След Бремера

Глава 23. Два баала

После факарама Яма решил отправиться в столицу Луарции Бовангру, чтобы добиться встречи с понтификом. Удивление Фифи, когда она узнала о его заоблачных амбициях, льстило Яме, и он решил, что такой путь самый действенный. Староста Ирвинг будет в восхищении качать головой, и на совете хранителей только и разговоров будет о приключениях хитроумного Ямы. Он много узнал о баалистах, познакомился с влиятельными фламинами, получил приглашение в семинарию культа, успешно провел факарам, почти вскрыв сущность баализма, а теперь явится в государственную регию прямо к понтифику и узнает о культе все из первых рук. Баалисты принимают Яму за своего, он даже может стать в культе значимой персоной и влиять на культ изнутри! Скорее в столицу!

Бовангра располагалась на восточном рукаве реки Рессо, из Ажена нужно было ехать на запад через всю Луарцию. На поезде путь должен был занять около суток. Яма никогда не путешествовал поездом и слабо представлял, что его ждет.

Собираясь в путь, Яма облачился в строгий наряд, который получил в приходе Голубого баала. Первое время костюм его тяготил, было непривычно постоянно следить за формой брюк и белизной сорочки, но теперь он привык даже к ношению цилиндра и полюбил яркий контраст черного и белого. О стрелки на брюках можно было порезаться, твердая поступь сияющих туфель неизменно сопровождалась стуком железного посоха. Люди в Ажене оборачивались на Яму, но избегали прямо смотреть в глаза, словно крестьяне при встрече с аристократом.

В провинциальном городке купить особо нечего, а безделушки Яму не интересовали, и он купил самый дорогой билет в спальный вагон. Посадка происходила поздно вечером, уже в темноте. Поезд шел дальним следованием из Наара прямиком в Бовангру, в Ажене останавливался не по расписанию, поэтому время прибытия было приблизительным, на станции порекомендовали прийти на час раньше. Яма вместе с другими людьми стоял на бетонном перроне и хмуро поглядывал на рельсы, уходящие в темноту. Его никто не провожал. Он не прочь был повидаться с Фифи, однако не стал предлагать встречу сам.

Наконец-то он впервые увидел поезд – вереницу вагонов за пыхтящим паровозом, из трубы которого вырывалось столько белого дыма, что можно сделать облака для всего неба! Блестящая вороненая обшивка паровоза на мгновение напомнила Яме туловище змея, который преследовал его в видениях факарама, но состав проехал дальше и перед Ямой показались вагоны с красивыми светлыми панелями. Яма не поверил глазам: из окон струился теплый желтый свет! В Ажене даже вокзал освещался газовыми фонарями, а в поезде было электричество (позже от попутчиков он узнал, что колеса вагонов приводят в действие динамо-машину). Впрочем, свет горел только в дорогих спальных вагонах, за которыми тянулись темные вагоны без освещения, похожие на огромные сундуки. Уняв волнительную дрожь в руке, Яма протянул билет проводнику в фуражке и синей форме, и тот раскрыл двери вагона.

Коридор освещался светильниками в матовых плафонах, стены были задрапированы роскошной каретной стяжкой, звук шагов тонул в коврах. Приятно пахло деревом и кожей. Яма шел к своему купе, неосознанно ведя рукой по лакированным деревянным панелям. Как красиво умеют жить люди, подумал он.

В двухместном купе, куда привел билет, уже сидели два человека. Светловолосый парень с закрученными усами и брюнетка с широким ртом, но тонкими губами, похожая на лягушку. Не такая красивая, как Фифи, отметил Яма. Усач носил оранжевый галстук, а лягушка – зеленую шейную ленту. Министранты, понял Яма. Не зная, как сказать, что здесь его купе, он замер и молча смотрел на пассажиров, стараясь выглядеть строго и чопорно, как будто часто ездит на поезде, но в такие ситуации не попадал. Должно быть, в черном цилиндре и железным посохом он выглядел действительно угрожающе, и парень сказал:

– Добрый вечер! Прошу вас, проходите – купе занимаю только я, а девушка зашла в гости из женской секции. Мы вместе учимся в семинарии и едем на летнюю практику в Эсонвиль. А вы?

– В Бовангру по делам, – ответил Яма.

