Шутка с питоном

_{Герой рассказов, которые составляют эту книжку, — человек, глубоко любящий природу. Он не разделяет ненависти большинства людей к змеям, для него это не мерзкие гадины, не отвратительные создания. Он умеет видеть и красоту их гибкого тела, и таинственность их нрава, и загадочность немигающего змеиного взгляда.}

_{А главное, этот человек хорошо понимает, как велико значение змей в жизни природы и, встречаясь с ними в острых и сложных ситуациях, он проявляет искреннее уважение к живому существу, которое намного слабее современного человека.}

Несколько слов о змеях

Большинство людей боятся и ненавидят змей, считая их опасными врагами. Сотни легенд и историй создано о коварстве, злобе и жестокости этих существ. Может быть, поэтому встреча человека со змеёй почти всегда оканчивается трагически… для змеи.

Учёные считают, что возраст человечества — около миллиона лет. Змеи живут на земле более двадцати миллионов лет. Они обживали нашу планету ещё тогда, когда разум на ней только зарождался, и отлично приспособились к самым различным условиям существования.

Много врагов у змей, но самый страшный из них — человек.

Непрерывная и беспощадная борьба, которую издавна ведут люди со змеями, сильно сократила их количество, а в некоторых местах они и вовсе исчезли. «Они вредны», — говорят люди и уничтожают ядовитых змей, неядовитых и даже безобидных ящериц.

А между тем, в природе нет ничего ненужного или вредного. Всё живое существует в тесной взаимосвязи; и когда мы говорим о «вредных» или «полезных» животных, речь идёт только об относительной пользе или вреде, которые приносят они человеку.

Северные народы заметили давно, что там, где были истреблены волки, поголовье оленей сокращалось, животные болели, вспыхивали эпидемии. В чём же дело? Оказалось, что волк, уничтожая больных и слабых оленей, служил замечательным санитаром для здоровых и помогал стаду расти и крепнуть.

Повыбили уссурийских тигров — непомерно расплодились дикие свиньи и стали настоящим бичом для сельского хозяйства Дальнего Востока.

Немалую роль в этом жизненном равновесии играют и змеи. Основная их пища — грызуны. Огромное количество этих полевых вредителей и переносчиков заразных болезней уничтожают именно змеи.

С древних времён люди знали о целебной силе змеиного яда. Недаром же медики избрали своей эмблемой змею, обвившуюся вокруг чаши.

Спорен вопрос, насколько змея опасна для человека. При соблюдении осторожности змея ничуть не опаснее льва, тигра, буйвола, носорога…

Многие считают внешность змеи отвратительной. Но присмотритесь к змеям. Сколько изящества и грации в их движениях. А расцветка! Некоторых представительниц змеиного царства можно без преувеличения назвать красавицами.

Древние греки богиню мудрости Афину изображали со змеёй. Индусы объявили змею священным животным. Египетские фараоны украшали свои короны изображением змеи. Культ змеи широко развит в Индии, Центральной Америке, в Африке.

Учёных, посвятивших свою жизнь изучению змей, называют герпетологами. И хотя многие из них страдали и даже гибли от змеиных укусов, уничтожение змей они объявили преступлением.

Сейчас у нас, как и в ряде других стран, даже приняты строгие законы, запрещающие убивать змей; созданы змеиные заповедники и серпентарии — специальные питомники, — где сотни учёных наблюдают за змеями, изучают их, добывают яд.

Трудная у них профессия. Трудная и опасная. Но интересная. Об одном таком учёном мне рассказал ещё в детстве старый змеелов.

Он был зоологом, изучал змей. Им он посвятил свою жизнь. Учёный написал много книг о змеях. Его знали, ценили, уважали, но считали мечтателем. А он действительно был мечтателем. Он хотел поймать одну очень редкую змею. Много лет учёный ездил в экспедиции, ходил по горам, терпел лишения, рисковал жизнью, но змею эту не встретил ни разу. Его друзья говорили, что змеи нет, что она существует лишь в легендах и сказках. Но учёный верил в свою мечту.

Он уехал из города и поселился в горах, чтобы каждый день можно было посвятить поискам.

Однажды он зашёл в горы дальше обычного и в пустынном ущелье наконец встретил эту змею Кроме записной книжки, у него с собой ничего не было. И учёный стал описывать и зарисовывать свою находку. Весь день неотступно следовал он за змеёй и вёл свои наблюдения. А когда змея скрылась в норе, то решил дождаться её, чтобы поймать.

Прошла ночь, а змея не появлялась.

Весь следующий день он сидел неподвижно, боясь спугнуть змею. Но она, вероятно, чувствовала присутствие человека и не выползала.

Снова настала ночь. Учёный очень устал, хотелось есть, пить, спать, но он сидел и ждал.

И только утром на третий день он дождался своего…

Человек и большая сильная змея долго боролись в предрассветных сумерках. Но человек победил.

Когда змея перестала сопротивляться, он пошёл, неся её в вытянутой руке.

Очень скоро измученный и ослабевший человек понял, что ему не донести свою ценную находку. Но он упрямо шёл вперёд и вперёд…

Наконец змея выскользнула из дрожащих пальцев человека, который был не в состоянии ни отскочить, ни быстро отдёрнуть руку.

Змея ударила его ядоносными зубами и уползла прочь.

Учёный посмотрел на две тонкие струйки крови и понял, что минуты его сочтены.

И он достал свою записную книжку и стал записывать всё, что с ним происходило, подробно и обстоятельно, пока был в сознании.

Необычный лекарь

У нас в доме случилось несчастье: тяжело заболела четырёхлетняя Олечка. Длительная болезнь сделала её равнодушной и безучастной ко всему.

Взрослые по очереди дежурили у её кроватки, и каждый старался развлечь девочку на свой лад. Но ни сказки, ни песни, ни фокусы, ни рисунки не вызывали у Олечки никакого интереса.

Её высохшее бледное личико всегда оставалось серьёзным, а голубые глаза смотрели с грустным равнодушием на все наши ухищрения.

Я решил действовать иначе и стал приносить ей всяких животных. Кролики, белые мыши и морские свинки, птички и черепахи интересовали её лишь в том случае, когда поедали ненавистные лекарства или обеды.

А когда они отказывались есть и принимать вместо неё лекарства, она тихонько плакала от обиды и досады.

Белочка развеселила её больше, потому что, прыгая, опрокинула какую-то противную микстуру.

Однажды я принёс Олечке молодого ужонка. Он был совсем махонький и свободно помещался у неё на ладошке.

Олечка никогда не видела змей, а тем более не держала их в руках. Я думал, что ужонок не понравится ей. Но — ошибся.

Девочку заинтересовало это маленькое, слабое, безгласное существо.

Она с улыбкой наблюдала, как змейка обвивалась вокруг её ручонок, как легко и быстро скрывалась в складках одеял. А когда ужонок выпил немного молока, — совсем пришла в восторг.

Олечка гладила ужонка, называя ласковыми именами, укрывала, чтобы не замёрз, и предлагала ему все свои лекарства по очереди. А вечером спрятала под подушку, и мне стоило большого труда убедить девочку, что утром я снова принесу ужонка и что сейчас ему нужно спать в своей кроватке, а под подушкой слишком тесно.

Утром, только проснувшись, Олечка попросила свою змейку. И весь день играла с ней, весело болтая и смеясь.

Вечером я принёс двух шикарных леопардовых полозов. Но большие красивые змеи не заинтересовали Олю. Её сердце принадлежало маленькому невзрачному ужонку.

Каждое утро она неизменно напоминала, чтобы я не забыл покормить и принести ужонка. А вечером с грустью отдавала его мне в террариум, где он жил вместе с двумя молодыми гадюками, которые принадлежали моему брату-зоологу.

Так прошла неделя.

Однажды ночью я проснулся от какого-то шума. Комната была слабо освещена лампочкой, подогревающей террариум. Я лежал и глядел в пространство. Вдруг большая тень медленно двинулась по светлому потолку. Я обернулся и увидел Олечку, склонённую над террариумом.

Худенькой ручкой она тянулась к своему любимцу, не обращая внимания на шипящих гадюк…

Я бросился к ней и подхватил на руки. Хорошо, что всё обошлось благополучно!

Об этом случае дома никто не узнал.

Гадюк я унёс на следующий день, а ужонок с тех пор жил в Олиной комнате, куда я поместил террариум.

Олечке стало заметно лучше. Вскоре она могла ухаживать за своим любимцем сама.

Возможно, эти-то заботы и вернули девочку к жизни. Она быстро поправилась.

А вот увлечение змеями осталось у неё на всю жизнь.

Заветное желание

У каждого мальчишки есть какое-то заветное желание. Чаще всего оно касается сегодняшнего дня. Но бывает, что это желание мальчишка проносит через годы и со временем оно превращается в мечту.

У Володи была именно такая мечта. Она появилась у него ещё в четвёртом классе, когда он вместе со своими товарищами поступил в кружок юннатов и всё свободное время стал проводить в зоопарке.

Через полгода у каждого из ребят определились свои привязанности. Девочки почти все увлеклись птицами и обезьянами, мальчики помогали ухаживать за мелкими хищниками и копытными — антилопами, оленями. Один лишь Володя решил работать в отделе, где размещались пресмыкающиеся и земноводные.

Главной его привязанностью были змеи. Он и сам удивлялся, почему они так ему нравились.

Ещё в раннем детстве он любил наблюдать за ужами и ящерицами, которых было много вблизи их загородной дачи. Яшериц Володя даже пытался развести у себя в саду, принося их из леса за пазухой. Мальчик строил им роскошные дворцы с подземными ходами и стеклянными перекрытиями, сооружал водоёмы и каналы, но ящерицы не приживались на усадьбе. А когда он однажды увидел свою рыжую Мурку с зелёной ящерицей в зубах, то решил больше никогда не приносить их домой. Поймает, поиграет, рассмотрит как следует и выпустит.

С ужами у Володи были отношения более сложные. Он редко брал их в руки: не хотел сердить, да и жидкость, которую они выделяли в целях самозащиты, долго не смывалась, и дома мальчика ругали за неприятный запах. А о том, чтобы принести ужа домой, не могло быть и речи. Родители относились к ним с отвращением, а дедушка называл ужей красноголовыми гадюками и убивал…

Володя любил наблюдать за ужами. Он обнаружил несколько мест, где они обитали, и по утрам отправлялся в свои засады: смотрел, как они выползали из убежищ, как грелись на солнышке. Это были самые приятные часы его дачной жизни.

Мальчик знал всех своих ужей, как говорится, «в лицо» и даже наделил их именами. Под старым амбаром, с той стороны, где к посёлку подступал высокий лес конопли, жил большой светло-серый уж: Володя называл его Стариком. А над прудом, в обнажённых корнях ивняка, жила дружная парочка, и Володя всё время путал, кто из них Шипун, а кто Черныш - оба были чёрные, и оба громко шипели при его приближении. Неподалёку в кустах жили ещё ужи, но там было трудно за ними наблюдать, и они пока не имели имён. А вот на опушке леса, в старом пне, рядом с огромным стогом сена жил любимец мальчика — зелёный лесной уж Изумруд. Володя назвал его так, когда однажды увидел сразу после линьки. Тогда уж был ярко-зелёного цвета, но через несколько дней потемнел и приобрёл оливковый оттенок.

В общем, любовь Володи к змеям, ящерицам и прочим пресмыкающимся была давней, беззаветной и непонятной для окружающих.

Каждый год, уезжая в город после каникул, Володя увозил с собой ужа для школьного живого уголка, а летом выпускал его на том же месте, где поймал. Учитель биологии метил ужей, подрезая им брюшные щитки. Иногда в живом уголке зимовали прошлогодние гости, к которым ребята относились как к давним знакомым.

Володе было приятно видеть, что его друзья относятся к змеям с интересом и вниманием, и он не понимал, почему никто из ребят не захотел заниматься вместе с ним в этом отделе.

