След Бремера

Глава 14. Голубой баал

Нахалку звали Фифи Юджени. Фифи – для друзей, Юджени – для чужих людей и чиновников. Для Ямы – Юджени. Нет, это она пошутила, для него, конечно, Фифи, ведь они теперь вместе участвуют в конкурсе и зависят друг от друга. Она происходила из семьи Дюран, приехавшей в Ажен около трехсот лет назад, когда власти Луарции восстанавливали провинциальные городки после тирании Кха. Их семья получила небольшое поместье и мельницу, чтобы налаживать в этих землях сельское хозяйство. Дальше она рассказывала про всю родню, и Яма слушал невнимательно.

Они сидели в легких плетеных креслах напротив друг друга за столиком, как будто в летнем кафе. Оба шикарно одеты по столичной моде – денди с подругой приехал погостить в провинцию, как сказал мэтр Патрис, пресвитер прихода Голубого баала. Яме было неуютно в непривычно светлых и тонких одеждах, Фифи хмурила брови и кусала губы. В узорчатых чашках на столике был налит вместо чая кипяток, лишенные запаха ломтики черствого кекса не вызывали аппетита даже у голодного Ямы. Но со стороны все выглядело красивым чаепитием. С минуты на минуту по команде мэтра должны были раздвинуть занавес, чтобы публика увидела воплощение его эстетических задумок.

По сути конкурс был соревнованием между Фифи и фламином Патрисом. Фифи находила постороннего человека (одетого максимально несуразно, например, в деревенскую дерюгу, но при этом более-менее симпатичного), чтобы представить его публике на всеобщее осуждение. Заранее она готовила гостю модный наряд, который преобразит увальня в изысканного франта. Для себя она тоже подбирала соответствующую одежду и в финале конкурса вместе с гостем демонстрировала публике образцовую и модную пару. Но перед этим фламин тоже подбирал для Фифи с гостем наряды, предлагая экспертное видение мэтра. Фламину приходилось импровизировать, так как юношу он видел впервые – это была фора для министранта, готовившего наряды заранее. В конце публика голосовала и выбирала лучший вариант.

Фифи никогда еще не побеждала. Лучшее, что у нее получалось – разделить зрительские голоса поровну. Мэтр Патрис всегда находил решения более изящные, его наряды ненавязчиво подчеркивали достоинства внешности гостя и незаметно скрывали изьяны. Сейчас Фифи была близка к отчаянию, Яма и представить не мог, что эти колкие глаза на смешливом лице могут окаменеть и надолго уставиться в одну точку. Пока они сидели за кулисами, она ничего не говорила, только кусала губы и уже съела всю помаду. В этот раз вариант фламина Патриса был не лучше и не хуже. Он в точности совпал с ее собственным. Не важно, был ли это коварный замысел мэтра или совпадение, но теперь, сразу после дефиле нужно будет бежать в гардеробную и наспех импровизировать. Яма понимал ситуацию, но не разделял переживаний девушки – подумаешь, показ мод.

Они сидели уже четверть часа, компанию им составляла только статуя Голубого баала: высокая фигуристая женщина, воздевшая руки вверх, чтобы поправить пышную прическу. Лицо запрокинуто вверх, тело выгнулось, как у потягивающейся кошки. Мраморную статую облегало голубое платье, сшитое из нескольких слоев шелка. Как только они пришли сюда, Фифи шепнула ему на ухо, что под платьем статуя абсолютно обнаженная. Возможно, это была байка для новеньких министрантов и прихожан. Предложение проверить и убедиться Яма возмущенно отверг.

Если Маркеллин действительно был похож на Красного баала шириной плеч и гордой осанкой, то фламин Патрис, казалось, не имел со статуей красавицы ничего общего: низенький, полный, с розовощеким лицом и буйными светлыми кудрями он выглядел женоподобным и вызывал у Ямы безотчетный стыд. Одетый в шикарный бархатный фрак, мэтр тем не менее не носил украшений, на груди блестел только кулон с синим камнем – инсигния фламина Голубого баала.

