Слан Альфред Ван Вогт

Моей жене Эдне Мэйн Хам

Глава 1

Он почувствовал, как ледяная ладонь матери сжала его кисть. Они очень быстро шли по улице, и волны страха мощными валами катились от мозга матери в его мозг. Одновременно в него врывались тысячи мыслей прохожих и обитателей домов, мимо которых они проходили. Но только мысли матери были понятными и четкими, хотя их наполнял страх.

«Они идут за нами, Джомми, — передавал мозг матери, — У них нет уверенности, но они полны подозрений. Возвращение в столицу было ошибкой. Но мне хотелось показать тебе древний вход сланов в катакомбы, где твой отец спрятал секретные документы. Джомми, раз уж приключилось самое худшее, ты знаешь, что делать. Мы с тобой часто проигрывали, как поступить в таком случае. Не бойся и не нервничай. Тебе всего девять лет, но по развитию ты не уступаешь пятнадцатилетнему человеку».

Легко говорить, не бойся, подумал Джомми, пытаясь скрыть от матери возникшую мысль. Ему не нравилось это делать — мать не любила, когда между ними возникал экран. Ей не следовало знать, что он тоже боится.

И все же приключение было увлекательным. Каждый раз, когда они покидали тихий пригород, где жили, чтобы попасть в сердце Центрополиса, его охватывало невероятное возбуждение. Огромные парки, километры небоскребов, толпы на улицах — все это выглядело лучше наяву, чем представлялось в мыслях, хотя можно ли ожидать иного от столицы мира? Именно здесь располагалось правительство. Здесь жил Кир Грей, абсолютный властитель планеты. Некогда — несколько веков назад — сланы, во время короткого своего правления, были хозяевами Центрополиса.

«Джомми, ощущаешь их враждебность? Можешь прочесть их мысли на расстоянии?»

Он напрягся. Смутный поток волн, исходящий от толпы, усилился и стал более четким. Он ощутил глухой ропот:

«Похоже, несмотря на все предосторожности, в городе еще есть сланы. Хотя существует приказ стрелять по ним без всякого предупреждения».

— А это не опасно? — спросил кто-то вслух, хотя Джомми воспринял вопрос телепатически, — Ведь по ошибке можно убить совершенно невинного человека.

— Поэтому по ним часто и не стреляют сразу, как увидят. Сначала стараются поймать и осмотреть. Их внутренние органы отличаются от наших, к тому же у них на голове…

«Джомми, ощущаешь их в квартале позади нас? В большом черном автомобиле! Они ждут подкрепления, чтобы перерезать нам путь. Они действуют быстро. Можешь прочесть их мысли?»

Никак! Он предпринял отчаянные усилия, пытаясь сконцентрировать мысли и обливаясь потом. Способности матери превосходили его собственные — она могла ощущать на расстоянии и формировать четкие образы из долетающих издали волн.

Ему хотелось обернуться и посмотреть, но он не осмеливался. Его маленькие, но уже длинные ножки дрожали, он почти бежал, едва поспевая за ее нетерпеливыми шагами. Как ужасно быть маленьким и беспомощным, лишенным опыта, в момент, когда жизнь требовала от тебя зрелости и проворства взрослого слана.

Мысли матери прервали ход его размышлений.

«Теперь, Джомми, и впереди нас несколько человек. Подходят подкрепления сбоку. Милый, тебе пора уходить. Не забудь моих наставлений. Ты обязан выжить ради одного — обеспечить сланам возможность нормального существования. Думаю, тебе надлежит убить нашего главного врага Кира Грея, даже если придется преследовать его по всем закоулкам громадного дворца. Помни, сейчас начнутся крики и сутолока, но не теряй головы. Успеха тебе, Джомми».

Она в последний раз сжала ему руку и выпустила ее. Джомми тут же ощутил, как изменилась тональность ее мыслей. Она перестала чувствовать страх. Мозг матери излучал ласку и успокаивал натянутые нервы сына, усмиряя бешеное биение его двух сердец.