В отделе, где работал Володя, сразу заметили серьёзность его увлечения. Ему стали доверять не только заботы по уходу и кормлению, но и поручали делать записи в дневнике наблюдений.

Скоро мальчик стал в отделе пресмыкающихся незаменимым человеком. Даже сам заведующий, в прошлом опытный змеелов, относился к юннату с уважением и время от времени приносил ему книги о змеях, которые мальчик усердно изучал, спотыкаясь на непонятных научных словах.

Вот тут-то и появилась у Володи мечта. И конечно же, она была связана со змеями.

В одной из книг он прочитал, что большеглазые полозы, за которыми ему как раз поручили ухаживать, — самые большие змеи в нашей стране. Их размеры иногда достигают почти трёх метров в длину. Эти змеи есть во многих зоопарках, они хорошо переносят неволю, но никогда не дорастают до своих максимальных размеров.

И мальчик решил раздобыть молодого полоза, вырастить его до трёхметровой длины, а заодно и приручить.

Каждый день перед сном он рисовал в своём воображении картины, одну увлекательнее другой. То он шёл по улице, обвитый тяжёлыми кольцами гигантского полоза, то демонстрировал его специалистам-герпетологам. Он даже мысленно писал книгу, как вырастил такого красавца-змея, и долго ломал себе голову над её названием.

Как-то заведующий отделом пригласил мальчика к себе домой, показал фотографии и рисунки. Они разговорились, и Володя рассказал ему о своей заветной мечте.

А через год, вернувшись из Туркмении, старый змеелов протянул Володе мешочек и сказал просто:

— Это тебе. — Мальчик быстро развязал мешок, ловко вытряхнул содержимое в террариум и увидел двух молодых большеглазых полозов.

— Хочешь — забирай домой, а нет — пусть живут здесь, — добавил заведующий.

Он ведь не знал, что домой Володя не мог принести змею. Его увлечение змеями не только не радовало родителей, но вызывало их решительный протест. А дедушка с бабушкой были просто в ужасе. Каждый день они отчитывали папу с мамой за что, что они позволяют ребёнку заниматься этими мерзкими тварями. И приводили в пример соседей, которые учили своего сына музыке, и даже дворника, не жалевшего времени и водившего своего внука четыре раза в неделю на фигурное катание и на английский. И так далее и тому подобное.

Даже сосед по лестничной площадке, которому, видно, родители жаловались, встречая мальчика, насмешливо спрашивал:

— Ну, как там твои гадюки? Не съели ещё тебя?

Поэтому, выслушав старого змеелова, Володя только грустно вздохнул и сказал:

— Если можно, я возьму их в школу…

Змей торжественно устроили в просторном, прекрасно оборудованном школьном террариуме.

Полозы быстро освоились и начали привыкать к новому месту. Теперь Володя реже бывал в зоопарке: ему и в школе хватало работы.

Прошла осень, зима, миновала весна, прошумели экзамены. Летом школу закрывали на ремонт. Живой уголок опустел. Птиц, ящериц, ужей, тритонов и ежа выпустили; кроликов, морских свинок, хомяков, ручного зайца и белку ребята разобрали по домам на время каникул. А своих заметно подросших полозов Володя решил пристроить до осени в зоопарке. Но, как назло, уехал на несколько дней заведующий отделом, а без него Володя не решался оставить своих любимцев.

Со дня на день он ожидал возвращения своего покровителя, как вдруг однажды под вечер позвонил завхоз школы и сказал, чтобы он немедленно забирал «своих гадюк» и освободил живой уголок: завтра утром в нём начнутся ремонтные работы.

Было уже совсем поздно, когда Володя, держа в руках мешочек с полозами, устало опустился на скамейку в сквере. Зоопарк был уже закрыт, никого из сотрудников отдела пресмыкающихся Володя не застал, а сторож слышать ничего не хотел о его бездомных полозах. Все Володины попытки устроить змей на ночлег к знакомым юннатам тоже кончились неудачей: кто уже успел уехать в пионерские лагеря, а кто просто боялся родителей. Володя просидел в парке до самой темноты и наконец всё-таки решил пойти домой и попытаться уговорить родителей.

Прежде всего нужно было поговорить с отцом, как мужчина с мужчиной. Отец, внимательно выслушав сына, сказал, что в принципе он не против того, чтобы приютить на одну ночь безобидных змей, но что скажут дедушка с бабушкой?!

Бабушка, услышав о змеях, только заохала, схватилась за сердце, но дед решительно заявил, что немедленно выбросит гадюк в мусоропровод, и даже попытался завладеть мешочком.

Володя представил своих большеглазых красавцев, которые будут ползать среди отбросов и битого стекла, задыхаться в поисках выхода, и, хлопнув дверью, кубарем скатился по лестнице.

В парке было холодно и неуютно. Как назло, начал накрапывать дождь, а тени от деревьев то превращались в бандитов, то змеями расползались по земле. Володя съёжился на краешке скамейки, уткнув лицо в жёсткий воротник куртки, и застыл. «Переночую как-нибудь, — думал он, — а утром отвезу их в зоопарк. Может, и заведующий завтра вернётся. И почему люди так не любят змей? Ведь они же никого не трогают. Вон в Южной Америке даже детей нянчат. В Западной Украине ужам молочко наливают. В комнатах живут — мышей ловят лучше кошек».

Ему привиделся город с зелёными улицами, по которым важно расхаживали страусы, ползали змеи. Полосатые тигры обнюхивали мусорные баки, а из фонтанов насмешливо улыбались крокодилы. И люди их нисколько не боялись. Володя засыпал. Засыпал, прижимая к груди холодный мешочек.

Он уже начал посапывать носом, когда чья-то добрая рука встряхнула его за плечо.

— Проснись, змеелов! Бабка с мамашей валерьянку пьют. Папаша в милицию побежал. А он, понимаешь, спит.

Это был сосед по лестничной площадке. Такой знакомый и незнакомый сейчас в темноте. Володе он показался и работником милиции, и шпионом одновременно. Но этот шпион, добродушно откашливаясь, сел рядом с мальчиком на мокрую скамейку и достал сигарету.

— Ну, что делать будем? — спросил он ворчливо, — Может, отвезём твоих гадюк за город и выпустим?

— Они погибнут в наших условиях, — сразу же пришёл в себя Володя, — Они же здесь не живут!..

— Ну ладно, — махнул рукой сосед. — Бери своё сокровище и пошли ко мне. Были у меня хомяки, были кошки, собаки были. Даже рыбки. А вот змей никогда у меня не было. Кто его знает, может, они лучше канареек?

— А аквариум у вас сохранился? — перебил его Володя.

— Где-то в кладовой. А тебе-то зачем?

— Из него же можно сделать террариум! Засыпать песочком, подвесить лампочку…

— Чудеса! — хмыкнул сосед. — Полный зоопарк!

— Да нет! Мне ненадолго. Я их потом в зоопарк отвезу. Как только заведующий вернётся.

— А по мне — оставляй хоть насовсем! — махнул рукою сосед. — Даже интересно. Только кормить сам будешь: тут, брат, я пас. А там — может, они мне тоже понравятся? Только родителей пугать не надо: поднимайся, пошли.

Они шагали по аллеям пустынного ночного парка, и Володе казалось, что холодный мешочек у него за пазухой чуточку потеплел…

Шутка с питоном

Проиллюстрировать любимую книгу — мечта каждого книжного художника. Но не всегда это удаётся. Мне же повезло.

Нужно было сделать иллюстрации к любимой книге моего детства — замечательной сказке Редьярда Киплинга «Маугли».

Для этого понадобилось нарисовать с натуры некоторых животных, в том числе и питона.

Я зашёл в зоопарк и объяснил своему старому приятелю, работающему в отделе пресмыкающихся, в чём дело.

К моему удивлению, он сразу же проводил меня к павильону змей и, открыв дверцу прямо к питону, предложил войти. Я подумал, что он шутит, и в нерешительности остановился. Но он рассмеялся и вошёл первый.

Пятиметровый тигровый питон лежал в дальнем углу и грелся на солнышке.

Впервые я оказался лицом к лицу с гигантом змеиного племени.

Вид груды поблёскивающих колец змеи вызвал у меня лёгкий озноб. Но видя, что наше вторжение питон воспринял совершенно равнодушно, я взял себя в руки.

Проволочной сеткой мы отгородили угол, в котором я и устроился рисовать.

Всё шло хорошо. И через несколько дней я работал уже без сетки.

Питон мало двигался и не обращал на меня внимания. Его равнодушие немного задевало моё самолюбие. Поэтому я иногда бросал в него мелкие камешки и тыкал прутиком, но это не меняло его отношения к моей персоне, он лишь туже сворачивался, подбирая кольца своего грузного тела.

Посетители, видевшие меня рядом с питоном, реагировали по-разному. Одни утверждали, что питон дохлый или больной, и бросали в мой адрес колкие замечания. Другие просили растормошить его. А одна маленькая девочка, указывая розовым пальчиком, спросила: «А змею дядями кормят?»

А уж для фотолюбителей я был прямо находкой. То и дело они барабанили по стеклу и просили меня принять ту или иную позу.

Так мы с питоном и жили до осени. А когда похолодало, змей стали переносить в зимние помещения.

Моего натурщика доверили мне.

Я набросил ему на голову мешок, чтобы он не вздумал кусаться (ведь у питона масса острых зубов), и смело схватил его рукой за шею у самой головы. Другой рукой я крепко зажал хвост, чтоб не дать ему обвиться вокруг меня, и быстро затолкал беднягу в мешок.

Всё было просто.

Зимнее помещение, куда мы принесли питона, обогревалось несколькими рефлекторами, и температура здесь была не меньше тридцати градусов тепла.

О том, как ведут себя змеи при такой температуре, я узнал несколько позже. А тогда к спокойной гигантской змее я по привычке относился с некоторым пренебрежением. И мне захотелось подшутить над моим приятелем, попечителем змей.

Я знал, что питона недавно купили где-то за границей и дорого за него заплатили.

В общем, это было животное редкое и ценное.

Вот я и решил спрятать питона и инсценировать его исчезновение. И снова полез к нему за решётку с мешком под мышкой.

В первую же секунду он атаковал меня, ударив головой по ногам. Пришлось защищаться от его бросков подобно тореадору, с помощью мешка. Наконец питон впился в мешок, и мне удалось схватить его за шею. Не успел я разобраться, где хвост змеи, как почувствовал на свободной руке тяжесть плотного кольца. Попытался столкнуть его, но не тут-то было! Кольцо неумолимо сжималось…

Отогревшаяся змея была полна решимости наказать меня.

Моё положение было довольно смешным. С одной стороны, я нуждался в помощи, с другой — не мог звать на помощь, так как боялся своим легкомысленным поступком подвести товарища, который доверил мне ценную змею.

До сих пор не понимаю, почему никто не пришёл на шум и грохот, который производили мы, барахтаясь в тесной клетке и переворачивая всё, что там было.

В конце концов мне как-то удалось сбросить петлю, зажав хвост ногами и сильно сдавив питону шею.

Я отбросил разъярённую змею и поспешно ретировался. А питон ещё долго шипел и бросался в мою сторону.

Растирая отёкшую руку, я оценил не только силу питона, но и своё легкомыслие.

Медянка

До утреннего сеанса кино оставалось ещё полчаса.

Я сидел в садике и читал газету. Там писали, что весенний паводок принёс много змей с верховьев Днепра, и просили жителей быть осторожными.

С недоумением я перечитал заметку ещё раз…

Вдруг на зеленеющем газоне что-то зашевелилось, я невольно оглянулся… и увидел змею. Она медленно сползла на асфальтовую дорожку и устремилась к проезжей части улицы.

Народа в этот час было на улицах совсем мало, и я оказался единственным, кто увидел живое подтверждение только что прочитанной статьи.

В изящной стройной змее легко было узнать безобидную медянку. Позабыв о кино, я не без труда поймал быструю змею и отнёс её в зоопарк.

