Глава 28

— Совсем одичал, Кощеюшка? Уже не пойми с кем заявляешься в приличное общество?

— С каких пор либералы стали приличными?

Громко прокомментировала я, интересно с чего к ней прицепилась? Как толкнул кто…задела мое эго? Или так выглядит ревность?

— Ты так глупа?

На красивом лице, бледном, голубоглазом, обрамленным короткими черными волосами в стиле Одри Хепберн, читалось брезгливость и злоба. Я до этого более пространную фразу не пропустила. Спускать такое, нет уж.

— А ты ищешь сестер по разуму?

Морена, кажется это богиня зимы, нет, та самая бывшая жена, что приворожила Кощея. Дочка богини смерти. Интересно, с самой Мареной проблем не будет? Совсем с этими вечно молодыми запуталась… Она Морена или через «а»?

— Шл. ха!

Ой, какие оскорбления пошли, как у Марены получилась такая злобная дочь? Сама она — девушка спокойствие! А с другой стороны, что ей? Все там будем. Но отвечать нужно:

— Я твою профессию не спрашивала.

А где были у Кощея глаза? Хотя под зельями, можно и крокодила полюбить. Красивая, тут говорить не о чем, стройная, статная… а вот выражение лица, как будто на тараканов смотрит.

— Ты с моим мужем стоишь!

— Бывшим. Привороженным.

Припечатала я скандалистку, развернулась на девяносто градусов, приобняла колдуна и уже нежно-приторным голосом уточнила:

— Кто не ошибался, да милый? Пойдем отсюда?

Кощей кивнул, продолжая ехидно скалится, в сторону бывшей. И уже отходя от замершей от наглости богини заметил:

— Сильно. Мора та еще…пакость. Главное злопамятная.

«Как и все небожители». Тем приятнее потоптаться на их мозолях.

Мы кружили по залу, с бокалами и милыми улыбочками. Ну как милыми — моя напоминала улыбку пираньи, шпильки уже натирали.

Хотелось попробовать угощения, на декоративных горках, пышно украшенных живыми цветами, а-ля Маркиза Помпадур. Интересно насколько мишлено-звезданутые эти шеф-повара? И вот с чего я такая злобная сегодня? И завистливая, по ходу. Хотя нет, не зависть, какое-то первобытное раздражение, и шпилька тут не при чем.

Окружение, оно по большей части меня раздражает. Они манерно прикасаются к фужерам, только иногда отпивая по глотку вино или шампанское, надменно протягивают ручки к щедрому жрецу какого-нибудь Бахуса или Диониса, простите сомелье с мировым именем…а кушать хотелось. Даже не подумала о еде выходя из дому. Митрич, наверное, пирожки сделал….

Пришлось так же подхватить бокал с шампанским, ласково улыбаться и стоять около Кощея. Слушая запахи дорогого парфюма и еды.

— Какие дальше планы?

— Помелькать здесь еще немного и можно ехать в сторону дома. Маски обычно скидываются после полуночи, когда внизу, на так называемом Романтическом этаже, начинается дискотека. Дожидаться ее не будем, здесь даже ведьмы скинут маски, а тебе это не желательно. Правда в начале ко мне, на случай если за нами станут следить.

Я только пожала плечами. Еда мне не светит.

— Кощей! Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами? Тем более у Рогнеды?

Подошедший со спины парень был хорош. Стройный статный, небрежно расстёгнутый пиджак, белая, рубашка, соломенные волосы и просто безумно очаровательная улыбка — она просто валила с ног. Из образа выбивались птичьи глаза и перья в волосах.

— Финист! Какие люди, какими судьбами?

— Здесь?

— В России!

— А у меня отпуск!

— И как тебя Сергей отпустил?

— А он на три дня взял отгул, правда предварительно заявил «В гробу я видел этот саммит!». Но отпустили порыбачить. А кто эта милая леди?

Взгляд опытнейшего ловеласа, немного чарующая улыбка, небрежно поправленный ворот рубашки. Подозреваю, что в честь улыбки, его прозвали Ясный Сокол. Других мифических персонажей с именем Финист я не вспомнила.

