Скучный вечер на Марсе

Сергей Синякин

Скучный вечер на Марсе

1. БУРЯ МГЛОЮ НЕБО КРОЕТ...

В иллюминаторы можно было не смотреть, погода за пластиковой броней жилого купола и так была слышна. Ветер то повизгивал, словно обиженная собака, то набирал басистую угрожающую силу, и легко было представить, как над ржавой поверхностью несется мутная бурая поземка, медленно воздвигая вокруг куполов Поселка мрачные песчаные холмы.

Хорошо, что мотонарты еще с вечера загнали в общий ангар. О надвигающемся буране никто не знал, но рачительный и хозяйственный Степаненко обошел машины, пнул лыжу одной из них и мрачно сказал:

- Це не дшо, хлопщ! Ховайте цп хреновины, щоб зустр!чь журиться не пришлось!

И вовремя он это сказал: не загнали бы машины в ангар, после бури пришлось бы откапывать из песка, да еще с двигателями и трансмиссией возиться до седьмого пота. И ведь не угадаешь, когда эта чертова буря начнется атмосферное давление не падает, облачных признаков нет, а что касается семилапок, так им песчаная буря не хуже всего остального: они в любую погоду скачут, а в бурю, пожалуй, еще и резвее, чем обычно.

Международная станция "Альфа-REX" состояла из пяти куполов и основного блока научного центра, соединенных между собой герметичными коридорами с шарообразными отростками кессонных камер, через которые можно было выбраться на поверхность. Ангар примыкал к русско-украинскому блоку, французы, китайцы, англичане и американцы предпочли своей жилой площадью ни с кем не делиться и жили раздельно. Впрочем, деление это через полгода пребывания на станции стало условным, астробиологи, например, объединились во французском куполе, аресологи, не обращая внимания на протесты остальных и грозные распоряжения начальника экспедиции Тима Данна, вообще оборудовали свой жилой закуток в блоке научного центра, только китайцы продолжали жить сплоченным коллективом. Но их можно было понять: у них руководитель был вроде из партработников и замполит у них такой дотошный и въедливый, что многие - и не без оснований - считали его за кадрового разведчика. Ничего необычного в этом не было, в каждой исследовательской труппе, без сомнения, имелись свои разведчики. Как говорят французы, а-ля гер, ком а-ля гер! Се ля ви, хлопцы! Это в космосе национальные интересы особого значения не имеют, а на Земле они по-прежнему в приоритете.

На поверхность сейчас мог выбраться только распоследний идиот, поэтому кессонки заблокировали: на случай, если такой идиот все-таки найдется. От метеорологов можно всего ожидать, а уж от физиков - и подавно. Все были изолированы, потому каждый занимался своим делом: кто статистические данные анализировал, кто отчеты наблюдений готовил. А Астахову ничего делать не хотелось. Вот такой у него бзик был - поваляться на постели и почитать Льва Николаевича Толстого. Впрочем, почитать - слишком сильно сказано. За полгода Астахов Толстого в буквальном смысле измусолил бы, да вот только не книга это была, а дискета, и весь Толстой на этой дискете со всеми своими несообразностями умещался. Любимым занятием Астахова было просматривать текст и вылущивать из него перлы наподобие того, что "какие-то два господина прошли по улице с огнем папиросы во рту". Впрочем, у Льва Николаевича, как и у всякого уважающего себя классика, и похлеще ляпы встречались.

Астахов завалился на койку, натянул на виски рожки дистанционки и совсем уже было предался любимому занятию, когда его бесцеремонно отвлек Саня Цымбаларь. Вообще-то Цымбаларя звали Олексой, но на станции украинизированные имена быстро вернулись к своим русифицированным вариантам. И наоборот, Николая Федорова никто иначе как Мыколой не называл. А Семена Лежнева вообще все и в глаза, и за глаза звали паном Петлюрой.

Саня Цымбаларь выключил астаховскую пэкашку и поинтересовался, куда лентяй и бездельник засунул дискету с отчетом по последней "линзе". Астахов, несколько обиженный подобной бесцеремонностью, со всей прямотой заявил, что никакой дискеты не брал, более того, в глаза не видел, но если уж с кого дискету спрашивать, так это с пана Цымбаларя, поскольку именно он с ней не расставался всю последнюю неделю. Цымбаларь почесал затылок и отправился искать отчет по каютам. Настроение уже было не то, и Астахов с сожалением бросил дис-танционку на надувную подушку. Посидев немного на постели, он осознал, что желания работать не прибавилось. Но и валяться без дела было глупо.

Со скуки Астахов пошел по каютам. В каюте у Лежнева он обнаружил еще парочку тунеядцев - Семен Родио-нович играл в шахматы с Биллом Селлингсом. Судя по виду пана Петлюры, он находился в проигрышном положении, но все еще хорохорился и, как крейсер "Варяг", шел ко дну под гордо развевающимся флагом. Увидев Астахова, Семен Родионович нехорошо обрадовался и с радостным возгласом: "А вот наш Боренька пришел, сейчас он нам расскажет что-нибудь интересненькое!" - быстро смешал фигуры на доске.

- How are you? - вежливо поинтересовался Селлингс и покивал Лежневу. - You made the same boobo, Samuel! Ho, - он поднял палец, - я есть cor-гласен!

Учитывая, что великодушный Селлингс благородно согласился на ничью, Лежнев добровольно отправился за соком. Астахов сел на его место и задумчиво посмотрел в иллюминатор. За прозрачной броней стояла бурая мгла, больше ни черта не было видно.

- Это будет долго, Борья, - сказал Селлингс. -Ж-жаль. Вся программа недельи к шорту!

- Моя тоже, - уныло кивнул Астахов, играя шахматной фигуркой.

В каюту заглянул Олекса Цымбаларь, поинтересовался, не видел ли кто из присутствующих дискету с отчетом по последней "линзе", заметил Астахова, не стал дожидаться ответа и прикрыл за собой дверь. И правильно сделал - Астахов уже готов был достойно ответить, где он дискету с этим отчетом видел и где пан Цымбаларь ее может найти.

- Людьи работтают, - печально сказал Селлингс.

- Люди придуряются, - возразил Борис. - Он уже полдня этот отчет ищет и найти не может.

- "Линза" - это... как сказать будет... интерь-есно,

по-прежнему печально продолжил Селлингс. - Есть чем голову сломать, вы мьеня понимаете, Борь-ис?

Астахов Селлингса понимал. Проблемы, связанные с "линзами", действительно были интересными. Никто не мог понять, почему "линзы" залегают в почве планеты столь неравномерно. Как будто кто-то взял и собрал всю воду в эти компактные чечевицы, а затем разместил их по магнитным линиям. Но вот ведь какая ерунда получалась там, где, по расчетам, "линза" должна была быть, ее не оказывалось, а там, где ее заведомо быть не могло, эта ледяная чечевица обнаруживалась самым наглым образом. И плевать ей было на все расчеты хохла Олексы Цымбаларя и рафинированного француза Шарля де Ла-вальера!

.

Помяни черта...

В каюту вновь заглянул Цымбаларь, задумчиво оглядел присутствующих и, пробормотав: "Здесь я уже был", закрыл за собой дверь.

- Ищет, - подмигнул Селлингсу Астахов. -- Вчерашний день он ищет, он эту дискету еще с вечера в пэкашке Федорова оставил.

- Это есть неправильно, Борь-ис, - мягко упрекнул Селлингс. - Вы нужны сказать ему... э-э-э... мьесто.

- А вот не будет пользоваться чужими компьютерами, - мстительно заявил Астахов, но, не выдержав укоризненного взгляда американца, пожаловался: Скучно, Билл...

- Скучьно, - согласно покивал Селлингс. - Дьел столько, а погода... - И Селлингс тоскливо посмотрел в иллюминатор, прозрачную броню которого лизали бурые языки взвихренного песка.

Они помолчали. Молчание уже становилось тягостным, но тут дверь каюты распахнулась, и вошел Лежнев с пакетами консервированного сока. 'с. Скучаете? - поинтересовался он. - Боречка, ты бы рассказал что-нибудь веселенькое. Ты же можешь, я знаю Астахов подумал.

- Ладно, - согласился он. - Давайте я вам про вторую Лунную расскажу. Я еще не рассказывал эту историю? ' - Которую? - переспросил Лежнев. - Ты про эту вторую Лунную столько рассказывал...- Про вымпел, - уточнил Борис.

- Про вымпел я не слышал. - Пан Петлюра откупорил пакеты, сунул в отверстия соломинки и почти торжественно вручил собеседникам.

Астахов потянул из трубочки сок. Сок оказался яблочным и прохладным. Он немного щипал язык своей кисловатостью, но это было все же лучше, чем приторная сладость.

- В сорок шестом это было, - начал Борис свое повествование. - Если помните, базу тогда смонтировали в кратере Арзахель. Мудрить особо не стали, лазерами проплавили туннели в базальте, облицевали их пластиком, кессон-камеры и люки понадежнее поставили, получилось, как говорится, дешево и сердито. А чтобы электроэнергии на все хватало, решили гелиостанцию смонтировать рядом с кратером. Ну и устроили субботник. Так сказать. День подсобного работника,

Выгнали всех, даже сам начальник экспедиции Клайв Расе решил людей личным примером вдохновить. Надо сказать, вкалывал он не хуже других, будь здоров, как вкалывал! А командовал еще хлеще!

