Ричард Матесон «Смертельный номер»

Моему дорогому другу Роберту Блоху, напоившему магией наши жизни

Выбор от мага — это прием, при котором зрителю предлагается сделать выбор из предложенных двух или нескольких вариантов, только один из которых заведомо предназначен для него.

ВЫБОР ОТ МАГА

ГЛАВА 1

Осмелюсь предположить, что вам прежде ни разу не доводилось читать истории, написанной овощем. Что ж, она перед вами. Хотя это и не совсем история. Это реальнейшее событие, я сам при нем присутствовал.

Рассказчик и ваш покорный слуга — мистер Овощ.


Мое имя — Эмиль Делакорте. Когда произошли описанные ниже события, мне было семьдесят три года.

Вполне допускаю, что вам не доводилось обо мне слышать, хотя на протяжении трех десятилетий — тридцатых, сороковых и пятидесятых годов — я был известнейшим магом, и называли меня не иначе как «Великий Делакорте». Этот титул я передал своему сыну. О нем-то, я уверен, вы слыхали.

Дела мои обстояли просто замечательно до тех пор, пока в 1966 году со мной не произошло несчастье. «Нарушение мозгового кровообращения», как, может быть, назвали бы это вы, или «апоплексический удар», как склонен называть это я. На мой взгляд, последнее название более благозвучно, хотя ничего благого в этом не было. Напротив, все было, бог свидетель, очень драматично. Для меня, разумеется.

Я находился на сцене и как раз готовился оказаться закупоренным в бойлерном котле (один из лучших моих номеров), когда вдруг сосуд мозга лопнул, лишив мозг притока кислорода. Следствием этого стала гемифлегия,[1] положившая начало процессу превращения меня, как сказано выше, в овощ.

Полагаю, что это зрелище достойная публика нашла небезынтересным. Из обаятельного и утонченного Делакорте (Великого!) я вдруг превратился в придурковатого, нетвердо стоящего на ногах, тошнотворного субъекта, не только напугавшего почтенных зрителей, но и внушившего им глубокое омерзение, так как налицо оказались сильнейший приступ головной боли и рвотные позывы. Это был не совсем тот звучный аккорд, которого требовала моя блистательная карьера.

Вскоре после этого начался перманентный процесс развития паралича, и я получил билет в растительную жизнь. В один конец. Внезапная смерть как следствие апоплексического удара — явление редкое, и мне не довелось узнать счастья отвесить прощальный поклон, покидая сцену жизни.

Вместо этого шалунья-судьба смогла мне предложить лишь предписания доктора ограничить физические и нервные нагрузки, в то время как я мечтал о полном выздоровлении. Четырнадцать долгих лет после происшедших событий я все еще ждал его.

Лишь доброте моего любящего сына я обязан тем, что не очутился в приюте, а был оставлен в его доме — неподвижная фигура, почти постоянно обитающая в кабинете, или, как я предпочитаю называть этот огромный зал, в Палате Волхвований.

Здесь я и сижу — кукла в кресле на колесиках, глядящий обелиск, тень того, кем я когда-то был, статуя, имя которой Бессилие (во всех смыслах этого слова), или, еще лучше, Никчемность на покое. Безмолвная, оцепеневшая глыба, и, как можно было бы ожидать, вполне безмозглая.


Такова, как видите, внешняя сторона событий. Для усугубления же мук мне, а точнее, той немой оболочке, что казалась моей сущностью, был оставлен деятельный и наблюдательный ум, который изо всех сил боролся за возможность выразить себя. Поверьте, в этом заключена огромная жестокость постигшего меня удара.

Вероятно, если бы это произошло лет на десять или двадцать позже, отыскалась бы медицинская возможность покончить с моим ночным (и дневным, в общем — ежечасным) кошмаром.

Но вполне вероятно, что и нет. Даже мой мальчик, хотя он всегда был преданным сыном, мог бы посчитать недопустимым подобный исход (эдакое «принять-и-за-быть»). Кто мог бы обвинить его в этом? Я стал более походить на часть комнатной обстановки, чем на члена семьи. А к мебели не так уж трудно относиться безразлично.

Я так подробно останавливаюсь на описании своей огородной персоны, чтобы вы могли понять, как все эти странные события могли происходить в моем присутствии без того, чтобы хоть кто-нибудь из участников озаботился тем, что я нахожусь здесь же. Но с другой стороны, станет ли кто-либо размышлять о мыслительной способности турнепса?

К тому ж Максимилиан (это мой сын) имел немало и собственных проблем, как вы далее увидите.


Несколько дополнительных комментариев, прежде чем стану повествовать о том сакраментальном дне.

Вследствие преданности мне Максимилиана (о которой я уже имел случай сказать) за мной ухаживала сиделка (некая Нелли Вашингтон), неотлучно при мне находившаяся (по крайней мере, так было вначале) и обеспечивающая те мои нужды, о которых я не был в состоянии печься сам, но которые отчаянно требуют ухода — питание и испражнение.

Нелли Вашингтон отнюдь не была Венерой, но обладала той внутренней красотой, которую составляет умение сочувствовать, добрая доля терпения и (к счастью для нее и для меня) развитое чувство юмора. Что важнее всего, благослови Господь ее добрую душу, она никогда не оставляла меня отчаявшимся или беспомощным. Она была столпом утешения, к которому я постоянно припадал, пока в моем мозгу не забрезжило некое подобие надежды, доставленное туда несколькими граммами крови.

Я чрезвычайно рад, что в тот день, когда случились все описанные ниже события, ее не оказалось дома, хотя теперь, в ретроспективе, отлично понимаю, что произошло это далеко не случайно. Иначе она могла бы оказаться разумным свидетелем тех безумств, которые имели место.


Одно можно сказать в пользу существования бессильного тела в компании со здравым мозгом: первое имеет время оценить второе, отдать должное его истинным способностям и, как следствие, тренировать его до совершенства. Я смог научить мой мозг запоминать все, что видел вокруг себя, что и дало мне впоследствии возможность записать те события во всех деталях. И это можно назвать настоящей удачей, поскольку с того дня миновало уже четырнадцать лет.

В нужном месте я объясню, почему потребовалось так много времени, чтобы поведать о происшедшем. Но прежде позвольте обрисовать, так сказать, декорации разыгранной пьесы, или, лучше сказать, магического зрелища. Ибо именно магия и есть та темная нить, которой выткано полотно того невероятного и трагического случая, того зловещего куска времени, того периода полного затмения разума.


События эти произошли в доме, в котором мой сын провел тридцать семь из своих пятидесяти двух лет. Моя супруга Ленора произвела нашего единственного сына на свет в 1928 году и умерла во время вторых родов, десятью годами позже, Наш второй ребенок, тоже мальчик, родился мертвым.

Как я уже говорил, Максимилиан — с тех пор как несчастье лишило меня возможности выступать — стал именоваться Великим Делакорте. С семнадцати лет он был моим ассистентом и каждый из моих номеров знал не хуже меня. Не только помогал мне, но и выступал самостоятельно. Полного сценического расцвета он достиг в тридцать семь лет, тогда и принял мой сценический псевдоним.

В этом же доме живут еще двое людей, не считая лакея и горничной. Последние в тот день также отсутствовали. Совпадение? Готов поставить на кон мой старый сморщенный зад, что нет.

Первый человек из этих двоих — жена моего сына, Кассандра. В свои сорок один год она обладает незаурядной красотой, недюжинным умом и удивительно подлой натурой. Женой сына она является уже девять лет и восемь из них — его ассистенткой.

Кассандра имеет две цели в жизни. Одна из них — выбросить мои жалкие кости из этого дома в какой-нибудь весьма отдаленный огород. Вторая же… Ну, с этим придется подождать, иначе никакого рассказа не получится.

Третий резидент Делакорт-холла (не считая Нелли и двоих слуг) это брат Кассандры, Брайан. Ему тридцать пять, он тоже служит у моего сына.


Наш дом находился (он там и по сей день) в штате Массачусетс, в самом центре двадцатидвухакрового участка редколесья, приблизительно в четверти мили от дороги. (Детали предлагаю немедленно забыть, сообщать их — это моя привычка, с которой я не в силах расстаться.)

Чтобы укоротить рассказ (я, по крайней мере, попытаюсь это сделать), скажу, что Делакорт-холл был спроектирован (он таким и остался) в духе французского сельского дома. Это великолепное двухэтажное здание, строительство которого я завершил в 1943 году (удачный выбор времени для постройки сэкономил мне не меньше года).

В доме семь спален с ванными комнатами, скромный театральный зал, под которым располагается бассейн, большая кухня, парадный обеденный зал, просторная гостиная и комната, в которой протекали часы моей болезни, кабинет, прежде мой, затем Макса — Палата Волхвований (ПВ).

Отчего я так ее называю? Оттого что это кладовая магических трюков, рог изобилия таинств и фокусов. Заниматься тем, что стало моей профессией, я начал в 1945 году, причем сначала лишь для собственного удовольствия. Позже ко мне присоединился Макс и внес так много нового, что ко времени этих событий я не был осведомлен о многих его достижениях, поскольку первые годы своей болезни провел в спальне. И только в конце шестидесятых Макс велел Нелли привозить мое кресло в ПВ каждый день, зная, какое удовольствие я получал от наших занятий. (Когда, конечно, был еще личностью, а не этой двуглазой картофелиной.)


Итак, кабинет, или Палата Волхвований (ПВ).

Тридцать футов в длину, двадцать в ширину. По центру длинного ряда окон расположено одно, особенно высокое. Открывающийся из него исключительной красоты вид на земли за домом включает небольшое озерцо вдали и бельведер на его берегу.

Обстановка в кабинете всегда была роскошной. Вдоль двух стен тянулись полки, на большей части которых стояли деловые папки в кожаных переплетах. В них хранились мои интервью и вырезки из газет, а также все печатные материалы о Максе. На остальных полках покоились книги по истории и/или методологии фокуса.

На третьей стене висели афиши самых известных наших выступлений.

Массивный, облицованный камнем камин располагался по четвертой стене. На полке над ним красовалась коллекция антиков, сувениров и произведений искусства, которые Ленора и я — а позже и Макс — собирали на протяжении долгих лет. Там же покоился серебряный канделябр с тремя черными свечами, а рядом — серебряная спичечница.

Не раздражайся, читатель, все эти детали не случайны, и каждая из них найдет свое место в повествовании.

На чем же я остановился?

Ах да, камин! Над каминной полкой располагалось несколько интересных объектов.

Прежде всего, это два больших, написанных маслом портрета. На одном из них была изображена моя обожаемая Ленора (благослови, Господь, моего сына за то, что он его здесь повесил), на другом — столь же красивая (возможно, выражение «потрясающе красивая» более точно) молодая женщина. Это Аделаида — первая супруга Макса, умершая в 1963 году.

Помимо портретов над полкой размещались: набор французских дуэльных пистолетов образца 1879 года, копье девятнадцатого века, бывшее на вооружении испанской армии, а также африканские дротики, трубка для выдувания отравленных стрел. Все эти предметы сыграли свои роли в тех трагических и преступных событиях, которые вскоре последовали.

Вблизи камина находился мой (а нынче — Макса) письменный стол (восемнадцатое столетие, Франция) — безупречно сверкающая поверхность семь футов на четыре, заставленная редкостями: сувенирами и безделушками из моей (нашей) коллекции. Телефон и стеклянный графин в серебряном окладе дополняли это собрание. Позади стола находилось обитое черной кожей вращающееся кресло.


Следует также упомянуть элегантный, тикового дерева, отделанный бронзой бар; стаканы и серебряное ведерко для льда на его стойке; два легких стула, обитые красной кожей, и приставные столики, а также необычно большой (два фута в диаметре) старинный глобус.

И наконец, квинтет объектов, жизненно важных для моего рассказа.

Первый — вертикальный рекламный щит с фотографией Макса в цилиндре и фраке и подписью «Великий Делакорте. Наедине с Тайной».

Второй — богато украшенный египетский саркофаг, тоже расположенный вертикально, с откинутой в сторону крышкой.

Третий — набор рыцарских доспехов (Германия, шестнадцатый век) с опущенным забралом.

Четвертый — гильотина, приводимая в действие рычагом (миниатюрная копия той, что действовала в годы Французской революции), с поднятым лезвием, будто готовым обезглавить приговоренного к смерти маркиза.

Пятый — установленный на помосте гильотины сундук, напоминающий гроб в треть натуральной величины, из махагонового дерева, с небольшим окошком, через которое были видны голова и плечи казненного.

Внутри этого гроба находился некто, напоминающий моего сына Максимилиана Делакорте. Довольно красивое лицо (он унаследовал мою внешность), вандейковская бородка (нарочитость, которой я всегда избегал), закрытые глаза, надменное выражение бледного лица. Ни дать ни взять — тело испанского гранда, выставленное для торжественного прощания.

Что из этого надо запомнить?


Дорогой читатель, надо запомнить все, поскольку все это детали одной головоломки.

Как мне следует назвать случившееся? Игра страстей? Где-то это так. Рассказ о сверхъестественном? Несомненно. Готическая история? Уже близко. Гротесковая мелодрама? Определенно. Комедия черного юмора? С вашей точки зрения — возможно. Может быть, сочетание всех этих жанров.

Достаточно сказать, что события, имевшие место в доме моего сына в послеполуденные часы семнадцатого июля 1980 года, носили совершенно уникальный характер.

А теперь — к истории. Это история жадности и жестокости, страха и алчности, садизма и преступления. Любимый Америкой жанр.

ГЛАВА 2

Циферблат небольших часов, стоявших на столе Макса, оказывался в поле моего зрения, только если мне удавалось изо всех сил скосить глаза. Итак, одиннадцать пятьдесят семь утра. То утро было ветреным и хмурым. Звуки, доносившиеся снаружи — завывания ветра, шум листвы, отдаленные раскаты грома, — были предвестниками нарождающейся летней бури. Кто знает, не сама ли природа позаботилась о соответствующем оформлении сцены для того грозового дня?

Кресло, в котором покоилось мое тело, стояло на обычном месте, выбранном когда-то моим сыном. С этого места я мог (как уже было отмечено) наблюдать за всем происходящим в Палате Волхвований. Меня только что накормили завтраком, переодели и усадили в то положение, которое и позволило мне стать свидетелем грядущих событий.

Они начались с полудня. А если и не точно с полудня, то и черт с ним, я намерен заявить, что как раз настал полдень.

Итак, завязка интриги последовала ровно в полдень. До моего слуха донесся возглас:

— Кассандра!

Голос этот принадлежал Брайану (фамилия его — Крейн), и донесся он из вестибюля. Мои глаза обратились в ту сторону (усилие на грани моих возможностей, должен прибавить).

Несколько мгновений тишина ничем не нарушалась, затем Брайан, повысив голос, позвал сестру снова:

— Кассандра!

Наверху отворилась дверь (следует отметить, что мой слух также не пострадал), и Кассандра, в привычном для нее высокомерном тоне, отозвалась:

— Что тебе?

— Спустись, пожалуйста, к Максу. Хочу тебе кое-что показать.

— Брайан, я очень занята! — ответила сестра.

Но он не сдавался.

— Одну минуту ты можешь найти? Приходи!

— Брайан! — раздался ее протестующий возглас.

— Уверяю, что тебе это понравится! — громко продолжал настаивать он.

Кассандра неохотно подчинилась.

— Ох, ладно уж.

Я услышал постукивание женских каблучков по деревянному полу вестибюля и увидел, как в Палату Волхвований вошла Кассандра — высокая, светловолосая, обольстительная. На ней были розовая с длинными рукавами блуза, легкой ткани коричневая юбка и коричневой кожи туфли на высоких каблуках.

Я бы недоуменно наморщил лоб, если б мои лицевые мускулы позволяли такие действия. Как могла Кассандра оказаться здесь, если она была в верхних комнатах, а Брайан внизу?

Я попытался получше разглядеть, как она, пересекая пространство кабинета, подходит к бару, наклоняется и распахивает дверцу небольшого встроенного морозильника. Затем послышалось позвякивание кубиков льда, которые она перекладывала в серебряное ведерце.

Тут я снова — и очень сильно — нахмурил бы лоб, поскольку по ступенькам лестницы, а затем снова по деревянным доскам пола в вестибюле отчетливо простучали каблучки женских туфелек… и Кассандра снова вошла в Палату Волхвований — высокая, светловолосая, обольстительная. Опять розовая с длинными рукавами блуза, опять легкой ткани коричневая юбка, впрочем, остальное вам уже известно.

«Какого дьявола?» — вырвалось бы у меня, если бы мой голос мне повиновался. Во всяком случае, подумал я именно так. «Какого дьявола тут происходит?» Может быть, у меня уже начались галлюцинации — новый (и весьма печальный) симптом болезни?

Но в тот момент, когда вторая Кассандра вошла в кабинет, первая перестала позвякивать кубиками льда в серебряном ведерце.

Я следил за тем, как вторая Кассандра оглянулась. Ее взгляд бесстрастно, как водится, скользнул по мне. Не уделять же, право, внимание какому-то сорняку?

И тут первая Кассандра выпрямляется, оказывается в поле моего зрения и с шумом водружает ведерце на стойку бара.

Обе Кассандры уставились друг на друга — двойники до малейшей детали. Я поплотнее зажмурил глаза, вот и все, что я сумел сделать.

«Когда я их открою, — подумал я, — увижу только одну Кассандру».

Открыл. Нет! Они были тут обе, эти Кассандры-двойняшки. Начал ли я в тот момент понимать смысл происходящего? Если и начал, то не потому, что кто-нибудь из них помог мне в этом.

Первая Кассандра улыбнулась, вторая — тоже и со смешком покачала головой. Так же сделала и первая.

Звуки, которые они обе издали, были абсолютно идентичны, голос второй Кассандры выдавал ее изумление, затем абсолютно в том же тоне звучал голос первой.

Не было ни малейшей возможности различить их, позвольте уверить вас в этом. Одна была словно отражением другой. Мой разум подсказывал мне, что это не так, но мои глаза говорили обратное.

Теперь вторая Кассандра подошла к бару и замерла, пристально разглядывая первую. Первая также не сводила глаз со второй.

Вторая одобрительно хмыкнула. Первая хмыкнула точно так же.

Вторая бросила на первую недовольный взгляд. И получила в ответ точно такой же. Игра стала действовать мне на нервы; терпение в те времена не относилось к числу моих добродетелей, хотя не было существа, которое даже подозревало бы об этом.

Неприятно, но эти двое были полным подобием друг друга не только по внешности, но и по манерам.

Вторая Кассандра прикусила ноготь указательного пальца на правой руке, улыбнулась и хихикнула. Точно так же сделала и первая.

Затем вторая заговорила.

— Неплохо, — произнесла она.

— Неплохо, — эхом послышалось в ответ.

Их голоса были тоже совершенно идентичны.

«Черт подери, сломается ли одна из вас?» — задал я себе вопрос.

Обе Кассандры с изрядной долей нахальства оглядели друг друга, одинаково улыбнулись, их лица приняли совершенно идентичное выражение. Жуткое зрелище, должен признать.

Вторая Кассандра пробежала пальцами по своим длинным белокурым волосам. Первая с точностью воспроизвела этот жест и гортанно рассмеялась. Вторая повторила смех первой.

«Когда же закончится этот проклятый бурлеск?» — подумал я.

Но он продолжал развиваться.

Вторая Кассандра подняла правую ладонь. Первая тоже.

С едва заметной усмешкой вторая внезапно поймала из воздуха алый носовой платочек — небольшой дежурный номер, выполняющийся с помощью собственного рукава.

Первая Кассандра не сводила с нее глаз. Вторая торжествующе улыбнулась, предвкушая триумф.

На что первая с такой же улыбкой поймала из воздуха такой же алый платочек.

Вторая откинула голову с испуганным смешком. Так же рассмеялась и первая.

Impasse,[2] двойники, стоящие один другого.

Но вот вторая Кассандра подбросила платочек в воздух. И первая подбросила.

Но вторая резким движением подхватила его на лету, и платочек мгновенно исчез.

Несмотря на отчаянные усилия, первой Кассандре не удалось предотвратить падение платочка, и он, грациозно порхая, опустился на пол.

Вторая издала торжествующий возглас и уставила обвиняющий палец на первую, которая хмыкнула, что должно было означать: «Что ж, всех не перебьешь».

Вторая открыто изучала первую.

— Неплохо, — признала наконец она.

— Чертовски хорошо, — произнесла первая все еще голосом Кассандры.

С лица второй улыбка уже исчезла.

— Ты уверен, что он не вернулся с прогулки? — требовательно спросила она.

— Стал бы я делать это, если бы он был дома? — ответила первая, но уже… голосом Брайана.

— Мы не должны так рисковать, — неодобрительно заметила вторая Кассандра. — Ступай, будь добр, наверх и переоденься.

При этих словах ледяная рука страха сжала мои внутренности, но я по-прежнему не сводил с них глаз.

«Что же они замышляют?»

— Сначала я тут все приготовлю. — И Брайан неопределенным жестом обвел кабинет.

Кассандра нахмурилась.

— Мог бы и пораньше заняться делом.

— У меня ведь есть и другие заботы, не так ли? — отозвался он, и холод снова проник в мои жилы.

Кассандра скорчила нетерпеливую гримаску.

— Отлично, только постарайся управиться побыстрей!

Она направилась было к двери, но Брайан удержал ее за руку. Кассандра раздраженно обернулась.

— Что тебе?

— Ты определенно решилась? — спросил он. Вот тут я по-настоящему испугался.

— Брайан, мы уже сотни раз это обсуждали.

Произнесла она эти слова так сухо и решительно, что мне стало ясно: какое бы дело эти двое ни замышляли, идея принадлежит ей, а не брату.

— Не мешкай, пожалуйста, — продолжала она. — И уноси отсюда ноги. С минуты на минуту может прийти Гарри.

— Уже иду. — Кассандра-Брайан, расстроенная, оценивающе глядела на своего более выдержанного двойника.

Поняв значение этого взгляда, настоящая Кассандра взяла обе руки брата в свои и успокаивающе улыбнулась.

— Брайан, дорогой, все будет хорошо. Не тревожься!

Он промолчал, и теперь уже она выглядела озабоченной.

— Могу я в этом положиться на тебя?

Его взгляд и ответ казались одинаково печальны.

— Было когда-нибудь не так?

Она посильней сжала его пальцы.

— Тогда продолжай.

И направилась к дверному проему, ее каблучки мелко застучали по дубовому полу. Неожиданно она обернулась.

— Если услышишь, что подъезжает машина Гарри или звонит дверной колокольчик, ради всего святого, выметайся отсюда.

— Ясно.

В его голосе прозвучали угрюмые нотки. Это было единственной формой протеста, на которую он осмеливался в отношении сестры. Гнева Брайан себе не позволял, поскольку обожал сестру.

Прежде чем оставить кабинет, Кассандра выкинула еще один фортель, который усугубил мое беспокойство: глянула мне прямо в глаза (прежде она такого не делала) и высунула язык. Этот едва ли не детский поступок встревожил меня больше, чем насмешка или грубость.

— Почему бы тебе не оставить его в покое? — недовольно поинтересовался Брайан.

Она не ответила, лишь бросила на него выразительный взгляд.

