Случайный знакомый. Другая страна

Случайный знакомый

Глава 1

Второго мая Яна Соколова наслаждалась заслуженным отдыхом. Она любила поспать подольше, а это ей удавалось редко. За несколько лет работы на телекомпании «Эхо» Яна приобрела не только опыт, имя и собственную программу, но и «синдром хронического недосыпа». Зато сегодня она не только встала в десять, но и вздремнула после обеда. А проснувшись, почувствовала себя настолько вялой, что решила принять прохладный душ.

Янка завернула краны и потянулась за полотенцем, висящим возле ванны. Достать его было легко, но девушка поскользнулась и чуть не упала, в последний момент схватившись за бортик. «Ну вот, не хватало еще себе голову раскроить! Так ведь можно и до конца праздников проваляться, ни одна собака не найдет. Подумаешь, не отвечает у меня телефон — так ведь это никого не удивит. Уехала Яна Соколова на пару дней, имеет право в законные выходные. А Олег решит, что я, по своему обыкновению, в праздники на работе торчу. Туда он звонить не станет из принципа — он у нас, видите ли, принципиальный товарищ. А мобильник я вроде как выключила».

Тут она уронила флакон с гелем для душа и тщетно попыталась поймать его мокрыми руками. Выловить скользкий флакон удалось, лишь когда на дно ванны вылилось изрядное количество душистого густого геля, стоившего немалых денег.

— Да черт тебя возьми! — в сердцах громко произнесла Янка и добавила несколько слов покрепче.

Потом, вспомнив свое недавнее решение не злиться и не расстраиваться по пустякам, принялась растираться полотенцем. Начало мая было довольно жарким, она решила принять прохладный душ и теперь поеживалась от пробегавших по телу мурашек.

Яна босиком прошлёпала в комнату и взглянула на часы. «Ёлы-палы, уже почти четыре! Скоро должен Олег прийти, а я ещё тут русалку разыгрываю. Не нужно было днем спать, но уж очень хотелось. В кои-то веки удается днем на диване поваляться в свое удовольствие».

Быстренько нацепив шорты и футболку, она принялась сушить феном свои короткие густые волосы — в этом месяце темные. Яна в последнее время предпочла вновь вернуться к короткой стрижке и выглядела, несмотря на свои двадцать пять лет, почти подростком-сорванцом, особенно в таком наряде и без косметики. Все, кроме Олега, утверждали, что новая стильная стрижка очень ей идет. Олег же недовольно поморщился, увидев новый облик своей подруги, и заявил, что длинные волосы были ей куда больше к лицу. «Женщина должна быть женственной», — всегда утверждал он. Спорить с этим было, конечно, трудно, но все дело было в том, что Яна была разной. Совершенно разной в зависимости от настроения и обстоятельств, и быть женственной даже с такой вот мальчишеской внешностью она вполне могла. И вообще это ее собственные волосы, ее собственная внешность, ей самой и решать, в каком виде ходить! Даже реши она выбрить половину головы и напялить турецкие шальвары, это будет ее личное дело. Если, конечно, не помешает работе, но это уже совсем другая песня.

Правда, по поводу своей стрижки Янка все-таки попробовала убедить любимого.

— Олег, но ведь все говорят, что мне идет… И потом так гораздо удобнее, к тому же скоро лето, с короткими волосами гораздо прохладнее, — оправдывалась Яна, не желая ссориться с Олегом в очередной раз, да ещё по такому ерундовому поводу.

— Кто это все? Твои ненормальные коллеги-журналисты — ещё не всё. Я полагал, что с моим мнением ты должна была бы считаться в первую очередь, — обиженно заявил он. В последнее время Олег постоянно стал разговаривать таким обиженным голосом, как будто Яна все делала ему назло. Ее это начинало понемногу раздражать, однако она всё же старалась выдерживать миролюбивый, спокойный тон.

Яна и сама не понимала, действительно ли Олег становился придирчивым и слишком требовательным или же это она начала предъявлять к нему завышенные требования. В самом деле, не мог же он всегда быть таким, как ей хотелось: молчаливым, когда ей хотелось помолчать и отдохнуть от вечной суеты, оживленным и весёлым, когда ей хотелось развлечься и подурачиться. Такого просто не бывает, и Янка со своим сложным характером могла оттолкнуть от себя близкого человека. Вероятно, она устала за последнее время и начала придираться к Олегу, который совершенно этого не заслуживал.

Несмотря на прохладный душ, Яна все ещё окончательно не проснулась. Она всегда так чувствовала себя после дневного сна, хотя позволить себе эту роскошь могла крайне редко. Но ведь сегодня — второе мая, и впереди ещё два с половиной дня отдыха. Вчера, в первый день майских праздников, ей все-таки пришлось работать, хотя она и обещала Олегу поехать с ним на дачу к общим знакомым на традиционный первомайский шашлык.

Однако пришлось ехать на съемку и торчать весь вечер в идиотском ночном клубе «Апельсин». Эти уроды позвонили на студию в последний момент и заказали репортаж о собственном открытии. Сначала редактор отказался — мол, нет дураков париться в этом клубе в праздник, да еще в такую погоду, когда все нормальные люди уезжают за город, и вряд ли он найдет журналиста и оператора для этого мероприятия. Однако заказчик моментально накинул цену, и крайней оказалась Яна. Съемки поручили ей и безотказному оператору Саше Лукашину.

Сашке всегда нужны были деньги, которые уходили у него сквозь пальцы, как песок. Он и сам понятия не имел, куда он девает зарплату — кстати, самую высокую среди операторов, ибо пахал Лукашин как проклятый. Он сам почти всегда напрашивался на вечерние и ночные съемки, чтобы поменьше находиться дома. Со своей супругой Саша уже несколько лет находился в стадии развода, но не уходил по какому-то странному безволию. Как он сам признавался, его «законная мегера» действовала на него совершенно парализующе, и все, что он мог противопоставить ей, — это собственное постоянное отсутствие.

Как бы то ни было, Яна и Саша стали жертвами финансовых интересов телекомпании. Ну и своих собственных отчасти — такие съемки оплачивались выше обычных. Янка, конечно, тут же позвонила Олегу, чтобы предупредить его: планы их срываются. И естественно, получила вполне предсказуемый ответ:

— А чего еще, собственно говоря, от тебя ожидать? Все люди как люди, поедут на пикник, а ты отправишься работать. Что в таком случае прикажешь делать мне? Развлекаться одному или сидеть дома и ждать, пока ты соизволишь освободиться?

— Ну, Олежка, давай второго числа с утра поедем! — взмолилась Яна.

— Нет уж, благодарю покорно! — резко отказался Олег. — Первого нас отвезли бы на машине, а второго придется тащиться на автобусе. Я даже понятия не имею, где эта дача. И вообще второго числа весь шашлык будет съеден, вино выпито, и народ будет сонный и похмельный после вчерашнего. Так себе удовольствие.

Я на сделала еще одну попытку:

— Олег, ну и черт с ней, с этой проклятой дачей! Мы можем второго и сами куда-нибудь поехать.

— Угу… Только у тебя наверняка опять найдутся какие-нибудь дела, или пойдет дождь, или ещё что-нибудь случится. Или я сам передумаю.

Он сухо попрощался с Яной и повесил трубку. Не бросил — Олег всегда был очень аккуратным молодым человеком, и Янкина безалаберность его порядком выводила из себя. Он не понимал, как можно вести такой образ жизни-то вскакивать ни свет ни заря, чтобы в семь утра уже быть на месте съёмок, то ночь напролет проводить в беготне с микрофоном, потому что, видите ли, очередная звезда российской политики вздумала осчастливить своим единственным выступлением их город. А город их ни политики, ни артисты вниманием никогда не обходили. Более чем миллионной аудиторией разбрасываться по нынешним временам не приходится.

А ещё Янке и собственную программу нужно делать, что тоже отнимает массу времени и сил. Кстати, Олег всегда был недоволен этим. Не так уж много эта программа приносит денег лично ей, Яне Соколовой, так зачем она вообще ей нужна? Спать когда придется и сколько удастся, питаться когда попало — «какой ужас»! А Янку это в ужас не приводило, она давно к этому привыкла, хотя иногда ей хотелось какой-то стабильности и упорядоченности в собственной жизни. Впрочем, пока она всерьёз не задумывалась над этим.

Яна выключила фен и выдернула вилку из розетки, едва держащейся на стене. «Надо Олега попросить, чтоб прикрутил. A то шарахнет током или замыкание случится», — мимоходом подумала она и отправилась на кухню. В холодильнике её поджидала запотевшая бутылка боржоми.

Она глотнула ледяной воды прямо из бутылки и зевнула во весь рот. «Господи, когда же удастся выспаться от души? Не одно утро позволить себе поваляться в постели, а по крайней мере несколько дней подряд. А потом — на пляж… А ещё лучше — куда-нибудь на дачу, на берег реки… С Олегом…» Яна снова зевнула. Встала она сегодня, конечно, довольно поздно, но и легла часа в три ночи. После съёмок двое радушных владельцев «Апельсина», естественно, пригласили съемочную группу остаться на весьма обильный ужин. В таких случаях не звали ребят выпить-закусить разве что совсем уж отъявленные жлобы.

Саше Лукашину очень хотелось принять любезное приглашение. Он умоляюще глянул на Янку: мол, подруга, грех уходить от такой выпивки. Ну и от еды тоже. Устроители почему-то решили совместить русскую водку, грузинские сухие вина и корейскую кухню. На взгляд Яны, сочетание было довольно странным, однако ее это нимало не беспокоило. Раздумывала она лишь потому, что хотелось пораньше попасть домой и отдохнуть. Однако все же махнула рукой и сказала Лукашину;

— Ладно, Сашка, остаемся. Сходи только машину нашу отпусти. Довезут здешние буржуи, не развалятся.

— Вот это дело! — потирая руки, воскликнул обрадованный Саша и галопом помчался к выходу.

Вернулся он через пару минут, уже без камеры и штатива. Это было весьма предусмотрительно с его стороны: добираться среди ночи домой с дорогостоящим оборудованием вряд ли стоило. А дежурный водитель, дядя Вова (его так звали на студии все, от молоденьких стажеров до генерального), был человеком абсолютно надежным: и довезет все до студии, и в отдел занесет, и на место положит. Ещё и аккумуляторы для камеры поставит на подзарядку, научился за время работы на телевидении.

Яна решила остаться в «Апельсине», конечно, не из-за халявного стола — хотя все эти корейские деликатесы были довольно вкусными и, несомненно, дорогими. Просто на душе у нее до сих пор оставался какой-то осадок после очередного неприятного разговора с Олегом. Вот она и решила доказать хотя бы самой себе, что вправе делать то, что хочет. Захотела остаться в клубе до утра — и останется, захотела напиться — и напьется. Назло Олегу, который совершенно не выносил, когда Янка позволяла себе выпить хоть бокал шампанского без него. Почему — Яна даже не пыталась спрашивать. Она уже хорошо знала, каким будет ответ. Вернее, было целых два варианта ответа: «Это неприлично» или «Мне это не нравится».

До прихода Олега ещё оставалось минут сорок, и Яна решила спокойно попить кофе. Они так и не договорились о том, где проведут выходные. Не исключено, что Олег скажет сейчас: «Давай быстренько собирайся, поедем на дачу». Ладно, даже если они никуда не поедут и не пойдут, а останутся у нее, то сварить свежий кофе для Олега она всегда успеет.

Возясь сначала с кофемолкой, потом с джезвой, Яна начала прикидывать, как можно провести свалившиеся на нее три… нет, уже два с половиной выходных дня. Главное — не забывать каждый раз смотреть на определитель номера на домашнем телефоне и на мобильнике. Или вообще выключить их к чертовой бабашке, когда придет Олег. Мало ли что может ударить в голову шеф-редактору!. Она совершенно не собиралась опять тащиться в выходные на работу. Хватит с нее и вчерашнего испорченного вечера, и ссоры с Олегом. А после праздников нужно будет созвониться с Ермаковым, начальником городского управления внутренних дел. Он всегда подбрасывает Яне хороший материал, а за время длинных праздников наверняка в городе что-нибудь да случится. И не забыть узнать у коллег-газетчиков о скандале вокруг земельного участка в центре города. По слухам, глава администрации района, в котором находится этот лакомый кусочек, отдал его своему родственнику по цене развалившейся песочницы на детской площадке. Однако номер не прошел, и сделкой заинтересовалась прокуратура. Если удастся получить комментарии по этому поводу, сюжет может выйти очень неплохим.

Так, а что же это она снова загружается рабочими проблемами?! Нет уж, никаких планов, кроме как провести выходные. Сейчас уже должен появиться Олег, и Янка постарается уговорить его все же поехать на дачу. Правда, компания, которая там собиралась, была для нее не очень интересна. Это были друзья Олега: молодой преуспевающий юрист, банковский клерк и коммерсант, все со своими подругами. Однако антипатии они у Яны не вызывали, и провести в их компании полтора дня, да еще на свежем воздухе, а главное, с Олегом, было совсем неплохо.

А Олег что-то задерживался. На него не похоже, обычно он пунктуален. Впрочем, пунктуальность — лишь часть его имиджа. Олег Кудасов во всем стремился быть образцом преуспевающего делового человека. Высокий, подтянутый, с правильными чертами лица и аккуратной прической, всегда в свежей рубашке и отглаженном строгом костюме — не придерешься ни к чему. Правда, Яне он почему-то больше нравился в джинсах и свитере или футболке. Но так Олег одевался лишь по выходным. Он тогда казался ей менее сдержанным, более своим. Олег нередко подсмеивался над ней из-за этой, как он говорил, причуды, утверждал, что Яне импонирует некоторая расхлябанность. А она быстро поняла, что за внешней суховатостью и даже некоторой жесткостью Олег старательно маскирует свою нерешительность. Защитный хитиновый покров — как у мягкого рака в жестком панцире.

Олег Кудасов мечтал сделать карьеру, но судьба пока ему не слишком благоволила. Конечно, программный директор вполне преуспевающей телекомпании — это вам не баран чихнул. Но и компания региональная, и должности гендиректора Олегу не увидеть никогда, проживи он хоть до Третьей мировой войны. Да и честно говоря, должность-то не ахти какая, только что называется солидно. Но это для непосвященных. А Кудасов считал, что заслуживает гораздо большего — если уж не карьерного взлета, то хотя бы приличных денег. Для начала. А уж с деньгами и карьеру делать значительно легче.

«Да куда ж он в самом деле подевался?» Яна успела выпить вторую чашку кофе, вымыть посуду и раковину (Олег не терпел беспорядка) и теперь озадаченно смотрела на часы. Странно, договорились на половину пятого, а сейчас уже начало шестого. Правда, они с Олегом так толком и не помирились после вчерашней ссоры… Янка сама позвонила ему сегодня утром. Олег разговаривал с ней уже не так раздраженно, как вчера, но был весьма сдержан. Сказал, что придет вечером, тогда они и решат, как провести время. Похоже, что поездка на дачу сегодня уже не состоится. Ну, не беда, на природу можно выбраться завтра. Так, наверное, даже лучше — им не так часто удается побыть вдвоем, да еще чтобы с утра никуда не нужно было торопиться. Хорошо еще, что у Яны отдельная квартира — Олег жил с родителями.

Год назад «Эхо» в очередной раз в полном составе отмечало день рождения. Даты эти всегда праздновались торжественно, причем без особых затрат. Шустрые менеджеры из рекламного отдела договаривались с каким-нибудь приличным кафе или ресторанчиком, и за банкет телекомпания расплачивалась с хозяевами рекламой.

Так было и на этот раз. В субботу вечером все собрались в небольшом ресторане «Золотой олень», славящемся своей кухней и уютной обстановкой. Когда народ изрядно выпил и наелся, приступили к культурной части программы, то есть принялись танцевать кто во что горазд. Янка сидела за столиком вместе с Сашей Лукашиным, Катюшей Мироновой и Эдиком, редактором отдела новостей. У нее слегка кружилась голова — не только от выпитого вина, но и просто от всей обстановки большого семейного праздника. Танцевать ей не хотелось. Хотелось просто сидеть вот так, болтать ни о чем с ребятами, поглядывая на кружащиеся в полумраке пары.

Неожиданно перед ней возник высокий худощавый парень. Он был на «Эхе» программным директором, и Яна с ним практически не общалась, только здоровалась в коридоре и знала, что зовут его Олег Кудасов. О своей программе она пока лишь мечтала, поэтому и точек соприкосновения с Кудасовым не было. К отделу новостей, где работала Янка, он не имел никакого отношения.

Олег слегка кивнул девушкам и, усевшись рядом с Лукашиным, о чем-то тихо заговорил с ним. Янке почему-то стало очень любопытно, о чем они разговаривают. Однако как ни напрягала она слух, так и не смогла ничего понять. Лукашин утвердительно кивнул, Олег встал и отошел. Яна наклонилась к Саше и недовольно проговорила:

— Сань, тебе никто не говорил, что шептаться в обществе неприлично? Что за секреты такие?

— Да, Господи, какие там секреты, — махнул рукой Лукашин. — Калым подвернулся, вот и все тайны. У Олега какой-то знакомый женится, вот он и предложил мне на свадьбе подработать. Обычное дело.

— Знакомый женится… — задумчиво пробормотала Яна. — А сам он женат?

— Кудасов? Не знаю… По-моему, нет. В разговор вмешалась Катя Миронова:

— Да не женат он, я точно знаю. Галька Лешневская из рекламы его полгода обхаживала, она все про него знает. Ну, и мне рассказала.

— И как, удачно обхаживала? — с деланным равнодушием спросила Яна.

— Нет! — засмеялась Катюша. — Галька, она не в его вкусе. Она такая…

— Какая?

— А, да ты же ее не застала, она уволилась незадолго до того, как ты пришла. Ну, Галька такая… она скорее вот Сашке могла бы понравиться…

Лукашин возмутился:

— Что значит — могла бы? Что ж я, не мужчина уже, что ли! Она мне и нравилась. Красивая девушка, есть на что посмотреть и за что подержаться. Не то что вы, пигалицы. Вы ж тени даже не отбрасываете!

Миронова возмущенно дернула обидчика за ухо и продолжала рассказывать:

— Сашка прав, Галочка такая аппетитная особа. Высокая блондинка с шикарным бюстом. Задница, правда, как подушка… двуспальная.

— Злая ты, Катерина, — укоризненно прервал ее Саша.

— Отстань, Лукашин! Я не злая, а справедливая. Если у меня такого бюста нет, то я честно и говорю, что нет. Зато и зада у меня такого тоже нет, слава Богу. В нашем мире совершенство встречается крайне редко. Если тебя природа чем наградила, то непременно в довесок какую-нибудь гадость подсунет. В общем, если у кого ноги, к примеру, невероятной длины и красоты, то зубы кривые окажутся. Или наоборот — если волосы как у больной крысы, то глаза красивые в качестве компенсации. В общем, несмотря на свой шикарный бюст, Галочка так и не преуспела. Вот ты, Янка, скорее бы ему понравилась.

— Попробовать, что ли? — лениво пробормотала Яна, искоса поглядывая на Кудасова.

— А что, это мысль! Обожаю устраивать чужие романы! — радостно воскликнула Катюша. — Олег, Олег! Иди сюда!

Катя старательно поддерживала с Олегом разговор ни о чем, а Яна исподтишка разглядывала его. Ей и раньше нравился этот парень с большими голубыми глазами и длинными пушистыми ресницами. Не то чтобы она о нем мечтала долгими зимними вечерами, но смотреть на Олега ей было приятно. Теперь она обратила внимание на его руки — тонкие пальцы так изящно держали сигарету… Правда, Кудасов отпугивал ее своей сдержанностью. Всегда в строгом костюме, всегда с непроницаемым лицом — просто какой-то образец молодого бизнесмена.

Неожиданно «образец» пригласил Яну танцевать. Не Катю, с которой он разговаривал, а именно Яну. Впрочем, особо удивляться этому девушка не стала. Катюша, несмотря на свою молодость и крайне легкомысленный вид, уже успела выйти замуж и была примерной женой. Об этом знала вся мужская часть коллектива, и к Мироновой никогда не приставали, как она сама говорила, «с грязными намерениями».

Танцевал Олег хорошо — так же красиво, как и все, что он делал. Правда, Яне казалось, что он как-то скован, чрезмерно сдерживает себя. Но ведь у всех своя собственная манера поведения, и такая сдержанность уж точно ничем не хуже непомерной развязности.

В общем, домой Яна отправилась не одна. Сначала, когда Олег предложил ее проводить, Янка решила, что он собирается именно проводить ее до дома, в совершенно буквальном смысле. То есть дойдет с ней до подъезда и вежливо попрощается. Ну, в крайнем случае поцелует. А в самом крайнем, то есть в самом лучшем, намекнет на следующую встречу во внерабочей обстановке. Однако парень, как будто это само собой разумелось, вошел с ней в подъезд и остановился у лифта. «Он что, решил проконтролировать, чтобы на меня в подъезде не напали?» — подумала Яна.

Но ни в лифте, ни возле двери Янкиной квартиры Олег не выразил ни малейшего желания отправиться восвояси. «Честно говоря, это в мои планы не входило, — немного растерялась Яна. — Он что, так уверен, что я его сразу в постель приглашу? Ничего себе… То ли он меня такой шлюхой считает, то ли себя таким неотразимым… Ладно, поглядим, что дальше будет».

Ради приличия, а больше от растерянности Яна предложила неожиданному гостю кофе. Реакция была для нее неожиданной. Вместо ответа Олег резким движением прижал ее к себе, потом подхватил на руки и, легко сориентировавшись в незнакомой квартире, вместе со своей ношей упал на диван. Янка и опомниться не успела, как оказалась прижатой чужим, горячим и сильным, телом.

Собственно говоря, она не слишком-то возражала. Олег ей нравился, а такое быстрое и бурное развитие событий вполне можно было отнести на счет его пылких чувств. Беспокоиться было совершенно не о чем, все было прекрасно. А будет еще лучше… Незаметно для самой себя Яна задремала на плече у Олега, но тут же встрепенулась от его движения. Молча он встал и отправился в ванную. Полежав еще пару минут, Янка решила, что неплохо было бы все-таки сварить кофе, пусть даже с таким опозданием. Да и есть она захотела жутко, как будто голодала минимум два дня.

Кофе был уже сварен, бутерброды сделаны, а вода все лилась. Янка тихонько подошла к двери и слегка потянула за ручку. Если уж Олег не спешит, она сама его поторопит! К её удивлению, дверь оказалась запертой. Впрочем, санузел у нее совмещенный, мало ли какие у парня проблемы — съел, например, что-нибудь.

Наконец Олег вышел, одетый и тщательно причесанный. «Он что, уходить собрался?» — изумилась Яна, но предпочла пока этого вопроса не поднимать. Вместо этого она позвала:

— Олег, давай перекусим и кофе попьем.

— Ты ешь на ночь? — искренне удивился тот.

— А что такого? Ем, когда хочу. По-моему, ни тебе, ни мне от лишнего куска ожирение не грозит.

Олег пожал плечами:

— До поры до времени. А главное — это просто вредно.

— Так ты не будешь?

— Нет, спасибо. У тебя нет кефира или чего-нибудь вроде этого?

Янка молча мотнула головой в сторону холодильника и яростно впилась зубами в бутерброд с вредной копченой колбасой. Олег налил себе фруктового кефира, выпил и аккуратно вымыл свой стакан. Хозяйка удивленно покосилась на гостя — самой бы ей никогда не пришло в голову мыть посуду среди ночи, да еще после весьма бурного секса. Вполне можно подождать с этим и до утра, чашки никуда не разбегутся. Впрочем, аккуратность — вещь весьма и весьма похвальная, и вообще очень спать хочется, а не размышлять о ерунде…

Перед тем как улечься, Олег долго расправлял постеленную Янкой простыню, потом тщательно вешал на спинку стула пиджак, брюки и рубашку. А потом, улегшись рядом с уже засыпающей Янкой, вдруг спросил:

— Слушай, а ты будильник не забыла завести?

— Господи, завтра же суббота… — пробормотала она.

— Мне надо встать не позже восьми, — проинформировал ее Олег. — А у тебя завтра съемки есть?

Яна недовольно повернулась к нему:

— Есть. В одиннадцать.

— Ну вот видишь! Вдруг проспишь.

— Не просплю. Если хочешь, сам будильник заводи.

Честно говоря, с утра Янка втайне ждала продолжения ночных событий. Однако, вскочив по звонку, Олег ринулся умываться и пробыл в ванной так же долго, как и накануне. Решив произвести на него хорошее впечатление, Янка поплелась на кухню варить кофе и готовить завтрак. Сидя за столом, Олег взглянул сначала на свои наручные часы, потом — на настенные, в виде домика с трубой, и с удивлением отметил:

— Слушай, у тебя дома все часы показывают разное время, и все неправильное.

— Ну и что? Какая разница? — в свою очередь, удивилась Яна.

— Как какая? Ведь все часы идут неправильно!

— Подумаешь! Я все равно никогда не опаздываю, потому что выхожу с запасом времени. Часы идут, как им самим хочется. Вот ты представь только — по какой-нибудь пыльной дороге строем идут часы. В ногу. Все одинаковые, все идут правильно. А где-нибудь в сторонке, в цветущем оазисе, отдыхают мои часы. Им хорошо, они сил наберутся и потом остальных догонят. Какая разница, как идти, если к месту назначения прибудешь вовремя? Ну зачем всем строем ходить?

— Фантазерка, — снисходительно усмехнулся Олег. — Ну все, малышка, мне пора.

Уходя, он корректно поцеловал Яну и оставил ее в неведении относительно своих дальнейших планов: то ли эта ночь была лишь мимолетным эпизодом, то ли чем-то более серьезным. Сама она, естественно, никаких наводящих вопросов задавать не стала.

Как вскоре выяснилось, и правильно сделала. Правда, весь день Янка не переставала гадать, что будет дальше, но вечером Олег позвонил. С переменным успехом их роман просуществовал уже больше года. Конечно, они были совершенно разными — своенравная, иногда безалаберная Янка и сдержанный, аккуратный Олег. Но ведь все говорят, что противоположности сходятся!

В дверь позвонили. Янка кинулась открывать. У Олега не было ключей от ее квартиры. Как-то она предложила ему взять запасные ключи для удобства. Она редко могла сказать точно, когда вернется с работы, и Олег вполне мог бы в свободное время ждать ее возвращения дома. Однако он категорически отказался, не объясняя причин. Нет — и всё тут. Ну, на нет и суда нет. Не хочет — не надо, каждый имеет право на свои… скажем мягко, капризы. Возможно, таким путем Олег просто хочет приучить ее хотя бы к какой-то упорядоченности в жизни.

Она распахнула дверь, не взглянув в глазок и не поинтересовавшись личностью визитера. За это Олег ее тоже поругивал. Яна и сама понимала, что уж кому-кому, а ей нужно бы знать, что так делать ни в коем случае нельзя. Она не раз снимала репортажи о грабежах и убийствах, тесно общалась с милицией и прокуратурой и прекрасно знала, что за дверью может оказаться отнюдь не старушка соседка. Впрочем, вряд ли какой-нибудь оголтелый грабитель потащится на дело в праздничный день, когда в любом подъезде ходит туда-сюда тьма жильцов.

Перед Яной возникло улыбающееся лицо Ольги, а за спиной подруги маячил хмурый Олег.

— Привет! — обрадовалась Яна. — Ну надо же — то никого из вас не дождешься, а то оба сразу явятся, как сговорились. Ну, что в дверях встали как не родные!

Ольга чмокнула хозяйку в щеку и деловито двинулась на кухню, на запах кофе. Олег все так же хмуро буркнул:

— Привет, — и отправился вслед за Ольгой.

Яна пожала плечами. Ну что за детские обиды! Наверное, в каждом мужчине действительно навсегда остается жить мальчишка. Вот только Олег этого стесняется и старается казаться преувеличенно взрослым и серьезным. «Чем-то в этом отношении они с Ольгой схожи», — неожиданно для себя подумала Яна. Ольга действительно всегда мыслила рационально, не упускала своей выгоды и была в этом отношении совершенно не похожа на Янку. Конечно, Яна прекрасно знала, что булки на деревьях не растут, и понимала, что выгодно для нее, а что не очень. Однако выгода для нее в отличие от Ольги была далеко не единственным критерием.

Ольга закончила учебу через год после Яны (год этот ушел у неё впустую, на неудачное замужество). И естественно, попросила подругу детства замолвить за нее словечко на телекомпании. Байкова появилась на студии в удачный момент — один из журналистов уехал в Израиль, вторая ушла в декрет, и генеральный директор, с удовольствием побеседовав с хорошенькой Оленькой Байковой, предложил ей стажировку на студии. Месяц побыв стажером и не без активной помощи Яны вполне прилично справляясь с работой, Ольга была зачислена в штат. Правда, звезд с неба не хватала.

Журналист из неё, как признавала внутренне Янка, был просто никакой. С тем же успехом Оля могла работать секретаршей, аккуратной и добросовестной. Свои сюжеты она делала столь же аккуратно, гладенько и совершенно безлико. Однако с несложными заданиями вполне справлялась, и редактор спокойно посылал ее на всяческие протокольные и любые другие несложные съемки, где не требовалось ничего, кроме элементарных знаний и точности записей, чтобы не перепутать никого в титрах.

Ольга не раз поражалась тому, что Янка лезла во все дыры, куда надо и преимущественно куда не надо. Ну к чему, спрашивается, было делать сюжет о главе администрации одного из районов города, который при официальной зарплате в двенадцать тысяч деревянных подарил своей жене ко дню рождения казино на Центральном проспекте? Да, чиновника этого в итоге сняли, но сколько крови попортили при этом и Яне, и шеф-редактору! Добро бы она денег на этом заработала мешок, так ведь нет — заплатили ей чуть больше, чем за обычный сюжет.

И что эта Соколова везде суется, как будто ей больше всех нужно! А шеф к Янке почему-то относится очень благосклонно, хотя она с ним и не спит. Вот Ольгу он недолюбливает по совершенно непонятной причине. Да и редактор отдела новостей — тоже. Казалось бы, не за что. Однако она как-то раз своими ушами слышала, стоя возле двери кабинета шефа, как мерзкий Эдик назвал ее, Ольгу Байкову, кромешной серостью, а шеф равнодушно согласился. Ну и черт с ним, все равно генеральный не даст ее выкинуть со студии. Во всяком случае, пока ему не надоест любоваться, как Ольга строит ему глазки. Хорошо еще, кстати, ее вовремя предупредили, что генеральный — примерный семьянин и терпеть не может, если кто-то из девиц пытается его на самом деле соблазнить. Строить глазки, мило кокетничать — и не более.

Ну а как дальше пойдет, пока неизвестно. Ольга и сама не собиралась особо задерживаться на студии. Эта ненормальная работа ее утомляла. Однако пока желаемый кандидате любовники или, еще лучше, в мужья никак не попадался. Так, мелочь всякая на время… ну да ничего, при этой работе что-нибудь непременно подвернется. Главное — уметь выждать и не прогадать. А деньги кое-какие можно здесь заработать и помимо зарплаты. К примеру, делает Оля сюжет о каком-то заседании. Областной, к примеру, Думы. Идут на том заседании дебаты. Если кто-то из участников этих дебатов дополнительные денежки Оленьке потихоньку заплатит, то засветится на экране во всю морду со своей пламенной и благородной речью. А нет — и не услышит его никто. Канал-то с самыми высокими рейтингами по губернии, его народ смотрит… Вот и делают выводы господа депутаты, бизнесмены и прочие деловые люди.

Янка, конечно, тоже такими вещами не брезговала. Но брала деньги с разбором, далеко не у всякого. Ольга как-то поинтересовалась почему. Соколова с легкой усмешкой ответила:

— Да потому, Оля, что моя репутация — это тоже своего рода капитал, который дает свои проценты. Я не могу позволить себе эту репутацию испортить. Сиюминутная прибыль может обернуться в результате большими убытками.

И снисходительно так еще посмотрела на Ольгу. Та, конечно, ничего не сказала, но подумала, что легко Янке так рассуждать. У неё и сюжеты выше оплачиваются, чем у Ольги, и программу она свою делает — в общем, получает неплохо. Да ещё и квартира собственная, а Ольге снимать приходится, не жить же с матерью в этом поганом клоповнике! Она не то чтобы завидовала Яне, но всегда хотела переплюнуть, обскакать ее еще со школы. И никогда не получалось!

Вернее, не получалось до сегодняшнего дня. Сейчас Ольга просто сияла, так распирала её та новость, которую она хотела преподнести Янке. Останавливал ее только запрет Олега.

— Ой, как кофе вкусно пахнет! Янка, я наливаю?

— Конечно, — отозвалась Яна. — Возьми печенье там, в шкафу, ты знаешь где. Олег, так ты надумал ехать на дачу или нет?

— Нет, — сквозь зубы процедил Олег, избегая Янкиного взгляда.

Все трое расселись вокруг кухонного стола. Олег уставился в свою чашку так внимательно, как будто хотел что-то рассмотреть на ее дне. Яна время от времени поднимала голову, безуспешно стараясь заглянуть ему в глаза, а Ольга безмятежно любовалась веткой тополя, покачивающейся за окном.

Яну вдруг охватило какое-то тупое безразличие. Ей стало все равно, что будет дальше — сегодня вечером, завтра, через неделю… Но она тут же постаралась стряхнуть с себя это дурацкое состояние, в котором, как она хорошо знала, невозможно нормально ни жить, ни работать. Улыбнувшись Олегу, Яна предложила:

— Олежка, тогда, может быть, завтра с утра поедем?

Олег продолжал упрямо молчать, сжав тонкие губы. Его узкое лицо, казалось, потемнело от каких-то непонятных Яне мыслей. Она повторила свой вопрос, накрыв руку Олега своей ладонью. Неожиданно он выдернул свою руку и неприязненно бросил:

— Ну что ты меня достаешь?! Не хочу я никуда ехать и отчитываться перед тобой тоже не намерен! И вообще — можешь ты оставить меня в покое или нет?!

Янка оторопело посмотрела на любимого, но все же сумела сдержаться и спокойно произнесла:

— Да, конечно, могу. Только скажи: зачем ты тогда вообще пришел? И к тому же устраиваешь эти сцены при Ольге? Может быть, обойдемся без третьих лиц?

К ее несказанному удивлению, подруга одним жестом успокоила готового заорать Олега и ответила вместо него:

— Да понимаешь, Яночка, дело-то все в том, что третье лицо сейчас уже не я, а ты. Извини, так уж обстоятельства сложились.

— Что-то я не пойму, — встала со стула Янка. — Это какие ж обстоятельства такие? И вообще при чем тут ты?

Ольга тоже поднялась и теперь стояла, опираясь о подоконник и в упор глядя на Яну голубыми глазами с полным отсутствием какого-либо выражения в них. Это делало ее особенно похожей на ожившую куклу, и Яне стало на мгновение не по себе. Она ощутила себя персонажем дурацкого триллера. Сейчас в голубых глазах зажгутся дьявольские красные огоньки, подруга схватит нож и начнет шинковать окружающих, как капусту. Все с тем же безмятежным кукольным личиком.

Первым не выдержал Олег. С досадой он произнес, обращаясь к Ольге:

— Я же тебя просил… До чего вы, бабы, болтливые! Ну и расхлебывай теперь сама как знаешь.

С этими словами он схватил со стола пачку сигарет и отправился курить на балкон. Дождавшись, пока он выйдет, Ольга невозмутимо обратилась к Яне:

— Я, наверное, перед тобой немного виновата, но все же сердцу не прикажешь. Мы с Олегом… в общем, ты сама, наверное, догадалась.

— О чем я догадалась? — вскипела Янка. — О том, что ты переспала с Олегом? Ну, это меня мало волнует. Вот если бы на твоем месте была другая, тогда это меня могло бы обеспокоить. А ты всю студию уже обслужить успела! Ну подумаешь, трахнул он тебя разок. Неприятно, конечно, но ведь не убудет от него, правда? А уж от меня тем более. Так что могла бы и не трудиться посвящать меня в эти маленькие шалости.

Про себя она уже успела решить, что никакие отношения с Олегом для неё теперь совершенно невозможны, но не говорить же об этом Ольге, сразу признавая свое поражение. Однако на подругу Янкина бравада не произвела ни малейшего впечатления. Отхлебнув остывшего кофе, она аккуратно поставила чашку на блюдце и заявила:

— Нет, дорогая, ошибаешься. Беспокоиться тебе очень даже есть о чем. Олег переезжает жить ко мне, это уже решено. И в общем-то так будет лучше для него. Рассуди сама — что за существование у него с тобой? Олег любит спокойную жизнь, предсказуемую. А с тобой это просто невозможно. Ты сутками пропадаешь на работе или вообще гоняешься по каким-то командировкам. Кроме того, ты совершенно не думаешь о его карьере, только о своей собственной. Согласись, что это чистая правда!

— Хорошо. Я тебя поняла. А теперь убирайтесь отсюда, оба.

— Как скажешь, — пожала плечами Ольга. — Я надеюсь, на рабочих взаимоотношениях это никак не отразится.

— Можешь не бояться, — презрительно фыркнула Яна.

— Мне бояться нечего, — парировала Ольга и громко позвала: — Олег! Олег, пойдем, нам пора!

Глава 2

На телекомпанию «Эхо» Яна Соколова пришла еще студенткой факультета журналистики. Не только самой девушке, но и ее родителям, и всем друзьям казалось, что будущую профессию она выбрала совершенно правильно. Ну в самом деле, где ещё можно применить Янкину неуемную энергию, общительность, быстроту реакции и сообразительность? Журналистика — это именно то, что ей нужно. Однако теперь, когда Яне предложили поработать на самой популярной в ее более чем миллионном городе (да и во всей губернии) телекомпании «Эхо», она ударилась в панику. В университете им успели дать лишь какие-то азы теории, историю журналистики и прочие вещи, сами по себе достаточно интересные, но на практике совершенно бесполезные. Янка могла не задумываясь назвать первые русские газеты и рассказать об истории телевидения. Но вот как именно делаются те самые репортажи, которыми ей придется с завтрашнего дня заниматься, она не представляла.

Вечером накануне своего первого рабочего дня Яна валялась на диване, обложившись всевозможными пособиями. Телевидение — нехитрая вещь, только если смотреть на экран домашнего «ящика» и нажимать на кнопки пульта. Можно при этом недовольно поморщиться и сообщить своим близким, что сегодня Сорокина выглядит как-то не очень, Сванидзе опять чрезмерно затянул свою передачу, а Познер вам вообще не нравится. Или очень нравится, это уже дело вкуса. Можно вообще переключить канал на мультики. А можно выключить телевизор и отправиться ужинать. Или гулять. Или заняться еще чем-нибудь. В общем, все легко и просто. А вот как делается это «легко и просто», Яна начала понимать только сейчас и пришла от этого в ужас.

Закончив листать очередное пособие для начинающих тележурналистов, она с досадой отложила его в сторону и нерешительно потянулась за следующим. Периодически она внимательно всматривалась в экран телевизора, сравнивая прочитанное с тем, что делали настоящие телевизионщики. Нет, у нее так вряд ли когда-нибудь получится. Она опозорится в первый же день, и лучше всего отказаться от этой работы. Нет, самое правильное — это вообще выбрать себе какую-нибудь другую профессию. Стать, например, юристом, или швеёй-мотористкой, или каскадером. Все лучше, чем мучиться так, как сейчас.

На следующее утро, нацепив голубые джинсы и белую водолазку, Яна с тяжелым вздохом невнимательно осмотрела себя в зеркале и отправилась на работу. Она прекрасно знала, где находится здание телекомпании «Эхо», и теперь уверенно зашагала к троллейбусной остановке. Поездка в общественном транспорте настроения ее не улучшила. Сначала ее больно прижали спиной к какому-то болту на дверях, потом наступили на ногу, а потом троллейбус остановился, дверь открылась, и бодрая толпа молодых ребят вынесла ее на тротуар. «Правильно, здесь медицинский институт, — сообразила Янка. — Вот только мне сюда никак не надо. А может, в медицинский нужно было поступать?…» Отчаянно работая локтями, она вновь втиснулась в камеру пыток, именуемую салоном троллейбуса, и постаралась пролезть подальше от двери, чтобы вновь не очутиться на улице на следующей остановке.

Но тут начались новые мучения. Толстая кондукторша решила осчастливить билетами обитателей задней площадки и решительно двинулась туда. Расталкивая пассажиров могучим крупом, она протиснулась назад и грозно уставилась на Яну.

— Платите, девушка, за проезд!

— Да погодите вы до остановки, я же просто не могу кошелек из сумки достать, — взмолилась та.

— Пассажир, не оплативший свой проезд в течение одной остановки, считается безбилетным, — голосом, очень напоминавшим Янке голос любимого маминого попугая, продекламировала неумолимая кондукторша.

— Но я не могу достать деньги!

— Тогда после остановки, — неожиданно легко согласилась кондукторша, но тут же уточнила: — Штраф заплатите.

Янка не слишком хорошо знала, какую именно сумму составляет штраф, но предполагала, что до полной нищеты её не разорят. Тем не менее ее жутко возмутила такая несправедливость. Извернувшись ужом, она запустила руку в кармашек сумки и торжествующе вытащила оттуда пятисотрублевую бумажку. Сунув её кондукторше, Яна попросила один билетик. Не тут-то было. Тетка, насупившись, мрачно буркнула:

— Мелочь давайте! Нет у меня сдачи.

— Ну это уже не мои проблемы, — окончательно вышла из себя Янка. — Я вам пытаюсь заплатить за проезд, а вы у меня деньги не берете! Сдача-это ваша проблема, вы тут кондуктор, а не я. Или давайте билет, или будете говорить контролерам, что я хотела заплатить.

— Не скажу я ничего, — окрысилась кондукторша. — Вас тут вон сколько ездит, на всех сдачи не напасешься! Мелочь давай!

Однако народ, озлобленный такой ездой и вообще на генетическом уровне ненавидящий работников транспорта, дружно поддержал строптивую пассажирку, и тетка отвязалась от неё, пообещав подойти попозже. Яна с облегчением перевела дух. Ехать оставалось еще несколько остановок, стоять у заднего окна было если не комфортно, то вполне терпимо. Но ее транспортные злоключения на этом не закончились.

Еще несколько минут назад Яна почувствовала, что кто-то сзади громко сопит ей прямо в ухо. Во время перепалки с кондукторшей она как-то не обратила на это внимания, а теперь сопение усилилось и стало особенно противным. Яна сделала попытку отодвинуться, но в такой тесноте сделать это было просто немыслимо. В следующую секунду она почувствовала, как чья-то горячая рука скользит по ее филейной части. То обстоятельство, что она надела сегодня джинсы, Яну порадовало, а вот поведение обладателя шаловливых ручонок крайне возмутило. С трудом повернув голову, она увидела потрепанную жизнью физиономию мужчины лет сорока пяти. Мужик расплылся в счастливой улыбке, с готовностью демонстрируя испорченный передний зуб. Янка поерзала, пытаясь скинуть чужую мерзкую руку, но результата это не принесло.

Тогда, приложив все силы, она всё же умудрилась повернуться к наглецу и приветливо улыбнулась. Мужичонка радостно ухмыльнулся в ответ. Тогда Яна звонким ангельским голоском громко произнесла на весь троллейбус:

— Простите, пожалуйста, будьте так добры, если это вас не очень затруднит… — и, не меняя тона, продолжила. — уберите руки от моей задницы!

Залившись багровой краской, мужик протиснулся к выходу и ретировался на первой же остановке. Гордая собой, девушка вышла на следующей. Её настроение не то чтобы улучшилось — вряд ли оно могло улучшиться от подобных инцидентов, — но стало менее кислым, более боевым. Это пришлось очень кстати, поскольку начинающая журналистка уже стояла на пороге своего первого серьезного места работы. На телекомпании, вероятно, кислая барышня-размазня пришлась бы не ко двору. Уверенная в себе, симпатичная, чуточку нахальная девица, не лезущая за словом в карман, — это именно то, что надо.

Здание телекомпании «Эхо» произвело на Яну Соколову вполне благоприятное впечатление. «Достаточно прилично, но без лишней роскоши», — оценила она обстановку, попав внутрь после того, как ее с пристрастием допросил бдительный охранник.

Шеф-редактор Игорь Петрович (именно с ним договаривались друзья ее родителей) Янке тоже понравился. Это был спокойный, доброжелательный, симпатичный дядька. Кроме того, он ни единым словом не дал понять, что его попросили пристроить девочку на работу и что вообще-то журналисты без опыта ему совершенно не нужны. Игорь Петрович пояснил новенькой, что работать она будет в службе новостей и, слегка усмехнувшись, добавил:

— Что ж, Яна, не боги горшки обжигают. Поездите с нашими ребятками на съемки, присмотритесь, а там и самостоятельно работать начнете. Глядишь, и понравится!

— Не исключено, — рассмеялась новоиспеченная журналистка и отправилась в отдел новостей знакомиться со своими новыми коллегами. Глава службы новостей, тридцатилетний полноватый брюнет, запросто представившийся Эдиком, был предупрежден шефом о появлении в отделе новой персоны. Особого восторга тот факт, что к нему пристали неопытную девицу, у Эдика не вызывал, но спорить с начальством по пустякам, как известно, не следует. Лучше уступить в мелочи, но потом настоять на своём в серьёзном вопросе. Да и девица оказалась очень даже ничего, Эдику всегда нравились невысокие худенькие девушки со — светлыми пазами. Правда, у этой не поймешь, какие они — то серые, то зеленоватые, но все равно девушка симпатичная.

— Ну вот, Яна, располагайся вон за тем столом, там у нас сейчас свободно. Знакомься с ребятами. Так, кто у нас тут сейчас на месте? Это Саша Лукашин, наш оператор. Павел — тоже оператор. Это вот Катюша-лицо, так сказать, наших новостей. А это Татьяна, журналист. С остальными успеешь еще познакомиться, у нас тут никогда всех сразу на месте не бывает. Даже в день зарплаты.

Янка поздоровалась со всеми, бросила сумку на указанный ей стол и принялась осматриваться. Уютное светлое помещение, компьютер на каждом рабочем столе, несколько видеомагнитофонов и небольших телевизоров… Словом, работать можно. Вот только ещё бы знать, как это делается… Вернее, уметь. Теоретически-то она это знала.

Эдик, видимо, был неплохим начальником. Он не предоставил новенькую саму себе, а усадил ее смотреть учебный фильм. После первых десяти минут Янка поняла о телевизионной кухне больше, чем из десятка проштудированных накануне пособий. А главное, она была занята делом, а не болталась как неприкаянная. Для первого часа-двух на любой новой работе это очень важно — чтобы человек чувствовал себя при деле.

Через полчаса ее кто-то тронул за плечо. Она остановила кассету и сняла наушники. Перед ней стояла высокая девушка с буйными темно-каштановыми кудрями. Янка припомнила, что коллегу представили ей как Татьяну. Та приветливо улыбалась новенькой:

— Яна, кофе хочешь?

Она взглянула на банку «Нескафе»… Растворимый кофе она не любила, а если и пила, то что-нибудь более приличное. Увидев ее замешательство, Татьяна предложила:

— А может, чай?

— С удовольствием!

Бросив в чашку пакетик зелёного чая и отметив про себя, что завтра нужно будет позаботиться о кофе и кружке, Яна с удовольствием потянулась, заломив руки, и огляделась по сторонам. Оказалось, что в отделе никого, кроме них с Татьяной и Эдика, уже не было.

— Ты куришь? — поинтересовалась Таня.

Вдвоем они отправились вниз, в курилку, прихватив с собой чашки. Татьяна оказалась весьма разговорчивой особой, и Янка постаралась получить как можно больше информации. В отдел она вернулась, обогащенная огромным количеством сведений о тех людях, с которыми ей предстояло работать, и о том, что нужно делать на съемках и чего нельзя делать ни в коем случае. Эдик уже с нетерпением поджидал их. Не успели девушки переступить порог, как он накинулся на них:

— Ну где вы шляетесь?! Нельзя столько курить, это вредно.

— А что полезно? — поинтересовалась Таня, томно растягивая слова.

— Работать, работать и еще раз работать!

— От работы кони дохнут, — прокомментировал это сомнительное заявление оператор по фамилии Лукашин.

— Глупости и предрассудки. Вот проверь. Сам убедишься, тебе хорошо станет.

— Хорошо мне бывает только в день зарплаты, да и то на следующий день с утра так погано делается…

Эдик хихикнул, а потом вновь засуетился с удвоенной энергией;

— Так, Гвоздева с Лукашиным, давайте собирайтесь! Сегодня внеочередное заседание областной Думы. Наши депутаты пожелали высказаться по проблеме тарифов на электричество и тепло — народу, мол, тяжело живется. Вот только не знаю, что они хотят — то ли снизить их, то ли повысить, чтоб уж долго люди не мучились. В общем, там разберетесь. Таня, и не забудь — с Клинцовым никаких интервью, как бы он ни лез в камеру! Хватит уже с него халявного эфира!

— Эдик, я хочу Яну с собой взять. В смысле, новенькую, — предложила Татьяна. — Всё равно же ей нужно на съемки с нами поездить, присмотреться.

— Не получится, — возразил Эдик. — У неё аккредитации нет, а пропуск заказывать — долгая морока, вы и так опаздываете уже. Учтите, на дорогах опять пробки, так что выматывайтесь побыстрее. А тебя, Янка, я в другое место определю.

Яна не успела спросить, что это за таинственное «другое место», — Эдик, выпроводив Таню и Лукашина, немедленно схватился за телефон. Подождав немного, Яна вновь принялась смотреть учебный фильм. Лишь через полчаса Эдик освободился и подошел к ней:

— Значит, так, красавица моя… Поедешь сегодня на съемку с Чубаровой. Она — журналист толковый, опытный, давно у нас работает… В общем, покажет тебе, что к чему, объяснит, расскажет. Только вот характер у нее резкий, так что ты внимания не обращай, если что не так скажет.

— Да я вообще-то тоже не подарок, — сообщила Яна.

Она немного обиделась на то, что редактор счел ее совсем уж послушной и бессловесной овечкой, и решила прояснить ситуацию.

— Вот и отлично! — обрадовался Эдик. — Вот и ладненько! Значит, общий язык с Ниной найдете, даже если сначала и поцапаетесь. Впрочем, это вовсе не обязательно. Цапаться, имею в виду, а не общий язык находить.

— А что за съемка? — спросила Янка.

— Да наши доблестные менты квартирного вора какого-то замечательного задержали. Вот и будут рассказывать, каких героических усилий им это стоило. У нас в основном Чубарова криминалом занимается, так что ей и ехать. Посмотришь, что к чему, как она работает… В общем, приглядывайся, учись. Да, кстати, погляди, как она у них будет кассету с оперативной съемкой выпрашивать. Нинка в этом деле виртуоз, есть чему поучиться! И куда она только запропастилась, уже ехать пора! Эй, Паша, где Чубарова?

— Откуда я знаю, — буркнул только что вошедший парень. — Я вообще с ней ехать не хочу, она на меня орет все время. Ты, Эдик, скажи ей — если еще раз орать попробует, камеру в руки — и пусть сама снимает.

— Ладно-ладно, — неопределенно буркнул Эдик. — Не ссорьтесь по пустякам. — Не успел Павел что-то возразить, как Эдик произнес: — Пашка, перестань мне голову морочить. Лучше сходи поищи Чубарову. Она пришла уже. В монтажной, поди, лясы точит или к рекламщикам пошла. Сходи-сходи, не ленись.

Парень неохотно двинулся к двери, но тут в отделе собственной персоной возникла девица неопределенного возраста, с длинноватым носом и недобрым взглядом из-под жгуче-черной низкой челки. Это и оказалась Нина Чубарова — к великому Янкиному сожалению, поскольку наставница сразу ей не понравилась.

— Кто тут меня искать собрался? — недовольно поинтересовалась Чубарова.

Яна умышленно выждала, чтобы дать возможность ответить Эдику. Редактор действительно принял эту паузу за легкое смущение и пояснил:

— Это Яна Соколова, прошу любить и жаловать. Будет у нас работать.

— Работать? Ну-ну, — скептически бросила Нина и поинтересовалась, оглядывая Яну с головы до ног: — Так ты что, со мной, что ли, едешь? Тогда собирайся. Только не мельтеши там и работать не мешай.

Янке очень хотелось ответить какой-нибудь гадостью, но она сочла это преждевременным. Да и в самом деле, что она за журналист, если первая попавшаяся наглая баба способна вывести ее из себя? Нет, надо сдерживаться до поры до времени, пока Нина не начнет хамить всерьез. А вообще-то Чубарова вызывала у Яны чувство смутной, но стойкой неприязни. Судя по всему, сама она коллеге тоже не очень нравилась, и лучшими подругами они вряд ли когда-нибудь станут.

Но девушка твердо решила не поддаваться на провокации Чубаровой. Вслед за съемочной группой она отправилась вниз, на улицу, где на стоянке их уже поджидала потрепанная «девятка» малинового цвета. Нина уселась впереди, Янке и Павлу достались места на заднем сиденье. Судя по всему, это был обычный порядок вещей.

— Нина, мы куда? К ментам? — осведомился Паша.

— Ага, — односложно буркнула Чубарова.

— А что там? Говорящая голова?

Яна поежилась, представив себе такое зрелище. Сначала ей представилась голова из «Руслана и Людмилы». В шлеме, с бородой, все как положено — и перед ней микрофон торчит. Нет, для этого больше подходит голова профессора Доуэля. Она более цивилизованная, ученому все-таки принадлежала, с интервью справится лучше. Но все равно как-то неприятно… А Нина раздраженно ответила:

— Какая тебе разница?

— Да такая, что если в кабинете снимать, то все нормально. А если в КПЗ тащиться, тогда надо было свет с собой брать, там темно слишком. И вообще оператор должен знать заранее, что за съемка. Тебя что, звезда ты наша, этому научить забыли?

Они принялись цапаться, а потом наступило молчание. Через несколько минут Яна рискнула поинтересоваться, о чём все-таки шла речь.

— А что такое «говорящая голова»? — задала она вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь.

Нина немедленно фыркнула и ответила, выразительно покосившись на новенькую:

— Это такая, которой только говорить можно. Ну, и есть тоже. И курить. А вот думать уже никак не получается.

Яна уже собиралась огрызнуться, но тут вмешался Павел:

— «Говорящая голова», Янка, это когда ничего интересного не происходит, а сидит человек за столом и вешает о чем угодно.

— Спасибо, — поблагодарила Яна.

Всю оставшуюся дорогу в машине царило молчание. Чубарова явно была не в духе, а Яна предпочла не нарываться. Оператор же нацепил наушники плейера и слушал музыку, прикрыв глаза и слегка покачивая в такт головой.

Машина затормозила у четырехэтажного здания управления внутренних дел, выкрашенного по фасаду в сомнительный желтоватый цвет. Нина вылезла из машины, хлопнула дверцей и пошла ко входу, не оглядываясь и совершенно не заботясь о том, следует ли за ней ее эскорт. Вся троица, миновав пост с дежурным милиционером, поднялась на третий этаж. Там была вотчина уголовного розыска, и в многочисленных кабинетах разместились оперативники и следователи. В один из этих кабинетов и вошла уверенно Нина. Она поздоровалась со следователем, который при виде журналистки приподнялся из-за стола и заулыбался:

— А, Ниночка! Наконец-то ты снова нас осчастливила своим визитом!

После такого бурного восторга следователь, невысокий плечистый парень, соизволил обратить внимание и на вошедших вместе с Чубаровой. Пашу он, по-видимому, уже знал и молча протянул ему руку. А по поводу Яны поинтересовался:

— А кто это с тобой, Ниночка?

— Стажируется у нас, — неопределенно бросила Чубарова, не удосужившись даже представить Яну по имени.

Нина тут же принялась расспрашивать следователя, которого запросто именовала Валерой, о том, что произошло.

— Домушника задержали, Ниночка.

— Ну и событие! — фыркнула журналистка. — Это, конечно, просто необходимо запечатлеть для истории и донести до широких зрительских масс. Можно даже в «Совершенно секретно» отправить или в «Человек и закон». Пиманов просто умрет от восторга.

«Ничего себе, — подумала Яна. — Как она с ним разговаривает? Пошлет ее сейчас этот следователь подальше, вот и все!» Однако ожидания ее не оправдались.

— Не скажи, не скажи, — покачал головой следователь Валера. — Зря ты так. Мы, солнце мое, за ним полтора года гонялись. На счету этого Кулибина до черта обчищенных квартир!

— Кулибин — фамилия? — коротко поинтересовалась Нина, раскрывая блокнот.

— Не-а, — засмеялся следователь. — Фамилия его Исаев. А Кулибиным его потому зовут, что очень уж мастерски он свой инструмент изготавливает. Изобретательно, с выдумкой, с полетом технической мысли. В общем, редкий специалист. Мог бы, кстати, на одном изготовлении инструмента неплохие деньги делать. Делай на заказ, от клиентов отбоя не будет. Так ведь нет, не живется ему спокойно.

— Почему? — последовал новый вопрос.

— А он, Ниночка, философ и романтик. Говорит — угасает, мол, старая традиция. Воры настоящие перевелись. Остались одни наркоманы безголовые, да те, кто с замками не возится, а металлические двери автогеном вскрывает. Словом, гибнет традиция. А он, Кулибин, ее поддерживает.

— И что, он тебе все это под протокол поведал?

— Нет, естественно. Он калач тертый.

Нина с сожалением вздохнула:

— Ну что, Валера? Давай-ка все это на камеру. Кстати, а с этим твоим Кулибиным пообщаться можно?

Валера развел руками:

— Никак не получится. Я бы всей душой, но никак… А вот кассету я тебе дам, со следственным экспериментом. Только ты не забудь сказать, что это мы постарались, а то сразу ещё кто-нибудь примазываться начнет.

— Ну, хоть шерсти клок, — милостиво согласилась Чубарова. — Давай свою кассету. Да скажу я, скажу про ваш беспримерный героизм, давай кассету!

Дальше все происходило примерно так, как и представляла себе Яна. Впрочем, сейчас даже маленький ребенок знает, как происходит съемка. Паша установил камеру на штативе, немного повозился с ней, следователь приосанился и выдал свой текст. Вот, собственно, и всё.

Первый опыт не показался Яне особо страшным. Приехали, поговорили, уехали. Правда, уже позднее, когда Эдик велел ей присутствовать на монтаже сюжета, она вновь запаниковала. Янке показалось, что она никогда в жизни не сможет разобраться: почему эти кадры ставить рядом можно, а другие — ни в коем случае, зачем может понадобиться перевернуть картинку, что такое звуковая дорожка и с чем ее едят. Премудростей было столько, что у Янки мутилось в глазах.

Однако дело у нее пошло быстро. Вскоре Эдик поручил Яне самостоятельное задание, а уже через месяц девушке казалось, что она полжизни проработала на телевидении.

Переход от вольной студенческой жизни к напряженной работе дался ей довольно легко. Правда, в первое время Яну поражала способность более опытных коллег развлекаться ночь напролет, а рано утром, если возникала такая необходимость, уже отправляться на съемки. По дороге, в машине, журналист и оператор в таких случаях дружно стонали, запивая минералкой аспирин или панадол, матерились и кляли свою работу на чем свет стоит. Однако, приехав на место и вооружившись микрофоном и камерой, они преображались.

У Янки было два пути — или быстро втягиваться в работу, или уходить. Она поняла, что работать на телевидении могут лишь люди, больные на всю голову, но все-таки выбрала работу. И как считала до сих пор, не прогадала. Дело было не в деньгах — их-то как раз лопатой не гребли. Правда, платили побольше, чем на остальных студиях города, но суть была не в зарплате. Просто оказалось, что это именно ее работа, и Яне повезло, что она попала в сумасшедший дом, именуемый телекомпанией. По крайней мере она думала так почти всегда, разве лишь в дни неудач или сильной усталости начиная мечтать о более спокойном существовании. А через год после начала работы Яны на «Эхе» с телекомпании ушла Нина Чубарова. Янка, честно говоря, обрадовалась — с Ниной отношения у нее никак не складывались. Через пару дней после ухода Чубаровой Яне позвонила Ольга. Собственно говоря, звонила-то она постоянно, да и виделись подружки часто, но на этот раз Оля попросила ей помочь.

Её дружба с Ольгой тянулась ещё с детства — точнее, с шестого класса. Тогда Оля, хлопая длинными ресницами, в нерешительности застыла в дверях класса. Ее семья переехала в другой район, и девочке пришлось сменить школу. Новеньких же, как известно, всегда принимают сначала недружелюбно. Девчонки окидывали ее пренебрежительными взглядами, а мальчишки отпускали неумные шуточки. Ольга вполне могла ответить обидчикам, да так, что мало не показалось бы, но зачем сразу портить отношения? Придется терпеть, хотя это очень неприятно. Лишь невысокая худенькая девочка, сидящая у окна, приветливо помахала новенькой:

— Садись сюда.

Оля обрадованно плюхнулась на свободное место. А девочка подмигнула ей и шепнула:

— Тебя как зовут? Меня — Яна.

Вот так и началась обычная школьная дружба двух девчонок. Правда, по характеру Яна и Оля были совершенно разными. Но какое это имеет значение в тринадцать лет, когда главное — это совпадение взглядов на модную музыку и знакомых мальчишек. А со временем, когда выяснилось и различие музыкальных вкусов, Яна с Ольгой уже настолько привыкли к постоянному общению, что менять что-либо никому из них и в голову не приходило.

Ольга всегда казалась старше Яны. Вернее, не старше, а взрослее. Быть может, её к этому приучила жизнь в небогатой семье. Впрочем, какая там семья — одна мать, да и та постоянно озабоченная тем, как урвать лишнюю копейку. Урвать не особенно получалось, поэтому приходилось экономить. Ольга относилась к деньгам с почтением в отличие от бесшабашной Янки. Та, правда, получала от родителей на карман не слишком много, но родительское отношение к деньгам — будет день, будет пища — передалось и ей. Янкины родители не были особо состоятельными людьми, однако профессорской зарплаты отца и доцентской получки матери вполне хватало на все. А потом, когда времена изменились и стали более суровыми, мать стала преподавать свою экономику в институте торговли, превратившемся в коммерческий. Словом, все оставалось в порядке.

Ольга любила бывать у Яны. Ей очень нравилась комната подружки — светлая, с яркими плакатами на стенах, с удобным диваном, застеленным клетчатым нарядным пледом, с хорошим магнитофоном. Правда, Янка, по мнению Ольги, слушала какую-то дурацкую музыку, но в ее большой коллекции записей всегда можно было выбрать что-то, приемлемое для обеих девчонок. Нравилось Ольге и то, что родители никогда не входили к дочери, не постучав в дверь. Сначала это удивляло девочку.

— А чего это они? — спросила она как-то подругу.

— В смысле? Зачем стучат, что ли? — удивилась Яна. — А как иначе?

Ольга лишь вздохнула и промолчала. Они с матерью жили в однокомнатной хрущевке. А самое неприятное — мать без малейшего колебания лазила по карманам дочери, шарила в ее сумке и ящиках стола. Таким образом она пыталась контролировать Ольгу — не таскает ли ее акселератка-дочь с собой сигареты или, упаси Бог, презервативы. А Янка в десятом классе взяла и закурила при родителях. Это произошло при Ольге, и та обомлела от ужаса. И что же? Да ничего! А Янка, поняв, что это расстраивает предков, сама больше не повторяла этих экспериментов. Покуривала на улице, особо не скрываясь, однако дома больше этого нс делала.

Нравились Ольге и веселые вечерние чаепития в семье Соколовых. Елена Сергеевна, Янкина мама, пекла изумительные пирожки, пироги и печенье. От одного запаха текли слюнки — горячее сдобное тесто, ваниль, корица, яблоки… С ума сойти! Дома такого никогда не было. Сосиски (самые дешевые), макароны, пшенка — вот и все деликатесы. Готовить матери было некогда, да и не на что. Ольга с удовольствием осваивала кулинарные премудрости под руководством приветливой Елены Сергеевны, удивляясь полному равнодушию Яны к этой веселой науке. А Елена Сергеевна только разводила руками:

— Ну никак не могу Янку к хозяйству приучить! Зато тебя, Оля, научу — в жизни всегда пригодится. Правда, если Яна Владимировна соизволит к плите подойти, у нее все сразу получается. Видно, кулинарные способности передаются генетически!

Действительно, Янка могла при желании творить маленькие кулинарные чудеса — не задумываясь, без всяких усилий. Ольга нередко втайне завидовала ей. Впрочем, как и во многом другом. Янка блестяще писала сочинения, прекрасно знала английский — вообще все гуманитарные предметы давались ей без малейшего труда. Ольга же не обладала особыми способностями ни к гуманитарным, ни к точным наукам. Приходилось просиживать над уроками долгие часы, чтобы учиться прилично. А то, что учиться нужно хорошо, она знала твердо. Рассчитывать в жизни придется только на себя. Ну и на тех людей, кого можно использовать, — но это практически то же самое, что на себя. Использовать человека — тоже искусство.

В результате школу Ольга закончила с оценками даже получше, чем у Янки. Та не обращала внимания на такую скукотищу, как физика с химией, и трояки по этим предметам ее совершенно не смущали. Занималась она своими любимыми языками да литературой и в ус не дула. Конечно, не поступит она в институт в этом году, так поступит через год. Папа с мамой прокормят. А вот Ольгу никто кормить не стал бы, это уж точно. Вот и приходилось ей зубрить, зубрить до тошноты…

Вот только получилось в результате всё наоборот. Янка поступила в университет на факультет журналистики, а Ольга, решив заполучить солидную профессию юриста, пролетела. Собственно говоря, могла бы, наверное, и поступить, но в самый неподходящий момент в ее голову закрались сомнения: а стоит ли это вообще делать?

Вокруг хорошенькой, как кукла, Оленьки постоянно вилось достаточное количество кавалеров. Правда, почему-то они возле нее долго не задерживались, и не раз она по ночам ревела от злости — очередной парень всё больше и больше времени проводил с насмешливой, острой на язык, резкой в движениях и поступках Янкой. А та была для них «своим парнем», не пыталась кокетничать и завлекать ребят, хотя при желании вполне была на это способна. Но это кокетство было лишь игрой, Янка просто развлекалась таким образом. В отличие от Ольги, которая все делала всерьез.

А к середине десятого класса появился у Оли постоянный кавалер. Да такой, что впору ей было самой себе позавидовать. Парень был не чета сопливым пацанам-одноклассникам или Янкиным раздолбаям-студентам. То есть студентом он был, но из очень даже обеспеченной семьи. Мамаша у Кирилла заведовала большим универмагом, а папочка был крупным чином в ОБХСС — тот ещё семейный подряд! Кирюша был единственным их отпрыском, да ещё и поздним ребенком, и родители обожали его без памяти. А сам Кирилл без памяти влюбился в широко распахнутые Оленькины голубые глазам пепельные кудри до плеч, называл ее Мальвиной и закармливал шоколадными конфетами. К сожалению, особой привлекательностью парень не отличался, более того, был невзрачным заморышем, к тому же весь в прыщах.

Ольга всё же нет-нет да и задумывалась: так ли уж надо ей грызть гранит науки и чахнуть над надоевшими за десять лет учебниками? Обеспеченная жизнь — вот она, рядом, только руку протяни. Но прыщавый Кирюша вовсе не был похож не только на сказочного принца, но даже и просто на крутого парня. Кроме того, Оля так долго была уверена в необходимости высшего образования, что отказаться от своей цели просто не могла. Диплом никогда не помешает, будь она хоть сто раз замужем.

Однако стать дипломированным юристом ей, видимо, было пока не суждено. По крайней мере так решила сама Ольга, не поступив в институт с первой попытки и сразу отказавшись от второй. Поревев вечером после того, как были вывешены списки принятых в институт, и пожаловавшись беззаботной Янке на горькую судьбу и хроническое невезение, Оля задумчиво и многозначительно произнесла:

— Ну и черт с ним! Мы пойдем другим путем…

— Н-да? И каким же? — немного скептически осведомилась Янка, забравшись с ногами в кресло и увлеченно грызя арахис.

Ольга тяжко вздохнула, как будто решила добровольно пожертвовать собой во имя спасения мира, и озабоченно пояснила:

— Как ни крути, а придется мне за Кирилла замуж выходить.

— Это на какой фиг? — оторопела Яна от такого решения.

— Да вот на такой… Кормить меня никто не станет, пока я буду ещё год к поступлению готовиться. Стало быть, придётся работу искать, а тогда какие уж занятия! Это тебе хорошо — и поступила сразу, и пять лет родители тебя содержать будут.

— Ну, положим, этого я сама не хочу. — возразила Яна. — Нужно будет сразу же в какой-нибудь газете работу искать, хоть внештатником.

Ольга только рукой махнула:

— Если и не найдешь, всё равно не помрешь с голоду. А вот я — дело другое. Нет, Янка, со всех сторон посмотри — надо за Кирилла выходить. И обеспечена буду во как, и в институт поступить его папочка с мамочкой мне помогут.

