приехали?

Стивен. Ну, мы живем сразу за кольцевой. Оттуда до вас минут двадцать езды.

Хью. О, замечательно, замечательно. Знаете, у вашей жены прекрасные волосы, верно?

Стивен. Правда?

Хью. О да. Потрясающие.

Стивен. Что ж, по-моему, они довольно милы. Хотя я никогда не думал, что…

Хью. А вы подумайте, мистер Шустер. Подумайте. Прелестные волосы. Прелестные и, по-моему, светлые.

Стивен. Она шатенка.

Хью. Ммм. Прелестно.

Хью исчезает.

(Кричит где-то за кадром.) Шатенка она!

Хью появляется снова.

Хью. Прелестные, густые, каштановые волосы, да. Скажу вам со всей честностью: лучшие волосы, какие я видел за многие годы.

Стивен. О, спасибо.

Хью. Везучий вы человек, мистер Шустер. Я вам точно говорю — волосы мирового класса.

Стивен. Нельзя ли мне с ней повидаться, доктор?

Хью. Что, ждете не дождетесь, а? Не могу вас за это винить. Конечно, когда человека ожидают где-то впереди такие волосы, разве захочется ему торчать в старом коридоре со сквозняками?

Стивен. Вы совершенно правы.

Хью. Извините.

Хью исчезает.

Пауза.

Хью появляется снова.

Хью. Да, я всегда считал, что каштановые волосы очень, очень украшают женщину… довольно низкорослую.

Стивен. Что ж, вполне вероятно.

Хью. Вероятно?

Стивен. Даже наверное. Но моя жена — женщина очень высокая.

Хью. Ага. Очень высокая, говорите?

Стивен. Очень.

Хью исчезает.

Хью. (за кадром). Очень высокая. Очень высокая, волосы каштановые.

Хью появляется снова.

Да, все правильно. Конечно, высокая. Да. Мне она показалась довольно низкой, но это, разумеется, оттого, что она сейчас лежит. И потому достает мне только до поясницы. Понимаете, с моей точки зрения, жена у вас очень низкая и… очень, такая, широкая. Но, полагаю, дома она все больше стоит, так что вы видите по преимуществу высокую ее сторону.

Стивен. Могу я ее увидеть?

Хью. Нет, не можете.

Стивен. Почему?

Хью. Так вас же стена разделяет, вот эта.

Стивен. Да нет. Могу я войти в палату и увидеть ее?

Хью. Ага. Честно говоря, не советую. Понимаете, пациентки, которым только что удалили гланды, они всегда немного…

Стивен. Какие гланды? Она сюда рожать приехала.

Хью. Извините.

Хью исчезает.

(За кадром). Она сюда рожать приехала, господи боже ты мой!

Хью появляется снова.

Хью. Ну да, рожать. Прелестная мысль. Это ваш первенец?

Стивен. Собственно говоря, да. Хотя мы уже довольно давно старались обзавестись ребенком.

Хью. Да уж, готов поспорить, — при таких-то волосах, тут любой бы расстарался, верно? Ну и как, получилось?

Стивен. Вы о чем?

Хью. О детях. Получилось у вас что-нибудь?

Стивен. Да, в общем, получилось, потому мы сюда и приехали.

Хью. А, ну конечно, конечно.

Стивен. Теперь-то она, наверное, уже родила?

Хью. Кто?

Стивен. Моя жена. К этому времени она уже должна была родить ребенка.

Хью. А, ну да… подождите.

Хью исчезает.

(За кадром). Ну и где он? Ладно, но хоть один-то у нас найдется? Ах, чтоб тебя!

Хью появляется снова.

Хью. Да, родила.

Стивен. Родила! Замечательно! Девочку или мальчика?

Хью. Этого… как его — мальчика.

Стивен. Мальчика! Господи! А можно я на него посмотрю?

Хью. Э-э… уже смотрите, мистер Шустер.

Стивен. Как это?

Хью. Ну как… ваш сын это я. Родился минут этак двадцать назад. Простите, что не представился вам сразу.

Стивен. Вы — мой сын? Что вы такое говорите? Где мой ребенок?

Хью. Так я и есть ваш ребенок, мистер Шустер. К сожалению, я родился со странной болезнью, называется Трампапапампам, вот из-за нее-то я и выгляжу, и разговариваю совсем как взрослый, хотя отроду мне всего-навсего двадцать минут. Очень редкая, но, как ни странно, довольно распространенная болезнь. У Мюриэл Грей[4] точь-в-точь такая же.

Стивен. У Мюриэл Грей?

Хью. Ну да. Только очень опытный врач способен понять, что ей всего лишь полгода.

Стивен. Вы сумасшедший.

Хью. Может быть, мистер Шустер… папа. Но, знаете, в этом, кроме родителей, винить некого.

Стивен. Могу я, наконец, увидеть мою жену?

Хью. Маму-то? Конечно. Наконец-то мы станем настоящей семьей.

Стивен. Заткнитесь.

Стивен. М-да, я всегда говорил — мужьям следует присутствовать при удалении гланд у их жен.

Стихотворение, получившее первый приз

Типичный, в деталях продуманный кабинет школьного учителя. Учитель — Стивен. Выглядит озабоченным. Раздается стук в дверь. Стивен отрывает взгляд от стола.

Стивен. Войдите.

Входит Хью.

Стивен. А, Терри. Входите, входите.

Хью. Спасибо, сэр.

Стивен. Так, хорошо. Вам известно, почему я вас вызвал?

Хью. Вообще-то, нет.

Стивен. Вообще-то, нет? Вообще-то, нет? Ладно, давайте разбираться. Во-первых, разрешите поздравить вас с победой в школьном поэтическом конкурсе.

Хью. Спасибо, сэр.

Стивен. Мистер Капль говорит, что такого зрелого, такого интересного стихотворения он еще ни от одного ученика не получал. Только не сосите большой палец, мой мальчик.

Хью. Я и не сосу, сэр.

Стивен. Нет-нет. Это всего лишь совет общего характера, на будущее.

Хью. О, понятно.

Стивен. Так вот, Терри. Терри, Терри, Теренс. Я прочитал ваше стихотворение, Терри. Не стану утверждать, что я большой знаток поэзии, — я всего лишь преподаватель английской литературы, а не гомосексуалист. Но, должен сказать, оно меня встревожило.

Хью. Правда?

Стивен. Да, встревожило. Вот оно, передо мной, э-э: «Когти чернильных воронов отчаяния прорывают дыры в жопе мирового сознания». Ну скажите, что это за название такое?

Хью. Это название моего стихотворения.

Стивен. «Жопа мирового сознания»? Что это значит? Вас что-то гнетет?

Хью. Видите ли, мне кажется, что в моем стихотворении именно эта проблема и исследуется.

Стивен. Исследуется! Как это она «исследуется»? А, это оно ее исследует. Понятно. «Мошонки грозят ниспровергнуть вопросы цветов» — я не понимаю, в чем дело, мой мальчик? Вы чем-то заболели? Или причина в девушке? Откуда все это?

Хью. Ну, мне трудно объяснить это, сэр, но, по-моему, все нужное уже сказано в самом стихотворении.

Стивен. Да уж, чего в нем только не сказано. «Я жаждал ответов, а получил героина до одури». Ну-ка, Терри. Смотрите мне прямо в глаза. Кто дал вам героин? Вы обязаны сказать мне это: если проблема в героине, нам необходимо что-то предпринять. Не бойтесь, говорите откровенно.

Хью. Никто не давал.

Стивен. Терри. Я вынужден снова задать вам тот же вопрос. Вот здесь написано: «Я жаждал ответов, а получил героина до одури». Вы понимаете, что это подсудное дело? Говорите.

Хью. Сэр, героина мне никто не давал.

Стивен. То есть, ваше стихотворение — ложь, так? Фикция, фантазия? Тогда что с вами происходит?

Хью. Нет, в нем все правда, оно автобиографично.

Стивен. В таком случае, Терри, я вынужден настоять на том, чтобы вы мне ответили. Кто давал вам героин? Кто это был — один из учеников?

Хью. Ну, вообще-то, сэр, это были вы.

Стивен. Я. Я? О чем вы говорите, несчастный, больной мальчик? Это отъявленная, возмутительная наглость. Я никому никакого героина не давал. Как вы смеете?

Хью. Да нет, сэр, это метафора.

Стивен. Метафора? Какая еще метафора?

Хью. Она означает, что я пришел в школу, чтобы учиться, а вместо ответов на мои вопросы получил какой-то хлам.

Стивен. Хлам? Что значит хлам? При составлении учебного плана дирекция школы строго придер…

Хью. Я всего лишь высказал мое мнение.

Стивен. Ах вон оно что? А вот это тоже всего лишь мнение? «Когда время, дроча, повалится на пол, ему ногами вышибут зубы». Время, дроча, валится на пол? Вы просто пытаетесь шокировать читателя или тут присутствует ваш личный опыт, который вы хотели бы со мной обсудить? Время, дроча, валится на пол? Что это?

Хью. Это цитата.

Стивен. Цитата? Из кого? Не из Мильтона и, я совершенно в этом уверен, не из Вордсворта.

Хью. Из Боуи.

Стивен. Из Боуи? Какого еще Боуи?

Хью. Дэвида Боуи.

Стивен. Ага. А вот это тоже из Дэвида Боуи: «Мое тело отвратно, влажный жир каплями пота сочится из потных яиц и заросших грибком ляжек»? Скажите, вы душ принимаете?

Хью. Конечно.

Стивен. Тогда почему ваше тело внушает вам отвращение? Мне оно представляется вполне приемлемым. Я не понимаю, почему вы не пишете стихов о лугах или еще о чем.

Хью. Я ни разу в жизни не видел луга.

Стивен. Пусть так, но воображение, оно-то, по-вашему, для чего дано человеку? «Девушка обнажается в моей голове и перекатывается через меня, чтобы одинокоо заснуть». Вам пятнадцать лет, Терри, что творится в вашей душе?

Хью. Это как раз та…

Стивен. …проблема, которая исследуется в вашем стихотворении, это я уже слышал. Я не могу вас понять, Терри, нет, не могу.

Хью. Но ведь и вы были когда-то молоды.

Стивен. Ну, да, в определенном смысле, был.

Хью. Разве вас не обуревали такие же чувства?

Стивен. Вас интересует, хотелось ли мне когда-либо «поджечь мертвые города разума и смотреть, как пузырится и коробится кожа»? Нет, рад сообщить вам, что не хотелось. Разумеется, время от времени я чувствовал себя несчастным, — теряя альбом для марок или ломая перочинный нож, — но я не описывал мои чувства подобным вот образом и людям написанное не показывал.

Хью. Возможно, вам было бы легче, если бы вы это делали.

Стивен. Ах, «возможно», мой юный Теренс? Надо полагать я всего-навсего один из «несчастных пузырей анального газа, что всплывают и перемигиваются в ванне покойника», так что ли?

Хью. Ну…

Стивен. Ваше молчание уже сказало мне все, что я хотел узнать. Это я и есть. Несчастный пузырь анального газа.

Хью. Просто, именно таким я вижу человека. И мой взгляд имеет свою ценность.

Стивен. Ценность? Ценность? Мы не о стоимости банкноты говорим. Мы говорим о том, что вы обзываете вашего учителя несчастным пузырем анального газа.

Хью. Так ведь и я ровно такой же.

Стивен. А, ну прекрасно. Если все мы «несчастные пузыри анального газа, что всплывают и перемигиваются в ванне покойника», тогда никаких проблем у нас, разумеется, нет. Я только не советовал бы вам сообщать об этом вашим родителям. Если это поэзия, то стена любого английского сортира — сборник стихов. Непонятно только, что в таком случае представляет собой «Оксфордская поэтическая антология».

Хью. Наверное, туалетную бумагу.

Стивен. Вам самому-то это высказывание кажется умным?

Хью. Не знаю.

Стивен. Полагаю, это еще она цитата из Дерека Боуи — я угадал? Нет, я ничего больше не понимаю, ничего.

Хью. Это не страшно, сэр. Возможно, вы просто немного разочаровались в жизни, уж больно унылая у вас работа.

Стивен. Да, разочаровался. И работа у меня унылая. Очень. Меня терзают сомнения и разъедает страх.

Хью. А вы запишите это.

Стивен. Как?

Хью. Запишите, перенесите из души на бумагу. «Меня терзают сомнения и разъедает страх».

Стивен. Да, да… думаете, поможет? «Меня терзают сомнения и разъедает страх. Я брошен в пенную слизь… э-э…».

Хью. Ненависти?

Стивен. Неплохо, неплохо. А как насчет «потного отвращения»?

Хью. Гораздо лучше. Вы прирожденный поэт.

Хью выскальзывает из кабинета.

Стивен. «…брошен в пенную слизь потного отвращения. Сопливые струи похоти пробивают кишки моих устремлений. Наденьте, майор Том, ваши красные сапоги и пусть неудачник плачет… и т. д…»

Затемнение.

Строгий отец

Стивен, директор школы, сидит за письменным столом. Входит Хью и с ним маленький мальчик, Майкл.

Стивен. О, доброе утро, Майкл. Доброе утро, мистер Клевет.

Хью. Если не возражаете, давайте обойдемся без «добрых утр». У меня нет на них времени.

Стивен. Как вам будет угодно. Полагаю, вы хотите обсудить со мной что-то?

Хью. Думаю, вы знаете, зачем я пришел.

Стивен. Нет, я так не думаю.

Хью. (Майклу) Скажи ему.

Майкл смущенно мнется.

Стивен. Что он должен мне сказать?

Хью. Скажи ему то, что сказал вчера вечером матери.

Майкл. Половые сношения нередко становятся причиной беременности взрослых самок.

Стивен. Да?

Хью. Вы слышали, что он сказал?

Стивен. Да?

Хью. Ну так вот, я желаю получить объяснения, если они вас не затруднят.

Стивен. Объяснения чего?

Хью. Объяснения того, как получилось, что мой сын позволяет себе выражаться подобным образом в присутствии своей матери.

Стивен. О, я полагаю, он просто пересказывал то, что узнал на уроке биологии, верно, Майкл?

Майкл. Да, сэр.

Стивен. Ну вот, так я и думал. От мистера Хента. Рад, что у вас такая хорошая память, Майкл.

Майкл. Спасибо, сэр.

Хью. Ну знаете ли, такого я и вправду не ожидал.

Стивен. Какого?

Хью. Я и представить себе не мог, что вы столь беспардонно признаетесь в этом.

Стивен. В чем именно?

Хью. Я пришел к вам с жалобой на то, что моему сыну приходится выслушивать на вашей спортивной площадке вульгарные разговорчики. А теперь с изумлением узнаю, что его обучают этой гадости на уроках биологии. Да что у вас тут творится?

Стивен. Мы стараемся научить вашего сына…

Хью. Ах вот оно что? Стараетесь научить?

Стивен. Да.

Хью. Чему? Как вгонять в краску родителей? Как накачиваться героином?

Стивен. Уверяю вас, мистер Клевет, мы отнюдь не имеем намерений…

Хью. И вы именуете себя школой?

Стивен. Ну, строго говоря, себя я школой не именую, нет.

Хью. Стыдитесь! Забивать голову парнишки подобной мерзостью. Ну так позвольте вам кое-что рассказать. О реальном мире. Вы существуете для того, чтобы предоставлять определенную услугу.

Стивен. Совершенно верно.

Хью. Совершенно верно, да. Так вот, услуга, которую вы предоставляете, мне нисколько не нравится.

Стивен. Вы предпочли бы, чтобы Майкл не посещал уроков биологии?

Хью. Разумеется, предпочел бы, раз мне приходится после них выслушивать подобного рода ложь за собственным обеденным столом.

Стивен. Но это не ложь, мистер Клевет.

Хью. Да что вы? Значит, по-вашему, беременность возникает в результате половых сношений?

Стивен. Да?

Хью. Господи, спаси и помилуй. И вы с этим согласны?

Стивен. Разумеется. Это же правда.

Хью. Правда, чтоб я сдох. Это не более, чем отвратительный слух, распущенный молодыми стилягами тридцатилетней давности.

Стивен. Молодыми, но при этом тридцатилетней давности?

Хью. Я говорю о шестидесятых годах, черт побери. Тогда-то все и это и появилось. В том числе и люди, подобные вам.

Стивен. Мистер Клевет, половое размножение является частью курса биологии уже многие, многие годы.

Хью. Плевал я на ваши дурацкие курсы. Что толку от ваших курсов там!

Стивен. Где?

Хью. Вон там!

Стивен. Там улица.

Хью. Это не улица, а джунгли, вот что это такое!

Стивен. Ну хорошо, так что же, на ваш взгляд, нам следует преподавать вашему сыну, мистер Клевет?

Хью. На мой взгляд… на мой взгляд, вы должны преподавать ему ценности, мистер…

Стивен. Казилингва.

Хью. Казилингва. Ценности. Уважение к ним. И к нормам морали. Вот для чего вы существуете. А не для того, чтобы отравлять сознание моего сына распутными разговорчиками.

Стивен. А Майкл — действительно ваш сын, мистер Клевет?

Хью. Разумеется.

Стивен. В таком случае, можно с уверенностью предположить, что в какой-то момент вашей жизни вы и ваша жена вступали в половые сношения, не так ли?

Хью. (Пауза.) Ну все. (Начинает стягивать с себя пиджак.) С меня хватит. Придется мне самому втемяшить вам в голову пару простых истин.

Стивен. Вы что же, бить меня собираетесь?

Хью. Еще как, черт возьми, собираюсь. Я стою на своем и стоять буду.

Стивен. Тогда, с вашего разрешения, можно, я тоже встану? (Поднимается на ноги.).

Хью. Вести такие разговоры в присутствии мальчика. Позорище.

Стивен. Мистер Клевет, позвольте задать вам вопрос. Как может Майкл приходиться вам сыном, если вы никогда не вступали в половые сношения?

Хью. Майкл…

Стивен. Да?

Хью. Майкл появился на свет нормальным путем.

Стивен. Нормальным путем?

Хью. Да.

Стивен. И какой же, по вашему мнению, путь является нормальным для возникновения сына?

Хью. Если вы пытаетесь втянуть меня в распутный разговорчик…

Стивен. Нисколько.

Хью. Для того, чтобы получить сына нормальным путем надо… сначала жениться.

Стивен. Да?

Хью. Купить дом, вселиться в него.

Стивен. Да.

Хью. Обзавестись приличной мебелью и прочим, а потом… немного подождать.

Стивен. Ага.

Хью. И еще важно правильно питаться. Трехразовое горячее питание, каждый день.

Стивен. То есть Майкл просто как-то так взял, да и появился, правильно?

Хью. Э-э… собственно, это случилось уже не один год назад, но, по-моему, именно так все и было — взял, да и появился.

Стивен. И вы с женой ни разу в какие-либо интимные половые отношения не вступали?

Хью. Да-да, как ни трудно вам в это поверить, не так ли? Но, к вашему сведению, в мире еще остались люди, способные произвести на свет сына, не прибегая к марихуане и подачкам правительства.

Стивен. М-да, я просто и не знаю, что вам сказать.

Хью. Да уж откуда вам знать — не каждый же день к вам является потребитель, желающий отстоять свои законные права, верно?

Стивен. Права подобного рода — нет, не каждый.

Хью. Да, ну что же. В таком случае, добро пожаловать в суровый мир рыночных отношений, мистер Казилингва.

Стивен. Спасибо. Так чего же вы, все-таки, от меня хотите?

Хью. А разве это не очевидно? Если я прихожу в универмаг и говорю, что меня не устраивает, ну, скажем, купленный у них джемпер, они его заменяют. Причем, с радостью.

Стивен. Вы хотите получить другого сына?

Хью. Конечно, хочу. Мой-то теперь испорчен.

Стивен. М-да, боюсь запасных сыновей у нас в настоящее время не имеется.

Хью. А что у вас имеется — но только чтоб равноценное?

Стивен. Э-э — есть саранча, в лаборатории биологии.

Хью. Саранча, хм. А можете вы гарантировать, что эта ваша саранча не будет во время обеда вгонять миссис Клевет в краску непристойными разговорами?

Стивен. Думаю, что это я вам обещать могу.

Хью. Что ж, и на том спасибо. Сколько ее у вас там?

Стивен. Две особи… пока что.

Хью. Что значит «пока что»?

Стивен. Видите ли, эти двое только что поженились, купили себе клетку, немного мебели и перешли на ежедневное трехразовое питание.

Хью. Горячее?

Стивен. Тепловатое.

Хью. Так миссис Клевет может еще и бабушкой стать?

Стивен. Весьма вероятно.

Хью. (Довольный.) Ей понравится.

Сегодня у нас в гостях…

Хью — молодой и на редкость миловидный ведущий молодой и на редкость поганой телевизионной программы Четвертого канала — сидит за столом.

Хью. (Говоря о только что закончившейся сценке) Что и говорить, это было классно. Итак, мой следующий гость написал свой первый роман еще в 1972-м, в год облегающих клешей, Сьюзи Кватро, группы «Глиттер-бэнд» и прочей муры. С тех пор он все пишет, пишет, и скоро выходит в свет его новый роман. Это культовый, в своем, разумеется, роде малый — Саппоро, палочки для сашими и все такое прочее — поэтому давайте скажем большое «здрасьте!» Ричарду Морли!

Под нелепо стремительную музыку входит немного нервничающий, серьезный Стивен. Хью хватает его за руку и смешно выкручивает ее во все стороны сразу.

Итак, Ричард, добро пожаловать, присаживайтесь и начинайте грузить нас вашими словесами.

Эта странноватая шуточка явно смущает Стивена.

Хью. Ну-с, скажите, этот роман — как он называется?

Стивен. Роман, который я только что завершил, называется «Император омерзения».

Хью. «Император омерзения». Немного тяжеловатое название, вы не находите?

Стивен. Тяжеловатое?

Хью. Про что он?

Стивен. А вы его не читали?

Хью. Нет, это вопрос для наших зрителей, понимаете? Они-то уж точно ничего не читали. Ваш роман появится в магазинах только завтра. Где ж им было его прочитать!!!

Хлопает Стивена по плечу.

Стивен. А, понятно. Видите ли, пересказать его сюжет затруднительно, поскольку он довольно сложен.

Хью. Наверняка какая-нибудь заумь. А где все происходит?

Стивен. Происходит? Ну, действие романа разворачивается на протяжении нескольких столетий и в самых разных…

Хью. А скажите, вы пользуетесь компьютером? Понимаете, что мне всегда хотелось узнать о писателях, так это как они пишут. Карандашом, ручкой, на пишущей машинке? Ну и так далее.

Стивен. Ну, в общем, да, компьютером я пользуюсь. Раньше пользовался пишущей машинкой, однако…

Хью. Ладно, а сколько романов вы, собственно говоря, опубликовали?

Стивен. «Император омерзения» будет седьмым.

Хью. Седьмым? То есть, выходит, вы к этому делу относитесь довольно серьезно, так?

Стивен. Да, да, конечно. Я отношусь к нему очень серьезно. Понимаете, это моя работа. Моя жизнь.

Хью. Верно. Верно. Ну да. А скажите, откуда вы берете своих персонажей? Из жизни?

Стивен. Ну, как правило, они представляют собой своего рода сплав, понимаете?

Хью. Так, может, вы и меня в какую-нибудь книжку вставите?

Стивен. Что ж, полагаю, это вполне возможно.

Хью. (Потрясенный) Да?

Стивен. Да. Вы представляетесь мне самым отталкивающим и пустоголовым человеком, из всех когда-либо мною встреченных. А для романиста это материал, во многих отношениях, идеальный.

Хью хохочет, показывая всем своим видом: «ну не чувак, а полный блеск, верно?».

Стивен. Не вижу тут ничего смешного. Я нахожу вас безмозглым, пресным и ни на что не годным.

Хью. (Продолжая смеяться) Нет, серьезно, Ричард, а что за…

Стивен. Я серьезно и говорю: вы — омерзительный шматок слюны. И кто, черт возьми, сказал вам, что вы вправе называть меня Ричардом? Вы уже много лет как гниете в аду и даже понятия об это не имеете, не так ли?

Хью. Последняя из написанных вами книг…

Стивен. Последняя из написанных вами книг! Да вы и знаете-то о последней из написанных мной книг только то, что услышали от слабоумного ассистента, которого ко мне присылали. Ваша голова до того забита кашеобразной околесицей, елейным ханжеством и наглым невежеством, что в ней ни для одной мыслишки и места уже не осталось.

Хью. Блестяще!

Стивен. Ах вот как, «блестяще»? Полагаю, у вас это называется «настоящим телевидением»? Думаете, зрители, затаив дыхание, следят за вашими якобы опасными наскоками на людей? Да вы ничем не опаснее «сникерса».

Хью состраивает рожу в камеру.

Стивен. Посмотрели бы вы на себя — сидите здесь как… как сальный, самодовольный… сальный, самодовольный… (Полностью выходит из образа и говорит кому-то стоящему за камерой) Простите, дальше я забыл, «сальный, самодовольный…».

Хью. (Также обращаясь к кому-то стоящему за камерой) Винс, у нас через десять минут живой эфир, я думал, он свой текст знает. В чем дело?

Стивен. Простите, я немного нервничаю.

Хью. (Подсказывает) «сальный, самодовольный невежа, только что получивший…».

Стивен. (Принимая подсказку) Ах да, сальный, самодовольный невежа, только что получивший премию Телеакадемии. Вы хоть представляете себе, насколько унизительны и губительны для человеческого духа такие, как вы.

Хью. Отлично, после этого я спрашиваю, где будет продаваться ваша книга, сколько она стоит и мы закругляемся.

Стивен. Хорошо.

Хью. Затем я немного поболтаю, «тра-ля-ля» и трах-бах — музыка. А потом… что у нас потом?

Доктор Табак

Приемная врача — да, я понимаю, но, боюсь, мы попали именно в нее.

Стивен прослушивает грудь Хью.

Стивен. Скажите «девяносто девять».

Хью. Девяносто девять.

Стивен. Хорошо. Скажите «спасибо».

Хью. Спасибо.

Стивен. Скажите «груди».

Хью. Груди.

Стивен. Скажите «Р».

Хью. Р.

Стивен. Хорошо.

Хью. Хорошо.

Стивен. Ну что же, если хотите, можете надеть рубашку, мистер Пеппердин.

Хью. Все в порядке?

Стивен. Могу вас успокоить, ничего серьезного у вас нет. Так вы говорите, что вам бывает трудно дышать по ночам?

Хью. Да.

Стивен. Мокрота при этом выделяется?

Хью. Э-э, в общем-то, нет.

Стивен. Какая-нибудь слизь, зеленая или желтая… кровь?

Хью. Нет.

Стивен. Ощущение тяжести в груди?

Хью. Ну, небольшое — возможно.

Стивен. Головная боль?

Хью. Это если не считать детей? Пожалуй, нет.

Оба вяло усмехаются.

Стивен. Хорошо. В таком случае, вам следует принимать вот это — по одной двадцать раз в день. Вы их когда-нибудь пробовали?

Достает из ящика стола сигарету без фильтра.

Хью. Э-э… а что это?

