Следствие по магии 2

Глава 20

— Ну здравствуй племянница. Уж пару столетий не слышал твой голос. Его здесь очень не хватало. Иди ко мне, дай обниму…

Передо мной стоял высокий старик, черная борода, темное очелье отсвечивает серебром. Он был закован в броню, от шеи до пят, в его руках был посох, на конце которого нанизан череп, как у Яги на заборе, с теми же зелеными искрами. Руки были широко распахнуты.

Я очень сильно не хотела догадываться. Кто передо мной? Шанс, что Велес пожаловал — даже не призрачный, ничтожный, да и не племянница я ему, по-моему. Вся родословная всех богов вылетела из головы.

Его портрета не найдешь ни к одном произведении. Нет даже строчки с описанием. Бог которого боятся, не поминают, не видят.

Чернобог. Владетель этих земель. Родной брат Рода, еще более мифичный чем Род. Даже у Кощея о нем всегда поминают вскользь. Как я теперь понимаю, брат — близнец.

Не дождавшись от меня реакции, он сам сделал пару шагов и обнял меня. От него пахло теплой от солнца осенней листвой и морозным утром. Броня, что его окружала, была податливой, она мягко пружинила от меня.

— В свою породу пошла. Даром, что разумнее остальных.

— Даже не знаю, что и спросить.

— А зачем спрашивать? Чай и сам все прекрасно вижу. Новенькая ты, да и не традициями воспитана, а то не стала бы на всю Навь свой голос показывать.

— Прости. те?

— Прости, на «вы» на Руси только враги да недруги назывались. Мне прощать тебя не за что, говорю же потешила старика. Кощея приволокла? Горе то какое, опять окаянный влез во что-то!

— Это на него напали!

— Не перебивай, Кощей не первый раз здесь, я его завсегда чую. Он же сын Вия, почитай мой внук.

— А он говорил…Что обменял свое имя на знания?

— И?

— Что правителем был, про Китеж…

— А ты не думала, что Китеж основал Вий?

— Нет.

— То есть глубже ты не копала?

Вот прям задел мою гордость, а и действительно. Про родителей Кощей не упоминал, кроме рассказа о своей бывшей жене и сказанного вскользь упоминания о матери Сырой Земле и Вии! Но ведь Вий — чей-то сын? Чернобога?

— Не копала. Я вот сколько веков там не появлялся! Забылось все. Да и не нужно мне в Явь ходить. Не к добру это будет. Потом колдуна расспросишь, но не принято это на Руси, сам захочет, расскажет.

— Ой, мне его через мост нужно пронести.

— Нужно, кто же спорит. Пошли.

Чернобог трижды стукнул посохом по земле и колдуна потащил туман, а мы степенно шли следом. Думала, считается это помощью? Или нет?

— Нет, я и есть Навь, а Навь это я. Так что помогает тебе не существо, а сама Навь.

Пока туман плыл под ногами мы вышли к середине моста. Среди корней и густой листвы показался просвет, внизу текла река.

— Река — Смородина, с нее все начинается, в ней и заканчивается. В разных странах она называется по-разному, да и все боги наречены иначе. Но от этого суть не меняется.

— А кто ее создал?

— Род, конечно. Пить захотелось, сушняк… — Чернобог обернулся на меня, дурацкий мой вид его позабавил, аж Навь от хохота вздрогнула, — Ни к чему такие знания, не про тебя. Уж не серчай птичка.

Серчать? На бога? На конкретно этого бога? Ну и чувство юмора у него.

— Как же он с похмелья не осушил то реку?

Один — один, бог хохотал еще пару минут.

— Хорошо, что тебя не мать воспитывала! Та прям рабой была.

— Рабой?

— Раболепной, покорной судьбе, воле, что характерно чужой. А ты в бабку свою…которую уж не обессудь считать не буду! Огонь птица была, ты ей слово, она тебе десять!

— Это потому, что я не знаю.

— Иногда это хорошо. Если не говорить людям, что летать нельзя — внушать, они бы никогда не полетели. Нельзя, невозможно, много слов, а вот получится. Говори иначе — я это сделаю.

— Но есть же в мире невозможно?

— Нет. Все ограничивается нами самими. Какими-то условностями, которые мы ставим сами себе, ну и общество заодно.

