Сказка про хитрого царя и простого Ивана

В одном царстве, в некотором государстве жил царь богат. Так у него этого золота этого много было, изумрудов всяких да жемчугов, что класть было некуда, все за границы отправляли, там на складах хранили, а серебра и вообще не считали, на дороге валялось, но не везде, а только у царя за забором, под охраной, не людям же отдавать.

И было у царя три дочери. Только дочки эти глупые очень были. Уж он их и заграницы возил ко всяким учителям, да только все бестолку. Царь бы все золото свое променял, лишь бы дочкам где ума купить, да только где ж его купишь? Такое дело не продается, уж он-то повсюду искал, у всех спрашивал, нет, никто не продает.

Жил при царе старичок старенький, седой, как луна, даже брови и ресницы седые, волосы длинные, до пяток почти (сколько жил старичок – ни разу их не постриг, все деньги за работу цирюльников на книги тратил), грива у него вроде плаща сзади была, и тепло, и удобно. Старичок тот старенький не простой был, а ученый. Он при царском дворце с утра до вечера милостыньку просил, на хлебушек, а по ночам все на небо смотрел и книжки умные читал. Мог судьбу даже предсказывать по звездам, если кто попросит, но не точно, а так.

Пораньше немножко вот тот старичок старенький царю как-то сказывал, что будто бы живет где-то Василиса Премудрая, так она вмиг царских дочек может грамоте обучить.

Очень тогда царь старичка тогда старенького зауважал, всё к нему с расспросами приставал: «Где да где Василиса Премудрая живет? Как её разыскать?» И во дворец царь старичка приводил, и за стол с собой сажал, и золотом дарил, только, где живёт та самая Василиса старичок сказать не мог, про то в книжках его не было написано. А вот звёзды старичку показали однажды, что придёт в царство юноша особенный, что сумеет разыскать Василису Премудрую. Но случится это не раньше, чем какой-то человек трижды умрёт: упадет с высоты, повиснет в петле и захлебнётся водой. Сказал он такое царю, а царь и обиделся:

– Как же может быть, что один человек трижды умрёт? Я вот не учился никогда и книг не читал, а и то понимаю, что такого не бывает?

– Как же это ты книг не читал? – удивился старичок старенький.

– Так я ж царь, мне зачем это? Нам царям это не нужно совсем.

И была у царя сестра, тут же во дворце приживалась. Злая была, сварливая, очень своего брата не любила. Вроде всё он для неё делает, она живёт, как сыр в масле, а всё-то ей не так. Очень вредила она царю исподтишка. И тут случая не упустила, нашептала, что учёный царя дураком считает и хочет у него всё золото отобрать, поэтому такие шутки говорит, чтобы царя глупым перед народом на посмешище выставить, а то и перед другими царями тоже.

Так разобиделся царь за злую шутку на старичка, что повелел его из дворца выгнать, а книжки его спалить и всё добро отобрать у учёного. Вот как бывает. Царю не всегда учёные люди нужны, особенно, когда учёные эти говорят, что хотят, без этикету вовсе, без поклонов всяких и прочих приседаний.

Так или этак, а остался старичок старенький без дома, без хозяйства, без нажитого, только пару книжек из огня выхватить успел.

А царь проснётся утром, компота себе из графина нальёт, бутерброд икрой намажет и в окно глядит. Сидит ли старичок старенький? А как же? Волнуется ведь за учёного. А если и сидит старичок, так царь ему неизбежно на маковку плюнет и спрячется. Какие еще у царей развлечения? Тоска такая в этом дворце – хоть помри.

Тем временем позвали царя в ассамблею, с другими царями поговорить, послушать, что в мире делается. Стало быть, царю уезжать надо. А как уезжать? С кем дочек оставить? Они же глупые. Раньше за ними старичок старенький приглядывал, а теперь-то царь с ним рассорился. А больше никому он в царстве не доверял. Ну, что ты делать будешь, какая незадача, а?

Собрал царь в большой зале всю свою родню и говорит им:

– Я в ассамблею уеду, а вы сидите во дворце, и никого сюда не пускайте. Лихих людей до золота охочих много по свету бродит, а вы-то у меня подумаете, что это женихи к вам приехали и в дом приведёте. А они обокрадут нас… По миру пустят. Строго говорю вам, никого в дом не пускайте.

