Следствие по магии 2

Глава 16

Мне это название ни о чем не говорило. Кроме того, что моя командировка планируется в Чечню. Ну посмотрим на летний Кавказ. Больше ценной информации разжиться у Кощея не удалось. Он постоянно повторял, что не уверен, нужно проверить. Слов много, толку мало.

В слух я, конечно, этого не озвучила, но была благодарна колдуну за такое количество путешествий. С ним я побывала уже в нескольких городах, да притом летом, можно сказать продляю отпуск.

Домовой был предупрежден, поэтому вещи аккуратной кучкой стояли в прихожей. Альберт Иванович Шиханов, заместитель моего начальника благословил меня на очередную командировку словами: «Езжай давай, шеф оповещен». И банально отключился. Кикимора Кощея, ой простите секретарь колдуна, скинула соответствующие документы, про билеты я молчу. Сейчас я условно — ценный курьер, так что меня доставили до аэропорта на огромном черном внедорожнике фельдъегерской службы. И чуть ли не за ручку поводили по нему.

Правда не под роспись, но сдали двум моим оборотням. На этот раз сопровождать меня намеривались волки. Таль, командир группы и его правая рука Алый, в миру Виталий Бубенин и Андрей Алуценко — соответственно. Оба блондины, со светло-карими глазами, едва выпирающими клыками, жилистые, хищные — счастливые!

— Привет! Как вы?

— Здравствуй, Зайка. Ничего.

— Кощей выдернул из отпуска?

— Да какой там отпуск, бумагами завалило, а тут Кавказ. Знаешь, как давно не был там?

— Я там вообще буду в первый раз, надеюсь хватит времени посмотреть парочку мест?

— Покажем!

Со знанием дела уверили парни, заражая своим хорошим настроением и азартным предвкушением. Если вспомнить кто они, то как щенки повизгивали в нетерпении. Оборотни были совершенно разными, по сути, но при этом имели схожие повадки, глаза, волосы, стиль одежды. Со стороны чисто братья. Одним словом, стая.

— А остальные как? Где?

Я уже немного выучила их привычки, ездить, ходить, а порой и говорить вместе, а тут только двое. Собственно, из-за любви к такому синхронному поведению по городу, чаще всего, меня сопровождали медведи.

— Кто первый ответил, тот и полетел!

С гордостью и восторгом сообщил Алый. Откуда столько восторга, с учетом того, что оборотни терпеть не могут летать? Со спины подкрался Кощей, с маленькой спортивной сумкой:

— Все собрались?

— Да, мой генерал!

— Генералом я уже был, птичка, не понравилось!

— Так точно, товарищ полковник!

Оборотни шутливо вытянулись во фрунт, поедая начальника глазами. Жутковатое зрелище!

— Паяцы! Ладно, летим первым классом, по двое. В Грозном нас встретят местные, будьте внимательны.

До вылета оставалось пара часов, которые все с удовольствием решили провести в кафешке. Пускай есть и не хотелось, но атмосфера ожидания пути была просто волшебной. В том же кафе ждали и многие пассажиры. Выделила я почему-то двоих.

Молодая девушка — современная инстасамка, явно ждала рейс в дорогую арабскую страну. И вторая моя жертва — пара молодых людей, скорее всего летящих на Волгу или еще на какую-то реку, к ним все присоединялись люди, с аналогичными баулами и рюкзаками. В поход, наверное. Только вот девушка, что вела себя как королева на выгуле — не выглядела счастливой или даже просто радостной, а ребята выглядели. Она даже надменно поджимала губы, когда слышала веселый смех этой компании, но в глубине ее красиво подведенных глаз читалась острая зависть.

— Куда засмотрелась?

— Да вот думаю. Почему одни отдыхают на речке с палатками и счастливы, а другие летят явно в «пять звезд» и смотрятся как на похоронах.

— Потому, что это модно. Потому, что это пафосно.

— И что? Портить себе жизнь?

