Следователь и Демон

Часть 2

Этой ночью старый лес не спал.

Ветер выл, с тоскливой злобой ругая некое древнее проклятие гнавшее его ледяные бичи над черным древесным бастионом, заставляющее наотмашь хлестать голые сучья и черные стволы, скрипевшие вразнобой, точно старики-инвалиды в темном холодном бараке сквозь сон жалующиеся на застарелый радикулит. Черная муть неба выплевывала тонны снежной крупы, мелкой и острой, которую тут же засасывало в воздушные рукава и швыряло оземь. Плотность белой пелены была такова, что случайный путник, буде подобный сумасшедший вдруг выискался в этих краях, мгновенно бы ослеп, будучи не в состоянии углядеть что-либо на расстоянии вытянутой руки.

Этот старый бор в сорока верстах от Нижнего Тудыма называли Чертовым Лесом — уж слишком непролазны были здешние чащи, слишком темно было под кронами старых деревьев, душивших молодую поросль, слишком часто пропадали здесь дети местных лесорубов (а зачастую и сами лесорубы), слишком глубокими были здешние трясины, глубокими и коварными, слишком похожими на безобидные зеленые полянки. Когда-то давно в этих местах селились углежоги — очень уж хорош был здесь лес — но, в конце концов, ушли и они. Кое-кто говорил, что причиной исхода стали дороги, после летних дождей становившиеся совершенно непроходимыми, другие винили задушившую угольную артель конкуренцию (Верхний Тудым давал уголь куда дешевле), но древние старики, еще заставшие те далекие времена, после стаканчика-другого шептались, что углежоги ушли, не вынеся постоянных страхов тех мест. Уж слишком часто им приходилось класть под порог заговоренное железо, закрывать на ночь ставни и носить на левом запястье просоленные кожаные шнуры. Слишком часто пропадали в тех лесах их товарищи, особенно поздней осенью, когда листва на тамошних деревьях чернела, словно закопченная, и слишком уж часто заглядывали по ночам в их окна существа для которых у углежогов не было названия.

И все же здесь, среди этих темных буреломов, жили.

Старая землянка была построена на совесть: покатая крыша, в несколько слоев выложенная сухим мхом, ушедшие в глинистую почву бревенчатые стены, добротно просмоленные и утепленные плетенкой, набитой прессованной болотной тиной, дождевые канавы, отводившие воду на склон холма и дальше, в сторону лесного озера, аккуратный дымоход, любовно сложенный из самодельного глиняного кирпича, обожженного и плотно подогнанного — по всему было видно, что о жилище хорошо заботятся. Такая землянка вполне могла принадлежать леснику или служить летней стоянкой охотников, вот только уж очень странной была ее дверь: толстенная дубовая крышка, обитая широкими стальными полосами, испещренными колдовскими рунами. Звездный Свет, Перекресток, Роза Ветров — полный набор Запирающих и Отводящих знаков.

За низеньким, присыпанным землей окошком землянки горел свет.

В маленькой печи — простая чугунная бочка на треножнике — гудело, билось пламя. Черный чугун дышал теплом, согревая единственную комнату землянки; на печи сонно посвистывал жестяной, бессчетное число раз паяный чайник с обгоревшей деревянной ручкой. Комната была большой, но настолько забитой самым разным добром, что больше походила на трюм торгового баркаса: холщовые тюки у стен, пузатые, словно самовары, шкафы, набитые колбами с реактивами, банками с пожелтевшими табличками, где большую часть надписей на латыни уже невозможно было разобрать, два огромных железных стола заваленные рассыпающимися в труху свитками и обломками лабораторного оборудования, еще один стол — для вскрытий, покрытый весьма подозрительными пятнами, свинцовая ванна, на дне которой подсыхали лужицы кислоты и осколки костей, штативы с пробирками… Особенно выделялся среди прочего скарба высокий застекленный шкаф красного дерева — настоящий антиквариат, за который столичные коллекционеры немедленно отдали бы передние зубы, если бы к тому времени не успели захлебнуться слюной: шкаф носил на боку настоящую инвентарную бирку триста лет назад сгоревшей Великой Библиотеки Колдовского Квадриптиха.

А уж книги, стоявшие на его полках… Любого инквизитора хватил бы кондратий при первом же взгляде на позолоченные корешки: первое издание «Запретной магии» под редакцией Морганы Благой для Скрытого Трибунала, «Некродиус Люминарум» школы Шести Пифий, арабский «Некрономикон», и даже тонкий, неприметный томик с неброским названием «О культах севера» — сочинение трижды проклятого всеми магами Трех Эпох английского графа Элерта, за одно упоминание имени которого можно было отправится в редут Инквизиции даже в нашу просвещенную эпоху.

Под окошком, между двумя старыми, покрытыми пылью тюками, стояла кровать. Это была самая обычная сетчатая кровать, просто очень старая и заржавленная, с кое-как прикрученными к железной раме краями сетки-лежанки, продавленной почти до самого пола. Постельное белье, еще кое-где сохранившее намек на первоначальный белый цвет, теперь больше напоминало воронье гнездо из солдатских портянок, а из подушки цвета влажной земли пучками лезла трава.

Сидящий на кровати старик вслушивался в тоскливый вой бури, щурясь от света керосиновой лампы, который казался ему, привыкшему к полумраку, слишком ярким. Лампа, впервые зажженная за пять лет, немилосердно чадила и мигала. Сквозь рев ветра донесся далекий треск и земляной пол едва ощутимо вздрогнул: где-то в чаще ветер повалил дерево.

Старик, кряхтя, встал, разгладил длинную белую бороду (не седую, а именно снежно-белую), взял висевшую на спинке кровати тросточку — очень красивую, с набалдашником в виде львиной головы, и прошаркал к печи, где трясущимися руками снял закипевший чайник и налил кипятка в заварник (венская керамика, позапрошлый век).

Снаружи, из какофонии ночной бури, прилетел слабый звук и старик навострил уши. Он подождал минуту-другую и звук повторился: тонкий, запредельно тоскливый вой, пронзительная рыдающая нота, перекрикивающая пургу, но, в то же время, странным образом звучащая с ней в унисон.

Лесная баньши. Предвестница скорой смерти.

Старик вздохнул, высморкался в рукав, налил в жестяную кружку резко пахнущего болотной тиной и алхимическими тониками чаю, сделал большой глоток и, держась за спину, проковылял к столу. Резким движением смахнув с металлической, прожженной кислотами рабочей поверхности ворох бумаг и чернильницу открыл выдвижной ящик и достал изукрашенную странными символами глиняную миску. Поставил миску на стол, бросил в нее ветку полыни, которую вырвал прямо из свисающего с потолка сухого пучка и плеснул немного содержимого своей кружки. Со дна миски тут же поднялся едкий белый дым.

Допив «чай», старик отошел в угол, где сдавленно ругаясь и шипя от боли в спине принялся копаться в глубине окованного железом сундука. По комнате поплыли клубы пыли и затхлый запах старья и сухой плесени. Наконец, старик нашел то ему было нужно: две высокие тонкие свечи масляно-желтого цвета со странными черными вкраплениями внутри воска (если бы упомянутый выше инквизитор выжил после ознакомления с содержимым книжного шкафа, то точно бы помер от нервной горячки узнав из чего именно были отлиты эти свечи), бутыль с прозрачной жидкостью, которая могла оказаться как спиртом, так и простой водой и медную табакерку с крышкой-черепом.

Поставив все это на стол рядом с глиняной миской старик, что-то бормоча себе под нос, долгое время лил в нее содержимое бутыли. Он был очень осторожен, внимательно следя за тем, чтобы загадочная жидкость аккуратно стекала по стенке миски и один раз задушено вскрикнул, когда капля прозрачного вещества едва не пролилась мимо.

Когда содержимое бутыли полностью переместилось в миску, старик зажег свечи, ярко вспыхнувшие зеленоватым пламенем и, поставив их на краю стола, дождался пока каждый из восковых цилиндриков не перестанет отбрасывать тень от огня соседнего. «Кладбищенский огонь», тот самый, что не освещает мир живых, но светит мертвым; древнее и дурное колдовство.

Затем старик открыл табакерку, взял изуродованными артритом пальцами щепотку хранящегося в ней белого порошка и бросил его в чашу.

Долгое время ничего не происходило. Старик чуть заметно улыбнулся и облегченно вздохнул, но тут пламя «мертвых свечей», скатанных в раскрытой могиле безумца-душегуба из пчелиного воска и желчи проклятьем вырванного из домовины мертвеца внезапно ярко вспыхнули, подобно электрическим дугам, и со дна миски с треском и шипением поднялся сноп ярко-алых искр.

Где-то — совсем рядом — завыла, запричитала баньши.

Старик охнул, схватился за сердце и что-то быстро зашептал, делая левой рукой странные пассы. Свечи тут же погасли, поток искр с задушенным шипением исчез. Что-то глухо загрохотало над крышей землянки и глиняная миска с треском распалась на две половинки.

Когда ночная плакальщица умолкла, старик взял из табакерки еще пригоршню порошка, бросил себе под язык и зажмурился. На его лице, иссеченном шрамами, похожими на морщины и морщинами, похожими на глубокие шрамы застыла мука.

Через пару минут он снова открыл глаза и безнадежно посмотрел за окно, к тому времени уже почти полностью заваленное снегом. В его душе — если у него все еще была душа — боролись противоречивые чувства. Ему хотелось плюнуть на все и вернуться в кровать, выпить флакон бальзамирующего декокта, что почти полностью останавливает все жизненные соки в теле, и еще на пару недель провалиться в полный блаженных грез сон. И в то же время он понимал, что не сможет так поступить. Ответственность профессионала в нем была все еще сильнее старческой немочи.

Старик вытянул руку и легонько шевельнул пальцем. Дверца шкафа открылась и из деревянного, пропахшего старьем нутра, вылетел длинный плащ в сопровождении целой стаи моли. Плащ был старым, но его ткань еще блестела и переливалась золотом шитья: звезды, полумесяцы, астрологические символы. Вслед за плащом летела высокая остроконечная шляпа с широкими полями.

Еще один легкий жест и к старику устремилась дорожная сума: простой холщовый мешочек с вышитой пятиконечной звездой. Невзрачная штуковина, в которую, при желании, можно было упрятать слона (правда, только по частям — уж очень узкой была горловина).

Последней к старику подлетела его трость, на лету удлиняясь и превращаясь в посох. Неизменным осталось лишь навершие в виде львиной головы, но теперь фальшивая медь облетела, словно краска под огнем, и лев тускло засверкал червоным золотом.

Старик бросил короткий взгляд на свое отражение в маленьком засиженном мухами зеркальце. Неплохо. Остался только один маленький штрих…

В старой землянке полыхнуло зеленое пламя. Через мгновение дверь открылась и на пороге появился высокий стройный мужчина лет сорока. Густая грива черных волос растрепалась на ветру; аккуратная бородка топорщилась острым воинственным клинышком, точно бросая вызов буре, а тонкие усы-стрелочки на волевом мужественном лице лихо задирались вверх.

Он взмахнул рукой и дверь в землянку захлопнулась, а затем исчезла без следа.

Мужчина лихо, по-молодецки свистнул и заорал перекрикивая буран:

— Избушка-избушка, а ну-ка, скройся с глаз моих!

Древняя землянка издала странный звук, похожий на глубокий старческий вздох, заскрипела и начала погружаться в землю. Минута — и на месте жилища старого колдуна осталась лишь неглубокая яма которую на глазах заносило снегом.

Придерживая рукой остроконечную шляпу, а другой рукой опираясь на посох, мужчина побрел в сторону двух поваленных деревьев, что давным-давно рухнули кронами на север, образовав нечто вроде широких ворот. Он шел и шел сквозь снег, и вскоре его развевающийся подобно крыльям нетопыря плащ пропал в белых вихрях без следа.

А ветер все так же выл в кронах старых деревьев, швыряя снег в лесную чащу, словно хотел навеки запорошить это место, стерев со свету вместе со всеми его мрачными тайнами. Деревья презрительно скрипели сквозь сон: на своем веку они пережили и не такое.

В самой темной чащобе, на верхушке самого высокого дуба выла баньши. Ночная плакальщица, чувствуя чью-то скорую смерть, пела, обхватив тонкими ручками заледеневший древесный ствол, но когда над лесом внезапно пронеслась угольно-черная тень, на мгновение закрывшая темную крутоверть облаков, баньши с визгом свалилась с дерева и в ужасе забилась под корни, повергнув в истерику доселе мирно спавшую молодую дриаду. Но территориальной склоки не получилось: когда тень пролетавшего над лесом существа на мгновение накрыла дуб обе Другие, забыв об извечной вражде, юркнули в забитую листьями яму, где парализованные страхом и пролежали до самого утра. Утром охотники нашли на самом краю леса четырех волков, мертвых и окоченевших и так и не смогли понять, что выгнало зверей из леса и почему на волчьих мордах застыли маски почти человеческого ужаса. Старый лесник, что вел охотничью группу, попробовал прочесть «Дедкину Дорожку» — простейший поисковый заговор, но у него ничего не получилось. «Дедка» — старый леший, хозяин местной чащи, лежал под сугробом в ста шагах от охотников — дохлый, как бревно, полностью лишенный жизненной эссенции.

Существо, что ночью пролетело над лесом, спешило, но, все же, остановилось подкрепиться.

…Старший следователь Департамента Других Дел Александр Фигаро, как правило, не запирал дверь в свою комнату.

Мансарда дома госпожи Марты Бринн, которую Фигаро вот уже почти четыре месяца снимал за очень скромные даже по меркам Нижнего Тудыма деньги, была просторной, светлой, а, главное, теплой. Все щели старого дома сыновья тетушки Марты тщательно конопатили каждую осень, а створки широкого окна были идеально подогнаны и не пропускали ни малейших сквозняков (следователь как-то поколдовал над оконными рамами и теперь, в ближайшие пару лет, старое дерево не должно было ни рассохнуться, ни разбухнуть от влаги).

Однако сегодня утром, в субботу двадцатого декабря, дверь в мансарду была плотно закрыта, а ключ предусмотрительно оставлен следователем в замочной скважине с его стороны.

Если следователь ДДД запирается в своей комнате, значит, тому есть важные причины. Как правило, это разнообразные колдовские процедуры и скромный обыватель, находясь в здравом уме, не станет мешать уединению сотрудника Департамента Других Дел: закрыто, значит, так надо. Да и мало кому захочется присутствовать, к примеру, при спиритическом допросе какого-нибудь Гуги Вонника, двинувшего кони лет, эдак, пятьдесят назад — с непривычки можно и портки испачкать.

Однако то, чем занимался Фигаро сейчас, не особо походило на колдовскую процедуру.

Следователь стоял перед высоким, в человеческий рост зеркалом, заменявшим одну из наружных панелей дверцы платяного шкафа, и из одежды на нем были только черные подштанники.

О нет, Фигаро вовсе не купался в бездне порочной страсти нарциссизма: он слишком хорошо знал, что в свои, без малого, пятьдесят он далеко не тот красавец, каким был, скажем, в двадцать — сказывались сидячая работа и непомерный аппетит. Да и лень-матушка тоже приложила свой резец к фигуре следователя, так что в свои годы он напоминал не Аполлона, а, скорее Купидона: пухлые румяные щеки, внушительный животик и добродушный нрав.

То, чем занимался следователь, было, скорее, медицинским осмотром: Фигаро внимательно, иногда пользуясь большой лупой с перламутровой ручкой, изучал каждый квадратный сантиметр своей многострадальной тушки.

…Не так давно, участвуя в поиске человека ответственного за промышленный шпионаж (и, как позже выяснилось, бесчисленные попытки саботажа) на Тудымской Пружинной фабрике, следователю пришлось столкнуться с весьма необычным существом: фабричным духом. Существо оказалось Другим первой (или ненамного ниже) категории и обладало, к счастью для следователя, специфическими манерами: Фигаро оно спасло от верной смерти, а шпиона, вознамерившегося снести следователю башку, превратило в отбивную.

Уже сам факт такой встречи был серьезным поводом проверится у специалиста. Другие весьма вольно относились к такой штуке, как материальный мир, иногда перестраивая его отдельные элементы просто от нечего делать и человеческие тела не были исключением. Случалось, после столкновения с Другими существами у невольных контактеров резко усиливались колдовские способности, вырастали развесистые рога (кроме шуток) или внезапно вылечивался застарелый геморрой. Для защиты от подобных воздействий и существовали все эти граничные круги и прочие демон-барьеры.

Следователя же угораздило подвергнуться прямому эфирному воздействию Другого в свободном состоянии: существо, по его собственным словам, «отремонтировало» Фигаро. «Ремонт» в своем мгновенном воздействии оказался штукой весьма позитивной, полностью вылечив следователю растяжение связок, заработанное им незадолго до этого. Однако сейчас, спустя почти неделю, Фигаро замечал отдаленные последствия этого «ремонта» и они пугали его до колик.

Во-первых, Другой что-то сделал с его глазами: очки, которыми ему иногда приходилось пользоваться (и в последний год — все чаще и чаще), теперь стали не нужны совсем. К следователю вернулось зрение молодого человека, что само по себе было весьма удобно, вот только…

Уже несколько дней Фигаро с ужасом замечал, что предметы, имеющие относительно высокую температуру он видит гораздо лучше, чем холодные. Например, горячий утюг он был в состоянии заметить даже в полной темноте. Но куда больше пугала его новая способность видеть сквозь тонкие поверхности: входная дверь или кабина кареты больше не были препятствием для обновленного зрения следователя. Да, через подобные преграды он видел только расплывчатые силуэты, но этого было вполне достаточно чтобы до чертиков напугать Фигаро.

Во-вторых, начисто исчезли боли в спине и шее, к которым следователь уже настолько привык, что перестал замечать: что поделаешь — возраст. Теперь же Фигаро чувствовал себя так, словно побывал в руках у опытного массажиста: тело напоминало пушинку, заполненную приятным теплом. К тому же пропал его застарелый «кашель курильщика», с приступов которого неизменно начиналось каждое утро следователя.

Ну и под завязку, вишенкой на торте оказалась его многострадальная лысина.

…Когда в возрасте около сорока лет Фигаро начал стремительно лысеть, он жутко стеснялся и испытывал непередаваемые моральные муки всякий раз, когда этикет требовал снимать шляпу (именно с этого времени пошла его любовь к шляпам-котелкам, для которых требования этикета были не столь строги). Следователь испробовал самые разные заклинания, втирал в голову галлоны алхимических укрепителей и тоников — не помогало ничего. В конце концов, пребывая в бездне отчаяния, он отважился на применение нового экспериментального препарата, который для него выбил у королевских алхимиков комиссар Андреа Пфуй, будучи не в состоянии терпеть полную непродуктивность подчиненного, все мыслительные силы которого уходили исключительно на решение проблем с собственной шевелюрой. Фигаро был в восторге, истово благодарил начальника и в тот же день осушил пузырек с препаратом, в десять раз превысив рекомендуемую алхимиками дозу.

…Спустя две недели алхимики, наконец, подобрали комплекс веществ нейтрализующий действие препарата и у Фигаро, к тому времени напоминавшего французскую болонку, стали снова выпадать волосы (на этот раз по всему телу). К тому времени следователь уже гораздо спокойнее относился к залысине на макушке. Он провел в спецсанатории около месяца — вещества, разрушавшие экспериментальный декокт, действовали довольно медленно, и выйдя на свободу полностью избавился от всяких комплексов связанных с прической, так что, комиссар, можно считать, таки помог своему подчиненному.

Теперь же хилые кустики каштановых волос за ушами Фигаро стали явно больше и гуще. Полностью исчезла змеившаяся в них седина, а на лысине, до самой макушки, пробивался пока еще маленький, но вполне явственный темный пушок.

Исчезли морщины в уголках рта. Исчез тонкий шрам на шее — следствие попытки отрезать голову следователя летающими ножницами (старая история с бабусей-некромантом). Исчезла большая родинка за ухом, о существовании которой знал только Фигаро, скрывая ее прядью волос. Куда-то подевался след от осколка, давным-давно прилетевшего Фигаро прямо в левый бок (колдовство залечило рану, но оставило глубокую вмятину: повреждения нанесенные железом трудно исцелить полностью).

Более того: следователь был уверен, что слегка уменьшился в талии. Немного, но все-таки.

Фигаро напряженно думал: по уставу в таких случаях требовалось немедленно показаться специалистам-медикам, а конкретнее: специальной медицинской комиссии при Университете Других Наук. Загвоздка была в том, что оная комиссия находилась в столице, а Фигаро — в Нижнем Тудыме, итого: пять дней езды в купейном вагоне. Однако этот факт не избавлял следователя от необходимости что-либо предпринять и сейчас он истово молился всем силам небесным дабы получить морально обоснованную отсрочку.

…Не зря говорят: будьте осторожнее в своих желаниях, поскольку они могут и сбыться.

В дверь постучали.

— Фигаро! — Голос тетушки Марты вырвал следователя из пучины тяжких раздумий. — К вам посетитель! По работе!

— О, спасибо, тетя Марта! — Следователь потянулся за штанами, мысленно переводя дух — работа прежде всего. — Пусть зайдет через десять минут.

Следователь натянул горчичного цвета брюки, синюю сорочку без воротника — последний писк столичной моды, пиджак в тон брюкам и сунул ноги в пушистые тапочки из овечьей шерсти. Тапочки выглядели забавно, но замечательно грели ноги.

Сев за стол, Фигаро достал рабочий блокнот, автоматическое перо, стандартный приемный бланк и пепельницу. Когда раздался стук в дверь — осторожный и робкий, он открыл блокнот на чистой странице и крикнул:

— Войдите!

…Ранний посетитель оказался довольно примечательной личностью. Высокий худой мужчина лет сорока, одетый в длинную темно-синюю шинель, тяжелые ботинки на толстой подошве и коричневую кепку сам по себе не вызывал особых эмоций, более всего напоминая конторского служащего на ставке выше средней, но его выражение лица… Следователь подумал, что настолько кислой мины ему еще не доводилось видеть: лицо мужчины сочилось такой запредельной тоской, что одним своим видом вызывало приступ оскомины.

Посетитель печально оглядел помещение в котором оказался и тяжело вздохнул. Посмотрел на табурет в углу и издал протяжный всхлип, после чего его взгляд переметнулся на стоящий у окна фикус в горшке. Судя по всему, растение вызвало у мужчины очередной припадок меланхолии: он вытянул губы, словно собираясь заплакать, дернул тонкий кружевной шарф на плохо выбритой цыплячьей шее и, наконец, соизволил заметить Фигаро.

