Сливки общества

Гюнтер ПродельСливки общества

Американские газеты сообщали:

Выстрелы в Терезу Джи были не единственным преступлением обезумевших юнцов. Несколько часов спустя на одной из детских площадок Манхэттена они зарезали шестнадцатилетнего Роберта Янга.

Полиция оказалась не на высоте… Только после многонедельного расследования ей удалось обнаружить и задержать пятерых участников кровавого разгула.

Вот заключение полицейского отчета:

В Организации Объединенных Наций есть специальный отдел — «Постоянный Центральный Совет по борьбе с наркотиками». Задача его — контролировать изготовление и потребление яда. Кроме того, в американской федеральной полиции — ФБР, Французской — Surete, в английском Скотланд-Ярд, западногерманском федеральном уголовном розыске, в полицейских аппаратах всех западноевропейских и южноамериканских стран, а также в западной международной полицейской организации «Интерполь» есть свои собственные специальные отделы по борьбе с торговлей наркотиками.

И несмотря на это, число наркоманов в западных странах растет и прибыли спекулянтов наркотиками повышаются из года в год. Полицейским удается задерживать лишь мелких торговцев, перепродающих наркотики.

Вот уже десять лет шефом отделения ФБР по борьбе с наркотиками является бывший офицер контрразведки, сорокапятилетний Чарльз Б. Сирагуза. Все эти десять лет Сирагуза разъезжал по миру, чтобы нащупать контрабандные пути международной торговли наркотиками. Где бы в западном мире ни задерживали спекулянтов ядом, в большинстве случаев туда немедленно прибывал на специальном самолете Сирагуза и сам вел допросы арестованных. За десять лет он налетал миллионы километров, составил бесчисленное количество актов, арестовал сотни спекулянтов, однако до сих пор обезвредить заправил международного наркотического бума не удалось.

В чем же дело?

Сирагуза знает крупных гангстеров — контрабандистов наркотиками не только по именам, но и лично, по многим допросам. Ему, например, точно известно, что родившийся в 1897 году Чарльз Лаки Лючано в настоящее время руководит международным синдикатом контрабанды наркотиков. Живет этот король гангстеров в Неаполе, в белой вилле у моря. Италию контрабандисты используют как перевалочный пункт сырья для гашиша и опиума.

Регулярное потребление опиума и гашиша в медицинских целях составляет во всем мире в год приблизительно пятьсот тонн. Плантации мака и конопли, из которых добываются наркотики в странах Ближнего Востока, прежде всего в Греции, Иране, Иордании, Израиле и в Турции, дают по крайней мере двенадцать тысяч тонн опиума и гашиша в год. То есть одиннадцать с половиной тысяч тонн наркотиков путешествуют по темным каналам нелегальной торговли. Контрабанду доставляют в самолетах крупных авиалиний, на небольших рыболовецких судах и частных яхтах, на верблюдах. Этих животных контрабандисты используют для перевозки наркотиков из районов возделывания к небольшим портам. Перед отправлением в путь в еду двух-трех верблюдов из двадцати подкладывают водонепроницаемые мешочки с наркотиком. Прибыв на место, животных убивают и мешочки извлекают из верблюжьих желудков. Вознаграждение за контрабандную перевозку окупает такие расходы с лихвой. Не удивительно, что отрядам моторизованной полиции редко удается добиться успеха в пустыне.

В итальянских средиземноморских портах опиум, гашиш, героин принимают люди Лючано. Они организуют дальнейший сбыт наркотиков во Францию, Западную Германию, Южную Америку и в основном в США. Те, кому надлежит бороться с контрабандой наркотиков, все эти факты знают, но попытки задержать контрабандистов до сих пор успехом не увенчались…

Осенью 1959 года два итальянских торговца нелегально вывезли из Ирана героин стоимостью в 45 тысяч долларов. Они хотели доставить его в Нью-Йорк на океанском лайнере «Индепенденс».

Чарльз Б. Сирагуза узнал, что частная итальянская яхта «Марфа» в начале сентября 1959 года доставит в Ниццу груз героина. Здесь, в номере 333 отеля «Рул», героин должны были купить два американца — Маллроу и Беккер. Оба уже несколько дней жили в этом номере отеля. Паролем служили слова: «В баре вас ждет Джонни», на что покупатели должны были ответить: «Благодарю вас, мы уже говорили с Джонни».

Сирагуза приказал арестовать обоих скупщиков — Маллроу и Беккера под тем предлогом, что у них неправильно оформлены паспорта. Роль покупателей взяли на себя два агента ФБР. Для этого им было выдано 45 тысяч долларов, чтобы показать продавцам. Сирагуза знал: по обычаю контрабандистов торговцы будут передавать героин не сразу, а по частям, и плату требовать так же. Чтобы в нужный момент можно было вмешаться, Сирагуза с четырьмя другими агентами ФБР расположился в соседнем номере. До этого между обоими помещениями была вмонтирована установка для подслушивания. Сирагуза хотел задержать контрабандистов после передачи последнего пакета наркотика.

Как и предполагалось, 4 сентября «Марфа» прибыла в Ниццу. Таможенные формальности по указанию ФБР были только чуть соблюдены. Вечером вместе с другими матросами на берег сошли оба контрабандиста — Аунаи и Леани, о них уже знали. Оба были в матросской одежде и несли с собой обычные вещевые мешки. Расставленные в порту агенты ФБР опознали их. Задерживать их, конечно, не стали. Сирагуза был убежден, что доставят наркотик с борта судна каким-либо неизвестным ему способом. Но это его не интересовало — он был уверен, что пачки героина в конце концов появятся в отеле «Рул».

Но напрасно дежурил Сирагуза у аппарата подслушивания в своем номере — ни одного слова! В течение четверти часа он еще верил в случайную техническую неисправность, потом ворвался вместе со своими помощниками в номер 333. Он увидел своих агентов-«покупателей» лежавшими без сознания и связанными. Аунаи и Леани исчезли так же бесследно, как и 45 тысяч долларов, которые были предоставлены в распоряжение агентов.

Сирагуза сразу отдал приказ тщательно обыскать яхту «Марфа». Ее обшарили всю, до последнего уголка. Были отодраны доски, разобраны трубопроводы, взвешены бочки с маслом, разрезаны канаты. В поисках тайника сотрудники Сирагузы перевернули вверх дном все, но ни крупицы наркотика не обнаружили. Иначе не могло и быть — ведь в предыдущую ночь весь груз наркотика был перенесен с яхты за пределами трехмильной зоны на рыболовецкий катер и переправлен прямо в. Марсель. Яхту вовремя предупредили об операции ФБР по радио.

