Синяя лилия, лиловая Блу (ЛП)

Мэгги Стивотер

Синяя лилия, лиловая Блу

Вороновый круг – 3

Оригинальное название : Maggie Stiefvater «Blue Lilly, Lilly Blue»

Мэгги Стивотер «Синяя Лилия, лиловая Блу»

Переводчики: Екатерина Шмелева, Виктория Салосина

Переведено для группы: http:// vk.com/bookish_addicted

Аннотация

Сновидения таят в себе опасность. Но пробуждение может быть ещё опаснее.

Блу Сарджент кое-что нашла. В первый раз в жизни у нее есть друзья, которым можно доверять, компания, членом которой она может быть. Воронята приняли её за свою. Их проблемы стали её проблемами, а её проблемы стали их проблемами.

Фокус найденного чего-то в том, как легко это что-то можно потерять.

Друзья могут предавать.

Матери — исчезать.

Видения — вводить в заблуждение.

Реальность может пошатнуться.

Пролог

Я ищу то лицо, что носил

До сотворения мира.

— УИЛЬЯМ БАТЛЕР ЙЕЙТС,

«До сотворения мира»

Мы благодарны зеркалу должны быть за то, что оно лишь внешность нашу отражает.

— СЭМЮЭЛЬ БАТЛЕР, ИЕРИХОН

ВЫШЕ

Персефона стояла на оголённой вершине горы, мятое платье цвета слоновой кости хлестало её по ногам, груда белокурых кудряшек развевалась позади. Она была прозрачной, бестелесной, что-то пронеслось между валунами и врезалось в один из них. Здесь наверху, без защиты деревьев, ветер был свиреп. Мир внизу казался великолепно осенним.

Рядом с ней стоял Адам Пэрриш, засунув руки в карманы измазанных маслом широких штанов. Он выглядел уставшим, но глаза были ясными, куда лучше, чем при их последней встрече. Потому что Персефону интересовали только важные вещи, она не учитывала свой собственный возраст на протяжении долгого времени, но сейчас, когда она смотрела на Адама, её будто ударило — он был совершенно другим. Это грубоватое выражение лица, юношеская сутулость в плечах, неистовое скопление энергии внутри.

Она подумала, что это был хороший день для них. Было прохладно и пасмурно, без каких-либо помех от солнечной энергии, лунного календаря или близких дорожных работ.

— Это дорога мёртвых, — сказала она, совместив свое тело с невидимой тропой. И тут же ощутила, как что-то внутри начинало приятно рокотать, чувство, очень похожее на удовлетворение, которое приходит с выравниванием корешков книг на полке.

— Энергетическая линия, — пояснил Адам.

Она невозмутимо кивнула.

— Найди её для себя.

Он тут же ступил на линию, проведя взглядом вдоль неё так естественно, как цветок разглядывает солнце. У Персефоны заняло гораздо больше времени освоить этот навык, но тогда, в отличие от её молодого ученика, она не заключала никаких сделок со сверхъестественным лесом. Она не была сильно заинтересована в сделках. В общем-то, групповые проекты не были её коньком.

— Что ты видишь? — спросила она.

Его веки затрепетали, а пыльные ресницы легли на щеки. Потому что она была Персефоной, и потому что был хороший день для них, она могла видеть то, что он видел. Это никак не было связано с энергетической линией. Это было замешательство от разбитых статуэток на полу прекрасного особняка. Официальное письмо, напечатанное на бланке округа. Друг в конвульсиях у его ног.

— Вне тебя, — мягко напомнила ему Персефона. Она сама видела столько событий и возможностей на дороге мёртвых, что ничего не выделялось. Она была куда лучшим экстрасенсом, когда рядом с ней были две подруги, Кайла и Мора: Кайла — чтобы отсортировать впечатления, а Мора — чтобы поместить их в контекст.

Адам, казалось, обладал потенциалом в этой области, хотя он был слишком молод, чтобы заменить Мору... «Нет, это смешно, — сказала Персефона сама себе, — ты не заменяешь друзей». Она изо всех сил старалась придумать правильное слово. Не «заменить».

Освободить. Да, конечно, вот что ты делаешь со своими друзьями. Нужно ли было Море, чтобы её освободили?

Если Мора была там, на горе, Персефона должна быть способна это сказать. Но если Мора была там, на горе, то Персефоне не нужно было бы говорить.

Она глубоко вздохнула.

Она много вздыхала.

— Я вижу кое-что. — Брови Адама выражали либо концентрацию, либо неуверенность. — Больше чем одно кое-что. Как... как животные в Барнс. Я вижу кое-что... спящее.

— Грезящее, — согласилась Персефона.

Как только он привлек её внимание к спящим, они сразу же вышли на первый план в её сознании.

— Три, — добавила она.

— Три что?

— Именно три, — пробормотала она. — Чтобы их разбудить. О, нет. Нет. Два. Одного будить не следует.

Персефона никогда не была очень умело управляющейся с понятиями добра и зла. Но в этом случае, третий спящий был определенно злом.

На протяжении нескольких минут она и мальчик — Адам, напомнила она себе; было так сложно считать имена, данные при рождении, важными — оба стояли там, ощущая течение энергетической линии под ногами. Персефона бережно и безуспешно пыталась отыскать яркую нить существования Моры в запутанных потоках энергии.

Рядом с ней Адам снова отступил внутрь себя, то, что было всегда наиболее интересно для него, но и наиболее непостижимо: его собственное сознание.

— Вне, — напомнила ему Персефона.

Адам не открывал глаза. Его слова были такими мягкими, что ветер почти разрушил их.

— Я не хочу быть груб, мадам, но я не знаю, почему это стоит изучать.

Персефона не была уверена, отчего он думал, что такой разумный вопрос мог быть невежливым.

— Когда ты был ребёнком, что делало обучение говорить стоящим?

— С кем я учусь контактировать?

Она была рада, что он сразу ухватил идею.

Она ответила:

— Со всем.

МЕЖДУ

Кайлу поразило количество дерьма, которое Мора держала в своей комнате на Фокс Вэй 300, и она сказала об этом Блу.

Блу не ответила. Она перекладывала бумаги у окна, склонив голову от раздумий. С этого ракурса она выглядела в точности как её мать, невысокая, спортивная и крепко стоящая на ногах. Она была странно прекрасна, даже притом что неравномерно подстригала свои темные волосы и носила футболку, на которую напал мотоблок. Или, возможно, благодаря всему этому. Когда она стала настолько симпатичной и настолько взрослой? При этом не став выше? Возможно, так происходит с девочками, когда они живут только на одних йогуртах.

Блу поинтересовалась:

— Ты вот эти видела? Реально хороши.

Кайла не была уверена, на что смотрела Блу, но она ей верила. Блу была не из тех девочек, что раздаривают ложные комплименты, даже своей матери. Не смотря на то, что она была доброй, она не была милой. И это тоже хорошо, потому что милые люди Кайлу раздражали.

— Твоя мать — женщина многих талантов, — проворчала она. Бардак забрал годы её жизни. Кайле нравилось то, на что можно было бы положиться: системы учёта документов, тридцатиоднодневные месяцы, бардовая помада. Море нравился хаос. — Таких, как надоедать мне.

Кайла подняла подушку Моры. Её атаковали ощущения. Она чувствовала всё сразу: где подушка была куплена, как Мора подкладывала её под шею, количество слёз, впитавшихся в наволочку, и содержание снов за пять лет.

Экстрасенсорная горячая линия зазвонила в соседней комнате. Сосредоточенность Кайлы развеялась.

— Чёрт, — ругнулась она.

Она была психометриком... Простое прикосновение могло часто показать, как возникновение объекта, так и чувства его хозяина. Но эта подушка держалась в руках так часто, что содержала слишком много воспоминаний, чтобы их можно было рассортировать. Если Мора была там, Кайла была бы в состоянии легко отделить из них полезные.

Но если Мора была там, ей это было бы не нужно.

— Блу, иди сюда.

Блу театрально хлопнула рукой по плечу Кайлы. И сразу же её естественный талант усиления увеличил возможности Кайлы. Она видела, как оптимизм Моры не давал ей уснуть. Чувствовала отпечаток затенённого подбородка мистера Грея на наволочке. Видела содержание последнего сна Моры: зеркальное озеро и отдалённо знакомый мужчина.

Кайла ухмыльнулась.

Артемус. Давно ушедший бывший любовник Моры.

— Есть что-нибудь? — спросила Блу.

— Ничего полезного.

Блу убрала руку, ведь известно, что Кайла могла подхватить чувства от девушек так же, как и от подушек. Но Кайле не нужны были экстрасенсорные силы, чтобы предположить, что разумное и приятное выражение лица Блу противоречило огню, который неистово горел внутри. Школа была неизбежна, любовь витала в воздухе, а мать Блу исчезла ради каких-то таинственных личных поисков больше месяц назад, оставив позади своего недавно приобретенного хахаля-убийцу. Блу была ураганом, затаившимся недалеко от берега.

Ах, Мора! Живот Кайлы перевернулся. Я говорила тебе не уходить.

— Коснись вот этого, — Блу указала на большую чёрную чашу для гадания. Она криво стояла на коврике, нетронутая с тех пор, как Мора её использовала.

Кайла не думала много о гадании, зеркальной магии или о чём-то, что должно было бы проложить трубы по таинственному эфиру пространства и времени для того, чтобы фактически безобразничать на той стороне. Технически гадание не было опасно; это просто созерцание зеркальной поверхности. Но практически оно часто предполагает отделение души от тела. А душа была уязвимым путешественником.

Последний раз, когда Кайла, Персефона и Мора спутались с зеркальной магией, они случайно заставили сводную сестру Моры, Нив, исчезнуть.

По крайней мере, Кайле Нив никогда не нравилась.

Но Блу была права. Чаша для гаданий, возможно, содержит множество ответов.

Кайла сказала:

— Хорошо. Но не касайся меня. Я не хочу, чтобы ты сделала всё сильнее, чем оно есть сейчас.

Блу подняла руки, как бы доказывая, что у неё нет оружия.

Неохотно Кайла дотронулась до края чаши, и темнота тут же накрыла её через видения. Она спала, грезила. Падала в бескрайнюю чёрную воду. Зеркальная версия её взлетела к звездам. Металл уколол её щеку. Волосы прилипли в уголке рта.

Где во всем этом была Мора?

Незнакомый голос бубнил в её голове, скрипуче, насмешливо и певуче:

«Королевы и короли,

Короли и королевы.

Синяя лилия, лиловая Синь.

Короны и птицы.

Мечи и вещи.

Синяя лилия, лиловая Синь».

Внезапно она сфокусировалась.

Она снова была Кайлой.

Теперь она видела то, что видела Мора: трёх спящих — светлого, темного и промежуточного. Знание, что Артемус был под землей. Уверенность, что никто не покидал тех пещер, если не был вызван. Понимание, что Блу и её друзья были частью чего-то более огромного, чего-то безбрежного, растягивающегося и медленно просыпающегося...

— БЛУ! — взревела Кайла, так как она поняла, почему её усилия внезапно стали настолько успешными.

Конечно же, Блу касалась её плеча, усиливая всё.

— Привет.

— Я просила не трогать меня.

Блу не выглядела извиняющейся.

— Что ты видела?

Кайла всё ещё пребывала в другом сознании. Она не могла избавиться от мысли, что она готовилась к бою, который, так или иначе, уже вела.

Она не могла припомнить, когда побеждала в последний раз.

НИЖЕ

У Моры Сарджент было мучительное чувство, что время остановилось. Не в том смысле, что оно перестало идти. Только будто оно перестало бежать вперёд в том смысле, о котором она привыкла думать как об «обычном способе». Минуты складывались с минутами, составляя часы, а затем дни и недели.

Она начинала подозревать, что, должно быть, использовала одну и ту же минуту снова и снова.

Это, возможно, беспокоило некоторых людей. Кто-то, наверное, и вовсе ничего не замечал. Но Мора была не некоторыми людьми. Она начала видеть будущее, когда ей было четырнадцать. Она разговаривала со своим первым духом, когда ей было шестнадцать. Она использовала дистанционное наблюдение за другой стороной мира, когда ей было девятнадцать. Время и пространство были ванной, в которой плескалась Мора.

Таким образом, она знала, что существовали в мире невозможные вещи, но она не верила, что пещера, где время остановилось, была одной из них. Была ли она здесь час? Два? День? Четыре дня? Двадцать дней? Батарейки в его фонарике не сели.

Но если время не двигалось здесь, они тоже не садятся, не так ли?

Она исполосовала фонариком от пола до потолка, пока кралась через тоннель. Ей не хотелось разбить себе голову, но также и не хотелось упасть в бездонную расщелину. Она уже наступила в несколько глубоких луж, и её потёртые ботинки промокли и промёрзли.

Но худшей частью была скука. Бедное детство в Западной Вирджинии оставило Мору с сильной уверенностью в своих силах, высокой толерантностью к дискомфорту и чёрным чувством юмора.

Но это однообразие...

Невозможно рассказать шутку, когда ты один.

Единственный признак того, что время куда-то движется, который был у Моры, заключался в том, что иногда она забывала, кого здесь искала.

Артемус — вот цель, напоминала она себе. Семнадцать лет назад она позволила Кайле убедить ее, что он просто сбежал. Может, она хотела быть убежденной. Глубоко внутри она знала, что он был частью чего-то большего. Знала, что она была частью чего-то большего.

Возможно.

До сих пор единственным, что она нашла в этом тоннеле, было сомнение. Это было не то место, которое бы выбрал любивший солнце Артемус. У неё была половина мысли, что это место, где кто-то вроде Артемуса мог бы умереть. Она начинала корить себя за записку, которую оставила позади. В целом, там было так:

«Глендовер под землей. Как и я».

Тогда она чувствовала себя вполне самодовольно; записка должна была привести в ярость и вдохновить, в зависимости от того, кто её читал. Конечно, она писала её, думая, что вернётся на следующий день.

Теперь она исправила записку в мыслях:

«Ушла в пещеру, где нет времени, в поисках бывшего бойфренда. Если будет похоже, что я пропущу вручение диплома Блу, пошлите помощь.