Через два дня она исчезла из террариума, и вскоре о ней забыли.

Как-то один из служителей зоопарка с довольным видом рассказал мне, что в дупле старого каштана он замуровал змею.

Оказалось, что ему посетители сообщили о ядовитой гадине, которая скрылась в дупле. Он взял палку и поспешил к указанному дереву.

Когда в дупло сунули палку, оттуда раздалось шипение, показалась голова змеи и быстро опять скрылась. Больше она не появлялась. Тогда люди заложили дупло камнями и послали за цементом. Вскоре отверстие было тщательно заделано, а человечество «спасено» от «опасной» змеи, которая, по описаниям, была той самой сбежавшей медянкой.

Не говоря ни слова, я взял лом и отправился к заживо погребённой пленнице.

С трудом я выбил цемент. Бедная змея даже не пыталась бежать. Я взял её и, сопровождаемый зеваками, отнёс в павильон к змеям.

Через несколько дней беглянка совсем поправилась. Её красивое коричневатое тело вновь отливало металлическим блеском, движения стали ловкими и быстрыми. Рядом с ней ужи и гадюки казались неповоротливыми лентяями. Ведь по своей красоте и изяществу медянка — принцесса змеиного царства наших лесов.

А эта была особенно хороша!

Стремительная и находчивая, она не переставала доставлять нам хлопоты своими побегами. То заберётся в чей-то сапог, то в ящик с инструментами, то окажется в аквариуме с тритонами… А однажды её обнаружили в террариуме с гадюками. Она, очевидно, поняла, что попала в неподходящую компанию, и притаилась в углу, сжавшись в маленький комочек.

Для неё не существовало ни закрытых помещений, ни густых сеток, ни тщательно подогнанных стёкол. Всегда она находила лазейку или сама прокладывала себе путь на волю.

Наконец нам надоело возиться с неугомонной змеёй, я отвёз её подальше в лес и выпустил.

Так она завоевала себе свободу неудержимым желанием освободиться.

Индийские гостьи

Моему другу повезло: знакомый режиссёр привёз ему в подарок из Индии, где он снимал фильм о животных, двух очковых змей.

Почему такой подарок, почему повезло? Да потому, что мой друг был герпетологом и страстным любителем змей, а ещё потому, что несколько лет назад, когда режиссёр делал фильм о животных и никто не хотел сниматься в кадре с кобрами, мой друг выручил его и снялся во всех кадрах со змеями.

И вот мы встречаем в аэропорту режиссёра, бережно ведём его к такси, осторожно несём чемоданы и маленький белый саквояж.

В одном из кабинетов зоологического института мы извлекли из саквояжа деревянный ящик с дырочками. В этом ящике кобры и были куплены у факиров — заклинателей змей.

Ящик поставили на пол, откинули крышку — и две золотистые змеи, как по команде, высоко подняли капюшоны, демонстрируя свои очки.

Режиссёр, набросив на них какую-то тряпку, спокойно взял одну, а затем и вторую. Большую, как более спокойную, он доверил нам. Такой красавицы-змеи мы никогда не видели. Я даже не думал, что индийская кобра так красива!

Светло-золотистый тон на спине переходил в оливковый.

Ровные крупные чешуи блестели, а глаза были почти с копейку. Длина змеи превышала два метра.

Далее режиссёр показал, как кормят своих «артисток» факиры. В раскрытую пасть змеи вставляют воронку и заливают болтушку из яиц и молока.

С удалёнными ядовитыми зубами кобры сами не берут пищу, поэтому их кормят искусственно.

Затем, держа змею хвостом вниз, нужно осторожно массировать её тело, чтобы гоголь-моголь не вылился обратно: змеям он, наверное, не очень нравится.

Всё это мы проделали и, поместив кобр в просторный террариум, оставили их в покое.

Утром в девять часов я был уже в институте. У дверей толпилось несколько сотрудников, любителей экзотики, желающих посмотреть на индийских гостий. Мой друг не спеша открыл тяжёлый навесной замок и пропустил всех любопытных вперёд. Он не любил восторженных возгласов и заранее морщился. Но было как-то необычно тихо…

Вдруг чей-то сдержанный тихий голос ясно произнёс:

— Ну, а где же вторая?

Расталкивая визитёров, мы бросились к террариуму. На полу валялись тяжёлые горшки с цветами, которые прижимали верхнее стекло. Внутри лежала лишь одна змея…

Тщательный обыск кабинета ни к чему не привёл.

Весть о сбежавшей змее мигом облетела весь институт. Слабонервные покинули опасную зону, а остальные с увлечением нам помогали.

Рабочий день целого института был сорван. Хозяин змеи получил выговор от директора. А кобры не было!

Тогда решили обратиться к помощи радио и прессы. Долго мы ломали головы, составляя объявление, в котором боялись называть вещи своими именами, чтобы не вызвать панику среди населения и не погубить змею.

Наконец туманное и обтекаемое объявление о пропавшей очень ценной и не очень опасной змее, похожей на кобру, прозвучало по радио и было напечатано в вечерней газете.

Медленно тянулись дни ожидания. Целыми сутками я дежурил у телефона в душном кабинете своего друга. Погода, как назло, стояла жаркая, голова распухла от телефонных разговоров. А долгожданного звонка всё не было.

Через неделю мы перестали надеяться на то, что кобра найдётся. У телефона я дежурил уже по инерции.

И вот однажды во время обеденного перерыва зазвонил телефон. Я снял трубку. Дребезжащий старческий голос вежливо предлагал забрать змею, о которой сообщали по радио.

Мы бросились по указанному адресу.

Квартира оказалась на первом этаже, причём дверь выходила прямо в небольшой закрытый дворик.

Нам открыл старичок в пенсне с седыми пышными усами. Он протянул нам дрожащую костлявую руку и, улыбнувшись, представился. Затем пригласил нас пройти в квартиру. В просторной пустоватой комнате из-за стола навстречу нам поднялась маленькая старушка с мягким добрым лицом. Она суетливо начала убирать своё вязанье. Наконец мы сели и, горя нетерпением, стали слушать стариковскую скороговорку, из которой почерпнули много сведений о детях хозяев, о погоде, о магазинах, а также узнали, что хозяин — большой любитель животных.

Мой друг начал нервничать. Да и у меня появилось сомнение, что эти пожилые люди могли поймать двухметровую змею.

Вдруг старичок вскочил, словно спохватившись, и сказал, что змея-то наша здесь!..

Затем он снова заговорил о том, что живут они одни и очень тоскуют; что их любимая собачка недавно издохла, а кошка убежала… А тут, неизвестно откуда, появилась змея. Они обрадовались, потому что когда-то у них жил большой ручной уж. Но загадочная гостья вот уже пятый день ничего не ест. Вначале ползала по квартире, а затем забилась за батарею и несколько дней не вылазит оттуда. И старичок показал в сторону окна, где под батареей парового отопления стоял целый ряд тарелочек, плошечек, мисочек, в которых было всё — от мяса до конфет.

Он подошёл к окну, стал на колени и заглянул в щель.

— Там она, там, — прошамкал старичок, засовывая руку в щель.

Достать кобру из её убежища оказалось не так-то просто. Засучив рукава, мы часа два распутывали кольца змеи и вытаскивали её оттуда сантиметр за сантиметром. Змея отчаянно сопротивлялась, шипела, вырывалась. Ей не хотелось расставаться с удобным прохладным местом. Но наш неистовый натиск победил, и кобра, уставшая от борьбы, словно плеть, повисла в моих руках.

Старичок на прощание пожал наши вымазанные мелом и пылью руки, а старушка, вздохнув, сказала:

— Мы думали — приживётся, а она не ест…

Довольные, мы вернулись в институт и первым делом решили накормить свою беззубую беглянку.

Я бесцеремонно взял её за шею и открыл пасть.

И вдруг у меня задрожали руки и всё тело покрылось испариной: в широко открытой темнеющей пасти блестели два крошечных смертоносных зуба.

Мой друг, искренне возмущённый, разразился бранью в адрес обманщиков-факиров. Оказывается, они удалили змее ядовитые зубы два месяца назад, а не перед самым её путешествием, как утверждали. А у кобры есть запасные зубы, которые со временем заменяют удалённые.

Удав

В моей стандартной однокомнатной квартире на девятом этаже появился удав со звучным названием боа констриктор. Его на время поместил у меня знакомый артист цирка, так как в помещении, где удав содержался, был ремонт.

Огромная, красиво расцвеченная змея необычно и странно смотрелась на паркетном полу.

Удав, видимо, привык к людям и вёл себя спокойно и миролюбиво. Шурша чешуёй по лаку паркета, он обстоятельно исследовал своё новое пристанище. Раздвоенным языком «ощупал» все предметы со всех сторон.

Дольше всего он занимался шкафом. Забраться наверх и протиснуться под него было для удава пустяковым делом.

А вот пролезть в узкую щель между шкафом и стеной стоило немалого труда. Но он с завидным упорством проделал и это, потратив несколько часов и ободрав обои.

Чтобы полностью ознакомиться с квартирой, ему понадобилось несколько дней.

Наконец он всё изучил и выбрал себе место, самое удобное с его точки зрения и самое неудобное с моей, — на кухне под газовой плитой.

Там он и проводил большую часть времени, создавая серьёзные неудобства. Чтобы не обварить гостя, я должен был теперь внимательно следить за кипящими кастрюлями и чайниками. Всё же бедняга несколько раз пострадал от сбежавшего молока и кофе. Но он готов был нести любые лишения, лишь бы жить ближе к теплу.

Столь покладистый и спокойный компаньон меня вполне устраивал. Ни еда, ни ласки, ни заботы ему не были нужны. Хозяин сказал, что накануне его покормили и теперь он мог две недели ничего не есть.

На меня удав не обращал внимания. Лишь когда я надоедал ему своим любопытством, он шипел, но без злобы, а больше для порядка.

Зная, что при комнатной температуре сытый удав не опасен, я смело брал его в руки, заглядывал в пасть, обматывал вокруг себя толстые кольца его тела и даже купал в тёплой ванне.

Так мы и жили в мире да согласии.

Через неделю я заметил в поведении моего гостя перемену. Он стал намного подвижнее, избегал моих прикосновений и проявлял большой интерес к голубям, садившимся на подоконники. Это заставило меня, несмотря на душную погоду, закрыть форточки.

Не зная, в чём дело, я подумал, что у змеи плохое настроение, оставил её в покое и не трогал.

Обычно я уходил из дому ненадолго, а теперь, чтобы удав немного успокоился, ушёл на целый день. Вернувшись вечером, я, к своему ужасу, не нашёл квартиранта!

На полу валялись осколки стекла, в окне зияла дыра. Я выскочил на балкон. Прямо подо мной, на восьмом этаже, была открыта форточка — единственный путь беглеца!

Через секунду я уже звонил в дверь к нижним соседям на восьмом этаже.

В ответ на мой звонок из-за закрытой двери раздалось истошное кошачье мяуканье. Кошка выла дурным неестественным голосом, от которого по спине бегали мурашки.

Чем дольше я прислушивался, тем более жуткие картины рисовало моё воображение…

Попробовав дверь плечом и убедившись, что её так не высадить, я помчался к дворнику… Тот спокойно сказал, что видел интересующих меня жильцов часа два назад. Они, очевидно, пошли в театр или в концерт, потому что были разодетые. О змее я промолчал, а он не заметил моего волнения.

Немного успокоившись, я отправился наверх. Кошачий вой был слышен чуть ли не с первого этажа, но к злополучной квартире я больше не подходил. Я ждал возвращения хозяев. Ждал внизу, на улице, на лестничной площадке, ждал у себя дома, открыв дверь и внимательно прислушиваясь.

Было далеко за полночь, когда лифт остановился на восьмом этаже и люди, весело разговаривая и звеня ключами, подошли к двери своей квартиры.