— Я недавно думала об этом. О большинстве.

— Именно, если сто голов смотрят в лево, а одна в право — обвинят в ошибке последнего. Вот смотри сюда.

Мост не заканчивался, из тумана проступали очертания огромного серого валуна. С вросшими надписями: На лево пойдешь — коня потеряешь, на право пойдешь — женатому быть, прямо — убитому быть.

— Перед тобой знаменитый камень, Кощей кстати направо ни разу не свернул, все через «прямо» бегает. Тут тоже выбор. И большинство идут на право или назад. Как же, убитому! Всего лишь через Навь пройти. За тридевять земель, тридевять дальних далей в тридесятое царство, не близок путь, но чуден. Это мои земли.

— Как в сказке? Тридевять Земель? А что такое тридевять дальних далей?

Чернобог смотрел на меня лукаво. Он вел эту беседу, направлял так, что не задать эти вопросы было невозможно. Как учитель. А потом деланно вздохнул:

— Ничего не помнят… а ведь дальняя даль, по ведическим мерам, это примерно 518 миллиардов верст. Ты, вообще, можешь вообразить себе эту цифру? Не интересно, в какие галактики герои русских сказок отправлялись разгадывать наши фантастические ребусы? Верно?

Я машинально кивнула, мост закончился. А камень стал осязаем. Сразу за мостом, аккуратно прикрытый крылом Горыныча.

— Здесь выбирают души. И вот уже битый час стоят на этой развилке, выбирают, подсчитывают. А потом возвращаются в Явь, разглядев только серую пелену Нави.

— А там что?

— Там, те самые кисельные берега. Там ворота в Правь. Только дураки пройдут, что им все равно по которой дороге идти. Да для них все дороги, как одна.

— Потому, что дурак?

— Нет, потому, что слово дурак, если разложить его по древним образам: Ду — два и более, Ра — сияние света, К — возвращение и привнесение. Означает способность мыслить, т. е. сиять в двух и более плоскостях одновременно, соединив все дорожки в одну, и возвращаясь, привносить в систему некогда утраченное.

Он закрыл глаза и с какой-то теплотой и грустью продолжил:

— «Аз, Боги, Веди, Глаголь, Добро» — это как ты понимаешь не, а, б, в, г, д. Первое — живая вода, второе — мертвая. Немцы — немые в русском — не понимают наших сказок, хоть кол им теши на голове! Не могут понять наших глубинных образов, ведь «Аз, Боги, Веди, Глаголь, Добро» просто невозможно перевести на их язык, не нарушив созданный веками лад нашей внутренней силы. Наших внутренних масштабов. Не стерев живую логику составления наших, столь не отрывных от самой природы смыслов, не исказив сакральную основу буквицы Ять, что даже будучи изгнанной за ненадобностью, продолжает хранить образ связи верха и низа, и терпеливо ждать возвращения домой в свою дикую и такую безответственную семью, ибо не ведают люди, что творят! Хоть изгнана, да все одно поминается.

— Где?

— А любимое слово? На «Боги» начинается, «Людьёй» продолжается и на Ять как раз заканчивается?

— БлRть…

— Оно самое! Боги защищают людей через Ять — сила объединение земного и небесного.

— То есть я не матом думаю, а защищаюсь.

— А то! Помню, как Русь крестили. Поганое было время, почти десять миллионов душ пересекли этот мост, не желающих принимать новую веру. Новая религия вырезала целый народ, их огрызок ушел за уральские горы. Кирилл и Мефодий, взяли древнеславянскую буквицу. Сорок девять символов опасных для Европы, пять из них выкинули. Видите ли, в греческом языке не было таких звуков, а для иных 4–х дали греческие названия. Ярослав, Петр, Коленька, что второй, все отметились, по три-пять символов…Луначарский, гад! Теперь у меня до конца времен они все будут буквицу писать. Ты не думай, я не ретроград. Все понимаю, все меняется. Но есть то, что забывать нельзя.

— Но как тогда изменить, но не забыть?

— Мы живем на Земле уже давно. За моей спиной миллионы лет жизни, преданий, былин, опыта и разного рода Заветов. Кому-то это покажется забавным преувеличением, кто-то говорит, что это сама память, что с помощью сказаний между слоями атмосфер записаны генетические коды одного удивительного по своей глубинной памяти народа. Твоего народа.