P.S.: Пирог — это не еда».

Она продолжала идти. Впереди было черным-черно и позади было черным-черно. Диапазон её фонарика освещал детали: торчащие сталактиты на неровном потолке. Вода блестела на стенах.

Но она не была потеряна, потому что существовал лишь один вариант: глубже и глубже.

Она ещё не была напугана. Потребовалось бы многое, чтобы устрашить ту, которая играет во времени и пространстве, как в ванной.

Используя скользкий от грязи сталагмит как опору, Мора передвигалась через узкую щель. То, что открылось на противоположной стороне, сбивало с толку. Потолок в шипах, пол в шипа, и это бесконечно, такое невозможно.

Тогда крошечная капля воды пускает рябь по изображению, моментально разрушая иллюзию. Это было подземное озеро. Тёмная поверхность отражала золотые сталактиты на потолке, заставляя их казаться тем же количеством сталагмитов, тянущихся со дна озера.

Реальное дно озера было скрыто. Воды могло быть два дюйма, два фута или бездна.

Ах. Итак, вот оно, наконец. Ей это снилось. Она все ещё не была совсем испугана, но её сердце пропустило тревожный удар.

Я могу просто уйти домой. Я знаю дорогу.

Но мистер Грей был готов рисковать своей жизнью ради того, что он хотел, и конечно, она тоже может быть столь же храброй. Она задавалась вопросом, был ли он ещё жив. Её саму удивило, насколько отчаянно она надеялась, что был.

Она исправила записку в мыслях.

«Ушла в пещеру, где нет времени, в поисках бывшего бойфренда. Если будет похоже, что я пропущу вручение диплома Блу, пошлите помощь.

P.S.: Пирог - всё ещё не еда.

P.P.S.: Не забудьте взять машину для замены масла.

P.P.P.S.: Ищите меня на дне зеркального озера».

Голос прошептал ей в ухо. Кто-то из будущего или из прошлого. Кто-то мёртвый, живой или спящий. Это не был настоящий шёпот, осознала Мора. Он был просто хриплым. Голос кого-то, кто взывал долгое время, но не получал ответа.

Мора была хорошим слушателем.

— Что ты сказал? — спросила она.

И снова шёпот:

— Найди меня.

Это был не Артемус. Это кто-то ещё, кто заблудился или в данный момент блуждал, или собирался заблудиться. В этих пещерах время не было прямой линией; оно было зеркальным озером.

«P.P.P.P.S.: Не будите третьего спящего».

Глава 1

— Думаешь, это всё на самом деле реальность? — спросила Блу.

Они сидели между господствующими дубами под украденным у лета небом. Корни и камни бугрились сквозь влажную землю вокруг. Туманный воздух был ничем иным, как пасмурной холодной осенью, которую они только что оставили позади. Они жаждали лета, а значит, Энергетический пузырь дал им лето.

Ричард Гэнси III лежал под своим дубом, глядя снизу вверх на расплывчатую тёплую синеву над ветвями. Растянувшись на земле в своих хаки и лимонно-жёлтом свитере с V-образным вырезом, он казался ленным, брошенным, чувственным наследником леса, окружавшего его.

— Что реальность?

Блу ответила:

— Может быть, мы все пришли сюда и уснули, и нам снится один и тот же сон.

Она знала, что это неправда, но это было и утешительно, и захватывающе, вообразить, будто они были так связаны, что Энергетический пузырь представлял собой нечто, чем его все они считали, когда закрывали глаза.

— Я всегда знаю, когда бодрствую, а когда сплю, — сообщил Ронан Линч. Если всё вокруг Гэнси было плавно и органично, выцветше и однородно, то вокруг Ронана — резко очерчено, темно и противоречиво, контрастируя на фоне леса.

Адам Пэрриш, завернувшись в пару потрёпанных, засаленных комбинезонов, спросил:

— Уверен?

Ронан издал отвратительный звук то ли презрения, то ли веселья. Он был как Энергетический пузырь: создатель снов. Если он не знал различия между пробуждением и сном, то это от того, что для него эта разница не имела значения.

— Может, я тебя нагрезил, — сказал он.

— Ну, тогда спасибо за ровные зубы, — ответил Адам.

Энергетический пузырь вокруг них гудел и рокотал жизнью. Птицы, которые не существуют за пределами леса, хлопали над головой крыльями. Где-то рядом по камням бежала вода. Деревья были большие и старые, покрыты мхом и лишайниками. Возможно, это было потому, что Блу знала, что лес был живым, но она считала, что лес мудр. Даже если она позволяла блуждать своему разуму, уносясь достаточно далеко, то всё равно могла почти чувствовать слушающий её лес. Это было сложно объяснить; вроде чувства, когда чья-то рука парит над вашей кожей, но не касается её.

Адам как-то сказал:

— Мы должны заслужить доверие Энергетического пузыря, прежде чем идти в пещеру.

Блу не понимала, что это означало для Адама, быть так связанным с лесом, обещать быть его руками и глазами. Она подозревала, что иногда Адам и сам не понимал. Но благодаря его совету группа возвращалась в лес снова и снова, гуляя между деревьями, тщательно исследуя, ничего не беря. Гуляя вокруг пещеры, которая, возможно, удерживала обоих, Глендовера... и Мору.

Мама.

В записке, что она оставила больше месяца назад, не указывалось, когда она намеревалась вернуться. В ней не указывалось, намерена ли она вообще возвращаться. Поэтому невозможно было сказать, ушла ли она от того, что попала в беду, или от того, что не хотела возвращаться домой. Разве матери других людей исчезают в пещерах под землёй во время их кризиса среднего возраста?

— Я не сплю, — произнёс Ноа Жерни. Он был мёртв, вероятно, поэтому и не спал. - Так что, должно быть, это реальность.

Реальность, но их реальность, только их.

В течение ещё нескольких минут, часов или дней (сколько времени прошло?) они бездельничали.

Немного в стороне от группы младший брат Ронана, Меттью, болтал с их матерью, Авророй, обрадованной этому визиту. Оба они были златокудрыми и ангелоподобными, оба походили на созданий, выдуманных этим местом. Блу очень хотелось ненавидеть Аврору из-за её происхождения (в прямом смысле пригреженная своим мужем) и из-за того, что она являлась сосредоточением внимания, а по интеллектуальному уровню не превосходила щенка. Но правда была в том, что она была бесконечно доброй и оптимистичной, такой же навязчиво прекрасной, как её младший сын.

Она бы не отказалась от своей дочери прямо перед выпускным годом.

Больше всего в бешенство приводило то, что Блу не знала, должна ли она испытывать от исчезновения Моры беспокойство или гнев. Она отчаянно разрывалась между тем и другим, иногда перегорая и не чувствуя вообще ничего.

Как она могла со мной сейчас так поступить?

Блу легла щекой на булыжник, покрытый теплым мхом, стараясь утихомирить свои мысли и направить их в приятное русло. Та же способность, что усиливала ясновидение, усиливала необыкновенную магию Энергетического пузыря, и ей не хотелось становиться причиной ещё одного землетрясения или начала панического массового бегства.

Вместо этого она начала беседу с деревьями.

Она подумала о птичьих трелях — подумала или пожелала, или очень захотела, или пригрезила. Это была мысль, которая уводила её в сторону, дверь, что осталась приоткрытой в подсознание. Ей всё легче становилось говорить, когда она делала это как следует.

У неё над головой пропела странная птица, высоко и фальшиво.

Она подумала-пожелала-очень захотела-пригрезила шелест листьев.

Над головой деревья зашикали листьями, образуя расплывчатые нашёптанные слова. Avide audimus[1].

Она подумала о весеннем цветке. Лилии, синей, как её имя.

Синий лепесток упал как бы между прочим на её волосы. Другой упал на тыльную сторону её ладони, скользя вниз по руке, как поцелуй.

Глаза Гэнси распахнулись, когда лепестки невесомо приземлились на его щеки. Когда его губы приоткрылись, вечно всем интересующийся лепесток приземлился прямо на его рот. Адам запрокинул голову, чтобы понаблюдать за цветочным, благоуханным дождем, порхающим вокруг них, словно медленно взмахивающие крыльями бабочки синего цвета.

Сердце Блу взорвалось сумасшедшим счастьем.

Это реальность, реальность, реальность...

Ронан, сощурившись, посмотрел на Блу. Она взгляд не отвела.

Это была игра, в которую она иногда играла с Ронаном Линчем: кто кого переглядит?

Всегда была ничья.

Он изменился за лето, и теперь Блу чувствовала себя меньше неравноправной в группе. Не потому что она лучше узнала Ронана, а потому что ощущала, будто Гэнси с Адамом знали его уже не так хорошо. Он бросил им вызов - заново его узнать.

Гэнси приподнялся на локтях; лепестки осыпались с него, будто он очнулся от продолжительного сна.

— Ладно. Думаю, пора. Линч?

Поднявшись, Ронан подошёл, чтобы решительно встать рядом со своей матерью и братом. Меттью, который обычно размахивал руками, как выдрессированный медведь, застыл на месте. Аврора погладила руку Ронана, которую тот протянул.

— Подъем, — сказал он Меттью. — Пора двигать.

Аврора ласково улыбнулась своим сыновьям. Она останется здесь, в Энергетическом пузыре, заниматься тем, чем занимались сны, когда их никто не видел. Блу не удивилась бы, погрузись она в мгновенный сон, если бы покинула лес; невозможно было представить Аврору, существовавшую в настоящем мире. Однако совсем невозможно было представить, как можно было расти с такой матерью, как она.

Моя мама никогда вот так бы не канула в вечность. Правда?

Ронан положил руки по обе стороны на голову Меттью, трепя белокурые локоны, фиксируя взгляд брата на себе.

— Подожди в машине, — велел он. — Если мы не вернемся к девяти, звони домой Блу.

Выражение лица Меттью было оживленным и бесстрашным. Цвет его глаз был таким же, как и у Ронана, голубым, но куда более невинным.

— Как мне узнать номер?

Ронан продолжал сжимать голову брата.

— Меттью. Сосредоточься. Мы говорили об этом. Я хочу, чтобы ты подумал. Ты мне скажи: как ты узнаешь номер?

Его младший брат рассмеялся и похлопал свой карман.

— О, точно. Он внесен в твой сотовый. Теперь я вспомнил.

— Я побуду с ним, — предложил тут же Ноа.

— Ссыкота, — неприязненно произнёс Линч.

— Линч, — одёрнул Гэнси. — Это хорошая идея, Ноа, если ты чувствуешь, что можешь.

Ноа, как призраку, необходима внешняя энергия, чтобы оставаться видимым. Как Блу, так и энергетическая линия, были мощными спиритическими батарейками; для ожидания в машине, припаркованной поблизости, должно быть более чем достаточно. Но иногда не энергия подводила Ноа, а его мужество.

— Он будет чемпионом, — сказала Блу, слегка толкая руку Ноа.

— Я буду чемпионом, — повторил Ноа.

Лес ждал, прислушиваясь, шелестя. Край неба был серее, чем синева у них над головой, словно внимание Энергетического пузыря было настолько сосредоточено на них, что реальный мир теперь был способен вторгнуться.

У входа в пещеру, Гэнси произнёс:

— De fumo in flammam.

— Из дыма в огонь, — перевел Адам для Блу.

Пещера. Пещера.

Всё в Энергетическом пузыре было волшебным, но пещера была необычной, потому что её не существовало, когда они впервые обнаружили лес. Или, возможно, и существовала, но где-то в другом месте.

Гэнси распорядился:

— Проверьте снаряжения.

Блу вывалила содержимое своего рваного рюкзака. Шлем (велосипедный, бывший в употреблении), наколенники (для катания на роликах, бывшие в употреблении) и выкатившийся фонарик (маленький, бывший в употреблении) вместе с розовым складным ножиком. Когда она начала примерять все эти вещи к своему телу, Гэнси опустошил свою сумку рядом с ней. Которая содержала: шлем (для лазанья по пещерам, бывший в употреблении), наколенники (для лазанья по пещерам, бывшие в употреблении) и фонарик (Мэглит, бывший в употреблении), наряду с несколькими длинными мотками новенькой верёвки, страховкой и набором анкер-металлических крепежей и металлических карабинов.

Оба, Блу и Адам, уставились на это потрёпанное снаряжение. Казалось невозможным, что Ричарду Кемпбелу Гэнси III могло прийти в голову приобрести не новую вещь.

Не знавший об их внимании к своей персоне, Гэнси без усилий, со знанием дела завязал веревку на карабине.

До Блу дошло раньше, чем до Адама. Снаряжение Гэнси было не новым, потому что им пользовался сам Гэнси.

Порой сложно было помнить, что он жил где-то ещё до их встречи.

Гэнси принялся разматывать длинный страховочный трос.

— О чём мы говорили. Мы связаны вместе, три буксира, если вы вдруг слегка запаникуете. Сверим время?

Адам посмотрел на свои, видавшие виды часы.

— Мои не работают.

Ронан взглянул на свои дорогие чёрные часы и покачал головой.

Хотя отсутствие времени не было неожиданностью, Блу всё ещё приходила в замешательство.

Гэнси нахмурился, будто понял её мысли.

— И сотовый не показывает. Давай, Ронан.

Когда Ронан прокричал что-то на латыни, Адам прошептал Блу перевод:

— Нам безопасно туда войти?

И там ли моя мама?

Ответ пришел в виде шелеста листьев и гортанного скрежета, более пугающего, чем Блу приходилось слышать раньше.

— Greywaren semper est incorruptus.

— Всегда безопасно, — быстро перевел Гэнси, желая доказать, что он не совсем бесполезен, когда дело касалось латыни. — Грейворен всегда безопасен.

Грейвореном был Ронан. Чем бы они ни были для этого леса, Ронан значил для него ещё больше.

Адам размышлял:

— Incorruptus[2]. Никогда бы не подумал, что кто-то использует это слово для описания Линча.

Ронан выглядел таким же довольным, как гремучая змея.