— Моя девушка, позволь представить, Зоя. А этот молодой дипломат Финист Ясный Сокол.

Лениво потянул Кощей, аккуратно касаясь губами моей шеи и договаривая откуда-то из-под волос. Щекотно. Но я продолжала наблюдать за Соколом, загадочно прикрыв глаза. Наблюдая за гаммой мыслей и эмоций на морде опытного дипломата.

Хмыкнула про себя, думала у хостес глаза были большие, мне показалось. Сейчас я видела просто огромные, даже чуть выкатившиеся глаза. А колдун издевательски продолжил:

— Выдохни, Сокол, выдохни!

— Да, я, извини… Очень приятно…

Сокол был дипломатом с огромным стажем. Удивление было подавлено силой воли, пока выдавали лишь глаза, не захотевшие вернуться на природное место. Отчего создалось ощущение, что меня разглядывали аж на атомном уровне. Сокол воспользовался заминкой, начал говорить нечто отстраненное:

— Представляешь общины Кении подали в Европейский суд по правам человека иск к Великобритании «за колониальные преступления и грабежи». Сумма иска — 20 ярдов в мертвых президентах.

— Думаешь заплатят? — поддержал диалог колдун. С каждой привычной фразой Финист становился увереннее, взгляд брошенный на меня становился менее любопытный, но более цепкий:

— Не смешно, конечно нет! Но! Это пример и для многих других стран. И мало того — я считаю, что так должны поступить и все другие бывшие колонии, а иски должны быть поданы не только к Великобритании. Бельгия до сих пор не ответила за свои страшные преступления в Конго, в Индонезии свежа память о нидерландском владычестве и таких примеров десятки. Особым делом могут стать Индия и Пакистан, перед которыми Великобритания не сможет расплатиться никогда. Банкротство страны — это отличный прецедент. Так что за поддержку с нашей стороны Кения нам благодарна.

— Удивление прошло?

Усмехнулся колдун, выглядело чуточку устрашающе, все-таки он был в своем первозданном виде.

— Немного, — потом, встряхнулся, чарующе улыбнулся и продолжил, — Красивейшая! Скажи, когда ты успела околдовать этого затворника?

— О, всего два месяца назад, я и не знала его. Но он изменил мою жизнь! Этот колдун, только с ним я стала собой. Он как на этом маскараде позволил снять с себя маску обыденности… Сказка! Не правда ли?

Я возвела глаза к потолку, на котором крутились артисты:

— Так что я ни дня без него не могу прожить.

Финист был профессиональным дипломатом, и первый шок заболтал рутинной — о работе, второй шок он просто проглотил. Как же легко удивляются те, кто привык играть словами, если кто-то играет ими ничуть не хуже. А у Кощея подергивалась рука, та что лежала на моей талии, в глазах сверкали черти, иногда вспыхивая зеленым, болотным огоньком. Но больше ничем он себя не выдал, опыт, как-никак.

— Как имя чаровницы?

— Зоя, приятно познакомится.

— Когда вам надоест, этот старый хрыч, я в вашем распоряжении!

Кощей напрягся, чуть задвинул меня за спину.

— Финист!

Этот баламут поднял руки и сделал шаг назад, при этом подмигнул мне, по очереди, как птица, в начале одним глазом, потом вторым.

— Я ушел играть в покер.

Я вежливо улыбнулась и кивнула, прощаясь, азартные игры не для меня, слишком все зависит не от нас. Меня переместили дальше по залу.

Играет камерный оркестр современных ритмов и музыки 17–18 веков, безупречно вышколенные официанты скользят мимо нас с серебряными подносами на вытянутых руках, предлагая шампанское или вино — конечно, самое лучшее. Бал — это в первую очередь нега и роскошь…

— Ждем минут двадцать и уходим.

— Почему так?

— Через пятнадцать минут Финист расскажет ВСЕМ в этом зале новости.

— И как такой сплетник работает в МИД?

— Вот по работе он как раз молчит. А тут, скажем так это компенсация за рабочее молчание. Ну как тебе бал в Отеле Дьявола? У тебя книга дома стоит на полке.

— К своему стыду не знаю, о чем ты? Книгу скорее всего забыла подруга.