Джомми скользнул за спину обогнавшей их парочки и заметил, как две группы людей окружают его высокорослую мать. Она выглядела, как всегда, спокойно — обычная женщина в габардиновых брюках и розовой блузке, с черным шарфом вокруг головы. Мужчины в штатском переходили дорогу с мрачным видом людей, которых ждет грязная, но необходимая работа. Джомми сразу ощутил враждебность, ненависть, облаком застилавшую их души. Он напрасно пытался скорее бежать прочь, спрашивая себя, почему должен умереть? И почему должна умереть его прелестная, чуткая, умная мама! Во всем этом была ужасная несправедливость.

Из-за угла вывернула огромная сверкающая машина. Позади Джомми кто-то крикнул:

— Стойте! Держите ребенка! Не дайте мальчишке смыться! Держите его!

Удивленные люди застыли на месте. Джомми ощутил их легкое замешательство. И тогда он свернул за ближайший угол и бросился вдоль улицы. От тротуара отъезжал автомобиль. Джомми рванулся за ним. Его не по возрасту сильные пальцы вцепились в бампер. Он успел прижаться к багажнику, пока машина не вклинилась в сутолоку транспортного потока. Откуда-то издалека до него донеслась последняя мысль.

«Удачи тебе, Джомми».

Девять лет она готовила его к этому мгновению, и все же он ответил, едва сдерживая слезы:

«Удачи тебе, мама».

Машина неслась с бешеной скоростью, глотая километр за километром. Прохожие останавливались и оборачивались, глядя на мальчугана, с опасностью для жизни висевшего на ее сверкающем бампере. Джомми осознавал их ошарашенные взгляды, воспринимал мечущиеся в головах мысли, что искажали их рты в пронзительном крике. Крики предназначались водителю, но тот ничего не слышал.

Джомми перехватывал обрывки мыслей тех, что бросались к телефонным кабинам, чтобы предупредить полицию о парнишке, висевшем на бампере машины. Он буквально вжался в кузов, ожидая, что сзади вот-вот появится патрульный автомобиль и остановит машину, к которой он прицепился. В полной растерянности мальчик не сразу обратил внимание на ее пассажиров.

Но когда волны их мыслей долетели до Джомми, мальчуган содрогнулся. Он сжался, готовясь спрыгнуть на дорогу. Опустил глаза, но тут же вскинул голову — слишком быстро убегала назад мостовая.

Он против воли восстановил контакт с мозгом тех двоих, что сидели в машине. Мысли водителя были заняты только дорогой. На мгновение мелькнула мысль о револьвере в кобуре под мышкой. Его звали Сэм Эндерс, и он был водителем и телохранителем человека, сидевшего рядом. А пассажиром был Джон Петти — начальник тайной полиции всемогущего Кира Грея.

Джомми показалось, что на него обрушился сильнейший электрический разряд, когда он узнал начальника полиции. Заклятый враг сланов сидел, удобно развалясь на сиденье, и, несмотря на скорость, лениво мечтал.

Потрясающий ум! В нем ничего нельзя было прочесть, за исключением каких-то поверхностных отголосков мысли. Джомми удивился не тому, что Петти сознательно контролировал себя. В голове человека стоял экран, скрывавший его подлинные мысли, как у слана. И все же это было совсем не то. Сквозь заслон чувствовалось, что этот человек беспощаден и обладает блестящим, исключительно дисциплинированным умом. Вдруг на поверхность всплыл обрывок мысли, обнаруживший эмоции хозяина:

«…надо убить эту сланку Кэтлин Лейтон. Только так я могу подорвать авторитет Кира Грея…»

Джомми отчаянно попытался уследить за этой мыслью, но она уже ушла в тень, стала недоступной. Однако он уловил главное. Чтобы сбросить Кира Грея, собирались убить девушку-слана по имени Кэтлин Лейтон.

— Шеф, — произнес Сэм Эндерс, — поверните выключатель. Только что замигала красная лампочка. Похоже, объявлена общая тревога.