— Доброе утро. — Голос у посетителя был под стать выражению мины и напоминал стенания профессиональной плакальщицы. — Имею ли я удовольствие видеть старшего следователя Департамента Других Дел Александра Фигаро?

Манера мужчины тянуть гласные и шмыгать носом привела к тому что полное именование должности следователя заняло у него около минуты. Фигаро тяжело вздохнул, крякнул, сообразив, что бессознательно копирует манеру поведения этого порождения космической грусти, и бодро произнес:

— Вы совершенно правы, сударь. Я — Фигаро. Следователь. Что у вас стряслось?

Посетитель судорожно шмыгнул носом, сложил руки у груди в молитвенном жесте и сказал:

— Меня зовут Дюк. Вильям Дюк. Мне принадлежит ферма «Счастливые Берега» в северной части Речного спуска. Вчера ночью на мои владения был совершен налет…

— Хулиганы? Воры?.. Запишитесь пока в бланке для посетителей, любезный… Да-да, вот этот самый. Вот вам перо.

— Не хулиганы. — Дюк протяжно шмыгнул носом и, приставив перо к плотному серому картону, принялся выводить своим имя-фамилию, производя при этом такой скрип, что у следователя свело зубы. — И не воры. Ночная кровососка.

— Почему вы так решили? — Фигаро с трудом подавил желание вырвать у посетителя бланк и засунуть картонку ему в рот.

— Три мертвые курицы. Одна свинья. Животные полностью обескровлены, следов укусов нет. Следов взлома тоже нет. Единственный способ попасть в помещение — слуховые окошки под потолком, но туда едва пролезет кулак. И там стоят ловушки для куниц.

— Ну, куница вряд ли убьет свинью. — Следователь сделал пометку в блокноте. — Еще какие-нибудь следы?

— Никаких следов. Но все животные… в прострации. Скот выглядит болезненно. У снесенных курами яиц — черные желтки.

— Угу… — Фигаро зашуршал пером. — Поня-я-ятно… Да, похоже, это действительно кровососка. Дело по моей части. Сейчас вы заполните вот этот формуляр и мы поедем осматривать место происшествия… У вас какой транспорт, любезный?

Дюк, как выяснилось, пришел пешком. Фигаро не возражал: Речной спуск был всего в получасе ходьбы; к тому же ему хотелось прогуляться. Буря, разразившаяся вчера ночью, унесла с собой трескучие морозы, вот уже две недели терзавшие город и сейчас на улице были вполне приятные минус два по Реомюру. По небу плыли редкие пушистые тучки, солнце светило почти по весеннему, а хорошо утоптанная дорога все время шла под горку. Даже его спутник, похоже, потерял значительную часть своего мирового уныния и теперь оживленно рассказывал следователю о ценах на зерно. Следователь кивал и улыбался — он был в хорошем настроении. Ночная кровососка — дело плевое, в самый раз для отчета провинциального следователя. Эти твари даже не были настоящими Другими — так, мелочь. Собака или куница попадали в локальную эфирную аномалию и превращались в вампиров, высасывающих по ночам кур. Свинья — это, конечно, редкость, но, бывало, кровососки нападали и на коров. Заговор-ловушка и железная пуля в череп — вот и все лечение.

Речным спуском в Нижнем Тудыме называли обширные территории простирающиеся за Граничным Холмом — условной границей города и тянувшиеся вдоль левого берега Строчки, которая в этих местах становилась широкой и полноводной, питаясь из множества лесных ручьев и подземных источников. Земля тут была плодородна, и фермеры давным-давно облюбовали пологие склоны, где в изобилии росли пшеница и свекла, охотно скупаемые мельниками и сахарозаводчиками. Здесь было множество рыбацких хижин — в город Строчка втекала еще вполне чистой, охотничьи домики, пасеки, коптильни, умопомрачительный аромат которых в ветреную погоду долетал даже до городских окраин, и глиняные ямы (по большей части давно заброшенные). Еще здесь гнали самогон — весьма неплохой, ткали холстину и плели пеньковые канаты которые скупались редкими торговыми караванами. В целом же это были довольно глухие места, лежавшие в отдалении от главных дорог.

Последнее Фигаро нравилось особо.

Ферма Вильяма Дюка произвела на следователя весьма приятное впечатление. Это была даже не ферма, а объединяющая несколько фермерских хозяйств артель, во главе которой стояло семейство Дюков, коротающее свой век в обветшалой, но все еще крепкой усадьбе на холме. Маленькое здание в стиле поздней Реформации совершенно очаровало Фигаро: остроконечные крыши, выложенные ярко-оранжевой черепицей, увитый виноградной лозой фасад и маленький запущенный садик за старинной чугунной оградой веяли таким провинциальным покоем, что вызвали у следователя приступ сентиментальной фантазийности. Теперь он по-другому смотрел на своего раннего посетителя: Дюк не прислал к Фигаро кого-либо из своих подчиненных, а явился сам. Это располагало.

Во дворе усадьбы их уже ждали: рослый бородатый мужик в валенках и кожухе нараспашку, под которым красовалась вышитая кофта, казалось, сплошь состоявшая из цветастых заплаток. Дюк кивнул мужику и представил того как Польсия — по его собственному выражению, «старшего за скотину».

Польсий пожал следователю руку, обдав его ароматом свежего навоза, и сказал:

— Приятный день вам, господин Фигаро! Наслышан о ваших геройствах.

— И вам день добрый, мил-человек. — Следователь улыбнулся. — Это вы обнаружили… разорения?

— Так точно-с. Разрешите показать? Тут недалеко.

— Показывайте. И рассказывайте, как все было.

Все втроем они проследовали по склону холма к ряду высоких длинных строений с просмоленными дощатыми стенами, среди которых ютилась одинокая хибарка с высокой жестяной трубой, очевидно, рабочая подсобка. У большого железного сарая стояла повозка, запряженная двумя крепкими молодыми лошадками, с которой двое дюжих парней сгружали бочки с керосином.

— Значит, какое дело: утром захожу до курей — лежат, голубушки. Думал, лиса задушила, да только какая ж лиса сюда проберется! А там и свинью нашел. Да в и сами сейчас увидите…

Под высокой крышей большого длинного здания, куда Польсий привел следователя, размещался целый скотный двор: курятник, огороженный высокой проволочной сеткой, загон для свиней, несколько лошадей в стойлах и клетки с кроликами, увешенные амулетами от мора. Земляной пол был чист и присыпан свежей стружкой; в дальнем углу двое девок, засучив рукава, чистили стойла.

— Вона куры. — Польсий кивнул в угол, где на перевернутом ящике лежали две тушки в белых перьях. — Я их убрал, чтоб никакая зараза не пошла.

Следователь кивнул: это было разумным поступком. Ночные кровососки, обычно, переносят целый букет различной заразы, как правило, безопасной для людей, но отнюдь не для зверья.

Фигаро подошел к ящику и, подняв с пола прутик, потыкал белые комочки. Куры они и есть куры, две штуки. Дохлые. Он достал из саквояжа «мерило» и провел над курами — ничего. Стрелка даже не дрогнула.

— Железная решетка? — следователь щелкнул пальцами по загородке курятника.

— Так точно-с, железная!

Фигаро задумался. Железо, вообще-то, полностью исключало нападение кровососки — этих тварей оно прожигало до самых костей. Да и как понять, что куры не померли сами по себе? Вскрытие им, что ли, делать?

— Ладно, показывайте свинарник.

— Ох, запричитал Дюк, какая свинья была! Какая свинья! Точнее, какой хряк! Атлет! Герой! Какие от него были поросята, о-о-о-о! Лучший производитель на моей памяти! Держали отдельно, кормили как родного, пылинки сдували! И тут эта сволочь, понимаете, изволили помереть! Не мог, гад, эту кровососку разорвать! Изнежили мы Хрякуса, вот что…

Фигаро усмехнулся, но подумал, что Дюк, в принципе, прав: свиньи для кровососок были добычей класса «люкс», на которую последние, как правило, не зарились, разве что на самых слабых и больных. Но сожрать здорового хряка…

Хряк лежал в загоне, аккурат рядом с корытом в котором еще плескались остатки воды. При жизни покойник явно отличался богатырским здоровьем: выросший на ферме Фигаро кое-что в это понимал. Скелет хряка вполне можно было выставлять в каком-нибудь музее фермерства; это был великолепный образчик того, на что способны чудеса селекции вкупе со здоровым питанием.

Сейчас же несчастный Хрякус более напоминал сдувшийся дирижабль: серая от обескровливания кожа натянулась на могучих костях, демонстрируя полный набор торчащих наружу ребер. Кровососка, учинившая сие злостное убиение, должна была быть воистину здоровенной и наглой тварюкой.

Фигаро коснулся покойника мерилом. Стрелка чуть качнулась и вновь спокойно улеглась на нулевую отметку в самом начале зеленого сектора шкалы: ничего. Вообще ничего.

Это было необычно: даже слабые эфирные колебания, оставленные кровосоской, не успели бы полностью выветриться за такой короткий срок. Следователь поднял с пола прутик побольше и ткнул дохлого хряка в бок.

Хрусть! Прутик провалился сквозь кожу, которая от этого слабого удара рассыпалась, словно бумага древнего свитка. Вокруг отверстия появилась большая капля густой как еловая смола темно-вишневой крови.

Фигаро задумался. Он не раз видел последствия нападения кровососок и должен был признать, что этот случай был из ряда вон выходящим. Туша выглядела именно так, как и должна была выглядеть после пиршества кровососки, но она не должна была рассыпаться в порошок.

«А если это болотник?», — подумал следователь, потирая лоб. «Нет, тогда бы остались следы, очень характерные следы. Тогда что? Лесовик? Ну, разве что, совсем оголодавший. И воняло бы здесь как в выгребной яме… Кикимора?.. Хм… В этих лесах вполне могла выжить парочка, но кикимора переполошила бы всю живность за версту вокруг. Тогда кто — баюн? Да, похоже на баюна, очень похоже, вот только баюн утащил бы тушу с собой, в логово… Ничего не понимаю».

Он обернулся к Дюку и Польсию, которые тихо обсуждали между собой что-то сельскохозяйственное, и спросил:

— Кто-нибудь видел или слышал прошлой ночью что-нибудь необычное? Хоть что-то?

Те замотали головами. Польсий пробурчал:

— Я тут завсегда сторожую, ваше сиятельство. Сторожка моя напротив — да мы как шли мимо проходили. Ночами у нас тихо, ежели что, сразу слышно. А вчерась всю ночь — ни гу-гу.

— Ладно, — следователь вздохнул. — Давайте так: я пока тут похожу, посмотрю, что да как, подумаю, где лучше наколдовать ловушку. Железная дробь у вас есть?.. Ну и отлично. Как кровососка в ловушку влезет, знаете, что делать?..

Он вышел во двор и некоторое время стоял, щурясь, пока глаза привыкали к дневному свету, затем прошелся до сторожки, вытащил из поленницы, аккуратно сложенной под брезентовым навесом прут поувесистее — не то, чтобы всерьез рассчитывая отбиваться от кровососки, а просто для опоры — как вдруг услышал позади покашливание.

Следователь обернулся — это был Польсий. Он стоял у края вытоптанной в снегу дорожки, наблюдая за Фигаро и выглядел очень смущенным.

— Э-э-э, господин Фигаро, можно с вами поговорить, пока хозяина нет?

— Да уж говорите, — следователь стукну прутом о стену сторожки, сбивая налипший снег, — кто ж вам мешает. Спорим, видели вы эту кровососку вчера ночью, да только при Дюке не хотели признаваться? Мол, что это за сторож, если за скотиной не уследил?.. Зря, кстати, испугались: кровососку по спине кочергой перетянешь, так ей сразу и каюк.

— Да знаю я, — фыркнул Польсий, сплевывая в снег, — думаете, я их мало перебил, кровососок ентих? Я человека видел.

— Человека? — Фигаро почувствовал легкое любопытство. — Вора, что ли?

— Да нет, — Польсий досадливо махнул рукой, — какого там вора… Прилично одетый господин, с бородой и палкой как вот вы себе выдрали. Ночью слышу — идет кто-то. Я, ясное дело, во двор бегом, и вижу: заходит, значит, за хлев. Я туда, а его и след простыл, точно сквозь землю провалился. Я тут и подумал, может вам любопытно будет.

— М-м-м… И как выглядел этот… господин?

— А не разглядел я толком. — Польсий развел руками. Ростом пониже моего, но повыше вашего, с бороденкой такой куцей, что твой козел — в городе сейчас такие в почете. Палка в руке… да я уже говорил. И шляпа чудная, будто ведро пожарное себе на голову нацепил. Вот и все, что видел. Темно было.

— Ну ладно, — кивнул следователь, — хорошо. Спасибо за информацию, может, чем и поможет… А больше вы точно ничего той ночью не видели?

— Не, — покачал головой фермер, — ни души. И не слышал ничего… Скажите, господин Фигаро, это ж кровососка, да?

Следователь пожал плечами.

— Черт ее знает. Похоже на кровососку, да не похоже…

Польсий важно кивнул и веско заметил:

— Пиявка это, вот чтоб мне водки не выпить! Железа не боится, шуму не учиняет, хряка утоптать может на раз — пиявка как есть!.. Ладно, пошел я, господин Фигаро. Ежели что, то ищите во-о-он в том хлеву, где лошади.

Следователь перепрыгнул через высокий сугроб, зачерпнул сапогом легкий пушистый снег и чертыхнулся.

— Пиявка! Ну, блин горелый, — пиявка! Вот дурень!

Под «дурнем» Фигаро, как ни странно, имел в виду самого себя. Ему было досадно, что он, такой весь из себя специалист по Другим существам, даже не подумал о пиявке, сиречь водянице дерганной, а дремучий деревенский мужик сразу понял, что к чему.

«Оно-то, если так посудить, и понятно: в этих местах с детства учишься отличать полянку от выверта, а уж пиявку так точно за версту чуять нужно, а то, неровен час, сходишь на речку искупаться, да там и останешься… Но каков болван, право слово! Да и пиявка тоже… Пиявка это плохо, эту заразу железо не берет, да и колдовством не всяким возьмешь. И для человека она опасна, так что тут только группой действовать нужно… Придется ехать в город и покупать у алхимиков „кротовую желчь“ — не люблю…»

Пиявки были далеко не самыми опасными созданиями, но уж наверняка одними из самых мерзких. Эти кожистые трубы могли вымахать до размеров локомотива, жили в озерах и одинаково легко лопали как коров так и неосторожных людей. Пиявки обладали крайне высокой устойчивостью к заклинаниям, жрали железные прутья, равнодушно относились к огнестрельному и холодному оружию и могли часами шастать по берегу. У них была всего одна слабость: пиявкам для жизни требовалась исключительно чистая вода. «Кротовая желчь» — по сути, просто отходы самых токсичных алхимических процессов — убивала пиявку за две минуты, попутно уничтожая всю прочую живность в озере.

Оставалось только найти доказательства ночного визита пиявки.

Фигаро, наконец, обогнул угол хлева и перевел дух. Здесь снега почти не было и кое-где между извилистыми линиями поземки чернели полосы мерзлой земли.

Следователь медленно двинулся вдоль стены, внимательно глядя себе под ноги. Он искал след пиявки — широкую, покрытую слизью траншею. Разумеется, как и многие родственные Другим существа, пиявки умели «уходить в фазу», то есть временно становиться нематериальными, но долго перебывать в этом состоянии они не могли — только-только чтобы преодолеть стену-другую. В остальное же время передвигающаяся по суше пиявка пропахивала землю не хуже парового трактора.

Свежий снег здесь, за высокой стеной хлева, лежал тонким хрупким слоем, являя собой прекрасно читаемую рукопись даже для неопытного следопыта: вот мелкие «крестики» протянулись линией вдоль невысокой ограды — ворона. Вот здесь птица копалась в земле, очевидно, в поисках пищи, но потом резко взлетела — взмахи крыльев разметали снег… А вот и причина вороньего бегства: аккуратные «звездочки» кошачьих следов у зарослей малинника — разбойник подкрадывался аккуратно, но не заметить кота на этом белом покрывале было сложно. Вот кошачьи следы протянулись к старому сараю, где, очевидно, хранился фермерский скарб: усатый хищник плюнул на ворон и отправился мышковать. А вот…

Фигаро остановился и удивленно поднял брови.

Следы. Большие, явно мужские. Кто-то, обутый в модные туфли с острым носком, прошел тут сравнительно недавно, скорее всего, вчера ночью. Дюк? Нет, у Дюка тяжелые ботинки на толстой подошве, да и нога явно пошире. Человек, которого видел ночью Польсий?

Следователь встал на четвереньки и принялся изучать следы, едва не касаясь их носом. Да, точно: мужские туфли сорок второго или сорок третьего размера с насечкой-«елочкой» на подошве. Странный выбор обуви для этого сезона, кстати… Отпечатки неглубокие, значит, мужчина не слишком-то крупный… Ага, а вот отверстия в снегу слева от цепочки следов — он опирался на палку… Стоп, нет, не опирался — нет характерного «хвостика», делающего след от палки похожим на длинную запятую. Мужчина не использовал опору, а резко вбивал палку в землю… Длинные размашистые зигзаги по обе стороны от следа: на том, кто здесь прошел, был длинный, до самой земли, плащ.

Фигаро поднял голову и почесал затылок: цепочка следов тянулась вдоль стены, никуда не сворачивая. Он попытался представить себе эту картину: ночь, метель, глухомань и прилично одетый господин в летних туфлях, отмахивая изящной тросточкой шагает посреди снежного безумия, уходя… куда?

Следователь встал на ноги и пошел по следам.

Вот человек идет вдоль стены… идет медленно, слегка припадая на носки. Крадется? Очень может быть. Но зачем красться, когда вокруг кромешная темень и снежная пелена?.. Хотя погоди-ка: следы не замело, значит, он пришел сюда уже после бури, ближе к утру.

Вот здесь он остановился, и некоторое время стоял, переминаясь с ноги на ногу. Кого-то ждал? Закурил? Непонятно. И почему следы тут заканчиваются? Он что, улетел?

Следователь огляделся, окинул взглядом пустое заснеженное поле, прищурившись, зачем-то посмотрел в выцветшую голубизну неба, затем на стену хлева… и пораженно застыл.

На стене чернело большое, почти до самой крыши пятно, которое Фигаро поначалу принял за следы давнего пожара. Но теперь было видно, что от того места, где стоял, чего-то ожидая человек в остроносых туфлях, к стене протянулось… нечто вроде широкого конуса. Это тоже был след: снег в этом месте казался подернутым легкой гарью и был испещрен расходящимися веером полосами. Словно кто-то включил огромный дуговой прожектор, лучи которого расплавили снег и выжгли на дереве стены похожую на звезду блямбу.

Следователь достал «мерило» и поднес к тому месту, где сходился веер «лучей» — как раз там, где заканчивались следы странного ночного гуляки. Стрелка прибора тут же прыгнула в дальний конец желтого сектора, где и зависла, нервно подрагивая.

Тут творили заклятье, настолько сильное заклятье, что его эфирный след был подобен воронке от взрыва фосфорной бомбы, все еще тлеющей даже спустя сутки. На негнущихся ногах Фигаро подошел к черному пятну на стене и, достав из кармана перочинный ножик, слегка ковырнул кончиком лезвия потемневшее дерево. Тут же открылась белая поверхность сосновой доски; стена была не обуглена, как поначалу подумал следователь, а просто покрыта чем-то вроде тонкого слоя краски. И это была не экто-пыль — безмолвный свидетель неполного использования вложенной в заклинание силы. Это было… что-то другое.

Человек, зачем-то явившийся сюда посреди ночи, ждал здесь кого-то… или что-то. А затем, очевидно, дождавшись, направил на свою жертву заклятье огромной мощи, но при этом почти никак не проявившееся в мире материальном.

Заклинаний, большая часть энергии которых приходилась на «низкий», эфирный спектр, существовало великое множество, но большая их часть применялась для воздействия на Других. Запусти в Голодного Беса шаровую молнию — тварюка даже не почешется, а заклятье, скорее всего, просто поглотится ее жизненной эссенцией без всяких последствий. А вот «Гордиев Топор» (если, конечно, хватит сил и умений его сотворить) развеет Другого без следа, разрушив эфирные сплетения, составляющие его псевдо-тело.

Так кто же и зачем применял в этой глуши такие силы? Если след оставил «Топор» или ему подобное заклятье, то его вполне хватило бы и на то, чтобы убить пиявку и на то, чтобы грохнуть Демона-Сублиматора.

«Хорошо, предположим, в этих краях живет колдун без лицензии. Очень, очень сильный колдун, настолько сильный, что даже приснопамятный господин Алистар Метлби ходил бы у него в подмастерьях. Колдун страдает от бессонницы и гуляет ночами по полям и лесам, попутно уничтожая всякую зловредную нечисть. Увидел пиявку, дождался пока та нажрется и не сможет уйти в „фазу“, да и прибил… Экий бред…»

Фигаро еще раз огляделся и решительно зашагал в сторону усадьбы.

…Вильям Дюк, переодевшийся в пушистый домашний халат, сидел в глубоком кожаном кресле у камина, в котором весело потрескивало истекавшее смолой сосновое полено, и пил сидр из широкого бокала с толстыми стенками. И кресло и халат видали лучшие времена: из протершейся в нескольких местах кресельной обивки лез конский волос, а полы халата сильно истрепались, напоминая уже не о роскоши, а, скорее, о половой тряпке. Некогда красивая лепнина над камином была покрыта толстым слоем копоти и потеками свечного воска, который, похоже, собирался тут десятилетиями.

Внутри усадьба, столь приглянувшаяся следователю, несколько потеряла в красоте, зато сильно поднабрала в загадочности. Великолепные антикварные панели темного дуба, покрытые тонкой резьбой, были безбожно изуродованы аляповатыми обоями в мещанских цветочках, с потолка осыпалась штукатурка, а дощатый пол скрипел на все лады, явно укрывая под собой целое мышиное королевство. На чердаке глухо ухал филин, поскрипывали старые стены, в темных тоннелях коридоров блуждали сквозняки, а подвал, судя по запаху болота насквозь пропитавшему дом, был частично затоплен. Фигаро был уверен, что здесь, при желании, можно найти и парочку призраков, но ему было лень бегать по дому с «мерилом» — тепло, исходящее от камина, расслабляло. Следователю выделили стул с высокой мягкой спинкой — как ни странно, очень удобный — и предложили сидра, который оказался чрезвычайно легким, почти безалкогольным.