— А прыщи? — лукаво спросила Яна. — Ты же говоришь, что твой Кирилл — прыщавый и противный.

— Прыщи выведем! — решительно заявила Ольга.

Глава 3

Ночью прошел дождь, и сильно похолодало. Вот тебе и жаркие первомайские праздники! Горожане, еще вчера разгуливавшие в майках и шортах по своим дачным участкам, сегодня зябко кутались в куртки и плащи. Вид у спешивших прохожих был озабоченный и недовольный. После нескольких дней отдыха и хорошей погоды приходилось начинать новую рабочую неделю, да еще и погода испортилась. Хорошо еще, что на рассвете ветер немного разогнал тучи, и теперь сквозь них изредка проглядывало яркое майское солнце.

Яна тоже шла на работу злая, как ведьма. Ещё бы ей не быть злющей после недавней сцены! Разом потерять любимого мужчину и школьную подружку — это уж слишком. Ну, Ольга — змея ещё та, это видно было невооруженным глазом давным-давно. Никаких иллюзий по её поводу Янка не питала, и потеря подобной подруги для нее особым горем нс была. А вот Олег… Конечно, ссорились они нередко, особенно в последнее время, но идеальных отношений не бывает. Они же не буколические пастушок с пастушкой, и жизнь их не игра дуэтом на дудочке на зеленой лужайке. Правда, её образ жизни действительно не слишком нравился Олегу, но ведь устраивал его до вчерашнего дня, пока не влезла эта гадюка.

После того как за Олегом и Ольгой захлопнулась дверь, Янка некоторое время сидела в полном оцепенении, не двигаясь и ни о чем не думая. Ей казалось — если не нарушить этот хрупкий покой ни одним движением и ни одной отчетливой мыслью, что-то еще можно будет вернуть.

Вскоре она поняла, насколько нелепой была ее поза — на кухонном табурете, с зажатыми между колен руками и вытянутой шеей.

— Идиотка, — сказала вслух Яна сама себе и, немного подумав, добавила: — Клиническая.

Ей было так противно, как будто она вымазалась в дерьме с ног до головы. Противно и стыдно за свою несдержанность. Именно от этого, а не от ссоры с Олегом и не от издевательских слов Ольги ей сейчас было так больно.

Яна походила немного по квартире из угла в угол. Вышла на балкон. Вновь вернулась в комнату и поняла, что ни оставаться одна, ни идти куда-то, где много веселых, беззаботных людей, она сейчас просто не сможет. Выход напрашивался сам собой. Он был прост и незатейлив — Яна позвонила своему приятелю Лукашину.

— Сашка, ты где сейчас?

— Дома, — грустно ответил Лукашин.

— А сбежать хочешь?

— А то! Только вот тут проблема одна, — голос Лукашина понизился до таинственного шепота, — у меня денег нет.

— На черта мне твои деньги, я никуда идти не собираюсь. Подгребай ко мне.

— Хорошо, Яна, я через полчаса буду. Неохота, конечно, но работа есть работа, — ответил Сашка уже громко.

— Конспиратор хренов, — не удержалась Яна. — Ладно, жду.

Знакомых у нес было, конечно, великое множество, но Яна пригласила именно Лукашина, поскольку была уверена: приставать он к ней не будет. Этот аспект взаимоотношений они выяснили раз и навсегда в самом начале совместной работы. Кроме того. Янка совершенно не соответствовала Сашкиному идеалу женщины, то есть не была высокой крупной блондинкой. Впрочем, блондинкой-то она как раз периодически бывала, но вот прочие ее параметры Лукашин скептически определял словом «пигалица». Яна не обижалась. На Лукашина вообще редко кто обижался.

Перед Сашкиным приходом она проверила свои запасы спиртного. Их хватило часов до четырех утра, а потом пришлось вдвоем, не слишком твердо держась на ногах, отправиться в ночной магазин. Лукашин ушел только через сутки, помятый, небритый, с красными глазами. Янка отрубилась, не раздеваясь, проснулась через несколько часов и попыталась сориентироваться но времени. Оказалось, что было четыре часа дня, и завтра нужно было уже выходить на работу. Она заставила себя выпить кефир, приняла ванну, чуть не утонув при этом, и вновь заснула часа на три.

Вечером Яна уже чувствовала себя получше, даже поела немного и вновь завалилась спать, на этот раз уже до утра, пока не заголосил будильник. Критически осмотрев себя в зеркале, девушка решила, что до свежести утренней фиалки ей далековато, но для работы сойдет. Острая боль где-то внутри (там скорее всего и находится в человеческом организме душа) отступила, оставив лишь мерзкое настроение и желание делать гадости.

Быстро шагая по тротуару, Яна нечаянно с размаху чиркнула подошвой по луже, подняв целый фонтан ослепительных брызг. Несколько капель попало на толстую тетку с неприятным мучнисто-бледным широким лицом, на котором по-вампирски выделялись ярко намазанные губы. Вампирша, как и следовало ожидать, немедленно разразилась гневными воплями:

— Слепая, что ли?! Глаза разуй! Ну вы посмотрите, люди добрые, что эта хулиганка творит! Распустили их!

Внимательно выслушав теткины крики и дождавшись, пока та устанет и замолчит, Яна совершенно хладнокровно ответила ей:

— А мне по фигу!

После этого она отправилась дальше. Сделав мелкую пакость, Янка посмотрела на мир уже немного по-иному. Казалось, всё раздражение прошедших дней она выплеснула на ни в чем в общем-то не повинную тетку. Теперь рассуждала Яна уже более здраво, отбросив накопившиеся эмоции. Что, собственно говоря, она потеряла? Какое сокровище, из-за которого стоит так переживать? Неумную хитрую подружку, от которой и так ежеминутно можно было ожидать какой-нибудь подлости, или вялого занудного любовника? Да на черта они все ей сдались?! Обидно, конечно, что сговорились так по-тихому за её спиной, она предпочла бы расстаться с Олегом самостоятельно, без Ольгиной помощи. Но ничего уже нс поделаешь, эти двое нашли друг друга. И черт с ними!

Неприятно, конечно, каждый день по нескольку раз сталкиваться с этой сладкой парочкой на работе, но привыкнуть можно ко всему. Главное — не придавать этому значения, а просто работать. В конце концов, не уходить же с телекомпании из-за этих уродов.

Ну и конечно, первым же человеком, попавшимся ей на глаза в отделе новостей, оказалась именно Ольга Байкова. Впрочем, Яна вполне была готова к этой встрече. Небрежно бросив вероломной подруге «Привет!», она, отвернувшись, стащила куртку и как ни в чем не бывало уселась за свой стол.

Включила компьютер и принялась просматривать новости в Интернете. Не найдя ничего интересного, Янка подошла к небольшому столику и включила чайник.

Ольга исподтишка наблюдала за всеми действиями Яны. Казалось, хотела что-то сказать, но так и не решилась. Янку уже начало немного тяготить это вынужденное молчание, но нс спрашивать же было у Ольги, как та провела праздники. На счастье обеих, в отдел ввалились сразу трое журналистов и тут же загомонили, во всех красках описывая радости выходных майских денечков.

Поставив на свой стол чашку кофе и рассеянно помешивая его, Яна просмотрела электронную почту. Так… приглашение от художественного музея на открытие выставки, пресс-релиз о митинге от одной из политических партий, целая куча настоятельных призывов от разнообразных городских организаций осветить важное мероприятие». Выбрав нужную информацию, Янка сбросила весь компьютерный хлам в папку «Удалённые». Оторвавшись от работы, она поднесла к губам чашку с кофе, но сделать глоток не успела. Её отвлек телефон. Звонок был коротким, сдвоенным — стало быть, внутренний. С неудовольствием поставив чашку, Яна не очень приветливо буркнула в трубку.

— Соколова.

— Яна, зайди ко мне, — распорядился шеф-редактор.

Янка нехотя зашла в кабинет к шефу и остановилась в дверях. Однако Игорь Петрович махнул ей рукой, приглашая садиться. Плюхнувшись в удобное кресло, Яна вопросительно посмотрела на босса.

— Ну что, как у тебя дела со следующей передачей? — поинтересовался Игорь Петрович, привычным жестом поглаживая короткую густую бороду с заметными нитями седины.

— Все готово, — отрапортовала Яна. — Вернее, почти все. Съемки все закончены, текст у меня готов, да и часть монтажа я уже сделала. Осталось только кое-что доработать.

— К завтрашнему эфиру успеешь?

— Да когда ж я не успевала? — возмутилась Янка. — Сегодня вечером все будет готово. Смотреть когда будете?

— Вечерком и посмотрю. Так кто у тебя фигурирует?

— Да вы его прекрасно знаете. Виктор Вихлянцев.

— А, это тот, который «Промстрой-инвест»?

— Ага, — кивнула Яна.

Игорь Петрович неопределенно покрутил головой.

— Да, на крупную фигуру ты, Я на, замахнулась… Там с фактическим материалом все в порядке, проблем у нас не будет?

Янка даже подпрыгнула на месте:

— Ну, Игорь Петрович! За кого же вы меня держите? У меня, как всегда, комар носа на подточит. Вся фактура полностью у меня есть, каждое слово подтверждено! Если вы не хотите в эфир передачу пускать, то это ваше право. Делайте тогда се сами! Или вообще закрывайте!

— Хорошо-хорошо, не кипятись. Что за характер у тебя, Соколова? Чуть что — сразу в штыки. Ладно, иди работай. Вечером позови, когда все готово будет.

Яна вернулась к себе, что-то недовольно бурча под нос. Не успела она снова усесться за свой стол, как ее тут же отвлекли. Эдик, редактор службы информации, вырос передней как из-под земли:

— Янка, собирайся. Сегодня сельскохозяйственная выставка открывается на Соборной площади.

— А что, больше некому, что ли? — буркнула Яна.

Вообще-то отказываться от съемок было не принято, да и дураков таких не находилось. Чем больше съемок, тем выше зарплата. По вот болтаться с микрофоном под открытым небом, да еще на холодном ветру, и беседовать с какими-нибудь знатными свиноводами Янке никак не улыбалось. Она сделала ещё одну попытку:

— Эдик, а сегодня ведь брифинг Егорова по тарифам на коммунальные услуги. Ты ведь хотел меня туда послать.

— Отменили брифинг. Вернее, на завтра перенесли. Вот завтра и поедешь к своему Егорову. Лукашин занят, так что бери Незнайку и двигайте, а то к открытию опоздаете. Там губернатор собирался речи и спичи говорить. А также лозунги и плакаты.

— Да сдался он мне! Опять будет сорок минут нудеть о том, что крестьяне — наши кормильцы. Это я и без него знаю. Пусть Стас едет.

— Да не может Стас! Ты что, не слышала — накануне праздников убили Лопатина. Так что Стас, естественно, сейчас на криминале.

— А кто такой Лопатин? — без интереса спросила Яна. — Что-то знакомое, но припомнить нс могу.

— Ты даешь, подруга! — изумился Эдик. — Ну владелец сети оптовой.

— А. вспомнила… И кто ж его так?

— Пока неизвестно. Стас вернется, спроси у него, если интересно.

— Да на фига оно мне надо, — отмахнулась Янка. — Одним больше, одним меньше… Выставка во сколько?

Она уже шарила в столе, доставая блокнот и кассету.

— Денис, готов? Поехали, — позвала она молоденького белобрысого оператора. — Ты куда без куртки полетел? На улице работать будем. И микрофон не забудь, а то придется, как в прошлый раз, на «пушку» писать.

Денис Кондратьев работал на «Эхе» не так давно, и за ним нужен был глаз да глаз. В последний раз, когда они ездили с Янкой на презентацию очередного благотворительного проекта, Денис умудрился забыть микрофон. В результате записывать интервью с героем сюжета пришлось на встроенный в камеру микрофон — «пушку», что сказывалось на качестве. А за неделю до этого он нс укрепил как следует камеру на штативе, и на пресс-конференции все сооружение начало медленно валиться на спикера областной Думы. Сам же Денис в это время глазел на роскошную люстру необычной формы. Выручил его тогда коллега-оператор с другой телекомпании. Бросив свою камеру, он подхватил кренящийся набок штатив Дениса. В общем, приключений с этим ротозеем хватало, и терпели его лишь потому, что мальчишка проявлял задатки неплохого в будущем оператора.

Сейчас он торопливо проверил свою сумку. Камера, микрофон, «петлички», запасной аккумулятор — вроде бы все было на месте.

— Ну? — грозно спросила Яна. — Мы сдвинемся с места сегодня или нет?

— Все, Яна, уже иду! — поспешно отозвался Денис, сидя на корточках возле сумки и глядя на грозную коллегу снизу вверх преданными светло-голубыми круглыми глазами. На вид ему можно было дать не больше семнадцати лет, хотя на самом деле было двадцать три. Конопатая физиономия, вечно взлохмаченные, соломенного цвета, волосы и наивные голубые глаза настолько напоминали героя популярной детской книжки, что к Денису Кондратьеву прочно прилипло прозвище Незнайка.

Ветер немного стих, но всё равно было довольно прохладно. Яна поеживалась в своей легкой ветровке, а сзади неё плелся Незнайка.

— Да посиди ты пока в машине, я посмотрю, что тут к чему, — сжалилась над ним Янка, но Денис упрямо покачал головой.

К выступлению губернатора они, естественно, опоздали. Яна издали увидела удаляющиеся от площади милицейскую машину с мигалкой и черный губернаторский автомобиль. На краю тротуара суетилась съемочная группа из наиболее лояльной к любой власти телекомпании. «Конкуренты уже работают», — отметила про себя Янка.

На подходе к площади до них донесся запашок, ничего общего не имеющий с обычными городскими запахами. Незнайка радостно потянул носом:

— Деревней пахнет!

— Точно. Именно что деревней. Соломой и дерьмом, — мрачно подтвердила Янка. — Ну ладно, пошли свиней искать. В смысле, четвероногих. Двуногих кругом и так пруд пруди.

Однако рядом с загонами для животных её настроение немного улучшилось. Редкий городской житель мог бы не умилиться при виде маленьких розовых поросят с закорючками-хвостиками. Поросята деловито тыкали пятачками в свою вальяжную маму-хавронью непомерных габаритов. Янка не была исключением и тут же просунула руку сквозь загородку — погладить поросеночка.

Следовало признать, посмотреть на площади действительно было на что. В полном восторге были и взрослые, и дети, для которых могучий племенной бык Михаил (так было написано на табличке) был нс меньшей экзотикой, чем какой-нибудь африканский буйвол.

— Денис, мне нужны общие планы площади, кроме того — лица детей и взрослых. Потом возьмешь нон того бычка, общим и средним. Свиньи — крупный, общий с поросятами. И не забудь рыльце с пятачком крупным планом взять. Остальное на твое усмотрение, не маленький уже. Давай работай, я скоро подойду, — распорядилась Яна и отправилась на поиски наиболее разговорчивого хозяина какого-нибудь необычного животного.

Минут через десять она подозвала Дениса и показала ему на невысокого мужичка в новеньких, колом стоящих джинсах и непрезентабельной курточке. За спиной мужичка высились клетки с невиданными крупными птицами в экзотическом оперении.

— Давай-ка работать, — сказала Яна своему оператору, и Денис послушно принялся устанавливать камеру.

Янка между тем оживленно болтала с мужиком, постепенно приучая его к виду камеры и микрофона. Когда Денис подал ей условный знак, сигнализирующий о том, что запись пошла, птицевод уже совершенно раскрепостился и рассказывал очень интересно. Выяснилось, что райские за его спиной — просто-напросто куры, только редких пород. А простоватый владелец этих кур успел побывать со своими питомцами на шести европейских выставках.

— А это что за птичка такая? — ткнула Яна пальцем в довольно крупное создание в цветастых пушистых перьях.

— А-а-а, это бентам. Очень интересная порода, кстати, выведена как мясная. Всего год она у меня.

— Мясная? — удивилась Яна — И что, вот эту декоративную курицу действительно можно есть?

Птицевод пожал плечами:

— Можно, конечно. Если вы можете позволить себе кило курятины за тысячу долларов.

У Дениса глаза полезли на лоб, и он немедленно нацелился объективом на пернатую ценность. Та отнюдь не возражала. Даже кокетливо повернулась сначала анфас к камере, потом — в профиль, поглядывая сбоку на оператора круглым черным глазом.

В общем, Яна осталась довольна, и они с Незнайкой отправились к поджидавшей их на соседней улице машине. Внезапно Денис, прокладывавший дорогу сквозь толпу, резко остановился и, повернувшись к Соколовой, возбужденно заверещал:

— Янка, Янка, смотри! Да не туда, направо смотри! Там страус!

— Бредишь, Незнайка, — не поверила Яна. — Откуда в наших краях страус, да ещё не в зоопарке, а на сельхозвыставке? Крокодил, часом, тут нигде не пробегал?

Однако неподалеку действительно маячила голова на длинной шее. И впрямь страус! И как ему, бедолаге, не холодно?

В загоне маялся не один страус, а целых четыре. Надменно глядя огромными темными глазами на окруживших их людей, они переминались с ноги на ногу и время от времени помахивали огромными крыльями.

Владелец страусов охотно рассказал «на камеру» о том, какая это неприхотливая, милая, кроткая птичка. Убирая микрофон, Яна как бы между прочим поинтересовалась:

— А на самом деле как, сложно их содержать?

— Та-а-акой геморрой! — с чувством ответил хозяин экзотических созданий.

Подтверждая его слова, один из страусов внезапно наподдал ногой тазик с водой. Яну окатило с ног до головы, а тазик перелетел через загородку и упал прямо на Дениса, в очередной раз нацелившегося объективом на милую птичку. В толпе раздался дружный хохот. Страус не выдержал насмешки над своей персоной и тут же попытался ввинтиться головой в асфальт. После нескольких неудачных попыток он, раздосадованный своим промахом, вдруг накинулся на остальных своих сородичей. Завязалась общая драка.

Яна на всякий случай велела Денису пояснять столь необычное в средних широтах зрелище, как страусиные бои, но уже точно знала, что в ее сюжет эти кадры не войдут. Во всяком случае, в таком объеме. Однако запас таких съемок никогда не помешает. Неизвестно, где и когда может что-то пригодиться. Например, в качестве видеокомментария к сваре между губернскими и городскими властями.

Несмотря на то что Янка замерзла и промокла, на студию она вернулась уже в гораздо более приличном настроении, чем утром. Проглотив несколько ложек йогурта и рогалик с маком, она решила наконец-то просмотреть свой почтовый ящик. Войдя в Интернет, Яна машинально выстукала адрес своей электронной почты: i-tv@yandex.ru. Затем ввела свой пароль. В почтовом ящике было пять писем. Янка пробежала глазами послание от знакомой из Екатеринбурга, два письма от старых приятелей. Не глядя, уничтожила рекламную рассылку. А вот последнее письмо ее насторожило. Адрес был ей незнаком, и никто не гарантировал, что это была не шутка полоумного хакера, рассылающего вирусы по всей сети.

Безопаснее всего было бы, конечно, просто удалить это письмо. Но в работе Янки было несколько случаев, когда интересную информацию она получала именно таким способом. Немного поколебавшись, она решила всё же открыть письмо, но предварительно все же запустила «зонтик» антивирусной программы. «Вирусов не обнаружено», — получила она результат. Но то, что вируса письмо действительно не содержало, был еще не факт. Известной заразы не было, это точно. Но каждый день создается столько новой дряни, способной загадить или вообще порушить информацию на компьютере…

В конце концов, Яна рассудила, что она не крупный банк, не ФСБ и даже не Пентагон и вряд ли кто-то задался целью взломать или погубить именно её машину. Она щёлкнула мышкой на словах «прочитать письмо» и уставилась в короткий текст: «Яне Соколовой. Госпожа журналистка, искрение советуем отказаться от передачи об известном бизнесмене и уважаемом человеке Викторе Вихлянцеве. Поверьте, что это в ваших собственных интересах. Убедительная просьба ответить на это письмо, чтобы мы имели представление о ваших условиях». Подписи, естественно, не было.

Послание такою рода Яна получала не в первый раз. До этого было ещё два. Касались они, естественно, других персонажей, но суть их была одинакова. Журналистку хотели тем или иным способом заставить отказаться от попытки обнародовать не слишком законные или просто по-человечески отвратительные действия героев её передачи. В первый раз предлагали деньги, как и сейчас, во второй — грубо и примитивно угрожали. Ну, теперь, похоже, ее снова покупают и хотят, чтобы она сама назначила себе цену. Электронная почта для подобных предложений — самое милое дело. Анонимность гарантирована. То есть почти гарантирована. Если речь пойдет о крупной террористической организации, ограблении банка через компьютерную сеть или взломе секретной базы данных ГРУ, тогда специалисты соответствующего ведомства вполне могут разобраться, откуда что идет. Отдел «К» недаром существует.

А вот автор такого идиотского письма уж точно будет пребывать анонимным, пока сам этого желает. Заниматься такой ерундой никто не станет. Для этого нужно, чтобы Соколову как минимум убили. Так что пусть уж лучше остается незнакомцем.

Все, что о нём было сейчас известно Яне, — адрес электронной почты. Бессмысленный набор букв — «aszx» да название почтового сайта. Отправитель пользовался другим распространенным почтовым ящиком, и в адресе стояло «mail.ru». Янка отмстила про себя, что неведомый автор письма не утруждал себя подбором электронного адреса, набрал крайние буквы в двух нижних строках клавиатуры. Вот и вся информация о поганце.

Ещё при получении первых двух писем у Янки было время подумать. Ответила она на оба полным отказом. Девушка прекрасно знала цену деньгам и не руководствовалась в жизни исключительно высокоморальными принципами. Но такие деньги не то чтобы дурно пахли, это её совершенно не беспокоило. А вот руки они обжечь могли запросто. Хапнув приличную сумму, Яна в определенной степени попадала бы в зависимость от тех людей, которые ей заплатили. Примерно так же обстояло дело и с угрозами. Поддавшись давлению один раз, уже из-под него не выйдешь. В общем, Яна не хотела терять лицо.

Поэтому сейчас она, долго не раздумывая, отстучала ответ. «А не пошли бы вы…» Маршрут, по которому она направляла автора письма и его соратников, был общеизвестным. В выражениях Яна Соколова стесняться не привыкла. Получив сообщение о том, что ее ответ благополучно доставлен, она выбросила из головы дурацкое письмо. У неё и без того хватало проблем, которые Янка считала гораздо более важными.

Работа была испытанным способом отвлечься от личных переживаний. Правда, на этот раз панацеей не стала — Ольга постоянно мельтешила перед глазами. Но Яне было совершенно не до неё. Ей предстояло по-быстрому написать текст своего сюжета, посидеть в монтажной, собирая его вместе с монтажером, после обеда съездить еще на одну съемку… А самое главное — ей нужно было довести до ума монтаж своей передачи.

Вот уже почти год Яна была единственным автором двадцатиминутной передачи «Вечерний бутерброд», основой которой были журналистские расследования. Она умудрялась пролезть за кулисы губернской политики, бизнеса, общественной жизни. Этот достаточно скандальный или просто интересный материал подавался «слоями», сдобренный уместной долей иронии, нос вполне серьезными фактами в руках. Правда, в последнее время с этой работой у Яны катастрофически начал портиться характер. Она сама начала замечать собственную вздорность и грубость, да и коллеги уже не раз советовали ей как следует отдохнуть. Но в отпуск Яна пока не собиралась. И вообще — нельзя ни на месяц бросать программу, уже раскрученную, но ещё не надоевшую зрителям.

Однако до «Бутерброда» дело дошло, как и планировала Янка, лишь к вечеру. Сначала времени не было у неё, потом были заняты все три монтажные. Пообедать она, как всегда, не успела и теперь явилась в монтажку с несколькими кексами и здоровенной чашкой кофе.

— Опять ты со своим жбаном явилась! — недовольно проворчал монтажер Сережа Говоров. — Прольешь когда-нибудь на аппаратуру.

— Не пролью, — пообещала Яна. — И не бурчи, как старый дед. Съешь лучше кексик. Вкусный, абрикосовый.

— Так уж и абрикосовый. Химия сплошная, — недоверчиво отнесся к предложенному угощению Сергей, но кекс всё же взял и враз откусил больше половины.

Яну это ничуть не обескуражило. Говоров был известен на телекомпании своим занудным характером. Он постоянно критиковал всё, что попадалось ему на глаза, придирался ко всему и ко всем, доводил до слёз стажеров и молодых журналистов. Все уже приспособились к Серёге и просто не обращали внимания на его постоянное брюзжание. А те, кто знал его поближе, уверяли, что это просто такая реакция организма на работу. Вроде аллергии.

— Ну что, Серёжа, давай-ка проект «Бутерброда» вытаскивать. Нам нужно переложить несколько планов в начале, присобачить ещё кусок в финале и звук выровнять.

— Не успеем сегодня, — моментально отверг это предложение Сергей. — Ты опять начнешь капризничать: тот план тебя не устраивает, этот не нравится. Просидим опять до двенадцати ночи. Нет, давай лучше завтра твоим «Бутербродом» займемся. И когда, кстати, ты это дурацкое название поменяешь!

— Вот когда ты свою передачу будешь делать, тогда и назовешь, как тебе нравится. А эту уж позволь мне делать, как я хочу. И вообще, давай работать. Мне бы хотелось сегодня домой попасть.

— Всем хотелось бы, — огрызнулся Сергей. — У меня, между прочим, рабочий день уже полчаса как закончился. А я тут с тобой сижу, вместо того чтобы к семье отправляться.

— У тебя, между прочим, оплата почасовая, — моментально парировала Яна. — И сверхурочные ты себе посчитать не забудешь. В отличие, кстати, от меня. Я-то за это точно ничего лишнего не получу. Ладно, Говоров, хватит. Тем более что семьи у тебя никакой нет. Мы с тобой дольше ругаться будем, чем работать. Дел то осталось всего ничего. Вот, смотри сюда…

— Да с такой работой никогда семьи и не будет! — плаксиво пожаловался Сережа. — Я, между прочим, с любимой девушкой уже три дня не виделся. Ладно, фиг с тобой, поехали.

Они оба напряженно уставились на монитор. Сергей прекратил свое нытье, и работа пошла. С кассеты на компьютер захватывалась запись — кусками, чтобы удобнее было просматривать. Через час Яна удовлетворенно произнесла:

— Ну, Сережка, почти всё. Только вот после этого плана ты мне следующий через «микс» выведи.

— Это на фига? — как обычно. принялся спорить Сергей.

— Мне нужно, чтобы на фоне особнячка появлялись документы со следующего плана. Не спорь, только время теряешь.

Сергей решил не противоречить, поставил на компьютере нужный эффект и спросил:

— Ну что, Янка, считаем?

Готовую, смонтированную передачу нужно было окончательно обработать на компьютере, переведя в цифровой формат. После этого её можно было уже перебрасывать на эфирную аппаратуру и выпускать в эфир, когда потребуется. Однако Яна, вспомнив про Игоря Петровича, остановила монтажера:

— Погоди, Серёжа. Сохрани пока проектом, а я шефа позову. Он глянуть хотел.

Она позвонила по внутреннему телефону:

— Игорь Петрович, это Соколова. Я в монтажке. Мы всё закончили. Смотреть будете?

— Нет, Яна. Некогда. Я днем твой текст посмотрел, в общем, всё нормально. Так что обойдешься без меня.

Янка скомандовала Сергею:

— Ставь, Сережка, на просчет, и пойдем перекурим.

— Да ладно, иди ты домой. Что, без тебя не просчитается?

— Нет, я хочу потом ещё раз просмотреть. Помнишь, на той неделе что-то сбилось, и мой сюжет из областной Думы бал паралитиков напоминал — все дергались и заикались.

— Ну, как хочешь, — согласился Сергей. — Тогда пошли. У нас полчаса ещё есть как минимум. Кофе угостишь?

Они успели выкурить по сигарете и выпить по чашке кофе, поболтать с коллегами, и, когда поднялись на третий этаж, до конца просчета оставалось всего три минуты. Яна нетерпеливо смотрела, как ползет черная полоска в небольшом голубоватом окошке, появившемся на мониторе. Как только полоса достигла правою края окна, Янка быстро нажала клавишу пробела и принялась внимательно просматривать итоговый вариант своей передачи. Она никогда не была полностью удовлетворена результатом — всегда казалось, что можно сделать лучше. Однако по собственному опыту Яна знала, что лучшее — враг хорошего. Во всяком случае, никаких технических ляпов в программе не было, да и по содержанию получилось вполне удовлетворительно. Суть махинаций известного в городе бизнесмена Виктора Павловича Вихлянцева была изложена весьма интересно и, главное, убедительно.

— Ну что, нормально? — поинтересовался Сергей.

— Да, всё в порядке.

— Так я тогда все захваты убиваю? И проект тоже? А то у меня места на диске маловато, завтра с утра для монтажа новостей места может не хватить. На сервер перекачивать завтра буду, сегодня неохота время тратить, домой хочу.

Янка утвердительно кивнула и отправилась к себе. В отделе новостей ещё были люди. Сидел за компьютером, ожесточенно стуча по клавишам, Валерка Ермолаев, возился со своей камерой Леша Шустов. К немалой Янкиной досаде, не ушла ещё и Ольга Байкова. Она мозолила глаза, бесцельно копаясь в своем столе и перекладывая из одной папки в другую какие-то бумажки. Вообще-то Яна всегда завидовала аккуратным людям, которые умеют заставить себя держать в порядке свое рабочее место и бумаги. У неё самой это никогда не получалось, и она порой тратила довольно много времени в попытках отыскать затерявшийся пресс-релиз или какую-то нужную вещь. Порядок в своем столе она наводила раза три в год, а на насмешки коллег неизменно отвечала: «Ну ведь нашла же! Так зачем терять драгоценное время на уборку?»

Но Ольгина преувеличенная аккуратность внушала Янке отвращение. «Мозгов все равно не прибавится, даже если всё по полочкам разложить», — думала она, слыша за спиной надоедливое шуршание. Яне вдруг показалось, что Ольга поджидает её, чтобы уйти домой одновременно с бывшей подругой. Скорее всего, как рассудила Янка, Байкова снова полезет с идиотскими разговорами о том, кто как к кому относится и почему ее ненаглядному Олежечке будет с Ольгой лучше. А потом она попросит не сердиться на неё, свалит всю ответственность на Олега и сделает попытку сохранить с Янкой приличные отношения. Понятно, что Оленьке это просто необходимо. В журналистике она ноль без палочки, и помощь ей требуется постоянно. Вот только Янке эта благотворительность на хрен не нужна при сложившихся обстоятельствах.

Она решила сделать вид, что задерживается на работе. Вспомнив о сегодняшнем письме, Янка вновь полезла в свою почту. Ну надо же, какой любитель эпистолярного жанра ей попался! Он ответил ей на явную грубость. Интересно, что этот придурок пишет? Яна открыла файл с письмом и прочла всего одно слово: «Напрасно». Фыркнув, она выключила компьютер и уже сняла с вешалки куртку, собираясь идти домой. Но в этот момент зазвонил телефон. Ольга, взяв трубку, сунула её Яне со словами: «Это тебя. Охрана».

Голос охранника сообщил девушке, что к ней пришли. Та вприпрыжку спустилась по широкой лестнице на первый этаж и увидела стоящего возле поста охраны крупною высокого мужчину в длинном плаще. С первого взгляда он производил впечатление состоятельного, уверенного в себе человека, привыкшего распоряжаться. Впрочем, Янку трудно было этим удивить или смутить — как минимум половина людей, с которыми ей приходилось общаться по работе, были именно этого типа.

Яна остановилась возле посетителя, вопросительно глядя на него снизу вверх. Тот приветливо улыбнулся:

— Яна Соколова? Я не ошибся? Вы ещё привлекательнее, чем мне казалось. Могу я отнять у вас несколько минут?

— Да, конечно, — согласилась Яна и указала мужчине на кресло для посетителей, стоящее в просторном холле.

Этого человека она наверняка где-то же видела, но лично с ним знакома не была, за это Яна могла поручиться. Причем видела его совсем недавно, скорее всего сегодня. Яна напряглась, пытаясь выловить в памяти его имя, но тут ее отвлекла Ольга, прошедшая мимо них в комнату Олега. Эта дверь с табличкой «Программный директор» была совсем рядом с креслом, где расположился Янкин визитер.

— Думаю, вы должны меня узнать, — произнес мужчина, улыбаясь ещё приветливее. — Я Виктор Павлович Вихлянцев.

Герой ее завтрашней передачи! Тот самый Виктор Вихлянцев, солидный бизнесмен, владелец сети АЗС, аккумуляторного завода и нескольких зданий в центре города. Именно вокруг этих зданий и должен был разгореться скандал с легкой руки Яны Соколовой. Ей удалось раскопать, что они были проданы бизнесмену с вопиющими нарушениями и обошлись ему но пенс двухкомнатной хрущевки. Кроме того, за Вихлянцевым числилось еще немало подвигов, которые способны были всерьёз подорвать его репутацию. О них-то Яна и собиралась поведать завтра довольно многочисленным зрителям канала «Эхо».

Она, ругая себя за поразительную бестолковость, постаралась сохранить невозмутимое выражение лица и произнесла вполне любезно, но не слитком радушно:

— Чем обязана?

— Дорогая Яна… э-э-э…

— Просто Яна.

— Так вот, дорогая Яна, я думаю, наш разговор будет довольно долгим. Может быть, вы согласитесь поужинать со мной где-нибудь в приличном месте?

Яна мельком оглядела свои выцветшие светло-голубые джинсы и скромный джемпер и усмехнулась:

— Спасибо, конечно, за приглашение, Виктор Павлович. Вот только для приличного места я неподобающе одета. А в неприличные места я, уж извините, хожу только с друзьями. Да и в приличные в общем-то тоже. Так о чем вы хотели со мной поговорить?

Вихлянцев явно чувствовал себя не в своей тарелке. Диктовать свои условия у него не получилось, а играть па чужих он терпеть не мог. Вот уж не думал, что эта девчонка не примет его приглашения. Не ожидал такого от полунищей журналистки, решил, что на приглашение солидного, обеспеченного мужика она моментально клюнет. «Цену себе набивает. Ломается, сучка», — решил Виктор Павлович и с тяжелым вздохом проговорил:

— Не доверяете, Яночка… Ну что ж… Дело. Яночка, вот в чем. Вы в своей передаче, насколько я слышал, собираетесь осветить, так сказать, некоторые стороны моей деятельности.

— Положим, собираюсь. И что же?

— Вы, Яночка, совсем молодая девушка и, вероятно, не слишком хорошо знакомы ещё со многими аспектами нашего российского бизнеса. Где-то приходится поступать не так, как совесть подсказывает, где-то идти на различные компромиссы. Да и, кроме того, кто вам давал материал? Конкуренты! — При этом слове Вихлянцев торжествующе посмотрел на Яну, видимо, решив, что она принимает его слова всерьёз. — А конкуренты, они же такого наговорят… Недоброжелателей у меня, естественно, хватает, я на виду у всего города.

— Так что же, неправду они говорят? Врут нагло? — с глуповатым видом поинтересовалась Яна.

— Господи, да откуда там правда! Клевета, бессовестная клевета! — эмоционально воскликнул Виктор Павлович, обрадованный тем, как ловко ему удалось обработать эту дурочку.

Яна в недоумении пожала плечами:

— Ну, раз все это неправда, тогда вам и беспокоиться не о чем!

— О чем вы говорите! — повысил голос Вихлянцев. — А мое честное имя! А моя репутация! Ведь народ у нас не разбирает, где правда, а где ложь. Учтите, Яна, я на вас и на вашу шарашкину контору в суд подам!

Нахальная девчонка лишь слегка усмехнулась и устало ответила:

— Да подавайте, ради Бora. Сколько раз уж пытались. Только деньги на судебные издержки зря потратили. Поймите, Виктор Павлович, у меня же в передаче нет ни единого слова, не подтвержденного доказательствами. Либо документы, либо рассказы конкретных людей. И подчеркиваю — их рассказы, не мои. Я лично о вас не говорю ни одного плохого слова. Ничего у вас не выйдет. И вообще, хватит этих пустых разговоров, я устала и собираюсь уходить.

Вихлянцев заерзал в своем кресле и схватил Яну за руку:

— Погодите, мы ещё не договорили. Что же вы так торопитесь? Эх, молодость, молодость…

Он вновь сладко улыбнулся. Лицо у него при этом стало крайне неприятным, а глаза — злыми. Помолчав немного, бизнесмен продолжал:

— Ну хорошо, Яна, допустим, у вас в руках действительно есть какие-то факты. Любая информация в наши дни стоит денег. Так вот, я готов эти факты купить.

— Как это? — изобразила непонимание его собеседница.

— Очень просто. Я плачу некоторую сумму, а ваша передача завтра на экране не появляется, и вы вообще про этот материал забываете. Навсегда.

Яна снисходительно бросила:

— А как, интересно, вы можете поверить мне на слово? Я ведь могу и деньги взять, и передачу в эфир пустить.

Вихлянцева это заявление мало смутило. Этот вопрос уже был обдуман.

— Это, Яночка, было бы с вашей стороны весьма непорядочно. Такие вещи непростительны с любой точки зрения. И я вполне мог бы в таком случае подключить к конфликту определенные круги. Так что не в ваших интересах так поступать.

— А почему же вы сразу эти круги не подключили, а деньги мне предлагаете? — полюбопытствовала Соколова.

— Это глупо. Глупо наезжать на человека, с которым можно договориться. Ну, есть и другие нюансы, которые нам знать не обязательно.

— Необязательно, значит… — задумчиво протянула Яна. — Ну. может быть, и правда не обязательно. От вашего предложения я, пожалуй, предпочту отказаться.

На лице Виктора Павловича появилось недоуменное выражение.

— Как, вы даже не хотите узнать сумму, которую я готов вам заплатить?

— Ну назовите, если вам так хочется.

Вихлянцев назвал, рассчитывая произвести эффект. Не произвел. Конечно, эти деньги по сравнению с Янкиной зарплатой были весьма приличными, но ее имя тоже кое-чего стоило. Нет, терять лицо она не собиралась. Если продаваться — так уж очень и очень дорого. Поэтому, недовольно сморщив носик, Яна капризно проговорила:

— В прошлый раз мне предлагали гораздо больше.

— Кто? — моментально заинтересовался Вихлянцев.

— А это уже те нюансы, которые не касаются вас. Могу лишь сообщить, что предложение это, как и ваше, принято не было. Всё, разговор окончен. Всего наилучшего.

Янка поднялась с места. Виктор Павлович побагровел и тихо прошипел, с ненавистью глядя на строптивое ничтожество:

— Дрянь! Стерва! Ты ещё попляшешь у меня…

Ввязываться в конфликт Яне Соколовой совершенно не хотелось. Сделав вид, что не слышит прощальных слов бизнесмена, она повернулась и пошла к лестнице. Вернувшись к себе, она вновь проверила почту. Ничего нового не было. Быстро собрав сумку, Яна натянула куртку и отправилась домой.

Расставшись с Вихлянцевым, Янка не видела, как дверь с табличкой «Программный директор» бесшумно открылась. Виктор Павлович к этому моменту уже выходил из здания. Ольга, высунув голову, увидела лишь его широкую спину.

Догнать бизнесмена ей удалось только около его машины. Вихлянцев уже усаживался и серебристый джип «Лексус», когда услышал позади себя негромкий женский голос:

— Виктор Павлович, подождите минутку.

Обернувшись, он увидел стоящую рядом с ним хорошенькую, как куколка, светловолосую девушку с широко распахнутыми глазами. Такие девицы всегда нравились Вихлянцеву, однако сейчас он был так раздосадован разговором с тупой и упрямой журналисткой, что резко бросил прелестному созданию:

— Ну, чего ещё надо?

Ольга понимала, что долго слушать её Вихлянцев не станет. Поэтому без предисловий она выпалила:

— Я знаю, что вы приезжали к Соколовой насчет завтрашней передачи и она вам отказала. Правильно?

— Ну, допустим, — буркнул бизнесмен и остался стоять возле машины. — Дальше что?

— Я могу вам помочь, — затараторила Байкова. — Каким образом, это уже мое дело. Но передача завтра не выйдет. И вообще может никогда не выйти. Это уж зависит оттого, как мы с вами договоримся.

— Так… — задумчиво произнес Вихлянцев. — Ладно, садись в машину, прелестное создание.

Он инстинктивно понял, что с этой девицей разводить церемонии не обязательно. Вихлянцев слишком хорошо знал этот тин женщин, прыгающих на задних лапках перед силой и деньгами. Ему они нравились — с такими проще договариваться, не то что с этой чертовой куклой Соколовой.

Ольга не заставила повторять приглашение и мигом запрыгнула на заднее сиденье огромного автомобиля.

— Ну, красавица, расскажи-ка, кто ты есть?

— Я Ольга Байкова. Я работаю вместе с Соколовой.

— И что, ты действительно можешь помочь решить мою проблему?

— Могу. Как именно, объяснять не стану, это технические подробности и вообще мой секрет.

— И что ты хочешь за это?

Ольга назвала сумму, которую она хотела бы получить за эту услугу. Сумма была немаленькой, но вполне разумной.

— А ты неглупая девочка, — похвалил её Виктор Павлович. — Ну хорошо, договорились. Только оплата по результату. Если завтра передачи не будет, получишь половину денег. А вторую — через две недели.

— Почему это?

— Потому что я вашей кухни не знаю. Может, ты там испортишь что-то, а потом эту фигню восстановить можно будет. А за две недели все уже будет ясно. Ну что, согласна?

Ольга подумала немного и согласилась. Ещё бы ей не согласиться! Одним разом она убивала двух зайцев. Сделать гадость Соколовой, да ещё и денег за это получить — фантастическая удача!

Она выторговала у Вихлянцева задаток в сто — долларов и рассталась с ним окрыленная и одновременно озадаченная. Деньги — это прекрасно, и чем их больше, тем лучше. Но вот каким образом сделать, чтобы передача Соколовой не вышла в эфир, Ольга не имела ни малейшего понятия. Пока не имела.

Глава 4

— Яна! Соколова! Янка, тебя Говоров но всей студии разыскивает! — просунув голову в курилку, крикнул Яне кто-то из журналистов.

— Иду, — отозвалась она и, сунув в пепельницу недокуренную сигарету, отправилась наверх, в монтажную.

Сергей поджидал ее, в нетерпении барабаня пальцами по краю стола.

— Ну ты куда подевалась-то? Сама же с утра ко мне приставала как банный лист: «Давай ещё раз передачу просмотрим, я, кажется, в титрах ошиблась». Ты хоть представляешь, сколько она по новой просчитываться будет, если титры твои исправлять придется?!

— Прекрасно представляю, ну и что? Проверить все равно надо.

— Господи, Соколова, да кто на твои титры вообще внимание обратит? Ну даже если и будет там ошибка, так что с того? Повесят тебя за неё, что ли?

— Серёжа, если бы это была пенсионерка Марья Ивановна Сидорова, то ещё можно было бы так оставить. И то нехорошо, человек обидеться может, если его неправильно в титрах представить. Но уж ладно, всякое бывает. Однако согласись, что вешать на прокурора области титры «осужденный колонии номер одиннадцать Аполлон Козлов» не стоит. Мягко говоря, прокурор будет недоволен. Возможно, Аполлон Козлов тоже в восторге не будет, но это дело десятое. У нас, по-моему, так и получилось, мы титры местами поменяли. Там два синхрона подряд идут, с прокурором и с этим Козловым, не к ночи будь помянут. Давай, Серёжа, давай загрузи передачу, и проверим. Быстрее сделать, чем спорить.

Сергей, что-то недовольно бурча себе под нос и поминая в весьма нелестном контексте Яну, прокурора, героя передачи и почему-то гендиректора телекомпании, защелкал мышкой. Внезапно он остановился и с совершенно очумелым лицом уставился на Яну.

— Янка… — с трудом проговорил он, — Янка, ты не в курсе, кто-нибудь в твою папку на этой машине лазил?

— Господь с тобой, Сережа, откуда же мне знать? Это ты должен быть в курсе, кто в монтажный компьютер мог залезть. Насколько я понимаю в колбасных обрезках, никто, кроме тебя, не должен. А что такое?

— Твоей передачи тут нет!

— То есть как нет? — похолодела Яна.

— А вот так и нету! Похоже, какой-то урод тут похозяйничал. Ладно, не гони, сейчас найдём твой шедевр. Наверняка его просто в другую папку засунули. Хотя как это могло быть? — задумался монтажер. — Машина-то на пароле, и по сети доступ в нее разрешен тоже только по паролю… Ладно, с этим потом разберемся. Я вот сейчас, чтобы особо не напрягаться, по «поиску» твой «Бутерброд» запущу. Так что сейчас найдем, не переживай.

Сергей уверенно напечатал название файла в окошке и нажал на «поиск». Пока изображение лупы ползало по названиям файлов, Яна не отрываясь следила за этим малоинтересным процессом. С каждой секундой ей становилось все тревожнее, и какой-то противный писклявый внутренний голос без устали повторял у нее в голове: «Не найдется, не найдется!»

— Да заткнись ты! — тихонько сказала Яна.

— Чего-чего? — переспросил монтажер.

— Это я себе.

Поиск результатов не дал. Сергей взглянул на побледневшее лицо Яны и постарался успокоить её:

— Да ладно тебе. Не переживай. Сейчас гляну, он на сервере, поди. Мог и сам как-нибудь нечаянно его туда запихнуть.

Однако сам он в такую возможность уже не верил. Чтобы перекачать программу на сервер, требуется время. Не верила и Яна, хотя какая-то слабая тень надежды у нес все же оставалась. Через десять минут, когда была проверена и корзина для удаленных файлов, все уже было понятно. Готовая, смонтированная передача из компьютера исчезла бесследно.

— Серёжа, а ты проект и захваты точно удалил? Может, осталось что-то? — робко поинтересовалась Янка.

— Да удалил, конечно! Ты же сама вчера сказала, что это все можно убить. Я и убил, потому что вечно памяти на моей машине не хватает!

Яна поняла, что сегодня передача в эфир не выйдет. В первый раз в жизни у неё так получилось — её передача, заявленная в программе, не выйдет вовремя в эфир. Нужно хотя бы сказать Kaтe, которая сегодня должна вести выпуск новостей, чтобы она предупредила зрителей о переносе «Вечернего бутерброда» на другой день.

Расстроенная, Янка побрела в свой отдел. Ну что за кошмарная полоса началась в её жизни! Однако всех масштабов катастрофы она пока себе не представляла. Яну, конечно, бесило то. что она нс по своей вине сорвала выход в эфир передачи. А теперь придется заново все перемонтировать… несколько дней работы псу под хвост! Черт побери, в отпуск, что ли, уйти и плюнуть на все? Да гори оно ясным огнем!

В глубине души она, конечно, прекрасно знала, что ни в какой отпуск в ближайшее время не пойдет и завтра же начнет заново работу над «Бутербродом». Господи, какая ж это будет тоска — восстанавливать все заново, делать одну и ту же работу во второй раз!

Яна вошла в отдел, злобно пнула стоявшую в углу ни в чем нс повинную корзинку для мусора, по пути сшибла висевший на спинке стула пакет. Он с глухим стуком упал на пол. Поднимать его она не стала и прошествовала к своему столу.

— Эй, поосторожнее можно? — обиженно спросила хорошенькая Катюша Миронова, подбирая выкатившуюся из пакета банку с зеленым горошком, пакет майонеза и завернутый в целлофан кусок сыра. — Там же продукты! Хорошо хоть я забыла яйца купить…

— Не хрен повсюду свое барахло развешивать! — огрызнулась Яна. — Понавешают, понаставят, не пройдешь!

Тихая Катя молча сложила продукты в пакет и сунула его под свой стол. Она вообще не любила ни с кем ссориться, а уж спорить с Яной Соколовой, да еще когда она в таком настроении, вообще было себе дороже. Она лишь на мгновение подняла на Янку свои огромные голубые глаза и тут же отвела взгляд. Казалось, Катюше просто неудобно за свою обидчицу.

— Янка, какая муха тебя укусила? — вмешался Эдик.

Ему и самому не хотелось связываться с Соколовой, но, поскольку он был редактором службы новостей, ему периодически приходилось наводить порядок в «террариуме», как в сердцах он нередко называл свой отдел.

— Да отвяжись ты, — не унималась Яна, которая нс признавала никакой субординации. — И без тебя тошно.

Она принялась сосредоточенно копаться в ящиках своего стола, разыскивая кассету с материалами для передачи о Вихлянцеве. По-хорошему ей, конечно, нужно было сейчас сказать Катюше, чтобы она сообщила о переносе программы. Но общаться с ней сейчас Яне совершенно не хотелось. Заговорить с Катей как ни в чем не бывало — уже совершеннейшая наглость. А извиняться прямо сейчас было очень неохота. «Ладно, — решила Яна, — попозже подойду к ней».

Она прекрасно помнила, что положила кассету прямо на стол, рядом с компьютером. Теперь ее там не было. Яна решила, что сунула кассету в стол и забыла про это, поэтому и принялась перерывать все ящики. Постепенно поиски принимали все более широкие масштабы, и в конце концов Янка просто выгребла все содержимое своего стола на пол, опустилась на корточки рядом с этой кучей и принялась перебирать её. Через полчаса она поняла, что кассеты нет.

В глубине души Яна понимала, что просто так исчезнуть кассета никак не могла. В отделе, да и на студии, могли запросто залезть к кому угодно в стол и сожрать булочку или выпить чужой кофе, если заканчивалась собственная банка, а в магазин бежать не хотелось. В точности так же ограбленный мог позаимствовать провиант у кого-нибудь ещё. Но вот ко всему, что касалось нужных для работы вещей, относились трепетно и всегда возвращали владельцу, даже если он забывал свое имущество в чужом кабинете или в курилке. Если бы Яна где-то оставила эту чертову кассету, то её уже вернули бы. А со студии она её не выносила. Накануне, после окончания монтажа, кассета мирно лежала на Янкином столе. Теперь она точно это вспомнила. Если бы даже кто-то перепутал чужое имущество со своим (чего в принципе быть не должно, потому как кассета подписана), то немедленно вернул бы хозяйке или просто положил на место.

Прекрасно понимая всю глупость своего вопроса, Яна тем не менее повернулась к коллегам и громко спросила, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Никто не видел мою кассету?

Никто не отозвался, кроме Эдика. Немного помедлив, он небрежно поинтересовался:

— Какую?

— На ней наклейка «Соколова. Бутерброд».

— А где она была? — продолжал расспросы Эдик, изображая видимость участия.

— Где-где… В Караганде! На столе у меня лежала, где же ей ещё быть!

— Да у тебя такой бардак, что твоя кассета где угодно валяться может, — отозвался Эдик. — Кому она, кроме тебя, нужна! Ты хорошо искала?

Яна с отвращением показала на валявшееся на полу содержимое своего стола:

— А чем, по-твоему, я тут битых сорок минут занималась?

— Да кто ж тебя знает… — пожал плечами Эдик, но все же громко поинтересовался: — Эй, ребята, никто кассету Соколовой не видел?

Естественно, кассету не видел никто. Яна опустилась на стул и уткнула лицо в ладони. Народ в отделе новостей был не злопамятный. Видя состояние Янки, все забыли о том, как она только что хамила, и дружно кинулись к ней:

— Янка, что случилось?

— Что с тобой?

Она, с трудом подбирая слона, объяснила ситуацию. Известие о том, что с компьютера невесть куда исчезла готовая передача, а теперь ещё пропала и кассета с исходным материалом, вызвало бурное обсуждение. Янку наперебой кинулись утешать.

— Да ладно тебе, ничего такого уж кошмарного не произошло, — положил ей руку на плечо вернувшийся со съёмки в разгар событий Саша Лукашин.

— Ничего себе не произошло! — против своей воли всхлипнула Яна. — Все материалы утрачены, я теперь не смогу передачу сделать!

— Господи, да леший с ней, с этой передачей. Десяток новых сделаешь, не убивайся ты так, — успокаивал Яну Эдик. — Кстати, а Кудасов в курсе?

Янка только помотала головой. Ей, ко всем её несчастьям, только разговора с Олегом не хватило. А ведь всё равно придется говорить о том, что случилось с передачей, она ведь в программе заявлена. Эдик как редактор ведает только работой службы новостей. Всеми передачами снимается программный директор, то бишь Олег Кудасов. В таком состоянии объяснять своему бывшему любовнику, что случилось, Яна просто не могла. А Эдик не стал предлагать Яне свою помощь, поскольку недолюбливал Олега и совсем недавно вновь полаялся с ним по рабочим вопросам.

Внезапно в разговор вмешалась Ольга, до этого вместе со всеми кудахтавшая по поводу случившегося.

— Хочешь, я сама с Олегом поговорю? — участливо предложила она.

Яна на несколько секунд лишилась дара речи от такой наглости. Потом, медленно поднявшись со стула, она в упор уставилась на Ольгу.

— Да пошла ты, Байкова, знаешь куда? Я, конечно, в курсе, что ты тварь беспардонная, но чтобы до такой степени обнаглеть?!

Ольга передернула плечами, обтянутыми небесно-голубой, пол цвет глаз, водолазкой. Выходка бывшей подруги произвела на нее мало впечатления. Олы а лишь пренебрежительно бросила:

— Грубиянка и истеричка. Нервы лечить надо, а то на людей скоро бросаться начнешь.

Янка, пожалуй, и кинулась бы на Ольгу, до такой степени она была сейчас взвинчена. Удержала ее только рука Лукашина, обнявшего девушку за плечи.

— Тихо. Яночка, тихо, — пробормотал он ей в самое ухо. — Тихо, тихо… Давай-ка мы с тобой пойдем покурим, поговорим… Пойдем, Янка, пойдем…

Янка покорно дала увести себя из отдела. Остальные исподтишка наблюдали за всей этой сценой. Ребята испытывали ту неловкость, которая всегда возникает при виде чужого скандала. Одна лишь Ольга высоко держала голову и, видимо, чувствовала себя на высоте положения. Её в отделе не особенно любили в отличие от взбалмошной и резкой Янки. Соколова могла в сердцах наговорить грубостей, но всё же была девчонкой компанейской и всегда готовой помочь кому угодно всем, что было в ее силах.

Саша повел Яну вниз по лестнице, а потом втолкнул ее в дверь курилки, в которой, против обыкновения, никого в тот момент не было. Сунув ей в рот прикуренную сигарету, он потребовал:

— Ну-ка рассказывай все внятно и по порядку.

Янка рассказала то немногое, что могла. Лукашин задумчиво покачал головой:

— Странная какая-то история. Ну кому, спрашивается, было нужно это делать?

Тут Яна хлопнула себя по лбу.

— Вихлянцев! Сашка, я совсем забыла про Вихлянцева!

— Это что ещё за персонаж? — недоуменно спросил приятель.

— Господи, ну что ты какой бестолковый! Вихлянцев — это и есть герой передачи. Он же ко мне приезжал накануне, просил, чтобы я этот материал в эфир не давала. Деньги, между прочим, предлагал.

— И много?

— Достаточно. Я его, разумеется, послала подальше.

Саша закурил новую сигарету.

— Это, детка, для тебя разумеется. А Вихлянцев твой, похоже, нашел человека, для которого само собой разумелось эти бабки взять. Это, между прочим, кто-то из своих, учти. Кто еще мог твою кассету спереть?

— Интересно, а как можно было смонтированную передачу на компьютере убить? Что, считаешь, это Сережка сделал? Не могу я этому поверить.

— Верить, дорогая моя, нельзя в таком случае даже самому себе. Ты когда из отдела уходила, там кто-нибудь был еще?

— Кто-то был, но я не обратила особого внимания. И потом, мало ли кто из наших мог по студии болтаться, а потом вернуться в отдел, одеться и уйти. Так, стоп: Сергей ушёл с работы раньше меня, это точно. Я его видела, он мне ещё рукой помахал. Стало быть, кассету он взять не мог.

— Зато с компьютером мог пошалить… Впрочем, нет, вряд ли это он. Слишком уж явно на него подозрение падает. Серега — далеко не дурак. Если бы ему это было нужно, он просто пересчитал бы твою передачу в другом формате, и амбец, файл не прочитался бы потом. И поди тогда ищи виноватых — компьютер глюкнул, вот и все дела. Нет, Янка, Сергей тут ни при чем.

— А кто тогда? Впрочем… Деньги-то всем нужны. И к монтажному компьютеру доступ есть только у Серёжки и у системного администратора, но тот уже неделю болеет. И вполне он мог вернуться за кассетой… А, как ты считаешь?

— Да почем я знаю! Так сразу не догадаешься, это думать надо. И еще: ты особо об этом не трещи.

— Сашка, мне ведь надо к Кудасову идти. Может, ты сходишь?

— А при чём тут вообще я? — резонно возразил Лукашин. Он мне скажет, чтобы ты сама пришла и все объяснила. Слушай-ка, а сходи-ка ты к Бороде! Он как-никак в нашем гадюшнике царь, бог и воинский начальник. Вот его в курс и поставь. А он уже сам Кудасову сообщит.

— Точно! — обрадовалась Янка. — Сашка, ты гений, я тебя люблю!

Чмокнув оператора в щеку, она убежала к шеф-редактору. Перспектива избежать разговора с Олегом несколько приободрила девушку.

Шеф, естественно, был огорчен и озадачен тем, что произошло. Правда, Янке он постарался этого не показывать. Пообещав самолично побеседовать о случившемся с программным директором, то есть с Олегом Кудасовым, он отправил Янку восвояси, а сам глубоко задумался. Не было ещё на телекомпании таких странных совпадений. Поразмыслив, он решил ходу этому делу не давать и спустить всё на тормозах. Соколову было, конечно, жалко, девчонка вся испереживалась от таких событий. Но допускать, чтобы всю телекомпанию начало лихорадить из-за этого странного происшествия, Игорь Петрович не мог. Не исключено, что все со временем всплывет само собой, и не нужно форсировать события.

Ольга Байкова толкнула тяжелую дверь и вошла в кафе «Муза», расположенное в двух кварталах от студии. Её коллеги сюда почти не заходили, поскольку цены тут были бешеные, а нормально поесть и спокойно посидеть в «Музе» было почти невозможно. Открывая это заведение, хозяева кафе, как было известно вездесущим журналистам, рассчитывал и как раз на близость самой популярной в городе телестудии. Однако представления о заработках и образе жизни тележурналистов у них были какие-то странные. Судя по всему, предполагалось, что работники «Эха» получают не меньше двух-трех тысяч баксов, а время проводят в роскоши и безделье.

Телевизионщики не оправдали ожиданий, но «Муза» каким-то неведомым образом не только держалась на плаву, но и процветала. Правда, сейчас, среди рабочего дня, в зале почти никого не было. Лишь в углу что-то оживленно обсуждали три дамочки — судя по прикиду, количеству золотых побрякушек и манерам, жены состоятельных бизнесменов или чиновников убивали время на маленьком девичнике. Проехались на хороших машинах по дорогим магазинам, прикупили себе всякой всячины от нечего делать, а теперь вот пощебечут, перекусят и отправятся в фитнесс-клуб или в салон красоты. Ольге о таком только мечтать приходилось, и она со злобой покосилась на дамочек.

Однако долго пялиться на жен состоятельных кротов Оленьке Байковой было некогда. Из-за дальнего столика на нее уже посматривал солидный дядечка. Девушка приосанилась и гордо посмотрела по сторонам — она тоже не лыком шита, вон какой мужчина ее дожидается!

Виктор Павлович Вихлянцев, как и полагалось хорошо воспитанному джентльмену, явился на место встречи за несколько минут до назначенного срока. Он уже успел заказать себе кофе и теперь поджидал Ольгу, попивая ароматный напиток. Правда, при виде девицы он все же не встал — джентльменство его не простиралось так далеко, чтобы демонстрировать все правила вежливости человеку, которому он платит деньги. Вихлянцев лишь кивнул ей без улыбки и жестом пригласил присесть.

— Добрый день, Виктор Павлович! — приветливо чирикнула Ольга, устраиваясь за столиком. — Мне тоже кофе, если можно.

— Можно даже с пирожными, — наконец-то слегка улыбнулся Вихлянцев, подзывая официанта.

— Нельзя, — кокетливо вздохнула Ольга. — Фигуру беречь надо.

— Ну, для вас пока пирожные опасности не представляют. А они здесь очень вкусные.

— Уговорили! — согласилась Байкова, решив, что хватит уже ломаться и пора урвать с Вихлянцева дармовое угощение. — Раз так, тогда мне «Мокко», пожалуйста.

Пирожное действительно оказалось восхитительным, но долго наслаждаться им Вихлянцев девушке не дал.

— Извините, Оля, у меня довольно мало времени. Вот, возьмите. Мы с вами в расчете. Да пересчитайте, не стесняйтесь!

Он сунул Ольге несколько купюр. «В баксах, как и договаривались, — отметила про себя Ольга. — Может, прибавил хоть немного? Нет, не прибавил! Вот гад! У самого денег куры не клюют, а ему сотни баксов жалко за хорошую работу…» Она тщательно сложила деньги и убрала их в сумочку.

— Все верно? — нетерпеливо осведомился Вихлянцев. — Ну что ж, мне пора.

— Одну минутку, Виктор Павлович, — остановила его Ольга. — Я вот ещё о чём с вами поговорить хотела…

— Ну, что ещё? — недовольно спросил её собеседник, мгновенно теряя весь светский лоск.

— Виктор Павлович, вы ведь человек влиятельный. Не могли бы вы посодействовать моему жениху? Он исключительно добросовестный, с прекрасными способностями. Работает у нас же, на телекомпании. Но вот не дают ему ходу, затирают. Сами знаете, как всякие посредственности давят тех, кто способнее их. За свои места дрожат, боятся.

— А что вы от меня-то хотите? Я что, министр?

— Да у вас влияние побольше, чем у иного министра, — хихикнула Ольга, преданно глядя Вихлянцеву в глаза. — Вы ведь наверняка хорошо знакомы с нашим основным учредителем, Алексеем Сергеевичем Сомовым. Ну, акционерное общество «Электроагрегат»!

— Знаком, и дальше что?

— Замолвите словечко! А он с нашим шефом поговорит, намекнет ему, что недурно было бы человека продвинуть. Кстати, вам кассета не нужна с передачей? Ну с той самой? Могу хоть завтра вам подарить — наверняка вам интересно будет посмотреть.

Вихлянцев только скрипнул зубами и сжал губы. Взгляд его стал колючим и жестким. «Ну что за стерва! Черт меня дернул с ней связаться! Знал ведь, что она кассету себе оставит. Правда, выбора все равно не было, — подумал он с ненавистью. — И что теперь с этой сучкой делать? Не посылать же к ней в самом деле жлобов бить ее по дурной голове… Наверное, правда надо пристроить её хахаля… Эта дрянь еще может пригодиться, лучше ее держать на привязи».

Вихлянцев перегнулся через стол, приблизив свое лицо почти вплотную к Ольгиному. Он уставился прямо на нее и с удовлетворением заметил, как в глубине посветлевших, как будто мгновенно выцветших голубых глаз плеснулся страх.

— Слушай, ты… — буквально прошипел Виктор Павлович, который еще несколько минут назад казался воплощением воспитанности. — Слушай меня… Я могу сделать для тебя или твоего хахаля всё, что посчитаю нужным. Но и с тобой я тоже могу сделать всё… Понимаешь меня — всё, что угодно. Ты уже вывела меня из себя, и не дай Бог тебе сделать это ещё раз. Но пока я тебя прощаю. И не ради твоих глазок или круглой задницы. Просто ты мне пока ещё можешь пригодиться. Поняла? Я тебя спрашиваю: ты меня поняла?

Ольга не ответила. От страха у неё перехватило горло. Она попыталась было что-то сказать, но лишь пискнула и часто-часто закивала головой — мол, поняла, дяденька, больше так никогда не буду делать.

— Ну, я вижу, что до тебя дошло. — Вихлянцев удовлетворенно откинулся на спинку стула. — Ладно, иди. Я подумаю. Не исключено, что действительно что-нибудь придумаю для твоего дружка.

Ольга выскочила из кафе как ошпаренная. На улице она долго не могла прийти в себя. Просто стояла на тротуаре, глубоко дыша. Лишь несколько минут спустя девушка подошла к краю тротуара и махнула рукой проезжавшей машине. Ехать на троллейбусе у неё просто не было сил. На студию возвращаться уже не было смысла, рабочий день подходил к концу. А Олег вообще взял отгул и теперь поджидал Ольгу дома. Вернее, в той квартире, которую она снимала. Он не жил у своей новой подруги, но периодически оставался у неё на денек-другой и сейчас должен был поджидать Ольгу после ее встречи с Вихлянцевым. Накануне новоиспеченные любовники едва не поссорились из-за этого рандеву.

— Я считаю, что мне нужно пойти с тобой, — настойчиво повторял Олег.

— Ну зачем, зачем? — злилась Ольга. — Вот объясни мне, зачем это надо?

— Такие дела должен вести мужчина. Этот тип должен знать, что имеет дело не с одной беззащитной девушкой. И вообще, я считаю, что на эту встречу лучше всего пойти мне вместо тебя.

— А это ещё с какой стати?

— Ради твоей же собственной безопасности. И мало ли что этот Вихлянцев придумает. И денег не заплатит…

— Так ты обо мне или о деньгах беспокоишься? — кокетливо поинтересовалась Ольга.

Её приятеля этот вопрос рассердил не на шутку. Нахмурившись, он негромко, но твердо проговорил:

— Знаешь что, Оля? Это не время для подобных разговоров. Нужно быть посерьезнее. Совершенно неуместно переводить разговор в такую плоскость. Что за вопросы такие — о тебе я беспокоюсь или о деньгах?! Тебе не кажется, что спрашивать это совершенно неуместно и, уж извини, бестактно?

— Ну извини, — с раздражением в голосе произнесла Ольга. — Только появляться там тебе совершенно не нужно. Вихлянцев может просто испугаться огласки и отказаться разговаривать. Он тебя не знает, с тобой не договаривался. Естественно, он с тобой расплачиваться не будет. И в твоем присутствии — тоже вряд ли. Нет, Олег, мне нужно идти одной.

— Как хочешь, — буркнул он, отворачиваясь.

Ольга решила всё же сделать шаг к примирению. Ей показалось, что Олег обиделся на нее из-за того, что ему не дали возможности проявить свою мужскую самостоятельность. Она подошла к Олегу сзади и потерлась головой о его плечо. Олег резко дернулся и, не поворачиваясь, бросил:

— Оставь меня в покое.

— Олежечка, ну не сердись на меня. Так действительно будет лучше. Я тебя хочу попросить — встреть меня возле «Музы», пожалуйста. Ты ведь прав, мне будет спокойнее, если ты будешь поблизости.

— Ну уж нет! Раз уж ты такая самостоятельная, то и иди сама, нечего на меня рассчитывать.

В общем, вечер получился неприятным. Ольга несколько раз пыталась подлизаться к Олегу, но все было бесполезно. Он или вовсе не отвечал ей, или отделывался односложными замечаниями. Он, правда, не ушел домой, но весь вечер просидел у телевизора, делая вид, что внимательно смотрит какие-то идиотские комедии и шоу. Оля вертелась возле него и так и сяк, пытаясь намекнуть, что пора бы отправляться в постельку. Однако Олег совершенно не реагировал на соблазнительное полуобнаженное тело, и, когда наконец улегся в кровать, моментально отвернулся к стене и заснул. Или сделал вид, что спит, что было еще обиднее. Ольга вообще начала постепенно разочаровываться в Олеге как в любовнике, уж слишком вялым и флегматичным он был в постели. Однако бросать его она не собиралась. Рядом с Олегом она чувствовала какую-то стабильность и вообще была уверена в том, что Олег сумеет сделать карьеру. Вот тогда-то и она, уцепившись за него, вылезет наверх. Кстати, Олег — прекрасный кандидат в мужья. Немного нудноватый, зато с ним спокойно. Конечно, солидный бизнесмен с большими деньгами был для Оленьки предпочтительнее, но у них, у бизнесменов, свои причуды и капризы. Уж лучше действительно женить на себе Олега и помочь ему сделать карьеру. В конце концов этот брак может стать отличной стартовой площадкой для дальнейшей жизни. И никому она его не отдаст, ни какой Яне. Нечего этой полоумной делать рядом с Олегом! То, что попало Оленьке в руки, ни в коем случае не должно было достаться кому-то ещё.

С утра Олег заявил, что у него страшно болит голова, и позвонил на студию — предупредить, что берет отгул. Оля осторожно поинтересовалась:

— Ты сегодня никуда не собираешься?

— А что? — недовольно отозвался Олег.

— Ну, я хотела спросить: ты останешься?

— Да, — коротко ответил он и вновь включил телевизор.