Джон Петти равнодушно махнул рукой.

— Вот пусть они и тревожатся, — проворчал он. — Это для обывателей.

— Стоит послушать, о чем идет речь, — возразил Сэм Эндерс.

Когда водитель протянул руку к дальней кнопке на приборном шитке, машина слегка притормозила и Джомми, осторожно переползший к краю бампера, приготовился спрыгнуть. Но прыгать было еще нельзя — серая лента асфальта и никакого кустарника или травы на обочине. Прыжок означал верную смерть. Он опять проник в мысли Эндерса, который внимательно слушал сообщение:

— Всем автомобилям, патрулирующим в районе Большого проспекта и прилегающих улиц: ведите поиск мальчика, предположительно слана, по имени Джомми Кросс, сына Патриции Кросс. Миссис Кросс была убита десять минут назад на перекрестке Главной улицы и Большого проспекта. По словам очевидцев, мальчуган вскочил на бампер быстро уехавшей машины.

— Слышите, шеф? — воскликнул Сэм Эндерс. — Мы едем по Главной улице. Может, остановимся и поможем поискать? За каждого слана положена премия в десять тысяч долларов.

Завизжали тормоза. Машина резко замедлила бег, и Джомми прижало к багажнику. Ему удалось оттолкнуться и соскочить до полной остановки. Он бросился прочь. Проскочил мимо старухи, пытавшейся схватить его, — голова ее была полна жадных мыслей. Он вылетел на пустырь, на его противоположном краю торчали унылые строения из бетона и почерневшего кирпича — там начинался рабочий район.

Со стороны машины долетела мысль, жгучая, как удар плетью.

— Эндерс, мы же были десять минут назад на этом перекрестке! Этот парнишка… Вон он! Стреляй живее, дурак!

Джомми ощутил, как Эндерс выхватывает оружие, — его мозг воспринял скрип металла о кожу кобуры. Он словно видел, как человек целится в него, настолько ярким был долетевший мысленный образ, хотя их разделяло с полсотни метров.

Он отпрянул в сторону в ту самую секунду, когда раздался приглушенный выстрел. У него возникло неясное ощущение, что его задело, потом он перемахнул несколько ступенек и оказался в огромном, плохо освещенном складском помещении. До него долетели слова:

— Не беспокойтесь, шеф, мы доведем эту маленькую тварь до изнеможения.

— Идиот, когда это человеку удавалось довести до изнеможения слана?

В микрофон посыпались приказы: «Окружить район 57-й улицы… Выслать все патрульные машины и направить все свободные подразделения в…»

Все смешалось! Джомми спотыкался в темноте, думая, что даже при его выносливых мышцах он бежал вдвое медленнее любого взрослого человека. Сумрачный гигантский склад был заполнен ящиками и штабелями досок. Дважды мысли людей, передвигавших ящики, задели мозг Джомми. Но рабочие не знали о его присутствии и не подозревали о царящей на улице суматохе. Справа, в глубине здания, светлел прямоугольник открытой двери. Он бросился туда. И поразился, как устал, когда достиг ее. Что-то горячее и липкое жгло бок. Болели мышцы. Мысли путались. Он остановился и выглянул наружу.

Картина была совершенно иной, чем на Большом проспекте. Перед ним протянулся грязный проулок с потрескавшейся мостовой. Вдоль противоположного тротуара жались пластиковые дома, которым исполнилась добрая сотня лет. Они были практически из вечного материала, а потому цвета их оставались такими же яркими, как и в первый день, и все же время наградило их своими отметинами. Пыль и копоть въелись в некогда сверкавшие панели. Лужайки были плохо подстрижены, и всюду виднелись кучи мусора.

Улица выглядела пустынной. Из домов долетали неясные мысли, но Джомми слишком устал, чтобы проверить, были ли мысли и вне домов.