— Монпетен Ксавье он описывал мою попойку, в честь выхода на пенсию. Я тогда сильно кутил в Париже.

— На какую?

— А я решил уйти на покой…. В очередной раз. Тысячный или около того. Иногда надоедает знаешь, ли. Вот и пригласил Ксавье парочку обычных людей.

— А он кто?

— Ксавье, маркизом был. Огр. Померши где-то в начале двадцатого века.

— С чего это вдруг?

— Он, как и любой огр имеет ограничения. Ни в коем случае не есть человеческое мясо. Стоит попробовать, они слетают с катушек. Совсем…

— Как узнаю о Европе, сильно радуюсь, что не живу там.

— Средневековье в Европе сильно романтизированно романами. А так…. Свинарник с хорошим маркетологом. Надеюсь сейчас многие избавятся от детского обожания всего западного и рекламного восприятия жизни.

— Сильно на то надеюсь. Не часто простых людей приглашают?

— Ну в основном оборотни, если их пара становится истиной. Иногда ведьмы или колдуны приходят, но значительно реже.

— Все ведьмы в масках?

— Да, какая женщина себя изуродует? Вот и носят маски.

— Ты же себя не уродуешь. Ты вот такой…

— Ты же видишь меня.

— Конечно, по мне так нормально, симпатичный мужчина. Вон как народ смотрит.

Ну а что? Почему бы не констатировать правду? Высокий, молодой, внешне, мудрый, сильный, спортивный — мечта девушки, плюс еще богатый, вообще огонь! А что кости просвечивают, так рентгенолог видит это постоянно.

К выходу шла, кожей ощущая взгляды. Финист выполнил возложенную на него тайную миссию, оповестить всех в зале. Оперативно.

На выходе из зала в который раз за несколько дней столкнулась с Ярославом. На его лице красовалась полумаска похожая на кору, волхв завороженно при этом ловил каждое слово своей спутницы. Редкой красоты девушка, что глаз невозможно отвести, при этом половину лица скрывала тканевая маска, в тон одежде. Ее белая, словно мраморная кожа, голубое коктейльное платье, тяжёлые тёмные волосы, закрывали спину, она томно смотрела на Ярослава, отвечая в ответ на пылкие взгляды волхва. Красивая пара.

Но не правильная. Запах противный. Может духи?

Вот только Кощей насторожился, хищно втянул носом воздух.

— Какими судьбами?

Вопрос Ярослава был задан, не отрывая взгляда от спутницы.

Врать волхву не хотелось, но нужно, да и спутница. Не смотря на красоту, подойдя чуть ближе, стала отталкивающе мерзкой. Как что-то гадостное проползло по коже. Кикимора она что ли? Но маска ведьмы… а обязательное ли это условие?

— Кощей показывает мне жизнь.

Колдун прижался ко мне со спины, рукой то ли прикрывая, то ли защищая меня. Оказалось, очень приятным чувством, когда тебя защищают. А слова волхва, пропитанные сарказмом, прям фу… фу-фу-фу!

— Надо же, неожиданно. Завела тебе сердце?

Кощей не ответил, кажется только кивнул, или мотнул, или дернул, нужно заканчивать фантазировать. После чего аккуратно начал показывать на дверь, ту что на выход. Я не стала сопротивляться, вечер перестал быть даже интересным, настроение разглядывать этот маскарад пропало. Хотя его и не было.

— Счастливо!

Мне казалось, что прошло не больше двадцати минут, а на улице уже стемнело. Центр города осветила иллюминация, две черные машины завелись, с утробным рыком, но я махнула, останавливая порыв оборотней.

— Пошли, выпьем?

Я с удовольствием сняла шпильки и достала из машины балетки, после чего стала на порядок счастливее и на полголовы ниже. Кощей молча наблюдал за трансформацией высокой стройной девушки, в гнома. Хотя мне хотелось бы думать, что в дюймовочку.

— Куда хочешь?

— Все равно, но без этого пафоса. Делать вид, что мне нравится сюрреализм, или иная модная хрень, я больше не намеренна.

— Вот теперь ты меня понимаешь, мои редкие выходы на это мероприятие. Пошли, буду кормить. А то голос твоего желудка уже обещает меня съесть.