Шёл утренний выпуск новостей их канала. Ольга вновь попыталась заговорить с Олегом, но опять натолкнулась на полное отчуждение. Пришлось смириться — ссориться ей не хотелось. Тщательно подкрасившись, она долго рылась в шкафу и, наконец одевшись, подошла к любимому попрощаться. Подставив щеку для поцелуя, она подождала несколько секунд. Немного отклонившись, Олег озабоченно заметил, внимательно глядя на экран:

— Опять по звуку что-то неладно. Надо будет сказать техникам, чтобы микрофон у «звучка» посмотрели. Эдик ваш ни о чем не думает!

Ольга закипела от злости и поспешила уйти, чтобы не сорваться. А теперь, когда встреча с Вихлянцевым прошла более-менее нормально, хотя и очень напряженно, она торопилась домой, чтобы поскорее поделиться с Олегом новостями. В конце концов, она старалась для него. Правда, в конечном итоге для себя, но вот уж это ему пока знать совершенно не обязательно.

Она предпочитала пользоваться общественным транспортом. Не такие уж были у неё гонорары, чтобы разъезжать на такси. На этом чертовом «Эхе» заработать дают только таким бешеным идиоткам, как Соколова. А побочных доходов у Ольги Байковой практически не было, если не считать мелких подарков и кое-какой денежной помощи от периодически меняющихся любовников. Но с этим ей не слишком везло, попадались все сплошь какие-то не слишком богатые. Она нередко задавалась вопросом: как некоторым удается подцепить состоятельного любовника или, еще лучше, мужа? У самой Ольги это никак не получалось. А теперь, когда ей удалось отбить у подружки Олега, с деньгами стало совсем неважно. От Олега она пока никакой помощи не видела, а вот вкусно покушать он очень даже любил.

Ну да ничего, теперь у неё есть деньги. Правда, их вовсе не так уж много, но зато перспектива очень даже неплоха. Вихлянцев практически пообещал ей посодействовать карьере Олега. Может быть, он действительно поговорит с учредителем, и Кудасов получит должность заместителя генерального… А может, плюнуть на это идиотское телевидение? Устроить Олега куда-нибудь в приличный офис, сделать из него топ-менеджера… А самой Ольге очень даже подошла бы работа пресс-службе мэрии… или нет, лучше — в пресс-службе губернатора, там и оклад повыше, и связи покруче.

Оля попросила водителя остановиться в квартале от дома. Она хотела забежать в магазин, купить что-нибудь к ужину. Надо же было устроить маленький праздник, отметить победу. В конце концов, на Вихлянцева весьма подействовало известие о том, что у Ольги есть кассета с записью передачи. Бизнесмен, конечно, выпендривался, запугивал ее, но видно было, что и сам побаивается огласки. Нет, все-таки она молодец! С её хваткой далеко можно пойти.

Она не стала открывать дверь своим ключом. Хотелось, чтобы Олег встретил ее на пороге. Ждать Оле пришлось довольно долго. Она уже решила, что любовник ушёл, и поставила на пол пакеты, чтобы нашарить в сумочке ключи, когда дверь наконец открылась. Олег сухо пробормотал что-то вроде приветствия и, повернувшись к девушке спиной, направился в комнату.

Ольга просто опешила от такого поведения любимого мужчины. Подхватив пакеты, она сделала шаг в коридор и громко окликнула:

— Олег!

Ответом ей было полное молчание. Однако Олю уже всерьёз разозлило это хамство, и она позвала громче и настойчивее:

— Олег!

— Что? — донесся из комнаты недовольный голос.

— Олег, иди сюда!

Олег медленно подошел к ней и неприязненно поинтересовался:

— Ну, что такое?

— Олег, может, ты у меня сумки возьмешь?! — возмущенно воскликнула Оля.

— Давай, — пожал плечами Олег. — Чего шуметь-то?

Он отнёс пакеты на кухню и брякнул на стол, совершенно не интересуясь их содержимым. По дороге в комнату его перехватила Ольга:

— Послушай, Олег, я вообще-то не с дискотеки пришла и даже не с работы. Тебе что, совсем неинтересно, как мы с Вихлянцевым поговорили?

— Ну почему же? Интересно.

— А почему ты тогда даже не спросишь ни о чем?

— А зачем? — ответил Олег монотонным голосом. — Ты же все равно сама сейчас всё расскажешь. Зачем тогда лишние слова?

Ольга молча рассовала по местам купленные продукты и лишь после этого обратилась к Олегу.

— Ну хватит дуться! Все в полном порядке! Он со мной расплатился и обещал подумать о месте для тебя.

— Благодарю покорно… И сколько он заплатил?

— Как сколько? — слегка удивилась Ольга. — Как и договаривались.

— И ты взяла эти деньги?

— Ну конечно, — растерянно ответила она, ничего не понимая.

— Дура ты, Оля, во всю спину, — негромко и зло произнес Олег.

— То есть как это? — глуповато переспросила Оля. — Ты что себе позволяешь?

Олег хотел было уйти назад в комнату, но все же остановился, передумал и снизошел до объяснений:

— Конечно, дура. Умный человек с такой кассетой в руках на эти гроши, что ты получила, никогда не согласился бы.

— Но как же так? — растерялась Оля. — Мы же с ним договорились на эту сумму…

— Гос-сс-споди… — брезгливо прошипел Олег. — Договорились, не договорились — какая разница?! Что за детский сад такой? Какая, к черту, разница, кто с кем договорился! У тебя в руках такой козырь, и ты еще вспоминаешь о какой-то договоренности.

Ольга обиделась не на шутку. Мало того, что ей одной пришлось воевать с Вихлянцевым, а Олег даже не поджидал ее где-нибудь неподалеку — так он теперь ещё ей и претензии какие-то предъявляет! В конце концов, это ведь именно она придумала, как выудить деньги у бизнесмена (и заодно сделать подлянку этой крысе Соколовой). А теперь Олег еще выпендривается…

Так она и сказала Олегу, обиженно поджимая губы и не глядя ему в лицо. Вместо того чтобы устыдиться и кинуться просить прошения, он театрально расхохотался:

— Ах ты, умница такая! С Вихлянцевым она договорилась! А что бы ты, такая умная и сообразительная, сделала бы без меня с этой идиотской передачей Соколовой? Да ты, милая моя, компьютер только включать и выключать умеешь! Ой, извини, запамятовал: ты ещё можешь буковки на нем выстукивать и пару пасьянсов раскладывать. А ни на что другое у тебя умишка не хватит. Ну что, что бы ты без меня сделать смогла?

— Ну и что? — защищалась Ольга. — Это я всё придумала, я с Вихлянцевым договорилась. Не нравится тебе, иди и договаривайся с ним сам!

— Обязательно пойду, — холодно произнес Олег. — Телефон его мне дай, пожалуйста.

Оля решила, что любимый шутит, и рассмеялась:

— Ну конечно, Олежка! Ладно, хватит ссориться. Давай лучше поужинаем, отпразднуем удачу. Посмотри, что я купила…

— Что ты ржешь, идиотка? — не дал ей договорить Олег. — Дай мне телефон Вихлянцева. И мою долю из его денег, кстати, не забудь отдать.

— К-какие деньги? Какой телефон? — начала заикаться Ольга, совершенно не ожидавшая такого поворота событий.

— Не прикидывайся глупее, чем ты есть! — окончательно разозлился Олег. — Я что, за просто так поработал? Стало быть, рисковал я, а денежки тебе? Нет, дорогая, так не пойдет. Лохов в другом месте поищи. И телефон Вихлянцева дай мне немедленно. Я сам с ним буду разговаривать. Да, кстати, и кассету мне изволь отдать.

— Хрен тебе! — опомнилась Ольга и, подбоченившись, заявила: — Ничего ты не получишь! С какой стати ты вообще на меня орешь? Не нравится тебе, что я делаю, ну и убирайся!

— Уберусь, — неожиданно спокойно ответил Олег. — Как только получу от тебя деньги, кассету и телефон, обязательно уберусь. Меня от тебя уже тошнит.

— Что-то вчера ночью не тошнило, — ехидно проговорила Ольга.

— Тошнило. Все, хватит этих разговоров.

— Ничего я тебе не дам!

Олег не стал спорить. Он молча вытряхнул на кухонный стол содержимое Ольгиной сумочки и, не обращая ни малейшего внимания на сыпавшиеся на пол мелочи, принялся копаться в небольшой кучке вещей. Выудив оттуда изящный блокнотик, он деловито принялся переписывать обнаруженный там номер телефона Вихлянцева. Ольга попыталась ему помешать, но Олег просто оттолкнул ее и преспокойно принялся рыться в кармашке сумочки, где Ольга хранила крупные купюры. Вытащив оттуда полученные от Вихлянцева деньги, Олег внимательно пересчитал их и половину сунул назад.

Все так же молча он прошел в комнату, затем — в прихожую. Ольга осталась на кухне. Она все еще не могла поверить в то, что Олег всерьез собирается уходить. Хлопнула дверь. Оля бросилась в прихожую. Никого. Лишь тихо покачивались подвешенные «на счастье» к абажуру металлические китайские висюльки.

Пока Ольга ревела на кухне, Олег быстро шёл по улице. Он добился своего и теперь решил действовать без промедления. Остановившись на углу под фонарем, он вытащил из кармана куртки свой мобильник и набрал номер, переписанный из Ольгиного блокнота.

Как он и предполагал, Вихлянцев сначала вообще отказался с ним разговаривать. Но, услышав про передачу Соколовой, моментально согласился встретиться с Олегом. Естественно, голос его при этом был недовольным и раздраженным, но Кудасов лишь усмехнулся. Пусть господин Вихлянцев потешит свое самолюбие, корча из себя барина, — это все, что ему сейчас остается.

Само собой, домой Вихлянцев его не пригласил. Встретиться они договорились в сквере на Пушкинской. Олега это вполне устраивало — идти было недалеко. Когда он подошел к скверу, высокая фигура Вихлянцева уже маячила там. Олег Кудасов знал его в лицо, как любой телевизионщик знает любого мало-мальски значимого в губернии человека. Подойдя поближе, Олег увидел, что бизнесмен выгуливает маленького пекинеса, и подумал, что какой-нибудь питбуль подошел бы Вихлянцеву гораздо больше.

— Добрый вечер, Виктор Павлович, — поздоровался Олег. — Это я вам звонил.

— Я уже понял, — неприязненно ответил Вихлянцев. — Не понимаю только, по какому поводу.

— Ну, я думаю, прекрасно понимаете, раз пришли на встречу со мной, — возразил Олег. — Лукавите, Виктор Павлович.

Однако Вихлянцев, не поддавшись на эту дешевую уловку, моментально парировал:

— Я, собственно говоря, вышел прогуляться с собакой. А раз уж вы так горели желанием встретиться со мной, то я предоставил вам эту возможность, поскольку она совпала с моими собственными планами на этот час. Итак, что вы хотели?

Олег скрипнул зубами. Самолюбие у него тоже было, и ого-го какое. Но сейчас необходимо было сдержаться, и он ровным голосом пояснил:

— Дело в том, Виктор Павлович, что вы не слишком красиво поступили с Ольгой Байковой. Та сумма, которую вы ей заплатили, абсолютно не соответствует ценности оказанной вам услуги.

— Даже если бы я был знаком с этой вашей Ольгой, то уж ни с кем не стал бы это обсуждать. А вы, собственно говоря, кто вообще такой? Где-то я вас видел…

Олег усмехнулся:

— Я-то? Я человек, у которого есть кассета с записью той самой передачи. И хочу получить за нее то, что вы недоплатили Ольге.

Вихлянцев потянул за поводок своего пекинеса и задумчиво произнес:

— Н-да, дурацкая получается ситуация… Если даже, опять-таки в порядке предположения, у вас такая кассета есть, то где гарантия, что вы ее не растиражировали и не будете периодически предлагать мне приобрести очередной экземпляр?

— Я не хочу так рисковать. Рано или поздно вам это надоест, и вы просто отшибете мне голову.

— А почему бы мне не сделать этого сейчас?

Услышав в голосе хозяина резкие, угрожающие интонации, крохотный пекинес запрыгал на своем поводке и весь затрясся, пискляво облаивая неприятного незнакомца. Олег вздрогнул от неожиданности и предусмотрительно отступил на пару шагов. Мало ли что: мелкая собачка тоже может своими остренькими зубками здорово тяпнуть. Занесет ещё инфекцию эта грязная тварь. Все собаки — грязные твари. Впрочем, кошки тоже. Или брюки порвет, что тоже досадно.

Однако самообладание осторожный Олег Кудасов все же сумел сохранить.

— Виктор Павлович, у вас репутация умного человека. Я, смею вас заверить, тоже не дурак. Вот и давайте разговаривать как умные люди, а не пугать друг друга и не пытаться подловить на каких-то детских трюках. Ну посудите сами… Сейчас вы никак не можете ничего со мной сделать в силу того, что я-то к этой встрече подготовился, а вот вы — нет. Ну что сейчас можно сделать? Вызвать дюжих молодцов и попытаться выбить из меня эту кассету? А вы уверены, что я сам сейчас знаю, где она? Ну, это так, к примеру. Я же подстраховался, и кассета эта всплывет лишь при определенных обстоятельствах. Сам же я смогу ее забрать лишь завтра. Или послезавтра. Или еще когда-нибудь, но только в оговоренное время. И при соблюдении ряда условий. Логично?

— Вполне, — с нескрываемым отвращением буркнул Вихлянцев. — Но вы не ответили на мой вопрос. Где гарантии, что вы не будете предлагать мне новые копии кассеты?

— А вот тогда уже у вас будет время подготовиться. Я так рисковать не собираюсь. Виктор Павлович, я же всего-навсего ратую за справедливость, — почти открыто издевался над собеседником Олег. — Вы просто недоплатили за услугу, вот и все. Теперь я хочу получить то, что вы недоплатили, и мы мирно разойдемся навсегда. Если, конечно, вы вновь не захотите прибегнуть к моим услугам.

— Вас послала Ольга? — немного подумав, спросил Вихлянцев.

— Ну, можно сказать, что так. А можно — и не так. Это сейчас не принципиально. Во всяком случае, я действую в ее интересах. Так что вы мне ответите?

— Мне нужно подумать. — Вихлянцев подхватил собачку под мышку, собираясь покинуть сквер. — Позвоните мне завтра утром.

С этими словами он, не утруждая себя прощанием, повернулся к Олегу спиной и зашагал прочь. Молодого шантажиста такой результат не слишком удовлетворил, но и не обескуражил. Он решил не предпринимать никаких шагов до звонка Вихлянцеву, тем более что и кассета-то была не у него, а у Ольги. Впрочем, эта идиотка, конечно, отдаст ему кассету по первому требованию. Нужно только сейчас прийти к ней, наговорить дурацких слов, приласкать… Правда, этого-то Олегу вовсе не хотелось, но ради денег он был готов на многое.

Он не подозревал, что ошибся. В это время Виктор Павлович звонил Ольге. Вихлянцев вспомнил-таки, где видел Олега.

— Оля, это Виктор Павлович. Скажите мне: у вас есть кассета с той записью? Вы понимаете о чем я говорю…

Ольга в замешательстве призналась:

— Да, есть. А откуда…

— Очень некрасиво вы поступаете, Оля. Шантажируете меня кассетой, подсылаете ко мне каких-то голубых…

— Что?! — в полном недоумении воскликнула Ольга. — Какой шантаж, каких голубых? Я ничего не понимаю!

— Стало быть, это была не ваша инициатива — подослать ко мне мальчика вполне определенной ориентации? Мальчик этот заявил, что у него есть кассета, о которой мы с вами сейчас говорим, и потребовал от меня деньги за нее. Признавайтесь, ваша работа?

Не понимая совершенно ничего, Ольга встревоженно воскликнула:

— Господи, Виктор Павлович! Ну чем хотите клянусь — не посылала я к вам никого, и кассета эта действительно лежит именно у меня. Я совершенно ничего не понимаю! Кто к вам приходил?

— Да вот и я тоже ничего не понимаю, — уже более спокойно отозвался Вихлянцев. — А приходил ко мне какой-то молодой человек, назвался он Олегом. Кстати, он, похоже, целиком и полностью в курсе наших с вами дел, Оля. Оставим в покое мои дела — но и вас, Оля, все это выставляет не в лучшем свете. Журналист с такой репутацией…

Но Ольга уже почти не слушала его. Неужели это и в самом деле был Олег? А собственно говоря, почему бы и нет? Он ведь сказал, что пойдет к Вихлянцеву сам — вот и пошел. Но как он при этом ее подставил! А может быть, это просто какое-то совпадение? И она попросила:

— Виктор Павлович, скажите: а как он выглядел?

Судя по описанию Вихлянцева, это действительно был Олег Кудасов. Такие совпадения просто невозможны, и к бизнесмену в самом деле приходил Олег. Стало быть, он решил за ее спиной продать Вихлянцеву кассету! И наверняка всю эту сцену перед своим уходом разыграл нарочно. Это что же получается: он просто использовал Ольгу как живца, чтобы потом самому выудить добычу! Да, кстати, а что это за бред нес Вихлянцев про Олега?

— А почему вы говорите, что тот, кто к вам приходил…

— Голубенький? — засмеялся Вихлянцев, не дав Ольге договорить. — Да очень просто! Я видел его выходящим из такого места и с таким человеком, что никаких сомнений просто быть не может.

— Ну мало ли кого с кем и где можно увидеть! — возразила Оля. — Если вы видите человека, выходящего из морга, это не значит, что он покойник.

Виктор Павлович расхохотался еще громче:

— Ну, милая моя, если два мужика идут в обнимку и еще вдобавок останавливаются, чтобы нежно поцеловаться, тут уж и думать не о чем! Так, стало быть, кассета у вас, Оля? Ну тогда извольте позаботиться о том, чтобы она ни к кому больше не попала в руки. — Тон его стал жестким. — Иначе я, в свою очередь, позабочусь о том, чтобы безнадежно испортить вашу карьеру. Вы меня поняли?

— Да, конечно, — с готовностью подтвердила Ольга, которая действительно не на шутку была обеспокоена тем, как незапланированно начала развиваться ситуация.

Повесив трубку, она долго сидела возле телефона, не в силах сообразить, что же ей теперь делать. Из оцепенения ее вывел звонок в дверь. Олег не мог найти более неудачного времени, чтобы явиться к Оле. Но знать этого он никак не мог.

Правда, видеться с Ольгой ему все равно совершенно не хотелось, но возвращаться пришлось. Кассета, которой Олег шантажировал Виктора Павловича Вихлянцева, до сих пор оставалась у Ольги. Как ни старался Олег забрать ее, так и не смог. Пока хозяйки не было дома, он обшарил все квартиру. А потом, когда девушка вернулась, просто-напросто спросил, достаточно ли надежно она спрятала кассету и не оставила ли на работе. Ольга, не подозревая никакого подвоха, с улыбкой вытряхнула кассету из суперобложки какого-то дамского романа. А вот взять ее Олег на глазах у хозяйки никак не мог. Впрочем, на встречу с Вихлянцевым он все равно кассету не взял бы, ни к чему это было.

Как считал Олег, забрать вожделенную вещь из квартиры Ольги не составит никакого труда. Главное — улучить момент. В крайнем случае можно тут остаться ночевать. Но этого Олег Кудасов вовсе не хотел. Ему хотелось пойти туда, где его по-настоящему понимали. Но разбрасываться такими деньгами, которые можно было выкачать из Вихлянцева, он позволить себе не мог. Именно потому Олег и позвонил в дверь, ожидая, что за время его отсутствия Ольга успокоилась и теперь обрадуется его возвращению.

Вышло все совершенно иначе. Открыв дверь, Оля молча повернулась и пошла в комнату. Олег решил не обращать внимания на эти вздорные выходки, женщина есть женщина. Поэтому он по-хозяйски прошел вслед за девушкой и весело проговорил:

— Оленька, ну прости меня, я глупо себя вел и вообще по-свински. Прости, а?

Ответа не последовало. Упав в кресло, Ольга положила ногу на ногу и пристально, не отводя глаз, стала смотреть на Олега. Тот несколько секунд выдерживал это молчание, а потом сорвался:

— Черт возьми, что ты на меня уставилась, Оля? У меня ширинка расстегнута или в ушах цветы выросли?

— Да нет… — протянула Ольга. — Вот хочу понять, как ты умудрился так ловко мне мозги задурить.

— В смысле?

— В том смысле, что ты тут разыграл мне сцену по поводу того что я с Вихлянцевым продешевила. Скажи-ка мне, дорогой, что это за кассету ты Вихлянцеву продаешь?

— Ах вот оно что! Ну, это просто. Раз уж ты, Оля, сделала такую глупость, то мне приходится исправлять твои ошибки. Собственно, именно это я тебе и пытался объяснить перед уходом, но ты устроила истерику и слушать меня не пожелала.

Глава 5

— Да не хочу я туда один тащиться! — не слишком упорно ныл Макс, сидя за столом вместе с матерью и ее подругой.

— Что значит «тащиться»? — возмущенно уточнила Наталья Васильевна. — Ему, видите ли, предлагают пойти на отличный гастрольный спектакль, в город приезжают лучшие актеры театра Табакова, билетов не достать ни за какие деньги… ну, только за очень большие… А он говорит — «тащиться»! Учти, Максим, в семье Нестеровых некультурных людей никогда не было и, надеюсь, не будет!

Максим неторопливо отрезал кусочек мяса, сунул в рот и лишь после того, как съел и его, и ломтик помидора, и еще кусок мяса, упрямо ответил:

— Мамуля, я же не то имел в виду! Просто как-то глупо идти в театр одному. Не такой уж я заядлый театрал. В конце концов, раз уж ты не можешь, то пусть Людмила Петровна пойдет с каким-нибудь кавалером.

— С «какими-нибудь» кавалерами пусть твои ровесницы встречаются, — моментально отреагировала гостья. — А в моем возрасте, Максим, пора уже более тщательно выбирать знакомства.

Мать тут же подхватила:

— Глупо не в театр ходить, а по ночам за компьютером сидеть! Глаза уже красные, как у кролика-альбиноса! И мозги тоже скоро станут как у кролика, если будешь только на кнопки тыкать. Скоро уже забудешь, как люди живут без этих компьютеров. Короче говоря, берешь два наших билета и идешь вечером на спектакль. Второй билет можешь отдать кому хочешь. В конце концов, девушку пригласи.

— Нет у меня никакой девушки! — огрызнулся Макс, начиная терять терпение.

— Вот-вот! Именно это меня и беспокоит! — заявила Наталья Васильевна, сокрушенно качая головой и многозначительно глядя при этом почему-то не на сына, а на подругу. — Ты представляешь, Любаша, парню двадцать восемь лет, а он не только не женат, но и девушки у него нет!

Тут Макс окончательно вышел из себя:

— Мама, черт возьми, ты так говоришь, как будто я кастрат или гей! Уверяю тебя, мальчиками я нисколько не интересуюсь и вряд ли свое мнение по этому поводу когда-нибудь изменю. Кстати, ты прекрасно знаешь, что месяц назад я расстался с Катериной и хочу хоть немного спокойной жизни. У меня есть любимая мама, есть работа — тоже, между прочим, любимая. У меня, в конце концов, все совершенно благополучно. И если у меня на данный момент нет рядом никого, кто постоянно чего-то требовал бы от меня и портил бы настроение, то не надо, мамуля, пытаться исполнять эту роль! Отдохнуть я хочу от баб, неужели непонятно?!

Максим раздраженно отодвинул стул и налил себе чаю. Потом, вновь усевшись за стол, он принялся сосредоточенно мешать свой чай. За столом воцарилось молчание, слышен был лишь звон ложки о чашку. Первой не выдержала Наталья Васильевна:

— Максим, ты прекрасно знаешь, что так звенеть ложкой просто неприлично.

Сын даже не поднял глаз от чашки. Но Наталья Васильевна сдаваться не собиралась. Она спокойно продолжила:

— Ты, конечно, можешь не прислушиваться к моим словам, это дело твое. Но вот пить этот чай я тебе не советую.

— Это еще почему? — недоверчиво поинтересовался Макс и поднес чашку к губам.

— Он соленый. Ты туда положил соль, а не сахар.

— Тьфу! — Макс то ли не поверил, то ли не успел осмыслить слова матери и, несмотря на предупреждение, отхлебнул горячей горько-соленой жидкости.

Вскочив, он кинулся к раковине и выплеснул туда содержимое своей чашки. Потом как ужаленный метнулся в ванную. Когда Максим вернулся в кухню, обе дамы невозмутимо попивали чаек со сладкими булочками.

— Хочешь булочку, Максим? С изюмом, только сегодня испекла, — как ни в чем не бывало предложила сыну Наталья Васильевна.

Не притрагиваясь к предложенной плюшке, Макс крайне непоследовательно ответил:

— Ладно, черт с ним, с твоим спектаклем. Пойду. Только ты, мать, меня завтра блинчиками кормить будешь. С вареньем. — И, подумав, добавил: — С клубничным.

— Вымогатель! Мало того, что ему билеты на отличный спектакль отдали, так он теперь еще и взятку требует. Ладно, горе мое, будут тебе блинчики. Билеты на зеркале, начало в семь. И чтобы тебя десять минут седьмого тут уже не было! А то начнешь потом говорить, что опоздал и поэтому в зал не пошел.

— Хорошо, — буркнул Макс.

— Да, и оденься прилично! — дала последнее указание мать. — А то с тебя станет потащиться в драных джинсах! Надень серые брюки и твидовый пиджак.

Максим скривился, но не стал доказывать, что он вполне способен сообразить, в чем следует идти на работу, в гости, в театр или ехать на пикник. Знал, что это совершенно бесполезно, и, кроме того, за неумеренное упрямство можно и остаться без блинчиков.

Без десяти семь он уже подходил к зданию драматического театра, двигаясь в толпе таких же, как он сам, счастливых обладателей билетов. Максим был один. До вечера он успел обзвонить всех своих приятелей, но так и не смог найти себе спутника. По несчастливому стечению обстоятельств кого-то не было дома, у других именно на этот вечер были назначены какие-то неотложные дела, третьи не хотели идти без своих подружек. А звонить девушкам он не хотел. Устал он в последнее время от девушек.

Предыдущая его пассия по имени Катя, несмотря на свою внешность тургеневской барышни, умудрилась немало попить у Макса кровушки. Катерина вообще вся состояла из сплошных противоречий. Будучи студенткой-филологом, она даже в записке «Буду вечером» умудрялась насажать ошибок. Родители Катюши, по ее словам, были людьми более чем состоятельными. Однако она с восторгом засматривалась на любую ерунду в витринах и умоляюще поскуливала: «Максик, купи, а?» Макс покупал. А куда деваться-то? Катя была девушкой красивой, с роскошными светло-русыми волосами до пояса, огромными фиалковыми глазами и нежной кожей. Ну как отказать такому совершенному созданию? Старательно высчитывая количество калорий в стакане кока-колы (она пила только диетическую), Катя в гостях у Максима с горящими глазами поглощала в немереном количестве пироги и плюшки, изготовленные хлебосольной Натальей Васильевной. Максим был очарован трогательной красотой юной барышни и противоречий как-то не замечал. Ну а потом нечаянно выяснилось, что никаких состоятельных родителей у Катеньки нет и в помине, а имеется в наличии лишь мамаша-алкоголичка да братец-даун. Да и студенткой Катюша была в общем-то чисто условно. В смысле, жила на птичьих правах у какой-то подружки в университетской общаге.

Максу по большому счету плевать было на Катино образование и уж тем более на отсутствие богатеньких мамы с папой. Он жениться пока не собирался, а если бы и собрался в конце концов, то ни на какое приданое не рассчитывал. Максим Нестеров сам прилично зарабатывал и ценил независимость. Но Катино бездарное вранье вывело парня из себя, и он с ней расстался. Нельзя, правда, сказать, что расставание было мирным — истерики, слезы, сопли и вопли обиженной девушки преследовали Макса в течение месяца.

Однако сейчас Максим немного пожалел о том, что был один. Вокруг него больше не было таких одиночек — все больше парочки, немного реже компании по три-четыре человека. А вдоль аллеи, ведущей к ярко освещенному фигурными фонарями высокому мраморному крыльцу, выстроились те страждущие, кому не удалось вовремя купить относительно доступный по цене билет (дорогие можно было приобрести в кассе хоть сейчас). Максим понятия не имел, сколько стоят его собственные билеты, но, судя по номеру места и ряда, дешевыми они не были. Впрочем, при мысли о том, что можно продать этот красивый бумажный прямоугольник, его передергивало. Он не представлял себе, как это — предлагать кому-то билет и просить за него деньги. Может, просто выбросить?

Неожиданно проблему решила благообразная пожилая дама со старательно уложенными в прическу седыми волосами, отливавшими в свете фонарей голубоватым оттенком.

Потянув парня за рукав, она умоляюще воскликнула:

— Молодой человек, у вас нет лишнего билетика?!

— Есть, — обрадовался Максим и протянул даме второй билет.

Она схватила его и уже полезла было в кошелек, но вдруг с печальным вздохом протянула вожделенную бумажку назад:

— Нет, это очень дорогие места, у меня нет столько денег…

— Возьмите-возьмите, — всучил ей Макс злополучный билет. — Он у меня лишний, возьмите просто так.

Дама все же успела сунуть ему в ладонь несколько купюр, которые Максим, не глядя, сунул в карман. Гнаться за теткой и пытаться вернуть ей деньги показалось ему уж вовсе неприличным и нелепым. Отделавшись от лишнего билета, он направился вслед за людским потоком.

Спектакль ему понравился. Во время первого акта Макс не отрываясь смотрел на сцену, совершенно не обращая внимания на своих соседей. Впрочем, осчастливленная им пожилая дама не слишком мешала — она лишь периодически ахала и шумно вздыхала. В театре Макс не был давным-давно. To у Катерины, его бывшей пассии, не было времени (а без нее он на такие мероприятия не ходил), то у него самого возникали какие-нибудь дела. Сейчас он с удовольствием окунулся в атмосферу театрального зала, не меняющуюся, наверное, со времен премьер Островского и Чехова. Краем уха прислушивался к тихому неясному гулу, вдыхал запах старого бархата, смешанный с легким запахом пыли. Немного мешал лишь периодически мелькающий перед глазами телеоператор.

В антракте Максиму не хотелось вставать с кресла, но его место было крайним во втором ряду. Народ отправился поразмять ноги и поделиться впечатлением в фойе и на крыльце театра, и волей-неволей пришлось встать, чтобы дать дорогу. Ну а раз уж встал, то и вышел на улицу подышать воздухом. И немного не рассчитал: когда вернулся в зрительный зал, там уже медленно гас свет. Дойдя до второго ряда, Макс с удивлением обнаружил, что на его месте преспокойно расположилась какая-то девушка. Поначалу ему показалось, что это девчонка лет шестнадцати. Он пригнулся к ее лицу, чтобы высказать свое неудовольствие, не мешая соседям, и понял, что наглая девица — молодая, но вполне взрослая особа. Он замялся, не зная, как согнать ее, и неловко шепнул:

— Эй! Послушайте! Вы не на своем месте сидите!

Девица даже не повернула головы. Тогда Макс повторил попытку, на этот раз уже более настойчиво. Он тронул девушку за плечо:

— Послушайте, это мое место!

Тряхнув короткими темными волосами, девушка улыбнулась настойчивому незнакомцу и, бесцеремонно притянув его поближе, тихонько сказала:

— Сядьте пока куда-нибудь еще, а? Мне иначе оператора моего не видно, а он у меня неопытный, не знает, что надо снимать, а что нет. Наснимает фигню полную!

Девушка была симпатичная, а Максиму в общем-то не было особой разницы, где сидеть. Но ему стало обидно, что эта девица принимает его за сопливого пацана, которым легко крутить, как ей захочется. Он строптиво ответил:

— С какой это стати?

— Ну пожалуйста, — придвинулась девушка еще ближе, и Макс ощутил тепло ее щеки. — Я же на работе, а не просто развлекаюсь. Помоги, а?

— Это ваши проблемы, — еще более неприязненно шепнул Максим, чувствуя, что готов сдаться.

— Слушай, ну что ты такой упрямый? Ну ладно, давай тогда вместе сидеть. Тут кресла широкие, мы вдвоем спокойно уместимся.

Макс мысленно уже принял это весьма пикантное предложение, но все же оценивающе осмотрел и кресло, и девушку. Сам он был высоким, но довольно худым, незнакомка — и вовсе миниатюрной, кресло — крайним в ряду, стало быть, мешать они никому не будут. Почему бы и нет? Если уж очень неудобно будет, можно и пересесть. Девица очень даже ничего, да еще, по всей видимости, на телевидении работает — почему бы не оказать услугу? Она, конечно, нахалка редкостная, но с ней ведь не детей крестить. В конце концов, это знакомство его ни к чему не обязывает, и продолжать его дольше сегодняшнего вечера он не собирается.

Он молча уселся на краешек сиденья. Девушка с готовностью подвинулась, чтобы законному хозяину места было удобнее. Макс, пользуясь ситуацией, небрежно закинул руку на спинку кресла, полуобняв незнакомку. Оказалось, что сидеть так не только довольно удобно, но и весьма приятно. Короткие волосы девушки изредка щекотали его подбородок и слегка пахли какими-то свежими, чуть горьковатыми духами. Правда, время от времени девица ерзала, подавая непонятные сигналы своему оператору, но Максиму это не мешало. Теперь происходящее на сцене интересовало его куда меньше, чем во время первого акта.

Спектакль закончился. Зрители встали, провожая аплодисментами столичных знаменитостей. Девушка тоже вскочила, но вовсе не для того, чтобы захлопать. Она успела бросить Максиму на ходу:

— Ну, пока. Спасибо!

— Вот так сразу? — Он притворился безумно расстроенным, хотя по большому счету предпочел бы спокойно отправиться домой.

— Ну, могу вас пригласить с нами, если хотите.

Макс двинулся за ней, не успев даже сообразить, куда именно его приглашают. А девица подлетела к оператору, тот подхватил камеру на штативе, и оба они галопом понеслись куда-то. Макс едва поспевал за ними, натыкаясь на бегу на людей и бормоча невнятные извинения. Догнав наконец незнакомку, он на бегу поинтересовался:

— А куда мы?

— Увидишь, — бросила она и завернула в коридор, где висела табличка «Посторонним вход воспрещен». Она уверенно вошла туда и сразу же ухватила за рукав могучую тетку в ярко-синем костюме строгого покроя и с высокой прической:

— Фаина Яковлевна, миленькая, вы не забыли, о чем мы договаривались?

— Боюсь, ничего не получится, — покачала головой монументальная дама.

— Мы же договорились! — воскликнула девушка.

— Он устал. Вряд ли согласится.

— А я попробую!

— Ну хорошо, — неохотно согласилась Фаина Яковлевна. — А это кто с вами?

— Стажер, — коротко пояснила девушка, и Максим сообразил, что стажер — это он сам. У него хватило ума не опровергать это утверждение, поскольку уж очень хотелось посмотреть, что будет дальше. Похоже, что с окончанием спектакля для него самого действие далеко не заканчивалось.

Журналистка (не догадаться о ее профессии мог бы лишь полный дебил), постучавшись в дверь и услышав невразумительный ответ, вошла внутрь. Оператор с камерой и Максим ввалились следом за ней. Девушка бойко затараторила что-то развалившемуся в кресле молодому парню с усталым лицом, на котором видны были следы грима. Макс не сразу сообразил, кто это, а потом ахнул про себя. Это оказался молодой и уже очень известный актер, который играл главную роль в сегодняшнем спектакле! Максим и вправду не был заядлым театралом, но собственными глазами увидеть вблизи такую знаменитость — это, конечно, событие.

Актер кивнул шустрой журналистке, и она моментально махнула рукой своему оператору. Как заметил Максим, это был совсем мальчишка. Однако несмотря на юный возраст, у парня кое-какой опыт уже имелся — это было видно по его уверенным движениям, когда он устанавливал камеру и подключал микрофон.

Журналистка уселась в кресло напротив актера, оператор замер возле камеры, и Максим вдруг почувствовал себя лишним, неуклюжим и бестолковым среди этих трех профессионалов. Ему захотелось уйти, но это выглядело бы совсем глупо. Немного помявшись, он тихонько присел на стул возле дверей и постарался сделать как можно более умное лицо.

Вслушиваясь в диалог незнакомки с актером, Макс поразился тому, как умело журналистка задает вопросы. Беседа казалась совершенно непринужденной, как будто в комнате не было включенной камеры, однако на самом деле девушка умело направляла разговор в нужное ей русло. Минут через десять она поблагодарила своего собеседника и попросила:

— Можно вас еще на минутку задержать? Несколько кадров еще сделать.

— Да, конечно, — не стала капризничать знаменитость.

Незнакомка неожиданно махнула рукой Максиму — иди, мол, сюда. Втроем они разместились на небольшом диванчике, причем девица и актер продолжали непринужденно болтать, а Макс сидел дурак дураком.

На улицу выходили через служебный вход, и Максим поначалу даже не понял, где это они очутились. Какой-то каменный мешок, с трех сторон которого высились кирпичные стены, а с четвертой — бетонный забор.

— Это куда же мы попали? — пробормотал он себе под нос, не ожидая ответа.

Но девушка моментально откликнулась:

— Это двор театра. Вон в углу забора калитка, только выход не на Никольскую, где центральная аллея, а на Садовую. Там наша машина должна стоять. Пошли?

Она легкой походкой двинулась к калитке, оператор и Макс — за ней. Только выйдя наружу, Максим более точно сориентировался. Они попали в сквер на Садовой, граничащий с театром.

— Незнайка, сгоняй поищи машину, — попросила девушка, устало присаживаясь на скамью. — Что-то у меня никаких сил уже нет.

Парень осторожно опустит на скамью камеру в чехле, пристроил рядом сложенный штатив и исчез на темной улице.

— Присаживайтесь, покурим, — предложила девица. — Или вы не курите?

— Курю, — выдавил из себя Макс, несколько ошеломленный событиями сегодняшнего вечера.

— Вас как зовут? Максим? А меня — Яна, решила наконец представиться журналистка. — Спасибо вам, что с места не согнали в театре. А то Незнайка у меня неопытный, ему надо меня все время видеть.

— Да ладно, ерунда, — смущенно отмахнулся Макс. — А вы с какого канала?

— «Эхо», — коротко пояснила Яна. — Смотрите такой?

— Смотрю иногда… Правда, я телевизор не так уж часто включаю.

— А чем же вы дома занимаетесь?

— Да вообще-то я компьютер предпочитаю…

— И как, в игрушки играете или чем посерьезней занимаетесь?

Максим обстоятельно пояснил ей, что он не только играет в игрушки, хотя, конечно, и ими не брезгует. В принципе он вполне квалифицированный хакер, хоть и непрофессиональный. А вообще-то он когда-то собирался стать программистом, всерьез изучал компьютерные премудрости и умеет гораздо больше, чем взлом игрушек.

— Серьезно? — почему-то обрадовалась журналистка. Она даже привскочила с места и взмахнула рукой так, что огонек её сигареты описал в тёмном воздухе большую дугу.

— Конечно, серьезно, — немного недовольно подтвердил Максим. — Зачем мне врать?

— Слушайте, а вы не можете мне с компьютером помочь немного? У меня на студии проблемы кое-какие, как раз по вашей специальности. Поможешь, а?

Эта девчонка постоянно переходила то на ты, то на вы, путая этим Макса. Он не знал, как к ней обращаться.

— Не вопрос. Если смогу, конечно, — согласился парень. — Вам когда это надо?

Ответ его обескуражил.

— А сейчас можете?

— Что, прямо сейчас? — изумился Макс. — Что, это так срочно?

— Максим, мне очень нужно. Кроме того, днем на студии ни к одному компьютеру не подойдешь, люди работают, а сейчас очень даже удобно. Максим, миленький, ну пожалуйста? Для меня это очень-очень важно!

Да уж. уговаривать эта девица умела очень даже хорошо. И в голосе чуть ли не слезы слышались, и в глаза она ему заглядывала снизу вверх, как ребенок. И вот ведь тонкая штучка — умудрилась не переиграть, деточку обиженную не изображала, в голосе эдакая манящая хрипотца появилась… Впрочем, Макс согласился довольно охотно. Он все ещё был немного обижен на мать за то, что она выперла его из дома, не спросив о его собственных предпочтениях. В конце концов, имеет он право провести вечер по собственному усмотрению! Большой уже мальчик. Правда, было уже довольно поздно, а возня с компьютером могла затянуться надолго… Завтра на работу, вставать рано…

«Большой мальчик» хлопнул себя по одному карману, по другому. Ага, не забыл все-таки! У Максима была дурацкая привычка оставлять мобильник где попало. Хорошо ещё если он забывал его дома или на работе, а то ведь уже посеял один и чудом не потерял и второй.

— Ладно, поехали. Только домой позвоню.

— Что, жена беспокойная?

— Я с мамой живу. А мамы — они все, по-моему, беспокойные. Погоди, сейчас позвоню, и поедем.

Макс набрал свой домашний номер и после серии длинных гудков дал отбой. Трубку брать никто не собирался. Попробовал еще раз с тем же успехом. Похоже было, что маман с подружкой отправились на вечернюю прогулку. Тогда, разозлившись, он сообщил автоответчику, что вернется поздно, и повернулся к Яне:

— Ну что, поехали?

— Ага. Вон и Незнайка с той стороны улицы рукой машет. Значит, Петрович машину там поставил. Пошли!

Втроем они подошли к машине. Яна уселась в машину, а оператор сунул на заднее сиденье камеру и штатив и попросил журналистку:

— Янка, можно, я на студию не поеду? Мне тут до дома два шага, ну что я потом буду автобуса еще час ждать?

— Да иди, конечно, Денис. Я аккумуляторы на подзарядку сама поставлю, не беспокойся.

Оператор помахал на прощание рукой и ушел, а Яна небрежно пригласила своего спутника:

— Ну что, поехали?

Пожилой водитель покосился на незнакомого пассажира, но спрашивать ни о чем не стал. До здания телекомпании доехали довольно быстро, Максим добровольно взвалил на себя ношу Дениса, а охраннику Яна лишь сказала:

— Это ко мне.

Она провела его в отдел новостей, где уже никого не было, включила чайник и поинтересовалась:

— Вы что будете — чай или кофе?

— Все равно.

— А если я вас какой-нибудь бурдой угощу?

— Тогда я вежливо поблагодарю, но пить не стану. Я вообще деликатный и воспитанный, но очень разборчивый.

— Ну, тогда будем пить хороший кофе. Только курить тут нельзя, — пожаловалась Яна. — А, ладно, сейчас кондишен включу. Сегодня Лешка дежурит, охранник, он не вредный и за курение мне не вломит. Берите чашку, садитесь сюда, чтоб дым вытягивало. Вот, пожалуйста!

Она протянула Максу пачку «Мальборо», но он покачал головой:

— Нет, я только свои курю.

Яна внимательно посмотрела, что за сигареты достанет её новый знакомый, и с легкой насмешкой произнесла:

— Ого, «Джон Плейерс»! Да вы, батенька, пижон. Нет чтобы попросту, обязательно вам что-нибудь нестандартное подавай!

Макс рассмеялся:

— Да ладно! Я просто сначала у отца сигареты таскал потихоньку, вот и привык к этим. Отец у меня моряком был, из-за границы привозил всякие такие необычные штуки.

Яна уселась на стул и подобрала под себя одну ногу. Сделав глоток кофе, она вновь начала расспросы:

— Ну, то, что вы хакер-любитель, я уже поняла. А в чем вы профессионал?

Глядя на эту худенькую темноволосую девушку с живым, подвижным лицом, Максим почему-то ужасно захотел придумать себе какую-нибудь романтическую и героическую профессию. Что-нибудь вроде лётчика-испытателя, капитана дальнего плавания или горного спасателя. В общем, эдакий суровый герой с мужественным обостренным лицом и душой нежной, как незабудка. Но здравый смысл взял верх над дурацким мальчишеским стремлением прихвастнуть. Он решил не врать, чтобы потом не попасться. Да и, в конце концов, не всё ли ему равно, что подумает о нём самом и о его работе эта полузнакомая девица? В результате Макс честно ответил:

— Дизайнер.

— Да ну? — почему-то изумилась Яна. — А я думала, что дизайнеры все такие… ну, такого богемного, что ли, вида.

Максим только рукой махнул:

— Да Господь с вами. Яна, нет в моей работе ничего эдакого богемного. Сижу по большей части за компьютером и рисую всякие штуки, красивые и не очень.

— А зачем рисовать не очень красивые вещи, если вы сами понимаете, что они некрасивые? — тут же последовал вопрос.

Пожав плечами, Максим попытался объяснить любопытной собеседнице:

— Просто-напросто дело в том, что я занимаюсь разработкой интерьеров. Ну а клиенты в нашей фирме попадаются как неглупые, так и неумные. И бывает, такому идиоту в голову втемяшится, что синий потолок с крупными ярко-красными розочками — это безумно красиво и вообще верх совершенства. И начинает давать указания, чтоб всё было как на той открытке, что он подарил жене в прошлом году на Восьмое марта. Или как у дружбана в его новой хате. А в остальном — работа как работа, мне нравится…

Яна допила свой кофе, помолчала немного, ероша пальцами свои короткие волосы, и предложила:

— Ну что, займемся делом?

— Да вы хоть расскажите толком, что от меня требуется. Может, вы зря на меня свой кофе переводите и я вам помочь ничем не смогу?

Слегка запинаясь, Яна принялась объяснять:

— Ну, мне нужно… В общем, мне нужно узнать, с какого компьютера залезли в другой и файл стерли. Это реально?

«Интересно, почему она так волнуется? Только что щебетала, как воробей на ветке, а теперь вдруг как подменили», — подумал Макс и сокрушенно вздохнул:

— Честно говоря, вряд ли. Можно, конечно, попробовать… Послушайте, у вас тут, насколько я понял, сеть общая, все машины объединяет?

— Вроде да, — неуверенно ответила Яна.

— «Вроде» меня не устраивает. Ну ладно, скажите — именно тот компьютер, на котором был ваш файл, в сеть входит?

— Да!

— Угу… Так, а пароль на всех машинах разный? Так-так, а пароль входа на сервер вы не знаете?

Яна задумалась, покусывая кончик карандаша, который она машинально схватила со стола во время разговора. Она даже зажмурилась, добросовестно стараясь как можно точнее ответить на вопросы Максима. Через несколько секунд она открыла глаза и радостно доложила:

— Нет! На них вообще пароля нет, кроме одного-единственного компьютера! Кстати, это именно тот, с которого файл стерли. Монтажный… И ещё сервер, конечно.

Макс солидно откашлялся и укоризненно взглянул на девушку:

— Ну что ж вы сразу-то не сказали? Теперь подумайте, кто ещё этот пароль знает?

Яна даже думать не стала, ответила сразу:

— Никто, кроме человека, который за ним работает. Это я знаю совершенно точно. Пароль этот даже системный администратор не знает.

— Ага, ага… — бормотал Макс. — Уже теплее… Правда, хорошему хакеру влезть без пароля не так уж и сложно… Ладно, за какой машиной я могу поработать? Кстати, на ночь вы их выключаете?

— Как правило, нет. Мониторы только отключаем, и все. Тут всё равно «бесперсбойка» стоит. Садитесь за мой стол.

Максим не заставил себя долго упрашивать. Устроившись за рабочим столом Яны, он сосредоточенно забегал пальцами по клавиатуре её компьютера, который то мирно гудел, то возмущенно попискивал. Так прошло полчаса, затем час, Яна пару раз предлагала кофе своему случайному помощнику, но тот лишь отмахивался, не поворачивая головы от монитора. Через некоторое время Максим повернулся к девушке:

— УФ, устал. Надо перерыв сделать минут на десять, а то я совсем соображать перестану. Давайте и правда еще кофе попьем.

Они вновь уселись под кондиционером. Яна не выдержала и полюбопытствовала:

— Ну что? Совсем безнадежно?

— Не совсем, — хитро ухмыльнулся Макс.

— Да вы что?? Нашли что-нибудь?

— Ладно, сейчас проверю, а потом уже и кофе пить будем.

Он возился еще минут пятнадцать, а затем с торжествующим видом заявил.

— Есть! Вот оно! Я решил проверить все компьютеры в сети. Тот, где был ваш файл, под паролем значит, просто так в него не войти. Стало быть, с какой-то машины пароль «ломали». Сделать-то это сделали, а вот кое-какие следы этого взлома удалить забыли. Или просто не подумал и об одной хитрой вещи, которая позволяет их обнаружить. В общем, сделано всё с машины, которая в вашей сети значится под именем «ОК». Это вам о чем-то говорит?

Яна отвернулась, прикусив губу. Это говорило ей о многом. Говорило о том, что все действительно кончено. Что полгода её жизни нужно стереть, как стерли её программу из памяти компьютера.

«ОК» означало «Олег Кудасов». Но зачем Олегу было стирать ее смонтированную программу? Да и кассету взять ему было бы слишком сложно, ведь в отделе новостей постоянно полным-полно народу. Он не мог просто так зайти сюда и приняться рыться на Янкином столе. Значит, Ольга… Ну конечно, эта парочка действовала вместе! Вот только зачем? Неужели просто ради того, чтобы сделать ей гадость? Но зачем это нужно Олегу? Впрочем, ему-то это как раз могло быть и не нужно, просто Оленька его попросила, и он не смог отказать своей новой подружке. Значит, Олег… А ведь она так доверяла ему, дура непроходимая! Ну надо же так ошибаться в человеке…

Яна уткнулась лицом в ладони, опустив голову на стол. Она не хотела ничего видеть и слышать. Но перед её закрытыми глазами неотвязно маячило серьезное лицо Олега. Она почувствовала, как из-под ресниц по щеке поползло что-то теплое и мокрое. «Это я что, плачу из-за такой сволочи?» — удивилась она и тут же почувствовала, как чья-то рука неуверенно гладит её по голове. Затем она услышала негромкий чужой баритон:

— Послушай, не плачь… Я, наверное, куда-то не туда полез. Ну извини! Только не плачь…

Яна и не заметила, что тихонько всхлипывает, и совершенно забыла про этого парня. Она провела ладонью по лицу. Щеки были совершенно мокрыми, а ей казалось, что она почти не плакала. Не поворачиваясь к Максиму, она достала из кармана платок, вытерла слезы и лишь тогда подняла голову:

— Не обращай внимания… Ты-то в чём виноват? Просто подставил меня один человек, на которого мне никак думать не хотелось, вот и все. Кстати, раз уж мы перешли на ты… Да и вообще, мне кажется, было бы сейчас кстати…

Не договорив, девушка наклонилась и сунула руку в нижний ящик своего стола. Пошарив там немного, она достала начатую бутылку виски. Вопросительно взглянув на Макса, она неуверенно предложила:

— Выпьешь со мной? А то мне что-то не по себе…

Максим на секунду задумался. Он вовсе не собирался никуда идти после спектакля с этой взбалмошной особой, однако все же притащился к ней на работу, выполняет ее идиотские просьбы, да ещё и утешает эту истеричку. Где это видано, чтобы человек начинал рыдать, получив сведения о компьютере!

А теперь она ещё и предлагает пить с ней виски — среди ночи, на телекомпании, ни с того ни с сего… Зачем он вообще с ней пошел? Шляется ночью невесть где, мать беспокоится.

В ответ на эту мысль раздался звонок мобильного телефона.

— Это твой или мой? — спросила Яна. — По-моему, у нас звонки одинаковые.

Вместо ответа Макс вытащил телефон из кармана.

— Я слушаю, — негромко произнес он.

— Ничего себе! — раздался в трубке возмущенный голос матери. — Спасибо, конечно, что ты хотя бы слушаешь! Ты где? Куда ты запропастился? Что, спектакль такой длинный или ты труппу в Москву решил проводить?

Эта нотация возмутила Макса.

— Вообще-то они уезжают завтра. И это не моя была идея в театр идти.

— Ты домой-то собираешься? — смягчилась Наталья Васильевна.

— Собираюсь. Скоро буду.

— А где ваша светлость изволит пребывать в данный момент? — не отставала мать.

— Дома расскажу. Может быть, — сухо ответил сыночек и дал отбой.

Яна тем временем достала невесть откуда невысокие стаканы и вновь спросила Макса:

— Ну так как? Составишь компанию?

Теперь он злился на маман. Выперла его в театр, трубку не снимает, а теперь, видите ли, спохватилась — куда же это ее сынуля подевался? И он небрежно ответил Яне, мотнув головой в сторону стаканов:

— А почему бы и нет? Только по чуть-чуть.

Через полчаса Макс засобирался домой. Яна поинтересовалась:

— А ты где живешь?

Оказалось, что им по пути и вообще живут они неподалеку друг от друга. Естественно, добираться до дому они решили вместе. Городской транспорт уже не ходил, и Максим собрался было ловить такси, что на совершенно пустынной улице было делом весьма проблематичным. Минут через пять возле них притормозила беленькая «маршрутка».

— О, повезло! — обрадовалась Яна. — Давай залезай! Она в квартале от твоего дома останавливается и в трех — от моего.

В микроавтобусе они были единственными пассажирами.

Яна сидела совсем близко. На поворотах она откидывалась на плечо Макса, и тогда ее волосы вновь и вновь касались его щеки. Ему было жаль эту странную девушку, которую так огорчил результат его работы. Что-то одновременно притягивало Максима к ней и отталкивало. Яна, бесспорно, была привлекательна своей непосредственностью и простотой в общении. Кроме того, она просто понравилась ему, худенькая, складная фигурка, огромные яркие глаза — такие девушки ему всегда нравились. Но интуитивно Макс чувствовал в ней какое-то равнодушие и прекрасно понимал, что Яна использует его и одновременно просто пытается отвлечься с его помощью от каких-то своих проблем.

Но в конце концов, вдыхая горьковатый аромат ее духов, он решил: пожалуй, стоит отнестись ко всему происходящему просто как к довольно любопытному новому знакомству, случайному занятному приключению. Если Яна захочет знакомство продолжить — почему бы и нет? Сам-то он ей звонить не будет, это уж точно. А что касается ее сложного характера — так ему же не роман с ней крутить.

Маршрутка остановилась. Максим выпрыгнул первым и галантно подал руку Яне. Они неторопливо пошли по тротуару. Девушка споткнулась, в неверном свете уличных фонарей не заметив выбоину в асфальте. Пошатнувшись, она чуть не упала, и Макс чудом подхватил ее. Яна просунула свою руку под его локоть и кокетливо спросила:

— Ты не возражаешь?

— Да держись уж, а то свалишься, — не захотел он поддерживать эту игру во флирт.

— Фу, грубиян, — тихонько засмеялась девушка и ещё плотнее прижалась к боку Максима. Она едва доставала головой ему до плеча, и на какое-то мгновение ему показалось, что рядом девчонка-школьница. Однако тут же Макс опомнился. Какая, к черту, девчонка! Эта Яна, пожалуй, успела повидать виды. Бойкая девица, ничего не скажешь. Впрочем, не все ли равно? Даже лестно в разговоре с приятелями эдак небрежно упомянуть о своем знакомстве с журналисткой, которая работает на известной во всей губернии телекомпании «Эхо».

Глава 6

На следующее утро после спектакля Яна проснулась со смутным ощущение чего-то нового. Не хорошего, а именно нового. Быть может, беспокойного, неизвестного — но все-таки нового, другого, неожиданно появившегося в се жизни. Она никак не могла понять, что же это такое. Вроде бы её профессия предполагала постоянную новизну впечатлений, морс информации и все прочее… Однако же вот иной раз поди пойми, что творится в душе!

Впрочем, уже к завтраку это ощущение испарилось. Кофе оказался слишком горячим и слабым, йогурт отдавал дешевым мылом, а хлеб выглядел как-то подозрительно. Впрочем, это как раз было немудрено, если учесть тот факт, что батон этот Яна покупала дня два назад. В результате кофейная бурда была выплеснута в раковину, полупустой стаканчик йогурта и остатки батона нашли последнее пристанище в мусорном ведре, а недовольная жизнью Янка отправилась на работу.

Там её несколько утешило отсутствие Оленьки Байковой. «Заболела, — пояснил Эдик кому-то из отдела новостей. — Позвонила сегодня, говорит, простудилась». Ну, болеет и болеет, Янке от этого только лучше. Не нужно любоваться на ненавистную физиономию бывшей подруги. А Олега она при желании вообще может не видеть долго — его кабинет на другом этаже и с «новостями» он по работе почти не пересекается. Его дело — заниматься с программами телекомпании, а у Яны записи программы нет. И неизвестно, захочет ли она продолжать делать свой «Бутерброд». Пока, ввиду последних событий, такого желания у неё не было.

Не успела Янка спуститься в курилку, как в кармане запищал мобильник. На экране высветился номер отдела новостей. Чертыхнувшись, она рявкнула:

— Ну, что там у вас?

— Давай сюда, тебе ехать пора! — скомандовал Эдик. Вернувшись на рабочее место, Яна недружелюбно поинтересовалась у своего непосредственного начальника:

— А что, обязательно названивать нужно было? Подождать пять минут никак нельзя?

— Да кто тебя знает, где ты пропадаешь, — парировал Эдик. — Ищи тебя по всем кабинетам, больше мне делать нечего. Давай живенько собирайся.

— Куда? — лениво спросила Яна.

— В Думу, в областную, куда ж ещё! Вообще-то Байкова должна по графику ехать, так ведь нету её. Давай-давай, Янка, собирайся. Сама знаешь — эти изверги дверь закроют, фиг войдешь после начала.

— Ладно-ладно, не пыли, — все так же лениво протянула Яна. — С кем ехать-то?

— С Денисом. Он уже внизу, с камерой.

Не торопясь, Яна подошла к своему столу, порылась на полке, перебирая кассеты. Выбрала одну, взяла со стола блокнот и под возмущенное клокотание Эдика медленно направилась к выходу.

День явно не задался. Утренние предчувствия обманули. Садясь в машину, Яна споткнулась на ровном месте и едва не протаранила головой дверцу. Потом водитель Леша, известный своей любовью к езде неведомыми переулками, вперся на совершенно разбитую узенькую улочку и в результате наткнулся на перегородивший дорогу мусоровоз. Пришлось возвращаться задом целый квартал. Кроме того, в машине у Леши отвратительно пахло кокосовым освежителем воздуха, от которого Яна морщилась и чихала. А глядя в зеркало заднего вида на Дениса, беззаботно потряхивающего головой в такт музыке из плейера, она совсем скисла.

В огромном зале заседаний места для журналистов на галёрке были уже почти все заняты. С неудовольствием Яна заметила, что и на ее привычном кресле успела расположиться Елена Коротич, журналистка другой телекомпании. Свободным оставалось лишь место рядом с Коротич. С тяжелым вздохом Янка уселась вплотную к ней. Неудачи продолжали её преследовать — сидеть рядом с Еленой не хотел никто. Эта невысокая толстая дама неопределенного возраста отличалась не только экстравагантной внешностью (волосы она красила исключительно в синие тона, меняя лишь оттенки от голубого до густо-фиолетового), но и не в меру непринужденным поведением. Она могла расхохотаться мефистофельским смехом в разгар официального заседания, а на пресс-конференциях, выслушав ответы на все заданные вопросы, способна была заявить густым басом: «Нет, ну я ваше ничего не поняла!» Как-то раз Коротич посреди брифинга с имевшим неосторожность не угодить ей чиновником просто-напросто демонстративно сделала вид, что заснула.

Заседание началось. Яна пристроила поудобнее блокнот, стараясь не обращать внимания на удушливо-приторный аромат парфюма своей соседки. «Это почище кокоса будет, — подумала она. — Зато потом запах в Лешкиной машине покажется просто райским». Устроившись, Яна привычно поискала взглядом Незнайку. В большом зале было всего четыре точки, с которых можно было нормально снимать. Денис успел их выучить. Однако сейчас, вместо того чтобы начать работать, он сидел на корточках и сосредоточенно возился со своим штативом. Янка вспомнила, что ещё несколько дней назад. Незнайка жаловался на то, что у него разболталась какая-то железка. Значит, юный оболтус забыл отнести штатив техникам.

В начале заседания обсуждались вопросы, совершенно для Яны неинтересные. В ожидании выступления нужного ей депутата она откинулась на высокую спинку своего кресла и бездумно уставилась на вычурный плафон на потолке. «Интересно, позвонит Максим или нет? Впрочем, он ведь предупредил, что сам надоедать не будет, а дождется моего звонка. Позвонить, что ли, ему? А зачем он мне нужен? Вообще-то парень он ничего… Только странный какой-то… Не поймешь, что у него на уме. Ладно, можно и позвонить через недельку. Фотографии отдать. Или лучше дня через два, а то через неделю он вообще забудет, кто я такая. Объяснять ещё придется, терпеть не могу…»

Её вывели из задумчивости невнятное бормотание и возня Коротич. Очнулась она вовремя — нужный ей человек как раз откашливался перед тем, как заговорить. Яна, смотря в сторону Дениса, приподняла руку и нарисовала пальцем в воздухе кружок — знак для оператора, что пора снимать. Однако Незнайка вновь принялся что-то подкручивать на штативе. Рассвирепевшая Янка уже показывала ему кулак, и тут бедный Незнайка, подхватывая камеру, жалобно и довольно громко хриплым шепотом пожаловался на злополучный штатив:

— Ну не стоит, не стоит он у меня!

Слышала это почти вся галерка. Никто из депутатов так и не понял, чем был вызван ажиотаж среди прессы. Народ сдавленно смеялся, зажимая рты ладонями. Яна просто тихо сползала с кресла, прикрыв лицо руками. В общем, съемка удалась на славу.

Естественно, на телекомпании рассказ Яны вызвал массовую истерику. Денис вообще славился своей невезучестью. Совсем недавно, на съемке в одном из городских парков, он забрался с камерой в лодку — хотел попробовать снять рыбок, резвящихся у самой поверхности пруда. Журналист Коля Мурашов в тревоге предупредил: «Денис, осторожней с камерой! Не дай Бог в воду уронишь! Лучше вылезай, к черту эту рыбу!» Однако Незнайке захотелось повыпендриваться. Он наклонился над водой, увидел рыбку… Нет, с камерой ничего не случилось. Но приобретенный Денисом пару недель назад мобильник выпал из нагрудного кармана и тут же исчез под водой с громким всплеском. Несмотря на свое огорчение, Незнайка все же не потерял присутствия духа и чувства юмора и попросил Николая: «Слушай, Колька, позвони рыбке, пусть поближе подплывет».

А нынешней зимой Денис периодически падал с крыльца телекомпании — к счастью, без аппаратуры. Однажды он стоял лицом к входной двери и спиной к ступенькам, что-то оживленно рассказывая все тому же Коле. Вдруг, резко взмахнув руками, парень не удержался и загремел вниз. Николай потом признавался, что физически чувствовал, как у него начинают седеть волосы. И несколько раз Незнайка просто банально поскользнулся. Но апофеозом его подвигов было все же другое падение. Вернувшись со съемки, Денис вышел из машины и забыл достать из багажника штатив и что-то еще. Спохватившись, он подбежал к машине, открыл багажник и склонился над ним, доставая свое имущество. В этот момент водитель, не увидев парня, решил переставить машину поудобнее и тронулся с места. Потеряв опору, Денис свалился прямо в зияющий багажник. Правда, при всей неловкости и способности падать на ровном месте у Дениса было и счастливое свойство — он ни разу ничего себе не повредил.

Нынешний казус затмил все предыдущие глупости Незнайки и стал предметом всеобщего восторга. Насупившись, он отвернулся от хохочущих коллег и принялся возиться со своей камерой. А Саша Лукашин, хлопнув парня по плечу, укоризненно обратился к другому оператору, Паше:

— Уж кому-кому, а тебе, Пашка, совестно должно быть так ржать. Вспомни-ка свинью.

Павел действительно перестал веселиться и смущенно взглянул на Колю Мурашова. А тот засмеялся еще громче, Незнайка не выдержал:

— А что, что та свинья? Паш, расскажи!

Коллега-оператор только замотал головой, но Денис не унимался:

— Колька, ну ты расскажи!

— Изволь, — охотно отозвался Николай.

История со свиньей была известна только в отделе новостей и произошла в начале зимы, так что Денис ее не знал. Николай с Пашей по приглашению губернских чиновников от сельского хозяйства отправились на съемки в дальнее село. Там был. какая-то необыкновенная свиноферма, и несколько питомиц местных колхозников заняли призовые места на престижных международных выставках. И вообще, по рассказам чиновников, свиньи на этой ферме жили значительно лучше, чем многие граждане нашей страны.

В общем, ребята потащились на край географии делать репортаж о титулованных хрюшках — все ж таки престиж малой родины, а не жук начихал. Кроме того, действительно было интересно сравнить быт крестьян с условиями проживания свинок. Оказалось, что и те и другие живут весьма неплохо, получаю на ферме рабочие приличную зарплату, а в селе даже до сих пор процветают Дом культуры, библиотека и даже музыкальная школа.

Но дело было не в этом. Проникшись стараниями телевизионщиков, притащившихся за тридевять земель в эту деревню, добрый руководитель этого хозяйства загрузил в багажник их машины здоровенную свиную тушу. Вернулись в город они довольно поздно и обнаружили, что туша-то целая, непорубленная. Делить добычу отправились к Николаю.

А месяца через полтора нелегкая вновь занесла сьемочную группу в том же составе в то же хозяйство. И вновь они уехали не с пустыми руками. Вернувшись на телекомпанию, Пашка решил позвонить жене. Набрав номер, он одним духом выпалил:

— Привет, я вернулся. У нас тут опять труп, так что я домой попаду не раньше чем часа через полтора — будем опять расчлененкой заниматься.

Недоговорив, он позеленел, изменился в лице и тихо-тихо положил трубку.

— Паша, что с тобой? — поинтересовался Николай, которому до смерти хотелось поскорее попасть домой.

Сдавленным голосом Пашка ответил:

— Коля, давай быстро отсюда валить, пока ОМОН не приехал. Я не туда попал! Вдруг там телефон с определителем — прикинь, как человек отреагирует!

Те из ребят, кто не слышал об этой истории, рыдали от смеха. А Яна, спровоцировав эту массовую истерику, спокойно уселась за свой стол и включила компьютер. С полчаса она не отрываясь смотрела на экран, раскладывая простейший пасьянс. Он никак не желал сходиться, да и немудрено — меньше всего Янку занимала сейчас эта игра. «Наверное, все-таки надо ему позвонить… В конце концов, мужское самолюбие — это такая идиотская вещь, которая мешает всем, но с которой надо считаться. У мальчика свои игрушки, и глупо пытаться их отнять, — рассуждала она, лениво передвигая карты на мониторе. — Если уж он так не хочет звонить первым, не надо его заставлять. Может, у него дикие комплексы и он просто боится, что я его пошлю подальше? Впрочем, не с его внешностью комплексовать… Вряд ли ему часто приходится получать отказ от девушек. Поди, толпой за ним бегают! И что, я собираюсь к этой толпе присоединиться?! Нет уж, мистер Самолюбие, не дождетесь!»

Возмущенно фыркнув, Яна бросила пасьянс и отправилась пить кофе. На полпути её перехватил Эдик:

— Соколова, ты сегодня собираешься сюжет делать или как?

— Да ладно тебе, сейчас сделаю, — небрежно отмахнулась Яна от надоедливого редактора.

— Когда это — сейчас? — начал закипать Эдик. — Проканителишься до обеда, потом народ со съемок набежит, опять очередь в монтажную будете занимать и локтями друг друга отпихивать! А сейчас монтажер в носу сидит ковыряет! Давай, давай, давай! Потом кофе попьешь, успеешь!

Несмотря на вопли Эдика, Яна все же сначала налила себе кофе, не спеша сжевала печенье и только потом уселась просматривать отснятый материал. Она попробовала заставить себя быть внимательной, однако успеха её старания принесли мало. Вместо откормленных физиономий депутатов перед ней постоянно маячило совсем другое лицо — чуть резковатые скулы, серые глаза, немного насмешливая улыбка на четко очерченных губах. Максим… «Вот черт, — недовольно поймала себя Яна на мыслях о новом знакомом. — Как шестиклассница, честное слово! Соколова, перестань корчить из себя полную дуру и начни работать. А потом можешь позвонить этому красавчику, раз уж он тебя волнует. Такие вопросы решаются очень легко, и ты это прекрасно знаешь».

Однако звонить она так и не стала. Кое-как закончила работу и отправилась домой гораздо раньше, чем обычно, причем в совершенно растрепанных чувствах.