Чарльз Сирагуза узнал об этом лишь три дня спустя, когда французская береговая радиостанция, принадлежащая международной полиции, с трудом расшифровала перехваченную в ту ночь радиограмму.

Кто мог знать о намерении Сирагузы? Только шесть его сотрудников и служба в Вашингтоне, которой он был подчинен и которую ему пришлось перед началом операции уведомить о своих планах по телефону. Сирагуза знал, что на любого из своих сотрудников может положиться полностью. Никто из них не был предателем. Гангстеров предупредили из Вашингтона! О дальнейшем догадаться было нетрудно. Ведь в Неаполе, в белой вилле у моря, жил король торговли наркотиками Лаки Лючано. На крыше его дома установлена антенна коротковолнового передатчика…

Сирагуза знал, что пачки героина будут доставлены в Нью-Йорк на океанском лайнере «Индепенденс», который уже отплыл и должен был прибыть в Нью-Йорк 16 сентября. Этих данных было, конечно, недостаточно.

На таком океанском судне, как «Индепенденс», есть тысячи возможностей для устройства тайников. В Нью-Йорке его будут разгружать портовые рабочие из профсоюза, контролируемого гангстерским «синдикатом». Можно было считать, что след контрабандистов потерян окончательно.

Но помог случай.

…Преподобный О'Коннор, священник при администрации по делам эмигрантов, даже в будни не отказывал себе в посещении нью-йоркских «Кавер-Герл». Это частные фотостудии, в которых посетитель может сфотографировать хорошенькую голую девицу. Натурщицу предоставляет в распоряжение владелец студии, посетителю надо только отдать пять долларов за вход и захватить с собой фотоаппарат.

Студии «Кавер-Герл» — легальные заведения. Судя по колонкам газетных объявлений, в одном Манхэттене их около сотни. Завсегдатаем одного такого заведения — «Секси-студио» на 51-й улице был преподобный О'Коннор.

Однажды его случайно увидел там лейтенант Пуэрс из службы таможенного досмотра Нью-Иоркской портовой полиции. Священник при администрации по делам эмигрантов был давно знаком лейтенанту. Сначала Пуэрс был только шокирован, увидев в таком месте служителя церкви, переодетого во фланелевый костюм и с фотоаппаратом. Потом в лейтенанте проснулось профессиональное недоверие.

Преподобный О'Коннор, рассуждал Пуэрс, будучи духовным наставником эмигрантов, может подниматься на все прибывающие пассажирские суда и покидать их, не подвергаясь обычному таможенному и полицейскому контролю. Совсем не исключено, что он злоупотребляет своим положением и занимается контрабандой.

Лейтенант Пуэрс сообщил своему начальству о посещении портовым священником студии «Кавер-Герл». С этого момента преподобный отец находился под постоянным наблюдением. 16 сентября 1959 года на борту прибывшего океанского лайнера «Индепенденс» преподобный О'Коннор приветствовал группу переселенцев из Италии и задержал их благочестивыми речами, призывая вести в благословенной стране жизнь умеренную и порядочную. В благодарность за сердечный прием один из эмигрантов, очевидно глубоко тронутый, неожиданно протянул священнику полуметровую деревянную статую апостола Павла.

Еще остававшиеся на судне работники ведомства по делам эмигрантов позволили О'Коннору дочитать до конца «Отче наш», а затем, когда священник со статуей апостола торопливо направился с борта судна в свой баркас, задержали его.

Деревянная фигура оказалась полой: «тело» святого Павла было набито белым порошком — героином. Его здесь оказалось столько, сколько нужно было для изготовления семи миллионов ампул самого сильнодействующего и дорогого наркотика. Каждая ампула героина продавалась на черном рынке по крайней мере за три доллара. Следовательно, «внутренности» апостола стоили 21 миллион долларов.

Чарльз Сирагуза, узнав об этом неожиданном улове, удовлетворенно потер руки — неудача в отеле «Рул» была компенсирована. Затем выяснилось — после проверки отпечатков пальцев, — что мистер О'Коннор уже известен полиции по дюжине убийств и афер с наркотиками. Это был гангстер Элмер Бурке, и за ним, несомненно, стояла хорошо организованная и широко разветвленная сеть контрабандистов — одно лицо не могло осуществлять такие дела.

Вновь появилась надежда через Бурке добраться до стоящих за ним заправил этих дел. Элмер Бурке не был тем мелким, незначительным исполнителем, который не знает своих руководителей. Он служил самим Лаки Лючано, Альберту Анастасиа, Вито Дженовезе. Надо было заставить его заговорить.

Для того чтобы «длинная рука» преступного мира не принудила Элмера Бурке преждевременно замолчать, арест его был скрыт от печати. В тюремную книгу и полицейские протоколы Бурке занесли под фальшивым именем. Только очень немногие работники ФБР знали о нем правду. Арестованного поместили не в центральную тюрьму Нью-Йорка, а отправили в Канзас-Сити, в каторжную тюрьму, оснащенную самыми современными техническими усовершенствованиями.

Допрашивал его лично Чарльз Сирагуза. Через восемь дней Элмер Бурке назвал имена распределителей и торговцев-перекупщиков, указал адреса подпольных лабораторий, в которых изготовлялись ампулы героина, и, наконец, подтвердил, что заправилами этого бизнеса были все те же Лаки Лючано в Неаполе и Вито Дженовезе в Нью-Йорке.

Но самым важным была готовность Бурке подтвердить под присягой эти показания в присутствии прокурора и на суде. И раньше Сирагуза знал имена тех, кто контролировал торговлю наркотиками, но до сих пор у него не было нужных свидетелей, чтобы положить конец темным делам Лючано, Дженовезе и многих других гангстеров.

Своими признаниями Элмер Бурке купил себе свободу. Он мог больше не опасаться предусмотренного законом десятилетнего заключения. В американской уголовной практике принято не предъявлять обвинения преступникам, которые проявляют готовность выдать прокурору своих соучастников и выступать в качестве главных свидетелей на процессе.

