Следствие по магии 2

Глава 11

Интерлюдия

Луганские казаки полностью заняли территорию завода KNAUF в Соледаре и теперь громко отвоевывали улицы. Прилегающее село Бахмутское штурмуют ЧВК «Вагнер». Казаки же продолжают медленное шествие к Марьинке и Спартаку. С момента выхода с базы уже получили двадцать 300 и два 200 гражданских тварей — дружинников.

Да, прошлой ночью было жарковато. Хуже того, противник попался подлый. То "Лепесток" по дороге разбросает, то "маячки" для наводки ударов тяжелой артиллерии по гражданским объектам забудет. А уж наводчиков — на любой вкус и цвет. Как раз вчера второго наводчика ликвидировали при попытке нападения на нас.

Здесь мой взвод нашел обездвиженного Савелия. Он и был нашим информатором, нормальный мужик, которому ради удовольствия перебили ноги, и нет не потому, что он сообщал координаты. Этого то как раз не вызнали, а потому, что пять лет назад сварился с соседом, ныне покойного «дружинника». По его данным после прихода в жилой массив бойцов ВСУ, начался полный беспредел, обвиняли в сотрудничестве с русскими, увозили. Скорее всего на расстрел. Тотальные обыски, жуткое мародерство, убийства. Забирали все что нравится — телевизоры, смартфоны, бытовую технику, еду. Арестовали кучу народа и увезли. Несколько человек просто расстреляли на месте, тех кто пытался мародерству мешать. Сказали, что всех, кто будет пытаться помешать им — сразу будут ставить к стенке. Вошли "западенцы" или все-таки фашисты?

Город был просто парализован ужасом. Не было воды, тепла, разрушены дома и люди переехали в подвалы. По улицам гулял смрад нечистот, разложения и смерти.

Савелий плакал, когда его грузили в фургон, отправляя в тыл, плакал и просил прощения, что не сможет больше помогать, желал здоровья. Я воин уже Бог знает в каком колене, но даже меня такую циничную сволочь пробрало. А он не первый, да жаль, что не последний.

Сегодня нас, казаков, оттеснили немного с улиц, артиллерия не замолкала, Соледар при правильной организации обороны намного превосходит мариупольскую «Азовсталь». Здесь в советское время находились соляные рудники, которые уходят под землю на многие километры. На нашем направлении зависла тактическая пауза. Фактически, идёт обмен артиллерийскими ударами. А мы вот вынуждены сидеть — ждать, когда утрясется. Настроение муторное, тянущее, интуиция говорит, что ночью будут проблемы. Что ж не в первой.

Меня разбудили на исходе дня. Артиллерия перенесла удары куда-то восточнее, а у нас случилось затишье. При этом ВСУ обстреливают в основном мирные кварталы Донецка, Горловки, Ясиноватой и других населённых пунктов, кулаки сжимаются от бессильной ярости.

Глянул на остатки зеркала, в чьем-то наспех оставленном доме, весь грязный, выгляжу как боевой бомж.

— Командир, бл. ть, мы не знаем что делать!

В проеме, почти выбив плечом косяк, появился мой зам. Саша — вечно спокойный парень был просто в ужасе, казалось волосы приподнимают шапку, на улице застрочили автоматы. Быстро выскакиваю на улицу…

Если представить апокалипсис — то это он. Мертвые всушники, аккуратно сложенные вдоль дороги шевелились, по их лицам ползла какая-то серая субстанция. Дерганные рваные движения, как если в них попала молния.

— Что за чертовщина? Биологическое оружие? Химия?

Сашка прошил очередью мертвеца, безрезультатно. Существо продолжало вставать, неестественно изгибаясь, слышался хруст костей.

— Собери всех, отойдем к краю.

Боец сорвался с места в карьер, оббегая все лежки и крича о всеобщем сборе. Рация шипела помехами, глушат твари — уже не было разницы в авторе этой подставы.

Подгонять никого не пришлось. К краю поселка все прибыли в рекордный срок, по ходу побив мировой рекорд Уссейн Болта на стометровке. В городе стояла тишина, шелестели ботинки о гравийную дорогу, хрустели кости, да оглушительно взводилось оружие.

— Бл. ть, командир, что за зомби — апокалипсис?

— Х.р знает, — мы стояли, сидели, лежали за стеной, снайперы иногда стреляли по мертвым. Зарядили тяжелые, взрыв осветил округу — даже не разлетелись гады, — Нужно отходить.

— Куда?

Со стороны поля показались такие же красавцы.

— Все, кажись последний концерт отыграли.

Мрачные мужики с остервенением начали поправлять спецовку, шлем, сбрую, все до чего дотягивались руки. Тянуло переодеться в чистое, да помолиться.

— А церкви здесь нет?

Казаки огляделись в поисках такой желанной цели, но нет в обозримом пространстве нет даже тени от креста, что — там погост и то разбомбили начисто.

