Сказка про Серого Охотника

Глава 1

Когда-то давно, там, где солнце вставало, где Ветер игрался с зеленой травой, жил в мире охотник великий и славный, и Сердце из Злата - имя его.

И был у охотника дом пребогатый - шатер белой шкурой весь устлан внутри. А терри прекрасный был сыт и напоен, и перья лазурью блестели его. Но главное чудо охотника -дева. Красива и статная, и мила - Жена.

Послушна, искусна и весела нравом, и счастлив был с нею герой наш всегда.

Любило охотника племя родное, за удаль, успех и добычу большую. И братьев он чтил, на охоте спасая. И верен был слову, Закону всегда.

Бывало, ходили в поход на равнины, в опасный и чуждый степной синий край. Просили еще у Жрецов одобренья, бесстрашно зайти вглубь в глухие леса. За дичью столь близкой, заманчивой, легкой, и вел всех в охоту наш храбрый герой.

Но тяжек был труд. Ведь леса непокорны. Не любят они в своих недрах людей. Случалось, терялись там братья родные, и племя гласило “На то воля Неба. Хозяин в счет добычи собрата забрал”.

Но Сердце из Злата был храбрый охотник, и леса Хозяин его не страшил.

Однажды шел по лесу муж терпеливый, охотясь за дичью. А лес был знаком.

Однако случилось, что тропы пропали, и синие кроны сомкнулись вокруг.

Охотник пытался дозваться собратьев, да те уж ушли в дикий лес далеко. Топтал под ногами траву верный терри, но выход из чащи внезапно пропал.

- Тебя не боюсь я, - воскликнул мужчина. Мелькнула там тень, и стегнули хвосты.

“Жестокий охотник, пришедший в тень леса.... Чего ты здесь ищешь с копьем на руках? Скажи мне, заблудший, как многих убил ты? Как много зверей съело племя твое? Как много пропало стрелою пронзенных? Как много той дичи ушло в никуда?”

- Спроси у Жрецов, они ведают больше.

“О нет, мой охотник. Зачем пустословить, когда есть порядок и есть уговор? За душу лесную - одну нам степную. Мы тоже не вечно в довольстве живем. Там братья твои, и я дам им уйти. Ну а ты….”

- Не останусь! Там дом мой родной! И земля, и жена. Мне сына на днях принести собиралась...

“Меня ты не понял. Таков уговор”.

- Я против! Вот мой медальон!

Блеснул в синем свете осеннего леса кругляш, что хранился доселе у сердца мужчины. На нем, в желтом злате взошедшего солнца, плясала в полете прекрасная птица.

“И что, сын ветров и равнины? Не знаю я ваших порядков отнюдь. Но ведаю точно, что есть неизбежность. Сейчас ты насытишься воли богов”.

И бросился зверь из кустов черно-синих. Сверкнули лиловым отливом глаза.

Шарахнулся терри от зверя лесного, и взвизгнул, огромный свой клюв вознеся.

Охотник же, страхом к седлу пригвожденный, не ведая как, поднимает копье…

И зверь, черно-синий, в цветах дикой чащи... взревел.

И хлынула кровь, окропив шею терри.

Охотник упал, но копье удержал.

Стекали вниз капли, как слезы лесные, густой бурой кровью по желтым рукам. Охотник боялся, но страх уходил. А раненый зверь всё сильней улыбался.

Но вот его туша склонилась, обмякла, лиловые очи закрылись в тиши. Пал леса Хозяин, невеждой сраженный, и в мертвом оскале белели клыки.

Охотник вскочил, как хлыстом подстегнутый, Вождя медальон на груди засверкал. Схватил он копье, не стерев бурой крови, и ринулся с терри сквозь чащу домой.

Домой, где, он думал, где ждали родные, где тихо, спокойно, где можно смолчать.

“Сказать? Не посмею, - твердил себе воин. - Молчать, ибо воля богов…еще не свершилась. А зная Жрецов – те пошлют исполнять. Невинную жертву найдут и повяжут, и бросят в лесу за меня помирать”.

Бежал верный терри всю ночь и весь день, и глаз не сомкнул с ним могучий охотник.

И вот они степи, родные просторы! А там, вдалеке, не своих ли отряд? Все целы, все живы, и даже с добычей! Ох, счастливо племя! И все будут сыты!

“Быстрее-быстрее, мой друг, поспеши! Ведь братья не знают, я слезы их слышу. Они полагают, что Вождь не вернется. Погиб или ранен! Но здесь я, я рядом, и к вам тороплюсь!”

