Скука (СИ)

Скука… Из всех моих врагов она оказалась самым страшным и самым коварным. Сначала она помогала, заставляя стоящих рядом совершать безумства. И тогда я занимался тем, для чего меня создали. Потом она превратилась в призрака, маячившего где-то на краю сознания, и я взвалил на себя заботы убитых, чтобы однажды не увидеть его прямо перед собой. На какое-то время это помогло. На какое-то время… Но однажды наступил миг, когда самый страшный враг заглянул и в мои глаза…

— …своей кровью и своей жизнью…

Я давно уже не отвечал на молитвы. Строго говоря, я на них никогда не отвечал. Кто бы ни молился и о чём бы ни просил. Что бы ни сжигали на алтарях — клочки шерсти или тела только что убитых самок.

— …своим телом и своей душой…

Чем бы ни поливали эти бесполезные куски камня — водой, вином, маслом, кровью…

— …своим прошлым и своим будущим…

Бессмертные не отвечают. Бессмертные смотрят и поступают по своему разумению.

— …возьми моё тело…

Это даже не закон. Это — Правило. И из него очень мало исключений…

— …и проживи мою жизнь!

И сейчас случилось одно из них. Придётся отвечать. Но сначала… Каким они меня представляют?.. Забавно… И как же я должен говорить в таком виде?.. Хотя… Правила ведь можно и обойти, не так ли?

— С-с-с-сачем ты бес-с-с-покоиш-ш-шь меня, с-с-смертный? — глаза огромной каменной змеи с раздутым капюшоном вспыхнули жёлтыми огнями, и она немного подалась вперёд, склонившись над распростёртым на алтаре телом.

Юноша — а лежавший на холодной каменной поверхности был очень молод — тщетно пытаясь скрыть дрожь в голосе, приподнял повыше ржавый нож, рукоять которого сжимал вспотевшими ладонями:

— В книге «Ийяк'май'иссонэ», написанной мудрым Иином ис'Дахом, говорится, что раз в тысячу лет бессмертный может занять тело смертного в обмен на выполнение одного желания… Молю тебя, Змееногий, спаси мою мать! — клинок, направленный прямо в грудь лежащего приподнялся ещё чуть-чуть.

— Подош-ш-ш-ди… ш-ш-ш-то ты с-с-собираеш-ш-шьс-с-ся делать? — каменная голова слегка наклонилась вбок.

— Убить себя, чтобы ты мог забрать мою жизнь и моё тело!

— С-с-с-совс-с-с-сем глупый?! С-с-сачем мне ис-с-с-спорченное тело?

— А… А как тогда?.. — от удивления юноша опустил нож и сел.

— Прос-с-сто… — каменная змея вернулась в изначальное положение и заворчала себе под нос: — Ш-ш-што с-с-са… Правила… Х-х-хаос-с-с!.. — затем огонь покинул глаза статуи и, слившись в одну большую каплю, скатился на выложенный обсидиановыми плитами пол. Через мгновение на том месте поднялась призрачная фигура воина, полностью закованного в доспехи.

— Вот теперь поговорим, — нарушил тишину храма гулкий бас. — Но для начала давай-ка познакомимся, а то ты меня знаешь, а я тебя — нет… Не находишь, что это… гм… странно?

— А-а-а… А если сюда войдут? — проситель испуганно оглянулся на дверь зала.

— И что?

— Меня схватят, а тебя… Ой!

— Наконец-то. Наконец-то ты начал думать, — в голосе призрака звучало удовлетворение. — Это хорошо. Теперь, надеюсь, ты ещё раз обдумаешь своё решение и изменишь его.

— Я не могу… — юноша склонил голову. — Завтра за мамой придут жрецы и принесут в жертву на этом алтаре. Великий Ях'Хат повелел им добиться твоей помощи в войне. И если они не сумеют…

— А высечь эту статую этот Ях'Хат…

— Великий Ях'Хат!

— В Хаосе я видел его величие!.. О чём я?.. Ах да. Выпороть эту змеюку он не повелел?

— Н-нет… Народ разорвёт его за такое святотатство…

— Вот как? Хм, я смотрю, смертные так и не поумнели. Когда-то они не стеснялись колотить своих богов палками, если не получали того, что хотели.

— Колотить богов?! Но…

— Успокойся, малыш. Не самих богов. Те куски камня или дерева, которые они считали воплощениями бессмертных… Весёлое было время. Забавное… — лицо воина было скрыто забралом, но казалось, будто он улыбается. — Ты всё ещё не передумал?

— Нет!

— Тогда ложись поудобнее на этот булыжник и смотри сюда! — в руке призрака появился большой прозрачный камень тёмно-синего цвета. — Не беспокойся, больно не будет…

«Кажется, всё прошло нормально. Ну-ка, попробуем открыть глаза… Так, теперь повернуть голову… Теперь влево… Руки… Ага… Всё, пора вставать и начинать выполнять желание. Где там эта стекляшка?..»

Я пошарил по груди и нащупал вросшую в тело прозрачную полусферу диаметром в четыре пальца. Камень держался крепко и на попытки сдвинуть его с места никак не реагировал. Хорошо. Теперь можно и слезть с этого топчана. Не лень же было кому-то его вытёсывать… Голова сама собой повернулась вправо, и я увидел собственное изображение, высеченное местными умельцами из серого гранита. Н-да… Интересно, сколько времени ушло на эту работу? Год, три, десять? Каждая чешуйка видна. И морда выразительная. Кажется, будто сейчас я брошусь вперёд и убью того, кто посмеет меня… даже не разгневать, нет — просто не понравиться… Пошутить, что ли?..

Среди тех, кого мне пришлось когда-то убить, был один… Всегда весёлый и всегда шутил… И однажды его шутки стали безумными… Один из немногих, о чьей гибели я сожалею… Но у каждого своя работа. Если бы его безумные шутки не угрожали миру!..

Я шагнул вперёд и приложил левую ладонь к отполированному камню. Небольшое усилие, и в безжизненных глазах вспыхнул жёлтый огонь, гигантское туловище вздрогнуло, из пасти выхлестнулся длинный раздвоенный язык, пробуя воздух…

— Покинь город. Скрытно. И жди. Я позову.

Огромная голова качнулась в знак того, что приказ понят, раздутый прежде капюшон сложился, и мой первый раб быстро и бесшумно двинулся к выходу… Вот теперь и мне пора, до рассвета не так уж много и осталось…

Когда я открыл дверь и шагнул в скудно освещённую комнату, стоявшая у большого круглого стола женщина оторвала взгляд от старой потрёпанной книги, которую держала в руках, и посмотрела на меня:

— Тирек, ты ве… — её глаза наткнулись на камень, вросший в мою грудь. — Значит, это правда, и мой сын…

— Он сделал свой выбор, женщина. И если ты сейчас совершишь глупость, его жертва окажется… — я не договорил. Пришлось прыгать вперёд и подхватывать оседающее тело. Ох уж эти смертные! И как они выжили?!

Аккуратно опустив мать паренька на обтрёпанный ковёр, я огляделся по сторонам. Довольно просторно и довольно сносно по уровню богатства. Добрая половина жителей этого города — да и не только этого — жила значительно хуже. А ещё книги. Длинная полка, плотно заставленная разнокалиберными томами. Иные явно древние — не меньше двух тысяч лет, как подсказала мне память. Взяв один такой, я посмотрел на буквы, вытесненные на чудом уцелевших остатках обложки: «Роберт Говард. Конан-варвар». Надо же! Точно две тысячи лет без малого! Я помню. Тогда мне ещё была интересна возня смертных на поверхности оберегаемого мной мира. Тогда я ещё был не один…

— Что теперь будет, Змееногий? — оторвал меня от воспоминаний голос пришедшей в себя женщины.

— Почему вы называете меня так? Сначала твой сын, теперь ты…

— Так записано в Каноне, Змееногий.

— В Каноне? В каком?

— Ты держишь его в руках…

Мне почти захотелось смеяться. Взять древнюю сказку и превратить её в священную книгу… И теперь я должен выглядеть, как большая змея… Глупо. Но об этом можно подумать потом. Сейчас нужно уйти из города, потому что устраивать бойню мне не хочется… Не хочется? У меня появились желания?! Хм… Может быть, тот смертный, который написал… Как её? «Ийяк'май'иссонэ»? Был не так уж и глуп?

— Женщина, тебе нужно переодеться. У тебя есть мужская одежда? — она покачала головой. Плохо. Заниматься шитьём сейчас некогда. Ладно, выйдем за стены — сделаем остановку. А сейчас… — Тогда возьми несколько длинных юбок. И вообще — собирайся. Нам нужно покинуть город до рассвета.

Мне тоже следует пошевелиться. Отправляться в путешествие в этих лохмотьях и без запасов?.. Я, конечно, могу использовать свою силу всё время, но тогда в чём смысл жизни в теле смертного? Не будет смысла. Значит, придётся себя ограничивать. Время от времени. Пока же надо сосредоточиться и определить, где что лежит, а то провозимся со сборами…

— Змееногий…

— Женщ-щ-щина! Не называй меня так! — хм? Я, кажется, рассердился?! Приятно, ничего не скажешь. Правда, сердиться я и раньше мог, но не так сильно и не по таким мелким поводам. И требовалось больше времени, чтобы… как это смертные говорят?.. Выйти из себя?.. Ха! Бог, вышедший из себя. Бог, который вышел из себя. Бог, который вышел и оставил свою оболочку… А ведь так и есть: моя сущность сейчас в теле мальчишки, а оболочка… Позже! Я ещё не выполнил договор. — У твоего сына было имя. Называй меня так.

— Да… Тирек…

— Что ты хотела сказать?

— Нас не выпустят. И ворота заперты, и…

— Мы не пойдём через ворота. Бог я или не бог?..

Бог или не бог? Может ли считаться богом тот, кто оставил свою божественную оболочку и перенёсся в другое место?.. А что такое бог? И был ли я богом в самом начале, когда Демиург только создал мир и нас, бессмертных? А что такое вообще бог?

