«Мир — бранное поле, каждый из нас воин…
…Истина, если ты честен, откроется.
Наша жизнь — цепь перевоплощений,
И бой с собой — это война священная.
И если рядом есть та, что сохранит верность,
И её чистота тебе даёт уверенность,
Значит, это любовь. Поздравляю, братка!
Ныряй в неё! Ныряй, без остатка».
Мачете «Ныряй без остатка»
Шуст не сразу понял. Реально, так сосредоточился на ее состоянии, пустив иное по боку, что и когда Тала легко, как-то медленно и будто все еще немного сонно провела по его плечам, продолжая с губ капли воды слизывать, решил, что ей поддержка и опора нужна. Ноги-то слабые, заметил, как Тала о стену опирается.
Подхватил чудо свое под спину, раскрытыми ладонями тонкие лопатки накрыл. Как впитывая хрупкость девушки, тонкость эту ее всю, вжимая в свои пальцы, перечерчивая кожу Талы своими линиями судьбы, вдавливая, словно клеймил. Блин! Жадный до нее все-таки аж чересчур, но сил нет сопротивляться, да и зачем?
А эта девчонка привстала на носочки, качнув бедрами так, что прижалась, поелозила влажным от воды животом по уже затвердевшему члену, дразня набухающую чувствительную головку… И губами к его рту потянулась, легко царапнув зубами подбородок…
Так. Он что-то не въехал.
Вернее, понял Шуст даже слишком хорошо, а пах, так вообще, моментально все смыслы считал! На подкорке прям, с кончиков и подушечек уже ее пальцев, сейчас сжавших его плечи с поразительной силой для человека, который встать с кровати сам не мог пять минут назад.
— Тала… — попытался остановиться, прикинув, что она вполне его стояк могла ощутить, и посчитать, будто обязана удовлетворить желание.
Стоило признать, что пока Денис не особо отказывал себе в удовольствии наслаждаться ее телом. Возможно, перегибал местами и не очень вникал, а ведь и ранее уже замечал, что чудо его устает быстро и словно изматывается. Однако ни разу же не отказала…
— Чудо мое, расслабься, я же не зверь какой-то, вижу, что тебе не хорошо, не подохну чай от нехватки секса пару дней, и дольше монахом жил. Сильнее по тебе оголодаю, — хмыкнул, как бы все в шутку переводя.
Обхватил ее тонкие запястья своими пальцами, снимая со своей шеи, поглаживая пальцы. И такой острый, новый какой-то кайф, кольцо ощущать… Сам не до конца понимал, почему для него это так важно стало? Но, когда вчера после встречи Айяз повел их по выставочной комнате, хвалясь масштабами и уровнем, Шуст увидел это кольцо… И все. И точно, как с самой Талой, должен был его заполучить и на нее надеть!
Будто, правда, дракон, как Тала вчера и обозвала, посмешив его. Но это как метка, весомый довод для всех, для целого мира, что его только!
И по фигу, что законы иного требуют! У Шустова свои законы! А оформить все — не проблема, это и без них провернут, внеся в ведомости и делая свершенным фактом; закрепляя перед любым законом его право на нее. На обладание и владение, на право холить Талу и баловать, оберегать по своему разумению и власти, учитывая ситуацию.
Тала в ответ на это заверение как-то странно и непривычно на него глянула, сквозь мокрые ресницы с висящими на них капельками воды. Тягучий взгляд, глубокий и совершенно непроницаемый одновременно!
Его не то что током пробило, Шуста жидким огнем окатило, ошпарило, хоть вода и адекватная! Прокатилось жгучей волной от затылка, до потяжелевших яичек, заставляя реально кожу на спине натягиваться так, словно тесна ему стала. Челюсти без его контроля сжались все в той же алчности: цапнуть бы, метки свои по всему телу расставить!
Врет. И без перерыва вечно голодный до нее, дикий какой-то.
Будто уловив то, что с ним творится, Тала вновь облизнула губы, свои… но и его при этом задевая влажным и мягким касанием языка. Если честно, что жидким огнем рот облила! И тело откликнулось моментально, каменея еще сильнее. Шусту до доводов разума и беспокойства как-то все параллельней становилось, откровенно по фигу. Все настойчивей нижним «разумом» думает, толкаясь в живот Талы однозначной, тяжелой пульсацией. Одной рукой, не поняв когда и как, скользнул вниз, сжав с жадностью ее ягодицы.