И вот на южном склоне, где резервные батареи монтировали, натыкается он на непонятные металлические , кружочки явно искусственного происхождения. Шум, конечно, на всю Луну, Расе никого к этим кружочкам не подпускает, требует, пусть сначала все на видеокамеру отснимут, кружочки эти блестящие лунной пылью припудрены, значит, без обману все, естественно, не подкинул никто ничего, и кружочки до появления работников на поверхности нашего спутника лежали.

Притащили видеокамеру, засняли. Расе как первооткрыватель торжественно наклоняется, поднимает один из кружочков и под объективом видеокамеры начинает его разглядывать. И тут мы даже сквозь светофильтры видим, как физиономия нашего начальника становится багровой. И есть отчего - почти столетие считалось, что на Луну первыми высадились американцы на "Аполлоне", а тут такой конфуз - на металлическом вымпеле выбит герб нацистской Германии, свастика, ихний вождь Гитлер в профиль, надпись "Deutschland - liber alles!", а главное дата: одна тысяча девятьсот тридцать четвертый год'

- Помню, - сказал Лежнев. - Большой скандал тогда вышел! Шума было много. Брауна вспомнили, его ракеты, даже байку раскопали, что в сорок втором на полигоне немецком запуск первой ракеты с космонавтом на борту состоялся. А раз так, то простой запуск мог еще раньше быть!

- Это есть пропаганда, - погрозил пальцем Селлингс. - Pablisiti!

- С чего бы мне, русскому, немцев рекламировать? - удивился Астахов. - Я бы тогда лучше хохлам все приписал. Мол, на вымпеле Степан Бандера, галушка и надпись "Хай живе рщна ненька Украина!". А первый вымпел на Луну русские отправили, еще когда мы с хохлами одним Советским Союзом были!

- Ты лучше скажи, чем вся эта история закончилась, - попросил Лежнев. - Я же знаю, что это потом не подтвердилось!

- Подтвердилось, - заверил его Астахов. - Еще как подтвердилось. Только совсем не то, что вы думаете. Дотошные журналисты раскопали, что в две тысячи тридцать четвертом году одному из состоятельных неонацистов пришла в голову идея отметить столетие со дня основания Великого Рейха. Вбухал он в эту идею кучу денег, запустил в космос "лунник" под видом спутника связи, а все остальное решил оставить на откуп потомкам. Пусть, мол, они акценты над приоритетами проставят!

Селлингс захохотал и погрозил пальцем Астахову. Борис расплылся в простецкой улыбке и развел руками - мол, за что купил, за то и продаю!

- Я всегда говорил, - авторитетно заявил Лежнев, - для самых таинственных историй имеется простейшее объяснение. Но история хорошая.

- Best, - подтвердил Селлингс и показал большой палец.

Лежнев откинулся в кресле и некоторое время задумчиво сосал через трубочку сок.

- Я вот что думаю, мужики, - наконец сказал он. - Сколько эта погодка держаться будет, одному Марсу известно. А не устроить ли нам, господа-товарищи, конкурс на лучшую историю? С условием, чтобы она была из жизни рассказчика, чтобы в ней присутствовала тайна и у этой тайны было в конце реалистическое объяснение, а?

- Мысль неплохая, - кивнул Астахов. - Но невыполнимая. Тим не поддержит. Скажет, что нужно делом заниматься, а не языки чесать.

- Че-сать? - удивился Селлингс. - Зачь-ем?

- Ну вот видишь, - сказал Астахов. - Даже Билл нас не понимает, как это можно чесать языки, когда надо работать!

Селлингс наконец понял и радостно замахал руками.

- Ney, ney, - вскричал он. - I'll do my best to help you!

- Если идею одобряют трое, то она вполне выполнима. - упрямо сказал Лежнев. - Главное, подойти к ней с нужного конца...

В каюту вновь заглянул потерянный Цымбаларь.

- Олекса! - радостно вскричал Лежнев. - Иди сюда, Шурик! Дело есть!

- Материалы по последней "линзе" найти не могу,

озабоченно сказал Цымбаларь. - Ты не видел дискеты, Сема? Она еще с оранжевой такой наклеечкой...

- Не видел я твоей дискеты, - отмахнулся Лежнев. - Мы вот тут конкурс задумали на лучшего рассказчика.

Как тебе наша идея?

Цымбаларь некоторое время смотрел на него.

- Понял, - наконец кивнул он. - Научную конференцию задумали провести? Давно пора. Я тоже с докладом по "линзам" выступлю.

Селлингс радостно захохотал.

- Брысь! - презрительно фыркнул Лежнев. - Сгинь с глаз моих, потомок Кия и Щека! Нет в тебе полета свободной мысли! Я ему про отдых души, а он... Иди, Шурик, иди!

Цымбаларь вышел, но через секунду снова заглянул в каюту.

- Так я не понял, - сказал он. - О чем вы на конференции говорить хотите?

Селлингс весело сполз с кресла. Астахов подавился соком. Лежнев швырнул в Цымбаларя шахматным конем. Голова Олексы исчезла.

- И чтоб я тебя больше никогда не видел! - запоздало вскричал Семен Лежнев. - Я-то думал, все психи на Земле остались!

К обеду идея выкристаллизовалась настолько, что обрела форму плаката, который Селлингс и Лежнев торжественно повесили в общей столовой. Текст был сделан на английском и русском языках.

КОНКУРС

на лучшую историю из жизни Невероятные события с реалистическими объяснениями ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ

ГЛАВНЫЙ ПРИЗ - БУТЫЛКА ОТЛИЧНОГО КОНЬЯКА

У плаката немедленно собрались любопытствующие.

- Это уже не смешно, - сказал Мыкола Свиристюк. На этот раз говорил он по-английски, чтобы было понятно всем. - Нет, я не спорю, идея неплохая, но зачем над людьми издеваться? Где жюри возьмет бутылку коньяка? Да еще отличного!

- Фирма гарантирует, - загадочно произнес Семен Лежнев. - Горилки з перцем не обещаю, а коньяк будет настоящий.

После этого заявления пана Петлюры, да еще сделанного при таком количестве свидетелей, идея обрела плоть. И правда, хорошо сидеть в теплой и уютной столовой, слушать удивительные истории, когда за стенами свистит ветер, несется ржавая поземка, поднимающаяся почти до звезд, и температура на поверхности планеты падает до минус семидесяти градусов по Цельсию.

2. ЗЕРКАЛО НА МЕРКУРИИ

Видно было, что Кобуясима волнуется. А чему здесь удивляться?

Первому всегда труднее, чем тем, кто идет следом.

Японец то и дело приглаживал темные волосы и прикладывался к пакету с соком. В столовой собрались почти все, даже Тим Данн явился, хотя сразу же высказался в том плане, что идею он в принципе одобряет, но возражает против алкогольного приза. По его мнению, настоящий ученый не может туманить свою голову алкоголем, это всегда сказывается на умственных способностях. Гленн Патрик мечтательно потянулся на стуле и сказал, что добрый стаканчик еще никому не мешал, известно же, что даже Эйнштейн коньячком с удовольствием баловался, и первые космонавты на орбитальных околоземных станциях этим полезным напитком не пренебрегали, и даже президент Ричард Фостер о нем отзывается очень даже положительно.

В спор стали включаться и другие участники экспедиции, постепенно образовалось два лагеря, различно относившихся к коньячному призу Лежнева, но весьма скоро выяснилось, что в основном спор идет о том, есть ли у пана Петлюры коньяк или же он нагло блефует. Одни требовали, чтобы Лежнев подтвердил существование бутылки и доказательственно выставил приз на стол, другие возражали и настаивали, чтобы тайна оставалась тайной, иначе потеряется вся прелесть задуманного конкурса.

Японец с импровизированной сцены робко кашлял, стараясь привлечь к себе внимание. Наконец спорщики на него свое внимание обратили и принялись чинно рассаживаться вокруг.

- Давай, давай, - подбодрил японца Лежнев. - Не слушай ты этих болтунов. Тебе, Фудзи, что нужно, коньяк или все-таки историю рассказать хочется?

По внешнему виду и поведению видно было,*что Фудзи Кобуясиме хочется и того, и другого.

- Было это на Меркурии, - начал японец. - В шестьдесят пятом году. Все вы, господа, помните эту экспедицию, организованную КОСМОНАСКА.

- А разве в ней японцы участвовали? - засомневался космобиолог Ким Сен Ир.

На китайца яростно зашикали: не мешай, коммуняка, японцу рассказывать, потом, если будут вопросы, задашь Ким Сен Ир откинулся в кресле, саркастически улыбаясь: мол, давай, воздвигай из малых песчинок лжи гору обмана!

- Тогда я имел штатовское подданство, - осторожно пояснил Кобуясима и улыбнулся, отчего сразу стал похож на раскосого суслика. - На Родину я вернулся уже после этой экспедиции.

- Реэмигрант, - понимающе закивал Будрис Липе-найтис. - Я всегда говорил, что рано или поздно, но зов Родины услышит каждый, кто живет на чужбине.

- Конечно, услышит! - поддакнул Моисей Симанович. - Зов Родины мои папа и мама услышали в двадцать втором, а теперь этот зов и меня в Иерусалиме достает уже второй год. Прямо не знаю - ехать или не ехать?

