Симфония любви

42. Маша

Макаров не отстает ни на шаг, крепко держит за руку и идет рядом. Его поддержка бесценна, потому что я всегда была сама по себе… Проблемы — только мои, как и переживания, неудачи и даже все то, что случалось хорошее — тоже лишь мое. А тут такая непоколебимая скала. Он сказал, что все будет хорошо, и я ему верю. Я даже почти успокаиваюсь, пока мы находим нужный коридор среди, кажется, миллиона похожих на лабиринт коридоров и переходов в этой больнице. Дядя Дима сидит перед широкими дверями со страшной надписью, светящейся красным. «Реанимация».

— Дядь Дим, — выдавливаю хриплое.

— Машунь, — вскакивает он с банкетки и обнимает меня. — Быстро ты… — оглядывает Дмитрия за моей спиной.

— Как она? Что говорят врачи.

— Прооперировали. Операция была сложной, но сейчас все уже позади. Она в стабильном состоянии, но в отделение реанимации не пускают.

Сжимаю его плечи. Дядя Дима выглядит уставшим. И я вдруг понимаю, что не представила Макарова…

— Дядь Дим. Это Дмитрий. Он привез меня, потому так быстро получилось, — мужчины жмут руки. — Дим, знакомься, Дмитрий Николаевич — наш сосед и давний друг семьи.

— Ты Машунькин жених, что ли? Будем знакомы, тезка, — дядя Дима улыбается.

— Приятно познакомиться, — Макаров улыбается в ответ. — Вам бы отдохнуть, Дмитрий Николаевич. Мы с Машей тут побудем.

— Да, поезжайте домой, — киваю я и обнимаю на прощание соседа. Когда он уходит, мы садимся банкетку. Ни окон здесь нет, ни дверей, кроме той, что ведет в реанимацию. Свет люминисцентных ламп раздражающе мерцает, и начинают болеть глаза. Макаров, кажется, задремал, привалившись к стене и откинув голову назад. Конечно, всю ночь за рулем, в такую даль, и до этого не отдыхал. Я же чувствую себя вполне бодро и жду, пока появится кто-то из медицинского персонала, чтобы узнать о состоянии мамы.

Наконец, в конце коридора раздаются шаги, и я оборачиваюсь. Статная женщина в медицинском костюме ярко-лазурного цвета идет в нашем направлении.

— Здравствуйте, — здоровается она с подскочившей на ноги мной. — Вы что тут сидите?

— Здравствуйте. Нам бы узнать о Галине Васильевне Сироткиной.

— Вы кем ей приходитесь?

— Дочерью.

— Галина Васильевна в стабильном состоянии. Привезли с разрывом миомы, прооперировали. До завтрашнего обеда точно будет в реанимации, такие правила. Туда не пускают, так что вам лучше домой поехать. Приезжайте завтра.

— Скажите ей, что мы завтра обязательно приедем, — прошу доктора и едем домой.

В доме пусто и неуютно без мамы. Но я стараюсь прогнать грустные мысли и принимаюсь за готовку. Макарова отправляю спать, потому что он выглядит очень уставшим. Расстилаю кровать в моей комнате, даю полотенце и отправляю в душ.

Готовлю суп и второе. Хорошо, что у мамы в запасе всегда есть продукты, и не приходится бежать в магазин. Когда все готово, я решаю тоже принять душ и отдохнуть. Время уже к вечеру, солнце клонится к закату так же, как моя голова к подушке. Но надо сначала одеться, и я тихонько крадусь в свою комнату, чтобы не разбудить Макарова. Взяв из шкафа вещи и почти дойдя до двери, слышу сонное:

— Маш, полежи со мной…

И я, одевшись наспех в соседней комнате, возвращаюсь к Макарову. Он уже сдвинулся, освобождая мне место, и, кажется, снова уснул.

Ложусь рядом спиной к нему и устало закрываю глаза. Макаров обнимает меня и прижимает к себе спиной. Так и засыпаю, пригревшись в мужских руках.

Странно, но когда я открываю глаза, чувствую себя отдохнувшей. Макаров спит, закинув руку за голову. Красивый мужчина, ухоженный, уверенный, самостоятельный. Взрослый.