Яна с головой нырнула в шкаф и вытащила оттуда ворох одежды. Бросив на пол всю охапку, она уселась рядом и принялась придирчиво рассматривать свои шмотки. Часть она отбросила подальше, некоторые вещи удостоились более аккуратного обращения и были отложены на диван. Над остальными Яна оцепенела в глубокой задумчивости. Ещё с обеда она твердо решила в очередной раз начать новую жизнь. «Заняться собственной внешностью, пересмотреть гардероб, а то таскаешься в одном и том же, — сурово диктовала она сама себе. — И следи за лексиконом, а то от тебя грузчики с Петровского рынка шарахаются, если ты нс в духе…»

Яна, кроме того, твердо решила постараться быть более женственной, не пить ничего крепче джин-тоника и быстренько найти нового любовника, непременно не похожего на людей из ее обычного окружения. Собственно говоря, все остальное должно было стать лишь подготовкой к этому последнему пункту ее планов. Быть нежной, романтичной, где-то даже скромной — и чтобы рядом был сильный, сдержанный мужчина. Надежда и опора, так сказать, каменная стена и все такое прочее. Правда, работа её не способствовала особой нежности и романтичности…

Ладно, о работе надо пока забыть. Нужно собой заняться, а не зависать над всякими глупостями. Яна вытащила из оставшейся кучки вещей черную майку с глубоким вырезом и задумалась: будет ли она ее еще носить или лучше сразу выбросить? От этого важного занятия её отвлек заверещавший телефон. Яна уже открыла рот, чтобы вслух выразить своё отношение к несвоевременному звонку и к тому, кто пожелал пообщаться с ней в самое неподходящее время, но тут же опомнилась. Она же решила нс ручаться, быть женственной и сдержанной! Поэтому, максимально изящным движением сняв трубку, девушка нежно пропела:

— Я слушаю…

Однако ее старания пропали даром. Слышны были лишь короткие гудки. То ли связь прервалась, то ли трубку бросили. Яна с честью выдержала и это испытание на пути к новой жизни и ругаться не стала. Естественно, все эти далеко идущие планы были не более чем дурачеством — или почти были им. Яна периодически решала начать «новую жизнь», тщательно следила за собой, наводила блеск в квартире и вообще меняла образ жизни, насколько это было возможно. Но вот надолго ее никогда не хватало. День-два, самое большее — неделя, и она вновь возвращалась к своему безалаберному существованию.

«Нет, всё-таки эту майку я оставлю. Если не на работу, так хоть на пикники сгодится», — приняла Яна нелегкое решение и принялась наводить порядок в шкафу, тщательно раскладывая и развешивая одежду. Но процесс вновь был прерван.

На этот раз звонили в дверь. Звонок был резким и показался Яне каким-то треножным. Ей захотелось притаиться, притихнуть. Пусть тот, кто стоит за дверью, решит, что её нет дома. А вдруг он именно этого и хочет? Чтобы ее не оказалось дома? И тогда он войдёт… Звонок повторился.

Усилием воли Яна стряхнула с себя это дурацкое наваждение. В самом деле, что за идиотизм? Так и спятить недолго. Нет, надо просто встать и открыть дверь. Открыть и сказать все, что она думает, этому уроду, который так нагло трезвонит в её дверь в десятом часу вечера! Наверняка это придурок Лукашин, который опять сбежал от своей законной мегеры. Или сосед, который периодически стреляет у Яны рублей десять в долг без отдачи. Или кто-то из знакомых решил забежать на огонек… Хотя нет, тогда сначала созвонились бы с ней по телефону. Скорее всего это действительно сосед.

Уговаривая себя таким образом, Яна подошла к двери. Она уже почти поверила, что на лестничной площадке переминается с ноги на ногу в нетерпении дядя Боря, мечтающий о недостающей на опохмелку денежке. Но все же вопреки своей обычной беспечности Янка поинтересовалась:

— Кто там?

Она скорее могла бы ожидать появления грабителей, проповедников, попрошаек — кого угодно, хоть экскурсию маленьких зеленых человечков с Марса, но только не этого. С другой стороны двери раздался знакомый и ненавистный голос:

— Яна, открой. Это я, Ольга. Мне надо с тобой поговорить.

От полной неожиданности Яна просто оторопела и даже не сразу смогла ответить. Однако уже через несколько секунд она, приоткрыв дверь на ширину цепочки, выразительной подробно объясняла незваной гостье, что она думает о предках Оленьки до седьмого колена, а также куда ей, Оле Байковой, следует направиться и что именно там делать. Объяснение это было весьма эмоциональным и довольно длинным, но Ольга терпеливо выслушала все до конца, молча предоставляя Яне возможность переводить дух после особенно виртуозных пассажей. Когда бывшая подруга наконец утомилась, Оля решительно заявила:

— Все сказала? Тогда открывай, Соколова Поговорить надо.

— И что тебе от меня нужно? — неприязненно поинтересовалась хозяйка.

— Мне от тебя? Да, пожалуй, ничего. А вот тебе очень даже не повредит послушать то, что я тебе хочу сказать.

— Да пошла ты! — вновь завелась Яна.

— Брось, Соколова… — устало махнула рукой Ольга. — Ты, похоже, просто боишься меня выслушать, вот и бесишься…

На Яну такое спокойствие, граничащее с равнодушием, произвело впечатление куда более сильное, чем если бы Ольга рыдала перед дверью, умоляла её впустить или начала бы ругаться в ответ. Немного подумав, она молча протянула руку, сняла цепочку и распахнула перед Ольгой дверь. Всё так же, не говоря ни слова, Яна повернулась и пошла в кухню, предоставив бывшей подруге самой выбирать — следовать за хозяйкой или нет. Оля аккуратно прикрыла за собой дверь, сняла в прихожей туфли и босиком отправилась за Яной. Усевшись на табуретку, она с наслаждением пошевелила пальцами ног.

— Устала целый день на каблуках…

— Ты сюда приперлась мне именно это сообщить? — неприязненно осведомилась Яна.

Вместо ответа Ольга достала из пакета бутылку коньяку и водрузила ее на стол.

— Яна, давай выпьем? — неуверенно предложила она.

Тут уже Яна просто опешила. Уставившись на Ольгу дикими глазами, она только развела руками, не в силах произнести ни слова. Потом, немного опомнившись, она вскочила в почти выкрикнула:

— Да ты что, Байкова?! Ума, что ли, последнего лишилась? Чтобы я…

Она осеклась на полуслове — Ольга опустила голову, закрыла лицо руками и громко, по-детски расплакалась.

— Эй, ты что? — растерянно спросила Яна.

Всхлипнув ещё несколько раз, Ольга вытерла лицо и, взглянув Яне прямо в глаза, вздрагивающим голосом пробормотала:

— Янка, если б ты знала, как я теперь жалею, что все так получилось… Какая я дура была… Да ведь если б только я! Ты-то ведь тоже…

— Ты о чём это? — в недоумении решила уточнить Янка.

— О чём, о чём… — передразнила ее Ольга. — Сейчас расскажу, о чем… Ты рюмки-то дашь или так, из горла пить будем?

— Ага, — обалдев окончательно, кивнула хозяйка и полезла в шкафчик.

Через пару минут на столе рядом с открытой бутылкой уже красовались пара коньячных рюмок и блюдце с тонко нарезанным лимоном.

— Может, поесть что-нибудь достать?

— He-а, — решительно отказалась Оля. — Не лезет ничего от таких-то дел…

— Да каких дел, черт тебя возьми?! — начала звереть Яна от всех этих загадок. — Ты скажешь наконец толком, зачем явилась?

— Давай выпьем сначала.

Девицы хлопнули коньячку, повторили. Яна достала сигарету, и Ольга ложе потянулась к пачке.

— Эй, ты же не куришь? — удивилась Яна. — Что это с тобой?

— От таких дел не только закуришь — запить можно! Ладно, теперь я, кажется, в состоянии говорить.

— Я вся внимание, — не удержалась Яна.

— И правильно, — парировала подруга. — Только держись крепче, хотя бы за воздух… Тебе как Олег вообще — ну, как мужик?

— Ты что, спятила, что ли? — вновь рассвирепела Яна. — Ты за этим ко мне явилась?! Подробности выяснить? Тебе что тут, шоу «За стеклом»? Или у него с тобой не получается? Тогда уж извини, подруга, сама виновата, если мужика до кондиции довести не можешь.

Ольга только отмахнулась от этих разгневанных и довольно бессвязных воплей.

— Послушай, Янка, я тебя не просто так об этом спрашиваю. Уверена, что у тебя с Олегом в последнее время не все было благополучно.

— Хочешь сказать, он импотент?

Ольга хихикнула:

— Нет, не совсем.

— То есть как это? Через раз, что ли?

— Нет… Не через раз. Он теперь, похоже, только с мужиками…

Когда у Яны закончился очередной приступ ярости и почти прошел шок, вызванный таким, мягко говоря, нестандартным известием, она повернулась к окну и задумалась. Перебирая в памяти все детали, она против своей воли всё больше и больше убеждалась в том, что в Ольгиных словах есть доля правды. Наконец она задала совершенно естественный вопрос:

— А ты-то откуда знаешь?

— Добрые люди подсказали, — охотно пояснила Оля. — Ну а потом я уже справки кое-какие навела. Да и по нему самому вполне все понятно. Он, конечно, с женщиной может, если ему это нужно. Но вот не хочет — это уж точно.

— А зачем он тогда вообще с ними дело имеет? Какого черта?

Оля мотнула головой и наставительно произнесла:

— Ты что, книжек не читаешь? Многие такие, как он, стараются быть как все. Ну и пытаются нормальные отношения с женщинами иметь. Ты думаешь, легко мужику осознать, что он как бы и нс мужик вовсе?

По такому огорчительному поводу было, конечно, просто необходимо выпить ещё. А потом ещё. После чего девушки, окончательно помирившиеся, сходили в ближайший магазин за новой порцией спиртного.

Прихватив бутылки, рюмки и скудную закуску, они переместились в комнату, где, несомненно, было куда удобнее. И тут совершенно некстати раздался телефонный звонок.

— Господи, кто ещё там в такое время! — возмутилась Ольга.

Правда, посмотрев на часы, она поняла, что ещё не так уж поздно — всего-навсего одиннадцать.

— Янка, а кто это звонит? — задала Ольга вполне идиотский вопрос.

Хозяйка с уверенностью, опять-таки граничащей с идиотизмом. заявила:

— Максим, конечно, кто же ещё! Дай-ка сюда телефон.

Ей действительно очень хотелось, чтобы Максим позвонил. Причём именно сейчас, когда все было так плохо, когда никто не понимал ее и не жалел и вообще весь мир был решительно против маленькой беззащитной Яны Соколовой. Ей ясно представилось лицо Максима — сосредоточенное и одновременно немного насмешливое. Поспешно схватив трубку, она радостно заорала:

— Олег, это ты? Я так ждала твоего звонка!

— Извини, что я тебя разочаровал. Это Максим. Прости ещё раз, что побеспокоил.

В трубке раздались гудки, а Яна озадаченно уставилась куда-то в стену. Ольга с изумлением спросила:

— Янка, это что, Олег звонил?

— Нет, Максим, — совершенно ничего не соображая, произнесла Яна.

— Тогда почему ты его Олегом назвала?

— А я откуда знаю? Вот почему он трубку бросил, скотина, хотелось бы узнать!

Ольга покачнулась и хихикнула:

— Так ты ж его Олегом назвала!

— Кто?

— Ты, кто же ещё.

— Я? Глупости какие… И вообще, все равно он должен был понять, а он трубку швырнул. Ну его к черту! Давай-ка наливай, к черту всех мужиков! Мы с тобой умные, красивые, таких Олегов с Максимами вагон себе заведем, если захотим.

Последнее, что запомнила Яна перед тем, как отключиться, была здоровенная луна, светившая сквозь незадёрнутые занавески.

Глава 7

Утро было ужасным. Настолько ужасным, насколько вобщем-то и следовало ожидать. Впрочем, Янка чувствовала себя получше — она спала на диване. А вот Ольгу сморило прямое кресле, и теперь она просто нс могла разогнуться. С трудом поднявшись, она простонала умирающим голосом:

— Кофе…

— Сама вари, — так же вяло отозвалась Яна. — Я в душ.

Холодная вода ее немного взбодрила, Ольга тоже пришла в себя, и на работу обе добрались без приключений. Янке повезло больше — Эдик тут же отправил её на съёмку, и за работой ей некогда было вспоминать о своем самочувствии. На телекомпанию она вернулась уже вполне бодрой, только голова как-то странно гудела, как трансформаторная будка.

Просмотрев материал и быстренько настучав на компьютере текст. Яна принялась шарить в своей сумке в поисках записной книжки. Закончились поиски как обычно — она просто вытряхнула всё содержимое сумки на стол и с торжествующим видом извлекла из груды предметов искомый блокнотик в кожаной обложке. Повертев его в руках и полистав, Янка с недоумением уставилась на густо исписанные странички. Она поняла, что не знает фамилии Макса. Внимательно просмотрев все записи, Янка обнаружила, что никакого Максима в книжке не значится. «Вот тебе раз! Вроде и выпили тогда немного, а память как отшибло…»

Она напряглась и припомнила, что вроде бы записала телефон Макса на каком-то розовом листочке. Стало быть, надо искаться его либо в сумке, либо где-то на столе ил и в столе. Пропасть он скорее всего не должен, поскольку уборщица давным-давно была приучена не выбрасывать в отделе ни единого клочка бумаги, где бы он ни валялся. Всё найденное ею складывалось в специальную коробку, стоящую на полке возле двери. Сколько раз заветная коробочка спасала нетленные шедевры рассеянных журналистов! Именно к ней и ринулась Яна. Однако вновь её постигло разочарование. Оставались поиски в собственном столе, и уж они-то наверняка должны были принести результат.

Поискам помешал все тот же зануда Эдик, которому в срочном порядке требовался готовый, смонтированный сюжет из областной Думы.

— Соколова, ну что ты взялась кровь из меня пить? — возмущенно ныл Эдик. — Что ты время тянешь, что ждешь, пока все соберутся? Иди ты в монтажную, добром тебя прошу.

— Ладно, — неожиданно легко согласилась Яна. — Только ты меня никуда сегодня больше не посылай, ни на какие съёмки. Идет?

— Да черт с тобой, не езди никуда. Твои проблемы, меньше заработаешь. Только давай быстрее, вон у Кольки уже текст написан, ему тоже на монтаж пора. Или, иди уже!

С грехом пополам Яна закончила работу. Ей были сегодня совершенно нс интересны ни те вопросы, которые рассматривались, ни весьма любопытные реплики, которыми обменивались представители двух депутатских группировок, противоборствующих уже второй год. И конечно, дивные перлы на традиционной пресс-конференции после заседания… Чего стоило одно лишь заявление спикера Думы: «Наш регион, если посмотреть на карте, — это, можно сказать, подбрюшье России» — и нескромный вопрос журналиста: «Простите, а что же тогда в этом смысле Северный Кавказ?» В другое время Яна обязательно переписала бы очередной шедевр на собственную кассету — она давно собирала такие ляпы, приколы и глупости. Но сейчас равнодушно сунула кассету на полку. Успеется в другой раз.

Решительно вывернув прямо на пол все три ящика стола и испытывая мучительное ощущение дежа-вю, Яна принялась за поиски. «Заодно и приберу все, — решила она — Тут действительно черт ногу сломит, скоро змеи заведутся. В прошлый раз, когда кассету искала, все так кучей назад и закинула». Так, четыре старых блокнота, штук десять авторучек, причем девять из них сломанные, начатая коробка зеленого чая, полупустая банка с сахаром, сиротливая бумажная салфетка, целая куча бумаг, давно потерянный любимый оранжевый маркер… Яна быстро рассортировала все предметы на нужные и ненужные, выбросила мусор в корзинку, аккуратно разложила и расставила все остальное и полюбовалась результатом. Все было замечательно, кроме одной маленькой детали — розового листка с телефоном она так и не нашла.

Из всех возможных мест, куда мог запропаститься нужный листок, оставалась только полка над столом. Теоретически она должна была служить местом для временного хранения кассет. Такая полка была у каждого журналиста. Когда кассет накапливалось несколько штук, их хронометрировали и сдавали в архив. Но у Яны, естественно, полка служила тем местом. куда можно было быстренько сунуть всё, что угодно. Теперь, окинув критическим взглядом то, что больше всего напоминало гнездо крупной и неряшливой птицы, Янка забралась коленками на стол и принялась наводить порядок. И вновь итог её трудов был замечательным — чистота и порядок. И никакой розовой бумажки с телефоном.

Огорченно вздохнув, она присела на край стола. Ну где, черт возьми, может быть этот проклятый листок? И вообще — зачем он так уж ей нужен? Подумаешь, не этот Максим, так другой всегда найдётся. Стоит только захотеть. А она сейчас вовсе этого не хочет, сейчас вообще надо просто отдохнуть от всех переживании из-за этого мерзавца Кудасова, пожить спокойно… Короче говоря, раз уж она потеряла телефон Максима, значит, так тому и быть. Так судьба распорядилась, а судьба — она умная, и переть против течения не надо. Всё придет само собой, в нужное время.

Так успокаивала Яна сама себя и почти добилась успеха. Осталась лишь смутная досада — то ли на судьбу, толи на саму себя, а скорее всего на этого парня, Максима.

Внезапно её размышления прервал звонок мобильника. Это оказалась Елена Сергеевна, Янкина мать.

— Ты где, пропавший ребенок? — поинтересовалась она. — На работе? Тогда я сейчас перезвоню.

Позвонив на другой телефон, Елена Сергеевна дала волю эмоциям:

— Ты что, совсем нас с отцом в гроб загнать хочешь? Две недели от тебя ни слуху ни духу. Ну ладно, не заходишь, но позвонить-то можно было хоть раз? Я тут с ума схожу, мало ли что случиться может! А сама как ни позвоню, у тебя всё время мобильный выключен. Хорошо хоть, репортажи твои смотрим — значит, хотя бы жива и здорова, уже не плохо. На работу вчера тебе звонила, сказали, что ты на съёмках.

— Мамуля, да ладно тебе, — попыталась Яна прервать эту бурю возмущения, — я уже большая девочка, и ничего со мной не случится. Я просто закрутилась, все собиралась позвонить, а потом всякие дела… Ну, пока вспомню, а на часах за полночь, вы уже спите.

— Ладно-ладно, не оправдывайся, всё равно бесполезно, — перебила её Елена Сергеевна, но уже более мягким тоном. — Вот что, блудная дочь, извольте теперь у нас появиться! Звонить не хотела — теперь изволь сама прийти, а то мы с отцом тебя только по телевизору и видим.

— Ну я подумаю, — неопределенно пообещала Яна.

— Никаких раздумий! Давай-ка говори точно, когда явишься. Я твой любимый пирог испеку. Слушай, а давай сегодня? Как раз моя институтская подруга собиралась в гости заглянуть.

— Ну вот ещё, — недовольно протянула Янка. — Зачем мне твоя подруга? Начнет приставать — ах, телевидение, ах, как интересно…

— Глупости! — безапелляционно отрезала мать. — Она очень милая женщина. Кстати, она с сыном будет. По-моему, ее мальчик ровесник тебе или на год-два постарше.

— Тогда тем более нс пойду. Ты что, меня сватать собралась?

— Еще чего не хватало! Себе дороже, — рассмеялась Елена Сергеевна. — Мы тут с отцом ремонт надумали сделать.

— Правильно, давно пора, — одобрила дочь.

— Вот именно, сколько можно тянуть. Не квартира уже, а пещера какая-то. А мальчик этот, кстати, дизайнер. Вот мы с ним и посоветуемся.

— Дизайнер, говоришь? — заинтересовалась Яна. — А как его зовут?

— Не помню. А что?

— Нет, это я так… Ты знаешь, я, наверное, действительно сегодня к вам забегу. А то потом времени свободного долго не будет. Часов в шесть-семь, да?

— Вот и замечательно! — обрадовалась Елена Сергеевна. — Пойду готовить. Кстати, ты что будешь — отбивную или цыплёнка?

— Мамочка, ты полагаешь, я к вам из голодного края приеду? Главное, пирог испеки, хватите меня.

— Ладно, сама решу. Будешь есть что дадут.

Положив трубку, Яна задумчиво уставилась в никуда. «Стало быть, дизайнер… Ну-ну… Конечно, глупо рассчитывать на то, что этим сынком мамулиной знакомой окажется именно Максим, но чем черт не шутит! В конце концов, каких только чудес в жизни не бывает. И вообще, если что-то происходит, то обязательно в связи с чем-нибудь ещё. Ну вот, например, если вертолёт какой-нибудь упадет, то жди потом целой серии падений Или вот пожары в школах — по всей стране в одну и ту же зиму. Так почему в моей жизни не может быть таких совпадений? Хотя глупо, конечно, на это рассчитывать».

Яна ещё долго пыталась убить надежду на то, что незнакомый парень, с которым она увидится вечером, окажется Максимом. В конце концов это ей почти удалось. Более того, она почти убедила себя в том, что Максим-то ей совершенно ни к чему. Просто случайный знакомый, с которым она встретилась на спектакле и провела вечер в пустой болтовне. Более того, он оказался тем самым человеком, который причинил ей боль — ведь именно Макс выяснил, что к исчезновению программы самое прямое отношение имеет Олег Кудасов. А гонцов, принесших плохие вести, было принято казнить, и совершенно не напрасно.

В общем, к родителям Яна направлялась в совершенно противоречивом настроении. Она уже и сама не понимала — то ли она надеется увидеть здесь Макса, то ли не хочет этого, то ли считает встречу просто невозможной. Но больше всего в её душе было все-таки тайной надежды, хотя признаваться в этом даже самой себе Янка не собиралась.

Ехать надо было остановок десять, и, сидя в полупустой маршрутке, Яна вновь и вновь убеждала себя в том, что она романтически настроенная дура. Не помогло. Во всяком случае, она несколько секунд помедлила, прежде чем свернуть во двор, в котором выросла. А потом в нерешительности остановилась перед знакомой дверью, на которой знала каждую царапину. Никак не могла решиться поднять руку и нажать на белую кнопку звонка, как будто за дверью её поджидало нечто невероятное.

Впрочем, когда она наконец позвонила, дверь ей открыл самый обычный, хотя и горячо любимый папа. Владимир Федорович нежно расцеловал дочь и слегка подтолкнул её в сторону кухни со словами:

— Мама, естественно, до сих пор возится у плиты. По-моему, нас ожидает нечто необыкновенное.

Елена Сергеевна действительно хлопотала возле кухонного стола. После бурных объятий она отступила на пару шагов и критически осмотрела Яну:

— Господи, ты, по-моему, ещё похудела! Ты вообще ешь что-нибудь или нет?

— Ем, причем много, — доложила дочь. — Кстати, за последний месяц я не похудела, а поправилась на полтора кило. Ты мне каждый раз говоришь, что я худею. Если тебе верить, то я уже не ходить, а летать должна, потому что вес у меня отрицательный.

Однако мать слушать её не желала. Сокрушенно качая головой, она приговаривала:

— Нет, отец, ты только посмотри на этою заморыша! И в кого она у нас такая?

Действительно, сама она была похожа на сдобную булочку, да и Владимир Федорович тоже был невысоким крепышом с изрядным круглым животиком. Не слушая причитаний, Яна быстро схватила кусочек селедки, а потом ловко поддела вилкой маринованный гриб.

— Не хватай куски перед едой! — строго заметила Елена Cергеевнa. — И вдобавок грязными лапами. Иди мой руки и подожди немного, сейчас гости явится, и все за стол сядем.

— Мам. так как все-таки этого дизайнера зовут? — как бы между прочим поинтересовалась Яна равнодушным тоном, отправляя в рот ломтик ветчины.

— Говорю тебе, не хватай куски! Брысь в ванную! А как этого мальчика зовут, я не помню. А что?

— Ничего. — пробормотала Яна и выскользнула из кухни. Значит, гости вот вот прибудут. Интересно, как Макс отpеaгирует на такую неожиданную встречу? Нет, наверное, это действительно судьба! Хотя почему она решила, что это все-таки окажется Максим? И почему элементарное совпадение, совершенно случайное, должно стать каким-то знаком свыше? Нет, глупости и ещё раз глупости!

За шумом воды Яна не услышала звонка в дверь. Лишь закрутив кран, она поняла, что гости уже здесь — в прихожей слышались приветственные восклицания женщин и неразборчивые мужские голоса. «Здравствуйте нам, — oпешила Янка. — Ну просто в самый подходящий момент явились. Вот сейчас вывалюсь из ванной здороваться. Нет, надо переждать, пока они в комнату не уйдут».

В её левый висок заколотил крошечный дятел. Янка присела на край ванны, приложив ладонь к прыгающему сердцу. Теперь она точно знала — это Максим. И ещё она знала, что это именно тот человек, который сейчас больше всего ей нужен. Она взглянула в зеркало. «Боже мой, ну и пугало!» Осторожно приоткрыв дверь, Яна выскользнула в прихожую, схватила свою сумочку и тут же нырнула обратно. Расслышать голоса в комнате она не успела. «Ладно, успеется. Сейчас приведу себя в порядок и пойду туда. Надеюсь, я не забыла косметичку на работе».

Несколько раз глубоко вдохнув, Яна решительно направилась навстречу своей судьбе. Войдя в комнату к гостям, она лучезарно улыбнулась. Навстречу ей из кресла поднялся тщедушный коротышка с торчащими передними зубами, похожий на недокормленного кролика Роджера. Вечер явно не задался.

Вечером, после визита к родителям, Янка вернулась домой злая, как мегера. Швырнула на стол пакет, собранный матерью, и забралась в ванну. Лежа в горячей воде с пышной пеной, она не переставала сквозь слезы вслух ругать себя. Нет, ну надо же быть такой идиоткой, чтобы напридумывать себе черт знает чего! Мало того, что размечталась о неожиданной встрече с Максимом, так ведь ещё и действительно ждала этой встречи! Зачем ей сдался этот странноватый парень, она ему вовсе не понравилась, он с ней потащился на телекомпанию только от скуки да из любопытства. Да и он сам ей совершенно не нравится, ничего в нем хорошего нет, у неё таких Максимов тысячи ещё будут? Нет, не таких, такие ей на фиг не нужны… И вообще ей сейчас никакие мужики не нужны, пропади они все пропадом. Ей Олежек Кубасов столько крови попортил, что теперь впору курс реабилитации проходить, а не на шею первому встречному кидаться. Может, этот Максим больной какой-нибудь? СПИДом, например, болеет… Или маньяк! А может, просто извращенец — то-то он к ней приставать так и не начал, несмотря на подходящую обстановку и изрядное количество выпитого. Точно, извращенец. Или маньяк… Или дебил…

Яна почувствовала, что начала дремать, расслабившись в теплой воде. «Так и утонуть недолго, — строго заметила она сама себе. — Вот уж идиотская смерть! Хотя почему бы и нет? Если умирать во цвете лет, то пусть при этом хотя бы приятно будет. Может, и неплохо было бы. По крайней мере никаких проблем, думать ни о чем не надо… Правду, похоже, говорят, что каждый более-менее мыслящий человек обязательно о самоубийстве задумывается. Стоп, что это за глупости?»

Спать она легла довольно рано. Выпила чаю с медом и, несмотря на страх бессонницы, заснула как убитая. Ни Максим, ни Олег ей не приснились — и вообще ничего не снилось. А утро показалось ей тусклым и безрадостным. Было такое ощущение, что в жизни теперь ничего больше не будет, кроме работы. Да и любимая работа внезапно стала для Яны какой-то неинтересной, рутинной. Идти на телекомпанию жутко не хотелось Она набрала номер своего рабочего телефона, и после нескольких длинных гудков трубку снял её коллега Николай.

— Коль, это Соколова. Я что-то приболела, на работе вряд ли сегодня появлюсь. Позови Эдика.

В ответ она неожиданно услышала:

— Ты, Соколова, вовсе ума лишилась. Какая работа, какой Эдик тебе в воскресенье? Проснись да на календарь взгляни.

— Ох и ничего себе! — удивилась Янка. — Ладно, Коля, спокойного тебе дежурства.

Действительно, она совершенно забыла, что нынче воскресенье. Это означало, что в эфире будет лишь утренний повтор да итоговый выпуск новостей. Только одна съемочная группа дежурила по воскресеньям на телекомпании — на случай, если приключится что-то непредвиденное, из ряда вон выходящее. Например, взорвется нефтеперерабатывающий завод или арестуют губернатора.

С чувством выругавшись, обескураженная Яна вновь завалилась спать. Весь день она бродила по квартире как сомнамбула. Лень было даже выйти за хлебом, но все-таки пришлось — голод выгнал. К счастью, хотя бы не пришлось готовить — в принесенном от родителей пакете еды было на несколько дней. Целый вечер она тупо жевала то бутерброды, то холодную курицу, то фаршированную рыбу, усевшись перед телевизором с тарелкой на коленях и бездумно пялясь в экран. Наконец, поймав себя на том, что смотрит выступление Петросяна, Яна с досадой вырубила звук и включила музыкальный центр. Программа «Вести» под американские блюзы 30-х годов смотрелась просто изумительно. Впрочем, Янку это мало развлекло. Сидя с ногами в большом кресле, она листала какой-то детектив и временами, сама того не замечая, принималась тихо плакать — без видимой причины. По крайней мере сама она такой причины не видела, кроме дурного настроения.

Так же кисло прошло ещё несколько дней. Обычная работа без интересных тем, вечера с детективами — вот и все. Янке уже начало казаться, что именно так и пройдет вся её жизнь. Сменить работу? А что это, собственно говоря, может изменить? Если уж работа на телевидении потеряла для Яны всякий интерес, что ещё сможет её расшевелить? Уйти в газету? Спрашивается, зачем? Или того пуще — устроиться в какую-нибудь контору и сидеть там целый день, перекладывая бумажки и отбиваясь от сексуально озабоченного начальника? Вообще кошмарная перспектива…

Ольга на работе так и не появилась. Позвонила Эдику, сослалась на простуду. «Её проблемы, — пожал плечами редактор. — Если деньги не нужны, то пусть болеет на здоровье». Оклад у журналистов был невысоким, основной заработок составляли гонорары. Действительно — болей сколько хочешь, только вот не удивляйся, что в зарплату копейки получишь. Ну, и в сезон отпусков длительное отсутствие нежелательно. Но пока в отпуск никто не собирался, так что отсутствие Байковой редактора не напрягало. Не бог весть какой из Оленьки журналист, чтобы некем было её заменить.

А в четверг после обеда Эдик просительно произнес:

— Янка, тут такое дело…

— Не поеду! — тут же выпалила Яна. — И не уговаривай, не поеду!

Эдик беспомощно развел руками:

— Ну что ж такое! Ещё не знает, в чем дело, а уж сразу — не поеду! Может, я тебя хочу в командировку послать, куда-нибудь в хорошее место. На Кипр, например.

— Ты, Эдик, разве куда в хорошее место пошлешь, — вздохнула Яна. — Говорю тебе, не поеду! Можешь меня уволить, если хочешь. Но ни в какое идиотское заведение, ни на какие кретинские презентации очередной ночной забегаловки я не поеду. Всё, я домой пошла.

— У тебя, Соколова, рабочий день ненормированный — ты не забыла? — полез на рожон Эдик.

Вот этого делать ему вовсе не следовало. Разговаривать так с журналистом, да ещё с Яной Соколовой, да ещё когда она в плохом настроении, было равносильно ловле за хвост голодного крокодила. Причем голыми руками. В результате неосмотрительный Эдик получил свое по полной программе. После того как Яна тихим, монотонным голосом рассказала своему редактору всё, что о нём думает, она тем же тоном сообщила:

— Так вот, дорогой мой, ещё раз тебе повторяю — могу уволиться, если тебя что-то не устраивает. Кстати, я и без того в последнее время подумываю об увольнении.

Эдик моментально забыл обо всём, кроме последних слов Яны. Всполошившись, он подошёл к ней поближе и заглянул в глаза строптивой журналистке:

— Эй, эй, погоди-ка! Ты о чём это говоришь? Признавайся, кто тебя переманивает? ГТРК? Ты же сама прекрасно понимаешь, что плясать под чью-то дудку не сможешь, а самостоятельности там не увидишь — это же государственный канал. Или тебя «Альфа-ТВ» сманить хочет? Так у них зарплата копеечная, и генеральный — полный придурок!

Неожиданно и для расстроенного Эдика, и для себя самой Янка рассмеялась:

— Ладно, Эдик, не переживай ты так! Ни к каким конкурентам я бежать не собираюсь, так что в намерениях дезертировать с поля боя ты меня зря заподозрил. Так, просто устала я что-то да из-за программы расстроилась. Кризис жанра, одним словом.

Обрадованный редактор тут же затараторил:

— Ну, само собой! Я и сам думаю — не может Янка с родимой телекомпанией вот так взять и расстаться! Работать толком некому. А сегодня просто вообще беда какая — то. Байкова болеет. Голубев в командировке, у артамоновской дочки день рождения. И тут ещё эта чертова презентация, как назло…

Яна только рукой махнула:

— Ну и хитер ты, Эдик. Ладно, черт с тобой, поеду я на твою презентацию. Только хоть расскажи, что там такое будет. И дай мне Лукашина.

— Вот и замечательно! — обрадовался редактор. — Ты меня просто спасаешь. В общем, слушай сюда… Наши доблестные связисты-телефонисты, кстати, по-моему, твой мобильник тоже к ним подключен, празднуют появление своего миллионного абонента в нашей губернии. К этому высокоторжественному моменту они приурочили открытие нового офиса. Ну, естественно, будут речи и спичи, плакаты и лозунги, воздушные шарики и раздача слонов. Фуршет опять же. Всё как обычно. Вот только Лукашин домой отпросился… Езжай, Янка, с Незнайкой. Пусть парень приучается из дерьма конфеты делать.

— Так я и знала, — обреченно вздохнула Яна. — Ну, Незнайка так Незнайка.

Вот так она и оказалась на мероприятии, которые терпеть не могла. Ну что интересного можно рассказать и показать в таком случае? Толпу людей, одетых в дорогие костюмы, ошалевшего миллионного абонента, которому длинноногая красотка вручает коробку с дорогим мобильником и здоровенный букет? И кого, спрашивается, такое «событие» может заинтересовать? Однако работа есть работа, и Яна с Денисом добросовестно толкались в толпе, брали интервью у директора компании и юбилейного абонента… Народу было мною, и съемочной группе в таких условиях пришлось нелегко.

А вот новый офис Яне, как ни странно, понравился. Она уже привыкла видеть дорогие и довольно безвкусные помещения, принадлежащие богатым компаниям. Однако здесь всё было иначе. Явно дорого, но не вычурно и вместе с тем стильно.

После официальной части, как водится, часть присутствующих пригласили на фуршет. Яну с Денисом — тоже. Они прошли в зал неправильной формы, с неожиданными выступами и колоннами, с целыми зарослями декоративных растений. В разных углах этого помещения были накрыты столы. Яна тихонько шепнула оператору:

— Ну, Дениска, мы с тобой произвели неплохое впечатление. Стало быть, эта контора будет с «Эхом» и дальше работать.

— Откуда ты знаешь? — удивился неискушенный Денис.

— По богатому опыту. Ты видишь, на фуршет позвали далеко не всех журналистов. Если решили позвать нас — значит, планируют поддерживать с «Эхом» хорошие отношения. Эти состоятельные кроты ничего просто так не делают, ты это запомни.

— Ага, — послушно кивнул лохматой головой Незнайка. — Яна, только я не знаю, как тут что едят.

— Ничего страшного. Половина из них тоже не знает, так что не стесняйся и ни в чём себе не отказывай.

Денис оглядел стол и принялся деловито накладывать себе на тарелку что-то непонятное. Яна в это время с удовольствием попробовала нечто похожее на несколько кусков мяса и грибов на деревянной шпажке, на манер мини-шашлыка.

— Вкусно? — осведомился Незнайка.

— Ага.

Он тоже уцепил «шашлычок», откусил кусочек гриба и с ужасом уставился на шпажку.

— Что случилось? — испугалась Яна.

— Это… Ты посмотри…

— Да в чем дело-то?

— Яна, у него рожки! — в панике пробормотал Денис.

— У кого? — спокойно поинтересовалась Янка.

— У гриба!

— А ты что хотел? Это же улитка.

Денис совсем оторопел.

— То есть как улитка? Какая ещё улитка?

— Ну, обыкновенная улитка, — спокойно пожала плечами Яна. — Слизняк, если тебе так понятнее. Ты ешь, ешь. она вкусная.

Незнайка огляделся по сторонам и увидел, что окружающие с удовольствием поглощают «слизняков». Осмелев, он тоже откусил ещё кусочек и с некоторым удивлением заметил:

— А ничего… на цыплёнка немного похоже.

Он отведал ещё пару салатов, не ломая себе голову над тем, из чего именно они сделаны, съел ещё что-то, по вкусу похожее на рыбу (правда, в этом Денис уверен до конца не был). Яна в это время положила себе на тарелку фаршированный помидор с конической горкой паштета сверху. Попыталась было поддеть это сооружение вилкой, но безуспешно. После нескольких неудачных попыток она плюнула на этикет и взяла помидор руками.

— Помидор свежий или запеченный? — спросил Денис.

— Свежий.

— А что ж ты его руками-то? — начал парень подсмеиваться над коллегой. — Ай-ай-ай, как неприлично!

— Да его вилкой не ухватишь, — пожаловалась Яна. — Ладно, все равно никто не видел.

— Есть не умеешь в приличном обществе, — не прекращал язвить Незнайка. — Вот смотри, как надо!

Он ловко поддел помидорчик с блюда и аккуратно переместил его к себе на тарелку. С полным сознанием собственного превосходства он взглянул на Яну и понёс вилку с помидором ко рту.

Проклятый овощ, сорвавшись, шмякнулся на пол. А основная часть деликатесного паштета угодила прямехонько на ботинок Яны. Денис залился до ушей багровой краской, а Яна злобно прошипела:

— Что, довыпендривался? На что, по-твоему, это похоже? — Она огорченно взглянула на свой коричневый замшевый ботинок. — Полное впечатление, что мне не понравился ужин и я тут же на месте с ним рассталась. Не отходя от стола. Очень красиво, ничего не скажешь!

— Ну извини, — расстроенно пробормотал Незнайка. — Я нечаянно. Как ты думаешь, что теперь делать?

Помидор нагло краснел на блестящем темно-зеленом полу. Физиономия несчастного Дениса соперничала с ним по цвету, а Яна продолжала огорченно рассматривать свою обувь. «Похоже, придётся идти отмывать начинку, — прикидывала она. — Салфеткой это не сотрешь, только размажешь. Если бы ботинки были кожаные, тогда ещё так-сяк, но ведь угораздило же меня замшевые надеть».

Видя, что помощи от старшего товарища, то есть Янки, не дождешься, Денис решил исправлять положение самостоятельно. Воровато оглянувшись, он убедился, что его конфуз пока не привлек внимания. Быстро нагнувшись, он схватил упавший овощ. Не желая пачкать стол и не придумав ничего лучшего, положил его обратно на свою тарелку. Ещё раз покрутив головой, парень убедился, что его маневр прошёл незамеченным. Или люди вокруг были слишком воспитанными, чтобы тыкать в его сторону пальцами и хихикать. Во всяком случае, оба варианта Незнайку вполне устраивали. Однако ему показалось обидным, что так и не пришлось попробовать деликатес. И Денис осторожно положил себе ещё один фаршированный помидор.

— Тебе что, одного представления мало? — изумилась Яна. — Оваций захотелось?

— Ладно тебе, — беспечно проговорил Денис. — Ты-то попробовала, а я нет. Я тоже хочу!

Яна пожала плечами и отвернулась, прикидывая, как ей половчее проскользнуть сквозь толпу в туалет, не слишком демонстрируя состояние своей обуви. Её заинтересовал человек, стоявший спиной к ней у соседнего стола. Он, видимо, подошёл совсем недавно, потому что иначе Яна заметила бы его раньше. Теперь она попыталась понять, почему человек остановил её взгляд, но тут услышала жалобный возглас Незнайки:

— Яна! Янка!

— Господи, что еще с тобой приключилось? — недовольно осведомилась она.

Парень молча тыкал пальнем в свою тарелку. Там лежал помидор.

— Ну и в чём дело на этот раз? — не поняла Яна. — Ты что, опять едой швыряешься? Вроде на полу ничего не видно.

— Я… я, по-моему, не тот помидор съел, — с ужасом пролепетал Денис. — Я перепугал и нечаянно cъел тот, который с полу подобрал. Что мне теперь делать?

Яна моментально ответила, давясь cмехом и стараясь сохранить серьезное выражение лица:

— Ну, раз уж ты съел помидор с пола, и полагаю, что теперь тебе осталось только слизать фарш с моих ботинок!

Денис растерянно уставился на неё. А человек, стоявший у соседнего стола, оглянулся и расхохотался. Тут уже остолбенела Яна.

— Макс!

— Янка!

Они буквально кинулись друг к другу.

— Макс, а ты-то как здесь оказался?

— Обижаете, девушка! Я как-никак дизайнер. Творец, можно сказать, всего этого безобразия. То есть по моему проекту создан весь интерьер. А уж к строительству самого здания я не причастен.

— Ну почему же безобразия? По-моему, очень приятный офис получился.

— Спасибо на добром слове, — шутливо поклонился Максим. — А ты тут как?

— А я тут на работе.

— Понятно… Что пить будем? Вино какой страны вы предпочитаете в это время дня?

— Цитатами бросаться изволите?

— Ну надо же попытаться хоть при второй встрече произвести на тебя впечатление, раз уж при первой не получилось.

Разговор получался каким-то напряженным, и встреча была совсем не такой, какую представляла себе Яна. В тоне Максима проскальзывала плохо скрытая язвительность, и Янка невольно отвечала тем же. Поймав себя на том, что начинает разражаться, она одернула себя и постаралась улыбнуться.

— А почему ты считаешь, что не произвел впечатления?

Улыбка получилась не слишком убедительной, Яна и сама это почувствовала. Максим улыбнулся в ответ еще более приветливо и фальшиво, произнеся приторным голосом:

— Ну, ты с такими людьми общаешься… А я что? Так, никто и звать меня никак. Странно даже, что ты помнишь до сих пор, как меня зовут, да и вообще узнала. Я, честно говоря, тебе вчера звонил. Но ты меня признать не пожелала.

— Не говори глупостей, — устало ответила Яна.

Она как-то сразу сникла, осунулась и казалась теперь Максиму совсем маленькой и несчастной. Неожиданно для себя он подумал, что готов сделать всё, что угодно, только бы эта странная, взбалмошная, непредсказуемая девчонка улыбнулась и перестала походить на замерзшего воробья.

— Слушай, Яна, ты ведь работу здесь закончила? — как ни в чем не бывало поинтересовался Макс.

— Да, а что?

— Ну, тогда пошли.

— Куда ещё? Не пойду я никуда, я домой хочу. Отстань, пожалуйста.

Но Максим не собирался от неё отставать:

— Давай собирайся, пойдем.

— Ну как ты не понимаешь, что я устала, я хочу отдохнуть.

— А я тебе и не предлагаю принять участие в марафонском забеге или пойти в шумный кабак. Давай-давай, отпускай свою команду и пойдем. Вернее, поедем, потому что я сегодня на машине.

Яна снизу вверх взглянула на высокого Макса, и её усталость и раздражение куда-то подевались. Не то чтобы ей вот так сразу захотелось идти с ним на край света… В общем-то ничего особенного в этом Максе не было. Парень как парень. Ну, довольно симпатичный, но ведь не бог весть какой красавец. Не дурак, не зануда — но ведь не такие уж это редкие достоинства. Тогда почему она не пошлёт его подальше, как и намеревалась сделать после этого идиотского разговора? И какого черта она так долго искала его телефон?

Не найдя ответа на все эти вопросы. Яна решила не загружать ими голову — во всяком случае, сейчас и действительно отправиться с Максимом. Ей стало интересно: куда же он собрался её отвезти? Какие вообще могут быть варианты — ночной клуб, прогулка под луной, какой-нибудь кретинский боулинг. Всё это сейчас ну никак не катит, не то у неё настроение. Хочется чего-то такого… Непонятно чего, но чтобы было спокойно и уютно. Вряд ли Макс способен догадаться об этом, практически не зная её. Жалко… Глупо надеяться на то, что полузнакомый паренье ходу поймет чужое настроение, но всё равно жалко.

Пока Яна путалась в собственных мыслях, события происходили как бы сами собой, а она лишь наблюдала со стороны: вот она прощается с Незнайкой, вот вместе с Максом выходит на улицу, вот он открывает дверцу темно-синей «десятки». Ехали недолго, минут пятнадцать, и всю дорогу оба молчали. Когда Максим уверенно свернул во двор шестнадцатиэтажного дома, Яна встрепенулась:

— Куда ты меня привез?

— В гости.

— В какие ещё гости, к кому?

— Ко мне в гости, — улыбнулся он, останавливая машину возле подъезда.

— Что-что?! — совершенно искренне возмутилась Янка. — А ты меня спросил, прежде чем к себе домой волочь? Ты меня вообще за кого принимаешь?

— За телезвезду, естественно. Только очень уставшую. Зря ты возмущаешься, у меня нет тех намерений, о которых ты думаешь. Во всяком случае, проявлять их в мои планы сегодня не входит. Вылезай, пойдем чай пить.

Яна потихоньку хихикнула. Её всё больше начинало разбирать любопытство — что же будет дальше? Уж очень непохоже на большинство се знакомых вел себя Максим. Интересно, он действительно собирается ограничиться традиционной чашкой чаю или кофе и потом отвезет её домой или все-таки попытается затащить её в постель? И что предпринять в этом случае — соглашаться или нет? Пожалуй, не то у нее настроение для любовных приключений… Впрочем, ещё будет время решить.

Пока они шли к подъезду, пока поднимались в лифте на пятнадцатый этаж, Яна всё ещё продолжала сомневаться: каковы же на самом деле намерения Макса и правильно ли она делает, что тащится к нему в гости на ночь глядя. С одной стороны, ничего особенного в этой ситуации не было, как бы она ни начала развиваться дальше. А с другой — ей ужасно не хотелось проводить с Максом эту ночь. Странно, но Янке казалось, что после этого он будет навсегда для неё потерян. Так по-дурацки она себя еще никогда не чувствовала и совершенно не понимала собственного настроения. Ну неужели Максим окажется таким же, как все?

Лифт остановился, но Яна не двинулась с места. Макс легонько подтолкнул её в спину:

— Эй, проснись, поезд дальше не идет.

Они вышли на площадку, и Максим неожиданно для Яны не стал доставать ключи, а просто позвонил в дверь. Им открыла высокая полноватая женщина лет пятидесяти.

— Мама, знакомься, это Яна, — спокойно произнёс Макс, положив руку на плечо девушке. — А это моя мама, Наталья Васильевна.

— Здравствуйте, — кивнула Яна.

У неё отлегло от сердца. Значит, Макс всё-таки поступает не по стандарту и вовсе не собирался притащить се к себе домой, чтобы завершить вечер до противности традиционным образом. А Наталья Васильевна укоризненно покачала головой:

— Ну что ж ты, Максим, не предупредил, что гостью приведешь. Позвонил бы заранее. А теперь вот придётся вам ждать, пока я на кухне управлюсь.

— Ничего, подождём. Пойдём, Янка, у меня пока посидим. А то мама терпеть не может, когда на кухне кто-нибудь толчется во время производственного процесса. Мне она вообще только черную работу доверяет — помыть, выбросить. В крайнем случае — порезать, но это уже редко.

В комнате Макса в первую очередь Янке бросился в глаза рабочий стол — компьютер с большим монитором, цветной принтер, сканер и огромное количество бумаги. Чувствовалось, что живущий здесь человек работает много и с удовольствием.

— Тебе что, рабочего дня на работе не хватает? — слегка удивилась Яна.

— А тебе хватает? — парировал хозяин, любовно перебирая пачку листов. — Можно подумать, работают только на работе с девяти до пяти. Естественно, сантехник пару-тройку унитазов на дом не возьмет чинить. Но я-то голову в офисе не оставлю, правильно? Кстати, дома я ею не только ем и курю. А если уж она, проклятая, что-то думает, то нужно это использовать. Вот скажи: ты что, как только со своей телекомпании выходишь, так сразу мозг отключаешь? Я имею в виду головной, а не спинной.

Слабо улыбнувшись, Яна покачала головой. На нее навалилась какая-то усталость — не от сегодняшнего дня, а совсем другая, давняя, тоскливая. Захотелось, чтобы хоть кто-нибудь в этом мерзком мире её понял, пусть это даже будет малознакомый Максим, который ей недруг, не любовник и вообще никто. Захотелось рассказать всё-всё — и про Олега, и про Ольгу, и про визит Вихлянцева, и про проклятую программу, которой она отдавала столько сил и времени, а теперь вовсе не хочет её делать. А главное — чтобы её по-настоящему поняли, без кретинских пустых восклицаний типа «Надо же!» или «Как же так?», которые на самом деле не означают никакого сочувствия ни к тебе, ни к твоим проблемам. Никто не хочет вникать в чужие проблемы, у всех полно своих собственных. Ты нужен всем, пока с тобой весело и интересно, пока ты в полном порядке.

— Ты знаешь, эта история с пропавшей программой… Ну тогда вечером, когда ты нашёл, с какого компьютера это могли сделать… В общем, все это гораздо сложнее, чем просто программа…

Яна рассказывала, Макс не перебивал и внимательно смотрел на неё, как будто старался услышать то, что могло остаться недосказанным. Потом она умолкла, отвернулась и уткнулась лицом в спинку кресла. Неожиданно что-то приподняло ее, и в следующий момент Яна обнаружила, что сидит на коленях у Максима. Теперь она ткнулась лбом ему в теплое плечо, что оказалось гораздо приятнее. Макс гладил её по голове, как маленькую, и приговаривал:

— Не плачь, не плачь, солнышко… Уже всё прошло, не плачь. Все будет хорошо.

— Да… — плаксиво протянула Янка. — Чего хорошего-то? Ну ладно, об этой сволочи, об Олеге, жалеть и правда не стоит. Жалко только, что время на него потратила. Что Оля — змея, это я и так давным-давно знала. Ну и черт с ней, её не переделаешь. А вот программу жалко… Такой классный материал был, и все пропало! А ты говоришь — всё хорошо!

— Ну-ну, успокойся, не реви. Ты уже большая девочка, стыдно так плакать. Давай-ка глазки вытрем и реветь больше не будем. А то глаза покраснеют, как у белого кролика, и нос распухнет.

Яна рассмеялась. Макс обращался с ней как с ребенком, и это было одновременно забавно и трогательно.

— Тебе в детском садике работать надо. Или стать многодетным отцом.

— Это предложение? — хитро ухмыльнулся Максим. — Хорошо, я над ним подумаю. А сейчас пойдём чай пить. Я надеюсь, ты уже успела проголодаться после фуршета. Мама жутко обидится, если ты не воздашь должного её пирожкам. И хочу заметить, что они того стоят.

— Ты знаешь, а я и вправду есть хочу! — удивилась Янка. — Наверное, это стресс.

В просторной чистенькой кухне их уже поджидала Наталья Васильевна. Янка поначалу почему-то почувствовала робость перед этой статной, красивой женщиной. Однако мама Макса оказалась настолько радушной и приветливой, что это чувство моментально растаяло. «Как дома», — подумала она. Её собственная мама была в точности такой же хлебосольной и всегда старалась, чтобы гости чувствовали себя уютно и были накормлены до отвала.

Чай был крепким и ароматным, пирожки — невообразимо вкусными, и Яна с удовольствием уплетала за обе щеки.

— Кушайте, Яночка, — настаивала Наталья Васильевна. — Терпеть не могу, когда люди плохо едят. На вас просто приятно посмотреть! Кстати, мне кажется, что я вас уже видела.

При этих словах матери Макс хлопнул себя полбу, глянул на часы и, пробормотав что-то вроде «Ах я растяпа», включил маленький телевизор. В углу экрана появился родной для Янки логотип телекомпании «Эхо», а сама она с микрофоном в руках что-то говорила, стоя на ступенях здания областной Думы. Кивнув в сторону телевизора, Максим с улыбкой сказал, обращаясь к Наталье Васильевне:

— Ну конечно, ты её видела. Причем не один раз.

Та переводила взгляд то на экран, то на сидящую напротив неё Яну, которая с удовольствием откусила половину очередного пирожка. Наконец Наталья Васильевна задумчиво произнесла:

— Надо же, как интересно видеть человека одновременно по телевизору и, так сказать, воочию. Просто-таки раздвоение личности, только вот не пойму чьей: моей или вашей, Яночка.

Это замечание вызвало улыбку и у Макса, и у Яны. Ей понравилось, что Наталья Васильевна не стала всплескивать руками и восклицать что-то вроде «Ах, как интересно! Ах, какая необычная профессия!»

В общем, вечер удался. Янке давно не было так хорошо и спокойно. Все проблемы ушли куда-то, казались уже не такими серьезными, как всего несколько часов назад. Уходить из этого дома совершенно не хотелось. Она прекрасно понимала, что может остаться у Максима, если только захочет. Но несмотря на самое горячее желание не расставаться сегодня с Максом, Яна все равно решила ехать домой. Слишком все было хорошо, чтобы рисковать. Она и сама точно не знала, в чем этот риск, но боялась нарушить еще неустойчивое пока равновесие, установившееся в ее отношениях с Максимом. Поэтому, с трудом запихав в себя последний кусок, она поблагодарила хозяйку и обратилась к Максиму.

— Ну, мне пора.

— Да? — с сомнением в голосе произнес он и взглянул на часы. — Ты уверена?

Наталья Васильевна, явно решив не мешать молодежи, тихонько выскользнула из кухни. Яна оценила ее тактичность, но все же решительно заявила:

— Абсолютно. Если честно, то я объелась и безумно хочу спать.

Макс нерешительно взглянул на свою гостью, словно собираясь что-то возразить или предложить, но передумал. Вздохнув, он произнес:

— Что ж, тогда я тебя отвезу. «Ну конечно, если вы больше ничего не хотите…»

— «Признаться, я и сам собирался уходить», — засмеявшись, продолжила цитату Яна. — Очень люблю мультик про Винни Пуха. Ну, поехали. Правда, не уверена, что после такого праздника желудка смогу пролезть в дверь.

— Тогда оставайся! Придется тебе, как Винни Пуху, ждать, пока похудеешь, — мгновенно отреагировал Максим.

— Не дождёшься, — не слишком вежливо ответила Яна и тут же постаралась смягчить свои слова. — В смысле, если я у вас останусь, то не похудею никогда. Скорее, наоборот, превращусь в откормленную свинку! Твоя мама слишком вкусно готовит. Можешь представить себе толстого Пятачка?

— Душераздирающее зрелище, — ужаснулся Макс. — Тогда поехали.

На обратном пути они вновь почти все время молчали. На этот раз Яна просто нс могла разговаривать — так ей хотелось спать. Вскоре она действительно задремала на несколько минут, а проснулась от вопроса Максима:

— Слушай, давай я с этим Олегом Кудасовым поговорю? Отберу у него кассету, и дело с концом.

— Даже и не вздумай. Это мои дела. И потом, нет у него никакой кассеты. Он программу с компьютера стер, в этом я не сомневаюсь. А кассету Ольга свистнула. Кудасов к нам никогда не заходит, даже на нашем этаже бывает очень редко. Поэтому на него могли обратить внимание. Нет, кассета у Ольги. Впрочем, может, и у Олега, раз они это все вместе провернули. Но все равно, надо просто забыть об этой истории. Хотя я пока не могу. Жалко программу. Понимаешь, если бы, допустим, я сама как-то нечаянно что-то с ней натворила или монтажер — это было бы обидно, но не так. А вот когда умышленно подставляют, это цепляет за живое. В общем, не могу я этого объяснить, но мне от всей истории очень-очень плохо.

Максим, искоса глянув на Янку, погладил её по щеке. Рука у него была теплая, и Яна немедленно пожалела, что не умеет мурлыкать по кошачьи. Впрочем, через секунду она готова была шипеть и царапаться, потому что Макс предложил:

— Ну давай я тогда с Ольгой встречусь.

— Нет!

— Но почему?

— Просто нет, и всё. И дальнейших разговоров на эту тему тоже нет!

Максим неопределенно качнул головой, но настаивать не стал. Довез Янку до дома, проводил до дверей квартиры, но в гости напрашивайся не стал. Прижал её к себе, и несколько минут они стояли молча. Макс не произнес ни слова, не пытался поцеловав Яну просто отпустил ее, дунул ей в ухо и, сказав «До завтра», сбежал вниз по лестнице. Домой он пока не собирался.

В час ночи Максим Нестеров сидел за стойкой бара в клубе «Щелкунчик». Специфику этого заведения определить можно было с первого взгляда, даже если не вспоминать об известном хите Бориса Моисеева. А Максу совершенно не было нужно, чтобы его принимали за убежденного гея. Любопытствующий молодой человек в поисках острых ощущений — вот за кого Максиму нужно было сойти. И в этом он вполне преуспел.

Бросив взгляд в большое зеркало, которыми изобиловал бар «Щелкунчика», Максим увидел самого себя: высокого парня с довольно длинными вьющимися каштановыми волосами, немного вытянутым лицом с нежным девичьим румянцем и серыми глазами в обрамлении пушистых темных ресниц. Эдакий изящный юноша. в облике которого было что-то такое богемное, артистическое… Правда, эта «богемность» появлялась лишь когда Максим сам этого хотел. По работе Нестерову приходилось общаться с самыми разными людьми — он разрабатывал проекты интерьеров для квартир и загородных домов для солидных бизнесменов, крутых «братков», артистического люда. Его частенько приглашали на самые разные тусовки, в том числе и такую, как сегодня. Он не слишком-то любил подобные мероприятия, но глупо было бы отказываться от возможности получить выгодный заказ — а именно на таких сборищах завязывались полезные знакомства.

Он сидел в небрежной позе, облокотившись о стойку и крутя в длинных смуглых пальцах дорогую зажигалку — подарок одного из клиентов. Точнее, жены клиента, пресыщенной и избалованной сорокапятилетней дамочки. В течение месяца она пыталась соблазнить Максима, однако безуспешно. Он прекрасно представлял, каковы могут быть последствия такой связи — заказов больше точно не получишь, да и проблем огребешь немало. Кроме того, альфонсом Макс никогда не был и становиться не собирался. А зажигалка была подарком на день рождения, отказаться было бы просто неудобно.

Перед ним стояла рюмка с текилой, которую Макс терпеть не мог. Однако нужно было соответствовать выбранной роли, раз уж полез в эту идиотскую историю. И зачем, собственно, полез? Никто его не просил. Яна вообще не в курсе, что ввязался в её дела. Да и с какой стати он взялся помогать этой взбалмошной девчонке?! Вот посидит тут ещё пять минут и уйдет к чертовой матери. Хотя, с другой стороны, за каким чертом он тогда вообще сюда приперся? Вот так, ради собственного удовольствия, взял и забрел на огонек в «Щелкунчик»? Удовольствие сомнительное, и развлечение для него, мягко говоря, несвойственное.

А какие грустные глаза были у Яны, когда она рассказывала ему всю эту историю со своей передачей… Вот интересно, она так расстроилась из-за своей программы или всё-таки из-за своего бывшего бойфренда, Олега этого? Не исключено, что из-за парня, потому что так реветь из-за программы никто не стал бы. И вообще — почему он обязан лезть на рожон ради полузнакомой девчонки, которая не в состоянии сама решить собственные проблемы? Вовсе он не должен впутываться в эту сомнительную историю. Он вообще терпеть нс может сомнительных историй. Раздираемый противоречивыми чувствами, Максим сидел у стойки, искоса оглядывая небольшой зал. Господи, неужели к нему кто-нибудь привяжется?! А если никто с ним знакомиться не захочет, то зачем он вообще сюда пришел? Ведь его задача — выяснить как можно больше про этого урода Олега. Хотя, спрашивается, зачем? Яна, поди, только и дожидается, пока этот Олег свистнет. Прибежит как миленькая… Зачем лезть в чужие дела? По раз уж пришел, тогда какой смысл вот так сразу уходить? А Янка, наверное, уже спит и знать не знает, что этот ненормальный Максим Нестеров возомнил себя борцом за справедливость и за мир во всем мире.

Несмотря на своё волнение, через час Максим уже оживленно болтал с появившимися у него новыми приятелями. К его удивлению, завсегдатаи «Щелкунчика» оказались вполне приличными ребятами, одетыми вполне нормально — может быть, лишь немного более тщательно, чем другие. Да и вели они себя вполне приемлемо. Во всяком случае, к парню никто не приставал, не хватал его за коленки и не делал непристойных предложений. Все это не совсем соответствовало его представлениям о клубах типа «Щелкунчика», но вполне его устраивало.

В общем, «Щелкунчик» оказался не слишком шокирующим заведением, и Макс смог немного расслабиться. Во всяком случае, с двумя ребятами, подсевшими к нему, он беседовал вполне непринужденно. Максим, пользуясь тем, что выглядит моложе своих двадцати восьми лет, рассказал им, что он вообще-то живет в другом городе, а сюда приехал учиться. Там, на родине, у него в медицинском институте возникли кое-какие проблемы, и родители сочли нужным отправить его доучиваться сюда.

— И что, тебе в общаге жить приходится? — сочувственно поинтересовался один из его собеседников по имени Слава.

— Да что ты, Слава! Разве можно это вынести? — немного капризно проговорил Макс. — Я квартиру снимаю. Не бог весть что, конечно, но жить кое-как можно.

— Ну, тогда ещё ничего… Я вот тоже снимаю, не хочу со стариками своими вместе жить, — поддержал разговор Евгений. — Просто невозможно, везде нос суют. Может, и к лучшему, что ты от своих подальше устроился?

— Может, и к лучшему, — согласился Максим. — Вот только приходится жить на полном самообслуживании, а я этого терпеть не могу. Ну, с едой ещё так-сяк, а вот уборка — просто беда… Да и квартирка так себе.

— А мне повезло! — похвалился Женя. — Самый центр, и квартира классная, хозяева недавно ремонт делали, мебель приличная. Не хочешь зайти?

Тут Максим почувствовал себя не совсем уютно. «Отказаться от приглашения нельзя, этот тип обидится. А соглашаться… Нет, это приглашение в гости какое-то сомнительное, вон он как выразительно на меня поглядывает…» — немного растерялся незадачливый сыщик.

Кое-как ему удалось отвертеться от радушного приглашения. Правда, Женя оказался довольно настойчивым, однако Макс довольно натурально изобразил смущение и колебания новичка в этой среде. Чтобы не оттолкнуть нового знакомого, да ещё такого привлекательного, Евгений свернул разговор, явно решив пока не настаивать.

Вскоре Слава, внимательно взглянув на своею приятеля, распрощался и ушёл. Судя по всему, решил, что сегодня именно он — третий лишний. Евгений, казалось, весьма обрадовался такой тактичности и пригласил своего нового приятеля поужинать здесь же, в клубном ресторанчике.

Максим успел освоиться и теперь вёл себя вполне уверенно. Почему-то он ощущал себя разведчиком с хорошей легендой — кем-то вроде Штирлица или Зорге. Но немного позже едва не попал впросак. Собственно говоря, Макс и в самом деле прокололся, просто постарался скрыть свои эмоции. На маленькую эстраду поднялся неприметный кругленький человечек и уселся за белоснежный рояль, а к микрофону подошла ослепительная длинноногая блондинка с аппетитными формами и запела приятным, чуть хрипловатым голосом. «А эта-то что здесь делает?» — удивился Максим. Евгений, видя, как парень во все глаза смотрит на блондинку, немного ехидно поинтересовался:

— Нравится?

— Да ничего. — неопределенно протянул Макс, не зная, как именно ему нужно реагировать на симпатичную девицу.

— Ну конечно, — с легкой досадой продолжал Женя, — Игорёк многим нравится.

— Кто-кто? — не понял сначала Максим, а поняв, оторопел. — Такой он… Она… Это…

Женя усмехнулся:

— Да-да, мои юный друг. Она — это именно он. Игорь его зовут. Ну, то есть это в миру, так сказать, Игорь. А тут, у нас, — Ивонна.

— Ну да, конечно, — немного пришёл в себя «новичок».

Он, конечно, не был наивным мальчиком из далекой глубинки, где нет ни газет, ни телевизора, и прекрасно знал, что к чему. Среди тех, с кем его сводила работа, были, конечно, и люди с нетрадиционными склонностями. Однако общаться с ними сугубо по делу и видеть своими глазами в более близком для них окружении — это большая разница.

Максим судорожно старался решить, что же ему делать дальше: то ли сделать попытку убедить Евгения, что тот его просто неправильно понял, то ли не прикидываться. В конце концов он решил, что в его задачу не входит изображать всеведущего и пресыщенного. А тут и сам Женя пришёл на помощь, окончательно разрешив этот вопрос. Снисходительно положив руку на плечо своему новому знакомому, он произнес:

— Ну ничего, не бери в голову. Игорька от натуралки не каждый отличит. А ты ведь в первый раз здесь, правда? Я тебя тут раньше никогда не видел. Да и вообще ты в таком клубе наверняка впервые… Меня не обманешь, я сразу увидел.

Макс не стал ничего отвечать, лишь довольно неопределенно кивнул. Он вновь почувствовал себя неуверенно и понятия не имел, что ему делать дальше. И опять ему помог Женя. Он был на два-три года постарше Макса (по крайней мере на вид) и теперь с удовольствием играл роль опытного старшего товарища.

— Ну что? — предложил Евгений. — Может, пройдемся? А то что-то тут шумно становится. Надо же, как быстро после отъезда Ильи все начало меняться…

— А кто такой Илья? — спросил Макс.

— Вот тебе раз! Да ты совсем дитя малое, неразумное… Этот клуб — любимое детище Ильи Шевцова, его создание. Такого уровня заведение, скажу тебе сразу, далеко не везде найдешь, это большая редкость. У Илюши прекрасный вкус. Но теперь, конечно, вряд ли здесь все сохранится так, как при нем… Жаль! Похоже, что через пару месяцев ходить сюда будет просто невозможно, «Щелкунчик» превратится в мерзкий гадючник. И ведь как быстро всё меняется, подумать только!

— А что такое с хозяином случилось? — стараясь поддержать разговор, задал очередной вопрос Максим.

— Уехал недавно. Продал клуб и уехал. В Голландию, там жить проще, — охотно пояснил Евгений и вновь повторил свое предложение: — Так что, пройдёмся?

Макс согласился. Он предпочитал уйти из этого странного места, где люди в большинстве своем были совсем не тем, чем казались, и где далеко не всегда понимал, как нужно себя вести.

Вместе они вышли из клуба. Взглянув на блестящий под цветными лучами асфальт, Максим понял, что прошел дождь. Он запрокинул голову, глядя вверх, и с удовольствием вдохнул влажный воздух.

— Господи, хорошо-то как! — негромко воскликнул он.

— Да… — согласился Женя. — Если хочешь, давай по набережной пройдемся. Там сейчас тихо, хорошо. Людей почти нет.

— Давай! — моментально откликнулся Макс.

Он не хотел вот так сразу, нс узнав ничего об Олеге и не встретив его, распрощаться с Евгением — единственным своим контактом в этой среде. В клубе было довольно затруднительно расспрашивать его об Олеге, а вот прогулка — это то, что нужно. Предложение пройтись было Максиму на руку, и оба они зашагали вниз по улице, ведущей к набережной.

У воды в такой поздний час действительно никого не было. На скамейках, стоявших вдоль двух длинных аллей, тоже было пусто. Приободрившись на свежем воздухе, Макс легко вскочил на парапет и пошёл, поглядывая вниз, на желтые отблески фонарей в черной ночной воде. Он увлекался альпинизмом, и такая прогулка по довольно широкому парапету не составляла для него ни малейшего труда. Но Евгений-то этого знать не мог. Боясь резким окриком нарушить равновесие приятеля, он тихонько произнес:

— Послушай, лучше слезь.

— А что такое? — не поворачиваясь, поинтересовался Максим.

— Смотреть на тебя страшно. У меня сразу голова кружиться начинает. Слезай, прошу тебя.

С этими словами Женя осторожно взял парня за руку. Тот не стал упрямиться и спрыгнул. Свою руку Евгений убрал лишь через несколько мгновений, чем немало смутил Макса. Сам же он как будто почувствовал это и слегка усмехнулся. Достав пачку сигарет, Женя предложил:

— Может, постоим, покурим?

Оба закурили, облокотясь о парапет. Их взгляды невольно притягивала изогнутая длинная цепь желтых огней, вдоль которой изредка мелькал движущийся свет — по мосту проезжала машина.

— И не спится им, полуночникам, — показал Евгений в сторону моста.

— А нам? — засмеялся Максим.

— Ну, нам… Мы птицы особые, ночные…

Макс с недоверием спросил:

— Чем это я особенный?

— Каждый по-своему особенный, — увильнул от прямого ответа Женя. — Кстати, а что это ты в «Щелкунчик» сегодня пошел? А не куда-нибудь в другое место с девушкой? Неужели у тебя девушки нет? За тобой они наверняка толпой готовы бегать.

Женя, как выяснилось, был неплохим психологом. Он умело подстраивался под своего собеседника, попадал в его тон. Да и контролировал ситуацию тоже он. Сначала, в клубе, он сумел не оттолкнуть от себя нового знакомого, потом выпил с ним, но не слишком много. А теперь, во время романтической ночной прогулки под легким хмельком, можно было поговорить с парнем уже куда более откровенно.