«Что ты хочешь от нас? — гадала Блу, когда они вошли внутрь. — Какими ты нас видишь? Всего лишь четырьмя подростками, пробирающимися по древнему лесу».

Прямо у входа в пещеру простиралась странная тихая земляная комната. Стены были в пыли и камнях, корнях и известняке, в цветах волос и кожи Адама. Блу неохотно коснулась кудрявого папоротника, последней листвы, прежде чем солнечный свет погас. Адам повернул голову, прислушиваясь, но слышны были лишь их приглушённые шаги.

Гэнси включил свой фонарик на шлеме. Свет с трудом проник в темноту сужающегося туннеля.

Один из парней слегка дрожал. Блу не знала, кто это был, Адам или Ронан, но чувствовала, как верёвка заставляла трястись её ремень.

— Вообще-то, мне бы хотелось, чтобы мы взяли с собой Ноа, — резко сказал Гэнси. — Мы входим. Ронан, не забудь оставлять направляющие маркеры по ходу нашего движения. Мы на тебя полагаемся. Не пялься так на меня. Кивни, типа понял. Хорошо. Знаешь что? Дай их Джейн.

— Что? — Голос Ронана прозвучал так, будто его предали.

Блу приняла маркеры — круглые, пластиковые диски с нарисованными на них стрелками. Она не осознавала, насколько нервничает, пока маркеры не попали к ней в руки; ей стало лучше от ощущения занятости чем-то конкретным.

— Я хочу, чтобы ты свистел или гудел, или пел, Ронан, и следил за временем, — сказал Гэнси.

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной, — ответил Ронан. — Надо мной.

Гэнси вгляделся в тоннель.

— Короче, думаю, что ты знаешь много песен и сможешь их петь с одинаковой скоростью и продолжительностью каждый раз. Потому что ты должен был запомнить все эти мелодии для конкурсов ирландской музыки.

Блу и Адам обменялись восхищенными взглядами. Единственная вещь, которая была приятнее, чем видеть, как Ронан поёт, это видеть, как он поёт, вынужденный неоднократно повторять ирландскую джигу.

— А не пошёл бы ты, — сказал Ронан.

Гэнси, не обидевшись, ждал.

Ронан покачал головой, но потом со слабой улыбкой затянул:

— Шлёп раз, шлёп два, шл...

— Не эту, — взмолились одновременно Адам с Гэнси.

— Я не вынесу слушать это на протяжение трёх часов, — сообщил Адам.

Гэнси указывал пальцем на Ронана, пока тот не начал насвистывать весёлую песенку.

И они направились дальше в глубь.

***

Ещё глубже.

Солнце исчезло. Корни уступили дорогу сталактитам. Воздух пах сыро и знакомо. Стены мерцали как что-то живое. Время от времени Блу и остальным приходилось перебираться через лужи и ручьи — узкая неровная тропа была вырезана водой, и вода всё ещё трудилась над ней.

Каждый раз после того, как Ронан заканчивал насвистывать в десятый раз свою песенку, Блу оставляла маркер. Когда пачка дисков в руке сократилась, она задумалась, как далеко им удастся зайти, как они узнают, насколько близко подобрались. Казалось, сложно поверить, что где-то здесь спрятан король. Однако ещё сложнее представить, что здесь же может быть и её мама. Это было не то место, где можно было бы жить.

Она успокоила свои мысли. Никаких землетрясений. Никаких панических массовых бегств.

Она старалась не страстно желать или надеяться, или думать, или звать Мору. Последнее, чего ей хотелось, это чтобы Энергетический пузырь сделал копию её мамы для неё. Она хотела только настоящую. Истинную.

Становилось круче. Чернота была утомительна. Блу жаждала света, пространства, неба. Она чувствовала себя заживо похороненной.

Адам поскользнулся и удержался, протянув руку.

— Эй! — окликнула Блу. — Не трогай стены.

Ронан оборвал свист вопросом:

— Пещерные микробы?

— Это плохо для роста сталактитов.

— О, и правда...

— Ронан! — велел Гэнси спереди, не оборачиваясь, его ярко-жёлтый свитер отдавал светло-серым в свете фонаря. — Вернись к работе.

Ронан только снова начал свистеть, когда Гэнси исчез.

— Что? — произнёс Адам.

Затем сорвался с места. Он бросился на землю и перекатился на бок, цепляясь пальцами.

У Блу не было времени осознать, что всё это значило, когда она ощутила, как Ронан схватил её сзади. И верёвка на её талии сильно натянулась, угрожая тоже свалить её с ног. Но Ронан стоял крепко. Его пальцы плотно держали её руку, до боли.

Адам всё ещё был на земле, но перестал соскальзывать.

— Гэнси? — позвал он, слово прозвучало страдальчески в широком пространстве вдали. — Ты там внизу в норме?

Потому что Гэнси не просто исчез... он упал в дыру.

Блу подумала: «Слава Богу, мы связаны».

Руки Ронана всё ещё сжимались вокруг неё, она чувствовала их трепет. Она не знала, то ли это от напряжения мышц, то ли от беспокойства. Он даже не колебался, когда схватил её.

«Я не могу позволить себе забыть это».

— Гэнси? — повторил Адам, и была лишь нотка чего-то ужасного позади этих слов. Он очень хорошо замазал тревогу уверенностью, чтобы та была незаметна.

Три толчка верёвки. Блу ощутила их дрожь через Адама.

Адам лег лицом в грязь с видимым облегчением.

— Что происходит? — поинтересовался Ронан. — Где он?

— Должно быть, висит, — ответил Адам, неуверенно позволяя своему генриеттовскому акценту вырваться на последнем слоге. — Верёвка согнула меня пополам и сильно потянула. Я не могу подобраться ближе, чтобы помочь. Тут скользко... Его вес утянул бы меня вниз.

Освободившись из рук Ронана, Блу сделала пробный шаг в ту сторону, где пропал Гэнси. Верёвка между ней и Адамом ослабла, но он не приближался к дыре. Медленно она сказала:

— Думаю, ты можешь быть противовесом, если не будешь двигаться, Адам. Ронан, стой там... Если что-нибудь случится, и я начну скользить, ты сможешь ухватиться?

Фонарь Ронана указал на грязную колонну. Он кивнул.

— Ладно, — добавила она. — Я собираюсь пойти и посмотреть.

Она медленно ползла мимо Адама. Его пальцы бесполезно цеплялись за мокрую землю у щеки.

Она чуть не упала в дыру.

Неудивительно, что Гэнси дыру не заметил. Был скалистый выступ, а потом... ничего. Она пошевелила фонариком вперёд и назад, но видела только черноту. Пропасть была слишком велика, чтобы увидеть её другую сторону. Слишком глубокая, чтобы увидеть дно.

Хотя было заметно, как страховочная верёвка, темная и грязная, вела в яму. Блу посветила фонариком в темноту.

— Гэнси?

— Я здесь. — Голос Гэнси был ближе, чем она ожидала. Тише, чем она ожидала. — Я просто... Думаю, у меня случился приступ паники.

— У тебя приступ паники? Новое правило: каждый должен четыре раза дернуть веревку, прежде чем внезапно исчезнуть. Ты сломал что-нибудь?

Длинная пауза.

— Нет.

Что-то в этом единственном слоге внезапно передало, что он не шутил по поводу своего страха.

Блу не была уверена, что подбадривание было её сильной стороной, особенно когда она была той, кому оно требовалось, но она попыталась:

— Всё будет хорошо. Мы тут наверху зацепились. Всё, что тебе нужно сделать, это подняться. Ты не собираешься падать.

— Не в том дело. — Его голос был отрывистым. — Что-то у меня на коже, и оно напоминает мне о...

Он умолк.

— Вода? — предположила Блу. — Или грязь. Она тут везде. Скажи что-нибудь снова, чтобы я могла направить на тебя фонарик.

Не было ничего, кроме звука его дыхания, неровного и боязливого. Она снова поводила лучом фонаря.

— Или комары. Везде комары, — прозвенел её голос.

Нет ответа.

— Существует больше двух дюжин видов пещерных жуков, — добавила она. — Я читала об этом перед тем, как мы поехали сегодня сюда.

Гэнси прошептал:

— Осы.

Её сердце сжалось.

На волне адреналина она успокаивала себя:

Да, осы могут убить Гэнси жалом, но нет, в этой пещере нет ос. И сегодня не тот день, когда Гэнси собирается умереть, потому что она видела его дух в день смерти, и этот дух был одет с аглионбайский свитер, забрызганный дождём. Не в штаны цвета хаки и весёлую желтую кофту.

Фонарик, наконец, нашёл его. Он висел на страховочной привязи, голова наклонена вниз, руки поверх ушей. Луч света проследил движения его плеч. Они были испачканы грязью и пылью, но на них не было никаких насекомых.

Она снова могла дышать.

— Посмотри на меня, — велела она. — Здесь нет ос.

— Знаю, — пробормотал он. — Вот почему я сказал, что думаю, будто у меня был приступ паники. Я знаю, что тут нет ос.

То, что он не сказал, но они оба знали, это что Энергетический пузырь был внимательным слушателем.

Что означало: ему необходимо перестать думать об осах.

— Ну, ты заставляешь меня злиться, — сказала Блу. — Адам лежит лицом в грязи за тебя. Ронан собирается домой.

Гэнси невыразительно засмеялся.

— Продолжай говорить, Джейн.

— Я не хочу. Я хочу, чтобы ты просто схватил верёвку и поднял себя сюда, это, как я знаю, ты вполне способен сделать. Что хорошего в том, чтобы мне говорить?

Тогда он взглянул на неё, его лицо было исполосовано и неузнаваемо.

— Просто что-то шелестит внизу подо мной, и твой голос это заглушает.

По позвоночнику Блу пробежала неприятная дрожь.

Энергетический пузырь был таким хорошим слушателем.

— Ронан, — тихонько окликнула она через плечо. — Новый план: мы с Адамом будем очень быстро вытягивать Гэнси.

— Что! Ну и хреновая идея, — сказал Ронан. — Почему это новый план?

Блу не хотелось громко кричать в ответ.

Однако Адам слушал, и он сказал тихо и четко:

— Est aliquid in foramen[3]. Ну не знаю. Apis[4]? Apibus[5]? Forsitan[6].

Латынь ничего не скрывала от Энергетического пузыря, её предназначение было - оберегать Гэнси.

— Нет, — согласился Ронан. — Нет, там их нет. Внизу не это.

Гэнси закрыл глаза.

«Я видела его, — думала Блу. — Я видела его дух, когда он умер, и он был одет не так. Всё случится не так. Не сейчас, позже, позже...»

Ронан продолжал, его голос звучал громче:

— Нет. Энергетический пузырь, ты меня слышишь? Ты обещал обезопасить меня. Кто мы для тебя? Ничто? Если ты позволишь ему умереть, это не обезопасит меня. Понимаешь? Если умрёт он, я тоже умру.

Теперь Блу тоже могла слышать гудящий звук из ямы.

Адам заговорил, его голос был приглушен грязью:

— Я заключил сделку с тобой, Энергетический пузырь. Я твои руки и глаза. Что, ты думаешь, я увижу, если он умрёт?

Шелест рос. И звучал обширно.

«Это не осы, — думала Блу, хотела, жаждала, мечтала. - Кто мы тебе, Энергетический пузырь? Кто тебе я?»

Вслух она произнесла:

— Мы сделали энергетическую линию сильнее. Мы сделали тебя сильнее. И мы продолжим помогать тебе, но ты должен помочь нам...

Темнота, вырастая из глубин, поглотила луч её фонаря. Звук прорвался. Это был рокот, это были крылья. Они заполнили яму, скрывая Гэнси с поля зрения.

— Гэнси! — заорала Блу или, может быть, Адам, или, может быть, Ронан.

И тут что-то колыхнулось у её лица и ещё что-то. Тело отклонялось от стены. От потолка. Лучи от их фонариков разорвались на тысячи мерцающих кусочков.

Звук крыльев. Звук.

Не осы.

Летучие мыши?

Нет.

Вороны.

Вороны тут не жили, и вороны так себя не вели. Но они вырывались и вырывались из пропасти под Гэнси. Касалось, стая никогда не закончится. У Блу возникло дезориентирующее чувство, что так было всегда, вороны, носящиеся вокруг них, перья, задевающие её щеки, когти, царапающие её шлем. И тут внезапно вороны стали кричать оттуда и отсюда, оттуда и отсюда. Гул рос, становясь всё более и более певучим, и затем он превратился в слова.

«Rex Corvus, parate Regis Corvi».

«Король-Ворон, дайте дорогу Королю-Ворону».

Перья посыпались, когда стая птиц накренилась в сторону входа в пещеру. Сердце Блу разрывалось от того, каким большим он был, в этот момент и ни в какой другой.

Затем наступила тишина, или, по крайней мере, звуков было недостаточно, чтобы Блу их услышала за своим гулко стучащим сердцем. Перья подрагивали в грязи рядом с Адамом.

— Держитесь, — сказал Гэнси. — Я вылезаю.

Глава 2

Адам Пэрриш был одинок.

Нет ни одного хорошего слова в противовес слову «одиночество». Может возникнуть соблазн предложить «единение» или «удовлетворенность», но фактически эти два слова несут значения, не относящиеся друг к другу, что прекрасно показывает, почему «одиночество» не может быть полностью зеркально отражено. Оно не означает «уединение», «единственность» или «необитаемость», хотя «одиночество» может содержать в себе все эти понятия.

Одиночество означает состояние разлуки. Обособленности. Один-очество.

Адам не был всегда один, но он был всегда одинок. Даже в группе он медленно совершенствовал своё умение держаться обособленно. Это было проще, чем можно было бы ожидать, остальные позволили ему так поступать. Он знал, что стал другим с тех пор, как объединился с энергетической линией этим летом. Он был самим собой, но более сильным. Самим собой, но менее человечным.

На их месте он бы тоже тихо наблюдал свое отдаление.

Так было лучше. Он так долго ни с кем не ругался. Он не был зол уже на протяжении недель.