Затем Кассандра исчезла, а Брайан подобрал с пола упавший платок и направился к камину. На него, как на ассистента Макса, была возложена подготовка реквизита для работы. Ни одна из деталей не должна была быть пропущена.

Вызванное его заступничеством чувство благодарности, которое на минуту возникло во мне, мгновенно исчезло, едва я заметил злобный взгляд, который он бросил на куклу в гробу, изображавшую Макса.

Кассандра и Брайан замыслили какой-то недобрый план, и этот план касался моего сына. Теперь я не сомневался в этом, но поделать ничего не мог.

Хотите знать, в чем суть настоящего крушения личности? В тех чувствах, которые я испытывал, сидя тогда в кресле. Беспомощно следил за тем, как Брайан берет в руки серебряную спичечницу, поднимает крышку, вынимает спичку, чиркает ею о дно спичечницы и зажигает первую из черных свечей. Чем-то встревоженный, я посмотрел на входную дверь, но не слышал ни звука подъехавшей машины, ни звона дверного колокольчика.

Тем не менее Гарри Кендал — импресарио Макса — уже входил в кабинет.

ГЛАВА 3

Я смотрел на него, и вихрь неопределенных надежд заполнял мою грудь.

«Может быть, тут кроется ответ, — думал я. — Решение проблемы, о которой я не имею ни малейшего понятия».

Позвольте, я опишу Гарри Кендала, это поможет вам лучше оценить ситуацию.

Слегка за пятьдесят, с проседью в густой шевелюре, загорелый, худощавый, поддерживающий хорошую форму постоянными тренировками. В общем — полный достоинства мужчина. К сожалению, это было достоинство скорее мафиози, чем, к примеру, профессора.

Стоял июль, и он, конечно же, был одет в униформу, обычную для нью-йоркского шоу-бизнеса: легкий костюм в едва заметную белую и синюю полоску, белоснежная рубашка, темно-синий галстук. Ничто не бросается в глаза, но все наилучшего качества.

В правой руке — летняя шляпа, в левой — натуральной кожи портфель с золотой монограммой. Цена последнего — минимум 450 долларов по прейскуранту. Гарри Кендал — не тот человек, который станет себе в чем-либо отказывать.

В полной тишине прозвучали его первые слова:

— Вот и я, крошка.

Это было подобно грому. Тревога, которую выразило лицо обернувшегося Брайана (Кассандры), оживила мои надежды. Не имея понятия о том, что у них с сестрой на уме, я подумал, что этот неожиданный сюрприз разрушит хотя бы ту часть их замысла, что включала лже-Кассандру.

Итак, я весь отдался наблюдениям, улыбаясь (внутренне, разумеется) ухмылке Гарри, с которой он воскликнул:

— Bay! Извини! Вот уж не думал напугать тебя!

— Я…

Но Брайан тут же осекся. Очевидно, он понимал, что его маскарад дольше первых минут встречи не продержится. Он откашлялся и голосом сестры продолжил:

— Я не слышала, как ты подъехал.

— Попросту взял такси, — объяснил Гарри ей (ему, разумеется). — На шоссе, не доезжая вашего дома, отпустил его. Затем открыл дверь и вошел. — Его ухмылочка проиллюстрировала смысл дальнейших слов. — Надеюсь, я имею на это право.

Продолжая говорить, он положил шляпу и портфель на ближайший стул и, бросив в мою сторону быстрый взгляд, взмахом руки отметил нежелательность моего присутствия.

Я не ответил на его приветствие, разумеется.

Он двинулся к Брайану, который очень резко отвернулся к каминной полке. Смущение последнего было очевидно. (Меня это заметно успокоило.) Брайан попытался чиркнуть второй спичкой, его разум явно метался в поисках выхода из создавшегося положения.

Гарри слегка нахмурился, видя столь странное поведение «Кассандры», и, застыв на месте, недоуменно уставился на «ее» спину.

— Как ты поживаешь? — спросил он.

Я видел, как нервно сглотнул Брайан, но Гарри не заметил его нервозности.

— Превосходно, — раздался голос «Кассандры».

— Где наш Мастер? — продолжал Гарри.

— Ушел прогуляться.

Мне хотелось надеяться, что у Брайана перехватило дыхание от страха и закружилась голова.

— Очень рад это слышать, — многозначительно произнес Гарри.

Вполне возможно, что я всего лишь вообразил это, но спина Брайана выразила еще большую скованность, когда он услышал интимность в голосе Гарри, который, услыхав, что мужа нет дома, подошел к «Кассандре» вплотную.

Брайан оглянулся, и я почувствовал столь редкий для меня укол радости, увидев то же, что увидел он: Гарри стоял прямо за его спиной.

С бьющимся сердцем (как я надеялся) он стремительно двинулся к высокому окну, выходившему на озеро, и, потянув за шнур, задернул плотную штору. Немедленно вся комната погрузилась в сумрак.

«Брайан получил ощутимое преимущество», — с сожалением подумал я.

Гарри хмыкнул.

— Ты определенно сделала эту комнату более уютной.

Он не отрывал взгляда от фигуры Брайана, который снова направлялся к камину, чтобы зажечь свечи. Затем добавил:

— И гораздо более интимной.

Мне стало интересно, услышал ли он слабый стон, вырвавшийся из горла Брайана, который сделал свое положение еще более затруднительным?

Заметив, что Гарри снова «на подходе», Брайан торопливо зажег остальные две свечи и, будто не заметив маневров Гарри, скользнул к письменному столу и включил настольную лампу. Ее плотный абажур направлял поток света исключительно вниз.

Гарри снова застыл на месте, вид у него теперь был явно обескураженный. (Этим зрелищем я просто наслаждался.)

— Что с тобой происходит? — раздался голос Гарри.

Быстрый вздох и дрожащий голос лже-Кассандры:

— Ровным счетом ничего.

И тут Брайана осенила одна мысль (довольно редкое событие, как я полагал в то время).

— Послушай, мне нужно на минутку подняться наверх…

Он умолк в растерянности, увидев, что настоящая Кассандра, успевшая к тому времени сменить тесные туфли (вследствие крайнего своего тщеславия она носила только такие) на бесшумные домашние тапки, появилась в кабинете, держа в руках бутылку шампанского.

Никогда прежде не видал я столь молниеносной реакции. Увидев Гарри, Кассандра с ловкостью опытного дервиша сделала пируэт и мгновенно исчезла. Гарри же, ничего не заметив, направился к письменному столу, на ходу обиженно говоря:

— Постой же минуту, крошка.

Он застыл на месте, увидев, что Брайан, обогнув стол с противоположной стороны, намеревается улизнуть в холл.

— Да погоди же ты.

Гарри сделал попытку задержать лже-Кассандру. Теперь он был не просто обижен, а крайне раздосадован.

Брайан замер, не оглядываясь.

Я наслаждался ситуацией, догадываясь что от страха разоблачения сердце Брайана готово разорваться на части и грудь дышит, как кузнечные меха.

— Итак, что с тобой случилось? — требовательно спросил Гарри.

— Ничего.

— Так обернись же ко мне, бога ради, — строго приказал Гарри.

Брайан заколебался, без сомнения опасаясь, что игра может закончиться, не начавшись; какой бы она ни была, эта игра. Затем медленно, через силу, обернулся и встретился с суровым взглядом Гарри.

— Слушай, крошка, мне это не нравится, — заговорил тот. — Я беру такси, мчусь сюда из самого Бостона только потому, что ты меня об этом попросила. Я ведь тут оказался не для того, чтобы энциклопедии продавать.

Осмелюсь предположить, что, по мнению самого Гарри, этот аргумент был самым разящим.

Настроение Брайана совсем упало.

— Понимаю, — слабо произнес он. — Извини меня. Я…

И опять он замолчал, недоговорив, потому что панель в стене позади Гарри бесшумно поплыла в сторонy (трюк, о котором я позаботился еще при строительстве дома) и он (как, впрочем, и я) увидел свою сестру, подающую ему сигналы.

Сам Брайан к тому времени был слишком выбит из колеи, чтобы скрывать свои чувства, и Гарри, проследив направление его взгляда, обернулся к панели в стене.

«Эврика!» — подумал я, но тут же разочарованно опустил голову (мысленно, разумеется), так как Кассандра успела бесшумно задвинуть панель на место и Гарри ничего не заметил.

Взбешенный (самым очевидным образом), он обернулся к Брайану:

— Какого черта ты тут устраиваешь?

Брайан не имел ни малейшего понятия, что ему следует сделать или сказать. Глаза Гарри, словно глаза василиска, приковали его к месту, лишив всяких сил.

Но стоило Гарри вплотную надвинуться на него, как страх вернул ему силы. Он нырнул — это самое подходящее в данном случае слово — за рекламный щит с надписью «Великий Делакорте» и подхватил его обеими руками.

— Обязательно нужно передвинуть его отсюда, — пробормотал он.

— Прекрати же, бога ради! — воскликнул Гарри, следя за тем, как Брайан перетаскивает щит к противоположной стене, той самой, в которой скрывалась подвижная панель. — Прекрати, говорю тебе. С меня хватит, я возвращаюсь в Бостон.

— Нет! — выкрикнул Брайан.

Торопливо поставив на пол щит, он скользнул за него, панель приоткрылась, он поменялся местами с появившейся Кассандрой и задвинул за собой панель. Гарри ничего не заметил, но мне было видно абсолютно все.

«Проклятье!» — произнес я мысленно.

Кассандра (теперь это была подлинная Кассандра) подхватила щит и отнесла его на место.

— Нет, — выдохнула она, — Максу это не понравится.

По тому факту, что лицо Гарри в этот момент не выражало ничего, кроме раздражения, вы можете судить, насколько похожи были Кассандра и Брайан в ее облике. Нет сомнения, что при подробном рассмотрении отдельные черточки могли бы их выдать, но на том расстоянии, на котором находился Гарри и которое позаботился сохранять Брайан, потрясающее сходство затмевало всякие различия.

Итак, Гарри и не заметил, что Брайан имитировал свою сестру.

Более того, Гарри чувствовал себя настолько оскорбленным поведением Кассандры, что даже не удосужился обратить внимание на очевидную промашку: она стояла перед ним в домашних тапках, а не в тех туфлях, в которых была секунду назад.


Кассандра прекрасно понимала, что творится сейчас в сердце Гарри, и потому ее тон был безукоризненно невозмутим, когда она направилась к окну и развела шторы в стороны.

— Задернутые шторы ему тоже определенно не понравятся, — заметила она вполголоса, оборачиваясь к Гарри с улыбкой заговорщицы.

«О Глупость, имя тебе Гарри Кендал!»

— Ты прекратила свои глупые шуточки? — саркастически поинтересовался он.

— Милый мой! — пропела в ответ моя невестка, образец супружеской верности.

Выключив настольную лампу, она подошла к Гарри, обвила руками его шею и запечатлела на его устах долгий и страстный поцелуй. (Требуются ли еще доказательства того, что я значил для нее не больше, чем какой-нибудь артишок на грядке?)

Немедленная реакция Гарри была очевидна, и Кассандра, почувствовав это, крепче прижалась бедрами и животом к его обозначившемуся пенису, этой ахиллесовой пяте мужского существа. До того момента я и не подозревал, что между ними существует интимная связь, но, должен признаться, что это открытие не отозвалось в моем сознании грохотом разорвавшейся бомбы.

Кассандра продлила волнующий момент настолько, насколько сочла нужным. Затем высвободилась с таким видом, будто едва нашла силы для этого шага (чистое притворство, смею вас уверить), и подалась назад, сжимая его пальцы в своих ладонях.

— Как ты поживаешь, дорогой? — спросила она.

В ответ он кинул в мою сторону опасливый взгляд.

— Ты уверена?..

— Он ровным счетом ничего не соображает, любовь моя!

— Но его глаза…

— Они ничего не воспринимают. Он понимает не больше, чем понимала бы головка латука на его месте.

«О Кассандра, если б ты только знала!» — подумал я.

— Как твои дела, дорогой? — снова спросила она.

— Я просто взбешен!

— Я так плохо вела себя? — кротко спросила Кассандра.

— Более того, ты подлая девка!

— Извини, дорогой, я сегодня прямо… — Она оборвала себя, и только я успел подумать: «Ты же не собираешься выложить ему все?», как она именно это и сделала. — Я сегодня прямо не в себе, милый.

Она снова коснулась губ Гарри поцелуем, но в этот раз не таким сочным, чтобы не волновать его более чем необходимо.

— Прости меня, любовь моя. Я так взволнована тем, что здесь происходит. Ведь ты понимаешь, правда? Уверена, что понимаешь.

Хмурому Гарри полагалось бы поддержать образ сильного и неукротимого мачо в ее глазах, но на самом деле его природа уже подчинилась ее влиянию.

Еще одно касание ее губ, ее изучающий взгляд.

— Я была так расстроена, — проворковала она.

Он ласково погладил ее по спине, уязвленная гордость спрятала свое жало.

— Будет, будет, — пробормотал Гарри и, оглянувшись, покачал головой. — Такая огромная комната, подумать только. И этот чертов гроб тут торчит. С чего это он надумал засунуть туда эту фигуру?

— Ему было интересно посмотреть, как он будет выглядеть на собственных похоронах.

— Ненормальный, — пробормотал Гарри.

Ее улыбка оставалась холодной.

— Что ты хочешь, это же Макс, — добавила она через мгновение.

Он снова перевел на нее взгляд.

— Ты сказала, что он ушел на прогулку?

Кассандра слегка запнулась, но, тут же решив, что об этом мог сказать Брайан, кивнула:

— Да, гуляет…

Вызвав соответствующий отклик, он с подленькой улыбкой предвкушения снова придвинулся к ней, но она быстро добавила:

— Он может в любую минуту вернуться.

Гарри на мгновение нахмурился, затем вздохнул, оценив ситуацию:

— Ладно, понятно.

Она снова взяла его руки в свои.

— Я так благодарна тебе за то, что ты пришел.

— Как я мог не прийти? — последовал недоуменный вопрос. — Меня вызвали вы оба — и ты, и Макс.

Кассандра буквально окаменела.

— Он тоже просил тебя прийти к нам? — не сумев подавить обиженного изумления, переспросила она.

ГЛАВА 4

— Ты не знала? — удивился Гарри.

— Нет, я… — Лицо Кассандры выражало полнейшее замешательство, и она сумела лишь повторить коротко: — Нет.

— Думаю, что это неплохая новость, а? По крайней мере, это может означать, что он передумал.

— Ты так считаешь? — спросила Кассандра, и в это мгновение ее тон зазвучал более оптимистично.

О предмете их разговора я не имел ни малейшего понятия, но вам, читатель, уже стала известна степень моей осведомленности о предстоящих событиях. Да, она была нулевой.

Гарри вместо ответа сделал жест, означавший «Почему бы и нет?», и продолжал:

— Крошка моя, «нет» он мог сказать и по телефону.

Не дождавшись ее отклика, он добавил:

— Зачем бы ему заставлять меня проделать весь этот путь? Только для того, чтоб отказать?

Даже головка латука могла бы легко догадаться, что эти слова ее ничуть не убедили.

— Уверен, что дела обстоят именно так, — настаивал Гарри. Он напустил на себя серьезную мину. — А как насчет Лас-Вегаса, крошка? — продолжал он. — Он справится с этим? Хотя бы с твоей помощью?

— Не знаю, — пробормотала Кассандра.

Для меня не было загадкой то обстоятельство, что сейчас она, продолжая разговор, была полностью погружена в собственные мысли. Это умение Кассандра трудолюбиво в себе развивала.

— В Балтиморе было неважно, как я слышал?

Вот теперь она и мысленно здесь, так как тема беседы стала более серьезной, чем прежде. Она глянула на Гарри, словно из бездны отчаяния, ее горе казалось подлинным. Было ли оно таким на самом деле?

— Ты даже не представляешь, насколько плохо это было, — тихо ответила она.

Гарри обнял ее плечи, и Кассандра бессильно оперлась лбом на его руку. Он ласково погладил ее и пробормотал, что ужасно сожалеет.

— Вероятно, это было подобно кошмару, — продолжал он.

— Боже! — Она разрыдалась, и будь я проклят, если это не звучало чертовски натурально. — Стоять на сцене, рядом с ним и видеть, как у него все валится из рук.

«О, погодите минуту, дайте мне понять, что происходит», — протестовал мой удивленный разум.

— Я видела, что он не в состоянии понимать ни вербальные сигналы, ни визуальные. Боже, да он не улавливал самого очевидного, — продолжала она. — Стоять и бессильно следить, как Макс неудачными манипуляциями проваливает те самые номера, которые всего несколько лет назад мог выполнить даже спросонок. Он спотыкался на протяжении всего выступления. Спотыкался, Гарри! Он! Великий Делакорте! Самый одаренный из иллюзионистов!

Она расплакалась еще горше.

Я мог бы лишиться дара речи от всего услышанного, если бы я не лишился его много раньше. Может ли это быть правдой? Макс проваливает выступление? Не справляется с манипуляциями? Не улавливает подсказки? Мой сын Максимилиан, Великий Делакорте?

Нет, это невозможно. Я подумал, что мне не вынести горечи этого известия, если оно окажется правдой.


Гарри чувствовал себя полностью беспомощным перед лицом ее горя. (Что там, я и сам чувствовал себя беспомощным, оно казалось таким подлинным.) Все, что он мог сделать, это неловко потрепать ее по спине и пробормотать: «Полно, детка, полно. Не расстраивайся так».

— Видеть его в таком состоянии было невыносимо. Это чуть не разбило мне сердце, — продолжала Кассандра, когда снова обрела способность говорить.

Она издала долгий, прерывистый вздох, затем подняла голову и медленно покачала ею.

— А каково мне было следующие три месяца, когда я видела, чти он все глубже и глубже погружается в пучину отчаяния!

В это я мог поверить. Макс действительно казался очень мрачным последнее время. Все его слова и знаки внимания, с которыми он обращался ко мне, были окрашены глубокой меланхолией, хотя я связывал это с его неудачной женитьбой.

Но его карьера?

Кассандра так сильно сжала руки Гарри, что он поморщился.

— Ты его лучший друг, Гарри, — простонала она. (Меня тут, конечно, не считают.) — Ты его единственный друг. Если ты не уговоришь его, то…

Она всхлипнула, не договорив, и снова разрыдалась. Если это и было притворство, то притворство калибра, достойного «Оскара», «Тони» и «Эмми»,[3] вместе взятых.

— Не переживай так, крошка, — попытался утешить ее Гарри. — Я все-таки думаю, что он передумал, потому и вызвал меня сегодня. Твое предложение сработает.

Она с тревогой глянула на него.

— Он тебе говорил что-нибудь конкретное, что заставляет тебя так думать?

— Нет, но в противном случае с какой стати ему было меня сюда вызывать? — ответил Гарри вопросом на вопрос. — Я уже говорил тебе, что если бы он решил отказаться, то мог бы сделать это и по телефону.

— Возможно, ты прав. — В голосе ее не было уверенности.

— У доктора он был?

«Доктор? Ради бога, это еще зачем? О чем тут идет речь?»

Кассандра тяжело вздохнула.

— Не пойдет он ни к какому доктору.

— Ты думаешь, он боится того, что может услышать?

Она снова покачала головой.

— Не знаю.

Гарри скорчил гримасу.

— Не так уж он и стар, — продолжал он. — Сколько ему? Пятьдесят один?

— Пятьдесят два.

— Это не старость для таких дел.

— Его отец тоже не был стариком, когда с ним случился удар.

Уверяю вас, что у меня от этих слов мороз прошел по коже. Не случился ли с Максом удар, или, как это называется, микроинсульт? Незначительный, но достаточный для того, чтобы его умственные и физические возможности пострадали?

Эта мысль привела меня в ужас.


Кассандра подошла к высокому окну и выглянула наружу.

— Будет дождь, — пробормотала она и вздохнула. Бросила взгляд на кресло, стоявшее перед рабочим столом, будто видела там сидящего Макса. Еще раз вздохнула. Прошла мимо него и лениво коснулась спинки, заставив кресло повернуться.

Затем она принялась мерить шагами кабинет, и лицо ее принимало все более печальное выражение. (Ненавижу те амбивалентные эмоции, которые она у меня вызывает.)

— Я до сих пор в мельчайших подробностях помню тот вечер, когда впервые увидела его, — вновь заговорила она. — Это было в лондонском «Орфее». Боже, до чего он был великолепен! Самый импозантный мужчина, которого я когда-либо видела на сцене!

Конечно, она ведь никогда не видела меня.

— Как он двигался! Как он работал! Сколько изящества, величия! А его покоряющий магнетизм! Это было что-то сверхъестественное. Публика была его покорной рабой. И такой же рабой была в те дни я.

Сейчас она стояла подле камина, устремив взгляд в его темную глубину. Затем покачала головой, и горькая улыбка жалости к себе промелькнула на ее губах.

— Но я будто живу прошлым. Все, что я вижу сейчас, это обломки рухнувшего здания. Он лишь пародия на того, кем был когда-то.

Это уже больше соответствовало той Кассандре, которую я знал. Вернее, думал, что знал.

Гарри подошел к ней и снова обнял ее. Она устало прильнула к нему.

— Он, конечно, позволит тебе сделать это, крошка.

— Ах, не знаю.

— Но, Кассандра, он же не намерен дать умереть своему мастерству, — продолжал Гарри. — Не тупица же он.

(Уж в этом-то Гарри был прав.)

— Очень на это надеюсь, — пробормотала Кассандра.

Она резко выпрямилась, вскинула голову, и на ее лице заиграло выражение мрачной решимости.

— Я справлюсь с этим, Гарри! Я трудилась долгие годы. Конечно, я не стану утверждать, что умею все, что умеет он. Но это искусство я изучила. Изучила!

— Ш-ш-ш, крошка. Не волнуйся так. — Он опять погладил ее плечи. — Разве я с тобой спорю? Я жажду увидеть тебя за работой, ты же знаешь. И хочу, чтоб ты выступала в лучших театрах, на лучших площадках страны, да что там страны — мира! Первая женщина-иллюзионист!..

«…разучившая, как заяц на барабане, все то, что я, а затем и Макс разрабатывали более половины столетия», — эта мысль горькой обидой прожгла мою душу.

— Так оно и будет, крошка, — доверительно произнес Гарри.

«Мерзавец», — подумал я.

— Я могу работать его номера, Гарри! — воскликнула Кассандра, и в ее голосе зазвенела сталь.

«Похоже, Макса ждет серьезная битва», — мелькнула у меня мысль.

— Не сомневаюсь. Потому-то я и здесь. Это непременно случится.

Кассандра, по-видимому, успокоилась и почти с мольбой устремила на него взгляд.

— Ты моя последняя надежда, Гарри, — произнесла она. — Если сегодня этого не произойдет…

То, что на самом деле случилось в тот день, было на целую вечность дальше того, что любому из нас могла подсказать самая необузданная фантазия.

— Произойдет, вот увидишь, — ни о чем не подозревая, уверил ее Гарри. — Вспомнишь потом мои слова.

Она выглядела обнадеженной.

— Было бы так просто обновить его представление, — сказала она.

«Ага, — подумал я. — Так вот в чем дело».

— Главные эффекты оставить прежними, они очень неплохи. Все, что требуется, — это модернизация. Мы с легкостью могли бы добиться этого.