Я опрометью бросился вниз и в тот момент, когда дверь открылась, ворвался в квартиру, оттолкнув недоумевающих хозяев.

Если бы мои добрые нижние соседи, вместо того чтобы смотреть спектакль, весь вечер уничтожали посуду, и то они не смогли бы нанести больший ущерб своему хозяйству.

Пол в комнате был усеян осколками дорогих сервизов, варварски выброшенных из серванта, остатками шикарного светильника, хрустальных ваз, статуэток, зеркал…

На полированном шкафу, готовый к броску, лежал наш герой, а на серванте стояла взъерошенная жалкая кошка и выла нутряным охрипшим голосом.

Глядя на этот погром, я представил себе ясно всю сцену дикой охоты. Змея преследовала обезумевшую от страха кошку повсюду, а та, словно загнанная белка, прыгала куда глаза глядят.

Когда на следующий день я рассказал обо всём хозяину удава, он решил, что змею, наверное, недостаточно сытно накормили и в ней пробудились охотничьи инстинкты.

Возмещение убытков за разгром квартиры на восьмом этаже он благородно взял на себя.

Но что значил этот жест артиста в сравнении с благородством голодного боа констриктора, который помиловал меня и отправился на охоту к моим соседям!

„Бывалые“ змееловы

Весной на Копет-Даге встречается много змей. Мы отправились туда за гюрзами и кобрами для Ташкентского института вакцин и сывороток. Нашу группу возглавлял опытный змеелов-профессионал. Остальные все были любителями, хотя каждый из нас имел уже какой-то опыт.

В небольшом горном кишлаке нам разрешили занять несколько комнат в школе, пустовавшей на время каникул.

Зная, что местное население относится к змеям со страхом и ненавистью, мы не очень распространялись о целях нашей экспедиции.

Но уже на следующий день весь кишлак знал, чем мы занимаемся, и к нам стали приходить местные ловцы со своими трофеями. Они, как правило, приносили нам ненужных змей: полозов, удавчиков, ужей; иногда — ядовитых, замученных и изувеченных. Но люди искренне хотели нам помочь, поэтому их подарки мы принимали с благодарностью и, по восточным обычаям, вели с гостями длинные, церемонные беседы. А змей потом выпускали в горах.

Люди относились к нам с уважением, считая опытными змееловами и учёными. Постепенно мы и сами свыклись с таким положением.

Однажды выдался очень жаркий день. Идти за змеями не было смысла: они боятся жары и надёжно прячутся в норах, щелях, пещерах.

Мы сидели в маленькой прихожей, удобно развалясь в соломенных креслах, и вели неторопливую беседу… Конечно же о змеях! Сыпались истории, услышанные от кого-то или пережитые самими рассказчиками, одна невероятнее другой.

Нашу беседу прервал мальчик лет пятнадцати. Он появился в дверях с большой коробкой, обвязанной бечевой.

Мальчик был хрупок па вид и мал ростом. Но вся его осанка и выражение лица были полны того достоинства, которое так характерно для местных горцев.

Он не спеша поставил коробку на пол и сказал, что принёс нам змей.

Один из нас громко вздохнул. Этот красноречивый вздох означал, что нам до чёртиков надоели все эти полозы, ужи, желтопузики, которые встречались здесь на каждом шагу.

Тем временем мальчик, не ожидая приглашений, быстро и уверенно развязал бечёвку и слегка приоткрыл крышку коробки.

Никто не обратил внимания на его жест. Однако в тот же миг знакомое шипение заставило всех нас насторожиться…

Из ящика показалась плоская треугольная голова гюрзы. Это было так неожиданно, что мы растерялись.

А мальчик был спокоен… Маленькой палочкой он ловко затолкал змею обратно в коробку и, закрыв крышку, сказал что сначала хотел бы показать нам кобру.

Мы вскочили, засыпали его вопросами: где, когда и как поймал он этих змей?.. Придерживая крышку коробки, он рассказывал, что нашёл змей в старом заброшенном саду, а берёт он их всегда только руками, и что там ещё много змей. Правда, самых больших он принёс нам.

На наших лицах появилось такое явное недоверие к его словам, что он быстро поставил коробку в угол и, открыв крышку, попросил отойти.

Вначале нам был не ясен смысл его действия. Но в следующий момент мы поняли не только его намерения, а и своё безрассудство. Гордый горец хотел показать нам, «опытным» змееловам, здесь, в тесной комнатушке, как он ловит змей. Для этого он и собрался выпускать их из коробки.

Змеи ещё не успели выползти, как мы уже вооружились всеми нашими приспособлениями для ловли. Мальчику мы тоже сунули в руки крючок на длинной палке.

Мы поскорее засадили обеих змей в специальные ящики, предварительно замерив их длину. Гюрза была почти двухметровая и толщиной в руку; кобра — несколько поменьше.

Занятые змеями, мы даже не заметили, как ушёл мальчик. У порога, прислонённый к стенке, стоял крючок для ловли, который ему дали.

Случай в автобусе

Целую неделю я безуспешно подбирал ключи к жестокому сердцу заведующей Самаркандским зоомузеем, которая намеревалась снять красивую шкуру с песчаного удавчика и сделать из него новое чучело для музея.

А удавчик этот был действительно хорош! Длиной чуть менше метра, с сильным упругим телом, украшенным ярким рисунком.

Мысль во что бы то ни стало спасти удавчика появилась у меня сразу, как только я узнал, что его ждёт.

Сначала попытки завоевать расположение строгой заведующей были напрасны. Потом, совершенно случайно, я узнал о её любви к искусству.

Я начал действовать, и вскоре за змею был назначен выкуп в виде натюрморта с жёлтыми розами, написанного акварелью. Вот таким образом и оказался у меня в портфеле этот расписной красавец.

Стоял жаркий летний полдень. Всё вокруг замерло от зноя.

В тени огромных раскидистых чинар, обливаясь потом, я ждал автобуса, с завистью поглядывая на узбечек в прохладных шёлковых платьях.

Наконец подошёл раскалённый пыльный автобус. Внутри он был как паровой котёл, к спинке сидений нельзя было прикоснуться без риска обжечь себе спину.

Я осторожно открыл портфель, погладил притихшую змею и, оставив для воздуха небольшую щель, задвинул портфель под сиденье, подальше от солнца.

Автобус ещё не загрузился до отказа, и можно было наблюдать за расслабленными духотой, изнемогающими пассажирами. Люди отдувались, обмахивались, вытирались платками.

Один лишь старик с тёмным иссушенным лицом, в высокой туркменской шапке и в тёплом стёганом халате был спокоен и невозмутим.

Вдруг испуганный женский визг заглушил мерный стук мотора и говор пассажиров.

Дама, сидевшая на переднем сидении, с быстротой, не соответствующей её грузной фигуре, вскочила на сиденье и, прижав сумочку к груди, визжала на одной высокой ноте.

Через несколько секунд почти все люди стояли на сиденьях, и слово «змея», как зловещий шорох, переходило из уст в уста.

Я сунул руку в портфель — там было пусто.

Растерявшись, я не знал, что делать, и сидел неподвижно.

Я боялся признаться, что змея принадлежит мне, и в то же время меня беспокоило, что будет со сбежавшей змеёй.

Автобус остановился, но никто не сдвинулся с места…

Тогда, не сознавая, что делаю, я бросился к переднему сидению, и через несколько мгновений удавчик извивался у меня в руках.

Стараясь ни на кого не смотреть, я спросил срывающимся голосом:

— Чья змея?

Я был уверен, что «хозяин» не отыщется, и надеялся таким образом спасти удавчика.

Поэтому спокойно прозвучавшее: «Моя», — заставило меня вздрогнуть.

Старик в туркменской шапке медленно поднялся и направился ко мне.

Тут-то я понял, насколько правильно поступил, не признавшись, что змея моя.

Люди набросились на старика, позабыв о змее. Брань, упрёки, угрозы сыпались со всех сторон на разных языках.

Каждый из этих мокрых от пота, разъярённых людей в тот момент был страшнее десятка змей.

Но старик держался с достоинством. Его лицо было непроницаемым, а взгляд умных глаз был твёрд.

Я совсем растерялся.

Казалось, что старик читает мои мысли, беспорядочно проносившиеся в голове.

Крики: «В милицию, в милицию его!» — вернули мне присутствие духа.

Я предложил старику выйти из автобуса. Но и на улице нас окружила толпа.

Спрятав змею в портфель, я увлёк старика в заросли парка, и мы, наконец, сели в тени.

На мой вопрос, говорит ли он по-русски, старый туркмен улыбнулся и на довольно чистом русском языке сказал, что много лет работал в России.

— Так вы говорите, что это ваша змея? — спросил я, не скрывая иронии.

Он молча раскрыл небольшой ящик, который держал в руках, и я невольно отшатнулся.

Яшик был набит полотняными мешочками, в которых шевелились змеи.

Старик быстро перебрал один за другим все мешочки и облегчённо вздохнул. Все его змеи были на месте.

Он в смущении посмотрел на меня, а я не выдержал и весело расхохотался!

Расстались мы друзьями.

Садясь в автобус, я уносил в полотняных мешочках своего удавчика и великолепный экземпляр водяного ужа — подарок моего нового знакомого змеелова.

Полоз-эквилибрист

Даже если у вас очень богатое воображение, вы не сможете себе представить всей необычности ущелья, по которому мы брели в сумерках раннего утра. Я и мой товарищ орнитолог.

Перед нами проплывали фантастические силуэты гор на фоне бледного неба. Время, ветер и солнце создали целую вереницу причудливых фигур. Звери и чудовища, замки и лёгкие арки, и просто циклопические нагромождения глыб.

Они возникали перед нами, словно призраки в прозрачном утреннем тумане.

Было так тихо, что казалось — всё живое превратилось в эти молчаливые загадочные камни.

Но в этом суровом безводном ущелье была своя жизнь.

В щелях, трещинах, в грудах камнем прятались насекомые, ящерицы, мыши и змеи. А на отвесных склонах темнели норки, где жило великое множество пернатых. Эти-то колонии и были целью нашей утренней прогулки. Нас интересовал суточный режим кормления птенцов. Нужно было подсчитать, сколько раз птицы-родители приносят корм.

Это очень утомительная работа: целый день сидеть на солнцепёке и, не отрывая глаз от гнезда, считать, сколько раз прилетали птички. И так — несколько дней. А потом средний результат поместить в отчёт.

Выбрав удобное местечко, мы кое-как замаскировались камнями и сухой травой и стали ждать.

Вскоре первые птички, как быстрые тени, бесшумно выскользнули из нор и полетели за кормом.

А через несколько минут мы начали вести подсчёт.

Время шло незаметно.

Завтракали мы, быстро запихивая еду в рот, так как боялись сбиться со счёта, и во все глаза следили за своими норками.

Пока всё было отлично! Утреннее солнышко ласково пригревало, настроение было бодрое, работа кипела.

Вдруг у моих норок произошло какое-то движение: птицы летали небольшой плотной стайкой и тревожно кричали, мешая моим наблюдениям.

Вскоре к ним присоединилось много других, и теперь не только я, но и мой напарник вынужден был прервать подсчёт.

Работа была сорвана.

С проклятием мы вышли из укрытия.

Птицы словно не замечали нас и продолжали носиться у нор. Их собралось несколько сотен. Воздух звенел от жалобного взволнованного писка.

Мы подошли ближе к месту, где кружилась стая, чтобы выяснить причину беспокойства птиц, и вот что увидели.

Метрах в двадцати от земли, на совершенно отвесном склоне, из норы медленно выползала змея.

Распластавшись по стене, она принялась исследовать ближние норы. Выбрав нору чуть ли не в метре от той, откуда выползла, змея, плотно прижавшись к глинистому грунту и почти не изгибаясь, медленно переползла в неё.

Как заворожённые, мы смотрели на этот сложный акробатический трюк.

То, что змеи грабят гнёзда, я знал; что заползают в норы — видел; но что змея может забраться на такую высоту по отвесной стене, было для меня новостью.