Узнав, что Яма планирует карьеру в культе, Патрис заявил, что первым делом надо подобрать новую одежду, поскольку в мире людей внешний вид важнее того, что внутри головы. Яма отреагировал скептически, и тогда мэтр рассказал, что однажды на конференции моды в Море он услышал от коллег историю о том, как одному рыбаку дали профессорское звание только за то, что тот пришел в университет в розовом костюме! "Чистая правда, – заверил мэтр Яму, – рассудите логически, люди не видят ваших мыслей и чувств, но видят наружность. Для них вы – это ваша одежда. Даже вы сами, в своих мыслях, тоже представляете себя в какой-то одежде, причем красивой!" Сидя за столиком перед чашками с кипятком, Яма про себя продолжал спорить с фламином, без спешки обдумывая его доводы, и тут пришло время предстать перед публикой.

– Встречайте! – раздался из-за кулис мягкий медовый голос Патриса. – Заезжий денди с подругой демимондой!

Ассистенты потянули веревки, кулисы разошлись в стороны. На Яму с Фифи уставились зрители, Яма уставился в ответ. Зал дружно охнул, загремели частые и громкие аплодисменты, как внезапный град. Мэтр Патрис поклонился так, что кудри упали на лицо, и мельком посмотрел на новоявленных модников. От него не укрылось, что вопреки сценарию они не улыбаются, а Фифи и вовсе превратилась в деревянный манекен.

– Посмотрите внимательно! Узнаете того юношу из деревни, пришедшего к нам в рваном плаще и с железной палкой для убивания быков? Я вижу только светского льва, поражающего своим изысканным и утонченным внешним видом. Но давайте пропустим даму вперед и расскажем о ее наряде.

Мэтр попросил "прекрасную Юджени" подняться и выйти на переднюю сцену. Она выполнила дефиле и натянуто улыбнулась.

– Эта пара как будто приехала к нам из Бовангры провести летний отпуск в кругу провинциальных родственников. Выдался погожий день, и они рука об руку вышли на прогулку. Милая, раскрой зонтик… Взгляните на парасоль – прекрасный зонтик от солнца, легкий как пушинка, с волнистой бахромой. Благодаря парасолю мы можем не бояться лишнего загара и надеть это открытое платье прогулочного фасона. Нет нужды в кринолинах и корсетах – мы не на бал собрались! – для подчеркивания фигуры достаточно приталенного фасона. Шейка и ключицы открыты, от солнышка мы защищены. Рукава укорочены ровно настолько, чтобы надеть эти нежные кружевные перчатки, в которых особенно видно изящество рук и пальцев, сжимающих зонтик. В другой руке мы видим легкую сумочку-ретикюль, где каждая дама носит свои секретики. В качестве дани классике я осмелился добавить головной убор – невесомый, как паутинка, шелковый капор. На самом деле он поддерживает прическу, скрывая направляющие заколки, чтобы лицо обрамляли рыжие кудри. Видите, личико выглядывает из капора, как из лепестков цветочка! Легкий дневной макияж, румяны, а помада… – Патрис осекся и переключил внимание. – Туфли из белой кожи, на высоком каблуке, чтобы соответствовать росту кавалера. Напоминаю, что все увиденные костюмы вы можете заказать в нашем ателье. С девушкой мы закончили. Ваше мнение?

Публика захлопала, мужчины улюлюкали и выкрикивали такие слова, которых в луарском лексиконе Ямы не было. Он взял чашку с уже остывшей водой и промочил пересохшее от волнения горло – теперь мэтр звал на сцену его. Без железного посоха, ставшего уже привычным атрибутом, было не по себе. Вместо посоха мэтр вручил тросточку из ясеня, настолько тонкую, что реши Яма сбить надоедливую муху, то сломал бы об нее трость. На предложение оставить посох Патрис отреагировал внезапной истерикой, закричав, что железная палка погубит весь образ изящного и стильного денди. Яма в поисках поддержки посмотрел на Фифи, но она ответила ему короткими быстрыми кивками, будто подтверждая каждое слово мэтра. Пришлось уступить.