Стивен. Простой одноокисный мышьяково-никотинальный препарат для закопчения бронхов.

Хью. Закопчения?

Стивен. Да, вы поджигаете эту штуку с одного конца и дышите через нее.

Хью. То есть, это как с сигаретой?

Стивен. А, так вы с ними знакомы? Да, правильно, в это трудновато поверить, но перед вами средство, основу которого составляет своего рода трава.

Хью. Ага, травяные сигареты.

Стивен. Совершенно верно. Насколько я знаю, листы этой травы были изначально завезены с американского континента, а называется она табаком.

Хью. Только у этой он пропитан лекарством.

Стивен. Лекарством? Нет.

Хью. То есть, это обычные сигареты?

Стивен. Именно так.

Хью. Но они же страшно вредные, разве нет?

Стивен. Если бы они были страшно вредны, я вряд ли стал бы их вам прописывать.

Хью. По двадцать штук в день?

Стивен. Именно, хотя, в идеале, вам следовало бы постепенно перейти на тридцать-сорок.

Хью. Да, но сигареты приводят к раку легких, бронхиту, эмфиземе.

Стивен. С чего вы это взяли?

Хью. Все так говорят.

Стивен. Послушайте, вы врач?

Хью. Нет, но это же очевидный факт, верно?

Стивен. О чем вы, собственно, говорите? «Очевидный факт». Вы не знали бы даже того, в чем состоит функция ваших легких, если бы врач не рассказал вам о ней. Человечеству потребовались тысячи лет, чтобы выяснить, зачем нужно сердце, что такое кровеносная система, чем занимаются почки, а вы, прочитав в журнальчиках несколько жалких статеек, пытаетесь уверить меня, что знаете о человеческом теле больше вашего врача?

Хью. Да нет, но… это же неестественно, так?

Стивен. Это совершенно естественное растение.

Хью. Нет, я о другом — когда вы его поджигаете и вдыхаете дым…

Стивен. И это намного естественнее торта безе или нейлоновых носков.

Хью. Так ведь нейлоновых носков никто не вдыхает. Я, во всяком случае, не вдыхаю.

Стивен. Вы носите их прямо на голой коже.

Хью. Нет, но не можете же вы всерьез рекомендовать мне сигареты.

Стивен. Да почему не могу-то, черт побери? Немного травяного дыма, чтобы расслабить легкие, снять напряжение и прочистить голову. Более чем разумная рекомендация.

Хью. А следом вы, наверное, скажете, что и в холестерине нет ничего плохого.

Стивен. А что такое холестерин?

Хью. Это… ну, вы же знаете…

Стивен. Я-то отлично знаю, что это такое, а вот вы, полагаю, услышали о нем всего пару лет назад. Да не будь на свете холестерина, вы бы давно уже померли.

Хью. Да, но, когда его слишком много, это же вредно.

Стивен. Ну, разумеется, слишком много это вредно, да только ваше «слишком много» ни о чем кроме отъявленного невежества не говорит. Если вы выпьете слишком много воды, вам ведь тоже хорошо не будет, так? Слова «слишком много» означают «чрезмерное количество» и ничего иного. Решитесь ли вы сказать: «слишком много воды это полезно»? Слишком много оно и есть слишком много. Слишком много чего бы то ни было означает, что его слишком много. Это же очевидно. Господи.

Хью. Да, но я думал, что по общему мнению хорошо информированных медиков…

Стивен. Вы думали, вы думали. Ничего вы не думали. Сигареты — целебное, естественное и эффективное средство.

Хью. Если не возражаете, я бы, пожалуй, выслушал еще одно квалифицированное мнение.

Стивен. Имеете полное право.

Хью. Конечно.

Стивен. (Помолчав) Еще одно мое квалифицированное мнение таково: сигареты, кроме всего прочего, дешевы, питательны и стильны.

Хью. Правда?

Стивен. И если вас интересует третье мое квалифицированное мнение, они также полезны для нервов, безвредны и сексуальны.

Хью. Ладно, должен признать, вы меня почти убедили.

Стивен. Ну и прекрасно. Итак, по двадцать штук в день, увеличивая дозу каждую неделю.

Хью. И тяжесть в груди?…

Стивен. Исчезнет полностью.

Хью. Поразительно. Хотя вам виднее, вы же врач.

Стивен. Как?

Хью. Вы врач.

Стивен. Кто это вам сказал?

Хью. Ну, так ведь… вы и сказали.

Стивен. Господи, какое же вы, все-таки, жалкое, трогательное существо, верно?

Хью. Э-э…

Стивен. Я — владелец табачного магазина. Разве это не очевидно?

Хью. А…

Стивен. Ну да, это место больше походит на кабинет врача, чем на табачную лавку.

Хью. Но зачем же вы?…

Стивен. Зачем? Да затем, что идиоты, подобные вам, как раз на такие штуки и клюют. По этой же самой причине продавцы косметики облачаются в белые халаты — просто-напросто, недоумки вроде вас полагают, что название швейцарской фирмы и нечто, именуемое «уходом за кожей» принесут им больше пользы, чем тюбик кольдкрема, который вам, в конце концов, и всучат. Вы — легковерный олух, мистер Пеппердин. Стетоскоп и самоуверенные манеры еще не делают из меня врача. Я — надувала, а вы — болван.

Хью. Так, все-таки, врач вы или не врач?

Стивен. Все может быть. А вы что об этом думаете?

Хью. Вам действительно хочется узнать, что я думаю?

Стивен. Был бы этому очень рад.

Хью. Я думаю, что ты взял неплохую идею и перемудрил, разрабатывая ее. И то, что начиналось, как любопытная и занятная демонстрация нашей падкости до общепринятых мнений, выродилось в нечто смутное, плохо продуманное и бессвязное. В общем, я думаю, что пора эту сценку заканчивать.

Стивен. Да? А я думаю, что ты полный…

Затемнение.

Припоминая реплики

На экране Хью и Стивен.

Хью. Теперь мы хотели бы сыграть для вас сценку, которая носит очень простое название: «Джек Ворюгинг обходит магазины в самом центре Нориджа».

Стивен. Вот именно.

Расходятся по разные стороны декорации, затем направляются навстречу друг другу. И, сойдясь, узнают один другого.

Джек! Джек Ворюгинг! Как поживаешь?

Хью. Невилл! Нормально, нормально. А как ты?

Стивен. Не жалуюсь. Чем нынче занимаешься?

Хью. Да так, то тем, то этим.

Стивен. Ну правильно. Правильно. Ладно, а как Мери?

Хью приобретает недоумевающий вид.

Стивен вполголоса:

Мы с Мери развелись.

Хью. Мы с Мери развелись.

Стивен. Развелись? Печально слышать, Джек. И когда же?

Вид у Хью снова недоумевающий.

И когда же?

Хью. Пару дней назад.

Стивен. (Вполголоса) Лет.

Хью. Пардон?

Стивен. (Вполголоса) Вы развелись пару лет назад.

Хью. Пару лет назад. Не дней, Невилл, как я полагал поначалу, но лет.

Стивен. Да, ужасная новость, Джек, ужасная. И от кого же исходила инициатива, если ты не против моего вопроса?

У Хью снова недоумевающий вид.

Хью. Что?

Стивен. Развод. По чьей инициативе он произошел — твоей или Мери? (Вполголоса). По моей.

Хью. По моей.

Стивен. По твоей?

Хью. По твоей?

Стивен. По моей.

Хью. По моей.

Стивен. Значит, инициатива исходила от тебя?

Хью. Значит, инициатива исходила от тебя?

Стивен. Понятно. И как приняла случившееся Мери?

Хью в очередной раз выглядит недоумевающим. Стивен начинает злиться.

(Лишь наполовину вполголоса) Поначалу не так уж и плохо.

Хью. Поначалу не так уж и плохо.

Стивен. (Лишь наполовину вполголоса) Но сейчас она, по-моему, очень подавлена.

Хью. Но сейчас она, по-моему, очень подавлена.

Стивен. А ты?

Хью. Эмм… подожди, не подсказывай.

Стивен. У тебя случился нервный срыв.

Хью. Ах, да, у меня случился нервный срыв, потом удар, а, придя в себя, я обнаружил, что полностью потерял голос.

Стивен. Память!

Хью. Память, полностью потерял память…

Пауза.

Стивен. (Негромко) И теперь я ничего не могу вспомнить о…

Хью. (Негромко) Да знаю я, знаю, я просто выдерживал паузу. (Громко) И теперь я ничего не могу вспомнить о той поре моей жизни.

Стивен. Ужасно, ужасно. Так что же, Мери изменяла тебе в то время?

Хью. Ну…

Стивен. (Шепотом) Я забыл.

Хью. (Шепотом) Я тоже.

Стивен. Нет, ты забыл.

Хью. А, понял. Я забыл. Может и изменяла, но я просто не могу… э-э… вздрючить?

Стивен. (Шипит) Да нет же, вспомнить!

Хью. Стремнуть. Я…

Стивен. (Уходя прочь) Козел!

Хью. Я козел. Козел, это верно…

Смущенно смотрит в спину уходящему Стивену.

…верно, ну, ладно, Невилл, всего тебе доброго. Приятно было встретить тебя после стольких… э…

Стивен. (Орет) Лет!

Хью. Да, правильно. Лет!

Нищий

Хью — нищий. Чахлая бороденка, старый дождевик — вид самый жалкий. На земле перед ним лежит матерчатая кепка, а сам он играет на губной гармошке. Мимо проходит одетый, как плутократ, Стивен. Он изумленно останавливается и пристально вглядывается в Хью. Тот начинает чувствовать себя не совсем уютно.

Стивен. Что, черт побери, вы делаете? Что вы делаете?

Хью. Вы это о чем?

Стивен. Зачем здесь кепка?

Хью. Ну, для денег.

Стивен. Денег? Каких еще денег? Я спрашиваю, чем вы тут занимаетесь?

Хью. Исполняю музыку, разве не слышите?

Стивен. Исполняете? Исполняете? Вы исполняете? Что значит, исполняете?

Хью. Играю на губной гармошке, а мне за это деньги дают.

Стивен. Деньги? Вам дают деньги? За игру на губной гармошке? Вам дают деньги за такую игру? Нет, правда? Вам за нее платят?

Хью. Некоторые платят. Кому от этого плохо?

Стивен. Кому плохо? Он говорит: кому от этого плохо. Люди готовы отдавать ему деньги за то, что он торчит посреди улицы и слюнявит губную гармошку? Невероятно.

Хью. Знаете, если вам не нравится, вы вовсе не обязаны слушать или подавать мне.

Стивен. Не нравится? А как это может нравится? Это омерзительно. Самые гнусные и жалкие звуки, какие я когда-либо слышал. И за них вам дают деньги?

Хью. Ну, и еще по доброте душевной, верно? Люди просто проявляют доброту.

Стивен. Ах они доброту проявляют, вот оно как? Знаете что, если бы они захотели проявить к вам доброту, им следовало бы просто пустить вам пулю в лоб. Вот это я называл бы проявлением доброты. Избавлением вашей особы от всех страданий.

Хью. Так я и не страдаю. Мне моя жизнь по душе. Люди временами встречаются очень славные.

Стивен. Не страдаю? Он не страдает! Как же вы можете не страдать, вы только посмотрите на себя — одеты в лохмотья, пахнете отвратительно, — да что у вас может быть, кроме страданий?

Хью. Знаете, вы какой-то уж очень грубый.

Стивен. Разумеется, знаю. Полагаете, я этого не заметил? Да, я груб, и даже очень груб, особенно с дурно пахнущими, убогими нищебродами, которые из рук вон плохо играют на губной гармошке.

Хью. Слушайте, в нашем с вами распоряжении целая планета, так почему бы вам не позволить мне просто жить?

Стивен. Целая планета? «В нашем с вами распоряжении»? О чем вы говорите? Планета, на которой живу я, наполнена ресторанами, скоростными машинами, крупными финансовыми потоками, отдыхом на Барбадосе и тонкими винами. А ваша планета полна бутылок из-под дешевого пойла, воющих губных гармошек, вони и грязных ночлежек. Это совсем другая планета. Как вы смеете даже предполагать, будто она — та же самая?

Хью. Считайте их разными, если хотите, но это все та же планета. И одна без другой существовать не может.

Стивен. О чем вы говорите — «не может»? О чем? Вы хотите сказать, что я завишу от вас?

Хью. Конечно зависите. Все ваше богатство выстроено на гниющей груде моей нищеты — в один прекрасный день эта груда просто рассыплется и вы рухнете вместе с ней.

Стивен. На гниющей груде? Вы спятили? Это же коммунистические разговорчики. Вы коммунист? Хотите, чтобы я полисмена позвал?

Хью. Быть коммунистом — не преступление. К тому же я не коммунист.

Стивен. Не преступление? Не преступление? Да вы вконец обезумели, не преступление. Нынче 1988 год и, разумеется, это преступление. Коммунисты — враги демократии, преступники, все до единого.

Хью. А чего такого уж хорошего в вашей демократии?

Стивен. Что хорошего в демократии? Он спрашивает, что хорошего в демократии? Демократия — это свобода речи, мысли и верований, вот что в ней хорошего, убогая вы кучка смрада. А теперь, убирайтесь с моей дороги, пока я вас огнем не пожег. Найдите работу, приведите себя в порядок. Я чувству себя просто униженным, когда натыкаюсь на груду мусора, которая еще и на гармошке играет.

Стивен поворачивается и уходит.

Хью. (снимает за его спиной бороду) Подождите!

Стивен. Подождать? Это чего же?

Хью. (Указывая пальцем прямо в камеру) Видите это?

Стивен. Что? Что я должен увидеть? И куда подевалась ваша борода, что вообще с вами такое? Совсем с ума сошли? Ну, что я должен увидеть?

Хью. (Со смехом) Так вы меня не узнаете?

Стивен. Вас? Нет, не узнаю. Разумеется, не узнаю, с какой стати?

Хью. Вы когда-нибудь смотрели телепрограмму «На улицах с Бибби»?

Стивен. «На улицах с Бибби»? А, ту, что снимается скрытой камерой?

(Вдруг приходя в ужас) Боже мой, но вы ведь не Роберт Бибби, правда?

Хью. (Снова опускаясь на тротуар). Нет, но мог бы им быть.

Немного поговорили

Хью. Папа?

Стивен. Да?

Хью. Я вот тут думал.

Стивен. Да, конечно.

Хью. Помнишь, как ты сказал, что мама ушла, чтобы жить с Иисусом?

Стивен. Да?

Хью. Ну так я думаю, что это неправда.

Стивен. О?

Хью. Да. Потому что я видел ее вчера вечером.

Стивен. Неужели?

Хью. Да. В супермаркете. И с ней был мужчина, совсем не похожий на Иисуса.

Стивен. (Откладывая газету) Послушай, Джереми, думаю, настало время для того, чтобы мы с тобой немного поговорили.

Хью. А разве мы сейчас не разговариваем?

Стивен. Ну, в общем, да, разговариваем, конечно. Тут ты прав. Хорошо. Сколько тебе сейчас лет, Джереми?

Хью. Тридцать один год.

Стивен. Тридцать один год, надо же. А сколько лет тебе было, когда я сказал, что мамочка ушла, чтобы жить с Иисусом, а?

Хью. Двадцать семь.

Стивен. Да, подумать только, как много мы уже прожили. Двадцать семь. Как время-то летит, верно? Силы небесные! Ну, стало быть, так. Когда я сказал тебе те слова, я немного приврал.

Хью. О.

Стивен. Да.

Хью. Ты сказал ложь?

Стивен. Чтобы избавить тебя от лишних страданий, сынок. Понимаешь, мамочка вовсе не ушла от нас, чтобы жить с Иисусом.

Хью. Как я уже догадался.

Стивен. Как ты уже догадался. На самом деле, мамочка умерла.

Хью. Умерла?

Стивен. Да. Она умерла.

Хью. Но я же видел ее в супермаркете.

Стивен. Нет, ты видел какую-то другую женщину, немного похожую на нее.

Хью. О.

Стивен. Рано или поздно ты должен был об этом узнать.

Хью. А как… как умерла мамочка?

Стивен. Это история довольно грустная, но тебе следует знать и ее.

Хью. Да?

Стивен. Я убил ее.

Хью. Ты ее убил?

Стивен. Да.

Хью. А почему?

Стивен. Почему? Потому что она трахалась со всем, что носит штаны.

Хью. О.

Стивен. (Снова берясь за газету) Ты все понял?

Хью. Да, папочка.

Унитазы

Стивен. Унитазы. Вы можете любить их, можете ненавидеть. Но они никуда не денутся. Мы пользуемся ими, мы расточаем им нашу любовь и заботу: чистим их, полируем, некоторые из нас проводят в них половину жизни. Мы читаем специальные, посвященные унитазам журналы, тратим деньги на последние модели, снабженные кондиционерами, стерео и двухскоростными дворниками. Кое-кто даже участвует на них в гонках…

Хью. (Шепотом) Автомобили.

Стивен. Что?

Хью. Ты говоришь не об унитазах, а об автомобилях.

Стивен. (Заглядывая в текст) Ах да. Автомобили. Многое ли мы о них знаем? Мы садимся на них раз в день, веря, что они надежно, чисто и эффективно устранят отходы нашей жизнедеятельности. И не важно, из чего они сделаны — из фарфора, пластмассы или стекловолокна, — снабжены ли рычажком или кнопкой слива, — мы все равно ожидаем, что они…

Хью. Унитазы. Ты говоришь об унитазах.

Стивен. Ах да.

Хью. Тьфу!

Стивен. Происхождение современного унитаза было достаточно скромным. В 1793 году Иоганн Крелл из Лейпцига сконструировал первый простой металлический короб, для охлаждения которого до трех градусов по Цельсию использовался инертный газ. Первые же поддоны для воды и контейнеры для овощей начали появляться в унитазах в…

Хью. Холодильники. Ты говоришь о холодильниках.

Стивен. Ах да. Холодильники. Вы можете любить их, но игнорировать их вам не удастся. Все только о них и говорят. При любой покупке или продаже недвижимости вы рано или поздно, но столкнетесь с холодильником. Их комиссионные образуют существенную статью ваших семейных расходов…

Хью. Агенты по продаже недвижимости. Ты говоришь об агентах по продаже недвижимости.

Стивен. Агенты по продаже недвижимости. Жить с ними нельзя и без них тоже. Впервые эти гнусные, гнилостные нарывы на теле общества появились году примерно в 1894-м. В ту пору эти агенты, с их позвякивающими ключами, тошнотворными костюмами, непристойными бородами, усами и темными очками, таскались по всей стране, сея смятение и ужас. Если вы пробуете убивать их, вас сажают в тюрьму, если пробуете поговорить с ними, вас начинает рвать. На свете существует только одна вещь, которая хуже агента по продаже недвижимости, однако ее, по крайней мере, можно вскрыть, дренировать и хирургически почистить. Агенты по продаже недвижимости. Вы можете любить их, можете ненавидеть, но если вы не ненавидите их, вы попросту слабоумный.

Хью. Да, так лучше.

Информация

Стивен сидит за столом с табличкой «Информация». Входит Хью.

Хью. Доброе утро.

Стивен. Доброе утро.

Хью. Доброе утро.

Стивен. Разумеется. Могу я что-то сделать для вас?

Хью. Можете. Поцелуйте меня в задницу.

Стивен. Нет, я имел в виду — чем я могу быть полезен?

Хью. А. Мне нужна кое-какая информация.

Стивен. Так.

Хью. Ну?

Стивен. Что «ну»?

Хью. Мне нужна кое-какая информация.

Стивен. Ага. И какую же вы предпочитаете?

Хью. Ну, не знаю. А какая у вас есть?

Стивен. Прошу прощения?

Хью. Какой информацией вы располагаете?

Стивен. О, самой разной.

Хью. Например?

Стивен. Например… значением среднего веса кролика.

Хью. Вот уж чего не знал.

Стивен. Чего?

Хью. Того, что у кроликов имеется средний вес.

Стивен. О да, имеется.

Хью. А другая какая-нибудь есть?

Стивен. Конечно. Но, видите ли, чтобы получить ее, вам придется задавать мне вопросы.

Хью. А вы будете сообщать мне ответы…?

Стивен. Совершенно верно.

Хью. …если я буду задавать вам вопросы. Понятно. Как звали…

Стивен. Да?

Хью. Как звали учителя географии нашей школы?

Стивен. Боюсь, это вопрос не из тех, на которые…

Хью. Ага-а.

Стивен. Черт. Ладно. Его звали Колин Капль.

Хью. Верно.

Стивен. Каплик. Такое вы ему дали прозвище.

Хью. Каплик. Господи, какие воспоминания. Был у нас в классе один чувак… черт, забыл его имя…

Стивен. Адамс, Аттершам, Беннет, Коннор, Фредерикс, Хадсон…

Хью. Хадсон! Точно, точно. Нед Хадсон. Это было что-то! Он из старины Каплика просто кишки выматывал. Знаете, что он делал?

Стивен. Знаю.

Хью. А. Господи. Интересно, что с ним стало?

Стивен. Женился на девушке по имени Сьюзен Стёрт, теперь они живут в Фентоне, неподалеку от Вустера.

Хью. Вот ее я, по-моему, не знал.

Стивен. Знали-знали. Четвертого июля 1972 года вы ехали с ней на автобусе номер двадцать девять по Гарболдишем-роуд, и она рассказывала вам о группе «Бэй Сити Роллерс». Вы были влюблены в нее до следующей среды.

Хью. Хм. А у вас и впрямь куча всякой информации, верно?

Стивен. Мы стараемся служить людям. Что-нибудь еще?

Хью. Да, пожалуйста. Можете вы сказать мне…

Стивен. Да?

Хью. Можете вы сказать мне, как стать счастливым?

Стивен. Как стать счастливым?

Хью. Как стать счастливым.

Стивен. Мне неприятно говорить вам об этом, однако доступ к данной информации ограничен.

Хью. А. Но она у вас имеется?

Стивен. О да.

Хью. Но с ограниченным доступом?

Стивен. Увы. Извините.

Хью. А если кто хочет быть всем довольным?

Стивен. Я уже всем доволен, спасибо.

Хью. Да нет, есть у вас информация о том, как стать всем довольным?

Стивен. О, понимаю. Да, такая информация у нас имеется.

Хью. Я могу ее получить?

Стивен. Боюсь, это закрытая информация.

Хью. Ой, ну бросьте.

Стивен. Ладно. Секрет полного довольства состоит в том…

Хью. Да?

Стивен. …чтобы не задавать вопросов.

Университет для всех

Стивен говорит в камеру.

Стивен. Вы знаете, некоторые из самых забавных моментов, случающихся в телестудии, так никогда на экран и не попадают. Как правило, это «ляпы», или оговорки, которых все мы просто-напросто стыдимся. Сейчас я покажу вам одну, мою любимую — из записанного в 1979-м выпуска программы «Университет для всех».

Переход к Черно-белому изображению Хью, стоящего перед классной доской, исписанной непонятными знаками. Хью до ужаса похож на человека семидесятых: джемпер с абстрактным рисунком, облегающие брюки-клеш и так далее.

Хью. Итак, если мы увеличим нерефлексивные целые нашего уравнения на маргинальную величину, обозначенную D5, то сможем увидеть, как параллельные величины D7 и D3 инвертируются в том же направлении, что и позволит получить результирующую модульную величину, равную минус 0,567359. А это сможет дать нам ключ к пониманию того, какими должны быть наши следующие…

Появляется Стивен, одетый как режиссер передачи — рубашка с абстрактным рисунком и широкие клеши. Он хохочет.

Стивен. Извини, Брайан.

Хью. Ничего, не страшно. Что случилось?

Стивен. Ты сказал «0,567359».

Хью. Я этого не говорил, что ты?

Стивен. Говорил. (Хохочет во все горло) А должно быть «0,567395».

Хью. О нет. Не верю.

Теперь уже истерически хохочут оба. Мы слышим «блип-блип-блип» — это они весело матерят идиотскую ошибку.

Переход к:

Стивен. (Вытирая глаза) Чудесно, просто чудесно.

Шпионы 3

Стивен сидит за своим столом в шпионской конторе. Входит Хью.

Хью. Доброе утро, Контрол.

Стивен. А, привет, Тони. Заходите.

Хью. Спасибо, зайду ненадолго.

Стивен. Полагаю, новости вам уже известны.

Хью. Ну, все только о них и шумят. Сами знаете, что такое слухи.

Стивен. Да, ужасно, не правда ли, как быстро они расходятся?. Прямо не знаю. Мне иногда кажется, что если бы я верил каждому слуху, какой достигает моих ушей, то мог бы поверить и в то, во что верить отнюдь не следует.

Хью. Пф.

Короткая пауза.

Стивен. Кстати, простите меня, если я буду сегодня позевывать, дел вчера было столько, что мне почти не удалось поспать этой ночью.

Хью. Бедняга, вы, должно быть изнурены, или, по крайней мере, очень устали, — или и это неверно?

Стивен. Нет, это верно, я и вправду устал.

Хью. Тогда, Контрол, быть может, вы расскажете мне, что, собственно, произошло, если вы не слишком изнурены.

Стивен. Нет, я с удовольствием введу вас в курс дела, чтобы вам не приходилось опираться на слухи, которые бродят по управлению, хорошо?

Хью. Хорошо. Это стало бы для меня большим удобством.

Стивен. Так вот, прошлой ночью мы взяли Костейна.

Хью. Да, я понял это из слухов, но не был уверен, совершенная ли это правда, и потому рад, что смог получить от вас подтверждение.

Стивен. Могу себе представить. Костейн вел себя тише воды ниже травы, полагаю, он догадался, что мы уже некоторое время подозреваем его в предательстве.

Хью. Что мы и делали, не правда ли?

Стивен. Да. Когда мы заподозрили его в первый раз?

Хью. Эхе-хе-хе, нет, точно не помню, но это наверняка случилось некоторое время назад.

Стивен. Мне кажется, еще до прошлой весны.

Хью. Да, несомненно, примерно в то время. И, определенно, не позже четырнадцатого мая, — это же день моего рождения и, помнится, я сказал, что если мы поймаем Костейна с поличным и запрячем его от греха подальше, это будет лучший подарок, какой себе можно представить.

Стивен. В точности эти слова вы и произнесли, Тони, я помню.

Хью. Стало быть, вы произвели добрый старый арест?

Стивен. Да. Его отвели на десятый этаж, а вести допрос пришлось мне.

Хью. Дело всегда неприятное, верно?

Стивен. Сказать по правде, Тони, это одно из тех дел, какие мне всегда были не по душе. Очень трудно допрашивать человека, который вообще ничего не говорит, и оттого ты вынужден придумывать способы заставить его сказать хоть что-то.

Хью. Да, тут приходится призывать на помощь все свое мастерство, не правда ли?

Стивен. Боюсь, Костейн действительно не хотел говорить нам хоть что-нибудь. Но я решил, что будет гораздо лучше, если он заговорит, потому что, раз он последние двадцать лет работал на русских, нам крайне важно знать обо всем, что он за это время натворил.

Хью. Так мы могли бы выяснить, какие наши секреты проданы, а какие остались при нас.

Стивен. Совершенно верно.