«Бедный Макс», — подумал я.

— Мы могли бы снова быть на коне, — продолжала Кассандра. — И он мог бы быть на коне. Он должен иметь успех.

«Была ли она сейчас в самом деле искренна?»

— Я стремлюсь к успеху для нас обоих.

«Безусловно, нет».

— Вот и отлично, крошка, — успокоил ее Гарри и слегка потрепал ее по щеке. — Считай, успех у нас в кармане.

У нее вырвался возглас радости.

— Если ты добьешься этого, Гарри, я угощу тебя самым лучшим шампанским, какое только найдется в этом городе!

Он пробежал ладонью по ее спине, затем ласково погладил ягодицы. Жест человека, явно имеющего на это право.

— Ну, я, может быть, захочу немножко большего, — игриво произнес он.

Гарри начал целовать ее, но Кассандра вдруг застыла на месте, устремив взгляд на кресло у письменного стола. Я изо всех сил старался разглядеть, что она могла там увидеть.

В том самом кресле, которое она легким движением заставила вращаться («Продолжало ли оно свое вращение, когда ни один из нас на него не смотрел?»), кто-то сидел.

Это стало ясно по струйке светло-серого дыма, которая вилась сейчас над креслом.

Кассандра отпрянула от Гарри, она явно была поражена до глубины души.

Заметив это выражение ее лица и проследив направление ее взгляда, Гарри тоже уставился на кресло. Теперь мы все трое смотрели в одну сторону. Гнетущее молчание повисло в кабинете.

Наконец кресло медленно повернулось, и перед нашими глазами возник последний и главный участник той страшной драмы, которой предстояло развернуться.

Позвольте представить: мой сын, Максимилиан Делакорте.

ГЛАВА 5

Макс имел счастье сохранить свою очень привлекательную внешность. Волосы, тронутые сединой, оставались густыми и темными. Вандейковская бородка обрамляла красивый овал лица. Подобно мне, он был высок и пропорционально сложен, имел весьма внушительную осанку. (При всей скромности должен признать, что я — тоже. В прошлом.)

В тот день его одеяние составляли винно-красный жилет, белоснежная рубашка и свободно завязанный галстук. С шеи свисала золотая цепочка с очками. Пальцами левой руки он держал тонкую сигару, дымок от которой и выдал его присутствие.

Выдохнув дым, Макс мягко улыбнулся присутствующим.

— Добрый день!

«Он ничего не слышал из их разговора, — подумал я. — Голос звучит слишком уж благодушно».

Кассандра и Гарри лишь молча смотрели на него (возможно, более подходящее слово в данном случае «пялились»), настолько врасплох они были застигнуты. Подобно мне, они ломали головы над тем, как долго он сидел здесь и что мог услышать. Но, в отличие от меня, их (надеюсь) угнетало чувство вины, и они страшились, что он слышал все.

Макс глянул через всю комнату в мою сторону, улыбнулся и приветственно поднял руку.

— Доброго дня и тебе, padre,[4] — сказал он.

Как бы я хотел ответить на его привет таким же взмахом руки. Боже милостивый, как бы я хотел рассказать ему об этой парочке, точнее, об этой троице, поскольку в заговоре явно был и Брайан с его более чем подозрительной маскировкой под Кассандру.

Пока было ясно, что Гарри по меньшей мере терзается подозрениями, слышал ли Макс его слова. Но гораздо больше ему не давала покоя мысль о том, откуда (во имя неба!) мог он здесь оказаться. Кресло стояло совершенно пустым и находилось на довольно большом расстоянии от любой из стен кабинета, из которой Макс мог бы выскользнуть.

Я понял, что и Кассандра размышляет над тем же самым. Но в отличие от Гарри она намеревалась использовать эту загадку для того, чтобы — счастливая мысль — затушевать сказанное ими и, возможно, услышанное Максом или даже увиденное им. Она хотела скрыть их физическую близость.

Кассандра указала на кресло.

— Когда ты это устроил, Макс? — спросила она, тон ее холодного упрека указывал на чувство, которого она, возможно, и не испытывала.

Макс дружелюбно улыбнулся.

— Когда ты отдыхала на Бермудах, — ласково ответил он.

«Забуду ли я когда-нибудь сладость трех прекрасных недель ее отсутствия?»

— Что ж, тебе удалось нас удивить. — Она тщетно старалась скрыть нотки радости в своем голосе.

— Серьезно? — Макс с детской благодарностью отозвался на признание успеха его затеи.

Мне, конечно, тоже было знакомо такое чувство, но я бы предпочел, чтобы Макс не испытывал его в эту минуту.

Кассандра снова усмехнулась.

— Приберег для особого случая, не так ли? — разоблачающим тоном поинтересовалась она.

— Ага. Тебе понравилось?

— Понравилось? — Теперь ее голос звучал сварливо. — Тебе хорошо известно, как я отношусь к таким делам: это прекрасная работа.

Он довольно улыбнулся и кивнул, снова преисполненный благодарности.

— Это так, — согласился он.

В разговор вмешался Гарри, явно намереваясь продолжать линию, выбранную Кассандрой. Но она опередила его.

— Ты, конечно, явился оттуда? — спросила она, указывая пальцем на участок пола под креслом.

— Точно, — кивнул Макс. — Опускной люк. Совершенно неотличим от пола, разумеется.

— Великолепно.

Тут Гарри разразился взрывом энтузиазма (крайне преувеличенного).

— Великолепно? — вскричал он. — Да это просто сенсация! Макс, привет!

Он подошел к столу, за которым стоял Макс, чтобы поздороваться с ним. Был ли я единственным, кто заметил, как неохотно подал Макс ему руку? Нет, определенно не один я обратил на это внимание.

Гарри затряс руку Макса в своих ладонях.

— Как поживаешь, приятель? — спросил он.

— Очень хорошо, дружище. А ты?

— Не жалуюсь.

Макс улыбнулся.

«Вымученная улыбка», — отметил я про себя.

— Полеживал на солнышке? — заметил он.

— Ты же меня знаешь, — ухмыльнулся Гарри. — Немножко солнышка, немножко шалостей — для поддержания тонуса.

Макс протянул руку и коснулся пальцами шевелюры приятеля.

— Вижу, техника наращивания волос процветает, — поддразнил он Гарри.

Тот хмыкнул, но явно не был обрадован тем, что его маленький секрет раскрыт. Если бы я мог, то с удовольствием рассмеялся бы. Прежде я не догадывался об этом обстоятельстве.

— А неплохо выглядит, да? — отшутился Гарри, притворяясь, что ему это безразлично.

Как раз в этот момент в кабинет вошел не кто иной, как Брайан. Вошел в своем обычном виде — мужской костюм, темные волосы. Но его потрясающее сходство с сестрой тем не менее бросалось в глаза.

— Привет! — бросил он Гарри.

— Как делишки у мальчишки? — небрежно отозвался тот.

Они обменялись самым сердечным рукопожатием.

— Великолепные делишки. А у тебя?

— Лучше быть не может.

— Рад, — подвел итог Брайан.

Весь этот политес был чистейшим хламом. Гарри не испытывал к Брайану ничего, кроме презрения, поскольку считал его бездарным прилипалой, вечным мальчиком на побегушках. Брайан же, в свою очередь, имел основания ругательски ругать Гарри. Но об этом расскажу позже, должен же я соблюдать правила занимательного рассказа, не так ли?

Во всяком случае, беседовали они между собой в самых дружелюбных тонах. Откровенное лицемерие.

Вот так примерно проходил тот день.


Брайан достал из кармана рубашки листок бумаги и протянул его Максу.

— Здесь указано все, что тебе может понадобиться? — спросил он, а я мысленно добавил «мальчик отправляется на побегушки».

Макс надел очки и пробежал глазами перечень. Затем кивнул.

— Мне кажется, все. А ты не слишком поздно отправляешься за этим?

Брайан отрицательно покачал головой.

— До поезда еще не менее тридцати минут.

— Уезжаешь? — спросил Гарри.

Ему это было глубоко безразлично, но поддерживать образ всеобщего приятеля — это часть работы рекламного агента.

— Хочу забросить афиши в Бостон.

— А! — Гарри кивнул с самым заботливым видом. — Удачной поездки в таком случае.

Брайан поблагодарил его небрежным наклоном головы и повернулся к Кассандре.

— Нам пора ехать.

— Сию минуту. Ступай подожди меня в машине.

— Договорились. — И, снова поворачиваясь к Гарри: — До скорого. Рад буду тебя видеть.

— И я, — подхватил Гарри нить лжи.

— Макс, увидимся позже, — махнул Брайан рукой.

Макс не ответил, лишь лениво помахал в ответ. Мне не было точно известно, что он думал о Брайане, но всегда казалось, что он снисходительно относится к своему шурину, хотя не слишком глубоко его уважает. Насколько мало он его уважал на самом деле, мне еще предстояло узнать.

Брайан оставил кабинет, и мы услышали, как он проходит через вестибюль.

Когда он вышел, Кассандра с видом печальной озабоченности обратилась к Максу:

— Гарри сказал, что ты попросил его приехать сюда. Надеюсь, ничего…

И она осеклась, вздохнув.

— Полагаю, ты знаешь, на что именно я надеюсь, — договорила она затем.

Подошла к Максу, поцеловала в щеку, потом тревожно оглядела.

— В мире всякое может случиться. Как случалось и прежде, — произнесла она.

Макс в ответ улыбнулся.

— В таком случае посмотрим, что произойдет с нами.

Никогда еще о столь трагических событиях не объявляли столь небрежно.

Кассандра так пристально смотрела ему в глаза, будто хотела на дне их прочесть его мысли. Затем, стерев с лица улыбку, обернулась к двери.

— Увидимся позже, — бросила она мужу и взглянула на Гарри. — Я обещала отвезти Брайана на станцию.

— Отлично! — с фальшивым подъемом согласился он. — Дайте нам с боссом поговорить о своем.

Еще одна мимолетная улыбка.

— Вы еще будете здесь, когда я вернусь? — спросила она.

— Как долго будете отсутствовать, позвольте узнать?

— Менее часа.

— В таком случае, думаю, что буду, — ответил Гарри. — Хотя и намеревался вернуться в Бостон пораньше вечером.

Кассандра кивнула и выскользнула, закрыв за собой дверь. Гарри и Макс проводили ее глазами.

Едва оставшись наедине с Максом, Гарри обратился к нему с улыбкой:

— Неплохой девушкой ты обзавелся!

— Отличной девушкой, — согласился Макс и в течение нескольких секунд не сводил с него глаз, сохраняя на лице полную безучастность.

«О чем он думает?» — задавал я себе вопрос.

Затем Макс улыбнулся.

— Ну, старина, — заговорил он, — спасибо, что заглянул ко мне.

— Рад возможности повидаться с тобой, — с энтузиазмом отозвался Гарри.

Макс жестом указал на стулья.

— Присядем и побеседуем? — предложил он.

Гарри лукаво улыбнулся. По крайней мере, он счел свою гримасу лукавой улыбкой.

— Для чего же я сюда явился, если не для разговоров?

Он переложил свои портфель и шляпу на стол и уселся на освободившийся стул.

Тем временем Макс двинулся к бару. Гарри, оглянувшись, заметил (как и я, но в отличие от него я встревожился), что двигается он с ленцой и гримаса исказила черты его лица.

— Тебе, как обычно, шотландское виски? — спросил Макс.

— Нет-нет, диетическую кока-колу, будь добр. Если, конечно, у тебя имеется что-нибудь подобное, — ответил Гарри. — Рановато для серьезных напитков.

Макс вышел из-за стойки с банкой диетической колы в руке.

— Ты не голоден?

— Ничуть, — покачал головой Гарри. — Перед отъездом из Бостона перекусил. Здоровая натуральная пища — мой лозунг.

Макс раскупорил банку с колой, продолжая задавать вопросы гостю.

— Почему вдруг Бостон?

Взяв в руку серебряные щипцы для льда, он положил несколько кубиков в стакан.

— Там сегодня премьера, — объяснил Гарри. — У одного из моих клиентов.

— Звучит очень волнующе.

— Так оно и есть. Для него, разумеется. Первая пьеса. Об одном загадочном убийстве.

— Сроду не интересовался такого рода загадками, — ответил Макс.

Великолепная ирония этого замечания стала ясна в самом скором времени.

— Я тоже, разумеется. Но публика любит такие штуки, и они хорошо идут на сцене.

— Рад слышать, — равнодушно отвечал Макс, продолжая неторопливо покачивать в пальцах стакан с кока-колой, в котором позвякивали кубики льда.

Гарри мгновение помедлил, словно не отваживаясь высказаться, затем решительно продолжил:

— Дружище, ты вроде стал чуточку неповоротливым. Уж очень медленно пошевеливаешься.

— Неужели? — Макс поравнялся со стулом Гарри и протянул ему стакан.

— Благодарю, — пробормотал тот, наблюдая, как Макс с подавленным, но весьма заметным вздохом усталости опускается в ближайшее кресло.

«Что происходит? — подумал я. — Никогда не видел его в таком состоянии».

Гарри слегка поморщился, но тут же выдавил из себя улыбку, заметив, что Макс за ним наблюдает, и приподнял стакан, словно готовясь произнести тост:

— За лучшее для нас!

Макс с легкой улыбкой следил, как Гарри сделал глоток колы и поставил стакан на стол. Затем потянулся к ящику с сигарами, приподнял крышку и толчком подвинул его гостю. Тот жестом отказался.

— Никотин тебе вреден, — вскользь бросил Гарри еще одно непреднамеренно ироничное замечание.

— Сейчас меня это меньше всего заботит, — прозвучал ответ Макса.

В его голосе так отчетливо проступила глубокая усталость, что Гарри, как я заметил, едва не решился высказаться по этому поводу. Но, передумав, жестом указал на гробик рядом с гильотиной и усмехнулся:

— Нравится мне эта фигура, там, внутри. Твоя новая затея, надо полагать?

Макс отрицательно покачал головой.

— Нет. Просто хотел посмотреть, на что стану похож.

— Господи Иисусе, — скорчил гримасу Гарри. — Кассандра мне так и сказала, но я даже ей не поверил.

— Почему не поверил? — с мягким нажимом поинтересовался Макс.

— Ну, Макс, — пожал тот плечами и искоса глянул на него.

— Будущий дом внутри дома сегодняшнего. Вполне логично.

— Оставим это.

Для меня было очевидно, что Гарри остался в полном недоумении, но постичь ход мыслей Делакорте ему, конечно, было не под силу.

Макс утомленно улыбнулся, сплетая и расплетая пальцы. По тому, как он морщился, проделывая это, было ясно, что такое упражнение требовало усилий. И опять я заметил, что на кончике языка у Гарри повисли какие-то слова, но он тут же передумал их произносить. Сделав еще один глоток, он снова поставил стакан на столик.

— Отлично, — сказал он. — Займемся делами?

Ящик Пандоры начал приоткрываться.

ГЛАВА 6

— Хотя нет, погоди минуту. — Гарри явно старался собраться с духом. — Ты знаешь, как сильно беспокоится о тебе Кассандра?

— Да, она говорила.

— Говорила? Ты что, ей не веришь? — Гарри нахмурился.

Макс промолчал, воткнув недокуренную сигару в пепельницу, поглубже уселся в кресло. И в то же мгновение в пальцах у него оказался красный бильярдный шар. Откуда он взялся, я не успел заметить. (То, что мои способности к наблюдениям далеки от совершенства, вам уже известно. И вы еще не раз в этом убедитесь.)

Подкинув шар несколько раз левой рукой, он перебросил его в правую.

— Макс, ты прекрасно знаешь, что она на твоей стороне, — сказал Гарри.

Макс не отозвался и продолжал перебрасывать шар из одной руки в другую.

Неожиданно шар исчез, спрятанный в правом рукаве. Элементарнейший трюк, известный под названием «Бросая — прячу».

— Макс, она искренне желает тебе только хорошего, — твердил Гарри.

Его лицо приняло непроницаемое выражение, когда он заметил, что вместо ответа собеседник продолжает работать с шаром. Теперь Макс выполнил «Появление из ничего», и снова шар то исчезал, то появлялся в его ладонях. С видимым усилием, даже лицевые мускулы чуть напряглись, выполнил «Курбеты», то есть, действуя большим и указательным пальцами, извлек второй шар из того, что, маскируясь под бильярдный шар, было лишь пустой оболочкой.

При попытке исполнить «Побег» (шар, спрятанный в правой руке, неожиданно возникает в левой) для подготовки следующего «Бросая — прячу» Макс потерпел фиаско, шар тяжело упал ему на колени. Рассерженный, он снова подхватил его.

— Макс, займись делом. — Гарри тщетно пытался выказать безграничное терпение. В его голосе прозвучало раздражение.

Макс не ответил, наоборот, более сосредоточенно принялся продолжать свои экзерсисы. Один бильярдный шар превратился в два, потом их стало три. Он чуть приподнял правую руку, затем опустил ее, шарики один за другим скользнули в оболочку, которую он продолжал удерживать между большим и средним пальцами.

«Вот так, сынок, ты не мог не справиться с этим», — подумал я.

И тут шар снова выпал из его ладони, скатился по коленям, упал на пол и покатился прочь. Макс откинулся в кресле и закрыл глаза.

— Не идет, — едва слышно пробормотал он.

Это был бессильный упрек своим спотыкающимся пальцам. Я чувствовал его отчаяние, а сказать так может лишь один иллюзионист о другом.

— Оставь эту ерунду, приятель, — небрежно бросил Гарри и тем ясно показал, насколько он далек от понимания ситуации. — Нужно обсудить дела с Лас-Вегасом. — В его голосе звучало раздражение, которое он не считал нужным скрывать.

Макс открыл глаза и кивнул.

— Да, обсуждаем Лас-Вегас.


Встав со стула, Гарри поднял упавший шар с пола и положил его на стол. Затем, вновь усевшись, раскрыл свой портфель, выудил оттуда два экземпляра контракта и протянул один из них Максу. Тот, надев очки, принялся читать.

Бросив осторожный взгляд на его очки, Гарри спросил:

— Не толстоваты ли у тебя стекла, а?

— Еще пара миллиметров — и пора будет обзаводиться собакой-поводырем, — невозмутимо ответил Макс.

Гарри даже не сделал попытки скрыть недовольную гримасу.

— Может, перейдешь на контактные линзы или на что-нибудь в этом роде?

— Еще не думал об этом.

— Самое время подумать, — посоветовал Гарри. — У меня есть клиент, у которого стало падать зрение. Катаракта. Решился на имплантацию и стал видеть так отлично, как не видел и в детстве. — Еще одна гримаса недовольства. — И давно это у тебя?

— Не со вчерашнего дня.

Гарри присвистнул.

— Это нехорошо, Макс. У доктора был?

Он прекрасно знал, какой получит ответ. Но, как я понимал, его больше интересовала Максова версия ситуации.

— Зачем? — прозвучал ответ. — Я знаю, каков будет диагноз: «Вы слепнете, мистер Делакорте». Нужно мне это слышать?

— Ты слепнешь, Макс? — Гарри смотрел на него почти с ужасом. Но он не испытывал и половины тех ощущений, которые обуревали меня. — Когда это случилось?

— Ну, не совсем уж слепну, — невозмутимо отвечал мой сын. — Но дело идет к тому.

Гарри шумно сглотнул. Сейчас он смотрел на своего клиента, но не на друга. При таком неожиданном повороте беседы он определенно начал сомневаться в целесообразности своего визита и предстоящего разговора.

Затем он глубоко и с усилием потянул носом. «Что ж, ладно, — подумал Гарри. (Вернее, я подумал, что он так подумал.) — Может, это и к лучшему, что разговор окажется бесполезным. Пусть случается что угодно, когда я буду где-нибудь в другом месте». (Думаю, что я правильно понял его. Плоское, одномерное мышление, укороченная связь с лицевыми мышцами, которые мимикой выдают ход мысли.)

— Ладно, — наконец произнес он. — Давай о деле.

Макс сделал ладонь ковшиком и приложил ее к левому уху.

— А? Извини, не расслышал.

Гарри посмотрел на него с самым страдальческим видом. (Во всяком случае, это выражение очень смахивало на страдание.)

— Со слухом тоже проблемы?

Макс не ответил.

— Ты хоть пытался поправить дело? Есть ведь слуховые аппараты.

Макс покачал головой.

— Но ты намерен этим заняться?

— Я многим намерен заняться. Например, самоубийством, — ответил Макс.

«О нет, сынок, нет!» — мысленно вскричал я. Наверное, я бы разрыдался, если бы мог обрести слезы.

Гарри обмозговывал слова Макса.

— Слушай, Макс, — решительно заявил он. — Я и слышать не хочу, как ты говоришь о таких вещах.

(Он слышать не хочет, видите ли.)

Макс ничего не отвечал, продолжая просматривать контракт.

Гарри отхлебнул колы, шумно глотнул, помолчал, затем продолжал:

— Давай лучше поговорим о выступлении.

Не пренебрегать делом ни при каких обстоятельствах — в этом весь Гарри.

Макс метнул на него предупреждающий взгляд.

— Но, Макс, мы должны это обсудить. Ты играешь в прятки сам с собой, убегая от этого вопроса.

Макс попытался было что-то сказать, но Гарри, чувствуя, что занимает сильную позицию, оборвал его:

— Слушай меня. Ты представляешь великую традицию. — (Что ему известно о великой традиции? Для меня его слова показались ударом грома.) — Ты всегда ее представлял. Никто у тебя этого не отнимет. Ты сделал ремесло иллюзиониста настоящим искусством.

— Это сделал мой отец, — поправил его Макс. — Я всего лишь следовал по его стопам.

«Благослови тебя Господь за твои слова, мой мальчик», — подумал я.

— Пусть так, — безразлично отмахнулся Гарри. — Это не столь существенно. Существенно то, что ты отворачиваешься от жизненных реалий. На дворе не тридцатые годы. Даже не сороковые и не пятидесятые — шестидесятые. То, что было хорошо для твоего отца и для тебя, теперь никого не интересует. Между прочим, его присутствие при нашем разговоре обязательно?

— Да, — твердо сказал Макс. — Это его любимая комната. Тебя беспокоит, что он может слышать наш разговор?

— Что ты имеешь в виду? — требовательно спросил Гарри.

— Ровным счетом ничего, — пожал плечами Макс.

«Кое-что все-таки имеется в виду», — мысленно отметил я.

— Продолжай.

Гарри, обнажив в фальшивой улыбке зубы, продолжил:

— Сейчас тысяча девятьсот восьмидесятый, мой мальчик. Лас-Вегас. Озеро Тахо. Гора Рино. Театры в таких местах, где была настоящая глушь в те времена, когда ты начинал выступать. Телевидение. Кабельное тоже. Оплата за съемку. Видеокассеты.

Посмотри на Хеннинга,[5] Копперфильда.[6] То, что они показывают, — до крайности современно. Это нынешний день! Быстрота! Остроумие! Зрелищность! Настоящее искусство! Не случайно они оказались в верхних строках рейтинга. Дело не в сути и не в мастерстве. Нет! Мастерство у тебя выше. Но то, что ты делаешь на сцене, это вчерашний день. Прошлое. Ты крайне несовременен, неактуален, так сказать. Разве ты сам этого не видишь? Кассандра видит.