Сейчас, на следующий день после их экскурсии в пещеру воронов, Адам вел свой маленьких говённый автомобиль подальше от Генриетты, чтобы выполнить работу Энергетического пузыря. Через подошвы ботинок он чувствовал неторопливый пульс энергетической линии. Если он специально не фокусировался на нём, то его сердцебиение подсознательно синхронизировалось с ним. Было что-то успокаивающее и тревожное в том, как это теперь переплелось с ним; он больше не мог сказать, было ли это дружественной силой, или сила фактически была теперь им.

Адам с опаской наблюдал за уровнем топлива. Машина вернет его назад, как он думал, если не нужно будет ехать слишком далеко в осенние горы. Он ещё не был уверен, что должен сделать для Энергетического пузыря. Потребность того приходила к нему бессонными ночами и болезненными днями, медленно становясь видимой, словно вплывая на поверхность озера. Нынешнее чувство, мучительное чувство незавершённости, ещё не было совсем четким, но вот-вот начнется школа, и он надеялся позаботиться обо всём до того, как возобновятся занятия. Тем утром он обернул раковину фольгой, наполнил водой и искал объяснения. Он только определил проблеск нечёткого местоположения.

«Остальное придёт, когда я доберусь поближе. Наверное».

Вместо этого, пока он приближался, его мысли возвращались к голосу Гэнси в пещере днём раньше. К боязливой ноте в нём. Страх... страх столь глубокий, что Гэнси не мог заставить себя выбраться из пропасти, хотя ничего физически ему не мешало.

Адам не знал, что в Ричарде Гэнси III было что-то, чтобы быть трусом.

Адам вспомнил, как сидел на корточках на кухонном полу трейлера своих родителей, уговаривая себя последовать часто повторяемому совету Гэнси уехать. «Просто положи всё, что тебе нужно, в машину, Адам».

Но он оставался. Висеть в пропасти гнева своего отца. Тоже трус.

Адам чувствовал, что ему нужно пересмотреть каждую беседу из тех, что у них с Гэнси были, в свете этого нового знания.

Так как в поле зрения попал выезд на Скайлайн Драйв, его мысли резко вернулись к Энергетическому пузырю. Адам не бывал в этом парке, но он знал из жизни в Генриетте, что этот национальный парк тянется вдоль Голубого хребта, следуя энергетической линии с почти зловещей точностью. Перед ним три узких дороги вели к трём приземистым коричневым лавкам. Маленькая очередь из автомобилей стояла в ожидании.

Его взгляд нашел информацию о ценах. Он не представлял, что нужно платить за вход. Пятнадцать долларов.

Хоть он и не был в состоянии точно определить место задания Энергетического пузыря, но был уверен, что оно по ту сторону этих пропускных пунктов. Других путей внутрь не было.

Но он также знал и содержание своих карманов, и там не было пятнадцати долларов.

«Я могу вернуться в другой день».

Он так устал делать что-либо в другой день, другим способом, более дешёвым способом, в день, когда Гэнси мог бы сгладить края. Это, как предполагалось, было чем-то, что он мог бы сделать сам, своими силами мага, присоединённого к энергетической линии.

Но энергетическая линия не могла провести его через пункты оплаты.

Если бы Гэнси был здесь, он бы беззаботно бросил чек из Камаро. Он бы даже не задумался над этим.

«Когда-нибудь, — подумал Адам. — Когда-нибудь».

Пока он стоял в очереди, он опустошил свой бумажник, а затем, когда тот не выдал достаточно, начал искать мелочь под сидениями. Момент, который был бы и легче, и тяжелее, если бы он был с Гэнси, Ронаном и Блу. Потому что тогда должны были бы создаваться долговые расписки, имущие бы заверяли, что возвращать необязательно, а неимущие бы настаивали, что обязательно.

Но так как это был только Адам, одинокий Адам, он лишь молча смотрел на скромную сумму, которую ему удалось наскрести.

Двенадцать долларов тридцать восемь центов.

Он бы не умолял около пункта оплаты. У него было очень мало чего-то, кроме чёртового достоинства, и он не мог заставить себя протянуть его в водительское окно.

Должно быть, в другой день.

Он не злился. Не было никого, на кого можно было злиться. Он только позволил себе на краткий момент склонить висок к водительскому окну, а затем выехал из очереди и обернулся через плечо.

Тут его внимание привлекли автомобили в очереди. Два из них были именно такими, как Адам мог себе представить: минивен с молодой семьёй внутри и седан со смеющейся парой учащихся колледжа. Но третья машина была не совсем правильной. Она была взята на прокат — он видел наклеенный штрих-код в углу лобового стекла. Возможно, это и не странно, турист мог прилететь и посетить парк. Но на приборной панели находилось хорошо знакомое Адаму устройство — датчик электромагнитных частот. Другое устройство располагалось рядом, хотя он не был уверен, что это. Может быть, сейсмограф.

Что-то вроде инструментов, которые Гэнси и остальные использовали для охоты за энергетической линией. Что-то вроде того, что они использовали, чтобы найти Энергетический пузырь.

Затем он моргнул, и приборная панель машины оказалась пуста. Будто всегда была пуста. Это был просто автомобиль, взятый на прокат, со скучающей семьей внутри. Месяц назад Адам не понял бы, почему он видел то, чего не было на самом деле. Но теперь он лучше знал Энергетический пузырь и понимал: то, что он только что видел, было реально, просто реально в другом месте или в другое время.

Кто-то ещё приехал в Генриетту в поисках энергетической линии.

Глава 3

— Может, аккуратно опуститься вниз, — предложила Блу, — и посмотреть, как далеко она идет.

— Как далеко идет что? — задал вопрос Гэнси. Он проиграл её слова, но они остались ерундой. — Линч, выключи.

Прошло несколько дней с их путешествия в пещеру воронов, и теперь они были на пути в аэропорт, чтобы подобрать доктора Роджера Мэлори, международного эксперта по энергетическим линиям и престарелого наставника Гэнси. Ронан развалился на пассажирском сидении. Адам откинулся на окно сзади, его рот раскрылся в неосознанном сне от изнурения. Блу сидела позади Гэнси, вцепившись в его подголовник в попытке быть услышанной.

— Эта машина, — отчаялась она.

Гэнси знал, что его надёжный и огромный внедорожник был бы более логичным выбором для такого путешествия, но он хотел, чтобы старая Камаро, а не дорогой внедорожник, была первой вещью, которую увидит профессор. Камаро символизировала человека, которым он стал, и он хотел больше чем что-либо, чтобы Мэлори почувствовал, что этот человек стоит поездки. Профессор не летал, но он пролетел три тысячи миль из-за него. Гэнси не мог понять, как возместить такую доброту, особенно если учесть обстоятельства, при которых он покинул Англию.

— Я сказала, может, мы должны просто спуститься на верёвке в эту яму, что ты так услужливо нашёл.

Голос Блу воевал с двигателем и всё ещё чрезмерной электроникой Ронана. Казалось невозможным, что Адам мог спать в такой обстановке.

— Я просто не... Ронан. У меня из ушей кровь идёт!

Ронан убавил музыку.

Гэнси начал снова:

— Я просто не могу представить, почему люди Глендовера взяли на себя проблему опустить его в эту дыру. Просто не могу, Джейн.

Даже воспоминание о яме заставило старый яд рокотать и обжигать горло; без лишних усилий он воскресил в памяти изображение полосатых насекомых, крадущихся по коже между пальцами. Он почти забыл, как ужасающе и убедительно было переживать тот момент.

Глаза на дорогу, Гэнси.

— Может быть, это свежая дыра, — предположила она. — Обрушилась крыша нижней пещеры.

— Если бы это было так, мы бы прошли по ней, а не в неё. Ронан и я забрались бы по стенам, как пауки. Если, конечно, у тебя и Адама нет опыта скалолазания, о котором я не знаю.

Снаружи автомобиля Вашингтон, округ Колумбия, подкрадывался все ближе; глубокое синее море становилось меньше. Расширяющаяся автомагистраль обрастала ограждениями, уличными фонарями, автомобилями БМВ, такси из аэропорта. В зеркале заднего вида Гэнси видел край лица Блу. Её широко распахнутые глаза заметили что-то снаружи, и она вытянула шею, глядя в окно, будто там была другая страна.

Отчасти так и было. Он был, как всегда, неохотно возвращающимся эмигрантом. Его мучила острая боль, жажда бегства, и это удивляло. Такое было уже довольно давно.

Блу предложила:

— Ронан мог бы нагрезить мост для нас.

Ронан издал звук великого презрения.

— Не фыркай на меня! Скажи, почему нет. Ты – магическое создание. Почему ты не можешь творить магию?

С кислотной тщательностью Ронан ответил:

— Для начала я должен буду уснуть прямо там, в яме, так как мне нужно коснуться того, что буду доставать из сна. И следует знать, что на той стороне, чтобы понять, какой мост создавать. А затем, даже если я справлюсь с этим и вытащу что-то настолько большое из сна, это может иссушить энергетическую линию, возможно, заставив Энергетический пузырь снова исчезнуть, на этот раз с нами внутри, отправляя нас всех в некоторую вымышленную страну пространственно-временной херотени, из которой нам, может быть, никогда не выйти. Я считал, после событий этого лета всё было очевидно, вот почему я оценил это раньше, так что...

Ронан повторил звук великого презрения.

— Спасибо за супер полезное альтернативное предложение, Ронан Линч. Твой вклад при конце света будет соответственно подсчитан, — сказала Блу. Она, продолжая упорствовать, вернула свое внимание Гэнси. — Так что тогда? Она должна быть важной, иначе Энергетический пузырь не показал бы её нам.

«Это значит, — думал Гэнси, — что приоритеты Энергетического пузыря совпадают с нашими». А вслух он произнёс:

— Мы найдем другой путь внутрь. Тот, который приведёт нас на другую сторону дыры. Так как это не нормальная пещера — всё связано с энергетической линией – Мэлори нам поможет.

Ему не верилось, что Мэлори действительно здесь. Он провел почти год с профессором, самое долгое, где он вообще оставался, и начинало казаться, что никогда не было времени без поисков. Сейчас он смотрел в сужающуюся могилу, и где-то в этой огромной черноте был Глендовер и конец.

Гэнси чувствовал себя нестандартно; время проигрывалось нервно в ускоренной перемотке.

В зеркале заднего вида он случайно поймал глаза Блу. Как ни странно, он увидел в её лице отражение собственных мыслей: волнение и испуг. Небрежно, вне поля зрения Ронана, и убедившись, что Адам всё ещё спит, Гэнси просунул руку между сидением водителя и дверью. Ладонью кверху, пальцы вытянув к Блу.

Это было непозволительно.

Он знал, что это не позволяли делать правила, установленные им самим. Он бы не разрешил себе выделять кого-либо из Адама и Ронана, он и Блу не мог выделять подобным образом. В любом случае, она бы не увидела жеста. А если бы увидела, то проигнорировала бы его. Сердце загудело.

Блу коснулась кончиков его пальцев.

Так просто...

Он слегка сжал её пальцы всего на мгновение, а затем убрал руку и положил её обратно на руль. В груди стало тепло.

Это было непозволительно.

Ронан не видел; Адам всё ещё спал. Единственным уроном был его пульс.

— Твой съезд, педик, — плюнул Ронан. Или Дик. Могло быть и так, и так.

Гэнси в спешке повернул руль. Адам заморгал, проснувшись. Ронан выругался. Сердце Гэнси вновь застучало.

Глаза на дорогу, Гэнси.

В аэропорту профессор не ожидал их у открытой площадки, где всех забирали, как договаривались, он также не брал трубку своего телефона. Наконец, они нашли его сидящим у багажной ленты рядом с группой болтающих людей, башней из чемоданов и раздраженной служебной собакой. Он выглядел именно так, как помнил Гэнси. Было в его облике что-то от черепахи, и у него был не только один подбородок, а и ещё один, ожидающий очереди. Нос и уши, казалось, были причудливо сформированы из резины. Круглые мешки под глазами отлично отражали круглые линии бровей. Выражение лица - озадаченное.

— Мистер Мэлори! — радостно позвал Гэнси.

— О Боже, — сквозь дыхание произнёс Ронан. — Он старик.

Адам пнул Ронана, экономя Гэнси неприятности.

— Гэнси, — сказал Мэлори, сжимая его руку. — Какое облегчение.

— Я жутко извиняюсь за то, что заставил вас ждать... Я звонил!

— Мой проклятый телефон. Батарейка в этих штуках — просто мусор. Это всё заговор с целью лишь бы продать. Наверное, как лекарства от давления. А самолёты всегда такие? Такие многолюдные?

— Боюсь, что да, — ответил Гэнси. Боковым зрением он заметил, что Адам рассматривал Мэлори не так, как обычно это делал Адам, а наклонив голову, с задумчивой сосредоточенностью в глазах. В замешательстве Гэнси поспешил сказать: — Позвольте мне вас представить. Мои друзья: Ронан, Адам Пэрриш и Джейн.

Выражение лица Адама сфокусировалось. Становясь снова таким, как у Адама. Он моргнул, глядя на Гэнси.

— Блу, — поправила Блу.

— О, да, ты синяя[7], — согласился Мэлори. — Какая ты проницательная. Как там твое имя? Джейн? Эта та самая леди, с которой я по телефону разговаривал несколько месяцев назад, правильно? Какая ты маленькая. Ты уже выросла?

— Что! — воскликнула Блу.

Гэнси чувствовал, что пришло время увести Мэлори от терминала.

— Какая сумка из этих ваша?

— Все, — печально произнёс Мэлори.

Ронан старался изо всех сил многозначительно поймать взгляд Гэнси, но Гэнси ему не позволил. Парни собрали чемоданы. Служебная собака встала.

Блу, друг всех собак, сказала:

— Стоять, приятель. Ты останешься здесь.

— О, нет, — запротестовал Мэлори. — Псина моя.

Они следили за Псиной. Та была одета в хитроумный синий жилет, который показывал свою полезность, но не предоставлял другую информацию.

— Ладно, — произнёс Гэнси.