Мы наконец-то подошли к городской стене. Вонь и грязь. Прогуливающиеся по гребню стражники не стесняются справлять нужду. Вниз. В город. На землю, которую они защищают. Должны защищать…

Внутри тяжело заворочалась мутная волна злобы. Руки сами собой поднялись и швырнули вверх облако тёмной силы. Не умеете жить достойно — получите!.. Проследив, как тела «защитничков» превращаются в кучки праха, я подошёл к стене и приказал ей открыть проход…

— Великий, проснись!.. Проснись, Великий! — лысый старик в богатой одежде стоял у полупрозрачной занавеси, отделяющей огромное ложе от спальни, и раз за разом повторял одно и то же.

Наконец кто-то тяжело заворочался, и хриплый со сна голос недовольно проговорил:

— Ну что там ещё?!

— На город напали, Великий! — старик согнул спину в поклоне и опустил глаза.

— Что-о?! — чья-то рука рывком отдёрнула тонкую ткань в сторону, и стал виден крупный мужчина с поросшей густыми чёрными волосами широкой грудью.

— Великий! — зачастил, не разгибаясь, старик. — Под самое утро на стене были убиты стражники! Магией!

— На всей стене?!

— Нет, Великий! Только на участке между Пятой и Шестой башнями!

— В город кто-то проник? — сидящий на кровати мужчина несколько успокоился.

— Мы не знаем, Великий, — в голосе старика послышались ясно различимые виноватые нотки. — Сейчас стража прочёсывает прилегающие кварталы, но…

— Но — что?! Ты долго будешь тянуть гирраха за яйца?!

— Жрецы, Великий, — ещё больше заторопился старик, — они отказались идти! Наши уши при храме говорят, что… — лысая голова говорящего качнулась из стороны в сторону, а голос упал до шёпота, — что бог исчез!

Взвизгнув, женщина бросила шитьё и вцепилась в мою руку. И чего, спрашивается? Подумаешь, над травой поднялась каменная змеиная голова. Можно подумать, в храме была другая!.. Или дело в этом?

— Почему ты боишься моего раба, женщина?

— Но… Но как?! И почему?!

— Мне показалось хорошей шуткой забрать этот кусок камня. А кроме того, в пути понадобится помощь. Твой сын плохо следил за своим телом. Оно очень слабое.

— Он… Он много читал… Но как же город?!

Она беспокоится о городе. Том самом городе, где её чуть не принесли в жертву обычному куску камня, пусть и хорошо обработанному. Понятно, почему у неё такой сын… Хорошая женщина. И слишком хорошо думает о смертных. Надо это исправить. Совсем немного. Чтобы не испортить.

— Почему ты думаешь, что с городом что-то случится?

— Когда люди узнают, что бог покинул их…

— Они пойдут к жрецам и спросят. Так?

— Д-да… Конечно, обязательно…

— А жрецы ответят, что бог сошёл со своего места и отправился делать то, о чём его собирались попросить. Да ещё и сам забрал свои жертвы — тебя и твоего сына.

— Но ведь это неправда!

— Зато это выгодно жрецам.

Задумалась… Интересно, почему именно её выбрали жертвой? Кому-то помешала? Или ей хотели отомстить? Кому и за что? Угрозу надо устранить обязательно. Может быть, не стоило уходить из города?.. Нет. Стоило. Вернуться я всегда успею, а женщину надо спрятать. Вроде бы к северо-востоку отсюда жили какие-то оседлые племена…

— Великий Ях'Хат! Возрадуйся! Ибо сегодня Змееногий выступил на нашей стороне! — высокий плечистый старик в богатом жреческом одеянии воздел руки к потолку Малого Зала Приёмов. — Он сам взял свою жертву и выступил навстречу врагу! — длинная седая борода, заплетённая в церемониальную косу и украшенная тремя полосками змеиной кожи, вздрагивала в такт напыщенным словам. — Он…

— Хватит! — сидящий на троне ударил кулаком по подлокотнику. — Прибереги свою ложь для толпы, Кадорек! Я хочу знать, что на самом деле произошло в храме. И почему твои люди отказались помочь страже!

— Великий Ях'Хат! Наш бог оказал…

— Взять его! — терпение правителя лопнуло. — На кол!

Высокий тощий мужчина лет тридцати на вид с длинными белыми волосами, удерживаемыми узким обручем тёмной бронзы, отделился от группы придворных и склонился перед троном:

— Великий, что объявить народу?

— Он оскорбил меня ложью. И позаботься, чтобы этот… — Ях'Хат сделал выразительную паузу, — не болтал лишнего.

— Не беспокойтесь, Великий, — Главный Палач выпрямился и тонко улыбнулся. — С вырванным языком много не болтают… Могу я удалиться?

Шесть дней. Холмистая степь с редкими островками деревьев. Жара. Насекомые. Зверьё. Сначала я пытался бежать рядом с рабом и не обращать внимания на мелкие неудобства. Но тело не выдерживало, и большую часть пути пришлось проделать на спине каменного змея. Ему было безразлично — везти одну только женщину или кого-то ещё. Камни не устают.

Так же и с насекомыми. Но здесь уже не выдержал я. Когда на второй стоянке мелкие, наглые, противные, мерзкие… Хм, а ещё? Гадкие. А ещё?.. Н-да. В общем, какими бы они ни были, они покусали моему телу то место, из которого растут ноги. Женщина, когда перестала смеяться (а произошло это очень быстро!), пояснила, что я сел на гнездо этих тварей. А потом стала визжать и прыгать, потому что я послал пакостную мелочь кусать её. За то же место. Не всех. Сотни две или три. Чтобы знала, над кем нельзя смеяться.

Вообще, надо её воспитывать. И учить. Она многого не понимает. Например, что нельзя кричать на бессмертного, даже когда он в таком виде. Даже когда она под одежду лезет, чтобы отряхнуть тварей с… Чтобы отряхнуть. А сейчас урок можно уже закончить. Не поймёт — повторю. Потом. Пока же насекомые не станут её кусать. Никакие.

— Сядь! Не люблю задирать голову, — развалившийся на куче шкур правитель подцепил толстыми волосатыми пальцами кусок мяса со стоящего на низеньком резном столике деревянного блюда и швырнул в рот. — Фто уфнал?

Смуглый человек среднего роста с короткими кучерявыми волосами неопределённого цвета осторожно опустился на горку подушек и начал докладывать:

— Великий…

— Брось! Короче.

— Повелитель, я бы сказал, что бог всё же посетил город.

— Посетил, говоришь, — лежащий на шкурах вытер жирные пальцы о поданное слугой расшитое полотенце. — И куда же он делся?

— Ушёл, — развёл руками Главный Шпион. — При этом он на самом деле забрал предназначенную для него жертву. Но именно забрал, а не убил и не съел.

— Уверен? — Великий Ях'Хат напрягся. — С чего вдруг такие выводы?

— Повелитель знает, что я ни в чём никогда не уверен, — шпик наклонил голову, — даже в том, что вижу собственными глазами. Но… — он замялся.

— Не тяни!

— Как скажет повелитель. В доме жертвы видны следы поспешных сборов, но не это главное. Главное другое: полка с книгами, которая была у жертвы… К ней так и не смогли подойти. Ни я, ни мои люди. Ни вызванные из храма жрецы. А кроме того… Кроме того, жители квартала, расположенного у того участка стены, где…

— Дальше! — нетерпеливо взмахнул рукой правитель.

— Они видели две фигуры, направлявшиеся как раз к участку между Пятой и Шестой башнями.

Ях'Хат вскочил с ложа и зашагал по небольшой завешенной коврами комнате, в которой и проходила беседа. Сделав пару кругов, он подошёл к оставшемуся сидеть смуглому:

— Значит, эта шлюха нашла способ договориться с богом…

— Повелителю, конечно, виднее, но… — шпион замялся.

— Да говори уже!

— Боюсь, вашу бывшую любовницу назначили жертвой как раз за то, что она никого не допускала к своему телу…

Довольно большое поселение, должен признать. Вполне достойно статуса города. По местным меркам. У ворот даже что-то похожее на башни имеется. У закрытых ворот. Нас не желали впускать. Хмурые коренастые бородачи пялились с башенных площадок и молчали. Кого-то ждут? Или хотят меня рассердить? Или хотят, чтобы мы заговорили первыми? Надо их как-нибудь поторопить.

— Женщина, скажи этим, что тебе нужны приют и защита. На время. Потом посмотрим.

— Так и сказать — потом посмотрим?

— Нет. Только про приют и защиту. И не притворяйся глупее, чем ты есть. Я и так испытываю желание убить кого-нибудь.

Кулий не любил неожиданностей, сюрпризов, гостей, резких перемен погоды и многого другого, что вынуждало отклоняться от привычного течения жизни. Ещё Кулий не любил действовать необдуманно и спешить. Но больше всего Кулий не любил неприятности. Он их ненавидел. И старался всячески избежать. Эта ненависть и это стремление когда-то помогли охотнику сначала стать лучшим в поселении, потом занять место в Совете и, в конце концов, стать вождём. И они же сейчас говорили о том, что лучше бы эти странные пришельцы никогда не появлялись перед воротами деревни. Увы, за свою непростую жизнь Кулий понял ещё одно: если что-то случилось, жалеть об этом бесполезно, надо думать, принимать решение и действовать. Иначе случится что-нибудь похуже.

В это время незваные гости о чём-то коротко переговорили, и женщина крикнула:

— Я прошу дать мне приют и защиту!

На башенных площадках возникло лёгкое движение — бородачи недоумённо переглядывались: говорить должен был парень, стоящий рядом с пришелицей. В поселении мальчики в этом возрасте проходили посвящение, после которого считались полноправными охотниками. Может, этот посвящение не прошёл? Тощий он какой-то, недокормленный. Или больной? Кто их знает, этих городских, какую заразу они могут с собой притащить? Кулий уже было открыл рот, чтобы произнести слова отказа, когда мальчишке, по-видимому, надоело ждать: он вскинул левую руку и щёлкнул пальцами. И тут же из травы позади просителей поднялась голова огромной каменной змеи, раздувшей капюшон. Чужой бог. Бог города.