Хью. А министр, он доволен тем, что мы, наконец, взяли Костейна?

Стивен. Ну, в то время как с одного бока, он обрадован тем, что Костейн сидит за решеткой, с другого бока его страшно беспокоит возможность какой-либо огласки. Что же касается третьего, он…

Хью. Так у него три бока, Контрол?

Стивен. Фу ты, похоже, я сбился со счета, верно? Ладно, скажем так: его несколько раздражает то обстоятельство, что мы позволили советскому агенту столь долгое время торчать незамеченным в наших рядах.

Хью. Выходит, он воспринял все это со смешанными чувствами?

Стивен. Думаю, это верное определение, да. Так что, в общем и целом, последние сорок восемь часов были весьма утомительными. Точнее говоря, сорок четыре. Но, должен вам сказать, мне они показались сорока восемью. Самое малое, сорока шестью или даже сорока семью.

Хью. Я вам вот что скажу, Контрол, — раз вы испытываете такую усталость, не встряхнет ли вас чашечка кофе, как по-вашему?

Стивен. О да, Тони, превосходнейшая мысль. Я был бы в восторге.

Хью. Сейчас принесу.

Стивен. Вы мой спаситель, Тони, и никак не иначе.

Хью. И знаете что, Контрол…

Стивен. Мм?

Хью. Я сварю вам не просто кофе, а кофе хороший и крепкий.

Стивен. Действуйте.

В защиту собачки

Стивен сидит за столом, обращаясь к камере. На руках у него исключительной миловидности щенок, скорее всего, золотистого лабрадора.

Стивен. Этот щеночек, его зовут Подтыра, отчаянным образом нуждается в помощи. Четыре месяца назад Подтыра лишилась матери, а еще три дня спустя и отец ее погиб под машиной, водитель которой скрылся с места совершенного им преступления. Осиротевшая всего в пять с небольшим месяцев Подтыра столкнулась также с весьма болезненным и неприятным недугом — с недержанием. Это состояние, о котором мы, люди Запада, особенно распространяться не любим — стыд затыкает рты миллионам тех, кто им страдает, — для Подтыры же недержание стало источником многих бед, и она, вместо того, чтобы как-то приспособиться к нему, решила бежать в Лондон. Как раз по пути в Лондон, Подтыра и подверглась насилию и жестокому обращению со стороны куда более взрослого пса. Можете себе представить, как это должно было подействовать на юную, невинную сучку вроде Подтыры. Она испытывала недоумение, смятение и страдание. Мы полагаем, что примерно в это время ее и поразила травматическая амнезия, полная потеря памяти. Которая, помимо всего прочего, сделала для нее крайне затруднительным понимание того, где она есть и что творит. Для Подтыры началась жизнь, полная копания в отбросах и проституции, она торговала своим мягким, пушистым, молодым телом просто ради того, чтобы выжить. Такую жизнь она и вела, когда ее отыскало наше Общество. Мы смогли дать ей пищу, тепло и самое главное — любовь, то, чего она была лишена во всю ее короткую и трагически несчастливую жизнь.

Сейчас у Подтыры вновь появляется интерес к жизни. Память постепенно возвращается к ней, благодаря чему нам и удалось восстановить по кусочкам подробности ее прошлого, и, при наличии удачи, она, наконец, сможет вести нормальную, счастливую, полную свершений жизнь. Однако таких Подтыр в Британии тысячи и тысячи, и мы отчаянно нуждаемся в вашей помощи, которая позволит нам продолжить нашу работу. Мы — полностью независимая благотворительная организация, мы не получаем от государства никаких субсидий и полагаемся лишь на щедрость общественности, позволяющую нам существовать и дальше. Если вы из тех, кто хотел бы помочь Подтыре, прошу вас, пришлите ваше пожертвование, сколь бы большим оно ни было, лично мне, Стивену Фраю, — не все же меня Би-Би-Си содержать.

Критики 2

Стивен и Хью снова сидят во вращающихся креслах, как всегда отвратительные.

Стивен. И, разумеется, что меня особенно разочаровало, так это их выбор…

Хью. То есть он произвел на вас впечатление?

Стивен. Кто?

Хью. Их выбор…

Стивен. Нет, не произвел. Я нахожу его ошибочным, необоснованным, плохо выбранным выбором.

Хью. Могли бы выбрать и что-нибудь получше?

Стивен. Именно так я и считаю. И, разумеется, если бы они выбрали что-нибудь получше…

Хью. Чего они не сделали.

Стивен. Да уж конечно, не сделали. А если бы и сделали, их ограниченность все равно…

Хью. Как раз об этом я и собирался вас спросить.

Стивен. Но не спросили.

Хью. Но собирался.

Стивен. В таком случае, да. Ограниченность, сами понимаете. А она с неизбежностью их ограничивает.

Хью. То есть, они ограничены собственной ограниченностью?

Стивен. Вы хорошо формулируете.

Хью. Спасибо. Это натолкнуло меня на другой вопрос. Вы позволите?

Стивен. Разумеется.

Хью. Спасибо. Я хотел бы узнать, существует ли какой-либо смысл, в котором вы не представляетесь людям целиком и полностью отвратительным?

Стивен. Никакого. Я долго и тщательно отыскивал этот смысл и, в конце концов, пришел к выводу о бесплодности моих поисков.

Хью. А скажите, это как-то связано с…

Стивен. Вы попали в самую точку. Разве может хоть кто-то сказать, исходя из какой угодно критической, но тем не менее надуманной точки зрения, что вы хотя бы на малое расстояние удалились от состояния полной отвратности?

Хью. Ага. А вот это интересно.

Стивен. О боже. Я отнюдь не намеревался интересничать.

Хью. Ну да неважно. Уверен, вам еще представятся и другие возможности.

Смена пола

Хью. (В камеру) Сегодня у нас в гостях человек, который произвел в 1987 году сенсацию, став первой женщиной, подвергшейся успешной операции по полной смене пола. В августе того года она легла в дюссельдорфскую клинику «Новый дружок» как Мелинда Кустик, писательница, тележурналистка и мать троих детей. Две недели спустя она покинула клинику как Майкл Кустик. Его ставший бестселлером рассказ об этой операции, о приведших к ней мучительных раздумьях, о сопровождавших ее мучительных надрезах и о ставшей результатом ее славе, сделал имя Майкла Кустика всеобщим достоянием. Итак, познакомимся с ним — леди и джентльмены: Майкл Кустик.

Входит Дебора, самая что ни на есть обычная женщина. Обменивается с Хью рукопожатиями. Они садятся. Софа, на которую они садятся, опасно мягка и податлива: время от времени они утрачивают способность управлять своими телами, поскольку топкость софы делает сохранение равновесия затруднительным.

Хью. Добро пожаловать, Майкл.

Дебора. Спасибо. Очень рад вас видеть.

Хью. Итак. Майкл. Что вы можете сказать о вашей жизни после операции?

Дебора. Ну, прежде всего, я должен сказать, что буквально все — мои родные, друзья, знакомые, — оказывали мне после того, как операция обратила меня в мужчину, колоссальную поддержку. И мой прежний муж, и моя теперешняя жена относились ко мне с огромным пониманием.

Хью. Так у вас теперь и жена есть?

Дебора. Да, есть. С двумя детьми.

Хью. Вы и детей иметь можете?

Дебора. О да. Я усыновил двух чудесных близнецов. Вы же понимаете, операция привела к полной смене пола.

Хью. И насколько успешной была, на ваш взгляд, эта операция?

Дебора. Ну, сами видите. Стопроцентный успех.

Хью. Да-а-а. А как бы вы описали — тем более, что вы единственный, по-видимому, человек в мире, имеющий возможность сделать это, — разницу между полами?

Дебора. В определенном смысле, мне трудно ответить на ваш вопрос, Клайв. Понимаете, я хоть и полностью преобразовался в мужчину, но все еще остаюсь трансвеститом. Потому-то я и одеваюсь, как женщина.

Хью. Вы все еще остаетесь трансвеститом?

Дебора. Да. Вернее сказать, транссексуалом. Совсем неплохим, — полагаю, вы с этим согласитесь. Вы ведь никогда не приняли бы меня за мужчину, верно?

Хью. Нет. Думаю, не принял бы. А ваша жена ничего против вашей транссексуальности не имеет?

Дебора. Она, как мне кажется, все понимает и оказывает мне полную поддержку.

Хью. Что же, давайте познакомимся с ней и выясним это. Леди и джентльмены, позвольте представить вам жену Майкла — Люси Кустик.

Входит Стивен — мужчина мужчиной. В мужской одежде.

Хью. Добро пожаловать, Люси. (Они целуются.)

Стивен. Спасибо. (Гладит Дебору по руке.)

Хью. Мы тут беседовали о том, не возникает ли у вас возражений против транссекусальности вашего мужа.

Стивен. Боже милостивый, конечно нет. Я и сама транссексуалка.

Хью. Вот как?

Стивен. Да. Надеюсь, когда-нибудь я смогу подвергнуться такой же операции, какую сделали Люси, и стать мужчиной.

Дебора. А я собираюсь вернуться в женщины, чтобы мы снова могли пожениться.

Хью. А вас не тревожит то обстоятельство, что это может дурно сказаться на ваших детях, запутать их?

Стивен. О нет, наши двойняшки хорошо понимают все происходящее.

Хью. Они — близнецы однояйцевые?

Дебора. Совершенно верно. Мальчик и девочка.

Хью. Э-э… но ведь однояйцевые близнецы должны принадлежать к одному полу… и…

Стивен. Да, но Саймон одевается как девочка, а у Люси совершенно мальчишечьи повадки.

Хью. Ну хорошо, а какого пола они были, когда родились?

Дебора. Э-э…?

Стивен. Знаете, мы уже забыли.

Вперед в прошлое

Стивен, услышав звонок, открывает дверь и видит перед собой Хью в немыслимо футуристическом одеянии.

Стивен. Да?

Хью. Здравствуйте, я прибыл из будущего.

Стивен. (Раздраженно) Что?

Хью. Я прибыл из будущего.

Стивен. Вот как? Неужели?

Хью. Да, по сути своей, именно так. Я прибыл из времени, лежащего впереди вашего.

Стивен. Правда?

Хью. Да, правда.

Стивен. И из какого же века, хотелось бы знать?

Хью. Я прибыл из двадцатого века.

Стивен. Значит, не так уж и впереди?

Хью. Ну, да, не так. Вся разница составляет пять минут.

Стивен. Пять минут.

Хью. Да. Пять ваших отсталых, примитивных минут. До свидания.

Стивен. Что? Уже уходите?

Хью. Да.

Стивен. И никаких посланий из будущего?

Хью. Существуют законы, законы времени, которые мы не смеем нарушать, потому что иначе мы совершим вмешательство в собственную судьбу. Прощайте. И должен сказать, мне очень жаль, что я не могу вам его вернуть. Пожалуйста, примите мои глубочайшие извинения.

Стивен. Вернуть что?

Хью. То, что вы мне ссудили. Он сгорел при временном скачке. Впрочем, как вы совершенно справедливо отметили, таких в любом магазине навалом.

Хью уходит.

Стивен. (Все еще стоя на пороге) Ну, знаете ли.

Входит Хью, в клетчатой кепке и пелерине — ни дать ни взять наипозднейший викторианец.

Хью. С добрым утром. Если это утро.

Стивен. Опять вы.

Хью. Не уверен, что мы когда-либо встречались.

Стивен. Как это?

Хью. Я впервые в ваших краях.

Стивен. Да будет вам дурака-то валять. Я разговаривал с вами пять… минут (голос его падает)… назад.

Хью. Вам нехорошо?

Стивен. Нет, похоже, просто примерещилось что-то. Чем могу быть полезен?

Хью. Видите ли, дело в том, что я пребываю в некоторой растерянности. Я понимаю, мои слова могут показаться бредом сумасшедшего, но вы должны мне поверить. Я путешествую во времени.

Стивен. Да-да. Вы из будущего.

Хью. (Недоуменно) Нет, я из прошлого. Пять минут назад я спроецировал себя на пять минут вперед, в ваше время, и теперь мне очень хочется узнать, кто у вас премьер-министр?

Стивен. Маргарет Тэтчер. Послушайте…

Хью. Нет, правда? Все еще? Ну вот есть же вещи, которые никогда не меняются. А кто-нибудь уже додумался до способа вскрывать обертку «Сникерса», не ломая при этом ногти?

Стивен. Нет. Послушайте, что, собственно…

Хью. И Ноэл Эдмондс[5] все еще жив?

Стивен. (Удивленно) Чего не знаю, того не знаю. Послушайте, это что — какой-нибудь розыгрыш?

Хью. Ладно, мне пора сматываться, а то я сам себя догоню. Пожалуй, в следующий раз попробую заскочить немного дальше. Прощайте.

Хью уходит.

Стивен. Что ж, прощайте, так прощайте. Я что-то путаться в них начинаю.

Входит совершенно нормально одетый Хью.

Хью. Привет.

Стивен. Ну а вы откуда взялись?

Хью. Знаете, это может показаться невероятным, но я из…

Стивен. …из дурки.

Хью. Простите?

Стивен. Неважно. Так из какого вы времени?

Хью. Я из Северного Финчли.

Стивен. Что?

Хью. Из Северного Финчли. Можете называть его Барнетом.

Стивен. Из когда?

Хью. Простите?

Стивен. Из какого вы когда?

Хью. Вы хорошо себя чувствуете?

Стивен. Я… пожалуй что да.

Хью. Я собираю средства.

Стивен. Что?

Хью. Средства собираю.

Стивен. Для чего?

Хью. Наше зашоренное, узколобое, реакционное правительство лишено какой бы то ни было дальновидности. Я задумал построить машину. Машину, которая позволит человеку путешествовать…

Стивен. Во времени, да-да, очень мило.

Хью. Нет. Путешествовать в центральный Лондон, не застревая в дорожных пробках. Принцип прост: используя в качестве источников энергии рутений и полоний, я намереваюсь построить опытный образец машины, которая будет перескакивать дорожные заторы так, будто их и нет вовсе. Введите координаты нужной вам улицы и хлоп, вы уже там. И что вы думаете — сидящие в правительстве недоумки дали мне грант? О нет, сэр.

Стивен. А вам не кажется, что у вашего изобретения могут иметься неблагоприятные побочные эффекты?

Хью. Это вы о чем?

Стивен. О путешествиях во времени, к примеру.

Хью. (С смехом) О нет, не думаю, по-моему, вы слишком часто смотрите телевизор.

Кратчайшую из самых кратких долей секунды Стивен озадаченно смотрит в телекамеру.

Стивен. (Устало) Ну ладно, сколько вам нужно?

Хью. О, дело даже не в деньгах. Просто для работы трансдуктора необходим абажур.

Стивен. Что?

Хью. Я понимаю, вы думаете, что я чокнутый, но это так. Обычный домашний или садовый абажур, который позволит пластине галлия за пикосекунду достичь состояния П, а затем мгновенно перейти в состояние Н, которое…

Стивен. Да-да, я уже понял. Сейчас принесу. (Уходит в дом)

Хью. (Кричит ему вслед) Спасибо! Огромное спасибо! Вы настоящий друг науки.

Стивен. (Выходит из дому с абажуром) Держите.

Хью. Чудесно. Благослови вас Бог. Машина у меня тут, за углом. Пять минут настройки и — дорожные проблемы Лондона растают, как дым.

Стивен. Непременно.

Хью. А абажур я вам верну.

Стивен. Не утруждайте себя, таких в любом магазине навалом… (Голос его падает)

Хью уходит.

Стивен некоторое время молчит, глядя в камеру.

Стивен. Рассуждая логически, сейчас должно произойти нечто совсем уж кошмарное, я только не знаю — что именно.

Старики

Стивен сидит за столом в приемной дома престарелых. Входит Хью.

Хью. Привет.

Стивен. Не такой уж вы и старый.

Хью. Прошу прощения?

Стивен. Я говорю, не такой уж вы и старый.

Хью. Нет, я…

Стивен. У нас тут, видите ли, дом престарелых, вследствие чего мы требуем от людей, желающих в нем остаться, чтобы они были, как минимум, старыми. Таков характер нашего заведения.

Хью. Да я вовсе не хочу у вас оставаться.

Стивен. А. В таком случае, я должен немедленно потребовать у вас прощения. Мы просто не поняли друг друга, вам так не кажется?

Хью. Возможно.

Стивен. Пф. Моя вина, ужасная, отвратительная вина. Будь добры, начните сначала.

Хью. Хорошо.

Стивен. Хорошо.

Хью. Я хотел узнать, нельзя ли…

Стивен. Не такой уж вы и старый.

Хью. Что?

Стивен. У нас тут, видите ли, дом престарелых, вследствие чего…

Хью. Нет, я не хочу у вас оставаться. Я пришел повидаться с моей тетушкой.

Стивен. О. Нет. О нет. Как обидно. Она умерла.

Хью. Кто умер?

Стивен. Ваша тетушка. Ах, ну почему вы не пришли несколькими часами раньше?

Хью. Минуточку. Вы даже не знаете, кто я.

Стивен. А мне это и ни к чему. Понимаете, у нас тут была только одна тетушка, да и та прошлой ночью скончалась. О, поверьте, нам будет очень ее не хватать. Ее веселости, ее чувства смешного…

Хью. Постойте. Может быть, мы все же проверим имя — просто ради уверенности в том, что речь идет об одном и том же человеке?

Стивен. Если существует хотя бы малейшая надежда на то, что это поможет вам взглянуть в лицо мучительным, неразрешимым вопросам, которые наверняка отягощают вашу душу в это наитруднейшее для вас время, тогда, конечно, давайте проверим.

Хью. Спасибо.

Стивен. Прошу вас, не надо меня благодарить, племянник.

Хью. Но…

Стивен. Я делаю мое дело, потому что люблю его. Многие ли могут сказать о себе то же самое? От силы человек десять, так говорит мне мое испорченное воображение. Да, так вот. Комната 14, тетушка, скончалась вчера в десять вечера.

Хью. Хорошо, но звали-то ее как?

Стивен. Четырнадцатая.

Хью. Да нет, я вас об имени спрашиваю.

Стивен. Понимаете, я не думаю, что мы вообще зарегистрировали ее имя. Видите, какие у нас карточки маленькие? Я постоянно твержу нашим попечителям — я сказал «твержу»? Скорее, умоляю, сгибаясь в поклонах: «Дайте мне карточки большего размера», однако…

Хью. И все-таки, как ее звали?

Стивен. Ну хорошо, прежде чем вы очертя голову устремитесь по этой обсаженной древесами дороге, позвольте мне просто сказать вам: мы здесь предпочитаем использовать не имена, но прозвища.

Хью. Прозвища?

Стивен. Да, именно так. И я, и прочий наш персонал, мы навсегда запомним вашу тетушку как «четырнадцатую». Я знаю, это звучит отчасти неформально. Однако таков наш стиль. Мы оставляем формальности за дверьми этого дома, на его пороге, вместе с веселой запиской молочнику. С первого же дня ее появления здесь, прозвище «четырнадцатая» почему-то показалось нам самым уместным.

Хью. Вы хотите сказать, что у вас вчера вечером скончалась женщина, а вы даже имени ее не знаете?

Стивен. Я понимаю, человеку постороннему трудно, войдя в подобный этому дом, а у нас здесь дом — я уже говорил вам об этом? раскрыл для вас это понятие во всей его полноте? — сразу понять, чего, собственно, мы стараемся здесь достичь.

Хью. Имя моей тетушки — Аманда Подцелуй.

Стивен. Ну вот видите, видите? Аманда Подцелуй. Разве могли мы так ее называть? Так холодно, так недружелюбно. Опять же и карточки, вон они какие махонькие. В такую разве что «А. Подц» и втиснешь.

Рядом со Стивеном появляется старая-престарая Дебора.

Дебора Пожалуйста…

Стивен. Опля! Ха-ха-ха…

Стивен надавливает на затылок Деборы, пытаясь пригнуть ее пониже.

Дебора Ну хоть кусочек хлеба, сухарик, хоть что-нибудь.

Хью. Тетя Аманда?

Дебора (Вскидывая голову) Невилл! Слава Богу!

Хью. Как ты себя чувствуешь?

Стивен. (Вставая между ним и Деборой) О Боже, Боже, Боже!

Хью. В чем дело?

Дебора Я голодаю. Ты никакой еды не принес?

Стивен. О Боже, Боже, Боже! Никогда себе этого не прощу. Мне следовало избавить вас от этого. Я отдал бы все, чтобы избавить вас.

Хью. Вы же сказали мне, что она умерла.

Дебора Кто умер?

Стивен. Разве мало вам было потрясения, вызванного столь страшной новостью, а теперь вы вынуждены созерцать еще и это? Мне так жаль. Так жаль, так жаль.

Хью. О чем вы говорите?

Стивен. Мне жаль, что вам пришлось вот так вот столкнуться с телом покойной. Весьма, весьма огорчительно.

Хью. С телом?

Стивен. И все-таки, душа ее пребывает ныне в месте намного лучшем. Будем же благодарны и за это.

Хью. Да вот же она, прямо перед вами.

Стивен. Да, разумеется, тело ее стоит перед нами, но душа… Кто знает, какое прекрасное странствие…

Дебора Невилл, пожалуйста, у тебя нет с собой какой-нибудь еды?

Хью. Еды? Нет. Ты что, проголодалась?

Дебора Я со вчерашнего полудня ничего не ела.

Хью. Со вчерашнего полудня? В чем дело, вы здесь людей вообще не кормите?

Стивен. О, разумеется, конечно.

Хью. Так кормите или не кормите?

Стивен. Да, безусловно. Наши гости получают обедов больше, чем вы получали… чем получали вы.

Хью. Тогда почему же мою тетушку не кормили со вчерашнего дня?

Стивен. Ага. Я вижу, вы еще не свыклись с обыкновениями смерти. Позвольте сказать вам, сказать со всей доступной мне простотой, что кормить покойников дело далеко не традиционное.

Хью. Что?

Стивен. Если, разумеется, таковое кормление не оговорено в завещании. Во всех же прочих случаях, мы относимся к нему, как к ненужному расточительству. Впрочем, если вы желаете…

Хью. Я не понимаю, о чем вы говорите. Моя тетушка жива.

Стивен. Вы по образованию медик?

Хью. Нет.

Стивен. То-то и оно.

Хью. Но послушайте, вот же она — стоит, разговаривает, дышит…

Дебора (Полуобморочно) Ааааа…

Хью. …вот, пожалуйста… а вы твердите, что она мертва.

Стивен. Я более чем понимаю, что воздействие потрясения в сочетании с приятной яркостью нашей обстановки делает для вас затруднительным понимание…

Хью. Она не мертва. ( Деборе) Ты мертва?

Дебора Нет.

Хью. Ну вот.

Стивен. О, я сознаю, насколько трудно вам в это поверить. Как бы еще смогли вы пережить горечь утраты? Но знаете, я ведь тоже понес утрату. Когда наша дорогая старушка четырнадцатая умерла, с нею умерла и малая часть моей души.

Хью. Вот как?

Стивен. Да, и сегодня после полудня в нашем саду состоится простая, но трогательная церемония погребения этой малой части. Не желаете поприсутствовать?

Хью. Послушайте, почему вы все время повторяете, что она умерла? Просто объясните мне…

Стивен. Что ж, если это не причинит вам чрезмерных страданий…

Хью. Не причинит, продолжайте. Мне не терпится узнать.

Стивен. Отважный, отважный племянник. Итак, произошло следующее. Через тридцать дней после истечения срока последнего платежа я послал последнее же напоминание о нем и, поверьте, даже тогда все еще продолжал надеяться, что все может сложиться благополучно…

Хью. Минуточку. Какого платежа?

Стивен. Ну как же, за полный пансион. Платежам надлежит поступать ежемесячно. Большую часть наших гостей вполне устраивает договоренность, согласно которой…

Хью. Вы хотите сказать, что она не оплатила ваш счет?

Стивен. Увы, не оплатила. Все мы так опечалились. Примите мои глубочайшие, сердечнейшие соболезнования.

Хью. Сколько?

Стивен. Почтительнейше прошу прощения?

Хью. Сколько она задолжала?

Стивен. Чрезвычайно трагичные сто девятнадцать фунтов и семь пенсов.

Хью. (Доставая чековую книжку) Господи боже ты мой, (пишет) сто… девятнадцать фунтов и семь… пенсов. Держите.

Стивен. (Не глядя, берет чек — взгляд его прикован к Деборе, которая уже начала поедать найденную на столе промокашку) Возможно ли? Глазам моим не верю! Но я ведь и вправду вижу… (обращаясь к Хью, отрывисто) Вы не могли бы указать на обороте номер вашей кредитки?

Хью записывает номер, возвращает чек.

Да! Она движется, она шевелится, похоже, к ней вновь вернулось воздыхание жизни. Это же чудо! Чудо!

Появляется служитель с каталкой, на которой лежит явственно мертвое тело.

Номер двенадцать! Взгляните! Номер четырнадцать вернулась к жизни! О диво дивное!

Хью. Да бросьте вы, вот эта-то женщина уж точно мертва.

Стивен. Напротив, сэр. Она в полном рабочем порядке.

Мозг Хью

Входит Стивен с человеческим мозгом в руках.

Стивен. Интересно, леди и джентльмены, многие ли из вас знают, что это такое? Думаю, большинство уже поняло, что это мозг, человеческий мозг, но сможете ли вы догадаться, чей он? Прежде всего, должен сказать вам, что я уже довольно давно приобрел своего рода известность как специалист по розыгрышам, ну а сегодня проделал следующее. Пока Хью спал в гардеробной нашей студии, я прокрался туда, — с большой осторожностью, чтобы он не проснулся, — и удалил его мозг. Так что это — мозг Хью. Он вот-вот присоединится к нам, и мы увидим, заметил ли он пропажу…

Входит, радостно хохоча, Хью.

Хью. Ха-ха-ха.

Стивен. Привет, Хью. Что это с тобой?

Хью. Да я только что шоу Ноэля Эдмондса смотрел, такое смешное. Просто блеск. Полный блеск.

Стивен. Ха. Ты хорошо себя чувствуешь?

Хью. Да, отлично, отлично.

Стивен. Замечательно.

Хью. А после посмотрел кусочек интервью с Кеннетом Бейкером. Фантастический мужик.

Стивен. Ты думаешь?

Хью. Великолепный. Именно то, что нужно нашей стране. Твердый, храбрый, а какие у него взгляды на образование — продвинутые, современные, совершенно обворожительные. Да он и сам обворожительный.

Стивен. (Обращаясь к публике) Здорово, правда? Мы-то с вами разницу видим, а бедный старина Хью ничего не замечает. (Обращаясь к Хью) Посмотри-ка сюда. Узнаешь?

Хью. Цветная капуста.

Стивен. Ха-ха-ха. Цветная капуста. Ну разве он не молодчага, леди и джентльмены? А скажи, чем ты собираешься сейчас заняться?

Хью. Письмо буду писать, в газету.

Стивен. Боже, боже, боже. Сдается, я малость переборщил.