Макс окаменел при этих словах, но Гарри, чувствуя силу своих доводов, наседал.

— Она видит, что происходит, Макс, — продолжал он. — Позволь ей помочь тебе.

Он по-прежнему прекрасно владел собой, это было очевидно.

— Это особенно необходимо теперь, когда… ну, когда твое здоровье пошатнулось.

Я был совершенно уверен, что он хотел сказать «когда ты так болен», но ему не хватило смелости.

Но даже при таком варианте на щеках Макса заходили желваки.

— Извини, мне не следовало этого говорить, — пошел на попятную Гарри.

— Но ты сказал.

Лицо Гарри опять ожесточилось.

— Да, сказал. И не отступаю. — Было слышно, как он скрипнул зубами. — Разве это не правда, черт подери?

Макс ничего не ответил. Не мигая смотрел он на своего агента, и Гарри испугался.

— Хорошо, извини меня, пожалуйста. Перейдем к делу?

Он перелистнул первую страницу контракта.

— Считай, что тебе повезло. Поступила заявка из казино. Учитывая обстоятельства… — Тоном он подчеркнул сказанные слова.

— Балтимор? — спросил Макс.

Жестом Гарри словно сказал: «Что же еще?»

«Боже мой, — подумал я, — как же далеко зашло дело?»

— Слухи быстро разлетаются, — кивнул Макс.

— Особенно по телефонным проводам, — подтвердил Гарри и перелистал еще несколько страниц. — Цифры указаны на странице шесть. И, могу добавить, будут еще доллары кроме тех, с которыми они готовы расстаться.

Макс изучающе смотрел на него.

Гарри собирался продолжать, когда вдруг услышал какой-то тихий звук (который услышал и я) и оглянулся.

— Что это? — пробормотал он.

Макс опять приложил ковшик ладони к правому уху:

— Извини, не расслышал?

— Я слы-шу ка-кой-то шум, — почти по слогам произнес Гарри.

Макс неопределенно отмахнулся.

— Я ничего не слыхал.

Если он действительно ничего не слыхал, он определенно глохнет, ибо я слышал этот звук совершенно отчетливо.

Гарри раздраженно кивнул.

— Ладно, не обращай внимания. — И снова перевел взгляд на листы контракта. — Это не так важно. Ты на шестой странице?

— На шестой.

— Видишь условия контракта? — спросил Гарри. — Десять недель, Два выступления за вечер. Семнадцать пятьдесят за каждое. Условия понятны?

Макс продолжал хранить молчание, но я видел, как напрягся Гарри. Макс всегда умел действовать ему на нервы — ледяной взгляд серо-голубых глаз, властные манеры. Каков отец, таков и сын.

— Ты согласен на эти условия? — Гарри произносил слова подчеркнуто резко, сильно артикулируя.

Но так как Макс все еще не отвечал, Гарри стал быстро и отрывисто продолжать:

— На афишах — вместе с Кассандрой. Твое требование насчет того, чтобы на сцене отсутствовала нагота, не пройдет. Я о том, чтоб артистка была обнажена по крайней мере до пояса. Не Кассандра, разумеется. — Он небрежно усмехнулся.

Они, не отрываясь, глядели друг на друга, и я, признаться, как и Гарри, не понимал своего сына. О чем он думает? Его лицо казалось высеченным из гранита, ни одна черточка не дрогнула.

— Ну как? — спросил Гарри.

И будто отвечая на его слова, опять послышался тот же самый звук. Теперь он был гораздо сильнее и отчетливее. Это был смешок. И исходил он из… глобуса.

Гарри нахмурился.

— Теперь я не сомневаюсь, что ты слышишь это тоже. И знаю, что ты это подстроил.

Улыбка, мелькнувшая на губах Макса, была еще более неуловимой, чем улыбка на портрете Моны Лизы.

Гарри вскочил на ноги и направился к глобусу. Макс тоже поднялся и лениво пошел следом.

— Всего лишь новый фокус. Я еще не подготовил его к демонстрации.

— Тебе не следовало бы экспериментировать на мне, — с деланой улыбкой произнес Гарри.

— Тебе он может не понравиться, — предупредил Макс.

— Я все-таки поинтересуюсь, в чем там дело.

Оказавшись прямо перед глобусом, он стал пристально его рассматривать, ища что-нибудь новое в его механическом устройстве. Пробежался пальцами по закругленной поверхности. Резко дернул обе половины шара так, что наружная оболочка распалась на две части, которые свернулись и упали вниз, обнажив стеклянную сферу. Я удивился — в той мере, в какой это было мне доступно.

Гарри почти отпрыгнул в сторону; он был так испуган увиденным зрелищем, что не смог удержать крика, сорвавшегося с его губ. Внутри стеклянной сферы глобуса покоилась человеческая голова.

Его собственная.

ГЛАВА 7

Гарри, затаив дыхание, рассматривал голову. Со всей очевидностью было ясно, что она принадлежала ему, и никому другому. И выглядела она в высшей степени реально. Глаза были закрыты.

— Господи Иисусе, — выдавил он из себя и наклонился, чтоб рассмотреть ее получше.

Размер головы превышал натуральную величину, я видел это. Но тем не менее она выглядела точной копией оригинала.

«Когда Макс сделал это? — задал я себе вопрос. — Должно быть, ночью, когда я спал. Когда все в доме спали».

— Какого же дьявола?.. — пробормотал Гарри и снова отступил на шаг, при этом вздрогнув и пожав плечами.

В этот момент глаза головы медленно раскрылись и уставились на него.

— Б-б-боже, — опешил он.

Но тут довольная ухмылка появилась на его лице, и он обернулся к Максу.

— Какой же ты сукин сын, — в полном восторге выдохнул Гарри. — Ну не хитрущий ли ты сукин сын!

— Тебе она понравилась?

— Понравилась? — Гарри прямо-таки взорвался от восторга и снова скосил на голову глаза. — Только не пойму, как ты эту штуку устроил?

— Лазерная технология, голографическое воспроизведение объекта. Модель прошла через запоминающее устройство, — коротко объяснил Макс.

Новый брошенный искоса взгляд Гарри был адресован Максу.

— А-а, понятно, — кинул он.

Гарри не сводил глаз с головы, и теперь она так же в упор смотрела на него. (Два Гарри Кендала в одной комнате — типичный пример порочной роскоши.)

— Трехмерное кино, так? — последовал вопрос.

Макс подавил улыбку.

— Не совсем. Чуть посложнее, — отозвался он.

Я почувствовал гордость за сына. Он ввел новейшие технологии в древнее искусство магии. Благослови, Господь, его душу.

— Эта модель управляется?.. — вопросительным тоном продолжал Гарри.

Вместо ответа Макс достал из левого кармана смокинга миниатюрный пульт и подбросил его вверх. Гарри просиял.

— Ну что за сукин ты сын! — восхищенно повторил он.

И прикоснулся к стеклянной сфере глобуса.

— Вот об этом самом я и толковал тебе. Это и есть нынешний день на сцене.

— Это точно.

Слова Макса имели совершенно не то значение, которое воспринял Гарри, и в тот же день мы получили подтверждение этому. Но сейчас агент сына просто лучился энтузиазмом.

— Публика обалдеет от восторга, дружище! Вот это дело! Да весь Лас-Вегас…

— Забудь, Гарри, — прервала его излияния голова. — Лас-Вегас отменяется. О нем тебя тут никто не спрашивал.

Гарри и я остолбенели от удивления (я, как вы догадываетесь, особенно). Мы глаз не могли оторвать от говорящей головы. Гарри расхохотался было, но тут же замолк, осмыслив услышанное.

— Не понял, — сказал он, и в голосе его явственно прозвучала нотка раздражения.

Он глянул на голову, будто ожидая, что разговор продолжит именно она.

— В таком случае позволь мне объяснить, — продолжала голова. — Великий Делакорте был звездой сцены на протяжении двух десятков лет, как был до него звездой его отец. Великий Делакорте с честью продолжил традиции искусства и мастерства. Как и его отца, Великого Делакорте почитали коронованные особы всей Европы. А теперь ты предлагаешь ему забавлять отару безмозглых баранов. Толпу олухов, для которых высшим наслаждением является скармливание монеток автомату. И это ты предлагаешь Делакорте, которого весь мир признал Великим, которого уважали, чествовали, которому аплодировал весь мир!

Голос головы теперь звучал гневно, звенел ненавистью.

— Ты что, и вправду считаешь, что Великий Делакорте будет демонстрировать свое искусство в раскрашенном жестяном сарае?

За все четырнадцать лет я ни разу не испытывал такого острого желания зааплодировать. Это был мучительный момент, ведь мои ладони бессильно лежали на коленях, подобно ломтям сырой говядины.

Гарри не мог вымолвить ни слова, даже гнев был ему сейчас недоступен, этот человек был поражен до глубины сердца. Но вот чары оказались разрушены.

— И ты заставил меня… — Взбешенный, он замолчал, сообразив, что обращается с вопросом к голове.

Резко повернувшись к Максу, он заговорил еще громче:

— И ты заставил меня проделать весь этот путь, чтобы эта идиотская штуковина мне выговоры устраивала?

— Отчасти, — невозмутимо отозвался тот.

Ответ откровенно взбесил Гарри.

— Ты еще до моего приезда решил устроить это идиотское представление? И ответить отказом на мое предложение?

Макс, не ответив, нажал кнопку пульта дистанционного управления, и две половинки глобуса захлопнулись, закрыв собой стеклянную сферу. Пульт юркнул обратно в карман.

Но Гарри разбушевался.

— Ты даже не собирался принимать предложение из Вегаса! — кричал он. — Даже не собирался позволить Кассандре помочь тебе, уж не говорю о том, чтобы объявить ее имя в афишах. Даже не собирался хоть чуть-чуть улучшить свою идиотскую программу!

С гримасой отвращения Гарри вернулся к столу.

— Благодарю, — рявкнул он. — Теперь мне предстоит долгая поездка в Бостон после такого удачного визита к тебе.

— Когда ты, столь изящно выражаясь, говоришь о приглашении из Вегаса, ты имеешь в виду мое участие в низкопробном шоу в этом городке? — мягко поинтересовался Макс.

— Берем, что имеем, дружок, — угрюмо буркнул Гарри, засовывая контракт в портфель.

— Как, например, «Наш колдун Макс», роль полоумного ведущего в детском шоу на телевидении? — продолжал мой сын. (Я мысленно простонал, поскольку и понятия не имел о таких оскорбительных предложениях.)

— Они предложили неплохие деньжата, — огрызнулся Гарри. — И если бы у тебя была хоть капля мозгов, ты ухватился бы за это предложение.

— Наверное, мне следовало ухватиться и за предложение участвовать в программе «Волшебный мешочек Душки Делакорте» для дошкольников?

— Они предлагали деньги, Макс. Де-е-ень-ги-и-и!

«Макс, прошу тебя, двинь ему как следует!» — кричал мой измученный мозг.

Гарри звучно захлопнул портфель, швырнул его на стул и повернулся к Максу.

— У меня есть для тебя новость, дружище, — сказал он. (Этот человек даже улыбался сейчас, когда говорил.) — Может быть, ты еще не знаешь, но Великий Делакорте всем надоел. Со всеми своими заумными штучками. Сегодня люди хотят смеяться, веселиться. Хотят, чтоб их развлекали за их денежки.

— Хотят пошлостей? — наседал Макс.

— Представь себе.

— Избитых шуточек?

— Ты, как всегда, прав.

— Слащавых припевов?

— Ты, оказывается, соображаешь. — Гарри насмехался в открытую.

— Тогда, может, и подходящее название подберем для моих выступлений? Например, «Некроман-зазывала»? А чем плохо «Колдун без штанов»? Или «Волшебные ножки»?

— Правильно! — выкрикнул Гарри.

— Нет, неправильно! — выкрикнул в ответ мой сын.

— Ох, ты наставил меня на путь истинный, о Великий и Славный Делакорте! — паясничая, объявил Гарри.

Макс усмехнулся.

— Боюсь, что это под силу только Господу Богу.

Гарри презрительно фыркнул и двинулся к столу. Макс преградил ему путь с энергией, неожиданной не только для меня, но и для Гарри.

— Тебе придется меня выслушать, — сказал он.

Гарри бросил на него подозрительный взгляд, но не остановился. Тогда Макс опустил руку ему на плечо с такой силой, что тот не только застыл на месте, но и сморщился от боли.

— Я же сказал, что тебе придется меня выслушать, — повторил Макс.

— Слушай, ты, по-моему, заболел, — огрызнулся Гарри.

— Именно на такой эффект я и рассчитывал, — последовал ответ.

Мое внимание было приковано к происходящему.

Глаза Гарри сузились.

— Что? — переспросил он.

— Реальность такова, — начал свои объяснения Макс, в упор глядя на Гарри. — Я не имею ни малейшего намерения унижать свое искусство, выступая на ярмарках. Я не имею намерения «работать» в Лас-Вегасе, разыгрывая из себя жалкого клоуна во взятом напрокат фраке, пока девицы на заднем плане демонстрируют свои силиконовые прелести.

Точно так же я не намерен «работать» шоу для полудурков-детишек по телевидению. Не стану хлопотать и над «волшебным мешочком» для сопливых недоростков. Я наотрез отказываюсь выступать на ярмарках, партийных съездах или презентациях супермаркетов. Я не буду «работать» для безмозглых баранов.

Короче говоря, я не стану дискредитировать то искусство, которым я занимался четырнадцать лет и которому мой отец посвятил целых полвека. С прогрессирующей близорукостью, пониженным слухом и теряющими гибкость конечностями я тем не менее все еще Великий Делакорте. И не стану порочить почетнейшее из имен!

Я испытывал смешанные чувства. С одной стороны, меня слепил гнев, что мой сын получал такие унизительные предложения. С другой стороны, я ощущал нешуточную гордость за его ответ на эти предложения. Никогда прежде мне не доводилось так гордиться сыном.

Гарри, едва ли нужно об этом говорить, не испытывал ровным счетом никаких сходных эмоций. Лишь со злым лицом смотрел на Макса.

— В таком случае, извини, — нагло сказал он. — Я-то думал, что тебе нужны деньги. Ошибочка.

Но в ту же минуту он испуганно отпрянул от Макса, опять схватившего его руку.

— Если бы мне нужны были деньги, я бы, возможно, продал свою кровь. Но душу продавать я не стану.

«Браво, сынок! Если бы только я мог крикнуть эти слова во весь голос».

Гарри оглядел Макса с холодным удивлением и проговорил:

— Это всего лишь красивые слова, дружище.

Высвободив руку, он обошел Макса и снова направился к столу.

— Эти слова искренни, — сказал Макс. — И прошу не называть меня «дружище». Я более не считаю тебя другом.

— Ах, ты разбиваешь мое сердце!

Подойдя к столу, Гарри быстро снял телефонную трубку и, набрав номер, поднес ее к уху.

Макс последовал за ним. Среди элегантных безделушек, лежавших на его письменном столе, был длинный арабский кинжал в ножнах слоновой кости. И сейчас Макс взял его в руки.

— Ты хоть имеешь понятие о том, что требуется, чтобы стать иллюзионистом? — обратился он к Гарри.

Тот даже не сделал вид, что слушает его. Но тем внимательнее прислушивался к его словам я, ибо это были те самые слова, с которыми я так часто обращался к Максу в прошлом.

Гарри уже говорил по телефону.

— Кендал у телефона. Пожалуйста, Линду.

— Опытный иллюзионист прежде всего должен быть опытным актером, — продолжал Макс.

— Линда? Говорит Гарри. (Он обращался к своей секретарше.) Позвони Резнику и передай, что я уже возвращаюсь в Бостон. Хотя, возможно, и задержусь.

— С той разницей, что актер заставляет зрителя смотреть на что-то, а иллюзионист, напротив, заставляет не замечать чего-то.

— Да, ладно, отлично. Позвони ему прямо сейчас.

Гарри закончил разговор, положил телефонную трубку и бесстрастно уставился на Макса, который продолжал:

— Две стороны одной медали. Иллюзия реальности versus[7] реальности иллюзии. Магия драмы versus драмы магии.

Он помнил каждое мое слово, да благословит его Господь.

Гарри надул щеки, вдохнув поглубже. Выражение непроглядной скуки царило на его лице. Он вразвалку направился к стулу, на котором лежал его портфель.

— Тебе известно, как я стал Великим Делакорте? — Макс снова настиг его. — Я ведь не родился им, как ты знаешь. Только потому, что мой отец…

— Пример неудачный, старина. — Гарри оборвал Макса и наставил обвиняющим жестом палец ему прямо в лицо. — Эта напыщенная галиматья могла показаться горяченькой в те времена, когда в Белом доме сидел Рузвельт. Но сегодня тебе ее не продать и за цент. Теперь требуется совершенно иной подход! Что-то…

Он с отвращением умолк и направился к стулу.

— Но ты же не нуждаешься ни в чьих советах! Ничего не хочешь слушать. Всегда все знаешь сам.

Взяв в руки портфель, он открыл его и принялся искать что-то внутри.

— Присядь, Гарри. — В голосе Макса звучали повелительные нотки.

— У меня нет времени выслушивать твои нравоучения, приятель. — Лицо Гарри искажала неприкрытая злоба, которая вскоре превратилась в настоящее бешенство. — Где этот чертов номер этой чертовой службы такси?

— Нет, Гарри, ты присядешь, — повторил Макс.

— А я тебе сказал, что у меня нет времени…

Он осекся, едва услышал звон, с которым лезвие кинжала вылетело из ножен.

Повисло тяжелое молчание. Гарри недоверчиво смотрел на Макса. (Признаться, я тоже.)

— Ты мне угрожаешь? — наконец выдавил он из себя. Макс не отвечал. Кинжал, зажатый вверх клинком в его правой руке, медленно опустился.

Думая, что он выиграл очко, Гарри небрежно глянул на свой позолоченный «ролекс».

— Ладно, — бросил он. — Даю тебе пять минут. И избавься, будь добр, от своего идиотского ножика.

— Это кинжал, между прочим, — поправил его Макс и сделал быстрое движение, словно направлял клинок прямо в сердце Гарри.

ГЛАВА 8

— Эй! Поосторожней! — воскликнул Гарри, встревоженный и рассерженный одновременно.

Но Макс не изменил положения, продляя угрожающее мгновение: его серо-голубые глаза не мигая смотрели в упор на Гарри.

— Эй! — воскликнул тот еще раз, изрядно напуганный.

Макс продолжал смотреть на него. Затем отвернулся и метнул кинжал в рекламный щит со своим изображением. Гарри (я тоже, разумеется) вздрогнул, когда острие вонзилось в сердце Великого Делакорте.

— Как удачно, — отметил Макс. — Отличный бросок.

Раскат отдаленного грома заставил Гарри еще раз вздрогнуть — боги словно выражали свое негодование. Макс и Гарри продолжали смотреть друг на друга. Когда наконец Гарри заговорил, голос его звучал натужно:

— Ты, Макс, сумасшедший. Полагаю, тебе это известно?

— Как одна из возможностей, — спокойно отвечал мой сын. — Безумство на короткой ноге с этим домом. Разве ты не чувствуешь? — (Я видел, как сильно его улыбка выводит Гарри из терпения.) — Здесь сам воздух искрится безумием.

Он был совершенно прав. Так оно и было.

Макс резко обернулся к камину.

— А теперь, — продолжил он, — садись.

— Макс, говорю тебе, мне необходимо идти. — Голос Гарри звучал уже не агрессивно, а мягко.

Макс стремительно вытянул руку, сорвал со стены пару дуэльных пистолетов, один из них положил на стол и, держа второй в руке, обернулся к Гарри. Тот следил за ним, затаив дыхание.

— Что ты делаешь? — едва выговорил он.

Макс сложил ладонь ковшиком и приставил к уху:

— Извини?

— Что ты делаешь? — повторил Гарри.

— Сегодня утром как раз зарядил, — отвечал Макс. Его ответ, разумеется, не прозвучал успокаивающе.

— Что? — переспросил его собеседник.

— Я сказал…

— Я слышал, что ты сказал, — прервал его Гарри. — Меня интересует, что ты хотел сказать своим заявлением о том, что «ты их зарядил»?

Макс вытянул вперед правую руку и прицелился в сердце Гарри.

— Как что? Зарядил для того, чтобы стрелять. Присядь, прошу тебя.

— С тобой невозможно разговаривать серьезно, — запротестовал Гарри.

Но тем не менее ни он, ни я не испытывали никаких сомнений относительно полной серьезности Макса, что тот и подтвердил, нацелив пистолет прямо в сердце Гарри. Ствол уперся в его грудь.

С трудом сглотнув пересохшим горлом, Гарри сел, положив шляпу и портфель на стол рядом с собой.

— Ты действительно хочешь, чтобы твой отец присутствовал при нашем разговоре? — едва слышно спросил он.

— Несомненно. Я хочу, чтобы он слышал все — от слова до слова. И сейчас я посылаю молитву Господу, чтобы Он дал отцу возможность понять то, что я намерен сделать.

«Ох, сынок, сынок! Я понимаю. Единственное, что еще служит мне, это мои мозги!»

— Слушай, я не знаю, какого дьявола ты тут затеял, — нервно продолжал Гарри, — но будь добр, не принимай необдуманных решений. Мы можем все спокойно обсудить. Мне кажется, тебе необходима помощь, приятель.

— И ты мне намерен ее оказать? Так, как ты оказал мне ее в Чикаго? — тихо спросил Макс.

Гарри заметно побледнел.

— Или так, как ты помог мне в Де-Мойне? В Нью-Орлеане? В Тампе? — продолжал спрашивать мой сын.

— Что ты, собственно, имеешь в виду?

— Относительно последних трех мне потребовалось навести справки, — Макс не ответил на его вопрос. — Но сведения о Чикаго обрушились мне прямо на голову в мае нынешнего года. Последовал телефонный звонок от некоего мистера Чарли Хейнса…

— Подожди минуту, — попытался прервать его Гарри.

— …которого очень интересовало, почему я отверг его щедрое предложение. Был ли я в самом деле так тяжело болен, как ты ему сообщил. — Пистолет Макса смотрел прямо в лоб агента.

«Было ли это правдой?» — задал я себе вопрос.

— Макс, прежде всего опусти пистолет. — Гарри тщетно старался говорить властным голосом.

— Ты имеешь в виду помощь такого рода?

— Макс, я действительно хотел помочь тебе, — нагло продолжал тот.

«Он действительно способен на такое!» — догадался я.

— До чего любопытная помощь, приятель, — ответил Макс. — Отказаться от четырех хорошо оплачиваемых ангажементов, даже не посоветовавшись со мной!

— Ладно, признаю. Я был не прав.

И голос наглеца внезапно пресекся в страхе, когда дуло ствола уперлось ему в лоб.

— Не стану с тобой спорить. Но вопрос в другом, старина, почему ты так поступил?

Гарри попытался перевести дух. Но ему это не удалось, и его голос звучал хрипло, когда он заговорил.

— Каков бы ни был ответ, разве он стоит того, чтобы меня прикончить?

— Безусловно.

В это мгновение Макс левой рукой взвел курок пистолета.