Он избежал ещё одного многозначительного взгляда Ронана. Снаружи на бордюре они все остановились, чтобы Мэлори снял с Псины жилет, а затем наблюдали, как Псина облегчается у знака аренды автомобилей.

Ронан спросил:

— Для чего эта Псина?

Черепаший рот Мэлори сжался:

— Он служебный пес.

— Службу какого рода он несёт?

— Принимает твои извинения, — ответил Мэлори.

Гэнси избежал третьего многозначительного взгляда как со стороны Адама, так и со стороны Мэлори.

Они подошли к машине, которая не стала больше с тех пор, как они направились в терминал. Гэнси не нравилось противостоять последствиям своей глупости настолько явно.

Леди и джентльмены, мой фокус для вас сегодня будет такой: берём Камаро 1973 года...

Удалив запаску из багажника, Гэнси оставил её возле фонарного столба. Цена за визит Мэлори.

... и впихиваем пять человек, собаку и чертову кучу багажа внутрь.

После выполнения этого магического фокуса он сел на место водителя. Псина тревожно учащенно задышала. Гэнси знал, каково это.

— Можно я её поглажу? Его? — спросила Блу.

— Да, — ответил Мэлори. — Но ему не понравится. Он очень напряжён.

Гэнси позволил Блу обменяться с ним многозначительным взглядом в зеркале заднего вида, пока они возвращались на автомагистраль.

— Еда в самолёте была ужасная: удивительно, что персонал не погиб от кровоточащих язв, — сказал Мэлори. Он хлопнул по руке Гэнси так внезапно, что и Гэнси, и Псина подпрыгнули от удивления. — Ты знаешь что-нибудь о драпировке, которая была потеряна в английском Мауддви[8]?

— О драпировке? Ох. О. На ней была женщина с красными руками? Я думал, было решено, что это флаг, — вспомнил Гэнси.

— Да, да, она самая. Ты хорош!

Гэнси подумал, что он был не лучше, чем можно было бы ожидать после семи лет достаточно целенаправленных изучений, но он оценил настрой. Он повысил голос, чтобы заднее сидение могло включиться в разговор.

— Вообще-то, это очень интересно. Англичане преследовали некоторых людей Глендовера, и, хотя те ушли, англичане схватили эту старинную драпировку. Ну, или флаг. Красные руки интересны, потому что красные руки тесно связаны с Маб Дароганом[9], мистическим титулом. Он давался таким людям, как Король Артур, Лливелин Великий[10], и конечно, Оуэн Лаугох[11]...

— Конечно, — саркастично повторил Ронан. — Конечно, Оуэн Лаугох.

— Не будь таким говнюком, — пробормотал Адам.

— Полоса на дороге кончается, — сказала Блу.

— Да, кончается, — продолжил Гэнси, перестраиваясь. — В любом случае, Маб Дароган был чем-то вроде валлийского Сына Судьбы.

Мэлори вмешался:

— Вини в этом поэтов. Проще привлечь людей к восстанию, если они думают, что они на стороне полубога или кого-то избранного. Никогда не доверяй поэтам. Они...

Гэнси перебил:

— Флаг был уничтожен, так? Ой, простите. Я не хотел вас прерывать.

— Это вполне ничего, — сказал Мэлори, и прозвучало так, как будто гораздо больше, чем ничего. Это — оборванные нити крепкого переплетения истории — было их общей темой. Гэнси с облегчением понял, что их отношения всё ещё невредимы, просто полагаются на совсем другой фундамент, чем его отношения с людьми, в настоящее время находящимися на заднем сидении. Когда Хонда пролетела мимо них, пассажиры показали Гэнси палец, а профессор продолжил: — Думали, что её действительно уничтожили. Скорее видоизменили. Скидмор писал, что из нее сделали ночнушки для Генри IV, хотя я не смог найти его источников.

— Ночнушки! — повторила Блу. — Почему ночнушки?

Гэнси ответил:

— Для максимального унижения.

— Никто не знает, что значит унижение, Гэнси, — пробормотал Адам.

— Позора, — заменил Мэлори. — Уничтожения достоинства. Очень похоже на путешествие на самолёте. Но на прошлой неделе драпировка была фактически заново обнаружена.

Гэнси резко повернул голову.

— Вы шутите!

— Она в ужасном состоянии... Как вы знаете, текстиль плохо сохраняется. И потребовалась вечность, чтобы разузнать, чем она была. Сейчас, сейчас, сверни на этом съезде, Гэнси, так я смогу вам её показать. Волей случая драпировка была найдена под сараем в Кирлтлинге[12]. Наводнение глубоко размыло верхние слои почвы, где и показался край старинного фундамента. Метры и метры грязи были отделены.

Адам поинтересовался:

— Вся эта вода не уничтожила флаг?

Профессор повернулся.

— Совершенно правильный вопрос! Благодаря физической хитрости вода не заполняла фундамент, а вместо этого, ей удалось проложить отдельный путь немного в гору! И в ответ на ваш незаданный вопрос, да! Сарай находился на энергетической линии.

— Это был именно тот вопрос, что я хотел задать, — сказал Ронан.

— Ронан, — вмешалась Блу, — не будь говнюком.

Гэнси уловил уголок улыбки Адама в зеркале заднего вида, когда подъезжал к месту парковки на занюханной заправке. Мэлори вытащил старый цифровой фотоаппарат из какого-то места на себе и теперь перелистывал на нём фотографии.

— Сейчас обвиняют наводнение, грозы или что-то подобное. Но люди, которые там были, говорят, всё потому, что стены сарая были заплаканы.

— Заплаканы! — воскликнула Блу. Невозможно было определить, в ужасе она или в восторге.

— Чему вы верите? — спросил Гэнси.

В ответ Мэлори просто протянул ему камеру. Гэнси взглянул на экран.

— Ох, — произнёс он.

Фотография показывала сильно поблёклую ткань, на которой нарисованы три женщины, каждая в простых одеждах времён до Глендовера. Они стояли в идентичных позах, подняв руки по обеим сторонам головы, кроваво-красными ладонями возвещая о Маб Дарогане.

У всех у них было лицо Блу Сарджент.

Невозможно.

Но нет. В нынешнее время нет невозможного. Он увеличил фотографию, чтобы лучше её рассмотреть. Большие глаза Блу смотрели на него. Стилизованные, да, но всё же сходство было поразительным: её сомневающиеся брови, её любопытный рот. Он прижал кулак к губам, будто осы зажужжали в ушах.

Внезапно его поразили, как не происходило уже долгое время, воспоминания о голосе в голове, когда его жизнь была спасена.

«Ты будешь жить из-за Глендовера. Кто-то другой на энергетической линии умирает, когда не должен, а ты будешь жить, когда не должен».

Его заполнила необходимость самому увидеть Глендовера, коснуться его руки, преклонить перед ним колени, чтобы поблагодарить его, быть им.

Сзади вытянулись руки, он не знал, чьи они были. Он позволил им взять камеру.

Блу пробормотала что-то, что он не разобрал. Адам прошептал:

— Она выглядит, как ты.

— Которая?

— Все.

— Охренеть! — озвучил Ронан общие мысли.

— Фото такое близкое, — наконец, подал голос Гэнси. — Качество превосходное.

— Ну, конечно, — ответил Мэлори. — Неужели не понимаешь? Тот сарай находится возле моего коттеджа. Я был одним из тех, кто видел слёзы. Моя команда нашла драпировку.

Гэнси изо всех сил пытался соединить всё воедино.

— Как вы узнали, что искать надо там?

— Вот в этом-то, Гэнси, вся штука. Я ничего не искал. Я был на заслуженном отдыхе. После этого лета, которое я провёл, сражаясь с окаянным соседом Симмонсом из-за его гадкой утечки сточных вод, я отчаянно нуждался в некотором времени вдалеке. Уверяю вас, моё присутствие в Киртлинге было совпадением.

— Совпадением, — с сомнением повторил Адам.

В чем вся штука, эта огромная штука? Гэнси был жив с предчувствием и страхом. Чудовищность ситуации ощущалась как чёрная дыра в пещере — он не мог видеть ни дна, ни другого края.

— Должен сказать, Гэнси, — радостно сообщил Мэлори. — Я так взволнован тем, что познакомлюсь с твоей энергетической линией.

Глава 4

Той ночью Блу не могла уснуть. Она не могла перестать ждать звука открывания входной двери. Некая укоренившаяся, дурацкая её часть не могла поверить, что её мама не вернется домой, прежде чем ей завтра придется пойти в школу. У мамы всегда имелся на всё ответ, даже если он был неверным, и для Блу было само собой разумеющимся, что она не изменится, когда все пойдет наперекосяк.

Блу её не хватало.

Она прошла в коридор и прислушалась. Орла снаружи занималась полночной чисткой кармы у нескольких увлечённых клиентов. Кайла наверху в одиночестве сердито смотрела телевизор. На своем этаже она ничего не слышала, ничего... а потом серию коротких, целеустремлённых вздохов, которые раздавались из комнаты Персефоны, в конце коридора.

Когда она постучала, Персефона произнесла своим тихим голоском:

— Тебе вполне можно.

Свет от лампы внутри добирался только до убогого маленького стола и конца высокой преклонного возраста двухспальной кровати Персефоны. Персефона же сидела, скрестив ноги, на кресле викторианской эпохи, её огромный нимб вьющихся волос излучал золото от единственной лампы. Она усердно трудилась над старым свитером.

Когда Блу взобралась на потрепанный матрац, несколько катушек с нитками скатились вниз к её босым ногам. Она натянула свою рубашку не по размеру на колени и несколько минут наблюдала за Персефоной. Та, похоже, добавляла длину рукавам, пришивая не очень подходящие манжеты. Время от времени она вздыхала, как будто злилась на себя или на свитер.

— Твой? — спросила Блу.

— Что мой? — Персефона проследила за её взглядом на свитер. — О. О, нет. Я хотела сказать, был моим. Но как ты видишь, я его перешиваю.

— Для кого-то с длинными руками?

Персефона вытянула перед собой одежду, чтобы проверить, так ли это.

— Да.

Блу медленно выложила на кровати рядом с собой катушки в ряд по цвету.

— Думаешь, мама отправилась на поиски Тыковки?

— Твоего отца. Артемуса, — поправила её Персефона. Или уточнила. Тыковка было не совсем именем отца Блу... Это было уменьшительно-ласкательное имя Моры, которое та ему, по-видимому, дала в стародавние деньки. — Мне кажется, это излишне упрощённое понимание. Но да, такова одна из причин, почему она ушла.

— Я думала, у неё возникли чувства к мистеру Грею.

Персефона задумалась.

— Проблема твоей матери в том, Блу, что она любит держать связь с вещами. Мы твердили ей, что Артемус в прошлом. «Он сделал свой выбор задолго до тебя», — сказала я. Но нет, она продолжает держать связь! Как можно ожидать исцеления, если продолжаешь ковырять больное место?

— Знаааачиииит, она... ушла... за... ним?

— О, нет! — сказала Персефона с небольшим смешком. — Не думаю, что так случится... нет. Как ты сказала, у неё чувства к мистеру Грею. А молодые, и впрямь, больше так не говорят?

— Я только что так сказала. И я молодая.

— Да ну.

— Ты спрашиваешь меня или нет? Или ты принимаешь мой авторитет на данном этапе, или мы двигаемся дальше.

— Мы двигаемся дальше. Но, знаешь, это её дело, если уж она хочет искать его. У неё никогда не было ничего своего собственного, и это её шанс потратить немного времени на себя.

Мора не сражалась с Блу за личное время, но может быть, в этом и была проблема.

— Значит, ты говоришь, чтобы мы перестали её искать?

— Откуда мне знать?

— Ты же экстрасенс! Ты берёшь деньги с людей, чтобы рассказать им их будущее! Загляни в будущее!

Персефона уставилась на Блу своими полностью чёрными глазами, пока та не почувствовала себя плохо из-за этой маленькой гневной вспышки, а затем Персефона произнесла:

— Мора вошла в Энергетический пузырь. Это не будущее. Кроме того, если ей нужна будет помощь, она попросит. Скорее всего.

— Если бы я тебе заплатила, — угрожающе сказала Блу, — я бы сейчас же потребовала обратно свои деньги.

— Ну, тогда мне повезло, что ты не платила. Как тебе кажется, выглядят одинаковыми? — Персефона подняла свитер. Два рукава вовсе не выглядели похожими.

Разразившись выражением отвращения, Блу сорвалась с кровати и опрометью бросилась из комнаты. Когда она направилась вниз по коридору, то услышала окрик Персефоны:

— Сон — пища для ума!

Блу не было покоя. Она ни в коем разе не чувствовала, будто сейчас у неё было значимое общение с человеком.

Вместо того, чтобы отправиться к себе, она пробралась в тусклую телефонную/швейную/кошачью комнату и села рядом с экстрасенсорной горячей линией, сложив под собой босые ноги. Окна настежь впускали холодный воздух. Уличный фонарь сквозь листья отбрасывал знакомые живые тени на лари со швейной фурнитурой. Выхватив подушку из кресла, Блу положила её на сложенные ноги, прежде чем поднять трубку. Она прислушалась, чтобы убедиться, что был гудок, а не экстрасенсорная активность на том конце провода.

Затем она позвонила Гэнси.

Раздались два гудка, три, а потом:

— Алло?

Голос звучал по-мальчишески и обычно. Блу спросила:

— Я тебя разбудила?

Она слышала, как Гэнси шарил в поисках очков.

— Нет, — солгал он. — Я не спал.

— В любом случае, я позвонила тебе случайно. Я собиралась позвонить в Конгресс, а твой номер меньше на один.

— О?

— Ага, потому что в твоём 6-6-5. — Она помолчала. — Понял?

— Ох ты.

— 6-6-5. Одна цифра другая. Понял?

— Да, понял. — Он затих на минуту, хотя она слышала его дыхание. — Вообще-то, я не знал, что ты можешь звонить в ад.

— Ты можешь звонить туда, — сказала Блу. — Дело в том, что ты не можешь звонить оттуда.

— Полагаю, ты бы могла посылать письма.

— Почты никогда не достаточно.