— Я уже давно смирился, что мы живем в пору, когда больше нет выбора между добром и злом. Между хорошо и плохо. Между правдой и ложью. Когда я только родился, да и потом тьму веков, они были незыблемы!

Кощей смотрел куда-то мимо нас, может быть в ту тьму веков? Но встряхнулся и продолжил мысль.

— Сейчас эти понятия отменены и размотаны. Вместо них предложен выбор между много и мало. Если что-то утвердило большинство, то это и есть, и добро, и хорошо, и правда. Вот ее Дубай, утвердило большинство, значит это правильно, это статусное. А речка для нищих. И не важно, что Дубай — это просто пустыня, приправленная стеклом и бетоном, и тебе там не нравится. Это решило большинство. Нас пытаются взять и убеждать количеством. Во всём: большинством голосов, резолюциями в каких-то ООН, числом подписчиков и просмотров в сетях. С цифрой равняют твой успех и правоту. Чего много, то и хорошо.

— А человек?

— А человек чаще слаб, человек чаще смотрит на других, человек решает, глядя на "большинство голосов". И так, ловко дергая за ниточки через "большинство" легализовать любое зло и оправдать его большинством же. Окно Овертона, оно уже распахнуто на всю ширину. Большинство говорит, что мужеложство — не грех, а право. И это зло принимают за добро. Большинство считает, что ребёнок может менять пол. И это безумие принимают за норму. Продолжать можно бесконечно, но это самое гадкое из приходящего на ум. И кто что возразит большинству? Большинство всегда на первый взгляд убедительно. Особенно, когда другие категории, понятия добра и зла стерты и переплавлены. Если нету хорошо или плохо, то остаётся только много или мало: а следом — "как все, так и я".

От Кощея повеяло злостью. Глаза на миг пожелтели, кожа натянулась, очертив череп, ощетинились кости на пальцах, треснула чашка. Столько злости пополам с горем было в этих словах, в его мыслях.

— Яга говорит так: Моя хата с краю, пока петух не клюнет.

— Пару веков назад, я собрал все возможные пророчества, да и сейчас пополняю периодически. Среди прочего было древнее пророчество некого святого Антония Великого, уж не знаю на сколько он был Велик, но умен не отнять. Записал он свои слова еще в третьем веке: «Будут времена, когда люди будут безумствовать, а тому, кто не безумствует, скажут, что он обезумел, потому что не безумствует. И восстанут на него и будут говорить: "Ты безумствуешь", — потому что он не подобен им». И ты знаешь, когда читал, думал умом тронулся. Настолько это дико звучало. Да еще двадцать лет назад сдали бы в желтый дом.

— А почему ты думаешь сейчас по-другому? Не сдадут?

— Смотря где. Это болезнь, только что не физическая, но не менее опасная. Сама понимать должна, если принять болезнь — она тебя попросту убьёт. Если не лечить ее. Да какое-то время будет симбиоз, но болезни нужно развиваться, вот она и продолжит свое турне.

— А свобода? Такой ведь аргумент приводят?

— Поговори с Анубисом или Мораной, даже смерть не дает сто процентную свободу. Душа должна и там пройти перерождение, или службу или уйти в забвение. И опять это решило большинство. Но ты ведь со мной согласна, чего споришь?

— Не спорю, интересуюсь и задаю максимально частые вопросы, которые мне задает молодёжь, особенно после митингов. Приходят такие и права качают.

— Удивительно, права то они качают, а вот обязанности забывают напрочь!

— Они искренне считают, что у родителей обязанности, а у них права. Я как-то осадила любителей «а вот при Сталине». Сидит передо мной нечто, на голове — взрыв на заводе красок, жует жвачку, как в лучших вестернах. Ну и это чудовище заявляет — «Свобода слова, свобода слова», как попугай. «Вот раньше я мог свободно пойти на демонстрацию». Ну я и достала конституцию СССР. Ты бы видел эти глаза после того, как я прочитала приговор «Расстрел».

— Ты на что ссылалась?

— Схитрила, на конституцию 1926 года еще РСФСР.