Гарри, охваченный страхом, прошипел что-то невнятное и зажмурился. Его лицо было воплощением смертельного ужаса. Словно сама Смерть стояла перед ним.

Через несколько мгновений, поняв, что ничего не произошло, он открыл глаза и уставился на моего сына. Тот возвышался над ним, с божественным презрением глядя ему в глаза.

Язык Гарри заплетался, и он едва мог говорить.

— Я тогда решил, что так ты скорей поймешь, что нуждаешься в моей помощи. Настоящей помощи. Я не хотел тебя обидеть!

И он взаправду захныкал. Пистолет по-прежнему был нацелен в его лоб.

«Хорошо, сын», — подумал я.

— Понятно. И именно из этих гуманных соображений ты позволил незнакомцу рыться в моей аппаратуре, пока я стоял на сцене? Напомню, это произошло в Филадельфии, — сурово продолжал Макс.

Гарри застонал. Дуло неумолимо смотрело на него.

— Да-да, ты прав. — Его голос звучал непривычно тонко. Он превратился в дрожащее повизгивание. — Я хотел, чтоб ты получил побольше денег.

— И для этого разрешил похитить тайны моего мастерства?

«О, вышиби ему мозги, сынок!» — мысленно молил я.

Губы Гарри дрожали. С трудом проглотив слюну, он выдавил из себя:

— Но ведь ничего не произошло, Макс.

— Ничего не произошло, потому что не так-то легко вызнать секреты Делакорте! — (Готов подтвердить его слова.) Голос моего сына звучал уничтожающе. — Но ты продал меня, разве не так?

Курок дрогнул под его указательным пальцем. Гарри чуть не рыдал, его глаза были плотно зажмурены.

— Боже милостивый, — прошептал он.

«Может, и не следовало бы его убивать», — усомнился вдруг я.


Ничего не произошло. Гарри чуть приоткрыл глаза и бросил взгляд на Макса. Он явно пытался догадаться, что ждет его дальше. Признаться, я тоже думал об этом.

Макс улыбался.

— Чертовски соблазнительно, — пробормотал он, — нажать на курок, и пусть твои мозги разлетятся по комнате.

Еще один всхлип Гарри и еще одна презрительная усмешка моего сына.

— Тебя считают жестким агентом, — продолжал Макс. — Одним из самых жестких в нашем деле, Гарри Кендал. Агентом, сердце которого сделано из закаленной стали.

Он еще раз презрительно хмыкнул.

— Тебя замесили на прокисшем сыре, Гарри. Ты — дерьмо, способное продать партнера. А уж сейчас ты…

Он открыто засмеялся и покачал головой.

— Сейчас ты просто слизняк.

Макс отвернулся и направился к письменному столу. Должен признаться, я испытал настоящее облегчение. Какие бы поступки Гарри ни совершил — а он, должно быть, совершил немало дурного, — я не хотел бы видеть своего сына убийцей.

Очевидно, он тоже не хотел быть им.

— Ты еще и тупой идиот к тому же, — воскликнул Макс, швыряя пистолет на стол. — Вообразить, что человек моего масштаба способен стать мелким убийцей, да еще на глазах у собственного отца!

Его слова пристыдили и меня, должен сознаться. Гарри, не таясь, смотрел на него, явно стараясь понять, что задумал Макс. Меня это тоже сильно волновало.

Ответы на наши невысказанные вопросы мы получили немедленно, поскольку в эту же минуту Макс выдвинул верхний средний ящик стола и достал из него какую-то склянку.

Продемонстрировав ее Гарри, он взял в руки серебряный термос-декантер, отвинтил крышку и налил воды в стакан. Поставив декантер, он открыл склянку и высыпал на ладонь четыре красные капсулы.

«Что ты задумал, сынок?» — мысленно воскликнул я.

Макс забросил капсулы в рот и, запив водой из стакана, проглотил.

— Итак, — произнес он. — Я должен был сделать это. Дай мне еще пять минут, ну, может быть, десять.

«Сын!» — закричал бы я, если б смог.

Гарри онемел от страха. Он смотрел на Макса, ничего не понимая.

— Что ты делаешь? — едва слышно пробормотал он.

И снова ковшик ладони около уха и голос Макса:

— Извини?

— Что ты делаешь? — в этот раз погромче повторил вопрос Гарри.

— Прошедшее время, приятель. Тебе следует поставить вопрос в прошедшем времени и спросить, что я сделал.

Гарри все еще ничего не понимал. К сожалению, я понимал очень хорошо.

Макс перебросил пустую склянку Гарри, тот попытался поймать, но безуспешно, и она упала к нему на колени. Он схватил ее в руки и стал внимательно разглядывать. Но этикетки не было. Он глянул на Макса в недоумении. Затем осторожно принюхался, и тут же лицо его сморщилось от запаха.

— Да, это горький миндаль, — проинформировал его Макс.

«Соль цианистой кислоты», — в ужасе догадался я.

— О господи! — Гарри вскочил на ноги и зашатался. — Ты и вправду сумасшедший.

— Мне казалось, мы только что это установили.

Гарри ринулся к столу (ноги подгибались под ним как резиновые) и схватил телефонную трубку.

— Пустая трата времени, — равнодушно произнес мой сын. (Мне стало плохо.) — Я умру задолго до того, как тут появится врач.

Гарри смотрел на него с нескрываемым волнением.

— Какого черта ты хочешь, чтобы я делал — просто стоял тут и смотрел, как ты помираешь?

«Почему бы и нет? — мелькнула у меня горькая мысль. — Я же смотрю на это. С той только разницей, что ты стоишь, а я и пошевелиться не могу».

— Да, просто стой тут. И окажи мне любезность, выслушай то, что я скажу в последние минуты моей жизни.

— О господи! — простонал Гарри (я тоже), не сводя глаз с Макса. Затем у него вырвалось: — Дай мне отвезти тебя в госпиталь! Мы возьмем твою машину.

— У нас нет времени, — спокойно отказался Макс. Его бесстрастный тон заставил похолодеть кровь в моих жилах. — У меня не больше пяти — семи минут. Сядь.

— Господи, что происходит?

— Сядь, говорят тебе, — повторил Макс. Улыбка почти растаяла на его губах. — И хоть раз в жизни выслушай меня.

— Господи! — пробормотал еще раз Гарри.

«И я не могу предотвратить этот ужас, — терзала мой мозг злая мысль. — Я полностью бессилен и ничего не могу поделать».

Гарри не садился. Он не мог сидеть на месте. (Я, в отличие от него, мог только это.) Он со страдальческим выражением лица следил, как мой сын принялся мерить шагами комнату.

— Чем больше я буду двигаться, тем сильнее будет циркуляция крови, тем меньше времени мне останется прожить, — объяснил он Гарри.

— Макс, что ты натворил!

Макс предостерегающе поднял руку.

— Я никогда не рассказывал тебе об Аделаиде, не так ли? — тем же размеренным голосом спросил он. — О моей единственной настоящей любви? Моя жена. Мой друг. Мое сокровище.

«О да!» — простонал я мысленно. Аделаида была ангелом и для меня.

— Она умерла еще до того, как мы с тобой познакомились, — продолжал он. — И до того, как появилась Кассандра.

Внезапно, увидев, как левая нога Макса подвернулась, Гарри вздрогнул. (Я, быть может, тоже.) Теперь Макс ходил, чуть подволакивая ее. Гарри сделал движение навстречу ему, но тут же замер на месте, увидев выражение лица Макса, погруженного в воспоминания.

— То были лучшие годы моей жизни. Мы очень любили друг друга. Я испытывал почти беспредельное счастье, какого не знал никогда в жизни.

Я закрыл глаза и стал молиться о том, чтобы пришли слезы. Я всегда знал, что Макс обожал ее. Я видел это в каждом его взгляде, в каждом движении. Любовь читалась на его лице так же легко, как она когда-то читалась на моем. Я тоже несказанно любил свою жену. И обоих нас — и сына, и меня — судьбе было угодно лишить счастья.

Макс продолжал ходить. Через несколько секунд в его голосе появилась хрипота. Я видел, как он борется с ней, чтобы договорить то, что хотел сказать.

— Видеть ее рядом с собой было моей радостью, — продолжал Макс. — Ее любовь ко мне не знала сомнений. Я боготворил ее, Гарри. Не сомневаюсь, что ты считаешь такое отношение к жене невозможным для меня, но отец видел это, — добавил Макс, указывая на меня. — Он знал о моей любви.

«Да, это так, сынок», — подумал я, открыв глаза опять.

— Она была для меня всем. Все, что есть лучшего в мире, все воплощала моя Аделаида. Все, что есть прекрасного, чистого и невинного.

Его последнее слово прозвучало особенно громко, оно сопровождалось гримасой боли. Гарри замер, его обуревали страх и дурные предчувствия.

Несколько мгновений Макс стоял неподвижно, глаза его под насупленными бровями были мрачны, он медленно, с трудом дышал.

— Макс, прошу тебя, позволь мне вызвать врача! — вскричал Гарри.

Макс отмахнулся и возобновил хождение по кабинету, но теперь все его движения были неуверенны.

— Она носила под сердцем наше дитя, когда произошло непоправимое, — продолжал он измученным голосом. Я мечтал о том, чтобы, зажмурив глаза, сбросить всю эту сцену в небытие.

— Она устала в тот вечер. Я просил ее остаться дома, но она и слышать не хотела об этом. Считала, что должна быть рядом со мной. Помогать мне. Поддерживать.

«Сын, умоляю, прекрати это самоистязание!» — думал я.

Макс остановился и, прислонившись к раме высокого окна, бросил взгляд на озеро, на беседку, стоявшую на берегу. Дыхание его прерывалось.

— Становится темнее и темнее. Будет буря.

Он отвернулся от окна. Теперь его лицо приняло суровое, непреклонное выражение, будто бы он решился превозмочь боль.

— Но для нее это оказалось слишком тяжелым испытанием. — Он снова принялся шагать по кабинету. (Я с болью смотрел на него.) — Случился выкидыш. Она потеряла прежнюю быстроту движений и не успела увернуться от упавшего механизма.

Он замолчал и поднес ладонь к глазам, как будто в попытке стереть память о том страшном вечере.

— Моя жена… — бормотал он надломленным голосом. — Наше дитя… Я все потерял в один миг. Поистине ужасный миг.

Он стиснул зубы и прижал руку к желудку.

— Макс, — окликнул его Гарри.

Ни малейшей реакции на оклик. Рука, прижатая к животу, исказившая лицо гримаса боли. Но вот он снова меряет шагами кабинет.

«Нет, мне не вынести этого», — подумал я.

— Ее нет со мной уже двенадцать лет. А я все еще люблю ее, и только ее. Моя любимая, мой ангел. Никого нет на свете, кто хоть немного походил бы на нее. И никогда не будет. Никогда.

С немым криком Макс рухнул на пол, руки его вытянулись вперед в попытке опереться на ближайший стул.

С трудом он снова поднялся на ноги, когда Гарри подбежал к нему с выражением страха на лице. Макс вытянул дрожащую руку и чуть слышно потрепал его по руке.

— Это лучший путь отсюда… дружище, — пробормотал он слабо.

«Но далеко не лучший вариант уходить на глазах отца», — кричал мой разум, объятый тревогой и гневом.

— Я лишился не только Аделаиды. — Макс с видимым трудом втянул ноздрями воздух. — С нею ушло из моей жизни счастье. Ты знаешь это так же, как и я.

«Но я-то не ушел! — кричал мысленно я. — Может быть, я и кажусь вам картофелиной, но я все-таки здесь!»

Макс снова простонал и стиснул зубы с такой силой, что они заскрипели.

— Бож-же мой, — вырвалось у него.

Он выдавил притворную улыбку, но в ней не было веселья.

— Да, я потерял все. Мои руки, зрение, слух. Моя судьба, моя карьера. — Он мгновение помолчал. — Теперь я потерял и жизнь, — тихо закончил он.

«Но я с тобой, сынок, я не оставлю тебя», — кричал мой несчастный ум.

С коротким, поверхностным вздохом Макс упал на колени рядом со стулом, корчась в припадке боли. Взгляд его застыл, на лице была маска агонии.

Гарри сумел помочь ему приподняться и боком сесть на стул. Макс бессильно откинулся на его спинку, дыхание с трудом давалось ему.

— Боже, — застонал он опять.

Макс начал задыхаться, не в силах поймать ртом воздух. Рот его открылся, язык вывалился наружу.

Затем послышался всхлипывающий стон, тело сотрясли конвульсии, Макс несколько раз содрогнулся и затих. Глаза его закатились.

ГЛАВА 9

Я почувствовал, как тяжело бухает мое бедное сердце, старый молот в тесной клетке груди, измученный перенесенным ударом. О, почему ты не разорвалось надвое в этот момент?

Гарри, застыв в молчании, не сводил глаз с моего сына. Наконец ему удалось разлепить губы.

— Г-господи, — еле сумел выговорить он. — Г-господи Иисусе!

Согнувшись над телом, он прижал ухо к груди Макса, внимательно прислушался, задерживая собственное дыхание, чтобы услышать дыхание Макса. И не услышал ничего. Сердце моего сына перестало биться.

Гарри резко выпрямился и с потрясенным видом уставился на труп. Затем выражение его лица изменилось — теперь он смотрел на Макса с бешенством.

И тут, выплевывая слова, которых я не забуду до самой смерти, которые характеризовали его как нельзя лучше, он прошипел:

— Ты — вшивый сукин сын. Мне же теперь не удастся вернуться в Бостон вовремя.

Возглас ужаса, который сорвался с его губ, более походил на женский крик, ибо тело Макса резко выпрямилось, глаза распахнулись широко и страшно, а пальцы вцепились в руки Гарри.

Тот инстинктивно отпрянул, пытаясь вырваться из этой хватки, но потерял равновесие и упал рядом с Максом.

Навзничь лежа на полу, судорожно хватая ртом воздух, задыхаясь, Гарри, не веря своим глазам, таращился на Макса.

— Сюрприз! — воскликнул тот.

Последовало минутное молчание. Затем Макс вскочил с пола, подошел к моему инвалидному креслу и положил руку мне на плечо.

— Извини, что напугал тебя, padre, — мягко произнес он. — Но мне хотелось показать этот прекрасный номер тебе, единственному человеку на земле, который может его оценить. Грандиозно получилось?

И склонившись ко мне, он поцеловал меня в щеку, затем отвернулся и направился к Гарри.

«Сынок, сынок, — спрашивал я его мысленно, — что ты задумал?»

А он уже объяснял происшедшее Гарри, тон его был ровным и дружелюбным:

— Позволь мне ответить на твои возможные вопросы. На первый вопрос: в капсуле содержался комплекс витаминов В. Эссенция горького миндаля была добавлена, чтобы ввести тебя в заблуждение. На второй вопрос: прекращение сердцебиения, в чем ты мог убедиться сам, это трюк, которому я научился в Индии у пандита[8] Кхая — факира, человека потрясающих знаний.

«Пандит Кхай! Конечно. Как я мог забыть об этом человеке?»

— И на третий вопрос: мой разрывающий сердце процесс умирания — а разве я не говорил тебе, что иллюзионист это прежде всего актер? Опытный, талантливый актер.

«Опыта у тебя не отнять, — сердито подумал я. — Вполне достаточно, чтобы едва не прикончить меня, дорогой сыночек».

Гарри наконец обрел способность членораздельно выражать свои мысли и чувства.

— Ты сукин сын! Грязный, отвратительный, нищий скотоложец, педераст!

— Ну, ты и впрямь заслуживаешь премии, — усмехнулся Макс. — Тебе удалось в одном предложении совместить самые разные человеческие пороки. Предвижу твое имя на страницах Книги рекордов Гиннесса.

Смешанные чувства владели мной. С одной стороны, хотелось отшлепать сына за доставленные мучения. С другой стороны, меня разбирал смех. Если бы мог, я разразился бы громким и совершенно искренним хохотом. (Меня всегда отличала тяга к несовместимому.)

Но Гарри, это казалось очевидным, не испытывал ни малейшей двойственности ощущений. Чувство, его обуревавшее, было стойким и однозначным: отвращение.

Резко тряхнув головой, он вскочил на ноги и решительно направился к двери, хотя шаги его были нетвердыми. Макс метнулся к столу и через мгновение стоял рядом с ним.

Когда Гарри дошел до входной двери, я услыхал негромкий щелчок замка. Наш гость схватился за ручку и попытался отворить дверь. Дверь не открывалась.

Гарри не обернулся. Я видел, что лицо его приняло напряженное, враждебное выражение. Затем внезапно охрипшим, дрожащим от ярости голосом он приказал:

— Отвори немедленно дверь, Макс.

Молчание.

Гарри резко обернулся, на его щеках вспыхнул гневный румянец.

— Отвори же эту чертову дверь! — закричал он.

Макс не проронил ни слова, не сделал ни одного движения.

Стиснув зубы, Гарри кинулся к столу.

В то же мгновение в руках Макса оказалась пара дуэльных пистолетов. Когда Гарри поравнялся с ним, он, не выпуская их, отступил в сторону. В это время его полыхающий злостью агент судорожно водил ладонями по поверхности стола, отыскивая механизм управления Дверью. Тщетно.

— Где эта штука, в конце концов, находится? — требовал он ответа у Макса.

Теперь агент пытался нащупать кнопку на нижней поверхности столешницы.

— Черт побери! — воскликнул он и уставился на моего сына.

Затем мстительная улыбка скользнула по его губам.

— Хорошо же, — прошипел он. — В таком случае я звоню в полицию.

Макс навел на грудь своего агента тот пистолет, что был зажат в правой руке.

— Я бы тебе не советовал, — проронил он.

Гарри от ярости едва не потерял дар речи.

— Еще одна из твоих идиотских шуточек? — почти беззвучно прорычал он.

Макс едва заметно улыбнулся.

— Хочешь убедиться?

Гарри ни в чем не был уверен: действия Макса были совершенно непредсказуемыми.

Телефонной трубки он не снял, хотя с трудом сдерживал гнев.

— Ты устроил весь этот театр — капсулы с ядом, притворная смерть — только для того, чтобы расквитаться со мной? — словно не веря себе, спросил он.

— Отчасти, — невозмутимо отвечав Макс.

— И вся эта вонючая болтовня насчет твоей драгоценной Аделаиды?

Вот тут Гарри допустил ошибку. Он в страхе отшатнулся, когда в ту же секунду Макс со страшным лицом приставил пистолет к его лбу.

Гарри выкрикнул что-то неразборчивое, Макс нажал курок, и пистолет оглушительно громко выстрелил.

Одна из ваз на каминной полке с треском раскололась на куски, и обломки керамики разлетелись по всей комнате. Гарри задохнулся от изумления и ужаса и выкинул руки перед собой, как бы защищаясь. Подавленный страхом, он не успел заметить, что за мгновение до выстрела Макс отвел руку влево, чтобы не попасть в него. Я заметил это движение, но оно меня ничуть не успокоило — я был до глубины души (могу ли сказать «максимиально»?) подавлен поведением моего сына.

Гарри в немом изумлении уставился на него. Макс отвечал ему взглядом, полным ненависти.

— Все, что я сказал об Аделаиде, не подлежит обсуждению, — произнес он тихо, но в этих словах отчетливо звучала жажда мщения. — За исключением моей матери и моего отца, она — единственный искренний человек на земле из всех, что я видел.

Когда Макс положил разряженный пистолет на письменный стол и взял в руки второй, Гарри пожал плечами. Теперь Макс улыбался.

Эта улыбка не могла успокоить ни меня, ни Гарри.

— Я не совсем прав. Пуля в том пистолете оказалась настоящей. Ты не на шутку унизил меня, Гарри, предположив, что я способен только на идиотские шуточки.

— Что ты, собственно, хочешь? — Голос Гарри был едва слышен.

Точно такой же вопрос хотел бы задать Максу и я.

— Предполагал вызвать тебя на дуэль, — прозвучал ответ. — О причине можешь догадаться сам: оскорбленная честь, месть, все, что угодно.

Сожаление на его лице было насмешливым.

— Теперь она стала невозможна, — продолжал он, — поскольку мне пришлось бы зарядить твой пистолет, чтобы ты не сомневался, что оба они заряжены.

Его лицо снова окаменело, и он указал Гарри на стул:

— Сядь.

Но Гарри не собирался продолжать эту страшную забаву. Он покачал головой и сказал:

— Нет.

— Что ж, отлично. — Макс направил на него пистолет и процедил: — На этот раз я не стану целиться в вазу. Прощай, старина.

— Ладно, — бросил Гарри, направился к стулу и сел.

— А сейчас, будь добр, отложи в сторону твой дорогой, ручной работы, с золотой монограммой портфель.

Гарри сухо сглотнул, но без возражений положил портфель и шляпу на стол, рядом с собой.

— Замечательно, — проронил Макс.

Гарри прерывисто вздохнул.

— Какого дьявола ты тут устраиваешь, Макс?

— Пытаюсь добраться до истины, приятель.

Не сводя глаз с Гарри, Макс перегнулся через стол и выдвинул средний ящик. Достав из него два сложенных вместе листа бумаги, он развернул один из них.

— Это я обнаружил однажды в кармане плаща Кассандры, — небрежно объяснил он.

Гарри снова сглотнул. Я отчетливо слышал тот сухой звук, которым сопровождалось это рефлекторное движение. Он мрачно следил за тем, как Макс вернулся к креслу и, усевшись, стал читать письмо.

«Иногда задаюсь вопросом, почему я еще занимаюсь его делом. Признаюсь, что теперь он существует для меня лишь как источник доходов. И должен признаться, источник уже иссякший. Он уже ни на что не способен, но слишком упрям, чтобы признать это. Если он по-прежнему будет корчить из себя дурака на сцене, я выгоню его из агентства, и пусть им занимается какой-нибудь сопляк».

— Мне продолжить?

Гарри пристально смотрел на него, его глаза казались двумя осколками камня. Я мельком подумал, что этот взгляд, должно быть, погубил несчетное количество деловых контрактов.

— Мы живем в жестоком мире, Макс, должен тебе заметить, — с глубоким спокойствием заговорил он. — И не стоит искать человека, который станет осыпать тебя одолжениями.

— Псы, пожирающие друг друга?

— Примерно так.

Теперь он решил не показывать Максу ни следа слабости. Сделал презрительный жест в сторону письма, которое Макс держал в руках.

— Из-за этой безделицы ты устроил всю эту ерунду? — поинтересовался он. — Всего лишь потому, что я написал нелестную для тебя записку?

«Нелестную? — подумал я. — Оскорбительную, негодяй!»

— Нет, не поэтому, — бросил Макс.

Несмотря на свою решимость, Гарри не смог удержаться от дрожи, охватившей его, когда Макс развернул второй лист бумаги. (Возможно, я вздрогнул тоже. Кто знает?)

— «Нотариально заверенные свидетельские показания, — стал читать Макс, — ночного портье отеля „Эссекс-хаус“». Ему была предъявлена твоя фотография, дорогой Гарри, вместе с этой женщиной. «Да, я утверждаю, что видел этого человека, когда он входил в номер пятьсот двадцать пятый в ночь на двадцать восьмое апреля».

— Не из-за чего было так хлопотать. Да, я трахался с твоей женой! — прервал чтение Гарри с отчаянной бравадой. — И что из этого? Не я затевал этот роман. Она ко мне сама приставала. Ну, пришлось доставить ей удовольствие. Большое ли дело! А чего ты ожидал? Ты, который уже ни на что не годен в постели!