— Наши сказания — наша память. Помни об этом! Именно они во многом пробуждают нашу память. Именно они не дают подчинять и подчиняться. Кто-то пытаясь осмыслить нашу загадочную душу говорит, что мы играем по каким-то, совершенно не ведомым для всего остального мира законам.

— И по каким же?

Мы стояли около огромного камня, на нашу компанию подозрительно смотрел черный ворон, из-за угла следил глаз Горыныча. Найдя опору о камень, спиной привален Кощей. Уже без слизи, но еще не в сознании.

— Явь давно живет по Закону, ты и я по Покону. Я объясню, тебе это важно понимать. Раньше слово Закон звучало как Покон, следование Кону. Кон — незыблемое правило, ниспосланное свыше. Если мы говорим Закон, то получаем то, что находится вне этого кона, вне незыблемого правила, ниспосланного свыше. И как интересно получилось, что в основе нашей коммуникации лежат до противоположности искаженные смыслы базового языка?

— Это звучит страшно. Со всеми словами так?

— Все к этому идет. От душ я слышу о демократии. Знаешь такую?

— Мифы ходят, слагаются легенды, что это самая что ни на есть власть народа.

— Чьего народа?

— Вот тут спорят. Чаще американского.

— А что значит «демос»?

— Народ?

— Воооот! Демос в греческом языке означал «свободных граждан, имеющих рабов», по-простому рабовладельцев. А народ — это «охлас». Охламон — человек из народа. Он в демократической Греции прав голоса не имел.

— Тогда все сходиться. В той же Америке, демократия, то есть они свободны, но держат всех за рабов.

— Демократия — принцип большинства голосов. Но уже в древней Греции на одном из храмов было высечено — «худших всегда большинство». У Платона, демократия стоит на последнем месте перед тиранией. Как может голос образованного ученого и ответственного семьянина быть равен голосу безграмотного бомжа и наркомана?

— Какая крамола…

— И опять говоришь, не зная истины. И ты и я крамольники. К — Ра — Мола, на нашем на славянском языке означает «к Ра», т е к чистому сиянию солнца обращающий свою молвь.

— А как было тогда? На Руси?

Не удержалась, его слова перекликались с каким-то внутреннем пониманием, он прав, не потому что бог, а потому, что так и есть.

— Не принцип большинства голосов уж точно! Единогласие. Право голоса в этом случае имеет только родитель, тот, кто доказал своим образом жизни, что способен упорядочивать пространство вокруг себя. И если у человека крепкая семья и большое и здоровое потомство, это говорит о том, что у него есть квалификация упорядочивать и защищать Жизнь. Есть квалификация передавать опыт, культуру, жизнеутверждающие смыслы. Он обладает зрелой ответственностью за будущее своих детей. Если же человек не имеет этой квалификации, то самоубийство пользоваться его мнением. Простая и более чем практичная логика. Разве нет? Ведь основа любой культуры — способность сохранять и передавать из поколения в поколение базовый образ этой культуры.

— Верно. Легко манипулировать тем, кто не знает.

— Учись, маленькая птичка. Ты должна это понять. Навь не спокойна, она не любит войну. И твоя очередь ее останавливать.

— А как? Да я половины не знаю! Как остановить то?

— Учись! Исстари русский добивался всего сам. С подсказками богов, ведьм и прочая. Но Сам. Ты уже многое приняла, не поняла, конечно, но это со временем. Помогу, чем смогу. Но богам запрещено своими силами вмешиваться в ход Яви. Можно просить Кощея, направлять, показывать, учить, но не влиять.

— Попробую.

— Делай. А теперь, выслушай просьбу помощника моего.

— Кто просить будет?

— Я Ниян, Гамаюн, рад видеть тебя в чертогах Нави.

Мне показалось я развернулась в прыжке. За нами стоял просто исполин. Железный великан, его голову венчала свинцовая корона, в руках сверкали огнем скипетр и меч. Видя мое смятение, Чернобог разъяснил:

— Он бог наказаний для всех злодеев, убийц, преступников против людей. Владетель Пекла. Сатаной не зови, обидится!

Ниян сверкнул глазами на своего патрона. Тот лишь улыбнулся.