— А попугай?

— Выписали административку и отправили жаловаться родителям. Нам кажется пора?

Подхватив сумки, я все-таки задержала взгляд на девушке, она пила свой кофе, злая и грустная. Если посмотреть правде в глаза — она жертва большинства, но это ее вина. Мы сами делаем себя заложниками, своей трусостью, слабостью и смирением.

— Надеюсь летим не Победой? — догнала я Кощея.

— А ты летала?

— Нет, но много слышала.

Сам полет пролетел незаметно. Можно сказать, что меня разбудили, чтобы напоить, а потом на выход.

— Проснись, красавица, открой сомкнуты негой взоры…

— На встречу северной Авроры[1]… Уже долетели?

— Ты успела все проспать!

Грозненский аэропорт был очень маленьким, достаточно уютным и ремонтируемым. Таможня нам не требовалась, потому подхватив сумки вышли из здания. Залитое солнцем парковочное пространство и запах жары, отгороженный стеной кондиционеров. Южное настроение.

Ровно напротив входа, я обнаружила гигантскую парковку и небольшую мечеть, пока щурилась на нее, мои спутники высматривали кого-то на парковке. Я одна и подскочила:

— Кощей, дарагой, сколько лет!

Откуда-то сбоку к Кощею подкрался незнакомый мужик, ничуть не уступающий ему ростом, с черной бородой и волосами. Одет он был просто в джинсы и майку, но аура вокруг него заставляла прохожих пригибаться, а иногда и кланяться.

— Шайн — саг[2], рад видеть тебя друг!

— Ты ничуть не изменился, старший брат.

— Да и ты не постарел! — и они оба заливисто рассмеялись. Даже потеплело рядом, — Зоя, познакомься, мой очень старый друг Багдасар[3].

— Очень приятно!

— А кто эта красивейшая из звезд, затмившая собой солнце? Не был бы четырежды женат, украл бы эту божественную красавицу у тебя, Кощей!

— И получишь потом от всех, кого знаешь.

Ухмыльнулся колдун. Восточные славословия продолжались еще некоторое время. Подняли мне давление, горели даже уши! Вот тоже странность, вычурно, слишком сладко, не знаешь, как на такое реагировать, а самооценка взлетает до небес.

— Спасибо!

— Хватит Сар. Я знаю, ты так до утра можешь соловья изображать. Нам бы разместиться в гостинице, а завтра с утра поедем.

— Лучшую взял! Как раз недалеко от самого вкусного ресторана!

Минивен Багдасара шустро мчал по трассе. О правилах дорожного движения я не заикалась, он их и не видел, и не слышал, может все навьи создания и есть те дураки на дорогах? Не вспомню ни одного моего нового знакомого, кто соблюдал ПДД.

На удивление живые мы добрались до гостиницы, где без нас нам уже все приготовили. Даже паспорт не понадобился!

Номер поражал размерами, золота там не было. Зато было эхо, передразнивающее каждый мой шаг. Гигантомания какая-то. Обычный номер, с сиротливо-незаметной двуспальной кроватью и кладовкой для вещей. За второй дверью спрятался санузел. Размером больше моей квартиры. Если здесь поселить слона, я его замечу?

Тук — тук.

— Открыто!

— Знаю, но не вежливо, кидай все, идем кушать шашлык и вкусные овощи.

— Идем, но в начале, кто такой Багдасар?

— Шайн — саг, жрец, конкретно этот жрец и помощник Эштра, забытого бога смерти. Мы утром поедем к нему. Сар не любит город, так что надолго не задержимся.

— Что с собой взять?

— Ну можешь не распаковываться особо, по горам ночью я бы не хотел кататься.

Южная ночь, столько стихов и песен о ней написано! И она рухнула на Грозный за секунды, выкрутили лампочку. Светло и мгновенно темень непроглядная. Пыльные улицы, огненный асфальт, аромат роз и шашлыка. Два поворота от отеля и нас уже ждали.