Если бы на месте моего сына был я и в моих руках оказался пистолет, мозги Гарри уже были бы выбиты из черепа. Бешенство, которое вызывал во мне этот человек, проистекало не от одной какой-либо причины. Резоны?

Первый. Предположение, что он близок с Кассандрой.

Второй. Его наплевательское отношение к происшедшему.

Третий. Попытка уйти от ответственности, переложив вину на Кассандру. Это, видите ли, было ее желанием, ее требованием, а значит, и ее виной. А он только ублажил эту суку.

Четвертый. Оскорбление, нанесенное моему сыну обвинением в импотенции.

«Убей его!» — билась в моей голове горячая мысль.

Но реакция Макса была совершенно неожиданной. Он не поднял пистолет и не выстрелил ему в голову, а только с глубочайшим презрением (презрением!) смотрел на Гарри.

— Ирония происшедшего, — наконец процедил он, — ирония из иронии заключается в том, что я доверял тебе. Считал тебя своим другом.

— В чем сильно ошибся. — Гарри не успел договорить, как тут же понял опрометчивость своего цинизма. Ответ прозвучал самоубийственно, но он уже не мог остановиться. — Если ты ожидаешь извинений, забудь об этом.

«Он просто сошел с ума», — мелькнула у меня отчетливая мысль. И я вздрогнул, увидев смотрящее в лицо Гарри дуло пистолета. Его остановившиеся глаза казались неживыми.

— Есть только одна вещь, которой я ожидал, — выговорил Макс. — Возможности отомстить. И час мщения настал.

ГЛАВА 10

Гарри ощутимо напрягся. Смерть стояла рядом с ним, он чувствовал ее присутствие. Я видел это по его лицу.

Но Макс продолжал говорить, и это сбивало с толку.

— Ты никогда не понимал меня, не так ли? Тебе и в голову не приходило вообразить, какую уйму времени я вкладываю в свою работу? Сколько сил отдаю на то, чтобы совершенствовать приобретенный опыт?

«Что это за отступления? — недоумевал я. — Он собирается стрелять в Гарри или нет?»

Тот, я не сомневался, ломал голову над этим же соображением. Он непонимающе смотрел на Макса, ощущал витавший в воздухе запах смерти, но не понимал, когда она может его настигнуть.

— В своей области я был лучшим, — продолжал Макс, и в его словах не было похвальбы. — Как до меня лучшим был мой отец. Самым сильным из профессионалов.

Может быть, ты спросишь почему? Я тебе отвечу — потому что я видел все. ВСЕ! Суть мельчайших деталей. Суть всего происходящего.

Неким сверхъестественным образом это было подобно тому, будто я слушал самого себя. Будто я уже говорил это однажды. Макс и я, мы были очень схожи. Так же были схожи наши голоса (когда я владел своим).

И те слова, что сейчас произносил мой сын, когда-то произносил я. Не дословно, разумеется, но рассуждал я точно так же, как он.

— Да, я видел суть всех деталей, — продолжал Макс. — Я обращался к каждому из собравшихся: и к тому, кто сидел в первом ряду, и к тому, кто сидел в последнем. И говорил я с ними так, будто слова эти мне только что пришли в голову, а не повторялись со сцены в течение двадцати лет.

Боже милостивый, это было эхо моих собственных рассуждений.

— Я готовил монологи не только для публики, которая их слушала, но и для себя тоже. И я размышлял нал ними. За теми словами, которые я произносил вслух, стояли неслышные слова. И над ними я ломал голову. Это и называется деталями.

Не улыбнулся ли я? Нет, конечно, ибо я не мог этого сделать. Но в глубине души я улыбался, ибо сейчас мою озябшую душу согревало сладостное тепло воспоминаний.

Теперь Макс опустил пистолет и снова начал мерить шагами кабинет. Я видел, с каким подозрением следит за ним Гарри, и знал, о чем он думает. «Что теперь?» Этот вопрос был написан у него на лбу, и я думал о том же самом. Думал, несмотря на удовольствие, которое получал от слов своего сына.

— Детали, — повторил Макс, сделав акцентирующий жест. — Ты не должен удивлять публику по-настоящему. Ты должен удивлять ее «притворно». Публика ненавидит настоящее, подлинное удивление и непонимание, потому что это неожиданно, а значит, не может доставить удовольствия.

И снова у меня в душе родилась улыбка радости. Эти слова звучали для меня благословением, донесшимся из далекого прошлого. Я только не знал, понимает ли сам Макс, какое доставляет мне счастье.

— И это притворное удивление является чем-то совершенно другим, — продолжал Макс. — О нем объявлено в афише. О нем сказал и сам иллюзионист: «Друзья мои, сейчас я удивлю вас. Вы готовы к этому? Прошу вас, подготовьтесь. Сейчас это произойдет».

В эту минуту я уже не был тем кочаном салата, который несколько минут назад сидел в своем инвалидном кресле. Я перенесся в тот мир, который знал и любил. И перенес меня туда мой сын, мой Макс.

— Детали, — повторил он. — Выбрать помощника из публики. Добровольного. Того, кто на один вечер станет твоим ассистентом. Обязательно хорошо одетого, никаких нерях и оборванцев. Притягивающего внимание. Конечно, предпочтительно женщину. Но не слишком привлекательную, это тоже важно. Если все внимание публики будет обращено только на нее, никто не станет следить за номером.

«Ты прав, сынок, — думал я, — совершенно прав».

— Если ты выбрал мужчину, то действуй наоборот. Лучше, чтобы у него был какой-нибудь заметный изъян во внешности — косоглазие, торчащие уши, большое пузо. Что угодно. Это развлечет публику и чуть рассеет ее внимание. И нужно позаботиться об этом заранее, а не тогда, когда придет время действовать.

«Абсолютно правильно», — подумал я.

Макс заметно оживился, как оживился и я в глубине души. Его глаза заблестели, походка стала проворной, пружинистой, голос зазвучал взволнованно. Но что в этом поразительного? Разве это не его владения, которые когда-то были моими?

— Для чего нужны эти добровольцы? — словно у самого себя спрашивал Макс. Ответ был ему давно известен. — Для помощи? Для сотрудничества? Но сотрудники должны быть надежными, такими, на которых можно положиться с уверенностью.

«Каким дрянным участником номера оказался бы Гарри», — пришла мне в голову мысль.

— А если это тот человек, с собственностью которого ты намерен провести трюк? — Макс рассуждал с академической бесстрастностью. — Что это могут быть за предметы? Наручные часы? Ключи? Авторучка? На какой бы из этих предметов не нал твой выбор, все они должны обладать неким единством. Те же соображения должны руководить тобой при выборе человека, который осмотрит результаты твоего трюка. Он должен вызывать доверие публики.

«Какие замечательные уроки я ему когда-то преподал!»

Гарри напряженно смотрел, как Макс рассеянно подходит к столу и, положив на него пистолет, продолжает говорить, теперь уже жестикулируя обеими руками и снова расхаживая по кабинету.

«Как он неосторожен! — внутренне поежился я. — Что, если Гарри кинется к столу, когда Макс отойдет от него на безопасное, по понятиям Гарри, расстояние? Конечно, он способен на это. Собственно, у него и выхода другого нет».

Похоже, что Гарри уже слушал вполуха, готовясь воспользоваться первой же представившейся возможностью.

«Будь осторожнее, сынок. Не уносись далеко мыслями, не забывай о главном».

— Что же касается главной фигуры шоу, я говорю о себе, иллюзионисте, — Макс, похоже, совсем забыл о пистолете, — то тут основное правило — ни малейшего признака скованности или неуверенности в движениях кистей рук, локтей, плечевого пояса. Вся жестикуляция должна быть доведена до совершенства, выверена до мелочей.

Он изящно продемонстрировал несколько движений.

— Вектор движений. Скорость. Последовательность — ни в коем случае не больше чем одно движение за прием.

«Не забывайся, сынок, дитя мое», — отчаянно молил я.

— Время, — произнес Макс так громко, что Гарри вздрогнул. — Паузы. Отсчеты и ритм. Убрать полностью все, что может отвлечь внимание. Никаких лишних жестов. Никаких бессмысленных украшений. Никаких избыточных деталей в костюме. И всегда, подчеркиваю, всегда непременно нужно иметь запасной вариант. Нужно смотреть вперед. Не забывать о том, что номер может не выйти.

«Вполне возможно, — мелькнула у меня досадная мысль. — Например, сейчас твой агент вполне может броситься к столу и схватить пистолет».

Меня чрезвычайно тревожило, что взгляд Макса устремлен внутрь его. Я даже не был уверен, что он помнит о том, что Гарри находится в одной комнате с ним. И я прекрасно осознавал, что даже тупоголовый Гарри заметил это и держится начеку.

— Обдумывать каждую деталь, — бормотал между тем Макс (кто это говорит — Великий Делакорте, отец и сын в одном лице?). — Освещение. Музыка. Машинерия. Рабочие сцены. Постановка номера. Работа ног можно использовать пробежку, а можно — шажки, имитирующие восхождение. Одна манера для движения в глубь сцены, другая — для движения к зрителям.

Он начал демонстрацию, словно проводил мастер-класс. Смешанные чувства разрывали мне грудь. Я наслаждался, слушая его, но тревожился, что он, увлекшись, потеряет бдительность. Я видел, что Гарри сидит уже на самом краешке стула.

«О боже, дай мне голос!» — кричал мой бессильный ум, терзаемый гневом.

— Восемь позиций тела. — Макс никак не мог угомониться, все время сопровождая свои слова действиями. — Положение спиной к публике. Поворот три четверти вправо. Правый профиль. Поворот одна четверть вправо. Положение лицом к публике. Одна четверть влево. Левый профиль. Три четверти влево. И снова спиной к публике.

Гарри вздрогнул и торопливо принял прежнюю позу, когда Макс обернулся к нему. Возможно, Макс играет с ним? Если так, то он рискует больше, чем того требует осторожность.

— Шесть позиций ног.

Макс теперь прямо обращался к нему, с улыбкой продолжая демонстрацию. (Как он наслаждался своим умением!) Ступни сведены вместе, носки вперед. Либо одна ступня делает шаг вперед так, чтобы между обеими ступнями было расстояние от двенадцати до двадцати четырех дюймов. Следующая позиция — одна ступня перпендикулярна другой, причем каблук первой касается подъема второй.

Несмотря на свое замешательство, я не мог не поразиться той тщательности, с которой Макс усовершенствовал свое искусство. Даже я не заходил так далеко, должен признаться с раскаянием.

— Затем — шаг вперед, который выполняется перпендикулярно стоящей стопой, одна стопа направлена вперед, вторая — под углом сорок пять градусов к ней. Каблук второй ноги касается носка первой. Позиция аналогичная, но стоящая под углом сорок пять градусов стопа делает один шаг в том же направлении.

«Смотри же, Макс!» Мучительная тревога снедала меня. Руки Гарри были напряжены, он судорожно сжимал подлокотники кресла так, будто готовился вскочить. Как может Макс этого не видеть?

— Никогда не делать более трех шагов за один раз. — Макс явно увлекся, слова быстро слетали с его губ. — Шаги быстрые. Медленные. Торжественные. — И он продемонстрировал каждый из них с отточенной ловкостью. — Детали, детали всегда очень важны.

Гарри наклонился вперед, мускулы его заметно подрагивали.

«Он готов в любой момент кинуться вперед, — сообразил я. — Да проснись же ты, ради бога, Макс!»

— Как следует принимать аплодисменты? Никогда не выпрашивать их у публики, но никогда и не игнорировать. Чувствовать, когда следует их оборвать и когда следует дать им разлиться. Откланяться обязательно до того, как они окончательно смолкнут.

«Макс, это важнейшая информация, но разве ты не видишь, что из груди Гарри вырываются мелкие, хриплые звуки взволнованного дыхания?»

Очевидно, нет. Он продолжал говорить, явно не в силах остановиться.

— О, это целое искусство — раскланиваться перед публикой. Лицом вперед при мелких поклонах. Глаза устремлены на публику, вы никого не пропускаете.

Макс! Гарри начал приподниматься.

— Аплодисменты станут громче, если собравшиеся увидят, что вы смотрите прямо на них. — Макс по-прежнему ничего не замечал. — Кланяться по центру. Затем поклон влево. Затем поклон вправо.

Гарри не отрывал от него глаз. Мой взгляд метался от одного к другому.

— Поклон от талии — глубокий поклон — при овациях. Благодарю вас. Благодарю. Вы очень добры. — Его взгляд был устремлен прямо вперед. — Я счастлив…

Три события произошли совершенно одновременно (четыре, если считать то, как болезненно подпрыгнуло сердце у меня в груди).

Гарри вскочил со стула и бросился к столу.

Резко хлопнула входная дверь в вестибюле.

Макс заметил движение Гарри и, резко оборвав свои объяснения, схватил пистолет со стола.

Если б у меня не произошел удар много лет назад, он наверняка приключился бы в эту минуту.

Гарри застыл на месте, с ужасом взирая на моего сына.

В вестибюле зазвучали, приближаясь, шаги. Отчетливо слышалось цоканье женских каблучков.

Гарри открыл рот, готовясь закричать.

Но звук умер у него в горле, когда Макс с угрожающим выражением лица наставил на него пистолет.

— Проклятье! — всхлипнул Гарри в агонии замешательства. Следует ли, несмотря на явную угрозу, закричать с риском быть застреленным в то же мгновение?

Он не крикнул. Ему было слишком страшно.


Оба застыли на месте как вкопанные (я вообще-то застыл тоже, но это не привлекло ничьего внимания), когда дверная ручка повернулась и кто-то попытался войти в кабинет.

— Макс? — послышался удивленный голос Кассандры.

Макс не ответил и, судя по гневному взгляду и жесту в сторону Гарри, запретил ему подавать хоть малейший признак жизни.

— Отчего ты запер дверь? — спросила она.

Ответом ей было молчание. (С моей стороны тоже.)

— Что происходит? — Кассандра повысила голос, не понимая, в чем дело.

Макс откашлялся и отозвался с полной учтивостью:

— Ровным счетом ничего, дорогая. Можешь через несколько минут вернуться. Покажу тебе кое-что интересное.

Прошло несколько мгновений. Несмотря на обуревавший его страх, Гарри готов был разразиться потоком слов. И только угроза со стороны Макса помешала ему в этом.

— Хорошо, — донесся голос Кассандры под перестук ее удаляющихся шагов.

Макс улыбнулся (не хотел бы я, чтоб мне так кто-нибудь улыбался).

— Покажу тебе кое-что интересное, — повторил он, и улыбка исчезла. — Труп твоего любовника.

— Ты не застрелишь меня. Бравада в голосе Гарри звучала неубедительно.

— Не застрелю? — с видимым удивлением переспросил Макс. — Почему же не…

Он оборвал себя на полуслове, увидев, что взгляд Гарри метнулся к высокому панорамному окну. Мой взгляд был устремлен туда же — единственная часть моего существа, которая могла куда-то устремиться. Макс резко обернулся.

У окна стояла Кассандра. Она напряженно вглядывалась внутрь кабинета, и на лице ее застыло выражение испуга.

Вдруг она повернулась и исчезла из виду.

«Побежала звонить в полицию? — подумал я. — Или за своим собственным пистолетом?»

Макс обернулся к агенту.

— Итак, дорогой Гарольд, — произнес он звучно, — твой смертный час пробил.

— Она же вызовет полицию, — промямлил Гарри.

— Шерифа, — поправил его Макс. — Но я лично сомневаюсь в этом. Зачем бы ей делать это? В заботе о тебе? Ей нет до тебя дела. Ты, как и я, был для этой женщины всего лишь ступенью ее карьерной лестницы. Или я должен сказать — ступенью лестницы к ее ложу?

Он прицелился в Гарри.

— Макс, не делай этого, — молил Гарри.

Входная дверь громко закрылась. Стук каблуков Кассандры отметил ее путь через вестибюль. Затем послышался удар — она всем телом навалилась на дверь.

— Макс! — раздался ее крик.

— Прощай, мой старый друг, — произнес Макс и выстрелил.

ГЛАВА 11

Я издал страшный крик. Мысленно, разумеется, поскольку оставался все той же бессловесной тыквой.

Но крик вырвался у Гарри, когда он с невыразимым изумлением увидел, что кровь струей хлещет на его рубашку. Пошатнувшись, он потерял равновесие и рухнул на пол.

— Макс! — закричала Кассандра.

Слышно было, как она опять ударила в дверь всем корпусом. Но Макс невозмутимо продолжал глядеть на Гарри.

Тот лежал, скорчившись, на полу и не сводил глаз с залитой кровью рубашки. Его можно было принять за мертвеца, настолько неподвижным он оставался.

Гарри был жив. В состоянии шока, возможно, ошеломленный случившимся, тем не менее живой.

— Выстрел был холостым, — равнодушно проинформировал его Макс. — Восковая пуля. Для большего сходства я натер воск графитом.

Затем поднял левую руку, чтоб ее увидел Гарри, и выставил вверх большой палец.

— И залил в середину кровь, взятую из этого самого пальца.

Однако веселье полностью отсутствовало и в его голосе, и в его улыбке.

— Пуля в другом пистолете была настоящей, — продолжал он, — чтобы ввести тебя в заблуждение. Ты же знаешь, как мне по душе такого рода проказы. Именно этим я и занимаюсь на сцене.

И он подмигнул мне.

Я не ответил. И не стал бы этого делать, даже если бы смог. Мое сердце сделано не из стали, знаете ли.

— Надеюсь, я не слишком сильно напугал тебя в этот раз, padre. Он словно читал мои мысли.

Гарри по-прежнему не произносил ни слова. Ничего не понимающим взглядом смотрел он на Макса. У меня мелькнула мысль о том, что его сердце, пожалуй, тоже подвергается опасному риску и что «проказа» Макса вполне могла его прикончить.

Между тем Кассандра продолжала колотить в дверь и взывать к Максу. Сначала просто выкрикивала его имя, но потом добавила: «Открой же мне дверь, Макс».

Он подошел к письменному столу, бросил разряженный пистолет и нажал скрытую кнопку.

Запирающий механизм сработал, защелка с легким стуком отпрыгнула в сторону, и дверь распахнулась. В кабинет влетела Кассандра.

— Какого черта ты тут?.. — начала было она разгневанно.

Но, пораженная, умолкла, заметив Гарри, лежащего на полу в залитой кровью рубашке.

— Господи, что это? — еле выговорила она и подбежала к нему.

Опустившись на колени, она бросила взгляд на его грудь и сильно вздрогнула.

— Господи, какой ужас, — повторила она.

— Порядок, — слабо пробормотал Гарри, едва найдя силы произнести эти слова. — Со мной все в порядке.

— В порядке? — Она недоверчиво уставилась на него. — Что ты имеешь в виду?

— Виски, — не ответив, попросил ее Гарри.

— Что тут произошло?

— Виски. Принеси же мне хоть каплю виски! — резко повторил свою просьбу Гарри.

— Сейчас.

Она с трудом встала с колен и направилась к бару, с опаской взглянув на Макса. Тот сидел на краешке стола, спокойно наблюдая за происходящим. С тем же спокойствием наблюдал и я, но мое состояние было последствием удара. Бог знает, что лежало за спокойствием моего сына.

Гарри снова опустил глаза на залитую кровью рубашку. Видно, это зрелище пугало его.

— Иисусе Христе! — тихо выговорил он.

Трясущейся рукой достал из кармана пиджака носовой платок и попытался промокнуть пятна крови.

— Что ты устроил? — Кассандра в первый раз обратилась к Максу.

Но ее вопрос повис в воздухе. Макс спокойно покачивал ногой, продолжая сидеть как ни в чем не бывало.

«Что у него на уме?» — напряженно думал я.

Кассандра налила в стаканчик шотландского виски и отошла от бара. Вернувшись к Гарри, опять опустилась рядом с ним на колени. Он поспешно взял из ее пальцев стакан и одним глотком выпил половину, закашлялся было, глаза его налились влагой, дыхание пресеклось. Отдышавшись, он допил остальное и конвульсивно вздрогнул.

— Ты сможешь встать на ноги? — спросила его Кассандра.

Чуть заметным движением головы он дал понять, что сможет. Поставив стакан на пол, он попытался подняться, опершись на руки, но ладони разъехались и он упал.

Скривив лицо, Гарри перекатился вправо и попытался встать на колени.

— Черт подери, — пробормотал он.

Кассандра помогала ему подняться. Пошатываясь, он наконец встал, лицо его сохраняло отсутствующее выражение.

— Что? — прошептал он.

Неожиданно ноги его ослабли, и он упал на одно колено, Кассандра не смогла его удержать. Он испуганно глянул на собственные ноги и вздрогнул.

— Что с тобой? — спросила Кассандра.

— Я не… — Его голос смолк. Гарри потерял равновесие и завалился набок, закричав от боли, когда его левый локоть с размаху ударился о твердые доски пола, приняв на себя вес всего тела.

Он перекатился на спину, сжимая локоть и бессмысленно глядя перед собой.

— Что с тобой случилось? — вскричала Кассандра. Она встала на колени и начала поднимать Гарри.

Ей это не удалось, казалось, что ни один мускул не повинуется его воле. Пораженный, я стал понимать, что случилось.

До Кассандры тоже стал доходить смысл происшедшего, и она обвиняюще взглянула на Макса.

— Я спрашиваю, что ты с ним сделал? — низким дрожащим голосом требовательно спросила она.

— Почти ничего, — охотно ответил Макс. — Но он действительно умирает. Вот и все.

«Ох, Макс, — с ужасом подумал я. — Что ты натворил, сын!»

Гарри был не в состоянии говорить. Попытался сесть, но не смог. Его тело стало мертвым грузом, бессильным и не подчинявшимся приказам мозга.

— Что ты с ним сделал? — выкрикнула Кассандра.

Макс улыбнулся.

— Какая славная ирония заключена в твоем вопросе, — заметил он. — Ты даже сама не знаешь об этом. Я не сделал ему ничего.

И в ту же минуту улыбка исчезла с его лица, которое превратилось в живую маску мщения.

— Это сделала ты!

И снова улыбка — теперь она казалась страшной — сопровождала его слова.

— А он, он попросил тебя об этом, — договорил Макс.

Его взгляд был устремлен на пустой стакан из-под виски, стоявший на полу.

— Все как надо.

Кассандра пыталась помочь Гарри подняться.

— Я отвезу тебя к доктору, — пробормотала она.

— Ты привезешь в город труп, только и всего, — усмехнулся Макс.

Не веря своим ушам, она взглянула на него.

— Какой ты мерзавец, — с отвращением выговорила она. — Какой отъявленный мерзавец.

Убедившись, что поднять Гарри не удастся, Кассандра резко вскочила на ноги и устремилась в вестибюль.

Макс прыгнул вперед и схватил со стола пульт.

«Боже, неужели еще не все?» — с ужасом подумал я. (О, как же мало я знал.)

Дверь затворилась, и замок защелкнулся.

Кассандра замерла перед ней, попыталась открыть, в бешенстве обернулась и уставилась на Макса.

— А теперь… — начал тот.