Напротив окна был столик, по обеим сторонам стояли добротные диваны. Яма сел рядом с баалистом и увидел над дверью картину. Не бумажный эстамп, какие висят в каждой конторе, а настоящий написанный маслом холст. Правда, картина изображала абстрактную ерунду, что-то в духе новомодных течений.

– Я вижу, мы ровесники, – улыбнулся министрант, – предлагаю общаться без формальностей и приятно скоротать поездку.

– Само собой, – сказал Яма и представился.

Ему подсказали, куда уложить вещи, он снял цилиндр и расслабленно откинулся на спинку дивана – посадка завершена, теперь дело за паровозом. Поездка начиналась терпимо, хотя Яма предпочел бы одиночество.

– Меня зовут Матье Трюшон, а наша гостья – Агата Дамур, – сказал сосед и с энтузиазмом добавил: – В этом году мы закончили первый курс семинарии! Куча впечатлений и открытий!

– Ага, – откликнулась девушка, – оказывается, есть столько тонкостей. Фламины в приходах и десятой доли не рассказывают.

Яма насторожился. Подвернулась отличная возможность выведать некоторые тайны культа.

– А толку? – сказал Матье. – Необразованным прихожанам нужно толковать что попроще. Вот. То ли дело для будущих фламинов.

– Очень любопытно! – сказал Яма и улыбнулся, подвернув губы внутрь. – Что необычного рассказывают в семинарии?

Агата потупила глаза, а Матье сказал, потирая шею:

– Извини, я не уверен, что допустимо рассказывать. Все-таки это закрытое заведение.

– Вы знакомы с фламином Маркеллином? – спросил Яма.

– Лично – нет, но, конечно, наслышаны. Я видел, он иногда читает лекции на красном факультете. Вот. Популярный фламин.

– Я участвовал в его выступлении, Маркеллин дал мне рекомендацию в семинарию. Теперь я думаю, куда податься, отсюда и любопытство.

– Серьезно? – Матье внимательно посмотрел в лицо Яме. – И как ты познакомился с фламином?

Яма понял, что баалист не привык верить наслово. Вертлявый, с прищуренными глазами и скрытой под усами улыбочкой, Матье и сам не располагал к доверию. Яма достал из сумки газетную вырезку со статьей про Маркеллина, положил на стол и невозмутимо сказал:

– Пожалуй, слышали про турне? Как раз недавно Маркеллин посетил Ажен, еще афиши снять не успели. В статье и меня упомянули.

Матье не успел дочитать статью, как ее с любопытством выхватила Агата.

– Пишут, что ты всполошил городишко, ага, – улыбнулась она. – Да тут несколько вырезок. Ты еще и в других приходах отличился…

– Поступай в семинарию на оранжевый факультет, – воскликнул Матье. – В юморе на самом деле сплошная психологическая наука! Вот. Пригодится во всех делах.

– Ага! Сейчас он будет тебя зазывать, – сказала Агата, возвращая Яме газетные вырезки. – Но оранжевых приходов меньше всего. Шутов слушают с удовольствием, но не шибко уважают. Если хочешь сладко жить в любом городе, то иди к нам, ага? Зеленого баала любят везде и все.

– С вами спиться можно, – буркнул Матье.

– Как раз-таки мы пить умеем, в отличие от некоторых!

– Не ссорьтесь. Мы ведь хотели скоротать время за хорошей беседой, помните? – сказал Яма. – Матье, расскажи, что самое-самое любопытное ты открыл в учении Оранжевого баала?

Парень задумался и принялся подкручивать ус. Раздался свисток паровоза, поезд тронулся. Яма засмотрелся в окно, огни вокзала уплыли, мимо неслась ночная мгла. Матье оставил ус в покое и проговорил:

– Нас учат, что нет вещи серьезнее, чем юмор. Шутки и смех делают нас счастливыми, это понятно. Человек чахнет без веселья, это тоже понятно. Но самое главное, что комедиант имеет свободу говорить правду в глаза. А если лжет, то его ложь становится правдой. Вот. Красиво, правда? Это как магия.

Яма не успел ответить, его опередила Агата:

– Какая-то философия, ага? У нас был курс про Оранжевого баала, но я так и не научилась придумывать анекдоты. Расскажи что-нибудь смешное!

– Ну, я только учусь. Не получится пошутить на ровном месте, нужна подходящая ситуация. Вот.

– А ты? – спросил Яма у Агаты. – Что интересного узнала в семинарии?