Мысленно Женя похвалил себя за тактичность и выдержку. Максим явно начал доверять ему и не колеблясь ответил:

— Да ты понимаешь, как-то надоели они мне все… У меня первая девчонка была в тринадцать лет. А сейчас мне двадцать пять. Можешь представить, сколько их у меня было?! Как-то, понимаешь, приедается всё это. Тошнит меня от них,

— Понимаю, конечно, — отозвался Евгений сочувственно. — И что ты теперь думаешь?

— Не знаю ещё, — пожал плечами Макс. — Вот сегодня мне с тобой, например, интересно было общаться и со Славой тоже. Но я не знаю…

Он не закончил свою фразу и замолчал, опустив голову. А Женя вновь дружески похлопал его по плечу:

— Это нормально. Ты, Макс, сейчас как витязь на распутье. Такое со многими бывает. Ты пока просто такого человека ещё не встретил, который помог бы тебе определиться…

В этот момент Максим боковым зрением заметил одинокого прохожего, не спеша бредущего мимо них вдоль набережной. «Еще один полуночник», — подумал он. А прохожий вежливо попросил:

— Простите, у вас зажигалки не найдется?

Женя протянул человеку зажигалку, тот прикурил. Ярко вспыхнувший огонек на мгновение осветил его лицо, но Максим не успел его разглядеть.

— Это ты? — удивленно произнес Евгений.

Прохожий внимательно всмотрелся и довольно равнодушно пробормотал:

— А, Женя… Здравствуй…

— Погоди, ты мне на пару слов нужен. Извини, Макс.

Они отошли на несколько шагов, а Максим медленно двинулся вперед. Через минуту Евгений уже догнал его.

— Ну вот тебе, дорогой, и живой пример того, о чём я тебе говорил. Олежка тоже, как ты, не мог свой выбор сделать, пока Илью не встретил. У него и подружка постоянная была, уже чуть ли не жениться собирался. Но всё же чувствовал: что-то не то. А потом, когда с Ильей познакомился, сразу понял — вот оно, именно то, что ему нужно.

— Серьезно?

— Абсолютно. И кроме того, Олег сильно рассчитывал на то, что Илья ему поможет. Илюша — человек такой: если ему кто по душе пришелся, он всё для него сделает. А возможности у Шевцова немаленькие и деньги тоже. В общем, не повезло Олегу.

— А что же Илья этот с собой его не взял? — старательно следя за голосом, поинтересовался Максим.

— Не знаю, — пожал плечами Женя. — Чужая душа — потёмки. Олег, конечно, Илюше понравился… Но ведь мимолетный роман и серьёзные отношения — вещи разные. Илья в Амстердам ездил часто, может быть, там у него какая-то постоя иная любовь.

Пока Женя рассказывал, Максим несколько раз обернулся, стараясь не упустить из виду Олега. «Пора отделываться от этого пупсика, а то черт знает, что у него на уме», — решил он.

— Ты знаешь, Женя, мне пора, — постарался он произнести это как можно более убедительно.

— Уже? — непритворно огорчился его спутник.

— Да, — твердо заявил Макс. — Понимаешь, слишком много впечатлений для одного вечера.

— Конечно-конечно! — В голосе Евгения слышались сочувствие и понимание. — Я думаю, мы ещё встретимся?

Максим решил не быть невежливым. В конце концов, этот Женя неплохой парень, а его личные пристрастия — это же его личное дело. Он продиктовал номер несуществующего телефона и, в свою очередь, старательно записал телефон своего нового друга. «Вдруг пригодится, мало ли что у него можно ещё попробовать выведать про Олега», — мелькнула у Макса мысль, которая моментально самому же ему показалась вполне идиотской. «Как в шпионском романе или в дешёвом детективе. До чего я дошёл!» — посочувствовал себе Максим и направился назад, стараясь догнать человека, с которым недавно разговаривал Женя.

Удалось ему это легко, даже получилось остаться незамеченным. Парень брел вдоль набережной, не оглядываясь и не спеша. Держась немного поодаль, Максим отправился за ним, весьма плохо представляя себе, что же он, собственно говоря, будет делать дальше. В очередной раз ощущая себя героем плохого боевика или шпионского романа, Макс решил идти за своим «объектом», по возможности проследить за ним до дома или куда он там отправляется, а потом уже решать по обстоятельствам. Война план покажет.

Однако ничего яснее не стало. Макс вполне добросовестно топал за парнем с полчаса, стараясь не попадаться ему на глаза и проклиная про себя идиотскую любовь «объекта» к длительным прогулкам. Самому ему гулять вовсе не хотелось. Презентация, неожиданная встреча с Яной, удавшаяся попытка пригласить её в гости, а потом клуб «Щелкунчик» да ещё новые знакомства довольно сомнительного свойства-всего этого было на сегодня более чем достаточно. Принимать участие в экскурсии по ночному городу было утомительно. Но все когда-нибудь заканчивается, правда, плохое значительно позже, чем хорошее. Закончилась и эта прогулка. Олег свернул во двор скромной пятиэтажки-хрущевки, зашёл в подъезд. Максим решил выполнить свой долг до конца — вдруг «объект» сейчас выйдет и вновь отправится путешествовать. На его счастье, никто из дверей не выходил, а в одном из окон третьего этажа зажегся свет Погорел минут пятнадцать, потом погас и зажегся в соседнем окне, более тусклый. Ещё через некоторое время погасло и это окно. Макс облегченно вздохнул и отправился ловить такси нужно было забрать свою машину со стоянки неподалеку от «Щелкунчика». Он настолько устал, что думал сейчас только об одном — достаточно ли выветрилось небольшое количестве выпитой вечером текилы.

Глава 8

День обещал быть дивным. Для этого у него было все — яркое утреннее солнце, оглушительное чириканье воробьев на ветках сирени, полураспустившиеся кисти той же сирени, радостные от предвкушения близкого лета лица прохожих. Выйдя из подъезда, Яна взглянула на крошечное облачко, громко чихнула и, рассмеявшись, отправилась на работу.

Чистенький троллейбус подъехал к остановке, едва Янка успела подойти к стеклянному павильону, и услужливо распахнул перед ней двери. Троллейбус был полупустым, оставалось даже несколько свободных сидений, и Яна с удовольствием устроилась возле окна. И кондуктор оказался не уставшей от жизни теткой в несвежих кудряшках и с вечно озлобленным лицом, а симпатичным молоденьким парнишкой. Отрывая билетик, он весело подмигнул Яне, а когда она выходила, послал ей воздушный поцелуй.

К зданию телекомпании Янка подлетела чуть ли не вприпрыжку. Сейчас она поднимется к себе в отдел и тут же позвонит Максу. Или скорее всего он сам ей позвонит. Кстати, почему он не позвонил ей домой? Впрочем, откуда она знает, во сколько начинается у Максима рабочий день и когда он встает! Вполне вероятно, что он до сих пор почивает — соня, неженка и мамочкин сынок. Наталья Васильевна — дама хотя на первый взгляд и строгая и сыночку вроде как спуску не даст, а всё равно его балует, это видно. Ну ничего, она и сама позвонит. И если даже разбудит Макса, нестрашно.

Яна остановилась как вкопанная, не веря своим глазам. Вгляделась пристальнее в парочку', о чем-то оживленно беседующую немного поодаль, у густых кустов, обрамляющих по периметру «Эхо». Это был мираж или обман зрения, галлюцинация, помутнение рассудка и паранойя — причем все одновременно. Поверить в то, что видели её глаза, Яна никак не могла, гораздо легче было поверить в собственное помешательство. Потому что в собеседниках она узнала Ольгу и Максима.

Её как будто ударило током. Мало того что Максим не прислушался к ее просьбе не встречаться с Ольгой, так он ещё и делает это тайком! А уж эта стерва наверняка не упустит шанса увести его — просто так, назло Янке. Впрочем, почему же просто так? Макс вполне перспективный кадр в мужья или по крайней мере в любовники. Хорош собой, да еще и неплохо зарабатывает, не чета Олегу Кудасову. Ну и черт с ними обоими, раз уж все такие сволочи!

Резко повернувшись, Яна отправилась прочь от телекомпании. Она и сама не знала, куда идёт. Главное — не видеть ни эту дрянь Байкову, ни подлеца Максима. Пусть общаются на здоровье, она мешать им не собирается. Даже, может быть, на свадьбу открытку поздравительную пришлет.

Яна брела по улицам, все так же залитым почти летним солнцем, но теперь её уже ничто не радовало. Она теперь вообще ничего не чувствовала — ни обиды, ни горечи, ни злости. В конце концов, каждый выбирает по себе, вот и всё. И хорошо, что всё так быстро закончилось, ещё не успев начаться. Внутри её была пустота, и Янку это пугало. Хотелось рассердиться и заплакать, но все чувства куда-то разом исчезли.

В Янкиной сумочке запиликал телефон — в очередной раз. Разговаривать она ни с кем не собиралась, однако теперь решила хотя бы посмотреть, кто желал с ней пообщаться. При одном взгляде на список пропущенных звонков сразу стало ясно, что самым настойчивым оказался Максим. Он звонил ей на протяжении последних двух часов с периодичностью в пятнадцать — двадцать минут. Кроме него, пару раз позвонила Ольга. К черту всех! Яна покосилась на новенькую блестящую урну, призывно открывшую пасть возле дверей какого-то магазина. Очень захотелось отправить мобильник прямо в мусорку, но почти трехсот баксов всё же стало жаль, и здравый смысл победил.

Кинув телефон обратно в сумку, Яна подумала, что надо было отключить звонок, но вновь шарить в недрах своей торбы в поисках маленькой трубки было лень. Это не стоило усилий. Да и вообще ничего в этой жизни не стоило усилий — ни работа, ни дружба, ни любовь. Впрочем, какая там ещё любовь? Так, сказки для бедных. Для тех, кому заняться больше нечем, вот они и придумывают себе какие-то высокие чувства. А на самом деле все сводится к сексу и деньгам. Нет, старина Фрейд был не совсем прав: сейчас на первом месте все же деньги, а потом уже секс. Или какой-нибудь эквивалент денег-услуги, карьера… Тогда, спрашивается, зачем Максим нужен Яне или она Максиму? Ни денег, ни секса, вообще никакой пользы. Вот потому так все и получилось. Так и должно было получиться, иначе просто быть не могло…

Неожиданно кто-то резко дернул Яну за плечо и потащил назад, едва не вывихнув ей руку. Вмиг она обернулась и разъяренно прошипела в совершенно незнакомое лицо:

— Ты что, спятил?

— Ты сама спятила, дура! — возмутился в ответ мужик лет сорока, продолжая крепко держать ее. — Гляди, идиотка, куда прёшь! Ведь чуть под колесо не угодила!

Только теперь Яна пришла в себя и поняла, что стоит на самом краю тротуара, а мимо несется сплошной поток машин, в который она едва не шагнула.

— Ой, спасибо, — пробормотала она Извините…

— «Спасибо, извините», — в полном негодовании повторил ее спаситель. — А если б сшибли тебя? Себя не жалко, так о водителе подумала бы! За тебя ведь как за человека отвечать пришлось бы.

Яна почувствовала, что у нее неудержимо начинают дрожать сначала коленки, потом руки, а потом и губы. Она растерянно смотрела на мужика, читающего ей нотацию, и не могла вымолвить ни слова. Тот, увидев, что бестолковая девчонка сама не своя, понемногу смягчился:

— Да что с тобой? Испугалась, что ли, дуреха? Ну ладно, ладно, чего не бывает. Жива — и хорошо. Ну, пошел я, а то на работу опоздаю, я нынче с обеда выхожу. Только под машину больше не лезь, ага?

— Ага, — шмыгнув носом, кивнула Яна.

Еще пару минут она не могла сдвинуться с места. Уже уехал автобус, под который едва не угодила Янка, разошлись любопытные прохожие, ушёл её спаситель, помахав на прощание рукой. А она все стояла, глядя на проносящийся мимо транспорт. «Ведь какие-то полсекунды — и меня уже не было бы. Интересно, это больно? Наверное, нет. И уж во всяком случае, не страшно, испугаться просто не успеешь. Один шаг — и я не стояла бы здесь сейчас и не думала бы ни о чем. А может, зря этот мужик мне помешал этот шаг сделать? Не думать ни о чем так здорово…»

Яна неуверенно двинулась по тротуару. Постепенно дрожь уходила, чего нельзя было сказать об одной и той же мысли, с бешеной скоростью крутившейся в её мозгу: «Зачем он меня спас? Сейчас я уже ни о чем не думала бы. Не было бы никакой боли, ничего вообще. Ну зачем он вмешался, кто его просил?»

Рано утром, когда Яна ещё не встала или, во всяком случае, не выходила из дома, Максим уже сидел за рулем. Он постоянно зевал, иногда даже подвывая при этом. Выспаться ему не удалось — вернулся он после своих шпионских экспериментов поздно, а встал рано. Ему нужно было успеть к Олегу, пока тот не ушёл на работу. Да и вообще лучше было застать врага ещё тепленьким, только-только из постели. По крайней мере Максу это казалось вполне разумным. Так делали герои детективов, насколько он мог припомнить. Впрочем, еще накануне он мог убедиться в том, что Джеймс Бонд из него если и может получиться, то весьма условный. Ни одного детектива Максим так толком и не смог припомнить, хотя старательно рылся в памяти, желая найти хоть какие-то инструкции к деятельности сыщика или полезные примеры. Но всплывали лишь какие-то обрывки типа «Вы имеете право хранить молчание» или «Назовите себя немедленно». Словом, полная чушь. Приходилось руководствоваться сомнительными подсказками памяти и ещё более сомнительной логикой.

Приняв благое решение поменьше рассуждать и решительно действовать, а потом уже смотреть, что из этого получится, Макс подрулил к пятиэтажке, в которой ночью скрылся «объект». Стараясь не растерять своей решительности и не думать о том, что как-то не совсем удобно врываться с утра пораньше к совершенно незнакомому человеку, Макс поднялся на третий этаж и позвонил. Результата не последовало никакого, хотя за дверью слышались какие-то звуки. Тогда, вспомнив, как в этом случае действуют настоящие герои, Макс прижал кнопку звонка и не отпускал её, пока дверь не распахнулась.

Парень, открывший ему дверь, был облачен в темно-синий халат с золотистыми драконами. Его волосы были тщательно зачесаны назад и блестели — то ли от воды, то ли от геля. Второе показалось Максу более вероятным Оторвавшись от созерцания драконов, он с трудом заговорил:

— Э-э… вы… — поняв, что довольно глупо разговаривать на вы с человеком, которому при необходимости нужно будет и морду начистить, Макс решил не проявлять неуместной вежливости, — ты Олег?

— Да, — немного удивленно ответил парень. — Ты сюда явился в такую рань, чтобы спросить, как меня зовут?

Он, в свою очередь, внимательно рассматривал незваного гостя. Тот молчал.

— Так что тебя сюда привело с утра пораньше?

— Мне с тобой поговорить надо.

— Ну, тогда проходи. Что же в дверях стоять?

Максим должен был признать, что сам он в таких обстоятельствах вел бы себя более агрессивно. В самом деле, приперся с утра незнакомец, разговаривает хамским тоном и вообще непонятно чего хочет. А этот — ничего, даже войти пригласил. Что ж, нечего тянуть. Сейчас он с этим Олегом поговорит!

— Слушай, давай с тобой договоримся по-хорошему.

— Давай попробуем, — неопределенно улыбнулся Олег.

— Отдай кассету.

Казалось, упоминание о кассете нисколько нс обеспокоило Олега. Он лишь удивленно пожал плечами.

— Извини, я не понял, о какой кассете ты говоришь.

— О той, которую ты взял и которая тебе не принадлежит. Я ещё раз предлагаю — давай договоримся добром. Ну зачем она тебе? Ты денег решил на ней заработать? Так неприятностей получишь больше, чем денег, это я тебе могу гарантировать.

— Ненормальный какой-то! — возмутился Олег. — В конце концов, я эту кассету купил. Какие неприятности, о чём ты говоришь?

— У кого купил? — в свою очередь, удивился Макс.

Дело начали все больше запутываться. Если бы Олег продолжал утверждать, что ни о какой кассете он вообще не знает, было бы ясно — нагло врет. А вот у кого он мог ее купить? Ладно, субъект он явно хлипкий, так что пора переходить к решительным действиям. Он схватил парня за отвороты халата и прижал к стене.

— Быстро давай сюда кассету!

Олег испуганно заморгал и согласился:

— Хорошо-хорошо. Бери, раз уж она тебе так нужна.

Он прошёл в комнату, Максим следовал за ним. Достав с полки кассету, Олег протянул её Максу.

— Нет, дай-ка я ее посмотрю. А то подсунешь что-нибудь не то.

— Да ради Бога.

Хозяин сунул кассету в видеомагнитофон. На экране замелькали мужские тела — сначала полуобнаженные, потом и вовсе без одежды.

— Что за черт? — изумился Макс. — Что ты мне за гадость подсовываешь?

— Ну, извини, — развел руками Олег. — Это единственная новая кассета, которая у меня появилась за последние несколько месяцев. И не могу понять, почему она тебя так интересует. Тебя ведь на ней нет, правда? А, понял — там, наверное, кто-то из твоих друзей, вот почему ты так злишься.

— Ещё чего не хватало! — огрызнулся Макс.

Тут до него дошло, что кассета-то самая обычная. А Янкина должна быть профессиональной. Он знал, что «бетакам» меньше размером и на бытовом видаке просмотреть вообще такую нельзя. Однако отступать Макс не собирался, несмотря на смутные подозрения, что как-то все идет не так.

— Ты зачем программу с компьютера стер? — вновь перешёл он в наступление.

— Нет, определенно ты сумасшедший. Какую программу, с какого компьютера? У меня нет компьютера, и я ничего не понимаю в программах.

Тут подозрения Максима приняли более определенные очертания.

— Ты где работаешь?

— Я менеджер в турфирме. А что?

— Ничего. Так тебя зовут Олег?

— Ну да, Олег. Ты же сам знаешь, раз меня сразу по имени назвал. Я подумал, что мы с тобой где-то познакомились.

— Твоя фамилия Кудасов?

Тут парень совсем растерялся:

— Я не знаю никакого Кудасова! Моя фамилия Кириченко.

Совершенно обалдевший Макс не нашел ничего лучшего, как пробормотать:

— Ну, тогда извини.

— Да ничего, — начал откровенно веселиться Олег. — Перепутал, с кем не бывает. Может, кофе выпьем?

— Нет, спасибо. Мне пора.

— Заходи в гости, — радушно предложил Олег.

Он что-то ещё говорил вслед странному гостю. Но Макс, не слушая ничего, уже несся вниз по лестнице, кляня на чем свет стоит свою бестолковость.

Сев в машину, он немного успокоился и решил, что ему необходимо сейчас найти Ольгу Байкову. Поговорить с ней, выяснить судьбу кассеты и при необходимости съездить к настоящему Олегу Кудасову. Так он и сделал. Позвонил на телекомпанию, попросил к телефону Ольгу и через пятнадцать минут уже разговаривал с ней возле входа.

Яна неподвижно сидела на скамейке в каком-то сквере. Она понятия не имела, что этот крошечный скверик, густо заросший неизвестными ей кустами, вообще есть в её родном городе. Как она сюда забрела, Янка тоже не представляла. Просто шла по улицам, глядя по сторонам и не видя при этом ровным счетом ничего. Когда наконец она решила выяснить, куда же её занесли ноги, у неё появилось ощущение, что вокруг вообще незнакомый город, в котором она не бывала ни разу в жизни. Чувство эго было странным, но Янку не встревожило. Ей было просто все равно.

Рядом с ней на скамейку приземлился воробей. Чирикнул, искоса поглядывая на Янку круглым глазом, прыгнул несколько раз и вновь посмотрел на нее, вопросительно склонив голову. Девушка нс реагировала, и воробей, поняв, что ни печенья, ни семечек ему здесь не перепадет, еще раз сердито чирикнул и улетел. Видимо, решил, что эта девица либо не любит птиц, либо очень жадная и склюет сама и свои семечки, и крошки.

«Ну и лети отсюда, — почему-то обиделась Янка. — Мог бы и посидеть рядом». Ей захотелось, чтобы к ней подошел хотя бы какой-нибудь уличный кот или дворняга. Но вокруг не было ни единой живой души. Ее скамейка стояла у самого входа в сквер, по улице шли люди, но никто даже не смотрел на нее. Ну и черт с ними со всеми!

Провожая птичку взглядом, Янка заметила, что на асфальте начали появляться мелкие темные точки. Начал капать дождик. Однако встать и уйти она не могла, её охватило какое-то оцепенение. «Буду сидеть тут, — решила она. — Раз все такие сволочи, то я никуда не пойду. Вот буду сидеть тут до ночи. А потом видно будет».

Она полезла в сумку за сигаретами, и, пока их нашаривала, вновь проснулся телефон. Раз уж рука её в этот момент как раз схватилась за трубку, то почему бы и не посмотреть, это ей надоедает. Яна увидела, что это вновь звонит Максим. «К черту!» — раздраженно решила она, но вдруг подумала, неплохо было бы выложить этому паршивцу все, что она о нём думает. Указать его место на этом свете.

— Я слушаю, — ледяным тоном проговорила она.

— Господи, почему ты нс отвечала! — нс здороваясь, выпалил Максим довольно сердито. — Куда ты пропала? На работе тебя нет, мобильник не отвечает!

— А почему, собственно говоря, тебя это беспокоит? И почему я должна отчитываться перед тобой?

Янке очень хотелось выдержать все тот же тон Снежной королевы, но голос её подвел, откровенно дрогнув. Макс моментально это почувствовал.

— Эй, что с тобой? Что случилось?

— Ничего. Зачем ты мне вообще звонишь?

— Я тебя не понимаю. — Голос Максима, в свою очередь, стал менее теплым.

— И понимать нечего, — фыркнула Янка. — Олечку ты, наверное, очень хорошо понимаешь. С полуслова. Или вообще без слова. Вот ей и звони.

Максим задумчиво протянул:

— Вот теперь, кажется, понял. Только совершенно напрасно ты мне не доверяешь. По-моему, я этого ничем не заслужил.

— Отстань от меня! — выкрикнула Янка и всхлипнула.

— Слушай, я сейчас к тебе подъеду, — встревожился Макс. — Ты вообще где?

— На улице. Ну, то есть в сквере.

— А что ты там делаешь?

— Сижу на скамейке, — дала Яна точный ответ. Правда, с остальной информацией возникли затруднения.

— Хорошо, ты сидишь на скамейке в сквере. Теперь скажи, где этот сквер, на какой улице?

— Откуда я знаю!

— Нормально… А как ты туда попала? Телепортировалась?

— Нет, просто пришла.

Янка окончательно потеряла чувство юмора, а Макс-терпение.

— Ладно, пришла так пришла. Только ты скажи, Бога ради, по какой улице ты туда пришла?

— Говорю же тебе, не знаю.

— Хотя бы район примерно назови. Ну где это — рядом с набережной, с вокзалом, центр это или окраина?

Янка подумала и сделала вывод:

— Это точно не окраина. Потому что я шла от телекомпании и никаким транспортом не пользовалась. Наверное, это где-то недалеко от набережной, потому что я слышу, как пароход гудит. Правда, довольно тихо. Может, мне пойти посмотреть, какая это улица?

Вместо Максима она услышала бесстрастный голос, сообщавший, что её лимит исчерпан. «Да что ж это такое? Ведь сто раз себе с утра напомнила, что надо карточку новую купить! Ну и что теперь делать?» — запаниковала Яна. В отчаянии она кинула в сумку бесполезный теперь телефон и стала лихорадочно прикидывать, что же ей предпринять. Идти на улицу и смотреть ее название? А как она сообщит об этом Максу? Хотя, спрашивается, зачем вообще ей нужно, чтобы он приехал? Он появится, начнет оправдываться, врать, от этого ей станет ещё хуже. Нет, никто ей больше не нужен.

Янка осталась сидеть на скамейке. Теперь одиночество начало путать ее. Это её-то, Яну Соколову, которая ничего в жизни никогда не боялась! До чего же ее довели события последнего времени… А вдруг она сейчас умрет, и ее никто нс найдет долго-долго? Все будут думать, что девушка просто сидит в сквере, ждет кого-то. И поймут, что она мертва, только когда ее тело уже начнет разлагаться…

Неизвестно, куда ещё Янкино воображение завело бы её. Но тут раздался визг тормозов, звук хлопнувшей дверцы машины, и не успевшую ничего понять Яну подхватил на руки невесть откуда взявшийся Максим.

— Да ты вся дрожишь! Зачем ты сидишь тут под дождем? Ну-ка пойдем!

Однако в Янке подняло голову упрямство, смешанное со злостью. Сначала он встречается с Ольгой, потом нагло ей врет, что искал её, а теперь изображает сочувствие и беспокойство. Ну и тип! Вырвавшись из рук Макса, она строптиво заявила:

— Никуда я не пойду! Сажай свою Олечку в свою поганую машину и катай хоть до посинения.

— Господи, какая глупая девчонка, — вздохнул Макс, аккуратно подобрал со скамьи Янкину сумочку и повесил себе на плечо. Потом схватил в охапку владелицу сумки и отнес се к машине. Все так же, не отпуская свою добычу, он открыл дверь и нс слишком деликатно впихнул Янку внутрь. Она хотела было тут же выскочить, но в салоне было так тепло и сухо, что она передумала. Нет, она сначала выскажет все этому уроду, а потом уже уйдет. Навсегда.

Максим уселся на водительское место, закурил сам и предложил сигарету Янке.

— Что с тобой происходит? — серьёзно спросил он.

— А ты не догадываешься? У меня и так в последнее время достаточно неприятностей, чтобы ещё и на тебя нервы тратить. Хочешь с Ольгой встречаться — ради Бога. Но меня ты больше не увидишь. И не звони мне, и не появляйся. Оставь меня в покое.

— Тебе не приходило в голову, что не все вокруг тебя врут? И не все хотят причинить тебе неприятности? И что с Ольгой я встречался с сугубо деловой целью, для того чтобы помочь тебе?

— Зачем?

— Да затем, что мне вовсе не безразличны твои проблемы и я очень хочу тебе помочь.

Яна удивилась. Ей показалось, что Максим говорит искренно, но упрямство и злость вновь победили здравый смысл.

— Ты врешь! Ты такой, как все, и ты врешь, как все! Ты такая же сволочь, как все остальные!

Лицо Макса стало жестким и таким злым, что Яна испугалась. Резко повернувшись к ней, он сказал, стараясь сдерживаться:

— Ты ошибаешься. Далеко не все на свете сволочи. Кроме того, я не такой, как все. Я такой, какой есть. И если тебя это не устраивает, то не буду тебя больше беспокоить. Но вот выслушать меня тебе сейчас придется. Так вот, с Ольгой я встречался для того, чтобы поговорить с ней и узнать, если это потребуется, адрес Олега. Не буду утомлять тебя подробностями, расскажу потом, если тебе это будет интересно. Короче говоря, я узнал у Ольги, сколько она получила от Вихлянцева, съездил к нему, побеседовал и вернул деньги. Потом я поехал к Олегу. Кстати, если тебе интересно, он вовсе не гей, как тебе сказала Ольга. Нормальный парень, только дрянь редкостная. В общем, вот, держи.

Он достал из бардачка и положил Янке на колени ту самую кассету, которая пропала у неё со стола. И единственный вопрос, который пришел ей в голову, был вовсе не самым важным:

— А зачем Ольга такое про Олега наплела? Не верю я?

— Наверное, со злости, — равнодушно ответил Макс. — Если тебе интересно, спроси у неё сама. Меня это не очень интересовало. Куда тебя отвезти?

Яна молчала. Ей вообще не хотелось никуда выходить из уютного салона.

— Тогда домой, — решил за нес Максим.

Возле её дома, остановив машину, он всё так же сухо произнес:

— Извини, если я был чересчур назойлив. Я просто принял слишком близко к сердцу твои проблемы. Кстати, хочу тебе сказать: не нужно думать, что весь мир клином сошелся на твоей работе. Ты думаешь, что если у тебя проблемы на работе, то ты имеешь право на все, что угодно. В том числе и на то, чтобы оскорблять людей, готовых тебе помочь. Всего тебе доброго.

Яна поняла, что пора уходить. Ей смертельно хотелось остаться, но дурацкое самолюбие не позволило. Молча вышла из машины и отправилась к подъезду.

Дома она швырнула кассету на стол и уставилась на неё. «Вот из-за этой дряни весь сыр-бор? Я могу теперь заново смонтировать свою программу, текст у меня остался. Только вот стоит ли это делать? Что-то не хочется…»

Примерно с час она уговаривала себя не думать о Максе. Но при одной мысли о том, что этот человек, который был нужен ей больше всех на свете, потерян теперь навсегда из-за ее собственного невыносимого характера, ее начинало трясти. Что же теперь делать, как жить без Максима? Даже если она позвонит ему сама, вряд ли он простит её.

«Телефон! Это наверняка звонит он!» Яна метнулась к телефону, сшибая всё на своём пути. Снимая трубку, она умудрилась сдернуть аппарат со стены, но поднимать было некогда.

— Да! — радостно прокричала она.

Это был не Максим.

— Послушай, Соколова, — раздался гневный голос Олега Кудасова, — скажи своему ненормальному дружку, что я его в милицию сдам, если он ко мне ещё раз близко подойдёт. Ворвался сегодня как бешеный.

— И отобрал у тебя мою кассету, да? — язвительно спросила Яна.

— Это уже к делу не относится. Он меня чуть не убил! Да еще и голубым обозвал, придурок! Ты сама припадочная, и друзья у тебя такие же. Кстати, быстро ты его нашла. Или он у тебя уже давно на примете был?

— Отвяжись, слизняк, — ласково пропела Яна и бросила трубку.

На этот раз бороться с собой она уже не могла. Набрав номер Макса, она на одном дыхании произнесла:

— Максим, прости меня, пожалуйста! Я совсем не могу без тебя, честное слово!

Не дав ему ответить, она отсоединилась. Вот сейчас он позвонит, и все будет хорошо. Но телефон молчал. «Похоже, всё…» — обреченно подумала Янка.

В дверь позвонили. Открывала Яна довольно неохотно. На пороге стоял Макс.

— Пустишь?

Немного опомнившись, Янка не смогла не поинтересоваться:

— А как ты умудрился так быстро приехать?

— А я никуда и не уезжал. Так и сидел в машине возле твоего дома. Очень хотел подняться, но боялся. Так пустишь?

Янка втащи ла его за руку в прихожую, захлопнула дверь и заявила:

— Только если ты мне раскроешь тайну.

— Какую еще тайну?

— Как ты меня нашёл в том сквере? Я ведь тебе не сказала название улицы.

— Сам не знаю. Я представил, что я — это ты, и мысленно пошел по городу. Только не теряйся больше, ладно?

— Даже не надейся, — повиснув на его шее, прошептала Янка.

Другая страна

Владимир Иванович стоял перед зеркалом, пытаясь подобрать галстук в тон к новому костюму, темно-серому, в тонкую белую полоску. Это давалось ему с большим трудом. Уже трижды, один за другим, он прикладывал к груди все восемь имеющихся у него галстуков, и в каждом что-то его не устраивало. Один не подходил по цвету, у другого полоска не та, а парочку вообще лучше было выбросить. Во всяком случае, так ему сейчас казалось. Отбросив в сторону очередной галстук, на этот раз ярко-красный, Владимир Иванович с грустью посмотрел на свое отражение в зеркале и ещё больше расстроился.

Ему едва-едва за сорок, а на голове волос меньше, чем на груди. Нет, они, конечно, были, но довольно жидкие. Те, что погуще, росли дурацким венчиком, который слишком быстро отрастал сзади и по бокам, приходилось их там часто стричь. В общем, сплошная морока, облысеть бы уж скорее, что ли. А когда-то у него была шевелюра что надо. Темные с каштановым отливом и слегка волнистые волосы до плеч. Мода тогда была такая, под «битлов». Сколько неприятностей он пережил из-за них. И волос, и «битлов». В школу могли не пустить, пока не подстрижешься. Могли вызвать родителей и в их присутствии прочитать лекцию на тему о тлетворном влиянии Запада и недопустимости антиобщественного поведения комсомольца, будущего строителя коммунизма. Слушать идеологов загнивающей буржуазии, то есть «Битлз», и носить длинные волосы было совершенно аморально, антиобщественно и вообще очень-очень плохо. А на улице любой мент мог остановить и прочитать нравоучение о недопустимой длине волос, постепенно подводя неправильную прическу к измене родине. Или не постепенно, а прямо в лоб — это зависело уже от интеллектуального уровня стража порядка.

Но это все были сущие пустяки по сравнению с ребятами из индустриального техникума. От них можно было получить в лоб уже совершенно буквально, кулаком. В этом самом индустриальном техникуме учились ребята после ПТУ, в основном спортсмены. Или, поступив, становились ими — такова уж была специфика этого заведения. Традиции техникума соблюдались свято. С началом каждого учебного года «индустрики», едва темнело, выходили на улицы города на охоту. Коротко стриженная орава человек в двадцать кружила вокруг центрального парка и танцплощадки, высматривая парней, не похожих на них самих. И не важно, чем именно человек отличался от этой обезьяньей стаи — одеждой, наличием очков, речью. Главное, что в нём моментально чуяли чужака. А больше всего «индустрики» любили бить «длинноволосиков» — так называли они тех, кто и в прямом смысле не желал стричься под одну с ними гребенку. Выбрав кандидатуру, шли следом в молчании, так что было слышно только угрожающее шарканье ног. Не обращали внимания на то, один ли парень или с девчонкой. Пожалуй, если с девчонкой — ещё и лучше, приятнее показать свою силу и унизить его перед подружкой. Жертву загоняли к месту потемнее. Там окружали плотным кольцом, и для знакомства парень с длинными волосами получал несколько внушительных оплеух. Когда-то в такую ситуацию попал и Владимир Иванович. Правда, в то время по отчеству его никто называть и не думал.

Глава 1

Та двадцатилетней давности осень была на удивление долгой и теплой. Начало октября, а температура даже ночью ещё не опускалась ниже десяти градусов тепла. По Цельсию. Владимир Иванович тогда учился в десятом классе. Для учителей он был Вовой Туровым, для мамы — Володей, а для всех остальных просто Вовкой. В один из таких самых обыкновенных осенних дней он вернулся из школы, кое-как сделал письменные уроки и решительно плюнул на устные, помыкался по комнате из угла в угол, полистал книгу Джека Лондона про золотоискателей на Аляске. Бросил, включил магнитофон. У Вовки был хороший магнитофон с двумя дорожками и двумя скоростями, девятой и девятнадцатой. Может, скорости были и другими, но припоминались потом всю жизнь почему-то именно эти цифры.

Хриплым голосом под гитарные аккорды и помехи Высоцкий пел про горы и про любовь. Это была хорошая запись. Спекулянт утверждал, что он лично сам писал с концерта, и ему, Вовке, крупно повезло заплатить за всего вторую перезапись несчастную трешницу. Правда, для Вовки и эти три рубля были вполне приличной суммой. Он копил их целых три недели, экономя в школьном буфете на булочках и компоте.

Послушав Высоцкого и подпев ему, не очень старательно копируя хриплый голос певца, Вовка поставил другую запись, на этот раз совсем уж не советскую — «Deep Purple». Изобразив руками под музыку соло на бас-гитаре и широко открыв рот, он взвыл финальные несколько слов на языке, который ему самому казался английским. В комнату заглянула мать с явным испугом на лице, посмотрела на Владимира, на магнитофон и покрутила пальцем у виска. Этот жест означал только одно, а именно психическое состояние ее сына на настоящий момент. И, уходя, сделала резкий рубящий жест рукой, что означало приказ утихомирить дурацкую шарманку Вовка, демонстрируя свою независимость, выждал пять минут, но в конце концов магнитофон все-таки выключил. Слушать музыку тихо было неинтересно, а наушников у него не было.

Пока Володя маялся дурью, на улице начал о темнеть. Хоть и тепло, но все-таки уже осень Он помаялся еще минут двадцать, периодически выглядывая в окно и рассматривая освещенный фонарем подъезд у дома напротив, где обычно собирались его ровесники. Там не было никого, кроме дворника дяди Феди, который отдыхал от праведных дневных трудов, дымя «беломориной» на скамеечке. Вспомнив, что сегодня пятница и все ребята ушли на летнюю танцплощадку, которую из-за теплой осени до сих пор не закрыли, Вовка спешно засобирался. На танцы ему не очень хотелось, да и не слишком-то и любил он эти танцы, но все были там. А сидеть дома — со скуки умрешь.

Открыв дверцу старинного шкафа, оставшегося в наследство от бабушки, материной матери, Владимир с нежностью и умилением посмотрел на висящие там штаны. Целый гол он уговаривал мать сшить ему брюки клеш — чтобы внизу отвороты и шириной не меньше сорока сантиметров. Мать долго сопротивлялась, ссылаясь на отсутствие денег, что в общем-то было правдой. Они жили вдвоем на сто двадцать рублей оклада инженера-строителя проектного института и алименты от отца, двадцать пять рублей. А штаны у Вовки имелись, и не одни, а целых двое, не считая школьной формы. Поэтому ни с того ни с сего шить ему новые брюки мать никак не соглашалась.

Весной они пришли к соглашению: Владимир без троек заканчивает учебный год, идёт работать и шьет себе или покупает все, что его душа пожелает. Может купить себе хоть сто пар штанов, но только на самостоятельно заработанные деньги. Если их, конечно, хватит. Ну, на сто не на сто, а вот на заветные брюки клеш и хорошую рубашку Вовка заработал, да еще и матери купит торт. Большой, бисквитный, с розовыми кремовыми розочками и зелеными листиками. Заработал он эти деньги честным трудом — знакомый матери устроил Володю на стройку учеником электрика, с окладом аж восемьдесят рублей.

Отпахав месяц и получив семь красненьких десяток и еще замызганные рубли (какую-то сумму вычли на неведомый Вовке налог), он тут же помчался к знакомому спекулянту, купил у него черную в крупный красный цветок импортную рубашку и ещё целый месяц мотался в магазин «Ткани». Вовка очень хорошо представлял себе свои будущие брюки и подкидал, когда завезут материал нужной ему фактуры и цвета. А после ждал целый месяц, когда их сошьют. И наконец, после двух примерок именно сегодня, в пятницу, он получил их. Сшили удачно. Так, как он видел их в своих мечтах. Клеш от бедра и ширина внизу почти сорок сантиметров. Он хотел сорок, но портные где-то ошиблись, и ширина была тридцать девять. Было обидно, но, решив, что это не столь существенно и со стороны не видно, Вовка немного успокоился. А всем он будет говорить, что ровно сорок. Он не Валька с Андреем, которые сняли штаны на перемене, в классе, и стали мерить, у кого ширина клеша больше. А после передрались, и их на неделю выгнали из школы «за недостойное поведение».

Покрутившись у большого зеркала, гордо именуемого матерью «трюмо», новоявленный обладатель шикарных брюх остался очень доволен своим видом.

— Мам! Я гулять! — проорал Вовка под дверью в комнату матери и по-быстрому смылся, чтобы не слышать возражений и нотаций о вреде курения, ставших в последнее время традиционными перед его выходом на улицу. Вообще-то по-настоящему он ещё не курил. Скорее, делал это за компанию. Прикуривал сигарету, втягивал в рот немного кисловато-горького дыма и старался не дышать несколько мгновений. Особого удовольствия Вовка в этом не видел, да и сигареты денег стоили, но не отставать же от приятелей.

Выйдя из подъезда, Вовка остановился и шумно, с блаженством втянул в себя вечерний осенний воздух с привкусом сухой листвы. Постояв минуту-другую и мысленно выбирая маршрут, он направился в сторону проспекта Кирова, среди молодежи именуемого «Брод». Такие местные бродвейчики были, наверное, во всех городах Советского Союза.

Вечером улицы города менялись. Исчезала постоянно спешащая толпа с озабоченными лицами, тетки с авоськами, пенсионеры, шастающие из одного магазина в другой в поисках туалетной бумаги, сливочного масла (крестьянского, а не распадающегося в мелкие крошки бутербродного) и, если уж дико повезет, докторской колбасы, за которой готовы были стоять насмерть. Даже слух о том, что в магазин могут завезти колбасу, способен был создать очередь невероятной длины, перегораживающей тротуар. И никакие силы нс могли сдвинуть с места этих вцепившихся друг в друга, боящихся потерять своё место в очереди людей. Слухи о том, что где-то что-то будут давать, гнали людей с авоськами то туда, то сюда. А уж пенсионеры — те назубок знали все магазины своего большого города, многочисленные и одинаково пустые.

С наступлением сумерек по ярко освещенным центральным улицам неторопливо дефилировали стиляги с девушками в мини-юбках. Здесь вступала в действие старинная поговорка — «себя показать, людей посмотреть», — которой следовали буквально до мелочей. Выходили сюда не просто прогуляться, а продемонстрировать свой прикид и обсудить прикид каждого встречного. Явиться на проспект одетым в костюмчик, пошитый местной швейной фабрикой, равнялось моральному самоубийству. В моду входила джинса, но ещё не успела завоевать господствующие позиции. Все-таки не Москва. Пусть город очень большой, но все равно провинция.

Подойдя к ресторану «Европа», Володя привычно скользнул взглядом по исторически-архитектурной ценности середины девятнадцатого века — одноэтажному зданию с мансардой, решил зайти. В мансарде располагалось что-то похожее на приличную пивную. Вход туда имелся с улицы отдельный, и посетителей в ресторан поплясать не пускали, разве что по знакомству или за полтинник швейцару. Полтинник в то далекое лето означал монетку в пятьдесят копеек, а отнюдь не полсотни рублей или уж тем более долларов. Слова «доллар» вообще вслух не произносил никто, кроме гневно клеймящих капиталистический «мир наживы и чистогана» политических агитаторов — сроки за спекуляцию валютой были одними из самых суровых в советском Уголовном кодексе. Но и тот, давний полтинник, считался деньгами для советского человека.

В пивной официантом работал парень из соседнего дома по кличке Муха, образовавшейся, как водится, из фамилии. Поднявшись по деревянным, темным от времени, стертым посередине и очень скрипучим ступеням винтовой лестницы, Вовка попал в небольшое помещение, заставленное почти вплотную столикам и на четырех человек. Муха носился по залу, ловко лавируя между столиками, с полным подносом пивных кружек в правой руке и не первой свежести вафельным полотенцем, переброшенным через согнутую в локте левую руку.

Увидев приятеля, Муха приветственно мотнул головой и, прокричав что-то в сторону раздачи сквозь гул голосов, направился в его сторону.

— Твои были с час назад, — проинформировал он Володю о его друзьях, — по кружке выпили и ушли. Сказали, пойдут на пляски. В Дом офицеров.

Круглая и плоская, как блин, морда Мухи расплылась в хитрой улыбке, узкие глаза превратились в щёлочки. Помолчав пару секунд и подмигнув, он добавил:

— И Танька твоя с ними была.

— Она не моя, — буркнул, как бы оправдываясь, Вовка.

Муха отчего-то совсем развеселился и засверкал глазками.

— Да ладно, ладно — не твоя! Сам видел, как ты к ней ныряешь, как только её мамка и батя на работу уходят. Как она? Ничего? — Муха, поставив поднос на краешек свободного столика, изобразил руками недвусмысленный жест. — Может, поделишься по-товарищески? А?

У Вовки сжались кулаки, а на щеках выступили багровые пятна. Увидев это, Мухин заржал в голос и поспешил успокоить его:

— Да шучу я, шучу. Не нужна мне твоя Танька.

Все-таки сделал, подлец, ударение на слове «твоя». Володе было одновременно и приятно, что наличие у него девушки отмечают старшие ребята, и почему-то стыдно. Да и в самом деле, какая там «его»! Так, просто знаком он с Танькой с самого детства, вот и всё. Правда, она девчонка ничего, да сам Вовка ей, похоже, тоже нравится.

— Пиво хочешь? Угощаю! — радушно предложил Муха.

— Не-е-а, неохота. Я пойду.

Пива Володя не любил. Он не понимал, что находят в нём остальные. А ему самому совершенно не нравился горьковатый привкус, да и голова становилась какой-то тяжелой, а мысли — вязкими и тягучими. То ли дело лимонад! И вкусно, и в голову не ударяет. Но ведь не признаешься в этом приятелям, засмеют. Хотя, может, многие из них тоже на самом деле лимонад предпочитают.

— Ну гляди, дело твое, — махнул рукой Муха. — А я смотрю, ты прикид сменил. Ничего… Правда, клеш уже из моды выходить начинает. Щa джинсы «Левис Страус» в почете, слышал про такие?

— Слышал, — неохотно ответил Володя.

— Я уже скандыбачил себе денежку на них. Мне Борюсик, морда фарцовская, уступить обещал. Всего за сто двадцать. А на базаре полторы сотни, да eщё всучит цыганье одну штанину. Ищи их потом, свищи. Помнишь, как мне на базаре шарф втерли? Во-о Ну, бывай! Пива не хочешь? Ну, бывай! — тараторил Мухин.

Выйдя на улицу, Вовка вздохнул с облегчением. Совсем заговорил его Муха. И откуда столько слов берется у человека? И главное, как ловко перескакивает с одной темы на другую. Ему бы так. А то вечно приходится молчать в компании — не хочется что-то не то ляпнуть, особенно если девчонки рядом. Засмеют потом и заподкалывают.

И вообще Муха удивительный человек. У него чутье волчье на деньги. И в кабак он пошёл из-за чаевых. Они в три раза больше, чем его сторублевый оклад. Да и работает неделю, и отдыхает тоже неделю. Вовкина мать на своей работе пашет за сто двадцать, так у неё ведь профессия, образование высшее, пять лет на инженера училась. А тут в свои восемнадцать лет какой-то Мухин, шестерка в пивной, зарабатывает столько, что никакому инженеру не снилось. Любит Муха денежки, и они ему полной взаимностью отвечают. Вот только с шарфом мохеровым он по жадности своей прокололся.

Приехал Мухин на базар. Нашёл цыган, которые шарфами торгуют, — у них подешевле. Сторговался с одной цыганкой, у которой ещё дешевле товар был, чем у всех. Цыганка перед ним шарф уж вертела-вертела, и к щеке Мухе прикладывала, предлагая оценить нежность и мягкость шерсти. Шарф Мухину понравился. Расплатился он с цыганкой. Та ему шарф на шею надела и пакет цветастый, английскими буквами расписанный, в карман сунула. А когда Муха домой приехал и решил получше рассмотреть шотландскую обновку, сильно удивился грубо зашитым дыркам в шарфе. Да и шерсть при повторном осмотре оказалась какая-то не та, что на базаре. В общем, втюхали ему ношеное старье, настоящего мохера и не видавшее. Муху такое обстоятельство сильно расстроило, деньги он зря тратить очень не любил, но сильного ущерба его финансам происшествие не причинило. Через неделю он уже щеголял в новом шарфе. Вовке о таком только мечтать приходилось. Скорее бы уж школу окончить, работать пойти, а учиться можно на вечернем. Хотя нет — в армию заберут. В армию идти не хотелось. Лучше на дневное отделение поступать, а уж если не получится — тогда сначала в армию, а потом уже и на вечернее можно. Правда, институт Вовка пока не выбрал, особых талантов и пристрастий у него не было. Но времени на выбор ещё оставалось вполне достаточно. Можно, к примеру, в политехнический пойти. Тогда надо в школе в этом году на математику с физикой приналечь…

Занятый своими мыслями, Вовка брел го тротуару, не обращая внимания ни на что, пока не наткнулся на какое-то препятствие. Попытался его миновать, но не удалось. Он вновь натолкнулся на что-то мягкое и упругое. Потряс головой и увидел, что препятствием была девушки с широко раскрытыми от удивления глазами.

— Вот чумной! — произнесла незнакомка певуче, с какими-то непривычными интонациями.

— Извините, задумался, — как-то неуверенно ответил Вовка.

Они продолжали стоять и смотреть друг на друга с интересом. Девушка не пыталась уйти, а Володя — отойти в сторону и уступить ей дорогу. Непонятно, сколько прошло времени, пока они так изучали друг друга. Вовка чувствовал себя неловко, а в то же время к горлу подступал приступ смеха. Того радостного, безудержного смеха, который он испытал давным-давно, в детстве, когда мама подарила ему новенький двухколесный велосипед.

— Меня Владимиром зовут, — неуверенно произнес Володя, боясь, что его первое самостоятельное знакомство на улице этим и закончится. Не будет же такая красивая девушка разговаривать с первым встречным, который к тому же едва не сшиб её с ног.

Поправив прядь темных волос, упавшую на глаза и, наверное, мешающую как следует рассмотреть парня по имени Владимир, девушка улыбнулась.

— Ну вот, ещё один влюбился! — И тут же, словно испугавшись чего-то, добавила торопливо и негромко: — А меня зовут Оксана.

Вскоре они уже вдвоем шли по улице, украдкой поглядывая друг на друга. Вовка болтал не умолкая, удивляясь самому себе — слова брались непонятно откуда. Оксана слушала с легкой улыбкой и больше молчала. И все же Володя узнал, что его новая знакомая его ровесница, живет в Краснодарском крае, а сюда она приехала к сестре, которая учится в педагогическом институте. Мама разрешила ей прогулять несколько дней в школе ради этой поездки. Cестру Оксана не застала, поскольку ту вместе со всем курсом услали куда-то в колхоз «на картошку» и приехать она должна была только через неделю. Вот и всё, что Вовка узнал про Оксану, даже фамилию спросить постеснялся, неудобно так сразу было. Да и к чему она ему, эта фамилия, когда с ним рядом такая удивительная девушка, совершенно не похожая ни на Таньку, ни вообще на знакомых девчонок.

Остановилась Оксана в гостинице, и билет назад у не ё был только на послезавтра. Это известие обрадовало и одновременно огорчило Владимира. Впереди было целых два дня! Или всего два дня? И пожелает ли Оксана встретиться с ним завтра? Ладно, решил Володя, рано ещё мучиться этими вопросами. Главное, что такое замечательное знакомство состоялось. Всё-таки, оказывается, он везучий — в большом городе совершенно случайно натолкнуться на такую девушку! Главное ведь, что и он, и она могли миновать место встречи несколькими секундами раньше или позже и никогда в жизни не встретиться. А они встретились. Судьба?

Ребята гуляли по набережной, слушая легкий плеск воды о каменную стену. Смотрели на освещенный двойной цепочкой фонарей длинный мост через реку. Сидели на лавочке возле воды, наблюдая, как изгибается и пляшет отражение огней в чёрной ночной воде. Владимир накинул на плечи Оксаны свою куртку, не желая слушать робкие возражения девушки, и как можно солиднее и внушительнее заявил, что ему ничуть не холодно и даже жарко. И к холодам он привычен. И вообще он мужчина. Стесняясь самого себя и тихо радуясь тому, что в темноте не видно залившей его теки краски, он попросил Оксану дать ему руки, чтобы он мог их согреть. К его удивлению, девушка молча протянула руки. Вовка грел их в своих ладонях, эти нежные девичьи руки, и был бесконечно счастлив.

Вдруг Оксана испуганно посмотрела на него. Испуг в её глазах быстро перерастал в ужас.

— Господи! Я тут сижу спокойненько. А времени-то и не знаю! Меня ж в гостиницу не пустят! Они там предупредили, что после двенадцати швейцар закроет двери и никого не пустит.

Времени оказалось уже начало двенадцатого, и ребята поспешили в гостиницу. Хорошо, что до неё было минут двадцать ходьбы спокойным шагом. Правда, Вовка предпочел бы идти до гостиницы до самого утра.

Простились они у дверей. Договорились встретиться завтра, часа в два. Володя хотел раньше, даже мысленно планировал прогулять школу. Но Оксана сказала, что очень устала после дороги и такого длинного дня и хочет выспаться. Кроме того, совершенно незачем Володе прогуливать. У него самого было на этот счет совершенно иное мнение, но настаивать он не стал.

Сразу отправляться домой Вовка не хотел. Ну не мог он после такого волшебного вечера вот так взять и потащиться домой, как будто просто возвращался с обычных танцулек или посиделок на лавочке в соседнем дворе. Ещё с час он бесцельно прошатался по городу, не узнавая ни одной улицы. Наконец, опомнившись, парень понял, что пора все-таки отправляться домой. У своей двери Вовка достал ключ и начал примериваться — как бы потише всунуть его в замочную скважину. Внезапно дверь распахнулась — его поджидала мать. Было видно, что она зла и недовольна поздним приходом сына. Однако так ничего и не сказала, просто внимательно посмотрела в глаза сыну, вздохнула и ушла к себе.

Оказавшись в скучной квартире, где ему был знаком каждый уголок и каждый гвоздик, Вовка сразу затосковал. Ну как вообще можно существовать в такой комнате, в таком городе, где нет девушки по имени Оксана?! Да и не может эта волшебная девушка жить обыкновенной скучной жизнью, где все просыпаются в семь часов от звона будильников. Потом они расползаются на работу, а после своих контор и заводов несутся по магазинам, возвращаются домой, едят одну и ту же еду, смотрят одну и ту же программу «Время» и отправляются спать — чтобы на следующее утро вновь услышать жестяной дребезг будильников. И он сам, Вовка, может стать таким же скучным муравьем. Впрочем, не «может», а «мог бы». Еще вчера мог бы, еще сегодня утром. А вот теперь не может, потому что у него есть Оксана. С ней нельзя быть скучным и обыкновенным. Он станет геологом или уедет работать куда-нибудь в заповедник, на Байкал или на Сахалин, а может, и на Памир. Будет ходить в зеленой брезентовой штормовке и тяжелых горных ботинках, будет читать много книжек, отрастит бороду и, может быть, начнет курить трубку. А главное — с ним будет Оксана. Обязательно будет, потому что жить без нее Вовка теперь никак не сможет, ради нее он и станет таким — с книжками и бородой.

Вовка невольно взглянул в зеркало, как будто хотел узнать, какой смотрится с бородой. Однако проза жизни взяла свое — будущий таежник понял, что дико проголодался, и быстренько наварил себе картошки, поскольку яиц в доме не оказалось. Отрезал большой кусок чёрного хлеба, бросил на него хвост селедки и всё проглотил, почти не жуя.

В своей комнате он долго шатался из угла в угол, подпрыгивал и издавал какие-то странные звуки. Разговаривал то сам с собой, то с Оксаной… Застелив постель, он ещё долго ворочался, не в силах заснуть. В конце концов, окончательно свернув простыню в жгут, Володя лёг на спину, закинув руки за голову, и решил продумать завтрашнюю встречу с Оксаной. Как к ней подойти, как поздороваться, что сказать… Это ведь очень важно, поэтому необходимо было продумать все до слова и до минуты. На первой же минуте он и заснул, причем приснился ему почему-то дворник дядя Федя, всю ночь нудно выговаривавший ему по поводу опрокинутой накануне скамейки.

В школу Вовка, конечно, опоздал. Хотел вообще не идти, но подумал, что чем-то нужно ведь заполнить огромную пропасть, простиравшуюся до заветных двух часов. Влетел он в класс с последней трелью звонка, шлепнулся за парту и уставился в окно. На его рассеянную физиономию моментально отреагировала физичка:

— Туров, к доске.

Володя продолжал сидеть, подперев щёку рукой и мечтательно глядя в окно.

— Туров, ты что, меня не слышишь?

Обидчивая физичка с досады даже пристукнула кулачком по классному журналу, бережно облаченному в пухлую рыжую обложку. Естественно, Вовка схлопотал «пару», что нимало его не расстроило. А на перемене к нему подошла Танька. Вот это уже была неприятность посерьезнее двойки. Ни с какими Таньками — впрочем, как и с Аньками, Ленками и прочими Светками — общаться Володя никак не хотел. Все они были сейчас для него на одно лицо, надоедливые жужелицы в юбках. А девушка на свете была только одна, и звали её Оксана.

— Здорово, жених! А ты чего вчера не вышел? Я тебя ждала-ждала, а ты не вышел. А после мы пошли к Мухе, а потом на танцы. Клёво было! Я с Лешкой танцевала! Ну чего ты молчишь?

— Ничего, — промямлил Вовка. Господи, скорее бы она отвязалась! Лучше бы он сегодня все же прогулял школу…

— Как это ничего?! — возмутилась Татьяна. — И ты меня не ревнуешь! Ах ты, гад! — И довольно сильно стукнула Вовку маленьким кулачком в грудь.

Он недоуменно пожал плечами и потёр ушибленное место. «Пигалица белобрысая, от горшка два вершка, а как больно бьется», — равнодушно подумал он. Ни вины своей, ни какой-то там неведомой ревности Вовка почему-то не чувствовал. Ну, танцевала она с Лехой, ну, тискались они в темноте — и что с того? Мысленно Вовка сравнил Оксану с Танькой. И внезапно понял, что, если бы Леха посмел пригласить танцевать Оксану, то он разорвал бы его в клочья. Причем Оксана на такого дебила, как Леха, и не взглянула бы. Она не такая, она красивая и умная. Не то что Татьяна, которая только о парнях да о танцульках и думает.

С Танькой Стебловой они были знакомы жутко давно, почти что с самого рождения. Вместе их выгуливали в колясках матери, вместе они ходили в один садик. И вместе пошли в одну школу и в один класс. А лет в тринадцать, подражая старшим ребятам, обжимались по подъездам или целовались то у Вовки, то у Татьяны, пока родителей дома не было. Вовка особого удовольствия при этом не испытывал, даже как-то неловко было. Но одновременно с неловкостью приятно было ощущать себя почти взрослым.

Танькина мать при появлении Владимира звала дочь словами: «Танюша! Жених пришел». Ей вторила и Вовкина: «Володя, к тебе невеста пожаловала». Сейчас все это, и в особенности один вечер в Татьяниной квартире, казалось глупым и противным до отвращения. Хорошо ещё, что тогда её мать вовремя вернулась, хотя сама Танька и злилась потом жутко. Ну как бы он теперь мог в глаза Оксане посмотреть?

На Володино счастье, прозвенел звонок на второй урок. Повезло вдвойне, это была контрольная по математике. Можно было спокойно сидеть за партой, никто его не трогал и не вызывал к доске. Главное — хоть что-то писать или хотя бы делать вид, что пишешь. Ну, а что получишь потом за контрольную, это уже дело десятое и на данный момент совершенно неактуально. Вовка машинально царапал ручкой но бумаге, а вечером математик долго удивлялся, глядя па странные каракули в тетради Владимира Турова.

Отбыв урок как повинность. Вовка смылся из школы и вновь принялся бродить по улицам Он спокойно пережил бы и остальные уроки, и вызовы к доске, но вот перемен, когда к нему вновь привязалась бы Татьяна, он вынести нс мог. К часу дня он вернулся домой. Переодевшись и перекусив бутербродами с холодным чаем, выгреб оставшуюся от летних заработков десятку — вдруг Оксана захочет что-нибудь, а у него в кармане ни копейки, как у сопливого пацана. В половине второго Володя уже стоял у дверей гостиницы, с трудом переводя дыхание после бега. По дороге ему почему-то показалось, что если он просто пойдет, а не побежит, то обязательно опоздает и больше никогда не увидит Оксану.

Покрутившись минут десять у входа, с надеждой вглядываясь в открывающиеся двери, каждую секунду напряженно ожидая появления Оксаны, Вовка поймал себя на мысли — неплохо было бы купить цветы. Это была странная идея. До сегодняшнего дня цветы он дарил только матери надень рождения и класса до пятого учителям первого сентября.

Вспомнив, что рядом, на углу, бабушки торгуют садовыми цветами, Володя сорвался и галопом полетел туда. На ходу он бубнил себе под нос, уговаривая Господа, в которого он не верил, чтобы милиция не разогнала старушек. Ему повезло, он купил букет нежно-фиолетовых мелких астр. Такие очень любила его мама и называла их «октябрятами». Мама постоянно, при соответствующем случае говорила ему: «Женщины очень любят, когда им дарят цветы». А он всегда этого стеснялся. Идти по улице с цветами, да ещё и дарить их! Полагается, наверное, ещё и слова какие-нибудь при этом говорить, а вот со словами у Вовки дела всегда обстояли неважно… Но почему-то теперь он не думал ни о каких словах.

Ещё издалека он увидел стоящую на ступеньках гостиницы Оксану. Спрятав цветы за спину и сбавив шаг, Вовка старался унять частое дыхание. Не хватало ещё подлететь к девушке, как конь на ипподроме! Оксана тоже увидела его и пошла навстречу.

— Здравствуй, Володя! Я почему-то боялась, что ты не придешь. Наверное, потому, что очень хотела, чтоб ты пришел, — просто сказала она.

— А я думал, что ты… Это тебе! — сбивчиво пробормотал Вовка и протянул девушке цветы. Преодолев смущение, он добавил: — Я тоже хотел тебя видеть, очень. Еле дождался. А ещё я очень хотел, чтобы ты мне приснилась.

— Ну и как, получилось? Приснилась? — лукаво поинтересовалась Оксана.

Володе почему-то сразу стало с ней легко и свободно, как и вчера. Ухмыльнувшись, он выпалил неожиданно для самого себя:

— Не-а! Вместо тебя мне наш дворник приснился!

— Так ты тогда должен ему цветы подарить, а не мне! — звонко расхохоталась Оксана, закинув голову и сверкнув белыми зубами. — Только ты уж тогда ему другие раздобудь, а эти я не отдам!

Отсмеявшись, Вовка предложил Оксане придуманную им на уроке математики программу. Всё было принято безоговорочно. Единственная поправка, которую внесла Оксана, — заход в гостиницу, откуда она хотела позвонить домой. Это нужно было сделать вечером, а потом можно было вновь отправляться куда угодно.

Первым пунктом в Вовкиной программе стояло небольшое симпатичное кафе, основным достоинством которого было очень вкусное мороженое. И располагалось оно очень удобно — прямо рядышком с большим городским парком, куда Володя собирался повести девушку после кафе. По старинным аллеям парка отлично было бы побродить вдвоем, да и аттракционы ещё не закрылись.

По дороге Вовка вновь исподтишка рассматривал Оксану. Делать это открыто он стеснялся, вот и поглядывал искоса, вроде бы случайно, но очень внимательно. Она была высокая, доставала макушкой до уха долговязому Владимиру. Не худющая, как Танька-заморыш, стройная и крепкая. Темные волосы при каждом шаге волной, ложились ей на плечи, а под распахнутой легкой светлой курточкой серый джемпер туго обтягивал высокую грудь. Юбка выше колен не стесняла её движений, Оксана легко шагала по тротуару, с удовольствием подставляя лицо прохладному осеннему ветерку и нс обращая внимания на взгляды встречных мужчин. Особенно нагло на неё пялились молодые парни года на два-три постарше Владимира.

Перехватив очередной масленый взгляд прошедшего навстречу мужика, Вовка ощутил приступ злости. Это его девушка, она идёт с ним, так какого черта пялиться на неё?! В морду кому-нибудь дать, что ли? Неудобно перед Оксаной, подумает, что он псих чокнутый. Наверное, это и была та самая ревность, о которой говорила Танька. Никогда раньше он не мог понять, что это за чувство такое, а вот теперь просто лопался от злости, что кто-то смеет хотя бы посмотреть на его девушку. Впрочем, увидев на лице встречного пацана, примерно своего ровесника, явную зависть, Володя слегка успокоился и приосанился. Вот и пусть завидуют! Конечно, на Оксану всегда будут смотреть, потому что она такая красивая и необыкновенная. Но идёт-то она с ним, с Вовкой Туровым!

— Что с тобой? — вдруг прервала молчание Оксана.

— Ничего, — выдавил из себя Володя.

— Ну как это ничего? Ты молчишь всё время, злишься почему-то. Что-то не так?

Нет, всё-таки она удивительная девушка! Вроде и не смотрела на него, а сразу заметила, что с Вовкой что-то творится. И как с ней все легко и просто… Можно не придумывать, о чем говорить, не стараться казаться умным. Да с ней, с Оксаной, и без толку прикидываться, она всё равно моментально поймет, какой ты есть на самом деле. А раз так, то нечего и врать. И Вовка честно ответил:

— Ты знаешь, и так злился, что на тебя все парни глазеют.

— А теперь не злишься?

— Ну, немножко… Только я понял, что на такую красивую девушку всегда будут смотреть, поэтому и злиться глупо.

— И правильно! — ласково погладила его руку Оксана. — Ведь я же с тобой, правда?

— Ага! — только и смог выдавить Володя и отчаянно закивал. Он просто задохнулся от нахлынувшей на него волны небывалого счастья.

Глава 2

Целый день они бродили по городу, болтали без умолку, перебивая друг друга. Посидели в кафе, поели мороженого — Вовка выбрал с шоколадом, Оксана — с абрикосовым джемом. Потом, в полном соответствии с программой, отправились в парк. Вот только Вовка, пока придумывал этот план, и мечтать не мог, что им будет так хорошо. Хотя ничего такого особенного они не делали, тысячу раз Вовка бывал в этом парке и не знал, что это самое чудесное место на земле. Ходили по аллеям парка, нарочно шурша сухой осенней листвой. Кидались желудями, которые щедро рассыпали по земле двухсотлетние дубы. Кормили с рук лебедей и уток, мирно плавающих в извилистых длинных прудах. Покатались на трех каруселях, пожалели, что закрыт автодроме маленькими электромобильчиками. Походили по комнате смеха, задержавшись дольше всего у обычною зеркала. Точнее, это Вовка задержал там Оксану. Хотел рассмотреть получше, как они выглядят вместе. Оказалось, что рядом с Оксаной и сам Володя выглядит очень даже ничего. Вернулись к прудам, покатались на лодке по пруду и, немного устав, решили прокатиться на колесе обозрения — посидеть и отдохнуть, пока оно сделает круг.

Когда «чертово колесо» пошло вверх, Оксана немного испугалась. Она крепко прижалась к Владимиру и ухватилась за его руку. А тот, секунду помедлив, обнял девушку за плечи. Оксана посмотрела ему в глаза и внезапно сказала, очень тихо:

— А знаешь, мне никто никогда не дарил цветов. И парня у меня никогда не было.

Произошло это на верхней точке движения их кабинки. Вовке показалось, что колесо оторвалось от земли и поплыло в прозрачном осеннем небе. Он решился и поцеловал Оксану сначала в щеку, потом в смешной маленький носик, потом нежно прикоснулся к алым, слегка приоткрытым губам. Оксана не сопротивлялась, только плотнее прижималась к Владимиру.

Сошли с колеса они оба, чуть пошатываясь. Болтать ребятам расхотелось. Возвращались они молча, крепко держась за руки. Первой заговорила Оксана, уже на порядочном расстоянии от парка. Немного смущенно она произнесла:

— Ты знаешь, а я есть хочу…

— И я тоже! — обрадованно подхватил Володя. — Жутко хочу есть, только я стеснялся об этом сказать.

— И я стеснялась. Ой, Володька, какие мы с тобой глупые!

— Пошли, — решительно скомандовал Владимир. — Тут рядом столовая.

В столовой, в которую их загнало чувство голода, были одни слипшиеся пельмени. Почему-то в те времена пельмени всегда были слипшимися в один серый комок, а начинка в них напоминала всё, что угодно, кроме мяса. Но и это блюло, в другое время вызывавшее тошноту, показалось необычайно вкусным. Как и компот из сухофруктов с каким-то песком на дне.

Ребята едва вспомнили, что Оксане нужно позвонить домой и сказать родителям, что билет у нес на завтра. И о том, что не застала сестру, и о продуктах и деньгах, которые оставила кастелянше общежития. Та обещала обязательно передать, взяв с Оксаны за беспокойство три рубля. Оксана была девушкой разумной и самостоятельной не по годам, но вот посоветоваться с родителями все же было необходимо. Может, они велят забрать все назад, а потом кто-нибудь из них съездит к старшей дочери сам.

У гостиницы Оксана остановилась. Володя предполагал, что подождет её на улице, но девушка взяла его за руку и потянула за собой. Вовка от неожиданности растерялся, но послушно пошел за подругой. Прошмыгнув мимо швейцара, занятого важным делом — чтением газеты, они поднялись на второй этаж.

В гостиницах Владимир ещё ни разу в жизни не был. Комната. в которой остановилась Оксана, была небольшой и, как показалось Володе, весьма уютной. Лучше, чем его собственная комната дома. В ней было всё, что нужно человеку для нормальной жизни. Телевизор, холодильник, шкаф для одежды, стулья и довольно широкая кровать. Удобства, если нужно (так выразилась Оксана, и Вовка подивился её умению не стесняться вещей обыкновенных, но которых почему-то многие стесняются), находились тут же, за дверью.

— Как ты сюда попала? — поинтересовался Володя. — Мне казалось, для того, чтобы попасть в гостиницу без старших, должно быть восемнадцать лет, а тебе шестнадцать?