Он доковылял до разгрузочной платформы какого-то склада и опустился на тротуар. Бок терзала нещадная боль. Тело потеряло врожденную гибкость и не могло выполнить даже простой прыжок. Удар об асфальт отзывался ломотой в каждой косточке.

Он вскочил, сделал несколько быстрых шагов, и ему показалось, что мир потемнел. Он тряхнул головой, чтобы в ней прояснилось, но тщетно. Он поплелся по улице, ноги налились свинцом, потом скользнул в проем между двухэтажным домом и высоким синим зданием. Он не заметил женщины на веранде под собой, даже не ощутил ее присутствия, пока она не замахнулась на него тряпкой. Женщина промазала — он уловил тень и увернулся.

— Десять тысяч долларов! — завопила она на всю улицу. — По радио сказали десять тысяч долларов, и они мои, слышите?!! Пусть никто его не трогает. Он мой! Я первая его увидела.

Он смутно ощущал, что она обращается к другим женщинам, которые скопом выскакивали из дверей. К счастью, мужчины были на работе.

Ужасающая жадность этих умов преследовала его, пока он, подстегиваемый страхом, бежал по узенькому тротуарчику вдоль здания. Он дрожал от контакта с этими гнусными мыслями. Мужество на мгновение изменило ему, когда он услышал самый отвратительный шум: вопли бедняков, толпой ринувшихся в погоню за состоянием, которое превышало их самые безудержные мечты.

Он испугался, что его забьют метлами, лопатами, граблями, что ему проломят череп, переломают кости, растерзают тело. Покачиваясь, он завернул за угол. Толпа ревела позади. Он ощущал нарастающее возбуждение преследователей. Они вспоминали все, что говорилось о сланах, и воспоминания эти почти заслоняли желание заработать десять тысяч долларов. Но каждого успокаивало то, что рядом бегут другие. Еще немного — и они настигнут его.

Он влетел в маленький дворик и увидел в глубине его груду пустых ящиков. Они закрывали всю стену дома. Его воспаленный мозг бешено заработал, и он принялся карабкаться вверх.

От усилий заломило бок. Он взобрался по ящикам, застывшим в хрупком равновесии, потом нырнул в щель между ними. Щель тянулась до самой земли. В полутьме он различил в пластиковой стене дома черное отверстие.

Он скользнул туда и через мгновение без сил лежал на влажной земле. Камни впивались в тело, но он слишком устал, чтобы ощущать неудобство. Он едва осмеливался дышать, пока остервеневшая толпа продолжала яростные поиски.

Темнота в убежище успокоительно подействовала на него, словно мысли матери в момент расставания. Кто-то взбежал по ступенькам над ним, и он понял, где находится — в крохотном закутке под черным ходом. Он удивился, как случилось, что в этом месте стены разрушился удивительно прочный пластик.

Он подумал о матери — она была мертва, как объявили по радио. Мертва! Она приняла смерть без страха. Он знал, как она ждала момента, когда воссоединится с отцом в ином мире. «Но я должна воспитать тебя, Джомми. Было бы так легко и приятно отказаться от жизни, но необходимо дождаться, пока ты не выйдешь из детства. Мы с отцом всю жизнь работали над его великим изобретением, но оно окажется ненужным, если не подхватишь эстафету ты».

Он отогнал прочь эту мысль, ибо горло его внезапно сжалось. В голове просветлело. Маленькая передышка пошла на пользу. Теперь ему мешали камни. Он попытался сменить положение, но убежище было слишком тесным.

Он ощупал рукой землю и сделал неожиданное открытие — он лежал не на камнях, а на острых обломках пластика. Куски его упали внутрь, когда кто-то выламывал отверстие, где он спрятался. Странно… Вдруг он ощутил, что кто-то, кто был снаружи, думает как раз об этой щели.

Он в ужасе попытался изолировать эту мысль и мозг, из которого она исходила. Но вокруг толпилось слишком много возбужденных людей, слишком накалена была обстановка. Проулок кишел солдатами и полицейскими, они обыскивали каждую квартиру каждого дома. В какое-то мгновение он ясно различил вопрос Джона Петти:

— Говорите, что именно здесь его видели в последний раз?