Минут через десять мы опять увидели змею, которая выбирала себе новую жертву.

Мелькание птиц и довольно большое расстояние мешали мне рассмотреть, что это была за змея.

Сколько бы так продолжалось, не знаю. Но мой товарищ схватил двустволку и, несмотря на мои уговоры, выбрав удобный момент, выстрелил.

Он не разделял моего увлечения змеями. К тому же эта змея посягнула на его любимых птиц и сорвала нашу работу.

Разбойником оказался большой узорчатый полоз.

Я с сожалением смотрел на изящное гибкое тело мёртвой змеи.

Полоз не опасен и полезен, так как уничтожает грызунов, но иногда разоряет птичьи гнёзда.

За это и был наказан наш «акробат».

Кобра

Целый день писать этюды под палящим южным солнцем — дело нелёгкое.

Вконец измучившись, я подыскал «комфортабельную» пещеру, прохладную и просторную, и решил немного отдохнуть.

Я удобно устроился на мягком песке, покрывавшем пол пещеры, и сразу же уснул.

Чистый горный воздух, шелковистый песочек и живительное солнечное тепло навеяли чудный сон. Будто я плыву в теплой прозрачной воде, словно лечу по воздуху.

Тихое течение быстро несёт меня куда-то.

Вдали виднеются города, леса, горы, но течение плавно влечёт меня в пустынную водную гладь.

Течение стало замедляться, и вскоре я замер на месте. Подо мной и надо мной — прозрачное безмолвие. Хорошо и спокойно.

И тут вдруг я чувствую, что начинаю погружаться в прозрачную бездну! Оказывается, течение уходит вглубь! Но мне не страшно: так всегда бывает, когда плывёшь по течению…

Я проснулся. Солнце только что село, и короткие южные сумерки заполнили голубым полумраком пещеру. Через полчаса станет совсем темно. Нужно было спешить! С сожалением я окинул взглядом уютную пещеру и направился к выходу…

Но я не успел перешагнуть порог, как снова лежал на мягком песочке — на этот раз не для отдыха, а спасая свою жизнь. У самого входа, в невысокой траве, неподвижно лежала довольно большая кобра, и её голова с раздутым капюшоном глядела в мою сторону. Хорошо ещё, что я вовремя её заметил!

От одной мысли, что могло бы случиться, если бы я наскочил на змею, мне стало зябко и неуютно.

Под руками у меня, кроме песка, ничего не было, а бросать в змею песком — только дразнить её. А этого мне совсем не хотелось. Я старался даже не смотреть на неё, чтобы не раздражать, надеясь, что змея успокоится и уползёт.

Лёгкий ветерок шевелил стебли травы, и казалось, что тело змеи движется, а её голова со зловещим капюшоном словно застыла в неподвижности.

Оставалось только ждать, когда ей надоест караулить меня. Легко сказать — ждать, когда начальник заставы строго приказал всем быть в лагере до захода солнца!

Словно в подтверждение моим грустным мыслям, снизу донеслись голоса. Товарищи, перекрывая шум потоков, звали меня хором. Я радостно заорал, но люди меня не слышали — го ли из-за шума реки, то ли из пещеры мой голос не долетал вниз. Все старания были напрасны, я только надсадил голос и стал хрипеть.

Вскоре совсем стемнело, и первые звёзды робко замигали на клочке небосклона, который я видел из пещеры.

Прозвучал выстрел, и горы озарились светом ракеты. Меня искали пограничники. За первой ракетой вспыхнула вторая… Дело принимало серьёзный оборот. Тогда, стиснув зубы, я решил дать проклятой змее бой. Будь что будет! Сняв тяжёлые башмаки, я стал ждать очередной ракеты.

Первый башмак просвистел мимо: от волнения дрогнула рука. Я подполз ближе и, озаряемый светом ракет, запустил в кобру свой последний снаряд — второй башмак…

Напряжение было столь велико, что вначале я ничего не понял… Голова змеи исчезла внезапно, а вместо неё появилась светлая квадратная дощечка.

Я встал, растерянно протирая глаза.

Истошные крики товарищей, доносившиеся снизу, вернули меня к действительности. Мгновенно всё стало ясно.

Бессильно опустился я на песок и засмеялся тихим нервным смехом… В траве передо мной лежало чучело змеи, которое вчера вечером сделали наши ребята Они-то, очевидно, и решили подшутить надо мной, пока я мирно спал.

Собрав свои вещи, я с удовольствием зашвырнул чучело вниз. Спускаться пришлось босиком. Свои новенькие туристские башмаки я не нашёл и на следующий день. Пограничники сказали, что их, наверное, утащили шакалы, а товарищи обозвали меня чучелом гороховым.

Однокрылый

Всё вокруг было напоено тягучим дрожащим зноем. Я лежал в тени у палатки и читал. Скрип колёс оторвал меня от чтения: высокая арба с сеном медленно тащилась по пыльной дороге. Сонные кони, высокая азиатская бричка, безмолвный возница и огромный стог бурого сена — всё это плыло в облаке пыли. И только скрип колёс был единственным звуком в этом однообразном тоскливом движении.

Вдруг что-то чёрное взметнулось где-то наверху, над сеном, и я увидел птицу, которая билась на верёвке.

Это было так неожиданно, что я вздрогнул и, поднявшись, поспешил к возу…

Большая чёрная птица, привязанная за ногу к тяжёлой палке, прижимающей сено, висела вниз головой и неистово трепыхалась. Я достал из кармана нож и перерезал шнур… В тот же миг птица впилась в мою руку острыми когтями. Не обращая внимания на боль, я смотрел на её совершенно раздроблённое крыло и зияющую рану на боку.

Пока я возился, воз скрылся в пыльном мареве, и мне не хотелось догонять его и объясняться с хозяином птицы.

В руках у меня бился молодой чёрный коршун. Рана его была ужасна. Как он мог жить, да ещё так яростно сопротивляться!

Чтобы облегчить страдания коршуна, я промыл рану и засыпал стрептоцидом, а после всех процедур поместил птицу на чердаке единственного в нашем лагере домика.

Вечером я поднялся на чердак, уверенный, что коршун погиб. Но ошибся. В полумраке, устремлённые на меня, горели сатанинским блеском глаза. Птица, прихрамывая, побежала, волоча крыло и то и дело наступая на него.

Значит, молодой коршун не собирался умирать!

Накинув на него тряпку, я отнёс коршуна вниз и с помощью друзей-геологов удалил половину перебитого крыла, смазал и посыпал раны лекарствами.

Затем началась мучительная процедура кормления, так как сам коршун пищу не брал.

Нужно было ловить мгновение, когда клюв приоткрывался, и, быстро бросив мясо в пасть, глубоко протолкнуть его в глотку пальцем. Если я промахивался, то получал жестокий удар острым клювом.

Несколько капель воды, смешанной с моей кровью, довершили этот насильственный обед.

Ночью я долго не мог уснуть, думая о калеке-коршуне, которого твёрдо решил выходить и взять с собой в город…

Было ещё темно, когда я вылез из спальника и быстро оделся.

На чердаке — кромешная темень.

Жив или нет?

Луч фонарика нащупал птицу на том же месте, где её оставили вечером. Моё приближение было встречено злобным шипением и сверканием глаз. Облегчённо вздохнув, я тихо опустился рядом. Я сидел не шевелясь до рассвета, а когда силуэт птицы чётко обрисовался в свете утра, я медленно, плавным движением приблизил к нему руку и осторожно погладил взъерошенные перья.

Коршун лишь присел и, раскрыв клюв, внимательно следил за рукой… Так же плавно я убрал руку. На этот раз всё обошлось без крови.

Прошло несколько дней. Коршун перестал драться совсем, сам брал пищу и постепенно начал осваиваться с жизнью в лагере.

Жил он теперь в моей палатке, пользовался всеобщей любовью и опекой и получил имя — Однокрылый.

Всё было хорошо, вот только к положению калеки он не мог привыкнуть и часто пытался взмыть вверх…

Ко мне Однокрылый привязался по-настоящему: безропотно терпел мои прикосновения, знал мой голос и сидел у меня на плече. Характером он был незлобив, скорее робок.

К кошкам, собакам и разным птицам Однокрылый был равнодушен.

Днём он свободно бродил по лагерю, выискивая отбросы и мелкую живность, а ночью, привязанный, сидел на столбе.

Полевой сезон заканчивался. Оставалось сделать последний маршрут, которого я давно ждал. Точка, куда мы собирались идти, находилась в самых змеиных местах. Там мне нужно было отловить для друзей-зоологов змей и ящериц.

Однокрылого решили взять с собой.

Рано утром наш караван ушёл в горы. Две вьючные лошади, трое людей и Однокрылый.

Он всю дорогу сидел либо на вьюках, либо у меня на плече. Если я спотыкался или наклонялся, забыв о нём, он опрометью слетал на землю и, смешно подпрыгивая, бежал рядом.

На второй день мы разбили лагерь в ущелье близ ручья с расчётом на двухнедельную стоянку.

Началась работа. Я рисовал, ловил своих пресмыкающихся и помогал геологам.

Однокрылый охранял лагерь, сидя возле палатки, привязанный на длинной бечёвке.

Иногда я брал его с собой. Коршун смешно гонялся за ящерицами, а когда ему удавалась охота, то, к моему огорчению, учинял кровавую расправу над своей добычей.

С тех пор, как я перерезал окровавленную верёвку, прошло три недели. Однокрылый превратился в красивую птицу. Элегантный тёмно-коричневый наряд из мягких перьев, стройные жёлтые ноги с чёрными когтями и голубоватый клюв делали его эффектным и изящным.

Даже отсутствие крыла не портило его горделивой осанки.

Наша работа близилась к финишу. Ребята набили вьючные сумы образцами и пробами, я написал несколько этюдов и поймал несколько хороших экземпляров неядовитых змей и ящериц. Отлов ядовитых змей не входил в мои планы, так как товарищи были категорически против их присутствия в лагере.

Правда, иногда ядовитые змеи сами заползали в лагерь, без разрешения, и мне приходилось ловить их и относить подальше в горы.

Но однажды я не смог этого сделать. Вот как всё произошло.

Вечерами мы долго сидели у костра и в тот вечер разошлись по палаткам совсем поздно. Однокрылый давно спал, сидя на своём невысоком насесте. В палатках было душно. В спальник лезть не хотелось, и я лёг сверху, накрывшись кошмой…

Меня разбудил какой-то необычный шум… Рассвет едва брезжил. Было холодно. Из-под короткой кошмы торчали мои ноги. Только я собрался залезть в тёплый спальный мешок, как шум повторился, и я услышал знакомое хлопанье крыла моего коршуна.

Предчувствие чего-то неладного мгновенно рассеяло сон. Я поднялся и выглянул.

В нескольких метрах от палатки, у шеста, где сидел привязанный Однокрылый, билась и извивалась в предсмертной агонии большая гюрза. Из последних сил она пыталась освободиться из когтей умирающего коршуна.

Если змею не трогать…

Луковицы глубоко сидели в каменистом склоне горы. Чтобы извлечь их, приходилось долго бить киркой по гранитным обломкам.

Солнце уже начало клониться к невидимому горизонту, а я ещё не добыл и десятка драгоценных луковиц тюльпана Юлия.

От крутизны склона и от тяжёлой кирки горели руки, ныла спина, ног я совсем не чувствовал.

А луковицы прятались в камнях, от которых с бессильным звоном отскакивала кирка.

Измучившись вконец, я прилёг отдохнуть у небольшой арчи.

Косые лучи били мне в лицо; я лежал с закрытыми глазами, ощущая на веках солнечное тепло. Не хотелось даже шевелиться. Усталость словно пригвоздила меня к земле. Было такое ощущение, что мне никогда уже не подняться.

Я пролежал так довольно долго. Пора было приниматься за работу. Я поднял голову, чтобы взглянуть на часы, и… встретился с устремлённым на меня холодным взглядом.