«Придётся впустить, — огорчённо вздохнув, подумал Кулий. — Иначе паршивец натравит это чудище на деревню. А с другой стороны, — разум вождя привычно стал выискивать выгоду, — этот парень — явный колдун, а Герий стар уже и учеником так и не обзавёлся. Сколько ни водили к нему детишек, всё не то. А тут уж не отвертится, будет учить. Да и лишний покровитель не помешает, а то сколько уж наши боги молчат?.. Кажись, при прадеде… Нет, при прадеде прадеда отзываться перестали. А тут вон оно как. Соседям покажем — так лучших невест дадут. И эта, вроде, ещё не старая, рожать может. Всё новая кровь будет. Ежели приглянётся ей кто. С таким-то защитником просто так не оженишь», — Кулий вздохнул ещё раз, глянул с площадки вниз, скомандовал караульным, чтобы открывали, и, обращаясь к пришельцам, громко сказал:

— Заходите, коли пришли. Да живее давайте — неспокойно у нас в округе.

Как же этот материал называется, из которого они дома сделали? Смесь глины с травой? Не помню. Забылось. А ведь и в городе такие же видел… Да, точно, когда через окраины шли. Весь примыкающий к стене район. Просто внимания не обратил. Хм, молодцы смертные, хорошо придумали. Умеют приспосабливаться. Творец постарался, когда над ними работал. Жизнеспособный получился вид. И непредсказуемый. И опасный. Для мира, для богов, для себя. Сколько раз я об этом думал? Много. Очень много.

— Здесь поживёте, — Кулий кивнул на средних размеров — по деревенским меркам — дом с небольшим заросшим бурьяном огородом, расположившийся у дальней от ворот стены селения. — Колдун наш тут. Один. Так что места хватит. Заодно и обучит он тебя, парень. Способности у тебя есть, сразу видно, так что…

— Не обучит, — мальчишка, с интересом вертевший головой по сторонам, говорил совершенно спокойно. — Женщина останется, я уйду.

— Как это?! — опешил вождь. — Ты, парень, сначала посвящение пройди, охотником стань, а…

— Ещё раз перебьёшь — накажу, — взгляд спокойных чёрных глаз упёрся Кулию куда-то в грудь, затем поднялся по бороде и остановился на переносице. — Раб тоже останется. Защищать. В первую очередь — женщину. Теперь говори.

Вождь ощутил, как в хребет от затылка до копчика впиваются ледяные иглы, а к горлу подкатывается липкий комок страха. «Раб… Как же это?! — билась в голове мысль. — Чужой бог — раб. Бог — раб! Как же это?!» Подросток, не сводивший взгляда с него, то ли прочитал мысли, то ли просто догадался, о чём думает стоящий перед ним человек. Как бы то ни было, усмехнувшись одними губами, он тихо, едва слышно проговорил:

— Не пугайся, смертный. Просто позаботься о женщине. И жди. Я вернусь, — после чего неспешно зашагал к выходу из деревни.

Дождавшись, когда странный юнец скроется за домами, Кулий повернулся к пришелице:

— Э-э-э, госпожа, а кто это был?

Женщина вытерла ладонью набухшие слезами глаза и тихо, так, что вождь едва смог расслышать, прошептала:

— Мой сын. Был. Когда-то.

Время беспощадно не только к живым. Даже горы не могут устоять перед его властью, а уж скамейка, когда-то давно поставленная в дальнем, ныне почти заброшенном углу дворцового парка, и подавно. Резное дерево покоробилось и растрескалось, когда-то ярко-зелёная краска выцвела и облетела хлопьями, оставив лишь небольшие пятнышки, как напоминание о бренности всего сущего. Вот только ножки, глубоко вросшие в землю, пока не сгнили и не рассыпались трухой. Конечно, однажды время доберётся и до них, а пока…

Невзрачный человек со смуглой кожей явно посещал это место не в первый раз. Во всяком случае, он довольно быстро устроился на перекошенной от старости деревянной скамье и замер, погрузившись в раздумья, из которых примерно через полчаса его вывели треск ягодных кустов и сдержанная ругань — похоже, кому-то ещё было известно об этом месте. Сидящий улыбнулся — он знал обладателя этого голоса и знал очень хорошо. Главный Палач. Друг детства и дальний родственник. Очень дальний. Настолько, что ни один любопытный — а таких при дворе водилось более чем достаточно — так и не смог докопаться до этого родства. «Он всегда был неуклюжим, — подумал невзрачный. — И меня всегда это удивляло. Потому что я до сих пор не могу понять, как так можно».

Прошло не больше минуты, и на свободное от зарослей место вылез высокий худой мужчина с белыми волосами. Оглядевшись по сторонам и увидев смуглого, он кивнул:

— Так и знал, что найду тебя здесь. Опять прячешься?

— Размышляю. Здесь тихо, никто не мешает…

— …и незаметно не подберёшься, — закончил беловолосый. — Новости слышал?

— Сейчас каждый день новости, — передёрнул плечами шпион, — то одно, то другое…

— Я про письмо, — уточнил его многоюродный племянник. — И если ты скажешь, что не знал содержание ещё до отправки…

— Представь себе — скажу. До отправки — не знал… — невзрачный улыбнулся.

— А…

— …а после — получил один из черновиков.

Переглянувшись, родственники рассмеялись. Впрочем, веселье их было недолгим и несколько натужным, поскольку послание, о котором шла речь, способно было вывести из себя и кого-нибудь намного более спокойного, нежели Великий Ях'Хат: в грубой форме правитель соседнего города объяснял, что не собирается позорить себя войной с теми, от кого сбежал даже бог.

— Я думал, у тебя сегодня будет много работы, — на лицо смуглого опять легла печать задумчивости.

— Завтра, — поправил тощий. — Все публичные казни назначены на завтра.

— И много?

— Пятеро. И, предупреждая твой следующий вопрос, скажу, что только двое из них находятся в твоём списке. Остальным просто не повезло, — Главный Палач наконец-то сумел устроиться на скамейке так, чтобы не хотелось тут же сменить позу.

— Что ж, — шпион потёр ладонью гладко выбритый подбородок, — очень даже неплохо, — он немного помолчал. — Но ведь ты разыскивал меня не за этим, не так ли?

Беловолосый задумчиво покивал головой:

— Ты прав как всегда. Я искал тебя, потому что не знаю, что делать дальше. Нам ведь просто некуда деваться из этого города, а в нём… — вместо окончания фразы последовал тяжёлый вздох.

— Ну, не всё так плохо, — невзрачный едва заметно усмехнулся. — У него две дочери и всего один сын. Тот самый!

— Будешь его искать?

— Уже, мой неуклюжий родич, уже! — последовала ещё одна усмешка. — Надо только подбросить ему одну мысль…

Прожить жизнь смертного… Интересно, как я себе это представлял, когда нёс чушь тому пареньку? Уже не помню. Похоже, что никак. Просто шутил. А человек воспринял мои слова всерьёз, и они стали Законом. Тоже шутка, но уже Творца. Сказанное нами обретает силу, если в него поверят. Может, в этом и заключается одна из причин сумасшествия моих собратьев? Может быть. Но что толку гадать сейчас, когда никого уже не вернуть? Сейчас, когда надо думать, как не остаться бессмертным в человеческом теле? Хм, задача. Особенно если учесть, что тело это совершенно не приспособлено к жизни — ни силы, ни выносливости, ни каких-нибудь полезных навыков, да и снаряжение оставляет желать лучшего, поскольку практически полностью отсутствует. А если…

«А эта, похоже, не так глупа, — подумал полулежавший на груде наваленных на ковёр подушек правитель, разглядывая молодую танцовщицу, томно изгибавшуюся перед ним под тихую музыку. — Или кто-то ей подсказал, что прикрытые прелести возбуждают сильнее? — он взял из широкой серебряной чаши очередную ягоду и забросил в рот. — Если подсказали, то надо выяснить, кто тут у меня такой умный, а потом…»

Что потом, правитель додумать не успел: в дверь осторожно поскреблись, и после недовольного «Ну кто там ещё?!» в комнату просочился невысокий лысый старик, исполнявший обязанности личного слуги, а в свободное время всеми силами портивший жизнь любому, кого замечал поблизости от своего господина. Согнувшись в три погибели, старик мелкими семенящими шагами приблизился и зашептал:

— Великий, прости, что я помешал твоему отдыху, но в городе… — не договорив, старик повёл глазами сначала в сторону танцовщицы, а затем на занавес, за которым скрывались музыканты.

В другое время Ях'Хат с огромным удовольствием выгнал бы старого осла пинком, но сейчас в городе стало слишком уж беспокойно — сбежавший бог, казнённые жрецы… Чернь находилась на грани бунта, а некоторые так называемые «уважаемые горожане» не скрываясь готовились перебраться куда-нибудь в другое место. В сложившейся ситуации можно было очень быстро лишиться короны правителя. Вместе с головой. Поэтому Ях'Хат, скривившись, как от кубка лимового сока, рявкнул:

— Все вон!

Девушка, прервав танец на середине движения, молча выпорхнула через неприметную дверцу, за ней тихо скользнули музыканты, сопровождаемые двумя доверенными охранниками. Проводив их глазами, старик опять склонился к уху своего господина:

— Великий, в городе говорят, что бог отправился с твоим наследником, чтобы защитить его от врагов…

— Что-о-о?! — рука правителя стиснула горло слуги, не позволяя тому вздохнуть. — Что ты несёшь, дерьмо пустынной гиены?!

Старик захрипел, пытаясь ухватить широко раскрытым ртом хотя бы немного воздуха. Когда его лицо начало синеть, Ях'Хат, успевший немного успокоиться, разжал пальцы и брезгливо вытер их о широкие шаровары из тонкой ткани.

— Что ещё говорит это быдло?

— Го… кха… гос-с-с… кха-кха-кха… — лысый закашлялся, схватившись за шею. — Гос-с…

— На, выпей, — в грудь слуги ткнулся серебряный кувшин с вином. — Выпей и говори. Что ещё за гадость ты притащил?

Пока хватит, иначе это тело умрёт прямо здесь. От истощения. Сейчас надо немного полежать, а потом можно будет поохотиться. И поесть. Сложно переделывать то, что не имеет запасов. Хоть бы немного жира под кожей! Жрать им было нечего, что ли?! Не понимаю я этих книжных червей. Почему они думают, что всё, что не записано на бумаге или пергаменте, недостойно внимания? Почему считают, что могут прожить жизнь не отрывая задниц от стульев, а глаз — от мелких закорючек?.. Одно слово — смертные… Ладно, где тут у нас еда бегает?