Вито Дженовезе был арестован в своей пышной нью-йоркской вилле. Человек, который за 57 лет жизни не заработал честно ни одного цента и обладал состоянием в 30 миллионов долларов, добродушно улыбался, когда три агента ФБР вели его к черному «кадиллаку». Он весело махнул рукой подоспевшим фоторепортерам. «Небольшая формальность, мальчики, я скоро вернусь».

Разумеется, Дженовезе имел основания не принимать этот арест близко к сердцу. Его гангстерская карьера насчитывала одиннадцать арестов, равно как и одиннадцать судебных процессов. Четыре раза он был обвинен в подстрекательстве к убийству, дважды в злостном уклонении от уплаты налога и пять раз за торговлю наркотиками. Однако все одиннадцать раз присяжные заседатели были вынуждены оправдать его за недостатком доказательств. Не было еще свидетеля…

Два года назад один «маленький» гангстер, по имени Гарри Вэстен, выразил готовность выступить против Дженовезе свидетелем обвинения. Процесс состоялся. Однако когда Гарри Вэстена везли из тюрьмы к зданию суда в специальном автомобиле для заключенных, по пути в машину врезался грузовик. И среди бела дня, в центре Нью-Йорка двое неизвестных увезли свидетеля обвинения на оказавшемся поблизости легковом автомобиле…

Несколько месяцев спустя полиция поймала двоих гангстеров, похитивших и убивших затем Гарри Вэстена. Это были профессиональные убийцы. Они убивали людей за несколько тысяч долларов, получая «заказ» от подставного лица. Дженовезе они не знали. Таким образом, и на этот раз гангстера не удалось уличить в подстрекательстве к убийству…

Почему же Вито Дженовезе должен был опасаться своего двенадцатого процесса? Когда через несколько часов фотография улыбающегося короля гангстеров появилась в нью-йоркских газетах, надписи под ней гласили:

Были арестованы еще семеро торговцев-перекупщиков, все чрезвычайно молчаливые господа. Они отказывались давать какие-либо показания и решительно отрицали, что когда-либо говорили с каким-то Вито Дженовезе или Лаки Лючано.

Исход процесса зависел исключительно от показаний Элмера Бурке.

Прежде чем дело дошло до судебного разбирательства, Элмер Бурке получил в каторжной тюрьме в Канзас-Сити известие от прокуратуры, что на предстоящий процесс в его распоряжение предоставляется официальный защитник. Но его не должны привлекать к суду, а значит, он не нуждался в защитнике! Бурке потребовал встречи с прокурором, вероятно опасаясь, что теперь, когда он все выболтал, прокуратура все-таки посадит его на скамью подсудимых.

Второго декабря, в одиннадцать часов тридцать минут утра, Элмера Бурке вывели из камеры, чтобы доставить в приемную. Бурке был убежден, что там его ожидает прокурор. Два долговязых тюремных надзирателя провели его к лифту и поднялись на шестнадцатый этаж административного здания. Затем они направились с ним к комнате № 16/384. Эта комната — одно из немногих помещений тюрьмы, где на окне не было стальной решетки. От главного коридора комнату отделяли две обитые кожей двери с маленькой прихожей между ними. Тюремные надзиратели вместе с Бурке вошли в эту прихожую. Открылась противоположная дверь, вышел незнакомый Бурке человек в штатском. Он показал надзирателям какой-то документ и дал понять, что хочет говорить с заключенным с глазу на глаз. Надзиратели вышли в коридор и уселась на скамье.

Вскоре они услышали крик, но не придали ему значения — крики заключенных не были в этом заведении чем-то необычным.

Через десять минут им пришлось привести в действие сирену общей тревоги — сигнал, который давался лишь при попытках к бегству и в других исключительных случаях. Комната № 16/384 оказалась пустой, окно было широко распахнуто. Элмер Бурке и человек в штатском, который принял его, исчезли. Оба надзирателя подбежали к окну и увидели на окружающем здание выступе, тринадцатью этажами ниже, безжизненное человеческое тело. Это было все, что осталось от Элмера Бурке. Мнимый служащий прокуратуры исчез бесследно. Комната не имела второго выхода, а через окно шестнадцатого этажа он вряд ли мог уйти. Можно предположить, что этого «служащего» вообще никогда не существовало, и вся история — неуклюжая ложь обоих тюремных надзирателей. Газеты высказывали предположение, что надзиратели были подкуплены гангстерами по поручению Дженовезе и собственноручно выбросили Элмера Бурке из окна. Государственные служащие — наемники преступного мира… Американская общественность воспринимает это как само собой разумеющееся.

Оба тюремных надзирателя были временно отстранены от службы, но начатое расследование зашло в тупик. Опровергнуть их согласованные показания оказалось невозможным, а связь с Дженовезе доказать было нельзя.

На следующий день итальянский эмигрант Пьетро Мугнани, который передал Элмеру Бурке на лайнере «Индепенденс» наполненную наркотиком статую апостола и также арестованный после этого, был найден зарезанным в часовне центральной тюрьмы Нью-Йорка.

И здесь ни один из заключенных не видел убийцу Мугнани, никто не заметил, был ли кем-нибудь украден нож из тюремной кухни.

Аппарат Вито Дженовезе сработал и самым внушительным образом продемонстрировал, какую силу представляет в Америке гангстеризм.

В кругах преступного мира Дженовезе величают не иначе, как «Дон Витоне».

Один из малолетних преступников Нью-Йорка, Дженовезе когда-то попал на работу в Нью-йоркский океанский порт. В портовом профсоюзе, которым руководят гангстеры, преступление и террор — обычное дело. Дженовезе быстро примкнул там к преступному миру. Следующими этапами его карьеры были воровство, разбой, шантаж, контрабанда наркотиков. К началу тридцатых годов он уже руководитель отдела в синдикате контрабанды наркотиков, которым владели Лаки Лючано, Альберт Анастасиа и Франк Кастелло. Молодого Дженовезе, готового на любое преступление, очень быстро произвели в телохранители Лючано, но его успешная карьера временно оборвалась в результате одного инцидента.

Потребовалось убрать гангстера, по имени Боцциа, который делал бизнес в обход «синдиката» для собственной выгоды. Дженовезе к тому времени уже настолько далеко продвинулся, что мог не выполнять такие поручения лично, а нанять профессионального убийцу. Он дал это задание своему земляку Эмилио Галло. Чтобы действовать наверняка, Дженовезе заключил сделку еще с одним профессиональным убийцей — Эрнестом Руполо, который после устранения Боцциа должен был обезвредить Галло.