Сказал так, двери везде во дворце замкнул и поехал с коробками и подарками перед другими царями хвастать, ну и креветок всяких, блан-манже покушать, царскому желудку без блан-манже совсем беда.

А дочки царёвы дома остались. Забот у них никаких, кроссворды отгадывать не умеют, книжек ведь не читали, в игры тоже не могут, только начнут, сразу ссорятся. Ходили они по дому из угла в угол, ходили да заскучали сильно.

А тут и в двери кто-то стучит.

– Кто там? – спрашивают дочери царя.

– Это я, мастер красоты, – из-за двери отвечают.

Выглянули девицы в окошко, а там и правда мужичонка какой-то стоит с корзиною большою. Пальтишко всё рваное на нём и усики тоненькие. Кепчонка на ухо надвинута.

– А нам батюшка строго-настрого приказал, чтобы мы никого не впускали, – отвечают сёстры мужичонке.

– Ой, да как ваш батюшка вернётся, да как увидит, какие вы красивые с моего умения, так он вас ещё и похвалит, что меня пустили. Вы ж замуж-то выйти хотите? – мужичок спрашивает.

– Хотим! Хотим, конечно! – девки отзываются.

– А раз хотите, так, наверное, не за простого парня, а чтобы за царевича или за принца, на худой конец?

– Конечно! Царевича очень мы хотим!

– А вы царевича-то достойны?

– Откуда ж мы знаем, – дочки царёвы говорят. – Мы царевичей не видали пока, не знаем, что им нравится…

– А я столько царевичей на веку своим видал, вы ж только спросите, я вам расскажу.

Царевны в ладоши захлопали и ушки навострили, хотят узнать, что нужно, чтобы жениха хорошего привлечь.

– Накраситься нужно умело. Красоту навести. Такой колер по всему личику развести, чтобы издалека видно было, как останкинскую телебашню. Чтоб на лбу написано было, что готовы к свадьбе. А у меня и умения есть, и краска такая, от которой обычный человек зажмурится, и только царевич взгляда не отведет. Ну, так что? Желаете красивыми стать?

Девицы по комнатам забегали, руки заламывают, волосёнки тощие на голове рвут. Страсть как замуж за царевича охота, а папанька-то все двери перед отъездом в ассамблею запер. Что ж тут делать?

И тут старшая говорит:

– Дяденька, мы желаем быть красивые. Только у нас все двери закрыты. Мы к тебе возочек на верёвке скинем, ты в возочек садись, а мы уже тебя волоком к нам в комнаты затянем!

Мужичок и согласился.

Скинули они ему возочек да втащили к себе, еле-еле, больно мужичонка тяжелый оказался, с виду вроде тоненький такой, а весит как десять таких.

– А это краски всё, они у меня особые, потому и тяжёлые, – мужичок извиняется. – Такой ярчайшей силы краски, что, глядя на них, ослепнуть можно. Поэтому у меня условие – пока я вас мажу и пока вы сохнете, нельзя вам на себя смотреть: ни на друг дружку, ни в зеркало. А то ослепнете. Какому ж царевичу жена слепая нужна?

– А долго ли сидеть, не глядя, дяденька? – средняя сестра спросила.

– Дня три! – мастер отвечает.

Вздохнули девки, а делать нечего, замуж-то охота.

Глаза закрыли, сидят. А мастер им по лицам кисточками мажет.

Только не знали девицы, что это никакой не мастер, а сестра царёва, переодетая, с усиками нарисованными. Та самая, которая дня спокойно прожить не могла, чтобы царю не навредить.

Вот и решилась она царским дочкам так хари вымазать, чтобы весь народ над ними смеялся. Переоделась мужичишкой рваненьким и в двери дворца постучалась.

Дочки царёвы сидят, глаза закрыв, а мастер колер им наводит, кистью по рылу водит: вверх вниз, справа налево. Такую срамоту пишет, что и сказать стыдно. А дочки царские сидят да приговаривают.

– Что? Хороша ль я стала? – младшенькая спрашивает.

– Хороша, – нахваливает мастер.

До вечера им рожи красил. А потом развёл каждую к своему окошечку и так сказал:

– Теперь каждая сиди у своего окна: ни в зеркала, ни друг на друга три дня не смотри, а через три дня – можно. А я пойду дальше, прощайте, красотки!