– В приходах рассказывают, что удовольствия необходимы человеку, но с этим и так никто не спорит, – с энтузиазмом начала Агата. Между фразами она торопливо втягивала воздух через рот и продолжала тараторить. – Суть в другом. Сейчас такая эпоха, когда время ускоряется, люди работают больше и больше. У мастеровых работа тяжелая. Приказчики целыми днями общаются с клиентами. Работают весь день. Появились сложные интеллектуальные профессии. Люди занимаются наукой, торгуют на биржах. Все это очень тяжело и требует много сил, ага? Мы не можем день работать и день отдыхать – нет столько времени. Поэтому необходимы концентраты.

– Какие еще концентраты? – спросил Яма.

– Концентрированное удовольствие. В противовес нашей концентрированной работе, ага? Вместо бочки виноградного сока нам нужна лишь одна бутылка вина, чтобы получить удовольствие. Кстати, Матье, принесешь вина на троих?

– Я не буду, – сказал Яма.

– Нести два бокала? – лениво спросил Матье.

– Три, на всякий случай, – улыбнулась Агата широкой улыбкой лягушачьих губ.

Матье ушел в вагон-ресторан, Агата продолжала:

– Но вино не совсем удачный пример. Истинный напиток Зеленого баала – абсент, он крепче вина в десять раз. Для получения удовольствия хватит одного бокала, ага? Еще пример. Рабочему нужно отдышаться от работы. Воздухом он будет дышать полдня, а с папиросой отдохнет за пять минут. Или конфетка вместо буханки хлеба, ага? Это и есть концентрированные удовольствия.

– А как-то можно сконцентрировать сон? – спросил Яма, чтобы поддержать беседу. Примеры баалистки ему не нравились, поскольку казались слишком логичными.

– А что люди делают по ночам вместо сна? – спросила Агата и посмотрела ему в глаза долгим гипнотическим взглядом.

Если бы в эту минуту не вернулся Матье с подносом, Яма выпрыгнул бы в окно. Агата поправила кудри и разлила всем красное вино. Она протянула Яме бокал и сказала:

– Промочи горло. Это всего лишь концентрированный виноград, а не абсент.

Яма сделал маленький глоток и поставил бокал на стол. Агата улыбнулась ему лягушачьей улыбкой. Матье бросил в рот кусочек сыра, с наслаждением осушил свой бокал и объявил:

– Кажется, сейчас начну шутить. Пока ходил вспомнил литературную шутку. Почему книги начинающих авторов не годятся для туалетной бумаги?

Яма покачал головой, а Агата, скривив губы, поинтересовалась, куда именно сейчас ходил Матье, раз вспомнил такой анекдот. Матье торжествующе улыбнулся:

– Потому что фразы шероховаты!

Все засмеялись.

– Давай еще! – попросила девушка.

– Вот. Золотой баал приходит в ювелирный магазин. Просит показать самую дорогую алмазную подвеску. Голубая министрантка приносит, показывает. Золотой баал и говорит: "Заверните сто штук!" Министрантка в шоке, спрашивает: "Куда столько?", а баал отвечает: "Мне на люстру".

– Ага. Старый анекдот, – сказала Агата, махнув рукой.

– Я для Ямы рассказывал, он не местный, по-любому не слышал. А для тебя другой анекдот. Зеленая баалица посетила бордель. Через два дня выходит и говорит: "Странное место. Так хорошо провела время, а мне еще и денег заплатили".

Яма покраснел и спрятал взгляд. Агата хохотнула, а потом перегнулась через стол и шлепнула Матье вялую пощечину. Тот довольно улыбнулся и в ответ подмигнул.

Жуя сыр, Матье повернулся к Яме.

– Кстати, вот интересный момент. Все баалы связаны и дополняют друг друга. Иногда веселье как-то не получается, а стоит выпить вина, расслабиться, как шутки так и прут.

– Ага, – сказала девушка, – а золотые баалисты делают кучу денег на наших кафешантанах, продаже вина и табака. Окончив семинарию, мы сразу войдем в круг взаимной выгоды.

– Для этого даже фламином становиться не обязательно, – сказал Матье, – даже министранты получают поддержку во всех приходах. Вот.

– Ну, министранты всего лишь рядовые баалисты, – отозвалась Агата. – Яма, поступай в семинарию, это билет в светлое будущее.

– Как билет на этот поезд, – сказал невпопад Яма.