На этот раз произошла осечка. Галло застрелил Боцциа, однако его самого Руполо прикончить не сумел. Галло остался жив, раскусил игру и донес на Дженовезе полиции.

Не обладая в то время такими связями и могуществом, как теперь, Дженовезе должен был срочно покинуть Америку. Он вернулся в Италию и включился в международную подпольную торговлю наркотиками.

Связи Дженовезе с римской аристократией, крупной потребительницей наркотиков, помогли ему быстро войти в высшее общество. Несколько позднее старый итальянский король Виктор Эмануэль даже пожаловал его титулом «коммендаторе». Но разразилась вторая мировая война. Все американцы, проживавшие в Италии, были интернированы. Временно приостановились и торговые сделки Дженовезе с итальянской аристократией. Дона Витоне почти на два года заключили в лагерь под Абруцценом — это заключение было самым продолжительным в жизни Дженовезе.

Но естественно, что гангстер быстро заинтересовал фашистскую тайную полицию и снова обрел свободу.

В то время в Нью-Йорке жил эмигрант из Италии, газетный издатель Карло Треска, антифашист и враг Муссолини. Треска издавал в Америке еженедельную газету «Ил Мартелло». В течение нескольких лет Итальянская фашистская разведка безуспешно пыталась убить его.

500 тысяч долларов и возможность свободно жить в Италии — таков был гонорар Дженовезе, взявшегося убить издателя-антифашиста.

11 января 1943 года, в девять часов тридцать минут вечера, Карло Треска был убит в Нью-Йорке на углу 15-й улицы и 5-й авеню, когда переходил со своим другом улицу. В него в упор выстрелил маленький плотный мужчина. Треска умер мгновенно. Убийца скрылся бы на легковом автомобиле, но два норвежских дипломата, случайно проезжавшие мимо, начали преследование. Они, правда, не смогли задержать его, однако заметили номер машины. Через несколько часов полиция нашла эту машину в переулке 15-й улицы. Произвели расследование. «Форд» принадлежал много раз судившемуся за торговлю наркотиками итало-американцу Кармину Галенте. Галенте отрицал всякую вину и преподнес испытанную увертку: вечером в день убийства у него украли автомобиль. Ему устроили очную ставку с двумя норвежскими дипломатами.

Но свидетели не могли с абсолютной уверенностью признать в Галенте убийцу. Дело в том, что как раз вечером 11 января 1943 года в Нью-Йорке впервые была произведена светомаскировка города. На улицах погасли световые рекламы и огни витрин.

Прокуратуре пришлось освободить Галенте из-под ареста.

Газеты писали тогда:

А Дженовезе находился в Италии и пользовался благоволением итальянского правительства.

Через два года война закончилась. Италию оккупировали американские войска. С некоторым опозданием закон все же протянул свою руку к Вито Дженовезе. Нью-йоркская прокуратура предложила военному министерству разыскать Дженовезе и переправить его в Соединенные Штаты.

Искать его было нетрудно — Дженовезе уже состоял на американской службе. Он работал в штабе американской танковой дивизии переводчиком и успел завоевать расположение офицеров: для скучных вечеров в казино добывал наркотики, спиртное. И прошло еще три месяца, прежде чем Дженовезе был арестован и препровожден в Нью-Йорк. А между тем из тюрьмы «Синг-Синг» доставили Эмилио Галло, — ему смертная казнь за убийство Боцциа по поручению Дженовезе была заменена пожизненным заключением. Эмилио Галло подготовили для дачи показаний на предстоящем процессе. Убийство Боцциа было единственным преступлением Дженовезе, которое могли доказать.

Но… Не успело военно-транспортное судно с Вито Дженовезе причалить к пристани Нью-Йорка, как труп единственного свидетеля Эмилио Галло уже был отправлен из Центральной тюрьмы Нью-Йорка в морг. Ночью в тюрьме у него якобы начался приступ желтухи, надзиратель дал ему болеутоляющее средство, а наутро Галло был мертв. Вину Дженовезе доказать было невозможно. Ведь когда Галло умирал от судорог, Дженовезе находился в руках американской полиции.

На судебном процессе он сидел на скамье подсудимых, улыбаясь и скучая.

«Закон требует оправдания за отсутствием достаточных доказательств, — объявил судья. Затем он добавил: — Но каждый из сидящих здесь, в зале, знает, как это оправдание было вырвано — с помощью террора и убийства свидетеля, чьи показания неизбежно имели бы следствием смертный приговор обвиняемому».

Судья был бледен.

Вито Дженовезе зевал от скуки.

Он возвратился в США. За 14 лет создал самый мощный гангстерский «синдикат» со времен Аль Капоне и Деллингера.

Итак, двенадцатый судебный процесс над Дженовезе закончился, как и одиннадцать предыдущих. Присяжные заседатели еще не удалились на совещание, а судья уже распорядился об освобождении Дженовезе из-под ареста. Установленный законом залог — 150 тысяч долларов — король гангстеров тут же выложил из кармана своего жилета.

Почему же несколько сотен преступников имеют большую власть в государстве?

В 1956 году нью-йоркский журналист Виктор Ризель рискнул открыто поставить эти вопросы и ответить на них. В течение нескольких лет он следил за махинациями гангстеров, узнал имена политиков, правительственных чиновников, которые поддерживали связи с преступным миром или состояли на содержании у гангстеров. Месяцами слонялся он в Нью-йоркском порту, работал докером и собрал богатый материал о той роли, которую играют гангстеры в руководстве различных портовых профсоюзов.

И вот в нескольких ежедневных газетах, в сериях телепередач Виктор Ризель начал рассказывать общественности о результатах своих исследований.

5 апреля 1956 года в одной из телевизионных передач Виктор Ризель рассказал, каким образом Вито Дженовезе и его доверенные Джонни и Томми Диогуарди хозяйничают в профсоюзе докеров и транспортных рабочих. Он рассказал и о том, почему «синдикат» наркотиков так сильно заинтересован в этих профсоюзах. Порт — огромные ворота для нелегального импорта наркотиков. Боссам «синдиката» важно иметь своих доверенных лиц среди докеров, которые разгружают суда, и среди транспортных рабочих, вывозящих грузы из порта. Ризель разоблачил этих агентов и рассказал об интригах, с помощью которых братья Диогуарди протаскивают своих людей в ряды честных портовых рабочих. Он сообщил факты: оба брата имели много судимостей, и Дженовезе благодаря своим связям с юстицией добился досрочного освобождения их из тюрьмы «Синг-Синг». Ризель призвал правительство покончить, наконец, с этим нетерпимым положением.