— Прадед моего прадеда, — рассказывал Дюк, с которого полностью слетел утренний сплин, — купил эту усадьбу у одного колдуна, сосланного на Дальнюю Хлябь, причем, даже по тем временам, заплатил сущие гроши. Вы не поверите, но когда-то нашей семье принадлежала вся здешняя земля, начиная от городской черты и заканчивая тем местом, где сейчас построена железнодорожная станция. Тогда это была глушь. Да это и сейчас глушь: час пешком до леса, а в наши леса не каждый охотник рискнет сунуться. Болота, буреломы, волки… Да что там, даже медведи, бывает, забредают в поселки, копаются в мусорных кучах. Харчатся, стало быть.

— М-м-м…. — Фигаро сделал большой глоток сидра. — А вас не смущает, что этот дом когда-то принадлежал колдуну?

— А должно? — Дюк хохотнул. — Это и предков-то не особо смущало. Тут все стены и потолки в здоровенных дырах — дедуля мой чуть весь дом в щепки не разнес. Клад искал.

— Нашел?

— Ага, держи карман шире! Нашел пудовую гирю в стене и пачку писем под паркетом. В основном, любовная переписка… Хотя коллекционеры расхватали письма на ура и дедуля таки здорово поправил финансовые дела. У нас тут и призрак есть — какой-то конюх. Они с нашим домовым якшаются, бывает, всю ночь напролет языками на чердаке чешут. Нас с женой это не волнует — вреда от них нет.

— А где сейчас ваша супруга?

— В столице. Сказала, что поедет проследить за закупками — я тут, по случаю, приобрел подержанный паровой трактор и масличный пресс. Но я-то знаю, что на самом деле просто к школьным подругам уехала, языком потрепать. Я не против — пусть его. У нас тут глухомань, скука… Так что вы говорите, у нас не кровососка завелась? А кто тогда?

Фигаро чуть виновато пожал плечами.

— Если честно, понятия не имею. Но меня больше волнует не ваш убийца хряков.

— А-а-а, тот колдун, что чудил у нас ночью! Понимаю… — Дюк кивнул и поставил опустевший бокал на антикварный журнальный столик. — Ловить будете?

— Странно. — Следователь достал трубку. — Вас, похоже, этот колдун совершенно не волнует.

— Не волнует. — Дюк покачал головой. — Вот совсем не волнует. Знаете, Фигаро, у нас тут лет двадцать назад, еще когда папаша был в добром здравии, жила одна старушка. Если на фермах чудь какая заводилась, так сразу шли к ней на поклон. Кто с деньгами шел, кто свинью приводил, а, бывало, что и корову. Так старушенция эта даже пиявку уделывала — пошепчет, поплюет, махнет рукавом, и поминай как звали. Ведьма, стало быть. Понятное дело, без лицензии, но страсть какая полезная… Может, этот ваш колдун — ее сынишка. Тогда и кровососку мы уже не увидим.

— Хорошо если так… — Следователь задумчиво посмотрел в окно, за пыльными стеклами которого простиралась снежная пустошь. — Ведь я, сами понимаете, ежели по закону, должен уведомить Инквизицию, ну, или сам взяться за это дело.

— Не хотите?

— Не хочу, — честно признался Фигаро. — Но накатать бумагу в Инквизицию я, все-таки, обязан. Причем, в двадцать четыре часа.

Дюк молча кивнул, плотнее запахнулся в халат, встал, подбросил пару поленьев в камин, постоял, впитывая живое трепещущее тепло и, вздохнув, наконец, сказал:

— Фигаро, я не хочу учить вас делать вашу работу. И уж тем более я не сомневаюсь в вашей компетенции. Но поймите и вы меня — Нижний Тудым это глушь. Глушь глухая; и пусть вас не обманывают все эти фабрики и мануфактуры. А мы здесь — периферия этой глуши. Да, у нас тут происходят странные вещи, причем гораздо чаще, чем вы можете себе представить. Наши леса и поля набиты колдовством, у нас каждый ребенок знает заговоры от сглаза, от волков, знает, как утихомирить расшалившегося домового, знает, зачем нужна просоленная кожаная бечевка и от чего спасает подкова под полушкой. Мы здесь учимся сыпать соль под порог раньше, чем ездить верхом, лечим лихорадку заговорами на козьей крови и отмечаем охотничьи тропки «чертовыми верстами» — отпугиваем лешаков. Мы задабриваем неприкаянные души на погостах, а ночами мимо наших окон летают блуждающие огни. На наших болотах все еще можно встретить островки, где водяницы линяют к весне, а наши охотники всегда берут с собой соляные жаканы и железные пули. Мы обращаемся к специалистам только в том случае, когда все наши предосторожности оказываются напрасными. Вы думаете, меня так сильно напугала эта кровососка? Ха! Не в кровососке дело, поверьте. Местные напуганы, потому что их веками работающие заговоры и отвороты вдруг перестали работать. Но если раньше в таком случае шли к деревенской ворожее, то сейчас у нас остались только городские специалисты. Поэтому я вас очень прошу — не зовите Инквизицию. Лучше уж сами…

Фигаро улыбнулся и покачал головой.

— Знаете, Дюк, вы меня не за того приняли. Я ведь сам из деревеньки вроде вашей, только мои Затворы стояли на берегу моря, далеко на севере… Представьте себе: ночь, ветер, мороз такой, что глаза слипаются, за окнами тьма кромешная, в море, совсем рядом с берегом, что-то светится как гнилушки в старом пне, над погостом вой до небес: осенние духи отпевают издохшую кикимору, в сарае лошади с ума сходят, а тебе нужно во двор, в нужник. — Следователь рассмеялся. — В такие ночи у нас с соседскими пацанами — я тогда еще совсем шкет был — случались «игры в храбрецов». Выходим из дому и — ну бежать до сарая и обратно! У кого в конце портки чистые, тот и герой… Так что я вас отлично понимаю, не думайте. Поэтому давайте сделаем так: сегодня я напишу бумагу в Инквизицию, а завтра сам ее отнесу и скажу, что беру это дело себе. Инквизиторам на вашу кровососку плевать, так что они формуляр подмахнут не глядя. А потом уже посмотрим, что дальше делать. Вообще сдается мне, эта ваша чудь ночная больше к вам не заявится.

…Фигаро редко ошибался настолько радикально.

Следователю снился туман.

Туман был плотным, сизым и холодным, а еще — до отвращения влажным. Он нес в себе даже не холод, а тот отвратительный утренний озноб, что продирает до костей и от которого некуда спрятаться. Фигаро поежился и обнаружил, что одет в синюю солдатскую шинель, аккуратно заштопанную на локтях.

Краем сознания следователь понимал что спит, однако убедить себя в этом было тяжело — уж слишком реальным казалось все вокруг, особенно запахи. Туман пах влажной землей, прелыми листьями, водой и, почему-то, хлором и подгоревшей кашей.

Фигаро медленно пошел вперед — или, точнее, в том направлении, которое он условно определил как «вперед». В этом страном мире, похоже, не было ничего, кроме узкой тропинки под ногами, где грязь мешалась с пожелтевшими стеблями травы и клочьями тумана, скрывающего весь остальной мир. Туман медленно клубился, завивался мелкими смерчиками и, время от времени, следователю казалось, что в сизой мгле двигается что-то очень большое и темное. Это было жутко, но Фигаро почему-то знал, что туман скрывает его от того, что обитало в серой глубине. Что-то там, в тумане, искало следователя, но не могло найти — большое, глупое и слепое существо, заблудившееся в дымке словно паук, запутавшийся в собственной паутине.

Однако же следовало торопиться.

Следователь скорым шагом пошел по дорожке — под ногами звонко шлепала грязь. Он быстро проверил карманы шинели — пусто. И кобура на боку тоже пуста, зато в голенище сапога нашелся острый армейский нож — немецкий, похоже, трофейный и очень острый.

Фигаро взбодрился и пошел чуть быстрей: нож в руке, почему-то, придавал уверенности. Похоже, существо из тумана не было неуязвимым. Как следователь это понял было неясно, но у снов своя логика.

…Очевидно, выбранное направление было верным: очень скоро туман стал редеть. Тогда стали видны предметы, сперва редко, а затем в изобилии валявшиеся на земле по бокам тропинки — очень странные предметы.

Вот сильно обожженное по краям знамя Королевской армии, только, почему-то, очень старое — с желто-белым грифоном, львом и двумя коронами. Такие, кажется, были лет триста назад. А вот вполне современная карета «скорой помощи» развороченная прямым попаданием фугаса в подобие рваного железного цветка. Вот солдат королевской пехоты в пропитанной кровью шинели и черной газовой маске — бедняга, похоже, пытался выползти из странного тумана, но не хватило сил — так и остался лежать в кювете. А вот — совсем рядом — офицер Рейха, только какой-то странный: красно-черная свастика «Магише Контролле» на рукаве, «молнии» на форменном воротнике, а вот сама форма очень необычная — черная, глянцевая и какая-то игрушечная. Да и сам покрой, если честно, показался следователю несколько лютецианским из-за явно содомитского извода. Немец сидел за рулем керосиновой мотоколяски прошитой пулеметной очередью (коляска, особенно сверкавшие хромом части двигателя с рифлением «DKW», выглядела очень современно) уткнувшись лицом в руль до смешного походивший формой на бараньи рога. А вот полевая кухня — черная и обгоревшая — лежит на боку, медленно вращая скрипучими колесами.

Чем дальше шел следователь, тем больше всякого разного появлялось по обе стороны тропинки. Ржавые часы, погнутые рессоры, сгоревшие телеграфные будки, разбитая мебель, осколки посуды, трое мертвых солдат за столом усеянном игральными картами, искореженный страшной силой паровой локомотив (похоже, упавший с моста), куча окровавленный бинтов… Сломанные люди и сломанные вещи; их становилось все больше и больше, они уже громоздились друг на друга целыми штабелями и, судя по тому как мало осталось вокруг тумана и как усилился бьющий в лицо холодный ветер, до конца пути оставалось всего ничего.

И вдруг следователь понял. До него дошло самое страшное: существо в тумане и не думало искать его, слепо тычась в грязно-серое пространство. В этом не было необходимости — Фигаро вполне можно было подождать у выхода. Словно кот из старых «Сказок Дедушки Руфуса» тварь из тумана просто села у выхода из мышиной норы его, Фигаро, сна и широко открыла пасть.

«И что дальше?!» — судорожно подумал следователь. «Куда теперь?!»

Темная мгла, похоже, услышала его мысли: откуда-то сверху, с высот гипотетического (ибо вверху был лишь туман) неба, внезапно раздался грохот. Он нарастал, обретая мощь и объем, рвался прямо к Фигаро в мозг… а потом вдруг превратился в стук дверного молотка.

С хриплым вздохом следователь резко оторвал голову от подушки и сел, комкая край мокрого от пота одеяла. Сон тут же юркнул в самый дальний уголок памяти, стыдливо распавшись на бессмысленные образы; Фигаро только помнил, что ему снилось нечто вроде побега по мокрой серой трубе, но что это была за труба, и от чего он бежал было совершенно непонятно.

Бах! Бах-бах-бах!

— Открывайте, Фигаро! Открывайте срочно!

Мужские голоса. Взволнованные, даже, скорее, испуганные. Следователь со вздохом взглянул на большой английский будильник — относительно недавнее его приобретение. Второй час ночи, сообщил ему тускло светящийся циферблат. Час ведьм и любовников.

— Фигаро!!

— Да иду я, иду. Только шлепанцы надену…

На пороге комнаты стояли трое: испуганная тетушка Марта с керосиновой лампой в руке и два инквизитора. Обоим лет по сорок; оба румяные, крепко сбитые крепыши, похожие на боксеров, однако одеты не в обычные инквизиторские «сутаны», а (тут Фигаро напрягся) в черные робы Ударного отряда спецназначения.

Один из инквизиторов — блондин в вязаной шапочке, из-под которой выбивались растрепанные белые вихры, протянул следователю руку и сказал:

— Доброй ночи. Срочные вызов, господин Фигаро. По личному распоряжению господина Френна. Вы были вчера на ферме Вильяма Дюка? По делу о мелких Других вредителях, нумер сто пятый от сего месяца?

— Да. Был. Но…

— Два часа назад на ферме Дюка убили человека. Есть следы Другого вмешательства…Да не смотрите вы так. Одевайтесь скорее, карета ждет… И, да — там теплынь совсем, не нужна вам шуба…

…Карета инквизиции летела по заснеженным улицам, разбрызгивая мокрую слякотную кашу и опасно кренясь на поворотах. За ночь оттепель превратила снег в подобие ноздреватого теста и теперь дороги медленно превращались в месиво из воды и грязи. За окном мелькали вереницы газовых фонарей, темные дома и полосатые будки в которых усатые жандармы досматривали десятый сон, ворочаясь, когда с протекающих крыш капала вода.

Четверка каурых лошадей (когда-то, по традиции, в такие кареты запрягали исключительно вороных, потому-то «инквизиторские будки» все еще называли «воронками») храпела, злясь на погоду и кучер, витиевато ругаясь, то и дело щелкал хлыстом. Рессоры, однако, были хороши — следователь ни разу не схватился за ремни на потолке.

Он коротко рассказал о своем дневном посещении фермы Дюка, детально описав то, что увидел на стене хлева: след возможного заклятья против Других высокой категории. Инквизитор в вязаной шапочке внимательно выслушал и молча взглянул на своего коллегу — низенького простоволосого брюнета с лицом кабацкого дебошира.

— Что скажите, Лестар?

Брюнет вздохнул, почесал затылок и неожиданно приятным голосом сказал:

— Рано о чем-то судить, Анатоль. Я не сомневаюсь в эрудиции почтенного господина Фигаро, однако само по себе убийство, с огромной вероятностью, просто очередной случай нападения диких Других… Вы не представляете, как часто нам приходится заниматься такими случаями. Бывает, что и по два дела в год открываем. Лешак придушил мальчонку, забравшегося в чащу без оберега, баюн сманил грибника, болотные огни, опять же…

Инквизитор в вязаной шапочке кивнул, соглашаясь.

— Верно. С Другими можно жить бок-о-бок если соблюдать элементарные правила безопасности, однако нет-нет, да и сглупит кто-то… Хотя в этих лесах, бывает, и матерые охотники пропадают. Глушь, сами понимаете. Чего тут только не водится.

Инквизиторы наперебой стали рассказывать следователю истории, большую часть которых тот уже слышал в местных кабаках: про волколака, которого два года вылавливал по болотам сам старший инквизитор Френн, в результате подхвативший желтую лихорадку, которой маялся по сей день, про кикимору — самую настоящую Ksenomorphus Vulgaris, три долгих летних месяца терроризировавшую окрестных рыбаков и в итоге издохшую от алкогольного отравления при попытке высосать пропойцу Яцика (сам Яцик отделался легким испугом), про водяницу, научившуюся принимать человеческий облик и едва не отсудившую у городского головы всю недвижимость на Северной излучине Нижнего Тудыма (водяницу из двустволки пристрелил лично Матик) и много еще всяких разностей. В процессе разговора выяснилось, что инквизитора в шапочке звали Анатоль Виковице, а блондина — Лестар Анноун. Анатоль был простым спецназовцем, а вот Лестар — целым дипломированным специалистом по особо опасным Другим два месяца назад приехавшим на стажировку из Верхнего Тудыма и тут же досрочно зачисленным в штат Френна личным распоряжением Старшего инквизитора.

Ехали долго. Пешком до фермы Дюка можно было дойти минут за тридцать; нужно было просто спуститься к реке сразу за мостом и, обогнув небольшую излучину, подняться на холм. Однако каретой так было не проехать; инквизиторский «воронок» прогрохотал по мосту, затем немного срезал через лес, едва не застрял в огромном сугробе, вернулся на дорогу и почти возле самого Железного разъезда свернул налево, к Рыбацким холмам. По счастью, лед на реке был толст и крепок, поэтому не пришлось давать крюка к мосту, но на другой стороне реки карета опять чуть не застряла, поднимаясь на небольшой, но коварный оледенелый пригорок. Поэтому когда на холме замаячили крыши усадьбы Дюка, следователь и инквизиторы успели окончательно перезнакомиться.

Усадьба и ферма были ярко освещены. В уже знакомом Фигаро большом дворе с керосиновым сараем толпились люди с факелами и лампами (следователь мог поклясться, что увидел у кого-то в руке электрический фонарик на соляных батареях). По двору бегали дюжие мужики с вилами и железными прутьями, делая зверские лица и пытаясь скрыть растерянность за воплями.

— Прошка! Козел драный, куды прешь?! Все следы затопчешь!!. Михась! Михась!! Вот я щаз тебя по горбу дрыном! Неси свету больше! Больше свету, говорю! Факелы сделай из смолы… В сенях смола, дурында! Сто-о-о-ой!! Куда-а-а-а!!! В сарае керосин!! В сугроб тычь, и чтоб не ближе пяти сажен! Ра-а-а-зойдись! Инквизиторы!!

Фигаро тяжело вздохнул, подумав, что горластый, в сущности, прав насчет «затопчешь» — весь двор к этому времени уже имел такой вид, словно по нему пробежался табун диких лошадей. Оставалось лишь надеяться, что кто-то догадался оградить само место преступления.

К счастью, выяснилось, что Дюк лично, под страхом порки, запретил приближаться к керосиновому сараю, где, собственно, и было найдено тело. Сам хозяин фермы, одетый в потертое английское пальто и рыбацкие сапоги, с палкой наперевес стоял у сарая, отгоняя самых любопытных.

— Господа! — заорал он, едва инквизиторы и следователь вышли из «воронка». — Почтенный господин Фигаро! Как я рад! Наконец-то! Кто ж знал, что так скоро свидимся! Эх… Дюк расстроено махнул рукой. — Сюда, пожалуйста… Осторожно, тут яма…

Лестар достал из кармана маленькую записную книжку и принялся брать показания. Свидетелей было, как говаривал непосредственный начальник Фигаро господин Андреа Пфуй, «много и все ни о чем»: все наперебой что-то рассказывали и никто сам лично ничего не видел. Однако же минут через пятнадцать общая картина стала вырисовываться и выглядела она, примерно, так:

Днем, сразу же после того, как Фигаро, распрощавшись с Дюком, отправился восвояси, была организована бригада из четырех человек — мастерить и ставить ловушки на кровососку. Поскольку единственными местами, через которые кровососка могла пробраться в жилые помещения, были слуховые окна под стрехами, работать пришлось на скользких крышах, обвязываясь веревками. За такое геройство Дюк от щедрот выделил каждому «высотнику» по полному серебряному империалу и насыпал меди «на сугрев».

По такому случаю в город была немедленно отправлена делегация — за водкой, коей было куплено целых два бидона. Вечером, когда работа, наконец, была сделана, на конюшне вышеозначенные бидоны были самым пристальным образом исследованы, их содержимое подвергнуто качественному анализу и было найдено преотменным. Поэтому часам к восьми «сугрев» превратился в целое заседание, участники которого высказали удивительную осведомленность во всем, что касалось способов убиения кровососущих тварей — Других и вообще — начиная с пиявок и заканчивая комарами. Короче говоря, имела место самая обычная попойка, в разгар которой некто Сява — конюх и ремонтник сельскохозяйственного инструмента был отправлен в сарай за керосином (кому-то показалось, что света двух ламп недостаточно).

Сява ушел и не вернулся. Однако это заметили лишь спустя час, а заметив, не придали значения: уполз, должно быть, спать в сени. Но бригадир Польсий, принимавший в мероприятии самое живое участие, решил сходить и проверить, не упал ли конюх пьяным в сугроб. Мороз к тому времени уже спал, но, как авторитетно заметил сам Польсий, «…этот охламон не замерзнет, так в луже утопнет».

…Тело Сявы он нашел в керосиновом сарае. Далее следует процитировать самого Польсия:

— …я, это, как только увидел его, так сразу понял — неживой. Рожа страшная, аж черная… Что? Трогать? Упаси боже, Ваше сиятельство, да я оттуда деру такого дал, что только пятки засверкали… Нет ничего не видел, да и темно было… Ничего не видел, вот совсем ничего, да только страшно мне сделалось так, будто у раскрытой могилы стою, а оттудова прадедушка мой лезет… Тьфу-тьфу, конечно…

Инквизиторы переглянулись, а Фигаро подумал, что остаточные эманации ужаса — очень характерная для некоторых Других штука. Вот только этот ужас — защитный механизм не людской, а именно что Других, для которых пребывание рядом с человеком опасно и мучительно. Взять, к примеру, привидения: аура чужого человека, к которому призрак непривычен, может запросто развеять его эктоплазмическую оболочку без следа, поэтому призраки научились вырабатывать, своего рода, «миазм страха». Жуть на людей умели нагонять только самые беззащитные Другие — слабые и хлипкие создания, вроде скорняков, конюших, подвальников или уже упомянутых призраков. В то время как Другие хищные, рассматривающие человека с гастрономической точки зрения, напротив, старались всячески подавить в своей жертве чувство опасности. Взять того же баюна — эта огромная тварь, несколько смахивающая на кота, погружала разум жертвы в некое подобие месмерического обалдения, завлекая самыми прельстивыми образами, какие только баюн мог откопать в сознании человека. Поманит тебя из-за дерева милая голенькая девушка, увидишь на поляне стол, золотом и харчами заваленный — рядом баюн, делай ноги. Баюны были довольно тупыми тварями, поэтому на их уловки попадались, в основном, дети, но даже детей сказками и розгами учили избегать сахарных домиков и конфетных деревьев.

Был, впрочем, еще один класс Других, вызывающий у людей инстинктивный ужас. Но об этом варианте следователю даже не хотелось думать.

Анатоль кивнул Дюку и сказал:

— Значит, так. Держите людей подальше от сарая. Это место преступления, сами понимаете. Кто сунется — засажу на месяц; будет у меня, подлец, улицы мести за муниципальные харчи… Да и сами-то тут не стойте. Нам нужно осмотреть тело.

Дюк кивнул и тут же исчез, словно его ветром сдуло — с инквизиторами шутить не полагалось.

…В керосиновом сарае (навесной замок оказался открыт) было темно и холодно. Слишком холодно, подумал Фигаро, явное последействие Другой ауры. Железные бочки с маслянистыми потеками на боках не вызывали желания зажигать открытый огонь, поэтому инквизиторы и Фигаро прибегли к колдовству: служители Оливковой Ветви повесили у себя над головами маленькие светящиеся сферы, а Фигаро по-щегольски заставил засветиться сам воздух (он неделю убил на изучение этого заклятья и все искал повод похвастаться).

