Хорошо и согласно живут пчелы, в век не поссорятся, не подерутся: тишь да гладь, да Божья благодать. Беда только, что много у них врагов: которую воробей или ласточка на лету проглотит, которая к пауку в паутину попадет - а там поминай, как звали! Которую разбойница-оса по дороге заколет да и скушает тут же. Правда, и у пчел есть жало, да опасно им сражаться: не выдернешь жала - и помирай! Пчела без жала и дня не проживет. Зато, конечно, если уж на родной улей воры-грабители нападут, так тут некогда думать о себе: хоть на месте помри - лишь бы улей спасти: «Все за одного, один за всех». А этих воров-грабителей куда как много, и не перечесть: то вороватая пчела из чужого улья, то хитрец-муравей тихомолком проберется; ну их-то и без жала, кусальцами, так искусаешь, что ой-ой! Никогда не буду! - Но хуже других два зверя-врага: один, зверек, - мышка, другой, зверище, - Мишка. Мышка забирается больше зимою, в погреб, куда ставит пчеляк на зиму ульи; Мишка же нападает во всякую пору, хоть редко, да метко. Затем он ведь и Мишка-медведь, что очень уж лаком мед ведать.
Однажды Мохнатка, возвращаясь домой со взятком , еще издали услыхала что-то небывалое: весь пчельник гудел и жужжал, будто взбунтовался, а сквозь пчелиный гул раздавалось страшное звериное рычание. Подлетела Мохнатка ближе - и на лету остановилась. Изо всех ульев кругом пчелы повысыпали сотнями, тысячами, точно перед роем. От крику-рева их в воздухе стон стоял. Одно только и можно было разобрать: «Мишка-медведь! Мишка-медведь!» А сам Мишка, громадный, косматый, ворча и рыча, шагал меж ульев на задних лапах, передними насилу отбиваясь от пчел. Вдруг, точно опомнясь, он круто повернул к ближнему улью, - а улей-то был как раз родной улей Мохнатки, - и повалил его наземь. Крышка с улья скатилась, и последние пчелы, остававшиеся еще там, тучей взвились кверху. Медведь же, закрывшись от пчел одной лапой, другой полез в улей, в медовую кладовую, да хапнул самый сочный, золотистый сот. Мохнатка от обиды света не взвидела, не могла уже стерпеть.
- Все за одного, один за всех! - вскрикнула она и бросилась на страшного зверя да ужалила его в самый глаз. Медведь так и взвыл от боли и побежал вон без оглядки. Подоспевший в это время пчеляк поднял опять с земли улей и поставил его на место.
Но бедная Мохнатка! Она вонзила в глаз медведю жало так глубоко, что оно там и засело. Бедняжка вдруг совсем ослабла, свалилась на землю, забилась в траву да незаметно навеки заснула. Но, умирая, не жалела ли она о том, что для спасенья улья себя погубила? - Нет, не жалела: она еще в последний раз чуть слышно прожужжала: «Все за одного, один за всех…».