— Семнадцать скоро. А в гостиницу, если хочешь знать, вообще не попадёшь, хоть тебе сто лет будь, — фыркнула Оксана. — Вечно мест нет, только по брони для командированных или по блату. Но вообще-то ты прав, одного в гостиницу могут поселить только совершеннолетнего.

— А ты как — по блату? Ты ж не в командировке!

— Ага, по блату, — подтвердила Оксана. — У нас тут родственник один живет, дальний.

— Где — тут? В гостинице?

— Да нет же, глупый! — засмеялась девушка. — В вашем городе. Он работает шофером в этой гостинице, вот по знакомству меня сюда и поселил, без регистрации.

Володе стало любопытно, и он спросил:

— Чего ж тогда ты у него не остановилась, если он родственник?

— Да он нам седьмая вода на киселе, хоть я его дядей зову, — махнула рукой Оксана. — Да и живет с ребенком и женой у её родителей, в маленькой однокомнатной квартире. У них жить негде, а свою квартиру он не получил пока. Вообще-то мы думали, что я у сестры в общежитии поживу, это можно, если коменданту заплатить немножко. А её нету. И главное, билетов назад на вчерашнее число тоже не было, а поезд не каждый день. Вот дядя Саша и устроил меня сюда на три дня под свою ответственность. Ну, посиди пока тут, а я пойду позвоню.

За окнами уже сгущались ранние осенние сумерки, и, уходя, Оксана зажгла маленькую лампочку над кроватью. Она горела неярким светом, создавая таинственный полумрак. Володе жутко не хотелось уходить, и он твердо решил: пока Оксана сама не попросит его, он не уйдет. Да и вообще, сейчас совсем ещё не поздно, и они же договаривались погулять ещё после звонка Оксаниным родителям. Вот он и будет ждать, а потом они отправятся куда-нибудь ещё. Хотя, по правде сказать, никуда идти Вовке было неохота. От целого дня блужданий по городу уже гудели ноги. А главное — здесь, в этой комнате, было так уютно, тихо, так хорошо без посторонних взглядов. И он обязательно опять поцелует Оксану, как только та вернется!

Вернулась девушка минут через пятнадцать, которые Вовке показались вечностью. Он встал навстречу Оксане с твердым намерением обнять её, но от неожиданного стука в дверь оба вздрогнул и. Стук повторился, и Оксана побежала открывать дверь.

— Оксанка' Ты что там, спишь уже, что ли?

— Нет, дядя Саша, не сплю.

— Ну-ну. Я зашёл сказать, что завтра не смогу тебя проводить, в командировку гонят, за новой машиной. Так уж ты как-нибудь сама. Петьке привет и матери с бабкой кланяйся, а мы в том году в отпуск к вам приедем. Скажи, и Людка моя им привет передает. А сеструха твоя к нам каждую неделю забегает. Так своим и скажи — ежели что, всегда поможем. С деньгами там или ещё что. Ну ладно, пошёл я. А то Людка, поди, с ума сходит. Десятый час уже, задержался я сегодня.

Дядя Саша в комнату не заходил, разговаривал с Оксаной в дверях, так что Вовка слышал только его голос. Оксана закрыла за ним дверь и, вернувшись, села напротив Владимира.

— Знаешь, я так не хочу, чтобы ты сейчас уходил. Давай ещё посидим, а? Тебя родители ругать не будут? Мне никогда не было так хорошо и интересно с парнем. Наши ребята другие. Обкурятся анаши — знаешь, что это такое? И стараются затащить в темный уголок. Лапать. Я не хожу с ними, мне противно.

— У меня одна мама, отца я почти не помню, он ушёл от нас. Мне лет пять было, — откровенно рассказал Володя то, о чём обычно старался не упоминать. — А мама у меня привычная, беспокоиться не будет. Я ж не маленький уже. Мы с ребятами иной раз до двенадцати гуляем. К тому же сегодня суббота, завтра в школу нё идти, могу и задержаться.

Про другую причину позднего прихода домой, Татьяну — Вовка благоразумно предпочел умолчать. Впрочем, теперь эта причина отпала. Ни за что в жизни он не будет теперь гулять с Танькой и уж тем более целоваться с ней.

— Поцелуй меня. Как там, на колесе, — как будто прочитала его мысли Оксана.

Вовка вскочил и ринулся к ней, Оксана тоже поднялась со стула. Никто из них так и не понял потом, как очутились они на широкой кровати и чья рука выключила маленькую лампочку…

Утро наступило неожиданно быстро.

— Ты знаешь, если мои родители узнают, — приподнявшись на локте, задумчиво протянула Оксана, — отец меня убьет. У нас не принято до свадьбы… с мужчиной. Только ты не думай, не бойся, я ни о чем не жалею. Потому что ты мне понравился сразу и я очень, очень люблю тебя.

— Это ты не бойся, — поцеловал Вовка ее ухо. — Не бойся, я поеду с тобой и скажу твоим родителям, что люблю тебя и хочу на тебе жениться.

— Глупый! Нам ещё школу надо окончить. И тогда жениться. Вот смешно — десятиклассники свадьбу играют!

— Можно учиться и жить вместе. У меня. У нас с мамой две комнаты, и нам моей хватит. И мама у меня хорошая, она тебе понравится, и ты ей тоже.

— А на что мы будем жить? Ты про это подумал? Не может же твоя мама нас кормить и одевать.

— Я работать пойлу, а учиться буду в вечерке. Мой знакомый так учится и работает на заводе. А я на стройку могу пойти работать, я там летом работал уже. Оксана, ты мне только верь! Я всё сделаю, чтобы мы были вместе и чтоб тебе было хорошо!

Они заспорили, как нужно поступить после всего, что было между ними. Оксана предпочитала всё скрыть от родителей до окончания школы, а потом уже пожениться. Вовка категорически возражал. Он не хотел отпускать от себя Оксану ни на один день.

— Мы сейчас оденемся и пойдём ко мне, я тебя познакомлю со своей мамой. И все ей скажу!

— Нет, Володя, — мягко, но решительно возразила девушка. — Мне нужно ехать домой. А сейчас я должна отдохнуть перед дорогой, у меня поезд сегодня, ты не забыл? С мамой ты меня познакомишь в следующий раз, когда приеду. Я должна к этому подготовиться. Понимаешь, я боюсь чуть-чуть… Я зимой обязательно к тебе приеду. На зимние каникулы. И ты будешь учить меня кататься на коньках и лыжах. А сейчас ты иди, мне нужно немножко одной побыть. Понимаешь?

Нехотя Володя уступил. Они решили, что теперь он пойдет домой и успокоит маму, а через час вернется. В десять они выйдут из гостиницы и поедут на вокзал. Вовка проводит Оксану. Про себя он решил, что сейчас ему не уговорить девушку, но ведь они будут писать друг другу письма, и Оксана обязательно согласится приехать ещё до зимних каникул.

До дома Вовка бежал. Было страшновато — что скажет мать? Ведь ещё ни разу в жизни он не исчезал на всю ночь. Перед дверью в квартиру он остановился, переведя дыхание, и, немного успокоившись, нажал на кнопку звонка. Дверь ему почему-то открыла Танька. Володя сморщился, как от недозрелого лимона. Татьяна эту гримасу заметила, ей поведение приятеля не понравилось. Мало того, что где-то прошлялся всю ночь неизвестно с кем, так теперь еще и рожу кривит.

— Ну заходи. И где это ты был, мне интересно?

— А тебе какое дело? — огрызнулся Вовка на Танькин вопрос. — Что ты вообще тут делаешь?

— Как это какое дело? — окрысилась Танька. — Я жду его, волнуюсь! И мама твоя, Лидия Васильевна, себе места не находит. За сердце хватается. Кстати, я здесь для того, чтобы её успокоить, раз уж тебе до матери дела нет. А он ещё огрызается. Мы тут ночь не спим, а он… Сволочь ты, Вовка!

— Это моё дело и матери, и ты тут ни при чём! Если сволочь, то и нечего тебе тут делать, топай домой. Чего ты к сволочи явилась?

— Вова, как тебе не стыдно! — Лилия Васильевна появилась сразу, как только словесная перепалка начала переходить в скандал. — Таня права, ты должен объяснить нам, где ты был. Ещё час — и мы стали бы звонить по моргам. Больницы мы уже обзвонили.

— Хорошо. Пусть она уйдет, и я всё расскажу. Тебе. Кстати, мне обязательно нужно с тобой серьёзно поговорить.

— Нет. Таня, как и я, не спала всю ночь. И до сих пор глаз не сомкнула. Всех твоих друзей обзвонила, а у кого нет телефона, обошла. Она не чужой нам человек и имеет право знать, где ты был!

— Хорошо, пусть слушает, ей полезно, — обозлился Вовка. Действительно, пусть Татьяна послушает, хоть лезть к нему перестанет. — Так вот, я встретил девушку и на ней женюсь!

— Глупостей не говори. Ты миллион девушек ещё в жизни встретишь.

— Ага, таких, как Танька, что ли? Не нужна мне такая.

Татьяна влепила Владимиру пощечину. Заплакала и уткнулась в грудь Лидии Васильевне. Та гладила ее по голове, стараясь успокоить. Потом внимательно посмотрела на сына.

— Успокойся, Танюша. Так бывает у мужчин. Встретят какую-нибудь вертихвостку и голову теряют. Только все это ненадолго, пройдёт через неделю-другую. Успокоится и уляжется. Ну ты посмотри на него — тоже мне, жених нашёлся. С незаконченной десятилеткой. Сам потом приползет к тебе прощения просить.

— Ни к кому я не приду, и прощения мне не у кого просить. И никто мне никогда не будет нужен, кроме неё. И вовсе она не вертихвостка! А вы, вы… Отвяжитесь вы все от меня! А ты, мама, сама на своей Таньке женись, если уж она тебе так нравится!

Владимир, не найдя, что ещё сказать, хлопнул дверью. До этого он никогда не позволял себе таких поступков. Злость и обида кипели в нем. И это его мать, единственный родной человек! Раньше она старалась его понять, а теперь такие глупости говорит! Почему она позволила себе так назвать его Оксану, не зная о ней ничего? Все, решено. Он уезжает вместе с Оксаной. Нет, не так. Неизвестно ещё, как отнесутся к его появлению родители девушки, а уж со своей родной матерью он сумеет помириться. Он сейчас зайдёт за Оксаной и уговорит её пойти к нему. А мать увидит её и сразу поймет, что была не права. Она не сможет не понять его, увидев Оксану. Ведь лучше девушки на свете просто нет и быть не может!

Свои часы он забыл у Оксаны, и ему пришлось спрашивать время у прохожего. Нужно было торопиться, чтобы успеть уговорить Оксану отправиться к нему домой и чтобы до поезда еще оставался запас времени. Поняв, что нужно спешить, Владимир решил сократить расстояние и пройти более коротким путем. Свернув за угол, он оказался в узком проулке, заваленном битым кирпичом и ломаными досками. С одной стороны проулка была глухая кирпичная стена, с другой — забор стройки. Вообще-то ходить здесь было довольно опасно, местная шпана вполне могла отобрать деньги или даже раздеть. Захаживали иногда сюда и «индустрики». Эти могли начистить морду просто так, из спортивного интереса. Вовка избегал здесь появляться, однако теперь решил: «Ничего, проскочу».

Не проскочил. На полпути услышал за спиной тихую ругань и злой окрик с требованием остановиться. Оглянувшись, Володя увидел человек десять — пятнадцать, догонявших его. Единственным правильным решением в этой ситуации было бежать. Тогда был бы хоть какой-то шанс избежать столкновения — хотя, честно говоря, довольно слабенький. Но он зачем-то остановился и стал ждать неизбежной драки. Вовке показалось: если сейчас он трусливо побежит, то всю жизнь будет жалеть о минутной слабости и не сможет больше уважать сам себя. А главное — его не сможет уважать Оксана.

Его окружили плотным полукольцом и прижали спиной к стене. Парни были до удивления похожи между собой — коротко стриженные, мускулистые, наглые, с тупыми злобными лицами. «Индустрики», — обреченно понял Вовка.

— Ты чё бежишь, пацан? Тебя по-хорошему просили остановиться, а ты? Ты чё, нас не уважаешь? — гнусаво, врастяжку проговорил самый высокий, узким лицом с острым носом напоминающий крысу.

— Что…

— Нс перебивай старших! Слушай, что тебе говорят! Знаешь, кто мы?

Вовка утвердительно кивнул. И посмотрел прямо в глаза говорившему. Он сейчас не боялся ничего.

— Смотри, Шило, наглец какой, а? Чё ты глаза лупишь? А? Волосы для кого растил? Ты кто — хиппи или баба? Стричься надо, детка, стричься. Или денег на парикмахерскую нет? Так мы тебя щас сами человеком сделаем!

Он ещё долго говорил, пытаясь внушить Владимиру, что такой длинноволосой сволочи и жить на свете нельзя, да и незачем. Так он зудел, пока кто-то из стоящих сзади через головы не передал говорившему портняжные ножницы. Тот, взяв их в руки, защелкал прямо перед Вовкиным носом. Владимир оттолкнул от своею лица руку наглеца с ножницами и шагнул прямо на толпу, пытаясь прорваться сквозь кольцо.

— Отвали, крыса! — бросил он в лицо высокому.

В него вцепилось сразу с десяток рук. Отбросили назад, к стене. Кто-то завопил:

— Братцы! Он нас, «индустриков», не уважает?! Бей гада?

Одновременно несколько кулаков врезались в лицо, грудь и живот Владимира. Он постарался ответить, сунув с силой кулак в толпу. Оттуда взвыли. И снова на Вовку обрушились удары. Его сбили с ног. Держали руки и ноги, схватили за волосы и стали стричь. Остригли и разом отпустили. Отошли, предварительно посчитав своим долгом пнуть ещё по разу.

Вовка вскочил, держа в руках невесть откуда-то взявшуюся толстую палку. Теперь он не боялся уже ничего, его захвата и понесла багровая волна дикой ярости. Уже через мгновение идиотский смех его мучителей прекратился, кто-то заорал от боли, за ним второй. Толпа отхлынула, но не разбежалась. Откуда-то визгливый женский голос — закричал: «Милиция! Милиция!» Это последнее, что услышал Вовка. Кирпич угодил ему прямо в лицо.

Вовке снился странный сон. Он идёт по какому-то узкому, сырому и мрачному ущелью, а вокруг горы. И вдруг он снимает, что если он не перелезет через них, то навсегда останется в этом жутком темном провале. И тогда Володя начинает карабкаться по скалам все выше и выше, цепляясь за выступы и трещины Он лез на самую высокую и острую вершину, которая пряталась в тяжелых свинцовых облаках, и был уже очень высоко, когда силы стали оставлять его. Держался из последних сил, но руки ослабли и отцепились. Он полетел вниз, его крутило и кувыркало и все что он мог — это кричать. И Вовка закричал. Когда ему стало ясно, что сейчас он долетит до самого низа и разобьется, зажмурил глаза. Кто-то подставил руки, поймал его в свои объятия и шепнул: «Ничего не бойся, я с тобой». Володя точно знал, что это Оксана, даже не видя ее. Он понял, что спасен. Теперь нужно было посмотреть на Оксану — ведь он так давно её не видел. Вздохнув с облегчением, он открыл глаза.

Вокруг был полумрак. Только довольно далеко на потолке желтым мутным светом светила лампочка. Никакой Оксаны не было. Вообще никого рядом не было, голова дико болела. И кто такая эта Оксана, которая спасала его во сне? «Напился я, что ли, вчера с ребятами?» — вяло подумал Вовка. Как-то раз его напоили старшие ребята во главе с Мухой, и наутро было очень плохо. Но сейчас боль была гораздо сильнее. Он дотронулся до виска рукой и наткнулся на какую-то марлю, плотно обмотанную вокруг головы. Бинты, что ли? Это ещё откуда и зачем?

— Ну что, очнулся, парень? Это хорошо. Теперь точно жить будешь! — Над ним склонился какой-то старик в пижаме и поднёс к губам Владимира чашку. — Попей, легче станет.

Парень потянулся к чашке губами, и холодная вода, вкуснее которой не было в мире ничего, смочила сухие потрескавшиеся губы и такой же сухой язык, почему-то ставший огромным и едва помещавшийся во рту.

— А где Оксана? — с трудом прошелестел Вовка.

Почему-то ему показалось, что Оксана должна быть рядом, и этот старик видел её и знает, кто она.

Старик наклонился, едва не прислонившись к Вовкиному лицу большим волосатым ухом.

— Чего-чего?

— Оксана…

— А, девчонка эта? Так она ушла. Спи, утро скоро. И все к тебе придут. И Оксана твоя придет. А чего ж ты про девку-то вспомнил, а про мать — нет. Она вся тут извелась. Эх, молодежь! Кто ж тебя так покалечил? Поди, из-за девки изуродовали мальца…

И старик исчез. Но Вовка долго ещё слышал его бормотание где-то неподалеку о людях-зверях и о том, что во времена молодости этого дела такого безобразия не было. Под дедов негромкий голос Вовка припомнил, что действительно, мать же к нему придёт. У него есть мама, и наверняка она очень из-за него переживает. Но он же живой, вот он, лежит себе на кровати, только голова бинтами завязана. Но главное — к нему приходила Оксана, и завтра он её увидит! Это почему-то очень обрадовало Володю, хотя он не слишком хорошо помнил, кто такая Оксана и как она выглядит. Помнил только, что она — самый главный, самый лучший для него человек.

Наутро пришли два санитара и вместе с кроватью перекатили его в другую палату. А ещё через какое-то время пришла мать. Вовка её узнал сразу и порадовался, что память окончательно не потерял. Мама молча держала его за руку и тихонько плакала, а Володя хотел ей сказать, чтобы она не плакала, что всё хорошо, и не было сил произнести ни слова. Только когда мать собралась уходить, он разлепил спекшиеся губы и прохрипел:

— Мама… не плачь…

— Не буду, не буду, сыночек. Лежи, отдыхай, а после школы к тебе Танюша забежит.

— А Оксана… где?

Мать с тревогой взглянула на сына:

— Какая Оксана?

— При-хо-ди-ла… — едва выговорил он такое длинное слово.

— Да никто к тебе не приходил, кроме меня и Тани. Не видела я никакой Оксаны.

Значит, дед перепутал… Это была Танька. От расстройства Володя и сам хотел заплакать, но решил не расстраивать и без того убитую мать. Плакал он позже, ночью, в темноте, размазывая слезы по щекам.

На следующий день к нему явился пожилой милиционер, долго расспрашивал о случившемся и старательно записывал односложные ответы. Вовке было все равно, найдут ли тех парней, которые напали на него. Какая разница?

Дни в больнице тянулись однообразно. Приходила Танька, которая несказанно Володю раздражала, но прогнать он её не мог из вежливости, а больше — от бессилия. Приносила школьные задания и яблоки. Болтала без умолку, рассказывая что-то про школу и друзей. Было скучно, но Володя её почти не слушал. Хорошо, что откровенное хамство сейчас можно было списать на болезнь.

Постепенно он вспомнил всё. И, лёжа без сна по ночам, мечтал: выйдет из больницы и обязательно найдет Оксану. Он ей всё объяснит, она поймет его и простит за то, что не пришел проводить. Оксана всё всегда понимает. Он любит её, он жить без неё не может и обязательно разыщет её. Это будет несложно, несмотря на то что фамилии Оксаны он так и не узнал. Но у неё тут сестра, у неё родственник в гостинице работает — они обязательно расскажут, как найти Оксану. Главное — поскорее выздороветь и выписаться из больницы.

Но выписали Владимира только в феврале. У него долго ещё кружилась голова и не проходила противная дрожь в руках и коленках. Розовый скошенный шрам, длиною сантиметров восемь, шел через висок по краю глаза до середины щеки. Из-за него внешность Владимира стала как у благородного разбойника или средневекового воина — так, печально вздохнув, пошутила мама. Несмотря на её опасения, шрам внешности сына не обезобразил. Даже прибавил мужественности, хотя и сам Володя, и его мать предпочли бы обойтись без так дорого доставшегося «украшения». А в школе было ребята попробовали пошутить по поводу несоответствия внешности и мягкого характера Владимира, но получили такой отпор, что стало ясно: изменилась не только внешность, но и характер.

В марте, когда раны на голове полностью зарубцевались и волосы немного отросли, Владимир пошёл в ту гостиницу, где останавливалась Оксана и где работал её родственник. Толстая кудрявая администраторша гостиницы отказалась давать постороннему парню с подозрительным свежим шрамом хоть какие-то сведения, но, уступив его настойчивости, всё же посоветовала сходить к директору. В конце концов, может, ему действительно очень надо, вот пусть директор и решает: говорить что-то или нет. Директор долго делал вид, что не понимает, о чём спрашивает Владимир. Однако, глядя на его измученное лицо и тоскливые глаза, неожиданно сжалился и дал адрес водителя Александра Бойко, уволившегося два месяца назад.

Голова у Володи еще немного кружилась, но он быстрым шагом, почти бегом, поспешил к дяде Саше. Сейчас он спросит у него адрес Оксаны — ведь не может же он не дать адреса? Володя напишет Оксане, объяснит, что произошло и почему он так неожиданно исчез, а дальше все будет отлично. Будет кто, и Оксана непременно приедет к нему. И они поженятся. Это Владимир решил совершенно твердо. Поженятся, а потом будут жить так, как захочет Оксана. Захочет, чтобы он поступал в институт — поступит, в любой. Захочет уехать куда-нибудь — они уедут. Он сделает всё, чтобы Оксане с ним было хорошо. И она всегда будет с ним, а это в Володиной жизни самое главное.

Уткнувшись в грязно-зеленый забор, Владимир недоуменно сверился с бумажкой, на которой был записан адрес. На месте дома теперь был огромный котлован, огороженный забором. Никаких признаков жилья. Ревели экскаваторы, одна за другой выезжали машины, полные земли.

Постояв немного, Владимир отправился на другой конец города, в справочное бюро. Паспорт он уже получил, так что теперь ему без проблем должны были дать новый адрес дяди Саши — ведь теперь он знал его фамилию. Правда, год рождения он мог назвать лишь очень приблизительно, но ничего. Пусть даже Александров Бойко в городе немало — он обойдет всех и найдет того самого дядю Сашу. Ради того, чтобы отыскать Оксану, Володя был готов шагать пешком до Владивостока. И дальше, если понадобится. Но в справочном бюро его ждало очередное разочарование. Никаких данных на жителей сломанного дома там ещё не было. «Это так сразу не делается, — объяснила женщина в окошечке. — Вот пропишутся они по новым местам, из паспортных столов к нам данные поступят, тогда и мы их на свои карточки занесем. Через полгодика ещё раз зайдите». Владимир предпринял ещё массу способов поисков, но и они все закончились ничем. Через полгода он вновь явился в справочное бюро, но результат был нулевой. Четыре адреса Александров Бойко подходящего возраста он получил и добросовестно все их обошёл. Дяди Саши среди них не было. Вернее, все они для кого-то были дядями Сашами, но вот шестнадцатилетней родственницы по имени Оксана, из-под Краснодара, ни у кого из них не имелось. Похоже, дядя Саша вообще уехал из их города.

Цепочка оборвалась, и шансов найти Оксану у Владимира практически не осталось. После всех неудач он замкнулся в себе и стал жить какой-то обособленной, только ему понятной жизнью. Впрочем, и сам Володя нс слишком хорошо понимал, как и зачем он живет.

Глава 3

Оксана ждала Володю долго, едва не опоздала на поезд.

Сначала все прихорашивалась перед зеркалом, затем села за стол и просто стала ждать, изредка посматривая на часы. На Володины часы, те, которые он второпях позабыл. Было еще слишком рано, чтобы Володя успел вернуться, но Оксана почему-то начала беспокоиться. Странно — никогда в жизни она с таким нетерпением не поджидала парня. Впрочем, она сказала правду, постоянною парня у неё ещё никогда не было. Зато теперь есть. Заботливый, внимательный, одновременно немножко смешной и трогательный… Чувствовалось в этом Володе что-то не совсем обычное, то, что есть далеко не у всех ребят. Оксане казалось, что этот мальчишка готов идти за ней на край света и сделать ради неё всё, что угодно. Как все-таки здорово, что она пошла именно по этой улице, да ещё так вовремя — ведь встретились они совершенно случайно. Хотя нет, не случайно! В свои почти семнадцать лет Оксана уже твердо была уверена: судьба есть, и если уж что в жизни суждено, так тому и быть. Можно пройти мимо собственной судьбы, не использовать шанс, который она тебе даёт, но даст она его обязательно. Вот эта встреча на большой улице незнакомого города и есть её шанс, в этом Оксана не сомневалась.

Только вот шанс этот в лице долговязого парня с внимательными серыми глазами почему-то опаздывал. Пора уж было Володе и вернуться, теперь он уже явно запаздывал. Оксана подождала ещё минут пять, показавшиеся ей вечностью, затем вскочила со стула и принялась ходить из угла в угол по небольшому гостиничному номеру, всё ускоряя шаги. Резко остановившись, она вновь взглянула на часы и постаралась вычислить последний срок, до которого можно было ждать без риска опоздать на поезд. Прошло и это время, потом ещё десять минут. У неё оставалось ещё немного денег, можно было взять такси до вокзала. Значит, можно подождать ещё пять… нет, десять минут.

На улице Оксана всё оглядывалась, вертела по сторонам головой, медлила, стоя рядом с машиной. В руке она крепко сжимала дешёвенькие часы. В конце концов недовольный таксист буркнул:

— Девушка, ты или садись, или чемодан свой забирай, а мне посреди улицы стоять некогда!

Может быть, Володю что-то задержало и он придёт прямо на вокзал, к поезду? Проводница загнала в вагон последних пассажиров, прикрикнула на Оксану. Всё. Никакой надежды не осталось.

Как только проводница собрала билеты, Оксана залезла на свою верхнюю полку, отвернулась к стене и тихо заплакала. Она никогда больше не увидит Володю… Но что же могло случиться? Он не захотел проводить её и вообще не хочет больше ее видеть? Не похоже. Нет, такого просто не может быть. Наверное, всё-таки что-то случилось. А она теперь даже не сможет узнать, что произошло — она не знает ни адреса Володи, ни его фамилии. Господи, ну что она за дура — ведь можно было всё это узнать заранее, дать ему свой адрес, а не откладывать это на последний момент.

Ехать нужно было почти двое суток. Ни на секунду Оксана не заснула и была совершенно измучена. Часа за три до своей станции девушка попыталась взять себя в руки. Что случилось, то случилось — она уже не могла ничего изменить. От второй бессонной ночи и слёз глаза покраснели, под ними появились синие круги, а по лицу пошли неровные пятна. Оксана дождалась своей очереди в туалет, там умывалась долго и старательно, стараясь по возможности смыть холодной водой следы переживаний. Умывшись, вышла в тамбур и встала у входной двери, наблюдая через опущенное окно за мелькающим пейзажем и мучительно соображая, что ей делать дальше. Родителям ни о чём она рассказать не могла, да и смысла в этом не было ровным счетом никакого. Но что-то дальше надо делать. А что? Жить по-прежнему? Окончить школу, поступить в какой-нибудь институт, выйти замуж? Господи, да за кого? За одного из тех грубиянов, которые прохода не дают ей на родной улице? Нет уж, спасибо…

— О чём грустишь, красавица?

Оксана не сразу поняла, что это обращаются к ней. Она вообще не заметила, как в тамбуре появился кто-то ещё. Услышав повторно вопрос, она повернулась к чрезмерно любопытному незнакомцу:

— Вы ко мне обращаетесь?

— А к кому же ещё! Кроме тебя и меня, в тамбуре никого нет. Ну-ка, давай посмотрим. Ау, кто здесь есть? Никого! Ты куда едешь-то?

Оксана молчала. Загорелый парень с хорошо накачанными мышцами, в полосатой майке, спортивных штанах и в голубом форменном берете десантных войск. Этот залихватский головной убор очень глупо смотрелся при такой одежде. Незнакомец улыбался во весь рот и пристально рассматривал Оксану. Его простоватое круглое лицо было приветливым и немного нахальным.

— Ну что молчишь? Я вот, к примеру, армию отслужил, домой еду. В ВДВ служил, десант — это тебе не хухры-мухры! А ты куда, красавица, путь держишь? Слушай, а поехали со мной! Вот матери радость — сын из армии с готовой невестой приедет, искать не надо, свататься. — Парень тарахтел без умолку. — Ты сама-то откуда? Я вот из…

Говорливый десантник оказался земляком Оксаны, жил в селе рядом с её родным небольшим городком. Она ему об этом не сказала, но вот своё имя назвать пришлось — парень не отставал, а в душное купе возвращаться не хотелось.

— Так как же тебя все-таки зовут? — в десятый раз спросил он.

— Ксения. — Девушка впервые представилась «взрослым» именем. Легкое весёлое «Оксана» уходило в прошлое.

— А я Виктор, Витька, Витек! — ещё радостнее заулыбался десантник. — Ну так что, Ксюха, поедешь со мной? По глазам вижу, что поедешь! У меня мамка хорошая, научит тебя борщ готовить. Ух, как я борщ люблю! И чтоб мяса в тарелке вот такой шматок! У нас скотины полон двор. — Виктор стал загибать пальцы, перечисляя, сколько и какой скотины держат его родители. — Мы хорошо живем, честно! Поехали со мной. Приедем — батя бычка забьет, в город на базар свезем, продадим. Тебе платье купим, мне мотоцикл с коляской, буду тебя катать, чтоб все завидовали…

Он тараторил без умолку. По всей вероятности, Витьке было совершенно не важно, что ответит ему симпатичная попутчица. Для него главное было — поговорить.

— Ну что, поедем?

У Оксаны на миг мелькнула дикая мысль: «А что, может, и правда согласиться? Вот если б он из другого города был… Господи, о чем это я вообще?!» Она мотнула головой, отгоняя дурацкие мысли, и прервала речь парня короткой фразой:

— Дай закурить!

Такого Оксана от себя никак не ожидала. Она никогда в жизни не курила, даже не пробовала, и начинать не собиралась. Слова эти почему-то выговорились сами.

Парень сначала оторопел, а после протянул пачку сигарет с надписью «Стюардесса». Оксана достала сигарету, вспомнила, что делал при этом отец, помяла её в пальцах и велела:

— Спички дай!

Парень оторопело зажег спичку и, бережно прикрывая согнутой ладонью слабый огонек, протянул удивленно:

— А ты, оказывается, вон какая… бывалая…

Оксана лихо втянула в себя дым и надрывно закашлялась от первой в жизни затяжки. В глазах заплясали яркие точки, резко вспыхивая и медленно угасая.

— Эй, эй, что с тобой? — испугался попутчик. — Не умеешь курить, так нечего за сигарету хвататься!

Откашлявшись, Оксана бросила сигарету прямо под ноги парню со словами.

— Да пошел ты! — и, развернувшись, ушла сама.

Дома, на се счастье, никого не было. Брат в школе, отец на работе, а мать ушла на базар. В привычной, знакомой до последнего гвоздика обстановке Оксана немного успокоилась. Хорошо, что у неё было время прийти в себя и никто не бросился с расспросами о том, как она съездила. На столе лежала записка, рекомендующая греть и есть борщ. Есть не хотелось, да и вообще делать ничего не хотелось. Оксана бесцельно бродила по дому. Полы, что ли, помыть? Да ну их… Нашла в столе коробочку, положила туда Вовкины часы и спрятала их на полке в своей комнатке — за книги, подальше от любопытных глаз. Села к окну и задумалась. Как жить дальше, что ей теперь делать? Решение пришло как-то само собой. Оксана поняла, что оставаться дома она не может, и решила: нужно уезжать. Окончит в этом году школу и уедет.

Она не заметила, как наступил вечер. Домой все явились почти одновременно, Оксану затормошили, потащили за стол. Она почти ничего не ела, лишь вяло болтала ложкой в тарелке да обкусывала корочку от ломтя черного хлеба. На расспросы родных о том, как поживает её старшая сестра, отвечала бессвязно, а то и вовсе невпопад. Мать забеспокоилась, не заболела ли дочь.

— Не знаю, — проговорила Оксана. — Голова что-то… Устала, наверное.

С этого дня у неё всё шло кувырком. Она не могла забыть Володю, как ни старалась это сделать. Запрещала себе думать о нём, но надолго этого запрета не хватало. Оксана очень изменилась, стала замкнутой, нелюдимой и вспыльчивой. Подруги, поначалу пытавшиеся её растормошить, натыкались на жёсткий отпор и постепенно просто перестали с ней общаться. Оксана этого почти не заметила. Ей было всё равно, единственное, что занимало её мысли — сможет ли Володя найти её. Она то верила в это, как в чудо, то впадая в отчаяние.

Как-то на перемене Оксане стало плохо, она потеряла сознание. Очнулась в больнице, где и провела неделю. На второй день пребывания в больничной палате Оксана уже знала, что с ней, и не удивлялась тому, что никто из родных не приходит её навестить. Она удивилась бы, если б они пришли — семья её была строгих правил.

Однако её возвращения из больницы дома ждали. Более того, к нему готовились. Приехала в разгар учебного года даже Ольга, старшая сестра. Отец, чьей любимицей всегда была Оксана, молча сидел за столом чернее тучи. Мать плакала. Сестра тоже украдкой вытирала глаза, а младший брат старался не смотреть никому в лицо.

— Ну и кто этот негодяй? — сухо начал отец. — А, дочка? Может, познакомишь с зятьком дорогим? Или сама не знаешь, с кем нагуляла? Позор! На всю семью позор! Так вот, дочка, моё тебе родительское слово. Или ты нам мужа законного приведешь и отца ребенка, или езжай рожать отсюда подальше и с пащенком не возвращайся. Нам такого позора не надо. Весь город узнает, пальцем тыкать станут. У Петра Кацубы дочь проститутка! Дитя нагуляла, в подоле притащила!

Оксана стояла ни жива ни мертва, уставившись в пол, и беззвучно плакала.

— Ну что ты молчишь! Умела грешить, умей и ответить. Не хочешь сама, дай мне его адрес. Я этого жеребца быстро за узду и в стойло.

— Нет у меня адреса, — едва слышно шепнула Оксана.

— А имя у него есть? Хотя на кой хрен нам его имя, — горестно махнул рукой отец. — Ладно, дочка. Сделанного не воротишь, теперь надо думать, как дальше быть. Горе ты нам принесла немалое, но всё ж мы родители твои, поможем. Значит, будет так. Ты уезжай к мамкиному племяннику в Полтаву, там и родишь, и школу вечернюю окончишь. Потом возвращайся, мужа мы тебе найдём, можешь не беспокоиться. А пащенка — в детдом, чтоб и духу его тут не было! Это наше последнее слово, и другого разговора у нас с тобой не будет. Иди, собирайся. Завтра и поедешь.

Оксана взглянула на отца, на мать и поняла, что другого разговора действительно не будет. Молча повернулась и ушла в комнату, быстро покидала в чемодан вещи, бережно уложила на самое дно коробочку с часами. Пройдя мимо оторопевших родных, вышла за дверь. Ни объяснять что-то, ни оправдываться, ни пытаться что-то изменить она не собиралась За спиной вскрикнула мать, раздался голос отца:

— Оставь! Одумается и вернется.

До самой темноты Оксана бродила по знакомым с детства улицам, таская с собой тяжелый чемодан и прячась от немногочисленных прохожих. В душе были лишь горечь и пустота. Она знала местные нравы и всё же нарушила их. Но ведь это всё-таки ее родители, её семья! Могли же как-то поговорить, поддержать. Она ведь и сама хотела уехать, можно ведь было решить всё по-хорошему! Оксана вспомнила злое слово «пащенок», несколько раз брошенное отцом, и поняла, что договориться с родителями не сумеет. Да, наверное, и не захочет. Никто не заставит её избавиться от ребенка! Она обязательно родит малыша, сына. И конечно, назовет его Владимиром. «Володя, Вовка…» — повторяла она беззвучно, одними губами, и от этого имени ей становилось легче.

Как-то само собой получилось, что она оказалась на железнодорожном вокзале. Села на лавку, не зная, что делать дальше. Возвращаться она даже и не думала, уехать не могла — не было денег. О деньгах-то она и не подумала, поспешно швыряя вещи в чемодан. На душе было тошно, болела голова, гудели уставшие ноги. Оксана сама не заметила, как заснула. А пробудилась от того, что кто-то потрогал её за плечо. Открыв глаза, увидела милиционера и узнала его.

Сержант Федор Пинчук был их соседом и знал Оксану с самого рождения. Почти силком он затащил её к себе в дежурку. Попросил своего коллегу уйти, поил девушку чаем и долго с ней разговаривал. Почему-то ему Оксана рассказала все без утайки, ничего не скрывая и не стесняясь. Федор как мог утешал её, но врать не стал. Сказал, что она своего Володю при таких скудных данных найти сможет разве что по чистой случайности, да и он её тоже. Конечно, чего только в жизни не бывает, но сидеть сложа руки на вокзальной скамейке в ожидании чуда не стоит. Лучше он пойдёт и поговорит с её отцом, постарается убедить его быть помягче с дочерью.

Вернулся Пинчук расстроенный, но не один, а с Ольгой. Та уговаривала её вернуться домой, сетовала на то, что так не вовремя их курс загнали в колхоз — если бы сестра застала её в общежитии, то нс пошла бы бродить по городу и ничего бы не случилось. Винила себя за то, что уехала в колхоз и сестра её не застала. А сейчас лучше всего вернуться домой и сделать так, как хочет отец. Ну по крайней мере переночевать дома, а потом уехать в Полтаву, а что уж там делать — видно будет. Но Оксана не отвечала ни слова, только яростно мотала головой. Поняв, что уговоры не действуют, сестра попросила с часок подождать и никуда не уходить.

Появилась она даже раньше, чем через час. Принесла документы и деньги. Опять плакала и уговаривала вернуться, говорила, что отец сам переживает, но у него характер такой. Надо как-то смириться, перетерпеть, а потом всё сладится и будет хорошо.

Деньги Оксана с благодарностью взяла, но Ольгу попросила даже не пытаться её уговаривать. Она уже всё решила и домой не вернется. Проводила сестру до автобусной остановки, попрощалась с ней и пообещала вернуть деньги, как только устроится на новом месте. Всхлипнув ещё несколько раз, Ольга вошла в подъехавший автобус и долго ещё махала Оксане рукой, стоя у заднего окна.

Оксана подошла к кассе. Народу было немного, и, стоя в этой небольшой очереди, девушка поняла, что понятия не имеет, куда ей ехать. Решила: если будут билеты на тот поезд до того города, откуда она только что приехала, она отправится туда. Правда, там учится сестра, но встречаться с ней Оксана пока не будет. Никого из родных видеть она решительно не хотела. Будет жить одна. Нет, не одна — с маленьким сыном, который родится через несколько месяцев. Жить в городе, где живет Володя. Правда, это очень большой город, и шансов случайно встретиться с любимым очень мало. Нo всё равно — в этом городе ей будет лучше, чем где-нибудь ещё. Тем более что женщина в окошечке кассы уже протягивала ей билет со словами: «Повезло вам, девушка. Последний на этот поезд взяли». Билет оказался дорогим, купейным. Оксана рассчитывала на плацкартный, деньги нужно было экономить. Но выбирать не приходилось. Раз уж оказался в кассе этот последний билет — надо брать.

В поезде Оксана села к окну, уперлась лбом в стекло и замерла, погрузившись в свои мысли. Что случилось с Володей? Почему он не пришел, как обещал? И что ей теперь делать? Из дома она ушла и не вернется ни за что, лучше умрет где-нибудь под забором. Хотя умирать тоже ведь нельзя, она теперь отвечает не только за себя, но и за ещё не родившегося малыша. Что же ей делать? Куда она едет, зачем ей этот далёкий чужой город? Ни работы, ни прописки, ни жилья, а денег кот наплакал… Она никому не нужна.

Оксана и не заметила, как перрон вместе с фонарями и невысоким зданием вокзала уехал назад. Поезд тронулся. Отвернувшись от окна, которое на мгновение осветил мертвенно-синий глаз семафора, она с удивлением увидела, что вкупе уже не одна — напротив неё сидела худенькая пожилая женщина с совершенно белыми волосами, подтянутая, в строгом костюме. Девушка вновь повернулась к окну. Общаться попутчицей она не хотела. Однако после проверки билетов та заговорила сама:

— Простите за беспокойство… Давайте попьем чайку.

— Спасибо.

— Нет, одним «спасибо» вы от меня не отделаетесь. Честное слово, когда вы выпьете горячего чаю, вам сразу станет намного лучше. Уж поверьте опыту пожилой женщины.

Сказала она это так просто и сердечно, что отказаться было просто невозможно.

— Как вас зовут? — улыбнулась соседка.

— Ксения.

— А меня — Елена Евгеньевна. Вот, Ксения, угощайтесь.

— Что вы, не надо.

Оксана взглянула на разложенные на чистой полотняной салфетке маленькие пирожки и какие-то круглые аппетитные булочки и почувствовала, как желудок сводит голодная судороги, а рот наполняется слюной. Сколько же времени она не ела? Рука сама потянулась за пирожком, но Оксана опомнилась и вновь отрицательно покачала головой. Ещё не хватало у чужих из милости прикармливаться! Но пирожков хотелось просто до слёз. Не какой-нибудь еды вообще, а именно этих румяных пирожков. Интересно, с какой они начинкой? Сглотнув слюну, она твердо отказалась ещё раз, чтобы отрезать себе путь к отступлению.

— Большое спасибо, но я не голодна.

— Ксения, вы уж извините меня за такую назойливость, но вам необходимо сейчас есть за двоих.

Не выдержав искушения, Оксана взяла самый маленький пирожок и только потом спохватилась:

— Ой, а откуда вы знаете? Как вы догадались?

— По глазам, — усмехнулась Елена Евгеньевна. — Поживите с моё, детка, и не то угадывать начнете. Так что ешьте, не стесняйтесь. Меня провизией в дорогу давняя подруга снабдила сверх всякой меры. Теперь нужно всё это съесть, а то пропадет. Без вашей помощи я просто не справлюсь. И чаю, чаю горячего обязательно!

Голос новой знакомой был властным, не терпящим возражений, но необыкновенно добрым. Оксана откусила кусочек пирожка и неудержимо расплакалась. Через полчаса Елена Евгеньевна уже знала про неё всё.

— Знаете, не всё так уж и плохо, — произнесла она после долгого раздумья. — Я подумаю, чем можно вам помочь. А сейчас пора спать.

Следующий день пролетел незаметно, за разговорами с Еленой Евгеньевной дорога показалась не очень долгой. Правда, женщина изредка замолкала, откидываясь к стене и прикрывая глаза — она явно была нездорова.

— Что с вами, Елена Евгеньевна? — участливо поинтересовалась Оксана.

— Старость, — невесело улыбнулась она. — Старость и неважное сердце.

Выяснилось, что случайная знакомая Оксаны живет в том же городе, куда направлялась она сама. Живет одна, муж ее давным-давно умер, а их единственный сын погиб в двадцатилетием возрасте. У Елены Евгеньевны, как и у Оксаны, практически никого на свете не осталось.

Когда пассажиры уже начали постепенно собирать вещи, Елена Евгеньевна строго сказала Оксане:

— Вот что, моя дорогая Ксения. Вы сейчас отправитесь со мной, поживёте пока у меня. А там что-нибудь придумаем.

— Нет, что вы! — растерялась Оксана. — Я так не могу!

— А как вы можете? Не забывайте, что вам в первую очередь сейчас нужно не о своём самолюбии заботиться, а о благополучии ребенка.

— Но зачем вам взваливать на себя такую обузу?

— Какую обузу? У нас что, нет рук и ног и вы не в состоянии себя обслужить? Думаю, что вряд ли вы провели всю жизнь, лёжа на диване и командуя прислугой. А главное — мне самой уже тяжело жить одной, я старый больной человек, и мне нередко нужна помощь. Да и само присутствие рядом живой души — тоже, знаете ли, большое дело. Одна комната у меня совершенно свободна, я туда, признаться, захожу только для уборки. В общем, вопрос решен, возражений я не принимаю!

Ещё не совсем веря в свалившуюся на неё удачу, Оксана пролепетала:

— Ой, Елена Евгеньевна, спасибо вам огромное! Даже не знаю, как вас и благодарить… Только всё равно я не хочу вашей добротой бесконечно пользоваться. Вот найду какую-нибудь работу с пропиской и общежитием, тогда освобожу вас. Только вы не думайте, я все равно обязательно к вам приходить буду, помогать!

— Хорошо, там просмотрим. Собирайтесь, Ксюша, уже подъезжаем.

Елена Евгеньевна всю жизнь работала в университете, преподавала английский язык, причём делала это очень хорошо. Благодарных учеников у неё было великое множество, в том числе занимающих ныне солидные номенклатурные посты. Так что через три месяца Ксения получила прописку в хорошей двухкомнатной квартире Елены Евгеньевны, несмотря на все свои протесты.

— Кому я все это оставлю? Государству? — обводила та величественным жестом стены. — Обойдется! В отличие от тебя оно для меня ничего хорошего не сделало, а вот рядом с тобой я себя даже как-то моложе чувствую. Я ведь и не чаяла, что бабушкой стану, а вот благодаря тебе и эту радость в жизни испытаю…

Провожала Ксению в роддом и встречала ее, конечно, Елена Евгеньевна. Родила Ксения на удивление легко, несмотря на пережитый стресс. Вот только не сына, а дочку. Леночку. Заботы о ребёнке разделила с ней названая бабушка, она же стала маленькой Леночке и крестной матерью. Благодаря её помощи Ксении удалось закончить десятый класс, а потом Елена Евгеньевна устроила её на работу счетоводом в строительный трест и буквально силой заставила поступить на заочное отделение в экономический институт.

А когда Леночке было два года, Елена Евгеньевна умерла. Тихо, во сне. Ксения не знала, как сможет пережить это горе, но тут воспалением легких заболела дочка. В хлопотах, в заботах о ребёнке тоска понемногу сгладилась, осталась лишь светлая память о чужой женщине, по доброй воле заменившей Ксении всех родных. Ни с сестрой, ни с дядей Сашей, живущими с ней в одном городе, отношений Оксана не поддерживала. Впрочем, теперь она даже в мыслях называла себя не Оксаной, а Ксенией.

Глава 4

Вовке было решительно всё равно — ходить в школу или не ходить. Безразличны были ему и отметки, безразлично было, что он ест, во что одевается. Ничего в жизни не имело никакого значения, кроме одного: найти Оксану. Только она могла указать ему путь из самой обыкновенной, скучной, ненужной жизни в ту, другую, страну, где Вовка с ней побывал. Эти несколько часов в другой стране не давали ему теперь жить по-прежнему, заставляли настойчиво искать Оксану.

Какие только шаги он не предпринимал! Результата не было. Однажды, впрочем, ему почти повезло. Очередной Вовкиной дурацкой идеей было обойти все городские автобазы и таксопарки, чтобы найти дядю Сашу. Этим он и занимался последние несколько дней. Как-то, намотавшись в поисках дяди Саши по городу, он зашёл к Мухе. Тот в общих чертах знал всю историю. Знал, что Вовка влюбился в какую-то девушку, теперь она исчезла и приятель разыскивает её. Вовка вынужден был рассказать об этом Мухе, хотя и не хотелось ему говорить про Оксану с посторонними. Но хитрый опытный Муха знал жизнь значительно лучше лопуха Володи и мог помочь ценным советом. Правда, не уставал твердить, что это у Вовки полная блажь, произошедшая от сильного удара по голове. Девок вон сколько, на любой вкус. Советовал вновь обратить внимание на Таньку — мол, деваха ничего себе, да и живет рядом. Предлагал даже в качестве утешения переспать с Алкой-буфетчицей, безотказной и всех жалеющей бабой лет тридцати. От Таньки Владимир отказался, от Алки тем более, и вообще ни про каких девок и слышать ничего не хотел. Продолжал упорствовать в своих поисках.

Муха, увидев Вовку, активно замахал рукой, подзывая его:

— Вот, познакомься. Это Олег. Думаю, он сможет тебе помочь. Я говорил ему про тебя, про дурь твою.

Олег оказался тем самым следователем из районного отдела милиции, который вёл Вовкино дело после драки с «индустриками». Никого он тогда, конечно, не нашёл и был доволен тем, что пострадавший пацан оказался таким нескандальным, да и мать его не осаждала кабинеты начальства с требованием немедленно поймать и посадить мерзавцев, искалечивших сына. Выслушав теперь Вовкину историю, Олег почесал в затылке и сказал:

— А стоит ли её искать? Ну хорошо, найдем мы дядю, это раз плюнуть. Тем более зная его адрес и бывшее место работы. Позвоню кому надо, и найдём его. А вдруг они тебя сами ищут?

— Это ещё зачем?

— Как зачем? В лучшем случае женят, а в худшем предъявят тебе изнасилование и будут деньги тянуть. Сколько ты с ней был знаком? Два дня? Вот видишь. А ты говоришь — «любовь». Эх, молодой ты ещё, зеленый. Бабы — они знаешь какие бываю!? Как щуки. Нет, как акулы. Разок в зубы попадешь, потом всю жизнь не вырвешься.

Посмотрев на покрасневшую от злости Вовкину физиономию, Олег сменил тон:

— Так и быть, найду я этого Сашу, а дальше уж сам свои проблемы решай. Мне-то что!

Олег позвонил через день и жутко перепугал Володину мать. Трубку брала обычно она, поскольку телефон был ближе к её комнате.

— Вова, что случилось? Тебя из милиции спрашивают. Ведь то дело закрыли, так зачем же они опять тебя разыскивают? Ты, часом, не натворил ли чего-нибудь?

В последние месяцы Лидия Васильевна страшно боялась, что Володя что-нибудь вытворит. Уж очень странным стал сын, от него можно было ждать чего угодно. Наверное, надо всё-таки показать его психиатру. Ну не может ведь семнадцатилетний мальчишка быть таким безразличным ко всему! Нет, что-то с Володей не так… Вот только как его к врачу отведешь? Пожалуй, ещё хуже наделаешь…

Ничего не ответив матери, Вовка взял трубку. Звонил следователь Олег. Продиктовал адрес и, сославшись на занятость, быстренько попрощался. Володя тут же собрался и уже в приподнятом настроении понесся разыскивать дядю Сашу, родственника Оксаны. По дороге он успел сам себя уверить, что долгие поиски скоро закончатся и он встретится с Оксаной. Господи, неужели он сейчас сможет узнать её адрес?! Конечно же, он немедленно напишет ей, Оксана ответит, а потом и приедет к нему. Насовсем. И тогда любое место станет для них другой страной.

Владимир долго блуждал по новому микрорайону в поисках нужного дома. А когда нашел, оказалось, что лифт в доме не работает. Пришлось пешком подниматься на десятый этаж, но Вовка почти и не заметил подъема, только сердце выпрыгивало из груди. То ли от бега но лестнице, то ли от волнения. Не до сердца ему сейчас было. Дверь открыла молодая женщина с растрепанными волосами и ребёнком на руках. Невнимательно выслушав Вовку, она крикнула в глубь квартиры:

— Сашка, тут какой-то уголовник Оксану разыскивает.

На пороге квартиры возник двухметровый дяденька с каменным лицом и взглядом, не обещавшим ничего хорошего.

— Тебе чего, пацан? Зачем тебе Оксана и вообще ты кто такой?

Вовка почему-то постеснялся рассказать этому мужику про гостиницу. Плел что-то про своё давнее знакомство с Оксаной. А когда ему стало ясно, что дядя Саша ему не верит и ничего про Оксану не скажет, попросил авторучку и листок бумаги. Записал свой адрес и телефон, который им с матерью только что поставили после десятилетней очереди, и попросил передать бумажку Оксане, когда она приедет. А ещё лучше — написать ей и передать его координаты.

— Может, вы дадите все-таки её адрес? Я сам бы ей и написал? — робко, почти заискивающе попросил Володя, нс надеясь на успех.

— Адресок я ей передам, а вот ее адреса не дождешься. Захочет, сама тебя найдет. А ты сюда больше не ходи, ноги выдерну.

С этого дня Вовка не хотел лишний раз выходить из квартиры, вдруг позвонит Оксана, а его не будет лома. Однако Оксана не звонила и не писала. Вовка решил ещё раз, несмотря на угрозу лишиться ног, съездить к дяде Саше.

Он долго звонил в дверь. Никто не открывал. Потом часа два просидел на лавочке у подъезда, надеясь, что все обитатели квартиры на работе и подойдут чуть позже. Темнело. Мимо него в подъезд заходили люди, но похожих на Сашу и его жену Володя не заметил. Надеясь, что он все-таки проглядел их, поднялся на десятый этаж и опять позвонил. Прислушался. Теперь ему показалось, что звонок не работает, а за дверью кто-то есть. Он постучал. На стук открылась дверь напротив и вышел мужчина в спортивном костюме:

— Ты чего шумишь, парень? Нет их никого. Они уезжали уже, а теперь опять на Север подались, за длинным рублем. Знаешь, который на локоть наматывают? — И заржал, довольный собственным остроумием.

— А адрес они не оставили?

— Ты что! На хрена мне их адрес? Сам не знаешь? Ну то-то, то-то.

Последняя тоненькая ниточка, которая могла связать Владимира с Оксаной, теперь была потеряна. Или все-таки дядя Саша передал ей Вовкины координаты, а Оксана не простила его и не хочет больше его ни видеть, ни слышать? Или не передал, и Оксана сама хочет его найти, а не знает — как? Нет, нельзя искать отгадку вслепую. Он должен, он просто обязан её найти и все объяснить. Однако как это сделать, Вовка теперь уже совсем не представлял. И никто не мог подсказать ему.

Дома он решил попробовать расспросить мать — может, она случайно знает, как разыскивают людей.

— Мам! А ты не знаешь, как у нас можно найти человека?

— Какого человека? — не поняла Лидия Васильевна.

— Ну, любою. Если ты адреса не знаешь.

— Через адресный стол.

— А если он уехал? — не унимался Володя.

— Тогда через родственников. Или через милицию, хотя это вряд ли. А зачем тебе это нужно? Ты ищешь кого-то? — забеспокоилась мать.

— Да. Ту девушку, к которой тогда шел.

— Брось, — отрезала Лидия Васильевна. — Она уже забыла, как тебя зовут.

Вовка решил, что продолжать разговор с матерью бесполезно. И все же одну дельную мысль она выдала. Он бросился к телефону:

— Муха, это ты? У меня к тебе дело.

Муха выслушал и вновь посоветовал обратиться к следователю Олегу. Тот был сильно занят, с трудом выкроил время в своем плотном графике и согласился встретиться с Володей только вечером и по-быстрому.

Они встретились в кабаке у Мухи. Олег, выслушав Вовкин план поисков, долго смеялся.

— На тебя должна работать вся милиция Советского Союза, чтобы получить результат. Найди тебе дядю. Найди тебе сестру, у которой, как и у твоей Оксаны, возможно, другая фамилия — не та, что у дяди. Что ты знаешь про эту сестру? Учится в каком-то вузе. В нашем городе, между прочим, куча институтов плюс университет. Там учится тьма девчонок, и у доброй половины из них есть сестры. Кстати, когда в гостинице я узнавал про этого Сашу, попытался узнать и про родственницу его, которая там жила. Но ведь поселили-то её туда безо всякой регистрации, и теперь никто ничего не вспомнит. Да они там и фамилии её наверняка не спросили. — Олег со смаком отхлебнул пива и вытер пенные усы. — Единственное, чем я смогу тебе помочь, это дать запрос на Александра Бойко — куда убыл. В городском адресном столе тебе таких сведений не дадут. Вот и всё, на большее не рассчитывай.

Через неделю Вовка узнал от Олега, что дядя Саша убыл в город Уренгой. А туда без двухмесячной милицейской проверки не попадешь. Так что Вовке про Сашу стоит забыть. Можно, конечно, попытаться написать ему, но вряд ли он Вовкино письмо и читать-то станет, не говоря уж о том, чтобы потрудиться ответить. С Оксаниной сестрой получилось, как и предполагал Олег. Он нашёл несколько девушек по фамилии Бойко, однако ни у одной из них не было сестер подходящего возраста. Теперь Вовке осталось полагаться только на чудо.

В начале лета Вовка успешно сдал выпускные школьные экзамены и неожиданно легко поступил в политехнический институт. Ему было практически все равно — поступать или нет, тем более что после серьезной травмы головы армия ему не грозила. Однако шляться с ребятами он перестал, а освободившееся время надо было чем-то занять, вот он и приналег на учебу. К весне Володя случайно узнал, что в летние каникулы (две трети которых считались в те времена трудовым семестром, так что и отдохнуть толком не удавалось) будет организован студенческий строительный отряд. Собственно, стройотряд был не один, но Володю интересовал единственный из них. И работать этот отряд должен был не где-нибудь, а в Краснодарском крае, на строительстве ЛЭП.

Краснодарский край для Вовки был самым заманчивым местом — ведь там жила Оксана. Если судьба, достаточно поглумившаяся над ним, проявит хоть немного милости, то он может встретить там Оксану. Почему бы и не могло оказаться так, что ЛЭП пройдет рядом с тем неведомым городком, откуда она родом? Володя приложил все усилия, чтобы попасть именно в нужный стройотряд. Так у него появился лучик надежды, угасший осенью, на краснодарском вокзале.

С тех пор он каждое лето старался попасть в тот стройотряд, который направляли на работу и сторону Краснодара и его окрестностей. Они тянули ЛЭП и строили подстанции, а любую свободную минуту Вовка использовал для поисков Оксаны. Решил, что, найдя людей с фамилией Оксаниного дяди, он через них найдет и се. То, что она могла выйти замуж, для него было неприемлемо. А если даже так, он, без сомнений, отобьет её у мужа. Не могла же она так просто забыть его!

Как-то он узнал, что в институте учится студент по фамилии Бойко. Что было особенно важно приехал он из Краснодара. Володя разыскал этого невзрачного парня, объяснил, что ищет знакомую, попросил о помощи. Несмотря на своё тщедушное сложение, Бойко этот оказался просто какой-то бездонной бочкой. Не поить же его Вовка не мог — иначе тот отказывался помогать. Бойко подбегал к Володе каждые дня два и обстоятельно, за кружкой пива (платил за которую, естественно, Владимир), докладывал о результатах переписки с родственниками. Когда Вовкино терпение вот-вот должно было закончиться и Бойко понял это, то доложил с сожалением, что девушки с таким именем у него в родне нет. Точнее, есть одна, но вряд ли она Вовке подойдет, потому как уже на пенсии. А вообще фамилия Бойко, как он пояснил, здорово распространенная, и людей с такой фамилией и в России, и на Украине живет целая куча.

С каждым годом шансов найти Оксану становилось все меньше и меньше. Иногда по вечерам Владимир думал: странная это штука — время. Как и выражение — «время лечит». От чего лечит? От любви? Вряд ли. У Владимира с прошествием времени чувство любви к Оксане не пропало. Просто оно спряталось куда-то глубоко и замерло. Стало маленькой тлеющей искоркой, готовой вспыхнуть в любую минуту. Только человек, который мог разжечь огонь, никак нс хотел находиться. Умом Володя прекрасно понимал, что шансов найти Оксану у него практически нет, и всё же надежда на встречу не оставляла его. Но он не мог не надеяться, пусть на чудо, пусть на такую же случайную уличную встречу, которая их познакомила. И он решил ждать, предоставив судьбе самой решить, что будет дальше. Или он найдет Оксану, или встретит другую девушку, которая сможет заменить ему утерянную любовь. Правда, в последнем варианте он очень сомневался, но решил не суетиться, а просто жить, ждать и смотреть, что же ему приготовила судьба.

Постепенно Владимир действительно стал жить обычной жизнью студента. Он ничем не отличался от остальных студентов — кроме, может быть, привычки временами уходить в себя и задумываться, не видя и не слыша окружающих. Но мало ли у кого какие тараканы в голове! А в остальном Володя Туров был нормальным, компанейским парнем, не душой компании, но и не бирюком-одиночкой. Он завел новых приятелей, посещал студенческие вечеринки и вновь стал встречаться с Татьяной.

Татьяна Стеблова в тот же год, что и Владимир, поступила в институт — только в медицинский. Конечно, правильнее было бы поступать туда же, куда и Вовка, но с точными науками у неё всегда была беда. Как-то сразу она изменилась, повзрослела, похорошела. Из белобрысой пигалицы превратилась в довольно привлекательную девушку, вот только немного портил её не по возрасту жесткий, цепкий взгляд.

Татьяна была уверена, что любит своего соседа Володю Турова с самою детства. Точнее, с пятилетнего возраста, со дня своего рождения. Родители Тани решили, что пятилетие дочери — серьёзная дата, и её стоит отметить как следует. Накануне они предложили дочери пригласить всех, с кем она дружит, к себе домой и повеселиться вволю. Купили торт, кучу пирожных, главное — много-много бутылок ситро «Буратино». Правда, по своему опыту Таня знала: если приходят гости, ситро много не бывает. Может, их лучше не приглашать? Она высказала свои сомнения маме. Танина мама от души захохотала, но, увидев серьёзное личико дочки, пообещала: «Честное слово, хватит не только на сегодня, но и на завтра». Таня немного успокоилась и решила, что, пожалуй, ладно, пусть гости приходят. Тем более что на день рождения принято приходить с подарками. Ситро, может, действительно хватит, раз мама пообещала. А вот если гостей не звать — тогда подарки получишь только от мамы с папой, да ещё от бабушки. А этого явно мало.

В воскресенье к двенадцати часам дня стали приходить нарядно одетые дети в сопровождении своих родителей. Тане дарили цветные карандаши, альбомы для рисования, раскраски, книжки со сказками — с картинками и крупными буквами. И конечно, игрушки. Самыми последними, хотя и жили в соседнем подъезде, пришли Вова и его мама. Вова держал в руках огромную картонную коробку, из-за которой его едва было видно. В коробке оказалась большая кукла с белыми кудрявыми волосами и розовыми щечками. А когда ее наклоняли, она отчетливо и гнусаво пищала «мама». Именно такая была у подружки Светки. О такой кукле давно мечтала Таня и просила купить родителей. Но их продавали только в неведомой Москве, а здесь в магазине игрушек были только голышки и пупсики.

День рождения прошел весело, а когда пришло время, дети не очень хотели расходиться. Весь этот день Татьяна не отходила от Вовки, всячески стараясь быть ему полезной. Подсовывала, по ее разумению, самые вкусные куски торта, где крема побольше, и выбирала для него самые большие пирожные, предварительно прикладывая к другим для сравнения.

Утром Танины родители проснулись от шума, который раздавался у входной двери. Они выглянули в коридор и увидели дочь, пытающуюся открыть входной замок. Достать пятилетняя Тани до него не могла и, старательно пыхтя, притащила с кухни табурет.

— Ты куда собралась, дочка? И почему нас не предупредила?

— Доброе утро, папа, мама. Я к Вовке. Позову его ситро пить. Он мне вчера куклу подарил.

— Еще рано, вес спят, — попыталась её урезонить мама.

— Нет, — решительно отрезала Танюша. Она вообще была девочкой решительной.

— А других ребят ты тоже позовешь? — полюбопытствовал отец. — Они тоже подарки дарили.

— Нет. У них подарки плохие.

— А у Володи?

— А у Вовки хороший. И за это он на мне должен жениться.

С тех пор принятое Татьяной решение с расчетливой методичное воплощалось в жизнь. Эта её черта характера — любым путём идти к своей цели и получать что хочется, оказывать внимание только нужным людям — удивляла и порой пугала родителей Татьяны. Никому в их семье такая расчетливость была не свойственна. Но, поняв, что дочь не изменишь, мать с отцом с характером дочери смирились. Больше-то всё равно ничего не оставалось. Словом, раз уж Таня решила, что она любит Вовку, стало быть, тому деваться было просто некуда. Для Татьяны «любить» означало «иметь в своем полном распоряжении». Её мало интересовали планы и желания самого Вовки. Главное — то, чего хотела она. И теперь, когда Володя Туров наш возвращаться к нормальной жизни после своего довольно длительною заскока (оно и понятно, по башке ведь сильно получил), Таня с удовольствием проводила с ним время. Так длилось практически до пятого курса, когда, по Татьяниному разумению, Владимиру пора уже было думать о распределении и о женитьбе. Естественно, на Тане. Однако сам он желания превратиться из приятеля детства в жениха, а впоследствии мужа никак не проявлял. Это не то чтобы обескураживало Татьяну — не из таких она была, — но злить начало изрядно. Пора было брать дело в свои руки. На самотёк такие важные вещи пускать было никак нельзя. А тут как-то раз ещё и мать подлила масла в огонь.

Татьяна пришла домой в половине первого ночи. Стараясь не шуметь, аккуратно прикрыла за собой входную дверь. Разделась, не включая в коридоре света, на ощупь нашла домашние тапочки, взяла их в руки и стала красться на цыпочках в свою комнату. Накинув легкий домашний халатик, собралась так же тихо пробраться в ванную. Зря старалась — родители явно ещё не спали.

На кухне горела настольная лампа, мать возилась у стола, нарезая сыр для бутербродов. На плите шумел чайник, собираясь закипеть.

— Здравствуй, дочка.

— Привет, мам, — не слишком радостно ответила Татьяна. У неё было плохое настроение, и общаться с матерью совсем не хотелось. — А ты что не спишь?

— Да вот решила тебя дождаться. Посмотреть и поговорить. Последние время мы практически не видимся. Отец интересуется, как твои дела, а что я могу ему сказать? Я и сама тебя вижу только пятнадцать минут, и то по утрам перед работой. Вечером последние полгода тебя дома не бывает. Может, сейчас уделишь мне немного своего времени?

— Мама! Я так устала и хочу спать. Может, отложим на потом? Поговорим в выходной. Тем более что у меня всё нормально.

— Нет. В выходной я должна выспаться и привести дом в порядок. Ты в последнее время самоустранилась от домашних дел.

— Я в своей комнате убираюсь, — огрызнулась Таня.

— Спасибо, что не предлагаешь делать это мне. Ну что ты стоишь, как будто в гости пришла и специального приглашения ждешь? Садись, попьем чайку и поговорим.

— Хорошо, — бросила дочь. — Что тебя конкретно интересует?

— Все. В первую очередь учеба.

— С учебой все в порядке. Учусь. И заметь, учусь без хвостов.

— Это хорошо. А вот где ты пропадаешь до глубокой ночи?

— С Вовкой гуляю. На вечеринки, на танцы ходим. Иногда в ресторан.

— В ресторан? Это же очень дорого. Откуда у вас такие деньги? Или Вовка наследство получил? Что-то я не слышала, чтоб у него богатые родственники были.

— Какие там деньги особенные? Мы же не каждый день ходим. А двадцать рублей на двоих раз в две недели — вполне приемлемо. Вовка в стройотрядах столько заработал, что может себе позволить любимую девушку в ресторан сводить.

— Постой, так у вас что — с Туровым отношения наладились?

— А они и не портились, — спокойно возразила Татьяна, лениво покусывая ломтик сыра.

— Но ты же сама мне говорила, что он влюбился в какую-то другую девушку, а вы с ним просто друзья. А теперь ты для него любимая девушка?

— Подумаешь. У всех мужиков заскоки бывают. Перебесился и опять со мной. Нужно было только выждать. Тем более эта девка так и не нашлась, сколько он её ни искал. Знал-то он её, мамочка, два дня, да и неизвестно, что она собой представляла. А я тут, рядом, во всех отношениях положительная. Так что женится он на мне. Уж в этом можешь не сомневаться.

— А вдруг он опять её встретит? Что тогда будет?

— А ничего не будет. С утра до вечера он со мной. В этом году институт окончит. А как окончит, так сразу на мне и женится. И будет жить и работать спокойно. Ему здесь на ТЭЦ место инженера предложили, и меня, как замужнюю, никуда не пошлют по распределению. После… — Татьяна громко и хищно, с завыванием зевнула, — кооператив построим, а ты внуков будешь нянчить.

— Как все у тебя просто, дочка. А что Володя говорит?

— А при чём здесь вообще Володя? Решаю я. Точнее, давно уже решила.

— Именно это меня и беспокоит. Уж больно у тебя все гладко получается, — покачала головой мать. — Так никогда не бывает.

— А у меня будет! — В Таниных глазах сверкнули злые огоньки. — Потому что я сама все устрою. И ни куда он от меня не денется.

Уже засыпая, Татьяна подумала: «Вечно этим родителям всё не так. Отсталые они. Не понимают нынешней молодежи. Хотя Вовку действительно пора в руки брать. Мать права, не стоит такие деньги на рестораны тратить. Они ещё пригодятся к свадьбе».