Дочки царские улыбаются, руками мастеру на прощание машут, благодарят.

Ушёл мастер. А девицы каждая в своем окошке сидят, на улицу мордашки выставили. А окошки те – все на площадь выходят.

Прохожие их видят. Поначалу лошади девок пугались сильно, столько аварий перед дворцом с испугу наделали. А потом люди разглядели, что это царские дочки как статуи сидят, улыбаются, а хари у них одна другой смешнее, такого там нарисовано. Стали люди на площади собираться да хохотать.

А девки-то думают, что они красивые стали, а народ восхищается, так рады-радешеньки, ручками народу машут.

День сидели, второй сидели, а на третий и царь-батюшка с ассамблеи вернулися.

Что это за сборище перед дворцом? Как увидал, что вся его семья на посмешище выставлена, так бегом во дворец, девок своих от окон оттаскивает, а они сопротивляются. Как же, разве ж можно, они ведь так красивы, а батюшке жалко что ли красоту-то миру показать?

– Глупые вы! – царь кричит. – За что мне наказание такое досталось? Другие дочки и шить умеют, и еду приготовить, и в доме прибрать, а эти только рожи в окно таращат. Да вы что? Ох горе какое. Кто бы сумел Василису Премудрую отыскать, чтобы она вас грамоте обучила, я б тому всё царство своё отдал со всем золотом, а сам бы пошёл по свету с сумой странствовать. Сами-то вы себя не видели, что ли? Вы ж на чертей крашеных похожих.

А дочки говорят:

– Не видели, мастер сказал, что нельзя нам, а то ослепнем…

Царь насильно им глаза уже разлепил, да к зеркалам отвёл. Те пищат, упираются, волком воют. А как себя увидали, так в обморок так и попадали, до чего страшны…

Потом очнулись, сели и заплакали. И царь с ними. А тут ещё одна невидаль приключилась.

Был у царя конюх. Хорошо за лошадками смотрел. И надо ж такому случиться – помер конюх этот. Да диковинно как-то: ехал на гнедой кобыле, а кобыла у высокого обрыва встала резко, так конюх с неё вниз полетел. И была у конюха верёвка с петлей, дичь арканить, так нога конюха в петле застряла, а другой коней верёвки запутался в ветвях могучего дуба у подножия горы. Вот царский конюх на этой петле и повис. Да так повис неудачно, что головой – прямо в речку, которая под обрывом бежала, окунулся, да так окунулся, что захлебнулся конюх водой.

– Чудеса! А ведь прав был старичок старенький! Вот человек, тремя смертями за один раз помер! Ишь, как исхитрился! – крикнул царь. – Позвать учёного ко мне сюда.

А старичок старенький, словно пропал. Раньше завсегда у царского дворца сидел, милостыньку просил, а тут три дня искали, а найти не могли. Как в воду канул.

Под вечер третьего дня пришёл только гонец, сказал, что видел старичка старенького у дороги из города, передал ему слова царские, а старичок сказал: «Обидел меня царь, не пойду к нему!»

Повелел тогда царь казначеям принести сундук золота. Приволокли из подвалов сундук. Отдал царь его гонцу и велит:

– Догони старичка старенького, отдай сундук, скажи, чтоб вернулся.

Умчался гонец, а царь у окошка ждёт, на дорогу смотрит, не клубится ли пыль по дороге, не ведут ли учёного. Всю ночь просидел, а под утро гонец воротился, но один, без учёного:

– Не желает старичок старенький возвращаться. Золото, говорит, оставь царю, его бедность всё время пугает, ему всегда мало. А меня обидел царь, не пойду к нему.

Тогда повелел царь казначеям принести другой сундук, побольше, с самоцветами. И этот сундук из глубоких тайников принесли. И его царь отдал гонцу и велел отдать старичку старенькому.

И снова гонец умчался, а царь у окошечка сел. К вечеру гонец усталый во дворец воротился, в глаза царю взглянуть боится:

– Не взял учёный самоцветы. Генералам отдай самоцветы, говорит, им сколько не дай, всё мало, верность их дорого покупать надо и платить им регулярно, а то предадут. А меня обидел царь, не пойду к нему.