— Варя, — укоризненно протянул Берестов, — ты же сама знаешь — ничего. Я просто сделал заказ на определённую девочку — блондинка, с большой грудью, — а пришла ты.
— Понятно. Внешностью я, значит, не вышла.
— Да всё ты вышла. Это я… придурок. Я и подумать не мог, что возможна какая-то ошибка. Дебил.
Илья так искренне и с такой страстью ругал себя, что Варя поразилась.
— Ну ладно, перестань. Проехали, на самом деле. Я правда не сержусь. Просто хочу перестать бояться.
— Я понимаю, Варь, — сказал Берестов мягко. — И я сделаю для этого всё, что ты захочешь. Только попроси.
… Возле её дома, когда Варя, напрягшись, ждала новую порцию прикосновений, Илья просто взял девушку за руку и быстро поцеловал ладонь.
— Хватит на сегодня. Хорошего вечера, Варя. И не плачь больше.
— Я… постараюсь, — ответила она, ощущая, как сжимается горло от странного горького спазма.
Этим вечером ей был очень нужен Дятел, и Варя, схватив брата в охапку, потащила его к себе в комнату смотреть фильм.
Но Кеша тоже оказался тих и задумчив, и когда она спросила, что он хочет посмотреть, Дятел вздохнул и поинтересовался:
— А как понять, любишь или нет?
Варя аж села.
— Чего-чего? — переспросила она с глупым видом, и Кеша повторил свой философский вопрос.
— Как понять, любишь или нет?
Девушка фыркнула.
— А тебе-то это зачем?
— Надо, — упрямо заявил Дятел и гордо задрал голову вверх. Ну ни дать ни взять юный Ромео. Или даже Казанова…
Варя улыбнулась. Странная горечь, поселившаяся в её сердце после разговора с Ильёй, постепенно растворялась, уходила, словно испугавшись вопросов Дятла.
Но как объяснить ему так, чтобы он понял? Восемь лет же.
Раньше Варе думалось, что Кеша начнёт задавать подобные вопросы… ну года через три как минимум. А тут на тебе…
— А что, — она утянула брата к себе под бок и приобняла одной рукой, — тебе кто-то нравится, да?
— Ага, — кивнул Дятел. — Две девочки.
— Ого!
— Угу. И мне надо понять, какую из них я люблю, а какую нет.
Усилием воли Варя подавила в себе желание рассмеяться.
— А если я отвечу, ты мне расскажешь, что это за девочки? А то вдруг я твой выбор не одобрю.
— Одобришь, — вздохнул Кеша. — Они же хорошие. Как папа говорит… мудрёное слово такое…
— Положительные.
— Вот. Но их две. А я один.
Да, действительно проблема…
Варе не хотелось пускаться в пространные рассуждения о том, что такое любовь, да и вряд ли это поможет Дятлу. Нужно было придумать что-то весёлое… и в то же время понятное.
— Всё очень просто, — протянула Варя, когда её осенило. — Ты представь, что эти девочки живут с тобой в одной квартире. Не вместе, конечно, по отдельности. Вот как я живу, так и они живут.
Кеша озадаченно поморгал.
— Живут?.. Что, всегда живут?
— Да, всегда. Трогают твои вещи, кушают вместе с тобой, ходят тут всё время. Ну, что думаешь?
Дятел скривился.
— Нет. Мне это не нравится. Совсем! Мне тут и с тобой хорошо, зачем ещё… девочки?
Варя улыбнулась.
— Значит, никого из них ты не любишь, Кеш. Любил бы — хотел бы жить вместе. Так всегда и бывает. Когда любишь — расставаться не хочется.
— А-а-а, — протянул Дятел и на некоторое время задумался. Варя немного подождала, чтобы брат успел хорошенько обдумать поступившую информацию, а потом спросила:
— Ну так что за девочки-то? Колись давай.
Кеша посмотрел на неё исподлобья.
— А ты смеяться не будешь?
— Конечно, не буду, ты что.
— Алина. И Вика.
Да, предсказуемо… С Викой Дятел давно общался, а Алина просто очаровашка, хоть и помладше. Но с учётом её развитости можно сказать, что они с Кешей одного возраста.
— А тебе кто больше нравится, Варь?
— Обе хорошие девочки. Ты присматривайся, дружи, а потом определишься. Время есть.
— Угу. Вот и мама так сказала — время есть, позже поймёшь.
— Ты и у мамы это спрашивал? — удивилась Варя. Обычно подобные вопросы Кеша задавал преимущественно сестре.
— Спрашивал, — кивнул мальчик. — Только мама не так подробно, как ты, ответила. Просто сказала, что потом решу, когда вырасту. Она так часто отвечает: «Когда вырастешь, когда вырастешь…» Я только не понимаю. «Когда вырасту» — это когда? Вот ты, Варь, когда выросла?
— В двенадцать. — Ответ на этот вопрос, пожалуй, был однозначным. — Но все по-разному, Кеш. У каждого — своё время.
— Да? — он нахмурился. — А моё когда настанет?
— Не переживай. Когда твоё время настанет, я тебе скажу, — пообещала Варя и потрепала брата по мягким светлым волосам.
В двенадцать…
Она всё никак не могла перестать думать об этом, даже когда легла спать.
Да, в двенадцать. После того как не стало мамы.
Она называла её Ватрушкой. Только она. Это было мамино тайное прозвище.
У них были совершенно чудесные отношения — как у двух подружек. Ближе мамы у Вари никого не было, все свои проблемы девочка несла к ней, и они вместе их решали. Вместе читали книги, а потом обсуждали их, разговаривали часами обо всём на свете, мечтали, смеялись, и даже грустили — всё вместе.
Варя любила маму абсолютной бесконечной любовью, той самой детской любовью, которой способны любить только дети.
А потом мама заболела. Тяжело заболела, но улыбалась и говорила, что выздоровеет.
Она болела почти год, и рак её не пощадил. И однажды Варину маму забрали в больницу, откуда она уже не вернулась.
В тот день маленькая Ватрушка перестала существовать.
Перед смертью мама просила:
— Варя, милая моя, позаботься о папе. Ты же знаешь, какой он рассеянный. Будь с ним рядом, стань хозяйкой в доме. И пожалуйста… если он встретит другую женщину… Не сердись на него.
После смерти мамы Варя начала учиться вести хозяйство. Конечно, мама тоже учила её, но не в последние месяцы, когда совсем тяжело болела. И Варя вспоминала мамину науку, взвалив на себя почти все обязанности по дому.
Как же ей было страшно! Ей было страшно, когда мама болела и умирала, страшно, когда она осталась одна с растерянным отцом. Но она боролась со своим страхом. Боролась… и победила.
И с тех пор в Вариной жизни не случалось больше ничего настолько же страшного, какой для неё была смерть мамы. Даже то, что сделал Илья — мелочь по сравнению с тем, что она тогда испытывала.
Когда человек, которого ты любишь, умирает, и ты ничего не можешь с этим поделать — вот что ужаснее всего на свете. Ты готов отдать за него собственную жизнь, отпилить себе ногу или руку, до конца дней есть только чёрный хлеб и пить воду из лужи — но твоя готовность ничего не значит перед лицом Бога, который всегда сам решает, кому жить, а кому умирать.
И любовь… Конечно, на самом деле она — совсем не то, что Варя сказала сегодня Кеше.
Когда готов отдать жизнь за жизнь — вот что такое любовь.
По крайней мере для Вари…
Кажется, у Ильи окончательно сдали нервы. И он не выдержал — плюнув на всё, отправился бухать в ближайший бар.
Глупо? Несомненно.
Безответственно? Кто же спорит.
Но иначе Илья не мог. В подобной ситуации даже ангел сдал бы позиции, а Берестов не ангел.
Иногда ему хотелось просто плюнуть на всё, подмять Варю под себя и дать волю чувствам, коих накопилось уже предостаточно. Да, она потом его возненавидит. Но это по крайней мере будет что-то более определённое, чем их нынешнее общение.
Шаг вперёд — и два назад. Вот так задачка. И когда Варя сможет справиться со своими страхами? К пенсии? Если вообще сможет.
Короче говоря, Илья тупо пробухал полночи в баре, вполне однозначно отшивая многочисленных девиц, которые пытались на него вешаться, а под утро почти приполз домой и завалился спать, и не вспомнив про то, что утром на работу.
Нет, где-то на задворках его сознания мелькнула невнятная мысль, что вроде как впереди ещё пятница, но она быстро угасла, точнее — растворилась в диком количестве выпитого алкоголя.
Но если бы даже Илья вспомнил… Он бы подумал — плевать.
Гори всё синим пламенем.
Когда утром Берестов не явился на работу, Варя не слишком забеспокоилась. Так бывало — он куда-то ездил по поручениям Юрьевского и приезжал уже ближе к обеду.
Но в полдень к Варе подошёл Мишин и, хмурясь, осторожно поинтересовался, не говорил ли ей Илья что-нибудь накануне.
— Что, например? — удивилась девушка.
— Ну… Что он себя плохо чувствует. Или что куда-нибудь уезжает. Не говорил?
— Не-е-ет, — озадаченно протянула Варя. — А что такое?
Сергей тяжко вздохнул.
— На звонки не отвечает. Глухо, как в танке. Первый раз за месяц. Он обычно даже в выходной день трубку брал. А Максу Илья срочно нужен, вот Вика и сидит там, названивает. Точно ничего не говорил, Варь?
Она помотала головой.
— Нет. Точно.
— Ну ладно. Тогда будем надеяться, что ничего не случилось и это просто недоразумение.
Мишин ушёл, а Варя всерьёз задумалась.
Принимая во внимание то, как они расстались… Вдруг он специально не пришёл? Добивается увольнения? Нет, это глупо как-то. Он может послать её на три буквы и написать заявление. Юрьевский, конечно, повоняет, но подпишет. Берестов разумный человек, зачем нарываться на скандал, если можно уйти по-тихому?
Значит… что-то и правда случилось.
Внутри у Вари как будто кто-то проводил куском льда по всем внутренностям. Стало неуютно и холодно.
Дурочка, прекрати паниковать. С чего ты вообще взяла, что дело в тебе? Не слишком ли много чести? Илья же мог…
А что он мог? Да всё что угодно.
И представлялись Варе сплошные ужасы. Даже в глазах потемнело.
Она в тот день толком не работала. Только погружалась в проект, как мимо кто-то проходил, что-то обсуждая, и Варя непроизвольно пыталась вслушаться в слова. Ей всё казалось, что это говорят про Илью.
Бред.
А у неё даже нет его номера телефона.
Уже в конце дня Варя подошла к Вике и спросила, постаравшись сделать невинное лицо:
— Ну как, Берестова-то нашли?
— Нет, — хмурясь, ответила секретарь генерального. — Юрьевский в ярости. Надеюсь, у Ильи найдётся нормальное оправдание, иначе быть ему битым.
Варя подумала — может, взять у Вики телефон Берестова? Но постеснялась. Слишком это… нарочито.
Конечно, она знает, где он живёт. Но ездить к Илье в гости выше её сил.
Вечер и ночь прошли как в тумане, а в субботу, доставив Кешу на танцы, Варя сама помчалась искать Алину. Точнее, ей была нужна, конечно, не сама Алина, а её мама или кто-то другой, кто привёз девочку на танцы. И наверняка мог знать, где, чёрт его дери, Илья.
Варя помнила, что Алина называла имя «Антон» и упоминала соседний зал, но на этот раз в этом зале занималась другая группа, а группа Антона была этажом ниже. И девушка, спустившись туда, чуть не застонала от облегчения — видимо, скоро ребята должны были закончить, поэтому возле входа толпились многочисленные родители, в том числе и Оля, сестра Берестова.
И у Вари даже был повод с ней заговорить…
— Оля! — крикнула она и замахала рукой. — Здравствуйте!
— Здравствуй… а давай на ты? — сходу спросила Оля, ещё когда Варя была только на подходе к ней. — А то мне как-то неловко.
— Хорошо. Давай. Я хотела сказать… насчёт предложения прийти в гости в эту субботу. Мы с Кешей придём.
— Отлично! — обрадовалась сестра Берестова. — Алечка вообще только о нём и говорит. Влюбилась, наверное. — Она хихикнула. — Впрочем, я её понимаю. Было бы мне шесть лет, как ей, ух, я бы!..
Варя засмеялась, стараясь скрыть за улыбкой смущение и отчётливое ощущение неловкости.
— Ещё я хотела узнать… — начала она осторожно. — Илья… Ты с ним давно общалась?
— С Илюшей-то? — Оля задумалась. — Ну дня четыре назад. А что?
— Он вчера на работу не пришёл, — призналась Варя. — Весь день мы ему звонили, он трубку не брал… И я подумала…
— Ага, — сестра Берестова понимающе улыбнулась. — Вообще я уверена — всё с Ильёй в порядке, он у нас с головой. Но давай проверим… сейчас позвоню ему на городской. Вдруг дома.
Варя с замирающим сердцем следила за тем, как Оля достаёт мобильник, набирает на нём номер, а потом прикладывает телефон к уху.
Прошло примерно десять гудков, прежде чем трубку сняли, и Варя услышала в динамике хриплое, но довольно громкое «Алло».
— Привет, братишка, — весело сказала Оля. — Ты чего людей пугаешь?
Молчание.
— Каких людей? — прохрипел Берестов. Заболел, что ли?..
Варе было отлично слышно каждое слово Ильи, настолько громкий был динамик в Олином телефоне.
— Да таких. С работы своей. Тебе вчера звонили-звонили… А ты трубку не взял.
Опять молчание.
— Занят был.
— Это чем же?
Молчание.
— Оль… извини. Башка трещит. Нормально у меня всё. В понедельник сам с коллегами разберусь. Они и до тебя добрались, что ли?
— Ну почему же добрались… Добралась. С Варей вот общаюсь.
Собственно Варя в этот момент гулко сглотнула вязкую слюну.
— С Варей… — выдохнул Илья. — Скажи ей, пусть не волнуется. Я жив-здоров. Ничего мне не сделается. Всё, Оль, отключаюсь.
— И я тебя люблю, братишка, — съязвила девушка напоследок и положила трубку. Подняла голову и улыбнулась Варе. — Слышала? Всё у него путём.
Но она уже и сама всё поняла. Варя хоть и дура, но не наивная…
— А он точно… не уйдёт в запой? — осторожно поинтересовалась она у Оли, и та, усмехнувшись, покачала головой.
— Не. Проспится и увидишь его на работе в понедельник. Просто, видимо, допекло что-то… вот и расслабился.
Угу, что-то… Точнее, кто-то.
— Спасибо, Оль.
— Да не за что, — и сестра Берестова хитро подмигнула Варе. — Обращайся!