Армянская гадюка лежала буквально под боком и, не отрываясь, смотрела на меня. Её немигающие глаза были так близко, что я видел даже тени от надбровных дуг, придающих змее угрюмое выражение.

Несколько мгновений, когда мы, не отрываясь, смотрели друг на друга, показались мне вечностью. У меня не было желания проверить на себе силу змеиного гипноза, и я отвёл глаза, продолжая однако внимательно следить за змеёй.

Положение было не из завидных. Любое движение могло привести к скверным последствиям.

Оставалось самое неприятное — ждать!

Сознание того, что мне самому приходится проверять своё правило: «Не тронь змею — и она не тронет тебя», — нисколько не воодушевляло. На ум приходили разные случаи, когда люди оказывались один на один со змеями. Но почти всегда у человека была возможность двигаться и действовать.

А здесь я лежал, словно парализованный, и полностью зависел от того, что взбредёт в плоскую голову этой армянской «красавицы». Моё тело и ноги были слегка согнуты, а обе руки покоились под головой. Змея уютно устроилась в двадцати сантиметрах от моего живота. Я был лишён всякой возможности быстро вскочить, отбросить змею или схватить её за шею. Нужно было внимательно следить за ней и быть готовым ко всему.

Гадюка лежала, аккуратно свернувшись в ровные кольца, на которых покоилась её страшная голова.

Время от времени бесшумно мелькал раздвоенный чёрный язычок, и тогда мне казалось, что змея вот-вот подползёт ещё ближе.

Сколько прошло времени — не знаю: оно шло в новом измерении. Моё тело так сильно затекло, а острые камни так впились в бок, что трудно было терпеть. Я решил действовать. План был прост. Нужно перевернуться на спину и быстро вскочить или откатиться.

Легко сказать! Но как это сделать под пристальным взглядом грозного стража?

Другого выхода всё равно не было, и я начал медленно разгибаться. Наконец дрожащие ноги кое-как выпрямились.

Несколько раз змея приподнимала и поворачивала голову. Тогда я замирал и даже закрывал глаза.

Теперь оставалось развернуться на спину…

И тут-то змея зашевелилась. С лёгким шуршанием она стала распутывать свои кольца и приблизилась к моему животу.

Живот сам по себе втянулся до самого позвоночника, и змея быстрым язычком исследовала свободно свисавшую рубаху. Но когда она обратила свою грозную голову к моему лицу, я весь сжался и чуть не потерял самообладание.

Она была так близко, что я не видел её. Я только ощущал лёгкое прикосновение её язычка на шее.

В следующее мгновение сквозь холодный пот, заливающий глаза, я увидел, как гадюка опустилась на камни и решительно поползла вниз по склону.

Последний патрон

Охота на кекликов — дело нехитрое. Глупые тяжёлые птицы с шумом вылетают из-под ног, успевай только стрелять.

Я плохой стрелок. Но мой напарник стрелял за двоих. В посёлке мне посоветовали взять его проводником.

Спокойный, молчаливый житель гор, он легко и бесшумно скользил впереди.

Я не знал ни его имени, ни возраста, ни чем он занимается; просто я видел рядом человека, ставшего частью той суровой природы, которая окружала нас.

В его движениях и во всей его складной фигуре была какая-то неторопливая естественная уверенность.

Он не делал ни одного лишнего движения. Если вскидывал ружье, то стрелял, если стрелял, то всегда попадал. Разговоров не начинал, вопросов не задавал, а только отвечал на мои.

Не прошло и двух часов, а мы уже настреляли достаточно дичи и решили отдохнуть перед обратной дорогой.

Я сел подле огромной растрескавшейся каменной глыбы, а мой неутомимый проводник, услышав крик кеклика где-то наверху, решил разрядить последний патрон, оставшийся в стволе.

Он ловко карабкался по каменистым уступам.

Наблюдать за ним мне мешало яркое солнце.

Я закрыл глаза, наслаждаясь тишиной, удобным каменным креслом и солнечным теплом.

Кажется, я даже задремал тем коротким, чутким, но бесконечно сладким сном, которым спят лишь в горах.

Это не беспокойный, полный кошмаров сон жителя городов и не глубокий свинцовый сон крестьянина. Но минута такого сна стоит целой ночи, проведённой в привычной удобной постели.

— Не шевелись! — рассёк тишину резкий окрик.

Я открыл глаза и увидел своего спутника метрах в десяти надо мною.

Ничего не понимая, я старался осознать его действия. В голове путались мысли. Перед глазами всё расплывалось в жёлтых солнечных лучах.

Наконец картина реальности чётко возникла передо мной, и я с необычной ясностью увидел моего проводника, целящегося в меня. Увидел его застывшую фигуру в позе профессионального стрелка, блик, сверкающий, — как алмаз, на конце ствола, и бабочку, безмятежно порхающую над головой охотника. Вот она сложила крылышки и села на его шляпу, вот снова поднялась и полетела прочь…

Выстрел…

Дробь ударила о камень…

Эхо запрыгало по ущельям…

Оглушённый и ослеплённый, я неподвижно сидел, глядя в чёрную дырку ствола.

За короткое мгновение в голове пронёсся вихрь мыслей: почему он промахнулся, почему не стреляет второй раз, почему я сижу как истукан, ведь рядом заряженная двухстволка!

Но второго выстрела не было.

Ружьё опустилось, оставив сизоватый клубок дыма; и человек начал спокойно спускаться.

Улыбаясь, он подошёл ко мне, но, заметив мой жалкий вид и растерянный взгляд, он перестал улыбаться, ни слова не говоря, подошёл к камню, поставил ружьё и быстро взобрался на верх растрескавшейся глыбы.

Я поднялся и отошёл в сторону. И в этот момент к моим подгибающимся ногам упала обезглавленная змея.

В изрешечённом дробью длиннющем чудовище я с трудом узнал гюрзу и сразу всё понял.

А мой проводник спрыгнул с камня и добродушно улыбнулся.

Опасный страж

Предметы расплывались, теряли форму, и мне усилием воли приходилось соединять их рассыпающиеся очертания и придавать им реальность.

Я знал, что приступ начнётся, когда шест, подпирающий верх палатки, задрожит, согнётся и выгнутой стороной будет приближаться ко мне.

И тогда все предметы выгнутся и вытянутся, как отражения в блестящих никелированных шарах.

Я слышал стук своих зубов и знал: когда всё кругом застучит зубами и мучительный вопрос, откуда у всех этих предметов зубы, до боли сдавит мой мозг, — это начинается приступ. Я всегда быстро поддавался его натиску, так как моё тело и воля были побеждены температурой и галлюцинациями.

Но теперь, когда я остался один, острое чувство страха заставляло бороться с наступающим приступом.

Страх был безотчётным, непонятным и поэтому ещё более жутким.

Я ощущал его физически. Казалось, он заполнял всё пространство вокруг.

Страх — остаться без памяти одному. И я боролся, боролся из последних сил.

И в тот момент, когда изломанный, рассыпающийся, стучащий мир должен был захлестнуть меня, я поборол его.

Внезапно всё стало на свои места и замерло в полной неподвижности.

Предчувствие чего-то необычного настолько поглотило меня, что я невольно забыл о болезни.

Я лежал в звенящей тишине и ждал.

Вдруг лёгкое шуршание раздалось у входа.

Не глядя, я понял, что это змея.

Она заползла прямо в палатку, шурша чешуёй, и замерла где-то внутри.

Я взглянул на пол: довольно большая кобра лежала, обвившись вокруг шеста и глядя на меня большими спокойными глазами.

Любоваться красивой змеёй было слишком опасно. Следовало бы немедленно выдворить непрошеную гостью, пока не начался приступ. Не оставаться же рядом с коброй без сознания и в горячке.

На мои слабые крики змея не реагировала. Пробовал бросить в неё книгу, но не добросил. Тогда я решил снять ружьё, висевшее над кроватью.

Не меньше получаса ушло на то, чтобы сесть и столкнуть ружьё с гвоздя.

Наконец, больно ударив по ноге, двухстволка упала на раскладушку.

Закрыв глаза, я долго набирался сил. Затем взял патрон с крупной дробью и… не смог раскрыть ружьё, чтобы вставить его. Совсем обессилев, я почувствовал приближение приступа, и всё началось сначала.

Шест всё ближе и ближе. На нём змея. Её капюшон закрыл весь мир. Он окутывает меня мраком и холодом. Прямо в пустоте висят огромные, горящие, немигающие змеиные глаза.

Вижу её раздвоенный язык и ощущаю его липкую прохладу на своём лице.

Наконец всё закружилось, рассыпалось и потеряло форму.

Наступило забытьё. Очнувшись, я сразу же увидел змею. Она лежала на том же месте и спокойно спала.

Когда спустились сумерки, кобра уползла.

Я вспомнил, как мой товарищ боялся оставить меня одного, отправляясь за врачом в посёлок.

Знал бы он, какая у меня сиделка!

Ночью малярия оставляла меня на несколько часов. Но спать не хотелось. Я смотрел в темноту и думал, как неожиданно за три дня я превратился в человека, не способного ни работать, ни ходить, ни даже стоять.

Рядом с моей палаткой рыскали шакалы. Иногда они подходили совсем близко и пытались скрести когтями брезент.

Хоть я и не боялся шакалов, но было что-то неприятное в их наглом поведении.

Они никогда ещё не подходили так близко к нашему жилищу, а теперь, видно, почувствовали свою безнаказанность.

Они понимали, что я остался один. Настало право сильного, и сильным была стая шакалов.

Только робость мешала этим тварям стать полными хозяевами положения.

Когда солнце прогнало трусливых псов в горы, я обнаружил, что они всё же утащили мешок с продуктами и связку шкурок различных животных, нужных нам для набивки чучел, — результат двухнедельной работы. Вторая связка валялась на земле. Шкурки были разбросаны.

С большим трудом мне удалось собрать в кучу шкурки, продукты, лекарства и затолкать всё под кровать. Я отлично понимал, что это не спасало положения. Стоит мне крепко заснуть, как пронырливые хищники повторят свой воровской набег и вытащат даже спрятанное под матрацем.

Знакомое шуршание раздалось у входа, и кобра, переливаясь, вползла в палатку. Она заняла своё место у шеста и замерла. В утренних лучах солнца змея казалась отлитой из бронзы.

Я любовался ею и журил за то, что она оставила меня ночью одного.

Вскоре начался приступ.

Открыв глаза, я увидел силуэты двух шакалов у входа. Они внимательно смотрели на меня и, вытянув острые морды, принюхивались. Наконец один из них сделал неуверенный шаг вперёд, глядя куда-то в сторону, словно смущаясь.

В то же мгновение он отскочил с громким визгом.

Змея с раскрытым капюшоном, мерно раскачиваясь, вся нацелилась на пришельцев.

Я засмеялся, и шакалы быстро убрались.

День, наполненный призраками, страхом и духотой, близился к концу.

После каждого приступа я, очевидно из-за слабости, долго спал. А это было некстати.

С тревогой я ждал момента, когда змея уползёт и оставит меня одного караулить ценные шкурки и продукты.

Кобра не уползла в этот вечер. Я понял, что прошлой ночью она хорошо поохотилась и теперь несколько дней может отдыхать. Но мысль, что змея осталась специально охранять меня, не оставляла расшатанного галлюцинациями воображения.

Я разговаривал с ней и смотрел в её большие блестящие глаза, стараясь увидеть в них хоть что-нибудь похожее на теплоту.

Шакалы появились, как только темнота выползла из глубоких ущелий и заполнила долину.

Едва первая тень промелькнула в неверном свете звёзд, как кобра уже стояла, грозно шипя. Я натянул одеяло до глаз и замер в ожидании, чем всё это кончится.

Вскоре у входа собралось несколько животных. Они переминались с ноги на ногу, скулили, злобно рычали.