— И поить!

— И поить.

Покладисто согласился Кощей. Три бара я помню, потому, что меня покормили. Но это только первый, последующие два, ибо еще несколько трезвой была. Дальше тоже помню, в сизом тумане. И яркие вспышки осознания.

Мир шатался и крутился, Кощей периодически становился неплохим столбиком, на который я могла опереться. Было хорошо, просто гулять по улицам, пафос это не мое. Да я теперь могу влиться в эту тусовку, но, а зачем?

Везде по нашему маршруту ходили патрули. Молоденькие патрульные, новички. По серьезным лицам видно. Они взглядом рыскали по праздношатающимся. Старательно, но рассеяно.

Сильно развеселило воспоминание статьи, что в будущем будут идеальные граждане. Которым и даром не «нать» служивых людей. Мир во всем мире! Военные вымрут как вид, класс и все! Военные не будут больше совершать подвигов, а станут бывшими военными и будут "заключать торговые договоры и заседать на однообразных научных съездах". Дураки!

Самый высший род гражданства — это гражданство боевое, отдающее жизнь за отчизну, самый лучший гражданин — это честный в своём призвании, смелый и даровитый воин… В трудные и опасные моменты жизни общество всегда простирает руки не к ораторам или журналистам, не к педагогам или законникам, а к людям силы, к людям, повелевать умеющим, принуждать держащим!

Военный, не все, как и везде, понятное дело, умеет повелевать и подчиняться и потому способен проявить себя на разных поприщах. Многие военные становятся дипломатами, администраторами, губернаторами, учёными, художниками. Военный "может быть всем этим, не переставая быть военным. Генерала можно прямо сделать главой области или поручить ему дипломатический пост, правда не паркетного генерала. Но можно ли дать полк чиновнику, даже не служившему в армии, и послать его в огонь? Можно ли председателю судебной палаты поручить дивизию и велеть, чтобы он с нею перешёл Балканы? Многие граждане храбры лично, но тут дело не в одной личной смелости, а прежде всего — в уменье управлять движениями и духом вооружённых многолюдных масс.

Вот здесь спокойно, люди мирно празднуют пятницу. А я хожу, пьяненькая, смотрю на это все, как со стороны. Мы сами, мы, русские, обязаны считать военных наших самыми лучшими из граждан, если мы хотим быть справедливы умом и честны сердцем…

Наши воины творят сегодня историю своей Отчизны, и Отчизна должна ответить им признанием и уважением.

Я все ж таки офицер до мозга костей. Даже в пьяном дурмане думаю о постоянных укорах мамочек: "Я ребёнка рожала сама, в школу водила сама, откуда долг перед Родиной?" — глупы и примитивны. Потому что пока ты "рожала — водила — растила", другие сыновья защищали покой твоего сына, чтобы он мог расти и ходить в школу, а не прятался в бомбоубежище. И у тебя с сыном — долг перед другими матерями и их сыновьями.

— О чем задумалась?

— О постулате: Если не хотим кормить свою армию, будем кормить чужую.

Я махнула в сторону запада.

— Но так много людей этого не понимают. Все говорят, говорят, говорят. Жаль и горько это признать, но армия становится боевой, только через боль и потери.

— И не поймут. Люди рождаются через боль. И чтобы слетела нега мирного времени, требуется боль. А наша росла тридцать лет, ее поливали сладкой патокой речей и пустых обещаний.

— Неужели мы не сможем хоть немного пожить в мире? И созидать Мир — вместо того, чтобы воевать?

— Антирусская ненависть — это ненависть давняя и глупая, а особенно во Франции. Мы многое делали, чтобы успокоить ее. Начиная с Анечки. Дочери Ярослава.

— Когда замуж за короля отдавали? Анна Ярославна, королева Франции. Я помню из истории.

— Королева… Она в тереме всю посуду перебила. На коленях перед отцом валялась, только, чтобы не ехать. Умнейшая дева того времени. Семь языков, придворный этикет. Для вшивого королька.

— Не умолила.