Соскользнув со стола, он обошел его и направился к полке над камином. Снял со стены африканскую трубку для стрел.

— Теперь coup de main,[9] — закончил он начатую фразу. — Сюрприз!

Он поднес трубочку к губам и прицелился в Кассандру.

Та отпрянула к двери и прижалась к притолоке с выражением ужаса на лице.

И тут Макс дунул в трубку, Кассандра вздрогнула, испустила жалобный вздох (внутренне я сделал то же самое) и опустила глаза вниз.

Маленькая оперенная стрела торчала над ее правой грудью.

С болезненным стоном она выдернула стрелу и, не веря своим глазам, уставилась на нее. Но слабость овладела ею, стрела выпала из пальцев и, спланировав, неслышно опустилась на пол. Тут же рухнула на пол и Кассандра.

«Ты решил покончить с обоими?» — в ужасе обратился я мысленно к Максу.

Тот бесстрастно вернул трубочку на место и обернулся к Кассандре.

— Я решил прикончить вас обоих, — сообщил он ей, — задумав сначала припугнуть Гарри, конечно. Этого требовало все мое существо. Обоих и в один и тот же момент. Момент искупления и отмщения.

Его голос пресекся. Макс не выглядел ни мстителем, ни тем более искупителем. Это было самое страдающее создание на свете.

— Момент трагический, — с трудом договорил он.

Кассандра попыталась подняться, но не смогла.

Будто все ее кости расплавились, а тело перестало повиноваться. Она подползла к двери и рухнула на пол бесформенной грудой. Глаза ее были распахнуты, рот приоткрыт. Жуткое зрелище. Несмотря на обуревавшие меня чувства, не пожелал бы я ей такого конца.

Со стороны Гарри послышалось едва заметное движение, и мы оба — Макс и я — устремили туда наши взгляды.

Макс отошел от камина и направился к тому месту, где лежал, борясь за каждый вздох, мучительно извиваясь всем телом, его бывший агент. Глаза Гарри, как и у Кассандры, были отчаянно распахнуты.

— Итак, дорогой друг… — безжалостно начал Макс.

Гарри попытался приподнять голову, но не смог и продолжал лежать, бессмысленно глядя перед собой. Затем голова его со стуком упала на пол, глаза закрылись.

Макс присел рядом и приложил ухо к его груди. Удовлетворенный, выпрямился и подошел к Кассандре. Ей за это время удалось принять сидячее положение, и теперь она полулежала, прислонившись к двери. Глаза ее были закрыты.

Он присел перед ней и приложил руку к левой груди. Прислушался.

— Кончено, — тихо выговорил он. — С ними покончено.

Быстро выпрямившись, с угрюмым выражением лица он вернулся к письменному столу. Взял в руку пульт, нажал кнопку, и дверь отворилась.

Затем Макс вернулся к двери, ухватил Кассандру за руки и отволок ее тело в сторону от двери. После этого направился ко мне.

— Отец, с нас на сегодня хватит, а?

Видел ли он боль, застывшую в моих глазах? Должно быть видел, поскольку сказал:

— Знаю, это было ужасно. — Он положил руку мне на плечо и тихонько его сжал. — Но это было необходимо.

Макс стал подталкивать мое кресло к двери.

— Пойдем-ка, я тебя переодену и немного почищу. А позавтракать ты еще не расположен?

Тон его был сугубо деловым, отчего я почувствовал еще больший страх.

За мгновение до того, как он отворил дверь, далеко на горизонте вспыхнула молния, осветив сумрачную комнату.

— Надвигается буря, — безразлично промолвил Макс.

Мог ли я знать, что буря, обрушившаяся на мой дом, еще только начинается?

СЛЕДИТЕ ЗА РУКАМИ

ГЛАВА 12

Сын вкатил мое кресло в лифт и отвез меня в комнату. Там он меня бережно раздел, протер мое сморщенное, изможденное тело губкой и переодел.

Производя все эти действия, он не проронил ни единого звука. Я же неотрывно смотрел ему в лицо, надеясь, что он сумеет прочесть вопрос, горевший в моих глазах: «За что?»

Сын наверняка увидел этот вопрос, при его-то внимательности ко мне и моим нуждам, но не стал отвечать на него, оставив меня в мучительном недоумении.

«Два убийства! Зачем ты сделал это?»

Он накормил меня. При этом я сам себе напоминал малое дитя — салфетка вокруг шеи, ложка под подбородком, чтобы ловить струйки, текущие изо рта.

Все это Макс проделал без единого слова, храня непроницаемое выражение лица. Даже я, который знал его в течение всей жизни, ничего не мог понять по его лицу.

Лишь когда я закончил есть, сын заговорил:

— Могу я попросить тебя побыть недолго на кухне? Скоро вернусь!

Он поцеловал меня в щеку и вышел.

Мне показалось, я ощущаю какое-то жжение в уголках глаз. Не было ли это подступающими слезами, о которых я давно уже забыл?

Почему Макс совершил эти страшные поступки? Была ли жажда мести столь жгучей, что он вынужден был убить и Гарри, и Кассандру?

Мне трудно было в это поверить. Он никогда не проявлял склонности к насилию, насколько я могу знать, конечно. По отношению ко мне всегда был заботливым и любящим сыном.

В таком случае — почему?

Так я и сидел на кухне, в полном одиночестве, вымытый, накормленный, переодетый в чистое белье — беспомощное дитя. Но мой разум лихорадочно работал, страдая и изумляясь.


Как долго мне пришлось ожидать его возвращения? По моим оценкам, примерно полчаса. Возможно, немного больше.

Когда Макс вернулся, он, ни словом не объяснив, что намерен делать, покатил мое кресло обратно в Палату Волхвований, установил его в обычном месте, потрепал меня по плечу и наконец произнес:

— Отец, со временем ты все поймешь. Обязательно. Я так надеюсь, padre.

С этими словами он оставил меня снова одного. И опять я, как и до происшедшей трагедии, сидел в том же углу и размышлял.

Я ухитрился бросить взгляд на часы. Было четырнадцать тридцать три. На далеком небосклоне сверкали молнии, изредка раскатывался сопровождавший их удар грома, его звук становился все ближе и ближе. Ураган приближался.

Я оглядел комнату. Все оставалось по-прежнему, за исключением деталей. Пятна крови на полу тщательно смыты. Осколки фарфоровой вазы выметены. Флакон, из которого Макс вытряхнул таблетки, убран, возможно, возвращен в тот же ящик стола, где его хранили до того. Африканская трубка для стрел еще на моих глазах была повешена обратно на стену над каминной полкой. Оба дуэльных пистолета также возвратились на свои обычные места Арабский кинжал лежал, как и раньше, на письменном столе.

Но в кабинете кое-что изменилось.

Стоявшее на стойке бара серебряное ведерце наполнилось ледяными кубиками. Из него выглядывало горлышко бутылки «Дом Периньон». Старинный глобус покрылся алым шелковым платком. Сундук, стоявший подле гильотины, и египетский саркофаг были закрыты.

Лишь одна ужасная подробность нарушала привычный порядок: в том же положении — изломанное, бессильное — лежало тело Кассандры Делакорте.


Вот уж это я совершенно отказывался понять. Мой ум не мог вместить подобной жестокости и понять ее причины. Представшая моим глазам картина заставляла недоумевать.

Зачем, совершив двойное убийство, прятать один труп, маскировать все улики преступления и оставлять на виду второй труп? Такие действия не имели смысла.

Но оказалось — как в очень немногом из того, что уже случилось в тот день и что должно было случиться еще, — смысл в этом все-таки был.

В тот момент — бывший полнейшей для меня неожиданностью — абсурду пришел конец.

В вестибюле зазвонил колокольчик входной двери. Мне показалось, что в доме никого нет.

«Где Макс?» — подумал я.

Колокольчик задребезжал снова. И опять никакого ответа.

Затем, как будто стоявший за дверью счел, что звонил недостаточно громко, раздался громкий стук. И снова нет ответа.

Стук стал еще громче. Вот он уже превратился в громыхание. Отзовется ли кто-либо в доме?

Мои нервы (по крайней мере, то немногое, что от них осталось) не выдержали, когда вдруг труп Кассандры, вернее, то, что я считал трупом, зашевелился.

Глаза мои метались из стороны в сторону. Ее правая рука ожила и скользнула по полу.

«Следи внимательно за тем, что происходит», — приказал мне разум.

Громыхание у входной двери неожиданно прекратилось. Кассандра тихо застонала и слегка повернула голову.

Мои глаза снова забегали по сторонам. (Поверьте, уж они-то потрудились в тот день как никогда прежде.)

Снаружи у окна появился какой-то человек. На вид ему было лет за пятьдесят, плотный, крепкий мужчина в шляпе. Одет он был в форму местного полицейского управления. Пистолет в кобуре болтался у пояса, охватывавшего необъятную талию.

Полицейский заглянул в комнату, прикрыв ладонью глаза. В первое мгновение крупные черты его лица выражали лишь любопытство. Но вот он вздрогнул (даже рот изумленно приоткрылся), когда разглядел тело Кассандры. Он немедленно бросился обратно к двери.

Кассандра приоткрыла глаза. Смятение охватило мой разум. Она не только не умерла, но даже цела и невредима, насколько я могу видеть. Женщина осторожно приподнялась, опираясь на локоть.

Как раз в эту секунду входная дверь распахнулась от такого сильного удара, что даже стены вестибюля содрогнулись. Раскат громких шагов прокатился по первому этажу.

Кассандра тревожно вздрогнула, когда дверь в кабинет открылась и крупный мужчина стремительно вошел в помещение, подбежал к ней и опустился на колени.

Она в полном недоумении смотрела на него, а он довольно неловко помогал ей принять сидячее положение.

— Кто вы? — вырвался у нее вопрос.

Я заметил, что ее голос звучит чуть хрипло, она даже запиналась, произнося слова. «Последствия незначительного отравления», — решил я.

— Осторожней, — вместо ответа попросил мужчина.

Он помог Кассандре подняться на ноги. Она с трудом сохраняла равновесие и едва могла фокусировать зрение.

— Осторожней, прошу вас, — снова попросил мужчина.

— Но кто вы? — настойчиво повторила она.

— Шериф Плум, — был ответ.

— Плум? — Она несколько мгновений изучала его лицо, затем попыталась отстраниться от его рук, но пошатнулась.

Шериф тут же подхватил ее.

— Я же сказал, будьте осторожней.

Она прикрыла глаза, гримаса исказила ее черты. Кассандра явно пыталась обрести контроль над собой. Сглотнула, и чуть слышный стон донесся из ее пересохшего горла.

Несколько придя в себя, она проковыляла к бару и чуть не упала, успев вовремя ухватиться за стойку. Обретя равновесие, изумленно воззрилась на бутылку охлаждающегося шампанского, явно не понимая, откуда она тут взялась. Покачав головой, двинулась в обход бара, не отрывая руки от стойки, чтобы не упасть.

Добравшись таким манером до раковины, повернула кран, и струя холодной воды ударила в стальную поверхность. Придерживаясь левой рукой за край раковины, Кассандра сложила в горсть пальцы правой и, зачерпнув воды, принялась мыть лицо.

В эту минуту шериф Плум, озиравший комнату, заметил мое присутствие.

— Господи, кто это? — испуганно спросил он.

Кассандра — с ее лица капала вода — оглянулась.

— Добрый день, — приветствовал меня шериф.

— Он не говорит, — сообщила ему Кассандра. — Это овощ.

(Что я вам говорил?)

— Овощ? — Голос шерифа был полон удивления.

— Много лет назад с ним случился удар. — Кассандра давала объяснения все еще запинающимся голосом. — Не говорит, не шевелится. Не обращайте на него внимания.

Довольно точно обрисовано мое положение.

— Но…

Шериф оставил меня и обратил все внимание на Кассандру, которая в этот момент вытирала лицо полотенцем, висевшим подле раковины.

— Что здесь произошло? — спросил он.

Кассандра глянула на шерифа и, отвернувшись от раковины, принялась медленно осматривать кабинет.

То, что попадало в поле зрения, озадачивало ее все больше и больше. Она потерла рукой лоб, будто пытаясь прояснить мысли. Пробежала обеими ладонями по телу, будто хотела убедиться в том, что это тело по-прежнему принадлежит ей.

— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался шериф.

Кассандра глянула на него недоумевающе.

— Откуда вы взялись? — спросила она.

— Что? — Ее вопрос привел его в немалое удивление.

Она повторила его более требовательным тоном.

— Из города. — Шериф выглядел совершенно озадаченным.

— Я хочу знать, — на ее лице мелькнула нетерпеливая гримаска, — кто вас сюда впустил?

Этот вопрос поверг его в еще большее замешательство, чем первый.

— Меня никто сюда не впускал. Передняя дверь была открыта. Я вошел потому, что увидел вас лежащей на полу и подумал, что вас-то и убили.

Он замолчал, будто непонимание парализовало его речь.

— Кого же тут убили, а? — спросил наконец он.

ГЛАВА 13

Кассандра ответила не сразу. Она пристально смотрела шерифу в лицо, но взгляд у нее был совершенно отсутствующий.

Наконец она спросила:

— Откуда вы узнали об этом?

— Кто-то позвонил по телефону в полицейское управление.

— Звонили в полицейское управление? — переспросила Кассандра, явно ничего не понимая. (Я понимал еще меньше.)

— Да, и…

Она резко прервала его.

— Агент моего мужа, — объявила она уверенно.

— Агент вашего мужа звонил в управление? — переспросил шериф.

— Нет! — В волнении она повысила голос. — Тот человек, которого здесь убили, это агент моего мужа.

— Тот, которого… — Шериф умолк, с любопытством глядя на Кассандру.

Она начала ходить взад и вперед по кабинету, время от времени встряхивая головой и болезненно помигивая.

— Не хотите ли вы, чтобы я вызвал «скорую помощь»?

Кассандра застыла на месте, явно в нерешительности, и повернулась к нему лицом.

— И сделал это мой муж, — все-таки договорила она.

— Ваш муж?..

— Да, это сделал мой муж.

Шериф продолжал смотреть на нее, будто ничего не понимая.

— Вы слышали, что я сказала? — требовательно обратилась к нему Кассандра.

— Да, слышал. Вы сказали…

И он снова замолчал на полуслове, будто не решаясь повторить обвинение.

Кассандра скрипнула зубами. Когда ей случалось приходить в злое волнение, у нее появлялась такая привычка.

— Мой муж убил своего агента, — произнесла она почти по слогам, подчеркивая каждое слово.

Глаза Плума сузились.

— Вы можете засвидетельствовать это?

— Конечно могу! Почему же нет?

Внезапно Кассандра замолкла и оглядела кабинет.

— Хотя нет, подождите, — запинаясь, произнесла она, будто какая-то новая мысль пришла ей в голову. — Он не стал бы этого делать. Это лишено всякого смысла.

Шериф, очевидно, находился в таком же тупике, что и я, с той лишь разницей, что он сохранил дар речи.

— Что не имеет смысла? — спросил он осторожно.

Кассандра отбросила последние сомнения, на лице ее отобразилась злая решимость.

— Я требую, чтобы вы арестовали моего мужа, — продолжила она. — Я могу подтвердить то, что видела своими глазами.

Выражение лица Плума отнюдь не говорило о том, что его осенила какая-либо отчетливая мысль.

— А что вы видели?

«О, дубина деревенская», — произнес я про себя.

— То, о чем я вам только что рассказала, — огрызнулась Кассандра, снова скрипнув зубами. — Я видела, как мой муж убил своего агента. Он отравил его!

— Отравил? — Испуг и недоумение Плума возрастали.

Очевидно, он мог успешно переваривать лишь небольшие отрывки сведений. Его следовало кормить ими по чайной ложке. Мне это было знакомо.

— Да! — рявкнула Кассандра. — Да! Да! Арестуйте его, и я дам свидетельские показания против него.

— Относительно чего? — Усилия шерифа осмыслить происходящее были очевидны.

«Кто мог назначить шерифом этого идиота?» — поразился я.

— Вы все еще ничего не поняли? — Она просто не могла поверить в такую тупость.

Оскорбительность ее тона рассердила его.

— Я собирался выяснить как это произошло, — ответил он резко. — Где, когда. И если вы имеете какие-либо предположения на этот счет, то — почему.

Но эти требовательные вопросы привели Кассандру в замешательство. Их было слишком много. Она растерянно покачала головой, направилась к бару, захватив полную пригоршню колотого льда. Чуть-чуть помассировала льдом лоб, словно стараясь вернуть ясность мыслям и охладить снедавшую ее тревогу.

Плум и я за ней наблюдали. Не знаю, о чем думал достойный шериф, но лично я пытался разгадать загадку: почему Макс совершил убийство (как я теперь понял, одного человека), затем уведомил о нем закон и привел в дом его представителя.

Мне пришлось предположить, что это было сделано им, чтобы принять расплату за свое преступление. Мальчик мой, как же я ошибался!


Немного придя в себя, Кассандра высыпала лед обратно, поды шала на ладонь, чтобы согреть ее, и повернулась к шерифу.

— Прошу извинить меня, очевидно, я все еще нахожусь под действием какого-то наркотика.

— Наркотика? — эхом отозвался шериф, озабоченный еще более.

Она не смогла удержаться от колкости (на ее месте я бы тоже не удержался):

— А вы думали, я прилегла на пол, чтобы вздремнуть полчасика?

— Послушайте, я не потерплю… — Шериф выглядел в высшей степени обиженным.

— Ладно, извините меня и забудьте о моей дерзости. Повторяю еще раз: я требую, чтобы вы арестовали моего мужа за убийство его агента.

— Где это случилось?

— В этой самой комнате.

Он пристально смотрел на нее, тяжело размышляя, чем сильно напомнил мне известное жвачное животное.

— Агент моего мужа сидел вон там, на полу. Я решила было, что его застрелили…

Но тут она оборвала себя и поморщилась.

— Я не то говорю. Выбросьте мои слова из головы. Это не важно.

— Не важно? — Плум выглядел донельзя шокированным.

— Я вам позже объясню, — неловко сказала она. — Суть в том, что агент мужа сидел там, на полу, когда я принесла ему стакан виски. Он попросил меня об этом.

— Погодите секунду, — вмешался Плум. — Вы принесли ему виски? Мне показалось, что вы сказали…

— Я же не знала, что оно отравлено! — вскричала она. — Теперь мне ясно, что муж отравил виски! Его агент был страшно расстроен тем, что произошло, — попозже я вам объясню, — и попросил у меня виски! — Она не давала Плуму возразить. — Я понятия не имела, что оно отравлено.

Шериф многозначительно потер подбородок. Выражение его лица ясно говорило о его полном непонимании ситуации.

— Теперь вам что-нибудь ясно? — спросила Кассандра, разрываясь между презрением к нему и желанием объясниться.

— Послушайте… — начал было он.

Но она не выдержала и разразилась потоком слов.

— Вы спросили, где это произошло? В этой комнате. Когда это произошло? — Она бросила быстрый взгляд на свои наручные часы и снова беспомощно прищурилась, пытаясь разглядеть крохотные цифры. — Примерно два часа назад. Почему это случилось?

— Два часа назад? — В голосе шерифа звучало безмерное удивление. — Почему мне не сообщили об этом раньше?

— Я была без сознания!

— А кто тот человек, который мне звонил?

— Понятия не имею, кто вам звонил! Должно быть, это сделал мой муж, только не понимаю зачем.

«Этот вопрос интересует и меня», — подумал я.

Голос Кассандры сорвался, и Плум нашел нужным успокоить ее.

— Не волнуйтесь так.

— Как я могу не волноваться, когда мой собственный муж оказывается убийцей? — вскричала она.

— Ладно, ладно, — увещевал ее шериф. — Давайте вернемся к доказательствам происшедшего.

Он круговым жестом обвел комнату.

— Где находились вы, когда все это произошло?

— Лежала на полу, вон там, — ответила она, делая жест по направлению к двери в кабинет.

Плум смущенно мигнул, будто признавая, что данное уточнение не внесло ясности. Но он должен был продолжать.

— А почему вы… вы… почему вы там лежали?

Кассандра тяжело вздохнула. Она явно не видела конца его беспомощным вопросам. Я тоже. Но разве это дело не требовало осторожного и вдумчивого подхода?

— Потому что в меня стреляли, — сообщила она шерифу.

Увидев, что его глаза выражают полнейшее изумление, Кассандра быстро добавила:

— Не из ружья! Из трубки!

Шериф был на грани удара.

— Гос-споди, — прошипела она.

Но, стараясь сдерживаться, указала на каминную полку.

— Видите, там на стене, над камином, висит африканская трубка?

Шериф Плум медленно перевел взгляд в том направлении, куда ему указывали. На лице его не отразилось ни малейшего понимания.

— Я про ту штуку, которая на стенке. Видите? Между двумя дуэльными пистолетами? — объясняла она.

— Между пистолетами? Между какими пистолетами? — пробормотал он без малейшего понимания в глазах.

— Вон ту длинную штуку видите? — Ее голос уже звенел от злости. — Похожая на трубку? На де-ре-вян-ную труб-ку?

— А-а, да! Трубка!

— Слава богу, — прошептала Кассандра.

— Знаете ли, мадам, вы себе позволяете… — обиженно начал он.

— Вот из нее я и была застрелена, — устало объяснила она, не дав ему продолжить. — В этой трубке была отравленная стрела. Хотя нет, нет. Это не так. Яда там не было! — отчаянно выкрикнула она, видя, что новая волна непонимания отразилась у него на лице. — Это был не яд, раз я осталась жива. Это было что-то типа наркотика. Оно парализовало меня сначала. Потому-то я и…

Кассандра замолчала, глядя в его ошарашенное лицо.

«Местные представители власти находятся на очень низкой ступени развития», — меланхолично подумал я.

— Кажется, это никогда не кончится, — еле слышно прошептала она.

Вы знаете, сколь мало уважения я испытываю к этой женщине. Лишь непроходимая тупость этого несчастного Плума вызвала у меня сочувствие к Кассандре.

Она молча следила, как шериф подошел к камину и осторожно взял в руки трубку, подошел с ней к окну, заглянул внутрь.

— Она пустая. Здесь нет никакой стрелы, — объявил он.

— Вы что, подумали, что муж потом запихнул ее обратно?

— Миссис Делакорте, вы меня так сильно озадачили, что я не могу сразу все это переварить. — В его тоне отчетливо слышались сердитые нотки. — Давайте стараться быть повежливее.

«Может, у него и есть капля мозгов, — подумал я, — только она глубоко спрятана».

— Вы правы, извините меня, — покаянно произнесла Кассандра. — Это оттого, что я сильно расстроена.

— Конечно, вы расстроены. — Плум глубокомысленно кивнул. — Очень понимаю. В вас был произведен выстрел из этой трубочки, что висела там на стенке, так? Я правильно вас понял?

— Совершенно правильно. — Она следила глазами за тем, как он вешает трубку на ее место над камином.

— Вот мы кое-что и уяснили, — удовлетворенно сказал он.

Я видел, как Кассандра возвела очи горе, пока шериф на нее не смотрел.

— Где у вас рана? — деловым тоном спросил он.

— Это так важно?

— Э, да. Я должен все знать.

— Рана здесь. — Она указала пальцем на свою правую грудь.