Крещение

Мать (Дебора Нортон) и отец (Хью) стоят с ребенком у купели. Стивен — викарий. Хью чрезвычайно похож на современного бизнесмена.

Стивен. Руперт Джереми Джеймс, я крещу тебя…

Хью. Нет, минуточку.

Стивен. Что такое?

Хью. Ты права, дорогая, Николас лучше. Николас Томас Джеффри.

Дебора Николас Томас не годится — очень нескладный ритм.

Хью. Тоже верно. А что нам еще нравилось?

Дебора Тимоти Николас Питер.

Хью. Нет, Николас Тимоти Питер.

Стивен. (Окуная палец в воду) Хорошо. Николас Тимоти Питер?

Дебора Да.

Хью. Хотя обидно все-таки терять Джереми, верно?

Дебора А мне все еще нравится Дункан.

Хью. Дункан Джереми Николас или Николас Джереми Дункан?

Стивен. Послушайте, у меня через десять минут венчание.

Хью. Мы же вам заплатили, так?

Стивен. (Озадаченно) Нет…

Хью. Ник, помнится, предлагал Перегрина.

Дебора Но дорогой, разве можно называть ребенка Перегрином?

Стивен. Итак, Перегрин Джереми Дункан…

Дебора Я понимаю, звучит глупо, и все-таки мне всегда нравился Дик.

Стивен. Эмм..

Хью. Тогда давай вернемся к Дирку.

Дебора Дункан Дирк Дик.

Хью. А что, красиво.

Стивен. Дункан Дирк Дик, я крещу тебя во имя Отца и Сына и Духа Святого, аминь. Мы принимаем это дитя в братство паствы Христовой и ныне осеняем его крестом (пальцем чертит крест на лбу ребенка) в знак того, что отныне он не устыдится исповедовать веру в Христа распятого и мужественно сражаться с грехом, мировым злом и диаволом под знаменем Его, и останется верным слугой и воином Христовым до скончания дней своих. Аминь.

Хью. Нет, все-таки что-то не так… не знаю… постой, а как насчет Твибли?

Дебора Ну, дорогой…

Хью. Мы же все равно именно нашего мелкого прохиндея так и прозвали, почему же не дать ему это имя?

Дебора Твибли Тимоти Джеймс, а что, мне нравится.

Хью. Да, Твибли Тимоти Джеймс.

Стивен. Простите, я уже окрестил его Дунканом Дирком Диком.

Хью. Ну так раскрестите.

Стивен. Раскрестить?

Хью. Да.

Стивен. Это священное таинство Церкви, а не резервирование номера в дурацком отеле, его нельзя просто так взять и отменить.

Хью. Знаете что, дружок, вы начинаете действовать мне на нервы. Ну-ка, посмотрите на эту бумажку. (Поднимает к глазам Стивена карточку) Что тут написано?

Стивен. «Услуга священного крещения».

Хью. Вот именно. Вы нас обслуживать должны, а не хамить. Здесь же не написано «Услуга хамского крещения».

Стивен. Я вам вовсе не хамил.

Хью. Вы, главное, не забывайте, религий на свете много. И некоторые из них предлагают, должен тебе сказать, гораздо больше возможностей и добавленной ценности.

Дебора Я уж не говорю о коврах. Ты только посмотри, что у них тут на полу лежит, а?

Хью. Так что хватит. Давайте его сюда.

Стивен. Что?

Хью. Давайте его сюда. Мы сгоняем в мечеть, осмотримся там, если вы не против.

Стивен. Но я еще не закончил службу!

Хью. Хамить, вы хотите сказать, не закончили? Раньше надо было думать.

Стивен. Послушайте, нельзя же бросить все на середине пути. Подумайте о ребенке!

Хью. Плевал я на ребенка. Вы новости слышали?

Стивен. Кое-какие, безусловно, слышал, однако сомневаюсь, что это именно те, о которых вы…

Хью. Так вот, у нас тут полным ходом идет революция. Предприимчивость, инициатива. А тех, кто не торопится растрясти свой жирок, — к стенке.

Стивен. К какой стенке?

Хью. Какой, какой? Вы вообще понимаете, о чем я вам толкую? О вашей захудалой, засиженной музами компании. Возьмите хоть это здание. Столько средств вбухано, а что вы с этого имеете? Пару венчаний в неделю. Очень трогательно. Господи, да попади мне в руки такое местечко, чего бы я тут не наделал! Торговые ряды, четыре роскошных квартиры наверху и пивной бар внизу. Преступная безхозяйственность, вот что вы себе позволяете.

Стивен. (Рассердившись, кладет ребенка, чтобы тот не мешал ему жестикулировать, на стол) Послушайте, друг мой, это церковь, а не торговая точка. И ваши низкопробные теории насчет предприимчивости и инициативы меня нисколько не интересуют. В фундамент этого храма заложены идеи, куда более долговечные, чем индекс Доу-Джонса.

Хью. Да ну?

Стивен. Да-да. Нечто чуть более классное, чем «покупай неторопливо, продавай быстро и купайся в деньгах».

Хью. Ишь ты.

Стивен. Церковь сохранит свое место и после того, как ваш щенок вырастет, обберет кучу людей до нитки и умрет никем не любимым на своей уединенной вилле в Испании.

Дебора Вообще-то, в Португалии. И совершенно необязательно так грубо разговаривать с нами.

Стивен. Что ж, извините — просто люди подобные вам доводят меня до белого каления.

Хью. Слов вы наговорили целую кучу, мистер. Но каков ваш подход, настрой, изюминка вашего дела?

Стивен. Ну хорошо, посмотрите на себя. Всю жизнь вы пашете, заключаете сделки и мухлюете, чтобы заработать деньги, которые позволят вам провести несколько лет, таская ваши старые жирные телеса по пляжам и теннисным кортам, но что запасаете вы на время, которое наступит, когда истекут сроки вашей последней отставки?

Хью. Это какое ж такое время?

Стивен. Я о небесах говорю.

Хью. О небесах? Дорогая, это не туда, случаем, Гилрои отправились?

Дебора Нет, они в Небраске.

Хью. А, ну да.

Стивен. Не кажется ли вам, что прожив трудную жизнь, хорошо бы порадовать себя чем-то надежным и долговечным? Я говорю об укладе жизни, признании, уюте и душевном покое.

Дебора (Пихая Хью локтем) Не верь ему, пупсик.

Хью. Дай подумать, дай подумать.

Стивен. Она права, пупсик, но вы все же подумайте об этом. Подумайте. Поговорите с вашим независимым духовным консультантом.

Хью. Хм. А он дело говорит.

Стивен. А не хотите порадовать себя, так подумайте хотя бы о Дункане Дирке Дике. Дайте ему возможность вступить в игру на выгодных условиях.

Хью. Знаешь, что я думаю, дорогая, — вы только не сочтите это неуважением к вам, викарий. Как насчет смешанного портфеля? Мы могли бы обеспечить нашего мальчика акциями иудаизма, ислама, индуизма и так далее, сохранив основной упор на англиканскую церковь.

Дебора Пожалуй, так будет надежнее.

Хью. Точно.

Стивен. Ну хорошо. Итак. Дункан Дирк Дик, я крещу тебя во имя…

Дебора Да, но тогда и имя должно быть другое. Что-нибудь вроде Дункан Авраам Санжи.

Хью. Дункан Авраам Санжи это неплохо.

Дебора Ой, а как тебе Дункан Авраам Нареш?

Стивен. Ну ладно. Сделайте это сами. Вода вот тут, молитвенник там. А я пойду похлещу себя немного кнутом.

Банковский кредит

Кабинет управляющего банком. Стивен сидит за столом. Входит Хью, держа под мышкой папки и прочее. Вид у него без нужды отталкивающий.

Стивен. (Вставая) Мистер Люлли?

Хью. Совершенно верно. Рад, что вы смогли так быстро меня принять.

Хью. Ну что вы, что вы. Прошу вас, присаживайтесь. Кофе?

Хью. Спасибо.

Стивен. Какой вы предпочитаете?

Хью. Без кофеина, заварить в чашке чуть-чуть не доведенной до кипения фильтрованной родниковой водой с низким содержанием минеральных солей, добавить полуобезжиренное молоко и один кусочек заменителя сахара. И не размешивать.

Стивен. Понятно. (В переговорное устройство) Марк.

Голос (Искаженный переговорным устройством) Да?

Стивен. Мы еще держим в офисе химическое лабораторное оборудование?

Голос (Искаженный переговорным устройством) Боюсь, что нет.

Стивен. Хорошо, тогда просто кофе, пожалуйста.

Голос (Искаженный переговорным устройством) Ладно.

Стивен. Итак, мистер Люлли, вы хотите получить кредит?

Хью. Да что-то в этом роде.

Стивен. Вы написали нам, что начинаете новое дело и вас заинтересовали льготы, которые предоставляет начинающим бизнесменам наш пакет услуг «Гряди».

Хью. Совершенно верно.

Стивен. Ну что же, приступим. Прежде всего: какой именно продукт вы собираетесь вывести на рынок?

Хью. Ах да. Собственно, я принес с собой пару образцов.

Достает два бумажных пакетика.

Название бренда мы пока окончательно не выбрали. Но вот здесь — два основных продукта. В синем пакетике — кокаин, в красном — героин.

Стивен. Виноват?

Хью. Мои рыночные исследования, плюс кое-какая работа, проделанная двумя группами — паковки и оформления — показали, что кокаин воспринимается как продукт освежающий, оптимистичный, отсюда и голубой цвет, а в героине больше тепла и страсти — отсюда красный.

Стивен. Вы собираетесь распространять и продавать наркотики?

Хью. В самую точку. Рынок имеется, я готов действовать и, будем смотреть правде в лицо — Европа открыта для этого бизнеса.

Стивен. Да-а-а.

Хью. Вас что-то смущает?

Стивен. Возможно. Возможно.

Хью. Я знаю, что вы собираетесь сказать. Это рынок, который до последнего времени был оцеплен и опутан всякого рода правилами и регламентами и позвольте мне сказать следующее. Едва-едва начав приглядываться к нему, я подумал: «Нет уж, лучше я буду красные флажки для этого оцепления производить». Ха-ха-ха!

Стивен. Вот-вот. Красные флажки.

Хью. Однако времена, благодарение Богу, меняются. Сейчас открываются большие новые рынки, и я готов вести на них игру.

Стивен. Понятно.

Хью. Спрос существует, тут нечего и сомневаться.

Стивен. Угу.

Хью. И самое замечательное — для меня, — то, что этот рынок так молод.

Стивен. Правда?

Хью. Немыслимо молод. Профилирование потребителя указывает на наличие возрастного сегмента в двенадцать-пятнадцать лет. И если мы привьем этим ребятам лояльность к нашему продукту, мы добьемся фантастического успеха.

Стивен. Ага. Но… однако…

Хью. Я знаю, что вы собираетесь сказать. «Но достаточны ли средства, которым они располагают?» — правильно? Что ж, на это я всегда отвечаю так: «Если продукт хорош, найдутся и средства». Сумочки матерей, автомобильные стерео, старые пенсионеры, да все что угодно.

Стивен. М-да. Я, собственно, э-э… не хочется прибегать к этому слову. Я понимаю, оно старомодно. Но представляется ли вам это дело достаточно нравственным?

Хью. Прошу прощения?

Стивен. Нравственным.

Хью. Нравственным?

Стивен. Да?

Хью. Я не уверен, что у меня имеются точные цифры на этот счет…

Стивен. Да, я действительно хотел спросить… насколько все это нравственно? Вы же понимаете… дети и прочее.

Хью. Ну что же. Позвольте, мне повернуть ваш вопрос несколько иной стороной и спросить теперь уже у вас. Вы предпочли бы, чтобы мы стояли в сторонке и смотрели, как немцы, голландцы и латиноамериканцы завоевывают наш рынок? И где мы тогда окажемся — с нашей бесценной нравственностью?

Стивен. Ну…

Хью. В дырявой лодке без весел, вот где. Вопрос стоит так: либо вы верите в свободный рынок, либо не верите.

Стивен. Вообще-то, мне неприятно говорить вам это, но нет, не верю.

Хью. Не верите?

Стивен. Нет. Разумеется, я верил в них, когда был маленьким, однако, подобно всем прочим, повзрослев, понял, что это чистой воды выдумки.

Хью. Выдумки?

Стивен. Да. Я даже помню миг, в который это случилось. Стоял канун Рождества. Мне было лет тридцать, не больше. Я не мог заснуть и потому прокрался вниз и услышал там, как мои родители посмеиваются над рыночными силами, говорят, что рано или поздно им придется открыть мне глаза. Поверьте, для меня это было своего рода ударом. А затем, года два спустя, я обнаружил, что и Деда Мороза тоже не существует.

Хью. Не существует?.. Вы что, шутите?

Стивен. О, простите, так вы…

Хью. Да, конечно. Черт!

Стивен. О боже.

Хью. Вот так вот люди и взрослеют, а?

Неведение

Стивен и Хью беседуют в декорациях, которые еще предстоит придумать.

Стивен. Вы политикой интересуетесь?

Хью. Политикой?

Стивен. Да.

Хью. Политика — мое хобби.

Стивен. Вот как?

Хью. Ну конечно. Политика? О да. Разумеется, заниматься ею мне удается только по выходным, но в некоторые воскресенья, когда я пораньше заканчиваю копаться в саду, — только политика, политика и политика. Так что я отвечаю на ваш вопрос — да. Я без ума от политики.

Стивен. А что вы думаете о Найджеле Лоусоне?

Хью. Найджеле…

Стивен. Лоусоне.

Хью. Ах, Лоусоне. (Долгая пауза) А вы что о нем думаете?

Стивен. Что он прохвост.

Хью. А, ну слава Богу. Я боялся, может, он вам родня или еще кто. Да, конечно, прохвост. Тьфу на него.

Стивен. Что же, по крайней мере, вы знаете, кто он.

Хью. Если честно, не знаю.

Стивен. Не знаете?

Хью. Кто он? Нет, не знаю. Я о нем всегда только одно и думал — прохвост. А вникать поглубже не стал. Времени не хватает.

Стивен. Он министр финансов. Всего лишь.

Хью. Не может быть. Правда? Вот старый ублюдок. Найджел Лоусон — министр финансов? Этот прохвост? Тьфу!

Стивен. (Обращаясь к камере) Возможно, вы уже поняли смысл этой сценки. Хью пытается изобразить человека, который плохо разбирается в политике. (Обращаясь к Хью) Хорошо, а что вы скажете о Дугласе Херде?

Хью. Дугласе Херде? Мм… в общем, к нему я отношусь довольно прохладно, если честно.

Стивен. Правда?

Хью. Тоже тот еще прохвост. Хотя…

Стивен. (Обращаясь к камере) Хью делает вид, что он никогда о Дугласе Херде не слышал.

Хью. …сами понимаете, в мире всякой твари должно быть по паре.

Стивен. Вы так считаете?

Хью. Да, еще бы.

Стивен. Но не кажется ли вам, что при меньшем числе прохвостов наш мир был бы лучше?

Хью. О, конечно, число прохвостов хорошо бы уменьшить, да. Иначе они могут совсем распоясаться.

Стивен. А скажите, вы участвовали в последних выборах?

Хью. О, так их, значит, все-таки запретили?

Стивен. Как это?

Хью. И это были последние? Других больше не будет? Черт! А я их пропустил.

Стивен. (Обращаясь к камере) Думаю, мы пытаемся поставить этой сценкой вопрос о том, дееспособна ли демократия, если избирателей держат в неведении о политической обстановке — или они сами держатся за него?

Хью. Так мы вон чего пытаемся сделать?

Стивен. Да.

Хью. Надо же.

Стивен. Потому что, давайте смотреть правде в лицо, — разве сам процесс образования нынешнего правительства не показывает, и яснее, чем это могли бы сделать тысячи картинок, что граждане нашей страны не имеют ни малейшего понятия о том, за кого они голосуют?

Хью. Это мы тоже пытаемся сказать нашей сценкой?

Стивен. О да.

Хью. Какая-то амбициозная она у нас получается, нет?

Стивен. Я считаю, что человек должен ставить перед собой высокие цели. Итак, ни о Найджеле Лоусоне, ни о Дугласе Херде ты ничего не знаешь?

Хью. Не знаю.

Стивен. Думаю, мы уже довольно далеко продвинулись по пути доказательства того…

Хью. Правда, я не понимаю, с какой стати я должен о них что-то знать.

Стивен. Пардон?

Хью. Они-то обо мне тоже ничего не знают. Так?

Стивен. Ну…

Хью. Ты говоришь, я о них ничего не знаю, значит и голосовать не могу, а я говорю — и они обо мне ничего не знают, а все равно голосуют за… за законы, которые меня прямо касаются.

Стивен. Ммм. Твой довод был бы силен, не будь он так жалок.

Хью. Да ладно. Мы же с тобой так высоко не целим, верно? Мы же не собираемся сказать нашей сценкой слишком уж много?

Стивен. Нет.

Хью. Хотя и могли бы такого наговорить.

Стивен. Вполне возможно, однако боюсь, что время, наш застарелый враг, снова нас победило, и мы можем сказать лишь, что карандаш моей тетушки больше, чем патио моего дядюшки.

Хью. Ого. Ничего себе, карандашик.

Стивен. Видел бы ты мою тетушку.

Заноза в заднице

Стивен входит в кабинет врача. Хью сидит за столом.

Стивен. Здравствуйте, доктор.

Хью. А, входите, входите. Знаете, вы у меня сегодня последний пациент, так что, давайте попробуем закруглиться побыстрее, вы не против?

Стивен. Э… нет.

Хью. Вот и хорошо, чем я могу вам помочь?

Стивен. (Очень быстро) Понимаете, доктор, я получил занозу в задницу.

Хью. (Столь же быстро, если не быстрее) Получили занозу в задницу, понятно. И где вы ее получили?

Стивен. Я сегодня ходил за покупками, а на другой стороне улицы, в магазине, взорвалась бомба.

Хью. Бомба? Боже милостивый!

Стивен. Да, ну и вот, а еще у одного магазина, совсем рядом со мной, вышибло витрину.

Хью. Целую витрину?

Стивен. Да, и, значит, кусок ее слету ударил меня по руке.

Хью. По руке.

Стивен. Да. И я уронил кошелку с покупками, но, к сожалению, прямо на ногу лошади, которая стояла на улице.

Хью. Лошади?

Стивен. Да. Лошади. Вы не глухой? А лошадь в это время справляла нужду, и только я наклонился за кошелкой, она как лягнет меня по другой руке.

Хью. По другой? Понятно.

Стивен. Ну, я подошел к крыльцу одного дома, присел. Да только не посмотрел, на что сажусь, а там везде стекло было, и я как сел, так мне сразу впился в ладонь осколок.

Хью. В ладонь руки?

Стивен. Ага, а у меня в кошелке бутылка была, с кислотой, очень крепкой, и я, когда вскочил — от боли в ладони руки, в которую осколок впился, — случайно пролил кислоту на ступеньку.

Хью. Понятно, пролили кислоту.

Стивен. А после сел в автобус, чтобы доехать до дома.

Хью. Сели в автобус до дома.

Стивен. Ну точно, глухой. А в автобусе я оказался рядом с каким-то извращенцем. Он вытащил здоровенную такую морковку и, угрожая мне ножом…

Хью. Боже милостивый.

Стивен. Заставил меня поднести ее к носу, а сам смотрел.

Хью. Святые небеса.

Стивен. Ну, и я выскочил из автобуса, а он же еще ехал, так что я треснулся об асфальт и коленку ободрал. Но до дома все-таки добрался.

Хью. Уже хорошо.

Стивен. И сразу бегом в ванную комнату, потому что просто умирал от желания, ну, вы понимаете…

Хью. Ммм.

Стивен. Однако из ванной комнаты я выскочил, потому что унитаза-то у меня там нет, и заскочил в уборную. А в ней ни клочка бумаги.

Хью. О!

Стивен. Пришлось бежать за бумагой в чулан. Ну, потом я поднялся наверх, переодеться, а в моих новых брюках поселилась оса.

Хью. Оса!

Стивен. Но я ее убил. И спустился вниз, телевизор посмотреть.

Хью. Ммм.

Стивен. Включаю я телевизор, а там эта заноза в заднице, Пол Дэниэлс![6] Доктор, не могли бы вы мне помочь?

Хью. Тьфу!

Стивен. Тьфу!!

Хью. Тьфу!!!

Инспектор Венеция

Женщина, услышав стук в дверь, открывает ее. На пороге стоит Хью в дождевике и мягкой шляпе.

Хью. Добрый вечер, главный инспектор Венеция из Уголовного розыска Бернема. Могу я войти?

Женщина. Конечно можешь, дорогой. Это же твой дом.

Оставив дверь открытой, поворачивается, чтобы уйти.

Хью. Вот дура! Дура чертова! Назад! Ты спятила? Я могу оказаться кем угодно! Маньяком!

Женщина. Но ты же мой муж, дорогой.

Хью. А откуда ты знаешь? Откуда тебе это знать? Я что, документы тебе показал?

Женщина. Нет.

Хью. Вот именно, нет.

Женщина. Но…

Хью. Попроси меня показать служебное удостоверение.

Женщина. (Вздыхает) Ты не покажешь мне твое служебное удостоверение, дорогой?

Хью. Разумеется, мадам. Весьма разумная предосторожность, если позволите так выразиться.

Хью достает удостоверение, сует ей под нос.

Женщина. Ну хорошо, а теперь ты можешь…

Хью. Разгляди как следует! Ты на него даже не взглянула! Господи, да я вообще мог его в какой-нибудь трущобе купить, ты же ничего не знаешь. Я мог оказаться маньяком с поддельным удостоверением.

Женщина. Ладно. «Главный инспектор…».

Хью. Не оставляй дверь открытой! Боже всесильный! Закрой ее и цепочку накинь, женщина! Для чего она там болтается, как по-твоему?

Женщина закрывает дверь на цепочку. Хью, пока женщина читает удостоверение, стоит на крыльце.

Женщина. (За дверью) «Главный инспектор Венеция. Уголовный розыск города Бернема».

Снова открывает дверь.

Теперь входи, дорогой, обед готов.

Хью. Куда мне пройти?

Женщина. На кухню.

Хью. Извини, но у меня нет санкций, необходимых для посещения кухни.

Женщина. А зачем они тебе? Это же твоя кухня.

Хью. Наша, дорогая.

Женщина. Наша кухня.

Хью. Ты же отлично знаешь, без твоего особого разрешения я заходить на кухню не имею права.

Женщина. Считай, что ты его получил.

Хью. А ты ничего не забыла, дорогая?

Женщина. О чем ты?

Хью. Мы же договорились, прежде, чем кто-то из нас даст другому особое разрешение, он должен получить по телефону подтверждение личности этого другого.

Женщина. О Господи.

Хью. Вот стоит телефон, дорогая. И помни. Лучше переосторожничать, чем оказаться разрезанной на мелкие куски маньяком, который притворяется мной.

Женщина набирает номер.

Женщина. Бернемский уголовный розыск? Скажите, у вас работает инспектор Венеция? (Пауза) Огромное вам спасибо.

Хью. И что?

Женщина. Там никогда о тебе не слышали.

Хью. Проклятье. Ну ладно, что у нас на обед? Пахнет роскошно.

Женщина. Там никогда не слышали об инспекторе Венеция.

Хью. Наверное, кто-то просто пошутил. Мы там только и делаем, что шутки шутим, в участке.

Женщина. Ты ведь не полицейский, верно?

Хью. Нет. Нет, не полицейский.

Женщина. А кто же ты?

Хью. Маньяк.

Следственная группа

Дебора сидит на софе, смотрит телевизор. Внезапно кто-то начинает со страшной силой лупить по входной двери дома. Мы слышим за сценой голоса Стивена и Хью.

Стивен. (За сценой) Поверни ручку, и все.

Снова треск и удары.

Стивен. (За сценой) Ручку поверни. Что с тобой?

Хью. (За сценой) Ничего.

Снова треск и удары.

Стивен. (За сценой) Всего-то и дела, что ручку…

Хью. (За сценой) Слушай, я эту клятую дрыну от самой парковки сюда волок, что ж я, по-твоему, просто поверну ручку и войду в дом?

Стивен. (За сценой) Ладно, тогда я ее поверну.

Хью. (За сценой) Делай, что хочешь. А я все равно расшибу эту гадскую дверь.

Дверь открывается. В комнату входит Стивен.

Хью. (За сценой) Дверь-то закрой, закрой.

Стоящий на пороге Хью кувалдой разносит дверь в куски.

Дебора (Испуганно) Что вам нужно?

Стивен. Миссис Катрин Папай?

Дебора Да? А что? Кто вы такие?

Стивен. Извините, что потревожили вас, мадам, мы с коллегой производим обычный обход жителей этого района. Вы не будете возражать, если мы войдем в дом?

Дверь, наконец, слетает с петель.

Хью. Все. Уделал.

Дебора А почему вы дверным звонком не воспользовались?

Стивен. Видишь, так я и знал. Теперь она спрашивает, почему мы не воспользовались звонком.

Хью. Мы думали, вас дома нет.

Стивен. Нет, это ответ неправильный. Неправильный.

Хью. Не хотели вас беспокоить.

Стивен. Нет. Нет-нет-нет.

Хью. Если бы мы позвонили в звонок, получилось бы, что я зазря волок сюда кувалду от самой парковки.

Дебора Понятно.

Стивен. (После паузы) Ага. Похоже, этот ответ ее устроил. А теперь, миссис Папай, скажите, ваш муж дома?

Дебора Кто?

Стивен. Ваш муж. Он в настоящий момент дома?

Дебора У меня нет мужа.

Стивен. У вас нет мужа? Понимаю. Правильно.

Хью. Ладно, а когда он вернется?

Дебора Кто?

Стивен. Нет. Нет. Это неправильный вопрос.

Хью. Правда?

Стивен. Да, правда. В таком случае…

Хью. Когда он вернется?

Стивен. В таком случае, миссис Папай, прошу простить нас за неполноту наших сведений. Компьютер указывает, что в настоящее время вы являетесь обладательницей мужа.

Дебора Нет, не являюсь.

Стивен. Не являетесь. Что же, придется попросить коллег соответственным образом откорректировать эту запись. В таком случае, миссис Папай.

Дебора Да?

Стивен. В последнее время ваш муж был сильно занят, не так ли?

Дебора Что?

Стивен. Нам пришлось-таки здорово побегать за ним.

Хью. Подонок он. Вот кто он такой. Мешок с дерьмом. Здоровенный большой мешок с дерьмом, накипь, которая растекается по дерьму. Вот кто он есть. И всегда таким будет.

Дебора У меня нет мужа. Я незамужняя.

Хью. Можно вынуть дерьмо из мешка, но мешок из дерьма не вынешь.

Стивен. Да…

Хью. Гнилая пена в мешке с дерьмом, вот он кто.

Стивен. Да, возможно, мой коллега избрал тон несколько более прямой и открытый, чем тот, что избрал бы я, но, думаю, именно поэтому мы с ним так хорошо и сработались. Сами видите, мы дополняем друг друга.

Дебора Правда?

Стивен. Да. Прекрасно дополняем. Вот посмотрите. Отлично выглядишь сегодня.