Догнал своих братьев, приблизясь к селенью, а там и родные встречают уже. Вот братья узрели, за ними - Жрецы. Стирают с глаз слезы, возносят молитву. Касаются плеч, помогают спуститься, но что это?..

Сквозь руки и перья с голов бравых братьев, охотник узрел столбик дыма вдали. Зеленый как лес, изумрудный как море, подобно нефриту проклятой горы… клубился он вверх над шатром чьим-то дальним. И веяло трауром с той стороны.

Молчали Жрецы, и молчали вслед братья. Ведь знали они, чей шатер там стоит. Охотник метнулся, забыв про усталость, его чьи-то руки хотели схватить. Но вырвался воин, понесся домой…

У входа в шатер погребальная чаша, сгорают в ней кости и платья жены.

“За душу лесную - одну нам степную” - пропел с дымом ветер, слетев с вышины.

- Послушай! Там сын твой сегодня родился! Увидь же его и сейчас же возьми.

Но бравый охотник не слышал в печали, себя он лишь только в душе проклинал. За то, что отбился, за то, что сам спасся, и сердце Хозяина Леса пронзил.

Не ведая счастья, в шатер он явился. От горя туманного слеп его взор. Он сына не видел. Лишь тихо склонился, коснулся губами… сорвал медальон.

- Отныне - правитель, - шепнул он и вышел, оставив младенцу свой символ Вождя.

“А, может, вернусь?” - промелькнула вдруг мысль.

"Не буду достоин я даже тогда".

Сорвал он с рук ленты, что вились до локтя. И желтая пала к лазурной у ног. Смотрели на это застывшие братья, боялись спросить и страшились узнать. Так что же с Вождем? Уходит отныне? А племя? А земли?

- Там –– новый ваш Вождь, Его вы дождетесь. А я здесь никто, не достоин… Я трус. Я голову Лесу свою пожалел. Пошел против воли могучих богов. Никто с сего мига. Забуду я имя. Был Сердце Златое, пропал. Не вернулся из леса… –– скажите вы так об ушедшем вожде. А я, лишь охотник, – уйду навсегда.

- Куда и зачем?!

Обернулся мужчина. И взором окинул он синюю гору. Проклятую гору, где сгинули сотни. Куда, по словам, Ветер души возносит.

- Уйду попросить… духов Леса и Моря за душу невинно пропавшую здесь. Жрецы говорят, коль сразиться там с Ветром, отпустит он душу обратно домой…

Охотник ушел, вырвав с почвы копье, и последовал тихо за ним преданный терри.

Долго ли коротко, шел наш охотник, то племя не знало, но рос там малыш. Лиловые очи, и статью в отца. Медальон.

И лента златая вилась вверх на ладони. Лазурная рядом вплеталась рекой. И жизнь продолжалась, а с ней и охота. И плата всё та же, но только теперь… Вождь юный решился дерзнуть с предложеньем, и духам лесным в дар шли звери с полей. И лес примирился, одобрил уплату, да только вот люди боялись опять.

Однажды случилось мальчишке сон дивный увидеть ночью звездной в степи. Как вышел из леса зверь синий прекрасный, и черен узор его вниз со спины. Болтается хвост по траве, оголенный, а рядом с ним вот и второй чуть длинней.

И лег рядом зверь, взглядом вперившись в звезды. И коротко вспыхнул лиловый в глазах.

“А знаешь ли ты, о, Хозяин равнин, один сказ про Охотника Серого?”

“Не знаю. А кто он?”

“О… тот, кто дерзнул выше неба подняться. Шагнул на тропу, где нет явно живых”.

“ И что же с ним стало?”

“Неведомо людям. Тебе я скажу, все подробно, как было, а ты же узреешь, что стало потом”.

Когда-то давно, по дорогам, по длинным, сквозь чащи, болота, шел муж благородный. Охотник степной одинокий бродячий, и терри был Серый и тихий при нем.

Тосклив был охотник и с виду печален. Одежда поношена, где-то в крови. Но шел он упорно к той цели высокой, не зная преград никаких впереди.

И прятались звери, следили из лесу, посмеет Охотник копьем их пронзить, но нет, их не трогал, не нужно добычи. Мужчина шел мимо и смерть не носил.

И поняли звери: “от дичи отрекся. И плоти впредь нашей он в рот не возьмет”. И жалко им стало мужчину, дарили коренья, лесные плоды.