В комнате только начинает светать, но я могу рассмотреть каждую черточку. Хочется коснуться его лица. Провести пальцем по дугам насупленных даже во сне бровей. Но я отдергиваю пальцы. Нельзя… Нельзя тебе, Машка, влюбляться… Тем более в такого мужчину, как Макаров. Он потом отряхнется и пойдет дальше, а ты будешь погибать и пытаться собрать себя по частям. Это не есть хорошо. Надо как-то научиться воспринимать обычную помощь не как знак внимания. Хотя, что уж, приятно до одурения, что Макаров обратил на меня внимание. Это льстит мне, как женщине. И заставляет очаровываться им с каждым разом все больше и больше. Я проваливаюсь в свои чувства, словно в трясину, и чем больше мы сближаемся, тем менее возможен благополучный для меня исход. Утону, пропаду бесследно…

Встаю с кровати и иду к окну. Небо озаряется розовым светом рассвета. Смотрю вдаль, на высокие макушки деревьев. Я раньше любила этот дом, гравийные улочки, доброжелательных соседей. А сейчас я здесь чужая. Я задыхаюсь здесь. Хочу в свою тесную квартирку на втором этаже гостевого дома Риммы. Хочу гулять по набережной, пить кофе и строить планы на будущее.

Но сейчас важнее всего мамино здоровье.

Вздрагиваю, когда плеч касаются теплые ладони. Дмитрий обнимает меня, притягивая к себе спиной, и я откидываюсь затылком на его плечо.

— Почему не спишь? — Чуть хриплое над ухом, и еле ощутимый поцелуй в висок.

— Выспалась.

Его губы ползут по шее вниз, к плечу, прихватывают у основания шеи. По телу россыпь мурашек, которых подгоняет ладонями Макаров. Глаза сами собой закрываются от наслаждения. Что я говорила? Тону? Уже ушла с головой в свои чувства к этому мужчине. Еще вчера, когда согласилась к нему поехать. И даже от того, что все пошло не по плану, я не могу вынырнуть и спастись.

Его ладони оглаживают дуги моих ребер и сжимаются на вершинках грудей. Стискивают, мнут, заставляют жар возбуждения расползаться по телу. Прогибаюсь и упираюсь попкой в его пах. Макаров что-то рычит в мой затылок и разворачивает к себе лицом. Хорошо, что в комнате не слишком светло, иначе сойти с ума от смущения можно.

И мы снова целуемся, и снова Макаров наступает, и снова я упираюсь в стену спиной. Острое ощущение дежавю не покидает, и, кажется, вот-вот мой телефон начнет звонить. Но этого не происходит, и Макаров сдергивает с меня пижамную майку.

Бесконтрольно брожу ладонями по его торсу. Он не худой, и не крупный, но мышцы отчетливо проступают под кожей. Его отросшая за два дня щетина колется, и скорее всего, мои щеки и подбородок покраснеют, но мне и на это наплевать.

— Дурею от тебя, Маш, — шепчет хрипло, сжимая ладонями пою попку и давая почувствовать его возбужденный член. — Если нас снова кто-то отвлечет, здохну просто…

Его ладони ползут по бедрам под мои шорты, сжимают уже не прикрытые тканью ягодицы. Пальцы вязнут в соках моего возбуждения, и это будоражит еще больше. Стону в ненасытные губы, царапая короткими ноготками его плечи.

Как мы оказываемся у кровати — не знаю. Но Макаров придавливает меня к еще теплой простыне. Тянет мои шорты вниз, чуть раздвигает колени. Он словно торопится. Мое терпение тоже испаряется. Толчок, еще толчок, и еще… Хриплые стоны и пошлые шлепки наполняют пространство комнаты.

Это невероятно… Немыслимо… Я отключаюсь от всего окружающего мира и пытаюсь лишь чувствовать. Ощущать его в себе. Это настоящее откровение! Словно струны внутри меня начинают лопаться одна за другой, пока не слетает последняя, и происходит взрыв.

Меня выгибает и трясет, словно током ударило. Перед глазами все плывет цветными пятнами. Макаров делает еще несколько резких движений и заваливается на меня, придавливая к кровати.

Дыхание потихоньку выравнивается. Начинаю слышать звуки за окном: кричат петухи и соседские гуси, машина проехала, гравий шуршит под чьими-то шагами… И Макаров шепчет что-то, что сразу разобрать не получается. Но меня окатывает горячей волной от его слов.

— Ты просто нереальная… Люблю тебя, Маш…