Огляделся из-за угла. Мертвецы шли медленно, вначале коряво поднимались, словно собираясь по кусочкам, потом уверено делали первый шаг и шли в нашу сторону. Снаряды не причиняли им вреда, краем уха слышал чью-то молитву. Соледар станет нашей могилой. Меня особенно привлек один из ходящих мертвецов, он пристально следил за моими движениями, чутко реагировал на каждое движение. Специально отбегал ненадолго, шаг и он поворачивает голову в ту же сторону. Их всех отличала белизна кожи, что в наступающих сумерках пугало уже до истерики, пот застил глаза, которые до рези терли бойцы. Почудилось, что некоторые казаки поседели.

— Командир, гляди!

Смерть что ли? Тогда почему не в белом или черном? К нам свободно двигалась тонкая женская фигурка в красном до пола платье. На фоне неба, деревьев — она как костер выделялась. Шла, не скрываясь ни от чего. Она почти долетела до нас, но вдруг остановилась на открытом пространстве, подняла руки — крылья и махнула, подзывая.

Мертвецы тоже остановились и по-звериному втянули в себя воздух. И вновь качнулись в тишине, но уже к этому чуду в перьях.

Я решался целую вечность, ледяной, стылый, липкий страх сжал мышцы в спазм, чудилось, что кровь остановилась. Пришлось взять себя в руки, жестом приказал своим расступиться. Команда с запозданием была исполнена. Два шага, и я опять замер, держа палец на спусковом.

Оно или скорее она была вся покрыта красными перьями, когда небольшой ветер поднимал их, казалось, что он дул на раскаленные угли, иногда вырывая пару — тройку искр. Ее плечи закрывал то ли плащ, то ли перья, отчего по бокам не сразу разглядел две сабли, держащихся на чем-то похожем на пояс. Лица не было видно, как у совы огромные глаза черного цвета, однозначно принадлежали человеку, как и губы. Нос заменил короткий клюв, перья росли как маска, полностью теряясь в волосах, где тоже кое-где мелькали. Заговорить было сложно, от страха горло пережало, и я все не решался прокашляться.

— Кто ты? Что вам от нас нужно?

— Помочь, характерник, помочь. Ты не справишься, драугры[1].

Она жестом указала на ходячих мертвых. По птичьи склонила голову и продолжила:

— Я дам вам возможность. Помни характерник, когда наш народ блуждает в потемках, ему незримо путь освещают души предков. От тебя мне нужно следующее. Разбейтесь на пары. Когда все начнется — к вам присоединится третий, пока он с вами, они будут уязвимы. Твоя задача — отгонять их от меня и уничтожать. Давай атаман, у нас мало времени.

Девушка сделала шаг назад и в ее руки — крылья влетели сабли и разошлись с лязгающим, металлическим звоном в стороны. А голос медленно, тягуче, с неимоверной силой ударился в небо. Он лился со всех сторон, мир замер, завороженный и очарованный.

На горе стоял Казак

Он Богу молился

За свободу, за народ

Низко поклонился

Этот голос говорил с самим небом и отразившись от облаков пролился обратно. А ее наряд вспыхнул, раздуваемый первой сабельной восьмеркой. Взвод синхронно отступил на шаг.

Девушка отвела обе сабли назад и по очереди ударила лезвие каблуком. Высекая искры, что, долетая до земли разгорались полноценным огнем. При этом жаркое алое на вид пламя обожгло арктическим холодом.

Что она там сказала разбиться на пары?

— На пары, быстро!

Руки нежданной помощницы, выписывали восьмерки с легкостью, прирожденного бойца, как на казачьей сходке. Сабли были покрыты огнем, а потом с разных сторон послышались мужские, басовитые голоса, вторящие девушке.

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Из огненных костров-коконов, стали вырастать казаки, пританцовывая, кружась и подпевая. С шальной улыбкой-оскалом, они гикали, хохотали, звенели оружием.

Воины были одеты в ветхую одежду больше похожую на ветошь, но в руках пело их оружие, хорошее, добротное, с ногайками и саблями в руке, оглаживаемыми как неизменных вернейших подруг. В шароварах и шапках, с усами или бородами, все чубатые. От живых они отличались огнем. Живым огнем пылали, и они сами, и их глаза. В малейших движениях разлетались трескучие искры. Они стали подходить к образованным двойкам поясно кланялись и отходили в бок, вскинув свои сабли, маня за собой.

А еще просил казак

Правды для народа

Будет правда на земле

Будет и свобода

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Когда огненное оружие касалось мертвецов они падали, становясь неподвижными и сгорая до пепла в считанные мгновения. Наконец застрекотали автоматы — стреляя из-за спин огненных казаков, эта тактика стала приносить результат. Пусть не убивая, но обездвиживая нечисть. Добивали их честной сталью.