— Меня еще называли повелителем мучений. Мы никогда не могли примириться с тем, что те, кто жили беззаконно, не по совести, обманывая друг друга, грабя своих ближних, могли остаться безнаказанными. Я тот, кто мстит после смерти. Помнишь, как говорят? Что отомстится, отольется злодеям не на этом свете, так на том.

— Забавно, не представляла, что встречусь с…

— Меня забыли, я не самый желанный бог, нашего пантеона. Я не в претензии. Каждый раз, когда люди произносят, что-то типа «покоя тебе на том свете не будет» они вспоминают меня.

— Запомню, будет моей любимой фразой… Так что ты хочешь от меня?

— Мой суд здесь, Гамаюн. Твой суд в Яви.

— Есть такое.

— Я прошу защиты достойных….

Что-то более древнее, чем я сама говорило во мне, не злое и не доброе, мудрое, наверное.

— Говори, бог.

— Судья, в Яви у меня были дети. От них остались слабые потомки. Человек. Последний из них был в плену. Война, это горечь и ненависть. Но даже в этом для воина есть честь.

Есть среди этой тьмы и крови, надежда и честь. Есть и те, кто мысль превратил в ад. Она не ушла с Большой войны. Затаилась, по подвалам и закоулкам. Этой мыслью отравили Сварожье солнце. Суд над ними после смерти будет моим. Над истинно осквернившие, верующие, те, у кого на руке татуировки со свастикой, кто извратил смысл, дарованный богами. А теперь они вновь на наших землях. Маршируют, убивают, стреляют. Я готов встретить их и отправить в Пекло.

— Твое право. Твое Слово?

— Мой потомок пришел в мои чертоги. Там у него осталось двое друзей. Они страдают. Я прошу утешения для живых и надежду. Я прошу защиты для них, Судья.

— Цена?

— Милость.

«Милость» что это? Из глубины души, пришло знание. Я могу помиловать любого его пленника. Дать возможность переродиться.

Кого захочу. И платить мне за это не понадобиться. А зачем мне это? Я и так помогу.

«Нет, у всего есть цена, это не твое решение. Не оскорбляй»

— Я дам им утешение и надежду. Я дам сил бороться.

— Да. Аз Воздам!

Ниян склонил голову. Он был доволен.

— Гамаюн? — на меня смотрели глаза уже мертвого летчика, — Это мои друзья, моя маленькая семья, разреши попрощаться?

Я только кивнула.

— Спасибо, Гамаюн!

— Чего же ты хочешь? Чернобог?

— Справедливости, птица. Русь противоядие зла. Так пожелал Род. Так велит Правда.

— Во Славу Роду!

Меня отпустило, не на долго. Внутренний метроном отсчитывал минуты, до ночи. Взгляд упал на бесчувственного колдуна:

— Что с Кощеем?

— Спит пока, дорогу я открою в твой дом, хоть тащить не далеко, только через порог. Уж прости колдун тебя прикрыл со всех сторон, старался! Через порог сама перетащишь!

У двери меня поджидали оборотни. Яги и след простыл. Нужно будет набрать ей. Через порог перетащила, потом с кряхтением положила на диван. Тяжелый, зараза. Позвонила Яге, та уверилась, что колдун спит, заверила, что это нормально и минимум сутки будет дрыхнуть. Максимум она не знала.

Отправила оборотней по домам, велев отдохнуть и до утра не появляться. При этом клятвенно заверив, что наберу, коль понадобятся.

Потом переоделась. Натянула памятный костюм, черную водолазку и нацепила все накопители. Спасибо тебе Кощей, не знаю сколь нужны будут, но не лишние. Закрыла часть лица балаклавой.

К полуночи шагнула в открытый Нияном проход. Это было камера, или клеть? Я со своим малым ростом упиралась в потолок. На полу лежали двое, оба в крови, без единого живого места на теле.

— Здравствуй, воин.

Я присела рядом с почти человеком, с тем, что от него осталось, только его глаза горели как в лихорадке, в полумраке камеры

— И тебе не хворать.

— Не засиделись вы здесь?

— Засиделись, красавица, ох как засиделись!

Он смотрел на меня и не верил, пусть так, главное их вернуть.

— Так может обратно? На Родину?