В центре сарая, прямо на жестяном листе, покрывавшем пол, лежал труп. Конюх был одет в добрый овечий кожух на голое тело, ватные штаны и высокие валенки — очевидно, он не собирался покидать теплое помещение надолго, и оделся наспех. Тело молодого человека выглядело неповрежденным, но иссушенным и как бы закопченным, словно… «Словно туша Хрякуса», кисло подумал Фигаро.

И, да, атмосфера сарая была пропитана остаточными эманациями ужаса. Следователь почувствовал, как по спине пробежали мурашки и увидел, что инквизиторы тоже ежатся, точно на ледяном ветру. Странно. Очень странно.

Следователь поднял с пола длинную деревянную рейку, служившую, судя по потекам керосина на ней, для определения уровня горючего в бочках, и аккуратно ткнул тело конюха чуть ниже шеи.

Дерево легко, как нож в масло, вошло в кожу, и на краю раны появилась пара капель густой, нездорово-темной крови.

— Хм… Лестар покачал головой. — Голову бы дал на отсечение, что это…

— Легкий вампир, — закончил за него Анатоль. — Но это чушь. Во-первых, их всех извели. Во-вторых, даже если где-то и осталась парочка-другая, зачем Легкому вампиру убивать? То есть, он мог, конечно, но смысл? Ну, пожрал бы, ну, стер бы этому молодчику память… Да и покажите мне Легкого вампира, который бросил бы тело у всех на виду.

Фигаро кивнул. Легкие вампиры были людьми — не Другими, а просто людьми. Когда-то, очень давно, Второй Колдовской Квадриптих в поисках бессмертия изобрел отвратительный ритуал, полностью изменяющий ауру и эфирную структуру человеческого тела. В результате этой манипуляции подвергшийся колдовской процедуре мог высасывать чужую жизненную силу, «виталис», даже не приближаясь к жертве. Год жизни для Легкого вампира — минус год жизни для его «донора». Однако в результате ритуала сильно страдала психика, главным образом потому, что Легкий вампир постоянно испытывал чудовищный, ни с чем не сравнимый голод. Легких вампиров уничтожили почти сразу же после падения власти колдунов и следователь не испытывал никакого сочувствия к этим тварям (не к колдунам; их-то как раз следователь втайне жалел) — для ритуала «Мортис Сиренити» требовались человеческие жертвы и согласие самого будущего Легкого вампира. Однако же…

— Однако же, — произнес он вслух, — Легкие вампиры не оставляют «миазм ужаса» и доводят жертву до такого состояния лишь в случае угрозы. Что-то мне не верится, что этот конюх смог бы уделать вампира.

— Я слышал, были такие особи, которых мы бы и втроем не уделали. — Лестар передернул плечами. — Но тогда кто? Кикимора? Кикимора бы снесла крышу и все тут разметала. Были бы следы борьбы, кровища, крики… Кто-то бы обязательно что-то заметил.

— Слюна кикиморы, — Анатоль веско поднял палец, — прожигает дюйм стали за три секунды, а передними лапами она способна метнуть взрослую лошадь на двести сажен. Нет, Лестар прав — это не кикимора. Может, молодой лешак?

— Тогда тело выглядело бы так, словно на нем оттоптался слон. Нет, это точно не лешак. Может, Черная Вдовушка?

— Не сезон. Они зимой спят. Хотя оттепель, черт его знает…

Тем временем следователь открыл свой неизменный саквояж и, достав «мерило», поднес прибор к телу.

Стрелка осталась неподвижной.

— Однако… — Лестар подошел поближе и близоруко щурясь, осмотрел «мерило». — Фигаро, эта штука у вас вообще работает?

Следователь молча зажег на кончике пальца огонек. Стрелка дернулась.

— Нет остаточных эманаций? — Анатоль озадаченно покачал головой. — Совсем нет? Как так?

— Может, яд? — Лестар надел толстые кожаные перчатки и присел у тела на корточки.

Фигаро с уважением посмотрел на инквизитора.

— С языка сняли, друг любезный. Если не колдовство и не Другие твари, то остается токсин. Но откуда? Он за что-то брался? Что-то пил? В смысле, чего не пили прочие?

— Ничего не касаться! — Лестар достал из внутреннего кармана маленький походный пенал с инструментом. — И всем надеть перчатки! — Он развернул кожаную ленту пенала и, вытащив нечто, отдаленно напоминающее пинцет с крючковатыми усами-захватами, принялся шаманить над покойником.

— …Скажите любезный Фигаро, — Анатоль быстро натянул великолепные перчатки с лисьей опушкой, — вы полный колдун-магистр? Без активных репрезентаций и старт-формул создаете реальное физическое пламя за полсекунды? Уважаю.

— Нет. — Следователь нахмурился. — Могу локально повысить температуру, но…

Он замолчал и крепко задумался. Инквизитор был прав: Фигаро умел прикурить «от пальца», но дальше его способности упирались в ряды формул классической колдовской школы Мерлина-Морганы. Однако же буквально только что он вызвал физическое пламя. Реальное. Зажег его на пальце, вообще не задумываясь о том, что и как делает. Это было странно, очень странно и, если честно, пугало. Это было…

Ветерок. Странный, холодный ветерок; до боли знакомое чувство ледяного касания на лице.

Инквизиторы вскинули головы, словно сторожевые псы. У Лестара из пальцев выпал инструмент.

— Чувствуете? — прошептал следователь.

Они чувствовали — это крупными буквами было написано на их лицах. Пространство растянулось, сворачиваясь в длинный темный коридор, а с другого конца этого коридора дул холодный ветер и приближалось… нечто.

Эфирная аномалия. Где-то совсем рядом кто-то творил мощнейшее заклятье.

Надо отдать инквизиторам должное: они отреагировали мгновенно. Вот Лестар стоит на корточках, склонившись над телом конюха, а вот он уже, опережая сорвавшегося с места Анатоля, мчится к двери со скоростью борзой. Они чудом разминулись с Фигаро в дверном проеме (следователь просто стоял к выходу ближе всех) и, вывалившись во двор, ринулись к усадьбе.

Дико ржали лошади в стойлах. Странным, алым светом пылали воткнутые в сугробы факелы. Небо, словно подернувшись болезненной зеленой патиной, вдруг стало плоским и каким-то грязным.

Ближе. Все ближе и ближе.

— Слушать всем!! — заорал Лестар, и десятки испуганных глаз уставились на него: ежели инквизитор так вопит, значит, нужно не просто слушать, а замереть, заткнуться и внемлить. — Немедленно всем зайти в дома!! Всем!! В дома!!! Железо под порог, обереги — какие есть — на окна!!

Дважды просить не пришлось. Фигаро краем глаза заметил, как носится туда-сюда Дюк, направляя к дверям усадьбы запаниковавших баб и полупьяных рабочих. «Сюда!» — орал он, — «все сюда! В усадьбу! Да брось ты эти ведра, дурак!!»

«Молодец», успел подумать Фигаро, а затем ОНО пришло.

Ночное поле, усыпанное снегом, вдруг раздалось, точно морская пучина и оттуда, из клубящейся черноты, вывалилось нечто. Комок тьмы, клокочущая масса без границ и формы, источающая тоскливый ужас и странную, какую-то алхимическую вонь. Это существо — если оно было живым — издавало жалобные скулящие звуки, оно хлюпало и, казалось, растерянно топталось на месте, но, в то же время в нем чувствовалась запредельная мощь и какая-то тупая, однозначная уверенность. Такую уверенность, должно быть, испытывал бы снаряд на подлете к цели, умей он думать. Или, к примеру, лавина перед тем, как накрыть чей-то дом.

Оно не имело определенной формы, сливаясь очертаниями с ночной темнотой, клубилось как дым над пожарищем, но где-то там, за чернотой, двигалась нечто вполне конкретное, плотное, что Фигаро просто не успел рассмотреть.

А потом стало не до того.

ЭТО, клубясь и извиваясь, ринулось к следователю и инквизиторам.

Первым отреагировал Анатоль. Спецназовец не стал дожидаться, пока незваный гость предъявит меморандум о намерениях, а просто выбросил вперед руки в Знаке Каденции и выкрикнул Начинающий Глагол.

Заранее подготовленное заклинание распрямилось подобно сжатой пружине. Эфир хлопнул мокрой простыней, и перед щупальцами дымной черноты вспыхнуло пламя. Горел сам снег и это был не просто огонь — холодные зеленые факелы буквально выжгли в ткани существа (Фигаро уже не сомневался, что это — живое) огромные рваные дыры.

Раздался стон — казалось, стонет сама земля. Тварь дернулась, пошла рябью и выплюнула из своих дымных недр искрящийся электричеством шар, который рванул прямиком к Фигаро.

Следователь панически замахал руками, пытаясь сотворить базовый щит, но его опередил Лестар, небрежным жестом разбивший шаровую молнию на сотни безвредных искр, с шипением упавших в мокрый снег. Следователь почувствовал, как воздух вокруг него с гудением сжимается, превращаясь в стеклянисто блестевшую стену — кто-то из инквизиторов, скорее всего, Анатоль, повесил на него многослойный барьер-поглотитель. Фигаро мысленно поблагодарил спецназовца — такие заклятия не создаются за секунду, требуя длительной подготовки, и вряд ли у инквизитора осталось в запасе еще одно. Анатоль прикрыл следователя, лишив защиты самого себя.

Тварь, тем временем, чуть сдала назад, уплотнилась, и выстрелила веером черных игл, но инквизиторы уже вошли в рабочий ритм: Лестар развеял атакующее заклятье, пустив темные шипы дымом по ветру, а Анатоль, тем временем, опустил на существо нечто вроде светящегося молота.

Грохнуло, зашипело. Тварь завизжала — почти человеческий звук — и скукожилась еще больше, сжавшись до размеров пушечного ядра. Это «ядро» взлетело в воздух и внезапно раздалось могучими черными крыльями, заслонив собой горизонт.

Ледяной ветер ударил Фигаро как кулак в лицо. Следователь услышал, как кричит Лестар:

— Не понимаю! Просто не понимаю! Пошла инкапсуляция, падение потенциала, а теперь — вот это! Откуда эта штука берет энергию?!

— Отрезаю! — Анатоль взмахнул рукой и бросил в черную тучу заклятье, которое Фигаро хорошо знал: Клетка Морганы. Эфирная «яма», начисто отсекающая цель от любых силовых завихрений и, фактически, полностью лишающая колдуна или Другого сил.

Клетка сработала — это было хорошо видно по тому, как вспыхнул красными изразцами эфир вокруг твари, тут же снова сжавшейся — на этот раз до размеров детского мячика. Следователь облегченно перевел дух, а потом что-то произошло.

Воздух пошел трещинами, завыл ветер и существо исчезло, в следующий миг появившись в десяти шагах от Фигаро. Тьма вздыбилась, встала черной колонной и обрушилась вниз.

«Хана», отрешенно подумал следователь, а затем по его глазам ударил свет.

Когда следователь открыл глаза, его взору предстала удивительная картина.

Тварь, которая теперь напоминала кусок дырявой грязной тряпки, извивалась, пригвожденная к земле широким конусом яркого света, который бил, казалось, прямо с небес. Существо пыталось уползти, но когда оно выходило за пределы света, сверху бил очередной луч, размазывая черные обрывки и заставляя их корчиться в судорогах. Секунда, пять секунд, десять — и вот от твари осталась только клякса на снегу, а через мгновение с тихим шипением исчезла и она.

Тогда свет погас и воцарилась тишина.

— Однако… — Следователь отряхнул грязь, невесть как заляпавшую полы его плаща. — Однако, господа. Сильно. Никогда такого не видел. Снимаю шляпу.

— Я, кстати, тоже. — Лестар осторожным движением ладони погасил защитный кокон вокруг Фигаро. — Анатоль?

— Это не я. — Инквизитор покачал головой. — Я даже не могу идентифицировать это заклятье. Нас кто-то прикрыл. И весьма эффективно.

— Но кто?

…Некоторое время они молча стояли, напряженно всматриваясь в темноту заснеженного поля, где на горизонте чернела полоса леса. А затем Лестар тихо сказал:

— А ведь оно за вами приходило, Фигаро, зуб даю. Именно за вами…

— …значит, так, — старший инквизитор Френн закончил писать и поставил в самом низу документа лихой росчерк, — с показаниями закончили. К вам, Фигаро, собственно, вопросов больше нет, так что можете быть свободны.

— Но вы напишете отчет в Главное управление? — Фигаро поднял бровь и скептически посмотрел на Френна. — Как требует устав?

В кабинете Старшего инквизитора следователь оказался впервые. Фигаро поразило, насколько маленькое помещение занимал Френн — маленькое и неуютное. Стальные стены, стальной потолок, на потолке — три электрические лампочки в пятьдесят свечей убранные в простой дешевый плафон, тяжелый конторский стол темного дерева и стеллажи, стеллажи, стеллажи… На стеллажах, как, впрочем, и на столе не было ничего, кроме бумаг и только пузатый самовар на зарешеченном окне без занавесок указывал на то, что помещением пользуется живой человек.

Френн сделал страдальческое лицо.

— Ну конечно! Отчет! И что я в нем напишу? «Два инквизитора и старший следователь ДДД атакованы неизвестным Другим существом у загородной фермы. Потерь нет. В ход боя вмешался неизвестный колдун, применивший против Другого неизвестное заклятие, которое возымело на Другого неизвестный эффект». Печать, подпись. Так, что ли?

— Но…

Френн возвел очи горе и поднял ладонь.

— Фигаро, прошу вас, заткнитесь. Я ваши «бла-бла» знаю на два тома вперед. Разумеется, я напишу отчет — я же не идиот. Но вы тоже должны понимать, как этот отчет будет воспринят в Главном управлении. «На трех провинциальных остолопов напал лешак-шатун. Остолопы ввязались в неравный бой, который закончился тем, что лешака уделала проходящая мимо бабка, стукнувшая его оберегом по башке». Я, конечно, утрирую. Никто не станет подвергать сомнению мою компетенцию и компетенцию моих людей. Но пока отчетом займутся всерьез, пока делу дадут ход, пока будут решать, как на все это реагировать… В общем, пройдет, минимум, неделя. И если за эту неделю ничего не произойдет, то мне, скорее всего, просто вышлют общие рекомендации… У столичной инквизиции большой штат, Фигаро, но все они всегда чем-то заняты. И работать предпочитают не далее двух верст от любимой ресторации. Это понятно?

— Понятно… — Следователь почесал нос. — Ну а Дюк и его работники? Их эвакуируют?

— Эвакуируют? Не вижу надобности. У Дюка на ферме будут дежурить мои люди — собственно, Лестар и Анатоль. Заодно соберут данные об эфирных искажениях, проведут общее расследование на месте. Попытаются выяснить, что это у нас тут за очередной колдун инкогнито… — Френн тяжело вздохнул. — Вам, кстати, рекомендую с недельку пожить здесь, в инквизитории. Раз уж Лестар утверждает, что объектом атаки Другого были вы. У нас отменные гостевые комнаты, да и кормят неплохо.

— Спасибо, — пробурчал следователь, — как-нибудь перебьюсь… У меня сегодня на ужин кролик под сырной подушкой… Но ведь человек погиб, Френн. Убит неизвестным Другим существом.

— А неизвестное Другое существо развеяно неизвестным колдуном.

— Не верю, что я это говорю, но разве неизвестные колдуны — не ваша компетенция?

Френн поджал губы.

— Моя. Но для начала необходимо установить, что таковой колдун вообще был. Это сейчас на плечах Лестара и Анатоля. Никто не собирается отклоняться от стандартной процедуры, Фигаро. Но — и это важно! — при малейших признаках опасности — любого рода! — немедленно ко мне.

— Хорошо. — Следователь встал с низкого кресла с потертой тканой обивкой и взял со стола свой котелок. — Договорились, Френн. Но почему вы думаете, что опасность вообще есть? Точнее, что она еще есть?

— Считайте это интуицией, — фыркнул Старший инквизитор. — Вокруг вас, Фигаро, неприятности витают, словно мухи над свинарником… Вот, покажете этот пропуск охране — вас выпустят… Да, и не ухмыляйтесь так — пропуск одноразовый.

…Промокнув губы салфеткой, Фигаро с сытым урчанием откинулся на спинку стула, лениво скользя счастливым взглядом по тарелкам. Две порции кролятины, вазочка квашеной капусты, балык и графинчик божественного, ледяного яблочного сока — только что из погреба. Все это только что было им уничтожено до последнего кусочка, и теперь по телу следователя блаженной волной разливалась нега. Хотелось упасть на диван и почитать что-нибудь из легкой беллетристики. Например, про того гоббита, что пошел топить кольцо в вулкане, или «Приключения Хэрри Портера в Академии Других наук на Первом Курсе» (следователь как раз дочитал до места, где злобный и коварный преподаватель алхимии — а на самом деле — милейший человек, сотрудник ДДД под прикрытием — пытается не дать главгерою сотоварищи выгнать пол-литра «Философского Камня»).

Больше же всего хотелось просто подремать.

Он собрал пустые тарелки, отнес их на первый этаж, где аккуратно сложил посуду в мойку и уже направлялся обратно к лестнице, когда в дверь постучали.

— Фигаро! Это вы там бродите? — голос тетушки Марты предсказуемо донесся со стороны кухни. — Откройте, будьте так любезны, а то у меня стейки на сковороде!

Следователь откинул задвижку и открыл дверь.

На пороге стоял мужчина лет пятидесяти в широкополой шляпе с пером, модном кремовом плаще и сапогах со шпорами. Чем-то посетитель напоминал мушкетера, оставившего военную службу, но не дуэли: лихо закрученные усы, бородка клинышком, волевой подбородок и глубокие карие глаза в которых плясали веселые чертики. Фигаро сразу положил глаз на его трость — великолепную палку черного дерева с набалдашником в виде львиной головы. «Куплю такую же», подумал следователь. «Хороша!»

— Могу я видеть почтенного господина Фигаро, следователя? — осведомился гость бархатным баритоном, растопившим, должно быть, много женских сердец.

Следователь кивнул.

— Перед вами. Однако, у меня обеденный перерыв, так что…

Посетитель сорвал шляпу, изящно расшаркался и тут же достал откуда-то из-под полы странное устройство, отдаленно напоминавшее стандартное «мерило», но куда сложнее на вид — со множеством циферблатов, шкал, стрелочек и непонятных датчиков, после чего немедленно ткнул загадочной штуковиной Фигаро в нос.

— Эй! — следователь поморщился, когда холодная сталь коснулась его великолепной «картофелины». — Что вы делаете?

— Ага! — сказал посетитель, — ага! Очень хорошо! Три и двенадцать в прогрессии… Нам с вами нужно срочно переговорить.

— Я же, кажется, сказал…

— Да, да, я слышал. — «Мушкетер» грустно вздохнул, спрятал свое устройство и достал из кармана маленькую баночку, из которой тут же насыпал на ладонь немного белого порошка.

— Это что? — полюбопытствовал следователь.

— Сейчас, сейчас… Сколько вы весите, господин следователь?

— Шесть пудов… Ну плюс-минус… А что…

— Ага, значит, четвертушка унции… Это транквилизатор. Сонный порошок. Действует вот так.

С этими словами незнакомец поднес ладонь с порошком к лицу Фигаро и дунул.

Следователь рефлекторно вдохнул, а дальше была темнота.

…Открыв глаза, Фигаро первым делом установил, что он находится у себя в комнате на втором этаже дома тетушки Марты.

Это немного успокаивало. А вот то, что он каким-то непонятным образом завис в воздухе в двух шагах от кровати, заставляло нервничать.

Следователь попробовал пошевелить головой. Это получилось. С руками и ногами, однако, все было не так просто: его словно опутывали невидимые веревки, не мешающие, впрочем, кровообращению.

Незнакомец, глупейшим образом накачавший его неведомыми наркотиками тоже был в комнате — сидел за его, Фигаро, письменным столом и занимался настройкой какой-то сложной машинерии, невесть откуда появившейся на столешнице. При этом подлец напевал себе под нос куплеты из фривольного фокстрота, который в последний месяц горланили у питейных заведений тудымские бездельники:

— …о боже, какая краля… Поеду с тобой в Италью… Погреемся на песочке… И сделаю тебе дочку… Хе-хе… Черт, уровень скачет… Теперь фокусировка…

Фигаро сглотнул, но подумал, что странные приборы незнакомца не очень-то похожи на пыточный инструмент, а, скорее, на очень сложные эфирные анализаторы — он как-то видел такие на кафедре высшего сопромага.

— Да-да, — «мушкетер» кивнул, — вы совершенно правы. Это эфирные сканеры. Точнее, все несколько сложнее, но, в целом, моя аппаратура именно что сканирует эфир.

— Вы читаете мои мысли? — произнося это следователь, наконец, заметил мерзкий приторный вкус у себя во рту.

— Ага… Кстати, ощущение будто вы слопали горшок с фиалками скоро пройдет. Вы уж извините, но это был единственный способ запереть вас тут.

— А зачем меня вообще запирать? Нельзя было просто поговорить?

— Проблемы, — незнакомец поднял палец в назидательном жесте, — нужно решать по мере убывания приоритетов. Сейчас моя главная проблема — ваша безопасность. Для этого вас нужно было запереть в каком-нибудь месте, которое можно обвешать экранирующими щитами и это ничуть не хуже прочих… Даже лучше, поелику здесь вам явно комфортнее, чем в каком-нибудь анонимном подвале.

— Это да… А скажите, любезный — не вы ли давеча угрохали неведомую тварь, собиравшуюся сделать из меня антрекот?

— О! — незнакомец ухмыльнулся в усы. — Ваша интуиция делает вам честь. Да, вы правы — это был я, но сейчас гораздо важнее устранить текущую угрозу.

— А она не устранена?

— Вы болтливый, просто ужас… Нет, пока не устранена. Тварь, которую я, как вы изволили выразиться, «угрохал», вовсе не уничтожена и будет стремиться, в свою очередь, «угрохать» вас.

— За что?! — Фигаро даже покраснел от возмущения.

— Не «за что», а «почему»… Но я более не стану ничего рассказывать, пока вы сами не ответите на пару моих вопросов.

— С какой такой радости?

— А хотя бы с такой, что после я отвечу уже на ваши… Ха, вот видите — вы задумались. Вы жутко любопытный, Фигаро. Это хорошая черта… Но, начнем, однако… Итак, вы прибыли в Нижний Тудым по делу о колдуне-убийце, которым оказался некто Алистар Метлби, магистр. После чего вам пришлось разбираться с заезжим псиоником, который — надо же! — решил остановиться именно в этом городке. И под конец сюда — разумеется, совершенно случайно — восточный ветер занес Другую в свободном состоянии. Так?