Наконец один стал осторожно пробираться внутрь палатки.

Тело змеи сжалось, блики на сгибах колец засветились матовым блеском. Она слегка отшатнулась и сделала стремительный бросок.

Шакал откатился, лязгнув челюстями, и больше не пытался войти в запретную зону.

Змея заструилась вокруг столба, то расслабляя, то напрягая гибкие кольца.

Кобра, принявшая боевую стойку, редко подползает к противнику. Она старается поразить его в радиусе поднятой головы.

Хотя радиус её бросков был значительно меньше возможного прохода внутрь, трусливые шакалы не решались пройти мимо такого стража.

Наконец им надоело ждать, и они убрались восвояси.

А змея ещё долго стояла в холодном свете ночи, неподвижная, грациозная и мерцающая, словно изваяние из базальта.

Два дня прошли у меня в полубредовом состоянии под страхом того, что я могу не услышать, когда придут люди. Я боялся, что, застав в палатке такую «сиделку», они или расправятся с ней, или сами могут пострадать.

Вечером третьего дня я услышал стук мотора. Когда раздались голоса людей и быстрые шаги направились к палатке, кобра, развернув капюшон, поднялась навстречу входящим.

Мои крики вовремя остановили людей. Поспешно я объяснил, в чём дело, и попросил выпустить мою «сиделку», не причиняя ей вреда.

Они сделали это с большой неохотой и с ещё большим трудом.

Коралловый аспид

Тело змеи плотно лежало в виде разомкнутого кольца, служа надёжной опорой для откинутой назад, словно взведённая пружина, головы. Напряжённость позы выражала то единственное мгновение, которое должно завершиться точным, молниеносным броском в сторону жертвы.

Слишком яркие поперечные полосы красного, белого и чёрного цвета, горящие неестественным блеском глаза, слишком широко раскрытая пасть делали пресмыкающееся похожим на фантастический аппарат для убийства.

Из влажной тёмной пасти, как два прозрачных кинжала, торчали смертоносные зубы.

Змея на пределе ярости.

Она ослеплена яростью.

Теперь её уже ничто не остановит! Ещё мгновение, десятая доля секунды и…

Мне даже показалось, что я ощутил лёгкий холодок её зубов у себя на шее.

Зажимаю рану. Рука сразу же наполняется горячей кровью… Откуда столько крови? Зубы-то не более сантиметра! Наверное, попала в вену… А это — конец!

Пока сознание не оставляет меня…

Но почему же не свёртывается кровь от действия яда?

Змея опять в боевой готовности, в той же позе.

Смотрю на её отливающее пурпуром тело и вдруг вспоминаю, что это аспид… Значит, кровь здесь ни при чём! Общий паралич — вот что меня ждёт!

Интересно, всегда ли перед концом у человека такая ясность в мыслях?

Па-ра-лич! Каждый слог стучит в голове, в висках, во всём теле. Начинаю медленно сползать со стула… Снизу особенно отчётливо видно верхнее нёбо змеи с ядовитым орудием защиты, охоты, убийства.

Падая, задеваю что-то ногой, и банка с лаком опрокидывается мне на брюки. Чертыхаюсь.

Вот до чего может довести глупая фантазия, усталость от напряжённой работы и отличное чучело змеи, стоящее передо мною на столе.

А лак, вместо того чтобы покрыть подставку чудо-чучела, покрыл мои джинсы.

Храбрый варанчик

Среди кустов верблюжьей колючки, на краю арыка, прямо у основания бархана, лежала эфа. Рядом, очевидно убитая ею, песчанка. А чуть поодаль в позе угрозы стоял молодой варанчик.

Бархан был невысок, я лёг на живот и, спрятавшись за кустами стал наблюдать.

Змея явно была не в духе. Её тело скользило на месте, выписывая восьмёрку, а твёрдые мелкие чешуйки, задевая друг друга, издавали характерное шуршание.

Эфа всегда так ведёт себя, когда взволнована. Чем быстрее она движется на месте и чем громче шуршит её чешуя, тем больше она раздражена.

Наконец её возбуждение достигло предела, и она сделала резкий бросок в сторону варана. Но не достала.

Варанчик только выше поднялся на ногах, ещё больше раздулся и грозно зашипел. Очевидно, ему казалось, что так он выглядел страшным зверем — высоким и толстым.

Но эфу его «страшный» вид не испугал. Она ещё раз метнулась к врагу с широко раскрытой пастью, из которой торчали несоразмерно большие смертоносные зубы.

Варанчик отпрянул и, повернувшись боком, круто изогнул шею и чуть приподнял хвост.

Теперь он был ещё смешнее. Монументальная поза никак не сочеталась с его размерами.

Но положение его было отнюдь не смешным. Мало того, он играл со смертью. Его хвост находился всего в полуметре от грозной «королевы» пустыни, которая была доведена до исступления наглостью неопытного юнца и каждую секунду могла укусить.

Но только её голова отклонилась назад, как на стальной пружине, чтобы в следующий момент устремиться к врагу, хвост варанчика, со свистом описав дугу, опустился на пятнистое змеиное тело.

Ослеплённая яростью, змея снова метнулась, и снова резкий удар хвоста по её тугим кольцам.

Эфа замерла на месте. То ли она растерялась, то ли удар был достаточно ощутим, чтобы охладить её пыл..

Некоторое время противники пребывали в неподвижности.

Затем змея отвернулась и, быстро выбрасывая переднюю часть тела далеко вперёд, будто прыгая, уползла в пески.

Баранчик постоял немного, наслаждаясь победой, потом медленно подошёл к «яблоку раздора» — маленькой песчанке — лизнул её, подбросил и проглотил.

Я спустился и приблизился к нему. Он мгновенно поднялся на ногах, раздулся и зашипел.

Смешно было смотреть на него — маленького, храброго и очень важного.

Я протянул руку, чтобы погладить варанчика. Но тут же отдёрнул её. Сильный хвост просвистел в воздухе и оставил на песке глубокий след.

Затем варанчик медленно, боком стал уходить, глядя на меня через плечо.

Мне не хотелось, чтоб он терял своё достоинство, спасаясь бегством. И я поспешил удалиться.

С вершины бархана я долго видел, как важно шагает варанчик по горячему песку пустыни навстречу новым приключениям.

Поединок

Тона были грязными, контуры гор намечены грубо, задние планы напутаны! В общем, ничего не выходило, и я бросил работу. Устало смотрел я на живописную каменистую долину, которая не получалась на бумаге.

Большая хищная птица плавно кружила в вышине и вдруг, сложив крылья, начала падать вниз.

Перед самой землёй она распластала крылья.

Но что это? Птица бросается на голые камни? Подпрыгивает, вновь опускается, что-то клюёт, бьёт крыльями!

Я схватил бинокль. Но, кроме серых камней, дрожащих в струях горячего воздуха, и беснующейся птицы, ничего не увидел.

Может, она больна, обезумела от жары?

Неожиданно хищник тяжело взмыл над землёй, и я ясно увидел в его лапах извивающееся тело змеи.

Плавно и уверенно птица набирала высоту, растворяясь в перламутровой дымке неба. И вдруг… резко начала снижаться. Снова бой на горячих камнях, и снова она медленно взлетает.

Теперь полёт хищника не так лёгок. Нет той упругой силы и широты взмахов в могучих крыльях, той свободной уверенности полёта. Он летит над самой землёй, то и дело снижаясь.

Наконец, после очередной схватки, птица начинает подниматься вверх.

Вот она поравнялась со мной, вот достигла отрогов нижней складки гор; всё выше и выше. А в стальных когтях — змея, потерявшая опору, а значит, к силу.

И вдруг произошло что-то непонятное: птица замерла на месте и… начала падать! Вначале медленно, затем стремительно, как подстреленная, беспорядочно хлопая крыльями.

Мгновение — и она на острых камнях.

Я неподвижно сидел, словно в оцепенении. Затем бросился вниз. Задыхаясь, подбежал к неподвижно лежащим бойцам.

Красавец орёл и огромная гюрза…

С грустью и восторгом смотрел я на этих бесстрашных бойцов, победивших друг друга и оставшихся непобеждёнными.

Чтобы их тела не послужили добычей для шакалов, я похоронил бойцов под камнями их родных гор.

Вернувшись, я переписал наново свой этюд.

Ещё кое-что о змеях

*

⠀⠀ ⠀⠀

Мне было поручено отвезти в лагерь геологов кинооборудование, и начальник пограничной заставы дал мне коня. Пограничники заверили меня, что он смирный и послушный.

Всё, что можно было, приторочили к седлу, а кинокамеры пришлось положить в рюкзак, который я взвалил на себя.

Проехав километров десять, я заметил в высокой траве какую-то змею. Я спрыгнул с коня, который остался спокойно стоять на дороге, и бросился ловить змею.

Оказалось, что это большой желтопузик. Когда я вернулся, неся в руках извивающуюся добычу, конь насторожился, всхрапнул и отскочил в сторону. Я пытался урезонить его, но он прядал ушами, фыркал и отбегал в сторону всякий раз, как только я приближался.

Тогда я отпустил злосчастного желтопузика и уверенно направился к коню, надеясь, что теперь наши отношения быстро наладятся. Но лошадиная осторожность была сильнее, чем я думал.

Вначале мой скакун бегал от меня по кругу, когда же я, потеряв терпение и исчерпав запас нежных слов и ругательств, принялся гоняться за ним, как одержимый, он выбежал на дорогу и порысил обратно к заставе, позвякивая стременами и кинооборудованием.

Делать было нечего, и я, обливаясь потом, надел тяжёлый рюкзак и поплёлся вслед за конём. Впереди был тяжёлый путь по пыльной дороге в сорокаградусную жару и насмешки пограничников.

*

⠀⠀ ⠀⠀

— Посмотрите, какого ужа я поймала! — радостно воскликнула студентка-практикантка, появляясь в экспедиционном лагере с длинющей гадюкой, которую она держала в руках. Выражение наших лиц, очевидно, было красноречивее всяких слов; поэтому она, чуть побледнев, тихо сказала:

— Только не говорите, что это не уж!..

Услышав, что она поймала гадюку, девушка словно окаменела и ни за что не хотела разжать пальцы и бросить змею.

Пришлось убеждать её, что это уж.

⠀⠀ ⠀⠀

*

⠀⠀ ⠀⠀

Говорят, нет ничего неприятнее, чем неожиданно наступить на змею.

Как-то во время утренней пробежки по опушке леса я наступил босой ногой на ужа. Я подпрыгнул и ударился головой о ветку, которая была так высоко, что никто не верил в возможность такого рекордного прыжка. Даже шишка никого не убеждала.

Тогда я решил повторить свой рекорд.

Но ежедневные упорные тренировки не привели ни к чему. Даже рукой я еле доставал злополучную ветку.

⠀⠀ ⠀⠀

*

⠀⠀ ⠀⠀

Поднимаясь по отвесному склону горы, я добрался до уступа, на который можно было забраться, подтянувшись на руках. С большим трудом я подтянулся до уровня глаз. И только хотел положить локоть на край площадки, как встретился взглядом с персидской гадюкой, гревшейся на солнышке.

Говорят, ни одно животное не выдерживает человеческого взгляда! Но в тот момент мне не захотелось проверять это правило, и я разжал руки…

Шрамы на коленях сохранились у меня до сих пор в память о бесславном падении.

⠀⠀ ⠀⠀

*

⠀⠀ ⠀⠀

Однажды на птичьем базаре я приобрёл десяток черепашьих яиц вместе с подробной инструкцией, как из них вывести черепах. Каково же было моё удивление, когда в положенный срок из яиц вылупились не черепашки, а ужата.

Оказывается, яйца болотной черепахи очень похожи на ужиные. И условия для инкубации почти одинаковы.

А вылупившимся из яиц ужатам я был тоже очень рад.