— Нет, конечно. Ярослав уперся и решил выдать дочек получше. Простые воеводы его дочкам не ровня, королей, да графов подавай! С другой стороны, его понять можно, он для дочерей старался, да для народа. Чтобы не обращались в рабов золотоволосые славянские головы. Девочка была слишком доброй. А в том клубке единомышленников при дворе. Я хорошо Аню натаскал на яды, могла и приготовить, и распознать. Ей не раз это пригодилось. Она много писала, мечтала отмыть весь французский двор, или повесить всех, но больше всего вернуться домой, в Москву. После смерти Ани, никто и не вспомнил о родине королевы.

— Ну почему же, вспомнили. Когда завоевать приходили.

— Россия хочет мира, а Запад непрестанно желает войны.

— Ты ходячая энциклопедия! Столько знаешь, столько видел…. И сейчас, сейчас — нужно выпить! И ты со мной!

— Может хватит уже на сегодня?

— Может хватит, может нет! Скучный ты!

— Зато ты у нас слишком веселая! Ну пойдем спаивать тебя дальше!

— Бука! Я хочу посмотреть на тебя пьяным!

Кощей подхватил меня и понес пить дальше. Хороший он человек!

Дальше все превратилось в сплошную вспышку. Цветомузыка, я танцую, пью, много света и никаких связных мыслях. Я кружусь, зал кружится. Я так устала от мыслей….

Я люблю весь мир, в эту пятницу, в этом месте, в этой стране. Последнее, что я помню более ли менее связно, это как приставала к колдуну. От него веяло надежностью, защитой, пониманием. И от него вкусно пахло — мятной прохладой и хвоей.

Интерлюдия


Птичка планомерно напивалась, она очень устала. Почему она не любит носить платья? Ей они очень шли. Давно похороненное чувство симпатии захватывало. Мне нравилась ее улыбка, походка, наивность. Предполагаю, что я слишком давно ни с кем не встречался.

Весь вечер, Зоя беспечно разглядывала приглашенных, косилась на горы еды, прятала голодные глаза. А вот я только и успевал фиксировать всех любопытных, откладывая знания на будущее. В зале не нашлось никого, кому была не интересна моя спутница. Навьи дети сильно усомнились в себе, когда отправляли заговоры на узнавание, сканирование и прочие, но без толку. Гамаюн их не замечала от слова совсем.

Были безобидные — запрашивали уровень силы, но тут есть нюанс, если сила запрашивающего ниже запрашиваемого — ответ не придет, не по Сеньке шапка. От Мораны пару раз прилетало проклятье, на вроде чесотки и зевоты, она неоригинальна.

Вспышка ярости, на слова Финиста о смене спутника ожгла меня как крапива. Сам же Сокол, после ответа птицы и не сработавшего заклинания начал нести ахинею с работы. Птичка справлялась на отлично. Хорошо у нас учат следователей, сказать чистую правду и соврать, превосходно. Финист после разговора понес разносить весть на все здешнее сборище. В этом он весь, если не сказать, что это тайна — все, узнают все, до кого он дотянется, при этом дотягивается он до всех!

Из расслабленно-ехидного состояния меня выдернул запах, легкий, не навязчивый, едва уловимый. Ведьма и приворот, знакомо.

Запах повис в воздухе, и чем ближе мы продвигались к выходу, тем плотнее он ложился на ауру. Пока я стоял в ауре Гамаюн, ничего не могло произойти, она, не замечая того, нейтрализовала все магические действия. Опять-таки, оставалось фиксировать.

Потом появились они. Волхв и его спутница. Он элегантный мужчина, в дорогом костюме, с защитным орнаментом на вороте рубахи и древесной маской. Она, девушка, неестественной красоты, судя по маске, ведьма, слишком невинное платье, слишком пристальный взгляд фиалковых глаз, мраморная кожа, но смущает, запах. Запах приворотных зелий, влажной земли — ворожея? Или кто-то еще? Девушка томно смотрела на волхва, а тот на нее. Тревожность, что поселилась внутри, как предупреждение, о чем?

— Какими судьбами?

Я чувствовал, что спутница Ярослава не вызывает приязни у птицы. Зоя даже фыркнула.

— Кощей показывает мне жизнь.