- Ты, Моисей, помалкивай, - повернулся к нему Лежнев. - Тебя не Россия, тебя Украина зовет. Я же знаю, что твои родители в Одессе жили.

- У каждого уважающего себя еврея, предки которого жили в Советском Союзе, одна Родина, - гордо возразил Симанович. - И столица нашей Родины - Москва. В остальных городах нормальному еврею жить скучно.

В начавшийся спор азартно включился американский исследователь Тим Даруотер, который на поверку оказался чистокровным индейцем чероки, и высказал свое недоумение тем, что зова не слышат оккупировавшие его Родину англосаксы, иначе бы они давно уже реэмигрировали на свою историческую вотчину. И вообще whatт about?..

- Господа, господа, - вмешался в дискуссию де Ла-вальер. - Давайте все-таки дослушаем уважаемого обитателя Страны восходящего солнца. Кобуясима с благодарностью покивал ему и с нескрываемым осуждением оглядел присутствующих.

- Так вот, - сказал он, - с вашего разрешения я продолжу, господа.

Как я говорил, дело было в шестьдесят пятом году. Экспедиция находилась на Меркурии уже четыре недели, когда уважаемый Михаил Оганесян открыл ртутное зеркало в ущелье уважаемого доктора Заммердинкера. Кто был на Меркурии, тот никогда не забудет Сумеречного Пояса и цепи пещер, что тянется вдоль хребта Черенкова. Это, господа, очень красивое зрелище и вместе с тем - жутковатое. Буквально рядом кипит почва, легкие металлы собираются на поверхности. Разноцветными, словно мыльная вода, озерами они частично испаряются, и над озерами даже образуется некоторое подобие атмосферы.

У меня это была первая экспедиция в космос. За год до нее я женился на прекрасной девушке по имени Ори-нари. Ей было двадцать лет, и мы познакомились в маленьком уютном кафе на вершине Фудзиямы. Было время цветения сакуры...

Он нам всю свою жизнь хочет рассказать, - саркастически ухмыльнулся Ким Сен Ир. - Пусть лучше скажет, какое отношение его девушка имеет к рассказываемой истории

- Самое непосредственное, - с достоинством сказал Кобуясима. - Можете поверить мне на слово, уважаемые господа. Я бы никогда не стал рассказывать о своей Ори-нари, если бы моя история не имела к ней отношения. Каждый мужчина в глубине своей души гордый самурай, он никогда не станет впутывать любимую женщину в историю, которая ее совершенно не касается. Он лучше сделает себе харакири.

- Дайте ему рассказать! - крикнули из задних рядов. - А Киму заткните рот, иначе он нам весь конкурс сорвет! Продолжай, Фудзи. Никто меркурианского зеркала в глаза не видел, только статьи да рефераты о нем в научных журналах читали!

Кобуясима благодарно приложил руки к груди.

- Так вот, уважаемые господа. На Меркурий я летел, будучи молодоженом, и очень скучал о своей Оринари, которая осталась на Земле одна и, как я думал и надеялся, в свою очередь, очень скучала обо мне.

Зеркало, которое обнаружил всеми уважаемый Михаил Оганесян, представляло собой мембрану, которая своей серебряной поверхностью разделяла освещенную светилом поверхность и Сумеречную зону. Трудно было сказать, за счет чего оно держалось в овальном проеме скал, это потом уже уважаемый доктор Заммердинкер подробно исследовал его природу и любезно поделился своими догадками в "Нью космик ревю", а тогда все мы были поражены открывшимся глазу фантастическим зрелищем. Представьте себе оплавленные, обуглившиеся под лучами палящего солнца скалы, словно служащие оправой для гигантского зеркала, а в зеркале гротескно отражаются камни, звездное небо и люди, которые к этому зеркалу подходят. Оно было около мили в высоту, футов четырехсот в ширину и издали напоминало фантастический лаз в пустоту, проход в темные миры. Лишь только приблизившись, вы обнаруживали гигантское зеркало, отражающее в увеличенном виде все находящееся перед ним.

И вот это Зеркало, господа, подарило мне однажды космический стыд. В тот день мы с доктором Заммердин-кером проводили съемку близ Зеркала, и эта наша съемка немедленно транслировалась на Землю, мы очень желали, чтобы грандиозные открытия, сделанные нами, не пропали, если экспедиция погибнет по нелепой случайности На обратном пути. Все вы знаете, что и космические корабли, и люди, в них летящие, всего лишь песчинки. И, если говорить честно, нам хотелось утвердить свой приоритет и доказать, что Земля не зря вкладывает деньги в освоение космоса. Думаю, каждый из сидящих сейчас здесь понимает наши чувства.

И вот, когда прямая трансляция на Землю была в самом разгаре. Зеркало начало показывать. Да, господа, оно начало показывать картины, которые не имели никакого отношения к унылым пейзажам Меркурия!

- Помню, - мечтательно протянул Фоке Трентелл. - Такие картиночки оно тогда продемонстрировало! Кобуясима залился краской.

- Да, уважаемые господа, - сказал он. - Вначале все окрасилось в красный цвет, и мы увидели бесконечную пустыню в лучах закатного солнца. Прямо в закат уезжали трое всадников на лошадях. Они были мужественными и выглядели очень усталыми, словно только что закончили тяжелую работу или героически схватились со своими врагами и едва не потерпели поражение. По их лицам было видно, что всадники еще молоды, но уже исполнены опыта.

- Так это ж из классики! - проснулся Николай Федоров. - Я в детстве по стерео раз пять смотрел! Точно, "Приключения неуловимых"!

- Уважаемый Мыкола-сан ошибается, - с горьким достоинством поправил Кобуясима. - Это были заключительные кадры из героического японского фильма "Красные самураи".

- Откуда в Японии красные самураи? - удивился Ким Сен Ир. - Белые они всегда были! Товарищ Мао верно заметил...

- Ах, отстаньте вы со своим товарищем Мао, - закричал кто-то звонко из последних рядов. - Дайте же наконец рассказать Фудзи свою историю!

Кобуясима поклонился:

- Благодарю. Так вот, мы все молча смотрели на красных от крови самураев, гордо уезжающих в закат. И в это время что-то в Зеркале изменилось, оно словно бы закипело, потом в этом странном кипении начала медленно проявляться какая-то картина, но когда она проявилась... - Кобуясима судорожно вздохнул. - Когда картина сделалась совсем четкой, господа, я увидел свою молодую супругу. Оринари, сидя, как того требовал древний обычай, занималась любовью с господином Ихонотаямой, нашим соседом, которого я хорошо знал. От стыда я едва не покончил с собой, но меня удержал уважаемый доктор Заммердин-кер, который рассказал мне несколько историй из своей бурной юности.

Позднее психографисты, входившие в нашу экспедицию, объяснили мне, что ничего подобного в действительности не происходило. Все эти картины явились следствием отражения Зеркалом образов, возникавших в моем сознании. Моя несравненная Оринари была по-прежнему верна мне, а господин Ихонотаяма не входил в нашу гостиную и не снимал свои гэта перед семейной постелью дома Кобуясима. - Японец на мгновение прикрыл глаза рукой, но нашел в себе мужество и продолжил: - Тем не менее все, что демонстрировалось Зеркалом, видела вся Земля. Я не смог найти оправдания своей ревности, и мы с Оринари расстались. И вот что интересно, господа, - ни разу после того Зеркало не продемонстрировало ни одной картины, сколько бы наблюдений за ним ни велось. Возможно, что единственный раз молекулярные колебания Зеркала и микролептонное излучение человеческого мозга вошли в резонанс. Однако все закончилось полным конфузом и привело к разрушению моей семьи.

Сутулясь и шаркая, японец сошел с импровизированной сцены. Видимо, воспоминания расстроили Кобуяси-му, потому что в зале столовой он не задержался. Фоке Трентелл склонился к уху Астахова. - Я тебе все расскажу до конца, Борис, - шепнул он. - Знал я эту самую Оринари, она сейчас поет в ресторане Маэды на склоне Фудзиямы. И знаешь, что она мне рассказала? Ах, Фоке, говорит она мне, ваш проклятый Космос лишил меня семьи. Мой Фудзи был на Меркурии, когда ко мне в гости зашел наш сосед, уважаемый всеми господин Ихонотаяма. Мы выпили сакэ, потом мартини, потом он научил меня делать двойной "дайкири" и так незаметно склонил меня заняться любовью. И в это время по стереовизору стали показывать Меркурий, это самое Зеркало, и я сказала господину Ихонотаяме: "Смотрите, Седзи, видите, где сейчас находится мой муж?" Сердце мое преисполнилось гордостью за моего Фудзи, и в это время Зеркало начало показывать то, как мы с господином Ихонотаямой занимаемся любовью! Господи, ну почему этот Меркурий так далеко? Я бы разбила это Зеркало! Оно сломало мою семейную жизнь!

- Так, выходит, это были не воображаемые картины, подсказанные Меркурианскому Зеркалу ревностью Фудзи Кобуясимы? - удивленно переспросил Борис Астахов. - Значит, Зеркало показывало то, что и в самом деле происходило на Земле?

Фоке Трентелл хитро и многозначительно усмехнулся:

- О, Борис! Ну что мы знаем о безграничных возможностях Вселенной?

