Сказка о твердом индюке

С тех пор как умерли мать и отец маленького Анри, мальчик всегда был голоден. Его приютил у себя крестный отец, богатый и скупой фермер. Анри мог только вспоминать о былых счастливых днях, о кофе со сливками, который приготавливала для него старая кухарка, о хрустящих бисквитах, которыми он делился с котом.

Нельзя сказать, что с мальчиком плохо обращались. Фермер Жером и Мартина, его жена, не теряли времени ни на побои, ни на ласку. Просто они находили правильным, чтобы бесполезному рту соответствовал пустой желудок. «Когда ты будешь работать, — говорила Мартина мальчику, если он начинал плакать от голода, — ты получишь двойную порцию супа. А пока ты не приносишь никакой пользы, ты должен быть благодарен, что мы даем тебе хотя бы хлеб».

И фермерша на глазах у голодного ребенка нарезала толстыми кусками окорок и ставила в печь чудесные яблоки, обсыпанные сахаром.

Это было как раз в сочельник! Жером вернулся домой рано и сидел у камина с трубкой, Мартина и служанка возились около плиты; Анри, забившись в угол кухни, голодными глазами смотрел на приготовления к ужину.

— А мне дадут кусочек пирога? — спросил он наконец робким голосом.

Мартина раскричалась:

— Пирога! А почему не крем? Почему не засахаренные фрукты? Разве ты платишь за муку, за масло, за сахар? К тому же, когда мы будем ужинать, ты уже будешь спать. Когда колокола бьют полночь, дети должны быть в постели.

Мальчик ничего не ответил, но на глазах у него выступили слезы.

— А ну-ка, бездельник, — сказала служанка, — коли тебе нечего делать, ступай в деревню и принеси мне корицы для пудинга и каштанов для индюка.

Анри поднялся, взял свою пелеринку и вышел из дому. На улице он быстро заскользил по снегу и таким образом мигом добрался до деревни. Торговлей бакалейными товарами занимался местный трактирщик.

— Ты очень поздно пришел, мальчуган, — сказал трактирщик, погладив Анри по щеке. — Что тебе нужно?

— Мне нужны, сударь, корица и каштаны. Отпустите мне, пожалуйста, самых лучших каштанов, чтобы моя крестная была довольна.

— Твоя крестная хорошо знает, — заворчал трактирщик, — что она выгадает, если пошлет за покупками тебя, а не придет сама. Как это скверно так издеваться над малышом!

Тут к Анри подошел высокий старик с длинной бородой.

— Какой славный мальчик! Почему ты такой бледный?

— Потому, что я еще не работаю, — объяснил Анри, — и я хочу есть.

— Ты хочешь есть? Разве ты не обедал?

— О сударь, я получил ломтик хлеба, но он был такой тоненький!

Трактирщик сделал знак старику и, понизив голос, в нескольких словах рассказал ему историю мальчика.

— Надо было бы проучить их как следует, — сказал трактирщик в заключение, — но Жером и его жена — богатые фермеры, и никто в деревне не осмелится на это.

— Как досадно, — с улыбкой пробормотал старик, — что я здесь проездом, иначе я позаботился бы о ребенке. Пойду-ка я провожу его домой.

Анри не удивился, что незнакомый человек с таким добрым взглядом взял его за руку и повел домой, ласково с ним разговаривая.

— Ты хотел бы этой ночью хорошо поужинать?

— О, как это было бы прекрасно, — вздохнул Анри.

— Послушай меня, милый мальчик, — сказал старик, — когда пробьет полночь, тебе надо будет произнести только слова: «Пусть рождество изменит то, что должно быть изменено!» Ну, вот ты и пришел! Не забудь произнести эти слова, и я обещаю тебе чудесный рождественский ужин.

И, не дожидаясь благодарности, старик исчез.

Лежа в своей маленькой жесткой кроватке, Анри старался не уснуть. Вкусные запахи с кухни поднимались к нему на антресоли. «Интересно, — спрашивал он себя, — как же несколько простых слов помогут мне отведать все эти вкусные кушанья? Даже индюка! Когда мама была жива, я всегда ел цыплят. А пудинг, пудинг!»

Девять часов! Анри спит глубоким сном.

Десять часов! Служанка обсыпает индюка солью и перцем, пальцем запихивает в него каштан, который никак не хочет залезать в туго начиненную птицу, и наконец открывает печь и ставит в нее большое глиняное блюдо.