— Нет, факсы, — поправил Гэнси самого себя. — Притворись, что я не говорил письма. Факсы веселее.

Блу рассмеялась в подушку.

— Ладно, вот и всё.

— Что всё?

— Всё, что я должна была сказать.

— Я много учил. Я рад, что ты ошиблась номером.

— Ну. Легко ошибиться, — сказала она. — Могла бы сделать так снова.

Очень, очень долгая пауза. Она открыла было рот, чтобы заполнить её, но передумала и не сказала ничего. Она снова дрожала, хотя не замерзла с подушкой на ногах.

— Не нужно, — наконец, произнёс Гэнси. — Но я надеюсь, ошибёшься.

Глава 5

На следующее утро Гэнси с Мэлори отправились исследовать энергетическую линию. Адам согласился присоединиться к ним, что удивило Гэнси. Не то чтобы эти двое были в ссоре. Они были... не в ссоре. Они не разговаривали. Между ними вообще ничего не происходило. Гэнси придерживался той же дороги, что и всегда, а Адам забрал развилку на второй дороге.

Но, по крайней мере, какое-то мгновение они двигались в одном направлении. Цель: найти другой вход в пещеру воронов. Метод: вернуться к тому месту, где велись поиски предыдущей энергетической линии. Ресурсы: Роджер Мэлори.

Это было хорошее время года, чтобы показать город. Генриетта и её окрестности напоминали коробку с красками. Зелёные луга, золотые кукурузные поля, жёлтые клены, оранжевые дубы, фиолетово-голубые горы, синее, безоблачное небо. Свежезаасфальтированная дорога была чёрной, змеилась и звала. Воздух был свеж, жаждал, чтобы его вдыхали, и призывал действовать.

Все трое двигались быстро, пока внимание Мэлори не зацепилось да так и не осталось на их четвертой остановке за утро, горе Массануттен. Это было не самое мистическое место. Округа била ключом со всех сторон, а короновал её горнолыжный курорт. Гэнси счёл курорт вульгарным, слишком посещаемым и напоминающим студенческую столовку, но если бы он высказался об этом вслух, Адам готов был бы порвать горло только за то, чтобы хотя бы минуту побыть этой элитой.

Все трое стояли недалеко от дороги, избегая взглядов замедляющихся водителей. Мэлори расправлял ноги штатива, устанавливая его, читая нотации то ли Адаму, то ли себе.

— Процедура охоты на энергетические линии отличается в Америке! В Англии у истинной линии должен быть выровнен хотя бы один элемент — церковь, холм, стоячий камень — каждые две мили, или это считается случайностью. Но, разумеется, здесь, в Колониях, — оба мальчика добродушно улыбнулись, — всё находится дальше друг от друга. Кроме того, римляне никогда у вас ничего не строили в удивительно ровные линии. Жаль. Как их не хватает.

— Мне очень не хватает римлян, — сказал Гэнси, просто для того, чтобы посмотреть, как Адам ухмыльнётся, что тот и сделал.

Мэлори заприметил свой транзист[13] через просвет в деревьях в направлении зияющей долины внизу.

— И хотя ваша линия сейчас проснулась и полна (в положительном смысле) энергии, вторую линию, которую мы ищем сегодня н... проклятье! — Он споткнулся о Псину.

Псина посмотрела на Мэлори. Выражение её лица говорило: «Проклятье!»

— Подайте мне вон тот карандаш. — Мэлори взял карандаш у Адама и что-то пометил в карте. — Иди в машину!

— Прошу прощения? — спросил Адам, вежливо и удивленно.

— Не ты! Псина!

Псина нервно отступила. Ещё одна машина замедлилась, чтобы поглазеть. Мэлори пробормотал что-то себе под нос. Адам рассеянно постучал пальцем по своему запястью. Этот жест по какой-то причине приводил в замешательство и казался потусторонним. Насекомые жужжали вокруг них; крылья соприкоснулись со щекой Гэнси.

«Пчела, возможно; я мог бы за минуту умереть здесь, наверное, на обочине этой дороги, прежде чем Мэлори успеет добраться до сотового в машине, прежде чем Адам осознает, что происходит».

Он не убил насекомое. Оно улетело, но сердце всё ещё учащенно билось.

— Расскажите мне, что вы делаете, — попросил Гэнси. А потом поправил себя: — Нам. Расскажите нам.

Мэлори воспользовался своим профессорским голосом.

— Ваша пещера привязана к энергетической линии, и у неё нет фиксированного местоположения. Поэтому, если мы ищем пещеру, чтобы подключиться к ней, нет смысла искать обычные пещерные входы. Нужен только вход, находящийся на энергетической линии. И поскольку ваша карта предполагает, что вы двигались перпендикулярно линии, а не вдоль нее, полагаю, что на множестве линий имеется сеть пещер. Поэтому мы ищем перекрестки! Скажите, что это?

Он указал на что-то на одной из карт, которую юный Гэнси сильно исписал. Повзрослевший Гэнси поднял палец Мэлори, чтобы посмотреть, что находится под ним.

— Спрус Ноб. Самая высокая вершина в Западной Вирджинии. Сорок пять сотен футов высотой или около того?

— Самый высокий пик в штате Вирджиния? — эхом повторил Мэлори.

— В Западной Вирджинии, — одновременно сказали Гэнси и Адам.

— Западная Вирджиния, — повторил Гэнси, старательно избегая зрительного контакта с другим замедлившимся водителем. — Шестьдесят миль к западу отсюда. Может, семьдесят?

Мэлори протащил свой квадратный кончик пальца на несколько дюймов вдоль множества отмеченных маркером дорог.

— А вот это что?

— Гора Куперс.

Мэлори постучал пальцем по карте.

— Что здесь написано? Гробница гигантов?

— Другое название горы.

Профессор приподнял свои кустистые брови.

— Интересное названьице для нового света.

Гэнси припомнил, как взволнован он был, когда узнал о старом названии горы Куперс. Походило на ошеломляющую часть расследования — наткнуться на это название в старом судебном документе, и затем ещё более волнующе обнаружить, что гора оказалась надлежаще странной: расположена сама по себе в середине наклонных полей, в двух милях от главного хребта.

— Чем интересно? — поинтересовался Адам.

Гэнси пояснил:

— В британской мифологии короли часто были гигантами. Много британских мест, связанных с королями, имеют слово «гигант» в названии или сами по себе очень больших размеров. Есть гора в Уэльсе, как её... Идрис? Доктор Мэлори, помогите.

Мэлори облизнул губы.

— Кадаир Идрис.

— Точно. Оно переводится, как кресло Идриса, который был королем и гигантом, и значит, кресло в горе тоже гигантских размеров. Я получил разрешение на поход в Гробницу Гигантов — ходил какой-то слух, что там есть Индейские захоронения, но я их не нашел. И пещеры тоже.

Мэлори продолжил водить пальцем по линии, проведённой маркером.

— А это?

— Мол Хилл. Когда-то это был вулкан. Он стоит посреди ровного поля. Там тоже никаких пещер, но много студентов-геологов.

Мэлори постучал пальцем по последнему месту на линии.

— А это мы, да? Масс-а-нут-тен. Вот, это ваша линия. Я всю жизнь мечтал увидеть что-то вроде этого. Замечательно! Скажите мне, должно быть, есть и другие, которые рыщут вокруг в её поисках, да?

— Да, — тут же подтвердил Адам.

Гэнси посмотрел на него. «Да» не оставляло места для сомнений; «да» не паранойя, а наблюдение.

И низким голосом для Гэнси, не для Мэлори, Адам произнёс:

— Из-за мистера Грея.

Ну конечно же. Мистер Грей, который искал волшебную посылку, а когда не смог доставить её своему работодателю, Колину Гринмантлу, Гринмантл наводнил город своими людьми, искавшими мистера Грея. Было бы глупо предполагать, что они все покинули город.

Гэнси предпочел быть глупым.

— Неудивительно! — заключил Мэлори. Он хлопнул рукой Гэнси по плечу. — К счастью для вас обоих, у этого молодого человека острый слух, в отличие от большинства; он услышит, что это король задолго до кого-то ещё, кто даже надумает прислушаться. А теперь давайте сбежим из этой невежественной местности, прежде чем она не отразилась на нас. Вот! В Спрус Ноб. Ради двух других глыб.

По старой привычке Гэнси сгреб транзист, GPS и лазерный стержень, когда Мэлори забрался во внедорожник и остался в нём ждать. Адам пошёл в лес чуть дальше, чтобы пописать. Это действие всегда вызывало у Гэнси желание не быть так сильно зажатым и суметь сделать то же самое.

Когда Адам вернулся, он вдруг сказал:

— Я рад, что мы не ссоримся. Было бы глупо, если бы ссора длилась так долго.

— Согласен, — ответил Гэнси, стараясь, чтобы в его голосе не было слышно облегчения, опустошения, радости. Он боялся сказать слишком много; он разрушит это мгновение, которое уже казалось выдуманным.

Адам продолжил:

— Эта фигня из-за Блу. Я не знал, что будет странно попытаться встречаться с ней, когда она была одной... ну знаешь, из нас. Проехали.

Гэнси подумал о своих пальцах на Блу, и каким дурацким был этот жест. Это равновесие было с таким трудом завоевано.

Он предпочитал быть глупым, но не мог продолжать быть им и дальше.

Оба парня смотрели сквозь прогалину в деревьях на долину. Где-то гремел гром, хотя в небе не было ни облачка. Правда, было похоже, что гром раздавался не с небес. Было такое ощущение, что он исходил откуда-то снизу, с энергетической линии.

Выражение лица Адама было свирепым и довольным; Гэнси немедленно стал гордиться тем, что знает его, одновременно почувствовав неуверенность — знает ли.

— Поверить не могу, что мы это делаем, — сказал Гэнси.

На что Адам ответил:

— А я могу.

Глава 6

Это не была настоящая жизнь Блу.

Когда Блу прислонилась к стене возле офиса методиста, то задумалась, когда она вновь начнёт размышлять о школе как о чём-то важном. После удивительного лета, полного беготни за королями и исчезнувшими матерями, было трудно в самом деле, по-настоящему представить себя, посещающую занятия каждый день. Что такого важного произойдет за эти два года? Здесь никто не будет помнить её или наоборот. Её запомнят только благодаря тому, что осенью исчезла её мама. Это был год Глендовера.

Она посмотрела через зал с потрескавшимся линолеумом на часы. Через час она сможет идти домой к своей настоящей жизни.

«Ты вернешься сюда завтра, — говорила себе Блу. — И на следующий день».

Но это больше походило на сон, чем на Энергетический пузырь.

Она прикоснулась пальцами другой руки к своей ладони и подумала о том найденном стяге Мэлори, на котором было нарисовано три женщины с красными руками и её лицом. Она подумала о том, как мальчики занимаются без неё исследованиями.

Блу почувствовала присутствие Ноа. Сначала это было просто вроде знания, что он здесь, а когда она сосредоточилась, чтобы понять, как так получилось, что она узнала, то поняла, что может его видеть, ссутулившегося рядом в своей измятой аглионбайской школьной форме.

— Здесь? — требовательно спросила Блу, хотя она была на самом деле рада. — Здесь, а не в вороновой пещере смерти?

Ноа пожал плечами, смиренный и размытый. Его близость вызывала чувство озноба у Блу, когда он тянул из неё энергию, чтобы оставаться видимым. Он, моргая, уставился на двух девушек, которые проходили мимо, толкая тележку. Они, похоже, не заметили его, но сложно было сказать, то ли это от того, что он был невидим для них, то ли просто от того, что это всего лишь Ноа.

— Мне кажется, я скучаю по этой части, — сказал он. — По началу. Это ведь начало, да?

— Первый день, — ответила она.

— О, да. — Ноа откинулся назад и жадно вдохнул. — О, постой, нет, это другая часть. Я забыл. Эту, вообще-то, я ненавижу.

Блу не ненавидела эту часть, потому что тогда требовалось бы признать, что такое на самом деле происходит.

— Что ты делаешь? — спросил Ноа.

Она вручила ему брошюру, хотя чувствовала стеснение от того, что делилась этим, словно она давала ему список для Санта Клауса.

— Разговариваю с консультантом.

Ноа прочел слова, будто они были написаны на иностранном языке.

— Изучение различных видов лесов в бассейне Амазонии. Школа Экологии будущего, особенности обучения за рубежом... о, ты не можешь уехать.

Она была более чем в курсе, что, скорее всего, он прав.

— Спасибо за вотум доверия.

— Люди увидят, что ты разговариваешь с пустотой, и посчитают тебя странной. — Это его забавляло.

Но то, что в этом не было ничего забавного, не беспокоило Блу. Она пережила восемнадцать лет, будучи дочерью городского экстрасенса, а теперь, когда она добралась до выпускного класса, с ней уже состоялись всевозможные разговоры на эту тему. Её избегали и привечали, запугивали и умасливали. Она отправлялась в ад, она была на прямой связи с духовной нирваной. Её мама была рабочей лошадкой, её мама была ведьмой. Блу одевалась, как бродяжка, Блу одевалась, как модная звезда. Она была недосягаемой веселушкой, она была одинокой стервой. Все поблекло, превратившись в монотонный фоновый шум. Обескураживание и одиночество закончились тем, что Блу Сарджент стала самым странным созданием в коридорах средней школы Маунтин Вью.

Ну, за исключением Ноа.

— А ты видишь других мертвецов? — спросила его Блу.

Что означало: ты видишь мою маму?

Ноа вздрогнул.

Из-за потрескавшейся офисной двери раздался голос.

— Блу? Дорогая, ты можешь войти.

Ноа проскользнул в кабинет перед ней. Даже не смотря на то, что он казался телесным и живым в ярком солнечном свете, льющемся через офисное окно, через него была видна консультант. Его невидимость казалась совершенно удивительной, когда он сел на пол перед металлическим столом, чтобы с удовольствием подслушивать.

Блу испепелила его взглядом.

Существовало два типа людей: те, кто мог видеть Ноа, и те, кто не мог. Блу, в основном, имела дело с первым типом.