— Да откуда, черт побери, вам это известно?!

— Я просканировал вашу память, — простодушно ответил «мушкетер». — Но я все правильно излагаю?

— Да… Совершенно верно…

— Отлично. — Взгляд незнакомца быстро скользнул по циферблатам неведомых приборов. Задержка ноль три секунды.

— Задержка чего?

— Реакции вашего неокортекса. Если бы ваша память подверглась коррекции, то задержка была бы много больше — это не поддается имитации.

— Хм… А почему вы считаете, что моя память могла подвергаться коррекции?

— Существо, что охотится за вами, могло, как любят говорить жандармы, подкинуть мне «куклу». То бишь, обманку. И я бы с вами возился, пока настоящего Фигаро тихо и без спешки убивали бы где-нибудь в сарае за городом. Теперь же я уверен, что вы — это вы.

— Я тоже в этом уверен, — проворчал следователь.

— Рад за вас… А почему вы только что испытали такое облегчение?

— Вы же читаете мои мысли.

— Я не так часто на это отвлекаюсь.

— Тогда… Извольте: если вы так просто можете извлечь нужную вам информацию из моей памяти, следовательно, вам нет никакой нужды меня пытать. Я этого страсть как не люблю.

— Логично, — незнакомец хохотнул. — Но, Фигаро, выбросьте, наконец, из головы эти идиотские мысли о пытках и всем таком прочем. Я не хочу вам вреда. Напротив — я крайне заинтересован, дабы вы остались в полной сохранности.

— Для того, чтобы принести меня в жертву? Или подъять личного колдуна-сервитора в виде некрота?

— Фу!.. Хотя такой у меня когда-то был… Но теперь моя очередь задавать вопросы. А вопрос — главный вопрос — у меня всего один…

Незнакомец подошел к Фигаро, и пристально глядя следователю в глаза, спросил:

— Скажите, пожалуйста, любезный Фигаро… Могла ли, по вашему мнению, нелепейшая череда случайностей, настигших вас в этом тишайшем городишке за последние несколько месяцев быть действительно случайной?

Следователь открыл было рот… И тут же снова закрыл его. Потому что уже рвавшееся наружу «да, конечно» вдруг представилось ему совершенно в ином свете.

Могло ли все случившееся с ним в Нижнем Тудыме за последние четыре месяца быть случайностью? Разумеется. Но вот насколько это было вероятно?

Комиссар Андреа Пфуй как-то сказал: «недооценивают роль случая только дураки. Но переоценивают его только идиоты». И теперь, вспоминая эти слова, следователь никак не мог решить, к какой из этих двух групп себя отнести.

Он был следователем ДДД. Его работа состояла в том, чтобы разбираться с проблемами проистекающими из незаконного либо употребленного во вред колдовства, а также (по мере сил, конечно) козней Других существ. Для него колдуны были обыденностью, частью ландшафта, а Другие уже давно не вызывали былого трепета перед Неведомым. Не потому что Фигаро стал старше или циничнее, а потому что колдовства в его жизни бывало, подчас, чересчур много.

Необычное стало обыденным. Но как бы на его историю взглянул не колдун, не следователь ДДД, а обычный человек?

Сперва этот случай с Мэтлби — сам по себе достаточно странный для городишки масштабов Тудыма, но, в принципе, не фантастический. Но потом — заезжий псионик! Псионик, которые, в принципе, огромная редкость, появляется в Нижнем Тудыме, в забытом богами и людьми месте и тут же Фигаро оказывается впутан в историю с его участием.

Но — допустим! Допустим, хотя бы потому, что следователь ДДД просто не мог пройти мимо такого дела. Но вот Другая… Па-Фу, Лиса Внешних Сфер, существо вызванное в далекой Заоблачной Империи — в Нижнем Тудыме! Тут бы умному человеку и задуматься, но вместо умного человека здесь оказался Фигаро, младший следователь ДДД скоропостижно возведенный в ранг старшего.

Что бы сделал умный человек? Скорее всего, сказал бы себе так: «братец, тут происходит что-то странное. Что будешь делать? Предлагаю подождать и проверить — не произойдет ли еще что-нибудь странное. Потому как по законам средних чисел нечто необычное, после всего случившегося в этом захолустье, может произойти лишь через сто тысяч лет. И это в лучшем случае».

И тут — трах! — случай на Тудымской пружинной фабрике. Шпионаж — но не в нем дело — это-то как раз обыденность, а появление нового, невероятного Другого существа! И что делает Фигаро? Разруливает ситуацию… и идет дальше лопать харчо под наливочку.

И теперь — вот это.

— Нет, — сказал, наконец, Фигаро. — Я не думаю, что все это было совпадением. Но я все равно не понимаю, в чем тут… как бы это сказать… Загвоздка.

«Мушкетер» некоторое время пристально всматривался в лицо следователя, а затем вдруг резко щелкнул пальцами и Фигаро почувствовал как невидимые веревки на руках и ногах исчезают. Его слегка качнуло, а затем его ноги аккуратно коснулись пола.

— Вздор, — пробормотал незнакомец, — Вздор! Все равно вы никуда не убежите. Это я перестраховщик. Извините за эти «пеленки», кстати.

— Ничего… — следователь плюхнулся в кресло и стал растирать затекшие лодыжки. — Но, может быть, вы, наконец, объясните мне, что происходит?

Незнакомец сел на табурет, который неведомо откуда (тоже принес с собой?) появился в центре комнаты, сложил руки на коленях, немного помолчал и кивнул.

— Во-первых, позвольте, наконец, представиться. Меня зовут Артур. Именно так — с ударением на первом слоге. Это мое настоящее имя, хотя обычно я пользуюсь совершенно другим. Род моих занятий… Скажем так: прикладная магия.

— Угу, — кивнул Фигаро, отметив про себя, что незнакомец (Артур) употребил архаический термин. «Магия» — это слово сегодня осталось лишь в старых сказках, хотя часто использовалось иносказательно: «маг-пивовар», «он просто маг финансовых махинаций» и так далее.

— Во-вторых. То, что за вами охотиться, желает вашей смерти. Если, упаси все Силы, оно вас таки прикончит, последствия будут катастрофическими. Причем, если я расскажу вам о масштабах катастрофы, вы мне просто не поверите, так что пока оставим эту тему. Сойдемся на том, что вам явно не хочется, чтобы вас убивали. Так?

— Однозначно так, — согласился следователь. — Но почему оно хочет меня убить? И что это, в конце концов?

Артур поднял взгляд, хмуро посмотрел на Фигаро и сказал:

— Демон.

В комнате на несколько секунд повисла холодная тишина.

— Демон… — Следователь поежился. — Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что мы имеем дело с Другим совершенно запредельной силы. Разумным, злобным, хитрым и неуничтожимым существом.

— Не знаю, не знаю… Вчера ночью он не показался мне существом какой-то запредельной силы… — следователь медленно покачал головой. — Видал я, если честно, Других и позабористей.

— Это пока. Но он — и его сила — будет расти.

— Как быстро?

— Это зависит от регулярности его питания. Для того чтобы существовать в нашем мире, ему нужны человеческие жизни. Одна жизнь — один день для этой твари.

— И если он никого не сожрет…

— К сожалению, нет. Он просто ослабнет и будет вынужден опять переходить на кур, свиней и мелких Других, но насовсем его таким образом не изгнать. Вчера я, к сожалению, не успел вовремя среагировать. Не думал, что эта скотина явится на то же место. Но он хитер.

— Но вы его развоплотили.

— Нет, нет, что вы… — Артур махнул рукой. — Куда там. Я, грубо говоря, затрамбовал его в континуум, но он вылезет, будьте уверены. И очень скоро.

— Как же его уничтожить, если вы сами говорите, что он неуничтожим?

— А, — Артур засмеялся, — вот теперь вы рассуждаете в правильной плоскости… Его не убить. Но можно создать ловушку, в которой тварь будет заперта на многие сотни лет… Так уже сделали когда-то и я могу повторить это заклятье. Загвоздка в том, что для этого нужно точно знать, куда и когда демон ударит в следующий раз и застать его ДО того, как он успеет кого-то слопать.

— Вы из Ордена Строгого Призрения?

— Тьфу, сглазил… Нет, я не из ОСП.

— Скрытый Трибунал?

— Ну твою же ма-а-а-ать! — простонал Артур. — Нет, я не из «крыс»… Забавно, они еще существуют?

— Что, простите?

— Не читал последних газет, — Артур хохотнул. — Не грузите себе голову. Перейдем к делам насущным. Пока вы висели в отключке, я превратил это место в неприступный бастион. Экранирующие щиты, пространственные аномалии, барьеры-поглотители и еще много всякой красоты — вы и слов-то таких не знаете. Тут, в этой комнате, тварь вас не найдет. Ваша задача — сидеть здесь и не дергаться. Моя — понять, куда демон ударит в следующий раз, и запечатать его. Все просто.

— Просто?

— Ну, есть два нюанса. Первый — как я уже говорил, я понятия не имею, как найти демона.

— Вы не учились в школе? Простейшая эфирная карта…

— Фигаро, вы вчера тыкали в этого несчастного «мерилом». Тварь не оставляет эфирных следов. Вообще. Ее можно только перехитрить.

— Э-э-э…

— Второе — у меня есть лишь один… Скажем так, ключ от ловушки. Это одноразовое заклятье. И повторить дважды я его не смогу. Так что нужна максимальная точность. Еще вопросы?

— Миллион. Что это за демон? Откуда он? Почему он охотится именно на меня? Откуда вы столько о нем знаете? И кто вы, черт вас возьми, такой?!

Артур грустно улыбнулся, и на мгновение Фигаро показалось, что лицо загадочного колдуна (или, все-таки, мага?) треснуло изнутри, открыв совсем другой лик — старый и измученный.

— Фигаро, если я стану отвечать на ваши вопросы, это займет несколько дней. Потому что одни вопросы неизбежно тянут за собой другие, те — еще вопросы, и ниточка протянется очень, очень далеко. Однако я, в качестве компенсации за свое вторжение, готов ответить на один из них по вашему выбору, при условии, что вы будете сидеть в этой комнате тихо, как мышка, и ждать моего возвращения.

— А если вы не вернетесь?

— Это ваш вопрос?.. Шучу, шучу… Я вернусь. Пока демон еще не слишком силен… надеюсь. В любом случае, чары рассеются через сорок восемь часов. Воды у вас полный рукомойник, жратвы… ну, поголодаете чуток, вам полезно.

— Меня будут искать.

— Никто в этом городе даже не вспомнит о вас, пока не увидит. Так что успокойтесь.

— Крутое колдовство. — Следователь присвистнул. — Очень крутое. Вы начинаете меня пугать, Артур. Даже больше, чем этот ваш демон… Но вопрос я, все же, задам. Только отвечайте на него честно, пожалуйста.

— Постараюсь. — Артур улыбнулся в усы.

— Расскажите мне об этом демоне. Все, что только знаете.

— Ха! Хитро придумано, Фигаро! — Артур засмеялся, хлопая себя ладонями по бокам. — Вы ведь только что попросили рассказать вам все вообще. Помните, я говорил о вопросах, на которые нельзя ответить, не ответив сперва на другие вопросы? Вот это он и есть. Но раз вы так хотите…

Колдун задумался. Он молчал долго, так долго, что следователь начал беспокоиться, не случилось ли с его назойливым гостем нечто вроде припадка. Но Артур, наконец, тряхнул головой и начал говорить.

— Примерно семь веков назад, на территории современной Лютеции, в городе, название которого давно все забыли, собралось четыре колдуна. Это были самые могучие колдуны в мире, но их суммарная сила на тот момент вас бы, к примеру, просто насмешила. Вы легко бы уделали в магическом поединке (вот, опять это слово, подумал следователь) любого из них по отдельности и всех их вместе не особо напрягаясь. Но у них было еще кое-что: железная воля, неутолимое любопытство и знания. Они собрали все знания о магии, что на тот момент существовали в мире и решили использовать их как спичку, чтобы разжечь великий костер. Их имена были: Моргана Благая, Абдул Альхазред… — он внимательно посмотрел на следователя и тот, пожав плечами, продолжил:

— Мерлин Первый и Абдурахман ибн Хаттаб. Вот только не надо пересказывать мне историю Первого Колдовского Квадриптиха, она наскучила мне еще в школе… Стоп. Вы сказали — на территории современной Лютеции? Но первый Квадриптих…

— Официально был создан в Риме. Я знаю. Но это все чушь. В Риме была церемония, прием регалий и одураченный Папа Климент, который и не подозревал, что подписывает Церкви смертный приговор… Однако становление Четырех произошло много раньше… Итак, будущие властители мира собрались в вонючем городишке, в комнате таверны с обваливающимися стенами и задали себе главный вопрос: что же они ищут? И ответили сами себе: знания. Знания о волшебстве, о том, как управлять им, ибо что тебе еще нужно, если ты — маг?

— Я сам так думал в школе, — фыркнул Фигаро. — Стану колдуном и смогу делать деньги из воздуха, а жить стану на облаке в своем личном замке. Оказалось, все несколько сложнее.

— Первые Четверо, — сказал Артур, — могли и это и даже больше. Вы же помните, как там в «Песне о Новом Рассвете»? «…Моргана поведет рукой, и острова родит пучина…»

— Помню. Но почему они стали так сильны?

— Вот это правильный вопрос, Фигаро. — Артур глубоко вздохнул и уставился в пол. — Они вызвали демона.

— Демона?!

— Самого настоящего демона, поверьте мне. У них не было ни формул высшей квазиматематики, ни инструментов, ни знаний. Они даже не знали, как правильно начертить Удерживающие и Направляющие Знаки. Но у них была решимость, огромная решимость, и граничащий с безумием энтузиазм. И демон явился.

Артур замолчал, вытащил откуда-то из карманов плаща маленькую коробочку, высыпал из нее немного белого порошка под язык и некоторое время его рассасывал. Затем он продолжил:

— Демон дал им то, чего они хотели: информацию о Мировом Эфире и способах управления им. Он вложил эти знания прямо Четверым в головы, дал им основу на которой сейчас стоит вся Классическая школа колдовства. Но, как и любой демон, он потребовал платы. Каждый из Четверых должен был, в определенный момент, совершить некое деяние. Очень простое и, на первый взгляд, бессмысленное: отправить письмо, сломать тележную ось у водовоза, подпоить незнакомого человека в таверне и… кажется, Моргане нужно было… Ну да, точно — спасти из пожара кота. Будущий Квадриптих согласился, не моргнув глазом.

— Однако…

— Однако демон не был бы демоном, если бы плата не была соразмерна дару. Когда ибн Хаттаб — тогда Квадриптих уже закончил строительство Белой Башни и через короля Италии назначил первого Белого Антипапу — споил некоего Раммана — торговца коврами из Багры, с момента сделки прошло уже почти двадцать лет. На следующий день Абдурахман умер. Старость — ничего такого. Ему было уже почти сто пятьдесят лет. А потом…

Артур яростно потер лоб и покачал головой.

— Потом, ровно через лунный месяц после возврата Абдурахманом своей части общего долга, в Халифате грянула Великая Чума. Погибли миллионы. Умирали короли, в городах творился форменный ад, а потом начались известные вам события, в результате которых власть перешла к духовенству. Огромные территории — вы можете себе это представить, Фигаро? — полностью вылетели на обочину истории. Триста лет войн, разрухи, нищеты; лучшие в мире библиотеки уничтожены, средоточие науки и искусства стало прахом, а в конце — Большой Джихад.

— Но как это связано…

— А, вы, я вижу, тоже задали себе этот вопрос. Действительно, все это могло быть просто случайность. Глупой исторической случайностью, трагической, ужасной… но не мистической. Однако Квадриптих, точнее, теперь уже Большая Тройка — напрягся. Они посоветовались, и решили не отдавать демону остаток долга.

— Рисковые мальчики и девочки.

— Не то слово, Фигаро. Не то слово. Тройка рассуждала примерно так: демон может забрать свой дар. Но каким образом? Извлечь знания из их голов? Пусть — все что можно, Четверо давно перенесли на бумагу. Сжечь записи? Но у Четверых к тому времени были уже сотни учеников…

— Договоры с Другими не имеют обратного хода.

— Это вы сейчас такой умный, Фигаро, спустя сотни лет и десятки фундаментальных работ великих демонологов. Тогда же никто об этом не знал. Они пошли на страшный риск… Эти годы были для Тройки сущим адом, поскольку никто из них не знал, откуда ударит демон, когда, а, главное, как.

Шли годы. Десятилетия. И Трое стали замечать, что они… почти не стареют. Договор с демоном дал им бессмертие — Трое не могли умереть, пока не выполнят свою часть сделки.

Поначалу была эйфория. Новообретенное бессмертие оказалось очень полезной штукой… да вы, наверно, и сами помните историю с Морганой. Метрессу жгли, обезглавливали, топили и, в конечном счете, признали святой — это был уже, фактически, конец Церкви, ее последняя ошибка. А потом…

— А потом сошел с ума Альхазред.

— Правильно. Сошел с ума и породил некромантию — жуткое ответвление классической школы, которое под запретом до сих пор. Но никто не знает, почему старик двинулся мозгами. А случилось это потому что старый маньяк стал вызывать Других пачками, в надежде найти способ как-то обойти заключенный Первым Квадриптихом договор. Он был психопатом, но умным психопатом, и как никто другой понимал, что демон не собирается спускать все на тормозах… В итоге у него поехала крыша — вы сами знаете, к чему приводит длительное общение с высшими Другими. И тогда Альхазред выполнил свою часть сделки.

— И умер.

— Да. В тот же день. А через месяц…

— Великое восстание против Церкви, — прошептал Фигаро.

— Это было… — Артур нервно провел рукой по волосам, — Это было ужасно. Бойня, охватившая половину континента, пожары, войны, крестовые походы во славу Двух Великих Святых… Мы… В смысле, двое оставшихся в живых членов Первого Квадриптиха просто не могли ничего сделать. Эту лавину остановить было просто нереально.

Артур встал и принялся быстро ходить из одного конца комнаты в другой. Его речь стала рваной, голос — нервным.

— Потом Моргана пропала. Исчезла. Оставила свою преемницу на троне и удалилась в тайное убежище на севере. Мерлин сделал то же самое, но оставил своего двойника, что стало известно намного позже. Вдвоем им, после двух лет сумасшедшей работы и головоломных вычислений, удалось создать нечто вроде ловушки, в которую они запечатали демона. Но для этого им пришлось ждать еще очень долго. Ждать, пока демон не явится в мир. Пока он не попытается самостоятельно взыскать долг.

Демон не мог просто убить Мерлина с Морганой — это было отдельно прописано в договоре. Он не мог забрать свой дар — к тому времени, благодаря работам старика Альхазреда Двое это уже знали. Но он мог вынудить должников к расплате. И им не хотелось узнать, какими именно методами демон будет это делать. Не потому что они — в свои-то годы! — чего-то боялись, а потому что могли вновь пострадать миллионы ни в чем не повинных людей.

Тогда им повезло, просто невероятно повезло. Демон был запечатан, закупорен в ловушке на долгие столетия. Но Двое… вернее, уже только Мерлин — Моргана встречи с демоном не пережила, понимали, что эта тюрьма не простоит вечно. Поэтому они оставили… — Артур криво улыбнулся, — нечто вроде ключа. Для того чтобы снова засадить туда тварь, когда она явится в мир.

Он резко остановился в центре комнаты и повернулся к следователю.

— А теперь, Фигаро, мне нужно бежать. Солнце скоро сядет, а, значит, демон выйдет на охоту. Мне нужно подготовиться, а у меня в запасе не больше часа.

— Но вы не ответили на главный вопрос. Почему эта тварь охотится на меня?

— Потом, Фигаро. Все потом.

— Но вы можете использовать меня как приманку!

— Ага, как же. Вчера ночью я еле успел спасти ваш зад. Тремя секундами позже, и… — колдун содрогнулся. — Нет, так я рисковать больше не намерен.

— Но кто вы, черт возьми, такой?!

Вместо ответа Артур вдруг хитро подмигнул следователю, взмахнул полой плаща и… исчез.

Он не открыл сверхпространственный коридор, не включил невидимость, не согнул в складку континуум — он просто бесследно растворился в воздухе. У Фигаро глаза полезли на лоб — такого он не видел никогда. Даже не подозревал, что такое возможно.

На тумбочке тихонько тикал английский будильник. До заката оставалось чуть больше часа.

— Черт! Черт!! Черт-черт-черт!!

Следователь метался по комнате, словно лев в клетке…

Ну, ладно, — как большой толстый вомбат.

— Думай! — шипел он, яростно натирая лоб ладонью, — думай, болван, думай!

Думалось плохо. Мысли, как назло, хлебными шариками рикошетили в черепе, отказываясь собираться во что-то осмысленное.

Следователь, кстати, уже пробовал орать и звать на помощь. Это не помогло — за стенами комнаты царила гробовая тишина. Окна не открывались, словно створки были залиты невидимым клеем, стекла не поддавались физическому воздействию (табурет от них просто отскакивал, а шаровую молнию Фигаро делать побоялся из опасений самозажариться — пол и стены были деревянными).

Следователь не паниковал, не трясся от страха и даже не мучился (ну, почти) перспективами возможной голодной смерти в четырех стенах.

Он был в ярости.

Где-то там, за этими стенами, неведомая тварь готовилась убить человека. А он, следователь ДДД, сидит здесь, аки муха в коробке и может только выть от бессильной злобы!

Предположим, Артур был сумасшедшим. В пользу этой версии говорили многие детали его рассказа (Фигаро даже думать не хотелось, что означали определенные оговорки колдуна в том случае, если повесть о древнем демоне в его изложении была правдой). Но, предположим, что рассказанное им следователю истинно хотя бы на треть. В этом случае общая картина выглядела так: по улицам города бродит неизвестное, но невероятно сильное Другое существо о котором знают лишь он и Артур. Инквизиторы были не в счет хотя бы потому, что Френн отнесся к рассказу следователя довольно легкомысленно, а его коллеги, столкнувшиеся с тварью в реально бою, сейчас выслушивали рассказы Дюка о его родственниках и брали показания у хорошеньких пастушек.

В любом случае, это было дело для Инквизиции, для ДДД, для Ордена Строгого Призрения, в конце концов, но никак не для колдуна-одиночки, пусть даже и не в меру сильного и наглого.

«Если я отсюда не выберусь, если этот Артур оплошает — погибнет человек», думал Фигаро. «Дело за малым — понять, как выйти из комнаты».

Это, однако, оказалось задачей весьма нетривиальной.