Похмелье на этот раз было жёстким. Наверное, он стареет, ведь раньше подобная игра в алкоголика не приносила особых неудобств. А теперь… не похмелье, а жесть какая-то.
И когда до воспалённого сознания Ильи наконец дошло, что он, во-первых, прогулял работу, во-вторых, его даже Варя через Олю разыскивает, а в-третьих… накануне, возвращаясь из бара, Берестов забыл закрыть входную дверь. Только захлопнул. Удивительно, как тут полквартиры не вынесли, пока он спал…
Илья задвинул щеколду, выпил бутылку минералки, а потом полез под ледяной душ. Стало легче, и Берестов, покинув ванную, задумался.
Для начала… Варя. Испугалась, наверное, когда он на работу не явился, напридумывала глупостей. Но успокоить её никак не получится, если только письмо на почту написать… А смысл? Оля уже всё передала. Да и вряд ли там сильное беспокойство. Небось, уже думать о нём перестала. Сердобольность сердобольностью, но нельзя забывать о том, кто Илья для Вари.
Второй вопрос, пожалуй, интереснее. Прогул — серьёзное нарушение. И чем скорее он позвонит Юрьевскому, тем лучше.
Хм… позвонит… И чего говорить-то? Извините, заболел? Возникает вопрос — а предупредить не судьба?
Телефон стырили? Тот же вопрос.
Тупиковая ситуация получается…
— Алло, Максим Иванович? Не отвлекаю? Это Берестов.
В трубке хмыкнуло, а потом раздался истошный собачий лай и не менее истошный детский вопль: «Жу-у-уу-ля-яя!! Отдай та-а-а-пки! Они невку-у-у-усные!!»
— Секунду, Илья, сейчас я отойду подальше… — Хлопок двери и вопли прекратились. — Так. Я вас слушаю.
Берестов вздохнул, собираясь с мыслями.
— Я прошу прощения за вчерашнее, Максим Иванович. К сожалению, объективной причины отсутствия на рабочем месте у меня не имеется.
— А субъективной? — съязвил генеральный. — Может, хоть субъективная имеется?
— Есть такая. Но она не для озвучивания.
— Угу… — В трубке пару секунд помолчали. — Бухал, что ли?
Илья даже вздрогнул от прямоты вопроса. Юрьевский, конечно, всегда казался ему человеком прямолинейным, но не до такой же степени!
Видимо, до такой.
— Ну-у-у… — протянул Берестов, не зная, что сказать, но ему и не дали высказаться.
— Понятно. Бухал. И часто это у тебя?
Интересно… генеральный с ним на «ты» перешёл из-за того, что Илья бухал? То есть, как бы алкоголь сближает людей.
— Не очень. Последний раз не помню даже когда было. Я не запойный, если вы об этом.
— В том числе. И чего тебя так взбесило?
— Не могу сказать.
— Опять субъективная причина не для озвучивания?
— Да.
Юрьевский в трубке явно задумался.
— Ладно, Илья. Давай так. Увольнять я тебя не буду, по крайней мере пока. Но ещё одной подобной хрени не потерплю. Я человек лояльный, поэтому если тебе понадобится побухать, просто позвони и скажи — Макс, мне надо побухать. Я пойму. Это бывает, особенно пока семьи нет. Хотя некоторые и потом умудряются пить по-чёрному… но мы с тобой не из таких.
«Мы с тобой»?..
— Ну что, договорились?
Илья кивнул. Через несколько секунд опомнился и буркнул:
— Да.
— Замечательно. В понедельник на работу точно явишься?
— Явлюсь.
— Прекрасно. Нагружу по самые уши. Да, кстати… Купи Варе какую-нибудь шоколадку. Мишин сказал, на ней всю пятницу лица не было.
… В трубке давно раздавались гудки, а Илья всё сидел, слушал их и думал.
«Лица не было»…
И что это значит?
В понедельник, добравшись до работы, Варя обнаружила на своём столе плитку вкуснейшего горького шоколада. Покосилась на баррикаду, за которой сидел Берестов — он точно там уже сидел, она слышала стук клавиш и видела его тёмную макушку, — и тихо сказала:
— Спасибо большое, Илья.
— Если ты про шоколад, то не за что, — ответил он невозмутимо. — Просто захотелось тебя порадовать. И извини за пятницу. Тут, наверное, был дикий переполох.
— Был, — Варя кивнула, усаживаясь за свой компьютер. — Особенно Вике досталось. А… теперь-то что? Максим тебя не уволит?
— Я говорил с ним на эту тему позавчера. Не уволит. Простил.
— Ох. Хорошо.
Варя и сама услышала, сколько облегчения прозвучало в её голосе. И ужасно смутилась.
Но Илья ничего не сказал по этому поводу, только на несколько секунд перестал стучать по клавишам. А она поспешила сменить тему.
— Кеша, между прочим, в Алину вашу влюбился, — проговорила Варя с каким-то нервным смешком. Будто бы она очень переживала за них.
— Это не удивительно. Я бы в его возрасте тоже в неё влюбился. Она у нас прелесть.
— Да, но в чём прикол… Дятел не только в неё влюбился, представляешь? Есть ещё Вика, с которой он на танцы ходит, и она ему тоже очень нравится.
— Понятно, — засмеялся Илья. — Не определился, короче. Это бывает. Помню, я тоже в первом классе по уши втюрился сразу в двоих девчонок, но быстро понял, какая из них мне больше нравится.
— И какая?
— А которая громче визжала, когда её за косички дёргаешь.
Варя хихикнула.
— Хороший способ определиться, да. А я вот до него не додумалась… Хотя Кеша наверняка сам догадается через какое-то время.
— С Алиной этот номер не пройдёт, — хмыкнул Илья. — Ей Оля давно объяснила, зачем мальчики дёргают девочек за косички. И рассказала, что в таких случаях делают.
— И что же?
— Большие глаза. А ещё громко спрашивают: «Ты что, влюбился?!» И чем громче, тем лучше.
— Какая у тебя коварная сестра…
— Не то слово. Вся в меня.
Они рассмеялись, и Варя почувствовала облегчение. Будто бы ей был важен мир с Ильёй…
Но подобное состояние продлилось недолго. Примерно через полчаса Берестова вызвал генеральный, и Варя снова начала волноваться. Вдруг Максим передумает и уволит Илью?..
Спустя пятнадцать минут Берестов вернулся, живой, здоровый и… кажется, неуволенный?
Варя даже не заметила, как привстала со своего места и, зависнув над баррикадой, спросила, глядя прямо на Илью.
— Всё в порядке?
Он поднял голову от компьютера и посмотрел на неё. Варя смутилась. Но паники почему-то не было.
— Да, конечно, — ответил Берестов невозмутимо и чуть улыбнулся. — Я же говорил, мы с Юрьевским ещё в выходные пришли к консенсусу. Он сейчас мой прогул и не обсуждал, надавал только указаний.
— Знаешь, как мой папа называет всякие указания от начальства? — сказала Варя, сама на себя удивляясь: она так и не села на место, чтобы скрыться за баррикадой, а продолжала стоять. — Указявки.
Илья тихо засмеялся, и глаза его потеплели.
— Интересный у тебя папа. Чувствую, большой оригинал.
— Да, — кивнула Варя. — Он немного не от мира сего, но хороший, порядочный человек. И смешной до ужаса. — Она наконец плюхнулась на своё место и продолжила, косясь на баррикаду: — А я Оле сказала, что мы с Дятлом придём в гости в субботу.
— Это замечательно, Варь.
Она немного помялась, повертелась на стуле, повздыхала… но всё же спросила:
— А ты придёшь?
— Приду, — раздался из-за перегородки спокойный голос Ильи. — Если ты не возражаешь.
— Нет-нет, — сказала девушка быстро. — Я… наоборот.
— Тогда приду.
Ну вот. Кажется, с её души свалился ещё один камень…
В конце рабочего дня они, не сговариваясь, вместе начали собираться, и вместе же направились к выходу — Илья чуть впереди, Варя сзади. И совершенно не заметили многозначительных взглядов, которыми обменялись Мишин с Юрьевским, вышедшие из кабинета последнего.
Сев в машину, Варя пристегнулась и немного неуверенно покосилась на Илью.
— Слушай… а можно мне… личный вопрос?
Он, кажется, слегка удивился, но кивнул.
— Конечно.
— Твоя нога… она не мешает водить машину?
— Нет, — покачал головой Берестов, явно ничуть не обидевшись на Варю за её дурацкий вопрос. — Не мешает. И вообще почти ничему не мешает. Болит только, если ударишься или слишком долго ходишь. Ещё иногда ноет при плохой погоде, но терпимо. Знаешь же, бывают люди, у которых голова болит, когда погода меняется? А у меня вот нога болит.
— Знаю-знаю, — усмехнулась Варя. — Я такой людь как раз. Чуть что — и башка раскалывается.
— Ну вот. У Оли, например, хронический насморк, у её мужа зрение ни к чёрту с детства. У Полины гастрит, а у Вовки плоскостопие, его даже в армию не взяли. У каждого человека что-то есть, и тем не менее к немногим относятся так, как ко мне.
— Я поняла, — сказала Варя тихо. — Я очень хорошо тебя понимаю, правда. У тебя просто внешнее проявление… ярче, что ли, острее. Сам понимаешь, когда человека видишь в первый раз, не можешь угадать, есть ли у него плоскостопие или гастрит. А хромоту замечаешь сразу. И невольно начинаешь сочувствовать.
— Угу, — Илья чуть поморщился. — Особенно прикольно бывает, когда мне в общественном транспорте уступают места женщины. В том числе беременные. Я ещё и по этой причине решил учиться водить машину — невозможно было ездить в метро и автобусах, тошно до ужаса. Будто я не парень молодой, а дедуля с клюкой. Вот и пошёл в автошколу. Хоть вождение и не моё совершенно, но пришлось научиться.
— А почему не твоё? — удивилась Варя. — Обычно мужчинам нравится…
— Значит, я неправильный мужчина, — хмыкнул Берестов. — Мне это всегда было не по душе. Но сама понимаешь, сколько всего мы порой вынуждены делать по жизни не очень приятного… Вождение — не самая ужасная вещь на свете.
— Это точно, — согласилась Варя. — Я, кстати, тоже не люблю водить машину. Но пришлось учиться, когда Дятел родился, его нужно было возить то в одно место, то в другое…
— А родители на что? — удивился Берестов, и девушка засмеялась.
— Мой папа и машины вообще вещи несовместимые. Он рассеянный до ужаса, какое уж тут вождение… И хорошо, что он сам это понимает, а то не дожил бы до своего возраста, врезался в какой-нибудь столб. А Ирина… тут вообще беда. Она бы и рада научиться, но её с детства в автомобилях укачивает так, что она из обычной женщины превращается в бледную поганку.
— Говорят, когда сам водишь, не укачивает…
— Говорят, — кивнула Варя. — Вот только у неё нет ни малейшего желания эту теорию проверять, да и у меня тоже, если честно. Мне проще самой отвезти Кешу, куда надо, чем потом Ирину реанимировать.
Была ещё одна причина, но Варя решила о ней не говорить.
Когда сам растёшь без мамы, не пожелаешь этого никому другому, особенно собственному брату. Поэтому Варя, как могла, берегла мачеху. А если бы Ирина водила машину, Варя, наверное, с ума бы сошла от беспокойства за неё.
— А можно теперь мне личный вопрос? — спросил вдруг Илья, и девушка сразу напряглась. Какой ещё личный вопрос?..
— Ну… можно, — ответила Варя осторожно и смутилась, уловив понимающую усмешку на губах собеседника.
— Только не обижайся, пожалуйста. Я хотел узнать… ты не ходила к психотерапевту после… — он на секунду запнулся, но всё же закончил: — … после изнасилования?
Варю чуть затошнило.
— Нет.
— А… почему?
Она вздохнула.
— Это сложно объяснить, но я попробую, если тебе так интересно…
— Интересно, Варь. С полицией я понял, но врач же не полиция…
— Не полиция. И всё же… Там надо раскрываться, рассказывать о себе. У меня это не получается. Совсем не получается. Я пробовала дважды… В двенадцать и девятнадцать лет. В первый раз после смерти мамы — папа меня сам отвёл, потому что я неделю не разговаривала. Даже он со своей рассеянностью умудрился заметить, что ребёнок молчит, и отвёл меня к психотерапевту. Я плохо помню, что она мне говорила… помню только, что легче не стало. Знаешь, когда стало?
— Когда? — переспросил Илья тихо, и Варя улыбнулась. Немного горько, но улыбнулась.
— Когда я разбила у нас дома всю посуду. Всю, до последней тарелки. Соседи даже ментов пытались вызвать, но те не поехали, сказали, что громить собственную квартиру посреди бела дня в нашей стране никому не запрещено. Даже пошутили, сказали, мол — звоните, если начнут посудой из окна швыряться…
Варя смутно помнила тот день. Что-то её тогда взбесило… Кажется, в школе упомянули про предстоящее родительское собрание, что о нём нужно сообщить «вашим мамам». И Варю будто бы взорвало изнутри.
Отец, придя после работы домой, оглядел разгромленную квартиру уставшими глазами и сказал: «Дочур… а хочешь, завтра в зоопарк сходим?»
Варя, ожидавшая отцовской ругани, тогда оторопела… и согласилась.
Именно там, шагая по территории зоопарка под руку с папой, она по-настоящему осознала то, о чём её просила мама перед смертью. И вспомнила, что у неё всё-таки остался человек, которого можно любить, и о котором нужно заботиться. И поняла, что этому человеку плохо не меньше, чем ей.
— А второй раз?
— А? — Варя вынырнула из собственных воспоминаний и помотала головой, чтобы прогнать из головы образ себя двенадцатилетней. — А второй раз… Я тогда в институте училась, влюбилась без памяти в одного… придурка. Конечно, он для меня в то время придурком не был. Мы встречались, я даже жить с ним начала. Готовила ему, рубашки гладила и вообще думала, что это навсегда. А Стас… так его звали… я ему нужна была только для интимных и кулинарно-убирательно-гладильных услуг. Он из богатеньких был, крутой весь, как яйцо. Ну и однажды надоела я ему, другую телочку себе присмотрел. А я ещё тогда сильно переживала из-за отца и Ирины — он меня только-только с ней познакомил… В общем, Стас придумал очень оригинальный способ от меня избавиться. Привёл одного из своих крутых друганов и предложил заняться сексом втроём.
Илья издал какой-то невнятный звук, похожий на подавленное рычание.
— Стас знал, что я не соглашусь, и поставил условие — мол, либо ты всех моих друзей обслуживаешь, либо выметайся. Я, конечно, была в то время наивной, — Варя усмехнулась, — но не до такой степени. Убежала из его квартиры, даже вещи не собрав. И так разнервничалась, что попала в больницу. С кровотечением. Там мне и сказали, что я была беременна.
