Глава 1

Мы лежим на соседних кроватях. Он привязан, я — тоже. Мое лицо закрыто марлей, на голове — наушники, но я все равно знаю, я слышу, как он дрожит от страха и предчувствия поражения. Меня тоже бьет озноб. Холодно! Я замерз, как будто простоял несколько часов на морозе. Но сейчас лето.

Сволочи! Чем они меня накачали? Я не могу закрыться! Его мысли овладевают мной, и никак не получается поставить спасительную стену между нами.

Громкий голос что-то спрашивает, он в ответ кричит, но я не могу разобрать слов: мешают наушники. Зато мысли, чувства, образы вливаются в меня неудержимым грязным потоком. От меня прежнего остался только маленький островок, расположенный на окраине злобного болота. Эта пока еще живая частичка моей изнасилованной души целиком состоит из ужаса и боли. Все остальное не мое, гадкое и гнусное. Я захлебываюсь, задыхаюсь, но никак не могу утонуть.

Продолжение такое же отвратительное. Меня спрашивают, и я отвечаю.

— Сколько человек изнасиловал и убил этот маньяк?

— Где и когда это произошло?

— Где спрятаны тела?

— Где вещи убитых?

Вопросы, как тяжелые удары, сотрясают мое тело. Меня спрашивают, уточняют, снова спрашивают. Я все скажу, лишь бы меня оставили в покое.

В конце концов пытка заканчивается. После укола я проваливаюсь в небытие.

С пробуждением все возвращается. Боль и ужас в глазах беззащитных жертв. Слезы и просьбы о пощаде. Последние содрогания умирающих людей. Радость и наслаждение от всего этого.

Я слишком долго «слышал» злобного урода, и он стал частью меня.

Зачем они это сделали? За что? Я не хочу наслаждаться чьей-то смертью!

Суки! Сволочи!

Я способен понимать, о чем думают и что чувствуют другие люди. Да-да, я проникаю в чужое сознание и способен узнать самые сокровенные мысли и эмоции, которые там скрыты.

Казалось бы, меня можно назвать телепатом, но я так не считаю. Почему? Все просто: то, что я умею, сильно отличается от существующего представления о телепатии.

Во-первых, я не умею передавать свои мысли и чувства, только воспринимаю чужие.

Во-вторых, и это я могу делать только вблизи. Рассказы о приеме и передаче мыслей на многокилометровые расстояния — это не про меня. Сознание других людей доступно для меня до трех-четырех метров. На большей дистанции я могу понять только сильные эмоции. Формула простая: моя способность воспринимать обратно пропорциональна квадрату расстояния.

«Слышать» я могу только одного человека. Если двое стоят рядом, «открываться» бесполезно: их мысли сливаются, и разобраться в них тяжело — примерно так же, как сложно понять собеседников, говорящих одновременно.

Поэтому я не телепат, а слышащий.

Дар достался мне в наследство от матери. Она же и заметила, что ее семилетний сын способен «слышать» мысли и чувства других людей. Если бы не мама, быть мне добычей врачей или ученых еще в детстве. Вполне вероятно, что до своих двадцати лет я не дожил бы, сгинув в какой-нибудь лаборатории.

Мама научила меня «открываться» и «закрываться» по своему желанию, объяснила, что свои способности нужно скрывать от других людей. Я перестал бояться своего дара, начал развивать его и использовать в своих интересах.

Увы, мамы давно нет в живых. Междугородний автобус на полной скорости улетел в кювет — мама погибла сразу, отец умер в больнице. Кроме нас с отцом о способностях матери так никто и не узнал.

Поскольку других близких родственников у меня не было, я оказался в детдоме, среди таких же невезучих маленьких людей. Столько злобы и агрессии я не встречал нигде и никогда. Вряд ли бы я там выжил. но мне повезло: едва сводящий концы с концами фермер решил взять на воспитание нескольких детей-сирот. Мы вчетвером, три пацана и одна девчонка, оказались в деревне.

Любовь, жалость, сочувствие — распространенные человеческие чувства. Ничего подобного в голове Ивана Степановича я не обнаружил. Однако у этого бесчувственного и черствого дядьки нам жилось не хуже, чем у иных любящих родителей.

Почему? Умным был этот фермер и хорошо знал, что человеку нужно.

Отрезать кусок хлеба, намазать его вареньем и съесть. Когда захочешь, в любое время дня и ночи, не дожидаясь ужина и завтрака. И знать, что за это тебя никто не будет ругать.

Почувствовать себя уважаемым, понять, что ты нисколько не хуже окружающих.

Взамен в свои двенадцать лет мне пришлось стать взрослым. Я забыл об играх и начал работать. Чего-чего, а работы на ферме хватало. Козы, свиньи, кролики, куры — все требовали ухода, а главное, они хотели есть. А корма надо вырастить, убрать, заготовить.

Зато мы всегда были сыты, одеты, обуты. Никто не попрекал нас куском хлеба — наоборот, нам давали понять, что кормим мы себя сами.

