Служебный роман для богини любви (СИ)

25

Не дав дому передумать, я буквально вылетела из кладовой и обнаружила, что дверь в дом распахнута настежь, а на пороге застыл удивленный и слегка взъерошенный Себастьян. Вид у него был весьма и весьма настороженный.

— Что-то случилось? — поинтересовался он.

— Ага, — кивнула я. — Я открыла кладовую. Зашла. Зажгла свет. Там, — я указала шваброй на темнеющую за спиной комнату, в которой уже погас тот самый сияющий шарик, — оказались какие-то консервы. Ну знаешь, огурцы, помидоры. Крысы, жабы. Все как положено. Швабра вот, — продемонстрировала я отвоеванный предмет. — А потом дверь захлопнулась. Ну… И я велела ей открыться.

Себастьян удивленно заморгал.

— Просто велела открыться — и все?

— Ага, — утвердительно кивнула я, шумно втягивая носом воздух. — Забавно, конечно, получается… — я усмехнулась краем губ и сделала шаг вперед. — Кажется, я таки владею какой-то магией. Ну, или тут все построено по технологии «умный дом».

— Чего?

— Забудь, — махнула рукой я. Ни о каком умном доме, скорее всего, ни Себастьян, ни прочие жители этого мира понятия не имели.

Что ж, значит, я таки владею магией.

Отойдя немного от шока, я все-таки посторонилась, впуская Себастьяна в кладовую. Дверь вновь попыталась совершить диверсию и захлопнуться за мужчиной, но бог смерти предупредительно швырнул в неё несколькими искрами. Помогло. Дверь приветливо распахнулась обратно и больше признаков жизни не подавала.

Банки тоже не спешили прыгать на Себастьяна, отбрасывая крышки назад и стреляя струями плесени. Я уж подумала было, что мне почудилось их излишнее оживление, но, судя по тому, как скривился Себастьян, нет… Все же, было тут что-то колдовское и очень опасное.

— Странная кладовая, — все-таки прокомментировал он. — Какая-то она… Откровенно нехорошая, — мужчина покосился на меня. — Понятия не имею, что тут и как происходит, но особого доверия к этому месту я б не питал.

— Да какое доверие! — отмахнулась я. — Я вообще не знаю, что в этом доме происходит! Он весь какой-то… Странный!

— Ну, резиденция богини любви.

— Хочешь сказать, что в твоей квартире тоже столько всего?

— В квартире нет, — покачал головой Себастьян, — а вот дом бога смерти — специфическое место, далеко не каждый рискнул бы там, скажем, остаться на ночь. Его, между прочим, одним из первых покинули.

— Ты там был хоть когда-то?

Себастьян покачал головой.

— Нет, мама была.

— Мама?! — удивилась я.

— Да, — кивнул он. — Моя мать была богиней смерти.

— А почему, — я смутилась, — была? Она… Извини, мне не следует об этом спрашивать.

— Да жива она, — рассмеялся Себастьян. — Все в порядке. Просто даже боги могут уйти в отставку. Мужчинам проще, потому их чаще выбирают в боги смерти. Женщины же, когда беременеют, обычно теряют склонность к управлению душами. Некоторые выбирают путь оставаться бездетными и служить смерти, пока им самим не приходит время уйти. А некоторые уходят со службы в тот момент, когда решают завести ребенка. Мама была чем-то средним между этими двумя вариантами. Её дар не просто ушел, он перешел ко мне. Потому, когда я наконец-то оказался в возрасте, подходящем для такой работы, Истинные остановили свой выбор на мне.

— И что там? В доме богов смерти?

— Не знаю. Мама никогда не рассказывала подробностей, их с отцом обычно передергивает, стоит только вспомнить об этом. Папа говорит, что тоже бывал там однажды, и место показалось ему ох каким недружелюбным. Когда я был маленьким, говорили, что рано мне о таком знать, стал постарше — уже и интересоваться перестал.

— Но ты же можешь туда поехать?

— Могу, но не хочу, — пожал плечами Себастьян. — Давай для начала с твоим домом разберемся? А то тебе же здесь жить!

Я покосилась на банки.

— От этого надо избавиться.

— Я понимаю, — подтвердил Себастьян. — Но ты уверена, что оно не живое? И что не начнет кусаться, если я вдруг начну это выносить? Надо хоть как-нибудь подстраховаться…

— Ну, я могу носить, — вздохнула я. — Оно вроде не такое и тяжелое.

— Приехали! Только этого ещё не хватало, чтобы ты таскала тяжести!

Я скривилась.

— Ну а что тогда? Не могу же я просто сказать банкам «выйдите, выстройтесь в строй и немедленно отправляйтесь на улицу»!