Консультант — мисс Шифтлет — новенькая в школе, но не в Генриетте. Блу видела её на почте. Она была одной из тех безукоризненно одетых пожилых женщин, которые любили всё делать как нужно с первого раза. Она сидела идеально прямо на стуле, который предназначался для сутулости, неуместная за дешевым общим столом, загромождённым разносортными личными безделушками.

Мисс Шифтлет с толком пялилась в свой компьютер.

— Вижу, у кого-то недавно был день рождения.

— Был твой день рождения? — потребовал ответа Ноа.

Блу изо всех сил боролась, чтобы обратиться к консультанту вместо Ноа.

— Что... о... да.

День её рождения был две недели назад. Обычно Мора пекла невнятные шоколадные пирожные с орехами, но её не было. Персефона очень постаралась воссоздать их недоготовленность, коей те славились, но пирожные ни с того ни с сего оказались симпатичными и аккуратными, узорно посыпанными кружевом из сахарной пудры. Кайла, похоже, переживала, что Блу разозлится, это смутило Блу. Почему Блу должна была разозлиться на них? Это Море она хотела отвесить пощечину. Или обнять её.

— Поверить не могу, что ты нам не сказала, — пробормотал Ноа. — Мы могли бы сходить за мороженым.

Ноа не мог есть, но он любил кафе-мороженое в городе по причинам, которых избегала Блу.

Мисс Шифтлет склонила голову к Блу, не нарушая своей идеальной осанки.

— Как я вижу, ты беседовала с мистером Торресом перед его уходом. Он здесь оставил пометки об инциденте в...

— Обо всем позаботились, и со всем покончено, — прервала Блу, избегая глаз Ноа. Она проскользила брошюрой по столу. - Притворились, будто такого никогда не было. Всё, что мне хотелось бы знать, есть ли какой-нибудь способ добраться вот сюда, отталкиваясь от того, чем я занимаюсь сейчас.

Мисс Шифтлет явно стремилась уйти от любой темы, которая касалась инцидента. Она приняла во внимание брошюру.

— Что ж, это как бочка с обезьянами[14], каламбур! Интересуешься дикой природой? Дай-ка мне поднять кое-какие сведения об этой школе.

Ноа склонился.

— Тебе нужно увидеть её туфли. Остроконечные.

Блу проигнорировала его.

— Мне бы хотелось чего-нибудь, связанного с речной системой или лесной...

— О, эта школа очень конкурентоспособна. — Мисс Шифтлет была слишком квалифицированной, чтобы Блу смогла закончить свое предложение. - Вот, позволь мне показать тебе средние баллы студентов, которые были туда приняты.

— Грубиянка, — прокомментировал Ноа.

Мисс Шифтлет повернула монитор так, чтобы Блу был виден какой-то деморализующий график.

— Видишь, сколько студентов было принято. Это означает, что финансовая помощь будет также сравниваться. Ты рассчитываешь на финансовую помощь?

Она сказала это как утверждение, а не как вопрос, но не ошиблась. Здесь была школа Маунтин Вью. Никто целеустремленно не платил за частные школы. Большинство одноклассников Блу рассматривали для поступлений общественные колледжи или государственные школы, если они вообще думали о колледже.

— Не знаю, подобрал ли тебе мистер Торрес подходящие для тебя школы. — Голос мисс Шифтлет прозвучал при этом так, будто она подозревала, что нет, не подобрал, и она осуждает его за это. — Вот что тебе нужно знать: три разных пункта. Обеспеченность школы, уровень обучения и безопасность. Вот один из прекрасных примеров обеспеченной школы. Но пора добавить ещё некоторые в твой список. Некоторые, в которые ты наверняка можешь поступить, будут тебе по карману. Это просто здравый смысл.

Мисс Шифтлет написала на картотечной карте обеспеченность, уровень обучения и безопасность. Подчеркнув безопасность, она проскользила карточкой по столу. Блу не знала, должна ли она оставить эту карточку себе.

— Ты заполнила свою форму отказа от регистрационного взноса?

— Четыре из них. Я читала в интернете, что могу представить четыре формы отказа?

Эта демонстрация эффективности явно понравилась мисс Шифтлет.

— Значит, ты уже, наверное, знаешь, что это твоя обеспеченная школа! А теперь пора составить разумный запасной план.

Блу так устала от компромиссов. Она устала от разумного.

Ноа поскреб ногтями по ножке стола. Звук (который общепризнанно вызывал дискомфорт) заставил мисс Шифтлет нахмуриться.

Он произнёс:

— Будь я консультантом, то был бы пожизнерадостней.

— Если бы я поступила, — сказала Блу, — может, я могла бы взять кредит или финансовую помощь и покрыть всё?

— Давай я найду для тебя кое-какие документы, — предложила мисс Шифтлет. — ФАФСА[15] будет оплачивать процент в зависимости от твоих потребностей. Сумма варьируется.

Она не могла ожидать никакой помощи из скромного бюджета дома Фокс Вей 300. Она думала о банковском счете, который медленно пополняла.

— Сколько останется? Как думаете?

Мисс Шифтлет вздохнула. Предположение ясно вышло за пределы её сферы интересов. Она вновь повернула монитор, чтобы открыть расценки школьного обучения.

— Если бы ты жила в общежитии, то, скорее всего, должна была бы платить десять тысяч в год. Разумеется, твои родители могли бы взять кредит. У меня есть нужные бумаги, если хочешь.

Блу откинулась назад, когда её сердце освободило грудную клетку. Конечно, такое было невозможно. Было невозможно ещё до того, как она пришла, и останется невозможным навсегда. Просто время, проведенное с Гэнси и остальными, заставило её думать, что невозможное стало возможнее, чем она считала раньше.

Мора всегда ей говорила: "Посмотри на весь тот потенциал, что у тебя внутри".

Однако этот потенциал для других людей. Не для Блу.

Не стоило проливать слёзы над тем, что она и так знала очень долго. Это было просто выше всего остального...

Она сглотнула. «Я не буду плакать на глазах этой женщины».

Ноа неожиданно вылез из-под стола. Он вскочил на ноги. Было что-то неправильное в этом действии, что-то, что означало — действие было слишком быстрым или слишком вертикальным для живого мальчика. И он продолжал подниматься, даже после того, как встал. Когда он поднялся до потолка, карточка с надписью «обеспеченность, уровень образования и безопасность» поднялась в воздух.

— О? — сказала мисс Шифтлет. Однако её голос вовсе не был удивлённым.

Из кожи Блу было высосано все тепло. Вода в стакане мисс Шифтлет треснула.

Визитница опрокинулась. Карточки разлетелись по столу. Динамик компьютера упал ничком. Стопка бумаг разлетелась. Чьё-то семейное фото выстрелило вверх.

Блу подскочила. У неё не было никакого другого неотложного плана, кроме как остановить Ноа, но когда она выбросила вперёд руки, то поняла, что Ноа там уже не было.

Был только взрыв тканей, бизнес-конвертов и визитных карточек, неистовый торнадо иссяк.

Материал рухнул обратно на рабочий стол.

Блу и мисс Шифтлет уставились друг на друга. Бумага шелестела, пока полностью не улеглась. Упавший компьютерный динамик гудел, один из его кабелей вывалился из отверстия.

Температура в комнате вновь медленно поднялась.

— Что сейчас было? — спросила мисс Шифтлет.

Пульс Блу мчался галопом.

И она правдиво ответила:

— Понятия не имею.

Глава 7

Блу пришла на Фабрику Монмаут раньше всех. Она постучала, чтобы быть уверенной, а затем позволила себе войти. И тут же её окутал уютный аромат комнаты: блёклый запах старых книг, прохладное благоухание мяты, заплесневелый и ржавый запах вековых кирпичей и старых труб и нотка табачного дыма от кучи грязного белья у стены.

— Ноа? — её голос был тихим в огромном пространстве. Она опустила свой рюкзак в кресло у рабочего стола. — Ты здесь? Всё в порядке, я не расстроена. Ты можешь пользоваться моей энергией, если тебе нужно.

Ответа не было. Пространство становилось серым и синим, так как над горами полыхнула одна из странных молний, заполняя от пола до потолка окна склада облаками. Острые послеобеденные тени позади стопок книг мутировали и расплывались. Комната ощущалась тяжёлой, сонной.

Блу вгляделась в тёмное место в дальней вершине крыши.

— Ноа? Я только хочу поговорить о том, что произошло.

Она просунула голову в дверь комнаты Ноа. В настоящее время её занимали вещи Мэлори, и тут пахло по-мужски и хвоей. Одна из его сумок была открыта, и Блу могла видеть, что та была полностью забита книгами. Ей показалось это непрактичным и в духе Гэнси и заставило её ощутить немного большую благосклонность к профессору.

Ноа здесь не было.

Она проверила ванную, которая также была своего рода прачечной и кухней. Висящие двери открывали небольшие, стоящие друг на друге стиральную машинку и сушилку; носки были развешены по краю раковины, то ли сохнущие, то ли брошенные. Маленький холодильник притаился с опасной близости от туалета. Длина резинового шланга задушила насадку душа над грязным стоком; душевая занавеска была натянута от потолка на рыбацкую леску. Блу была смущена количеством пакетов с чипсами с зоне досягаемости от туалета. Тёмно-красный галстук на полу неровно указывал на выход.

Какой-то чужеродный импульс побуждал Блу поднять что-нибудь из этого беспорядка, одну любую деталь, чтобы улучшить это бедствие.

Она не стала.

Она отступила.

Комната Ронана была под запретом, но она все равно заглянула внутрь. Клетка его ворона стояла с приоткрытой дверцей, безупречно и неестественно чистая. Комната была не столько заполнена мусором, сколько хламом: лопаты и мечи стояли в углах, динамики и принтеры свалены у стены. Причудливые объекты между ними: старый чемодан с виноградными лозами, вытянутыми оттуда, дерево в горшке, которое, казалось, напевало само себе, один ковбойский ботинок в центре пола. Высоко на стене висела маска с распахнутыми глазами и разинутым ртом. Она была почерневшей, будто от огня, и края неровно откушены, будто пилой. Что-то подозрительно похожее на след шины пробегало через один глаз. Эта маска заставила Блу думать о таких словах, как «выживший» и «разрушающий».

Ей это не понравилось.

Грохот позади Блу заставил её подпрыгнуть... Но это была только открывающаяся входная дверь. Вина усилила звук.

Блу выскочила из комнаты Ронана. Гэнси и Мэлори медленно плелись, будучи глубоко в беседе. Псина куксилась следом исключительно в силу того, что не говорила по-английски.

— Конечно, Иоло Гох[16] в качестве компаньона имеет смысл, — сказал Гэнси, скидывая пиджак. — Он или Груффадд Лвид[17], полагаю. Но... Нет, это невозможно. Он умер в Уэльсе.

— Но уверены ли мы? — спросил Мэлори. — Мы знаем, где он похоронен? Что он вообще похоронен?

— Вы имеете в виду, может, его просто разделали на ночнушки? — Тут Гэнси заметил Блу и одарил её своей лучшей улыбкой — не отполированной, а более глупой, которая означала, что он был взволнован. — Привет, Джейн. Скажи-ка мне, что для тебя значит Иоло Гох?

Блу оттащила свои мысли от маски Ронана, Ноа и школы.

— Бронхит?

— Ближайший поэт Глендовера, — поправил Гэнси. — Но кроме этого, очень смешно.

— Нашли что-нибудь? — поинтересовалась она.

— Абсолютно ничего, — ответил он, но прозвучало неунывающе.

Мэлори опустил свое тело в кожаное кресло. Псина легла сверху. Не казалось, что так было удобно; Псина свесилась с профессора, словно ткань, скользящая по стулу. Но Мэлори лишь закрыл глаза и погладил его, нетипично демонстрируя привязанность.

— Гэнси, я бы умер за чашку чая. В этом месте может найтись такая вещь? Я не могу надеяться пережить эту смену часовых поясов без чашки чая.

— Только для вас у меня есть чай, — сказал Гэнси. — Я сделаю.

— Пожалуйста, не с водой из туалета, — бросил Мэлори ему вслед, не открывая глаз. Псина продолжала лежать на нём.

На один всепоглощающий момент Блу испугалась, что она не сможет сдержать себя и спросит, зачем нужна Псина. Вместо этого она последовала за Гэнси в кухню-ванную-прачечную.

Он рылся на захламленных полках.

— Мы только что говорили о механизме переноса Глендовера сюда. Книги утверждают, что он путешествовал с магами... Они были теми, кто его усыпил? Хотел ли он этого? Спал ли он уже, когда уходил, или уснул здесь?

Вдруг показалось, что очень одиноко быть похороненным в море, вдали от своего дома, всё равно, что быть заброшенным в космос.

— Иоло Гох был одним из тех магов?

— Нет, просто поэтом. Ты слышала Мэлори в машине. Они были очень поэтизированы... поэт... политизированы. — Гэнси посмеялся над собственной заминкой. — Поэты были политизированы. Знаю, тут язык точно не сломаешь. Я весь день слушал Мэлори. П-п-политизированы. Поэты. Иоло писал реально лестные стихи о прошлой доблести Глендовера, его доме и землях. О его семье. И тому подобном. О, а что я тут вообще ищу?

Он остановился, чтобы определить местонахождение крошечной микроволновки. Изучил внешний вид кружки, прежде чем налить в неё воду. Вынимая лист мяты из кармана, чтобы его пососать, он заговорил, пока вода подогревалась.

— Кстати, если бы Глендовер был Робин Гудом, то Иоло Гох был бы... тем другим парнем.

— Девицей Мэриан, — подсказала Блу. — Маленьким Джоном.

Гэнси указал на нее.

— Как Бетмен и Робин. Но он погиб в Уэльсе. Мы можем поверить, что он вернулся в Уэльс после того, как оставил Глендовера здесь? Нет, я такой вариант отклоняю.

Блу любила такого нудного, учёного Гэнси, слишком окутанного фактами, чтобы сообразить, как он оказался снаружи. Она поинтересовалась:

— У Глендовера была жена, так?