Хью. Спасибо. А тебя клево подстригли.

Стивен. Видите? Групповой метод. Ну хорошо, к делу, миссис Папай. У вашего мужа был…

Дебора Ради всего святого. Сколько раз я должна повторять вам одно и то же? У меня нет мужа.

Стивен. Ну, как вам сказать…

Хью. Двадцать пять.

Стивен. Извините, миссис Папай, я на минутку отвлекусь. (К Хью) Что?

Хью. Она должна двадцать пять раз повторить нам, что у нее нет мужа.

Стивен. Почему?

Хью. По одному разу на каждый день недели.

Стивен. Да, но это, боюсь, не совсем верно.

Хью. Не совсем?

Стивен. Нет.

Хью. Ладно. Тогда на каждый год, который он проведет за решеткой. Подонок.

Дебора Послушайте, я не знаю, кто вы такие, и почему вам так хочется поговорить с мужем, которого у меня нет, но я повторяю…

Стивен. О, нам вовсе не хочется с ним разговаривать.

Хью. Не хочется?

Стивен. Нет, нет и нет.

Хью. Нет и нет. Разговаривать с ним? Еще чего.

Стивен. Простите мне это замечание, миссис Папай, но, по-моему, вы слишком часто ходите в кино.

Дебора Ну хорошо. Суть в том, что мужа у меня нет, и потому — не кажется ли вам, что вы зашли не в тот дом?

Стивен. Нет-нет-нет.

Хью. Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет.

Стивен. Нет.

Хью. Нет. Видите ли, там мы уже были.

Дебора Где?

Хью. Не в том доме. Мы только что оттуда, ну прямо только что.

Стивен. Увы, миссис Папай, мой коллега абсолютно прав. Мы всего минуту как не из того дома. Так что этот ваш довод, боюсь, не выдерживает критики.

Хью. Не-а. Разваливается прямо на глазах.

Стивен. Да.

Хью. И лежит на полу, кусками.

Стивен. Итак, раз вы утверждаете, что в доме никого, кроме вас, нет, вы, надеюсь, не будете возражать против, того, чтобы мы его быстро осмотрели?

Дебора Как быстро?

Стивен. Очень быстро.

Дебора Ну, пожалуйста.

Стивен. Спасибо.

Стивен и Хью по-дурацки вертят во все стороны головами.

Стивен. Ну вот. Совсем не больно, правда?

Хью. Вообще-то, больно.

Дебора Делайте, что хотите, только не разбудите сына.

Стивен. Прошу прощения?

Хью. Ага, и я тоже. Тоже очень прошу.

Дебора Наверху спит мой сын. Я не хотела бы, чтобы вы его разбудили.

Стивен. Минуточку, миссис Папай, минуточку. Всего одну минуту.

Хью. Вот это да, друг! Вот это да!

Стивен. Погоди секунду. У вас есть сын?

Дебора Да.

Стивен. Так, постойте-ка, миссис Папай, мы, может, и тупицы, но никак уж не умники. Откуда у вас мог взяться сын, если вы не обладаете мужем? Как-то уж больно хитро это у вас получается.

Дебора Он был моряком.

Стивен. Угу. В военном флоте служил?

Дебора Нет, в Сберегательном банке.

Стивен. Понятно. Ну хорошо, оставим это на время. Стало быть, вы говорите, что ваш сын находится наверху.

Дебора Да, он спит.

Хью. Он что, устал?

Стивен. Не удивлюсь, коли так, после всех его забав с нами.

Хью. Да уж, позабавил. То еще было веселье. Мы чуть животы не надорвали.

Стивен. Думаю, нам стоит повидаться с вашим сыном, миссис Папай, если вы ничего не имеете против.

Дебора Хорошо, но пообещайте, что уйдете, как только покончите с этим.

Стивен. Разумеется, миссис Папай. Как только закончится наше пребывание здесь, мы сразу же и уйдем.

Дебора выходит.

Стивен. Очаровательная женщина.

Хью. Очаровательная. Роскошная. Супер.

Стивен. Так спокойно все приняла.

Хью. Это точно.

Стивен. Быть может, слишком спокойно.

Хью. Ну, не хотелось мне это говорить, но ты прав, может, и слишком спокойно.

Входит Дебора с завернутым в одеяло младенцем на руках.

Дебора Это мой сын, Уильям.

Стивен. Ага. А ты малость нашкодил, верно, Уильям?

Хью. Спроси, куда он дел краденое.

Стивен. Ну-ка, Уильям, скажи, куда ты дел краденое? (К Хью) Какое краденое?

Хью. Никакое. Это была ловушка.

Стивен. Он в нее не попался.

Хью. (Помолчав) Подонок.

Верность традициям

Кабинет директора школы. За столом сидит Стивен. Вполне отвечающий нашим представлениям о частной школе кабинет, но с некоторым перебором. Широкие подоконники и окна в стиле старой английской готики отсутствуют, тем не менее, здесь очень уютно. Входит одетый школьником Хью. Серая форма, чуть более темный галстук. В общем, тоска.

Стивен. А, Бэмфорд, входите, входите.

Хью. Спасибо, сэр.

Стивен. Ну что же, Бэмфорд, первый день в Сент-Грее, не так ли?

Хью. Да, сэр.

Стивен. И как идут дела, неплохо?

Хью. (Смущенно) Не так чтобы очень плохо, сэр.

Стивен. Не так чтобы очень плохо, сэр. Не так чтобы очень плохо, сэр. Хорошо, хорошо. Хорошо-хорошо-хорошо. Я бы выразился так: в первый день все представляется несколько странноватым.

Хью. Мне немного трудно освоиться здесь, сэр.

Стивен. М-да, ну что же, надо будет кое-что предпринять по этой части. Скажем, пришить к форме тесемку с вашим именем — это иногда помогает. Однако первые несколько дней всегда отчасти озадачивают.

Хью. Да, сэр.

Стивен. Но с другой стороны, Бэмфорд, если бы вы верили всему, что показывают по телевизору, то полагали бы, что новичков поджаривают, принуждая их стоять вплотную к камину, а фрукты, которые мы подаем здесь на десерт, запихивают им в… в… но ведь здесь ничего этого не происходит, не правда ли, Бэмфорд?

Хью. Нет, сэр.

Стивен. Нет, сэр. Совершенно верно. Школы, подобные нашей, смогли выжить потому, что они сами шагнули в новые времена, Бэмфорд. Прогресс, Бэмфорд.

Хью. Сэр.

Стивен. Прогресс, это отнюдь не грязное слово. Вот жопа — слово грязное, ну и влагалище — до некоторой степени. Усвойте это, Бэмфорд. Учеба и повиновение.

Хью. Да, сэр. Я постараюсь.

Стивен. Прогресс же — это полотенце, которое вытирает нас досуха. Каждое мягкое хлопковое касание прогресса способно проникать в самые темные, самые волглые складки наших замаранных, грязных душ и отчищать их до блеска.

Хью. Я этого не знал, сэр.

Стивен. Что ж, Бэмфорд, теперь вы это знаете, теперь знаете. Хорошо. Очень хорошо. Первый класс. Отлично. Великолепно. Ве-ли-ко-леп-но. Восхитительно. Eccellente.

Хью. Мм. Что-нибудь еще, сэр?

Стивен. Гм? Да, да, действительно, есть и еще кое-что. По младшему четвертому классу распространились слухи, что у вас имеется дядя, который к тому же и член парламента.

Хью. Да, сэр.

Стивен. Член парламента от партии лейбористов, Бэмфорд.

Хью. Сэр.

Стивен. Так вот, мальчики в массе своей вполне здравомысленны, терпимы и готовы многое простить, Бэмфорд. Однако они способны и на жестокость. На следующий мой вопрос вы можете ответить с совершенной откровенностью, она не составит нарушения кодекса школьника, который мы, преподаватели, и хорошо знаем, и чтим. Вас не поддразнивали за это несчастливое родство?

Хью. Ну, сэр, не то чтобы поддразнивали… скорее, э-э, били.

Стивен. Понятно. Мне жаль, что вы считаете приемлемым для себя доносить на ваших однокашников, Бэмфорд. Меня это разочаровывает. Однако сегодня я закрою на это глаза.

Хью. Спасибо, сэр.

Стивен. В конце концов, вы у нас новенький. Вы понимаете, почему мальчики так вас третируют?

Хью. Должен сказать, сэр, если честно, у меня это вызвало недоумение, сэр.

Стивен. Видите ли, на моих уроках истории и обществознания я иногда рассказываю о социализме и, полагаю, эти рассказы оставляют глубокий след в душах ваших однокашников. Вероятно, политический пыл превозмог в них все прочие качества.

Хью. О.

Стивен. Понимаете, я говорю нашим мальчикам, Бэмфорд, — и, быть может, эти слова станут для вас своего рода потрясением, что социализм очень хорош на практике, но никуда не годен в теории.

Хью. Я этого не знал, сэр.

Стивен. Да. Прекрасная мысль, не правда ли?

Хью. Значит, из-за нее они все время и бьют меня по лицу, сэр?

Стивен. Видите ли, Бэмфорд, они сознают, что подлинное зло социализма состоит в трактовке людей как винтиков машины. А это, Бэмфорд, сбрасывает со счетов индивидуальность. И получатся серое, безликое единообразие.

Хью. Да, сэр.

Стивен. И… вы расстегнули верхнюю пуговицу рубашки, Бэмфорд?

Хью. Да, сэр.

Стивен. (Словно цитируя катехизис) «Верхнюю пуговицу надлежит застегивать только по Кармазиновым Дням или во вторники, предшествующие дням отлучки, в прочих случаях застегивается средняя пуговица, если только вы не получаете от матроны письменное извещение о том, что у вас обнаружен веред, после чего может быть застегнута пуговица нижняя, но лишь при условии, что левый чулок подвернут вниз точно до линии, проведенной мистером де Вером и проходящей строго посередке между коленной чашечкой и ахилловым сухожилием».

Хью. Извините, сэр, я забыл.

Стивен. Хорошо. Позаботьтесь о том, чтобы это не повторялось. На чем я остановился?

Хью. На сером, безликом единообразии, сэр.

Стивен. Да. Да, точно. Унифицированные ряды бездушных автоматов, которые ставят государство превыше самих себя и готовы пожертвовать всем ради «блага государства» — это совершенный кошмар. Таков главный изъян социализма, сбрасывающего со счетов — что он сбрасывает со счетов, мальчик?

Хью. Личность, сэр?

Стивен. Нет, индивидуальность! Вот что следует понимать. Индивидуальность имеет первостепенное значение для любой политической системы, — у вас слишком длинные волосы, между ними и краем ворота осталось всего-навсего две третьих дюйма, загляните к мистеру Заддарису, он их подровняет, — индивидуализм это все. Хорошо, Бэмфорд. На этом закончим. Мы все сделаем над собой могучее усилие и постараемся временно забыть о существовании вашего дяди.

Хью. Спасибо, сэр.

Стивен. Хорошо. И глядите веселее, ладно? Уверен, вы приложите к этому все ваши силы, не так ли?

Хью. Я постараюсь, сэр.

Стивен. И правильно, мальчик. Ради блага школы, а? Ради блага нашей дорогой, старинной школы. В конце концов, мы можем с гордостью указать в нашей истории на момент, когда результаты выпускных экзаменов оказались у нас лучшими во всем графстве Дарем, и потому не вправе позволить вам снижать наши показатели. Можете идти.

Хью. Спасибо, сэр.

Стивен. (Доставая из ящика стола палку) И попросите зайти ко мне Скарджилла-младшего, хорошо?

Критики 3

Стивен и Хью снова сидят во вращающихся креслах.

Стивен. Ну вот, вы посмотрели этот материал, Саймон Клитуар. Какие-либо мысли? Умозаключения?

Хью. Что ж, вы сами видели, они попали в старую, старую западню, в западню использования материала, который, по существу, соотносится сам с собой.

Стивен. Прибегая к выражению «соотносится сам с собой», вы имели в виду…

Хью. Я имел в виду показать всем, какая я впечатляющая и даже, может быть, интересная личность.

Стивен. Жаль. Не получилось. А скажите, вы не устали хотя бы немного от юмористических телевизионных передач посвященных самому телевидению?

Хью. Очень устал. Изнурился.

Стивен. Я думаю, что в людях, которые предаются любви с ближайшими кровными родственниками, присутствует нечто до крайности кровосмесительное. Возможно, впрочем, что только я так и думаю.

Хью. Понимаете, я желал бы, очень желал, чтобы они, только-только сочинив эту сценку, обратились ко мне. Я мог бы с легкостью указать им, где они сбились с пути.

Стивен. В точности то, чего желал бы и я. Можно ведь было мягко подтолкнуть их в правильном направлении. Ничего другого им и не требовалось. Все же, какая-никакая одаренность им, так или иначе, присуща.

Хью. Вы полагаете?

Стивен. Ну, быть может, не всесторонняя. Не думаю, к примеру, что из них получились бы достаточно впечатляющие критики.

Хью. И ведь они всякий раз излагают свои мысли, ни с кем предварительно не посоветовавшись. Как-никак, мы для того и существуем, чтобы помогать им.

Стивен. Помогать и критиковать. Я уже по уши сыт сценками, выражающими столь полное и глубокое презрение к людям, подобным нам с вами.

Хью. А знаете, интересно было бы сравнить эту сценку с тем, что делает, ну скажем, Диана Сосклижет.

Стивен. Ну да. И сразу все стало бы ясно.

Хью. Диана наблюдательна, реальна, правдива.

Стивен. Неизменно правдива. Прекрасно правдива и реальна. И очень актуальна.

Хью. И все псу под хвост.

Стивен. О да.

Хью. Конечно, она совершает ошибки, но кто же их не совершает?

Стивен. Вот именно. В конце концов, не могут же все быть критиками.

Шпионы 4

Шпионская контора. Стивен лихорадочно вышагивает по ней взад-вперед

Входит Хью.

Хью. Здравствуйте, Контрол. Чем занимаетесь?

Стивен. (Не сбавляя хода) Знаете, Тони, странная история. Мне сказали, что для сохранения хорошей формы я должен проходить самое малое десять миль в день.

Хью. Но вы же всегда были крепки как гвоздь, Контрол. Как дуб, во всяком случае. «Один из самых подтянутых людей в нашей службе» — так вас изредка называли.

Стивен. Взгляните-ка.

Протягивает Хью педометр.

Хью. Что это?

Стивен. Вот и я спросил о том же, когда доктор его мне выдал. Это педометр.

Хью. Педометр?

Стивен. Да, он показывает, сколько миль я уже отшагал. И миссис Контрол с чертовским усердием проверяет каждое утро, поставил ли я его на ноль. Просто беда.

Хью. Ха. Но я все же уверен, это потому, что миссис Контрол принимает ближе всего к сердцу именно ваши интересы.

Стивен. Да, это верно. И ворчать по этому поводу — просто-напросто эгоизм с моей стороны. В конце концов, Тони…

Хью. Да.

Стивен. Разве она столь решительно настаивает на этом не для моего же блага?

Хью. Конечно.

Стивен. И черт возьми, Тони, я вам так скажу: не слушайте вы мои жалобы.

Хью. Ну, не знаю. Они такие интересные.

Стивен. Так что привело вас сегодня к нам, на восьмой этаж?

Хью. Ах да. Помните, министр просил нас дьявольски поспешить и выяснить, кто стоит за бомбами, которые последнее время взрывались в правительственных учреждениях?

Стивен. Помню, Тони. Да, разумеется, помню со всей определенностью. И сколько я помню, он потребовал провести расследование, присвоив ему первый приоритет. Наблюдение, слежка, подслушивание разговоров, бюджет не ограничен. «Будьте так любезны, Контрол, бросьте на это все ваши силы» — так он мне сказал.

Хью. Совершенно верно. И поднялась страшная суматоха.

Стивен. Я как раз собирался спросить у вас, Тони. Я назначил руководителем этой операции вас, так удалось ли вам уже обнаружить нечто, способное дать нам полезную информацию, или, еще того лучше, конкретные сведения, которые могли бы привести к каким-либо арестам?

Хью. Собственно, по этой причине я и зашел к вам, Контрол, и удивился, увидев, как вы тут ходите взад-вперед. Я только что получил рапорт коммандера Хендерсона из Особой службы.

Стивен. Это тот отдел Скотланд-Ярда, который создали в начале века для борьбы с подрывными элементами и подавления беспорядков?

Хью. Он самый.

Стивен. Я в этом почти нисколько не сомневался.

Хью. Да. Так вот, они сообщают, что сумели с помощью кое-кого из наших работающих под прикрытием агентов арестовать группу мужчин и женщин, которые, как они смогут, по их мнению, доказать, определенно несут ответственность за всю эту прискорбную волну пренеприятных и раздражающих взрывов.

Стивен. А, так это была прискорбная волна?

Хью. Несомненно.

Стивен. Что же, новость, должен сказать, приятная.

Хью. Я так и думал, что она вам понравится.

Стивен. Она мне очень понравилась, Тони. Отличная работа. Вы попали в самое яблочко.

Хью. Вам не кажется, что за это стоит выпить кофе?

Стивен. Определеннейшим образом.

Хью. Сейчас принесу.

Стивен. Нет, Тони. Теперь моя очередь принести кофе вам.

Хью. Как великодушно. Спасибо, Контрол.

Стивен. О нет, Тони. Это вам спасибо. С молоком и без сахара, сколько я помню.

Хью. Да, пожалуйста. Вы и вправду чрезвычайно добры, Контрол.

Стивен. Ну что вы, Тони, о чем тут говорить. К тому же… (похлопывает по педометру) …лишний десяток метров произведет на миссис Контрол отменное впечатление!

Хью. Ишь, хитрец.

Стивен. Ладно, я мухой, Тони.

Хью. Давайте, Контрол, давайте. Я подожду, не маленький.

Стихотворение Хью

Хью читает стихотворение

Хью. По ряду причин, Стивен.

Стивен. Понятно. И самая из них самая главная…

Хью. Если позволите, я поверну ваш вопрос другой стороной и скажу: «потому что оно короткое».

Стивен. Стихотворение?

Хью. Именно. Я выбрал это стихотворение, потому что оно короткое.

Стивен. А это существенно?

Хью. Ну конечно. Мне кажется, что стремительные темпы современной жизни просто не оставляют людям времени для чтения длинных стихотворений, и потому это идеально подходит для трудолюбивой домашней хозяйки или пассажира пригородной электрички. Его легко втиснуть в самый напряженный распорядок дня и еще останется время для спорта и отдыха.

Стивен. То есть читатели современной поэзии найдут его очень удобным для себя?

Хью. О да, чрезвычайно удобным.

Стивен. Да, ну что же, к чрезвычайным удобствам неравнодушны все мы. И, полагаю, оно безопасно — в разумных пределах.

Хью. Совершенно безопасно. Человек может бросить это стихотворение без присмотра в любой комнате своей квартиры и быть совершенно уверенным — ничего плохого не произойдет.

Стивен. Великолепно. Но ведь существуют, предположительно, и стихотворения покороче?

Хью. О, всеблагие небеса, ну конечно!

Стивен. Всеблагие небеса, ну конечно?

Хью. Да. Всеблагие небеса, ну конечно. Есть, скажем стихотворение Ричарда Мэддокса, которое называется «Учреждения», могу вам его зачитать, хотите?

Стивен. Прошу вас.

Хью. Оно звучит так: «Ли».

Стивен. Короткое.

Хью. Да, очень короткое.

Стивен. Быть может, слишком короткое.

Хью. Возможно.

Стивен. Но, думаю, оно может прийтись как раз впору безумно занятым руководителям крупных фирм, у которых одна деловая встреча следует за другой, оставляя им лишь пару секунд досуга, не так ли?

Хью. Совершенно верно. Это наверняка именно тот сегмент рынка, на который нацелился Мэддокс.

Стивен. Давайте поговорим теперь о нынешнем времени года. Сейчас многие начинают обдумывать свои летние отпуска. Существуют ли стихотворения, которые вы могли бы порекомендовать семье, собирающейся, ну, скажем, провести две недели вдали от торговых сделок, прерывая отпускные досуги еще более досужими уик-эндами?

Хью. Что ж, прежде всего, я должен предупредить кое о чем те семьи, которые планируют взять с собой в отпуск поэзию.

Стивен. О чем же?

Хью. Будьте осторожны.

Стивен. На мой взгляд, очень хорошая рекомендация.

Хью. Попросите вашего турагента проверить, распространяются ли на поэзию какие-либо таможенные правила, а если вы выезжаете за пределы Европейского союза, заверните поэзию во что-нибудь теплое.

Стивен. А какие-то конкретные советы о том, как перевозить поэзию, выезжая за пределы нашей страны?

Хью. Ах да, я бы сказал, что приобретение дорожного несессера для поэзии дело, вне всяких сомнений, стоящее.

Стивен. Дорожного несессера для поэзии?

Хью. Да. Его можно купить в большинстве торгующих дорожными несессерами для поэзии магазинов Хай-стрит.

Стивен. Прекрасно. Ну-с, я думаю, вы были бы не прочь прочитать нам еще какое-нибудь стихотворение — перед тем как уйти?

Хью. Безусловно. Стихотворение «Остаток моей жизни» Р. П. Митчелла.

Стивен. Того самого Р. П. Митчелла?

Хью. Нет. Самого обычного Р. П. Митчелла.

Стивен. Понятно.

Хью. Оно довольно плотное, но в то же время не очень тяжелое. И на мой взгляд, вполне элегантное.

Стивен. То есть его можно порекомендовать, ну, скажем, молодой супружеской чете, только-только открывшей собственное дело по обслуживанию званных обедов?

Хью. Если хотите.

Стивен. Большое спасибо.

Откровенный разговор

Стивен появляется на кухне своего дома с двумя стаканами и бутылкой виски. Хью, чем-то немного смущенный, сидит за столом.

Стивен. Ну что, подождем, пока наши дамы вернутся из театра?

Хью. Да, да — мысль хорошая.

Стивен. Не понимаю, что они там нашли. Сидеть в темноте и смотреть какую-то старую дребедень.

Хью. Ну, им это, похоже, нравится.

Стивен. Не знаю, как ты, а я хожу в театр, чтобы развлечься.

Хью. Что ж, и они, наверное, тоже.

Стивен. А если мне захочется послушать ругань и претенциозную болтовню, так я могу и дома остаться.

Хью. И все же. Они так долго предвкушали этот вечер.

Стивен. (Разливая виски) Верно. Верно.

Хью. Собственно, и я его предвкушал, Мэтью, — как возможность откровенно поговорить с тобой.

Стивен. Да? Ладно. Всегда имеет смысл обменяться… воды?

Хью. Спасибо.

Стивен. (Добавляя воды в стакан Хью) …поговорить, значит?

Хью. Мм. Сколько уже лет я знаю тебя и Сару?

Стивен. Ууу, лет уж сто. Или около того.

Хью. Думаю, больше.

Стивен. Верно. Может, и больше.

Хью. Вы с Сарой — отличная пара.

Стивен. Понимаешь, Доминик, я тебе так скажу. Просто не знаю, что бы я без нее делал.

Хью. О.

Стивен. Поразительная женщина. Мне кажется, сейчас я люблю ее даже сильнее, чем в наши первые дни. Без нее я ничто. Отсутствую. Тень. Ноль. Пустое место. Ничто.

Хью. Мм.

Стивен. Господи, как же я ее люблю.

Хью. Ну, правильно. В том-то все и дело. Мм. Ладно. Ты ведь знаешь, в последнее время между Мэри и мной пробежала черная кошка.

Стивен. (Удивленно) Нет. Нет, этого я не знал. Черная кошка?

Хью. Да.

Стивен. И что это была за кошка?

Хью. Ну, в общем-то, обычная кошка. Только черная.

Стивен. О господи. Черные кошки — такая дрянь.

Хью. Да, с ними это случается. А у вас с Сарой никогда…?

Стивен. Что? Нет. У нас нет. Между нами ничего такого не бегало. Знаешь, за пятнадцать лет брака я на другую женщину и не взглянул-то ни разу.

Хью. Правда?

Стивен. Ну, не считая, конечно, моей матери.

Хью. Мм…

Стивен. Так ведь на мать-то совсем не смотреть тоже нельзя. Это невежливо. И я знаю, о Саре можно сказать то же самое.

Хью. Она никогда…?

Стивен. Нет. Она никогда мне не изменяла.

Хью. И у нее никогда, к примеру, не было десятилетнего романа с твоим, ну, скажем, лучшим другом, говоря, допустим, аргументации ради?

Стивен. У Сары? Нет. Да она, скорее, отрубила бы ножки своему любимому столику. Верна до мозга костей.

Хью. Ну правильно.

Стивен. Да, кстати. Насчет откровенного разговора.

Хью. Да?

Стивен. Ты хотел мне что-то сказать?

Хью. Верно. Хотел.

Стивен. Ну так давай.

Хью. Это очень нелегко. Дело в том… ну, вот эти десять лет… застарелый роман, о котором я говорил…

Стивен. Мэри.

Хью. Что?

Стивен. О нет. Молчи. Ты узнал, что у твоей жены, Мэри, был роман. Доминик, я просто не знаю, что сказать.

Хью. Нет-нет. Мэри мне не изменяла, я знаю… потому-то мне и трудно говорить с тобой об этом.

Стивен. Ладно, тогда давай я сам скажу. Правда, я был совершенно уверен, что мы с Мэри вели себя очень осторожно.

Хью. А с другой стороны, я… что?

Стивен. Что?

Хью. Что ты только что сказал?

Стивен. Да ничего особенного. Просто я был уверен, что мы с Мэри вели себя очень осторожно, и ты не замечал, как мы крутим под твоим носом бурный роман — сколько уже? Лет двенадцать, по-моему. Самое малое.

Хью. Вы с Мэри крутили…?

Стивен. О, Господи, ну конечно.

Хью. Ты же говорил, что ни разу не взглянул ни на одну женщину, кроме Сары и твоей матери.

Стивен. И Мэри, понятное дело. Это уж само собой.

Хью. Ну ладно, в таком случае, мне будет намного легче сказать тебе то, что я хотел сказать.

Стивен. Да?

Хью. Возможно, тебе будет интересно узнать, что я и твоя возлюбленная Сара крутим роман, э-э… ну, одиннадцать лет это уж точно.

Стивен. Прошу прощения? Ты и Сара?

Хью. Да. Я так и думал, что тебя это несколько ошеломит.

Стивен. Вы, парочка вероломных, двуличных…

Входят Сара и Мэри.

Мэри Привет, мальчики.

Сара Ну ты посмотри на них, уже виски дуют. Прямо не знаю.

Хью. Мэри, дорогая. Это правда, что ты и… что вы двое были…

Стивен. Сара, ответь мне. Это правда, что вы двое… правда? Скажи, что это неправда.

Сара и Мэри обмениваются взглядами, вздыхают.

Сара Мы ведь все равно собирались сказать им, верно, дорогая?

Мэри Собирались. И как раз сегодня.

Сара Да, у нас с Мэри роман — последние четырнадцать лет.

Мэри Очень страстный.

Сара На удивление страстный.

Хью. Что?