Что-то зазвенело, и Себастьян с какой-то особенно таинственной усмешкой протянул:

— Кажется, все-таки можешь…

Банки ни с того ни с сего решили проявить инициативу по уборке и, спрыгивая со своих полок, гордой шеренгой направились на улицу. Какие-то из них подпрыгивали, какие-то — катились, другие — тяжело сунули по полу. Под ними скрипели и потрескивали половицы, а кладовая стремительно опустошалась. Через несколько минут там остались только пустые, затянутые паутиной полки да несколько перевернутых ящиков на полу. Где-то из угла доносился мышиный писк, но я сделала вид, что ничего не слышу. И ничего не вижу — не то в пору уже падать в обморок при виде паука едва ли не с кулак размером, плавно спускающегося откуда-то с потолка.

Очевидно, я не понравилась пауку ещё больше, чем он мне. Так или иначе, он спустился на землю и дал деру, перебирая всеми восемью лапами. В кладовой стало совсем уж пусто и спокойно, только Себастьян присвистнул.

— Твоя магия, кажется, набирает обороты.

— Ну, или это очень послушный дом, — предположила я.

Половицы под ногами заскрипели, хотя ни я, ни Себастьян не сделали ни шагу. Определенно, дом посмеивался над нами, утверждая, что до послушного ему ещё ох как далеко.

— Жаль, что коробкам нельзя приказать выйти, — вздохнула я. — Как у тебя с ними?

— Да уже почти все разобрал, — отмахнулся Себастьян. — Может быть, помочь тебе на кухне?

— Попробуем. Я не везде достану.

…Опытным путем удалось определить, что швабра в руках Себастьяна стирать грязь со стен не желала. Оказавшись же в моих руках, она с помощью смоченного водой с содой фартука совершала чудеса уборки. Стоило только провести по стене, как там появлялась белая полоса идеальной чистоты.

Вымыв все то, что было в пределах достижимости, я вооружилась стремянкой и направилась приводить в порядок и верхнюю половину стен да подкопченный потолок. Себастьян порывался было помочь, но я отказалась — что ж это, впервые в жизни делаю генеральную уборку, что ли? Тем более, с волшебными способностями! Да, швабра — не самое удобное приспособление на свете, но ничего, справиться можно! Лучше уж я буду тереть ею потолки, чем таскать тяжелые коробки на улицу, избавляясь от всякого хлама.

Вдохновившись идеей в два счета превратить дом в нечто новое и буквально сверкающее чистотой, я забралась на самую верхнюю ступеньку и с так яростно стала тереть застаревшее пятно на потолке, что позабыла об элементарных правилах безопасности. Стремянка, тоже не первой свежести, в какую-то секунду решила, что никакая я не пушинка, и вообще, от меня давно следует бы избавиться. Заскрипев и зашатавшись подо мной, она как-то в один момент, не дав ни отступить, ни спастись, внезапно рухнула.

А я рухнула следом, издав полный ужаса вопль.

…До земли долететь не успела. Не знаю, каким чудом Себастьян оказался рядом, но он успел подхватить меня на руки. Швабра, разумеется, потерявшая контроль, так и осталась висеть под потолком, а я, вцепившаяся в плечи бога смерти, смотрела на него полными ужаса глазами.

— Ну что ж ты так неосторожно, — укоризненно промолвил мужчина, кажется, даже и не думая ставить меня на землю. — А если б я не заглянул случайно, и ты б на землю упала? То что б случилось?

— То я б свернула шею и поломала позвоночник, — нервно хихикнула я. — Ох… Спасибо тебе большое.

— Всегда пожалуйста, — хрипло отозвался Себастьян. — Могу спасать тебя хоть каждый день… Только ты все-таки больше не падай.

— Постараюсь.

Я хотела попросить Себастьяна поставить меня наконец-то на землю, но вместо этого подняла взор на швабру. Та падать не спешила.

— Может быть, — язвительно протянула я, забыв о том, что в этом доме надо очень осторожно относиться ко всем словам, — ты ещё и сама все вымоешь?

Швабра коварно засветилась.

— Под все я имела в виду потолок в этой комнате! — предупредительно воскликнула я, заметив, как она медленно начинает опускаться.

Швабру буквально впечатало обратно. Она крутнулась вокруг своей оси и принялась возить совсем уж истертым фартуком по потолку.

Я уж было испугалась, что волшебного средства не осталось ни капли, и все, что сделает волшебное приспособление — это только развезет грязь, но нет. Удивительно, но швабра просто замечательно справлялась со своими обязанностями. Потолок стремительно светлел, явно демонстрируя желание полностью избавиться от грязи.

Мы с Себастьяном с таким восторгом наблюдали за всем происходящим, что, кажется, и забыли о том, в какой неудобной позе застыли. Впрочем, что-то мне подсказывало, что Себастьян ничего не забыл, судя по тому, как крепко он прижимал меня к своей груди.

— Может быть, — прошептала я, напоминая о своей самостоятельности и способности к прямохождению, — ты меня все-таки отпустишь?