Удивительно для меня, то, что не было общей зоны в ресторане, исключительно кабинки и отдельные шатры закрытые каждый из них кустами. Везде стояли свечи, низкие диванчики и массивные столы. Приватность здесь культ. А может часть культуры? Хочется же и с девушкой посидеть?

Багдасар не умолкал. Наши ответы: или он хорошо знал или в них не нуждался. Нам приносили блюда, а он пел о нем поэму или оду. От того как аппетитно расписывал то или иное мясо, овощ, фрукт, шербет, я как Шарик объелась! Все было вкусно, но описание было еще вкуснее.

Растрясти всю еду по дороге не получилось, кто ж меня отпустит погулять? Вот и ворочалась до двух ночи. Когда наконец закрыла воспаленные глаза, меня пришли будить.

— Не бурчи, ехать долго, выспишься!

— А едем то куда?

— Почти на границу с Грузией, в верховьях Малхистинского ущелья.

— Если бы мне это еще что-то говорило!

— Двоечница!

Но меня было уже не спасти. Я уснула на заднем сидении, чутко выныривая из сна на малейшей кочке, повороте, как любой водитель я не могла не «прислушиваться к дороге. И при этом благополучно проспала почти ее. Выманил меня из остатков сна запах мяса.

— Мы здесь закупаемся, и едим. Дальше будут маленькие селения. Мы сейчас в селе Шатой.

Поев и оправившись, наконец-то обратила внимание на места, по которым еду.

Оно того стоило! Горы поражали. В начале было ощущение, что ты едешь почти по прямой, но повернуть голову и ты видишь наклон. Тебе закладывает уши, как в самолете. Исполинские деревья из окна машины кажутся игрушечными. Потом сравниваешь: одно такое деревце размером с пятиэтажный домик, плюс-минус, пара метров. С дороги только верхушки видны, и смотрятся они маленькими кустиками, в это мгновение приходит понимание. Страх и восторг, одновременно, головокружительно.

Каменно-зеленый пейзаж разбавляют указатели. Перед одним из которых Кощей предложил заехать, поесть и полюбоваться. Сам Кощей молчал весь путь, уступая право показывать своему приятелю. Не другу, слишком они были разные. Я бы даже сказала колдун покровительственно относился к жрецу. С другой стороны, я же не знаю сколько-кому лет. Из жреца Гид получился хороший, но уж больно «восточный».

— Нихалойские водопады! Красивейшее ущелье мира. Здесь перекинут мост, чтобы насладится видами! Далеко внизу, слышишь? Шумит Аргун, здесь его неистовство удерживают скалы. В него и стекаются Нихалойские водопады, они стрелами воды образовали чашу изумительной красоты! Чаши с ледяным нектаром, который усталые путники вкушают, наслаждаясь прохладой.

Действительно стоило посмотреть, изумрудно-зеленая шапка мха, вокруг древних валунов серого и коричневого цвета прикрыты кипельно белой вуалью воды. Дюжина водопадов разной высоты и ширины, от скромных трех метров, до исполинских тридцати. К самому большому туристы шли со снаряжением, я его только слышала, к трем вели лестницы, на подобии пожарных.

Пришлось одну проверить лично. Немного скользкая от водяной пыли, она хоть и жалобно стонала под нашим весом, но с честью выдержала.

Облазить даже половину не надеялась, нужны месяцы и практика альпиниста. Но даже на осмотр уже протоптанной туристами территории ушло несколько часов и умерший от натуги мобильный телефон. Связь, кстати, в некоторых местах отсутствовала как вид. Как я угадала, это сильно напрягало колдуна.

Здесь не жарко и влажно, и еще очень мрачно. Хотя света достаточно, так отчего полоса неба надо мной видится столь одиноко щемящей?

Для утомившейся меня организовали перекус в одной из беседок. Достали бутерброды и термос с кофе, под ровный рокот воды. А мне виделось напряжение оборотней, как они поводят носом. Как щурит желтые глаза Кощей, как отстраненно болтает жрец, не вникая в сказанное. И становилось холодней.