Мэри Я только не понимаю, как ты об этом узнал.

Сара (К Мэри) Ты ничего подозрительного без присмотра не оставляла?

Стивен. Да нет. Я говорил о тебе с Домиником. О том, что ты по меньшей одиннадцать лет состояла в связи с Домиником.

Хью. А ты с Мэтью, Мэри.

Сара А, вон ты о чем. Ну, это так, для разрядки.

Стивен. Да? Что ж, Доминик, тем легче нам будет сказать им, верно?

Хью. Намного легче. Возможно, вам будет интересно узнать, что мы с Мэтью были — как бы это сказать?

Стивен. Соложниками?

Сара Любовниками?

Мэри Секс-друзьями?

Стивен. Сорадостными соратниками?

Сара Блаженными блудодеями?

Хью. Да, ну, в общем, всем этим сразу, причем последние — сколько там?

Стивен. Ууу, лет, самое малое, восемнадцать-двадцать, нет?

Хью. Да, последние восемнадцать-двадцать лет.

Сара Ладно.

Мэри Весьма откровенно.

Сара То есть получается, что все мы побывали друг с дружкой в постели.

Стивен. Сильно на то похоже, да.

Мэри Правда, по отдельности.

Хью. Да, по отдельности, само собой.

Стивен. Но во всех возможных сочетаниях.

Сара Ну и ну. Ничего себе катавасия. Та еще историйка.

Мэри Прямо, не знаю, что и сказать.

Стивен. Что-нибудь вроде «как поживаете?», нет?

Хью. Ладно. Итак. Что нам теперь делать?

Стивен. Ну, это-то, по-моему, очевидно.

Мэри Ты хочешь…?

Сара Единственное, что нам осталось.

Хью. Что?

Сара Улечься в постель всем сразу.

Хью. А. Тоже верно.

Все неторопливо направляются в спальню.

Кафе

Стивен входит в кафе. Хью стоит в переднике за стойкой, вытирая ее.

Стивен. Доброе утро.

Хью. Доброе утро.

Стивен. Я хотел бы получить сэндвич с тунцом и чашку чая.

Хью. Если честно, я тоже.

Стивен. Прошу прощения?

Хью. Хотя насчет сэндвича не уверен, — может, лучше бы пышку, — а вот чай, это да. Помираю от жажды.

Стивен. О боже, ну хорошо, так, может быть, и мне нальете?

Хью. Чего?

Стивен. Чаю.

Хью. А, ха-ха. Похоже, мы друг друга не поняли. Вообще-то, я здесь не работаю.

Стивен. Не работаете?

Хью. Нет.

Стивен. Тогда извините. Я подумал…

Хью. Ну да, передник и прочее… да. Нет, не работаю. Нет-нет-нет. Ха-ха. Смехота.

Оба упираются взглядом в стойку, словно надеясь отыскать на ней хозяина кафе.

Стивен. Так что… кафе закрыто?

Хью. Не думаю. Иначе они бы табличку на дверь повесили.

Стивен. Табличка там висит — «открыто».

Хью. Вот и я подумал, что у них открыто. Господи, убить готов ради пышки, а вы?

Стивен. Вообще говоря, от пышки я бы не отказался.

Хью. Я вот думаю, может, взять одну и оставить на стойке деньги? Как по-вашему?

Стивен. По-моему, можно.

Хью. Я, правда, не знаю, сколько она у них стоит.

Стивен. Э-э-э…

Хью. Что?

Стивен. Послушайте, если вы здесь не работаете, почему же вы за стойкой стоите?

Хью. Я?

Стивен. Да.

Хью. А я — полицейский под прикрытием.

Стивен. Правда?

Хью. Ага.

Стивен. Ясно.

Хью. Черт. Я от этих пышек скоро с ума сойду. Убрать их с глаз долой, что ли?

Стивен. Ну да, понятно. Только прикрытие у вас слабенькое, верно?

Хью. Вы это о чем?

Стивен. Так ведь какой смысл работать под прикрытием, если вы всем говорите, что работаете под прикрытием.

Хью. (Промолчав довольно долгое время) Вообще-то, это вы тонко подметили.

Стивен. Да.

Хью. То есть, выходит, зря я вам сказал, что работаю под прикрытием?

Стивен. Зря.

Хью. Да, тонко. Потому что поначалу-то вы же не знали, что я полицейский.

Стивен. Не знал.

Хью. И получается, все мои труды — передник нацепил, торчу здесь с восьми утра, — все пошло прахом.

Стивен. Похоже на то. Хотя, вообще говоря, это не мое дело.

Хью. Нет-нет-нет. Не говорите так. Никогда не говорите, что это не ваше дело. Нет, нам очень нужно, чтобы люди обращались к нам со своими предложениями. Поверьте, мы принимаем их с большой благодарностью.

Стивен. Далеко не все.

Хью. Но разумеется, нам нужно также, чтобы люди молчали в тряпочку, поэтому не говорите никому, что я полицейский.

Стивен. Ну что вы, конечно.

Хью. Хорошо. Но замечание вы сделали тонкое. Не говорить, что я полицейский под прикрытием. Да. Спасибо.

Стивен. А вы что же, преступника здесь подстерегаете или как?

Хью. Именно-именно. Смешно, да? Подстерегаю преступника, и когда он войдет, я ему устрою, скажем так, теплый прием.

Стивен. Ясно. Интересная, наверное, работа.

Хью. Многие именно так и думают, но нет, интересного в ней мало. На девяносто девять процентов — рутинная беготня.

Стивен. Понятно.

Хью. А вы, случаем, не преступник, а?

Стивен. Я?

Хью. Вы.

Стивен. Нет.

Хью. Ну и хорошо. Потому что, будь вы преступником, мне пришлось бы устроить вам теплый прием.

Стивен. Хотя, с другой стороны, будь я преступником, я бы, наверное, вам в этом не признался.

Хью. Ну да. Правильно.

Стивен. И уж тем более, зная, что вы полицейский.

Хью. Ага, теперь понял. Вы ни в чем не признались бы, потому как знаете, что я полицейский.

Стивен. Да. То есть, если бы я был преступником.

Хью. Верно. Верно. Но вы не преступник?

Стивен. Нет.

Хью. Ну и хорошо.

Стивен. Да, но суть-то в том, что я мог бы им быть.

Хью. Нет, погодите, как-то странно у вас получается. Вы же сию минуту сказали, что вы не преступник.

Стивен. Не преступник.

Хью. И отлично.

Стивен. Но мог бы им быть.

Хью. Чушь какая-то.

Стивен. Нисколько. Вот посмотрите, если я преступник, я не стану говорить вам, что я преступник. Если я не преступник, я этого опять-таки говорить не стану. Значит, если я говорю, что я не преступник, из этого вовсе не следует, что я не он. Не преступник.

Хью. А скользкая ты сволочь, верно?

Стивен. Прошу прощения?

Хью. Небось, книжек много прочитали?

Стивен. Ну, видите ли…

Хью. Вот чем мне не нравится работа в полиции. Не остается времени, чтобы почитать…

Стивен. Ммм. Жаль.

Хью. Давай мы эту пышку напополам съедим.

Стивен. Э-э, нет, спасибо.

Хью разламывает пышку, протягивает половинку Стивену.

Хью. Держи.

Стивен. Нет, я правда не хочу, спасибо.

Хью. Да держи же.

Стивен. Нет.

Хью. А я говорю, бери!

Стивен. Нет!

Хью тычет половинкой пышки в лицо Стивена.

Стивен. Что вы делаете?

Хью. Отдаю тебе половину пышки.

Стивен. Она мне не нужна!

Хью. Думаешь, я тупой, да?

Стивен. Что?

Хью. Думаешь, раз ты книжки читаешь, а я нет, значит я тупой, да?

Стивен. Ничего я такого не думаю.

Хью. Если бы ты не хотел пышку, то сказал бы, что хочешь. Значит, из того, что ты преступник, не следует, что я не должен давать тебе пышку, потому что ты сразу сказал, что не хочешь ее, а именно это ты и сказал бы, если бы пышка была полицейским.

Стивен. Вы сумасшедший.

Хью. Сумасшедший? Это твоя первая ошибка. Я же не говорил тебе, что я сумасшедший. Я говорил, что я полицейский. Но ты только что назвал меня сумасшедшим полицейским. Откуда ты можешь это знать, если я тебе ничего не говорил? Выходит, я должен был тебе это сказать. Но я ведь не говорил, так откуда ты знаешь?

Стивен. Так это же очевидно.

Не суди

Хью. — судья в алонжевом парике. Стивен — адвокат, в таком же. Он производит перекрестный допрос свидетельницы, Деборы.

Стивен. Итак, мисс Сауртер, вы ожидаете, что суд поверит, будто вечером четырнадцатого ноября прошлого года, того самого года, хочу я напомнить суду, когда было совершено преступление, в коем обвиняется мой клиент, вы всего лишь гуляли по парку?

Дебора Совершенно верно.

Стивен. Совершенно что?

Дебора Верно.

Стивен. Ах верно, вот оно как. Ясно. А верно ли я понимаю, мисс Сауртер, что американская писательница Гертруда Стайн была лесбиянкой и нисколько этого не скрывала?

Дебора Думаю, да.

Стивен. Ах вы так думаете? Гертруда Стайн и поныне остается одной из самых прославленных американских романисток столетия, мисс Сауртер, а ее лесботические наклонности давно отмечены в судебных протоколах.

Дебора Да.

Стивен. И тем не менее, вы всего только «думаете», что она лесбиянка?

Дебора Ну, я никогда не размышляла об этом. И сочинений ее не читала.

Стивен. Мисс Сауртер, в двух улицах от вашей так называемой «квартиры» расположен книжный магазин, в котором открыто выставлены произведения Гертруды Стайн.

Дебора О.

Стивен. Вот именно, «о». И однако же, вы пытаетесь уверить нас, что каким-то образом, во всех тех случаях, когда вы должны были, исполняя ваши женские обязанности, проходить мимо этого магазина, направляясь за покупками, вы ни единого раза не зашли в него и не приобрели хотя бы одну книгу этой откровенно сапфической романистки?

Хью. Мистер Катетер, боюсь я не совсем понимаю, куда ведет нас эта линия допроса.

Стивен. С вашего разрешения, мой лорд, я стараюсь установить тот факт, что эта свидетельница плетет паутину литаний, что она отнюдь не почтенная председательница детского благотворительного общества и не дочь посла, как то представляется моему ученому другу обвинителю, но активная, неразборчивая и ненасытная лесбитианка.

Хью. Понятно. Продолжайте. Однако должен предупредить вас, мистер Катетер, что, если вы попытаетесь запугать или шантажировать свидетельницу, я отнесусь к этому с большим недоумением.

Стивен. Мой ласковый, вы сегодня красивы как никогда.

Хью. Ну хорошо, хорошо, можете продолжать.

Стивен. Известно ли вам, мисс Сауртер…

Дебора Собственно говоря, «миссис».

Стивен. О. А. Прошу прощения. Раз вы так на этом настаиваете, я, безусловно, не стану чинить вам препятствий на сей счет, «миссис» Сауртер, — если вам желательно быть известной именно под таким прозванием.

Дебора Это моему мужу желательно.

Стивен. Ваш муж — широко известный епископ?

Дебора Да.

Стивен. Епископ представляющий религию, церковь, э-э, англиканскую церковь, — сколько я знаю, она именует себя именно так, — владеющую землями, на коих возводятся дома, те самые дома, в которых с определенной статистической вероятностью осуществляются акты лесбийской любви?

Хью. Мистер Катетер, боюсь я должен снова прервать вас. Я сам принадлежу к этой церкви. Не клонятся ли ваши выпады к предположению о том, что и я тоже лесбиянец?

Стивен. Ваша светлость неверно истолковали мои слова.

Хью. Надеюсь. И надеюсь также, что не скоро еще наступит день, когда меня обвинят в совершении полового акта с женщиной! Ха-ха-ха.

Стивен. Определенно, любовь моя. Я вовсе не имел в виду предположить…

Хью. Влечение к женщине, каким бы отталкивающим ни представлялось оно разумному человеку, само по себе преступлением не является.

Стивен. Я обожаю вас, ваша светлость.

Хью. И потому нам, мистер Катетер, при всем нашем стремлении докопаться до истины, следует помнить, что миссис Сауртер — не подсудимая, а свидетельница. Сколь бы растленны и порочны ни были совершаемые ею похотливые акты, они — при всей их развращенной и отвратительной извращенности, — не являются предметом настоящего судебного разбирательства, пусть даже это скотство, каких мало.

Стивен. Я ваш навеки, мой дорогой.

Хью. Продолжайте, пожалуйста.

Стивен. Мне не хочется, «миссис Сауртер», посвящать суд в те дальнейшие подробности вашей омерзительной и постыдной эротической карьеры, которые превышают меру необходимого. Я просто хочу понять, как вы могли ожидать, что присяжные поверят показаниям чудовищной ковырялки вашего пошиба, кои противоречат утверждениям достопочтенного бизнесмена.

Дебора Я просто рассказала о том, что видела.

Стивен. Видели? Но что вы могли видеть вашими затуманенными похотью глазами? Что могли видеть, теряя рассудок от пагубных миазмов ваших печально известных похождений?

Дебора То, что я видела, возвращаясь домой с заседания церковного совета.

Стивен. Не является ли известным фактом то, что «церковный совет» это всего лишь иносказательное обозначение одной из поз лесбийской любви?

Дебора Э-э…

Стивен. Вы колеблетесь, мисс Сортир!

Дебора Я…

Стивен. Вы замарали свидетельское место вашими грязными, пятнающими речами!

Дебора Но…

Хью. Можете занять свое место в зале, мисс Лесбия.

Дебора О. Тебя ждать сегодня к чаю, Джереми?

Стивен. Конечно, мамочка. (Громко) Защита вызывает сэра Энтони Ведомо-Бражника.

Психоаналитик

Хью, американец, стоит. Стивен, англичанин, лежит в кресле.

Хью. Вам удобно, вы расслабились, мистер Ллойд?

Стивен. Да, да. Очень удобное кресло.

Хью. Это не просто игра случая, мистер Ллойд. Его спроектировал мой друг, по моим спецификациям, и именно для того, чтобы вы могли расслабиться и чувствовать себя как дома.

Стивен. Да, ну что же, в нем очень удобно.

Хью. Мой друг будет рад услышать об этом. Итак, Фрэнк, — во время наших сеансов я буду называть вас Фрэнком. Все хорошо?

Стивен. Хорошо.

Хью. Помимо всего прочего, это кресло, как я обнаружил, позволяет человеку расслабиться настолько, что он может говорить со мной, ничего не скрывая. Не правда ли?

Стивен. Правда.

Хью. Хорошо. Итак, Фрэнк…

Стивен. Собственно, меня зовут Джонатаном. Не знаю, насколько это…

Хью. Прекрасно. Нам уже удалось выяснить нечто новое. Итак, Фрэнк, я хочу, чтобы вы сделали глубокий вдох. Ртом.

Стивен. (Делает) Хааах!

Хью. Прекрасно. А теперь выдохните. Через нос.

Из носа выполняющего это задание Стивена вылетает небольшая сопля.

Хью. Вдох ртом, выдох носом. Знаете, как это называется, Фрэнк?

Стивен. Дыхание.

Хью. Неплохо. Это называется, Фрэнк, интероральная, экстраназальная, расслабляющая респираторная терапия — американская, как то следует из ее названия, техника. А теперь, Фрэнк, мне нужно, чтобы ваше сознание отправилось в прошлое. Вспять во времени. Все дальше, и дальше, и дальше.

Стивен. Понятно.

Хью. Уже отправилось?

Стивен. Уже.

Хью. Вы в прошлом. Что вы там видите, глазами вашего разума?

Стивен. Испанскую армаду.

Хью. Вы ушли слишком далеко, Фрэнк. Меня интересуют ваши личные воспоминания. Ваше детство. Мне необходимо изучить всю чувственную информацию, полученную вами в младенчестве. Пока же, вернитесь во второй класс школы.

Стивен. Куда?

Хью. Во второй класс.

Стивен. Я не понимаю, что это такое. В фильмах все время говорят о классах, семестрах, а я ничего не понимаю.

Хью. Ладно, Фрэнк, продолжайте дышать и давайте, в таком случае, обратимся, если получится, к вашим снам. Вам снятся сны?

Стивен. Да, бывает, снятся.

Хью. Снятся? Превосходно. Можете ли вы прямо сейчас вытянуть на поверхность вашего сознания какой-либо постоянно повторяющийся сон и рассказать мне о нем?

Стивен. Да, один такой, повторяющийся, у меня есть.

Хью. Хорошо, Фрэнк, давайте попробуем проанализировать его.

Стивен. Вообще-то, он довольно странный.

Хью. Я полагаю, Фрэнк, это сон по природе своей эротический?

Стивен. Да нет, не так чтобы.

Хью. О. Ну ладно, я все равно хотел бы услышать о нем.

Стивен. Ну, как я уже говорил, он немного странный.

Хью. Как правило, Фрэнк, чем причудливее и экстравагантнее сновидение, тем с большей легкостью позволяет оно позитивно себя интерпретировать. С противоположной же стороны, с другого, так сказать, конца палки, сновидения, отличающиеся незатейливой простоватостью, сопротивляются экспликации во много большей мере и требуют от исследователя, достаточно смелого для того, чтобы в них углубляться, применения куда более сложной морфологии.

Стивен. Понятно.

Хью. Но не робейте, Фрэнк! Это моя проблема. Итак, вам постоянно снится один и тот же сон — расскажите о нем. Договорились?

Стивен. А вы уверены, что это куда-нибудь нас приведет?

Хью. Тут все зависит от того, куда вы хотите попасть, Фрэнк.

Стивен. Ну я…

Хью. Так куда вы хотите попасть?

Стивен. Вообще-то, я бы с удовольствием…

Хью. Я тоже хочу туда, Фрэнк. И хочу отвести вас туда. (Кладет руку на плечо Стивена) Не бойтесь. Вы боитесь меня, Фрэнк?

Стивен. Нет, не боюсь.

Хью. Вы уверены?

Стивен. Ну, может, самую малость.

Хью. (Во все горло) Убью паскуду!

Стивен. (Испуганно) Господи!

Хью. Я испугал вас, не правда ли?

Стивен. Да. Да, испугали.

Хью. Вот и хорошо, мне, видите ли, нужно было понять, в каких, собственно, пределах я могу оперировать. Я положил вам на плечо руку — вы не испугались. Я крикнул вам в ухо, что убью вас, — вы испугались. Вот это и есть мои пределы. Пол и потолок, если угодно.

Стивен. Так хотите вы услышать о моем сне — или уже не хотите?

Хью. Очень хочу, Фрэнк. Очень. Рассказывайте.

Стивен. Значит так, я иду по коридору…

Хью. Фрэнк, у меня тут небольшой магнитофон, вы не будете против, если я…

Стивен. Нет-нет. Прекрасная мысль. Это довольно сложный сон.

Хью. Благодарю вас.

Стивен. Я нахожусь в большом здании. Думаю, это больница…

Хью включает магнитофон — из него вырывается громкая поп-музыка. Хью начинает притоптывать и подпевать.

Стивен. Что вы…

Хью. Продолжайте, Фрэнк, продолжайте.

Стивен. Я думаю, что это больница, но это не больница. Какое-то учреждение. Я вижу широкую лестницу. Вверху ее стоит мужчина в униформе. Уборщик или еще кто. Он манит меня… послушайте, мне это мешает, я не могу сосредоточиться.

Хью. (Выключая музыку) Приношу вам мои искреннейшие извинения. Продолжайте, прошу вас.

Стивен. Ну, в общем, уборщик манит меня к себе и я просыпаюсь.

Хью. Просыпаетесь. Понятно. Ну что же, это походит на…

Стивен. И сразу после этого обращаюсь в стену ванной комнаты.

Хью. Фрэнк, я никогда не считал себя человеком недалеким и все же, боюсь, для того, чтобы понять последние ваши слова, мне потребуется некоторая помощь. Вы обращаетесь в стену ванной комнаты?

Стивен. Понимаете, дело в том, что на самом-то деле я вовсе не просыпаюсь. Вернее, просыпаюсь, но только во сне. Просыпаюсь и обнаруживаю, что я весь голубой.

Хью. Голубого цвета.

Стивен. Именно. И какие-то люди выбирают меня в магазине, где продаются такие стены.

Хью. Понимаю. И затем вы перенимаете цвет той стены, которая у них уже имелась.

Стивен. Нет. Я — голубой, но такого оттенка, какой в магазинах встречается редко. А другая стена в их ванной немного зеленоватая. Но, в конце концов, наши с ней отношения налаживаются.

Хью. Простите?

Стивен. Другая стена и я — мы подружились. Никаких обид.

Хью. Понятно. А скажите, Фрэнк, эта ванная комната. Она принадлежит женщине?

Стивен. Э-э… да, вроде того.

Хью. И эта женщина принимает в ней ванны?

Стивен. Ну да, бывает.

Хью. И вас к ней влечет?

Стивен. Да нет. Я ведь голубой, как же я могу…

Хью. И все-таки, вас к ней влечет.

Стивен. Ну…

Хью. Ведь это она вас выбрала, Фрэнк. Там было столько разных оттенков, а она выбрала именно вас.

Стивен. Да, верно.

Хью. Вот видите. Ее влекло к вам, Фрэнк.

Стивен. Она выбрала меня потому, что мой цвет напомнил ей синяк, который когда-то был у нее на исподе ляжки.

Хью. А вот это уже любопытно, Фрэнк. Вы помните, какого оттенка был у нее синяк?

Стивен. Смутно.

Хью. Очень интересная последовательность событий, Фрэнк. И что дальше?

Стивен. Дальше я, наверное, расскажу вам продолжение моего сна.

Хью. Хорошо.

Стивен. Я вдруг опять оказываюсь в коридоре большого здания, которое стоит неподалеку от крикетного стадиона в Тонтоне, и прямо на меня бежит принц Эдуард, в руках у него крикетный мяч, он собирается сделать подачу, а у меня нет биты. Принц Эдуард хочет подать мне мяч, а у меня биты нет. Что это значит?

Хью. Возможно, нам еще рано обсуждать это, Фрэнк

Стивен. И тут я вижу, что это вовсе не принц Эдуард, а Боб Холнесс.

Хью. Как-как?

Стивен. Ну, Боб Холнесс. Который игру по ящику ведет, «Блокбастеры». Боб поворачивается ко мне и я вижу его лицо, кривую, ухмыляющуюся маску ненависти и бешенства. Я опускаю взгляд и вижу, что бита у меня все-таки есть. Когда на меня бежал принц Эдуард, биты не было, а стоило появиться Бобу Холнессу, появилась и бита. Но почему? Почему? Может быть, я безумен?

Хью. Безумен? Видите ли, Фрэнк, я стараюсь не прибегать к этому слову, «безумен». Я бы сказал так: половина того, что мы собой представляем, всегда «безумна», разупорядоченна, дика, а другая половина здравомысленна, рациональна, способна держать себя в руках.

Стивен. Ага, понял. Вы хотите сказать, что у каждого человека есть две стороны.

Хью. Нет, я имел в виду нас с вами. Половина нас с вами в своем уме — это я, а другая спятила — это вы, Фрэнк.

Стивен. А знаете, вы не похожи на других врачей. Последний, у которого я был, просто поставил мне две пломбы — и все.

Хью. Стоматология, Фрэнк, имеет свои преимущества.

Стивен. Само собой.

Безумие

Стивен обращается к камере, как он это часто делает. Хотя беседует он с доктором Марджори, аристократического обличия женщиной, на груди которой красуется значок «Скажем безумию нет!».

Стивен. Каждый день Британии насчитывается более десяти миллионов сумасшедших. Такой тревожный вывод сделан в только что опубликованном докладе, озаглавленном «Не обращается ли Британия в нацию безумцев?». Сегодня у нас в гостях доктор Миджори Марджори. Доктор Марджори, скажите, насколько серьезна эта проблема…

Дебора Она весьма серьезна, в…

Стивен. Минуточку, я еще не закончил.

Дебора Извините.

Стивен. …на самом-то деле?

Дебора (Пауза) Можно?

Стивен. Да, пожалуйста.

Дебора Она весьма серьезна. В 1957 году, когда только еще начали проводить соответствующий учет, мы были, сколько я помню, шестой по уровню безумия страной Европы. Между тем, данные за последний год свидетельствуют, что Британия, увы, опережает все страны Европейского сообщества…

Стивен. Которое действительно является сообществом, не так ли?

Дебора Да… Британия занимает в Европе первое место по показателям безумия.

Стивен. Что же, тенденция определенно тревожная.

Дебора Большое спасибо.

Стивен. Ну что вы, что вы.

Дебора А теперь, доктор Марджори, вы не возражаете против того, чтобы повторить нашу беседу сначала — для зрителей, которые только что переключились на наш канал?

Дебора С удовольствием.

Стивен. Обращается ли Британия в нацию безумцев? У нас в гостях доктор Миджори Марджори. Доктор Марджори, насколько серьезна эта проблема, на самом-то деле.

Дебора Да, в общем-то, не очень.

Стивен. Не очень что?

Дебора Серьезна.

Стивен. Правда?

Дебора Правда.

Стивен. Понятно. Ну да. А когда мы говорим, что Британия — это одна из самых безумных стран Европы, о каком роде безумия идет у нас речь?

Дебора Собственно, обо всех сразу — от безумия, которое заставляет людей надевать шляпу всякий раз, как они садятся в машину, до крайне острой формы безумия, при которой люди пишут письма в газеты.

Стивен. Интересно. Это весьма широкий спектр безумия, не так ли?

Дебора Да, думаю, мы перебрали все возможные варианты.

Стивен. Хорошо. А теперь, что касается зрителей, которые только что переключились на наш канал. Не кажется ли вам, дорогие зрители, что вы могли бы раскошелиться на газету, в которой печатается программа телевидения? Это позволило бы вам разумно планировать ваши просмотры и не начинать смотреть передачи с пятой минуты. Ведь никто же не начинает читать книгу с пятой главы, верно?

Дебора Я начинаю, если первые четыре скучные.

Стивен. Заткнитесь. А теперь обратимся к причинам, которые стоят за, или впереди, или немного сбоку от все возрастающего безумия британцев… каковы они?

Дебора Ну, мы изучили множество факторов…

Стивен. Простите, «мы» — это кто?

Дебора Мы с мамой.

Стивен. Прекрасно.

Дебора …и еще с одной женщиной, ее Алисой зовут.

Стивен. Отлично.

Дебора И получили очень интересные результаты. По сути своей, безумие ничем не отличается от хороших манер. Все начинается с семьи.

Стивен. Господи, до чего же интересно.

Фашизм

Одетые во фраки Хью и Стивен сидят в некоем подобии клуба и пьют бренди. Возможно, над камином висит портрет Гитлера.

Хью. Гэйл?

Стивен. Да, Леонард?

Хью. Я все гадаю, как же мы это сделаем?

Стивен. Что именно?

Хью. Как мы сможем сделать фашизм популярным в этой стране? Популярным и увлекательным.