5. АСТЕРОЦД, РОБОТЫ И АЗАРТ

Некоторое время народ в столовой рассуждал и спорил о загадках Космоса и превратностях любви, поэтому никто не заметил, как на импровизированную трибуну вылез невысокий смуглый итальянец. Звали его Луиджи Пазолини, и был он кибернетистом-системщиком. На нем лежала ответственность за всю кибернетику базы, но Луиджи с хозяйством неплохо справлялся, не иначе святой Януарий помогал.

Пазолини оглядел присутствующих и сказал:

- Все вы, господа, знаете, какая это пагубная страсть ,играть в карты.

Публика разразилась смешками и аплодисментами. Пазолини вскинул руки над головой и подождал, пока шум в помещении стихнет.

- Однако и вы, господа, не подозреваете, каким страшным бедствием оказывается азарт в Глубоком Космосе. В шестьдесят втором я был высажен на астероид Гемоксен для проведения исследовательских работ. Правительство наше слишком бедно, чтобы позволить себе комплексную и оснащенную экспедицию. И, как следствие, на астероид я высадился в полном одиночестве, если, конечно, не считать робота Аристарха. Робот этот был из серии тех самых человекоподобных машин, от которых впоследствии КОСМОНАСА отказалась, но мне досталось испить горькую чашу общения с этой машиной до самого дна. Клянусь, если был бы жив великий Данте Алигьери, он, несомненно, посвятил бы нам с Аристархом душераздирающую поэму. Но, к сожалению или к счастью, великий Данте умер, и обо всем происшедшем на астероиде Гемоксен вы можете узнать лишь из моего рассказа. Поэтому призываю всех быть внимательнее. Некоторые полагают итальянцев несерьезными, возможно, так оно и есть, но то, что я вам сейчас расскажу, было на самом деле и, клянусь тиарой Римского-Папы, доставило мне много неприятных минут.

Нет, поначалу все шло хорошо. Я занимался своими делами, робот днями пропадал на поверхности астероида, брал пробы, бурил скважины, проводил химические и спектральные анализы, вел наблюдения за силовыми полями астероида - в общем, делал то, что и полагается делать не обремененному душой и не отягощенному верой в Бога роботу. Аристарху в отличие от меня не надо было в конце каждой недели сидеть перед автоматическим отпускателем грехов и думать, не согрешил ли ты в эту неделю хотя бы мысленно.

Вечерами мы с Аристархом сидели в жилом куполе на трех человек, я пил пиво, а робот занимался мелким саморемонтом и подзаряжался электричеством.

Скука на астероиде была неимоверная, компьютерные художественные программы мне быстро надоели, связь с Землей осуществлялась раз в три дня, поэтому вечерами я играл с компьютером в карты. В основном - в преферанс. Каждый, кто играл с компьютером, знает, какая это мука - играть в карты без заранее обусловленных ставок. Это все равно что ловить рыбу в аквариуме, где сидят несколько аквалангистов, готовых насаживать на твой крючок рыбок покрупнее.

Только из-за скуки, господа, я принялся обучать Аристарха игре в карты. Третьим партнером у нас был компьютер - благо что манипуляторы у этой модели имелись. Поначалу я у своих автоматических партнеров постоянно выигрывал. Роботы сильны логикой, а в картах важна не столько логика, сколько способность человека к блефу. Ну разве может робот объявить мизер при червовом валете, которого невозможно сбросить? Или сыграть бескозырку, рискуя не получить ни одной взятки? Неудивительно, что я постоянно выигрывал у Аристарха, заставляя робота исполнять мои нехитрые желания. Однако я был доволен. Теперь я видел некоторый смысл в томительных вечерах на бешено несущемся в космическую бездну астероиде.

И вот в один из вечеров, когда я нагло объявил взятки на червях, большая часть из которых находилась на руках у Аристарха, робот замигал лампочками, уставился на меня линзами окуляров и принялся мудро покачивать своей круглой металлической башкой. Казалось, что до него стала доходить моя карточная стратегия, но я, к сожалению, был слишком самоуверен и не обратил на эти покачивания никакого внимания.

В следующей партии Аристарх у меня выиграл. И как! Я не поверил своим глазам. Дважды он оставил меня без трех, потом без двух взяток и закончил великолепным мизером, где умудрился всучить мне червовую десятку, на которую он просто обязан был взять свое.

Время от времени мы с ним продолжали обыгрывать бортовой компьютер, но удовольствия от этого я не испытывал, ведь компьютер не пошлешь в хранилище за жестянкой пива. Что испытывал при этом Аристарх, я сказать затрудняюсь, но лампочки на его панцире начинали бегать живее, а два раза я даже мог поклясться, что слышу, как довольно поют его трансформаторы.

И наконец стал проигрывать я! Святая дева Мария! Я проигрывал двум жестяным банкам, вы представляете это, господа?

Вы скажете, что две жестянки не могут договориться между собой играть против человека. Я тоже всегда так думал. Но они выигрывали у меня. Свои желания мы с Аристархом записывали на листок бумаги и запечатывали в конверт, что придавало игре дополнительный азарт. Чаще других конверты приходилось вскрывать Аристарху, но вот наконец выпал черный день и на мою долю. Вскрыв конверт, я обнаружил, что по желанию Аристарха обязан прошприцевать горячим маслом его шарообразные суставы. И не надо смеяться, господа! Вы просто не знаете, какая это муторная работа! Карточный долг - долг чести.

Остаток вечера я провел за техобслуживанием Аристарха, и, клянусь святым Айзеком, роботу это понравилось. Вы смеетесь, а мне тогда было не до шуток. Одержимый азартом, я всецело отдался игре. Работа была забыта. Теперь мы играли днем и даже пропустили из-за игры очередной сеанс связи с Землей. Это несколько отрезвило меня, и работы возобновились. Но вечера! Они всецело были отданы азартной игре. Я выигрывал все реже и реже.

Желания Аристарха постепенно менялись. Теперь я уже выходил на поверхность и бурил скважины, брал образцы, проводил необходимые анализы, в то время как Аристарх оставался под куполом. Одному Богу известно, чем он занимался там в мое отсутствие. Постепенно я проигрывал все больше и больше. Теперь у меня не оставалось времени ни на что, кроме обслуживания Аристарха, почесывания его темени и пяток переменным током или надраивания титанового корпуса до немыслимого блеска. Иногда он заставлял меня увеличить память бортовому компьютеру или пройтись над схемой теплым воздухом из пылесоса. Все рабочее время я проводил на поверхности астероида, выполняя работы за Аристарха. Что вы хотите, господа, карточный долг - долг чести! Я вкалывал, как святой Варфоломей! Хуже! Пожалуй, даже сам Господь так не напрягался в свои шесть дней сотворения мира!

Челнок прилетел за мной, когда я работал на поверхности. В купол они вошли без меня, я еще только пробирался к своей базе.

Командир челнока Николо Андреотти потом говорил мне, что он долго и с изумлением разглядывал Аристарха, который, лежа на моей постели, смотрел на экране компьютера художественный фильм "Роботы Белой Зари" и время от времени заливал в головной штуцер немножечко смазки, которая была налита в жестянку из-под пива.

- Ты хоть потом разобрался, за счет чего он у тебя выигрывал, Луиджи? поинтересовался Лежнев.

Итальянец горестно засмеялся.

- Конечно, разобрался, - кивнул он. - Все было до идиотизма просто. Он поставил себе и компьютеру модемы, поэтому знал все карты, которые были у того на руках.

- Действительно просто! - кивнул Лежнев. - Я даже не удивлюсь, если он действительно смотрел фильм. Но вот масло в штуцер... Признайся, Луиджи, с маслом в пивной банке ты все же немножечко переборщил!

- Но это же не я! - экспансивно всплеснул руками итальянец. - Я сам это знаю со слов Андреотти! Желающие могут уточнить у него.

- Это мы можем узнать только на Земле, - задумчиво сказал Лежнев.

. - Вести переговоры по радио... Нас на смех поднимут, если мы на всю Систему начнем интересоваться, действительно ли робот Аристарх на астероиде Гемоксен смаковал масло из пивной банки!

- Кстати, - вмешался Фоке Трентелл. - А где он сейчас, этот Аристарх, Луиджи? Пазолини покраснел:'

- Я слишком много проиграл ему. Пришлось мне выкупать робота. Сами знаете, карточный долг - долг чести! Теперь он живет у меня в Санта-Чинелли, присматривает за домом, гуляет с детьми и собакой, а в свободное время посещает карточный клуб "Семерка пик".

- Играет? - полюбопытствовал Лежнев.

- Вы не поверите. - Итальянец вздохнул. - Обычно они играют на пару с компьютером, который согласно желанию Аристарха мне тоже пришлось выкупить. Вместе они непобедимы. Они уже стали почетными членами клуба и теперь тренируются, чтобы успешно выступить на очередном чемпионате мира!

Лежнев покачал головой и оглядел окружающих.

- Желающие выйти на сцену есть? - спросил он. Моисей Симанович решительно поднялся со своего места.

- Только без арабов! - решительно предупредил Астахов.

Борис наслаждался происходящим. С началом конкурса его безделье становилось как бы официальным, и можно было не опасаться укоризненных взглядов товарищей и начальства. Астахов даже ворот комбинезона распустил,

чтобы дышалось легче.Симанович фыркнул и встал на место, приготовленное для рассказчиков.