Передача продолжалась до двух часов ночи. Спустя двадцать минут Виктор Ризель, два редактора телестудии, Уилкинс и Петер Баталиас, а также секретарша Ризеля — Бетти Нэвинс покинули студию и пошли к Бродвею, чтобы выпить по чашке кофе. В кафе к ним присоединился Эйб Сэвидж, корреспондент телевизионной компании.

Около трех часов утра Ризель вместе с Бетти Нэвинс вышел из кафе и направился по 51-й улице к театру Марк-Хэллиигер, где оставлял свой автомобиль. Он уже собирался открыть дверцу машины, когда к нему подошел хорошо одетый молодой человек, приветливо сказал «Хелло» и попросил прикурить. Незнакомец сунул руку в карман, как будто хотел достать пачку сигарет, но в его руке оказалась маленькая стеклянная бутылочка. Ризель не заметил этого — он был занят тем, что пытался зажечь спичку. Когда журналист снова поднял глаза, неизвестный молниеносно выплеснул ему в лицо едкую жидкость. Ризель непроизвольно сделал защитное движение левой рукой. В результате брызги жидкости попали также на лицо и руку неизвестного. В то же мгновение преступник побежал. Бетти Нэвинс не решилась преследовать его. Ризель стонал от боли. Кислота, выплеснутая ему в лицо, как огонь, жгла глаза.

На углу 51-й улицы преступник угодил прямо в руки патрульных полицейских. Они остановили его:

— Что случилось, куда вы так торопитесь?

— На меня напали два парня. Они еще слоняются вон там, у театра Марк-Хэллингер.

Полицейские помчались к театру. Они нашли корчившегося от боли Виктора Ризеля и зовущую на помощь секретаршу.

Преступник между тем скрылся. Но и на его лице и на руке остались предательские отметки. Теперь по ожогам его легко было опознать. Его могли бы найти, арестовать и заставить говорить. Но ни один преступник, который совершал покушения по поручению властителей гангстерского «синдиката», не должен был говорить…

Несколько часов спустя все Нью-Йоркские газеты рассказывали о покушении на Виктора Ризеля. Это подлое нападение вызвало небывалое возмущение общественности.

На следующий вечер Виктор Ризель снова предстал перед телевизионными камерами. Несмотря на запрет врачей, собрав нечеловеческую силу воли, он говорил миллионам телезрителей:

«Вчера вечером вы еще могли смотреть мне в глаза, а сегодня вы видите лишь две пустые глазницы, прикрытые бинтами. Я слеп, и врачи не сомневаются, что я никогда больше не смогу видеть. Гангстеры „портовой преисподней“ ослепили меня за то, что я выступил против них. Это наверняка только первое предупреждение. Но я не буду молчать. И до последнего вздоха буду выступать за истребление этого гангстерского выводка. Больше тридцати лет преступники самого отвратительного пошиба терроризируют нашу страну, оставаясь при этом совершенно безнаказанными. Наше правительство всегда утверждает, что Соединенные Штаты Америки — самая свободная, самая богатая и самая прекрасная страна на земле, но эта свобода не должна быть свободой для гангстеров, а Америка — раем для преступников. С этим положением нужно, наконец, покончить».

Ризель также открыто указал на тех, кто инспирировал совершенное на него покушение, и назвал имена — те самые, о которых он уже упоминал двадцать четыре часа назад: Вито Дженовезе, Джонни и Томми Диогуарди.

Все газеты мира сообщили о покушении на Ризеля. Властям США волей-неволей пришлось вмешаться.

Расследование дела было поручено федеральному прокурору Полю Уильямсу. Сначала, чтобы успокоить взволнованную общественность, арестовали братьев Диогуарди. Могущественного Вито Дженовезе трогать пока не решались. Да и арест братьев-гангстеров был, по сути дела, фарсом. Федеральная прокуратура не имела доказательств их участия в покушении. Нужно было схватить человека, выплеснувшего Ризелю в лицо кислоту, добиться от него показаний — от кого он получил задание совершить покушение. Без этого к братьям Диогуарди подступиться нельзя было.

Работники федеральной прокуратуры неделями разыскивали «человека с бутылочкой кислоты», но безрезультатно.

Помог Джозеф Карлино — преступник, проведший за стенами тюрьмы в обшей сложности двадцать два года, кое-что знавший о покушении на Виктора Ризеля. В мрачной душе Карлино отнюдь не зашевелилось вдруг чувство справедливости и порядочности. Дело в том, что через четыре недели после покушения на Виктора Ризеля сорокатрехлетний Джозеф Карлино был арестован за нападение в Нью-Йорке на кассового курьера с целью ограбления. Благодаря своему объемистому списку судимостей он мог рассчитывать на пожизненное тюремное заключение. Чтобы избежать этого, Карлино вызвался выдать покушавшегося и тех, кто стоял за ним.

В качестве ответной услуги он требовал мягкой оценки своего собственного преступления. Прокуратура пошла на эту сделку, и Джозеф Карлино выложил все, что знал.

Судя по его показаниям, произошло следующее. В конце марта, приблизительно за неделю до нападения на Ризеля, в кафе «Мирантис» на юго-восгоке Манхэттена Карлино получил от профсоюзного босса Джонни Диогуарди предложение проучить одного парня, который якобы путался с его приятельницей. Гонорар — 500 долларов. Карлино отклонил предложение. Плата показалась ему слишком низкой. Кроме того, он опасался неприятных последствий. Однако он обещал позаботиться о «заместителе». На следующий вечер они снова встретились в кафе «Мирантис». Карлино привел с собой двадцатитрехлетнего Абе Тэлви — парня, с которым он в свое время познакомился в тюрьме.

На этот раз Джонни Диогуарди пришел вместе со своим братом Томми. Вчетвером обсудили детали нападения на Виктора Ризеля. За посредничество Карлино получил от Джонни Диогуарди 100 долларов.