Стивен. А, вон ты о чем. Н-да. У тебя это становится подобием навязчивой идеи, не правда ли?

Хью. Да, по-моему, у меня это стало подобием навязчивой идеи.

Стивен. И тем не менее, безумцем я бы тебя не назвал.

Хью. Надеюсь, я достаточно хорошо плачу тебе за эту услугу?

Стивен. В общем, да. Я вовсе не хотел…

Хью. Кроме того, я считаю, что именно малая толика безумия и позволяет всем нам сохранять здравый рассудок.

Стивен. Да. Что, впрочем, сомнительно.

Хью. И тем не менее, как нам следует поступить? Как сделать фашизм увлекательным и значительным?

Стивен. Мы должны достучаться до молодежи.

Хью. Ты полагаешь?

Стивен. Безусловно. В конце концов, именно молодежь образует корневой и краеугольный камень будущего.

Хью. Да. Или, по крайней мере, образует его в будущем.

Стивен. Нет. Уже образовала.

Хью. Точно?

Стивен. Точно. Ей еще предстоит стать настоящим, но будущим она уже стала.

Хью. Ну хорошо. Так как же нам сделать фашизм жизненно важным для молодежи?

Стивен. Мы могли бы прибегнуть к рекламе.

Хью. Гэйл, мой добрый старый изувер и фанатик, ну что ты плетешь? К какой еще рекламе?

Стивен. Я считаю, Леонард, что для выполнения современной работы необходимо использовать современные орудия.

Хью. Продолжай.

Стивен. То есть, это если мы хотим добиться успеха.

Хью. Да.

Стивен. В нашем предприятии.

Хью. Да?

Стивен. Боюсь, я уже закончил.

Хью. Понимаю. И что же, по твоему мнению, является современным орудием?

Стивен. Ну, орудий вокруг хоть пруд пруди. Взять ту же рекламу. Поп-музыку. Кино. Журналы. Повсюду так и кишат образы сексуальности и клевости.

Хью. Клевости?

Стивен. Клевости. Крутости. Безмятежности. Неотсталости.

Хью. И потому нам следует сделать фашизм…

Стивен. Клевым.

Хью. Клевым.

Стивен. Первым делом, мы должны придумать стиль одежды.

Хью. Ммм. Тут без кожи не обойтись.

Стивен. Кожа, да.

Хью. И кружева.

Стивен. Кожа и кружева, да.

Хью. С джинсовой отделкой.

Стивен. Отлично. Вот видишь, внешний облик у нас уже имеется.

Хью. А где нам ее искать, твою молодежь?

Стивен. Повсюду, где привольно льются кровь, деньги и эротические речи, отыщется и молодежь.

Хью. Ладно, а что мы ей скажем? Как убедим ее махнуть рукой на рок и ролики и обратиться к фашизму?

Стивен. Н-да. Сдается мне, Леонард, ты малость отстал от жизни.

Хью. Гэйл, прошу тебя. Ты же мой лейтенант, моя лобовая броня.

Стивен. Это верно.

Хью. Вот и объясни мне, что я ей должен сказать.

Стивен. Ты должен сказать молодежи: ах, молодежь, молодежь. Ты такая молодая, доверчивая и нетерпеливая, смотри, какой бит, какой звук, это ново, это ты, а какой позитив, да!

Хью. Они меня на смех поднимут.

Стивен. Поначалу… и под конец, да, верно. Но в промежутке будут слушать.

Хью. Ага. Ну ладно. Мальчики и девочки, сделайте то, что я вам сейчас скажу. Фашизм, он такой клевый. Фашизм — это кожа и кружева с джинсовой отделкой.

Стивен. Отлично.

Хью. Выбросьте ваши плейеры. Покиньте продымленные бары, где кофе дешев, а любовь отдается задаром. Присоединитесь к нашему движению.

Стивен. И пока их тела будут колебаться и дергаться под музыку этих слов, мы должны будем ввернуть что-нибудь насчет расовой сегрегации и отмены выборов.

Хью. И можно еще раздавать в наших магазинах пакетики с кремом для лица.

Стивен. А что мы предложим женщинам?

Хью. Гэйл. В нашем тысячелетнем порядке нет места для женщин.

Стивен. Но, Леонард, от женщин тоже кой-какая польза бывает.

Хью. Например?

Стивен. Они читают по телевизору новости.

Хью. Почему ты всегда называешь это именно так?

Стивен. Меня это возбуждает.

Хью. Хорошо, вернемся к теме расовой чистоты, может, нам стоит провести посвященную ей общенациональную рекламную кампанию?

Стивен. Превосходно.

Хью. А лицом этой кампании буду я.

Стивен. Нет, только не ты.

Хью. Господи-Боже, это почему же?

Стивен. А потому что Бога нет.

Хью. Да я не о том — почему же не я-то… (Пауза) Господи-Боже?

Стивен. Потому что Бога… (Пауза) нет.

Хью. Ну нет, и не надо. Но почему я не могу стать лицом общенациональной рекламной кампании?

Стивен. Потому что у тебя бабушка на четверть итальянка. Нет, представлять рекламные ролики буду я.

Хью. Ты? Человек, крестным отцом которого был еврей?

Стивен. Ну, по крайней мере, моя сестра не вышла замуж за валлийца.

Хью. Лучше выйти за валлийца, чем жрать греческий йогурт.

Стивен. Лучше уж греческий йогурт, чем корнуэльское мороженое.

Хью. Довольно, довольно! Ты что, не понимаешь? Они настраивают нас друг против друга. Ладно, мы оба будем лицом.

Стивен. Да. Вместе.

Хью. А лозунг у нас будет такой: «Добрый, старый фашизм. Такой же надежный сегодня, каким был всегда».

Стивен. Но, Леонард, дорогой мой и верный знакомый, у нас же новый фашизм, а не старый.

Хью. Ладно. «Новый фашизм со сбалансированным уровнем Ph. Новый мир натуральных питательных свойств в чашке на вашем столе».

Стивен. В чашке?

Хью. В чем же еще?

Стивен. Хорошо, а как тебе — «Морин Липман читает письма наших зрителей о новом фашизме»?

Хью. А она согласится?

Стивен. Почему бы ей не согласиться?

Хью. Ну да. «Если вы думаете, что фашизм — это всего лишь гусиный шаг и смешные фуражки, присмотритесь к тому, что мы уже сделали. Отпускается также в порционных расфасовках».

Стивен. Как выражаются в Германии, Das Sieg wird unser sein.[7]

Хью. Есть у вас такой враг, что вы будете рады поделиться с ним последним стаканчиком лапши быстрого приготовления?

Стивен. Фашизм. В два раза меньше жира, в два раза больше вкуса. Вот что нам обещает фашизм.

Хью. От «Проктер энд Гэмбл».

Стивен. Спрашивайте марку «Идеал».

Хью. Эх, жаль, что я не молод.

Стивен. Мне тоже.

Иеремия Бидл

Хью. — банковский кассир. К кассе подходит Стивен — в маске и с обрезом.

Стивен. Без глупостей.

Хью. Прошу прощения?

Стивен. Без глупостей. Если ты хотя бы дыхнешь слишком громко, я тебя пополам разорву. А теперь, медленно и аккуратно, открой кассу и вынь из нее все деньги.

Хью. Все?

Стивен. Все.

Хью. Ага. А счет вы именно в нашем отделении открывали?

Стивен. Чего?

Хью. Если не в нашем, мне придется позвонить. Но это не долго.

Стивен. Попробуй хотя бы взглянуть на телефон, я твои мозги по всей стенке размажу. Я банк грабить пришел.

Хью. Грабить… о Боже.

Стивен. Да ладно, не бери в голову.

Хью. О Боже.

Стивен. Заткнись. Спокойно и по-тихому. Клади все деньги в эту сумку.

Хью. Не убивайте меня.

Стивен. Делай, что я сказал, усек?

Хью. Да, да. Все деньги…

Стивен. Вот именно. Легко и просто.

Хью начинает нервно выгребать из кассы наличные, но вдруг останавливается.

Хью. Ой-ой. Подождите минутку.

Стивен. Чего?

Хью. Ой, нет, не верю. Не верю.

Стивен. Ты, давай, пошевеливайся, я не собираюсь торчать здесь целый день.

Хью. Кто вас на это подбил?

Стивен. Подбил?..

Хью. Кэрол, правильно? Так я и знал! Ненормальная. Тьфу! Да, а камера-то где же?

Стивен. Ты что несешь?

Хью. Вы же этот… Джереми Бидл из «Скрытой камеры», так?

Стивен. Чего!?

Хью. Я вас и не признал сразу. Поймаю эту идиотку, убью! Тоже, шалунья. А я-то какого дурака свалял!

Стивен. Слушай, ты, урод, клади все деньги…

Хью. Но, должен сказать, получилось у вас блестяще. Толковые на телевидении ребята сидят. И когда вы это собираетесь показывать?

Стивен. Слушай, я не Джереми мать-перемать Бидл! Клади деньги в сумку.

Хью. Ну, эти-то слова вы писком замените, верно?

Стивен. Чего?

Хью. Джереми мать-перемать Бидл. У вас же канал семейный, по нему нельзя говорить «Джереми мать-перемать Бидл». Если только «Мать-Перемать» это не ваше среднее имя.

Стивен. Говорят тебе, я не Джереми Бидл. Я на него и не похож ни капли.

Хью. Ну еще бы, в маске-то, само собой.

Стивен снимает маску.

Стивен. Доволен?

Хью. Супер.

Стивен. Что супер?

Хью. Вам еще и лицо накладное приделали, так? Невероятно.

Стивен. Если ты через десять секунд не отдашь мне сумку с деньгами, я тебя шлепну.

Хью. Теперь бы еще передачи дождаться.

Стивен. Одна, две…

Хью. Хотя, если по правде, я обычно «Бесстыжую камеру» смотрю…

Стивен. Пять, шесть…

Хью. Вы ведь у них эту идею и умыкнули, верно?

Стивен. Девять…

Хью. Эх, жаль, я сегодня другую рубашку не надел. Хотя…

Стивен стреляет в грудь Хью. Много крови.

(Умирая) Но запись-то вы мне пришлете?

Архитектор

Стивен сидит за, да-да, за письменным столом. На столе стоит что-то вроде архитектурной модели довольно приятного жилого района. Все выглядит очень мило — деревья, ручей, фигурки людей, прогуливающих собак, и так далее. Хью рассказывает об особенностях проекта.

Хью. И, в общем и целом, я думаю… вернее, надеюсь, что мне удалось создать этим проектом новое направление. Основной упор был сделан на качество повседневной жизни людей. Я понимаю, изначальная задача была несколько иной, однако, думаю, вы согласитесь с тем, что этому макету присущи достоинства, которые по-настоящему выделяют его из ряда других современных проектов. Ха. Это действительно так. Работа была очень увлекательная.

Стивен. Да.

Хью. Так каково же ваше мнение?

Стивен. Эмм. Мистер Браганза…

Хью. Прошу вас, говорите со всей откровенностью.

Стивен. Непременно. Непременно. Но прежде всего, позвольте спросить, почему вы уклонились от… э-э… ну, скажем так, традиционной…

Хью. Вы имеете в виду ставшие уже привычными обувные коробки?

Стивен. Именно так.

Хью. Прямые линии, прямые углы…

Стивен. Верно-верно. Обувные коробки.

Хью. Что ж, говоря откровенно, мистер Кэтчпол, этот стиль изжил себя, он мертв. Брутализм, модернизм, пост-модернизм, всем этим «измам» пришел конец. Мы просто обязаны думать о том, как живут люди.

Стивен. Да, разумеется. Но, видите ли, когда мы просим дать нам обувную коробку, мы именно коробку для обуви и подразумеваем. Мы — производители обуви, понимаете? И нам действительно нужны коробки, чтобы класть в них обувь.

Хью. О, это я понимаю. Понимаю. Однако, продолжая держаться все за те же старые прямоугольные тюрьмы, вы лишь угнетаете человеческий дух. А я пытаюсь освободить его.

Стивен. Что ж, это… хорошо, конечно. Но, поймите, я так и остался с нерешенной проблемой — куда мне класть обувь? Мне необходимы коробки для нашей обуви, ведь так? Обувные коробки.

Хью. Необходимы? Вправе ли мы судить о том, что может оказаться необходимым и какая именно причудливая дизайнерская мысль отравит жизнь грядущих поколений?

Стивен. Я не думаю, что наши обувные коробки отравили жизнь хотя бы одному поколению.

Хью. Ну, я бы не стал этого утверждать.

Стивен. Проклятье. Ладно, давайте скажем так. Для меня обувная коробка — это просто приспособление, позволяющее хранить обувь.

Хью. Вот как? И черт с ним с человеческим духом, вы это хотите сказать?

Стивен. Не совсем.

Хью. Я знаю, что вас смущает. Затраты, не так ли? Вы боитесь, что это обойдется вам слишком дорого.

Стивен. Нет, я боюсь, что мне некуда будет класть обувь.

Хью. А вы забудьте о деньгах. Существуют вещи, которые невозможно просчитать с точностью до пенни. Я говорю о человеческих жизнях.

Стивен. Да, но поймите, я-то об обуви говорю.

Хью. Обувь, обувь. Неужели это все, о чем вы способны думать?

Стивен. На работе — да, все.

Хью. Что же, мне жаль вас. Сказать по правде, я вам сострадаю.

Стивен. Ну…

Хью. Впрочем, если вам нужна коробка, я ее для вас сделаю. Не знаю, смогу ли я после этого жить в мире с собой, но, если вам ничего больше не нужно, я спроектирую для вас хорошую, надежную, заурядную, прямоугольную обувную коробку.

Стивен. Спасибо.

Хью начинает упаковывать макет.

Хью. Стало быть, это я уношу.

Стивен. Нет-нет. Оставьте. Я думаю, мы сможем найти для него применение.

Хью. Какое?

Стивен. Вдруг кому-нибудь из наших рабочих захочется в ней поселиться?

Критики 4

Привет, это снова вращающиеся кресла.

Хью. Саймон Клитуар. Вы это просмотрели. Как по-вашему, что здесь происходило?

Стивен. Ну, видите ли, сценка снова получилась довольно пустой, предсказуемой — даже не знаю, какое бы слово я использовал, чтобы ее описать.

Хью. Пасквильная?

Стивен. Если угодно. Своего рода надувательский розыгрыш с балаганным окарикатуриванием пародийной пастиши.

Хью. А что вы могли бы сказать двум центральным персонажам?

Стивен. Я бы сказал им «здравствуйте».

Хью. (Отсмеявшись над этим остроумным замечанием) Верно, верно. Люблю умное, оригинальное и острое словцо.

Стивен. Большое спасибо.

Хью. Не за что. Насколько мне известно, все ваши умные, оригинальные и острые словца были недавно изданы отдельной книгой?

Стивен. Да, верно.

Хью. И как ее приняли?

Стивен. Ну, вы же знаете, что такое критики. Что они вообще понимают в нашей с вами работе?

Хью. Полностью с вами согласен. Полностью. Со-гла-сен. Однако вернемся к нашему надувательскому розыгрышу с балаганным окарикатуриванием общепринятых условностей. Больше всего меня огорчило то, что он ничего не сказал нам о взаимоотношениях двух центральных персонажей.

Стивен. Это верно. Кого-то, возможно, их нелепые выходки и способны слегка позабавить, но правда об отношениях людей в сегодняшней Англии, проявляющихся сейчас, в этот вечер, в эти послеполуденные часы — где она?

Хью. С места, в котором я лежал, ее определенно увидеть было невозможно.

Стивен. Нет, и мне это очень не понравилось.

Хью. Вот именно. Что ж, в таком случае два балла из десяти — за усердие.

Стивен. Просто это не наша с вами, как говорится, чашка чая, не так ли?

Хью. Так. (Поднимая с пола чашку) Моя — вот она.

Стивен. Боюсь, вам предстоит обнаружить, что это моя, а не ваша.

Падение Марджори

Гостиная, обставленная на старинный манер. Стивен ковыряется в стоящих на каминной полке часах. Входит встревоженный Хью.

Хью. Томас! Боюсь, у меня плохая новость.

Стивен. Одну минуточку, Джон. Я обещал Марджори починить эти часы. Ты не мог бы подать мне руку помощи?

Хью. Чью?

Стивен. Твою.

Хью. Ты все-таки выслушай меня, Томас. У меня дурные новости.

Стивен. Дурные?

Хью. О Марджори.

Стивен. Марджори?

Хью. Она упала.

Стивен. Марджори пала?

Хью. Боюсь, что так. Ускакала нынче утром на Грозе и не вернулась домой к появлению миссис Мемпвостер. Впоследствии выяснилось, что она упала.

Стивен. Спокойнее, Джон. Это Марджори упала?

Хью. Да.

Стивен. С лошади?

Хью. Ну, разумеется, с лошади.

Стивен. Не понимаю, какие тут могут быть «разумеется». Нынешние девицы с чего только не падают. Лошадь им для этого совершенно не обязательна.

Хью. Нет, конечно. Однако в данном случае без лошади не обошлось.

Стивен. Она могла выпасть из кресла, свалиться со стола, с рояля, с чего угодно.

Хью. Да, за вычетом лишь того, что в данном случае, она, когда это произошло, скакала на лошади.

Стивен. То есть, когда она упала?

Хью. Да.

Стивен. Из чего ты и заключил, что Марджори упала с лошади.

Хью. Совершенно верно. С Грозы.

Стивен. Ты сказал, с Грозы?

Хью. Вот именно.

Стивен. Она что-нибудь себе повредила?

Хью. Пока неизвестно. Ее сейчас осматривает Кавендиш.

Стивен. Старый дурак. Что он понимает в лошадях?

Хью. Кавендиш осматривает Марджори.

Стивен. Марджори? Разве она заболела?

Хью. Нет. Просто упала с лошади.

Стивен. Упала с лошади? Тогда лучше вызвать Кавендиша.

Хью. Я уже вызвал. Томас. Он в гостиной.

Стивен. Лошади, они такие большие, Джон.

Хью. Я знаю, Томас.

Стивен. Если упасть хотя бы с одной из них, всякое может случиться.

Хью. Еще бы.

Стивен. (Помолчав) Впрочем, нет, не «всякое».

Хью. Нет. Не «всякое».

Стивен. Я к тому, что вот эти часы, сколько ни падай с лошади, все равно премьер-министром не станут. Я сказал «всякое» не в этом смысле.

Хью. Разумеется, не в этом, Томас. Так или иначе, сейчас ее осматривает Кавендиш.

Стивен. Ты же сказал, что он в гостиной.

Хью. Так и есть. Осматривает Марджори.

Стивен. А она где?

Хью. И она в гостиной.

Стивен. Ха. То есть, они там вдвоем?

Хью. Да.

Стивен. Возможно, я был не прав. Возможно, он, в конечном счете, не такой уж и дурак. И как она?

Хью. Пока не известно. Но, похоже, падение было очень серьезным.

Стивен. С лошади?

Хью. Да.

Стивен. С Грозы?

Хью. Да.

Стивен. О чем только Марджори думала, зачем ей, черт побери, понадобилось падать с Грозы?

Хью. Ну, ты же знаешь, как она любит поскакать на ком-нибудь, а, Томас?

Стивен. А при чем тут Томас?

Хью. Томас тут ни при чем.

Стивен. Томас — это я, Джон.

Хью. Я знаю.

Стивен. И на мне она не скакала. Что-то у тебя концы с концами не сходятся, дружище. Не связываются. Ты же сказал, что она скакала на Грозе.

Хью. Скакала.

Стивен. Скакала?

Хью. Да.

Стивен. А теперь уже не скачет?

Хью. Нет. Упала.

Стивен. Боже милостивый.

Хью. Еще бы.

Стивен. Где же она?

Хью. В гостиной.

Стивен. Так она на Грозе по гостиной скакала?

Хью. Нет, падение произошло у Страттонского ручья, на распутье двух дорог. Молодой Коттрелл нашел ее там и принес в гостиную.

Стивен. Лучше бы уж в конюшню, тебе не кажется?

Хью. Почему?

Стивен. Гостиная — не место для Грозы.

Хью. Марджори.

Стивен. То есть?

Хью. В гостиной Марджори.

Стивен. С Грозой?

Хью. Нет. Гроза на конюшне.

Стивен. А. Ну тогда все в порядке.

Хью. Отнюдь не все, Томас. Она очень неудачно упала.

Стивен. Расшиблась?

Хью. Пока неизвестно. Сейчас с ней Кавендиш.

Стивен. Кавендиш? Он ведь врач, так?

Хью. Так.

Стивен. Интересно, а в часах он, случаем, не разбирается?

Барт

Стивен интервьюирует Хью. У Хью надтреснутый, как у Ричарда Харриса, голос, а в повадках присутствует нечто от Питера О’Тулла, Оливера Рида и любого падкого до разгульной жизни актера.

Стивен. Так вы лично знали Бартона?

Хью. О да. Ну, примерно так же, как, на самом-то деле, «знал» Бартона каждый из нас. О да, к Барту я относился очень тепло. Он был человек с характером, понимаете?

Стивен. И, конечно, Элизабет Тейлор…

Хью. Ну, Лиз, это была сама радость, мечта, сокровище. Если бы вы видели их вместе…

Стивен. А вы когда-нибудь…

Хью. О да. Множество раз. Собственно, я же бы шафером на их свадьбе.

Стивен. На которой?

Хью. На всех.

Стивен. Хорошо, а Гилгуд, Ричардсон. Вы, должно быть…

Хью. Нет, эти двое так и не поженились.

Стивен. Я не о том, — вы были с ними знакомы?

Хью. О Господи, ну конечно. Вот у кого был характер, причем у каждого. Они то и дело просили моих советов. Так меня и называли — наш «гуру».

Стивен. И примерно в ту же эпоху вы, наверное, познакомились…

Хью. Да, на самом-то деле, практически со всеми.

Стивен. Боже милостивый.

Хью. О да. И я знал всех, и меня все знали.

Стивен. Поразительно.

Хью. Просто мне здорово везло.

Стивен. Так-так. А что вы думаете о Саймоне Кучарисе?

Хью. Саймон…

Стивен. Кучарис. Вы его знали?

Хью. О да, знал. Ну что вы, «Кучу» же все знали. Да. Характер у него был занятный, это точно.

Стивен. Хорошо. А Маргарет Колченогкуку?

Хью. Мм. Ну, Маргарет, это была очаровательная женщина. Я многие, многие годы был очарован ею.

Стивен. А характер у нее был занятный?

Хью. Нет. Она же была женщиной. Характеры — это по мужской части. Маргарет хватало и очарования.

Стивен. Понятно. Колин Фенчхромайотсюда?

Хью. Вот у него характер имелся.

Стивен. Фенелла Хахахахахахафью?

Хью. Очаровательная женщина.

Стивен. Питер Пииииииииииии?

Хью. Тот еще характер. После Питера таких уже не делали. Видать, отливка сломалась.

Стивен. Анджела Ломайотливкупитеружеспекся?

Хью. Упоительная женщина.

Стивен. Клифф Ричард?

Хью. Ну, этого вы только что придумали.

Цыпленок

Стивен и Дебора обедают в ресторане.

Стивен. Тут у него на глазах выступают слезы, он выпячивает грудь и говорит: «Я делаю это ради моей страны»… и втыкает себе в голову ножницы. А ирландец говорит…

Входит, катя перед собой тележку, официант — Хью.

Хью. Основные блюда подавать можно?

Стивен. Да, пожалуй.

Женщина Да, пожалуйста.

Хью. Превосходно.

Стивен. Могу я спросить вас кое о чем?

Хью. Разумеется.

Стивен. Как вы это делаете?

Хью. Что именно, сэр?

Стивен. Как вам удается выбрать с другого конца ресторана именно тот миг, когда я дохожу до соли анекдота? За то время, что мы здесь сидим, вы проделали это уже четыре раза.

Хью. Хороший вопрос, сэр. На самом деле, под вашей пепельницей скрыт крошечный микрофончик.

Стивен. О, понимаю.

Хью. А приемник у нас, на кухне, так что… На деле, все очень просто.

Стивен. Ну ясно. А я-то удивлялся.

Хью. Баранина?

Женщина Да, пожалуйста.

Хью. Очень хорошо, мадам.

Ставит перед ней блюдо с бараниной.

Женщина Спасибо.

Стивен. Да, так о чем я? Англичанин… э-э… вот дьявол…

Хью. (Выгружая на блюдо овощи) Англичанин сказал: «Я делаю это ради Королевы» и выпрыгнул в окно…

Стивен. Ну да, верно. Потом шотландец сказал: «Я делаю это ради моей страны» и э-э…

Хью. воткнул себе в голову…

Стивен. …ножницы, тоже верно. А ирландец и говорит…

Хью. Вы заказывали цыпленка, сэр?

Стивен. Да, а что?

Хью. Цыпленка «Лакруа». Готовится на глазах клиента.

Стивен. Да, большое спасибо. А ирландец…

Хью снимает крышку с большой кастрюли, под крышкой обнаруживается молодая курица, предпочтительно квохчущая.

Женщина О Боже!

Стивен. Что это!?

Хью. Цыпленок «Лакруа».

Точит нож.

Стивен. Что вы делаете?

Хью. Что я делаю?

Стивен. Да.

Хью. Мне необходима уверенность в том, что нож достаточно остр, сэр.

Стивен. Я не об этом, я о цыпленке… он же живой!

Хью. Ха. Это не надолго, сэр.

Женщина Меня сейчас стошнит.

Хью. О. Что-нибудь не так с бараниной, мадам?

Стивен. Вы же не собираетесь резать цыпленка прямо здесь?

Хью. Вот именно, собираюсь. Это цыпленок «Лакруа», сэр. Как вы и заказывали. «Свежий, упитанный цыпленок, готовится на глазах клиента».

Заносит нож.

Стивен. Постойте. Не… не убивайте его!

Хью. Не убивать?

Стивен. Нет!

Хью. Предпочитаете съесть его живьем?

Стивен. Нет.

Хью. Но тогда…

Стивен. Перестаньте! Я сказал — не убивайте цыпленка.

Хью. Но почему, сэр?

Стивен. Ну… вы же знаете.

Хью. Не знаю.

Стивен. Нас опять завалят письмами. Сценка того не стоит.

Хью. Письмами?

Стивен. Да.

Хью. От кого?

Стивен. Да откуда я знаю? От чокнутых.

Хью. А кто это?

Стивен. Люди такие, чокнутые. «Почему, о почему, о почему, о почему мою бабушку в озрасти шести лет вынудили смотреть, как цыпленка режут до смерти ради так называемого увеселения?». В этом роде.

Хью. Что ж, это ничем не хуже, чем быть зарезанным до смерти ради так называемого обеда.

Стивен. Да, конечно, я понимаю.

Женщина Нет, все-таки нет.

Хью. Прошу прощения?

Женщина Думаю, все-таки хуже.

Хью. Вы так думаете?

Женщина Да.

Хью. Правда?

Стивен. Да. И, пожалуй, она права.

Хью. Права? Так давайте цыпленка спросим, идет? Что бы ты предпочел — умереть в сценке, которую увидит по телику вся страна, или отправиться прямиком в «Макдоналдс», в сэндвич, никем не замеченным и не оплаканным?