- Слава Иегове, поклонники Ясира Арафата пока еще в Космос не летают. Они ему на Земле поклоняются, - проворчал он. - Вот уж действительно, кого хочет покарать Господь, у того он отбирает разум! С вашего позволения, господа, я буду рассказывать не о себе. За всю мою не слишком долгую жизнь со мной, слава Иегове, ничего странного и нуждающегося в рациональных объяснениях не происходило. А вот с моим дядей...

Симанович задумался, и было видно, что думает он сейчас не о том, как бы покрасивше соврать, а о том, как начать свой рассказ о дяде.

4. ОБМАНУТЫЙ САТАНА

- Мой дядя, Меир Фенхель, был лихим космонавтом, - начал Симанович. Родись он в суровые двадцатые годы прошлого столетия, дядя, несомненно, стал бы комиссаром в пыльном шлеме и кожаной куртке, но, увы, жизнь не дала дяде такого шанса, и он родился в благополучной семье еврея-ашкенази в кибуце имени Голды Меир на севере Израиля. С детства он привык бороться с трудностями, поэтому сразу после совершеннолетия дядя эмигрировал в Соединенные Штаты, где поступил, ко всеобщему удивлению родственников и материнскому горю, в

известную Школу астронавтики, которую создала во Флориде КОСМОНАСА.

Разумеется, что школу он окончил с отличием. Удивляться тут нечему: Ротшильду и Рокфеллеру Господь дал мозги, Моше Даяну - воинскую доблесть, а Меир Фенхель получил от него то, что евреям давалось редко и по субботним дням - отвагу. Причем отваги Господь отсыпал Меиру Фенхелю столько, что ее хватило бы на весь кибуц, но жители его в день рождения Фенхеля стояли в очереди за хитростью и коммерческой сметкой, поэтому вся благодать свалилась на голову маленького Меира.

Два учебных орбитальных полета с русскими, еще один - с американцами, и юного Меира заметили и даже стали приглашать в многонациональные экспедиции, благо к своему основному достоинству Фенхелю досталось от Бога умение ладить с людьми. А вы знаете, какое это трудное занятие. Кто не знает, может попробовать договориться с ливанским арабом по очереди стрелять из автомата и убедить его, что первым стрелять должны именно вы. Так вот, Меир Фенхель был способен даже на это.

Настал день, когда дядя отправился на Венеру. Делать там, конечно, было нечего и гешефт от Венеры был сомнительным, но Меира Фенхеля подогревало то, что он будет первым евреем, которому предстояло ступить на поверхность Богини Любви. Женщин он в своей жизни покорил достаточно, теперь захотелось покорить планету.

Вот это тщеславное желание едва не сгубило дядю. Было это в пятьдесят четвертом году, был год беспокойного Солнца, и протуберанцы едва не лизали Меркурий. Это и привело к тому, что импульсный планетолет дяди потерпел аварию и начал свое движение по роковой спирали, в центре которой находилось Солнце.

Любой русский и любой американец, несомненно, в этой ситуации опустили бы руки, но Меир Фенхель привык бороться до последнего.

Надо честно сказать, что шансы на спасение у него были мизерными.

Такие шансы на спасение могли быть у раввина, который тайно высадился на побережье Саудовской Аравии, но разве этот грустный факт мог заставить дядю опустить руки? Кто думает так, просто не знает Меира Фенхеля! Не буду вдаваться в технические подробности, ибо они отнимут у нас довольно много времени, скажу только одно древние астрономы были правы и близ нашего светила вращается еще одна маленькая планетка, которая, подобно Меркурию, постоянно обращена к Солнцу одной своей стороной. Дядя назвал ее Вельзевулом и, к сожалению, не ошибся.

Думать о спасении планетолета не приходилось, и дядя покинул его на небольшом челноке. Некоторые из вас назовут Меира Фенхеля сумасшедшим - и будут правы, ибо отвага чаще всего предполагает полное отсутствие мозгов. Не скажу, что мой дядя был абсолютно лишен серого вещества, но его поступок в свое время произвел впечатление и на меня.

Итак, Меир Фенхель подал сигнал бедствия, указал будущим спасателям свои координаты и покинул обреченный планетолет на небольшом челноке. С огромными техническими трудностями, в которые сейчас тоже не стоит вникать, Меир приземлился на неосвещенной стороне планетки и в ожидании спасателей решил заняться некоторыми исследованиями. Мало ли чего можно найти на необитаемой планете! А хорошая пригоршня алмазов или других драгоценных камней Меиру Фенхелю помешать не могла, как не могла она помешать любому из нас. Если кто-нибудь думает иначе, может мне отдать все жалованье, которое ему причитается за пребывание на Марсе.

Гулять по планете, которая едва не купается в солнечной плазме, удовольствие маленькое. Пусть ты даже в скафандре, все равно чувствуешь себя так, словно бредешь голым по пустыне Негев в самый разгар лета.

Но Меир Фенхель не просто гулял, он гулял в дело, поэтому к жаре он относился, как относятся к совместно проживающей сварливой теще. И вот, когда он обнаружил маленькое ущелье, на дне которого наблюдался подозрительно заманчивый блеск, Меир увлекся так, что не заметил, как его схватили под руки, и обнаружил это, когда неизвестные, которых он не мог рассмотреть, уже увлекали его в темный зев ущелья, теперь казавшегося ему бездонным.

А теперь я попрошу представить себе - что должен чувствовать человек, которого на безжизненной планете вдруг хватают, как какого-нибудь террориста из "Гринписа", и волокут в неизвестность.

Тут уж никакой отваги не хватит. Нет, Меир Фенхель ничего предосудительного не совершил. Он просто потерял сознание.

А когда в себя пришел, то лучше бы ему было этого не делать. Потому что прямо над ним удивленно хлопала большими и красивыми козьими глазами большерогая особь со свиным рылом и, нервно покручивая кончиком хвоста, размышляла вслух: "А этого м...ка каким ветром к нам занесло?" Самое интересное, Меир Фенхель не мог сказать, думает ли это существо на идише, но понимал его, как родного отца.

Долго рассказывать, как он находил общий язык с обитателями Вельзевула. Всякий суп нужно варить строго определенное время, иначе у тебя получится каша. Главное заключалось в том, что на Вельзевуле располагался тот самый пресловутый ад, которым пугают нас священнослужители, когда мы перестаем носить им деньги.

Экскурсия по нему не доставила Меиру Фенхелю никакого удовольствия. Представьте, что вы однажды попали в компанию садистов и мазохистов, которые занимаются привычным им делом и при этом не испытывают никакого удовольствия. То же самое происходило и на Вельзевуле. Грешники не испытывали удовольствия по вполне понятным причинам, однако за долгие годы вечных мучений они несколько притерпелись к пыткам и относились к ним как к неизбежному злу. Что касается тех, кто мучил, то покажите мне такого идиота, который получал бы удовольствие от бесконечного рабочего дня и вечного исполнения служебных обязанностей!

Когда Меира Фенхеля после экскурсии повторно привели к хозяину Вельзевула, он ощущал себя эмигрантом из России, которому неожиданно сообщали, что вместо интеллигентной Вены его самолет летит в холодную Воркуту.

Однако ему любезно сообщили, что судьбой Меиру отмерено гораздо больше жизни, чем он полагает, и он может спасти себя, если подпишет контракт, по которому после смерти его душа станет полной собственностью жителей Вельзевула. А за это его доставят в любую точку Системы, где находятся поселения землян. Властелин Вельзевула извинился, что не может подбросить Меира Фенхеля дальше Марса. По существующим законам путь за орбиту Марса для жителей Вельзевула закрыт. То ли холодно для них там слишком, то ли с Богом никак договориться не могли, но самое главное - дальше они дядю отправить не могли, не нарушив установленных в Системе законов.

Разумеется, Меир Фенхель немедленно подписал с ними контракт. И это доказывает, что, кроме отваги, он все-таки был в определенной степени наделен мозгами. Теперь он живет в Поясе астероидов и даже Марс остерегается посещать. В Поясе вельзевулянам его не достать, и Меир справедливо сомневается, что когда-нибудь они договорятся с Богом. Разумеется, он уверен, что никто не станет изменять законы ради одной хитроумной, хотя и заблудшей души.

Поэтому у него всего лишь два пути - либо Господь все-таки однажды приберет его душу, но она обязательно попадет в Рай, либо он еще долго не расстанется с ней, и это, господа, крепко попахивает элементарным бессмертием.

Некоторое время все молчали.

- М-да, - покачал головой де Лавальер и потрепал себя за щегольские усики. - Ну что тут сказать? То они с Богом единоборствами занимаются, то Сатану норовят обмануть. Добром все это не кончится.

- А что говорят астрономы насчет Вельзевула? - громко поинтересовался Тим Данн. - Я что-то не слышал, чтобы внутри орбиты Меркурия была обнаружена еще какая-то планета. Может быть, все рассказанное нам сейчас - обычный блеф?

- Хотелось бы верить, - осторожно сказал Фоке Трен-телл. - Куда спокойнее жить, когда знаешь, что никакой дьявольской планетки близ Солнца нет и тебя там никто не ждет. Но в том-то вся и загвоздка, что некоторые астрономы, похоже, такую планетку изредка наблюдай.

- Вот, наверное, злились там, - хихикнул Астахов. - Они к этому Фенхелю со всей душой, а он такой фокус выкинул! Кстати, а в истории космонавтики этот случай отмечен? Ну, что некий астронавт вернулся на Землю без своего космического корабля?