И принял мужчина звериную помощь, не сгинул, и шел так до самой Горы. Ведь цель его ясна, и мысли кристальны - он ищет ответа себе впереди.

Шли сутки, другие, вот месяц минул, а лес темно-синий никак не кончался. Охотник решил: “Может мир обманул? Меня он заставил по кругу вращаться, чтоб всё в наказание. Чтоб принял вину. За жертву свою не оплатную вовсе. За страх и за ложь, за жестокий обман.

Пусти меня, лес, я вину искуплю. Пройду я все страхи и боль, и напасти. Но дай мне ступить на тропу к Поднебесью, где душу невинную рад бы спасти. Моя в том беда, что забрали родную, не ей уготован был час умирать. Я буду просить и судьбе впредь молиться, чтоб жизнь моей милой вновь дали познать”.

И, хитро повеяв, лес вмиг расступился, растаял туман, и явилась тропа. А с нею дорога наверх в Поднебесье, в дом Ветра и Времени… столь велика….

Что вспомнил печали Охотник наш Серый, но сделал он шаг, как просила душа.

Но терри вдруг взбрыкнул.

“Ну что ты! Потише! Чего ты напуган?”

Взгляд бешеный, дикий, от страха шальной.

“Ну, ладно, как хочешь”, - и бросил поводья.

Высокая птица сбежала назад.

В тень чащи заветной, к зверям безопасным. А вверх на тропу всем живым хода нет.

“Прощай верный друг. Я, быть может, вернусь…” - ответил Охотник, задумался, бросил….

Ступил на тропу. И увидел туман, что ветвился клубами.

Белесые тернии вкруг распустив.

Он трогал одежду, цеплял и сдувался потоками тихого ветра с Горы.

Он рвал всё на клочья, последние тряпки. Остались лишь перья – как память о том, что к роду причислен, и жизнь славно прожил, о том, что когда-то знал волю в степи.

О том, что края те родными зовутся. О том, что семья была в клане большом.

И всё. И осталось оружье, как память когда-то былого себя.

Нет терри, годами назад дома сдан медальон.

“Никто я отныне. А может и лучше…. Нет смысла быть кем-то пред волей богов”.

Шепнуло в тумане. Скользнули вниз гребни. Охотник напрягся, да вскинул копье.

Но тени исчезли, лишь вслед посмеявшись. Но всплыли из зарослей дальних кустов.

Шутили, гоняли, цепляли лохмотья, играли со страхом, коварно смеясь…

Грозили когтями…

“Я вас не боюсь!”

В ответ лишь усмешки.

“Ну, коль не боишься - возьмись докажи. Зачем тебе, странник, оружие в мире, где смерти понятие стерлось давно”.

Охотник подумал, взглянул на копье. Словам серых тварей он мало поверил. Но с болью решился – была не была!

И с силой могучей копье обломил.

А древко оставил.

“Пусть посохом будет - дорога длинна впереди и темна”.

Наверх он взбирался и тварей видал. Диковинных, разных, опасных и очень - но не было страха в Охотнике том. Он вверх все стремился, а твари играли, не трогая странника даже потом.

Вот серые птицы с глазами заката. Они покружили и ринулись прочь. Охотник следил вслед за ними, да полно. Чего тратить время, коль их не достать.

Но птицы вернулись, клевать попытались. Мужчина бесстрашно отбился и вновь.

“Как вы надоели! - воскликнул Охотник. - Чего вы пристали?!”

“А вдруг будет кровь?”

“Но крови в нем нет!”

“Ну, ладно, а воздух?”

“И воздуха нет!”

“Тогда просто так! Покуда он злится, ведь это забавно. Смотреть как он бьется скрываясь от нас”.

“Вам значит забавно? - спросил вновь Охотник. – Ну, ладно, раз так, я тогда помолчу. Не буду я биться. Скучайте, пытайтесь, я к вам равнодушен, я вам –– не игра”.

И дальше пошел, не подняв больше палки.

Покинули птицы Охотника вновь, смеялись лишь вслед да свистели вовсю. Но странник не злобен, он просто забылся, не ведая страха и гнева теперь.

“Иначе вернутся, - был в этом уверен. - Не те, так другие. А так тишина”.

Присел он на камень, устав с непривычки, как вышла вдруг тень из-за мраморных скал:

“Чем дольше сидишь ты - тем меньше всё силы. Покуда сидишь - ты всё тратишь, вот так. Так чем бесполезно растрачивать силы - пойди, да ступи в мою пасть просто так”.