— Тебе стоит приехать зимой. Зимой водопады застывают и превращаются в декорации из сказки о Снежной королеве! Настоящее царство льда!

Наш внеплановый гид продолжал и продолжал вещать о красоте этих мест, и он был прав, сказочная красота. Безумная! Настороженная. Это нужно исправлять. Кощей отвлек от копания в себе:

— Убедил тебя жрец?

— Есть немного.

— Только немного?

— То, что мы везем сильно тревожат эти горы.

— Ощутила?

— Это тяжело не почувствовать. Что это? Только честно. Что за гадость я везу?

— Одна из причин здешних войн. Увидишь! А в целом?

— Ты знаешь, мы как слепые дети. Тут всего в двух часах полета, такая красота. А кто об этом знает? Да половину только моих коллег боятся этого региона, как огня!

— Есть такое, сейчас правда делают все возможное для внутреннего туризма, но люди не верят. Это как про большинство, все говорят, что в Турции красиво, дешево и прочее. Спорить не буду там тоже свои радости, но здесь!

Кощей обвел взглядом эти водопады.

— Здесь другое, красота природы, ее мощь. Но рекламы нет. А настороженность, тревогу… уберем.

— Главное, чтобы, когда убрали — люди не загадили.

Колдун только пожал плечами. Покинув водопады, мчим дальше, в сторону Итум — Кали. Водитель относительно медленно преодолевал серпантин дороги. Но вестибулярный аппарат все — равно был недоволен от поворотов.

— Совсем скоро по левую руку увидите знаменитые Ушкалойские сторожевые башни— близнецы, встроенные прямо в горный массив. Жарким, как сейчас летом течение Аргуна ослабевает, и удачливым туристам удается дойти до основания башен.

— А мы неудачливые?

Жрец успокоился, его речь стала плавной, восточно-тягучей. И хитрый взгляд, бросаемый в зеркало заднего вида. Он уже понял то, что я должна сообразить.

— Вы самые удачливые! Но Аргун не обмелел до нужного предела. Да и нам еще ехать и ехать, красавица. Но в следующий раз, я лично покажу тебе всю Чечню, ничего не утаю! Горные реки быстры, холодны и потому опасны, так что лучше полюбуйся сегодня на одну из главных достопримечательностей Чечни с этого берега.

— Районный центр Итум — Кали — последний на нашем пути в Цой — Педе населенный пункт. Дальше мы вряд ли найдете что-то более съедобное, чем орехи и вода из ручья, а в горах просыпается зверский аппетит! Вроде все взяли, сыр, лаваш, мясо и термос с чаем и твоим любимым кофе. Если что-то хочешь, остановимся!

— Все нормально, не переживай.

Приграничная зона, основательный контрольно-пропускной пункт. И нервное напряжение, проглядывающее цепкими взглядами, стиснутым оружием, серостью солнца, беспокойством Нави. Цой — Педе.

На КПП сверили документы, кажется, даже пересчитали. Машина прошла полный досмотр, не поленились залезть в сумки с продуктами. При этом было видно, что жреца хорошо знали, с ним поздоровались, спросили о делах. Но не расслабились.

Двое из охраны принюхивались и отсвечивали желтыми глазами. Алый и Таль только оскалились в ответ, как старшие — младшим.

КПП мы преодолели, но практически через километр оставили машину.

И вот я перед ними. Строгая, истинная, естественная красота чеченских гор. Нет, это не вылизанные ровные альпийские луга, залитые как на картинке, солнцем, — только Аргун, окруженный каменными исполинами, которым нет конца. Завороженно вглядывалась в пейзаж. Здесь легко потерять счет времени. Прямо у подножия горы, где и расположены останки древнего города, разлеглась российская военная база. Как замок, на который заперли эти места.

Военные, на парковке, вежливо попросили нас не фотографировать их территорию. Предупредили у них везде установлены камеры, что и как им говорил Кощей не знаю, но от нас отвязались. Камеры встречали нас повсеместно по дороге от въездного КПП до конечного пункта следования — чую писать свое имя на камнях не рекомендуется.