Стены комнаты были полностью непроницаемы для эфирных воздействий. В этом следователь убедился довольно быстро. Хуже того — они оказались невосприимчивы к воздействиям физическим: попытки выбить дверь также ни к чему не привели. Следователь минут десять потратил на то, чтобы наколдовать кинетик, но даже колдовской удар, способный расплющить быка в говяжью отбивную не нанес двери ни малейшего ущерба. Открытие же блиц-портала было далеко за пределами способностей Фигаро (впрочем, он не сомневался, что комната защищена и от такого рода воздействий).

И, тем не менее, в комнате можно было колдовать. Отрезанное от эфирных искажений пространство поддерживало манипуляции с эфиром. Это было полностью за гранью возможного, если только…

Фигаро внимательно осмотрел мигающие и жужжащие приборы, оставленные на столе Артуром.

«Похоже, эта машинерия эфирно заряжена. Может, эти штуки как-то управляют и защитой комнаты? Но как?»

Он осторожно коснулся одного из многочисленных рычажков на панели устройства, похожего на печатную машинку с квадратной светящейся линзой вместо каретки.

Раздался мелодичный звук, и на поверхности линзы появился квадрат, разделенный на четыре меньших разноцветных квадрата — символ Колдовского Квадриптиха. Чуть ниже медленно появилось английское слово «Windows».

«Окна? Эта штука управляет защитой окон?»

Следователь потыкал пальцем в клавиши на «печатной машинке», но ничего не произошло. Коснулся пальцем небольшого черного квадрата чуть ниже клавиатуры, и вдруг на светящейся поверхности линзы заметалось нечто вроде маленькой белой стрелочки.

«Ну его к черту», подумал Фигаро. «А то устрою сейчас потоп или эфирную аномалию — потом костей не соберешь».

Он сел в кресло и обхватил голову руками.

«Спокойствие. Главное — спокойствие. Ты — профессиональный колдун. Во всяком случае, с теорией у тебя неплохо. Вот и думай. Есть задача: выбраться из магической ловушки. Представь, что ты на экзамене по сопромагу… Хотя нет, этого лучше не представляй… Что делают в таком случае первым делом? Правильно — „…установите, какими подручными средствами вы располагаете…“».

Фигаро схватил свой саквояж и стал лихорадочно выбрасывать его содержимое на диван.

Табакерка. Бутербродница. Набор для базового алхимического анализа. Астро-секстант. Таблица Бруне для астрологических расчетов. Логарифмическая линейка. Старый конспект по квазиматематике. Запчасти к «мерилу» в отдельной коробочке. Ежедневник за позапрошлый год. «Волшебная палочка» с четвертью заряда — подпитывать самогреющие калоши. Подшивка «Фотографического Вестника». Его верный «Пентаграмм 42» в лаковом чехле. Бутылка проявителя. Фотокассеты. Сломанные часы. Авторучка. Книга «Построение заклятий для первого курса»…

Стоп.

Авторучка.

Фигаро взял ее в руки: стальной цилиндрик с золоченым колпачком, «вечным пером» и монограммой на нержавеющем боку: «А.М».

Подарок колдуна-убийцы Алистара Метлби, сосланного с его, Фигаро, подачи, на Дальнюю Хлябь.

Прибор для колдовской связи.

Следователь осторожно, почти нежно коснулся кончика пера, отправляя в ручку слабый эфирный импульс. А затем аккуратно поднес ручку колпачком к уху.

Свист. Тиканье. Какие-то далекие щелчки, будто дрова трещат на морозе. И — ничего.

Следователь чуть усилил эфирный поток. Свист стал ближе, отчетливей, а затем на мгновение перед глазами Фигаро мелькнула словно подернутая серой сепией, но удивительно отчетливая картина: залепленное снегом окно за которым бушевала метель, стол, свеча в старинном серебряном подсвечнике и чернильница.

А затем тихий, но ясный голос удивленно спросил в самом центре головы следователя:

— Кто здесь?

— Метлби? Это вы? — Фигаро, если честно, чувствовал себя полным идиотом.

— Я слушаю… А откуда… Фигаро? — в мозгу следователя раздался тихий смех. — Какими судьбами?

— Да, Метлби, это я. Мне нужна помощь.

Тишина и треск, но следователь чувствовал, что магистр, мягко говоря, удивлен.

— Хм… А с какой, простите, радости я должен вам помогать, любезный?

— Хотя бы потому, что я когда-то помог вам. — Голос следователя был тверд и решителен. — И сохранил ваш чертов подарок. А мог бы присовокупить к делу как улику.

Метлби помолчал, а потом скучающим тоном ответил:

— И что же у вас случилось? Опять нужно найти колдуна инкогнито?

— Нет. Меня заперли в колдовскую ловушку. Отрезали от эфирных искажений и окружили щитами непонятной мне природы.

Тишина. Щелчки. Вой ветра, метель ревет за стенами невидимого дома где-то на Дальней Хляби. «Идут белые снеги…»

— Значит так, — теперь в голосе магистра явно слышался интерес, — поднесите-ка ручку ближе к этому вашему «непонятному щиту» как можно ближе.

Фигаро послушно подошел к стене.

— …и расширьте эфирный канал… Смелее, прибор не взорвется… Так, хорошо… Теперь заткнитесь на пару минут не двигайтесь.

— Тут есть какие-то приборы…

— Фигаро!

— Простите… А как, кстати, ваша ручка вообще работает, если меня экранировали от…

— Фигаро!!

— Ой…

— Но на этот вопрос я, пожалуй, отвечу. Ручка… как бы связанна со своим аналогом в моем кармане. Запутана с ним. Понятнее объяснить не могу, но представьте это так: есть две одинаковые ручки, которые, на самом деле, одна.

— Ничего не понимаю…

— Неудивительно… Та-а-ак… Заба-а-а-авно…

— Что?

— Вы, похоже, молчать не умеете в принципе… В целом, ситуация такая: вас намертво запечатали весьма нетривиальным и остроумным способом, от которого я, если честно, просто в восторге. Вы находитесь в «Клетке Ангазара», только, как бы, вывернутой наизнанку: пространственный блок у вас внутри, а нуль-мерный экран — снаружи.

— Ничего не…

— Да знаю я, что вы тупой! Не перебивайте! Я думаю вслух…Это можно моделировать как свернутый в эн-икс-мерное пространство тессеракт, где «икс» это…

Некоторое время слышалось только шуршание пера по бумаге.

— Ага… Отлично… В общем, так: вы можете покинуть вашу ловушку лишь в состоянии эфирной упаковки.

С минуту Фигаро напряженно думал. Затем неуверенно спросил:

— Это как в форме личного сервитора?

— Вот теперь вы меня радуете! Да, именно так. Кстати, после того, как вы выскочите, спадет вся блокировка… Сервитор у вас хоть есть?

— Хм… Да, имеется… Спасибо вам, Метлби!

Тишина. А затем магистр сказал:

— Будет время, Фигаро, и вам выпадет шанс отблагодарить меня лично. Если захотите. А пока что будем считать, что мы с вами квиты.

И — тишина. На этот раз полная.

…Быстро — круг мелом на полу. Потом — знаки: концентрирующие, выводящие и направляющие. Это заняло минут десять — тут ошибаться было нельзя. И, наконец…

Фигаро аккуратно достал из саквояжа кое-как втиснутое среди прочего хлама чучело рыжего кота на деревянной подставке и установил его в центре круга, головой на восток.

Это было старое, траченное молью и пыльное чучело, но даже теперь, спустя десять лет после вручения сервитора следователю, было заметно, что при жизни котяра был зверем самого разбойного характера. Зверская морда с оборванным ухом, зубы под стать молодой рыси, хвост трубой — котяра был — огонь.

Фигаро простер руки над кругом и произнес Отпирающий Глагол.

Тонкая, незримая нить эфира тут же протянулась между чучелом кота и следователем. Знаки вспыхнули, наливаясь силой. Заклятье работало.

Фигаро глубоко, как перед прыжком в воду, вздохнул, и скользнул сознанием внутрь сервитора.

…Котяра даже не подозревал, что его физическая оболочка была давным-давно мертва. С его точки зрения, сейчас он, обожравшись куриных крылышек, дрых на коврике перед камином, сонно помахивая хвостом и лениво прислушиваясь к шуршанию мышей по полом. Появление следователя в своем личном пространстве не вызывало у кота особых эмоций: он лишь глухо мяукнул, уставившись на Фигаро с ехидным прищуром — чего, мол, надо?

Следователь подошел к коту и взял его на руки. Тот не возражал, однако когти, на всякий случай, выпустил.

А потом Фигаро пробормотал Глагол Начинающий, и рухнул в кошачий разум как в колодец.

…При слиянии с сервитором его всегда поражало, насколько же кошачье сознание отличается от человеческого. Кот был, и одновременно его не было; он ничем не отличался от ощущения сытости, тепла камина на шерстяном животе, легкой дремы, готовой в любой момент прерваться и мышиного шороха. Это было просто большое теплое пространство, в котором, время от времени, заявляли о себе инстинкты и потребности; даже смерть, в ее человеческом понимании, ничего не значила для кота, поскольку он состоял из того, что его в данный момент окружало, а уничтожить все это разом не было никакой возможности. Вернее, такая возможность была, но вся эта философия волновала кота не больше, чем стук дождя за окном.

Попытайся следователь проделать подобное с живым котом, последствия были бы самыми печальными: он просто исчез бы в этом безмысленном пространстве, растворился, как капля чернил в океане, в ту же секунду перестав быть собой. Но тут ситуация была иная: тело котяры было особым образом подготовлено для таких манипуляций. Поэтому Фигаро просто соскочил с подставки, взмахнул хвостом, потянулся, разминая эфирный «скелет», наполнявший сервитора и, коротко мяукнув, прыгнул в стену.

Ощущение полета через мягкую темную вату. Хлопок позади — это лопнула ловушка, в которую его засадил Артур, а затем — снег под лапами.

…Улица. Еще одна улица, на этот раз — длинная и широкая, где фонарщик уже открывал специальным ключом газовый вентиль, прежде чем поднести к форсунке длинный шест-зажигалку. А потом — Большая Жестянка.

Следователь был невидим для окружавших его людей (хотя, при желании, мог бы легко спрыгнуть туда, к саням, летящим по мокрому снегу, играющим в снежки детям и пытающемуся прикурить на резком ветру жандарму в потрепанной фуражке. Он бежал, погруженный в эфирный поток — нужно было экономить энергию.

Это несколько напоминало сон: расстояние в эфире было условностью, время — фикцией, направление — личным выбором между возможностью и вероятностью. Над головой пылало золотым и алым низкое небо — такое, каким его видят Другие, бесплотные духи, пролетающие зимними ночами в пустотах меж холодных облаков. Улицы текли реками жидкого огня, люди — радужные свечи — сновали по ним, переливаясь красками эмоций: алый — похоть, зеленый — радость, желтый — голод, пурпурный — страх, и еще миллионы оттенков между ними. Но гораздо интереснее было наблюдать за порождениями самого эфира.

Вон домовой, матерясь, чистит скребком забор, на котором налипло чье-то вскользь брошенное проклятие, похожее на пузырящийся комок грязи. Вон похожие на фей светящиеся существа собираются над трактиром для вечернего пиршества — здесь скоро будет выплеск эмоций, а, может быть, случится пара драк — отличная закуска. Вон гном с довольной миной тащит пузатый чемодан — кто-то сегодня недосчитается носка, монетки, а то и старого ботинка. А вот — соблазнительно мерцающее облачко кармельно-розового оттенка: суккуба выбирает любовника на ночь.

Вокруг переливался, бурлил, искрился и жил своей обычной жизнью эфир, но у Фигаро не было времени засматриваться на все его формы и проказы. Он бежал, надеясь найти вполне конкретную вещь: клочья серебристой, перенасыщенной колдовством ауры Артура, к которой успел «принюхаться» еще в комнате-ловушке.

Другие создания не обращали на него внимания. Лишь однажды, на мосту, к Фигаро подскочил служивый черт в шинели с погонами и резким жестом преградил путь, но следователь лишь сверкнул в воздухе своим Личным Знаком и черт, ссутулившись, исчез, виновато пожав плечами: прости брат, не признал.

Вагонка. Пусто. Малая Жестянка. Ничего. Складская. Тишина. И тут…

Запах. Нет, конечно, — какой, к черту, в эфире запах, но передать словами это ощущение было нереально. Нечто вроде горького смрада на самой границе восприятия. Следователь замер, принюхиваясь… а в следующий миг его едва не сбила с лап с визгом пронесшаяся мимо бука.

Пушистое черное создание похожее на крысу с воплем пролетело мимо, не разбирая дороги. За букой, смешно переваливаясь, пробежал толстый банник — на морде Другого застыло почти комическое выражение ужаса.

Там, откуда в панике бежали Другие, что-то рвалось, трещало, булькало и клокотало. У Фигаро шерсть на загривке встала дыбом: кошачья натура протестовала против дальнейшего движения в этом направлении. А это, к сожалению, означало, что следователю как раз туда.

Он в два прыжка вскочил на крышу скобяной лавки и тотчас же увидел это: черную тучу, зависшую над восточной окраиной. Откуда-то с небес в тучу били молнии белого света; вокруг кипело облако эмоций: страх, решительность, боль, ярость.

Прыжок, такой, что заложило уши. Рывок через щель в эфире — на профессиональном языке — «шортлайн». Зигзаг через время (отмотаем пару минут, никто и не заметит) и, наконец, последний поворот — прямо к облаку черноты.

Фигаро остановился и произнес Финальное Слово.

Легкое головокружение… и вот он уже стоит, отряхивая с плаща рыжую шерсть, а чучело кота покоится в саквояже (метафизики-теоретики отдали бы передние зубы, дабы понять, почему так происходит). И теперь, наконец, следователь понял, что именно творилось здесь, в реальном мире.

Горело здание Тудымского Инквизитория. Из окон второго этажа, наплевав на все защитные обереги и противопожарные заклятья, вырывалось, закручиваясь оранжевыми смерчами, ревущее пламя. И это был не простой огонь: горел сам камень, из которого лет сто назад был сложен дом; с треском разлеталась от жара каменная крошка, плавился металл ажурных декоративных решеток на подоконниках, лопались со звоном стекла. Но, почему-то, не было слышно воя сирены городской брандкоманды, а спустя пару секунд Фигаро понял, почему.

Перед парадным Инквизитория шел бой.

Черная тварь — теперь она гораздо больше напоминала человека — клубилась в паре сажен над землей, выпуская из себя нечто вроде черной паутины, и там, где эта «паутина» касалась деревьев или копий ограды, те падали, точно срезанные заклятьем теплового луча.

Старший инквзитор Френн, размахивая своей тростью, обновлял на себе и двух своих коллегах защитные экраны (Фигаро в который раз уже поразился, насколько виртуозно инквизитор колдует — Френн почти не применял мнемонических составляющих, просто «пиная» эфир своей тростью-концентратором). Двое его коллег: Лестар и незнакомый следователю молодой инквизитор со смешно оттопыренными ушами поливали тварь дождем боевых заклинаний высшей школы обормага: каскадные шаровые молнии, нейтрализующие Других существ клетки и блоки, колдовское пламя, гравитационные аномалии и много всякой другой прелести, от которой человек давно бы помер сотней различных способов.

И здесь был еще один колдун — усатый мужчина в широкополой шляпе и кремовом пальто, в котором Фигаро без труда узнал Артура.

Артур стоял, слегка согнувшись под тяжестью эфирной отдачи, которая, судя по интенсивности побочного выброса, просто разорвала бы Фигаро на атомы, и, набросив на демона тонкую светящуюся «удавку», удерживал тварь от трансформации, попутно отрезая ее от эфирных искажений. Демон шипел и плевался сгустками тьмы, но постепенно угасал под ударами инквизиторов, таял, стекая на землю дымящимися смолистыми клубками.

И тут он увидел следователя.

Сложно сказать, как именно Фигаро это понял. Это не было то тяжелое ощущение чужого взгляда на затылке, которое иногда чувствуешь, просыпаясь в самый глухой час ночи, о нет. Следователь просто… понял это. Он понял, что демон видит его, понял, что демон понял, что он понял, а в следующее мгновение…

Его руки налились страшной, запредельной силой. Эфир ворвался в жилы Фигаро огненным потоком и заструился в каждой вене, каждой мышце, каждой клеточке его тела.

Такого с ним не было никогда. Следователь даже не знал, что можно испытывать нечто подобное; он просто поднял руку и эфир, послушной собакой, лег перед ним, виляя хвостиком и готовый на все и сразу. Это было не колдовство, о нет; это была древняя Магия, та, о которой колдуны пишут в книгах, но не понимают, о чем пишут.

Следователь сжал кулак, концентрируя силу, и энергия что рождает звезды ринулась внутрь, собираясь в сферу, начиненную кромешной энтропией, запредельным, окончательным уничтожением.

Но нечто подобное, похоже, происходило и с демоном. Потому что «удавка» Артура вдруг лопнула с ужасающим треском и черная тварь, уплотняясь и наливаясь какой-то новой чернотой неведомой прежде глубины, опустилась на землю и ринулась к Фигаро.

Дальнейшее произошло очень быстро.

Фигаро, уже ничего не видя сквозь захлестнувшее его с головой безумие внезапного всевластия, поднял руку и освободил чудовищную энергию, собранную им в кулаке. Он не слышал воплей Артура, кричавшего «нет, Фигаро, не надо!!», не слышал торжествующего воя твари, открывшейся ему навстречу огромным жадным бутоном, и лишь почувствовал легкое головокружение, когда заклятье (хотя можно ли было назвать его так?) сорвалось с его пальцев.

…Из воздуха, прямо из дымной пустоты, перед трещащим от распирающей его энергии шаром разрушения возник Артур. Он поднял руки и, кривясь от боли, вцепился в брошенное следователем заклятье — просто пальцами рук! — из последних сил отклоняя его, отбрасывая в сторону от демона, меняя траекторию убийственного снаряда. Ладони колдуна мгновенно обуглились до костей; из носа брызнула кровь, но он, крича, сумел-таки развернуть сгусток первозданной энергии, отшвыривая его прочь, в ночное небо…

И потому у него уже не оставалось времени уклониться от демона, который, к этому времени, уже был в пяти шагах за его спиной.

Удар. Еще удар. Чистый свет, каскадное многоуровневое заклятье.

Демон завизжал и рухнул в снег. И следователь увидел Френна, высоко поднявшего свою трость и поливающего тварь молниями «Лезвий Мельфа» — заклятья, что разрушает тонкие сплетения энергий Других, эффективного, но довольно слабого. Однако Френн метал одно «Лезвие» за другим; его одежда дымилась от побочного выброса, трость тлела, а в волосах сияли огни святого Эльма, и следователю даже думать не хотелось, как будет чувствовать себя Старший инквизитор через пару часов после такой перегрузки.

И демон отступил. Тварь, всхлипывая и причитая, рухнула на землю, свернулась, точно мокрица и вдруг тонкой черной свечой рванула вверх, к небесам. Секунда — и демон исчез, а затем, так же внезапно, погас и огонь пожара (как выяснилось позже, выгорело всего две комнаты на втором этаже, причем в одной из них, к вящей радости Френна, хранилась бухгалтерская отчетность).

Старший инквизитор, шатаясь как пьяный, подошел к Фигаро и, шипя от боли, сел прямо в сугроб.

— Ваш приятель? — он кивнул в сторону Артура, ничком лежавшего на подъездной дорожке.

— Мой, — кивнул следователь и его тут же вырвало. Сила, только что наполнявшая Фигаро, уходила, растворялась, оставляя после себя странное болезненное послевкусие, но он не жалел о своих внезапно обретенных и столь же внезапно утраченных способностях. Эта мощь была как-то связанна с демоном — теперь он это понимал, поэтому даже не злился на Артура, предотвратившего его атаку.

— Хотите его арестовать? — добавил он, отплевываясь. Рвота слегка прочистила мозги, но равновесия не прибавила; следователь чувствовал себя нездоровым.

— Даже в том случае, если он еще жив, — Френн фыркнул, — арестовывать его я точно не собираюсь. И это вопрос не желания, а возможностей. Я видел, на что он способен; его не остановит и ударный отряд ОСП. Ну а я сейчас не зажгу и свечку — эфирная контузия… Ну и ладно — давно хотел взять больничный… Эй, ребята, — крикнул он инквизиторам, что ошалело глядели в небо, туда, куда только что смылся демон, — быстро внутрь! Возможные очаги пожара — устранить! Защитные заклятья — восстановить!.. А вашему приятелю, похоже, свезло.

И — точно, Артур пошевелился. Он стонал, терся лицом о снег, набирал его в обугленные ладони и яростно втирал себе прямо в волосы. Затем к нему, похоже, вернулся голос, и, надо сказать, таких отборных ругательств Фигаро не слышал даже от своего начальника, господина Андреа Пфуя.

— …вашу мать, бабушку и любимую собаку! — закончил, наконец, колдун, все еще макая нос в снежные комья. — Фигаро, вы идиот!.. Но с вас взятки гладки… Френн, вы… Вы молодец. Хотя тоже идиот. Но это от недостатка информации, так что я вас не виню… Я… Я тоже идиот. И, похоже, первейший из всех.

Фигаро хотел было возразить, но, подавившись языком, пораженно замолк. Потому что Артур, наконец, поднял лицо и посмотрел на следователя.

Его глаза не изменились — они были теми же голубыми безднами, но теперь они смотрели с лица глубокого старика.

Густые черные волосы вылиняли, поредели и открыли взору большую плешь; нос согнулся к подбородку, а усы исчезли вовсе, утонув в белой, забитой грязью бороде. Сотни морщин прочертили изможденное лицо, а руки иссохли и обратились покрученными артритом черными от огня клешнями.

Но самым поразительным было то, что изменилась даже одежда Артура: его кремовый плащ пошел радужными пятнами и превратился в нечто вроде инквизиторсокй «сутаны», только длиннее и шире, изукрашенной алхимическими символами, полумесяцами и звездами. Изменилась даже трость — теперь она стала посохом в человеческий рост, и только навершие в виде львиной головы осталось прежним, лишь увеличившись в размерах.

Старик-Артур сплюнул кровь на снег, утерся рукавом и покачал головой.

— Одного не могу понять, Фигаро, — как вы выбрались? Я упаковал вас надежно.

— Туз в рукаве. — Следователь икнул, и его опять стошнило, но уже всухую — желудок был пуст.

Артур покачал головой и снова выругался как сапожник.