— Господи… — пробормотал Илья и повёл плечами — будто бы его что-то душило.
— Угу. Вот после этого я и попробовала походить к психотерапевту второй раз… То же самое. Не могу я нормально раскрыться незнакомому человеку. И не помогает мне это совсем.
— А что помогло? — спросил Берестов глухо.
— Знаешь, как это ни странно — Ирина. Она меня тогда в больнице часто навещала, почему-то совершенно не обращая внимания на то, что я с ней довольно грубо обхожусь. Позже я поняла, что она просто мне очень сочувствовала. Моя мачеха не идеальный человек, но сердце у неё есть. Ирина разговаривала со мной об отвлечённых вещах, приносила какую-то еду и мы её вместе хомячили. А потом стала учить меня рисовать.
— Рисовать?
— Ага. Она ведь художница. Стены в квартирах расписывает, картины малюет, для журналов рисует. Очень талантливая. Узнала, что я совсем не умею рисовать, и начала меня учить. И рисование мне тоже помогло… А потом выяснилось, что она беременная, через девять месяцев родился Дятел — и мне стало не до своих проблем.
Илья какое-то время молча крутил руль, гипнотизируя взглядом дорогу. И спросил, когда они уже подъезжали к Вариному дому:
— А что… с этим Стасом?
— Понятия не имею. Я его не видела с тех пор, как институт закончила. Думаю, всё у него прекрасно. Нет, даже не так. Всё у него зашибись.
Берестов мрачно усмехнулся, припарковываясь возле подъезда Вари.
Может, зря она ему всё это вывалила?.. Странно — так захотелось поделиться, и слова будто бы жгли её изнутри.
— Варь… мне прикасаться? — поинтересовался Илья напряжённо, как только машина окончательно остановилась, и девушка кивнула.
— Конечно. А давай сегодня попробуем не к руке?
— А к чему? — нахмурился Берестов.
— Ну… к чему-нибудь другому. Я закрою глаза, а ты прикасайся. Если мне не понравится, я скажу.
Илья пожал плечами, и Варя, поудобнее устроившись в кресле, закрыла глаза. Вздохнула, стараясь расслабиться… но всё равно чуть вздрогнула от неожиданности, когда почувствовала пальцы Берестова на своей щеке.
Он сразу убрал руку.
— Нет-нет! — пробормотала Варя, ощущая, как стало жарко лицу. — Продолжай. Мне не страшно.
К его ладони, нежно гладившей щёку, хотелось прижиматься. Как будто Варя была котёнком. Но она не прижималась, просто сидела, а Илья бережно проводил самыми кончиками пальцев от виска девушки к её подбородку, а потом чуть ниже, касался шеи…
Даже замурлыкать захотелось.
— Так? — спросил он чуть хрипло, и Варя кивнула, вообще не в силах говорить.
Илья осторожно отвёл в сторону её волосы и дотронулся до уха, затем начал его массировать. И это было настолько приятно, что она даже сильнее запрокинула голову и чуть слышно застонала.
Берестов остановился, расслышав этот стон.
— Плохо? — спросил он с беспокойством.
— Нет, — шепнула Варя, с трудом выдавив из себя пару слов. — Хорошо…
Илья вздохнул и вернулся к массажу уха. Потом вновь спустился к щеке, погладил так нежно, что Варя вся покрылась мурашками. Просто с ног до головы…
И снова подбородок, шея… И нежные, бережные прикосновения, будто бы Варя из хрусталя сделана.
А когда Илья окончательно переключился на шею и начал аккуратно её поглаживать… Варя вдруг почувствовала странное томление в груди. Будто бы она тоже жаждала его прикосновений…
И соски напряглись. Да так сильно, что Варя почти физически ощущала, как они трутся о ткань лифчика.
А Берестов вдруг остановился, отодвинулся от неё и глухо сказал:
— Всё. Я думаю, на сегодня достаточно.
Варя открыла глаза. Напряжённый Илья по-прежнему сидел на водительском месте, но смотрел не на девушку, а на дорогу.
И Варе неожиданно до боли захотелось самой к нему прикоснуться.
Чувство было настолько острым, что она испугалась. И, выдохнув «до завтра», выскочила из машины, едва не забыв внутри свою сумку.
В какой-то момент у Ильи даже в глазах потемнело. Хотя почему — в какой-то? Он отчётливо помнил этот момент, когда вдруг заметил маленькие бугорки на Вариной блузке, а осознав, что это не просто бугорки, а соски, едва удержал себя от прикосновения к ним.
Она бы, конечно, испугалась. Но почему она вообще… возбудилась? Если это случилось именно от возбуждения, а не от страха или холода. В чём Илья не мог быть уверен.
А если Варя и правда возбудилась? Неужели такое возможно?
Он должен это выяснить. Вот только… как?
А на следующий день ближе к обеду Варя вдруг сказала:
— А давай сходим в кафе?
— В какое кафе? — Илья не сразу понял, о чём она.
— Ну… в то, которое ты предлагал. Где мороженое вкусное. Пойдём?
Берестов несколько секунд переваривал сказанное.
— В смысле — вдвоём?
— Ну… да.
— Варь… ты уверена?
— Ага.
Ему бы её уверенность…
Уже у выхода их поймал Сергей Мишин. Посмотрел многозначительно, не менее многозначительно усмехнулся и поинтересовался:
— На обед?
— Почти, — ответила Варя и почему-то слегка покраснела. — За мороженым…
Усмешка начальника Вари стала ещё многозначительнее.
— Вернётесь? Или Макса предупредить?
Девушка покраснела сильнее, и Илья решил вмешаться.
— Вернёмся, конечно. Мы на полчасика.
— Ну-ну, — хмыкнул Мишин и пошёл дальше. А Варя, вздохнув и потерев розовые щёки ладонями, покосилась на невозмутимого Илью, но ничего не сказала.
В лифте она отошла в противоположный угол, и Берестова кольнуло обидой. В одной машине ездит, прикосновения терпит, а в лифте отходит, словно стыдится его присутствия рядом с собой.
И к кафе Варя шла на приличном расстоянии от Ильи, а когда они дошли и сели за столик, тихо сказала:
— Судя по улыбке, Сергей теперь будет считать, что у меня с тобой шуры-муры.
Берестов открыл меню и начал его листать, толком ничего не видя перед собой.
— Варя… Если тебя это волнует, я могу сказать ему, что он ошибается.
Она негромко вздохнула.
— Нет, не волнует. Просто мне неловко. Я только сейчас осознала, как неловко было Свете в тот период, когда все узнали о её свадьбе с генеральным и мыли им кости в каждом углу.
— И ты мыла? — Илья посмотрел на Варю удивлённо, и она чуть поморщилась.
— Нет, конечно. Я не сплетница. Я просто не задумывалась о том, как ей тяжело. Да мне и не казалась эта тема такой уж волнительной, честно… Ну, Светка, ну, Юрьевский. В сущности, просто мужчина и женщина. Так нет же… Народу только дай возможность посплетничать. Про них кучу всего говорили — и что он Свету у мужа отбил, и что она специально от него забеременела, чтобы… тьфу, не помню уже. Говорили даже, что она не от Макса беременна! Кошмар просто.
— Это неизбежно, когда люди работают в одном коллективе, — сказал Илья спокойно. — Надо меньше обращать внимание, и всё. Мишин, кстати, вряд ли будет сплетничать.
— Да, Сергей точно не будет…
— Ну вот видишь. И Юрьевский не будет. А все остальные, как я понимаю, тебе до лампочки.
— Ещё Люда… Но она тоже никогда никого не обсуждает.
— И это правильно. Ты с мороженым определилась? К нам вон, уже официант скачет.
— Да, — кивнула Варя. — Шоколадного хочу…
Наверное, этот поход в кафе он до самой смерти будет вспоминать. С одной стороны — с Варей Илье было так хорошо, как ни с кем другим, а с другой — она настолько часто смущалась, краснела, опускала глаза и напрягалась, что Берестов ощущал себя садистом.
Скорее всего, дело было в том, что он сидел напротив, а не рядом, как в машине. В машине Варя могла не смотреть на Илью, в кафе же приходилось иногда поднимать глаза, но прямой взгляд она выдерживала очень недолгое время.
И Илью разрывало от противоречивых чувств. Он ощущал и радость от того, что Варя считает нужным пересиливать свою к нему неприязнь, и досаду — от того, что эта самая неприязнь ещё есть. По его вине.
А когда они вернулись в офис и Берестов на пару минут отлучился в бухгалтерию, одна из бухгалтерш, давно подбивавшая к нему клинья, поинтересовалась, что у Ильи с Варей.
— Ничего, — ответил он, подавив вспышку раздражения. Бухгалтершу звали Юлей и было ей лет тридцать пять. Она несколько раз звала Берестова к себе в гости, с намёком облизывая губы, но он отказывался, и Варя тут была ни при чём. Просто Юля ему не нравилась.
— Да? — протянула она, хитро прищуривая свои любопытные глазки. — А чего же вы тогда вместе с работы уходите? А сегодня вообще в середине дня утопали…
— То есть, ты считаешь, что это твоё дело? — не выдержал Илья. — И я перед тобой отчёт должен держать? Может, ещё и в письменном виде?
Юля глупо захлопала глазами, а потом обиженно надула губы.
— Да я… я по доброте душевной! — сказала она с возмущением. — Я предупредить тебя хотела!
— Предупредить? — Илья усмехнулся. — Ну давай, предупреждай.
— Варя, между прочим, с женатым мужиком несколько лет назад встречалась! — выпалила Юля с такой скоростью, словно слова ей язык жгли. — Чуть из семьи его не увела! Вот!
Берестов не знал, плакать ему или смеяться.
— Ладно, я учту, — выдавил он в конце концов из себя, развернулся и пошёл обратно на своё рабочее место.
Он и не сомневался, что это либо бред, либо враньё. Слишком хорошо уже знал Варю, её сердобольность и обострённое чувство справедливости.
— Ты сегодня со мной? — спросил Илья из-за баррикады, когда рабочий день подошёл к концу.
— Угу, — ответила Варя, стараясь, чтобы голос не дрожал. Она очень волновалась, но не из-за страха, а совсем по другой причине.
Но собралась и привычно засеменила следом за Ильёй, машинально отметив, что он почему-то сильно напряжён. И вообще, как сказал бы её папа, какой-то мутный.
— Что-то случилось? — спросила Варя, уже усаживаясь в машину. Берестов чуть усмехнулся, заводя мотор.
— Да так. Просто шёл и думал о том, до чего может дойти человек в стремлении получить желаемое.
— До чего угодно. А почему ты вообще об этом подумал?
Илья покачал головой, начиная выезжать с автостоянки.
— Ерунда. Просто дурацкие сплетни. Ничего, что стоило бы твоего внимания.
Варя помолчала, задумавшись. В принципе, она представляла, что мог услышать Илья… про неё, конечно же. Про кого ещё?
— Рассказали, как я соблазнила женатого? — хмыкнула Варя, даже не расстроившись. Пять лет прошло, как-никак, переболело всё.
— Упомянули просто. Без подробностей, — ответил Берестов невозмутимо. — Но ты не бери в голову, я в это в любом случае не верю.
— А вот и зря. Это правда.
И зачем она так сказала? Наверное, просто из чувства противоречия.
— Варь, — Илья вдруг рассмеялся, — ну перестань. Я юрист, и прекрасно знаю, как можно подать любую правду, перевернув её с ног на голову. Абсолютно любую, понимаешь? А уж в коллективе, где все играют в испорченный злобный телефон, тем более.
— Испорченный злобный телефон, — Варя рассмеялась, услышав это выражение. — Да, очень похоже…
— Вот-вот. Поэтому рассказывать подробности совсем не обязательно. Мне вполне достаточно того, что я знаю тебя.
Илья сказал это спокойно, но настолько тепло, что Варя смутилась. Опустила голову и кашлянула в кулачок.
— Спасибо.
— Да не за что, — в голосе Берестова отчётливо звучала ирония.
— Но я могу рассказать, — неожиданно для самой себя предложила Варя. — Мне это уже давно совсем не больно, а ты будешь знать…
— Только если хочешь, я не настаиваю.
Наверное, если бы Илья уговаривал её, она бы не смогла рассказать. И если бы поверил сплетням — тоже. Но он не уговаривал и не верил…
— Семён его звали. Я с ним познакомилась в столовой внизу. Сама подсела, — Варя фыркнула. — Понравился он мне, и я решила рискнуть. Разговорились, стали встречаться за обедом, потом, примерно через месяц, он меня в театр пригласил. Затем в кафе, на прогулку, в кино… Человек он был очаровательный, и я влюбилась. Сильно. Начала с ним жить… прям как в прошлый раз, короче говоря, — Варя засмеялась. — Наступила почти на те же грабли. Семён привёл меня в абсолютно новую квартиру, я радовалась, как маленькая, и ждала предложения руки и сердца. Но однажды увидела его в торговом центре вместе с женой и ребёнком. Я думала, он отрицать будет, скажет, сестра или знакомая… Но нет — не стал. «Ты чего, — сказал, — малышка, разве нам с тобой плохо?» Я возмущалась, пыталась объяснить, что не хочу делить своего мужчину с другой женщиной, но Семён только фыркал и говорил: «Я не твой. Я свой собственный».
— Мудак, — вырвалось у Ильи, и Варя засмеялась.
— Угу. Нехороший человек, редиска.
— А как… — Берестов чуть поморщился, подбирая слова. — Как ты не поняла, что он женат? Он ведь наверняка не каждый день мог с тобой оставаться…
— Не каждый, — она кивнула. — Но довольно часто. Жена у него по командировкам моталась, ребёнок с няней. А если оба были дома, Семён мне врал, что заработался и останется ночевать в офисе.
— И ты верила?
— Верила. Когда любишь — веришь. А я и не подозревала, что можно так врать. Стас… я ему просто надоела, но он мне не врал. А Семён с самого начала обманывал, и даже угрызениями совести не мучился. Хорошо, что они из нашего здания съехали пару лет назад, я теперь хоть в столовую могу ходить…
Варя поведала Илье только факты, костяк этой истории, но не упомянула о том, как ей тогда было тяжело. Именно в то время она окончательно решила, что не будет заниматься сексом и вообще жить вместе, пока не получит кольцо на палец.
— А как эта история до нашего коллектива-то докатилась?
Варя поморщилась и махнула рукой.