Наутро после покушения Абе Тэлви неожиданно появился на квартире Карлино. Он был очень взволнован, потому что сам обрызгал себя кислотой и чуть не попал в руки полиции. Карлино посыпал на его раны соду и искусственные дрожжи, чтобы смягчить боль, и одолжил костюм — Тэлви испортил кислотой и свою одежду. Абе Тэлви сказал, что решил скрываться у своего брата, Лео Тэлви, до тех пор, пока вся эта история не забудется.

После этих показаний Карлино федеральная прокуратура могла легко, не поднимая шума, арестовать Абе Тэлви. Известна была и квартира, в которой тот прятался. Но ответственные чиновники избрали другой путь — они опубликовали в газетах фотографию Тэлви, призывая общественность отыскать преступника. Впечатление было такое, будто власти делали все, чтобы разыскать Абе Тэлви. Но, по сути дела, организаторам нападения и Вито Дженовезе дали едва прикрытое предупреждение. И те поняли, конечно, дружеский намек. Прежде чем полиция смогла выследить Абе Тэлви, прохожие нашли на улице его труп. Тэлви лежал перед домом № 247 по Малбери-Стрит в Госсэ убитый тремя револьверными выстрелами.

Но оставался еще живым Джозеф Карлино — человек, который присутствовал на переговорах между Абе Тэлви и братьями Диогуарди, а теперь обещал выступить на суде свидетелем обвинения. Как ни странно, Карлино дожил до начала судебного процесса — целый и невредимый, он смог дать показания. Однако Карлино профессиональный преступник, имевший двенадцать судимостей. Бывалые защитники братьев Диогуарди обладали достаточным красноречием, чтобы разъяснить присяжным: такой человек готов пойти на «самую низкую ложь», если он спасает себя от пожизненного заключения. Когда при перекрестном допросе Карлино пришлось к тому же сознаться, что прокуратура гарантировала ему смягчение наказания за ограбление, если он выступит в качестве свидетеля обвинения, для Джонни и Томми Диогуарди процесс был выигран. Суд оправдал их за недостаточностью доказательств. Председатель суда настоятельно напоминал присяжным заседателям, что американский закон о вынесении приговора считает очень важным положение: «В сомнительных случаях — в пользу обвиняемого». Присяжные единодушно поддержали положение — каждый из них сомневался в том, что переживет свое «виновен».

Когда Виктор Ризель хотел продолжить свою борьбу с гангстерами, главные редакторы и директора телевизионных компаний закрыли для него газетные полосы и двери телестудий. Крупные промышленные предприятия дали понять газетным концернам и радиокомпаниям, что откажутся печатать ежедневные рекламные объявления, если отчеты Виктора Ризеля будут публиковаться.

В то время, когда газетные полосы еще были открыты для Виктора Ризеля, он писал:

Ризелю позволяли это писать, пока он не называл имена.

Но судьба Виктора Ризеля и возмущение общественности заставили все-таки правительственные учреждения в Вашингтоне заниматься этим вопросом. Как водится, была создана комиссия по борьбе с организованной преступностью.

Сенатская комиссия пригласила «великих» гангстерского мира в Вашингтон, где они должны были рассказать о своем «житье-бытье». Невероятно наивное мероприятие: кто мог всерьез предположить, что такие преступники, как Вито Дженовезе, Франк Кастелло, Джозеф Профаки и Ланги Цвиллман, чьи имена уже сотни раз упоминались в газетах в связи с самыми низкими преступлениями, вдруг придут и раскаются?

Все это больше походило на государственный прием в честь преступного мира, чем на серьезный акт расследования. Крупные мошенники приехали в элегантных лимузинах и с удовольствием позировали фотокорреспондентам. Господ из сенатской комиссии гангстеры «чистосердечно» заверяли: они порядочные дельцы и честные американцы.

Руководитель комиссии несколько позже сообщил, что допросы не дали никакого отправного пункта для рассмотрения каких-либо преступных действий приглашенных.

Через несколько недель в «портовой преисподней» Гудзона произошло новое убийство. Однажды утром, когда посредник для вербовки судовых команд Антони Хинтц шел на работу в порт, на лестнице дома № 61 по Гроув-стрит его сразили шесть выстрелов из автомата. Но умер он не сразу. Своей жене, которая у себя в квартире услышала выстрелы и выбежала на улицу, Хинтц назвал имя убийцы, стрелявшего в него, — Джонни Данн. Когда же прибыл полицейский наряд и руководитель комиссии по расследованию убийств капитан Хаммилс стал расспрашивать Антони Хинтца об убийце, докер лишь пробормотал:

— Не знаю, я его не знаю.

Только жена Хинтца сказала детективу, что ее муж назвал имя Джонни Данна.

Докер был так тяжело ранен, что едва ли мог выжить. Его доставили в больницу и там сразу же оперировали.

Молодой нью-йоркский прокурор Билл Китинг, который по поручению сенатской комиссии расследовал положение в порту, вскрытое Виктором Ризелем, тотчас же включился в следствие. Вместе с капитаном Хаммилсом и женой Хинтца он поехал в больницу. По дороге жена Хинтца рассказывала:

— Анди был посредником для вербовки судовых команд на пристани № 51. Там разгружают суда, которые прибывают из Италии. Анди часто рассказывал мне, что контрабандой провозится много наркотиков. Но в эти дни ему не разрешали работать. Ему приходилось отрабатывать в выходные дни. А Джонни использовал своих собственных людей. Поэтому-то Анди и ругался постоянно с Данном. Анди всегда говорил: «Свою пристань я этой банде не отдам. Не отдам, пока я жив, Мэйси». Поэтому они и застрелили его.

Китинг знал Джонни Данна, которого Вито Дженовезе назначил заместителем председателя профсоюза докеров. Китинг не думал, правда, что Данн стрелял сам. Для таких дел гангстеры обычно пользовались услугами купленных субъектов.

Прокурор спросил госпожу Хинтц:

— Вы уверены, что ваш муж имел в виду заместителя председателя профсоюза Джоини Данна?

Мэйси Хинтц сказала презрительно:

— Профсоюза? Да с тех пор, как Данн и его громилы вошли в него, он стал всего-навсего бандой убийц и вымогателей. Конечно, Данн стрелял в Анди. Я только не понимаю, почему Анди совершенно не хотел говорить полиции, кто в него стрелял.

— Ради вас, мисс Хинтц, — тихо ответил Китинг. — Он не хотел, чтобы гангстеры и вас убили. Наверное, боится, что Данн отомстит вам, если выяснится, кто убийца.