— Умерла в Лондонском Тауэре.

— Братья, сестры?

— Обезглавлены.

— Дети?

— Миллион, но большинство были заключены в тюрьму и умерли или просто умерли. Он потерял всю семью во время восстания.

— Тогда поэт!

Гэнси спросил:

— До тебя когда-нибудь долетал слух, что, если кипятишь воду в микроволновке, то она взорвётся, когда ты её коснешься?

— Вода должна быть чистой, — ответила она. — Дистиллированной. Обычная вода не взорвётся из-за минералов. Не нужно верить всему, что читаешь в интернете.

Ревущий звук перебил их, внезапный и всеобъемлющий. Блу вздрогнула, а Гэнси просто поднял глаза вверх.

— Это дождь по крыше. Должно быть, слив.

Он повернулся с кружкой в руках, и внезапно они оказались в дюйме друг от друга. Она могла учуять запах мяты у него во рту. Видела, как двигалось горло, когда он глотал.

Она была разгневана на своё тело за предательство, за то, что желала его не так, как любого из других парней, за отказ слушать её настойчивые убеждения, что они только друзья.

— Как твой первый день в школе, Джейн? — спросил он голосом, другим, не как прежде.

Мама ушла. Ноа взорвался. Я не пойду в колледж. Я не хочу идти домой, где всё странное, и не хочу возвращаться в школу, где всё нормальное.

— Ох, ты знаешь, общественная школа, — сказала она, не встречая его взгляда. Вместо этого она сконцентрировалась на его шее, которая была прямо на уровне её глаз, и на том, как воротник неровно лежал по его коже из-за адамова яблока. — Мы просто весь день смотрели мультики.

Она предполагала, что выйдет иронично, но не думала, будто у неё получилось.

— Мы найдем её, — сказал он, и в её груди снова появилась боль.

— Я не знаю, хочет ли она быть найденной.

— Всё ясно, Джейн, если... — Он остановился и взболтал чай. — Надеюсь, Мэлори не хочет молока. Я совершенно забыл.

Ей было жаль, что она не могла пробудить ту Блу, которая презирала его. Ей было жаль, что она не знала, почувствует ли себя Адам плохо из-за этого. Ей было жаль, что она не знала, заставит ли борьба с этим чувством предсказанный конец Гэнси послабее её разрушить.

Она закрыла микроволновку. Гэнси вышел из комнаты.

На диване Мэлори рассматривал чай, как человек смотрел бы на смертный приговор.

— Что ещё? — мягко спросил Гэнси.

Мэлори столкнул с себя Псину.

— Я бы хотел новое бедро. И лучшую погоду. А... всё равно. Это твой дом, и я знаю, что я посторонний и далёк от того, чтобы критиковать или вообще переходить границы. Однако известно ли тебе, что кто-то там есть, под...

Он указал на темную от грозы площадку под бильярдным столом. Если бы Блу сощурилась, она могла бы разглядеть фигуру в чёрном.

— Ноа, — сказал Гэнси, — выходи немедленно.

— Нет, — ответил Ноа.

— Ну, вижу, вы друг друга знаете, и всё в порядке, — произнёс Мэлори таким голосом, будто кто-то чует наступление проблемы, но не взял с собой зонт. — Я буду в своей комнате залечивать последствия смены часовых поясов.

После того, как он удалился, Блу с раздражением воскликнула:

— Ноа! Я тебя звала и звала.

Ноа остался там, где был, обернув руки вокруг себя. Он выглядел заметно менее живым, чем ранее; было что-то размытое в его глазах, что-то нечёёткое с их краями. Отчасти было тяжело смотреть на место, где остановился Ноа и где начиналась тень под ним. Что-то неприятное происходило в горле Блу, когда она пыталась понять, что не так с его лицом.

— Я устал от этого, — сказал Ноа.

— Устал от чего? — ласково поинтересовался Гэнси.

— От разложения.

Он плакал. Вот что было неправильно с его лицом, осознала Блу. Ничего сверхъестественного.

— Ох, Ноа, — произнесла Блу, присаживаясь.

— Что я могу сделать? — спросил Гэнси. — Мы. Что мы можем сделать?

Ноа пожал плечами слезливым способом.

Блу внезапно отчаянно испугалась, что Ноа мог бы захотеть по-настоящему умереть. Казалось, этого хотят большинство призраков — покоиться с миром. Ужасная мысль навсегда сказать прощай. Её эгоизм сильно боролся с каждым граммом этики, которую она получила от женщин своей семьи.

Чёрт. Она должна.

Она задала вопрос:

— Ты хочешь, чтобы мы нашли способ... ммм... должным образом... упокоить...

Прежде чем она даже закончила, Ноа начал качать головой. Он притянул ноги ближе к себе.

— Нет. Нет-нет-нет.

— Ты не должен стыдиться, — сказала Блу, потому что это звучало так, как сказала бы её мама. Она была уверена, что мама добавила бы ещё что-нибудь утешительное о загробной жизни, но в этот раз она не могла найти ничего утешительного, так как сама хотела бы утешиться. Запинаясь, она закончила: — И не должен бояться.

— Вы не знаете! — воскликнул Ноа с неясной истерикой. — Вы не знаете!

Она протянула руку.

— Ладно, эй...

Ноа повторял:

— Вы не знаете!

— Мы можем поговорить об этом, — сказал Гэнси, как будто разлагающаяся душа была тем, что могло решиться при помощи разговора.

— Вы не знаете! Вы не знаете!

Ноа встал. Такое было невозможно, так как под бильярдным столом не было места, чтобы он мог стоять. Но он каким-то образом просочился с обеих сторон, окружая Гэнси и Блу. На зеленой поверхности отчаянно затрепетали карты. Облако пыли вылетело из-под стола и помчалось по улицам миниатюрной модели Генриетты Гэнси. Настольная лампа заморгала.

Температура упала.

Блу видела, как расширились глаза Гэнси за облаком, возникшим от его собственного дыхания.

— Ноа, — предупредила Блу. У неё закружилась голова, так как Ноа отбирал её энергию. Она уловила струйку, как ни странно, запаха старого ковра в кабинете школьного консультанта, а затем живой, зеленый запах Энергетического пузыря. — Это не ты!

Ветряной вихрь всё ещё усиливался, хлопая бумагами и опрокидывая стопки книг. Псина лаяла из-за закрытой двери старой комнаты Ноа. Мурашки поползли по коже Блу, и её конечности отяжелели.

— Ноа, перестань, — произнёс Гэнси.

Но он не перестал. Дверь затрещала.

Блу сказала:

— Ноа, теперь я прошу тебя.

Его не заботило, или там не было достаточно Ноа, чтобы заботиться.

Стоя на шатких ногах, Блу начала использовать все защитные образы, которым обучила её мама. Она представила себя внутри небьющегося стеклянного шара; она видела все, но никто не мог её коснуться. Она представила белый свет, пронзающий грозовые облака, крышу, темноту Ноа, отыскивающий Блу, покрывающий её бронёй.

Затем она выдернула вилку из розетки, которой была Блу Сарджент.

Комната затихла. Бумаги улеглись. Свет ещё раз моргнул и укрепился. Она услышала тихий всхлип, а потом абсолютную тишину.

Гэнси выглядел шокированным.

Ноа сидел в центре комнаты, бумаги вокруг него, мятные пластинки запачкались от его рук. Он весь сгорбился, тени не было, его фигура была худощавой, испещрённой полосами и едва видимой. Он снова плакал.

Очень тихим голосом он обратился к Блу:

— Ты говорила, я могу пользоваться твоей энергией.

Она встала на колени напротив него. Ей хотелось его обнять, но его на самом деле там не было. Без её энергии он был тонким, как бумага, он был черепом, он был воздухом в форме Ноа.

— Не так.

Он прошептал:

— Прости меня.

— И ты меня.

Он закрыл лицо, а затем исчез.

Гэнси произнёс:

— Это было впечатляюще, Джейн.

Глава 8

В тот вечер Блу откинулась на ствол раскидистого бука на своем заднем дворе, её глаза считали звезды, а пальцы прикасались к холодной гладкой коре одного из корней. Свет кухни, проникающий через раздвижные двери, казался далёким.

«Это был впечатляюще, Джейн».

Хотя Блу прекрасно осознавала положительные эффекты от своих способностей, она, по правде говоря, никогда не задумывалась об их изнанке. И, тем не менее, Ноа разнёс бы Фабрику Монмаут, если бы она не отрезала себя от него.

Сквозь буковые листья подмигивали звёзды. Она где-то прочла, что новые звезды формируются парами. Бинарные звезды, движущиеся по кругу в непосредственной близости друг от друга, становятся одиночными только тогда, когда их партнер сталкивается с другой парой бешено вращающихся новых звезд. Если она притворялась достаточно сильно, то могла видеть множество пар, цепляющихся друг за друга в разрушительной и созидательной гравитации своих созвездий.

Впечатляюще.

Возможно, она была немного под впечатлением. Не из-за отключения мёртвого мальчика - это казалось грустным, здесь нечем хвастаться. А из-за того, что сегодня она узнала кое-что про себя, а она считала, что ей уже давно про себя узнавать нечего.

Звезды медленно передвигались у неё над головой, множества возможностей, и впервые за долгое время она чувствовала их отражение в своем сердце.

Кайла открыла раздвижную дверь.

— Блу?

— Чего?

— Если ты закончила валять дурака на сегодня, то я бы попользовалась твоим телом, — сказала Кайла. — Мне надо заняться гаданием.

Блу приподняла брови. Мора временами просила помощи только для очень важных предсказаний, а Кайла никогда не просила. Скорее любопытство, а не повиновение притащило Блу к её ногам.

— А не поздновато? Сейчас?

— Я ведь говорю про сейчас, не так ли?

Оказавшись внутри, Кайла унеслась с гадальную и позвала Персефону столько раз, что не вытерпела Орла и проорала в ответ, дескать, люди здесь пытаются разговаривать по телефону, а Джими выкрикнула:

— Может, я сгожусь?

Странно, но вся эта суета заставила Блу занервничать. Гадания на Фокс Вей 300 случались настолько часто, что, казалось, они осуществлялись машинально, и в них не было ничего волшебного. Но это производило впечатление хаоса. Возникло такое чувство, будто могло случиться что угодно.

В дверь позвонили.

— ПЕРСЕОФОНА, Я ЖЕ ТЕБЕ ГОВОРИЛА, — проорала Кайла. — Блу, займись дверью. Я буду в гадальной. Приведи его туда.

Когда Блу открыла входную дверь, то обнаружила стоящего в свете фасадного фонаря аглионбайского студента. Вокруг его головы порхали мотыльки. Он был одет в штаны светло-оранжевого цвета, в белые топ-сайдеры и мог похвастаться безупречной кожей и взъерошенными волосами.

Затем её глаза привыкли, и она поняла, что он был староват для воронёнка. Слегка. Сложно было представить, как это ей вообще взбрело в голову хотя бы на мгновение.

Блу сердито посмотрела на его обувь, а потом на его лицо. Несмотря на то, что всё в нем было доведено до совершенства, чтобы произвести впечатление, она нашла его не таким впечатляющим, чем могла бы ещё несколько месяцев назад.

— Ола.

— Здорово, — откликнулся он с весёлой улыбкой, полной неудивительно ровных зубов. — Я здесь, чтобы прощупать свое будущее. Полагаю, время всё ещё подходящее?

— Правильно полагаешь, морячок. Входи.

В гадальной к Кайле присоединилась Персефона. Они сидели по одну сторону от стола, словно жюри. Мужчина встал напротив них, лениво барабаня по спинке стула.

— Садитесь, — произнесла Кайла.

— На любой старый стул, — мягко добавила Персефона.

— Не на любой старый стул, — возразила Кайла. Она ткнула пальцем. — На этот.

Он сел напротив, его светлые глаза проследовали по всей комнате, как и он сам, всё его тело находилось в движении. Он был похож на человека, который доводил дела до конца. Блу не могла решить, красив он, или её дурачило его поведение, которое заставляло таковым его считать.

Он спросил:

— Итак, как это работает? Я должен вам сначала заплатить, или вы сами решаете, сколько это будет мне стоить после того, как узнаете, насколько запутанным окажется мое будущее?

— Как угодно, — сказала Персефона.

— Нет, — отрезала Кайла. — Сейчас. Пятьдесят.

Он, не злясь, расстался с деньгами.

— Могу я взять квитанцию? Деловые издержки. Кстати, там потрясающий портрет Стива Мартина. Прямо вижу, как его глаза следят за тобой по всей комнате.

— Блу, не выпишешь квитанцию? — попросила Персефона.

Блу, помедлив у двери, прошлась за визиткой, чтобы написать на ней сумму. Когда она вернулась, Персефона говорила Кайле:

— О, мы просто должны воспользоваться твоими. У меня нет своих.

— Нет своих! — недоверчиво воскликнула Кайла. — Что с ними случилось?

— Футболка Кока-Кола их забрал.

Фыркнув от всей души, Кайла достала карты таро и проинструктировала мужчину, как следует их тасовать.

— Затем вы отдаете их обратно мне, рубашкой вверх, и я буду вытягивать, — закончила она.

Он приступил.

— Когда вы их сдвинете, то должны будете подумать о том, что хотите знать, — добавила Персефона своим тоненьким голоском. — Это немного сфокусирует гадание.

— Хорошо, хорошо, — ответил он, тасуя карты более агрессивно. Он поднял взгляд на Блу. А потом, без предупреждения, перевернул колоду так, чтобы карты были лицевой стороной вверх. Он разложил их веером, его глаза разбегались от выбора.

Кайла его совсем не так проинструктировала.

Что-то заставило нервы Блу натянуться струной.

— Итак, если вопрос будет «Как я могу заставить это случиться?» — Он вытащил карту и положил её на стол. — Это хорошее начало, ведь так?

Наступила гробовая тишина.

Карта оказалась тремя мечами. На ней было изображено окровавленное сердце, которое прокололи вышеупомянутые мечи. Загустевшая кровь капала с лезвий. Мора называла её «карта разбитого сердца».