— Это вообще бред. У меня один раз нервы сдали, и я всё это Светке рассказала. А рассказывала я на нашей лестнице служебной, под бывшей курилкой. Вот у нас тогда работала одна дизайнерша, Галей звали, её потом Макс уволил за служебное несоответствие. Видимо, она выходила курить как раз в то время, как я плакалась Светке. Но плакалась я тихо, и она услышала не всё, а что не услышала — додумала. И разнесла по офису. Народ особо это не обсуждал, видимо, я не очень интересный персонаж для обсуждения. А Светка так вообще к Мишину пошла жаловаться, заявила ему — мол, у нас дизайнер вместо того, чтобы работать, сплетничает. Не знаю, что там дальше было, но через две недели Юрьевский Галю уволил.
Илья молчал, и Варя, кашлянув, продолжила:
— Иногда мне интересно, почему у некоторых людей есть тяга к сплетням, а у других совсем нет.
— Самоутверждение. Наверняка ведь замечала, кто именно сплетничает. Если человек по жизни состоялся и всё у него хорошо, то ему чаще всего нет дела до того, кто, с кем, когда и почему. А если всё плохо, то приятно узнать, что кому-то ещё хуже.
— Да умом я это понимаю, — вздохнула Варя. — Но осознать не могу. Что же в этом приятного? Вот взять, например… нас с тобой.
Илья едва заметно вздрогнул от неожиданности, но она всё равно продолжила, поражаясь своей смелости:
— Мне было не очень приятно, что ты… мучаешься. Наверное, по логике я должна была злорадствовать, но я не злорадствовала. Я…
— Варь, — мягко перебил её Илья, — ты просто очень добрый человек. И поверь, мне тоже не очень приятно, что ты мучаешься. Сейчас вообще… терпишь мои прикосновения просто ради того, чтобы перестать бояться.
Варя вспыхнула.
Говорить об этом было немного страшно. Может, и не говорить? Берестов вон, уже к её дому подъезжает…
Нет-нет. Надо сказать.
— Я не терплю.
— Что? — Илья, кажется, не расслышал.
— Я не терплю. Мне… приятно.
Берестов несколько секунд молчал, а потом переспросил:
— Приятно?
— Да. Я не знаю, как объяснить… Страх — он сам по себе и возникает не всегда, причём чаще всего зависит не от тебя, а от меня. Какие-то твои действия, зачастую невинные, как в зоопарке было, задевают что-то внутри меня, и мне становится страшно. Но когда ты просто прикасаешься… мне нравится.
— А неприязнь? Отвращение ко мне?
— Нет. Давно не было. Страх, паника и какое-то напряжение — да, но отвращения нет.
Илья задумчиво крутил руль, подъезжая к Вариному подъезду.
— Я думаю, оно появится, если я сделаю что-то слишком агрессивно.
— А ты… можешь? — спросила она с опаской, и Берестов усмехнулся. Припарковался, остановил машину, повернулся к Варе и только тогда ответил, глядя прямо на неё:
— Ты же должна понимать, что я хочу тебя. Пожалуйста, только не пугайся.
Но Варя не испугалась. Её бросило в жар, и она с усилием отвела взгляд от лица Ильи.
— Хочешь… — пробормотала девушка, сжимая руки в кулаки. Вспышка острого страха в теле — но он почти тут же угас.
— Не пугайся, — повторил Берестов так же спокойно, тихо и очень мягко. — Я не наброшусь и не обижу. Ты ведь знаешь. Но да — Варя, ты мне очень нравишься. И да, я тебя хочу.
Она закрыла лицо ладонями и прошептала:
— Я не знаю, что сказать.
— Не нужно ничего говорить. Я всё понимаю. Давай руку… если ты, конечно, не передумала насчёт прикосновений.
— Не передумала…
И опять она сидела с закрытыми глазами, а Илья массировал ей ладонь. И не только, на этот раз поднялся выше, дошёл до предплечья, и это место оказалось настолько чувствительным, что Варя просто растеклась по сиденью.
А потом Берестов поцеловал сгиб локтя… и Варю затопило жаром.
— Нравится? — прошептал Илья, не отрывая губ от её кожи, и к жару добавились мурашки.
— Да…
Его губы будто бы танцевали в этом месте, где оказалась столь нежная и чувствительная кожа, и скользили чуть выше… опаляли поцелуями предплечье… и выше… поднимали рукав футболки и ласково целовали плечо…
И грудь опять ныла, требуя прикосновений, и между ног вдруг стало больно и чуть влажно, будто бы она готовилась принять Илью…
Но Варю очень пугала эта мысль. Поэтому, когда Берестов отстранился и сказал «всё, достаточно» — она, несмотря на своё состояние, вздохнула с облегчением.
— До завтра, Варя, — он понимающе улыбнулся, услышав этот вздох, и напоследок легко поцеловал кончики пальцев девушки.
— До завтра…
Вечером, когда Варя пила чай на кухне, к ней вместо Дятла вдруг пришла Ирина. Порылась в шкафу, достала оттуда упаковку «коровок», плюхнула их на стол и села на соседний табурет.
— Ну, рассказывай, — заявила мачеха, заглядывая внутрь одной из кружек. Нашла чистую, положила туда чайный пакетик и вновь встала с табуретки — на этот раз за кипятком.
— Что рассказывать? — спросила Варя с удивлением и потянулась за «коровкой». Она любила эти конфеты.
— Варь, я же не слепая, — укоризненно протянула Ирина, удивив этим падчерицу ещё больше.
— Э-э-э… А где связь? «Ну, рассказывай» и «Я же не слепая» — какие-то абсолютно разные высказывания…
— Угу, — Ирина налила себе воды в чашку, подёргала пакетиком, потом добавила холодной воды, сразу же отхлебнула и, блаженно зажмурившись, продолжила: — Ты сама не своя которую неделю. Поначалу я молчала, думала, взрослая, сама разберёшься. Но неделя тянется за неделей… а твой английский сплин, то есть русская хандра, продолжается. Даже папа заметил, представляешь! Спросил у меня пару дней назад осторожно, не знаю ли я, что с тобой такое. Как думаешь, почему?
— Почему? — спросила Варя обречённо. Кажется, её решили допросить с пристрастием…
— А ты суп пересолила! — ответила мачеха и тоже потянулась за конфетой.
— Ирин, ты же на диете…
— Я всегда на диете, — отмахнулась женщина. — Это не причина не есть конфеты. Так вот. Ты — и вдруг что-то там пересолила! Это же нонсенс!
— Да ладно. С кем не бывает…
— С тобой не бывает. Ты у нас готовишь идеально, и не спорь, я лучше знаю.
Варя скептически фыркнула.
— Ну допустим.
— Так рассказывай, — Ирина сунула «коровку» в рот и глотнула чаю. — Что с тобой происходит. Нельзя всё время молчать, как ты, Варь.
— Может, и нельзя. Но не получается у меня иначе.
Мачеха вздохнула, посмотрела на неё исподлобья.
— Тогда давай, я тебе кое-что расскажу. Не рассказывала ведь никогда… Вдруг поможет.
— Вряд ли.
— А вдруг? Ты послушай свою старую мачеху, не такая уж она и дура.
— И не такая уж и старая…
— Ну стареющая, — Ирина усмехнулась. — Через пять лет полтинник исполнится — это немало.
— Однако ты не старая дева, — поддела её Варя.
— Дятел донёс? — фыркнула женщина. — Так я и знала. Ляпнула сдуру, а он тут как тут со своими вопросами… Ну прости, сгоряча и не подумавши…
— Да я и не обижаюсь. На правду не обижаются.
Взгляд Ирины вдруг стал очень серьёзным. Варя знала этот взгляд — мачеха смотрела так на Кешу, когда он делал что-то совсем глупое или недозволенное.
— Слушай. Помнишь, сколько мне было лет, когда мы с тобой познакомились?
— Э-э-э…
— Тридцать шесть. А я влюбилась в твоего отца, как девчонка. Серьёзно, у меня крышу срывало даже не представляешь как… А он вдруг заявил, что у него взрослая дочь, которая ему дороже любых баб, и если я тебе не понравлюсь, то и нафиг отношения.
Варя изумлённо открыла рот. Ничего этого она не знала и даже не догадывалась…
— И когда мы познакомились… Варь, серьёзно — я тебя почти ненавидела. Нет, конечно, не тебя лично, а просто сам факт того, что ты можешь сказать «Она мне не нравится» — и Ваня плюнет на наши чувства.
— Я бы не стала так говорить, — возмутилась Варя, и Ирина улыбнулась.
— Теперь-то я знаю. Не обижайся, я рассказываю, как было. А зачем — сейчас поймёшь.
Я замечала, что не нравлюсь тебе, но отца против меня ты не настраивала, и постепенно я смирилась с твоим наличием, тем более, что ты тогда вроде как замуж собиралась… А потом случилась та история с выкидышем, и твой папа попросил меня навестить тебя.
— Зачем? — удивилась Варя.
— Ты же знаешь его, у него какая-то своя логика. Не женская и не мужская — своя. Он сказал: «Ей сейчас нужна женщина» — и всё, клещами больше ни слова нельзя было из него вытянуть. Но я обещала навестить — и навестила.
Ирина замолчала, глотнула чаю, засунула в рот ещё одну «коровку» и продолжила:
— Ты даже не представляешь, Варь, что я тогда почувствовала. Я шла в больницу к дочери будущего мужа, к девушке, которую я не особенно любила, а пришла… к несчастному больному ребёнку.
— Что? — Варя крайне удивилась.
— Я ведь видела тебя до этого на официальных встречах только, при полном параде. А там ты лежала в постели, бледная, как смерть, с потухшим взглядом и какими-то синеватыми губами. И меня так… торкнуло, как сказал бы твой папа. И я впервые подумала, каково тебе было расти без мамы. И каково сейчас оказаться обманутой любимым женихом и потерять ребёнка. В общем, меня пронзило жалостью и сочувствием, и я начала ходить к тебе чуть ли не каждый день. Помнишь?
— Помню, — кивнула Варя, почему-то чувствуя влагу в глазах.
— Но ты, наверное, не помнишь, как сказала, что снимешь квартиру и переедешь.
Да, это она действительно не помнила…
— Твой папа был не против. Зато я решительно воспротивилась. Эх, Варя… Забыла, как я вам обоим доказывала, что переезжать к черту на куличики и жить среди чужих шкафов и тараканов — не лучшая идея для девятнадцатилетней одинокой девушки. Папа тогда впечатлился моим воплем «А кто её будет вечером встречать — Пушкин?!» и тоже начал тебя отговаривать. И ты сдалась. А потом я узнала, что беременна, мы начали обустраивать детскую, и ты вообще забыла эту дикую идею.
В памяти вдруг что-то шевельнулось, и Варя действительно вспомнила…
Почему её никогда не удивлял тот факт, что Ирина всегда была решительно против её переезда? Работал стереотип — она считала, что мачехе просто удобно иметь дома бесплатную уборщицу и кухарку.
Но это ведь неправда. Тогда, после Вариного возвращения из больницы, Ирина сама варила им с папой супы, да и не только супы… И убиралась тоже. Да и сейчас не сказать, чтобы она всегда бездельничала, хотя отлынивать от домашних дел любила.
Но при этом Ирина никогда не позволяла Варе хозяйничать, если та заболевала. Гнала в постель чуть ли не мокрыми тряпками. И первая замечала, если она начинала шмыгать носом…
— К чему я это говорю? Кх-хм, — мачеха прокашлялась. — У меня самой папа был очень холодным человеком, никогда по голове не погладит, ласкового слова не скажет. И только когда меня в шестнадцать машина сбила и он прибежал ко мне в больницу весь бледный, я поняла, что он просто не умеет выражать свои чувства… Может, я тоже не умею? Как думаешь?
Варя смотрела на Ирину, вытаращив глаза.
— Короче… Кх-хм… — мачеха вновь кашлянула и посмотрела на неё немного смущённо. — Люблю я тебя, Варь. Я не знаю, как — как дочку или подружку, и не спрашивай даже, не отвечу. Просто вот… люблю. И волнуюсь. Ты которую неделю сама не своя, я уже счёт им потеряла. Не сплю, конфеты вон есть начала. Может, поделишься?
В горле почему-то першило, а в глазах что-то жглось.
— Я… — Варя шмыгнула носом и потёрла по своему обыкновению щёки ладонями. — Я просто… В общем… я…
Ирина подождала ещё немного, а потом вздохнула, встала с табуретки, обняла падчерицу и погладила её по светлой макушке.
— Ладно. Не мучайся. Но если захочешь рассказать — приходи. Мне не всё равно, Варь.
Глазам и щекам было адски мокро, словно у Вари внутри была плотина, которую внезапно прорвало.
— Не такая уж я и плохая мачеха, правда? — пошутила вдруг Ирина, но за смехом отчётливо слышались слёзы.
— Правда, — ответила Варя и прижалась к ней чуть крепче.
После подобных разговоров ходить на работу совсем не хочется, но надо. И Варя пошла, правда, чуть опоздала — и придя в офис, обнаружила, что Илья уже на месте. Он стоял возле шкафов с документами и что-то сосредоточенно изучал в одной из папок. Поднял голову, увидел Варю, кивнул и улыбнулся ей.
Стало жарко. Нет, даже горячо. Она вспомнила, как он накануне говорил, что хочет её, и ужасно смутилась. Тоже кивнула, но не улыбнулась, села на своё место и…
Так Илья опять оказался сзади, и Варю накрыло. Она всегда напрягалась, когда он вставал к шкафу с документами, и Берестов старался там не задерживаться. Вот и на этот раз он пошёл к своему столу, положил на него папку и даже сел. Прошло две минуты, он отнёс папку на место и взял следующую.
Варе стало неловко.
— Слушай, — она повернулась на стуле и посмотрела прямо на Илью, который в этот момент вновь шёл к столу, — не надо маршировать. Я потерплю. Это ведь даже не паническая атака, так, лёгкий дискомфорт…
— Мне не сложно, — ответил Берестов привычное и сделал шаг вперёд. Вот упрямый!
Варя рассердилась, вскочила на ноги и перегородила ему дорогу, сама удивляясь собственной смелости.
Видимо, Илья тоже удивился, потому что вздрогнул и уронил папку, которую нёс в руках. И они оба, как это и полагается делать воспитанным людям, сели на корточки и разом за неё схватились.
Берестов фыркнул, а Варя засмеялась.
— Хорошо хоть лбами не стукнулись, — заметила она, но подниматься на ноги почему-то не спешила. — У нас со Светкой так было.
Илья смотрел на Варю, легко улыбаясь, и молчал. Будто бы любовался.
Наверное, и правда любовался — сказал вдруг:
— Ты очень красивая.
Варя чуть покраснела. И странно — вроде бы не пила, а ощущала себя так, словно залпом выпила бокал шампанского. И в груди что-то искрилось и бурлило…
— Спасибо, — ответила она тихо и решила перевести всё в шутку. — Ты тоже ничего…
Илья засмеялся, как и Варя, не торопясь вставать.