⠀⠀ ⠀⠀

*

⠀⠀ ⠀⠀

Незадачливый юный натуралист посадил в террариум к своим любимцам ящерицам четырёхполосного полоза и очень удивился, обнаружив утром полоза в одиночестве. А когда ему сказали, что змея проглотила ящериц, он расплакался.

Другой горе-натуралист приобрёл ужа, не обратив внимания на то, что уж водяной.

Несколько месяцев змея голодала, так как ей предлагали только белых мышей. В конце концов уж сам позаботился о себе. Он выбрался из своего стеклянного ящика и, обнаружив рядом прекрасный аквариум с редкими рыбками, забрался туда и попировал на славу.

Часто ребята приносят домой животных, а уж потом узнают, как за ними ухаживать и чем кормить.

А нужно делать наоборот.

⠀⠀ ⠀⠀

*

⠀⠀ ⠀⠀

В местности, где много змей, никогда не следует засовывать руку в норы, трещины, пещеры.

Один неопытный змеелов, преследуя полоза, заметил, что тот скрылся в большой норе. Потыкав в нору палкой и убедившись, что она неглубокая, змеелов, не долго думая, запустил туда руку и, нащупав змею, извлёк её. Каково же было его удивление, когда, вместо полоза, он вытащил гюрзу, которая нашла себе в норе пристанище ещё раньше. Удар её ядовитых зубов пришёлся прямо в грудь змеелова. Хорошо, что у него под рукой оказалась сыворотка. Остался только шрам на всю жизнь.

⠀⠀ ⠀⠀

*

⠀⠀ ⠀⠀

В Ленинградский ботанический институт возвратилась из экспедиции по Кавказу грузовая машина. Стали разбирать багаж и среди гербарных сеток обнаружили средних размеров полоза. Бедняга так отощал, что сам стал похож на засушенное растение. Как и когда он проник в машину, никто не знал. Подозрения пали на меня, хотя я его видел впервые. Тем не менее именно мне пришлось относить этого путешественника в зоопарк.

⠀⠀ ⠀⠀

*

⠀⠀ ⠀⠀

На берегу Днепра стояла хата с высокой соломенной крышей, украшенная огромным аистиным гнездом. В просторной хате жила семья бакенщика, у которого часто ночевали рыбаки.

Однажды хозяйка чистила улов, а рыбаки, расположившись на широких скамьях в ожидании ухи, обсуждали приключения минувшего дня.

Когда один из них открыл дверцу печки, чтобы развести огонь, к его ногам вдруг плюхнулась змея. Человек отшатнулся, все вскочили.

— Чого наполохались? То вужака! — спокойно сказала хозяйка и, взяв метлу, вытолкала змею за порог.

Невозмутимость хозяйки всех удивила. Можно было подумать, что в печке у неё всегда жили змеи.

Наконец она объяснила, в чём дело. Оказывается, аисты частенько приносят ужей для своих птенцов. Иногда змеям удаётся ускользнуть из гнезда. И вот уже третий уж попадает в дымоход через трубу на крыше, а оттуда в печь.

⠀⠀ ⠀⠀

*

⠀⠀ ⠀⠀

Завхоз зоопарка очень любил инвентаризацию, хотя проверять наличие и состояние зверей ему никто не поручал.

Однажды он заявил, что будет проверять террариум, а накануне большой желтобрюхий полоз проглотил двух своих молодых компаньонов по террариуму. Но разве завхозу докажешь, что действительно проглотил? Ведь не разрежешь змее живот, чтобы извлечь оттуда вещественные доказательства. И было решено пойти на хитрость.

Взяв краски, я полдня расписывал двух ужей под полозов. Благо ужей было больше, чем значилось в списке.

И, представьте, ужи прекрасно сыграли роль полозов.

⠀⠀ ⠀⠀

*

⠀⠀ ⠀⠀

Самыми большими змеями считаются сетчатые питоны. К нам в страну они попадают довольно редко. Поэтому, когда в зоопарке нашего города появился шестиметровый сетчатый питон, мы с братом-геологом, большим любителем змей, пошли посмотреть на диковинку.

Наша знакомая, заведующая отделом змей, показывая нам питона, пожаловалась, что у него масса клещей. Но, к сожалению, специалисты сейчас в отъезде, а из оставшихся работников зоопарка никто не решается войти к «королю змей». Ведь он вдвое больше тех питонов, с которыми до сих пор имели дело в зоопарке.

Мой бывалый братец пожал плечами, и не успели мы опомниться, как он открыл дверь и вошёл в клетку к гигантской змее.

Прежде чем его успели остановить, он бросился к замершему питону и быстро схватил его за шею. Питон резко рванулся, выскользнул из рук и, к всеобщему изумлению, заметался, как жалкий ужонок, тыкаясь носом во все щели и явно пытаясь удрать. Тут все ворвались в клетку и дружно навалились на перепуганную змею.

Да, питоны бывают разные!

⠀⠀ ⠀⠀

*

⠀⠀ ⠀⠀

Однажды в зоопарк привезли два отличных экземпляра тигровых питонов. Не успели змеи освоиться с новой обстановкой, как явился артист цирка и потребовал продать ему одного из питонов. Артисту наотрез отказали, несмотря на имена влиятельных знакомых и рекомендательные письма.

После целой серии звонков из министерства директор не выдержал и распорядился продать циркачу одного питона, при условии, что тот сам возьмёт змею.

Немного помедлив, артист вошёл к змеям. Они были довольно агрессивны, так как давно не ели и хорошо прогрелись в тёплом помещении. После первого неверного движения циркача питон впился в его замшевую куртку зубами и мгновенно обвился вокруг тела горе-дрессировщика.

Бедняга так перепугался, что стал звать на помощь. Мь дружно смеялись, несмотря на всю серьёзность положения. В конце концов пришлось артиста спасать.

⠀⠀ ⠀⠀

*

⠀⠀ ⠀⠀

Впервые я поймал гюрзу, находясь в нескольких километрах от лагеря. Мешочка для змей при мне не было, и пришлось нести довольно крупную змею просто в руках, чего ни в коем случае нельзя делать. Но свою первую гюрзу нужно было показать всем! Руки быстро уставали, и я менял их, вторично нарушая технику безопасности.

Вскоре руки так устали, что я не чувствовал онемевших пальцев и с трудом держал змею на весу. Она казалась мне теперь очень тяжёлой, будто отлитой из свинца.

Время от времени она поочерёдно двигала своими ядовитыми кинжалами-зубами, пытаясь дотянуться до моих одеревеневших пальцев.

Я понял, что не донесу змею. Но инерция упрямства и азарт заставляли меня идти вперёд.

Наконец я почувствовал, что наступил критический момент: змея зашевелилась, почуяв слабость моих рук…

Разжав пальцы, я отшвырнул её… Но она, как резиновая, отскочила от камней и упала к моим ногам. Я шарахнулся в сторону, но змея успела вцепиться в мои техасы и волочилась за мной! Дальнейшие мои действия были совершенно автоматическими: я буквально выскочил из брюк, не расстёгивая пояса, и откатился прочь…

Гюрза, очевидно, запутавшись зубами в плотной ткани, долго не могла освободиться.

Пояснения

⠀⠀

⠀⠀

АСПИДЫ — ядовитые змеи, яд которых действует прежде всего на нервную систему животных. Коралловый аспид встречается в Южной Америке, у реки Амазонки, достигает полутора метров длины, очень ярко окрашен.

БОА КОНСТРИКТОР — неядовитая змея, встречается в тропической Америке и на острове Мадагаскар. Добычу умерщвляет, сжимая её кольцами своего тела.

ВАРАН СЕРЫЙ — наиболее крупная из встречающихся в СССР ящериц, до полутора метра длины, обитает в сухих степях и пустынях Средней Азии и Южного Казахстана.

ГАДЮКА АРМЯНСКАЯ — ядовитая змея, достигающая полутора метра длины. В СССР водится в Армении, в горной местности.

ГЮРЗА — крупная ядовитая змея, бывает больше полутора метра длины. Встречается в сухих предгорьях, поросших редким кустарником. В СССР водится в Закавказье, Южной Туркмении, в Таджикистане, на юге Казахстана.

ЖЕЛТОБРЮХИЙ ПОЛОЗ, или ЖЕЛТОБРЮХ — одна из наиболее крупных неядовитых змей, встречающихся в СССР, бывает до двух метров длиной. Живёт обычно в открытой степи, в полупустынях и иа горных склонах. Свою добычу — мелких грызунов — эта сильная и агрессивная змея ловит на ходу и часто заглатывает живьём. Водится в Молдавии, в украинских степях и в юго-восточных областях РСФСР.

ЖЕЛТОПУЗИК, или ГЛУХАРЬ — наиболее крупный представитель змеевидных безногих ящериц. Бывает длиной больше метра, встречается в речных долинах, на поросших травой и кустарником равнинах. В СССР живёт на юге Средней Азии.

КЕКЛИК — дикая птица, родственница кур, живёт в горах на Кавказе, в Средней Азии, на Алтае. Всю жизнь проводит на земле, только изредка садится на деревья. Название получила за свой крик «ке-ке-лек».

КОБРА ИНДИЙСКАЯ — очень ядовитая змея, достигающая двух метров длины. Её ещё называют «очковой» — за чёткий светлый рисунок на задней стороне шеи, который напоминает очки. Любит селиться на холмах с редкой растительностью, питается грызунами.

МЕДЯНКА — неядовитая змея, бывает длиной около шестидесяти пяти сантиметров. Живёт в зарослях, в сухой холмистой местности, на опушках лесов, а также в степи. Питается грызунами и насекомыми. Встречается на Украине, на Кавказе, в Западном Казахстане.

ПИТОН СЕТЧАТЫЙ — большая змея, достигающая иногда в длину десяти метров. Неядовита, добычу убивает, сжимая витками своего тела. Живёт и в густых лесах, и на берегу рек, и в заселённых районах. Встречается в Юго-Восточной Азии, на Малых Зондских островах.

ПИТОН ТИГРОВЫЙ — неядовитая, крупная, до восьми метров длиной змея. Любит селиться в негустых лесах и на каменистых холмах, иногда взбирается на деревья. Живёт в Индии, на Цейлоне, на островах Юго-Восточной Азии. Добычу убивает, сжимая витками тела.

ПОЛОЗ ЛЕОПАРДОВЫЙ — одна из самых нарядно окрашенных змей, живущих на территории СССР. Неядовита. Длина тела достигает метра. Встречается в каменистых, поросших кустарником или редкими деревьями предгорьях Крыма.

ПОЛОЗ УЗОРЧАТЫЙ — неядовитая змея длиной до одного метра. Встречается в лесах, в степях и пустынях, иногда поднимается высоко в горы. Добычу убивает, сжимая кольцами своего тела. Распространена на юге СССР вплоть до Дальнего Востока.

ТРИТОН — животное из семейства саламандр (хвостатые земноводные), обитает в лиственных и смешанных лесах, в лесостепи. Размножается в воде. Широко распространён в СССР.

УДАВЧИК ПЕСЧАНЫЙ — небольшая змейка меньше метра длиной. Неядовита. Живёт среди песков, иногда в глинистых пустынях. Питается грызунами, хватает свою добычу и душит.

УЖ ВОДЯНОЙ — в отличие от обыкновенного ужа не имеет жёлтых пятен, может долго находиться под водой. В СССР встречается на юге Украины, в Средней Азии и на Кавказе.

ЧЕРЕПАХА БОЛОТНАЯ — водится в болотах, прудах, озёрах, тихих заводях. В СССР доходит до Белоруссии и Смоленщины, особенно часто встречаете на юге Европейской части СССР.

ЭФА — небольшая, очень ядовитая змейка длиной до шестидесяти сантиметров. На голове у неё рисунок, напоминающий силуэт летящей птицы. Этот рисунок как бы подчёркивает стремительность её молниеносных бросков. Живёт в пустынях, среди бугристых песков, в сухих редких лесах, на речных обрывах. В СССР распространена до Аральского моря. Питается мелкими грызунами.