Уй'Гал в сердцах помянул тёмные чешуйки Змееногого и привычно огляделся — не слышит ли кто? С таким трудом найденный след опять прервался, как будто сбежавший бог взлетел, обзаведясь крыльями. Уй'Гал мысленно представил себе эту картину, потом, опять же мысленно, пририсовал толстые когтистые лапы и струю огня, вырывающуюся из пасти, и сбился с шага, едва не пропахав носом землю: в воображении получился бог Кихейи, которого Уй'Галу довелось увидеть однажды. Не самого бога, конечно. Его статую, установленную в храме соседей.

«Странно, — подумал Уй'Гал, — они похожи. Только у нашего нет ничего лишнего. Может, потому что наш моложе? Или, наоборот, старше? — мысли лениво ползали в голове, не мешая глазам всматриваться в окружающую степь, ушам — вслушиваться в её звуки, а ноздрям — принюхиваться к запахам. — Или наш бог — мужчина, а кихейский — женщина? И сейчас они решили встретиться, чтобы сделать много маленьких божков? Или ихний — мужчина? Нет! — Уй'Гал решительно тряхнул головой, отгоняя явную глупость. — Наш уже пошёл на встречу, а ихний только собирается. Женщины всегда собираются долго. А ещё — наш несёт с собой добычу, чтобы было чем перекусить после этого. Как настоящий мужчина и охотник! — эта мысль заставила следопыта расправить плечи и гордо выпятить грудь. А вот следующая опять сбила с шага: — А если богам не хватит этих двоих? Или женщина закапризничает?» — Уй'Гал застыл: что такое женские капризы, он знал не понаслышке и потому прекрасно понимал бога, пожелавшего жить отдельно. Но время зачатия и вынашивания детей — особое время. Что если богиня пожелает ещё еды? Или ей не понравится та, которую привёл муж? А ведь он, Уй'Гал, идя по следу, может оказаться слишком близко!

Следопыт умирать не хотел. Очень не хотел. В конце концов, ему ещё сына вырастить надо — без отца мальчишка просто не сможет стать хорошим охотником. Но и просто так бросать преследование тоже нельзя: ведь нет никакой разницы, съедят ли проголодавшиеся боги или же казнят по приказу Главного Шпиона — в любом случае тебя не станет и некому будет позаботиться о семье. Но кто сказал, что дома именно казнят? И за что? За то, что Змееногий оказался божественно хитёр и скрыл свой след? Это ведь так и есть! Это ведь будет чистой правдой, когда Уй'Гал расскажет о своём поиске! Конечно, потом ему могут приказать проводить отряд воинов. Или жрецов? Тех и других, скорее всего: одни для охраны, другие — уговаривать бога вернуться. А проводник… А что проводник? Чуть-чуть хитрости — и в самый опасный момент несложно оказаться позади остальных.

Уй'Гал решительно развернулся и зашагал к городу лёгкой походкой бывалого охотника. Когда он отошёл на пару сотен шагов, из травы поднялся подросток и задумчиво посмотрел вслед, бурча под нос:

— Правильный выбор, смертный, очень правильный. И не забудь потом помолиться Судьбе…

Как будто услышав эти слова или получив толчок в спину, следопыт ускорил шаг, желая побыстрее удалиться от показавшегося вдруг таким опасным места и вздрагивая от одной только мысли о том, чтобы обернуться.

Судьба. А есть ли она? Никогда не встречал и даже не слышал. Но если есть, наверняка — старая и уродливая богиня со стервозным характером. Это ведь по её прихоти я остался один. Если она есть. Но даже если нет, всё равно помолись и поблагодари её, охотник. Потому что только из-за неё ты не сделал пару лишних шагов. И не стал ещё одним высохшим трупом, как другие шедшие по нашему следу. По нашим следам. Ведущим в разные стороны от города. И расскажи пославшим тебя о своей находке. А мне пора в город. Там меня ждут. Хотя и не подозревают об этом.

— У тебя был хороший учитель, девочка, — Герий, разменявший уже восьмой десяток, сидел на стоящей у стены грубо сколоченной лавке и с удовольствием следил за тем, как его новоявленная помощница, склонившаяся над большим столом, ловко отмеривает засушенные травы. — Очень хороший, девочка. Но сразу видно, что всю жизнь прожил в городе.

— Почему вы так думаете, господин Герий? — женщина ненадолго выпрямилась и тыльной стороной ладони отодвинула со лба выбившуюся из причёски прядь.

— Так ты ж какие травы-то берёшь, а? — старик хитро прищурился. — Все сушёные. А птичьи лапки у нас и свежие есть! Только за порог шагни да руку протяни!

— Так не цветёт же сейчас птичья лапка, господин Герий!

— А корешки?! — в голосе деревенского колдуна прорезалось ехидство. — Это сушить корешки нельзя — весь толк пропадает, а свежие, они получше метёлок будут! Да и перестань ты меня господином-то величать! Сколько уже долдоню, а?! Дедом зови! Или дедушкой. Раз уж навязалась на мою голову, — ворчание Герия пошло по проторенному пути: дальше следовало ожидать возмущения бестолковостью новоявленной ученицы, её совершенно неприличной страстью перекладывать нужные вещи в непривычные места, наводя какой-то там непонятный порядок, совершенно варварской привычкой мыться едва ли не каждый вечер… А дня четыре назад к этому списку добавились ещё и визиты деревенских кумушек, повадившихся заскакивать на огонёк и болтать «о женском». В этом, собственно, не было ничего плохого, да вот только Герий совершенно случайно — а подозревать такого уважаемого человека в преднамеренном подслушивании бабьей болтовни было бы верхом бестактности — услышал, как кто-то предложил испытать на нём травки, повышающие мужскую силу. Мол, если уж и на старого козла подействует…

Женщина не отвечала, привычно не замечая того, что не относилось к делу. Злобы в колдуне не было, желания навредить — тем более. Во всяком случае, каменный охранник, оставленный бывшим сыном, пропускал его мимо себя спокойно, даже взглядом не провожал. Лежал, свернувшись, неподалёку от калитки в шатком плетне. Мёртвым камнем притворялся, каким, строго говоря, и был. Да только не обманывала уже эта мёртвость никого в селении. Уже неделю не обманывала. После того как Фунсия, сорокалетняя вдова охотника, баба злоязыкая и злопамятная, лишилась головы, едва только всунувшись во двор. Никто из видевших это и понять ничего не успел, настолько стремительным оказался взмах каменного хвоста, расплескавший кровавые брызги едва ли не на половину деревни.

Кулий, приведённый к дому колдуна одним из вездесущих мальчишек, только крякнул: требовать виру за убийство с бога может разве что лишённый ума. Да и выяснять причины… Поморщив некоторое время лоб, вождь объявил тогда, что погибшая сама виновна в своей смерти, с чем собравшиеся, помявшись, согласились — вздорный характер Фунсии привёл к тому, что даже оба её сына предпочли покинуть поселение, женившись на девушках из соседних деревень и уйдя в примаки. Мать не забывали, конечно, слали с оказией то одно, то другое, но всё через других…

Как ни странно, случившееся не заставило людей сторониться чужачки. По причине ли почтения к богам или же благодаря растяпистости живущей по соседству молодой мамаши, не углядевшей за малолетним чадом и обнаружившей его швыряющим мелкие камешки в каменного исполина — кто знает?

К слову сказать, совсем уж без потерь ни мамаше этой, ни дитю обойтись не удалось — сначала богохульник крепко получил хворостиной по заду, а позже и вернувшийся с охоты муж и отец, ещё по дороге к дому оповещённый добрыми соседями, объяснил супружнице пагубность излишнего увлечения болтовнёй с подругами.

В общем, довольно скоро деревенские сообразили, что если не желать зла пришлой, чужой бог не тронет. А чего этого самого зла желать? На мужиков семейных не заглядывается, ведёт себя скромно, другим не пакостит, нос не задирает… С другой стороны — и про город расскажет не чинясь, и про моды тамошние, и бедам женским посочувствует… Вот и стали живущие поблизости кумушки стягиваться перед закатом, прихватив кто пирожков свежих, кто чуток медку дикого, а кто и мясных полосок вяленых — и хозяйству не в убыток, и есть, чем рот занять, подруг выслушивая.

Герий, которому бабья болтовня не слишком-то и мешала, подумав, решил эти посиделки не разгонять, а… Не упускать из виду, скажем так. И через некоторое время получил, как уже говорилось, лишний повод поворчать. Однако сегодня дойти до него не успел: пару раз грохнув кулаком в дверь, в комнату шагнул Кулий, так что колдун почёл за лучшее тут же сменить тему:

— А ещё ходють тут всякие! То дождь зимой им подай, то снегу летом!.. Ну, чё у порога мнёшься-то? Проходи, вон, присаживайся, — тонкий узловатый палец, покрытый растрескавшейся кожей, указал на трёхногий деревянный табурет с круглым сиденьем, — и говори, чё надо! Не тяни! Вишь, работа у нас стоит!

— Да уж вижу я, как ты работаешь, — буркнул вождь, устраивая зад. — Языком всё больше. Девку гоняешь. Совесть-то у тебя осталась? Или высохла вся?

— Моей совести на десятерых хватит! Чё припёрся, спрашиваю.