Женщина некоторое время молчала, а потом решительно ответила:

— Если Анди умрет, мне безразлично, что произойдет. Я только хочу, чтобы и убийца получил свое наказание.

Китинг промолчал. Даже если бы она выступила на суде, это не было бы достаточным доказательством. Ведь миссис Хинтц не видела, что стрелял Данн.

Была единственная возможность уличить Данна. Прежде чем Анди Хинтц умрет, он должен дать официальное показание, что Джонни Данн стрелял в него. И прежде всего он должен подтвердить, что отдает себе отчет в предстоящей смерти. Только тогда его показания считались бы на суде доказательством, потому что в таком случае, как сказано в законе, свидетель не извлекает личной выгоды, если говорит неправду.

Возле больничной палаты Китинга встретил врач.

— Он еще жив, но нет никаких шансов выходить его. Две пули в груди мы извлечь не можем — это означало бы верную смерть.

После долгих, настойчивых уговоров врач разрешил Китингу пятиминутное свидание.

Жестоко мучить умирающего допросом, но у Китинга не было другого выбора.

Антони Хинтц лежал без движения. На лбу у него была толстая, пропитанная кровью повязка. Скуластое лицо сделалось серым. Он был похож на мертвеца. Когда его жена подошла к постели, склонилась над ним, Хинтц открыл глаза и смотрел на нее неподвижным взглядом.

— Анди, — всхлипнула миссис Хинтц, — это я, Мэйси.

Он едва слышно произнес:

— Я знаю, Мэйси. Хорошо, что ты пришла. Я умру, Мэй.

Китинг облегченно вздохнул: не нужно задавать бесчеловечный вопрос, знает ли Антони Хинтц о своей предстоящей смерти. Хиитц сам сказал, что умрет. Он сделал это в присутствии двух свидетелей. Если бы Китингу удалось теперь склонить его к признанию, что только Данн и никто другой стрелял в него, можно будет ликвидировать шайку убийц в порту.

Китинг подошел ближе к постели, склонился над Хиитцем и сказал:.

— Я — прокурор Китинг, я веду расследование вашего дела. Скажите мне теперь, пожалуйста, кто в вас стрелял. Ваша жена уже рассказала мне, что это был Джонни Данн, но я должен слышать это от вас.

Казалось, тяжело раненный докер пытался подняться, испуганно прохрипел:

— Нет, это неправда. Это был не Данн. Моя жена не видела этого. Я не знаю, кто это был…

Мучимый болью, но одержимый одним желанием — защитить жену от мести портовых гангстеров, он все снова и снова повторял это.

Молодой прокурор, потрясенный, умолк.

Врач запретил ему задавать вопросы.

Из больницы Китинг поехал в порт и отыскал бюро заместителя председателя профсоюза докеров. Пышная секретарша молча открыла обшитую дверь и хриплым голосом бросила:

— Джонни, прокурор Китинг хотел бы к тебе.

Джонни Данн (в своих кругах его называют Кривой глаз) оказался хилым молодым человеком, который изо всех сил старался казаться важным боссом. Его оттопыренные уши и жестокий, массивный подбородок плохо вязались с добротным, сшитым с иголочки костюмом. Он курил толстую сигару. Небрежным движением руки пригласил Китинга сесть в кресло.

— Здравствуйте, Китинг, что привело вас ко мне?

Китинг продолжал стоять. — Я бы хотел лишь узнать, где вы были сегодня утром между семью и девятью часами?

Заместитель председателя профсоюза спокойно положил свою сигару в пепельницу, набрал номер телефона. Ожидая, пока его соединят, сказал:

— Минуточку, Китинг, сейчас я вам смогу точно сказать.

Теперь прокурор все же сел. Он знал, что сейчас произойдет.

Данн сразу представит ему совершенно неопровержимое алиби… Так и получилось. Данн позвонил одной из своих любовниц, и она подтвердила, что он ровно до девяти часов находился у нее в квартире. А Хинтц был застрелен в половине девятого.

— Вы же сами слышали, Китинг, до девяти часов я был у своей приятельницы; я там спал, а потом поехал в свое бюро. Это длилось приблизительно двадцать минут. При таком уличном движении быстрее ведь не проедешь, — Данн положил трубку. — Минут двадцать десятого я, вероятно, был в бюро, но если вы хотите знать совершенно точно, то я спрошу мою секретаршу.

Китинг сделал отклоняющее движение рукой. Он был убежден, что секретарша Данна подтвердит эти данные с точностью до секунды. Да и дама, которой только что звонил Данн, в любое время присягнет, что Джонни провел у нее ночь и ни на минуту не покидал квартиры до девяти часов. Он злился на себя, что вообще задал этот вопрос.

— Скажите, Данн, вы знаете Антони Хинтца?

— Хинтца? Возможно. Он работает в порту?

— Он работал в порту. На пятьдесят первой пристани, посредником для вербовки судовых команд.

— Ах, — да, теперь припоминаю, кого вы имеете в виду. Довольно строптивый парень, но хороший докер. С ним что-нибудь случилось? Провернул какое-нибудь дельце?

— Кто-то стрелял в него сегодня утром, мистер Данн, — сказал Китинг после короткой паузы.

Джонни Данн весело рассмеялся:

— А-а, теперь понимаю. Поэтому вы и спрашивали, где я был сегодня утром? Старая песня: если в порту что-нибудь случается, то в этом, оказывается, виноват профсоюз. И как вы только поддаетесь на такую чепуху, Китинг… — Он снисходительно покачал головой. — Напрасно тратите свое драгоценное время, занимаясь этими бабьими сплетнями.

— Но Хинтц не умер, мистер Данн, он еще жив, и я бы очень хотел устроить вам очную ставку. Хинтц смог бы подтвердить, что вы не стреляли в него.

Джонни Данна покинула его невозмутимость:

— Нет, ничего подобного делать нельзя.

— Почему же нет? — насмешливо спросил Китинг. — Чего вы боитесь?

Данн заходил по комнате.

— Нет, ни в коем случае! Человек в таком состоянии, как Хинтц, вероятно, уже не может ясно мыслить. Он будет фантазировать и, чего доброго, утверждать вещи, которые вообще не происходили!..

Китинг рассмеялся:

— Но вам-то нечего бояться — с вашим алиби.

Джонни Данн не был склонен к шуткам.