“Ты видно глупа, бело-тень, неразумна. Зачем мне идти по желанию в пасть? Коль я так дошел, вот конец уже скоро, а ты мне вещаешь… умри просто так!”

“Ну что же сиди, а, быть может, приляг? Сейчас ты устал, вот почти хочешь спать. Давай же, немного, поддайся сей лени, забудь о вершине! Там пусто, а тут….”

“Не дразни”.

“Но послушай….”

“Ты мне надоела. Пойду я, пожалуй, и, правда, теперь. Мне сон неуместен, покуда от боли за жизнь невиновную воет душа”.

“Как знаешь…” - и тень растворилась. Сегодня она была вновь голодна.

Ступает всё выше Охотник и выше… Несет ему вьюга злой снег на глаза. Не видно ни света, ни почвы, ни неба. Одна лишь белесая чистая мгла.

...шипенье!

Откуда?

И справа и слева. А может не так? А может то ветер в ушах завывает? А, может, и снег веет, тихо шурша.

Шипенье сильнее. Опять и опять. Близ ступней проползая….

“Смельчак”.

“Глупый”.

“Храбрый”.

“Наивный…”

“Но он же дошел”.

“Не великая слава”.

“Живой”.

“Ненадолго…”

- Ну, кто вы, стихии?

“Ты молвил о болях, что душу едят”.

“Тебе мы поможем, но ты так наивен”.

“Чего же ты хочешь?”

- Просить у горы….

“У камня не просят!” - стегнула хвостом.

“У Духа - возможно. Но он высоко”.

“А сил в тебе мало.. Как жаль. Рано сгинул…”

- Я жив!

“ И, пока еще, –– да…”

- Спасите, стихии, дозвольте пройти.

“Но сам ты идешь. И мы не мешаем”.

- Как больно…И холодно. Это всё снег…

“Сие поправимо”.

“Сейчас ты дойдешь”.

И с силой вцепились эти длинные змеи. Одна свила кольца, схватила живот. Ударила в сердце и болью пронзило. Другая стегнула и съела глаза.

“Отныне готов ты, вставай, поднимайся!”

“Взгляни же на мир так, как видим здесь мы”.

И правда.... Исчезли все боли, пропал и весь снег, и открылась Гора. Прекрасная, дивная, белая, мирная. Чуть странная, сильная…. что это там?

Огромные кольца жемчужной метели, струились, играли, в забаве кружа. То Змея великого тело блеснуло. Прекрасного Ветра кольцо за кольцом.

Вот диво, так диво.

Увидел тот Змей ходока одного.

И в пляс закружился.

Обвился всем телом за пик сей Горы.

…. и молча взирал свысока в ожидании.

“Сказать?...Что сказать? Я могу говорить? - забыл всё Охотник за чем он явился. Но вспомнил. - Ее отпусти!”

“О ком ты, душа?”

“О любимой своей”.

“Эта та, по расчету?”

“Да, та, что погибла зазря”.

“Так я не держу. Ушла твоя дева тропою моею наверх прямо в космос, сквозь все небеса”.

“И что же?”

“Ничто. Она впредь свободна. Родится, возможно, когда отдохнет”.

“Так значит всё зря? И мой путь бесполезен? Нельзя мне вернуть свою милую вновь? И все уговоры, что я приготовил - пусты, бестолковы, и даже нельзя…”

“Чего же нельзя?”

“Забрать мою душу, взамен на родную”.

“Ты, верно, не понял”.

“О чем ты?”

“Ведь был уговор”.

И дух повернулся, взыграла метель.

“За душу лесную – одну им степную”.

“Всё так”.

“Но ты тоже убил…”

Стало пусто. В душе, что стояла пред Духом небес, не зная ни боли, ни страха, ни гнева, ни лжи…

“Так значит…”

“Ты тоже. Но тут есть закон. Всю волю судьбы и богов ты порушил. А так же ступил на святую тропу. Тебя не пущу я покуда…”

“Не медли...”

“Покуда свой срок не отбудешь в краю….. В краю тихом, дивном, тебе столь понятном. И ты будешь должен другим Рассказать”.

И сдул сильный ветер вниз мелкую душу. Летела все ниже и ниже она….

“А дальше?” - промолвил мальчишка.

“Исполнил я волю. Тебе –– Рассказал”.