Кулий вздохнул: после появления жилицы-помощницы характер вредного старика лучше не стал. Даже наоборот. И с чего бы, интересно знать? Чистота в доме не нравится? Или на старости лет бабу захотелось? Бородач покосился на продолжавшую возиться с травами женщину: кожа на руках гладкая, пальцы тонкие, длинные, фигура… Фигуру сейчас, конечно, разглядеть было трудно, однако память охотника прекрасно сохранила виденное ранее, и это воспоминание, поддержанное фантазией, заставило пятидесятилетнего бородача сглотнуть слюну. Была у него мысль взять пришелицу третьей женой, была! Что уж тут? Была и ушла, сменившись другой: свести чужачку со старшим сыном. Глядишь, и сладилось бы у них, а приданое… А что приданое? Не дура ж необученная, кроме обычных женских дел ничего не знающая. Травница! Такую и голую-босую взять можно! Да только старший пентюх пентюхом вырос, из-под жениного башмака носа не кажет. Куда такому вторую? Чтоб на части порвали? За младшего же, который только-только посвящение прошёл, эта и сама не пойдёт: зачем ей сопляки, пусть даже и удачливые? Таким крепкий мужик нужен. Головой крепкий, разумом, а не только своим достоинством. Да и не по обычаю первой женой бабу брать, пусть даже нестарую…

Кулий вздохнул ещё раз и перешёл к делу, заставившему его плестись через полдеревни и терпеливо выслушивать ядовитое бурчание колдуна…

Ну вот и город… Сколько помню это беспокойное племя, его представители всегда стремились собраться в кучи. Сперва в маленькие, затем — всё больше и больше. И если вначале стаи помогали выжить, то потом… Да уж. Особенно когда у них «развилась цивилизация». Каждый второй не смог бы добыть еду, отними у него все так называемые «блага». Вот и вымерли, воюя друг с другом непонятно за что. Почти вымерли. Немногие оставшиеся опять начали собираться в кучи. Сперва в маленькие, а теперь…

Главному Шпиону снилась война. Поле боя. Огромный участок степи между двумя холмами, на которых разместились правители городов со своими помощниками. Ему уже доводилось бывать там, разглядывая с высоты ровные ряды своих и вражеских войск. И вот — опять! Но теперь он почему-то стоял в первой шеренге, удерживая на левой руке большой щит из трёх слоёв буйволиной кожи, укреплённый костяными бляхами, а в правой сжимая короткое метательное копьё с зазубренным наконечником. Рядом сопел и всхрапывал сосед («Спит он стоя, что ли?»), а впереди… впереди была выжженная солнцем, но ещё не полёгшая высокая — по грудь — трава. «Опасно, — подумал Главный Шпион, — если подберутся на выстрел или бросок…» Потом он вспомнил о холме за спиной и успокоился: наверняка с вершины и со склонов разглядели бы, случись соседям предпринять такую атаку. Значит, оставалось лишь ждать. Стоило прийти к такому выводу, как сзади на плечо легла чья-то рука и смутно знакомый голос позвал: «Лари, вставай! — затем ещё раз: — Лари! Лариват, сожри тебя волки! Открой глаза! Новости! Лари!»

Просыпаться было тяжело. Ночное видение — цветное, яркое, со звуками и запахами — отпускать не желало. В нём как раз рога протрубили «Готовность!», и Главный Шпион не оборачиваясь дёрнул плечом. «Лари! — не унялся кто-то сзади. — Ях'Хат зовёт!» «Что?!»

Подскочив, Лариват наконец-то раскрыл глаза: вокруг не было ни степи, ни травы, только с ложа раздавалось сопение, временами прерываемое всхрапыванием. «Турми, — мелькнуло в голове, — странно, я не знал, что она храпит».

— Проснулся? — послышался рядом голос из сна. — Одевайся, есть новости.

— Да, Учитель, — кивнул Главный Шпион, — сейчас.

Старик бесшумно выскользнул за дверь, а Лариват принялся одеваться.

Спустя полчаса он уже подходил к дому таинственно исчезнувшей женщины, сопровождаемый двумя телохранителями. Когда до калитки оставалось не больше десятка шагов, от забора отделилась высокая тень:

— Господин, — склонился один из двух приставленных для наблюдения агентов.

— Рассказывай! — коротко бросил Главный Шпион.

— Через час после полуночи в доме зажёгся свет, — начал докладывать высокий. — Мы пытались осторожно посмотреть, кто там может быть, но неизвестный или забился в какой-нибудь угол, или вообще ушёл. Во всяком случае, через щели в ставнях его не увидеть.

— А светильник?

— Стоит на столе. В комнате с книгами, — шпик опять поклонился, показывая, что закончил.

Лариват ненадолго задумался. Ругать наблюдателей за то, что они проворонили неизвестного, было бессмысленно — ночью вдвоём даже хорошего вора не обнаружить, а тут, судя по демонстративно поставленному светильнику, прошёл кто-то из тайной службы. Прошёл, чтобы пригласить на беседу. Кого? Глупый вопрос: кто ещё станет вскакивать среди ночи? Не сам же Великий Ях'Хат? Получается, один из соседей желает предложить какую-то сделку, а значит, надо входить. С предосторожностями, конечно: хотя среди глав тайных служб городов-государств существовало молчаливое соглашение не подсылать убийц друг к другу и к правителям, исключать подобную возможность тоже нельзя.

Приняв решение, Лариват жестом отправил агента обратно на пост, а сам решительно зашагал вперёд. Проникнув в дом (входная дверь еле слышно скрипнула), Главный Шпион преобразился: теперь он двигался подобно пятнистому коту, подбирающемуся к добыче — мягко, осторожно, бесшумно. Телохранители крались следом. Предстояло пройти по длинному коридору до конца, свернуть вправо и сделать ещё пару шагов, а там…

Лариват уже протянул руку к тяжёлой занавеси, заменяющей дверь в комнату — в небогатых кварталах дело вполне обычное — когда сзади раздался шорох, а затем шеи коснулось что-то острое. И тут же незнакомый молодой — очень молодой! — голос тихо скомандовал:

— Вперёд!

Возможно, будь неизвестный постарше, Главный Шпион и попытался бы вывернуться — всё же учили его не только следить, вербовать и допрашивать — но с сопляками предпринимать такие попытки было чрезвычайно опасно: резанёт сдуру да и вскроет кровяную жилу. Поэтому Лариват сначала медленно отодвинул закрывавшую проём занавесь, а потом так же медленно шагнул вперёд.

— На стул! — тут же послышалась очередная команда, и лезвие куда-то убралось.

Стоило же начальнику тайной службы усесться, как сзади раздалось всё такое же повелительно-спокойное:

— Можете повернуться, почтенный.

Обернувшись, Главный Шпион позволил себе слегка вздрогнуть: во-первых, устроившийся прямо на полу гость города был ещё моложе, чем представлялось, а во-вторых, лицом он сильно походил на сына несостоявшейся жертвы. Но только лицом! Лариват очень внимательно изучил всё, что его агенты сумели выяснить о злополучном непризнанном сыне правителя, и собранное рисовало этакого домашнего таракана, предпочитающего сидеть в тёмном углу. Да, грамотный, да, знает счёт, но не более. Никаких упражнений с оружием. Никакой борьбы. Никакой гимнастики. Этот же…

— Что с моими людьми? — поинтересовался Главный Шпион, стараясь выиграть время.

— Вопросы здесь задаю я, почтенный, — всё то же спокойствие, всё тот же ровный голос. И ни малейшего сомнения в своей правоте: этот не просто привык командовать. Он знал, что его приказы буду исполнены. Великий Ях'Хат тоже обладал подобной уверенностью, но то — Великий Ях'Хат, с самого детства воспитывавшийся, как будущий правитель!

Между тем странный мальчишка продолжал:

— Некоторое время назад жившая в этом доме женщина была назначена жертвой. Я хочу знать, кто её предложил и кто поддержал это назначение. У вас есть наступающий день и следующий. В ночь на третий день приходите сюда же. И предупреждаю: мне безразлична судьба этого города и его жителей. Или вы выполняете мою просьбу, или здесь останутся одни развалины, — затем юнец неуловимым текучим движением поднялся и направился к выходу, бросив по дороге: — Ваши люди скоро очнутся.

Между прочим, я не шутил. Мне на самом деле безразлично, что будет с этим сборищем корявых построек. Да и с жителями, если уж на то пошло. Сильные — выживут! И потом, самыми пострадавшими окажутся разве что стоящие у власти, а их жалеть…

Домой Главный Шпион не пошёл: конечно, ещё пара часов сна лишними не стали бы, однако намного важнее было обдумать полученные сведения. Сведения, позволявшие сделать далеко идущие выводы. Очень далеко идущие. Потому Лариват, успокоив пришедших в себя (почти сразу после ухода мальчишки! Не обманул, зас…нец!) и ринувшихся на помощь начальнику охранников, снова сел на плетёный стул, предварительно пододвинув его поближе к столу. Хорошо натренированная память тут же начала выдавать мельчайшие подробности короткой встречи. Картина, складывающаяся из них, выглядела удручающе. И самым неприятным оказывалось не наличие у Великого ещё одного, ранее неизвестного наследника, нет. Значительно хуже было появление неизвестной силы. Силы, лет пятнадцать назад похитившей одного из только родившихся близнецов, вырастившей украденного ребёнка и предоставившей ему… Что? Просто слуг? Войско? Подготовленных особым образом агентов? Чем мальчишка собирается разрушать город? Сбежавшего бога натравит? Сложно сказать. Однако слова о развалинах пустой угрозой не выглядели. Точнее, произнёсший их не походил на трепло. А на кого походил?

Лавират заново принялся вспоминать внешность и манеры собеседника. Лицо, фигуру, глаза… Глаза. За всё время короткого разговора мальчишка ни разу не поднял взгляда выше середины груди Главного Шпиона. Этому только в тайных службах обучают. Значит?.. Пока что ничего не значит. Почти ничего. Далее — одежда. Обычная безрукавка мехом внутрь. Такие и городские охотники носят, и варвары из окружающих селений, и… В общем, все, кто за стенами часто бывает. Штаны — то же самое. Ничего примечательного. Теперь оружие. За спиной — лёгкий лук и колчан, слева на поясе короткий нож, в руках — охотничье копьё с костяным наконечником. Зазубренным, чтобы из раны не выпал. И наверняка смазанным каким-нибудь ядом. Всё? Да нет, не всё. Ещё — движения. Сидел юнец, как это у кочевников принято, ноги скрестив. Однако так многие сесть могут — если недолго, неудобства не чувствуешь. А вот вставал…

«Вот ты и ошибся, малыш, — подумал Главный Шпион. — Вот и выдал тех, кто тебя воспитывал. Чтобы так подниматься из такой позы, нужно учиться не день и не два. Однако…» — однако земли кочевников располагались далеко — месяц пешего пути на юго-запад. Конечно, верховые животные, водившиеся в тех местах и называемые когда кон, а когда лоша, позволяли преодолеть это расстояние быстрее, однако не настолько быстро, чтобы спустя считаные дни после ухода Змееногого явиться сюда в поисках врагов своей матери. И торговых караванов оттуда, в которых могли бы находиться специально обученные птицы, поблизости не было — они позже подходить начнут, месяца через полтора, когда жара спадёт. А самое главное — зачем? Какой интерес полудиким племенам лезть в дела городов? Наконец, каким образом эти варвары ухитрились обзавестись шпионами так, что он, начальник тайной, Змееногий её сожри, службы об этом ни сном, ни духом?!