— Если бы демон поглотил пропущенную через вас энергию, его бы не остановили и все колдуны мира… Понятное дело, вы этого знать не могли, но сам факт… Я, все-таки, кретин — следовало с самого начала рассказать вам все…

— Так это был демон? — Френн, достав из кармана платок, принялся вытирать закопченное лицо. — А какого класса?

— «Аристарх восемьдесят». Если вам это о чем-то говорит, господин Старший инквизитор, — Артур надменно фыркнул и тут же зашелся удушливым кашлем.

— С объективизацией или без? — быстро спросил инквизитор.

— Без нее, родной… А вы умнее, чем я думал.

— Но если это так… — Френн ошалело потряс головой, — если это так, то… Это ведь очень плохо.

— Гениальный анализ! — Артур выплюнул зуб и захихикал. — Хотя довольно точный.

— Я просто… — Френн вдруг сощурился и пристально уставился на Артура. — Я извиняюсь, любезный, а не могли мы с вами где-то встречаться до сегодняшнего дня? Я готов поклясться, что ваше лицо мне знакомо.

— У меня довольно неприметное лицо, — осклабился Артур. — Среднее. Меня со всеми путают.

— Но, — медленно произнес Френн, покрываясь внезапной бледностью, — почему же тогда вы так похожи на портрет, что висит у меня в библиотеке?

— На портрет вашей бабушки? Я, вероятно, встречал ее в борделе в Нижней Марке…

Следователь, тем временем, недоуменно пялился на колдуна с инквизитором. «Артур на кого-то похож? Что за нелепица!.. Хотя… Мне вот, например, он тоже кого-то напоминает… Где-то я уже видел этот характерный профиль… Убрать грязь с лица, чуть меньше морщин, вытереть кровавые потеки вокруг рта и красные сопли вокруг носа…»

И тут он понял. До него дошло. Оговорки Артура, его сила, и лицо, которое он видел сейчас перед собой — все это вдруг сложилось вместе и щелкнуло, соединяясь в законченную картину узнавания.

…Фигаро зашатался — удар, все же, был слишком силен, — но сумел устоять на ногах.

— Вы — Артур, — прохрипел следователь. — Артур-Зигфрид Медичи. Более известный как Мерлин Первый.

…Следователь глупо хлопал глазами и пялился на Артура, не в силах вымолвить ни слова. Френн тихо икал, бормоча себе под нос что-то непонятное. Затем Старший инквизитор, наконец, выдохнул:

— Я сплю. Я точно сплю. Это все — хренов сон…

— Точно! — заорал Артур в восторге. — А я — зубная фея! Ты хорошо вел себя, мой маленький дружок? У тебя есть для меня зуб? Или мне выбить? Могу с ноги, если что… Фигаро, приходите в себя. Вы мне нужны.

— М-м-м-м…

— Вы что, корова? Вас похлопать по щекам? Облить водой? Дать по морде?

— У-у-у…

— Ясно, — Артур махнул рукой, — с вами потом поговорим… — Он развернулся к Френну, подошел к нему и, аккуратно взяв инквизитора обожженной рукой за галстук, слегка подергал, словно за поводок.

— Френн! Вы меня слышите?

— Слышу… — Голос инквизитора звучал глухо, но он, похоже, осмысливал ситуацию быстрее, чем Фигаро.

— Отлично!.. Тогда слушайте: вы сможете придумать какую-нибудь безумную, но правдоподобную историю насчет этого пожара и демона? Для отчетности? У меня нет ни времени, ни сил корректировать память у всего города.

— Смогу… — Френн мотал головой, точно пьяный. Затем, очевидно, пересилив себя, резко кивнул. — Смогу. Например, так: мой коллега, по неосторожности, вызвал Другое существо. При этом он погиб, а Другой устроил пожар, но был ликвидирован при участии моего давнего друга… Так сойдет?

— Нормально, по-моему, — Артур благожелательно кивнул. — Главное, чтобы вы понимали простой факт: если вы расскажете правду, вам все равно никто не поверит.

— Это-то и обидно, — Френн спрятал лицо в ладони и тихо, истерически засмеялся. — Это-то и обидно больше всего… Но… Вы можете ответить мне хотя бы на пару вопросов?

— На пару? — Артур иронично поднял бровь.

— Ну, на пару тысяч, скорее… Ах ты ж черт…

— Френн, — теперь голос древнего колдуна звучал куда более благожелательно, — сделайте так, как вы только что сказали, составьте этот ваш отчет, сохранив тайну, и я обещаю вам — если я переживу эту ночь, то мы с сами обязательно поговорим. Я лет сто не общался ни с кем из коллег… Но первый делом — работа. Фигаро!

— Да? — следователь вздрогнул.

— О, вы обрели способность говорить! Отлично! Тогда — прошу вас…

Он протянул руку — сожженную головешку с черными, как обугленные деревяшки пальцами и следователь, содрогаясь, взял колдуна за ладонь.

А затем они со свистом взлетели, с хлопком вспоров дымный воздух ночи и последним, что успел увидеть Старший инквизитор Френн, было обалдевшее лицо Фигаро с комично открытым в крике ртом.

…Фигаро перестал орать, лишь получив от Артура увесистого «леща», от которого шляпа следователя едва не слетела с головы. Через пару минул он, наконец, понял, что происходящее с ним, похоже, не угрожает его жизни и здоровью, перестал вопить, и принялся пораженно осматриваться по сторонам.

Он летел на расстоянии вытянутой руки от Артура, довольно быстро разрезая ночной воздух. Скорость полета была весьма высока, однако ветер и холод не чувствовались совершенно: похоже, старый колдун обо всем позаботился. Внизу мелькали ярко освещенные улицы Нижнего Тудыма, наводненные людьми; похоже, все ринулись смотреть пожар.

Затем город остался позади, и под ними раскинулись загородные холмы, усеянные маленькими деревеньками, уютно мигающими светом окошек, покрытые черной стерней поля, ожидающие весны и черные полоски леса, высаженные дабы преградить путь южным ветрам-суховеям — нередким гостям в этих краях. Затем позади остались и они, и под башмаками Фигаро раскинулся лес — черный заснеженный частокол без конца и края.

Тогда колдун, мановением руки, наконец, остановил полет, и, усевшись на воздух словно на табурет, устало посмотрел на следователя.

— Передохнем, Фигаро. И поговорим.

— Я… Я не могу…

— Давайте сразу пропустим ту часть, где вы не можете поверить и пораженно восклицаете, заламывая руки… Да, я Мерлин Первый, один из четырех основателей Колдовского Квадриптиха, Артур-Зигфрид Медичи, сын короля и ведьмы… Хотя королевство моего папаши было размерами с этот ваш Тудым, а самой интересной достопримечательностью в нем было вонючее озеро полное жаб и пиявок… Но — да. Я — Мерлин. А вы — Фигаро, следователь ДДД. И нам с вами предстоит сразиться с демоном. Сильнейшим Другим существом, которое только ступало на твердь нашего грешного мира.

— Что-то я не чувствую себя к этому готовым, — пробормотал Фигаро, опасливо косясь под ноги — падать до деревьев внизу, по самым скромным его прикидкам, пришлось бы не меньше половины версты.

— Вы знаете, — Артур усмехнулся, — я тоже не чувствую. Но это придется сделать, Фигаро. Потому что если демон поглотит вас, убьет… Он станет непобедим и тогда, боюсь, нашей реальности, в том смысле, как мы ее понимаем, придет конец… Но для начала…

Он сунул руку в карман и достал из него тяжелый глиняный сосуд, слегка напоминающий кувшин с очень узким горлышком, тщательно залитым воском поверх большой деревянной пробки. С трудом — сказывались сожженные руки — откупорил и, сделав из горлышка большой глоток, протянул «кувшин» следователю.

Фигаро машинально сжал горлышко и опрокинул содержимое «кувшина» себе в рот, втайне надеясь, что колдовская микстура не разорвет его на куски, однако…

— Ф-у-у-у-х! Черт! Да это же спирт!

— Как вам не стыдно, Фигаро! — возмутился Артур. — Какой, к дьяволу, спирт?! Это самогон, великолепный, восьмидесятиградусный самогон, выгнанный лично Абдулом Альхазредом из перинейской брюквы, желчи дракона и крови Морганы — старушка была большая затейница насчет спиртных напитков, хе-хе… Пейте, пейте, не смотрите на меня так… Я эту бутылку хранил почти семьсот лет. Как раз для такого случая.

Фигаро, чувствуя, что его способность удивляться на сегодня уже окончательно контужена, молча отхлебнул из «кувшина» огненной жидкости и протянул бутылку Артуру. В голове зашумело — такой-то градус да на пустой желудок… Но, то ли желчь дракона подействовала, то ли кровь древней колдуньи была столь забориста, а, может, все дело было в силе перинейской брюквы — чем бы она ни была — но следователь почувствовал, как страх медленно но верно отступает, снижая свою интенсивность до жизненно приемлемого уровня.

Он спросил:

— Зачем вы, все-таки, меня заперли?

Артур хмыкнул.

— Да вот, хотя бы, затем, чтобы вы не попытались жахнуть демона его же энергией… Кстати, на будущее запомните: если у вас вдруг резко усиливается способность управлять эфиром, значит, эта тварь рядом.

— Но почему так?

— Потому что наш с демоном договор дает ему возможность проникать в этот мир. А договор, как вы, наверное, знаете, скрепляется силой крови.

Следователь разинул рот.

— Да, Фигаро, да. Силу демону дает договор, договор — в нашей крови, а вы…

— Этого не может быть.

— …вы мой пра-пра-пра… И еще дохрена раз «пра» — внук.

— …

— …последний из моих живых родичей. Так-то. Поэтому сражаясь с демоном его же силой вы, как бы, расширяете ворота, через которые тварь сюда проникает. Не делайте этого никогда.

Следователь схватил протянутый сосуд с самогоном и жадно сделал три больших глотка.

— Я — родственник Мерлина Первого?

— И что? Знаете, Фигаро, у магов тоже бывают дети. А уж сколько их у меня было внебрачных… — Он махнул рукой.

— А… А моя… Пра-пра… и так далее… бабка?

— Моргана.

Следователь икнул.

— Не обольщайтесь, друг мой. Не обольщайтесь. Колдовская сила по наследству, конечно, передается, но в вашем роду было столько конюхов и портных, что я удивляюсь, как вы вообще вышли на такой уровень — пробить мою ловушку смог бы далеко не каждый магистр.

Помолчали. Затем следователь спросил:

— Ну хорошо… Хорошо, хотя моя башка сейчас просто взорвется… Но, допустим. Тогда выходит, что я тоже… бессмертный?

— Это еще с какой радости?

— Но вы же говорили, что договор дал вам…

— А, вы об этом… Черта с два. Вы-то не заключали договор с демоном лично. Вас он может сожрать как раз плюнуть. Это-то и плохо. Я давным-давно придумал, как спрятать себя от этой твари, поэтому он и охотится за вами. Вы для него идеальная цель — в вашей крови след Договора, но над вами не висит его защита. Вы… как бы поручитель с ограниченными правами, но, в то же время, с полной ответственностью.

— Большое спасибо…

— Не за что. Если бы мы с Морганой в свое время не провели пару веселых месяцев в Оазисе Алых Маков, вы бы сейчас тут вообще не сидели… И, да, — предвосхищая ваш вопрос: вас спрятать от демона не получится. Для этого нужно искупаться в свежей крови дракона, а они все давно передохли.

— Но…

— Слушайте, Фигаро! Слушайте и не перебивайте! — Артур потряс в воздухе «кувшином». — Соглашение с демоном искажает реальность. Этот договор, он словно заноза в заднице нашего мира: континуум пытается вытолкнуть ее наружу. Отсюда и все эти странные события вокруг вас: Другие, колдуны-убийцы, псионики… Это будет проявляться волнами — возможны десятилетия затишья, а потом все по новой. Но от этого легко защищаться. Вам просто нельзя засиживаться на одном месте. Как только над вами нависнет очередной призрак колдуна-психопата — хватайте чемоданы и езжайте на Черные Пруды стрелять уток. И все устаканится само собой, вот увидите… Может, вам повезет: найдете дракона, вскроете ему брюхо…

— Опять-таки спасибо. Но тогда, следуя вашей логике, мне нужно не бежать от неприятностей, а, наоборот, — бежать им навстречу, сломя голову.

Артур вздохнул.

— Может и так, Фигаро. Может и так… В любом случае, если мы засадим демона обратно в его тюрьму, то вам не придется волноваться об этом — в отсутствие демона договор пассивен…

Снова выпили — в сосуде еще осталось около половины. Фигаро, делая очередной глоток, заметил, что хмелеет, но как-то странно: мысли делались все более четкими, объемными. Думалось легко, и рой вопросов уже кружился в его голове.

— Забавно, — сказал он, болтая «кувшином», — очень забавно. Получается, демон может существовать в нашем мире до тех пор пока живы носители договора… А что если я просто пущу себе пулю в голову?

— Тогда договор окажется нарушенным. — Артур резко мотнул головой. — А договор — это не просто бумажка с печатями и подписями. Это, своего рода, надстройка над нашей реальностью, ее расширение, плагин… не знаю, как вам объяснить… Он — как одна из карт в основе карточного домика нашей Вселенной. Что случится, если договор нарушить… Может быть, ничего. Может, солнце взорвется Новой звездой. А, быть может, весь наш кластер реальности прекратит свое существование. Вы готовы пойти на такой риск?

— Стоп! Стоп! А чем это будет отличаться… Ну, если демон меня просто грохнет?

— В этом случае, — Артур нравоучительно потряс пальцем, — договор перейдет к демону и он сам исполнит его условия. Понимаете? Что случится на этот раз, я даже представить себе боюсь. Война? Эпидемия? Восстание мертвых их могил? Армагеддон с ангелами и чертями? Есть шанс — и он, к сожалению, сильно отличен от нуля, — что наша Земля превратится в обугленный шар.

Фигаро возмущенно топнул сапогом, забыв, что под ним нет ничего, кроме воздуха, и смешно засучил ногами в пространстве.

— Но почему?! Зачем это нужно демону?! Какой в этом прок для него самого? Другие вообще не из нашего мира; какое им дело до нас?!

— Тише, Фигаро, тише!.. Об этом вам надо спрашивать не у меня, а у старика Альхазреда. Или у кого-нибудь, кто круче и умнее старика Мерлина.

— А были маги и могущественнее вас?!

— Миллион. То что я первый, не значит, что сильнейший. Тот же Хорро из Белловуда уделал бы меня минут за десять. Соня Золотой Глазок — менее чем за минуту. Хельм Ассирийский раздавил бы твоего пра-и так далее-деда между двумя чихами после хорошего нюхательного табаку… Но для того чтобы ответить на ваш вопрос, нужен, конечно же, Величайший из Величайших, специалист по Другим, несравненный Лудо из Локсли.

— Лудо дэ Фрикассо? — Фигаро хмыкнул. — Он же помер лет тридцать назад.

— Ха! Лудо победил смерть еще лет в двадцать — просто сделал себя неубиваемым, и, заметьте, без всяких договоров с Другими. Для него это было — раз плюнуть. Но он пропал с горизонта — тут вы правы, конечно… А жаль — этот сукин сын знал о Других вообще все, или немногим меньше, чем все… Я как-то пытался с ним поговорить на эту тему, причем, даже не соблюдая инкогнито. Намекнул, что этот чертов демон может ухайдокать весь мир, и неплохо было бы мне с ним помочь. Но чертов псих только посмеялся, а потом сказал очень странную вещь: «как вы вообще хотите бороться с этим существом, если даже не можете его найти?»… Ненавижу загадки, хоть и считается, что магам пристало выражаться туманно.

— «Не можете найти»? Он так и сказал? — следователь задумался. — А, кстати, почему эту тварь нельзя просто уничтожить? Любого Другого, вне зависимости от его силы можно развеять, так?

— Не совсем. Дело в том, что этот конкретный демон относится к категории Других без объективизации — кстати, ваш приятель Френн сразу понял, что это значит.

— Я рад за него. А я, к примеру, не понимаю.

— Вы когда-нибудь выжигали лупой по дереву?.. Отлично. Так вот, представьте себе, что увеличительное стекло — это договор, а точка света — демон. С одной стороны, эта точка — просто математическое понятие, фокус линзы, в которой она собирает солнечные лучи. С другой стороны, в этой точке заключена вполне реальная энергия — в этом легко убедиться, направив ее себе на руку. Демон живет в своем мире, но может действовать в этом. Ясно?

— А есть ли какой-нибудь способ… Ну… Уничтожить его там, где он живет? — Фигаро напряженно наморщил лоб. — Попасть в его мир?

— Интересный и правильный вопрос, — одобрительно кивнул Артур. — На это я могу ответить так: мир, в котором мы живем, гораздо сложнее, но, в то же время, гораздо проще, чем вам кажется. В нем существует все, что вы только можете себе представить. Беда, однако, в том, что место, где обитает демон, представить нельзя.

— Я не вполне…

— Смотрите, Фигаро: мы с Морганой в стародавние времена занимались этим вопросом очень плотно. Мы научились попадать в другие… хм… места, привозили оттуда разные необычные вещи — вот как то устройство, которое вы видели у себя в комнате — лекарства, информацию, и многое другое. Потом мы бросили это дело — слишком опасно. Я, наверное, мог бы восстановить по памяти весь этот процесс, но суть в том, что к демону так не попадешь. Его мир закрыт.

— Но почему?

Артур думал минут пять.

— Попробую объяснить посредством аналогии. Вообразите себе… ну, допустим, дом. В доме очень много этажей и просто невообразимое количество комнат. Их либо бесконечно много, либо просто так много, что это число для нас с вами, в принципе, мало чем отличается от бесконечности. В эти комнаты ведут двери — это не двери, на самом деле, и они никуда не ведут, но, дабы не запутать вас окончательно, представьте просто что в комнаты можно попасть через двери — как в гостиничные номера… Грубая аналогия и дрянная, но для нашего случая сойдет… Представили?.. Замечательно. Теперь смотрите: вы не знаете, что за дверью, пока лично туда не войдете. Но вы можете догадаться. Есть… своего рода знаки на дверях. Например, если дверь окрашена в пошлый розовый цвет, а над ней нарисованы облачка и единороги, то, скорее всего, за дверью вас встретят маленькие принцесски, живущие в вафельных замках, феечки с крылышками и шоколадные реки в ванильных берегах. Ну, а если из-за двери вырывается дым, воняющий серой, и торчит чей-то красный хвост с кисточкой, а то и острия вил для обжарки грешников, то за такую дверь лучше не соваться вообще. Так вот: мы не можем найти демона, просто открывая каждую дверь — на это уйдет вечность. Это уже не говоря об опасности этого процесса. И мы не можем найти дверь по «маркерам» на ней, потому как не знаем, что именно искать. Мы не знаем, на что похоже пространство, откуда приходит это существо. Поэтому идея уничтожить тварь у нее дома провалилась сотни лет назад. Но это — годная, хорошая идея, и я рад, что вы думаете в этом направлении. А теперь предлагаю переходить к делу: демон очухается, максимум, через час. Вы готовы?

— Нет, — сказал следователь, опрокидывая в рот остатки жидкости из сосуда Мерлина. Ему вдруг пришло в голову, что он только что допил, возможно, самый дорогой алкоголь в мире, но не испытал при этом никаких особых эмоций. Ему было просто страшно.

— Хорошо. Я и не хочу, чтобы вы были готовы. Бойтесь этой твари, Фигаро. И следуйте моим инструкциям.

— Их много?

— Не особо. Как вы уже, наверное, догадались, ваша основная задача — быть наживкой, а моя — отправить демона назад в клетку.

— Да, я… Стоп. — Следователь вдруг нахмурился и недоверчиво посмотрел на Артура. — Там, у инквизитория, вы сказали Френну, что его коллега…

— Да. Погиб. Демон, к сожалению, уже успел поесть. Эта тварь жутко хитрая; я и представить себе не мог, что он атакует инквизиторов. Этот демон… Он наглый, сильный и изобретательный. И он уже слишком силен. Я не могу выжидать еще, потому что в следующий раз я просто его не одолею.

— Но…

— Ста лет у нас не будет. Но год-два затишья обещаю. За это время нужно придумать, как убить скотину.

— Вы думали сотни лет…

— Да, теперь дедлайны другие, — Артур захихикал, потирая обгоревшие руки. — Ну, что ж, — будем думать интенсивнее… Слушайте дальше, я расскажу вам, как будет проходить охота. Здесь неподалеку есть полянка — хорошее место, много силы. Вы станете в ее центре и будете ждать демона, а я сделаю так, чтобы ваш эфирный… «запах» распространился отсюда до самого Рейха. Демон явится, и я его припечатаю.

— Вас послушать, так это раз плюнуть. — Следователь заметил, что его руки дрожат, и сжал ладони в кулаки.

— Это, на самом деле, проще, чем кажется. От вас требуется только одно: ни в коем случае не пытаться ударить в демона снова. Даже когда вы почувствуете, что можете сверзить Луну на Землю.

— Я… Я попробую… Но вы же, черт вас возьми, сами сказали, что не хотите использовать меня как наживку!

— Не хочу и сейчас. Это опасно. Но теперь я буду рядом с вами и стану контролировать каждое ваше движение и каждое движение этой твари. Ждать нельзя — завтра ночью он будет сильнее, чем Демон-Сублиматор.

— Постойте… — Фигаро больно, до крови, закусил губу. — А что если… Ну, рассчитаться с демоном? Просто вернуть ему долг?

Артур внимательно посмотрел на следователя. Во взгляде колдуна теперь читалось неприкрытое любопытство.

— Хм… Вернуть долг? И принять последствия? Фигаро, когда свою часть долга вернула Моргана, за этим последовали две войны с Рейхом. Все Европа обратилась в руины. Миллионы людей погибли. Десятки миллионов. Вы хотите узнать, что будет, если договор выполнить полностью?

И, не дожидаясь ответа, колдун вылил на язык оставшиеся в бутылке несколько капель, с сожалением посмотрел на опустевший сосуд, а потом зашвырнул его прочь, в темноту.

— Хватит философии, — сказал он. — Пора приниматься за дело… За нелегкое дело свое, хе-хе…

…Это была не «полянка», а самый настоящий Ведьмин Круг: прошлепина в глухой чаще диаметром почти в пятьдесят сажен, идеально круглая и сплошь заросшая почерневшими от мороза поганками.

Фигаро почти сразу ощутил Силу, спящую под землей, точно огромный зверь в берлоге — живые, пульсирующие энергии, обломок древнего Акта Творения. Давным-давно, еще когда это место было дном первобытного океана, Эфир в буйстве своем вырвал из его глубин остров. Место, где сейчас стоял следователь, было верхушкой того острова и под его ногами все еще кипела незримая мощь.