Вскоре Татьяна решила, что пришла пора приступать к активным действиям. Большинство их друзей и подруг женились или вышли замуж. Кое у кого уже были дети. Пора было определяться и ей. Вовка же никакой инициативы со своей стороны не проявлял, как она его к этому ни подталкивала. Правда, как-то, изрядно подвыпив и оставшись наедине с Таней, он было попробовал опередить события и получить свое раньше, чем прозвучит марш Мендельсона. Однако Татьяна, как всегда, контролировала события. Если бы это случилось парой лет раньше, она без раздумий уступила бы Вовке, тем более что в монашки она записываться не собиралась и прекрасно знала, как получить удовольствие от ночи с парнем. Вовка об этой осведомленности информирован, естественно, не был.

Это уж совершенно ни к чему. Пусть Танькина девичья честь ему достанется как величайшая драгоценность, в качестве награды. В общем, эти его попытки она пресекла, причем опять-таки с дальним прицелом. Не сказала что-то вроде «отстань» или «не лезь», а нежно шепнула Вовке: «Не сейчас, мой дорогой, после свадьбы».

Однако прицел оказался не слишком верным. От этих слов Вовку как током шарахнуло, и, вместо того чтобы немедленно сделать Татьяне предложение и уточнить дату свадьбы, он поспешно распрощался и отправился домой. Лучше бы опять попытался завалить её в койку, не так обидно было бы. Больше таких попыток Владимир не предпринимал, вести себя с Танькой стал осторожнее и о свадьбе почему-то так и не заговорил. Татьяна решила: не пристает — значит, всё понял, а предложение не делает — просто стесняется Вот наберётся смелости и попросит её руки и сердца. Точно. Подружка Лариска рассказывала ей, как долго ходил за ней её Сергей, а когда делал предложение — бубнил что-то невнятное. Ларка вообще с трудом поняла, чего тот от неё хочет. Мужики все одинаковые, бестолковые. Но это не так уж и плохо, главное — уметь ими управлять. Таня считала себя постигшей это искусство в полной мере. Конечно, если уж будущий военный, Сергей, вёл себя так нерешительно, что тогда брать с мямли Вовки. Надо ему намекнуть ещё раз, тем белее что случай скоро представится.

Случай и действительно был подходящий. Наглядный, так сказать, пример большого человеческого счастья, проистекающею из таких простых слов: «Выходи за меня замуж». Стоит только их произнести — и готово, у тебя практически есть счастливая семья. Так что свадьба знакомых — отличный повод намекнуть на свадьбу собственную. Тем более что на свадьбе у Ларисы и Сергея они с Вовкой будут свидетелями.

Через месяц Сергей оканчивал военное училище, и ему уже предложили остаться там служить. В не слишком отдалённой перспективе обещали и квартиру дать. Как сказала Ларка по секрету пяти-шести подружкам, этот факт сыграл в её решении выйти замуж за Сергея не последнюю роль.

Свадьбу Ларисы и Сергея справляли в столовой — неопрятной полуподвальной забегаловке, почему-то называвшейся «Студенческой», хотя в округе никаких учебных заведений, кроме детского садика, нс было. На ресторан или хотя бы более-менее приличное кафе денег не хватило. То есть хватить-то и могло, но семьи жениха и невесты благоразумно решили сэкономить на свадьбе, а денежки приберечь молодым на первое обзаведение.

Татьяна сидела рядом с невестой, а Владимир — с женихом, как это и положено по невесть кем и когда придуманному обряду. Их главной задачей, как разъяснила Сережина бабка, прибывшая из деревни, было следить за молодыми — чтобы рюмки у них не пустовали, а главное — чтобы им не было одиноко, когда все перепьются и забудут про виновников торжества. Обязанность реветь через каждые пять минут «Горько!» бабуля взяла на себя и выполняла добросовестно, обнаружив при этом недюжинную силу старых легких.

Татьяна искоса поглядывала на Владимира. Ему очень шёл темно-синий румынский костюм, не так давно, при активном участии Татьяны, купленный им для торжественных случаев. С некоторых пор она взялась следить за Вовкиным гардеробом. Костюм же этот предложили Татьяниному отцу, но она упросила уступить его Вовке. Теперь она очень гордилась своей предусмотрительностью и безупречным вкусом. А самого Володю несказанно раздражала широкая лента, которой его обмотали как свидетеля. Посидев с часок, он её с облегчением содрал.

На свадьбе все шло своим чередом. С подачи неугомонной бабки орали «Горько!». Молодые жеманно целовались. Пили. Опять орали и опять пили. Старики пели, стараясь перекричать магнитофон, подсоединенный к дребезжащим колонкам. Свадьба как свадьба, ничего нового и интересного. Даже не подрался никто, хотя как знать, не исключено, что этот номер программы был ещё впереди.

Пьяный и истеричный женский голос объявил белый танец. «Дамы приглашают кавалер-р-ров!» — надрывалась тётка средних лет. Татьяна подошла к Владимиру и позвала танцевать.

— Да не хочу я, — попытался отказаться он.

— Пойдем, Вовочка, хоть немного развлечёмся. Ещё немного, и я с у ма сойду от этого ужаса, а уйти неудобно, рано слишком. Не люблю я эти рабоче-крестьянские свадьбы, — манерно произнесла Танька тоном королеве-матери. Потом прижалась поплотнее к Владимиру и положила голову к нему на плечо. — А вот платье у Ларки красивое. Я такое же хочу, только фату другую. Как ты считаешь?

Владимир пожал плечами и ничего не ответил. Он никак не считал. Честно говоря, он устал от этого шума и от приставаний Таньки, и ему было бы всё равно, даже если бы на голове Лариски красовался пыльный мешок. Увидев его кислую физиономию, Татьяна разумно решила не продолжать разговор, про себя подумав: «Ни куда ты от меня, милок, не денешься. Придёт и моё время. И уж наша свадьба будет в приличном месте, об этом я позабочусь».

Недели через две после свадьбы подружки Татьяна сидела дома, изнывая от духоты. Вентилятор не спасал. Казалось, выталкиваемая им струя была ещё горячее, чем воздух вокруг. Начало лета — и такое пекло. Таня припомнила, что такая же жара была в семьдесят втором году. Ей тогда купили легкие сандалии, копию тех, что были на ногах у девушек, нарисованных на древнегреческих вазах. Такие картинки были в учебнике истории, в разделе «Древняя Греция». Танюшу послали в магазин за хлебом, она вышла на улицу и прилипла к вязкому черному битуму, от жары выступившему на асфальте. Пытаясь освободиться из липкой ловушки, девочка резко дернула ногой, подошва так и осталась приклеенной к асфальту, а тонкие тесёмки оборвались. Татьяне тогда было так жалко сандалии, что даже сейчас от воспоминаний на глазах навернулись слезы. Жара, что ли, так на неё подействовала?

Третий раз за утро она забиралась в ванную. Поливала себя из душа холодной водой, ощущая, как испаряется вода, попадая на её раскаленное тело. Ей даже показалось, что вода шипит. Татьяна прислушалась: звонил телефон. Уже третий раз, с перерывами в пять минут.

«Кому ещё делать нечего? — подумала она. — Вовка уехал на Волгу с ребятами, значит, не он. Родители не имеют привычки звонить, едва придя на работу А, ладно, кому надо — перезвонит». И направила струю воды на макушку.

Телефон больше не звонил. Теперь настойчиво звонили в дверь. Делать нечего, придется идти открывать. Интересно, кому так приспичило припереться к ней по такой жаре?

За дверью стояла явно расстроенная Лариса. Увидев Татьяну, она взвыла и бросилась к ней на шею. Попыталась что-то проговорить, но из-за рыданий и всхлипов ничего нельзя было разобрать. Татьяна провела Ларису в свою комнату, притащила стакан ледяной воды из холодильника. Сунула его в руки Ларисе, приказав выпить, успокоиться и перестать рыдать.

— Ты не представляешь, что этот гад удумал! — всхлипнула подружка.

— Какой гад? И что удумал? Кто тебя обидел?

— Кто-кто. Крутов — вот кто, — вновь зарыдала Ларка, не в силах спокойно говорить о постигшей её беде. — Ты представляешь, эта сволочь отказалась остаться служить в училище. Трудности ему подавай. Настоящей армейской службы.

— Успокойся ты наконец и объясни толком, что случилось, — разозлилась Таня на бестолковость подруги.

— Что случилось? Катастрофа, вот что случилось! Я когда замуж собиралась за него идти, я думала — он нормальный человек, а не скотина и не полный дебил. А он, он…

— Как я поняла, Сережу твоего не оставляют в училище и посылают служить в другое место?

— Да его-то оставляют! А он, шизик несчастный, сам решил ехать служить к черту на кулички. И меня за собой тащит. Всё, прощай, квартира в городе. Прощай, нормальная жизнь. А я-то, идиотка, ему поверила, что все будет хорошо. Нет, не любит ок меня. Точно не любит. Так нормальный любящий человек не поступит. Звания, говорит, там быстрей получают, в этой Тмутаракани. Мне удобства нужны, а не его звания. Удобства! Ну что я там делать буду, в гарнизоне этом? Раз в месяц в клуб ходить, «Волгу-Волгу» смотреть?

— Так ты не хочешь ехать с ним? — без особого интереса спросила Татьяна.

— Не хочу. Но я поеду, я ему покажу, почем фунт изюма!

— Ларка, а может, тебе стоит остаться? А Сергей пусть едет один. Поставь ему такое условие — может, он передумает.

— Нет, не передумает, он упертый. Все мужики сволочи. Смотри, Танька, и Туров твой такой же. Наиграется и бросит. — Лариске явно не хотелось страдать в одиночестве.

— Тебя пока ни кто не бросал. А с Вовкой у меня будет так, как я захочу. Ясно?

— Ясно-ясно. И всё равно он сволочь. Один раз тебя бросил, бросит и опять. Вот увидишь.

— Не твоя забота, — отрезала Татьяна, но с подружкой ссориться не захотела. — Ларка, ты сейчас злая на весь мир. Пойди домой, поспи, и все пройдет. Или у меня оставайся. Успокоишься, и всё будет хорошо. Всё образуется. Станешь ты генеральшей и будешь жить припеваючи.

— Нет. Таня, генеральшей я не буду. А вот Крутову такой салют устрою — будет ему День Победы. И ты бросай своего малохольного Вовчика, иначе потом пожалеешь.

Повыв ещё немного, Лариска ушла, основательно испортив Татьяне и так не лучшее из-за жары настроение. Нет, Ларка не права — рассуждала Татьяна. Это у неё, дуры бестолковой, всегда всё кувырком. Сошлись, развелись, поеду, не поеду. У неё всё будет по-другому. Она знает, что делает. У неё всё спланировано. Она давно знает, как они с Туровым будут жить. «Татьяна Турова» — лучше звучит, чем «Стеблова». Скоро Вовка женится на ней, будет работать, а она — доучиваться. Окончит ординатуру и пойдет работать, а его заставит поступить в аспирантуру, хотя бы в заочную, а потом пойти преподавать. Получит кандидатскую степень, станет доцентом. А там и она тоже за ним подтянется, не всю же жизнь сидеть в районной поликлинике и лечить кого попало. Кандидат наук Турова Татьяна Михайловна!

Будущий муж и доцент Владимир Туров сидел в это жаркое утро на берегу реки возле подмытого дерева, наполовину свалившегося в воду. Ему было ещё хуже, чем Таньке, хотя и находился он не в душной городской квартире. Хуже потому, что мучило его похмелье. Вовка безразлично глазел на воду, на душе было муторно и погано. Во рту постоянно сохло и все время жутко хотелось пить. Это был его последний с друзьями выезд на природу. Скоро все разъедутся, направления уже получены. За это они вчера пили много и всё подряд. А сегодня было отвратительно до такой степени, что Вовка самого себя ненавидел. Пришло же в голову взрослым идиотам смешать вино, водку и пиво в одной посуде — пятилитровом котелке — и черпать оттуда это поило стаканами. Колька придумал, а они, дураки, поддались на провокацию. Это он такой большой любитель выпить и поэкспериментировать — смешать разное спиртное, чтобы крепче цепляло, и выпить. Голова болит — жуть. Кстати, у Кольки голова вообще никогда с похмелья не болит, у экспериментатора хренова. И как только Володя додумался пить эту мерзость?! Головные боли и так у него бывают, без особых причин. Все это после того кирпича, который пробил голову.

«Интересно, где теперь Оксана? — перескочили Вовкины мысли. Но сейчас даже про Оксану он думал почти равнодушно, но во всяком случае, спокойно. — Помнит обо мне или уже забыла, вышла замуж и живет спокойно и счастливо? Нет, вряд ли она меня забудет. Она у меня была первой, и я у неё тоже. А такое не забывается. А часы, его часы? Выкинула она их со злости, когда я не пришёл, или все же оставила себе на память? Да, вопрос… Хотя какая разница? Сколько лет я её искал, и всё без толку. А может, жениться на Таньке? Нет уж! А может, когда женишься, все переменится? И Оксану тогда смогу забыть, чтобы не мучить себя этими воспоминаниями… Нет, обойдется Танька, уж слишком она замуж за меня рвется, это не к добру».

— Вовка! Тур! У тебя клюет? Рыба клюёт? А, да ты даже удочку не разматывал. Эх, ты! Держи вот бинокль — посмотри, как две клёвые девахи в протоке рыбу ловят. Одну за другой, нот ведь везуха им! Дай-ка удочку, я ловить буду. А ты посмотри пока, что они на крючок насаживают — червя или хлеб.

Появившийся невесть откуда Колька протянул Владимиру бинокль и, схватив удочку, пошёл в сторону камышовой протоки. Смотреть в бинокль Вовка не стал, было лень даже поднести его к глазам. Ещё немного посидел, потом залез в воду. Купание немного освежило его, и он почувствовал, что в силах дойти до палатки. Но там никого не было, все куда-то разбрелись. Пошел на протоку, к Кольке.

— Колян, а где все?

— В кафе пошли.

— В какое ещё кафе?

— Как в какое? На том конце острова. Мы же вчера на лодке приплыли, а там дальше пристань, пароходик причаливает. И кафешка рядом, там всегда пиво есть. С наценкой, правда, да и черт с ней. Вот они и пошли за пивом.

— Так это далеко, — сообразил Володя. — Километра три по песку топать.

— Ну и что. Головка-то бо-бо.

Они помолчали. Вовка наблюдал, как приятель таскает красноперку величиной с детскую ладошку и аккуратно пускает ее в кастрюлю с водой.

— Зачем она тебе, мелочь эта? — вяло спросил он у Кольки.

— Засушу. Вобла будет. — деловито отозвался тот.

— А где твои рыбачки Сони?

— Да вон, отплывают. Вон лодка, куда ты смотришь? Чего ты так просто пялишься, ничего не разглядишь. Ты на них в бинокль посмотри. Где бинокль?

— У палатки оставил.

— Ну и дурак. Не умеешь ты красотой любоваться.

— А ты умеешь?

— А ты как думаешь? Кстати, они обе в одних купальниках?

Вместо ответа Вовка отправился за биноклем. Ему и самому захотелось поглазеть на полураздетых девиц. Поймав в окуляры лодку, медленно плывущую вдоль стены камыша, он едва не выронил бинокль на песок. Сердце глухо стукнуло, замерло, а потом заколотилось в несколько раз быстрее. «Она! Это Оксана! В первый раз я встретил её случайно, и опять это чудо!» Трясущимися руками он вновь поднес бинокль к глазам. Лодка уже наполовину скрылась за камышами. Девушку, сидящую на носу, видно уже не было. В поле зрения оставалась только вторая, энергично орудующая веслами. Худенькая, коротко стриженная. Очень хорошенькая девушка, но не Оксана. Да и откуда бы ей тут взяться? «Нет, так и с ума сойти недолго. Надо что-то в жизни менять».

— Ладно, сворачивайся, — устало сказал Вовка приятелю. — Домой пора ехать.

— Пиво попьем и поедем, — зевнул Колька.

Вся компании уже вернулась, и мероприятие затянулось, уезжать так рано никто не хотел. В результате домой Владимир попал под вечер. Едва он успел войти в квартиру, пришла Татьяна.

— Ты обещал в обед приехать, а явился только сейчас.

— Я предположил, что буду в обед, а не давал конкретного обещания, — устало отмахнулся Владимир.

— Какая разница? Я жду, волнуюсь, а тебе на меня абсолютно наплевать.

Володя пожал плечами. Больше всего ему сейчас хотелось влезть под прохладный душ и завалиться спать. Однако позволять Татьяне обращаться с ним как со своей собственностью не стоило. Поэтому он недовольно заявил:

— Странно, ты предъявляешь мне те претензии, которые предъявляют жены мужьям.

— Вот именно, — обрадовалась Танька произнесенным наконец словам. — Непонятно, сколько ты ещё будешь крутить мне мозги. Я давно могла выйти замуж, однако я как дура жду, пока ты соизволишь мне сделать предложение.

Да, похоже, Владимир сделал ошибку, заговорив о женах и мужьях. Однако теперь было поздно. Татьяна закусила удила, остановить её было уже невозможно. Пришлось косить под дурака — авось она разозлится и оставит наконец его в покое. А ещё лучше — обидится на долгое время. Навсегда.

— Какое предложение? — невинно поинтересовался Володя.

— Предложение о женитьбе.

— На ком?

— Ты идиот или прикидываешься? На мне, конечно! — Танькин голос становился все тоньше и пронзительнее.

Владимир замер и перестал разбирать рюкзак. Внимательно посмотрев Татьяне в глаза, он в задумчивости почесал небритый подбородок.

— Ты шутишь?

— Какие уж тут шутки! Подумай сам. Мы с тобой знакомы… — Татьяна стала загибать поочередно пальцы то на одной, то на другой руке, как бы считая годы, — много лет. Мы хорошо знаем друг друга, и нам не нужно будет привыкать. Ну и, кроме всего прочего, я тебе небезразлична, раз пытался залезть ко мне в трусы. А ещё…

— Хватит. У нас с тобой ничего не получится. То, что я пытался, как ты выражаешься, залезть в трусы, было моей минутной слабостью. Или, если хочешь, глупостью. Это может случиться с каждым и уж вовсе не является поводом для женитьбы. Ты ещё вспомни, как мы с тобой в восьмом классе на лавочке целовались. Кстати, ты не говорила бы таких пошлостей, слушать противно.

— А ещё, — упрямо продолжала Татьяна, как будто не слыша Вовкиных слов, — ты всё равно женишься только на мне. Или ни на ком. Сейчас я уйду, а ты готовься. Завтра мы идем в загс подавать заявление.

— Уж лучше я действительно никогда не женюсь, чем жениться на тебе. Чем упорнее ты настаиваешь, тем меньше у меня желания вообще тебя видеть. Кстати, если тебе интересно — я тебя не люблю. Я люблю другую.

— Это не важно. Полюбишь со временем меня. Я буду у тебя завтра в девять, не проспи.

Татьяна ушла. Владимир едва выдержал её напор и теперь пребывал в растерянности. Ему очень не хотелось жениться на Татьяне. Если честно, ему вообще не хотелось жениться ни на ком, кроме единственного в целом мире, но недосягаемого исключения. И в то же время он ощущал какую-то вину перед Танькой. Всё-таки характер был у него довольно мягкий, юношеская озлобленность на весь свет после потери Оксаны постепенно начата проходить.

Татьяна ведь в чём-то права. Он столько лет ходил к ней и при этом рассказывал про свои чувства к другой девушке. Кому, спрашивается, это может понравиться? А Танька сочувствовала ему, давала какие-то дурацкие советы, внимательно слушала. Хотя ведь он Татьяне никогда не врал, что любит её, не заставлял себя выслушивать. Она сама настойчиво его приглашала, сама постоянно забегала к нему, таскала то на танцы, то на прогулки, то в кино. Тогда что же получается? Она просто выжидала своего часа, хотела стать ему необходимой, приучить к себе? И всё остальное было только игрой и обманом? Получается, она хитрила и боялась, что Вовка, не найдя у неё поддержки, смоется к какой-нибудь другой, которая выслушает и поймет.

Володя искал ответ и не находил. Примеривал разные варианты развития событий. Ну хорошо, допустим, он согласится. Точнее, уступит Татьяниному напору. Да и в конце-то концов жениться на ком-нибудь рано или поздно придется. Так уж лучше на Таньке, которую он знает с детства. И что из этого получится? А получится полный ужас. Они распишутся, устроят свадьбу, все напьются, наедятся, подерутся, а после ему придется идти с ней в одну комнату, хуже того — ложиться в одну кровать. И что потом? Спать с Танькой всю жизнь? Тоска какая… А если у него ничего не получится? Вот тогда будет ужас. Хотя это уж полные глупости! Черт знает до чего он додумался на нервной почве! Чего там у него не получится, он нормальный мужик, уж с этим-то у него вряд ли проблемы могут возникнуть.

Неожиданно в разгар этих невеселых мыслей Вовка хихикнул вслух. Вспомнил про своего институтского приятеля Мишку Бахина. Помнится, тогда в очередной раз его выгнала жена или он сам ушел, поскольку терпеть не может, когда на него орут.

Вовка тогда возвращался домой из института, отсидел две пары и захотел на оставшиеся две не ходить, тем более, как он довольно справедливо считал, были они абсолютно ненужными. Одна — история КПСС, вторая — политэкономия. Ну, спрашивается, за каким бесом будущему инженеру нужна теория прибавочной стоимости? Впрочем, не только инженеру — и филологи, и медики, и химики с физиками без этой дребедени тоже прекрасно обошлись бы.

В общем, с занятий Вовка свалил. Мать уехала в санаторий, и он планировал побыть дома один. Помечтать, пока никто не мешает. До дома он решил пройтись пешком и побрел не спеша по широкой тенистой аллее. Проходя мимо пивного ларька, на котором висел выцветший плакате надписью «Пиво — второй хлеб», услышал, что из «хлебной» очереди кто-то громко его зовет Владимир подошел. В очереди стоял Мишка.

— Здорово, Вовчик! Пиво будешь?

Вовка подумал секунду и кивнул утвердительно. Друзьями с Мишкой они не были, но иногда сматывались с занятий попить пиво в веселой компании таких же прогульщиков-однокурсников. Получив из окошка трехлитровую банку с пивом. Михаил передал её Владимиру, а вторую взял сам, и они направились к свободной скамейке.

Выпили молча первую банку и, прежде чем приступить ко второй, закурили. Мишка, пока пили пиво, оценивающе поглядывал на Вовку, как бы решаясь на что-то. И наконец решился:

— Я слышал, Тур, у тебя мамах в санаторий укатила? Можно, я у тебя сегодня переночую? Проблемы у меня. Поругался я со своей, не смог больше терпеть её придирок, ушёл. Я к ней как к человеку, а она во! — Михаил убрал волосы со лба, демонстрируя большую фиолетовую шишку. — Скалкой, представляешь! Я чуть сознание не потерял. Едва бегством спасся. А всё из-за чего? Из-за какого-то пустяка. Померещилось ей черт знает что, понимаешь.

Померещился Мишкиной жене такой пустячок, как очередная супружеская измена. Она не вовремя вернулась домой из деревни, от родителей, и застала собственного мужа со Светкой Севастьяновой с их курса. Мишка был в трусах, а Светка — без блузки. Правда, в лифчике. То ли раздеться не успела, то ли одеться.

— Так я ей и говорю жарко, мол, вот мы и разделись. Запарились просто в жаре такой сидеть, а заниматься-то надо. А так между нами ничего не было. Занимались мы. Не поверила, — ныл Мишка, жалуясь на недоверчивую супругу. — Я тогда Светку выпроводил, ей-то она ничего не сделала. Так и сказала, что она не виновата, а виноват кобель поганый. Я то есть. Алечка, говорю… Жену я так зову, нравится ей, когда я её так зову. Так вот, говорю, Алечка, пойми — не было между нами ничего. Не могу я спать с другими бабами, клянусь. Мне, чтоб с другой получилось, надо глаза прищурить и жену представить. Я ей так и сказал, а она мне и говорит — я, говорит, и замечаю, что ты узкоглазый какой-то стал. От частого прищуривания. И бац скалкой прямо по лбу! Я обиделся и ушёл.

Владимир эту историю всегда вспоминал со смехом. Теперь она вызвала только горькую усмешку. Выходит, ему всю жизнь тоже прищуриваться придется… Нет уж, или он не женится вообще, или на той, на которой ему жениться действительно захочется. Правда, если учесть, что пока Володе встретилась только одна такая девушка, то помирать ему, похоже, холостяком. Но уж лучше так, чем на Таньке жениться! Внезапно Татьяна стала ему не просто безразлична, а отвратительна. Что делать? Она ведь ни за что не отстанет, и в результате доведет Вовку до того, что он махнет рукой и согласится. Он ломал голову над тем, что делать, и наконец нашёл простое и эффективное решение. Если Танька от него не отстанет, нужно уехать от неё как можно дальше. Надо бежать пока не поздно.

Глава 5

Леночке было шесть лет, когда её маму Ксению угораздило выйти замуж. Это уже потом она стала с насмешкой говорить «угораздило», а тогда, в то жаркое лето, ей казалось: вот так теперь она и будет жить. Она станет заботиться о Леночке и о муже, вместе они будут растить ребёнка, а может, и второго заведут, какие её годы.

С Игорем её познакомила подруга. С этой Ириной они не то чтобы очень прочно дружили, но были приятельницами и работали в одной организации. Ксения — в экономическом отделе, Ирина — в отделе кадров. В том году по графику, который со скандалами, слезами и душераздирающими историями о болезнях как своих, так и родственников, составлялся ещё до новогодних праздников, они должны были идти в отпуск в одно и то же время. Собственно говоря, у Ксении никаких особых планов на июль (равно как и на любой другой месяц) не было, но глупо было бы отказываться от того, о чём мечтали все. Ехать никуда Ксения не собиралась и думала просто проводить жаркие летние деньки с дочкой на городском пляже. Ленка обожала воду и уже неплохо плавала в отличие от самой Ксении. «Наверное, в отца, — изредка думала она, глядя на самозабвенно барахтающуюся девочку. — Я-то большую реку впервые здесь увидела, до того только пруды. А он ведь на Волге вырос». Леночка и внешне всё больше начинала напоминать Ксении своего отца. Впрочем, немудрено было это сходство и выдумать, ведь даже никакой фотографии Володи у Ксении не было и сравнивать было не с чем. Однако ни на мать, ни на её родню Ленка вообще ничем не походила, это уж Ксения видела отлично.

Ира уговорила Ксению провести отпуск на турбазе, на одном из многочисленных волжских островов. Она была такой же матерью-одиночкой, растила сына Серёжу, ровесника Леночки. Вдвоём управляться с ребятишками было, конечно, легче, да и вообще вместе отдыхать веселее.

— Поехали, Ксюха, — уговаривала её решительная, энергичная Ирина, в свои двадцать пять похожая больше на шуструю девчонку-подростка. — Это же просто рай земной! Отдохнёшь от городской жизни, Ленка у тебя окрепнет. Вон, на моего погляди — я и забыла, когда в последний раз простывал, тьфу-тьфу-тьфу.

Серёжка действительно рос на удивление крепким и здоровым, никакие детские хвори, которые прилипали к Леночке, к нему даже не приближались. Это был серьезный аргумент, но Ксения всё-таки колебалась. Непривычные условия турбазы её немного пугали.

— Не бойся ты, что там может случиться! — продолжала настаивать Ира. — Волга, грибы, ягоды. Там такая ежевика, ты не представляешь. Вот, попробуй варенья. Да понюхай, какой аромат! Лесом пахнет.

Ксения послушно нюхала, но никакого особого аромата, кроме запаха переваренного сахара, не чувствовала. Отпугивал и цвет знаменитого варенья — густо-фиолетовый, она этот цвет терпеть не могла. Тем не менее из вежливости пробовала и хвалила.

— Ну вот, я же говорю! — хвастливо заявляла Ирина, как будто необыкновенные качества варенья из ежевики были решающим аргументом в пользу отдыха на турбазе.

В конце концов Ксения согласилась. Правда, убедило се не варенье, а восторг Ленки, когда мать спросила ее, что дочка думает по поводу двух-трех недель на Волге. Ксения почти всегда советовалась с ней, как со взрослой, и старалась серьезных решений без одобрения дочери нс принимать.

Ирина взяла на себя всю организацию по сборам, а на долю Ксении досталась роль её тени, с обязанностями вьючной лошади. Два дня они мыкались по базару и магазинам, старательно вычеркивая после каждой покупки очередную строчку в списке, едва уместившемся на развороте тетрадного листа в клеточку. Ксения разок робко попробовала спросить:

— А может, хватит?

На что Ирина резонно заметила:

— Лучше останется, чем не хватит. Не пропадет. Знаешь, как там на жратву пробивает, на свежем-то воздухе да после купания? Ужас кромешный. Дели так метать будут, только готовить успевай. Да и мы не отстанем, уверяю тебя.

Наконец-то все было собрано, и в воскресенье к вечеру автобус привез их на берег, к перевозу. Только здесь Ксения догадалась поинтересоваться:

— А как мы на остров попадем?

— Не боись, — уверенно ответила Ирина. — От базы «гулянка» регулярно курсирует.

Они стали ждать. Действительно, вскоре вдалеке показалась какая-то посудина и послышался стрекот, как будто на воде кто-то шил на гигантской швейной машинке. Постепенно звук становился все громче, огромная металлическая лодка приблизилась и ткнулась носом в песок. «Корыто с мотором», — скептически оценила Ксения это плавсредство.

Корыто, впрочем, оказалось очень устойчивым и довольно быстроходным. Через полчаса были на месте. Ксения с Ленкой с любопытством рассматривали издали поросший густым лесом большой остров, песчаный пляж, лодочный причал, несколько рядов симпатичных разноцветных домиков. Возле каждого была веранда и стояли столики.

Ирину здесь знали все, вскоре они без очереди получили вёдра, миски, плошки и кастрюли. Их поселили в лучшем домике на четырех человек. Остаток вечера подруги убили на то, чтобы накормить и уложить расшалившихся детей, а потом тщательно занавесить марлей оба окна. Комаров в этом земном раю было изрядное количество.

Рано утром Ирина растолкала подругу и выволокла на улицу. Если бы не боязнь разбудить детей, Ксения ни за чтобы не позволила так с собой обращаться. Отойдя пару шагов от домика, она прошипела:

— Ты что, Ирка, с ума сошла? Я спать хочу! Сколько времени?

— Полшестого. Самое время на рыбалку отправляться.

— Нет, ты точно ненормальная. Какая рыбалка? Я только кильку из банки ловить умею, — возмутилась Ксения.

— Вот и научишься. Ты только посмотри, красота-то какая! А на воде ещё лучше. Так что давай-ка быстренько одевайся и пошли.

Красота действительно была неописуемая. Ксения очень давно не видела рассветного леса. Запахи, звуки, легкий свежий ветерок пробудили в ней дух авантюризма и готовность к подвигам. Останавливало лишь одно обстоятельство.

— Ирка, а дети? Они же в любой момент проснутся, нельзя же из без присмотра оставлять.

— Ну, здесь как раз прекрасно можно, это тебе не город. На пляже за ними любой взрослый последит. Да не бойся ты, за ними Игорь присмотрит, я уже договорилась. Завтрак я для них приготовила, он и покормит.

— Это ещё кто такой?

— О-о-о! — закатила глаза Ирина. — Это такой мужик, закачаешься! Я на него второй год охочусь, но пока, правда, без особого результата. Он, понимаешь, ко мне отлично относится, но чисто по-дружески. Зато любую просьбу исполнит, он безотказный. В общем, дети под присмотром, Игоря я тебе потом покажу, а сейчас нечего время терять, пошли.

На берегу Ирина втолкнула Ксению в деревянную лодку, оттолкнула её, запрыгнула сама и ловко заработала веслами.

— Ирка, да тебе никакого мотора не требуется, — фыркнула Ксения. — Дай попробовать!

— Потом, на обратном пути, — пообещала подруга.

Подплыли к камышам, бросили якорь. Ирина нашвыряла в воду из ведерка, стоящего на дне лодки, несколько пригоршней размоченного хлеба и сунула в руки Ксении удочку, сказав при этом:

— Смотри на меня и делай так же.

Она достала из консервной банки червя, насадила его на крючок и забросила удочку.

— А черви что, консервированные? Импортные, поди? — съязвила Ксения, не решаясь достать извивающегося гада.

— Отечественные. Ладно, первый раз насажу тебе червя, а потом сама действуй.

Подружки уставились каждая на свой поплавок. Ирина вытащила первую рыбешку, вторую. Ксении стало скучно, и она начала прикидывать, как бы заставить Ирку отвезти её назад. Неожиданно её красно-белый поплавок резко ушёл под воду, вынырнул и вновь пропал.

— Тащи! — скомандовала Ирина.

Ксения дернула удочку, и на дно лодки шлепнулась рыба. Крупнее тех двух, что выловила Ира.

— Красноперка, — прокомментировала Ирка, помогая Ксении отцепить добычу, и хитро прищурилась: — Ну что, назад поехали?

— Да ты что?! — возмутилась Ксения и деловито поинтересовалась, заглядывая в банку: — А у нас червей надолго хватит?

На базу они вернулись часа через три. Дети уже проснулись и резвились на берегу залива у кромки воды. За ними наблюдал высокий загорелый парень с шапкой из газеты на голове. Эго и был тот Игорь, про которого говорила Ирина.

— Игорёк, поможешь нам рыбу засолить, ладно?

Игорь кивнул головой. Ирка спохватилась:

— Я вас познакомить забыла. Ксения, Игорь.

Ксения довольно равнодушно кивнула, Игорь внимательно посмотрел ей в глаза и почему-то смутился. И позже, за обедом (Ирина пригласила Игоря пообедать с ними), и потом, возле сюда для пинг-понга, и на пляже Ксения продолжала ловить на себе его пристальный взгляд. «А я, похоже, ещё очень даже ничего себе, — удовлетворенно подумала она. — Да и он довольно симпатичный. Интересно, сколько ему лет?» Ксения ошибалась. Она была не «ещё ничего себе», а в полном расцвете красоты молодой женщины. Ведь ей едва исполнилось двадцать четыре года, хороша собой она была всегда, а в то лето почему-то особенно. Ухажеров у нее и на работе, и в институте всегда было полным-полно, но никакого значения она этим попыткам завести более близкие отношения не придавала. Как-то не воспринимала она ни одного из них всерьез и даже не пыталась ни на кого примерить роль мужа для себя и отца для Леночки.

Вечером, когда подруги сидели вдвоем на своей веранде, выяснилось, что Игорь тоже заинтересовался биографическими данными новой знакомой. Ирина проболталась, что он был очень удивлен, когда узнал, что Леночка — дочка Ксении. «Не может быть шестилетнего ребенка у совсем молоденькой девушки», — заявил он.

— Ну он же не знал, что я Ленку в семнадцать лет родила, — улыбнулась польщенная Ксения, прекрасно понимая, что дело не в Леночкином возрасте. Всезнайка Ирина поведала ей, что самому Игорю двадцать восемь, он не женат и работает инженером в конторе, дружественной их организации, поэтому и отдыхает на этой ведомственной турбазе каждый год.

Они отдыхали в свое удовольствие По утрам ловили рыбу, вечером коптили её и сидели у костра. Игорь безропотно следил за их детьми и. кажется, был совершенно доволен, проводя так свой отпуск. За его старания подружки брали его с собой в лес и на пляж, но на рыбалку ездили вдвоем. А на Ксению он поглядывал все чаще и пристальнее. Впрочем, не он один. Как обычно, вниманием Ксению мужики не обделяли, да и с Ириной постоянно заигрывали. А как-то раз, когда они в очередной раз отправились на рыбалку, Ирина захихикала:

— Ксюха, глянь!

— Что такое?

— Да вон, на берег смотри. Да нс туда, через протоку! Нас с тобой какие-то ребята в бинокль рассматривают. Ну и умора! Может, искупаемся? Покажем стриптиз?

— Да ну их совсем, — отказалась Ксения, нс склонная к рискованным приключениям. — Поплыли отсюда. Да и домой уже пора, дети голодные. Уже полдень, наверное.

— Ну ладно, раз ты такая правильная… — нехотя согласилась Ирка и уселась на весла. Их лодка нырнула в камыши, и парни на противоположном берегу протоки мигом скрылись из глаз.

Обедали в тот день без Игоря. Сначала накормили детей и, несмотря на обычные бурные протесты, отправили их по кроватям, полежать часок после еды. Сидя на веранде и уплетая макароны по-флотски, Ирина задумчиво сказала:

— Смотри, Ксюха, как Игорь на тебя смотрит. Приглядись. Мужик добрый, непьющий и работящий. И характер мягкий. Такой никогда не обидит.

Ксения только рукой махнула.

— Что ж ты, Ирка, сама его обхаживала, а теперь мне сватаешь? Разонравился, что ли?

— Да нет, не разонравился. Только вот на меня он никогда так не смотрел, как на тебя. Так что пользуйся моей добротой, забирай!

Рассмеявшись, Ксения проговорила:

— Ты что, мне подарок, что ли, сделать решила?

— Ага! — весело кивнула Ирина. — Глядишь, потом и ты мне удружишь, мужа хорошего найдешь.

— Да какой там муж…

— Вот посмотришь. Я в этих делах не ошибаюсь, у меня глаз — алмаз.

Тогда Ксения не придала этому значения, поговорили и забыли. Однако дня через два после возвращения с турбазы Игорь позвонил ей. Сказал, что телефон ему дала Ирина, ещё там, на базе.

Они стали встречаться. А через месяц поженились. Вместе ходили по магазинам, покупая Ленке обновки, вместе выходили по утрам излома и вместе гуляли с Леночкой после работы. Игорь жил с родителями, поэтому после свадьбы он переехал к Ксении. Дочка относилась к нему хорошо, без пылкой любви, но и без неприязни и детской ревности. В общем, все было хорошо, кроме двух моментов. Родители Игоря не любили Ксению, а сама она месяца через три поняла, что совершенно не любит Игоря. Особых недостатков у него не было, но какая-то вялость характера, совершенно не вяжущаяся с мужественной внешностью, несказанно Ксению раздражала. Но самым главным недостатком Игоря, который исправить было совершенно невозможно, являлся тот факт, что он не был Володей. «Господи, неужели я никогда нс смогу освободиться от этой давней любви?!» — не раз в отчаянии думала Ксения. Через полгода она сказала:

— Давай подавать на развод.

Игорь возражал, но как-то неуверенно, вяло. Он устал разрываться между своей новой семьей и родителями, которые не могли простить ему женитьбы на женщине с ребенком, которую выбрали ему не они. В общем, их развод был для всех большим облегчением.

Глава 6

Владимир сбежал из дома, наскоро побросав вещи в старый чемодан, с которого даже пыль второпях не стер. Практически на ходу попрощался с матерью и уехал. Он больше не мог выдерживать Татьяниного напора с замужеством. Будучи человеком довольно мягким, Володя не сумел бы отказать человеку — тем более что Таньку знал с детства, и это почему-то обязывало его относиться к ней не так, как к другим женщинам. Впрочем, какие уж там у него женщины…

В общем, чувствуя себя почти подлецом, оставил он Татьяне письмо. Дескать, прости, Таня, и виноват я и не виноват. Виноват в том, что продолжал встречаться с тобой, не испытывая никаких чувств — кроме дружеских, конечно. Но все-таки не виноват, потому как постоянно намекал, что между нами быть ничего не может. А вот она, Татьяна, его никак не понимала или понимать не хотела. В конце письма Володя, вспомнив какие-то давным-давно прочитанные книжки, желал Тане счастья, всяческих благ и встречи с хорошим человеком, который будет любить ее по-настоящему.

Поезд вёз Владимира на север, к месту работы. Туда он получил направление после окончания института. Кстати, назначение это он некоторое время держал в тайне ото всех, даже от матери. Пожалуй, от матери и от Таньки в первую очередь. Сообщил дома о своем решении в последний момент, когда вывалил из шкафа немногочисленные шмотки и приступил к сборам. Вопреки его опасениям мать восприняла известие довольно спокойно:

— Возможно, ты принял правильное решение. Поживешь один, станешь самостоятельным и прекратишь вводить в заблуждение Татьяну. Жаль девочку, она неплохая и очень хотела за тебя замуж. Я всё надеялась, что у вас всё получится и сладится. Хотя давно уже ясно, что она тебе безразлична. Тебе, по-моему, вообще все безразличны, странный ты у меня какой-то… А я-то всё надеялась бабушкой стать, уже и вещи для будущего ребёнка подготовила.

— Какого ещё ребенка? А-а, ты уже всё за меня решила? Вот сама и женись тогда. Кстати, интересно, для кого ты готовила — для мальчика или девочки?

— Какая разница? Когда устроишься на месте, напиши. А лучше позвони.

Володя не ответил. Молча кивнул и нарисовал на пыльной чемоданной крышке кривой вопросительный знак. Лидия Васильевна ушла в свою комнату и не выходила из неё, пока сын проверял, всё ли нужное он положил. Она вышла только тогда, когда он крикнул, что уходит. Поцеловала в обе щеки и пожелала удачи. А потом долго вытирала платочком слезинки.

Через несколько дней Владимир приехал в небольшой городок, выросший на месте бывших сталинских зон. Вряд ли в другом месте можно было бы считать городом пять десятков двухэтажных панельных домов и «нахаловку» — сотню домишек самостроя, сколоченных из подручных материалов чуть ли не вплотную друг к другу. Скорее это был средний поселок, но здесь, в малолюдных местах, он горло именовался городом.

Организация, в которой предстояло работать Владимиру, находилась недалеко от железнодорожных путей и вокзала. Туда он сразу и направился, предварительно узнав дорогу у скучающего милиционера.

— Так, значит… Прибыл, молодой специалист! Ты садись, садись. — Начальник управления представившийся Филиппом Андреевичем Коржиковым, указал на стул, продолжая рассматривать документы Владимира. — Значит, по направлению. Ну добре, добре. Давненько к нам никого не присылали. Трудностей не боишься? Не отвечай, по лицу вижу — не боишься. Мужественное у тебя лицо. Шрамы украшают мужчину. Откуда у тебя отметочка такая?

— Дурацкий случай. Память о юности.

— Ну ладно, ладно. Отнесёшь документы кадровику. А вот тебе записочка, — он что-то написал на листе бумаги, — отнесешь коменданту общежития. Коржиковой Анне Андреевне, жене моей, значит. Она тебя поселит. Пока комната в двухкомнатной квартире. Вместе с твоим коллегой, сменным мастером. Он на вахте — ты дома, он дома — ты на вахте, так что мешать друг дружке не будете. Не женат? Нет? Ну и ладненько. Надумаешь жениться или жену привезти — дадим квартиру. Иди устраивайся, осматривайся, а послезавтра на работу. Дольше приглядываться времени нет.

Анна Андреевна Коржикова встретила Владимира недалеко от его будущего жилья. Это была высокая и полная в отличие от своего маленького и сухонького мужа женщина с крупными чертами лица и доброй улыбкой.

— Так ты и есть Владимир Туров? Правильно тебя Андреич нарисовал. Я так тебя сразу и признала! Звонил уж он, говорил про тебя.

Владимир невольно улыбнулся, увидев эту женщину. Ему показалась смешной мысль о подтвердившемся правиле — что у мелких мужчин крупные жены, и наоборот.

— Ты чего разулыбался? Что на мне смешного? Пошли, жилье твое покажу.

Пока они шли, Анна Андреевна разрешила называть ее Андреевной, так и сказала: «Зови Андреевной, меня все так кличут». Предложила обращаться и по любому поводу, и просто так. Просто так ещё и лучше.

Квартира оказалась неплохой. Владимиру досталась комната поменьше, большую занимал коллега. Бросив чемодан на кровать, Владимир вслед за Андреевной пошел осматривать своё новое жильё, в котором ему предстояло жить по меньшей мере три ближайших года. Молодой специалист — он и есть молодой специалист, диплом-то перед государством отрабатывать надо. Да оно и неплохо, оставаться в родном городе было совсем невмоготу, а тут тебе всё готовое: и жилье, и работа.

Кухня была просторной и удобной, с большим холодильником и электрической плитой. Андреевна показала, как ей пользоваться, и повела Владимира в ванную. Покрутила краны, показывая, как хорошо льется и горячая, и холодная вода. На этом экскурсия была завершена (до обучения пользованию унитазом не дошло), и Андреевна повела Владимира на склад получать необходимые вещи. Склад оказался совсем рядом — большой бревенчатый сарай с огромным амбарным замком, который закрывал чуть ли не половину маленькой двери.

Анна Андреевна, как и следовало ожидать, оказалась женщиной практичной, знающей, что нужно одинокому мужику для спокойной жизни и работы. Владимир замучился перетаскивать в свою квартиру (ну, наполовину свою) посуду и веши. Дома он всем вещам придумал свои места, одежду отправил в лакированный двустворчатый шкаф, стоящий в его комнате, а посуду на кухню. Покончив с барахлом, занялся уборкой квартиры. Неожиданно для себя Володя осознал, что старается убираться как можно лучше, не упуская из виду углов и пространства под шкафами. В его привычки такая тщательность никак нс входила, что всегда подтверждала и мать. Она постоянно повторяла: «Для тебя, Володя, уборка — это равномерное распределение грязи по всем углам».

Завершив работу, Владимир ощутил легкую усталость и вдруг понял, что хорошая правильная уборка — довольно тяжелый труд, но результаты его весьма радуют. Все-таки вот что значит — делать что-то для себя, а не из-под палки. Теперь можно было и передохнуть. Он поставил на плиту большой чайник с нарисованными цветами-лютиками на эмалированном белом боку, достал маленькую зеленоватую пачку с названием «№ 36», смесь индийского и грузинского чая, подумал немного, сунул её в кухонный шкафчик и вытащил из чемодана другую, со слоном. Две пачки дефинитного индийского чая ему удалось купить по дороге, в буфете какой-то маленькой станции. Для особо торжественных случаев. Теперь же Владимир решил, что новоселье, да ещё не в вагончике и не в бараке, а в уютной квартире — повод вполне подходящий для небольшого индивидуального праздника. Как-никак начало новой жизни!

Он несколько раз ополоснул кипятком маленький заварочный чайник, всыпал туда горсть чаинок — что называется, от души — и залил крутым кипятком. Укутал чайничек полотенцем и стал ждать результата.

Чай получился отменный, дома мать никогда бы не позволила ему так шиковать. Вдыхая горячий ароматный парок, идущий из чашки, Володя закурил сигарету и сделал глоток сладкого терпкого чая. Впрочем, долго наслаждаться не пришлось. Хлопнула входная дверь, и на кухне появился парень. Крепкий такой боровичок среднего роста, розовощекий, с кудрявым светлым чубом и хитрыми голубыми глазами. Улыбаясь во все лицо, крепыш протянул руку:

— Здорово, сосед! Меня Виктором зовут. А фамилия моя Собченко. Про тебя я все знаю, к нам на УКПГ Андреич приезжал, рассказывал. Ну что, брат, надо бы нам с тобой за знакомство по чуть-чуть. Как ты на это смотришь? И закусон у меня мировой, пельмени из оленины. Ел такие?

Пока Виктор варил пельмени, успел попутно рассказать все про свою жизнь. Родился на Украине, служил в Москве, окончил техникум — и сюда на заработки. И не жалеет, что приехал. Работы на УКПГ — установке комплексной перекачки газа, которую здесь называют попросту Установкой (но явно с большой буквы), не так много, если всё вовремя и правильно делать. Заработки хорошие, во много раз больше, чем на Большой земле (Виктор называл Большой землей все, что не относилось к «северам»), да ещё платят «полярки» и «комариные». Володя не стал выяснять значения незнакомых названий и чем они друг от друга отличаются. Пока просто слушал, решив разобраться в них со временем.

Пельмени по вкусу были вовсе не похожи на те, что делала мать и к которым он привык. Сначала Володя даже не сообразил, нравятся они ему или нет, но уже с третьего пельменя понял: такой вкусноты он не пробовал никогда. А обещанная выпивка оказалась спиртом. Он впервые увидел бутылку, на которой было написано «спирт питьевой» и крепость — семьдесят градусов. Уже собрался добавить в спирт воды, как Виктор остановил его, показав, как правильно надо пить. Нужно вдохнуть в себя как можно больше воздуха, выпить одним глотком и выдохнуть. Тогда пары спирта не перехватят дыхание. Владимир выпил, тут же поперхнулся и закашлялся, слезы потекли из глаз. Сосед колотил его ладонью по спине, поил водой, стараясь привести в чувство. В общем, веселился от души, обещая, что скоро новичок научится пить спирт как заправский северянин. А это умение «на северах» — первейшее дело.

— То, что мы пьем, Вовка, ерунда. Вот мне рассказывали одну занимательную историю. — Виктор глубоко затянулся «Примой» и выпустил густое облако дыма. — У нас тут «сухой закон», так власть решила, и нс здешняя, а в Москве. Ни водки, ни вина, кроме как перед праздниками, не бывает, и то дают по две бутылки на рыло. Зато с продуктами и барахлом проблем нет — покупай что хочешь. Я своим на Большую землю в отпуск чемоданами тащу, импорт сплошной. Сам увидишь. И жратва — тушенка там, сгущенка, консервы импортные, таких и в Москве днём с огнём не сыщешь. Так о чем я? Ах да. Приехал как-то хант, народность здесь такая в тундре живет, на оленях ездят. В поселок приехал. Зима тогда была. Приехал, а выпивки нет. Сунулся он в один магазин, другой. Пусто. Так этот хант купил два флакона одеколона и тут же оба пристроил в рот и выпил. Сразу два одновременно вливал в себя. И ничего. А ты спирт простой выпить не можешь.

— Ну я же не хант. И пил не одеколон.

— Это точно.

Через день Владимир начал работать. До Установки ходил автобус, но можно было дойти и пешком но широкой бетонке. Другое покрытие дорог на Севере не применялось — не позволяли погода и тяжелая техника, без которой тут никуда. Сама же Установка оказалась небольшим посёлком со своим магазином, баней и общежитием. Работа здесь шла круглосуточно. Большинство рабочих жили тут же. Владимиру из-за нехватки руководящего персонала с первого дня доверили руководство смены. Перепугался он страшно, но все сложилось нормально. В сто бригаде было с десяток человек, все люди в возрасте, без придури. Встретили Владимира радушно, несмотря на его юность и неопытность, и на первых порах старались помочь разобраться в новом оборудовании американских, французских и японских фирм, про которое он только слышал, а если и видел — то на картинке в специальных журналах, в библиотеке.

С Виктором они стали если не друзьями, то близкими приятелями, и по возможности в свободное время выезжали на охоту и рыбалку вместе. Виктор уговорил Владимира приобрести ружье двуствольную ижевскую «вертикалку» — и кучу спиннингов и удочек.

Здесь, на Севере, у многих были собственные вездеходы, а точнее БМП, а если ещё точнее — боевая машина пехоты. Пехоты здесь не было, боев тем более, а вот проходимость у этих БМП была отменная. Люди их собирали и приводили в порядок сами, из списанных кузовов и запчастей, и купить такую машину по северным меркам было недорого, от тысячи до трех тысяч рублей.

У Виктора тоже был собственный вездеход, который он купил по смешной остаточной стоимости. Он вообще умел устраиваться в жизни, этот жизнерадостный крепыш Виктор. А ездить на вездеходе на рыбалку или охоту, а тем более за ягодами по тундре — лучше не придумать. Единственное, что Владимиру нс нравилось в приятеле, — его наплевательское отношение к «туземцам». Для него, как, в общем, и для многих других, они нс были людьми. У Владимира они вызывали брезгливую жалость. А вот байки про чукчей и геологов ему нравились.

Володе и самому однажды довелось попасть в довольно необычную и одновременно смешную ситуацию, связанную с «оленьими людьми». И конечно, все произошло по вине неугомонного Витька! Дело было осенью, как раз перед самым наступлением холодов. Так совпало, что у Владимира и у Виктора одновременно выдались три выходных дня. В первый день Володя планировал спать, а другие два дня просто лениться. Словом, мечтал побездельничать в свое удовольствие на полную катушку. Не удалось.

Утром сквозь сон Владимир услышал тяжелый рык двигателя за окном и вяло подумал: «Что за чудак на букву «м» разъезжает по городу на вездеходе, строго-настрого запрещено ведь. Менты поймают, огребет себе проблем».

Двигатель смолк, и вскоре раздался истошный вопль Виктора:

— Подъем! Вставай, вставай, и знаю, что ты дома и что у тебя три выходных. У меня тоже! Давай собирайся! Как говорит наш друг Рафик Гафаров — мухом туда-сюда. Ты меня слышишь? Времени нет! Скоро менты проснутся, и мне не поздоровится. Давай, давай, на охоту едем. Гусь пошел, постреляем. Рыбки половим!

Через несколько секунд Витя уже барабанил в дверь.

— Куда ты меня тянешь? — спросил ещё не до конца проснувшийся Владимир. — А может, ну её, охоту эту, и рыбалку с ней туда же? Отоспимся, водочки вечером выпьем, у меня бутылка есть. Салатик сделаем.

— Нет, мы едем на охоту.

Как ни упрямился Владимир, Виктор чуть ли нс силком вытащил и заставил одеться, постоянно подгоняя легкими тычками, когда Володя засыпал на ходу, и кулем загрузил в вездеход. Владимир окончательно проснулся уже далеко в тундре.

— И куда ты меня везешь?

— На охоту.

— Я знаю, что на охоту. Вот только направление никак определить не могу. Знаю, что точно нс на наше место.

— Это ты правильно заметил, даром что проспал всю дорогу, — хохотнул приятель. — Едем мы на речку Ен-яха, на то место, где она впадает в Хадутте. Мне шепнули — там стоянка геологов была. Столики сколочены, банька, и даже сортир есть. Hет, ты представляешь — сортир в тундре!

— Не представляю, — мрачно ответил Володя. — И на хрена он мне?

Через три часа езды по кочкам плюс те два, которые Владимир проспал, они подъехали к месту. Все было так, как и обещал Виктор.

Они наскоро перекусили, и вскоре Владимир уже плелся за Виктором на озеро, и полутора-двух километрах от места стоянки.

— Витек, ты как узнал про это место?

— Да я с топографами познакомился. Они и сказали по дружб. Только просили ничего не ломать. Вот что, давай пару часиков постоим и назад, баньку топить. Мостки у реки видел? Из бани и в воду, красота.

К озеру подходили крадучись. Когда впереди показалось озеро со стаей уток на тихой воде, приятели легли на ягель и поползли, боясь спугнуть птицу. Быстро сняв ружья с предохранителя, они и выстрелили одновременно. Стая снялась и дружно взлетела, а на воде остались две подбитые утки. Сделав круг, птицы снова опустились на воду. И так происходило после каждого выстрела. Наконец стае надоело взлетать и садиться, и добыча улетела от охотников на соседнее озеро. Виктор и Владимир подошли к кромке воды и стали собирать подогнанные ветром к берегу трофеи.

— Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать! Вот это охота! Правильно говорят, куда буровики не дошли, там птица и зверь не пуганы. Представляешь — шестнадцать уток, не сходя с места! Вот это да! Кому расскажешь — не поверят.

— Да-а, Bитёк, путаешь ты охоту и истребление беззащитных тварей. Лучше скажи, кто все это щипать будет? А?

— Если ты такой лентяй, беру ощип и готовку на себя, а ты занимайся баней. Готовить ты всё равно толком не умеешь, это я тебе авторитетно заявляю. А вообще при твоих кулинарных способностях единственный выход язву не заработать — это жениться. Хочешь, посодействую?

— Да иди ты, — отмахнулся Володя. — Сам в хомут влез и других тянешь.

— «Маладой ещё малчишка, глюпый как баран», — процитировал Витёк всё того же друга, татарина Рафика Гафарова.

Утром Владимир проснулся рано и отправился осматривать окрестности. Выйдя на берег неширокой быстрой реки, он зажмурился от ярких солнечных бликов, отбрасываемых водой. Подойдя к кромке воды, нагнулся и, зачерпнув в пригоршню холодную чистую воду, плеснул её себе в лицо.

— Хорошо-то как, мать твою! — громко и с удовольствием произнес Володя.

— Что, чувства переполняют? — раздался сзади голос Виктора.

От неожиданности Владимир едва не упал в воду и, обругав тихо подкравшегося приятеля за его поступок всеми нехорошими словами, осведомился:

— Есть будем?

— Есть-то будем. А поедим — тогда и поедем.

— Куда это ещё ты собираешься? Никуда отсюда я не поеду. Мне и тут неплохо. Ванька, речка, да и гнуса почти нет. Не, не поеду никуда?

— Поедешь. Мы ненадолго. Вон дымок, видишь? — Виктор протянул ему бинокль, хотя столбик дыма, поднимающегося в небо, был виден и так. — Сразу за бугром на той стороне реки.

Въехав на бугор, Виктор остановил вездеход. Под склоном, рядом с довольно большим озером, оказалась стоянка хантов, шесть юрт полукругом.

— Поехали, Вовка, посмотришь, как чукчи живут.

— Почему чукчи? Чукчи — они на Чукотке, а эти — ханты.

— А, один черт, все они чукчи.

Володя ещё ни разу не был в хантайском стойбище. В поселке с хантами, конечно, сталкивался, когда те приезжали из тундры делать покупки сразу на несколько месяцев. Так что теперь ему стало любопытно — как они живут, эти люди, которые кажутся выходцами из позапрошлого века.

Аборигены встретили неожиданных гостей довольно сдержанно. Поздоровавшись, приятели обратили внимание на то, что в стойбище были одни женщины. Мужчины, как позже выяснилось, ушли с оленями. Разговор не клеился. Было ясно по односложным ответам и недоуменным взглядам узких черных глаз, что женщины чего-то ждут. Наконец одна из хантаек не выдержала и напрямую спросила, что привезли русские на обмен. Сахар, муку или курево? Или ещё что-нибудь?

У Виктора в вездеходе нашлось всё. Он никогда не ездил на охоту без запасов. К встрече и мену он был готов всегда. И уж, конечно, нехитрым натуральным обменом шкурок он добывал куда больше, чем если бы охотился на пушного зверя сам. Да их, шкуры эти, ещё и выделать правильно надо. Возни полно, самому неохота, а местные жители на это большие мастера!

Обменяв шкурки ондатры на продукты, та же бойкая круглолицая Аня с такими же глазами-щелочками, как и у её подруг, заискивающе сказала:

— Однако водки выпить надо.

— Ну, надо так надо, — легко согласился Виктор.

Он достал две бутылки. Быстренько распив одну вместе с хантайками — «за знакомство», гости спросили разрешения половить рыбу неводом хозяев. Женщины изумленно переглянулись и принялись наперебой объяснять:

— Озеро плохой. Там рыб нет, один щука. Не ходи, не надо, давай лучше ещё водка выпьем.

— Нам и щука сойдет, — отмахнулся Виктор. — Давайте, давайте невод, красавицы.

Получив старенький бредень, мужики направились к озеру под дружное хихиканье женщин.

— А чего это они такое сказали — мол, рыбы нет, а щука есть?

Виктор ухмыльнулся:

— Чукчи эти тут зажрались, щуку за рыбу вообще не считают. Муксун, пыжьян, то есть лосось местный, северный, — это для них рыба. А щука так, мусор.

С первого заброса выловили пару небольших щучек. Не успели рыбаки во второй раз завести невод, как Виктор, оглянувшись через плечо, простонал:

— Ой, ё-ё-ё!

— Что случилось? — посмотрел в ту же сторону Володя и увидел, что к ним идет всё население стойбища. Вскоре стали слышны веселые вопли.

— Ну бот, — пояснил Витя. — Выпили по сто грамм, а завелись на ящик. Уезжать отсюда надо, а то пока вусмерть не перепьются и замертво не попадают, жизни нам не будет. И за речкой достанут, это я тебе гарантирую. Вот народ, за глоток водяры удавиться готовы.

Вытаскивать до конца невод не стали. Бросили его и спешно залезли в вездеход. Однако было уже поздно. Хантайки облепили машину и наперебой предлагали обменять на водку всё, что у них было, включая девичью честь. Одна на вид довольно молодая женщина ловко забралась на вездеход и просунула голову в наполовину открытый верхний люк. Она громко и назойливо предлагала купить песца за десять бутылок водки или три — спирта. Виктор попытался выдавить незваную гостью из люка, упираясь ладонью ей в лоб. Удалось это ему плохо. Хантайка верещала, стараясь укусить Виктора за руку и одновременно пробраться внутрь. Наконец её удалось вытолкнуть наружу, но делу это не сильно помогло. Агрессорша восседала на крыше вездехода, широко раскинув ноги, колотила кулаками по кабине и орала:

— Эй, русский, я хочу тебя за бутылку водки!

— Что будем делать, Вован? Я не вижу выхода, — немного испуганно произнес Виктор. — Они нас или порвут, или затрахают. А скорее всего и то и другое одновременно. Ну не вездеходом же их давить! Посадят ведь, как за людей…

— Дай пузырек, — протянул руку Владимир.

— Зачем?

— Дай, тогда увидишь.

Виктор дал ему бyтылку. Володя через стекло показал водку наседавшим северным дамам. Вскоре вес они сгрудились со стороны счастливою обладателя драгоценной бутылки и с вожделением на неё уставились. Стало тихо, замолчали все. Владимир приоткрыл дверь, изо всех сил бросил бутылку как можно дальше и крикнул Виктору:

— А теперь гони!

Вездеход взревел, развернулся почти на месте и рванул в сторону реки.

— Ну ты даешь! Я бы ни за что не додумался до такого.

— Вперед смотри, любитель меха и туземных женщин!

Домой они приехали поздно ночью. Всю дорогу молчали. Лишь в конце пути Володя задумчиво проговорил:

— А знаешь, Витек, мне их жалко.

— Кого?

— Их. Хантов. Мы пришли, нарушили многовековые устои, сломали им жизнь, споили их. Они же алкоголиками с первого стакана становятся, я слышал. А теперь они вымирают от водки и туберкулеза.

— Кто вымирает?

— Ханты.

— Ну ты даешь, Вовик! Это ж всё до нас было. Давно. Большие начальники решили тундру осваивать. А мы так, мелочь пузатая. И к тому же они сами водки просят, им в глотку никто насильно не льет. Так что мы тут ни при чём. Давай спать, и не мучай свою совесть. И вот что я тебе, Вова, скажу по-дружески: не пытайся быть умнее других. Не стоит.

Вскоре Володя Туров полностью освоился, и ему уже казалось, что он всю жизнь прожил здесь. «На северах», как он и сам начал говорить. Года через полтора его стали чуть ли не насильно гнать в отпуск — езжай, мол, отдохни как следует. А ему в отпуск ехать не хотелось. Владимир ни разу в жизни ни в каком отпуске не был и не мог придумать, что будет делать. Ехать домой, на родину, душа не лежала. Конечно, надо было бы мать повидать. Она писала, что скучает, что очень хочет увидеть своего Володю. Нов то же время наверняка пришлось бы встретиться и с Татьяной, а ни малейшего желания её видеть у него не было. Зато всё сильнее хотелось разыскать Оксану, про которую он никогда не забывал. Она даже снилась ему иногда. Правда, лицо её было неясным, в каком-то светлом тумане. После таких снов у Владимира надолго оставалось ощущение мягкого доброго тепла и смутной тоски. Но надежды найти Оксану у него почти не было. Не знал он, с чего начать. А главное — как и через кого, ведь практически ничего он про эту необыкновенную девушку не знал. Да и сама-то она помнит ли о нем?

Время для Владимира шло незаметно. Работа, дом, иногда сабантуйчики с Виктором и прочими коллегами, иногда рыбалка или охота. Рыбалку он любил больше. Вот, собственно, и все, из чего складывалась Володина жизнь. Ну, еще письма от матери. Читал он их со смешанным чувством. Приятно, конечно, было знать, что кто-то о тебе помнит и пишет, да и беспокоился он за мать — как она там одна? В то же время конверты эти с листками, густо исписанными мелким аккуратным почерком, были единственной ниточкой, связывавшей Володю с прежней жизнью, полной мелких неприятностей, сложностей и неразберихи.

Когда третий год его работы подошел к концу, в отпуск Владимира всё же прогнали, почти насильно. Сказали — по закону не положено без отпуска работать так долго. Перед ним встал сложный вопрос — что делать? Ехать в родной город или отправиться куда-нибудь на юга, к теплому морю? Или всё-таки на курорт, но с заездом на родину, чтобы мать не обижать? Не хотелось ему ни на южные курорты, где толпы народу, шумно и жарко, ни в свой город, где поджидала его хищная Татьяна.

Проблема «куда ехать» разрешилась на удивление легко и просто. Принять решение Володе помог все тот же вездесущий приятель Виктор, теперь уже бывший сосед по квартире. Он уже год как женился на бойкой хохлушке, крепенькой, как боровичок, — словом, очень похожей на него самого. Молодая семья получила отдельное жилье, и Витек переехал. А Владимир безраздельно хозяйничал на двухкомнатной жилой территории.

Витёк появился у Владимира на второй день официального безделья. Точнее, как обычно, вломился к другу с утра пораньше.

— Что ты за человек, Витя? — укоризненно пробормотал Володя, впустив гостя. — Нормальные люди ещё спят, а ты уже шастаешь. У тебя ж выходной, так какого ж черта ты сам не спишь и людям не даешь?

— Я, понимаешь ли, Вовик, жаворонок. Рано просыпаюсь. К тому же кто рано встаёт — тому…

— Я вот пытался. Ты знаешь, ничего не прибавилось, только спать весь день охота.

— Ладно, всё ещё впереди, твое дело молодое. Поймешь ещё, как жить надо. А не поймёшь — обратись к дяде Вите, я мигом научу.

— Так ты с утра пораньше меня учить приперся? Так я вроде еще не обращался.

— Ладно, уймись. Дело у меня к тебе. Ты вот недавно жаловался, что не можешь придумать, куда в отпуск поехать. Не надумал ещё?

— Не-а, — сокрушенно развёл руками Владимир. — Никак не решу.

Виктор заметно обрадовался:

— Слушай, так если тебе без разницы, куда ехать, то, может, ты мою просьбу выполнишь? Хочу попросить тебя заехать ко мне на родину. Я брату Серёге и племянникам шмоток накупил — обувь там, одежку. Сам знаешь — то, что здесь продают, на материке хрен купишь. А мне в этом году вырваться не удастся. Может, заедешь, завезешь? А может, и жену там себе подберёшь. У нас дивчины знаешь какие? Во! — И он показал, какие у них девушки, точнее, какие у них груди. Получилось нечто вроде пары немалого размера арбузов.

Почесав круглый крепкий затылок, Витька сообщил:

— Ты знаешь, наших девах даже в других местах сразу узнать можно. Ты представляешь, я как-то в поезде ехал… — Тут он немного замялся и предупредил: — Только Гальке моей не говори.

— Да очень надо, — отмахнулся Володя.

— Так вот, еду я в поезде, молодой, красивый дембель. Я ж в десанте служил!

— Тыщу раз уж слышал, — усмехнулся Владимир. — И что дальше?

— Ну, и познакомился с та-а-кой дивчиной, она мне аж приснилась потом. Представляешь, случайно в поезде познакомился, а она из наших краев оказалась! Вот, Вовка, самые красивые девки у нас живут. Так что давай, езжай к нам, там и жинку себе найдешь.

— Ладно, уговорил. Заеду, — легко согласился Володя.

В самом деле, почему было ему и не заехать? По крайней мере не нужно было больше ломать голову над вопросом о том, куда податься. Съездит, в самом деле, к Витьке на родину, а потом и в свой родной город отправится. Надо же, в конце концов, мать повидать.

— Вот и хорошо, вот и ладненько, — радостно затараторил Виктор. — Я пойду сумки соберу, а пока ехать будешь, я телеграмму дам. Серёга тебя встретит. Слушай, так я тогда сейчас и за билетом тебе сгоняю, как раз сегодня и поезд.

— Это что, так вот сразу? Мне же собраться надо!

— Нечего тянуть. Что там тебе собирать-то? Ну, я помчался?

— Черт с тобой, вали, — кивнул Владимир.

Виктор быстренько ускакал, а часа через два вернулся с билетом на поезд, тремя необъятными сумками и с женой. Витя называл ее «Хала». Именно так, а не «Гала» — обращаясь к своей хохлушечке, он букву «г» произносил на украинский манер.

До вечера Виктор и Гала провели время у Владимира, наставляя его, как лучше выбрать достойную невесту. Собственно говоря, получалось, что счастливо жениться можно было вообще только лишь на девушке из родных мест Витьки и Галы. Владимир слушал, кивал и не спорил, с ними спорить совершенно бесполезно. Наконец-то пришло время отправляться. Володю конвоировали до самого посада. Гала, провожая, почему-то заплакала — видимо, так было принято в том крошечном городке, в котором она родилась и выросла. Виктор крепко жал приятелю руку и просил внимательно следить за сумками при пересадке с поезда на поезд. Вскоре проводница явилась за билетом, за окном бежало летнее незаходящее северное солнце, тихий пожилой сосед общаться с Володей явно не собирался. Облегченно издохнув, Владимир завалился на полку и проспал с небольшими перерывами почти все трое суток дороги.