Хуже всего в этом деле была необходимость докладывать Великому. А куда деваться? Не доложишь сейчас — потом, когда дела пойдут ещё хуже (в то, что они могут пойти лучше, Ларивату не верилось), придётся признаваться в сокрытии важных сведений. И потом, вдруг внимание, проявленное неизвестно кем, заставит правителя вспомнить о когда-то отвергнутых сыновьях? А там, глядишь, и вопрос с наследованием сам собой решится. И… И очень может быть, что наследники не забудут, кто именно помог одному из них стать Великим…

Вздохнув, Главный Шпион поднялся, подошёл к полкам, попробовал взять одну из книг и, не добившись успеха, направился к выходу, погасив по дороге светильник. Наступающий день обещал быть тяжёлым.

Четыре часа спустя, успев всё же ещё немного поспать, Лариват сидел у входа в личные покои Великого Ях'Хата, прокручивая в голове события минувшей ночи и план доклада. Личный слуга повелителя, лысый противный старикашка с мерзким характером, несколько раз высовывавший голову из-за двери, косился в его сторону с явным неодобрением, но в конце концов всё же проскрипел:

— Великий Ях'Хат призывает вас, почтенный, — при этом давно уже не гладкая физиономия сморщилась так, как будто у её владельца заболели все зубы разом, причём не только оставшиеся, но и выпавшие.

Лариват, привычно изобразив на лице безразличие, проскользнул в комнату, служившую правителю чем-то вроде рабочего кабинета, отвесил дежурный поклон и застыл. Впрочем, ожидание продлилось всего пару секунд: Великий Ях'Хат был далеко не глуп и прекрасно понимал, что просто так начальник его тайной службы не станет беспокоить своего повелителя с утра пораньше.

— Садись где-нибудь, — мускулистая рука правителя небрежно махнула в сторону нескольких скамеечек, обтянутых вышитой золотой нитью кожей. — И без церемоний давай. Что там стряслось?

Главный Шпион внутренне подобрался: да, правитель по-прежнему выглядел этаким ленивым котом, развалившимся на мягких подушках перед широким блюдом с ягодами, но теперь лень эта была чистым притворством. Зверь приготовился к прыжку и только ждал, когда добыча потеряет осторожность и подойдёт ближе.

Глубоко вдохнув, Лариват коротко доложил о случившемся и своих соображениях, после чего затаил дыхание: недавно Великий чуть не придушил за подобные новости личного слугу, которого знал с детства. Однако то ли за прошедшие дни правитель успел привыкнуть к мысли о наличии у него непризнанных детей, то ли счёл обстановку в городе слишком уж угрожающей, но в этот раз он лишь недовольно рыкнул, после чего спросил:

— Почему ты думаешь, что это мой сын?

— Он похож на вас, господин, — коротко отозвался Главный Шпион.

— Похож, — буркнул Ях'Хат, потянувшись к блюду, взял из него очередную ягоду и повторил: — Похож… Кто выбирал жертву? — спросил он после короткой паузы.

Из широкого рукава серой рубахи на свет появился свёрнутый в трубку пергамент с коротким — из восьми имён — списком. Быстро пробежав по нему глазами, правитель опять рыкнул, но уже довольно: лучшие граждане города. Слишком влиятельные, чтобы прибить их просто так. Имеющие обширные родственные связи в других городах. И слишком осторожные, чтобы дать повод для законной казни. Вот только неизвестно откуда взявшийся потомок (да и потомок ли?) вряд ли станет ломать голову над законностью. Если Главный Шпион не ошибся, мальчишка просто нанесёт визит каждому из указанных и… И «расследование» приведёт к… «Там посмотрим, — решил Ях'Хат. — И кого назначить виновным, и что сделать с настоящим убийцей». В то, что какой-то сопляк способен угрожать целому городу, он не верил, зато верил, что неведомые воспитатели могли обучить юнца врать с честным лицом — умению, иногда крайне необходимому любому правителю.

Равнина, выгоревшая трава, жаркое солнце, лёгкий ветерок, такой же горячий, как и всё вокруг, и насекомые — жужжащие и беззвучные, сосущие кровь и просто пролетающие мимо. По невидимым углам невидимого квадрата — четверо молодых охотников с оружием наготове, оберегающих сидящую на мерно вышагивающем ослике женщину. Гордые оказанным доверием парни нет-нет, да и бросали на подопечную завистливые взгляды: уж к ней-то вредные твари даже не приближаются! А заодно и к скотине, на которой едет. А всё почему? А всё потому, что немного в стороне, издавая негромкое шуршание, скользит сквозь ковыль каменная туша огромной змеи — чужого бога, городского бога, почему-то решившего оставить свой народ и отправиться странствовать. Обидели они его, что ли? Кто знает. Город — место такое. Грязное место. Люди там быстро портятся. Не все, правда. Эта, например, кажись, нормальная. Во всяком случае, женщины так говорили. Конечно, не так уж прямо, но это-то понятно: бабьему племени другую похвалить, особенно за глаза, особенно если соперницу… Того-сего не умеет, то-сё не так делает… Однако ж тянутся к ней! Фунсию, вон, за дурные мысли чужим богом прибитую, десятой дорогой обходили, на посиделки не звали, а как померла — так и забыли тут же, хоть и своя была, не пришлая…

В общем, считали охранники, повезло им с гостьей. Повезло. Одно только согласие отправиться к соседям чего стоило! Особенно для тех, кто давно уже присмотрел себе будущих подруг жизни: решать-то родители девок будут, а они на многое сначала посмотрят. Всё же своих дочерей отдают, не чужих.

Старшие тоже считали, что повезло, но своего довольства старались не показывать. Жизнь к сдержанности приучила. И потом, помощь бога — дело, конечно, хорошее, да только отвыкли уже от таких подарков. Давно отвыкли. К тому же одно дело — свои боги, другое — чужой. Вот захочется ему завтра, и вернётся он в город… Или, наоборот, из города подойдут да начнут требовать выдать их бога… В общем, лучше без чужаков. Намного лучше. Спокойнее. И если гостья, которой пришлось пообещать приют и защиту, присмотрит себе кого у соседей…

Само собой, сразу она за него не выскочит, потому как не осень сейчас, не время свадьбы играть. Да и подготовиться надо. А пока суд да дело…

Небольшой караван, состоящий из двух запряжённых волами одноосных повозок с огромными — в рост человека — колёсами, пяти вьючных ослов, одного верхового и пары десятков охотников, неторопливо полз на север, к соседней деревне. Путь был хорошо знаком и давно выверен: вон за тем вон холмиком свернуть чуть к востоку, и через час хода можно будет встать на обед возле родника. Потом, опять строго на север, два дерева попадутся, у которых заночевать хорошо. А на следующий день вечером уже и частокол соседей увидишь. И тебя увидят. Соседи. Которые ждут. Давно ждут. Потому как новости очень быстро разносятся. Ждут, но ворота всё равно не откроют, пока не подъедешь и не назовёшься честь по чести — кто, откуда, зачем. Потому как обычай такой, ещё прадедами прадедов заведённый и не одну сотню лет продержавшийся. Но вот, наконец, все вопросы заданы и все ответы получены, и ворота начинают открываться. Тяжёлые створки медленно, неторопливо расходятся в стороны: заходите, гости дорогие. Добро пожаловать!..

— Можете повернуться, почтенный.

Едва заметно вздрогнув, Главный Шпион проглотил так и просившиеся на язык выражения и медленно развернулся вместе со стулом. Как и в первую встречу, мальчишка сидел прямо на полу, скрестив ноги. И, как и в первый раз, лицо его ничего не выражало. Во всяком случае, в том скудном свете, что давала стоявшая на столе лампа, разглядеть какие-либо отголоски чувств было невозможно.

— Итак?

Не говоря ни слова Лариват извлёк из рукава тот же свиток, что недавно показывал Великому, и аккуратно положил его на стол.

— Здесь все?

— Да.

— Хорошо. Благодарю вас, — мальчишка легко поднялся, сделал два широких шага, подхватил свиток и направился к выходу из комнаты.

— Подождите! — Главный Шпион вдруг сообразил, что если они сейчас вот так разойдутся, то могут никогда больше не встретиться. — Женщина всё равно будет в опасности!

Юнец, уже протянувший руку, чтобы отодвинуть заменяющую дверь занавесь, обернулся:

— Подробнее, пожалуйста.

— Подробнее… — Лариват изобразил задумчивость, мысленно стараясь выстроить разговор так, чтобы у мальчишки возникло желание продолжать встречи. Домашние варианты (их было заготовлено несколько) не годились, поскольку строились — теперь Главный Шпион видел это отчётливо — на неверной оценке собеседника. — Подробнее… Что вы знаете об обычаях наследования?..

Лариват говорил минут пять. За это время он не только описал положение, сложившееся вокруг несостоявшейся жертвы, но упомянул также родство с Великим и перспективы, которые оно открывает. Пусть пока что весьма призрачные, но всё же! Для молодого воина — а в том, что перед ним именно воин, а не охотник, Главный Шпион не сомневался — нет ничего заманчивее возможности покрыть себя славой. А у правителя — или даже просто сына правителя — таковых возможностей значительно больше, чем у, скажем, кочевника. Впрочем, этого Лариват говорить не стал — паренёк умный, сам догадается. Теперь главное — не торопить события…

Ну вот кто бы сомневался! Если смертные что-то этакое затеяли, копни поглубже — и упрёшься в деньги. Мир может меняться как угодно, но стоит смертным к нему хоть немного приспособиться, и…

Я тоже хорош, мог бы сразу догадаться. В смысле, копнуть поглубже. Спросить у женщины, кому это она так помешала. И каким образом в нищей, в общем-то, семье оказались такие дорогие вещи, как книги и пусть и ржавый, но стальной нож. Последний при нынешнем дефиците металла сам по себе — целое состояние. Спросил бы — давно уже придавил этого троюродного дядю-опекуна вместе с его сынком, которого вышеназванный опекун прямо-таки мечтал женить на своей подопечной. Однако ж не захотела подопечная. Не оценила заботы старшего родственника. Тварь неблагодарная. Да тут ещё и ублюдку её, неизвестно с кем нагулянному, скоро шестнадцать стукнет. Взрослым станет, такой-сякой, как раньше говорили — совершеннолетним. И придётся тогда расставаться с чужим богатством… Н-да. Был бы сентиментальным, всплакнул от сочувствия, а так…

А так — придётся карательную акцию на завтра переносить, чтобы успеть за одну ночь со всеми разобраться.