Вместо этого он вдруг протянул руку и дотронулся до её щеки. Сердце у Вари сразу же забилось, но не от страха — от волнения.
И приятно было очень…
Илья не позволил себе ничего дольше краткого прикосновения, и с одной стороны, это было досадно, а с другой — радостно, что он настолько считается с её чувствами.
И как только Берестов убрал руку, над их головами раздался голос Люды:
— Ребят… а что это вы тут делаете?
Варя вздрогнула и вскочила на ноги, пытаясь придумать оправдание собственному стоянию на коленях. Берестов поднялся более неторопливо и вместе с папкой, улыбнулся спокойно, как будто ничего особенного не случилось, и сказал:
— Цветы сажаем.
Варя кашлянула, а Люда засмеялась.
— Какие такие цветы?
— Офисные. Надеемся, что прорастут.
— Как золотое дерево в Стране дураков?
— Точно.
— А поливать его чем надо?
— Слезами рабов… тьфу, то есть сотрудников.
— А почему не кровью?
— Тогда вырастут не обычные цветы, а цветы-хищники. И слопают всех сотрудников. Юрьевский этого не переживёт.
— Так, стоп! — Варя замахала руками на ржущих Люду с Ильёй. — У меня сейчас мозг взорвётся! Люд, я просто помогала этому… шутнику поднять папку!
— Фи, как скучно, — поморщилась девушка, а потом вдруг совершенно нахально подмигнула Берестову. — Версия с деревом и слезами сотрудников мне больше понравилась!
— С какими слезами сотрудников? — из-за спины Люды вдруг вынырнул Сергей Мишин, и Варя мысленно застонала. Сейчас тут все креативщики соберутся и узнают, что они с Ильёй миловались, стоя на коленях!
— Да вот, — хихикнула Люда, — тут поступило предложение посадить офисные цветы и поливать их слезами сотрудников… наверное, чтобы быстрее росли.
Варин начальник хмыкнул.
— У дизайнеров их фикус вымахал уже будь здоров…
— Это пальма!
— Да без разницы. Вымахала их пальма будь здоров, но я не помню, чтобы они над ней рыдали. Чай выливают — это да. Но она уже, видимо, привыкла.
— Угу, — буркнула Варя, поморщившись: она не очень любила, когда издеваются над цветами. — Они её так и называют — чайное дерево… Изверги.
— Зная наших дизайнеров, им больше пригодилось бы кофейное дерево, — фыркнул Мишин. — А нам в отделе нужно ламповое.
— Почему ламповое?
— А как в зарубежных мультиках. Зажигаешь лампочку — и тебя осеняет очередной креативной идеей.
— А-а-а… — протянула Варя. — А я уж думала, ламповое — потому что все мы здесь ламповые няши, как сказал бы мой папа.
— Ну у тебя и папа, — заметил Мишин, пока Илья и Люда хихикали. — Можно подумать, что тоже креативщик.
— Не, — Варя улыбнулась. — Мой папа круче. Он лингвист! А креативнее лингвистов людей на свете не бывает!
— Тогда я буду надеяться, что моя дочь лингвистом не станет. Будет как-то обидно, если она переплюнет папу по креативности. — Сергей посмотрел на часы, висевшие на стене, и слегка присвистнул. — Шутки шутками, а через три часа жду от тебя, Варь, проект по «Дримчайлд». Собери в кулак всю свою креативность и выдай мне что-нибудь… ламповое.
— Так точно, шеф.
Настроение у Ильи сегодня было приподнятым. А всё из-за чего? Из-за того, что он смог прикоснуться к Варе, и при этом глаза у неё не были закрытыми. Она смотрела на него, и на её лице Берестов не замечал страха. Волнение — да, но не страх.
И как же это оказалось приятно. Удивительно, но он никогда не думал, что способен настолько влюбиться в женщину.
У них с Аллой всё было иначе. Да и не имелось там особой любви… С её стороны была огромная благодарность за спасение в тот вечер, а Илья…
Сложно вспоминать. Словно бы и не с ним это было, а с кем-то другим. В сущности, тогда он и был кем-то другим. Растерянным мальчишкой, который только что поступил в юридический и которому очень не хватало нормального человеческого отношения со стороны девочек. Он тогда хромал гораздо сильнее, чем сейчас.
С Аллой Илье было хорошо. Она смотрела на него без жалости, а он принимал её со всеми причудами, коих у сумасшедшей девчонки-художницы было немало.
И они просто дружили… года полтора. А потом Алла вдруг заявила, что хочет нарисовать Илью обнажённым. Он фыркал и махал на неё руками, но Алла всегда была упрямой. И поспорила с ним на сущую глупость: если она сможет съесть целый ленинградский торт, Берестов ей попозирует голым.
Она смогла. А потом Илья заботливо держал её волосы, чтобы Алла не окунала их в унитаз, и ругал ненормальную девчонку на чём свет стоит, пока она извергала из себя съеденный торт. Но делать было нечего — и на следующий день Берестову пришлось держать слово и обнажаться.
Ему до сих пор было смешно, когда он вспоминал, как покраснела Алла, едва он снял трусы. Но взгляд не отвела. И только Илья собирался сесть — не стоя же позировать два с лишним часа! — как она подошла и коснулась ладонью его члена. Он удивился, а она вдруг заявила:
— Я хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной. Я давно решила… но не знала, как тебе сказать.
Илья пытался возразить, но Алла всегда была решительной. И да — сумасбродной. Поэтому он стал и её первым мужчиной, а затем и первым мужем.
Они довольно быстро поняли, что не подходят друг другу, да и великой любви между ними не было. Илья с некоторых пор любил покой и стабильность, а Алла была настоящей авантюристкой и дня не могла прожить без какой-нибудь проделки, которую Берестов обязательно характеризовал как «детский сад».
Но он, наверное, сам не смог бы предложить Алле расстаться, да и не было такой мысли в его голове. Она всё решила за двоих, без памяти влюбившись в одного из студентов своего вуза, и пришла плакаться Илье на плечо.
И Берестов её отпустил. Правда, с тем парнем у Аллы ничего не получилось, и со следующим тоже. И каждый раз после этого она звонила Илье, вздыхала и заявляла:
— Нет, а всё-таки ты лучше всех мужиков на свете. Жаль только, что мне с тобой скучно…
Последнее время они с Аллой почти не общались, но Илья знал, что у неё всё хорошо — видел фотографии в соцсетях.
Интересно, а что сказала бы Алла, если бы узнала, при каких обстоятельствах он познакомился с Варей? Наверное, ничего… Треснула бы ему просто от души и хорошенько размахнувшись.
А вот Варя Илью не била. Может, зря?..
Несмотря на приподнятое настроение, в машину Берестов садился немного напряжённым. Настроение настроением, но зная Варю… Сейчас как опять запаникует — и снова два шага назад в отношениях.
Правда, пока она не паниковала. Задумалась о чём-то, и пока Илья включал тихую музыку и выруливал со стоянки, молчала. Спросила, уже когда они катили по улице:
— А почему ты стал юристом?
Берестов от удивления чуть руль не выпустил.
— Почему… хм. А ты почему стала рекламщицей?
— А я на редакторское не поступила. Три специальности тогда было на факультете, куда я поступала — редактирование, книговедение и реклама. Я редактором хотела быть, но не добрала баллов. А на рекламу хватило. Думала перевестись, а потом захватила эта тема… И я осталась. Вот так.
— Ясно. — Илья задумался: как бы рассказать Варе, но не затронуть тему получения травмы?.. — А я вообще не знал, кем хочу стать. Поэтому просто написал на бумажках названия различных профессий, сунул их в кепку и вытащил юриста. Судьба, видимо — как и тебе, мне потом понравилось учиться.
Варя кивнула и вновь замолчала, о чём-то размышляя.
Примерно с таким же выражением лица Алинка собирала пазлы…
— Я хотела сказать тебе одну вещь ещё вчера, но… не решилась, — медленно заговорила Варя. — Твой… способ получать удовольствие… я про шлюх… кажется мне более честным, чем способ Семёна.
Илья думал сообщить, что ему тоже, но побоялся спугнуть Варю.
— В этом… способе нет обмана. Там есть много чего другого, но обмана нет. Я одного только не понимаю… неужели тебе не противно?
Берестов вздохнул.
— Ты действительно хочешь это знать?
— Да.
— Ладно. Тогда скажи… тебе не противно, например, садиться на скамейки в общественном транспорте?
— Ну ты сравнил, — буркнула Варя. Кажется, она не поняла.
— Варь… просто для тебя эти девочки — не вещи. Ты думаешь о них иначе. Как о людях. Поэтому я и спросил, действительно ли ты хочешь это знать… Ты и так меня боишься.
— Я… — она запнулась. — Нет, я хочу. Объясни.
— Если заказчику всё равно, сколько мужиков до него пользовали эту конкретную девочку, он возьмёт подешевле. Мне это, в общем-то, тоже безразлично, главное — отсутствие инфекций, а остальное… Какая разница? Два часа — и с глаз долой. У них часто даже имён нет, а какие-то дурацкие прозвища.
Варя, задумавшись, кусала губы, и от этих неосознанных движений Илью на секунду бросило в жар.
— Неужели тебе не хотелось нормальных человеческих отношений? Без денег.
— Ну почему не хотелось? Хотелось. И они у меня были. Просто бывают и такие периоды времени, когда секса хочется, а отношений — нет. А обманывать женщин я не люблю. Да и в целом… Варь, извини. Заказать шлюху намного проще. Даже если первоначально девушка не против одной совместной ночи, потом она может передумать, и нужно будет потратить изрядное количество времени, сил и нервов, дабы доказать ей, что вам оно не надо.
Варя молчала, и Илья продолжил:
— Я знаю, что не образец для подражания, ты уже говорила. Но честное слово, женщин я никогда не обижал. Если не считать тебя, конечно.
Она усмехнулась.
— Да уж. Про таких, как ты, мой папа говорит: «Редко, но метко».
Берестову стало горько.
— Ты всё словами меня бьёшь, Варя… Лучше бы разок треснула хорошенько.
— Чего? — она от неожиданности даже повернулась и посмотрела прямо на Илью.
— Того. Хочешь, давай остановимся. Размахнёшься и дашь мне в глаз с размаха.
Варя несколько секунд изумлённо глядела прямо на Берестова, а потом тихонько засмеялась.
— В глаз… А машину ты как поведёшь после этого?
— Справлюсь, — пожал плечами Илья. — А не справлюсь, ты поведёшь.
— Ишь какой хитрый. Нет уж, живи. Не буду я тебя бить.
— Почему?
Варя вновь отвернулась и начала кусать губы.
— Ты один раз спросил, но я тогда не смогла… Да и сейчас с трудом, но я попробую. Ты спросил, очень ли больно мне сделал, помнишь?
Берестов кивнул. От удивления даже язык отнялся. Она и правда… сможет это обсуждать?
Варя глубоко вздохнула, явно переживая очередной приступ паники.
— Было… неприятно. И больно больше душе, чем телу, хотя и телу было несладко. Я потом недели три к себе жуткое отвращение чувствовала, но старалась об этом не думать. Уговаривала себя, что пройдёт… Почти прошло. Иногда только накатывает… вместе со страхом и тошнотой. Кажется, что я грязная, причём не снаружи, а внутри. Но я хотела рассказать не об этом…
Моя мама была учительницей литературы. И она обожала читать вслух. Я уже давно выросла, а она всё читала мне своё любимое… И её любимое становилось моим любимым.
У Анатолия Алексина есть один рассказ… Ты знаешь Анатолия Алексина?
— Кажется. Но я не уверен, Варь.
— Ладно, неважно… Я не помню, как называется этот рассказ, хоть убей.*
(*Далее Варя вспоминает рассказ Алексина «Чужой человек»)
В этом рассказе у женщины, участника Великой отечественной войны, берут интервью. Женщина эта участвовала в форсировании Днепра… И её просят рассказать о самом страшном, что случилось в её жизни. Знаешь, что она говорит? «Самое страшное вообще случилось не на войне».
Варя засмеялась. А Илья, внезапно повернувшись к ней, заметил, что при этом она ещё и плачет.
— Мне тогда было десять лет, — продолжала она, глотая слёзы. — И я решила прочитать про форсирование Днепра. Я прочитала… про то, что вода там была красной от крови, и про многое, многое другое… И спросила у мамы — как так? Вот же оно — самое страшное! Что же может быть страшнее ЭТОГО? Мама тогда сказала, что я потом пойму… И я поняла. Спустя два года, когда она заболела и начала медленно умирать на моих глазах, а я ничего не могла сделать.
Берестов давно перестал осознавать, куда они вообще едут, так заслушался. И так… плохо ему было.
— Илья… — Варя вытерла мокрые щёки ладонями, всхлипнула, — то, что ты со мной сделал — не самое страшное, что случилось в моей жизни. И…
— Это не оправдание, — вырвалось вдруг у него.
— Да, я знала, что ты так скажешь… Но мне и не нужны твои оправдания. Я понимаю, что ты хороший человек, и мне этого достаточно… Это лучшее из всех возможных оправданий.
В этот момент Илья осознал, что больше не выдержит. И остановил машину.
Уже потом, намного позже, Варя сообразила, что тогда, по идее, она должна была испугаться. Остановка была резкой, да и повернулся к ней Берестов тоже довольно резко. А уж когда Варя посмотрела в окно…
— А где это мы?
— Понятия не имею, — заявил Илья. — Я не туда свернул. Сейчас в телефоне включу навигатор, поглядим, как отсюда выехать. Но сначала… Варь, я хотел бы прикоснуться к тебе. Можно?
— Сейчас? — она смутилась.
— Да. Я не сделаю ничего плохого.
— Я понимаю…
Пару секунд Варя колебалась, закрыть ли глаза, но в итоге всё же закрыла. А в следующее мгновение Илья положил обе свои руки на её колени, и она вздрогнула.
— Знаешь, как мне всё время хочется тебя назвать? — прошептал Берестов, начиная легко гладить её коленки. Очень легко… и выше не поднимался, словно осознавал, как она этого боится. Боится… и ждёт.
— Как?..
— Варежка. Не обижайся.
Стало смешно.
— Не обижаюсь. Папа так иногда говорит: «Варя, закрой свою варежку». Заболтала я тебя сегодня.
— Совсем нет.
Одна из ладоней Ильи скользнула левее, оказавшись почти между Вариных ног. Почти…
Стало жарко.
— Мама называла меня Ватрушкой, — произнесла Варя прерывающимся голосом, пытаясь отвлечься от разрывающих её на части ощущений. С одной стороны — тянущая сладость внизу живота, а с другой — смущение и лёгкий страх.
— Тебе подходит. Хотя мне больше нравится Варежка. Или Вареник.