— Возможно, — голос Себастьяна зазвучал как-то особенно хрипло. Он наконец-то осторожно поставил меня на пол, но вместо того, чтобы выпустить из своих объятий, только крепче прижал к себе. Я потянулась к нему за поцелуем — на этот раз куда более страстным, чем все те, что были у нас прежде. В эту секунду я была почти готова сознаться мужчине в любви — мы были так удивительно близки, что сомнений в чувствах не осталось и вовсе…

И аккурат в эту секунду, когда я почти выдохнула нужные слова, швабра, решив, что она перетрудилась и тоже жаждет мужской ласки, свалилась прямо на Себастьяна.

Он вскинул руку в защитном жесте, вероятно, даже не поняв сразу, что именно произошло. В воздухе что-то полыхнуло, и яркая искра, пронзившая пространство, подожгла швабру. Та в одну секунду вспыхнула, как спичка, и до земли долетела уже пеплом.

— Прости, — смутился Себастьян.

— Что это было?

— Я просто… — он покосился на меня. — Я… А что ты имеешь в виду?

— Конечно же, сожженную швабру, — выдохнула я. — А что же ещё?

До меня только сейчас дошло, что, наверное, поцелуй тоже мог бы меня смутить. Равно как и внезапное желание сознаться в своих чувствах. Но это казалось сейчас таким естественным, что я даже не хотела обсуждать совершенное.

— О, это ничего особенного, — отмахнулся Себастьян. — Стандартное колдовство богов смерти. Понимаешь ли, когда забираешь души, некоторые тела, хм, не очень хотят их отпускать.

— Как зомби? — удивилась я.

— Ну если под «зомби» ты имеешь в виду «оживший труп», то да, это оно и есть, — подтвердил Себастьян. — Явление редкое, но все-таки случающееся. Конечно, можно попытаться его подчинить, есть и такая магия…

А я и не знала, что в этом мире есть что-то сродни некромантии.

— Но зачастую достаточно просто уничтожить. А оно хорошо уничтожается огнем. Такая себе защитная искра.

— Она у тебя произвольно получается? — уточнила я. — Или ты можешь вызвать её, когда пожелаешь?

— Когда пожелаю, хотя зачастую это происходит как реакция на опасность. Сама понимаешь, такой искрой не разожжешь костер. Производимое ею пламя именно уничтожающее. Даже пепла остается очень мало.

Я опустила голову и посмотрела на горстку у наших ног — все, что осталось от швабры. Потом подняла голову вверх и обнаружила, что, во-первых, потолок был невероятно чист, а во-вторых, фартук все ещё висел в воздухе и продолжал дотирать какие-то едва заметные пятнышка. Очевидно, швабра была ему не нужна.

- Может быть, — обратилась я к своей импровизированной тряпке, — ты потом и стены в других комнатах помоешь? Например, в кладовой избавишься от паутины?

Фартук так бодро задергал завязочками, подтверждая, что немедленно за это возьмется, что я даже испытала определенную гордость за то, что так уверенно распоряжалась магией. Все-таки, приятно хоть иногда не просто старательно и много работать, а с легкостью повелевать подчиненными.

— Вот чтоб меня так купидоны слушались, как ты, дорогой, — улыбнулась я. — Но, Себастьян, в связи с последними событиями у меня появилась замечательная идея.

— И какая же? — насторожился мужчина.

Я таинственно усмехнулась.

— Ну, — протянула, заинтересованно косясь на него. — Мне, например, не надо то чучело медведя или крысы. И ещё целая гора всего, что мы вытащили на улицу… И если эта искра твоя не очень энергозатратна… Не очень же?

— Нет, — отмахнулся мужчина. — На самом деле, заклинание достаточно простое, только во вред живому его не направишь. Тому, чего нет в разнарядках. А неодухотворенное или трупы — это пожалуйста.

— Ну вот. У нас как раз снаружи очень много неодухотворенного. И трупов тоже хватает, — я вспомнила лягушачьи глаза, испуганно смотревшие на меня сквозь стекло банки, и содрогнулась. Отвратительное зрелище, конечно, а самое гадкое, что они, очевидно, и умирали в этом спирте, запихнутые туда какой-то очередной богиней любви.

Какой все-таки кошмар.

— Так может, — продолжила я, стараясь не думать о муках лягушек и вспомнить о том, что очень хотела привести в порядок дом, — мы его испепелим? Хотя бы частично. А пепел потом можно будет просто зарыть в землю. Потому что эта гора снаружи будет скоро больше дома.

Я думала, что Себастьян начнет сомневаться или и вовсе будет возражать против таких действий, но он, кажется, наоборот обрадовался.

— Давай! — воскликнул он довольно. — Это же отличная идея.

— Ты правда так считаешь?

— Ну конечно! — подтвердил он действительно ну уж очень радостным тоном, как для того, чтобы это было наиграно. — А что?

— Я думала, — невольно смутилась я, — что ты будешь против. Ну, это все же вещи… Для кого-то они память…

— Эдита, — он серьезно взглянул на меня, — тебе поеденная молью крыса дорога как память или заспиртованная лягушка?

Я хмыкнула.

— Я б с удовольствием с этой памятью больше никогда в жизни не пересекалась.

— Значит, — решительно заявил Себастьян, — будем жечь. И прочь все сомнения по этому поводу!