Витькин брат оказался удивительно похожим на него, только помоложе. Встретил он Володю радушно, застолье было обильным, а на следующий день гость счёл удобным поделиться своей проблемой. Правда, он сильно сомневался, что поиски девушки без фамилии увенчаются успехом, но упускать да же призрачный шанс не мог. Серёга убежал с обещанием опросить всех знакомых, и часа через три вернулся с новостями.

— Короче, вроде есть одна семья похожая. Сам я никого оттуда не знаю, но пацаны говорили, что вроде была там такая девчонка. Так что, если есть желание, можно попробовать с её родичами встретиться Глядишь, и повезёт тебе.

Желание у Володи было. Взяв у Сергея адрес, он отправился туда один, несмотря на все увещевания не делать этого. Владимир быстро нашел нужную улицу и двухэтажный дом, с единственным подъездом и цветниками вокруг. С торца на стене черной краской был нарисован огромный номер. Он совпадал с тем, про который говорил Сергей, брат Виктора. Володя обошёл дом со всех сторон, внимательно вглядываясь в окна. За одним из этих равнодушных стекол может быть Оксана. Сердце бешено колотилось в груди. Прошло уже несколько лет, а до сих пор при одном воспоминании об этой девушке у него начинают подгибаться коленки, ладони становятся холодными и влажными, а сердце — огромным и обжигающим грудь.

Шёл Владимир сюда решительно, а сейчас ему стало не по себе. Он не мог придумать, с чего начать разговор. Конечно, если Оксана окажется дома, то всё сразу станет ясно. Или она его помнит и хочет видеть, или нет. А вот что он скажет её родителям, если Оксаны нет? Или, допустим, она куда-нибудь вообще уехала из родного города? С какой стати совершенно незнакомый парень разыскивает их дочь? То, что в этом доме живет именно его Оксана, а не какая-нибудь другая, у него сомнений почти не оставалось. Уж больно много было совпадений: сестра училась в педагогическом институте в его городе, есть брат по имени Слава. Он точно помнил, что Оксана называла его именно так. И главное — отца зовут Петром.

Оставалось набраться смелости, и вперёд. Владимир около часа сидел на лавке перед домом Оксаны и набирался смелости. Хорошо ещё, что во дворе никого не было, иначе его наверняка заподозрили бы в желании ограбить мирных жильцов двухэтажки. Как он себя ни уговаривал, смелости не прибавлялось. И всего-то нужно было просто встать, пойти и нажать на звонок. А дальше… А что, собственно, дальше? Кто выйдет и что скажет? А главное — что скажет сам Володя? «Здравствуйте, я тот самый, кто с вашей дочерью…» И что «с дочерью»? Был знаком? Двухдневное знакомство вряд ли располагает к длительным поискам человека. Да и назвать «знакомством» то, что было у них с Оксаной, как-то странно. Была любовь, и не важно, что были они вместе всего два дня. Но никому этого ведь не объяснишь, примут за психа. А если это все же не она? Тогда что? Взбаламутишь людей и какую-нибудь девушку по имени Оксана подведешь. А если она уже замужем? Тогда совсем нехорошо может получиться… Нет, надо как-то иначе, поаккуратнее.

Владимир встал, вновь обошел вокруг дома и опять уселся на лавку. Дверь скрипнула, из подъезда вышел высокий сухопарый мужчина. Внимательно посмотрел на незнакомого парня и сел на другой конец скамьи. Достал сигареты, закурил. Всё это он проделал, не сводя глаз с Владимира.

Володя тоже, не отрываясь, смотрел на него, гадая — отец ли это Оксаны или нет. Пытался найти в лине мужика знакомые черты.

— Чего уставился? Ходит тут, высматривает. А чего, спросить тебя, высматриваешь? Чего? — Мужик прищурил правый глаз и вопросительно смотрел на Владимира. — Ты кто? И чего тебе здесь надо возле нашего дома?

— Во-первых, здравствуйте…

— И во-вторых, и в-третьих… Ты кто мне? Брат? Сват? Или знакомец, чтобы я с тобой здоровался? Может, еще поручаться предложишь? Уходи отсюда! Нечего здесь делать! Милицию позвать, что ли, или самому по шее ему накостылять? — решал мужик.

— Подождите…

— Нечего мне ждать. Сказано — проваливай, значит, проваливай.

— Одну минутку…

— Кончилась твоя минута, уматывай!

Вовка понял, что добром разговор с мужиком не получится, и решил идти напролом:

— Я ищу Оксану. Мне сказали, что здесь живет такая. Вас ведь Петром зовут? И у вас есть дочь по имени Оксана?

Мужик сразу как-то сник и отчего-то стал прятать глаза. Тихо спросил:

— И что с того?

Володя немного приободрился. Похоже, это действительно ее отец, и он по крайней мерс собирается выслушать незваного гостя.

— Понимаете, я ее давний знакомый. И мне бы очень хотелось найти её. Точнее, это просто необходимо. Понимаете, я с ней познакомился в… — И Владимир назвал город.

Такой реакции на свои слова он никак не ожидал. Мужик заорал благим матом, забежал в подъезд и выбежал оттуда с метлой, которой отчаянно размахивал и пытался ударить Владимира черенком по голове. На вопли вылетела женщина и постаралась унять разбушевавшегося мужа, хватала его за руки и тянула в подъезд. Но тот сдаваться не собирался и, волоча повисшую на нем бабу, продолжал свои упражнения с метлой, выкрикивая при этом что-то бессвязное Все слова, которые Владимиру удалось разобрать, были матерными.

Сзади, за спиной, затрещал мотоцикл. Владимир не мог обернуться, поскольку рисковал получить черенком метлы по голове. Его схватили за воротник и, резко дернув, уронили в люльку. Мотоцикл взвыл и понесся по улице. Пока Володя, пытаясь нормально устроиться в люльке, барахтался и дрыгал в воздухе ногами, спаситель увёз его на приличное расстояние и остановился. Сергей снял шлем и захохотал:

— Ну, чистый цирк! Вовремя я успел? Ещё немного, и растерзали бы тебя. Я как чувствовал — поехал за тобой. Час прошел, а тебя всё нет, вот и поехал. Ну что, вижу, к взаимопониманию вы не пришли?

Володя мрачно кивнул.

— Понятно. Тогда сделаем так — ты дуй домой, а я поеду к ним. Мне проще с ними поговорить, я местный.

Сергей приехал часа через три, слегка навеселе.

— Ну, ничем я тебя порадовать не могу. Сначала говорить со мной не хотели, немного поорали, после успокоились. Даже мировую выпили. С тобой говорить так и не пожелали. Сказали, что Ксюша уехала в Москву.

— Кто уехал?

— Ну, Оксана твоя. Там вышла замуж и не хочет, чтобы её тревожили. Но мне кажется, врут они. Я там ещё с ребятами побалакал с соседнего двора — все разное говорят. Был слух, что она забеременела, уехала куда-то и вроде вышла замуж. Ещё говорили, что она уехала в Краснодар делать аборт и там умерла. Но это такой чувак сказал, которому верить никак нельзя. Говорят ещё, что у неё жених где-то объявился, к нему и уехала. Может, и правда в Москву. Попробую я потом ещё что-нибудь разузнать. Если удастся, напишу тебе. А теперь спать, завтра на рыбалку поедем.

— Ты извини, Сергей, — устало проговорил Владимир. — Спасибо тебе за все, но я завтра уезжаю. Поеду домой, на Север.

— Как знаешь, — пожал плечами Серёга. — Расстроился? Не горюй, другую найдешь, ещё лучше!

Глава 7

Ксения Петровна сдвинула бумаги на край стола и, достав из сумочки пудреницу, принялась внимательно изучать свое лицо в маленьком зеркальце. Придирчивый осмотр показал, что в свои почти что сорок выглядит она просто замечательно. «Хорошо бы мне твои гены унаследовать, чтобы в твоем возрасте так же выглядеть, — периодически повторяла ей дочь Ленка, заставляя Ксению купить себе обновку. — С твоей внешностью просто грех кое-как одеваться! Ты у меня, мамочка, самая красивая. Только вот замуж тебя надо выдать».

О замужестве Ксения и не помышляла. С неё хватило и первого, неудачного и кратковременного. Правда, вовсе не обязательно второй муж должен был оказаться таким же рохлей, как Игорь, но повторять эксперимент она не собиралась. По крайней мере до последнего времени. Недавно ей стало казаться, что её шеф, Сергей Витальевич, к ней неравнодушен. Сергей Витальевич был человеком серьёзным и холостым, Ксения работала в его небольшой строительной фирме уже три года и не замечала за шефом наклонности ловеласа. Стало быть, раз уж начал он многозначительно поглядывать на своего главного бухгалтера, то дело не шуточное. Тем более что не далее как сегодня утром Сергей Витальевич, подписав очередную порцию документов, задержал Ксению в своем кабинете.

— Вы, Ксения Петровна, присаживайтесь, не спешите.

— Так ведь работы полно, — сдержанно улыбнулась она.

— Ничего, — великодушно махнул рукой босс, — никуда она не денется. Я с вами давно поговорить хотел…

Подождав с минуту и не услышав ничего, кроме сосредоточенного сопения. Ксения не выдержала:

— Слушаю, вас, Сергей Витальевич.

— Я вот что… — вновь замялся шеф, что было на него вовсе не похоже. — Ксения Петровна, я хочу с вами увидеться.

— А сейчас разве вы меня не видите? — не выдержав напускной серьёзности, расхохоталась Ксения.

— Ну вот, смеетесь вы надо мной, — огорчился Сергей Витальевич. — Я бы очень хотел с вами встретиться во внерабочей, так сказать, обстановке. В общем, я хочу вас пригасить сегодня вечером в ресторан. Вот.

Ксения немного растерялась. Естественно, Сергей Витальевич был далеко не первым мужчиной в её жизни, который хотел бы её куда-то пригласить. Но как-никак он был её боссом, и в случае возникновения какой-нибудь неловкой ситуации под вопросом оказалась бы её дальнейшая работа в этой фирме. А работа эта Ксению вполне устраивала — и коллектив неплохой, и зарплата приличная. Но и отвечать отказом она не спешила. Не потому, что боялась увольнения или придирок со стороны хозяина. Просто Сергей Витальевич ей нравился.

— Ну что? — с беспокойством спросил Сергей Витальевич. — Согласны?

— Почему бы и нет! — просто ответила Ксения, хотя, открывая рот, была уверена, что ответит вежливым отказом.

Вечер, несомненно, удался. Небольшой симпатичный ресторанчик, выбранный Сергеем, очень понравился Ксении. Сергей вёл себя очень тактично, развлекал свою спутницу как мог и всячески демонстрировал свои чувства к ней, поделал это без назойливости. Через час они уже перешли на ты и отправились танцевать. Сергей бережно прижимал к себе Ксению, а та с удовольствием ощущала прикосновение крепких мужских рук.

Домой она вернулась часов в двенадцать. Лена, осведомленная о том, куда отправилась мать, ещё не ложилась. Как только хлопнула входная дверь, она выскочила в прихожую, с любопытством вопрошая:

— Ну как?

— Что «как»? — ответила мать вопросом на вопрос. — Всё в порядке.

— Я уж думала, ты и домой сегодня не явишься.

— Вот так сразу? Хорошего же ты обо мне мнения, — улыбнулась Ксения, целуя дочку.

— А что такого? Дело житейское! Ладно, как он тебе?

— Сергей? Да ничего так. Спокойный такой, с чувством юмора, неглупый. Впрочем, всё это я и до сегодняшнего вечера прекрасно знала.

— Ну, мам, ты как будто брачное объявление читаешь — спокойный характер, с чувством юмора. Добавь ещё — без вредных привычек.

— У него есть вредная привычка. Такая же, как и у меня, — он курит.

— Если это единственный его недостаток, — усмехнулась дочь, — тогда я за тебя спокойна. А вообще пригласи-ка ты его к нам. Очень хочется посмотреть на идеального мужчину. А твоему выбору я не доверию.

— Я пока ещё никого не выбирала, — возразила Ксения. — А в гости я его уже пригласила. Вернее, он сам напросился. Завтра в семь.

Владимир Иванович получил очередное письмо от матери. В нём она в который раз упрекала его, что он её совсем забыл, писем не пишет, звонит раз в два месяца. И свою фотографию прислать не может, у неё есть только одна, да и та восьмилетней давности. На ней он стоит с ружьем, весь в мехах и с бородой, рядом с убитым оленем. Там и лица не видно толком. Если бы не надпись на обратной стороне, то это мог быть кто угодно. Ещё мать писала, что сильно постарела. Её всё же отправили на пенсию, как она ни сопротивлялась. Но годы берут свое, здоровье уже не то, и она решила согласиться. Только вот делать ей на этой пенсии совершенно нечего, дома одной сидеть тоскливо. Она стала часто болеть, видит одних врачей, и ей очень одиноко. И вообще — вот умрет она, и сына перед смертью не увидит, да похоронить-то некому будет, поскольку на Володю она даже в этом вопросе уже не слишком-то рассчитывает.

Он прочитал письмо и задумался. Упреки эти были привычными, но сейчас его почему-то взяло за живое. И в самом деле, совести у него нет ни на грош, живет так, как ему самому удобно. А ведь никого, кроме матери, у него на свете нет, и просто свинство — с ней не считаться. Матери за шестьдесят. На работе, где её держали за бешеную работоспособность и безотказность, ей некогда было думать о себе. Кроме того, она довольствовалась теми деньгами, которые ей платили, и не требовала прибавок. Что она будет теперь делать, чем займет себя? К сыну же Лидия Васильевна отказалась ехать категорически, причём и сама не знала почему. Деньги он ей присылал регулярно, мать сначала пыталась возражать, но Владимиру все-таки удалось убедить её в том, что помогает он ей отнюдь не из последних копеек.

«Это ж сколько времени я мать не видел?» — задумался Владимир и ужаснулся. Шестнадцать лет назад он уехал из дома и с тех пор там ни разу не был. Свои редкие отпуска он проводил здесь же, на охоте и на рыбалке. Пару раз только выбирался «на юга», в Сочи, и оба раза остался недоволен шумом, толкотней, суетой. А домой он ехать не хотел. Из-за того, что случилось с ним в тот день, когда он шёл к Оксане и получил по дороге кирпичом по голове, Володя возненавидел родной город и рад был оттуда уехать. Кроме того, этот город почему-то многие годы казался ему назойливым, хамоватым, властным, с лицом Татьяны Стебловой. Кошмар!

В общем, на родину не тянуло. За это время он успел несколько облысеть, нарастить небольшой животик и заработать довольно приличные деньги. Получал он очень даже неплохо, а тратить было особо не на что. Если бы у него была семья — тогда, конечно, другое дело. Но семьи у него под сорок лет так и не было. Мать давно перестала спрашивать у него, когда он собирается жениться, и напоминать о своем желании нянчить внуков. Поняла, что это бесполезно — сына нс переупрямить.

Несколько лет назад Владимира Ивановича назначили главным инженером управления, в котором он начинал работать и которое стало отделением крупной нефтегазовой компании. Оттого поселка, в который молодой специалист Володя Туров прибыл сразу после окончания института, и в помине ничего не осталось. Он превратился в современный город с населением в двести тысяч человек, с большими девятиэтажными домами, вполне приспособленными к экстремальным северным условиям, с крупными магазинами и прочими благами цивилизованной жизни. Кстати, квартиры в этих домах были значительно просторнее и удобнее, чем на материке, а в магазинах было полно таких продуктов и шмоток, которые в других местах можно было достать лишь в закрытых партийных распределителях. Так утверждали все, кто время от времени ездил на материк. Но в последнее время Владимиру стало как-то жаль прежнего поселка с бревенчатыми строениями, где все знали друг друга в лицо и по имени. Его стало тяготить северное солнце, которое полгода вообще нс показывалось, а остальные полгода не слезало с неба. Захотелось видеть каждый день закат. И очень жалко стало мать. Когда Володя уезжал, она была сильной, крепкой женщиной, а теперь, наверное, совсем сдала.

После месяца раздумий и колебаний Владимир Иванович решился. Главным признаком принятия ответственного решения стало то, что он сбрил бороду. После этого, казалось ему, пути к отступлению уже не было. Как выяснилось, желание Владимира сменить место жительства возникло у него удивительно вовремя. В его родном городе имелось представительство компании, и как раз сейчас освободилось место, равное по должности тому, которое он сейчас занимал. В зарплате он терял при переводе какие-то копейки, да и те впоследствии могли компенсироваться служебным ростом. Закончив оформление перевода, Владимир дал матери телеграмму и поехал.

Лидия Васильевна смотрела бразильский сериал и была очень недовольна звонком в дверь. Пока шла открывать, обругала стоящего за дверью всеми, по ее понятию, нехорошими словами, самым страшным из которых было «негодяй».

— Турова Лидия Васильевна? Вам телеграмма, распишитесь.

Расписавшись, Лилия Васильевна поспешно вернулась в комнату к телевизору. Слава Богу, что отвлечься пришлось ненадолго и нить сюжета она не потеряла. Поискав очки и не обнаружив их рядом, отложила телеграмму в сторону. Сейчас она досмотрит серию и прочтет. Такие раскладные, как открытки, телеграммы, с цветами на обложке, ей приносят каждый год, ко дню рождения, от сына. А вскоре и денежный перевод придет, ещё один помимо ежемесячного, тоже ко дню рождения.

Неожиданно резко кольнуло сердце. Лидия Васильевна замерла и с некоторым страхом посмотрела на телеграмму, как будто оттуда могло выскочить что-то неприятное. День рождения у неё только через два месяца, совсем свихнулась с этими сериалами. Или уже склероз старческий начинается? Господи, как она будет и дальше жить одна?!

Нашла очки и прочитала: «Встречай, еду». Какую еду нужно встречать и зачем? Неужели она действительно впала в полный маразм и не может понять каких-то простых вещей? Ведь тот, кто давал эту телеграмму, был, вероятно, в своем уме… Или это чья-то дурацкая шутка? Но кто с ней будет шутить, да ещё и таким странным способом? Может, это Володя ей какую-то посылку отправил? Тогда почему телеграмма такая непонятная? Так, надо взять себя в руки, не волноваться и еще раз внимательно прочесть короткие строчки текста. А ещё лучше — дойти до соседки и попросить прочесть.

Соседка была лет на десять моложе Лидии Васильевны, но они дружили. Взяв листок, она уверенно и громко прочла:

— Встречай, еду.

— Как? — екнуло у Лидии Васильевны сердце.

— Встречай, еду. Отправлена из города… Лидочка, так ведь там ваш Володя работает! Это точно от него! Ну вот, дождалась наконец сынка!

— Тамара, а когда приезжает-то, не сказано?

— Нет, — пожала плечами женщина. — Ни числа, ни рейса, ничего. Даже подписи нет…

— Ну, это на моего сына похоже.

Опустившись от неожиданно наступившего бессилия на стул, Лилия Васильевна долго сидела, ожидая, когда успокоится расшалившееся сердце. Сама перечитала телеграмму. Действительно, ни числа, ни номера поезда, ни рейса самолета указано не было.

— Тамарочка, ты мне не поможешь? Надо бы продуктов купить, у меня ничего и нет, а к Володиному приезду надо же что-то приготовить. Я теперь из дома выйти боюсь — вдруг приедет, меня нет. Да и чувствую я себя что-то…

— Господи, конечно, о чем разговор! — мигом согласилась соседка. — Только лучше, наверное, завтра на базар сходить, сейчас времени-то уже сколько.

— А я и не подумала, — спохватилась Лидия Васильевна. — Ну конечно, завтра.

Соседка, как и обещала, пришла на следующий день утром. Вместе они составили список продуктов, и Тамара ушла. Минут через пять в дверь позвонили.

— Тома? Забыла что-то? Ты заходи, я дверь запереть не успела! — крикнула Лидия Васильевна с кухни и направилась к входной двери.

Дверь распахнулась, и в полумраке коридора возникла крупная мужская фигура.

— Вам кого? — испугалась хозяйка.

Она включила свет и уставилась на лысоватого, смущенно улыбающегося высокого мужика. Неожиданно она поняла, кто перед ней. И, охнув, едва не потеряла сознание. Владимир чуть ли не на руках приволок ее в комнату, усадил на диван, накапал корвалола, и только минут черед десять Лидия Васильевна смогла наконец расцеловать блудного сына.

— Да, сынок… Сильно ты изменился.

Владимиру не хотелось не только говорить, но даже и думать о том, как изменилась мать. Ему показалось, что это из-за того, что его не было рядом, она так постарела. А если бы он был здесь, то она всегда оставалась бы такой, какой он ее помнил. Впрочем, отчасти так оно и было — если бы он не уехал, то видел бы мать каждый день, и перемены в ней не были бы так заметны.

— Ты скоро на Ильича похож станешь, — погладила Лидия Васильевна сына по лысеющей макушке.

— Чего? На какого Ильича? — не понял задумавшийся Володя.

— Как на какого? На Ленина. Станешь лысый спереди, а остатки волос — сзади.

— Ладно, и так сойдет. Это они от шапки повытерлись, а теперь снова вырастут, — попытался отшутиться Владимир. — Здесь-то шапку по полгода носить не нужно.

Мать помолчала, внимательно глядя на него, потом вздохнула и робко поинтересовалась:

— Сынок, я прямо-таки боюсь спросить — надолго ли приехал?

— Чего боишься-то? — хмыкнул Володя.

— Да скажешь, мол, на недельку.

— Не бойся, мать. Насовсем я приехал, работу уж себе здесь нашел. Угол-то выделишь?

Лидия Васильевна притянула сына к себе, чмокнула в макушку, погладила по плечу и вытерла слезу.

— Это мне уголка хватит. А ты живи, как привык. Как тебе удобно.

— Да чего там мне надо, — махнул рукой Владимир. — Хотя можно было бы квартирку и поменять, с доплатой. Район получше подобрать, да чтобы квартира поудобнее. Ладно, насчет квартирного вопроса позже поговорим, это никуда не уйдет.

Владимир Иванович встал из-за стола и подошел к окну. Отодвинул занавеску и долго смотрел на скамейку возле подъезда противоположного дома.

— Мам, а Татьяна здесь?

— Здесь, где же ей быть. Опять развелась недавно. Двое детей у неё, мальчик и девочка. Парню пятнадцать, а девчонке семь, она от предпоследнего мужа. Я почти каждый день вижу, как она её то в школу, то из школы водит.

— И сколько у неё мужей было? Двое?

— Трое. Или четверо. Я не считала. Да и разве их сосчитаешь!

— А из моих одноклассников кого-нибудь видела?

— Крутов Серёжа заходил как-то пару лет назад. Он в отставку вышел, решил домой вернуться. Я ему твой адрес дала. Не писал?

— Не-а. А он что, один заходил? Без Ларки?

— Без неё. Как ты уехал, я через какое-то время встретила Лару у нас во дворе, с каким-то мужиком. К Таньке они шли. Поздоровались. Я её отозвала и про Крутова спросила. А она мне сказала — развелись, мол, характерами не сошлись. А Татьяну-то я встречаю, мы с ней изредка разговариваем. Про тебя она иногда спрашивает, интересуется, женился ты или нет. Так я всё говорила — женился и живет хорошо. Ну так вот, она мне и рассказала, что Лариска наставила рога Сережке с тем мужиком, с которым я её видела. Так и сказала: «Рога наставила». А сам он солидный стал такой, торговля у него какая-то, машина с шофером. А у тебя, сынок, машина есть? Кстати, а ты как приехал-то, я и спросить забыла — самолетом или поездом?

— Да на машине и приехал, сейчас оттуда дорога приличная более-менее стала.

— А какая ж машина у тебя? — не унималась Лидия Васильевна, довольная тем, что сын её занимает не последнее место в этой жизни.

— «Тойота».

— Дорого небось стоит?

— Средне. Завтра поедем с тобой кататься, город мне покажешь. Сколько лет не был, и не узнаю ничего. Мам, а мы есть сегодня будем? Я голодный жутко!

Утром, пока сын умывался, Лилия Васильевна надела лучшее платье и новые туфли и стала ждать, когда соберется Владимир. Тот появился к завтраку в видавших виды джинсах и цветастой рубахе навыпуск. Внимательно посмотрел на мать и, почесав в затылке, сказал:

— Это что, придётся мне идти переодеваться, что ли? Ты у меня вон какая праздничная и красивая, а я… — Он осмотрел себя спереди и, скрутившись винтом, заглянул через плечо, пытаясь увидеть, как выглядит сзади.

Лидия Васильевна с трудом уговорила его не переодеваться. И наконец они вышли на улицу. Осмотрев машину внимательно со всех сторон, решила, что она все же дорогая. Владимир Иванович открыл дверцу и помог Лидии Васильевне сесть в машину. Она не без труда залезла внутрь — все-таки привычки разъезжать на автомобилях у неё не было, да и откуда бы ей взяться? Но, немного поерзав, она с удовольствием устроилась на низком упругом сиденье. Сын повернул ключ зажигания, мотор негромко и глухо заурчал, и машина мягко тронулась с места. Лидия Васильевна с любопытством оглядела салон, множество непонятных кнопочек и рычажков на красивой приборной панели и решила про себя: «Нет, все-таки машина дорогая, что бы там Володя ни говорил. Наверное, действительно он хорошо зарабатывает». Мать удовлетворенно откинулась на спинку сиденья. Напрасно волновалась она за сына, в душе подозревая, что не слишком хорошо тот устроился и присылает ей деньги каждый месяц в ущерб себе. Кто бы мог подумать, что её Володя, с его мягким характером, сумеет занять достойное место в новой жизни, в которой многие более деловые и расторопные ребята потерпели неудачу?

Они ехали по улицам, и Владимир Иванович с трудом узнавал свой старый город. Вот здесь, кажется, находились ресторан и пивная, в которой работал Муха. Точно — здесь, это старинное здание ни с каким другим не перепутаешь. Просто теперь рядом с ним небольшой ухоженный скверик, вот и трудно сориентироваться.

— Мама, а Муха где сейчас, не знаешь?

— Ну как не знать! Знаю, конечно, ведь по соседству живем. Только лучше бы не знать. Спился он почти. Вижу его иногда возле разливочной. Стоит, трясется весь, синий какой-то, скукоженный. Ждет, чтобы кто-нибудь угостил, поднес стаканчик. Бывает, и я даю ему рублей пять — десять. Жалко его, — вздохнула Лидия Васильевна. — Про тебя каждый раз спрашивает. Всё хвалит. А себя сам ругает и все равно пьёт. Он же с бабкой жил, помнишь? Так бабка умерла, Мухин пить начал, какие-то бандиты у него квартиру и отобрали, а его на окраину в коммуналку поселили. Но он все равно постоянно здесь околачивается, по старым местам. Здесь, видать, у него приятелей старых больше осталось, легче на стакан найти. Если встретишь его, ты с ним не выпивай, не надо. Дай ему лучше десятку и иди себе.

— Почему ты решила, что я буду с ним пить? — удивился Владимир Иванович, которому самому такое и в голову бы не пришло.

— Все-таки сосед, приятель детства. Напьешься ещё с ним, не дай Бог, в историю какую-нибудь попадешь, — озабоченно гнула свою линию мать.

Владимир Иванович расхохотался:

— Мамуль, мне лет-то уж сколько, а ты все боишься, что я в историю попаду! Честное слово, я уже не мальчик Вовка.

— Для меня неё равно мальчик, — отрезала мать. — Кстати, в истории и пожилые дяденьки попадают, так что ты уж поосторожнее, не натвори чего на радостях, что домой вернулся.

«Какие уж там радости», — почему-то подумал Владимир, но спорить с матерью не стал.

— Хорошо, как скажешь. Буду послушным мальчиком, обещаю хорошо себя вести.

— Вечно у тебя шуточки. Вот что, сынок, отвези-ка ты меня на проспект Кирова. Он, кстати, теперь, по-новому называется. Вернее, по-старому, прежнее название вернули — Московский проспект. Там отделение Сбербанка, хочу деньги положить, что ты мне на шубу дал.

— Зачем это ещё? — возмутился Владимир. — Не надо никуда деньги класть, пойдем и купим тебе шубу. Впрочем, если тебе так уж охота что-нибудь в банк положить, то ради Бога, клади. А шубу мы сейчас все равно поедем и купим.

— Не надо, успеется. У меня та ещё хорошая, которую ты с приятелем прислал.

— Так ей уже лет десять! Пора новую покупать.

— Я лучше знаю, что мне нужно, а что не нужно, — уверенно, совсем по-прежнему заявила мать и скомандовала: — Останавливайся, приехали.

— Так мы еще не доехали.

— Доехали. Там теперь машины не ездят, только люди ходят. Пешеходная зона.

Владимир Иванович проводил мать до Сбербанка и остался ждать её на улице. Ему был не знаком этот Московский проспект: красивая тротуарная плитка под ногами прохожих, казино с закрытыми по утреннему времени окнами, нарядные магазины, летние кафе с разноцветными зонтиками на каждом шагу. Он помнил тот старый проспект Кирова с троллейбусами, машинами, неширокими тротуарами и вечно спешащими хмурыми людьми.

Неожиданно какое-то смутное чувство беспокойства появилось у него. Так бывает, когда чего-то ждешь или пытаешься вспомнить что-то давно забытое, но важное. Владимир Иванович озирался по сторонам, стараясь понять, что его так беспокоит. Наконец до него дошло. Именно здесь много лет назад он налетел и чуть не сбил с ног Оксану. Много лет? Да нет, целую жизнь назад. Именно так, потому что, не встреть её он тогда, вся его жизнь, по всей вероятности, сложилась бы по-другому. Он не искал бы свою потерянную любовь, а спокойнo встречался бы с другими девчонками, а потом женился бы на какой-нибудь из них (только не на Таньке Стебловой!), у него была бы нормальная семья, сын или, ещё лучше, дочка. Что сейчас заботит его ровесников, у которых есть дети? Поди, уже пора о внуках задумываться… А чем живет он сам? Да черт его знает, одним днем, не задумываясь особенно ни о чем.

Он внезапно обозлился на ту девушку, которая так некстати попалась ему на дороге. Хотя, если бы тогда он все-таки тогда пришел к Оксане, если бы не эта идиотская случайность и драка с толпой отребья, он не потерял бы свою любимую навсегда. И уж точно у него была бы тогда семья. Владимир усмехнулся: «Другая страна… Мне казалось тогда, что жизнь рядом с Оксаной — это жизнь в другой, волшебной стране. Глупый ж я был мальчишка… Хотя как знать — может, так и было бы?» В груди кольнуло от воспоминаний. Интересно, где она сейчас? Помнит его или нет? Вряд ли…

Владимир не заметил, как подошла мать. Тронула его за руку, встревоженно вглядываясь в лицо сына:

— Что с тобой? Ты такой бледный. Тебе плохо? Как ты себя чувствуешь?

— Да все нормально, мамуля, — вымученно улыбнулся Володя. — Пойдём мороженого поедим.

Он выбрал кафе напротив того места, где познакомился с Оксаной. Сделал заказ и молча смотрел на пустой тротуар, словно надеясь увидеть там свою давнюю любовь.

— Володя… Володя! Всё же скажи мне — что тебя беспокоит? — тихо спросила Лидия Васильевна, накрыв своей рукой широкую ладонь сына.

Владимир посмотрел на мать и неожиданно решил ей все рассказать. Рассказ, к его собственному удивлению, получился коротким. Оказалось, что о событиях, определивших всю его жизнь, можно было поведать за каких-нибудь пять минут.

— Так, значит, тогда ты шёл к ней? Я в то время не могла предположить, что у моего сына все так серьёзно. Выходит, по этой причине ты до сих пор не женился. Да-а. Я считала, что такое бывает только в романах. Ты уж прости меня, я тогда никак не могла тебя понять. Даже к психиатру тебя хотела отвести.

— Может, и стоило бы, — невесело усмехнулся Владимир. — Да что уж там, это все теперь дело прошлое. Ну, поехали дальше. Продолжим экскурсию.

Глава 8

Уже второй месяц Владимир Иванович жил дома. Впервые почти за двадцать лет его быт радикально изменился. Не стало постоянных выездов на охоту или рыбалку в шумной компании солидных приятелей. Из всех старых привычек оставались лишь любимый Чехов и телевизор, по которому Владимир смотрел лишь выпуски новостей да фильмы, такие как «Жестокий романс», «Место встречи изменить нельзя», — для этого он приобрел новенький DVD-плейер. Да ещё почему-то вдруг понравились ему фильмы Формана, и уже несколько раз он пересмотрел «Гнездо кукушки» и «Амадей». Раньше Владимир таких фильмов не понимал, а теперь вот как-то вдруг оценил. Привёз он с Севера и музыкальный центр и, когда не находился на работе и не смотрел телевизор, бездумно валялся на диване и с закрытыми глазами слушал блюзы, дисков с которыми было у него великое множество.

Иногда ему становилось тоскливо, и Владимир Иванович уже через две недели после приезда вышел на работу, хотя мог отдыхать ещё месяц. Решил, что лучше возьмет отгулы, если ему понадобится свободное время. Но куда употребить эти оставшиеся от отпуска дни, Владимир совершенно не представлял. Пока же он большую часть времени проводил на работе, чем очень расстраивал мать.

— Жениться тебе надо, Вова, — всё чаще говорила Лидия Васильевна сыну. — Непременно надо жениться. Посмотри на своих ровесников — у всех семьи, а ты всё ходишь неприкаянным.

После откровенного разговора с сыном в кафе Лидия Васильевна чувствовала себя виноватой и во чтобы ни стало решила исправить сложившееся положение, то есть немедленно женить сына. Буквально через несколько дней посте его выхода на работу она развила бурную деятельность. Обзванивала знакомых, знакомых их знакомых и вообще почти посторонних людей в поисках потенциальной невесты для Владимира. Почти каждый день она встречалась с кем-то, собирала сведения о возможных претендентках на руку и сердце Владимира Ивановича и позже, дома, проводила тщательный анализ и выбраковку кандидатур. Ей нужна была покладистая, хозяйственная женщина лет тридцати пяти — сорока, желательно одинокая, среднего достатка, то есть не нищая и не испорченная большими деньгами, но со своей жилплощадью. На крайний случай у кандидатки мог быть один ребенок не старше десяти лет.

Впервые в жизни она столкнулась с такой мало изученной ею проблемой, как сватовство. Всяческие способы осуществления этой нелегкой задачи, поднимаемые и изучаемые в телевизионных ток-шоу и женских журналах, в жизни оказались малопригодными, а по большей части вообще неприменимыми. Лидия Васильевна сама была однолюбкой, и после развода с отцом Владимира проблема замужества перед ней нс стояла Впрочем, проблема в те годы у неё была одна — вырастить, поставить на ноги сына, ни о чем больше она не думала и уж тем более об устройстве собственной личной жизни. Но ведь она была женщиной, а общеизвестный факт, что женщина — существо намного более сильное, выносливое и приспособленное к жизни, чем мужчина. Кроме того, на руках у нее оставался маленький Володька, и неизвестно, как ещё сложились бы отношения между вторым мужем (если бы таковой появился) и сыном. Ну, а Володя сейчас ничем таким не обременен, стало быть, на его женитьбу никакие дополнительные обстоятельства повлиять не могут.

Приходя домой с работы, Владимир Иванович с поразительной регулярностью два раза в неделю, в среду и пятницу, обнаруживал в доме постороннюю женщину приблизительно его возраста, и каждый раз новую. Это были, по объяснениям матери, дочери се приятельниц, зашедшие по срочному и важному делу, или бывшие сослуживицы, глубоко уважавшие мать и зашедшие ее проведать. Остальные оказывались какими-то мифологическими знакомыми, забежавшими в гости к Лидии Васильевне совершенно случайно, по пути. Они, естественно, быстро соглашались на уговоры хозяйки остаться поужинать и всячески пытались обратить на себя внимание Владимира Ивановича. Это, впрочем, у них получалось не слишком хорошо.

Владимир с первого раза разгадал неприкрытую хитрость матери. Молча ужинал, а потом уходил и закрывался в своей комнате. Там он на полную громкость включал старый хрипящий магнитофон, который купил на Севере с первой своей зарплаты и невесть каким образом, явно по ошибке, приволок домой при переезде. После визита второй «родственницы подруги матери» он не поленился дойти до ларька, торгующего кассетами и дисками, и приобрести несколько кассет с матерными частушками. Теперь он ставил эти кассеты и не выключал магнитофон до тех пор, пока Лилия Васильевна не начинала барабанить кулаком в дверь. До ухода посетительницы она ещё ни разу не выдержала.

Как-то в субботу, за завтраком, Лидия Васильевна решила серьёзно поговорить с сыном:

— Я тебе добра хочу, сынок. Умру я, останешься один. А если заболеешь, и стакан воды подать тебе некому будет. Рубашку постирать и дома прибраться.

— Ты у меня, мамуля, ещё совсем не старая. А стирать я и сам умею, да и убраться тоже смогу. А не смогу — сиделку найму.

— Тоже мне, миллионер нашелся, — фыркнула мать. — Сиделка тебя оберет и уморит.

— Уж тогда скорее жена, — парировал Владимир, с аппетитом уплетая яичницу. У него самого она никогда не получалась такой вкусной, а мать умудрялась это нехитрое блюдо сделать произведением кулинарного искусства.

— Такую жену надо долго искать и потом всю жизнь с ней собачиться, чтобы до такого довести. А я тебе вон каких женщин нахожу. Умниц, красавиц и скромниц. А ты их музыкой неприличной травишь. Безобразие! Что о нас теперь думать будут? У Лидии Васильевны сын хулиган или не совсем нормальный? Ты этого хочешь?

Сын-хулиган со стуком отложил вилку.

— Я хочу только одного: чтобы ты прекратила таскать этих баб к нам домой. Я хочу приходить домой, переодеваться и отдыхать, а нс таращиться на этот конкурс красоты и нс общаться с этими клушами. Очень тебя прошу, прекрати эти диверсии. Я понимаю, что ты это делаешь из добрых побуждений. Но не вынуждай меня опять сбежать из дома лет на пятнадцать — двадцать, чтобы вернуться уже полным импотентом.

— А что, есть предпосылки? — не выдержала и съехидничала Лидия Васильевна. Она и сама не понимала, как это у неё получается так свободно общаться с сыном на такие скользкие темы.

— Типун тебе на язык! — в сердцах бросил Владимир. — Но если это безобразие продолжится, то ни за что поручиться нельзя.

— Хорошо. Но ты должен знать, что ты изверг и шантажист, не ценящий заботу близкого человека.

Мать демонстративно удалилась с кухни. Несмотря на ее патетическое заявление, Владимир Иванович извергом себя не ощущал. Доев с аппетитом яичницу со шкварками и помидорами, он погладил себя по не чрезмерному, но вполне заметному пузу. Толстым он не был, но вот живот почему-то вырос. В очередной раз привычно подивившись этому казусу, Владимир не спеша вышел во двор помыть и привести свою машину в порядок. Он надеялся, что рано или поздно матери надоедят бесплодные попытки женить его, и она займется чем-нибудь ещё. Ну что ей так неймется? Хотя мать можно понять. Ей внуков хочется. Он, кстати, тоже не отказался бы от ребёнка, если только можно было обойтись без женитьбы. Убежденным женоненавистником Владимир Иванович нс был и обета воздержания не давал. Красавцем он не был никогда, но и уродом тоже, женщины его своим вниманием не обходили. Но это было всё так… мимолетно. Не затрагивали они его души. После Оксаны больше ни одна не смогла стать ему по-настоящему необходимой. Владимир своих временных подруг (не так уж много их и было) никогда не обманывал, неземной любви и свадебных колоколов не обещал. Но все же странные существа эти женщины!

Он-то не обещал, но дамы всё равно продолжали надеяться. Видимо, каждая считала, что обладает небывалыми достоинствами и чарами, против которых убеждённый холостяк Туров устоять не сможет. Вот Танька Стеблова, например…

Заканчивая возиться с «тойотой», Владимир услышал за спиной знакомый, но очень давно им не слышанный голос:

— Ну здравствуй, беглый женишок. Что так смотришь? Подругу детства не узнаешь?

Владимир Иванович разогнулся и бросил губку в ведро с водой. Против его ожидания ни волнения, ни смущения при встрече с подругой детства и юности, не шутя собиравшейся за него замуж, он не испытывал.

— Привет, Татьяна, — спокойно поздоровался он. — Выглядишь прекрасно. Жаль, обо мне этого не скажешь — лысеть вот начал, живот отрастил… Кстати, а как ты меня узнала? Меня никто не узнает. Даже мать не сразу узнала.

Татьяна обошла машину вокруг, заглянула в кабину и потрогала руль. Потом подошла к Владимиру чуть ли не вплотную и в упор уставилась на него. Он соврал — выглядела Танька отвратительно, несмотря на обилие косметики. Серая кожа, какая-то оплывшая физиономия, как с похмелья.

— Вот ты какой, северный олень, — протянула она. — Как узнала, говоришь? Очень просто. Мне сказали, что ты приехал, показали машину. Вижу — её моет пузатый мужик в драных джинсах, подошла. А как повернулся, по шраму узнала. Да, Володя, что с тобой годы сделали… Действительно, пузатый стал и плешивый, и всё холостой. Так уж и быть, снизойду до тебя, замуж за тебя выйду. Давай, зови, а то последний шанс упустишь! Я не откажусь — ты, я гляжу, товарищ с достатком. Ну всё, всё, не пугайся. Шучу я. шучу. А то сбежишь опять. Слушай, Туров! Сбегай-ка за бутылочкой. Посидим, поговорим, старое вспомним.

— Отчего не выпить с подругой детства? — склонился в шутливом поклоне Владимир. — Только скажи, где и когда.

— Сейчас и здесь. Вон наша скамеечка всё стоит. Сколько мы на ней вечеров провели, помнишь?

— А почему нет? Я мигом. Что брать-то?

— Водку, естественно. И на закуску что-нибудь не забудь прихватить. Да, Турон, и сока какого-нибудь возьми.

Владимир сначала действительно хотел избавиться от Татьяны как можно скорее, но потом решил: да что там, мальчишка он сопливый, что ли. Неужели он в своем возрасте от Таньки бегать будет! Даже любопытно с ней потрепаться, узнать что-нибудь о старых приятелях. Он забежал домой за бумажником, затем быстренько дошёл до ближайшего магазина и вскоре уже возвращался к скамейке, держа в руках пакет.

— Я думала, Туров, ты опять сбежал, — капризно проговорила Танька.

— Да. В грязной майке и старых кроссовках.

— А кто знает, что у тебя на уме? Ладно, наливай.

Татьяна и Владимир сидели на скамейке долго. Вспоминали юность, рассказывали кое-что о себе. Пили водку из пластиковых стаканчиков, запивая соком.

— А ты, оказывается, помнишь, что я апельсиновый сок люблю, — кокетливо произнесла Татьяна.

— Это ты ничего не помнишь, — насмешливо ответил Владимир. — Не помнишь даже, что я уехал в те времена, когда в продаже апельсинового сока в этих коробках и в помине не было. Был томатный, яблочный и какой-то ещё, в гастрономе, в таких конусах. Из них продавщица сок наливала в гранёный стакан. Томатный стоил десять копеек, а яблочный — не помню. Двенадцать, по-моему.

Таньку немного развезло от водки, щеки у неё горели, а голос стал тягучим, как жвачка. С каждым выпитым глотком она всё больше и больше жаловалась на жизнь, хотя ещё полчаса назад уверяла, что у неё всё отлично.

— …Третьего мужа я сама прогнала. Урод. И вообще кругом сплошные уроды. Помощи от них никакой. Я им детей рожала, мучилась…

— Кому рожала-то? — невежливо перебил ее Владимир.

— Мужьям, кому ж ещё, не себе же! Да и ты, Вовочка, сволочь порядочная, — гнула свое Татьяна. — Налей-ка ещё. Сбежал ты, гад! Кстати, ты про Ларку и Крутова слышал? А-а, тебе мать рассказала… Он, как и ты, всё один жил после Ларискиного ухода, а сейчас жениться надумал. Ты ему позвони, он рад будет. Не хочешь? Так я ему сама позвоню.

— Да звони ты кому хочешь, — махнул рукой Владимир. — Ладно, пошёл я.

— Куда ты торопишься? Давай ещё выпьем, — вцепилась в его руку Танька.

Владимиру было противно, но обижать подругу детства не хотелось. Он осторожно высвободился и пообещал:

— В другой раз. Честно! А сейчас я не могу, меня там мать ещё по дому кое-что сделать просила.

Дома он упал на диван в своей комнате. То ли от выпитой на жаре водки, то ли от общения с назойливой Татьяной ему было как-то муторно. Поворочавшись немного, Владимир заснул тяжелым, неспокойным сном. Пробудился от мужского голоса и руки, крепко трясущей его за плечо.

— Вставай, пьяница! Не умеешь пить — не пей. Или ко мне обратись, я научу.

— Cepёгa! Крутов!

— Я! Признал, бродяга! Ну здравствуй, здравствуй!

Крутов и Владимир обнялись. Хлопали друг друга по плечам и по спине. Опять обнимались, попутно высказывая нелестные замечания о том, кто из них как изменился за прошедшие годы. Выяснилось, что Сергею позвонила неугомонная Танька, которая вскоре тоже собиралась заявиться в гости. Лидия Васильевна принялась хлопотать, накрывая на стол. Она радовалась тому, что наконец-то к Володе пришли гости. Правда, Татьяна не бог весть какая приятная гостья, но вот Серёжа Крутов — вполне порядочный, солидный человек. Не исключено, что он познакомит ее Володьку с какой-нибудь приличной женщиной… Надо будет попозже поговорить с ним об этом.

Они просидели до позднею вечера, Татьяна уже у шла домой. А мужики долго eme смотрели альбом со школьными фотографиями, бережно хранимый Лидией Васильевной.

— Ну, значит, договорились. Через две недели у меня. Я тебя с невестой буду знакомить. Самому не верится, что я наконец-то решился во второй раз жениться. Впрочем, она такая необыкновенная женщина, что ей просто невозможно было не сделать предложение. Позавчера только уговорил её наконец! Ох, я переживал, что не согласится! В общем, сам её скоро увидишь, — заявил Крутов, прощаясь с хозяином — Ах ты, черт! Я ведь к ней сегодня должен был зайти! Ну ладно, встреча со старым другом — причина уважительная, она меня простит. Дай-ка я позвоню.

Он вернулся в комнату, набрал номер. Оба они были уже в изрядном подпитии, расставаться не хотелось. Поэтому было решено, что Сергей позвонит сейчас своей избраннице, и банкет продолжится.

Оказалось, что она не дождалась визита и уже собиралась спать, когда позвонил Кругов. Он долго извинялся, что сегодня не сможет прийти к ней, как собирался. Потом телефон каким-то образом попал к Владимиру. По его голосу легко можно было понять, что он, как и Крутов, не слишком-то трезв. Нестройным хором они пытались что-то объяснить. В результате она просто повесила трубку и задумалась.

Утро на работе для Ксении Петровны началось как обычно. Текущие дела отодвинули размышления о личной жизни на дальний план. Только к середине рабочего дня, расправившись с горой бумаг, она вспомнила о своём решении поговорить с Сергеем. Её несколько удивило, что за целый день он не появился у неё и не вызвал к себе. Немного поколебавшись, Ксения решила узнать, в чем дело. В конце концов, ей необходимо подписать у шефа документы, а на работе он именно шеф, Сергей Витальевич, а не потенциальный спутник жизни. Придя к такому выводу, Ксения заглянула в крошечный предбанник перед кабинетом начальства.

— Сергей Витальевич у себя? — стараясь проговорить это как можно более равнодушно, осведомилась она у секретарши.

Выглядела та почему-то довольно растерянно. С таинственным видом она шепнула Ксении, что Сергей Витальевич вообще-то на месте, но пришел на целый час позже, чем обычно, и ведёт себя странно. А самое удивительное — от него так и разило перегаром, как из винной бочки. Такого она от босса никак не ожидала, в таком виде секретарша его лицезрела впервые. И теперь она даже и не знает, как себя вести, и на всякий случай к хозяину никого не пускает. Но для Ксенин Петровны, конечно, можно сделать исключение, раз уж у неё дело настолько важное и срочное, что не терпит отлагательства.

Ксения Петровна прервала это тарахтение, подтвердив, что дело у неё действительно чрезвычайно срочное, и зашла в кабинет. Никакого шефа там не обнаружилось, зато только из комнаты отдыха был слышен негромкий храп. Сначала Ксения хотела сразу выйти, но прислушалась и передумала. Может, с ним инфаркт приключился или инсульт? Она тихонько заглянула в дверь.

Сергей лежал на диване и спал, сладко и крепко. Никаких сомнений в здоровье шефа — во всяком случае, физическом — быть не могло. Ксения не стала его будить, а секретаршу предупредила, что Сергей Витальевич работает и беспокоить его нс следует.

Вернувшись в свой кабинетик, Ксения задумалась. А может, он алкоголик? И до сих пор умело маскировался? Пил дома, ночью, в одиночку. А теперь решил для разнообразия развлечь персонал фирмы и наклюкаться на работе! Ксения рассмеялась над своими мыслями, что только не придёт в голову, когда не можешь объяснить поступок человека, ему совершенно несвойственный.

Ксения никак не могла разобраться в самой себе. Совсем недавно Сергей сделал ей предложение. Она не смогла ответить сразу, попросила его подождать с ответом. И это была не игра, не кокетство — какие уж там игры в её возрасте! Она знала, что предложение рано или поздно Сергей ей сделает, ждала этого и в то же время не была готова ни к положительному, ни к отрицательному ответу. Так и сказала ему:

— Сергей, я пока ничего сказать не могу, мне нужно как следует подумать. Если хочешь — жди, если не хочешь — твое предложение тебя ни к чему не обязывает. —

Он сказал, что будет ждать. Ждать сколько угодно. Их отношения не изменились. Да и чему было меняться? Они до сих пор не выхолили за дружеские границы. Да, Сергей нравился Ксении. Он вообще всегда нравился женщинам спокойный, уверенный в себе мужчина, знающий, чего хочет, и умеющий этого добиваться. Но кроме симпатии, она не могла обнаружить в своей душе другого чувства. Ей нравилось с ним говорить, прогуливаться, опираясь на крепкую руку. С Сергеем было спокойно, надежно и уютно. И все же это было не то чувство, которое она когда-то давно испытала. Оно, это чувство, жило в ней очень глубоко, но всегда давало о себе знать в самый неподходящий момент. Ксении приходилось сверяться с ним, и всегда ее отношение к тому или иному мужчине проигрывало в сравнении с этой давней любовью, казалось неглубоким и ненастоящим. Будет ли ещё оно, это настоящее, она не знала и сильно в этом сомневалась, но поделать с собой ничего не могла.

Лишь однажды Ксения сделала попытку переломить себя. Однако её короткое замужество закончилось тем, что долгое время на душе оставался горький и неприятный осадок. И никак не хотелось испытать что-то подобное ещё раз. Ей очень не хотелось, чтобы с Сергеем получилось так, как тогда получилось с Игорем. Встречи с Игорем она избегала до сих пор. Ощущение чего-то противного и липкого, опутавшего её с ног до головы, долго преследовало её.

Дочери Сергей понравился. Собственно, понравился — это не совсем то. Он показался ей подходящим мужем для матери — надежный, положительный и при этом не зануда. В общем, в мужья вполне сгодится. Лена всерьёз решила замяться устройством судьбы матери — по её мнению, если Ксения сейчас не выйдет замуж, то не сделает этого никогда. А замуж ей просто необходимо. Хватит уже, пожила без мужа, вырастила ребёнка, то есть её, Ленку, — пора и отдохнуть от житейских передряг хоть немного.

Ксении действительно необходимо было на что-нибудь решиться. Или да. или нет — но не тянуть время и не морочить мужику голову. И решать необходимо как можно быстрее, иначе она вообще ни на что не сможет решиться, ни согласиться, ни отказать. Вот она увидит Сергея, посмотрит на него, поговорит и примет решение. Примет его быстро и менять уже не станет.

В этот день Владимир Иванович Туров чувствовал себя препоганейше. Таких встрясок организму он не устраивал со студенческих времен. Выпить он, как любой нормальный мужик, был нс прочь, но всегда это делал в меру. И никогда не понимал людей, пьющих ежедневно или нализывающихся до скотского состояния. Что за удовольствие? А сегодня ему было не только плохо, но и стыдно. Он не мог понять, зачем вчера он вырвал телефон из рук Крутова и стал что-то объяснять незнакомой ему женщине. Какое ей дело до того, что Владимир — старый друг Крутова и они много лет не виделись? А ещё его смутно беспокоил голос женщины, с которой он разговаривал. Определенно он где-то слышал этот голос. А где и когда — не мог понять. Если это какая-то давняя знакомая, то тем более стыдно изображать из себя такого дурака. Впрочем, если бы Володя её знал, то Серега сказал бы ему об этом… С другой стороны, мало ли похожих голосов. А в том состоянии, в каком он вчера общался с этой дамой, можно было запросто ее и за Аллу Пугачеву принять.

Он отгонял от себя эти думы, а они опять возвращались. Владимира это начало беспокоить. Что за заноза такая в душе засела? Почему он все время думает о незнакомой женщине? Может, это последствия неумеренности в спиртном, такая разновидность белой горячки? Да вроде рановато бы. Вот если ещё несколько раз повторить вчерашний опыт, тогда вполне может что-то с головой приключиться. Только повторять что-то не хочется… Кто же это всё-таки такая? Крутов приглашал его и Татьяну в гости через две недели. Там он её и увидит. И станет ясно, знаком он с ней или нет. В конце концов, это женщина его приятеля, он жениться на ней собирается, так что незачем себе и голову забивать, кем бы она ни оказалась.

Однако на следующий день он проснулся с той же занозой в мозгах. Накануне он, превозмогая головную боль, позвонил Крутову, решив справиться о его здоровье, но не дозвонился. Звонкий девичий голосок вежливо сообщил, что его нет и вряд ли он сегодня появится. Тогда Владимир стал звонить Крутову домой. Результат был аналогичным, только вместо вежливой девушки с ним общался голосом самого Крутова автоответчик. Скорее всего Крутов был у своей дамы сердца.

До приятеля Владимир дозвонился только на третий день. Сергей поведал, что проспал почти двое суток и до сих пор обретается далеко не в авантаже. Видно, возраст уже не тот, чтобы себе позволять такие излишества. Почему-то известие о том, что Крутов мирно дрых, обрадовало Владимира. Значит, он был не у неё. А в принципе какое ему до этого дело? Друг жениться собрался, так и ради Бога. Только вот с кем все-таки он в тот вечер разговаривал? Может, попробовать выяснить? Поговорив немного ни о чём, он подошёл к интересующей его теме. Напомнил Крутову о телефонном разговоре и спросил, не сердится ли его дама на нахала, который наговорил ей всякой ерунды.

— А я сейчас у неё и спрошу. Она как раз у меня в кабинете. — Крутов прикрыл рукой микрофон трубки и через минуту ответил: — Она на тебя не сердится. Слышишь, смеется.

— Ну, тогда всё в порядке. Знаешь. Сергей, мне показалось, что её голос мне знаком.

— Я сейчас спрошу у неё, что она думает по этому поводу?

Минута ожидания показалась Владимиру Ивановичу невероятно длинной.

— Говорит — вряд ли. Но это не страшно. Про приглашение не забыл? Нет? Вот тогда и познакомитесь.

На самом деле Крутов почему-то не стал сразу ничего спрашивать. Он положил трубку и только тогда произнес задумчиво:

— Странный он… Это мой школьный приятель, одноклассник и свидетель на свадьбе. Голос ему твой показался знакомым.

— А может, мы с ним и правда где-то встречались?

— Вряд ли. Он уехал очень давно, тебя тогда здесь ещё не было. Хотя, если ты бывала на Севере, то всё возможно.

— Нет, на Севере я никогда не была. Он оттуда?

— Да нет, родился-то он здесь, но там жил очень долго. А сбежал он туда от своей невесты, он мне сам недавно признался. Он отличный мужик, но всегда был немного странный.

— Как это — сбежал? И почему странный?

— Понимаешь, он ещё с детского садика дружил со своей соседкой и нашей одноклассницей Танькой Стебловой. Кстати, это она нас и напоила, да и сама не отставала. Видать, опять на несостоявшегося жениха охоту открыть решила, да только бесполезно это. В общем, очень сильно она за него замуж хотела, да только так своего и не добилась. А с ним такая штука приключилась… Я, правда, далеко не все знаю. В общем, он случайно познакомился с девушкой, влюбился в неё, а потом шёл к ней, а на него шпана напала. Голову ему кирпичом пробили, он в больницу попал, едва жив остался. А девушка эта вроде как уехала, и он её потерял. После больницы он стал каким-то нелюдимым и всё искал эту девушку. Долго искал. После вроде успокоился, опять стал встречаться с Татьяной. Она уже о свадьбе размечталась, а он взял и сбежал от неё на Север. В общем, так Вовка до сих пор и не женился.

Во время этого разговора Сергей разбирал накопившиеся на столе бумаги. Закончив рассказ, поднял глаза на Ксению и с удивлением обнаружил, что она необычно бледна и нервно теребит в руках носовой платок.

— Что с тобой? Тебе нехорошо? — испугался он.

— Да… Нет! Погоди, — отмахнулась женщина. — Так его зовут Владимир?

— Кого? — С перепугу Крутов забыл, о чем только что рассказывал.

Ксения нетерпеливо напомнила:

— Ну, твоего школьного приятеля, с которым ты встретился.

— Дa, Вовка. Почему тебя это так заинтересовало?

— Не знаю… Я тебе как-нибудь потом расскажу.

— Что расскажешь? — недоумевал Сергей. — Нет уж, расскажи сейчас.

— Нет, сейчас некогда, у меня работы полно. Позже, хорошо?

Ксения ушла в свой кабинет. Попыталась заняться работой, но поняла, что лучше сейчас этого не делать. Цифры и буквы прыгали у неё перед глазами, она совершенно не понимала, что делает. «Так и фирму разорить можно в одночасье, — решила Ксения. — Нет, лучше ничего не предпринимать, а то я сейчас наворочу дел». Она положила подбородок на руки и задумалась.

Та встреча с парнем по имени Владимир явственно всплыла в её памяти. И случай такой похожий… Но мало ли похожих историй бывает? Смущало её то, что приятеля Сергея тоже зовут Владимир. Тоже совпадение? Вполне возможно. Владимир — это не Аполлинарий или Феоктист какой-нибудь, имя очень распространенное. Он шёл к девушке. Но мало ли парней идет к девушкам и попадает в аналогичные ситуации? Получается, совпадение не одно? А почему бы и нет? Жизнь — такая хитрая штука, что может устроить что угодно, какие угодно ситуации и любые совпадения. Ну хорошо, допустим, это именно он. Так что с того? Он её наверняка и не вспомнит…

В конце рабочего дня Сергей ей предложил пройтись по набережной, подышать свежим воздухом. Ксения отказалась, сославшись на головную боль. Она не знала, что сказать Сергею и стоит ли посвящать его во все подробности той давней истории. Но что же ей теперь делать, если это окажется именно он, её Володя? Ведь он не виноват, что его в тот злополучный день избили хулиганы. И не женат он до сих пор… неужели из-за нее?! А как же Сергей? Как быть с ним и что ему сказать?

Дома она не находила себе места. Всё валилось из рук. Даже дочь заметила её состояние и не тревожила се. Ленка вообще обладала каким-то чутьем, которое иногда помогало ей быть мудрой не по годам. Ксения позвала ее:

— Ленуська, давай чайку попьем!

Дочери не очень хотелось отрываться от телевизора, но она поняла, что мать хочет с ней о чем-то поговорить. Так и было на самом деле. Немного помявшись, Ксения спросила в лоб:

— Лен, тебе на самом деле так хочется, чтобы я вышла за Крутова?

Девушка пожала плечами:

— Мне хочется, чтобы ты вышла замуж. Естественно, за достойного человека. А будет ли это конкретно Сергей Витальевич или кто-то ещё, мне без разницы. Я хочу, чтобы рядом с тобой был надежный человек. Честно говоря, мне он кажется каким-то… ну, ненастоящим, что ли. Он такой во всех отношениях правильный, что даже странно. Ну понимаешь, он даже выглядит как-то слишком уж правильно. Всегда подтянутый, спортивный, одним словом, сразу видно бывшего военного. Он хороший, но в качестве друга он мне кажется гораздо убедительнее, чем в качестве мужа. Не знаю, почему мне так кажется, может, я совсем дура, но раз ты спрашиваешь… А я всегда мечтала о том, чтобы у нас была семья. — Она рассмеялась и продолжала: — Чтобы вечером с работы приходил папа, чтобы бабушка пироги пекла и варенье варила. Не ты, мама, а именно бабушка, так почему-то уютнее.

— Да, с семьей у меня не очень-то получилось в жизни, — вздохнула Ксения.

— Ну, исправить это ещё не поздно, — уверенно проговорила Лена. — Правда, с бабушкой облом, но хотя бы муж у тебя должен быть. Крутов или нет — без разницы. А то вот я замуж выйду, с кем ты останешься? Кстати, а почему ты спрашиваешь?

— Я не буду сейчас говорить, ладно? Сглазить боюсь. Кстати, Ленка, а ты хотела бы на своего отца посмотреть?

— Чего?! Ты что, нашла его, что ли?

— Ну, мне так кажется… Хотя это всё ещё не точно, и вообще — даже если это и подтвердится, то вряд ли мне следует с ним встречаться. Столько лет прошло…

— Ну, мамуля, я тебе вот что скажу. Ты там уж как хочешь, но мне-то ты его покажи хотя бы. Может, он мне и понравится. Имею я право хоть раз в жизни на собственного отца посмотреть? А то все говоришь мне, что я на него похожа, так надо ж удостовериться.

— Ладно, ладно, успокойся. Когда что-нибудь выяснится, я тебе скажу.

Разговор с дочерью не слишком-то помог Ксении разобраться в своих чувствах. Промаявшись до десяти вечера, она решительно сняла телефонную трубку и позвонила Крутову. Настояла на встрече и через час была у него.

Сергей слушал её серьезно и внимательно, не перебивая и не задавая никаких вопросов. Когда Ксения закончила, он достал фотоальбом и протянул ей. Она долго сидела, не решаясь открыть потрепанную обложку. Боялась, что появившаяся сегодня маленькая надежда исчезнет. Или боялась, что сбудется. В общем, страшно было в любом случае.

И всё-таки она в конце концов открыла альбом. Нашла групповую фотографию, снятую на последнем звонке. Девчонки в белых фартуках и с огромными бантами, мальчишки в галстуках, старающиеся выглядеть солидно и независимо. В первом ряду, чуть повернув ¡олову влево, стоял Володя. На фотографии был он. Тот самый Володя, которого она полюбила много лет назад.

Ксения прикрыла фотографию ладошкой и задумалась. Вот теперь она окончательно растерялась и совершенно не знала, что ей делать.

Владимира Ивановича разбудили настойчивые звонкие дверь. Кто-то трезвонил, то коротко нажимая на кнопку звонка несколько раз подряд, то заставляя его заливаться длинными трелями. Он встал и поплелся открывать. Мать опередила его и уже защелкала замком.

— Здравствуйте, Лидия Васильевна! Вовка дома?

— А где ему быть в пять утра? Что случилось, Сережа?

Запыхавшийся Крутов, увидев перед собой перепуганную пожилую женщину, немного опомнился, но отступать не собирался:

— Ничего не случилось, Лидия Васильевна, всё в порядке. Но Вовка мне срочно нужен, уж извините за беспокойство. Очень мне с ним поговорить надо.

— А позже никак нельзя? Ну хорошо, проходи.

Увидев Владимира, Крутов погрозил ему кулаком:

— А-а, вот и он. Здорово, разрушитель семейного счастья? Ну пойдем, поговорим.

— Здоровей видали, — буркнул сонный Владимир, совершенно не понимая, что происходит. — Что за разговоры среди ночи? И при чем тут твое семейное счастье?

— Вы извините меня ещё раз, Лидия Васильевна, — галантно склонил голову Сергей, — но мне действительно срочно нужно поговорить с ним. С глазу на глаз.

Он втолкнул приятеля в комнату и плотно прикрыл дверь. Оценивающе взглянул на Володю и поинтересовался:

— Ну что, на свадьбу-то пригласишь?

— Крутов, ты что, пьяный, что ли? Это ты меня на свадьбу должен приглашать. Ты, часом, не забыл, что женишься?

— Я — то как раз нет. Во всяком случае, не в этот раз. А вот ты женишься. И попробуй только не жениться, я тебя тогда на котлеты пущу!

Владимир насупился:

— Это мы ещё посмотрим, из кого котлеты будут. В чем дело-то, объясни толком!

Сергей принялся объяснять. В своей комнате Лидия Васильевна с беспокойством прислушивалась к бубнящим мужским голосам. Через час Крутов ушёл. Она заглянула в комнату к сыну. Владимир сидел, не шелохнувшись, и о чем-то напряженно думал. Лидия Васильевна подошла к сыну и потрогала его за плечо:

— Что случилось, сынок? Несчастье какое-то?

Владимир Иванович глубоко вздохнул и прижал мать к себе.

— Пока не знаю. Несчастья точно нет, а вот счастье — может быть! В общем, собирайся. Собирайся, собирайся, едем. Я тебя хочу познакомить со своей невестой и дочкой.

— Её дочкой? — спросила мать первое, что пришло на язык.

— Моей! Ну, и её тоже, конечно.

Лидия Васильевна долго не могла взять в толк, о чем говорит её сын. А когда поняла — расплакалась и стала суетливо одеваться.

В этот ранний утренний час Ксения ещё не спала. Вернувшись от Крутова домой, она так и не смогла заснуть, как ни пыталась. Тяжелый получился разговор с Сергеем. Она видела, как потемнело его лицо. Ей очень не хотелось делать ему больно, этому хорошему человеку, от которого она не видела ничего, кроме добра и заботы. Но поступить иначе она не могла. Это было бы нечестно по отношению и к Серёже, и к самой себе. Конечно, Крутов очень хороший, он просто замечательный. Но не могла она выйти за Сергея замуж, если Володя был здесь, рядом, если он помнил про неё! Конечно, быть может, она ему совсем и не нужна. Но всё равно — по-другому она поступить не может. Не надо давать Сергею никакой надежды, не надо его обманывать. Конечно, большинство женщин на её месте сначала выяснили бы отношения с Владимиром, прежде чем отказывать Сергею. Большинство — но не Ксения.

Как сухо Сергей с ней попрощался… И всё же проводил до дома. Ксения не могла придумать, как ей поступить дальше. Пойти к Владимиру домой? Нехорошо как-то, никто её не звал. Что она скажет ему? «Здравствуй, эго я»? А кто, собственно говоря, «я»? Он её, поди, не узнает. И что из этого выйдет? Какой он стал? А главное — нужна ли она ему?

Нет, навязываться она не собирается. И конечно, никуда она не пойдет. Если Сергей сочтет нужным рассказать ему о сегодняшнем ночном разговоре, то Володя сам решит, встречаться с ней или нет. В общем, как распорядится судьба, так тому и быть. А Ксения сейчас накапает себе пустырника и ляжет спать.

Она не слышала звонка в дверь. Придя домой, она села в кресло, да так и просидела в нём несколько часов при включенном ночнике. Из задумчивости её вывел голос дочери:

— Мама! Там какой-то мужик с пожилой женщиной спрашивают тебя. Зачем — не говорят. Подойди, а? Они вроде на грабителей не похожи.

— Какой еще мужик?

Ксения, тяжело вздохнув, поднялась из кресла. Кто мог явиться в такую рань, ещё семи нет. Она не умыта, не одета. Посмотрела на себя в зеркале. Оказалось, что всё же одета, не переодевалась со вчерашнего дня.

Ранние гости стояли возле двери. Ленка толклась рядом с ними, пытаясь провести их на кухню. Те смущенно, но дружно отказывались. В руках у мужчины был газетный сверток, по форме напоминавший букет цветов. Женщина пряталась за его спиной и внимательно разглядывала Лену. В общем, все явно чувствовали себя по-дурацки.

— Вы ко мне? — сухо поинтересовалась Ксения.

Мужчина густо покраснел. Ясно стал виден белый шрам на левой стороне лица, через висок к щеке. У Ксении потемнело в глазах, и она медленно стала сползать по стене на пол. Гость швырнул на пол цветы и подхватил её на руки. «Наконец — то я тебя нашёл», — шепнул он ей прямо я ухо.

Ксения обхватила руками его за шею и прижалась щекой его щеке. Ленка удивленно смотрела на всё происходящее, пытаясь понять — что это за странные люди и почему мать так восприняла утренний визит. Рано, конечно, гости заявились, но ведь это не причина, чтобы в обморок падать.

С трудом освободившись из рук гостя, Ксения звенящим, торжествующим голосом проговорила:

— Лена, это твой отец!

— И бабушка, — хрипло добавил мужчина. — Лена, это замечательная бабушка!

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.