- В том-то и дело, что такие случаи действительно имеются, - сообщил Данн. - Четыре случая зарегистрировано. И Меир Фенхель входит в это число, я хорошо помню.

- А другие чего рассказывают? - вклинился в разговор Лежнев.

- А ничего, - пожал плечами американец.

- Поня-ятно, - задумчиво протянул Лежнев. - Упал, значит, потерял сознание, очнулся - гипс!

- А может, они и в самом деле ничего не помнят, - примирительно сказал Трентелл. - Помню, мы однажды в Оттаве сели с приятелем в баре, а очнулся я уже в тамошнем полицейском участке. И ничего не помню, как отрезало!

Лежнев хмыкнул недоверчиво, потом негромко сказал Астахову:

- Давай, Боря! Народ уже скучать начал. Только я тебя прошу без мистики. Не дай Бог, о Рае рассказывать начнешь!

Астахов встал и направился к трибуне,

- Не буду я о сверхъестественном, - пообещал он. - Я лучше вам еще одну историю из жизни Второй Лунной расскажу.

5. ЛУННЫЙ МЕЧ

- Гартлинг в тот день потерял луноход. Кажется, у него забарахлил двигатель. Как бы то ни было, но до базы в кратере Арзахель он добирался пешком.

Уже в самом конце своего вынужденного путешествия он и заметил металлический красноватый отблеск на лунной поверхности. Для того чтобы выяснить, что там блестит, Гартлинг несколько отклонился от маршрута, и это его усердие было вознаграждено самым странным образом - рядом с язвочкой небольшого кратера он обнаружил короткий прямой меч. Специалистов по истории холодного оружия среди участников экспедиции не было, но на картинах и в скульптурах с такими мечами соплеменников изображали древние греки или не менее древние римляне. На Луне существенной разницы между ними не наблюдалось. Потому что на Луне римляне или греки, тем более древние, могли оказаться только в фантастическом романе, да и то лишь по воле его автора.

Тем не менее меч был самым настоящим, и эфес у него был в виде головы орла или ястреба. Меч оказался бронзовым, и анализы показали, что сделан он не ранее восьмидесятых годов нашей эры.

Все могут увидеть этот меч в Калужском музее астронавтики. Каких-либо реальных гипотез, объясняющих, каким образом меч мог оказаться на Луне, до сих пор нет.

- А тут и гадать нечего, - усмехнулся Данн. - Кто-нибудь из участников экспедиции и прихватил его на Луну. Чтобы разыграть остальных. А вы, дураки, на этот глупый розыгрыш клюнули!

Астахов засмеялся.

- Это самое простое объяснение, но дело в том, что такой розыгрыш действительно намечался. Только Джанни Сферелли немножечко не успел. Он действительно провез на Луну меч, но тот меч так и остался у него. Я его меч видел. У него была рукоять в виде головы пса. Это первое. Допустить, что два участника экспедиции одновременно задумали один и тот же розыгрыш, просто невозможно. К тому же меч был обнаружен там, где мы еще не занимались исследовательскими работами.

- Скучный у тебя получился рассказ, - задумчиво сказал Лежнев. Прямо-таки научный доклад, а не рассказ. Вот рассказ Симановича совсем другое дело. А у тебя шарада из журнала "Развлечения" получилась. Вот вам факт, граждане, и ломайте над ним свои умные головы.

Симанович почесал затылок.

- Ну, этот самый грекоримлянин мог оказаться на поверхности Луны в результате спонтанной телепортации. Открыл глаза, вдохнул лунную пустоту и... Симанович сделал рукой очевидный жест. - Мементо мори! Костей там не нашли?

- Не было там тела, - покачал головой Астахов. - Там потом весь грунт чуть ли не через решето просеяли. Но так ничего и не нашли.

- Тело могли сожрать лунные шакалы, - под общий смех сказал Симанович. Или оно испарилось в результате прямого попадания метеорита.

- Нет, в этом что-то есть, - покачал головой Сел-лингс. - Не было на Луне никакого римлянина, был только его меч. Представьте себе, римляне одержали очередную победу. Восторг был столь велик, что в небо полетели шлемы, щиты и мечи. Этот всеобщий восторг и вызвал спонтанную телепортацию, в результате чего меч перенесся в пространстве на сотни тысяч миль. А воин, к своему великому огорчению и стыду, остался без меча.

- А я точно знаю, - сказал Фоке Трентелл. - Это инопланетяне. Однозначно! Уперли с Земли древнего грека или римлянина прямо с поля битвы. Или с поста. Мужика в дело использовали, а меч им был просто ни к чему.

Вот и бросили за ненадобностью.

- Да зачем им мужик на Луне понадобился? - удивился Луиджи Пазолини. - Они его и на Земле выпотрошить могли.

Ким Сен Ир сощурил и без того узкие глаза.

- Я думаю, это атланты, - сказал он. - Прилетели они на Луну на исследовательском корабле. А мечи у них всегда при себе были. Для самозащиты. Какой-нибудь атлантский забулдыга его по пьянке и потерял.

- На Луне? - с сомнением спросил Симанович.

По пьянке?

- А что мы об этих самых атлантах знаем? - философски возразил китаец. Может, это у них было в порядке вещей!

- Я тебя, Ира, уважаю, - сказал Симанович, - но сейчас ты ерунду порешь. Какие атланты? Какие космические корабли?

- В восточных древних рукописях о них много говорится, - стоял на своем китаец. - Даже описывается, как люди в космосе воевали!

- На мечах, - с издевкой добавил Фоке Трентелл.

Однозначно, они на Луне на мечах дрались. В Море Ясности.

- А может, это всего лишь игра природы, - после некоторого молчания предположил Кобуясима. - Вот я читал, однажды нашли камень, распилили его, а внутри точная копия Леонардо да Винчи. Мадонна Литта. Один к одному, только маленькая очень. В природе, господа, все может случиться.

- Боже мой! - простонал Мыкола Свиристюк, поднялся и с отвращением оглядел собравшихся. - Какой хреновиной мы все занимаемся! Пойду лучше над статистикой поколдую. Все полезнее, чем гадать, как древний грек на Луне мог оказаться. Бред!

- Ну, во-первых, не древний грек, а только его меч, - вскрывая банку сока, возразил Астахов. - Во-вторых, строго говоря, мы не можем точно сказать, что это был именно грек. А в-третьих, ты, Мыкола, конечно, можешь уйти. Но тогда ты так и не узнаешь, был ли у пана Петлюры коньяк, а главное, никогда не узнаешь, кому он достался в качестве приза. И это самое прискорбное!

Широкоплечий Свиристюк немного потоптался, махнул рукой и сел на место.

- Он як ти мркуешь? Гаразд! - согласился он. - Почекаем!

6. ПРЯМАЯ ВЫГОДА

А чекать и в самом деле было чего.

Место рассказчика уже занял Фоке Трентелл и терпеливо ждал, когда украинец примет окончательное решение.

- Одно время, сразу после окончания Высшей школы астронавтики, я работал разгонщиком, - начал он. - Помните, когда комета Гишека нарушила равновесие в астероидном поясе, появилась нужда в нашей профессии. Как только астрономы определяли, что очередной астероид начинает угрожать Земле, пятерка разгонщиков направлялась к нему, на астероиде монтировали ракетные двигатели, после этого разгоняли астероид по безопасной траектории и благополучно эвакуировались. Пятерки наши были хорошо обучены, тренированы и психологически сбалансированы. Поэтому потерь среди разгонщиков почти не было, а почет и уважение - сами знаете какие. Разгонщики и сейчас в обществе в большом авторитете. Сами понимаете - спасители человечества, бесстрашные парни, оседлавшие смерть... Техасские ковбои с нами рядом и не сидели.

И вот мы с Бобом Хоторном балдеем на пляжах Акапулько, с нами очень миленькие блондиночки из скучающих и жаждущих приключений немочек, карманы от баксов топорщатся, в барах Акапулько выпивки сколько хочешь, да и погода стоит великолепная. Ловим мы с Бобом кайф по полной программе, и вот в один из великолепных дней нашего с ним отдыха в самое неподходящее время пейджеры у нас одновременно пищат и нас вызывают прямо на норвежскую платформу.

Сами понимаете, мы с Бобом лейтенанты Космических Сил ООН, поэтому спорить с приказами не имеем права. Прощаемся мы с рыдающими блондинками, прыгаем на мексиканский рейсовик и уже утром следующего дня предстаем перед очами нашего начальника. А начальником у нас тогда был старик Гендерссон, я думаю, о нем особо распространяться не надо, его и так все помнят. Морда в шрамах, воля, как у вожака львиного прайда, а формулировки кратки и чеканны, как и подобает полковнику КОССА.

И выясняется, что астероид Харон движется в сторону Земли и вероятность столкновения составляет более девяноста восьми процентов. Диаметр астероида более шести километров, поэтому, как я думаю, о возможных последствиях рассказывать не стоит.

А нашу пятерку для полета к Харону выбрали только потому, что мы были единственными, кто успел пройти подготовку на корабле серии "Белый Дракон", а именно корабль этой серии был выбран для полета к Харону.

Зашли мы с Бобом в гостиницу, а там уже Миягава, Векторов и Ханцубоси нас встречают. В полном сборе наша пятерочка, и все, смею заметить, в отличной форме.