Я подошел и прижался к ее спине, обнимая рукой, едва касаясь. Не тот повод, чтобы игнорировать интуицию.

— Надо же, неожиданно. Завела тебе сердце?

Против воли кивнул, завела — не завела, но екнуло точно, особенно после слов Финиста. Оставаться тут не было смысла, я начал подталкивать Зою на выход, та на удивление легко поддалась и пошла за мной.

— Счастливо!

— Пошли, выпьем?

Зоя спустилась с каблуков и улыбнулась во все тридцать два.

— Куда хочешь?

— Все равно, но без этого пафоса, — пафос я как-то уже перерос, лет…шестьсот назад.

Какое-то время гуляли по брусчатке. Зоя то висла на мне, то звонко хохотала, то размышляла. Я вспоминал, тысячелетия хранит моя память. Почти все обо всех. С кем-то я переписывался, с кем-то дружил. С кем-то ходил как с птицей гулял, даже женат был. Какой бес принес Марену в столицу?

Прогулка по барам в компании сильно пьяной птицы: это браконьерство для особо охраняемой особой. Ограждать ее от пьяных парней и смотреть, чтобы не исчезла из поля зрения. Не то чтобы она бегала, наоборот, танцевала, пила и опять танцевала в центре зала. Постоянно вытаскивая меня на танц-пол, от меня и от охраны зависел только разгон перепивших посетителей.

Я упустил момент, когда разум вышел из взгляда Зои. Она стала просто счастливой, потом полезла обниматься и целоваться. Пару раз перехватывал эти порывы — но я же не железный! Слишком красива. Я должен ее защищать, тысячелетия, мне сотни тысяч лет, я с силой ударил бетонную стену. Птица даже головы не повернула, встав на цыпочки, тянулась. А ее губы манили, они были острыми на вкус, заставляли цепенеть от жара их дыхания, я переставал дышать. Хотелось смять ее в объятиях.

Меня спас пьяный посетитель. Потом я полчаса держал голосу под краном. Руки тряслись, я сжимал их в кулак, кроша мраморную раковину. И видел отражение силы в зеркалах, люди боялись подойти.

Оборотни нашли меня бездумно таращившегося на отражение. Зоя спала уже в машине. Мне было страшно от себя, стыдно, перед оборотнями, чьи взгляды казались осуждали каждый шаг. Я сунул руки в ледяную воду. Хуже подростка!

— Да, едем.

По дороге думал обо всем, о асфальте, погоде, завтрашних делах, только не о той, что тихо сопела на сидении. Руки сводило судорогой. На краю сознания пробила мысль, что она пьяная. Пользоваться этим нельзя. Везти ее домой, нет смысла. Значит останется у меня. Может стоит отвезти ее домой? От одной мысли оставить ее одну, я чуть не сорвал на ходу дверь авто. Где-то в душе взвыл и чуть не поглотил сознание мое внутреннее я. Моя сила и мое сознание. Инстинкт, данный мне Родом, моя, моё — не отпущу.

Чуя мое взвинченное состояние, оборотни высадили у дома и растворились в ближайшем лесу. Я сам ощущал свою силу, осязал ее.

Спасибо домовому, он ее переодел в шелковые штаны и рубашку — у него есть и такое? — распустил волосы, и сплел их в простую косу и сложил на тумбочку драгоценности. Золото, а не существо.

Я выходил из ее комнаты прикладывая всю силу воли, что века заставляла меня идти вперед. На косяке остался смятый отпечаток ладони. Лаборатория в подвале перестала существовать. К утру я допил третий бочонок крепчайшего эля, и даже не чувствовал этого. Решил. Терять то что?..

Она спала, свернув одеяло в форме подобия гнезда, из которого торчала темно-рыжая коса. Прилег на противоположный край, завернулся во второе одеяло, замер.

Я ощутил мгновение ее пробуждения и прикрыл глаза. Смешно сморщила нос, нашарила тапки и ушла разорять мой дом своим любопытством, надеюсь домовой прибрал вчерашний бардак? А так, пусть ходит, где хочет.

Ну я все-таки Кощей? Как там обо мне говорят? Над златом чахну?

ПЧХИ!

Загрузка...