— Подъем небольшой, но дорога очень крутая: нет ни ступенек, ни перил, ни скамеек для отдыха. Береги силы и будь осторожна.

С этими словами у меня отобрали телефон и переносную зарядку, с которым я почти не расставалась, стремясь сфотографировать все, от камней, до листочков. Вещи и так тащили оборотни.

— Кощей?

— Слушаю тебя?

Идти в тишине не хотелось, она была чересчур звенящей. Слушать гида уже не было сил. Да и умотал он немного вперед по тропе. А колдун шел рядом, иногда на особо ненадежных на вид камнях придерживал, хотя мы и были связаны страховочными веревками.

— Почему здесь никто не живет?

— Здесь не живут с сорок четвертого. Официально из-за депортации всех восьми селений. После этого ни в одном селе от Итум — Кали в сторону грузинского Шатили люди больше не жили. В 1957 году чеченцев вернули из депортации, но в горные села возвратиться не дали, боялись оползней.

— Я так понимаю это не совсем так? Ты озвучил официальную часть.

— Депортация была, кто ж спорит. Причины, что говорят отчасти верные, измена Родине, переход на строну врага.

Колдун придержал меня за руку, когда покатились из-под ног маленькие камушки.

— Была такая организация Анненербе. Фашистские колдуны, маги, чернокнижники и нежить, а еще фанатики, что хуже реши сама. Забравшись сюда, они перерезали всех защитников. А потом их кровью начертили руны. Крики людей можно было услышать даже зажав уши. Я предполагаю, что из этих гор решили сделать своеобразную батарейку магической энергии, руны, заставляли впитывать все. Но впитывалась не только магия, но и боль. Кавказ всегда славился чуткостью к любой магии. А здесь, в своем сердце… Цой — Педе, сердце этих гор. Это сердце их демиурга.

Злость была столь велика, сколь любовь их бога. Захватчиков выкинули отсюда. Но сердце было уже полно, оно каплями источало ненависть. Капля для бога — море для людей.

Для восьми селений это было слишком много. Людей косило неизвестной лихорадкой, матери убивали своих детей, дети родителей. Ненависть витала в горах, отравляя реки, горы, сам воздух. Своими силами справится уже не получалось.

До войны Гамаюн была только смотрителем, это была не ее земля. Но старейшинам пришлось обратиться к ней. Твоя бабка повелела собрать круг очищения. Птица не могла просто приказать, не могла забрать злость, могла только помочь, с разрешения. Она получила его. Мы готовились несколько недель. По мимо подготовки, вывозили людей, кого успели. К сожалению, вывозили и отравленных ненавистью людей, она притаилась в сердцах, ее подкармливала обида, что заставили покинуть родной дом.

Двадцать третьего февраля сорок четвертого года, подготовка закончена, около сердца гор, в круге солнца стояла птица, по каплям впитывая в себя всю ту ненависть и боль. Пропуская через себя. Она поседела тогда.

Но твоя бабка переоценила свои силы. Она так не хотела приносить жертвы, ведь сколько людей уже унесла война. К чему лишние? Думала на голой силе справиться.

В два часа ночи, когда уже стало ясно, что одна птица не справиться. Что злоба может вырваться на волю. В круг зашел Мехк — Да[4] одного из селений. Он с улыбкой отдал свою жизнь и посмертие. Чтобы сохранить свой народ.

Один за одним, присягали, отдавая себя без остатка. Своей кровью и жертвой признавали эти горы и себя младшими братьями Руси. Давая Гамаюн возможность усмирить гнев гор. Ради своего народа. А теперь смотри. Это Цой — Педе, это сердце Де́ли, сердце Кавказских гор.

[1] А.С. Пушкин

[2] Жрец. Самым точным среди предсказателей считались жрецы. У них был особый способ гадания, называемый качъ тохъ

[3] Благодатная сила.

[4] в переводе с чеченского языка «отец страны»