А Тала, как будто его движения отражая, только спереди, проследила путь капель воды по груди Дениса, чуть холодя кольцом, по животу… И как-то, вообще без свойственного себе стеснения, обхватила пальцами тяжелый ствол его члена. Мягко сжав, все же с ощутимой неопытностью, но крепко, прошлась вверх-вниз.
Оба мокрые, вода сверху падает, заливая глаза, мешая… Но и согревает, укутывает ее кожу облаком пара, возвращая румянец на щеки, блеск в глаза Талы.
Шуст зубами заскрипел!
В его собственных глазах заискрило, не ожидая такой подставы конкретно от нее. И в десятки раз интенсивней все от ощущения, как то самое кольцо на ее руке своим ободком по его плоти как-то бешено стимуляцию обычного касания усиливает. Съесть бы эту девчонку — и тогда не утолить этот зверский по ней голод, изглаживающий его нутро, кажется.
Бл*! Точно, что головой двинулся. Голлум, ага… «Моя пр-р-е-лесть!».
Мозг стремительно вылетал в кювет, в крестце лава, а член, казалось, сейчас лопнет от того, что самое простое и совершенно без наворотов касание с ним вытворяло. Та ну блин, словно ничего пошлее или искушенней не пробовал!
А ведь всякого хватало, имел выбор, не в укор ей, просто правда… Только сейчас, с девочкой его золотой, совсем другая плоскость и глубина, и он, по ходу, на самое дно шел по своей воле, послав кислород на фиг.
Но Шуст сдаваться вроде как не собирался?..
Хрипло втянув в себя воздух через зубы, пытаясь прояснить голову, упер Талу в стену тем, что своим телом наваливался, попробовал в глаза заглянуть, чтоб разобраться, донести ей основную мысль.
— Чудо, я не…
— А я да, — возразила дерзко и хитро эта плутовка, и не думая слушать. Буквально ускользнув из его рук, опустилась на колени…
Бездна! У него в животе как сверхновая взорвалась от одного предвкушения! Не дурак же, дошло, куда метит.
— Я тебя хочу… Не очень умею, но ты же расскажешь, как тебе больше нравится, да, Денис? — как-то уж очень проворно, она взяла и губами захватила головку, давно готового и жаждущего любой ее влажной теплоты, члена, чуть засосав в глубину рта.
Б**! Кайф же! Жидкое золото будто по члену разливается, и на ладони его — через ее волосы! Веки тяжелеют от удовольствия, а он их силой воли держит, от картины стоящей перед ним на коленях девушки дурея на всю катушку!
Тонкие пальцы скользнули вверх-вниз по толстому стволу, когда Тала еще глубже попыталась его в себя взять, чуть причмокивая и облизывая. И так глянула запрокинув голову у его ног, с такой полуулыбкой на растянувшихся губах, будто реально сама кайф словила вдруг. Увидел, как вся ее кожа покрылась мурашками, и совсем другая уже дрожь по телу, та, что ему откровенно нравилась!
И у Дениса, вообще, снесло половину башки! Его эта картина с чего-то настолько завела, сам не отловил тот момент, когда руками в мокрые волосы Талы еще сильнее зарылся, накрутил на кулаки до легкого натяжения, двинулся бедрами, проталкиваясь глубже, заставляя попёрхиваться, чуть рот приоткрывать, чтобы глотнуть воздуха. Подтолкнуть взять еще больше!
И эти ее проклятые пальцы, сжимающие основание его члена! Кольцо, что давило…
— Твою налево, Тала! — просипел, как бетонной плитой придушенный. Отстранился рывком, потянул вверх резко, заставляя ее подняться, прижал собой к кафелю, чуть из-под струй воды уводя. — Я же реально не хочу тебя сейчас еще мучить…
— Почему мучить? — рассмеялась она новым и незнакомым, нехарактерным для себя низким грудным смехом, чуть царапая его плечи пальцами. Качнула бедрами, продолжая дразниться, прижаты же так, что та самая вода между их телами не просочится. Двоих, как одного, обтекает. — Значит, если ты хочешь, все правильно. А если хочу я, то прям нельзя и мучение? Так, выходит, Денис? — заломила брови, будто над ним смеясь. — Мне секса с тобой хотеть запрещено? Или проявлять инициативу нельзя? Помоги разобраться… — хрипло и протяжно уточнила эта чертовка, опять пустив свои руки блуждать по его телу.