За друзей казак просил

Чтоб их на чужбине

Стороною обошли

Алчность и гордыня

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Около девушки, что кружила с саблями, образовалось столпотворение. Мертвецы. Потеряв к живым интерес, пытались прорваться к ней, к этому источнику живого огня. Мы отбивались от них. Помогали только ножи, одиночный огонь. Крошить их автоматами или более крупным калибром не получалось. Пули просто проходили на вылет, не доставляя покойником беспокойства, раны затягивались на вылете.

Чтобы жены дождались

И отцы, и дети

Тех, кто ищет правду — мать

Да по белу свету

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

В голове метрономом стучали секунды песни, что слышал сотни раз на Дону. Она кружилась звоном мечей и треском огня, оседая пеплом от мертвецов. Пеплом было покрыто все, дорога, трава, форма, лицо, но не девушка и ее огненное войско. Серые хлопья как избегали прикасаться к ним.

А твари — откуда их столько, здесь не было столько трупов, сколько сейчас напирает на нас — они с ненавистью рвались к девушке. И им было безразлично превращение в пепел.

Для людей просил казак

Да благословенья

Чтобы были хлеб да соль

Во мирных селеньях

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Ее голос, как метроном считал минуты, я почти перестал чувствовать руку, отстреливаясь или отбиваясь прикладом. Пот тёк по лицу, спине, ногам. Передо мной, не кланяясь никому стояла спина огненного казака, щитом и оружием. Вся жизнь в этом бою.

Чтобы крови не лилось

У отчего порога

Чтоб да кривде не жилось

Он молился Богу

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Хор был слышен с разных сторон, утробный, басовитый, счастливый! Краем сознания заметил, что часть бойцов начала возвращаться, кромсая задние ряды. Лучами расходясь от полыхающей девушки и ее сабель, порхающих как крылышки стрекозы. На огромной скорости, становясь почти невидимыми. При этом сохраняя дыхание, не сбившись ни разу с аккордов песни.

Так молился тот казак

За землю родную

Чтоб ни горе, ни слеза

Ее не коснулись

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Стало полегче, напор, хоть и яростный, но уже не кучный. Как она держится? Даже для мастеров ее танец с саблями — тяжелый труд, а сама хрупкая, тонкая — перышко. Сабли под мужскую руку сделаны, невероятно тяжелые, полосы метала было не разглядеть.

У Бога просил казак

Правды для народа

Будет правда на земле

Будет и свобода

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Все, кажется выдержали, выстояли. Казачий круг вокруг их птицы.

Один из огненных казаков подошёл ко мне. Маленький, как из сыромятной кожи казак, с длинными усами и окладистой бородой, и глазами полными отражением живого огня.

Я чуть опустил ствол отработанным годами движением. Наконец заметив легкий пар, уже не понятно от стрельбы или от огня, который окружает их спасителей.

— Добре воин, добре битва была.

— Батьку! — откуда это вылезло во мне?

— Враги кличут «Урус — шайтан»[2], свои говорят дядько Иван, — он вытащил свой нож, подбросил схватившись за лезвие и рукоятью передал мне, — Кланяйся своим, тезка, да не забывай наших! Свидимся, друже…

Ой — ся, ты ой — ся

Ты меня не бойся

Будет правда на земле

Будет и свобода

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Они пропали, с хлопнувшиеся костерки, как пламя свечи. Разом исчезли. Как мираж.

Девушка с трудом опустила своё оружие. Лезвием в землю, звук получился глухой, не звонкий, уставший. Ее наряд померк, искорки уже не сыпались в разные стороны.

Слышно было как она тяжело дышала, с хрипом и надрывом. С трудом сделав шаг в сторону, покачнулась, непроизвольно попытался помочь, но устояла. Сейчас птичка выглядела потрёпанной и жалкой. Справилась с собой, распрямила спину. Кивнула нам и никому, наклонилась ко мне, положив руку на лезвия подаренного ножа и шепнула:

— Вспомни атаман, границы России проходят по острию казачьей сабли. Сколько крови твоих предков в этой земле? Помни, казак, это земля Наша.

О ее существовании напоминал казачий нож — пластун и выжженный круг, пепел, закрывший всю землю и непонятно — влекущее, безотчетно — чарующее чувство единения со своей землей. Родина, моя земля, моих предков, моих детей и моя.

— Вань, это что же получается, нечисть — это не сказки?

— Так и выходит. Нечисть на нашей земле, Сашка. Вот и предки нам это показали и нас дурней сохранили.

Я просто сел на землю и посмотрел в небо, серо — золотое, живое, небо моей Родины! Оно разделилось на до и после. Я жизнь положу, но свою землю без помощи не оставлю. Храни тебя бог, птичка!

[1] Ходячие мертвецы, Скандинавская мифология, часто обладали магией.

[2] «Русский черт» — Иван Дмитриевич Серко(Сирко) — запорожский атаман, умер 11.08.1680, с. Ильинка напротив г. Энергодар