Артур действовал быстро: первым делом он достал откуда-то из-под полы своего звездно-лунного плаща большую коробку черного дерева. Произнес кодовое Слово, и коробка распахнулась, являя взгляду другую коробку, поменьше.

Колдун свернул воздух в тугое лезвие и полоснул себя по запястью.

Когда капли крови, брызнувшие из запястья Артура, коснулись ящика, тот мелодично, точно музыкальная шкатулка, звякнул и тоже открылся. Фигаро сглотнул — Замок Крови Хозяина, запрещенное колдовство. Коснись коробки, зачарованной на кровь кто-нибудь, кроме ее владельца, — тут же умер бы и до скончания века остался бы бродячим трупом охранять то, что пытался похитить.

Внутри ящика оказалась… еще одна коробка. Точнее, коробочка — совсем маленькая серебряная вещица, очень красивая, изукрашенная изумрудами и бриллиантами размером с ноготь. Ее Артур открыл, просто подув в замочную скважину.

— Вот, Фигаро. Носите и не вздумайте снять!

С этими словами колдун взял предмет, покоившийся в коробочке на маленькой алой подушке и надел следователю на указательный палец левой руки.

Это было кольцо — непримечательная серебряная печатка в виде львиной головы, но Фигаро сразу узнал этот овеянный легендами предмет, а узнав, затрясся всем телом. Орб Мерлина — колдовское кольцо, выкованное древним колдуном из серебра, извлеченного из крови демона-дракона Балгара, величайший — и известнейший — артефакт в истории.

— На самом деле, — Артур, похоже, опять читал мысли Фигаро, — я купил эту штуку у базарного ювелира в Аграбе за три динара. Но это и впрямь мощная вещь, да. Я работал над ней семьдесят лет… Попробуйте снять.

Фигаро с опаской подергал кольцо и с удивлением обнаружил, что оно словно слилось с пальцем. Снять Орб, похоже, не было никакой возможности.

— Отлично! Все работает! — Артур всплеснул руками. — Упс! — я сделал это снова, хе-хе!

— Вы о чем? — у следователя от страха зуб на зуб не попадал.

— Наплюйте… Теперь просто стойте тут и не делайте ничего лишнего.

— А если я упаду в обморок?

— Вот это точно будет лишним… Так, все готово… Осталось только…

Артур достал откуда-то (Фигаро показалось, что прямо из воздуха) лист бумаги, положил его на воздух как на стол и, наморщившись, указал на лист пальцем. На бумаге тут же стали появляться ровные ряды букв, будто невидимое перо с огромной скоростью писало там целые куски текста. Следователь попытался прочесть хоть что-то из написанного, но Артур, пригрозив пальцем, прикрыл свои письмена плащом.

— Вот, — сказал колдун, закончив, — прочитаете, если что-то пойдет не так. — Он сложил лист бумаги в трубочку и сунул Фигаро в нагрудный карман. — Я, конечно, перестраховщик, но, все-таки…

— Не так? — следователь поднял бровь.

— Фигаро, я вас умоляю! Мы собираемся дать бой демону! Все что угодно может пойти не так!.. Но давайте думать о хорошем, право слово… А теперь — ждем!

И с этими словами Артур-Мерлин, в своеобычной манере, растворился в воздухе.

…Лес скрипел, стонал и шелестел. Деревья тревожно качали ветвями на холодном ветру, но здесь, на поляне в центре леса, было поразительно тихо.

Следователь поднял голову и увидел разрыв в плотной вате низких облаков — идеальное кольцо, в котором, словно в зеве колодца, сверкали редкие бледные звезды. Он не видел Артура, но чувствовал, как тот творит свое колдовство: через тело Фигаро, волна за волной, пробегали эфирные заряды.

Следователь подумал, что неплохо было бы сейчас выкурить трубку… а в следующий миг она оказалась у него во рту.

Это была его старая вишневая трубка, обкуренная до черноты и пропахшая добрым индийским табаком. Только что она лежала у него в саквояже, а теперь, неведомо как, оказалась здесь. Следователь наскреб в кармане остатки табачной крошки, запихал в трубку, плотно утрамбовав пальцем, и подумал: «огонь!»

Табак, сам собой, вспыхнул.

Фигаро глубоко затянулся и плотнее запахнулся в плащ.

Демон приближался. Следователь чувствовал это даже слишком хорошо; он мог бы, при желании, определить расстояние до твари, но не имел ни малейшего желания этого делать. Он кусал губы и до боли сжимал кулаки, пытаясь сдержать невообразимую мощь, струящуюся по венам.

Эфир вернулся. Он налетел ураганом, прильнул к следователю, загудел в голове, стремясь вырваться наружу разрушительным или животворящим — без разницы — потоком, лишь бы действовать! Лишь бы менять мир, плавить реальность, мять глину творения снова и снова, как было от начала времен.

«Вот он я!», казалось, кричит Сила в каждой капле крови Фигаро. «Вот он я, бери меня, делай со мной все, что хочешь! Я исполню любое твое желание, только прикажи! Смотри, у меня есть все, все, что ты только можешь захотеть. Пользуйся мной, у меня есть все, но нет воли и желания это „все“ использовать; я просто чернила и мне нужно перо, нужен ты, нужен кто-нибудь, кто обмакнет в меня свой разум и наделит меня волей — именно для этого я и создал тебя, создал всех вас. Смотри: я беспредельно могуч, я — везде и я всё, я могу абсолютно все и уже в силу этого ничего не хочу. Возьми же меня, мельчайшая моя капля, и твори всей силой Океана, стань на время моей душой и посланником, а когда тебе надоест, я сотворю тебя заново бессчетное число раз чтобы опять насладиться всем, чем ты только можешь усладить самого себя: теплой постелью после трудного дня, силой божества, раздвигающего волны моря, стаканом теплой водки в заводскую смену, любовью красавицы, дурманом сон-травы или дрожью изобретателя открывающего новый закон природы, который я только что столь любовно создал для него! Сразись мной сейчас, потому что если ты этого не сделаешь, то умрешь, а умирать — это страшно; мы все боимся смерти, потому что смерть — это пробуждение, и следующее за ним осознание того, что ты — бог, а это очень грустно… Сражайся!»

«Послушай, — сказал следователь, сдерживая поток яростной энергии из последних сил, — ты даже не представляешь, как бы мне хотелось это сделать! Одним ударом решить все проблемы, загнать черную тварь в те бездны, из которых она явилась! Но я не могу этого сделать, просто не могу, потому что здесь и сейчас, почти растворяясь в тебе, я почти вижу, ЧТО на самом деле такое этот демон, вижу его истинную суть и мне… грустно? Да, пожалуй, что грустно. И жалко самого себя, потому что когда все это кончится, я забуду и этот разговор и все что узнал от тебя…»

А затем воздух перед следователем взорвался и из черной воронки, распахнувшей свой зев прямо в воздухе над деревьями, на поляну вывалился демон.

Теперь он был почти подобен человеку: высокое стройное существо о двух ногах, с тонким, кажущимся тщедушным туловищем, руками-плетьми, свисающими почти до самой земли и согбенной спиной. Только головы у твари не было: над плечами клубилось что-то вроде облака, сквозь которое бил широкий конус черного, как смоль, света.

Фигаро даже не успел испугаться — с такой скоростью атаковало существо.

Вот демон стоит на краю поляны, точно озираясь, а вот он уже стрелой несется к следователю, рассекая снег, вытягиваясь, сужаясь, истончаясь в последнем смертельном броске…

Фигаро вскинул руки — даже не намереваясь жахнуть тварь каким-нибудь разрушительным колдовством, а просто в рефлекторном жесте самообороны.

Демон притормозил. Он завис в воздухе, шагах в пятнадцати от следователя, и вновь собрался в некое подобие человеческой фигуры, словно выжидая чего-то…

— Вот чего ты хочешь, — прошептал Фигаро, облизывая пересохшие губы. — Ты хочешь, чтобы я дал тебе силу, твою же силу, пропустив ее через себя… Ну уж нет, скотина ты эдакая. Хрен тебе на всю морду…

Демон, похоже, услышал. Он заверещал — мерзкий звук, точно ножом провели по фарфоровой тарелке — и ринулся к Фигаро.

Между следователем и демоном оставалось шагов пять, когда тварь вдруг резко остановилась, налетев на невидимый барьер.

Вокруг Фигаро на мгновение вспыхнул, становясь видимым от эфирной перегрузки, защитный купол — явно работа Артура. Демона отшвырнуло, как тряпку; тварь дымилась, плевалась искрами и верещала — похоже, столкновение с заклятьем старого колдуна не пошло ей впрок.

Демон собрался в некое подобие тонкого черного веретена и провалился в сугроб.

Удар. Затряслась земля — похоже, существо попыталось атаковать следователя снизу, но опять наткнулась на барьер. Фигаро, против воли, улыбнулся — старик Мерлин был хорош.

Демон выбрался из-под земли и закружился вокруг Фигаро. Тварь выглядела сильно помятой, но восстанавливалась на глазах: черные клочья оплотнялись, искры, сыпавшиеся из подобия плоти, постепенно угасали, а чернота наливалась прежней антрацитовой глубиной.

Существо, наконец, остановилось. Похоже, демон прикидывал варианты.

А потом тварь стала расти.

Она скручивалась как пеньковый канат, одновременно поднимаясь над землей и перекачивая свою внутреннюю тьму вверх, постепенно превращалась в подобие огромного молота. И когда этот «молот» достиг низких облаков, он, дрожа от распирающей его энергии, обрушился вниз, на следователя.

«Только выдержи! — взмолился Фигаро, обращаясь то ли к заклятью-куполу, то ли к его автору, — только выдержи! Боже, он же сейчас меня расплющит…»

…а потом неведомая сила, резко дернув следователя за талию, отбросила его метров на десять из зоны поражения.

Вместо Фигаро там теперь стоял Артур.

Следователь увидел, как это произошло.

Демон попытался затормозить, сдержать страшный удар, но было уже поздно — скорость падения черного «молота» была слишком велика. Но тварь старалась: демон изогнулся, пошел дрожью, его разорвало надвое, натрое, на мелкие клочья… Существо из неведомых бездн вопило от ужаса, но уже не могло остановиться, не могло затормозить…

Артур поднял лицо к небесам и, закрыв глаза, раскинул руки, полностью сбрасывая с себя все защитные заклятья.

Фигаро даже не успел открыть рта.

Демон ударил в колдуна всей своей черной массой и там, где его тьма коснулась Артура, вспыхнул ослепительный свет. Эфир взвизгнул, воздух мгновенно превратился в раскаленную патоку, а затем мир вокруг воспламенился.

Горел снег, горели, смрадно чадя, поганки на поляне, пылали свечами деревья, огненной стеной обратился низкий кустарник. Но следователь даже не почувствовал жара — заклятье Арутра-Мерлина еще работало.

Колдун… плавился. Подобрать другое слово было сложно: он превратился в силуэт из золотого света, в дыру в ткани мироздания, в трещину, в разрыв, от которого, в свою очередь, отваливались куски помельче, оседая, стекая на землю, исчезая…

— Нет… — пошептал Фигаро. — Я не верю. Это какой-то фокус, он же не мог…

И вот — следователь хорошо видел, как это случилось — Артур-Мерлин рухнул на снег, обратившись в золотую воронку чистого света. И в эту воронку теперь засасывало демона.

Звуки, которые издавала тварь, сошли на нет — теперь она просто молча, из последних сил, боролась: демон выпускал из себя «усы» темноты, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, хотя бы за воздух, хотя бы за жухлые ломкие стебли, торчавшие из-под снега. Но все было тщетно; сила, затягивающая тварь в странный золотой разрыв, была сильнее. Секунда-другая, и демон исчез, стек в сияющую воронку так же легко, как капля чернил стекает в умывальник.

А потом все закончилось.

Стих ветер, мгновение назад трепавший пылающие деревья, словно траву на лугу, стихли звуки рвущегося эфира, перестала трястись земля. Захлопнулось «окно» в облаках и сразу же посыпал мелкий снег — противный и мокрый мерзавчик, из тех, что забиваются за воротник и налипает на нос.

Следователь протер глаза и чихнул. Нетвердой походкой доковылял до места, где меньше минуты назад стоял старый колдун и бесновался демон.

«Он жив, — думал Фигаро, — конечно же, он жив. Такие как Мерлин… они просто не могут умереть… Черт, да он сам говорил…»

…На земле, покрывшейся тонкой стеклянистой коркой от страшного жара, лежали клочья плаща — следователь увидел чудом сохранившуюся вышивку: глазастый месяц мудро улыбался с поверхности темного шелка. Рядом лежала почерневшая от неземного пламени палка — все, что осталось от посоха старого колдуна. От золотого навершия в виде львиной головы остались лишь несколько тяжелых желтых капель, вплавленных в мутные куски спекшегося кварца.

И кости. Горка черных, хрупких костей, все еще потрескивающих от жара и медленно оседающих черной пылью.

Следователь почувствовал, как сила утекает из рук, покидая его, оставляя после себя лишь страшную, невероятную усталость. Его ноги подкосились, и он тяжело рухнул на горячую землю, почти благодарный за этот обморок, почти надеясь, что когда он очнется, все это окажется просто глупым, затянувшимся сном…

…Светлая Сестра приняла из рук Фигаро градусник, внимательно посмотрела на полоску ртути и, благожелательно кивнув, стрельнула большими зелеными глазами, подернутыми радужной поволокой. Она была страсть как хороша: полная грудь, широкие бедра, шикарные каштановые волосы, волнами спадающие на спину; короче говоря, Сестра была красавица.

Следователь слабо улыбнулся, чувствуя, как близость ауры Светлой Сестры слегка туманит перекачанный колдовством мозг (его третий день лечили от переохлаждения и эфирной контузии) и поднял руку.

— Милейшая, а не могли бы вы позвать Старшего инквизитора? Мне нужно с ним поговорить.

Сестра кивнула и упорхнула за дверь, оставив Фигаро одного в палате госпиталя тудымского инквизитория — чистого и невероятно тихого помещения, чем-то напоминающего маленький гостиничный номер (тут имелся даже камин). Следователь поднял подушку, сел на широком, ничуть не напоминающем больничную койку, диване, и стал смотреть в окно, за высокими стеклами которого медленно падали с серого неба большие пушистые снежинки.

…Френн и его люди нашли Фигаро в лесу на той самой поляне, где они с Артуром сражались с демоном (пожар, не говоря уже об эфирном выбросе, было видно с огромного расстояния и Старший инквизитор, благослови его Небеса, сразу выслал Отряд быстрого реагирования, который сам же и возглавил) — следователь ничком лежал на земле у небольшой кучки все еще теплого пепла. Он не был ранен, но сильно замерз, и, как выяснилось позже, страдал от последствий умеренной эфирной контузии. Френн тут же поместил следователя под наблюдение, приставив к нему личного лекаря-алхимика и Светлую Сестру (на тот случай, если на Фигаро была наведена неизвестная порча).

Фигаро быстро выздоравливал, но вскоре у следователя возникли проблемы процессуально-бюрократического характера: ему пришлось давать показания. Недолго думая, следователь вывалил Старшему инквизитору все: начиная с визита Артура и заканчивая битвой с демоном. Он в подробностях воспроизвел также беседу в облаках, вспомнив даже точный состав самогона, который они распивали с погибшим колдуном. Фигаро сделал это больше из вредности: он уже представлял себе отчет, который придется представить Френну.

…Старший инквизитор захлопнул блокнот, отложил авторучку и уставился на следователя долгим тяжелым взглядом.

— Фигаро, и что, по-вашему, я должен со всем этим делать?

— Что хотите. — Следователь сделал широкий жест, как бы приглашая Френна первым сигануть со скалы в море. «…а мы, приятель, постоим, посмотрим, как оно там — глубоко, али не очень…»

Френн думал минут десять. Затем решительно швырнул блокнот с показаниями в огонь камина.

— Значит, вот так? — спросил следователь, улыбаясь.

— Так, — решительно кивнул Френн, поджимая губы. — Я не хочу встретить старость в желтом доме, Фигаро. Хотя, если меня туда упекут, я вам обещаю, что моим соседом по палате будете вы.

— …К тому же подобные отчеты могут сильно навредить продвижению по служебной лестнице.

— Да. Это тоже.

Немного помолчали. Закурили. Френн, выпустив колечко дыма, спросил:

— Ну а сами вы как к этому всему относитесь? Допускаете возможность, что это был… Ну…

— Мерлин? — Следователь пожал плечами. — Понятия не имею. Сильные колдуны — а он был очень силен — часто едут мозгами, особенно к старости. Но он мог быть Мерлином, понимаете? В том смысле, что этот Артур мог располагать ценной информацией о шашнях Колдовского Квадриптиха с некими Другими силами… Черт, Мерлин написал более сотни книг! И это только те, о которых нам известно! Может, есть некий апокриф…

— Может быть. Но что лично вы намерены делать дальше? После всего случившегося, и имея в распоряжении такую информацию?

— Что? — следователь притоптал пепел в трубке огрызком карандаша. — Думаю, последую совету Артура. Поеду на Черные Пруды стрелять уток.

— Зимой?

— Вообще-то уже март, Френн.

— Это да, — кивнул инквизитор. — Весна… Хорошо, я выхлопочу вам бронь на Прудах. Через неделю.

— Спасибо. Раньше и не нужно.

В комнате опять повисла тишина, но не тяжелая, а просто тишина, пауза, троеточие в конце главы жизни: время подводить итоги и зализывать раны.

Френн вдруг спросил:

— А если этот… демон… ну… вернется?

Фигаро пожал плечами.

— Не знаю. Наверное, отправлюсь прямиком в ОСП. Это их забота… И вообще, Френн, мне не хочется сейчас об этом думать. Я устал как лошадь после скачки. Дайте поспать.

— А, это хорошо, — кивнул инквизитор. — Это лекарства действуют. Ложитесь и дрыхните на здоровье.

Он встал, подошел к двери и вдруг, не поворачивая головы, сказал:

— Если это все вдруг окажется правдой… И если демон вернется… В общем, зовите на помощь.

Двери захлопнулись, а следователь уже проваливался в сон, удивленно качая головой…

— … Господин Фигаро!.. Ой, простите, я не знала, что вы уснули!

— Ничего, милая, — Фигаро потер кулаками глаза, — не страшно… Так что Френн?

— Старший инквизитор уехал в столицу с ежеквартальным отчетом. Но оставил насчет вас распоряжения. Вы можете быть свободны; вашей жизни и здоровью более ничего не угрожает. Сейчас я распоряжусь выдать вам ваши вещи.

— Спасибо, родная! Первая хорошая новость за сегодня!

— …Шляпа-котелок — одна штука… Распишитесь… Плащ английский… Замерзнете, господин следователь — там опять похолодало… Распишитесь… Саквояж — один. Опечатан; учет содержимого не проводился… Прошу…

Молодой инквизитор с оттопыренными ушами, которого Фигаро уже видел во время боя у парадного, лихо расписался в ведомости и отдал следователю корешок с печатью. Фигаро кивнул, взял саквояж и направился к двери.

…На улице, действительно, похолодало градусов на пять, но Фигаро, соскучившийся по свежему воздуху, даже не стал застегивать плащ. Он, глубоко вдохнул морозный воздух, сунул руку во внутренний карман в поисках табакерки… и пальцы внезапно наткнулись на лист бумаги, небрежно свернутый в трубочку.

…Черные, словно выжженные на белой поверхности буквы казались неживыми, безликими, точно были отпечатаны на машинке:

Следователь аккуратно свернул листок бумаги вчетверо и спрятал в саквояж.

— Эй, господин хороший! Куда ехать?! — веселый вихрастый извозчик натянул поводья, останавливая двух серых, бодрых на вид кобылок. — От инквизиторов едете? Скину половину, ай скину! Поехали, господин, а поехали!

— Осенняя, пятый номер.

— Пол-серебряка! Трубку скурить не успеете!

…Тетушки Марты не было дома — ушла за продуктами. Это означало, что до самого вечера, пока хозяйка не перетреплется со всеми лоточниками, Фигаро придется сидеть в доме одному.

Тяжело передвигая ногами, он поднялся по скрипучим ступенькам на второй этаж. В какой-то миг ему показалось, что серебряное кольцо на указательном пальце левой руки (Орб Мерлина он так и не смог снять, но не особо расстраивался — кольцо было красивым) слегка потеплело, но он не обратил на это внимания.

В его комнате было темно (закрытые ставни) и тихо. Слегка щекотал ноздри запах щелока: тетушка Марта делала влажную уборку в комнате своего постояльца каждые три дня. Следователь поставил саквояж на пол, зажег «от пальца» свечу (даже это простое колдовство отдалось в мышцах легкой болью — последствия эфирной контузии, которое теперь будет давать о себе знать, как минимум, неделю) и направился к окнам.

— Не открывайте ставни.

От неожиданности Фигаро едва не выронил подсвечник. Он резко обернулся и…

Свеча выпала у него из рук но, почти коснувшись паркета, мягко затормозила и аккуратно перелетела на тумбочку у кровати.

В кресле у окна сидел Артур.

Артур-Зигфрид Медичи, более известный как Мерлин Первый, погибший во время схватки с Демоном Квадриптиха.

Чувствуя, как от ужаса и изумления кровь отливает у него от лица, Фигаро, тем не менее, заметил, что со старым колдуном произошли два существенных изменения.

Во-первых, Артур выглядел куда лучше, чем раньше, словно сбросил десяток лет и посетил столичного парикмахера: его борода ладным пушистым водопадом ниспадала до колен, и теперь в ней не было и следа грязи. Лысина исчезла под копной белых волос, морщин на лице явно поубавилось, исчезли следы артрита, ранее уродующего тонкие гибкие пальцы и даже великолепный плащ, испещренный колдовскими символами, обгоревшие ошметки которого следователь видел в лесу, снова был цел и мягко переливался, искрясь бликами свечного огня.

А во-вторых, Артур стал полупрозрачным.

Не заметить этого было невозможно: сквозь ухмыляющуюся рожу колдуна явно просвечивал вышитый узор велюрового кресла.

Колдун хихикнул и погрозил Фигаро пальцем.

— Вот только попробуйте мне тут грохнуться в обморок! Вылью на вас ушат воды и сушитесь потом как хотите… Да что вы встали столбом, право слово! Снимайте ваши калоши, налейте себе чего-нибудь покрепче и садитесь на диван… Нам явно стоит поболтать…