Да ну на фиг! Он железный, что ли? Да и правда, дебильно выходит, ломается тут, будто целка. И сам факт, что его хочет, что ее от него также ломает, добивал в нем остатки того разума и выдержки, которыми Шуст, вообще-то, по жизни гордился.
— Можно! — пророкотал натурально, впившись в ее припухшие мокрые губы, ворвался в рот алчным языком. — Если хочется, то кто ж тебе запретит, чудо? Ты видишь, чтобы я тебе отказать был в состоянии? — ухмыльнулся в ее же рот, надавил бедрами, напирая, наваливаясь всей массой, явно дав понять, что никто ни от чего не отказывается.
Стремительно оторвав ее от кафеля, развернул к себе спиной.
— Упирайся! — распорядился отрывисто, уже сам ее бедра заставляя выгнуться для себя удобней. И, физически не имея сил для каких-то прелюдий после ее дразнилок и игр, одним движением вонзился, насадил Талу на себя.
Замер через титаническое усилие, услышав прерывистый, глубокий выдох, напоминающий стон. Дал ей пару секунд подстроиться, буквально распластав по стене. Не было сил от нее оторваться.
Навалился, да, хотел каждым миллиметром своей кожи ее теплую ощущать! Поднял руку, обхватив лицо Талы, чтобы кафель не давил, укусил тонкое плечо, едва удерживая свои бедра на месте. А эта хитрая плутовка взяла и его палец в рот втянула своими охренительными губами, точно так, как недавно член…
И все! Он так понял, что адаптировалась уже. Определенно, сорвался с крючка адекватности, вдалбливая себя в ее дурманящее узкое тепло, в эту влажность. Целуя, словно скряга, прикусывая затылок и плечи, задыхаясь в ее мокрых волосах, сходя с ума и всякий контроль теряя. Сжал грудь свободной ладонью, натирая соски, заводя ее и возбуждая еще больше. Скользнул по животу, так же сильно, как самого колотило, заставляя Талу трястись, от него дуреть, в ее кровь себя пуская, чтоб не одному здесь зависимым быть. И ниже еще: накрыл клитор, провел пальцами по влажным каплям, надавливая, прижимая, вынуждая Талу биться уже в лихорадке страсти, гореть от удовольствия. И кричать, да… Тут без вариантов для этой девчонки!
Это ему самому похлеще любой стимуляции мозг вырубало, заставляя самого так мощно кончать, будто все силы и энергию в нее выплескивал, она из него высасывала, выжимала досуха своими сладкими судорогами. А Шуст ни фига не против. Снова и снова готов повторять, тем более когда Тала сама хочет и просит.
— Ты бы как-то сбавил обороты, Шуст. Не замечал за тобой раньше такой… кровожадности.
Денис обернулся к другу, не поняв, к чему это и о чем сейчас Гриша завернул? Вроде нормально обсуждали последний разговор с Айязом только что, подбили итоги поездки, так сказать. Шуст отвлекся на мейл, который с отчетом от Павла пришел по их южному региону, интересовавшему его сейчас в контексте заказа Клина. И тут такое «наблюдение».
— Не понял? — глянул на друга с требованием объяснить. — Ты сейчас по поводу?..
Они оба стояли у окон в бизнес-зоне ожидания аэропорта. Пили кофе и обсуждали те самые дела. Охрана по периметру. Тала сидела неподалеку на диване, что-то читая с электронной книги. От кофе отказалась, попросила чай, который и пила сейчас.
На нее Гриша и смотрел, кстати.
— Да я о девчонке, Дэн. Ты глянь на нее — в гроб кладут краше. Дал бы ей выспаться, что ли. Накормил бы нормально. А то затрах*…кгхм… Залюбишь же до смерти девочку, — быстро исправился под его мрачнеющим взглядом Алхимик.
Не то чтобы смутился, но словно отступил, признавая, что лезет в интим, куда его точно не звали.
Резкий ответ уже готов был сорваться, припечатывая друга…
Но тут Шуст сам как-то по-свежему за Талу зацепился, прошелся взглядом, охватывая с ног до головы. И задумался крепко.