Чтобы как-то заполнить повисшую паузу, он взял бокал и не заметил, как допил вино.

– А знаете, в чем еще сочетается удовольствие и веселье? – загадочно спросила Агата.

– Знаю! – заорал Матье и шлепнул на стол колоду игральных карт.

До самого Эсонвиля они играли, таскали из вагона-ресторана закуски и болтали обо всем на свете. Матье выдал такой анекдот, что все смеялись, согнувшись пополам и утирая слезы, но потом Яма никак не мог вспомнить суть. В Эсонвиле баалисты сошли с поезда, прощались как старые друзья. В своей сумке Яма обнаружил пахнущую духами записку от Агаты с недвусмысленным намекам и указанием ее почтового адреса. Он мог бы подумать, что это происки шутника-Матье, но к записке была приколота личная вещь девушки. Первой мыслью было выбросить все в окно. А вдруг кто-то подберет? Яма покраснел и убрал напоминание о зеленой баалистке на дно сумки. Остаток дороги Яма провел в размышлениях и несколько часов поспал.

В Бовангре полоса везения кончилась. Большой город, раскинувшийся на двух берегах реки, подавил Яму лабиринтами улиц и громадами пятиэтажных домов. Даже выбраться с вокзала получилось не сразу – Яма заплутал среди служебных зданий и переходов. Кое-как он добрался до улицы, где по кирпичной дороге разъезжали кебы, и попросил кучера отвезти его в гостиницу. Лакей сдержал нахальный смешок и показал рукой на соседнее здание с мраморным портиком. Этот дворец, оказывается, был гостиницей. Яма снял комнату и в этот день больше не выходил в город, стараясь успокоиться и собраться с мыслями. Плотные портьеры надежно прикрывали от непонятного и пугающего города. Бовангра – безразличная, несмотря на пестроту и украшения, холодящая душу, несмотря на лето.

Яма чувствовал себя муравьем. Что деревенский парень может предложить понтифику, который управляет Культом баалов в таком чуовищном городе и во всей стране?

На следующий день он обналичил выданный господином Дамианом чек и почувствовал себя увереннее, но заставить себя отправиться в регию не мог. Уточнив адрес, Яма отправил в регию письмо с прошением о личной встрече с понтификом. И тут же понял, как глупо выглядит эта жалкая попытка. Совсем не то, что он себе представлял – как войдет в регию, а баалисты удивленно проводят его, загадочного странника, в кабинет к понтифику.

Он действительно попробовал так сделать. Взвинтил себя, пристыдил. Решился. Он представлял регию как очередной приход, только большой и посвященный сразу пяти баалам. Внутри – пятеро фламинов под началом понтифика, с которым устроить встречу ненамного сложнее, чем с провинциальным пресвитером. Но нет. Регией оказался комплекс из нескольких зданий, где трудились фламины и министранты, – целый городской квартал со своим сквером и фонтаном. В регии почти не велись лекции и службы для прихожан. Здесь работали банк и бухгалтерия луарского отделения Культа, проходили собрания столичных пресвитеров, которым понтифик давал наставления, располагались казармы службы безопасности, где квартировались служители Красного баала – частная охрана всех заведений и предприятий баалистов.

Яма не продвинулся дальше секретаря в приемной – престарелого министранта Золотого баала. Секретарь прервал его объяснения и сказал, что высокая должность понтифика не позволяет вести приемы. По своему делу Яма может обратиться к пресвитеру соответствующего баала. Когда Яма заикнулся про ученичество, секретарь поднял на него взгляд, строгий и брезгливый одновременно. "Для начала поступите в семинарию, молодой человек, закончите ее, покажите себя талантливым пресвитером, изучите остальных баалов и тогда, может быть, на одном из собраний в регии понтифик рассмотрит вашу кандидатуру. Если к тому времени у него так и не появится ученика. Вы, кстати, министрант какого баала?" Яма ушел в смятении.

Напоследок он взял цветной бюллетень, рассказывающий о работе отделений регии. Оказывается, высокие сановники занимались не только администрированием, экономическим развитием культа и пропагандой ценностей баализма. Исследовательский отдел вел работы во всех полезных для культа научных отраслях. В частности, изучал историю, проводил археологические раскопки, готовил экспонаты для музеев. Яма заинтересовался. Всем желающим поучаствовать в деле науки предлагалось сдавать старинные предметы за вознаграждение. Особое предпочтение отдавалось энигмам Кха и реликвиям путников, за которые регия платила десятки и сотни золотых марок.