Яма поднялся и прошел по сцене так, как его научили на репетиции, даже улыбнулся своей особенной улыбкой с подвернутыми губами. С лица не пропадало напряжение, как будто мэтр выдал ему туфли на два размера меньше, но нет, вся одежда сидела идеально, нигде не было чересчур туго или свободно. Публика получила возможность посмотреть на его наряд спереди, сбоку и сзади. Сам он, видя свое отражение в зеркалах по бокам сцены, не узнавал себя – в них выкаблучивался какой-то пижон. Наконец Яма остановился рядом с пухлым коротышкой, тот впился в него восхищенными глазами и приятным медовым голосом начал рассказ.

– Для взрослого юноши чистота и опрятность обязательна! Посмотрите на белоснежный воротничок и манжеты сорочки, они так тщательно накрахмалены, что даже хрустят как снег! Черные и коричневые костюмы оставьте угрюмым иктонцам и баргенцам, у них всегда дождь или снег, а у нас – солнышко, господа. Поэтому мы подобрали костюм песочного цвета, причем сукно настолько тонкое, настолько плотное, что как будто бумажное. Такой костюм легкий, не жаркий и отлично держит форму – видите, как мы скрыли всю худобу молодого человека? Контрастом светлых тонов стал атласный жилет цвета спелой-спелой клубники. Да, я вижу по глазам барышень, что они готовы надкусить этого красавчика. Дальше классика: черные остроносые туфли и белые перчатки, легкая трость без особенностей. Ах да, открою секрет, витиеватый галстучный узел – моих рук дело, никто в этом городе не сделает так же, только столичные модельеры. И последний штрих картины, последний стих сонета – соломенная шляпка-канотье, неожиданная и смелая, эти шляпки только-только входят в моду. Черная лента на тулье гармонирует с черными волосами. – Мэтр Патрис несколько раз перевел дух и промокнул лицо платком, стерев часть пудры и румян.

Вместо заключительных слов он взмахнул руками в сторону Ямы и зааплодировал, зал присоединился к нему. Люди кричали, топали ногами, как будто распевали какие-то песни, на сцену упало несколько цветов. Яма с Фифи вышли на совместное дефиле и наконец-то смогли скрыться за кулисами. Яма отдувался после неожиданных оваций, а Фифи шмыгала носом, раз за разом повторяя, что это ей должны были хлопать, а не Патрису, он украл ее триумф, а она теперь должна идти на позор с почти такими же костюмами или придумывать что-то наспех за пятнадцать минут.

– Не плачь, – сказал Яма.

– Тебе легко говорить, ты сам как твой посох. Тебе все равно, что меня ожидает.

– Пожалуй, да, – сказал Яма и напоролся на столь сердитый взгляд, что слезы Фифи, казалось, сейчас испарятся, как капли дождя на раскаленной сковородке. – Говорю же, я никогда не вру.

– Твоя честность никому не нужна.

– И пусть. Я ее никому не продаю. Знаешь, – сказал Яма, подумав, – я могу тебе помочь.

– Если твоя помощь такая же, как поддержка, то лучше не надо, – чуть улыбнулась Фифи.

– Я сделаю половину твоей работы. Подберу себе костюм сам.

Она закатала глаза и сказала:

– Только не это.

– Не бойся. Хуже не будет.

– Потому что хуже не бывает.

– Если все обернется провалом, то ты можешь свалить всю вину на меня. Мне-то все равно, как ты знаешь.

– А это удобно, – она улыбнулась, и в глазах вспыхнули прежние искры, – с этих пор я во всех своих бедах буду винить только тебя.