Справедливости ради, надо сказать, что собственные дети фермерской четы работали не меньше нас. В школе Степка и Сережка, два крепких паренька с увесистыми кулаками, успешно оберегали нас от насмешек. Маша, старшая дочь, зорко следила за нашей внешностью, а тетя Зина просто жалела нас.

Не могу сказать, что моя способность «слышать» других людей сильно помогала мне в то время: работать на ферме и учить уроки приходилось все равно. «Открываться» в классе я и не пытался, потому что не мог разобраться в мыслях сразу нескольких людей. Были случаи, когда, стоя у доски, я «прислушивался» к учителю, чтобы узнать правильный ответ на заданный им же вопрос. Однако такое случалось редко.

В основном, благодаря своему дару, я избавлялся от иллюзий.

Увы, люди слишком часто лгут. Зачем они это делают, не всегда понятно, но и взрослые и дети обманывают себя и друг друга на каждом шагу.

Естественно, я не становился жертвой злых шуток и розыгрышей, потому что понимал намерения окружающих. Не вводили меня в заблуждение и похвалы некоторых учителей или одноклассников. Мне удалось не влюбиться ни в одну из окружавших меня девчонок: «слушая» их мысли я понимал, насколько далеки они от идеала.

Сейчас, вспоминая то время, могу сказать, что окружали меня совсем неплохие люди. А моя приемная семья была вообще уникальной.

Они были честными!

За исключением жалевшей нас тети Зины, остальные члены семьи не испытывали нежных чувств к детдомовским детишкам. Мы считались источником пополнения семейного бюджета, потому что государство платило за каждого из нас определенную сумму.

Так от нас это и не скрывали!

Для Ивана Степановича и тети Зины мы не были приемными детьми, а Маша, Степка и Сережка не считали меня своим братом. Однако о нас заботились, мы, все четверо, были своими.

— Эй ты, козюлина! Тебе ребра пересчитать или волосы повыдергать?

— Маш, ты что? Я ее и пальцем не тронула!

— Так и с тобой пока только разговаривают.

— Да у меня случайно вырвалось.

Оправдывающаяся девица на полголовы выше Маши, но за спиной нашей предводительницы стоим мы, пятеро пацанов и девчонка. Именно эту девочку и обозвала нехорошим словом воспитываемая старшеклассница.

Людям, как и многим другим животным свойственно сбиваться в стаи. Мы и были такой сплоченной командой, но не более того.

Когда я после школы собрался поступать в институт, мне даже дали денег на первое время, наказали звонить и, похоже, просто забыли обо мне.

Веселой студенческой жизни я так и не попробовал.

Нет, в институт я поступил, но работа на складе запчастей отнимала все свободное время, да и отвык я от бесцельного времяпрепровождения.

А как же мой дар?

Никуда он не делся, только использовал я его редко. Если быть точным, только общаясь с противоположным полом.

С женщинами я близко познакомился еще в деревне.

Некоторые наивные мужья летом отправляют жен с детьми на дачу, навещая их только в выходные. А женщинам скучно! Мне же, благодаря дару, распознать внимание к своей особе труда не составляло. Интересовались мной постоянно: я парень высокий, сильный и симпатичный.

Только эти тайные и недолгие встречи эпизодами и остались.

В городе отношения с женщинами вышли на новый уровень: у меня стали появляться постоянные возлюбленные. Вскоре я понял, что предпочитаю женщин постарше.

Почему? Они знают, чего хотят!

В постели с молодой и неопытной «открываться» бесполезно: непонятные, сумбурные мысли расшифровке не поддаются. Напротив, желания женщины, опытной в амурных делах, «читаются» легко, как рекламные объявления, написанные крупными буквами.

В конце концов я познакомился с Мариной, сорокалетней женщиной, обеспеченной и свободной, и стал жить на ее деньги.

Плохо? Аморально? Стыдно?

Может быть и так, но это гораздо легче и приятнее, чем по ночам перекладывать с места на место автомобильные запчасти. Да и пользы больше. На права выучился, одежду ношу, какая мне раньше и не снилась. Благодаря своему дару, в преферанс понемногу обыгрываю мужей и таких же, как я содержанцев, пока Марина с подругами общается.

Конечно, сложно разобрать мысли кого-то одного, когда за столом, кроме меня, сидят два или три человека. Однако можно слегка податься в сторону, чтобы один из них был поближе. А чтобы выиграть, порой достаточно узнать, у кого из двоих на руках туз пик.

Марина довольна: ее «мальчик» самый умный. А выигрыш, между прочим, у меня остается. Деньги мне пригодятся, ведь не век же мне у женщины на шее сидеть — когда-то уходить придется.

Только не хочется мне с ней расставаться. Каждый вечер я «открываюсь» и поток ее блаженства заполняет меня, усиливая мое наслаждение. Я уже не могу сдержать стон, и Марина от этого приходит в неистовство.

А потом я долго глажу ее по спине, купаясь в нежности и благодарности этой чудесной женщины.