— Он повернул за угол, — ответила женщина, — а потом пропал.

Дрожащей рукой Джомми принялся собирать с влажной земли обломки пластика. Он заставил себя успокоиться и стал закрывать пролом, используя землю в качестве цемента, скрепляющего обломки, хотя знал, что его конструкция не выдержит серьезного осмотра.

Работая, он постоянно ощущал мысль человека во дворе, мысль хитрую и ловкую, которая смешивалась с мыслями всего скопления людей и атаковала его мозг. Ни на мгновение этот человек не переставал думать о щели, где прятался слан. Джомми никак не мог понять, кто это был — мужчина или женщина. Но ощущал его присутствие, ощущал импульсы, посылаемые злокозненным, извращенным умом.

Они витали в воздухе угрожающей тенью, пока мужчины передвигали ящики, чтобы посмотреть, не спрятался ли беглец под ними. Потом этот человек удалился. Вскоре крики затихли, все успокоилось, и чужие мысли исчезли вдали. Охотники приступили к поискам жертвы в другом месте. Наступила ночь.

Но воздух словно еще дрожал от дневного возбуждения. Из домов и квартир доносились мысли людей, обсуждавших случившееся.

Наконец он решил выбраться наружу. В окрестностях бродил обладатель того самого ума, который знм, что он спрятался в этой щели, но промолчал. Это был злой ум, вызывавший дурные предчувствия, а потому Джомми спешил удалиться. Он обрушил обломки пластика, которыми заложил отверстие. Затем осторожно выбрался наружу. Тело ломило от долгого лежания в неудобной позе. При каждом движении в боку отдавалась боль, а мозг захлестывали волны слабости, но он не отступал. Он не торопясь выбрался на вершину ящиков и хотел было уже соскочить на землю, как вдруг услышал поспешные шаги и ощутил присутствие человека, который давно ждал его.

Костлявая кисть ухватила мальчугана за щиколотку, и голос старой женщины, не скрывавшей своего торжества, произнес:

— Слезай-ка к Бабусе, негодник. Можешь быть спокоен. Бабуся займется тобой. Ох и хитра эта Бабуся. Она знала, что ты спрячешься в этой щели, а эти идиоты даже не подозревали о ней. Ох уж как хитра эта Бабуся! Она ушла, потом вернулась, но ведь знала, что сланы умеют читать мысли, а потому думала только о своей кухне. И ты попался в ловушку, не так ли? Она знала, что все сработает. Бабуся займется тобой. Она тоже не любит полицию.

В смятении Джомми узнал ту старуху, что пыталась схватить его, когда он спрыгнул с машины Джона Петти. Тот краткий контакт оставил у него неприятное ощущение. Теперь оно вернулось. От женщины исходил такой пакостный запах, а мысли были столь отвратительны, что он издал слабый крик и пнул ее ногой.

Тяжелая палка обрушилась на его голову раньше, чем он успел сообразить, что старуха вооружена. От сильного удара сознание его помутилось, мышцы свело судорогой, и Джомми рухнул на землю.

Он ощутил, как ему связали руки, протащили несколько метров и затолкали в расхлябанную повозку с тряпьем, пахнущим лошадиным потом, маслом и старыми консервными банками.

Повозка, подпрыгивая на камнях мостовой, покатила прочь, и сквозь скрип колес Джомми расслышал бормотание старухи.

— Дурой была бы Бабуся, позволь она им схватить тебя. Десять штук премии… Ба! Да мне бы и ломаной монеты не дали. Бабуся знает толк в жизни. Когда-то она была великой актрисой, а теперь стала старьевщицей. А старой бродяге вроде меня не дали бы и сотни долларов, а про десять тысяч и говорить не стоит. Ну да ладно! Бабуся покажет им, что можно сделать из юного слана. Бабуся заработает на этом маленьком дьяволе целое состояние…

Загрузка...