Женщина Вот именно об этом я и говорила. Простите.

Хью. Что вас не устраивает? Он отлично провел время. Мы показали ему студию, в которой викторины снимают, ведь так?

Стивен. Нет, просто мне было бы спокойнее, если бы вы его не убивали.

Хью. Что?

Стивен. Мне было бы спокойнее, если бы вы не убили цыпленка.

Хью. Спокойнее? А при чем тут ваш покой?

Стивен. Честно говоря, мне и идея эта никогда не нравилась.

Хью. «Никогда не нравилась»?

Женщина Я тоже была от нее не в восторге.

Хью. Ну ладно, если вы в самую последнюю минуту распривередничались, давайте все отменим.

Стивен. Да, пожалуйста.

Хью. Хорошо.

Стивен. И вообще, по здравому размышлению, я предпочел бы салат.

Хью. Зеленый?

Стивен. Да.

Хью. Очень хорошо, сэр.

Хью берется за ручки тележки с цыпленком и укатывает ее.

Стивен. Думаю, мы приняли правильное решение.

Женщина Я тоже.

Стивен. Ну так вот, а ирландец и говорит…

Его прерывает буйный, ужасающий вопль.

Стивен. Да что же у них тут творится?

Появляется Хью с тарелкой салата.

Хью. Что, никогда не слышали предсмертного вопля латука? Жуть, правда?

Стивен. Как это?

Хью. Вы ведь и не знали, верно? Вы думали, латук появляется на свет в стерилизованных полиэтиленовых пакетиках с землей и подрастает на полках супермаркетов. Вам даже в голову не приходило, что и у латука могут быть чувства, надежды, мечты, семья, наконец…

Стивен. Да идите вы на хрен с вашим латуком! Мне когда-нибудь дадут закончить анекдот?

Хью. О, простите.

Стивен. А ирландец и говорит…

Переход к другой декорации.

Какао

Дом престарелых. Комната мистера Симнока. Кровать, софа и т. д.

Стивен. (Служитель) Все в порядке, мистер Симнок?

Хью. (Очень, очень старый уроженец севера) А?

Стивен. Я спрашиваю, у вас все в порядке, мистер Симнок?

Хью. Хочу какао.

Стивен. Через минуту будет вам и какао. Я задерну шторы, ладно?

Хью. А?

Стивен. Я говорю — я задерну шторы? Так будет немного уютнее. Вам.

Хью. Задергивай шторы. Уют. Какао.

Стивен. Какао уже на подходе, мистер Симнок.

Хью. Шторы.

Стивен. (Задергивает шторы) Вот, намного лучше. А ночи все длиннее становятся, верно, мистер Симнок? И холодает с каждым днем. Время так и летит, правда? Кажется, только вчера было Рождество. О нет, к чему это? Зачем вы бросаете на пол журналы?

Хью. Не нравятся. Сплошной вздор.

Стивен. Давайте, я их подниму — ну-ка, посмотрим, о чем тут пишут.

Как только Стивен наклоняется к журналам, Хью с немалой силой заезжает ему кулаком в ухо.

Стивен. Оу! Ничего себе! По-вашему, это красиво? Взять и ударить меня? Почему вы так поступили?

Хью. Потому что какао хочу.

Стивен. Да будет вам какао — хоть я и не уверен, что вы его заслуживаете. Не удивлюсь, если вы, при таком-то вашем поведении, вообще его не получите. Интересно, что вы дальше придумаете. Нехороший вы человек, мистер Симнок. Давайте я вам одеяло подоткну.

Хью. Девяносто два года.

Стивен. Правильно, девяносто два года. В ноябре будет девяносто три.

Хью. Мне девяносто два года, а я ни разу не пробовал орального секса.

Стивен. Да уж, наверное, не пробовали. Оральный секс! Нашли, о чем думать.

Хью. И на верблюде верхом не скакал.

Стивен. По-моему, вы заговариваетесь, мистер Симнок.

Хью. Никогда не видел, как писает женщина.

Стивен. Еще минута, и я на вас рассержусь, ей-ей.

Хью. Ни одного человека не убил.

Стивен. Знаете, мистер Симнок, я, пожалуй, начну сейчас убивать одного, если он не проявит осторожность, большое ему спасибо.

Хью. Никогда не был в оперном театре. И гамбургера ни разу не ел.

Стивен. Вы просто глупый старик, хватит чушь молоть, я этого больше не потерплю.

Хью. Никогда ничем не пресытился. Ничего не сделал для этого.

Стивен. По-моему, вы немного озябли, да оно и не удивительно. Еще минута и вы получите ваш какао.

Хью. Не хочу я вашего дурацкого какао.

Стивен. Не капризничайте, вы же любите какао.

Хью. Терпеть не могу. На нем пенка.

Стивен. А вы помешайте ложечкой, и не будет пенки.

Хью. Заставляет меня давиться им, лакать, будто я кошка какая. А я хочу пить молоко из грудей бирманской девы.

Стивен. Ну не знаю. Что с вами сегодня, мистер Симнок? Думаю, нужно будет увеличить вашу дозу витамина Е. Бирманских девушек ему подавай. Это в нашем-то Тодмордене.

Хью. У тебя изо рта воняет.

Стивен. Ну вот. Не надо переходить на личности, мистер Симнок.

Хью. Гнилой капустой.

Стивен. Я на вас очень сердит, мистер Симнок.

Хью. Ты пидорас.

Стивен. Никакой я не пидорас, мистер Симнок, нехорошо так говорить.

Хью. Пидорас, додик, двустволка и половой демократ. И небось ни разу этого не попробовал.

Стивен. Я не желаю слушать такие слова, мистер Симнок, правда, не желаю.

Хью. И нечего тебе торчать в таком месте, в твои-то годы.

Стивен. Кто-то же должен здесь работать, мистер Симнок. Служить обществу, хотя какое мне может быть дело до…

Хью. Ты должен бродить по свету, пробовать оральный секс, людей убивать, смотреть, как в оперных театрах писают женщины, и есть гамбургеры, сидя верхом на верблюдах. Пить молоко из грудей непальских дев.

Стивен. В прошлый раз были бирманские.

Хью. Я передумал. Непальских. А ты торчишь здесь и терпишь грубости от старика. Пидор ты, вот ты кто. Пидор с дурным запахом изо рта.

Стивен. Ах, мистер Симнок, вы меня сегодня очень огорчаете. Я сейчас сбегаю за какао, а когда вернусь, давайте обойдемся без этих глупостей. Ей-богу!

Стивен уходит.

Хью. (Ему в спину) Визгливая давалка и вонючка в придачу. Никогда не видел, как писает женщина, ни разу. Жизнь прошла даром.

Стивен. (Возвращается) Ну вот, мне удалось перехватить в вестибюле миссис Гидеон с подносом. Так что, вот оно, ваше какао, и не говорите потом, что вы невезучий, какао вы нынче получите раньше всех.

Хью. Ураа!

Стивен. Видите, отличная все-таки штука, верно?

Хью. Какао.

Стивен. Да. Правда, тут один нехороший мальчик нехорошие слова говорил, верно?

Хью. Прости меня, Брайан. Правда, прости.

Стивен. То-то же. Стоит вам увидеть какао, вы сразу становитесь как шелковый. Уж и не уверен, следует ли вам его нынче давать.

Хью. Ну пожалуйста, Брайан.

Стивен. Ладно, держите. Так-то оно лучше, верно?

Хью. Очень вкусное какао.

Стивен. «Берентс», самое лучшее.

Стивен улыбается в камеру.

Стивен Голосом из телерекламы

Старое доброе какао «Берентс». Всегда под рукой. «Оригинальное», или «Новый Берентс» придумано специально для зрелых, нюхнувших жизни людей. Содержит натуральные добавки из мощных барбитуратов и героина.

Хью, блаженно улыбаясь, отключается.

Голые

Стивен и Хью в каком-то запустелом месте. Вокруг черно. Хью на мониторе, Стивен вживе.

Стивен. Боюсь, нам придется попросить, чтобы вы немножко потрудились, леди и джентльмены, и помогли нам. Напрягли ваше, так сказать, воображение.

Хью. Вот именно. Для того, чтобы мы смогли сыграть следующую сценку, леди и джентльмены, нам требуется только одно: вообразите нас обоих голыми.

Стивен. Да. Простите, что обращаемся к вам с такой просьбой. От себя можем сказать, что мы с Хью намеревались пойти до конца и действительно оголиться, но нам не хватило средств.

Хью. Вот именно. Боюсь, что бюджет передачи этого просто не выдержал бы. Ну да ладно.

Стивен. А теперь, дабы помочь вам выстроить в воображении нужную картину, могу сказать, что действие сценки происходит в церкви.

Хью. Вот именно. Стивен будет играть епископа.

Стивен. А Хью будет играть на органе.

Хью. Органиста.

Стивен. Что?

Хью. Я буду играть органиста.

Стивен. Органиста? Ну да. Но ты же и на органе будешь играть?

Хью. Нет. Не буду. Я буду играть органиста, который не умеет играть на органе.

Стивен. О Господи. Прости. Прости. Ну конечно. Я опять все испортил?

Хью. По правде сказать, да.

Стивен. Простите, леди и джентльмены.

Хью. И лучше бы вы все перестали, наконец, воображать нас голыми.

Стивен. Да, завязывайте с этим. Кончайте. Я сам кругом виноват. Извините. Черт.

Соски

Стивен обращается к мистеру и миссис Публика

Стивен. Леди и джентльмены, думаю, за эти недели мы достаточно хорошо узнали друг дружку и это дает мне право сделать небольшое признание. Я вовсе не хочу смутить вас таковым. Меня оно не смущает, а ведь именно я сбираюсь открыть вам душу. Дело в том, что я не совсем таков, каким кажусь. Вы видите перед собой человека, которого я с присущей мне добротой назвал бы прелестнейшим существом, да так оно, в сущности, и есть. Однако, и вот тут я попросил бы вас оказаться людьми в редкостной степени милыми, я обладаю одной странной особенностью, которая, по моему ощущению, делает меня, говоря со всей присущей мне мягкостью, существом небесным и почти божественным. Как и у все возрастающего в наши дни числа людей, к моей груди приторочены два соска: вот здесь и, в несколько меньшей мере, здесь, однако, — и это образует особенность, заставляющую меня выглядеть отчасти менее упоительным, нежели обычно, — в то время, как вот этот, Невилл, розов, бодр и обладает всеми достоинствами, каких только можно пожелать, другой, он у меня вот тут, его зовут Шейлой, окрашен в ярко-голубые тона и испытывает что-то вроде юношеского разочарования в жизни. Ну вот, на этом я, со ставшей уже привычной для вас гладкокожестью и златобедростью, позволю себе закруглиться. Вы были терпеливы, обманчиво привлекательны и на удивление угодливы. Я же счастлив тем, что был с вами столь баснословен. Благодарю вас.

Беседа о языке

Стивен и Хью оживленно беседуют в телестудии — во всяком случае, Стивен оживлен чрезвычайно.

Хью. Хорошо, давайте поговорим вместо этого о гибкости языка — о лингвистической эластичности, если угодно.

Стивен. Мне кажется, я уже говорил, что наш язык, английский…

Хью. На котором мы, судя по всему, говорим…

Стивен. В той мере, в какой мы на нем говорим, да, безусловно, определяет нас самих. Мы определяемся нашим языком — хотите определяться, пожалуйста, ради бога, валяйте.

Хью. (В камеру) Здравствуйте! Мы беседуем о языке.

Стивен. Возможно, я мог бы проиллюстрировать этот момент — по крайней мере, позвольте мне попытаться. Вопрос таков: способен ли наш язык, английский то есть, способен ли он снести демагогичность?

Хью. Демагогичность?

Стивен. Демагогичность.

Хью. А под демагогичностью вы подразумеваете?..

Стивен. Я подразумеваю демагогичность — взрывоопасное красноречие, убедительную и хлесткую риторику. Послушайте, если бы Гитлер оказался англичанином, были бы мы, в аналогичных обстоятельствах, подвигнуты, одурманены, воспламенены его зажигательными речами или лишь посмеялись бы над ним? А, а, а? Не слишком ли английский язык ироничен, чтобы стать опорой для гитлеровской манеры, не резал ли бы он наш слух просто-напросто фальшью?

Хью. (В камеру) Мы беседуем о том, что режет наш слух просто-напросто фальшью.

Стивен. Ну хорошо, хорошо, вы не будете против, если я предприму попытку дискретизации? Я этого терпеть не могу, но можно? Можно? Является ли наш язык функцией нашего британского цинизма, терпимости, сопротивления ложным эмоциям и так далее или же эти качества проистекают, безотносительно к сути дела — безотносительно — из самого языка? Это проблема курицы и яйца.

Хью. (В камеру) Мы беседуем о курицах и яйцах.

Стивен. Давайте начнем с яйца Леды: вот язык, грамматика, структура, — а вот высказывание. Послушайте, послушайте, существуют же шахматы и игра в шахматы. Отметьте разницу, отметьте, сделайте мне одолжение.

Хью. (В камеру) Теперь мы перешли к шахматам.

Стивен. Представьте себе клавиатуру рояля, восемьдесят восемь клавиш, всего восемьдесят восемь, и все же, все же, каждый день в одном только Дорсете на сотнях клавиатур создаются новые мотивы, мелодии, гармонии. Наш язык, деточка, наш язык — это сотни тысяч доступных нам слов, и одновременно, триллиарды возможных, допустимых новых идей, поэтому я могу произнести следующее предложение и питать уверенность, что в истории человеческого общения оно не прозвучало еще ни разу: «Официант, держите нос теледиктора ровнее, иначе дружественный латекс отправит мои штаны в отставку». Одно предложение, обычные слова, но они никогда еще не расставлялись в таком порядке. И все же, о, все же, каждый из нас влачит наши дни, говоря друг другу одно и то же, раз за изнуренным разом, и питается столь же клишеическими откликами на них: «Я люблю тебя», «не ходи туда», «какое ты имеешь право так говорить?», «заткнись», «есть хочу», «мне больно», «чего это ради?», «я не виноват», «помогите», «Марджори мертва». Понимаете? Вот мысль, которую безусловно можно подать к пятичасовому чаю со сливками дождливым воскресным вечером.

Хью смотрит в камеру, открывает рот, словно собираясь что-то сказать, но не находит — что. И говорит вместо камеры Стивену.

Хью. То есть, для вас язык — это нечто большее, чем простое средство общения?

Стивен. А, ну конечно, конечно, конечно. Язык это шлюха, любовница, жена, подруга по переписке, девица по вызовам, бесплатная увлажняющая салфетка с ароматом лимона или удобная освежающая подтирка. Язык — это дыхание Бога, роса на свежем яблоке, тихое ниспадание пыли в луче утреннего солнца, когда вы снимаете со старой книжной полки забытый томик эротического дневника; язык — это легкий запах мочи на боксерских трусах, скрип лестницы, это полузабытый день рождения детства, шипящая спичка, поднесенная к заиндевелому окну, теплое, влажное, доверчивое прикосновение протекающего подгузника, громада сгоревшего танка, испод гранитного валуна, мягкий пушок на верхней губе средиземноморской девочки, паутина на давно изношенных резиновых сапогах.

Хью. Ладно, спокойной ночи.

Стихотворение Стивена

Стивен стоит за столом, читая стихи.

Стивен.

Изначально я написал стихотворение, из которого извлечена эта строфа, когда умерла моя дорогая жена Вражина. В 1978-м, узнав, что умер и рок-н-ролл, я написал его снова. А теперь я хотел бы, если вы соблаговолите мне это позволить, написать его еще раз. Спасибо.

Садится и пишет.

Груди подруги

Кухня фермерского дома. Декорации примерно те же, в каких телекомпания «Тайн-Тис» проводит ночные религиозные дискуссии. Хью погружен в чтение книги. Входит Стивен. Оба милы до омерзения.

Стивен. Кто сказал тебе, что ты наг?

Хью откладывает книгу и улыбается Стивену.

Хью. Прошу прощения?

Стивен. Я вот подумал: «кто сказал тебе, что ты наг?».

Хью. Я что-то не понял тебя, Арнольд.

Стивен. Ладно, тогда я объясню. Я размышлял о том месте в книге «Бытие», где Адам объясняет Богу, почему он и Ева скрылись.

Хью. А, ну да. Если я правильно помню эту историю, Адам говорит: «мы были наги и убоялись».

Стивен. Верно, Гленн. А Бог говорит…

Хью. «Кто сказал тебе, что ты наг?».

Стивен. (Словно в первый раз заметив камеру, обращается прямо к ней) У нас с Гленном только что состоялся разговор об одном месте в книге «Бытие», которое отчасти заинтересовало меня.

Хью. Увлекательный получился разговор, верно? А кстати, скажи-ка, какого размера груди твоей подруги?

Стивен. Что ж, давай попробуем прояснить эту проблему. Почему Бог счел нужным дать столь сложный ответ на то, что представляется, на первый взгляд, довольно простым вопросом?

Хью. Ну во многих отношениях он вовсе не так прост, как, скажем: «они очень большие или всего лишь довольно крупные?».

Стивен. Что ж, замечание тонкое. Однако, если и не такой простой, то, все же, простой относительно.

Хью. Вот именно, Арнольд, и уж точно проще чем: «сильно она возбуждает тебя в постели?».

Стивен. Нет. Я думаю, Бог спрашивал следующее: «Откуда ты узнал, Адам, о такой вещи, как „состояние наготы“? Как могла эта концепция значить для тебя хоть что-то, если ты не ел от дерева, с которого Я запретил тебе есть?».

Хью. Я-то уверен, что они у нее, в основном, большие. Здоровенная парочка висюлек, вот в чем я уверен.

Стивен. Давай, все-таки, по порядку, Гленн.

Хью. Ты прав. Давай по порядку. С какой начнем, с левой или с правой? Насколько огромной ты бы ее назвал?

Стивен. (Смеется) Ха-ха! Гленну трудно сосредоточиться на нашем исследовании Библии, потому что он слегка помешался на размерах грудей моей подруги.

Хью. (Тоже смеется) Арнольду трудно сосредоточиться на нашей маленькой дискуссии, посвященной размерам грудей его подруги, потому что он питает несколько избыточный интерес к анализу всякого рода библейских мест.

Стивен. Но вы не волнуйтесь, мы все это разложим по полочкам!!

Снова поворачиваются один к другому и говорят одновременно.

Хью. Скажем, лифчик у нее — сорок восьмого размера или все-таки больше?

Стивен. Знание добра и зла, вот что крылось в плодах того дерева, и когда Ева приняла плод от змея… и так далее.

Насилие

Стивен и Хью непонятно где.

Стивен. Насилие: мы уже касались этой темы в проводимых нами каждые две недели обзорах событий за предыдущие три дня, но, скажу вам со всей присущей мне смелостью, сегодня мы затронем ее снова и нисколько этого не стыдимся. Насилие — это явление не из тех, что приходят и уходят сами собой.

Хью. Хорошо сказано. Думаю, слова «Ответственное телевидение» характеризуют наш подход наилучшим образом.

Стивен. А что такое «Ответственное телевидение»? А вот что: мы в высшей степени озабочены тем, чтобы ничто из показанного нами не оказало дурного влияния на наших зрителей. Поэтому, когда я ударяю Хью, к примеру, вот так:

Ударяет Хью.

Стивен. Мы оба не должны забывать о том, как это может подействовать на нашего зрителя.

Хью. А должны думать о том, не начнет ли наиболее податливая, легко увлекающая часть нашей аудитории подражать поведению подобного рода.

Стивен. Так вот, в этой серии передач я, к настоящему моменту, бил Хью не менее пугающих семи раз. И не думайте, что мы не думали о том, как это бессмысленное, наводящее ужас насилие может повлиять на нашу молодежь. Мы как раз и думали — а вдруг она начнет его имитировать? Хью.

Хью. Что ж, интересный и неотвратимый вывод, к которому мы пришли, выглядит так: да. Потому что с того времени, как эта серия пошла в эфир, мне, когда я гулял по улицам, не менее двенадцати раз наносили побои совершенно незнакомые люди.

Стивен. То есть, все выглядит так, точно мы подталкивали их к имитации моей структуры насильственного поведения, потому они тебя и били?

Хью. Совершенно верно.

Стивен. Не является ли это тревожной тенденцией?

Хью. Тенденцией не является.

Стивен. То есть, не исключено, что Мильтоны Шульманы[8] нашего мира вовсе не так глупы, как это может показаться с первого, второго и тридцать четвертого взгляда. И мы волей-неволей обращаем Британию в страну насилия.

Хью. До ужаса на то похоже.

Стивен. Хорошо, давайте посмотрим, не удастся ли нам повернуть этот процесс вспять. Сейчас я дам тебе пятерку, Хью.

Дает Хью пятерку.

Стивен. Прошу всех, кто был настолько глуп, что подпал под влияние моего насильственного поведения, и уже готов выйти на улицу, чтобы побить Хью, внимательно понаблюдать за тем, как я теперь улыбаюсь Хью, и даю ему еще пять фунтов, и говорю: «Хью, старина, вот тебе пятерка. Оттянись от души. О, смотри-ка, у меня тут еще одна завалялась, держи. И еще одна. Ну ладно, топай, дай тебе Бог здоровья».

Хью. Ну, огромное тебе спасибо, честное слово, если позволишь мне так выразиться.

Стивен. Разумеется, позволю, это будет очень мило с твоей стороны. Вот тебе еще пятерка.

Хью. И за нее спасибо.

Стивен. Хорошо. Итак, надеюсь, Хью, ты будешь очень внимательно отслеживать дальнейшее поведение наших зрителей и, если встретишь людей, приближающихся к тебе с пятифунтовыми банкнотами в протянутых руках, то вернешься на нашу программу и расскажешь о них.

Хью. Обязательно.

Стивен. Ну и отлично. А теперь самое время переключиться на Уилтшир и посмотреть, что происходит с Крисом в столь известной вам гигантской сауне.

Мир завтрашнего дня

Хью. Сколько раз вы, перебегая улицу, попадали под колеса автобуса и погибали? Опыт до крайности неприятный, не правда ли?

Стивен. Что ж, теперь решение этой проблемы найдено. Базирующаяся в городе Труро, графство Корнуэлл, компания приступила к производству дорожных шляп облегченного типа, которые можно свертывать в очень компактный комочек, а развернув, почти сразу выбрасывать.

Хью. Что, как мы надеемся, одним махом решит упомянутую автобусную проблему.

Шпионы 5

Парковая скамья в одной из прославленных телестудий Шеферд-Буша. Хью приближается к Стивену, который сидит на скамье и кормит уток из бурого бумажного пакета.

Хью. У моей чековой книжки желтоватый оттенок.

Стивен. Некоторые красят в желтый свои входные двери.

Хью. (Усаживаясь рядом со Стивеном) Здравствуйте, Контрол.

Стивен. Здравствуйте, Марчисон. Простите, что вынудил вас пойти на обмен паролями.

Хью. Да, мне это показалось странноватым, ведь мы довольно хорошо знаем друг друга, не так ли?

Стивен. Ваша правда, Тони, но, видите ли, время сейчас такое, что никакая осторожность излишней не будет.

Хью. Возможно, вы решили, что я могу оказаться агентом КГБ, напялившим накладное лицо?

Стивен. Целиком и полностью я такой возможности не исключаю.

Хью. Понятно.

Стивен. Мм. Вы, я полагаю, недоумеваете, почему мы не могли встретиться в моем кабинете, Тони.

Хью. Не так чтобы очень — у вас же там ремонт, верно? Я проходил нынче утром мимо, заглянул в дверь и, по-моему, заметил рулон очень симпатичных обоев. Рельефных, в серебристую полоску.

Стивен. Да. А карниз и лепнину покрасят в темно-бордовый.

Хью. Очень смелый шаг.

Стивен. Мм. Как мне удалось выяснить, кабинет начинает казаться от этого более просторным. Но вернемся к нашим серьезным баранам. Вам известно такое понятие: «крот»?

Хью. Разумеется. Крот — это вражеский агент, глубоко внедрившийся в организацию наподобие нашей и делающий вид, будто он на нашей стороне, а на самом деле все время находящийся на другой.

Стивен. Да. Препротивные люди.

Хью. Весьма.

Стивен. Итак, в течение вот уже некоторого времени, Марчисон, мы с министром отчасти обеспокоены возможностью того, что именно такой «крот» работает в нашем отделе.

Хью. О господи.

Стивен. Вот именно. Потому-то я и подумал, что нам будет безопаснее встретиться здесь, а не в моем кабинете.

Хью. Очень дельная и профессиональная мысль, Контрол.

Стивен. Какой смысл постоянно укромничать и секретничать, когда крот все время прослушивает тебя, да еще, пожалуй, и в рукав хихикает. Если у кротов есть рукава.

Хью. Крот, значит. С рукавами или без. Пфф. В нашем отделе? Просто кровь закипает в жилах.

Стивен. В моих тоже. Однако картина начинает складываться именно такая. Кстати, мы с министром решили дать кроту имя «Дункан».

Хью. О. В таком случае, боюсь, ваша теория насчет крота ошибочна, Контрол.

Стивен. Меня так и подмывает узнать — почему, Тони.

Хью. Видите ли, в нашем отделе нет ни одного Дункана. Конечно, я мог бы потребовать, чтобы компьютер предоставил мне список всех людей по имени Дункан, но он будет составлять этот список до морковкина заговенья, потому что имя-то уж больно распространенное. Особенно, насколько я знаю, в Шотландии.

Стивен. По-видимому, я плохо все объяснил, Марчисон. Дункан — это всего лишь кодовое имя. Временное.

Хью. Как все-таки мало искренности и прямоты в нашем деле, Контрол.

Стивен. Да, я часто думаю: какая жалость, что нам приходится столько таиться и скрытничать. Иногда от этого остается во рту очень неприятный привкус.

Хью. Слушайте, слушайте.

Стивен. Хотя, должен сказать, кроту тоже не позавидуешь.

Хью. Да уж куда там. Я и сам собирался сказать это, Контрол. Потому что ему приходится таится и скрытничать вдвойне.

Стивен. Да. Мы с вами работаем всего на одну страну, Тони, а и то с души воротит, верно?

Хью. Еще как.

Стивен. Если бы мне пришлось проделывать мою работу дважды, я бы давно уже ноги протянул. У меня не было бы ни минутки даже на то, чтобы позвонить домой.

Хью. Как и у меня.

Стивен. Черт бы его побрал. Этого Дункана. Вместе с министром и всей прочей шатией.

Хью. Да, но с другой стороны, наша работа дает нам возможность время от времени подышать свежим воздухом.

Стивен. Тоже верно. Полагаю, и уткам она доставляет удовольствие.

Хью. Будь это не так, я назвал бы их неблагодарными скотами.

Стивен. Ну хорошо. Мне необходимо переговорить с министром. Вы сможете докормить их?

Хью. Разумеется, Контрол, оставьте мне ваш пакет. И выбросьте уток из головы.

Стивен. Спасибо, Тони. Уже выбросил.

Хью. Пока-пока, Контрол.

Стивен. Пока-пока, Марчисон.