Илья по-прежнему не настаивал ни на чём, не давил на неё, просто гладил. И девушка, еле слышно вздохнув, раздвинула ноги.
Руки Берестова остановились. Наверное, он подумал, что она случайно…
Вот и хорошо, вот и пусть думает…
Но всё же Илья решился и очень медленно опустил ладони вниз, чтобы обе они оказались между бёдер Вари. И вновь стал гладить.
Кожа там была до ужаса чувствительной даже сквозь джинсы. Варе вообще почудилось, что нет на ней никаких джинсов, и Илья ласкает её так, без одежды… Добирается до сокровенного и легко дотрагивается одним пальцем… и замирает.
И Варя тоже замерла, когда почувствовала палец Берестова между ног.
— Варя… — выдохнул Илья и начал делать движения этим пальцем по кругу, то сильно нажимая на ткань, то отпуская. Варя тихонько застонала, откидываясь на сиденье машины. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо…
Она всхлипнула, дрожа и вцепляясь обеими руками в сиденье — иначе вцепилась бы ими в плечи Берестова.
Но как же приятно… Даже через джинсы… Круговые настойчивые движения вокруг её лона и клитора, ласковые слова… Ещё… ещё… ещё…
Она не осознавала, что шепчет это слово, содрогаясь в приступе невероятного по силе оргазма и сжимая бёдрами руку Ильи…
А когда осознала, открыла глаза — и ощутила, что щёки все мокрые от слёз из-за доставленного удовольствия. Вспышка смущения — и Варя разжала ноги.
Берестов выпрямился, глядя на неё глазами, сверкавшими так, будто у него была лихорадка.
Варя вспыхнула от смущения.
— Я… никогда…
Она хотела сказать, что никогда её не ласкали через одежду, но постеснялась.
— Только не стыдись, я тебя прошу. Нечего стыдиться.
Она кивнула, но всё равно сразу застыдилась.
— Я сейчас найду твой дом… Секунду, — пробормотал Илья, потянувшись за телефоном, валявшимся неподалёку.
Варя снова кивнула. Хотелось поскорее попасть домой, выпить чаю и залезть под одеяло.
И подумать…
В машине повисло напряжённое молчание, и Варя почти физически чувствовала, как сгущается воздух вокруг них с Ильёй. Она видела, как сильно он сжимает руки, и челюсти тоже, и дышит тяжело, урывками. Опустила глаза — и ощутила жаркую волну, заметив, что он возбуждён.
Самой же Варе казалось, что и трусы, и джинсы — всё промокло насквозь. Она бы не удивилась, если бы, встав с сиденья, обнаружила под собой влажное пятно.
Кстати о трусах… У Ильи ведь остались её трусы! И резиночка из косички, но она-то ладно, а вот трусы…
Как же она умудрилась совсем про это забыть? Впрочем, чего толку помнить — всё равно спросить о том, до сих пор ли он хранит их у себя, Варя в жизни бы не решилась. Только от одной мысли об этом она зарделась, как варёный рак.
Между тем Илья всё-таки нашёл её дом. Как оказалось, не очень-то далеко они отъехали, просто он свернул чуть раньше, чем было нужно.
Берестов припарковался рядом с Вариным подъездом и сразу после этого осторожно повернулся к ней лицом.
И Варе вдруг стало смешно. Похожим образом ведут себя люди, пытаясь поймать дикого зверька… Вот и Илья осторожничал, словно она была тем самым зверьком.
— Как ты, Варь? — спросил он тихо, и она не выдержала — посмотрела на Берестова и постаралась не отводить взгляд, кажется, впервые рассматривая его лицо. Правильные черты, высокий лоб, чёткая линия губ, и глаза… Тёмно-серые, даже чудится, что чёрные. Тревожные.
Варя сглотнула. Нет, страшно не было. Наоборот — сердце колотилось от волнения, а от желания прикоснуться к Илье пальцы кололо будто бы иголками.
— Нор… нормально, — выдохнула девушка, облизывая пересохшие губы. И когда Берестов посмотрел на них, слегка вздрогнула — теперь кололо ещё и губы…
— Ты чего-нибудь хочешь, Варя? Скажи мне. Я сделаю всё, что ты хочешь, — произнёс Илья негромко, глядя на неё очень серьёзно.
Чего она хочет? Варя не знала, не могла разобраться. А то, что приходило в голову… Она боялась этих мыслей.
— Я хотела бы потрогать твои волосы, — озвучила она одну из них, самую безобидную. Илья улыбнулся и придвинулся чуть ближе, наклоняясь.
— Трогай сколько хочешь. Можешь даже подёргать, — пошутил он, но видимо, понял, что самой Варе трудно решиться, поэтому взял её руку и положил себе на голову.
Она испытывала странное наслаждение, перебирая его волосы. Тёмные и удивительно мягкие, шелковистые, блестящие. Как в рекламе шампуней.
Но никакая реклама не могла передать этого одуряющего, безумно притягательного мужского запаха. И ощущения твёрдых плеч под твоими ладонями. И гибкой шеи. И…
Варя не сразу поняла, что давно уже не перебирает волосы. Она легко гладила плечи и шею Ильи, получая немыслимое удовольствие не только от этих прикосновений, но и от того, что Берестов колоссальным усилием воли сдерживает себя и свои желания. Это было очевидно… и заметно, если посмотреть вниз.
Но внезапно Илья застонал, и этот стон был так похож на то, что Варя слышала тогда …
Вспышка острой, болезненной паники — и она отпрянула на другой конец сиденья, прижавшись к двери и пытаясь восстановить дыхание.
Берестов поднял голову, и в глазах его Варя увидела обиду.
— Прости, — прошептала она, закрывая лицо руками. К горлу подходили рыдания. — Я не специально.
— Я знаю, — Илья явно старался говорить спокойно. — Я просто слишком тороплюсь, Варежка.
Девушка всхлипнула, а в следующую секунду замерла — Берестов легко-легко, почти невесомо, обнял её, погладил по голове, поцеловал в висок — и тут же отпустил.
И паника ушла, как не было её…
«Варя, глупая, что же ты?..»
— Ты иди. Мы и так с тобой долго катаемся. До завтра.
Она отняла руки от лица, вздохнула. Было немного страшно, но так… по-хорошему.
— До завтра… Илья, — прошептала она, быстро метнулась вперёд, и пока Берестов не опомнился — прижалась губами к его щеке. Он вздрогнул, замер, но сказать ничего не успел — Варя вылетела из машины, только пятки засверкали…
Если бы не этот поцелуй, Илья был бы сильно расстроен. Но когда Варя с красными, как два помидорчика, щеками, поцеловала его, настроение у Берестова подскочило от отметки «ниже плинтуса» до отметки «выше облаков».
И сердцебиение тоже.
Как теперь дожить до завтра? Но дело не только в этом… Как не сорваться, позволив Варе хорошенько привыкнуть к нему? Она ведь вновь попросит прикоснуться, а Берестов и так уже на грани сумасшествия от подавления неудовлетворённых желаний.
Хорошо бы взять тайм-аут… Но кто же даст?
Однако мирозданье, по-видимому, прислушалось к тайным мольбам Ильи, потому что на следующий день с утра позвонил Юрьевский и попросил сопровождать его на паре встреч, которые должны были проходить вне офиса. Так что весь четверг Берестов Варю не видел.
Правда, легче ему от этого не стало. Ночью не спалось, а днём поспать работа и совесть не позволяли. Поэтому утром в пятницу под глазами у Ильи красовались лёгкие и ненавязчивые синяки…
В ночь со среды на четверг Варя так вертелась в собственной постели, что к утру простыня оказалась у неё под попой, свернутая в жгут. А всё почему? Потому что покоя ей не давали самые разные мысли, основной из которой была: «Ну как же так?!»
Раньше Варя думала, что просто хочет перестать бояться. Но теперь она хотела не только этого. И почти ненавидела себя за острое и жаркое желание принадлежать мужчине, который её изнасиловал. Пусть не специально, но изнасиловал же!
Она что, извращенка? Мазохистка? Что за дикость! Не должно быть таких чувств, не должно! Ладно ещё — прикосновения, чтобы страх преодолеть, но при чём тут секс?!
Одновременно с этим Варя осознавала, что подобные рассуждения несправедливы по отношению к Илье. И дело было не в нём, а в ней. Это она не понимала, как может его хотеть. Но хотела…
И не могла спать, вертелась, всё думая о том, что будет завтра.
Но завтра, то бишь, в четверг, ничего не было. Потому что Илья не пришёл на работу. И Варя, наверное, даже занервничала бы, но он прислал ей смс.
«Сегодня мы с Юрьевским на выездах. До завтра, Варежка».
И откуда только взял её телефон? Она не давала… Может, у Максима?
Ох.
Полдня Варя охала и не могла работать. И, как маньячка, открывала смс Ильи и перечитывала. Представляла, как он его набирал и глупо улыбалась. А потом суровела, злясь на себя и собственную глупость.
Да, Илья хороший. Но не нужно позволять ему… больше. Не нужно.
Ведь он просто жалеет её. Возится, как с ребёнком, успокаивая собственную совесть. А иначе зачем это ему? Одного желания обладать мало, чтобы так себя вести!
Да. Он её жалеет, и только.
А вот она уже начинает влюбляться…
Или… не начинает?
В пятницу, явившись на работу первой, Варя уничтожила баррикаду между их столами. Это получилось неожиданно даже для неё самой. Просто когда Варя ставила свою сумку на обычное место, девушка покосилась на баррикаду… и вспыхнула от злости, обиды и негодования.
На себя.
Бах — махнула рукой — и папки полетели на пол. Бах — туда же отправились и книги, и пачки с бумагой для принтера, и коробка с маленькой сборной ёлкой и игрушками…
Бах — покатились по полу канцтовары, и Варя застыла, тяжело дыша.
— Варь… ты что это делаешь?
Она подняла голову. Илья стоял возле перегородки, слегка вытаращив глаза, и вид имел совершенно невыспавшийся.
— По-моему, это очевидно.
— Можно было и нормально убрать, а не размахивать руками… — пробормотал Берестов, обошёл перегородку и опустился на одно колено, начиная собирать рассыпанные ручки. — Полдня теперь это всё из-под столов вытаскивать.
— Не ворчи. Денег не будет, — ответила Варя, плюхаясь неподалёку.
— Денег не будет, когда свистят, — фыркнул Илья. — А ворчание безопасно для карманов.
— А для электронных карточек?
— Тем более.
Она подняла с пола несколько пачек с бумагой, положила их на прежнее место — в выдвижной ящик — и вновь опустилась вниз, теперь уже за разлетевшимися в разные стороны папками с документами.
— Илья… а ты умеешь свистеть?
— Умею.
— Сильно?
Он фыркнул.
— Не сильно, а громко. Да, умею.
— А покажи!
Нет, она точно сошла с ума.
Вот и Илья так решил.
— Сейчас?! Варь, да ты что. Сама же не хотела, чтобы я увольнялся, а после такого меня точно уволят. Или увезут. В дурку.
Она захихикала.
— А может, там интересно!
— Где?
— В дурке!
Илья, смеясь, встал с пола, протягивая Варе органайзер для канцелярских товаров с расставленными туда ручками.
— Держи. Добрая ты.
— Очень, — кивнула Варя и смутилась, когда Берестов нежно погладил её пальцы, передавая свой «улов».
— Почему ты решила убрать баррикаду? — спросил Илья тихо, и руки его двинулись дальше, лаская запястья.
— Ну…
Сердце зашлось и мысли запутались.
— Я же сижу с тобой в машине… Могу и здесь…
Оказывается, запястья — эрогенная зона… Или это только у неё?
Или это из-за Ильи?..
— В машине ты полчаса сидишь. А на работе восемь часов.
Голос у него был хриплый и слегка дрожал. Чуть-чуть, почти незаметно.
А вот у Вари он дрожал совсем не чуть-чуть, когда она отвечала:
— Перестань… Мы же… В офисе…
Она уже с трудом дышала, потому что Берестов совсем обнаглел — взял её ладонь двумя руками и стал мять, гладить, растирать… ласкать…
Илья молчал, только глаза сверкали. А Варя смотрела на него, думая о том, что впервые делает это настолько долго. А главное — совсем не хочется опускать голову…
— Ты права, — сказал он вдруг. В последний раз погладил пульсирующее запястье — и выпустил Варину ладонь из рук. — Хотя мне очень сложно сейчас будет сосредоточиться на работе… Но я попробую.
Варя чуть покраснела и всё-таки опустила глаза.
Она тоже попробует. Но вряд ли получится…
Илья готов был поспорить, что на этот раз они с Варей оба ждут окончания рабочего дня.
Теперь, когда баррикады больше не было, он то и дело ловил на себе её взгляды. Задумчивые и изучающие. Но стоило Илье повернуться и тоже посмотреть на Варю, как она смущалась и вновь утыкалась в монитор. И щёки её при этом горели.
Она вообще очень легко краснела с разной степенью интенсивности. То совсем немного, то заливаясь краской буквально до кончиков ушей.
Берестову это страшно нравилось. Хотелось потрогать её заалевшие щёки, поцеловать их, а потом губы, спуститься к шее и груди… Ну всё, его понесло.
Только не спугни, дурак. Только не спугни.
— Варя, слушай… Насчёт завтра…
— Да? — она кинула на него мимолётный взгляд и вновь чуть покраснела. Видимо, отсутствие баррикады так действует.
— Давай, я за вами с Дятлом заеду, а потом вечером отвезу домой?
Она помялась.
— Да зачем? Я и сама могу, у меня же есть машина…
— Зато сможешь пить на празднике. У Оли подруга в Грузии, она ей настоящее вино оттуда привозит, когда приезжает, оно очень вкусное.
— Ну… не знаю…
Она всё ещё колебалась, поэтому Илья добавил:
— Мне будет приятно, Варь.
— Ладно, — сдалась девушка, бросив на Берестова короткий смущённый взгляд.
— Отлично. Тогда я за тобой заеду завтра к двум. Оля гостей к трём собирает, как раз успеем добраться.
Варя кивнула, подумала немного и поинтересовалась:
— А кто там ещё будет?
— Семья, — пожал плечами Илья. — Родители, мы с Олей и Полиной, их мужья и дети. Ну, и вы с Дятлом.
И тут Варя покраснела так, как Берестов, наверное, ещё не видел. Она даже побагровела…
— Что случилось? — спросил он с недоумением. Вроде за руки не хватал, пошлостей не говорил, резких движений не делал…
Девушка вздохнула и опустила голову, явно пытаясь скрыть смущение.
— Ты сам сказал… Семья… И тут вдруг мы с Дятлом…
Понятно теперь.