Индюк будет жариться два часа.

Жером все еще курит свою трубку; он прерывает курение только ради того, чтобы спуститься в погреб: надо, чтобы вино было вовремя принесено в комнату.

Одиннадцать часов! Сама Мартина проверяет, как жарится индюк: она прокалывает птицу вилкой, и несколько капель ароматного сока просачивается на золотистую кожицу.

Анри продолжает спать. Ему снится сон. Он видит себя в поле идущим за тяжелым плугом, который тянет пара могучих волов. Сошник ритмично врезается в землю, и мало-помалу ровная светлая почва становится бугристой и принимает черноватый оттенок. Никогда еще никто не пахал так быстро и так хорошо! А Жером где-то в поле одобрительно кивает головой: «Браво, малыш! Ты замечательный пахарь».

К концу дня работа закончена, и Анри возвращается на ферму, но вместо того, чтобы съесть кусок черствого хлеба и лечь спать, он садится за большой дубовый стол. Хозяин Жером разрезает индюка и дает ему большой кусок, румяный, сочный, ароматный.

Впечатление было столь сильным, что Анри проснулся.

Через несколько минут пробьет двенадцать ударов, наступит полночь. Жером надевает свою новую кепку, Мартина — белый передник. Они не спеша садятся за стол с полным сознанием важности предстоящей им трапезы. Разнообразная закуска быстро исчезает с тарелок, и служанка вносит индюка. Индюк приготовлен изумительно; поджаренная кожица кажется позолоченной самим солнцем; весь жир перемешался с соком, осталась лишь глыба нежного мяса — монумент, воздвигнутый для услады обжор!

Жером начинает точить свой нож, и в этот момент колокола бьют полночь. Звон их едва доносится до Жерома и его семьи, и его слушают в том благоговейном молчании, которое обычно предшествует хорошей трапезе. И вдруг прозвучал голос Анри:

— Пусть рождество изменит то, что должно быть изменено!

Рождество ничего не изменит. Жером продолжает точить свой нож, а Мартина произносит:

— Мальчишке снятся кошмары, он съел слишком много хлеба.

Но что это? И правда, происходит что-то необыкновенное: нож не режет индюка!

— Ты могла бы, — говорит Жером, обращаясь к жене, — выбрать птицу помоложе.

— Прежде чем зарезать индюка, я сама его откармливала, сама выбирала; мои пальцы прямо тонули в нем.

— Однако я не могу его разрезать.

— Дай я попробую, ты устал, и у тебя дрожат руки. Крылышки должны были бы отделиться сами.

Мартина берет нож и пытается одним ударом вонзить его в птицу. Нож ломается пополам. Жером начинает отпускать такие ругательства, которые в ночь под рождество заставляют трепетать легкокрылых ангелов и серафимов.

— Пойди принеси мне сечку, я осилю это дьявольское животное!

Сечка не помогает, она сразу становится тупой. Можно подумать, что сталь в этом доме заворожена или что индюк сделан из позолоченного алмаза.

Анри понял, что наступил подходящий момент, и высунул голову в дверь кухни. Если старик не солгал, сейчас нужно действовать, и хороший ужин обеспечен.

Увы! Индюк неприступен; шесть ножей уже сломано, лицо Жерома налилось кровью. Что касается Мартины, то ее новый передник весь в пятнах от соуса, и, если бы птица не была уже мертва, она задушила бы ее собственными руками.

В это время Анри приближается к столу и садится на стул; он спокойно придвигает к себе блюдо, вонзает вилку в индюка и правой рукой, как будто он разрывает бумажный лист, отделяет крылышко.

Жером и Мартина самые болтливые фермеры во всей округе, но и они на несколько мгновений теряют дар речи. Потом женщина робко пробует своей вилкой индюка, но вилка гнется, как картон.

— Анри, — говорит наконец Жером тоном побежденного, — не хочешь ли ты разрезать индюка?

— А я получу кусочек, крестный?

— Получишь!

— И пирог получу?

— Получишь!

— И крем?

— Если ты еще будешь голоден.

За год Мартина вынуждена была купить несколько дюжин ножей, и в конце концов ей пришлось уступить.

Когда рождество опять озарило яркими огнями фермы и позолотило индюков, седовласый старик повстречал маленького Анри на дороге в деревню, но мальчик так располнел, что старик не узнал его.