— Ну?

Украдкой оглядев правителя, Главный Шпион оценил его настроение, как достаточно благодушное, но всё равно предпочёл начать доклад с того, что считал безусловно хорошим:

— В городе появился новый слух, господин. Якобы наш бог не сбежал, а отправился на встречу с богиней, чтобы заняться с ней… э-э-э… размножением.

— И жрецам не сказал?

Лариват готов был поклясться, что в голосе Великого прозвучали весёлые нотки.

— Здесь мнения расходятся, господин. Одни говорят, что не сказал, другие — что жрецы просто не поняли. Вторых больше. Но все сходятся в одном: бог у нас, оказывается, мужчина. Потому что, собираясь на встречу, прихватил с собой и еду. Как и подобает настоящему охотнику. Я на всякий случай приказал этот слух поддержать.

Великий Ях'Хат кивнул: правильное решение, позволит выиграть время. Пока же надо поторопить каменотёсов, работающих над изготовлением нового бога. Конечно, он будет отличаться от старого, но если эти отличия окажутся не слишком большими… А жрецам придётся молчать. Точнее, говорить то, что нужно. Никуда не денутся. Правда, если всё же вернётся старый…

— Что с поисками?

— С поисками… — Главный Шпион замялся, подбирая слово. — С поисками странно, господин. Я отправил десяток охотников. В разные стороны. Вернулись четверо. И все четверо клянутся, что нашли следы бога. Они идут от города примерно на день пути, а потом исчезают.

— В какую сторону?

— В том-то и дело, что в разные, — буркнул Лариват, затем опомнился и поспешно добавил: — Господин.

— Хочешь сказать, — Великий Ях'Хат то ли не заметил дерзости слуги, то ли не обратил на неё внимания, — что сбежавший бог нарочно путал следы?

— Я не знаю, господин, — Главный Шпион покаянно склонил голову. — Могу только сказать, что из отправленных охотников вернутся не все. Троих уже нашли. Точнее, то, что от них осталось.

— Ну?

— Тела как будто долго лежали под солнцем. Под очень жарким солнцем. И звери их не тронули. Да и сами охотники… — Лариват снова замялся, как будто решая, стоит ли говорить, потом тряхнул головой и продолжил: — Они возвращались по отдельности и в разное время. И допрашивали их тоже по отдельности. Но все четверо говорят одно и то же: к этим высохшим трупам страшно подходить. Причём страх возникает сразу. Вот его не было, потом ты делаешь шаг, и он появился…

На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Потом правитель, с заметным трудом разлепив губы, спросил:

— Ты веришь в колдовство?

— Не знаю, господин, — чуть помедлив, отозвался Главный Шпион. — Раньше не верил, а сейчас… Случилось слишком много такого, что я не могу объяснить. Слишком много.

Прожить жизнь, как обычный человек… Три раза «ха-ха», как говорили в этих местах не так давно. Для меня не так давно, конечно. Для смертных — в незапамятные времена. В те самые времена, когда всюду — на земле, на воде, в небе — ползали неуклюжие повозки, отравляя мир своими газами. Его, мира, двуногие прямоходящие обитатели чувствовали себя властелинами вселенной и даже не подозревали, что всё их могущество — ничто в сравнении с силой очередного свихнувшегося божка. Успевшего сделать одну-единственную гадость перед тем, как я до него добрался. Хорошую гадость. Качественную. Третья Мировая называется…

О чём это я? А! Так вот. В те времена люди тоже были обычными, но отличались от нынешних, как волк отличается от цепного пса. И кто есть кто…

А можно вспомнить тех, кто жил ещё на несколько тысяч лет раньше. Тоже вполне обычных. Если не считать, что четверо из пяти имели магические способности… Между прочим, сейчас то же самое. Просто разучились эти способности пробуждать, а когда они просыпаются спонтанно — в минуты смертельной опасности, например, — использовать. Поэтому…

Нет, то, чем я сейчас занимаюсь, не пустое философствование. Мне просто нужно решить, каким именно обычным стать. Обычным охотником? Не интересно. Обычным воином? Обычным вождём? Обычным императором?.. А что? Взять и объединить кочевые племена. У обычного смертного когда-то получилось, а я чем хуже?..

Н-да, у обычного смертного…

Служба была необременительной. Честно говоря, одно название, что служба, самое оно для ветерана, ушедшего на покой. Сиди себе в привратницкой, попивая травяной отвар и время от времени совершая обходы вокруг дома. Остальное звери сделают — и шум поднимут, если кто чужой влезть попробует, и незваного гостя придержат до прихода сторожа. Хорошие у хозяина звери — большие, сильные, умные. А главное — обучены. Лишний раз голоса не подадут, из рук чужого ничего не возьмут, своего не тронут. Просто чудо, а не звери. Хозяин их у купцов заезжих купил и всё жалел, что те только самцов привезли. Да и не он один. Многие уважаемые люди в городе захотели себе таких же зверей, однако ж не получается у них пока что — не везут купцы, только лишь руками разводят. Говорят, такие саб'ки — это так звери называются — и в тех местах большая редкость. Чаще там другие попадаются. Мелкие и бестолковые. А эти… Они ведь даже бога учуяли, когда он сбе… э-э-э… уходил. Правда, это Лам'Хун потом только понял, на следующий день, когда новости узнал. А в ту ночь подумал, что со зверями случилось что — очень уж жалобно они скулили. Да, как сейчас. И скреблись тоже, как се…

Не успев додумать, Лам'Хун слетел со скамьи, распахнул дверь, впуская в привратницкую двух здоровенных псов, и тут же захлопнул её, для надёжности подперев спиной. Губы старого вояки сами собой зашептали очистительную молитву.

В опустевшем дворе раздалось чьё-то хмыканье, от стены отделился тёмный сгусток и замер. При свете звёзд можно было разглядеть, что это человек, но и только. Некоторое время ночной гость прислушивался к чему-то, потом решительно направился в обход дома — до рассвета осталось не так уж и много, следовало поторопиться. Оказавшись с обратной стороны дома, таинственный незнакомец снова хмыкнул. На этот раз — с явным удовлетворением: обитатели особняка не сочли нужным закрывать ставни на ночь. Похоже, они считали, что невиданные в этих местах сторожевые псы обеспечат им безопасность.

Выбрав одно из окон, чужак легко подпрыгнул, ухватился за подоконник и спустя несколько мгновений оказался внутри. В комнате было ещё темнее, чем на улице, однако визитёра это не смутило, он уверенно подошёл к стоящей у стены неширокой низкой кровати, наклонился и положил руки на голову спящего. Тот что-то недовольно промычал, однако так и не проснулся, и спустя минуту незваный гость покинул комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь. Теперь он знал, где искать последних двоих из своего списка…

Я уже говорил, что общение со смертными даром не проходит? Если нет, говорю сейчас. Не проходит! Даром. За всё время возни с этим двуногим недоразумением мы успели перенять много всякого. Причём главным образом — плохого. Я, например, чуть было не начал объяснять последнему из списка (кстати, «любимому» троюродному дедушке реципиента. Тому самому, из-за которого и заварилась эта каша) всю глубину его морального падения. Уже успел сферу безмолвия поставить, когда, наконец, спохватился. Н-да…

Однако не бывает однозначных событий. Если видишь что-то однозначно хорошее, приглядись повнимательнее, обязательно обнаружишь какую-нибудь пакость. То же и наоборот. Это я к тому, что даже плохие привычки иногда оказываются полезны…

Хм, привычки… С каких пор я приобрёл привычку к позёрству? А? Хороший вопрос, нужно будет обдумать на досуге. А пока, раз уж я сразу этого не прибил, посмотреть его память на предмет наличия в доме тайников с чем-нибудь особо ценным. Например, фамильными побрякушками моей так называемой матери. И вообще. Полагающееся наследство лучше забрать сразу, по крайней мере его часть. Желательно большую. Или хотя бы существенную. Потому как возвращаться в этот город когда-нибудь потом мне не хочется, а оставлять женщине повод для такого возвращения — тем более. Так что…

— Ну, чего молчите? — тяжёлый взгляд правителя прошёлся по собравшимся в Малом Зале Приёмов и остановился на новом Верховном Жреце. Тот несколько поспешно поклонился:

— Великий Ях'Хат, наш бог остался недоволен выбранной жертвой и послал своего слугу, дабы тот покарал виновных…

Слушая заливающегося певчей птицей жреца, Главный Шпион думал о том, что каким бы сильным ни был правитель, ему всё равно приходится оглядываться на подданных. Хотя бы время от времени. Иначе не избежать бунта, заговоров, яда в вине или ножа подосланного убийцы…

Подумав об убийце, Лариват вспомнил ночного собеседника. Похоже, мальчишка не врал, когда грозил оставить от города развалины. Также похоже, что за ним на самом деле стоит сила. Вот только в оценке этой силы он, Лариват, ошибся: это не войско, это колдовство. То, во что Главный Шпион никогда не верил и во что ему, честно говоря, верить не хотелось. Однако доказательства — вот они. И их не списать на трусость, излишек выпитого или перегретую солнцем голову. Десять убитых за одну ночь. Девять домов, находящихся под наблюдением. И лишь в одном убийцу заметили. Точнее, не заметили, а почуяли. И испугались (Лариват припомнил рассказ ночного сторожа из особняка Кусика Фагера — того самого опекуна, из-за которого город лихорадит уже скоро месяц. Старик был уверен, что его хозяина покарал сам бог). И ладно наблюдатели и охрана! Семь покойников из десяти делили в эту ночь ложе с женщинами, и ни одна не проснулась! Ни одна!..