— Я считаю нашу беседу законченной, мистер Китинг, — сказал он. — Дальнейшие разговоры с вами я бы хотел вести только в присутствии моего адвоката, — он подошел к двери.

Прокурор тоже поднялся, но, прежде чем выйти, спросил:

— У меня еще только один вопрос, Данн. Вы уже имели судимости?

— Да. За пустяк. Стычка в баре, — ответил Данн.

— И сколько вы получили за этот пустяк?

— Девятнадцать месяцев, но вы, прокурор, и без меня узнаете об этом.

— Да, я припоминаю. А больше ничего не было?

Джонни Данн вместо ответа открыл дверь. Китинг стал медленно выходить и бросил:

— А вы не сидели еще пять лет в «Синг-Синг» за контрабанду наркотиков?

Сзади его чуть не ударила дверь — с такой яростью Джонни Данн захлопнул ее.

В принципе Китинг не продвинулся дальше ни на шаг. Ведь ему было уже известно, что Джонни Данн — это гангстер, имевший много судимостей, и что Вито Дженовезе вызволил его из тюрьмы лишь потому, что требовался надежный человек на одну из должностей в портовом профсоюзе. Но все это далеко не было доказательством того, что Данн убил Антони Хинтца.

Пока Хинтц не признает, что в него стрелял Данн, Китинг ничего не мог предпринять.

В этот и следующий день Китинг ежечасно звонил в больницу. Состояние смертельно раненного докера оставалось неизменным. Хинтц еще жил, но не мог отвечать на вопросы. И лишь на четвертое утро после нападения врач сказал Китингу:

— Если вы хотите попытаться еще раз, то приходите сейчас. Хинтц в полном сознании, но долго он не протянет.

В сопровождении капитана Хаммилса, судебного стенографа и детектива лейтенанта Салливенса Китинг помчался в больницу.

Дежурная сестра смотрела на Китинга как на убийцу, когда он со своим штабом вошел в палату. Китинг выпроводил медсестру из комнаты и начал допрос.

Антони Хинтц выглядел ужасно. Лишь глаза лихорадочно блестели.

Китинг начал с обычных вопросов о личности: фамилия, дата рождения, адрес. Он должен был задать их, чтобы получить подтверждение, что Хинтц еще находился в полном сознании. Затем он спросил:

— Анди, оставили ли вы всякую надежду выжить?

Антони Хинтц кивнул и прошептал:

— Да, у меня нет больше никакой надежды.

— Анди, вы ведь католик. Пригласили ли вы священника?

— Да, он был здесь сегодня ночью.

— Вы уже приняли соборование?

— Да, сегодня ночью.

«Этого закону будет достаточно», — подумал Китинг.

— Анди, кто стрелял в вас в среду, восьмого января, у дома номер шестьдесят один по Гроув-стрит? Скажите нам теперь, перед лицом смерти, правду.

Находящийся при смерти докер опять заколебался, но потом, наконец, прошептал:

— Это был Джонни Данн. Но защитите мою жену.

— Разумеется, Анди. Мы пошлем ее в деревню, пока Данн не будет осужден. Но вы должны сказать нам больше. Сколько выстрелов произвел в вас Данн?

— Шесть. Шесть раз он стрелял, и ни одна пуля не прошла мимо.

— Почему он хотел вас убить? Вы что-нибудь знаете об этом?

Хинтц закивал:

— Восьмого января Данн хотел сам контролировать мою пристань. Сообщили, что прибудет судно из Генуи с замаскированным грузом наркотиков. Его должны были разгрузить люди Данна. Поскольку я каждое утро вербовал докеров, он побоялся, что его люди не получат пятьдесят первой пристани. Поэтому-то я и должен был восьмого января перенести смену на выходной день. Но я отказался, я не хотел отдавать своей пристани этой банде.

— Этого будет достаточно, — сказал Китинг. — Теперь успокойтесь. Мы приведем сюда Данна, и тогда вы еще раз должны будете подтвердить нам, что это он стрелял в вас.

Хинтц больше не возражал. Казалось, он был готов к этому. Через полчаса два полицейских ввели Джонни Данна в палату.

— Хелло, Анди, — сказал Данн с принужденной приветливостью.

Хинтц молча смотрел на него.

Подав взглядом знак стенографу, Китинг спросил:

— Антони Хинтц, вы знаете этого человека? Если да, то назовите мне его имя.

Хинтц поднял с одеяла правую руку и указал ею на Джонни Данна.

— Это Джонни Данн — человек, который стрелял в меня.

С театральным жестом Данн вдруг схватил руку Анди.

— Но, Анди, ты понимаешь, что говоришь? Я же твой старый друг. Я никогда не стрелял в тебя!

— Нет, я лежу здесь только ради шутки, — тяжело дыша, произнес Хинтц и молниеносно сорвал с себя одеяло. Обеими руками он схватил повязки из лейкопластыря и попытался сорвать их. — Подойди сюда, посмотри на дыры, которые ты проделал во мне, и скажи, доволен ли ты своей работой…

У Хинтца не было сил сорвать повязки. Тяжело дыша, он упал на подушки. Китинг снова укрыл его и попытался успокоить.

Профсоюзный босс сказал, холодно улыбаясь:

— Разве вы не замечаете, что этот человек говорит в бреду? А теперь я требую, чтобы к дальнейшим беседам был привлечен мой адвокат.

Билл Китинг снова выпрямился.

— Это уже излишне, мистер Данн. Мы подходим к концу. Я арестовываю вас за убийство Антони Хинтца.

— Убийство? Становится все забавнее. Человек еще живет, а вы хотите мне приписать… — Джонни Данн не договорил. Взгляд на постель заставил его замолчать.

Антони Хинтц был мертв.

Когда полицейский надевал Джонни Дампу наручники, Китинг саркастически заметил:

— Вам не повезло, Данн. Анди умер на полчаса позже, чем надо. Теперь вам придется поменять уютное председательское кресло на электрический стул!

Прошло еще восемнадцать месяцев, прежде чем Джонни Данн, заместитель председателя нью-йоркского профсоюза докеров, был приговорен к смерти и казнен на электрическом стуле в «Синг-Синг».

Билл Китинг, молодой прокурор, как ни странно, ограничился этой единственной крупной победой в борьбе против бесчинства гангстеров. Он ушел с государственной службы и начал адвокатскую практику. Говорят, что Китинг стал известным адвокатом, защитником крупных гангстерских властителей.