— Ерунда, Варь. В прошлом году Полина подружку свою приводила, в позапрошлом был Вовкин лучший друг. В этом году просто так получилось, что все разъехались, забеременели, родили или заняты. А Алина подружилась с Кешей, вот Оля тебя и пригласила.
Ага. А ещё потому, что любопытство — качество, присущее любой настоящей женщине. И обе его сестры всегда были любопытны до ужаса.
Румянец постепенно пропадал с Вариных щёк, и кажется, она даже улыбнулась.
— Ладно. Видимо, я параноик.
— Всё будет хорошо, Варь. А если что, я не дам тебя в обиду.
Тут она уже засмеялась.
— Да у меня есть защитник — Дятел. Если что, любого заклюёт…
— Вот и замечательно. Но кто-то же должен держать жертву, пока Дятел будет её клевать? Я на подобную работу вполне сгожусь.
Варя вдруг словно заморозилась, и Илья чертыхнулся про себя. Он сразу понял, что её напрягло.
«Держать жертву»…
— Не вспоминай, Варежка, — сказал он тихо. — Не нужно. Это никогда не повторится, я обещаю.
Ответить она не успела — над их головами раздался громкий голос Сергея Мишина:
— Оп-па! А где Берлинская стена?
Варин начальник весело и немного лукаво улыбался. Наверное, Илья тоже бы так улыбался, если бы не знал подробности своей «ссоры» с девушкой.
— Пала, — почти огрызнулась Варя. Мишин продолжал улыбаться.
— Значит, «холодная война» закончена? Теперь начнётся война горячая?
Варя нахмурилась. Ей нужно было отшутиться, но когда ты настолько на нервах, шутится плохо.
— Никаких войн. Я пацифист, — выдала она в конце концов, и пока Сергей не начал опять над ней издеваться, Илья заметил:
— Мы с Варей поддерживаем политику правительства по борьбе с международным терроризмом. Так что никаких стен, а только мир, труд, май… и стабильность.
Мишин заржал.
— Понятно всё с вами. Мир, труд, май… Тогда я пошёл. Трудитесь… голубки.
Последнее слово он сказал совсем тихо, но они с Варей расслышали. И когда Сергей отошёл подальше, она пробурчала:
— Гад.
— Согласен. Ещё какой, — ответил Илья совершенно серьёзным тоном, и улыбнулся, когда Варя после этих слов расхохоталась и, закрыв лицо руками, уронила голову на стол.
День прошёл как в тумане. Из-за отсутствующей баррикады она никак не могла сосредоточиться, постоянно смотрела на Илью, и если он это замечал, смущалась и теряла связь с реальностью.
И злилась на себя.
Господи, ей двадцать восемь лет. Ну сколько можно наступать на одни и те же грабли?! Почему она если влюбляется, то всем организмом? До последней клеточки, до звёзд в глазах и полностью атрофированного мозга. Неужели нельзя как-то… полегче?
Со Стасом ещё ладно — Варе тогда девятнадцать было, дура наивная, мужиков не знавшая. Она тогда думала, что все такие, как её отец — честные до мозга костей, а про всё остальное только книжки пишут и сериалы снимают. А в жизни такого не бывает. А если бывает, то не с ней.
Да, Стас доказал — бывает, ещё как бывает. Пользовал её, пока не надоела, а когда узнал, что в больнице лежит, и не навестил, и не позвонил.
Про выкидыш Варя ему не сказала. Сама страдала, молча. Ночами плакала и думала — девочка это была или мальчик? Никогда она этого не узнает.
Но Стас её многому научил. До двадцати трёх лет Варя ни с кем толком не встречалась, присматривалась к мужикам и постоянно разочаровывалась. Только с Семёном система вдруг дала сбой… Варя влюбилась и забыла об осторожности. Обо всём забыла. Ну, кроме контрацепции. И не настораживал её даже тот факт, что Семён всё время находил повод не знакомиться с её отцом и мачехой. То на работе задерживают, то командировка, то плохо себя чувствует… Дурил Варе голову пусть недолго, но качественно.
И если Илья надругался над её телом, то эти двое — над душой. И она совершенно однозначно могла ответить, что хуже. Берестов был для неё незнакомцем… тогда. А Стасу и Семёну она доверяла.
Варя верила — рана, нанесённая Ильёй, когда-нибудь затянется. А вот «уроки» этих мужчин она никогда не забудет.
Да уж, не забудет… Только вот как приказать сердцу не биться при виде Берестова? И не от страха, а от чего-то другого, сладкого и жаркого, и казалось бы, невозможного…
— Пристегнулась? Тогда поехали.
Уже привычное урчание мотора, тихая музыка из динамиков, лёгкий ветер в окно…
— Осенью пахнет, — вдруг вырвалось у Вари.
— Что? — удивился Илья. — Начало августа, какая осень…
— Правда, пахнет. Сладко так. Не чувствуешь? Это от листьев. Они ещё зелёные, но уже начинают стареть.
Берестов задумался, втягивая носом воздух с настолько серьёзным лицом, что Варя засмеялась.
— Нет, — в конце концов он покачал головой. — Ничего не ощущаю. Но у меня не сказать, чтобы замечательное обоняние…
— Да у меня тоже. Просто я всегда чувствую запах осени. — Варя немного помолчала и добавила: — Мама осенью умерла.
Берестов посмотрел на неё сочувственно.
— Не представляю, как ты… Впрочем, извини. Не будем об этом.
Варя чуть улыбнулась.
— Я тебе потом расскажу. Если тебе интересно… расскажу.
Кажется, она опять покраснела…
Но пришлось покраснеть ещё сильнее, когда Илья сказал:
— Мне интересно всё, что касается тебя, Варежка.
Голос его звучал тепло и сердечно, и взгляд был таким же. Он как будто уже ласкал её этим взглядом…
И Варя решила поскорее сменить тему, чтобы не растаять окончательно.
— А твои сёстры давно замужем?
На самом деле это было ей совсем не интересно. Но надо же что-то спросить.
— Оля семь лет, Полина… четыре года вроде. Они обе довольно рано выскочили, но это и хорошо. Хоть внуков родителям приносят. А то с меня толку, как с козла молока.
Варя захихикала.
— Ну ладно. Зато ты хороший, заботливый сын…
— А ты-то откуда знаешь?
— Да по тебе видно… Такие вещи всегда видны… И то, что с племяшкой в зоопарк ходил, о многом говорит…
— Да-а-а? — протянул Илья со смешком. — Это о чём же?
И опять Варя смутилась. Да что же это! На какую тему ни заговори — она каждый раз смущается, как школьница.
— Ну… что с сестрой нормальные отношения и детей ты любишь…
— Племяшек да, обожаю. А вот остальных детей… не очень. Особенно мальчиков.
— Это ещё почему?
— Да придурки какие-то. Смотрю на них и думаю — я тоже, что ли, такой придурок был? Спросил у мамы, она посмотрела выразительно и ответила: «Ещё придурошнее!»
— С твоей мамой ЧСВ* не прокачаешь… — отсмеявшись, заключила Варя.
(*ЧСВ — чувство собственной важности)
— Да это с любыми родителями так, мне кажется. Не дают расслабиться и решить, что ты первый после бога…
… На этот раз Варя даже не заметила, как они доехали до её дома. А когда доехали и Илья остановил машину, ощутила лёгкий укол разочарования.
Странно. Теперь ей совсем не хочется с ним расставаться.
— Варь… могу я попросить тебя кое о чём?
— О чём? — она удивилась.
— Не закрывай сегодня глаза, — сказал Илья серьёзно. — Хотя бы попробуй. Если не получится, закрой, конечно… Но хотя бы попробуй смотреть на меня.
— Л-ладно, — ответила Варя, запнувшись. — А… зачем?
— Я хочу знать, что ты понимаешь, кто именно к тебе прикасается.
Она вспыхнула, осознав, о чём подумал Берестов. Что она, испытывая позавчера оргазм, думала о ком-то другом. О том, кто её не насиловал.
Наверное, надо бы объяснить, рассказать, что это не так… Но у Вари язык бы не повернулся признаваться Илье в собственных чувствах.
Поэтому она промолчала. И наблюдала, как он осторожно и очень медленно подаётся вперёд, чтобы быть ближе к ней, протягивает руку… и останавливается буквально в двух миллиметрах от Вариной щеки.
Кожа там горела, как будто Берестов держал в ладони зажигалку. Сердце от нетерпения заходилось в груди, дыхание участилось, да и сама грудь напряглась…
А Илья медлил, глядя на Варю серьёзно и испытующе. Она поняла, почему — проверял её реакцию. Хотел увидеть, что не терпит, что её не тошнит. И готовился немедленно отдёрнуть руку, заметив малейшие признаки неприязни.
Варя поняла, что следующий шаг придётся делать ей. И придвинулась чуть ближе к Илье, дотронувшись щекой до его пальцев.
Он улыбнулся, из взгляда исчезло напряжение. Погладил её щёку, волосы, а потом опустил руку и коснулся нижней губы.
И остановился, глядя на девушку.
Опять спрашивал разрешение. И Варя дала его Илье — высунула язычок и облизнула губы, при этом слегка задев им пальцы Берестова.
Он судорожно вздохнул, и взгляд его наполнился страстью. Опустил руку ниже, погладил шею — теперь уже смело, целой ладонью, отчего у Вари задрожали даже пальцы на ногах. И остановил ладонь на солнечном сплетении — там, где как бешеное билось сердце.
Дышал Илья тяжело, совершенно очевидно сдерживая себя. Вновь изучающе посмотрел на Варю… и она решилась.
— Ниже, — прошептала девушка, немного боясь собственных слов. Илья явно удивился.
— Ниже?.. — переспросил он негромко, и Варя повторила, кивнув.
— Ниже.
Рука поползла вниз и остановилась на самой вершинке левой груди.
— Так? — прохрипел Илья и погладил напряжённый сосок.
Но Варя была уже не в силах отвечать. Только глубоко дышала, и от этого её грудь приподнималась, сильнее прижимаясь к его ладони.
И Берестов не выдержал. Чуть слышно застонав, наклонился и втянул её сосок в рот прямо через одежду.
Они оба совершенно забыли о том, что находятся в машине посреди улицы, и ещё достаточно светло для того, чтобы хорошенько рассмотреть происходящее. Они вообще обо всём забыли…
Варя дрожала от удовольствия, откинувшись на сиденье, пока Илья ласкал её грудь теперь уже обеими руками и ртом. Гладил, сжимал и покусывал, не снимая одежды, до того момента, как Варя не застонала особенно громко, выгибаясь и призывно раздвигая ноги…
Вот тут Берестов опомнился. Отпрянул от неё, словно его кипятком ошпарили, и сказал почти незнакомым голосом:
— Варежка, тебе лучше уйти. Я уже с трудом соображаю, а если ты сейчас испугаешься, я этого не вынесу. Только не так… и не здесь.
Варя быстро-быстро моргала, пытаясь сфокусироваться на окружающем пространстве. Глаза застилали слёзы после ослепительно яркого оргазма — подумать только, оргазм от ласк груди через одежду! — и мозги ворочались с большим трудом.
А когда девушка проморгалась и вспомнила, что находится не где-нибудь, а в машине… и мимо как раз проходила женщина с коляской, неодобрительно покосившись на странную парочку в салоне… тут Варе и захотелось провалиться сквозь землю.
— Ох… — прошептала она. — Я… не думала, что так бывает.
— Я тоже не думал, — ответил Илья. — Варь, иди. Нам обоим надо остыть. Только… не забудь, что у тебя пятно на блузке.
— Пятно?!
Она опустила голову и истерично рассмеялась — действительно, пятно… Почти вся левая грудь — та, которую кусал Илья — была мокрая.
— Господи…
— Рукой закрой, когда в квартиру будешь заходить, — пробормотал Берестов, отводя глаза. — А если заметят, скажи, что воду разлила.
— Очень выборочно разлила, — фыркнула Варя. — Ладно, ерунда… Прорвусь…
— До завтра, Варежка.
— До завтра.
Она хотела поймать взгляд Ильи, но он на неё не смотрел — он смотрел на дорогу, положив напряжённые руки на руль. Наверное, боялся, что не выдержит и не позволит ей уйти.
А хорошо бы не позволил…
Ох, нет. Нельзя так думать.
И Варя, прикрывая рукой мокрую половину блузки, выскочила из машины и почти побежала к своему подъезду.
Интересно, а можно умереть от воздержания?
Потому как у Ильи было ощущение, что да, можно.
Какое-то время он просто сидел на месте, положив голову и руки на руль, и дышал. И считал в уме. Так его учили ещё в больнице. Когда хочешь успокоиться — считай.
Один-два, три-четыре, пять-шесть, семь-восемь…
Дыхание постепенно выравнивалось, боль в паху исчезала, и спазм, схвативший грудь, тоже.
Илья никогда так сильно не хотел женщину. И не сдерживал себя до тумана в глазах и дрожащих рук.
Самое забавное, что ему даже привести её некуда. Если уж Варю накрывает страхом от него самого, то что с ней будет в той самой квартире? Хоть бери и срочно разменивай…
Может, действительно разменять?
Ага, а ещё кольцо купить обручальное.
Им она в него и запустит…
Прохладный душ успокоил и нервы, и мысли. Стиральная машина скрыла следы преступления, и если бы не Дятел, который уже возле ванной вдруг выпрыгнул словно ниоткуда и, конечно, сразу заметил мокрую блузку сестры, то всё было бы вообще отлично.
— А что это? — воскликнул он с интересом. — Вроде ж нет дождя!
— Воду разлила, — буркнула Варя и шмыгнула в ванную. Ей повезло — ни отца, ни Ирины дома не было, ушли в магазин за продуктами, поэтому она смогла принять душ и успокоиться, попутно ругая Дятла, который в это время выл под дверью, что ему скучно.
И уже после ужина, распивая с Кешей чай под очередной мультик, Варя задумалась о том, каково сейчас Илье.
И как она раньше не подумала…
Судя по реакции Берестова, Варя оставила его в крайней степени возбуждения. Ладно, он большой мальчик, справится…
Да. Большой.
Она даже покраснела, вспомнив об этом.
Может… потрогать Илью? В конце концов, не всё же ей одной оргазмы получать.
Ох, нет. Вряд ли она решится…
Из-за предвкушения поездки к Алине Кеша пребывал в радостном настроении и долбал сестру чуть больше, чем обычно. Потом, когда вернулись родители, переключился на них, и Варя с чистой совестью ушла в свою комнату — думать, а затем спать.
Ей казалось, что она всю ночь будет ворочаться и метаться по кровати из угла в угол, но она на удивление быстро заснула. Организм, уставший от переживаний, отрубился быстро и без сновидений.
А утром девушка проснулась от громкого топота Дятла и не менее громкого вопля Ирины:
— Кеша, дай наконец поспать!!!