На шее буквально алел его засос. Точно уж, что всем на обозрение. Накрыло его вчера утром в душе капитально, конечно. Исцеловал ее так, что эти выступившие метки в некоторых местах никак не закрыть, действительно, что упырь. Тоже правда, что не случалось с ним ранее такого. Видно, потому Гриша и заметил.
Но… кроме шуток, Тала выглядела так, будто он и не пичкал ее усиленно едой, от которой она чаще отбивалась, кстати. Словно еще вес сбросила за эти дни… Сказала утром, на одни фрукты согласившись, что слишком из-за полета нервничает… Мог поверить, учитывая, как в прошлый раз перетрясло.
Бледная, под глазами тени глубокие пролегли. И ресницы такие длинные, что ему отсюда видно, а ведь не красилась с утра, точно знает, просто из-за белой кожи в контраст бросается. На пальцах, которыми книжку и чашку держит, казалось, косточки светились… Того и гляди, кольцо, которое, опасался, не налезет, скоро слетать станет с пальца.
И нет, не умаляло все это ее красоты, вот ведь загадка! Словно больше хрупкость, хрустальность какую-то подчеркивало, как тонкая изысканная статуэтка. Однако ж и Гришка прав, с жизнью и цветущим видом никак не вязалось…
Непонятно с какого испуга, пришли на ум «Три товарища» Ремарка… Смутная ассоциация… Нахмурился, сжав челюсти, на мгновение глаза прикрыл, а под веками картина того, как Тала под снегом кружится, раскинув руки. И ее восторженное: «Все получится, Денис!».
И какая-то дикая схема в голове вдруг сложилась, вроде абсурдная, а, в то же время, до боли логичной показавшаяся. А если у Талы тоже туберкулез?
Она же учитель, в обычной школе работала, там дети из всяких семей учатся, подцепить что угодно можно. А зарплата у учителей — мизер, никакого нормального питания, да и условия проживания у нее раньше отстойные были. Откуда взяться иммунитету? И те ее простуды частые, больничные по которым нарыли для него в поликлинике… У них же никто в таком диагнозе просто так не признается, стыдно… Могла же договориться с семейным врачом? Да легче легкого! И Тала, допустим, проходила курсы лечения, а в школе узнали, вот и рассчитали быстро…
Нет, противно не стало, и отгородиться даже порыва не возникло, ни единого. Наоборот, защитить, к себе ближе, как своих сил передать ей… Да и сам не боялся, если его догадки верны. К Шусту зараза не прилипнет, слишком луженный. В его селе из болезней только порча да алкоголизм известны были, остального знать не знали, вот и не брало. И в том, что, если не ошибся, вылечить сумеет, тоже ни малейшего сомнения. Есть и ресурсы, и характер, чтоб и заставить Талу, если надо будет, все выполнить. Да и времена не те, что были до антибиотиков, и у него возможности… Любой препарат для нее достанет…
— Шуст? Ты чего? — Гришка, который и заставил его всмотреться, по сути, насторожился, видно, заметив, как сам Денис подобрался, скрутился в пружину, даже прищурился, кажется. — Я же чисто так, по-дружески, хорошая она у тебя, забавная, такая, с достоинством. Не потасканная… Не про физическое, знаешь. Душевная, видно, что не сучка, а это сейчас нечасто встречается. Правда же, вот и… — друг как-то неловко передернул плечами, полез за сигаретами в карман.
Денис поднял ладонь, прерывая эти путанные объяснения, явно не привычного к такому Гришки.
— Я оценил Гриша, и обратил внимание, спасибо. А то прав ты, накрыло меня, отстраниться не мог, не туда смотрел. Ей вчера плохо было, а я повелся на отговорки, как лох… — щелкнул с досадой языком. — Есть подозрения, что за болячка. Прилетим — к врачу отведу, разберусь, подлечу и на ноги поставлю. На Мальдивы отвезу, ей солнце точно полезней снега будет, уже и ей пообещал, — так и продолжая на Талу смотреть, ответил другу.
Реально же помог, а Шуст допустил промах. Свои ошибки тоже надо уметь признать и увидеть, только тогда в следующий раз все иначе сделать сумеешь. Он этот урок давно выучил.