Главный Шпион отвлёкся от размышлений и прислушался. Члены Совета спорили, следует ли конфисковывать имущество убитых и как его делить. Верховный Жрец настаивал на том, что поскольку в этом деле явно не обошлось без божественного вмешательства, всё конфискованное или по крайней мере большая его часть должно отойти храму. Казначей же не соглашался. Дело обычное. Поспорят ещё немного, потом повелителю надоест, и сегодняшний Совет закончится. Тем более что главное уже прозвучало: убитые наказаны волей бога. Так народу и объявят. И поди возрази, если на каждом трупе знак — глаз с вертикальным зрачком, как у змеи. На груди, напротив сердца. Как тавро на скотине. Правда, буйволам и коровам его ставят на другое место, но это мелочи. Несущественные мелочи. Главное — народ поверит. И, что не менее важно, поверят родственники и друзья убитых. Потому что в городе уже не секрет, как выбирали жертву: жёны и любовницы злополучных выбирателей, слуги… Кто-то рассказал приятелям, кто-то — подругам… А бог — он знал и так, потому что бог. Вот и разгневался из-за того, что не выбирали достойного, а обделывали свои дела…

Конечно, планам Великого провести «расследование» так, чтобы обвинить неугодных, не суждено сбыться, но, может, это и к лучшему? Города давно уже не настолько самостоятельны, как кажется на первый взгляд. Семьи, кланы… Тронешь не того и получишь войну со всеми соседями сразу. Настоящую войну, а не мелкие стычки вроде снившейся Ларивату недавно или той, что не состоялась из-за исчезновения бога. Или, что ещё хуже, поставят перед выбором: или убираешь своего правителя, или вместе с ним уберут и тебя. И хорошо, что мальчишка сработал так, что даже бегство бога пришлось кстати. Или…

Из-за вспыхнувшей в голове догадки Главный Шпион поперхнулся слюной и закашлялся, чем привлёк внимание всех присутствующих. При этом жрец с Казначеем смотрели на него с явным неудовольствием, а все остальные — с нескрываемым интересом. Наконец Главный Военачальник, стоявший рядом, от всей души приложил Ларивата ладонью между лопаток. Главный Шпион перестал кашлять, сделал осторожный вдох, после чего благодарно кивнул Главному Военачальнику и изобразил на лице внимание — Совет пока ещё не закончился…

Продравшись через кусты и увидев на скамье Главного Шпиона, сидящего с задумчивым видом, беловолосый совершенно по-детски шмыгнул носом. Непонятно откуда взявшееся желание хотя бы раз прийти на встречу раньше старшего родственника опять не исполнилось. Родственник же, грустно улыбнувшись, встретил Главного Палача вопросом:

— Ну что, это дело можно закрывать?

От неожиданности беловолосый чуть было не сел мимо скамьи, однако, ухватившись за спинку, сумел удержаться на ногах. Выпрямившись, он какое-то время простоял, переминаясь с ноги на ногу, потом с тревогой спросил:

— Лари, ты хорошо подумал? Великий…

— Великий знает, — перебил Лариват. — И вообще, он умнее, чем хочет казаться. Не замечал?

Главный Палач недоверчиво хмыкнул, ещё немного помялся и наконец-то сел. Подождав, когда он устроится поудобнее, Лариват продолжил:

— В этом деле много непонятного. Но всё оно сводится к трём вещам. Во-первых — оживший бог. Во-вторых — колдовство. А в-третьих — кочевники…

— Кочевники?! — поразился Главный Палач. — Им-то что у нас нужно?

— Терпение, мой друг, терпение, — снова улыбнулся Главный Шпион. — Ты знаешь, что у Великого не один сын, а два? Близнецы. И одного похитили сразу после рождения, вырастили и воспитали… — он замолчал, как будто давая возможность задать вопрос, однако собеседник решил, по всей видимости, проявить то самое терпение, к которому его призывали. — Понимаешь, Кой, сын Великого, о котором мы знали — книжный червь, а тот мальчишка, с которым я говорил — воин. И не просто воин, а вождь. Кто-то научил его командовать. Хорошо научил.

— Но почему именно кочевники?! — всё же не удержался Главный Палач.

— Мелочи, мой недоверчивый друг, мелочи! Те самые мелочи, на которые редко обращаешь внимание и которые из-за этого сложно контролировать. Мой учитель потратил много сил, чтобы научить замечать их. И из них вытекало, что рос парень у кочевников. Понимаешь?

Беловолосый кивнул. Палачу тоже важно замечать мелочи. Если, конечно, он хочет стать хорошим палачом. И его самого тоже долго учили этому искусству.

— Вот и получалось, что у нас не только шпионы кочевников в городе, что само по себе невероятно, — спустя некоторое время продолжил Лариват, — но и что я про них ничего не знаю. А такое совсем невероятно. Понимаешь, Кой?

Кой'Зинат кивнул снова, хотя и видел, что его родич говорит сейчас больше для себя.

— А потом я вдруг понял: нет никаких кочевников и нет никакого ожившего бога. Есть колдун. Настоящий колдун, а не шарлатан вроде тех, что у нас в городе. И этот колдун когда-то похитил ребёнка, вырастил его и обучил колдовству. И послал спасать мать. И уже этот мальчишка куда-то дел статую бога, спас родственников и казнил виновных…

— Сложно всё это, — задумчиво проговорил Главный Палач после пяти минут напряжённых размышлений. — Он же мог просто увести своих. И никто бы их не искал. Ну, почти.

— В том-то и дело, что почти, — хмыкнул Главный Шпион. — Сам подумай: сбежала назначенная жертва! Это ж такой плевок жрецам в бороды! Они бы Великому плешь проели! А Великий, в свою очередь, мне. А я, сам понимаешь… — Лариват махнул рукой. — Вот скажи, сколько у нас верящих в колдовство, к гадалкам бегающих, к ведьмам, которые под видом приворотного зелья всякую бурду продают, а?

— Да Змееногий их знает! Много. Не меньше полгорода. А что?

— А то! Никто ведь не подумал, что бога какой-нибудь колдун украсть мог. Так что мальчишка всё правильно сделал. Сейчас даже те, кто не верит в Змееногого, на поиски не пойдут.

— А на колдуна пошли бы?

— А ты сам как считаешь?

На этот раз белоголовый думал значительно меньше.

— Взять у других колдунов защитные амулеты, — решительно заявил он, — и…

— Вот видишь! — перебил Главный Шпион. — Колдуны — это нечто знакомое. Нечто, чего опасаются, но не боятся. А вот бог…

Старую скамью накрыла тень облака, набежавшего на солнце. Лёгкий, едва заметный ветерок вдруг усилился, сердито зашуршал ветками окружающих полянку кустов, срывая листья и швыряя их в странных двуногих, пришедших в это тихое место не для того, чтобы насладиться его покоем и красотой, а для обсуждения своих суетных дел. Ветру это не нравилось, он ярился всё сильнее и сильнее и когда готов был уже превратиться в ураган, несуразные существа, по какому-то недоразумению считающие себя разумными, позорно бежали. Побушевав ещё немного, ветер успокоился и опять превратился в лёгкий ветерок, да и облако отправилось по своим делам, оставив солнце согревать старую, но ещё крепкую скамью…

День-ночь, день-ночь… И только пыль-пыль-пыль-пыль… Н-да. Совсем очеловечился. Уже пою. Скоро начну пить. В смысле пьянствовать. Или ещё что. Это уже в смысле женщин. Как-то уж слишком сильно тело на них реагирует. Это нормально?..

Ладно, если что — спрошу. Думаю, не откажет. Объяснит. А пока…

А пока у меня три варианта: простой охотник, военный вождь и…

И опять — н-да. Потому что с одной стороны — вроде бы и можно, а с другой…

Порядок, установленный Творцом, гласит: смертные должны сами выбрать свой путь. Дело богов — принять выбор и присмотреть за смертными. Моё дело — присмотреть за богами. Так? Так. И что у нас получается?

А получается у нас, что выбор смертные уже сделали. Когда-то давно. Когда отказались от магии и начали развивать технику. И боги его, выбор этот, приняли. Потому что куда они денутся? Против воли Творца-то? Вот-вот, никуда. И не девались. Даже с ума сходили исключительно в рамках установленных ограничений. Я это точно знаю. Я каждый случай разбирал очень подробно и внимательно. Правда, толку с этого, как оказалось… Н-да…

Сейчас же так называемое человечество пережило второе рождение. Фактически. Да и, если подумать, формально тоже. Следовательно, опять имеет право выбрать путь. Правильно? Правильно! Иметь имеет, но не может. Потому что не из чего. Как магия когда-то давным-давно угасла, так и не возродилась. А без магии…

Без магии смертные скатились в нечто среднее между каменной, костяной и металлической эпохами. И очень скоро останутся только каменная и костяная, поскольку металла в обращении с каждым годом всё меньше и меньше, а добывать новый всё сложнее и сложнее. Благодаря предкам. Оные предки очень старательно выгребли всё, что лежало на поверхности и вблизи неё, а рыть шахты… Для начала надо хотя бы знать, в каком месте это делать. Н-да…

Другими словами, надо возродить магию… Или совсем уж прямо — я должен возродить магию…

Ну вот, я это сказал. Точнее, подумал, но для законов Творца такие тонкости не имеют значения, поскольку у нас, высших сущностей, между мыслью, словом и делом различия нет. Мы — не смертные, которые думают одно, говорят другое, а делают третье. И будь я сейчас в своём, так сказать, истинном облике, магия уже зародилась бы.

А может, в нём всё дело? В облике? И для законов я сейчас — смертный? То есть могу делать всё, что пожелаю? Если так, то…

Конечно, потом, когда я вернусь в свой истинный вид…

А не всё ли равно? В конце концов в последнее время позавидовать моему существованию, мягко говоря, сложно. А так — хоть какая-то возможность победить скуку. Честно говоря, давно бы сам себя уничтожил. Если б мог. Так что…

— Эй, Мир! Ты слышишь? Готовься! Я иду! И я несу тебе магию!..

Апрель 2009 — сентябрь 2013

Санкт-Петербург.