Да! У него есть нечто, что потрясет даже этот великий город, каменный и кирпичный, дышащий трубами заводов, наполненный разноцветной массой чужих людей. Нечто, что заставит пробудиться безразличные к судьбе отдельного человека здания регии.

Яма знал, что история железных посохов уходит в глубокую древность, когда Тири-Эж передавали людям учение о Пути. Лучшие ученики назначались хранителями Пути и получали железные посохи, которые потом передавали своим ученикам, и так до нынешних времен. Сегодня путников почти не осталось, тем более хранителей. Посохов же во всем Сандаруме насчитываются единицы. Простые люди даже представить не могут, что Яма держит в руках реликвию, созданную более тысячи лет назад в Эпоху рассвета, когда существовали Тири-Эж, а с народом Кха еще не было войны!

Так Яма решил привлечь к себе внимание понтифика, отправив ему посох. Понтифик обязательно заинтересуется ценной реликвией и обратит внимание на ее обладателя. Яма решил не идти в контору, где принимали древности. Там могли дать только золото. Он отправил посох с курьером и приложил письмо с просьбой о встрече. Тяжело было отрывать от себя полюбившуюся вещь, символ учения о Пути, но другого выхода Яма не видел. Только так у него был шанс пробиться наверх.

Прошла неделя, за ней другая.

Яма остался ни с чем. Он жил в гостинице, денег господина Дамиана было достаточно, однако теперь он лишился посоха в глупой попытке попасть на аудиенцию к понтифику, одному из самых влиятельных лиц в Луарции наряду с королем и Великим магистром Ордена Совершенства. Прошел месяц с тех пор, как Яма решился на отчаянный и, как выяснилось, бессмысленный шаг. Он осознал, что постоянный успех в предыдущих делах сделал его чересчур самонадеянным, склонным к бездумному риску.

Он никогда не испытывал такого страха. Ужас, паника – это сильные, но временные эмоции, пропадающие вместе с опасностью, и это ерунда по сравнению с настоящим страхом. Он растет медленно, словно растение, но постепенно обвивает все тело, заполняет внутренности, среди черных листьев распускаются ядовитые цветы самоуничижения и подозрений ко всем и каждому. Страх того, что совершил непоправимую ошибку. Спланировал дело, сделал задуманное, но проходит день, два, неделя – а эффекта нет. Тогда понимаешь, что ошибся, и с каждым днем растет страх неопределенности. Холодная пустота в животе, депрессивные мысли. Осознание собственной глупости и недальновидности. Впереди только пустота.

Зачем он добровольно отдал талисман и символ Пути в руки главного врага? Что за помутнение рассудка подтолкнуло к такой идее? Разве станут баалисты обращать внимание на его письмо, когда уже получили реликвию? Интересно, что они сделают с посохом, неужели и правда выставят в музее? Вместе с сотнями зевак Яма сможет полюбоваться своим посохом за витриной, заплатив пару денье. Позорное окончание поисков. Что скажет староста Ирвинг, хранитель Пути, чей посох выкинули, хуже того, отдали в лапы баалистов.

День ото дня Яма становился все мрачнее и раздражительнее. Однажды решил напиться, по совету Агаты Дамур выбрал абсент. Потом всю ночь мучался отравлением, а следующий день – головной болью. Пару раз Яма сходил на выступления комедиантов в приход Оранжевого баала, развеялся и даже немного посмеялся, но все остальное время он проводил в номере гостиницы, не желая смотреть на город – огромный, непонятный, безразличный. Он ненавидел Бовангру, понтифика, баалистов и всех людей, себя в особенности.

В один из однообразных тусклых дней в номер Ямы постучал коридорный и передал конверт. Вместо обратного адреса красовалась эмблема Культа баалов: звезда с пятью разноцветными лучами: красный, желтый, оранжевый, зеленый, голубой. Яма взволнованно разорвал конверт. Вернулась надежда. Текст формального приветствия и прощания был напечатан на типографской машине, а в середине листа секретарь от руки написал, что Яма приглашен в приемную исследовательского корпуса регии к 10:00 завтрашнего дня. Яме показалось, что разноцветная звезда культа наполнила красками бесцветный день. Все-таки снова оказался прав. Грядет самый важный день в жизни!