Два дня ушло на ознакомление с системой "разгонки", типом горючки, которую нам предстояло использовать, монтажно-крепежными схемами. Следом за нами предстояло лететь пятерке Кречмера, но у них было еще полмесяца в запасе. Сами знаете, система страховки у нас была отработана и до этого времени сбоев не давала.

Короче говоря, готовились мы к привычной работе, но то, что человек обычно предполагает, Бог планирует по-своему, а Сатана вносит во все свои коррективы.

Через месяц нашего полета с Базы пришла радиограмма, что вторая пятерка, Кречмера, значит, на старте приказала всем жить долго и счастливо. Что-то там у них с реактором случилось, кажется, до сих пор в причинах аварии не разобрались.

По времени получалось, что отныне к Харону успеваем только мы.

Ну, страшного тут ничего нет. Дело привычное, как-никак наша пятерка уже три рейса сделала - Икар уводили, Клеменс и Грушу Мичурина. Ребят, конечно, жалко, настроение у всех гнилое, откуда оптимизму прибавиться!

Быть может, это и повлияло. Короче, при приближении к Харону все и произошло. Очнулись мы с Бобом, огляделись немножечко, и стало нам ясно, что влипли мы, как никогда еще никто не влипал.

Реакторная часть нашего "дракона" канула в космической неизвестности, в живых остались только мы с Бобом, да и то, если говорить по совести, Боба назвать жи-вым можно было только условно. И что интересно жилой и транспортный отсеки почти не пострадали. А потому встала перед нами задача - покончить со всем разом или все-таки попытаться увести астероид подальше от Земли, а там уж как Бог даст. И предстояло мне в одиночку "разгонку" монтировать. Боб мне к тому времени только советом помочь в состоянии был. Когда в сознание приходил.

"Что, - говорит однажды. - Влипли мы, Фоке?"

"Прорвемся!" - говорю я ему, а сам думаю: "Как же, прорвемся! Обязательно прорвемся. Только вот непонятно куда - в Рай или в Ад".

Если по совести, то на райские блаженства нам с Бобом рассчитывать не приходилось, разве что за героизм

наш да Бобовы страдания.

В общем, Боб лежит и постанывает, я потихонечку

"разгонку" монтирую, а в свободное время за ним ухаживаю. И становится ясным, что "разгонку" смонтировать я скорее всего не успею. Хорошего в этом, разумеется, мало. Встретят нас истребители из БКС и начнут из лазерных пушек расстреливать. Надежды на то, что они Харон уничтожат, мало, но, ясное ведь дело, на Земле никто не будет сидеть сложа руки и ждать, когда астероид обрушится на какие-нибудь густонаселенные районы.

Однако работу я свою не бросал. Наверное, потому, что всякая надежда умирает последней. Поставлю рядом с Бобом обед и тубы с водой, а сам на поверхность. Только и возвращался, чтобы кислородные баллоны да регенеративные патроны заменить. Но впятером монтаж осуществлять - это одно, а тут ведь, как назло, буровая с кораблем сгорела, а ручным турбобуром только колодец на ранчо копать, а не скважины в металлическом астероиде. Честно говоря, я больше для очистки совести копался.

Связи с Землей не было, поэтому о том, что с нами случилось, никто не знал. Но догадывались, наверное, - связи ведь нет!

И вот однажды сижу я в котловане, варю монтажные конструкции и вдруг чувствую - темнеет вокруг. Обычно от звезд на поверхности астероида полумрак некоторый наблюдается, а тут полное ощущение, что со спины тень какая-то наползает. Наползла и закрыла звезды. Поднимаю голову вверх - Матерь Божия! Прямо надо мной висит какая-то конструкция, и даже все заклепочки и непонятные устройства на днище видны. Трудно сказать, на что эта штука похожа, это все равно что гризли на ощупь пытаться определить. Главное, что все это металлическое безобразие голубоватым светом освещено.

Я поначалу обрадовался, слава Богу, думаю, помощь подоспела. Теперь-то мы точно и с монтажом управимся, и Боба обратно вытянем, а то он уже вечерами заговариваться стал.

Прыгаю на дне своего котлована, только что шлем вверх от избытка чувств не'подбрасываю. И тут в днище корабля открывается даже не люк, а отверстие огромное, и из отверстия этого концентрическими кольцами все тот же голубоватый свет распространяться начинает. И тут я понимаю всю тяжесть нашего с Бобом положения: мало того что корабль наш вдребезги разбит, мало того что цивилизации нашей грозит скорая и неминуемая гибель, тут еще и инопланетяне нас с ним вот-вот в плен возьмут! А в том, что это инопланетяне, я уже не сомневался. Уж слишком диковинный вид у этого их аппарата был.

Пока я все это соображаю, из инопланетного корабля прямо ко мне начинает опускаться прозрачный шар, а в глубине его я замечаю странные фигурки. Нет, что-то человеческое в них, конечно, наблюдалось, но сходство было небольшим - и рук у них, судя по скафандрам, побольше, и с нижними конечностями они особых затруднений не знали. Так могла бы выглядеть сколопендра, если бы на нее космические скафандры шили. Особого страха я не испытал - чего уж там, в детстве столько фантастикии прочитал а в ней каких только разумных форм не встречалось!

Вылазят эти многорукие ребятишки из своего шара и ко мне.

И начинают квакать по-своему. Понимаю, что они меня о чем-то спрашивают, но только руками развожу, дескать, извиняйте, господа, по-инопланетному не говорю, так что давайте переходите на мой родной английский, если и в самом деле хотите что-то узнать.

Техника у них оказалась хорошая, через некоторое время мы уже друг друга понимать начали. Сколопендры эти довольно дружелюбными оказались, в первую очередь они Бобу здоровье поправили.

И так поправили, что хоть на пляжную дискотеку выпускать, кадр подходящий снимать.

А дальше начинается совсем уж невероятное. Встают эти сколопендры в позу просителей и начинают нас с Бобом уговаривать продать наш астероид. Там, видите ли, какие-то ценные для этих сколопендр минералы обнаружились, и они без этих минералов никуда. По всей галактике разыскивают месторождения. А потому не будут ли добрые благородные астероидяне любезны подобрать себе более подходящий объект для проживания. А искомый уступить им за определенное вознаграждение. Тут я смекнул, что они нас с Бобом за уроженцев и хозяев астероида считают. Я Бобу подмигиваю и говорю: чего же, говорю, хорошим людям не помочь. За определенное, разумеется, вознаграждение. Тем более что и нам с Бобом этот астероид надоел до такой степени, что мы его видеть больше не желаем. И чем быстрее этого астероида в системе не будет, тем мы, значит, счастливей будем. Сколопендры наши аж прослезились. Вот, квакают, вот оно, бескорыстное межгалактическое братство и взаимопомощь! И спрашивают нас, куда мы с Бобом переселиться хотим. Обвел я взглядом космос и небрежно этак показываю на Землю да вот, говорю, хотя бы на эту планетку. Пусть она даже

побольше нашей будет и сила тяжести там другая, но это ничего, мы с Бобом крепкие - освоимся помаленьку. Тогда сколопендры нас и спрашивают, какую цену мы за эту кучу железа и камня хотим.

Тут уж мы с Бобом задумались. Потом высказали свои желания, и сколопендры нас перебросили на околоземную орбиту в нашем "скорпионе". Орбиты там исхоженные, поэтому нашли нас довольно быстро.

Правда, никто не верил, что в таком искалеченном планетолете можно задание выполнить и тем более назад вернуться.

А задание мы выполнили. Мы еще на орбите с Бобом кружились, смотрим, там, где, по всем расчетам, Харон должен был находиться, вдруг как полыхнет! Наверное, сколопендрочки наши удрать торопились. Все им казалось, что мы с Бобом прогадали, вот они и смылись вместе с астероидом, пока мы не передумали.

В общем. Землю мы от смертельной опасности спасли, с инопланетным разумом пообщались и даже сами внакладе не остались.

Фоке Трентелл развел руками и покинул трибуну.

- Hi, хлопч1ку, год!, - сказал Мыкола Свиристюк. - Слухай, хлопче, а ти не брешешь?

- Та Hi, дядьку. - Фоке Трентелл сказал это и расплылся от удовольствия сразу было видно, что дед у него из канадских хохлов.

Свиристюк покачал головой:

Справд, жбито не брешешь... Але, мушу сказати, виходить,

Зовсим незрозумла стория... Дуже дивно!

- Постой, постой, - задумчиво проговорил пан Пет-люра. - Ты ж нам так и не рассказал, какие вы с Бобом желания инопланетянам загадали. Что вы с них потребовали?

- Ну, Боб захотел классным хирургом стать, - пояснил Трентелл. - Теперь он из разгонщиков ушел, свою клинику в Дюссельдорфе имеет. Про него так и говорят золотые руки! Верите, одному шесть метров кишок вырезал - живет, другому сердце удалил, и тоже живет...

- Да иди ты! - не выдержал Лежнев. - Я понимаю, что живет - не себе же вырезает! Лучше скажи, что ты у своих сколопендрочек выпросил?

Фоке Трентелл покраснел.

- Да уж попросил, - неопределенно сказал он. - Но это лишь в Акапулько можно увидеть, и не всем, а только моим подружкам.