Часы показывали семь, и Варя усмехнулась: понятно, почему мачеха так орёт. Вставать в субботу раньше девяти она ой как не любила.
В комнату к сестре заглянул Дятел, и увидев, что она не спит, тут же забрался к ней на постель.
— Почему взрослые так много спят? — вопросил Кеша, садясь рядом с Варей в своей бирюзовой пижаме с Дартом Вейдером. — Особенно по утрам! На улице ведь уже светло! Так вся жизнь мимо пройдёт! — заключил он глубокомысленно и пощекотал Варину ногу, торчащую из-под одеяла. Девушка хихикнула и убрала конечность от греха подальше.
— Не пройдёт, — успокоила она брата. — Дядя Илья приедет только в два часа. Ну-ка, давай с тобой задачку решим. Если сейчас семь, а дядя Илья приедет в два, то через сколько часов он приедет?
— У-у-у! — провыл Дятел. — Так нечестно!
— Чё эта? — усмехнулась Варя. — Всё честь по чести. Ты мне — решение, я тебе — блинчики со сгущёнкой.
Кеша задумался.
— А сниииикерс?
Она фыркнула.
— Нет уж, сникерс получишь, если сегодня в гостях будешь вести себя образцово-показательно. Как лучший на свете мальчик. Чтобы я могла приехать домой и сказать папе с мамой, какой ты молодец. И вот тогда получишь сникерс.
Дятел шмыгнул носом.
— О женщины, коварство ваше имя! — продекламировал он одну из любимых папиных фразочек, и пока Варя заливалась хохотом, хмурясь, считал в уме. — Получилось семь часов! — заключил в конце концов Кеша и ткнул сестру кулачком в бок. — Гони блинчики!
Варе потребовалось несколько секунд, чтобы перепроверить решение Дятла, а потом всё-таки пришлось вставать с постели и тащиться сначала в ванную, а потом на кухню — печь блины.
Через полчаса, привлечённые запахом аппетитного, встали и Ирина с папой.
— Ты же на диете? — лукаво улыбаясь, Варя оттолкнула мачеху от сковородки с шипящим на ней блинчиком. Ирина поморщилась.
— Да ну её на… — она покосилась на Дятла, и тот тут же подсказал матери верное слово:
— Фиг?
— Кеша-а-а! — Варя угрожающе замахала на брата кулинарной лопаткой. — Никаких плохих слов!
— А это неплохое слово! — заявил мальчик, хлопнув ладошками по коленкам. — Это такой фрукт! А хрен — овощ!
Ирина с падчерицей синхронно закатили глаза.
— Ну а что? — засмеялся вошедший на кухню папа. — Лингвистический ребёнок! Ты, Вареник, тоже такой была. Спросила у меня как-то, почему попа — это помидоры, а голова — тыква.
— Да! — подпрыгнул на табуретке Кеша. — А почему?
— Потому что гладиолус, — фыркнула Варя. — Хватит тут упражняться в остроумии, все взяли себе тарелки, вилки, ложки, чашки и сели по местам.
— Есть, шеф! — кивнул сияющий, как новая монетка, папа, плюхаясь на табуретку. Варя вздохнула и поставила перед ним тарелку, положила приборы. Эх, лингвист…
— Почему шеф-то? — спросила она, начиная раскладывать блинчики.
— Потому что повар!
— Ах, вот оно что…
С самого утра у Ильи было ощущение, что его переехал асфальтирующий каток. Как будто он вчера долго и много бухал, и теперь у него похмелье.
Но Берестов не пил накануне. Просто он настолько измучился за последние месяцы, что уже начинал чувствовать — скоро его действительно придётся сдавать в дурку.
Грешным делом даже подумал никуда не ехать, а остаться дома и предаваться собственным унылым мыслям. Но это было настолько малодушно и неправильно, что Илья откинул эту мысль, как недостойную, и начал собираться.
Встреча была семейной, поэтому никаких особенных костюмов он надевать не собирался, но и пренебрегать внешним видом тоже не стоило. Чёрные джинсы вполне сойдут за брюки, серая рубашка с длинным рукавом выглядела одновременно и празднично, и не очень формально. Погода была хорошая, поэтому никаких курток Илья с собой брать не стал, захватил только зонт. Хотя он на машине, но, как говорит Оля, зонт никогда не бывает лишним.
И ровно в два часа дня Берестов припарковался возле дома Вари. Они совершенно по-глупому забыли с ней договориться, где встречаются, поэтому Илья решил позвонить ей по телефону и узнать, подниматься ли ему наверх или они с Кешей спустятся сами.
— Сами, — ответила Варя, и судя по голосу, она тоже нервничала. Он у неё слегка дрожал.
Илья вышел из машины и встал рядом, стараясь не прислоняться к автомобилю, чтобы не испачкаться. Пусть он недавно мыл своё транспортное место, всё равно идеально чистым оно быть не могло.
Хлопнула подъездная дверь, и на улицу сначала выбежал Дятел в праздничном светлом костюмчике и даже с галстуком, почти как взрослый. Следом за ним шагала Варя, и у Берестова на миг перехватило дыхание.
Волосы у неё были уложены в какую-то немыслимую причёску, похожую на корону, и так золотились на ярком солнце, словно над головой у девушки сиял нимб. Насыщенно-голубое платье на тонких лямочках, со строгим декольте и витым, как верёвочка, пояском, подчёркивало и талию, и большую грудь Вари.
Образ дополнял привычный и обожаемый Ильёй румянец на её щеках.
— Привет, дядя Илья! — возопил Кеша где-то рядом, но Берестов был не в силах отвести взгляд от девушки, что медленно шла к машине. — Ух ты, какая тачка!
В другое время Варя, наверное, сделала бы Дятлу замечание в стиле «это не тачка, а автомобиль», но сейчас она явно была не способна на нравоучения. Остановилась в шаге от Ильи и тихо спросила:
— Я не слишком разоделась?
Берестов кашлянул и ответил:
— Нет, всё отлично. Ты прекрасна.
Кеша между тем уже открыл дверь и усаживался на заднее сиденье.
— Поехали, а то опоздаем! — завопил он оттуда, и Варя улыбнулась, слегка расслабляясь. Перехватила небольшую сумочку голубого цвета, которую держала в руке, и тоже залезла в машину.
Илья вздохнул, возвёл глаза к небу — Боже, помоги мне выдержать этот вечер — и сел на водительское место.
Почти всю дорогу до дома Оли Дятел непрерывно болтал. Воистину настоящий Дятел…
В зоопарке так сильно это заметно не было, наверное, потому что болтал Кеша в основном с Алиной. А теперь, в замкнутом пространстве, чувствовался масштаб катастрофы.
Варя терпеливо отвечала на все вопросы, иногда осаждала брата, но он опять начинал болтать. На редкость любопытный ребёнок…
— Жаль, что таким платьям не идут кроссовки, — сказала вдруг Варя, вздохнув. — Я не очень часто ношу туфли на каблуках, поэтому когда надеваю, всё время боюсь с них позорно грохнуться…
Илья не успел ответить — Дятел его опередил:
— А почему с платьем нельзя кроссовки?
— Так принято, — Варя пожала плечами. — Кроссовки к джинсам, к платью туфли. Наоборот могут носить только какие-нибудь телезвёзды, чтобы лишний раз привлечь к себе внимание.
— А-а-а, — глубокомысленно протянул Кеша и замолчал. Неужели лимит вопросов исчерпан? Как бы не так!
— Дядя Илья! А салат оливье там будет?
Варя закашлялась.
— Дятел, как тебе не стыдно!
— А что? — удивился ребёнок. — Я просто спросил!
— Не знаю, — ответил Берестов, сдерживая смех. — Будет, наверное.
— Это хорошо, — кивнул Кеша. — Я люблю оливье. Но без яблок! С яблоками он невкусный. На дне рождения Вики такой был. Бяка!
— Дятел!
— Ну что-о-о?! Я там сказал, что всё было вкусно, как ты просила! А здесь чего, опять врать?!
— Это не враньё, Кеш, — сказала Варя назидательно. — Это называется «вежливость».
Мальчик вздохнул и, надувшись, выдал:
— Как у вас, взрослых, всё сложно.
— Это точно, — вырвалось у Ильи. В этот момент он посмотрел в зеркало заднего вида и поймал там смеющийся Варин взгляд.
Уже перед домом Оли Берестову пришло в голову быстренько заскочить в цветочный магазин, а то как же без букета? Варя с Кешей остались в машине.
Вернулся Илья минут через пятнадцать, но не с одним букетом, а с двумя. Сел в салон, один букет положил на сиденье рядом с собой, а другой, поменьше, отдал удивлённому Дятлу.
— Я решил, что мужчин у нас всё-таки двое, поэтому будет справедливо, если мы с тобой, Кеш, оба подарим по букету.
Варя точно знала — Берестов сделал это не специально, он действительно просто так решил. И не понимал, что этим навсегда расположил к себе Дятла.
— Спаси-и-ибо, — протянул Кеша благодарно, с восхищением глядя на небольшой букетик из розовых и белых тюльпанов в красивой бежевой бумажке, перевязанной ярко-малиновой ленточкой.
Ещё через пять минут они наконец были у подъезда сестры Берестова. Из машины Варя вылезала аккуратно — зная собственную неуклюжесть, она вполне могла не удержаться и брякнуться на асфальт. Хоть каблук и был довольно низким, всё же и его достаточно.
Оля жила на шестом этаже. Поднявшись туда на грузовом лифте — при этом Дятел несколько раз восторженно подпрыгнул, проверяя лифт на прочность, за что получил от Вари весомый подзатыльник — они подошли к обычной металлической двери и нажали на кнопку звонка.
За дверью раздался будто бы птичий щебет.
— Так, на изготовку, — сказал Илья, моментально перестраиваясь. — Варя в центре, Кеша слева, я справа. Улыбаемся! Сейчас вылетит…
— Наоборот, влетит! — послышался за дверью весёлый голос Оли, а потом на пороге появилась и она сама. — Влетит опоздавшим на целых пятнадцать минут! Все давно ждут, папа так вообще глазами уже всё давно съел!
— Ну-ну, не ругайся, — засмеялся Илья, на секунду приобнимая сестру. — Мы в цветочный заезжали. С днём рожденья! Кеша, давай, теперь ты.
Дятел немного оробел, но тоже протянул свой букетик.
— С днём рожденья, тёть Оль!
— Спасибо! Проходите, проходите, а то я боюсь, пока мы тут тусуемся, папа там не только глазами есть начнёт…
Уже через пять минут у Вари слегка закружилась голова от новых впечатлений. Приятных впечатлений.
Отец Ильи, оказавшийся очень высоким и крупным седым мужчиной с весёлыми глазами, поглядел на Варю по-доброму оценивающе и представился:
— Иван Иваныч. Добро пожаловать к нашему шалашу!
А мама у Берестова была, наоборот, маленькой, но пухленькой, и походила на румяную аппетитную булочку.
— Валентина Викторовна, — сказала она мягко, и взгляд её светился любопытством.
Потом представляли Полину, её мужа Владимира — Вовку — и дочку Танечку. И затем уже настал черёд Олиного мужа Михаила.
Никто ничего не говорил по поводу их совместного с Берестовым прихода, но Варе почему-то казалось, что все это заметили, отметили и сделали соответствующие выводы.
А Алина с Дятлом уже вовсю что-то обсуждали, увлечённо размахивая руками…
— Надеюсь, подарки ты не сейчас будешь смотреть? — проворчал Иван Иваныч, с вожделением покосившись на уставленный вкусностями стол. Почти как на желанную женщину… — А то имеется в этом, понимаешь, определённый риск…
— Да уж понимаю, — фыркнула Оля и распределилась: — Так, Кеша и Алина, садитесь сюда. Варя и Илья — сюда.
Стулья стояли почти вплотную, и Варя чуть покраснела.
— Ах ты хитруля, — сказал вдруг Берестов, улыбаясь сестре. — Это же твоё место, ты всегда тут сидишь. А ну-ка, прекращай диверсии! Я сяду на диван рядом с мамой, а ты садись на свой любимый стул.
— Илья, — укоризненно протянула Валентина Викторовна, посмотрев на Варю извиняющимся взглядом. — Мог бы и промолчать.
— Не мог, — в голосе Ильи внезапно прорезалась жёсткость. А Варе было жаль, что он отказался сидеть рядом с ней. Она, конечно, понимала, почему, но… теперь это уже было лишним.
Берестов усадил на места Варю и Олю, потом Кешу с Алиной, и только после этого сел сам.
— Ну, вздрогнули! — воскликнул Иван Иваныч, хлопая в ладоши.
— Папа! — хором протянули Оля с Полиной, а Илья хмыкнул.
— Девочки, папа имел в виду — на старт, внимание, марш. Так, кому чего наложить… и налить?
— А я буду шампанское! — заявил Кеша, гордо задирая голову. Готовился дать отпор взрослым, которые вечно предлагают такой скучный и привычный сок. Или чуть менее скучную, но тоже привычную газировку. И Варя уже собиралась напоминать Дятлу про сникерс и обещание быть хорошим мальчиком, как Полина сказала:
— А у нас есть. Специальное шампанское только для вас и Алины, — и она, подмигнув Варе, достала из-под стола бутылку детского шампанского.
— Ух ты-ы-ы! — хором протянули Дятел с Алиной, а Танечка обиженно шмыгнула носом:
— А я?
— А тебе… — Полина наклонилась и прошептала что-то дочери на ухо, после чего та радостно захлопала в ладоши.
Варя улыбнулась. Как же это всё было ей знакомо… Сочинить сказку про волшебный эликсир, привезённый из самого, например, Изумрудного города — легко, когда надо отвлечь ребёнка, чтобы напоить его чем-нибудь привычным и совсем не волшебным.
Мама её так в детстве даже рыбьим жиром умудрилась напоить.
Но то мама. У неё были удивительно чудесные сказки…
Через пару-тройку часов, когда все наелись, напились и наговорились, а Кеша с Алиной и Танечкой даже отправились играть в соседнюю комнату, Оля вместе с Варей пошли на кухню готовить чай.
— Я, честно говоря, уже не хочу никаких тортов, — смеялась Оля, доставая из холодильника три больших коробки. — Но наши мужчины и дети хотят…
— Да, это точно. Ещё как хотят…
— Ты извини, что я так со стулом. Достань там чайничек… Воон там, да… А куда я чай дела? А, вот он. В общем, извини, спонтанно подумалось, по-детски как-то, а Илюшка просёк. Насыплешь заварки?
— Насыплю. А насчёт стула… Ерунда. Слушай, — Варя от внезапности собственной мысли чуть весь чай по полу не рассыпала, — а почему Илья ходит с тростью?
И как же она раньше не догадалась, что можно спросить у Оли…