– Это уже глупо.

– Нет, это уже весело! – сказала она и побежала в гардеробную.

Мэтр Патрис уже устал развлекать публику и дважды прибегал в гардеробную, торопя их. Выбор в гардеробной был настолько велик, что большую часть времени Яма потратил на блуждание среди вешалок, как будто попал в лабиринт, сплетенный из модных течений и трендов. Он не разбирался в терминах и пытался ориентироваться на фотографии, которые видел в газетных подшивках. Фифи, определив, что он тяготеет к классическому стилю и сможет сам разобраться, оставила его с модельером-ассистентом и убежала в женскую секцию. Когда Патрис, запыхавшийся и чуточку раздраженный, пришел в третий раз, они были готовы. Потирая руки, мэтр мелкими шажками выбежал на помост к публике и загадочно сказал: "Долгожданные приготовления закончены, теперь – тишина! Встречайте…" Патрис удалился на краешек сцены, внимательно следя за происходящим, словно кот за птичками.

Яма наблюдал из-за кулис, как Фифи вышла на сцену и стала рассказывать про свой наряд. Она решилась не подстраиваться под современные течения и выбрала женский костюм для верховой езды, какие были в моде около пятидесяти лет назад, когда женщины ездили в седле боком. Фифи добавила к нему несколько современных деталей и кое-что от себя. На ней был короткий приталенный жакет с батистовой юбкой, из под которой виднелись ботфорты. Костюм был синий, белая рубашка давала контраст и подчеркивала яркость медных волос. Вместо кружевных перчаток были кожаные, со шнуровкой. Образ завершала изящная шляпка с вуалью.

Рассказав о себе, Фифи тут же, не прерываясь на аплодисменты, продолжила рассказ:

– Но кто же спутник этой всадницы? Пожалуй, ответа на этот вопрос нет ни у кого.

Получив условный знак, Яма неспешными шагами направился к сцене. Сначала зрители слышали только гулкий стук железного посоха по дощатому помосту. Стук надвигался и приносил волнение, как маятник напольных часов, отсчитывающий последние секунды перед боем. Яма вышел на сцену и остановился рядом с Фифи. Он не пытался улыбаться, а смотрел на зал так, как вчера смотрел на очередь к Маркеллину – холодно и строго.

– Вспомните недавнего пижона, который приехал к нам тратить папины деньги, – продолжила речь Фифи, – то был изящный, но избалованный юноша. Сейчас перед вами молодой мужчина. Высокий, подтянутый. Он здесь по какому-то важному делу. Серьезен, сосредоточен, строг. Черные сюртук и брюки, белый жилет и рубашка. Этому типу нет дела, что контрастные цвета усиливают бледность лица. Черный и белый отражают его категоричность и принципиальность, он всегда говорит либо да, либо нет и никогда не врет. Он высок, но все равно носит цилиндр – такого трудно не заметить в толпе. Серый шейный платок как будто лоскут стальной кольчуги. Перед нами воин, который вчера всполошил красных баалистов. В его руке не трость, а железный посох, который не каждый и поднять-то сможет. И это не условный образ, созданный модельером за кулисами. Это реальный человек в своем повседневном облачении.

Она закончила речь без заключительных слов, и они с Ямой просто стояли молча. Первым захлопал мэтр Патрис, а потом их оглушил зал. Яма еще никогда не слышал настолько громких звуков, такой раздирающей уши какофонии. Зрители хлопали, свистели, кричали, улюлюкали, какой-то мужчина поднялся, воздел кулаки к небу и ревел, словно медведь, женщины бросали на сцену платки и букеты цветов. Фифи сначала стояла оторопевшая, Яме даже показалось, что она упадет в обморок, но через минуту она уже улыбалась и кланялась, раскрасневшаяся и довольная. Яма кланяться не стал и отошел на край сцены к Патрису. Тот пожал ему руку. Яма не ожидал от этого пухлого мужчины столь крепкого рукопожатия. Поправив кудри, мэтр Патрис поспешил к Фифи и обратился к залу торжественным медовым голосом:

– Итог голосования предельно ясен. Но, милые мои, если бы вдруг вы проголосовали за меня, а не за министранта Юджени, то я все равно отдал бы свой решающий голос господину с железным посохом и наезднице. – Он повернулся к Фифи и сказал: – С тобой отдельный разговор. Ты – выскочка и теперь соперничаешь с моим талантом. Я таких у себя в приходе не потерплю. Убирайся в семинарию!

Зал озадаченно притих. Фифи мелко затряслась, а потом взвизгнула и порывисто обняла Патриса, повиснув у него на шее. Он утробно хохотнул, погладил ее по спине и отстранился. Счастливая, она хотела поцеловать мэтра в щеку, но забыла про шляпу с вуалью и лишь боднула его в лоб козырьком.

Они сидели на лавочке рядом с приходом и обсуждали сегодняшний день. Фифи пригласила Яму на семейный ужин, он вынужденно отказался. В личной беседе можно не отвечать на некоторые вопросы, но если придешь на ужин и откажешься рассказывать о своем прошлом, настоящем и будущем, то оскорбишь всех присутствующих. Выдумывать Яма ничего не собирался, просто отказался и все. Кажется, она начала привыкать к его поведению и смирилась с отказом без обиды. Благодаря ему для Фифи открылась дорога в семинарию культа, где после семилетнего обучения она сможет получить сан фламина Голубого баала и потом стать пресвитером прихода или, например, открыть финансируемое культом ателье или косметический салон.

Фифи спрашивала, не хочет ли он тоже податься в семинарию. Углубляться в отдельные аспекты баализма Яма не планировал и спросил совета, что ему делать, если он не может выбрать и хочет всего понемногу (а лучше – всего и сразу)? Она предложила вступить в Орден Совершенства, но рыцарство Яму не интересовало – орден подчинялся культу, никак не влияя на баализм. Посвященными в тайны баализма однозначно были понтифики государств – баалисты в сане адепта. Когда Яма уточнил про то, как стать адептом, она сказала, что это путь личного ученичества у действующего понтифика, обычно учениками становятся сыновья понтификов или избранные фламины, окончившие семинарию.

– А если я приду в луарскую регию и попрошу встречи с понтификом?

– И что ты ему скажешь?

– Что хочу стать понтификом.

Она засмеялась, а потом сказала:

– Ты сумасшедший.

– Да, немного поторопился. Сначала я посещу здешний приход Золотого баала, там я еще не был.

– Снова будешь всех поражать? – улыбнулась Фифи.

– На самом деле я устал от постоянного шума. Все кричат и хлопают, а я чувствую себя не на своем месте.

– Ты на своем месте, уж поверь мне, – сказала она, глядя ему в глаза. – Простые люди чувствуют твою необычность, а фламины – тем более. Ты многого добьешься.

– Завтра я поговорю с пресвитером Золотого баала.

– О твоей победе в конкурсе Маркеллина написали в газете. Про наш приход тоже будет восторженная статья. Думаю, золотой пресвитер – его зовут Дамиан – тебя уже ждет.

– Тем лучше.

Некоторое время они молчали, наблюдая за тем, как белеет вечернее небо и на соседней улице прохаживаются горожане. Этот городок не так уж и плох, подумал Яма, любуясь двухэтажными домиками с красной черепицей и буйными цветниками на балконах. Фифи задумчиво вращала туфелькой. Яма подумал, что мыслями девушка уже отправилась в семинарию. Внезапно она сказала:

– Если ты собрался в столицу, то тебе понадобятся деньги, а не только этот костюм. Я попрошу мэтра Патриса замолвить словечко перед Дамианом.

– Спасибо.

– Тебе спасибо, странный человек.