- Довго ще чекати? - поинтересовался Мыкола Свиристюк. - Общаю мою подяку всим, хто негайно перейде на мой бик. Ще ж Bin такий упертий? Хде приз?

Собравшиеся в столовой базы оживленно заговорили, Некоторые поддерживали Свиристюка и требовали не только немедленно выставить приз на стол, но и голосованием определить победителя. Другие возражали: мол, не все рассказчики еще выступили. А если так, то и о победителе говорить преждевременно. А тем более выставлять приз, если победитель еще не определился.

Спор был в самом разгаре, когда в столовой появился

Олекса Цымбаларь.

- Шарль, - позвал он. - Шарль, кажется, я догадался насчет этих самых "линз".

Де Лавальер, оставив спор с упрямым украинцем, повернулся к товарищу. Вид у него был недоверчивый. Не первый раз у них такой разговор происходил.

- Смотри, - сказал Цымбаларь. - Вот здесь у нас уже найденные "линзы", видишь? - Он показал французу лист бумаги.

- Ты хочешь сказать, что обнаруженные нами линзы расположены на полуокружности? - сообразил тот.

- Только некоторая часть, Шарль, - сказал Цымбаларь. - Остальные "линзы" скорее всего имеют отношение к другим объектам. А здесь мы имеем дело с правильной окружностью. Значит, должны быть симметричные обнаруженным точки, которые в совокупности образуют правильную окружность. Понимаешь, теперь мы можем абсолютно точно предсказать, где надо искать следующую "линзу". Конечно, я имею в виду только этот район, здесь у нас достаточно данных. Но и для других мы можем сделать более точные прогнозы. Теперь понимаешь?

Де Лавальер долго разглядывал рисунок.

- Я-то понимаю, - сказал он. - А вот подумал ли ты, что должно находиться в центре этой окружности?

- При чем здесь центр? - удивился Цымбаларь. - Я тебе о закономерностях залегания в почве "линз" толкую!

- А я тебе - о причинах этого залегания, - усмехнулся француз. Понимаешь, это больше похоже на систему водоснабжения. Или на систему водоотстойников.

Но если так, то в центре каждой окружности должен находиться искусственный объект. Город, например, или чья-то база.

Заинтересованные разговором ученые начали придвигаться к аресологам.

- Слушайте, - обрадовался Луиджи Пазолини, - а ведь это легко проверить.

- Точно, - согласился Цымбаларь. - Достаточно убедиться в том, что следующая "линза" находится именно там, где она должна быть по расчетам. Зачем? - искренне удивился Пазолини, - Достаточно исследовать сам центр окружности.

- Там располагается город марсиан, - мечтательно протянул Фоке Трентелл. Как у Брэдбери. Город с каналами и хрустальными городами.

- Нет там никакого города, - трезво заметил Астахов. - Будь там города, мы бы их со спутников заметили.Если Саня прав, то там находится заброшенная база инопланетян. Отработали планету и ушли, а база осталась. Дорогое это удовольствие - демонтировать базу после окончания работ. Если наша экспедиция на Марсе будет последней, вряд ли кто-нибудь станет демонтировать ее и вывозить на Землю.

- Борь-я, ты прагматик, - сказал Селлингс. - Нет в тебе... э-э-э... Ромь-мантьики.

- Проверить бы... проверить... - едва не застонал Цымбаларь. - Чертова буря, как она не вовремя!

- Я всегда говорил, что открытия делаются с безделья, - обрадовался Астахов. - Не будь этой бури, ты бы сейчас ковырялся у какой-нибудь очередной "линзы" с турбобуром и светлая догадка никогда бы не посетила твоей темной головы.

Тимоти Данн посидел немного, перебирая отчеты из папки Цымбаларя, потом поднял голову и задумчиво оглядел присутствующих:

- А вы знаете, может быть, эта идея недостаточно безумна, чтобы быть верной, но в ней что-то есть.

Все невольно прислушались к вою ветра за стенами. Ураган бушевал по-прежнему.

- Жаль, буря разыгралась, - сказал Тим Данн. - Придется ждать, когда в пустыне поспокойнее станет.

- А як же приз? - опечалился Свиристюк.

- А вот после бури и решим, - успокоил его Лежнев. - Если Саня прав, то приз заслужил он. Да что там приз! Он гораздо большего заслуживает! Хотя, честно говоря, истории были неплохие. Данн захлопнул папку.

- Ну что? - спросил он. - Будем дальше истории рассказывать или на сегодня хватит?

- Какие уж теперь истории... - вздохнул Лежнев.

Теперь только и ждешь, когда пурга утихнет.

7. И ТАЙНЫ ХРАМ СРЕДИ ПЕСКОВ...

Пустыня вздымалась в фиолетовые небеса многочисленными барханами, над которыми медленно плыл ущербный полумесяц Деймоса. Белых кристаллических солончаков сейчас не было видно, а по красному песку, лениво подгоняемые ветром, катились шарообразные свистуны, оторванные вчерашней бурей от корневищ. За свистунами по барханам гонялись семилапки, фиолетово-черные от возбуждения и охотничьего азарта.

Цымбаларь с Лавальером точно определили центр окружности, образованный "линзами" - благо это оказалось нетрудно, - но и без их расчетов все было очевидно - над ржавым песком пустыни возвышалось нечто вроде основания витой раковины или скорее даже рога, уходящего серым корпусом в почву. Похоже, что вчерашний ураган поработал на исследователей: он очистил нечто, напоминающее вход. Вход этот был закрыт гофрированной мембраной, выполненной из неизвестного металла или похожего на него пластика.

Тим Данн подошел и гулко ударил кулаком в мембрану:

- Черт побери! Черт побери, господа и товарищи! Мы наконец нашли. Мы их нашли, парни!

Он обернулся.

Господа и товарищи толпились у мотонарт. Поблескивали металлопластиковые шлемы, в эфире звучали неформальные восклицания.

Кто-то уже пытался неуклюже обнять Цымбаларя. На красноватом песке группа смотрелась весьма живописно. Впрочем, до этого никому дела не было. Все завороженно глядели на вход в строение, принадлежавшее Чужим. И совсем не важно было, что именно это строение представляет собой - первый вход в подземный город, ворота в ангар или на склад неведомых инопланетян. Главное,

что принадлежало оно именно инопланетянам. И значит, человечество не одиноко во Вселенной. Пришло время закончить вековые споры, подвести черту под размышлениями философов.

Все смотрели на гофрированную мембрану из неизвестного материала, и каждый понимал: с проникновением за нее начинается иная эра и мир уже никогда не будет прежним.

Интересно, - завороженно проговорил Астахов. -Какими они были? Похожи ли на нас?

- Теперь мы это узнаем, - бросил Фоке Трентелл, лихорадочно снимая все вокруг на видео. - Какие кадры, Боря! Какие кадры!

Кадры были уникальными, и в толпе царило почтительное молчание.

Тим Данн, позируя, встал рядом со входом. В скафандре он ничем не отличался от любого участника экспедиции, но эгоистическое чувство гордости за то, что принял участие в невероятном открытии, заставило солидного ученого размахивать руками перед еле слышно жужжащей видеокамерой.

Впрочем, каждый из них ощущал сопричастность к величайшему событию в истории человечества, и это чувство делало происходящее в пустыне значительным и торжественным. И все бы хорошо, но торжественность нарушил бас Мыколы Свиристюка:

- Так що, бесов еж? - сказал он, обращаясь к Лежневу. - Бачь, це твой пришлеци з шших планет! Хде ж приз, Сема? Такий дарунок з Космосу! Треба гульбище на весь свгг! Шоб аж у неб! курява знялася!

Шлемы медленно повернулись к одному из астронавтов, на рукаве которого высвечивался шеврон с изображением российского флага.

- Гульбище так гульбище! - послышался голос Лежнева, и он неуклюже развел руками. - Я от своих слов никогда не отказываюсь! Твой приз, Сашок, ты честно его заработал. У нас все без обмана, бутылка твоя! Мыкола Свиристюк снова загудел.

- Олекса! Слухаешь? Оце фокус - з неба впало... Но не треба одриватися вщ народу! Чуешь?

- Чую, - сказал равнодушно Цымбаларь, и в эфире послышались веселые смешки. - Ты не мылься, - сказал Лежнев. - Выпить тебе, Коленька, все равно не придется.

- Надул? - опечалился Свиристюк, отбросив украинскую мову и переходя на английский язык, которым пользовалось подавляющее число участников экспедиции, но тут же, покачав головой, упрямо добавил: - Шахрай Ti, Сема!

- Ну ты даешь, Мыкола, - сказал Лежнев. - Стану я такими делами заниматься! Коньяк есть, причем самый настоящий, французский. Только вот бутылочка маленькая - сувенирная, всего пятьдесят миллилитров.

Маленькое красное солнце висело в темно-фиолетовых небесах, прорезанных яркой светящейся лентой пояса астероидов.

Ниже, уже почти у самого горизонта, там, где небо становилось почти угольно-черным, молочно бугрился серп Фобоса. Было все еще морозно и ветрено. И красные пески Марса с замершими на треугольных барханах семилапками, может быть, впервые в своей миллионно-летней истории слушали дружный смех сообщества разумных существ, смеющихся над не совсем разумными желаниями одного из своих индивидуумов.

А быть может, такой смех однажды уже звучал...

Волгоград, ноябрь 1999 г.