Я видел смущение на лице шерифа, когда он смотрел на пышный бюст моей невестки. Смущенно сглотнул:

— Вам еще повезло, что она в глаз не попала.

Кассандра предпочла промолчать. Что тут можно было сказать? «Вы непроходимо глупы, шериф»?

— И это он сделал, ну, выстрелил той стрелой, ваш муж в вас?

— Да! Да! Чтоб не дать мне выбежать отсюда, после того как он отравил Гарри.

Она замолчала, увидев, что Плум предостерегающе поднял руку, как будто останавливая поток информации.

— Гарри? Какой Гарри? — спросил он.

— Агент моего мужа, — отчеканивая каждое слово, ответила Кассандра.

— Вы мне не говорили, что его звали Гарри.

— Ах да. Действительно. Извините.

— Пожалуйста. Давайте-ка еще раз проясним это дело.

Я не сомневаюсь, что он тоже услышал подавленный стон, но предпочел сделать вид, что не заметил его.

— Гарри сидел на полу там. Вы дали ему отравленное виски. Так? И он сразу умер?

— Нет. Не сразу. Сначала я пыталась помочь ему подняться на ноги, хотела отвезти его в больницу. Но он уже не владел своим телом.

— Понятно. — Плум кивнул. — Вот мы все и выяснили.

В эту минуту мне показалось, что я тоже едва слышно простонал вместе с Кассандрой. Этот человек мог кого угодно вывести из терпения.

— Вы попытались оставить комнату, так?

— Чтобы позвонить в полицию, — прервала она его.

— Так это вы позвонили в полицейское управление?

— Нет! — выкрикнула она с остервенением. — Я же сказала — пыталась! Но мне это не удалось, так как муж выстрелил в меня той стрелой!

— И попал прямо в вас. И стрела вас парализовала.

— Да. И я упала.

— И увидели, что этот Гарри…

— Кендал. Гарри Кендал.

— Понятно, Гарри Кендал. — Он с понимающим видом кивнул. — Вот теперь я ясно представляю всю картину.

Как обычно любил говорить Гарри: «О Господи, Иисусе Христе!»

— Вы увидели, что этот Гарри Кендал умер, прежде чем вы потеряли сознание?

— Да!

— Хорошо. — Жестом он постарался успокоить ее. — Теперь все понимаю. И тут же нахмурился.

— Кроме одного…

Разочарование мелькнуло у нее на лице.

— Вы же мне сказали, что этот Гарри Кендал был застрелен?

— Ох! — Она кивнула. — Да. Думаю, что мой муж пытался припугнуть Гарри Кендала…

— Припугнуть?

— Я же сказала «думаю»! Наверное, так и было, для чего он и использовал эти пистолеты.

— Но…

— Дайте же мне договорить. Но пистолет не был заряжен настоящей пулей. В нем был пыж, может быть, пуля из воска. Ну, фокус такой.

— Понимаю, — протянул шериф. — А зачем он это сделал?

— Я же сказала, чтоб припугнуть Гарри.

В голосе Плума неожиданно зазвучали нотки понимания, когда он спросил:

— А зачем ваш муж хотел припугнуть этого Гарри Кендала? Скажите, миссис Делакорте.

ГЛАВА 14

Кассандра ответила не сразу. Собственный голос на мгновение изменил ей. Но после паузы она сказала:

— Мне это неизвестно.

Конечно, она прекрасно это знала. Мы оба знали. Но она явно не хотела посвящать шерифа в свои дела.

— Даже понятия не имеете? — переспросил Плум.

Звучало так, будто он подозревал правду, хоть, конечно, этого не могло быть.

Кассандра попыталась уклониться от прямого ответа.

— Но послушайте, какое это имеет сейчас значение? — Она перешла в атаку. — Мой муж убил своего агента. Арестуйте же его!

— Прошу вас позволить мне решить, что имеет значение, а что — нет.

Она испустила глубокий вздох. Очень глубокий.

— Ладно, — произнес шериф и огляделся. — Где сейчас находится ваш муж? Я бы хотел с ним побеседовать.

— Побеседовать? — Кассандра выглядела оскорбленной. — О чем вы можете хотеть с ним беседовать? Он убил Гарри Кендала. Все. Точка.

— Миссис Делакорте, подобные дела должны рассматриваться в определенном порядке. Я не могу арестовать человека только потому…

— …что какая-то глупая женщина утверждает, будто он кого-то убил? — оборвала она его холодным тоном.

— Я не это хотел сказать.

Плум надул щеки и стал постепенно выпускать изо рта воздух.

— Допустим, что вы сказали правду… — начал он рассуждать вслух.

— Допустим? — яростно возопила она.

— Имеете ли вы представление, где сейчас может находиться тело этого агента? — уверенно закончил он.

Кассандра была сбита с толку. Как и я. Этот вопрос нам до сих пор не приходил в голову.

— Нет, не имею. Она отвечала так, что было ясно, эта мысль тоже впервые пришла ей в голову. — Не знаю. Я только что…

Она сердито замолчала, потом продолжила:

— Откуда это может быть мне известно? Я была без сознания.

Ее переход в наступление ничуть не смутил шерифа.

— Предположим, — отвечал он. — В таком случае откуда нам лучше начать поиски? Поиски тела, — подчеркнул он.

Кассандра собралась было ответить, но передумала и, шагнув назад, прищурилась и огляделась.

По мере того как ее глаза скользили по кабинету, на лице ее отразилось недоумение. Мне стало интересно, о чем она думает.

Плум также явно выглядел заинтересованным.

— Почему вы так оглядываетесь? — последовал его вопрос.

Она не отвечала, ее глаза пристально рассматривали каждый предмет обстановки.

— Миссис Делакорте?

— Не могу поверить… — начала она.

В этот момент прозвучал грохот грома, и она сильно вздрогнула.

Теперь Плум с таким же интересом оглядывал комнату. Даже я последовал за ним глазами. По мере своих возможностей, конечно, я ведь не игуана, каждый глаз которой имеет обзор в сто восемьдесят градусов.

— О чем вы сейчас думаете? Предполагаете, что тело может находиться в этой самой комнате? — спросил шериф.

Он бросил взгляд на одну из стен.

— Помещение это оборудовано подвижными панелями или чем-нибудь в этом роде?

— Но это было бы бессмысленно, — пробормотала Кассандра, словно размышляя вслух.

Ее взгляд остановился на Плуме.

— Что? — спросила она. — Секретные панели?

— Да, я об этом спрашиваю. Подумал, что, может быть…

Шериф замолчал, не успев закрыть рот, так как Кассандра кинулась к той самой стене, через которую она когда-то проникла в кабинет, чтобы сменить на сцене Брайана.

Нажав на определенное место в стене, она привела панель в движение (между прочим, это устройство всегда вызывало у меня ненависть, несмотря на то что я сам позаботился о нем при строительстве дома сорок лет назад).

Кассандра скользнула в глубь образовавшегося прохода, желая посмотреть, что находится внутри его. Плум двинулся за ней, но, подойдя к стене, лишь вытянул шею и заглянул туда.

Он с испугом отпрянул, когда из глубины появилась Кассандра. Она выглядела рассерженной. Возможно, злилась сама на себя.

— Разумеется, он не стал бы прятать здесь тело Гарри, — уверенно заявила она. — Это было бы просто смешно.

— В этой комнате одна такая скрытая панель? — спросил Плум. — Вполне предусмотрительно.

— Насколько мне известно.

Этот ответ удивил меня. Неужели Макс произвел еще какие-нибудь изменения в устройстве нашего дома, о которых я не знал? Ее замечание встревожило меня.

— Что вы хотите этим сказать? — Мысли Плума явно текли по тому же руслу. — Разве это не ваш дом?

— Это мой дом, вы правы. Но это не мой кабинет. Муж называет эту комнату Палатой Волхвований. И вполне мог устроить здесь не меньше дюжины разнообразных ловушек, о которых я и не подозревала.

«Неприятно», — подумал я.

— В таком случае полагаю, что сейчас самое время с ним поговорить, — решительно заявил шериф. — Вызнаете, где он может находиться в данный момент?

Она снова рассердилась.

— Шериф, сколько раз мне придется повторять вам одно и то же? Я была без сознания!

— Как же вы хотите, чтоб я арестовал его? — перешел он в нападение. — Если нам даже неизвестно, где он может сейчас быть.

Она несколько секунд обдумывала его слова, затем ответила:

— Может быть, будет полезнее сначала заняться поисками тела Гарри? Если мы его не отыщем, мой муж сможет все отрицать.

— То есть вы думаете, что он будет отрицать свою вину? — уточнил Плум.

— Вы же не предполагаете, что он признается в совершенном убийстве? — ядовито переспросила она.

«Не сомневаюсь, что именно так он и поступит, — подумал я, — Макс не тот человек, который станет избегать ответственности».

Шериф Плум уже терял терпение.

— Миссис Делакорте, я не знаком с вашим мужем и потому допускаю мысль о том, что он способен и на признание. Почему я должен предполагать обратное?

«Touché»,[10] — про себя усмехнулся я.

Кассандра выглядела смущенной.

— Прошу извинить меня, — произнесла она. — Я была не права.

Но тут черты ее лица вновь обрели жесткость.

— Хорошо, но вы можете мне поверить, что муж непременно станет все отрицать, — продолжала она. — Он не для того устроил весь этот фокус, чтобы сразу признаться в собственном преступлении.

— Фокус? — непонимающе переспросил Плум.

— Ну, заговор. Секретный план. Маневр.

— Понял! — вскричал шериф. — Господь Всемогущий!

«Господь Всемогущий»? Это еще что за выражения в устах шерифов?

— Примем за основу ваши слова, что ваш муж не станет признаваться в содеянном, — продолжал Плум. — Итак, что нам следует…

Она оборвала его.

— Мы должны разыскать тело Гарри. Как только мы найдем его…

Она замолчала, снова разглядывая окружающие ее предметы. Взгляд ее остановился на египетском саркофаге.

И в ту же минуту шериф спросил:

— Что это такое?

— Египетский похоронный саркофаг, — объяснила она.

— Из Египта?

— Ну, может, из Югославии, точно не знаю, — с насмешкой, которую не сумела скрыть, ответила Кассандра.

— Вам бы не следовало умничать, разговаривая со мной, — строго заметил шериф.

«Это уж точно, — решил я. — Но где же ты, Макс?» Эта мысль не оставляла меня.

Кассандра испустила усталый вздох.

— Еще раз извините. — Но в голосе ее по-прежнему звучала жесткость.

— Думаю, что теперь нам предстоит заняться поисками тела. Возможно, мне понадобится ордер на арест. — И после недолгого раздумья шериф добавил: — Но лучше бы мне все-таки переговорить с вашим мужем.

Кассандра явно думала о своем.

— Он всегда стоит открытым, — пробормотала она тихо.

Шериф прищурился на нее.

— Что вы сказали?

Кассандра прошла через кабинет и резким движением откинула крышку саркофага в сторону.

— Ну конечно, было бы так умно спрятать тело сюда, — усмехнулась она своим предположениям, глядя на пустую внутренность огромной гробницы.

Ни один из них не обратил внимания на то, что происходило в этот момент в другом конце кабинета, позади них.

Им и в голову не могло прийти бросить взгляд на правую рукавицу рыцаря, на конце одного пальца которой тяжело повисла большая капля крови.


— Где бы я мог найти вашего супруга, миссис Делакорте? — спросил шериф.

На ее лице мелькнула горькая улыбка.

— После того, как он совершил убийство? — поинтересовалась она. — В самолете, летящем в Европу, вероятно.

«Нет, — я решительно отверг это предположение. — Макс на такое не способен». Однако гораздо больше мои мысли в этот момент занимало происходящее с доспехами рыцаря, ибо капля крови наконец-то с легким шлепком упала на пол. Но они ничего не услышали.

«Как можно не услыхать этот звук?» — не веря себе, подумал я.

— Вы, значит, считаете, что он покинул страну? — важно спросил шериф, явно не слышавший звука упавшей капли.

— Шериф, откуда мне знать? Как вы считаете?

Она тоже ничего не слышала.

Теперь уже вторая капля крови медленно стала копиться на конце рукавицы. Как зачарованный, я не мог оторвать глаз от того, как она, постепенно наполняясь, оторвалась от рукавицы и шлепнулась на пат рядом с первой. На полу стало расплываться темное пятно.

«Вы что, оба глухие?» — кричал им мой разум.

Очевидно, так оно и было. Плум пристально разглядывал гроб подле гильотины.

— Это тоже фокус? — спросил он.

— Нет, это настоящее. По крайней мере, он так говорил.

— Настоящее? — Шериф был поражен до глубины души. — Настоящий гроб в кабинете, где работает ваш муж?

«В Палате Волхвований!» — вскричал я бесшумно.

— Такой это человек, — в качестве объяснения ответила Кассандра.

«Да прислушайтесь же, люди!» — думал я.

Плум заглянул сквозь стеклянную крышку гроба и вздрогнул, увидев внутри чье-то лицо. Видимо, он решил, что это и есть Макс.

— Это он? — вне себя от ужаса выдохнул он.

— Разумеется, нет, — нахмурилась Кассандра. — Кукла в четверть натуральной величины.

Плум скривился, он выглядел почти больным.

— Выглядит совсем как настоящий.

Он повернулся, собираясь спросить Кассандру еще о чем-то, но встретил ее взгляд, устремленный на рыцарские доспехи. «Наконец-то», — подумал я, и в ту же секунду третья большая капля крови тяжело оторвалась от железного пальца.

Оба одновременно моргнули, когда она шлепнулась на пол.

«Наконец вы это услышали, — подумал я. — Ну и слух же у вас!»

— Господи, что это? — проговорил, заикаясь, Плум.

На лице Кассандры возникло выражение отчаянного ужаса.

— О, не может быть… — выговорила она.

Плум кинулся к доспехам.

— Но это же бессмысленно, — слабо произнесла Кассандра.

Я был с ней полностью согласен. «Но кто же находится внутри?»

— Почему вы все время так говорите? — поинтересовался Плум.

— Потому что он иллюзионист. Профессионал, который только и знает, что морочит людям головы. Он ни в чем не признает очевидности.

«Наконец-то она хоть что-то поняла», — решил я.

Но и поняв это «что-то», Кассандра, затаив дыхание, следила, как Плум приблизился к доспехам и замер перед ними.

На конце перчатки зловеще росла четвертая капля крови. Плум моргнул, Кассандра — тоже, когда капля тяжело упала на ставший алым в этом месте пол.

Он осторожно потянулся к забралу, его движения были едва заметны, почти невидимы глазом. Кассандра с ужасом следила за ним. Пальцы шерифа приблизились почти вплотную к металлическому шлему. Еще ближе…

ГЛАВА 15

Общее изумление!

Плум отпрянул с невольным криком, когда доспехи резко распахнулись, а их металлические петли оглушительно щелкнули. Кассандра испуганно отпрыгнула. Я тоже мысленно и отпрянул, и отпрыгнул, и громко вскрикнул, когда Великий Делакорте появился из доспехов и сделал шаг вперед.

На нем был парадный костюм иллюзиониста — белый галстук, фрак, в руках цилиндр. На лице сияла торжественная улыбка «на публику».

Чувствовалось, что его появление не предназначалось нам, это выполнялся ритуал, хорошо знакомый многим поколениям поклонников искусства магии. Достоинство. Доброжелательность. Мастерство.

— Приветствую вас, дорогие мои друзья! — громко произнес Великий Делакорте.

Несмотря на мой испуг, вызванный этой неожиданностью, и на то, что его поведение в целом не получило моего одобрения, сердце мое было, разумеется, согрето таким отточенным профессионализмом.

Это был совершенно не тот Максимилиан Делакорте, который говорил с Гарри Кендалом. Неужели это было всего несколько часов назад?

Тот, прежний, был измученным и слабым, он едва находил в себе силы говорить. И лишь когда его обуял гнев, он обрел энергию. То был страдающий человек, сломленный внутренней болью.

Тот, кто стоял сейчас перед нами, и в самом деле был Великим Делакорте.

Более того. Этот человек был полон сил, энтузиазма. Энергия словно бурлила в нем. Говоря современным языком, он «завелся», кипел. Необычное радостное возбуждение чувствовалось во всех его жестах и даже в выражении его лица, несмотря на тренированную способность держать себя на сцене в руках.

Но что-то большее, чем просто возбуждение, пыталось пробиться на поверхность.


Застывшие в изумлении Кассандра и шериф Плум вздрогнули, когда Макс щелчком распрямил цилиндр и водрузил сто себе на голову.

— Нынче я собираюсь доставить себе подлинное удовольствие, — приподнятым тоном начал он, — и продемонстрировать вам несколько небольших трюков… может быть, более сложных манипуляций… примеров ловкости рук… приемов черной магии, которые помогут каждому из вас — хотите вы того или нет — оказаться лицом к лицу с Великой Тайной.

Ледяной ужас сжал мои внутренности.

Так начиналась его выходная речь (собственно, таким же было начало и моих собственных выступлений) на протяжении уже четырнадцати лет.

По завершении этой речи он, как правило, руками взметал в воздух облачко золотистых сверкающих крупинок и тут же рассеивал их без следа. Так поступил он и на этот раз.

Плум даже забыл дышать и, раскрыв рот, смотрел на Макса.

А тот плавным жестом снял с головы цилиндр и отвесил изящный поклон.

— Не припоминаю, чтоб мы когда-либо встречались с вами, сэр, — сказал он.

Плум оставался недвижим. Как и я (собственно, ничто другое было мне не под силу). Но я не мог побороть леденящего предчувствия, что сын и вправду сошел с ума. А почему бы и нет, учитывая все обстоятельства?

Тут Макс поклонился в сторону шерифа и произнес:

— Сэр? Не имею чести знать вашего имени.

Плум быстро сглотнул, откашлялся и хрипло промолвил:

— Гровер Плум. Шериф округа Медфилд.

— Итак, шериф округа Медфилд, — звучно повторил Макс, — я приветствую вас.

Выражение его лица могло бы принадлежать человеку, только что получившему самые важные для его жизни сведения.

— Гровер Плум, — почти нараспев повторил он. — Что за музыкальное имя!

Он просто сиял.

— Я же, — продолжал Макс, — как вам, несомненно, известно, Максимилиан Делакорте. Чаще меня называют Великим Делакорте.

Он почти смутил меня, когда, экспансивным жестом вытянув ладонь в мою сторону, добавил:

— А это мой возлюбленный отец, Великий Делакорте Первый. Иллюзионист мировой славы и признания.

— Мне доводилось видеть его выступления, — промямлил Плум.

— Чрезвычайно рад этому, шериф, — ответствовал Макс.

Небрежным жестом он выбросил руку в сторону Кассандры, которая теперь воззрилась на него со жгучим и весьма зрелищным презрением (аллитерация[11] всегда была для меня привлекательна).

— Вы уже знакомы с мисс Крейн? — бросил он.

— С кем? — не понял шериф.

— С этой женщиной. — И Макс указал на Кассандру таким жестом, будто демонстрировал живую мишень взводу стрелков. — С этой самой. Ее девичья фамилия — Крейн.

Тут он не удержался и выразительно хмыкнул:

— Хм, подобные термины в высшей степени неуместны по отношению к такого рода особам. «Девица» эта была весьма бойка.

Тело Кассандры напряглось и она что-то начала говорить, но Макс бесцеремонно прервал ее.

— Что привело вас в мой дом? — любезно осведомился он у шерифа.

— Должно быть, это вы звонили мне в полицейское управление?

— Разумеется, — осклабился Макс, — но я не ожидал вас так скоро.

— И правильно делали, что не ожидали. Шериф быстро учился защите в словесных пикировках. — Вы даже не сообщили, что речь идет об убийстве.

Улыбка Макса мгновенно растаяла.

— Не сообщил, — кивнул он.

— За что ты убил его, Макс? — вмешалась Кассандра.

Он не ответил. Осторожно приведя доспехи в порядок, он направился к бару, снял цилиндр, положил его на стойку и, достав из ведерка бутылку шампанского «Дом Периньон», приготовился ее откупорить.

— Шампанского, шериф? — предложил он.

— Не думаю, что время для этого подходящее, — отвечал тот.

— Да ну? Досадно!

Макс бросил взгляд на Кассандру.

— Дорогая? — В тоне его сквозила откровенная насмешка. — Между прочим, твоя любимая марка.

— Мне было бы неприятно распивать шампанское с убийцей. Какой бы марки оно ни было. — Ее голос буквально истекал злостью.

— Да ну? Что ты говоришь? — повторил он. — От комментариев воздержусь. — И он одобрительно указал на нее кивком головы. — Неплохо сказано.

— Мистер Делакорте… — вступил Плум.

— В таком случае займемся шампанским позже, — улыбнулся Макс. — Когда будем готовы.

— Мистер Делакорте… — снова начал шериф.

— Может быть, даже с икрой, — продолжил Макс и тут же оборвал себя. — О, извините, шериф, я не перебил вас?

— Намерен напомнить вам…

— Uno momento.[12] — С этим восклицанием Макс быстро подошел к египетскому саркофагу, захлопнул его крышку и вернулся обратно с улыбкой на устах.

— Люблю когда в доме порядок, — приветливо объяснил он.

«Макс, Макс, что у тебя на уме?» — в глубоком огорчении спрашивал я.

Шериф начал терять терпение.

— Послушайте, мистер Делакорте, — сердито заговорил он. — Я к вам не в гости явился. В полицию поступил звонок, я приехал в ваш дом и нашел вашу жену лежащей на полу, вон там.

— Действительно? — С самым искренним изумлением Макс повернулся к Кассандре. — Дорогая, а с чего это ты лежала на полу?

Она побледнела от гнева. (Мне было ясно, что для него это одна из форм мести.)

— Прекрати свои дурацкие игры, Макс! — выкрикнула она. — Сейчас не до развлечений! Где он?

— Думаю, что вам было бы лучше во всем признаться, мистер Делакорте, — поддержал ее шериф.

Макс изумленно уставился на него.

— Ваша жена сообщила, что вы совершили убийство.

Изумление на лице Макса сменилось глубокой и чистосердечной обидой.

— Что за ужасные вещи вы говорите? — воскликнул он.

И с упреком перевел взгляд на Кассандру.

— Это нехорошо, дорогая.

Теперь в ее взгляде пряталось недоверие.

— Ты пригласил Гарри сюда для того, чтобы убить его, — объявила она, и неподдельная боль отразилась в ее глазах. — Убить!

Макс уже раскрыл рот, чтобы дать ответ, но тут вмещался шериф Плум:

— Не пора ли нам ознакомиться с деталями происшедшего, мистер Делакорте?

Он достал из нагрудного кармана рубашки толстый блокнот и карандаш. Макс одобрительно наблюдал за его действиями.

— Без сомнений! — воскликнул он с подъемом. — Я и сам человек, внимательно относящийся к деталям. Это всегда было моим отличительным свойством. Что, в самом деле, может сравниться с деталями? Без таковых…

— Прекрати, — с силой произнесла Кассандра.

Макс перевел на нее взгляд и издал звук, который я бы интерпретировал как означающий: «Тебе-то что за дело, дорогая?»

Как только шериф начал задавать ему вопросы, Макс вынул из левого брючного кармана четыре игральные карты и, тасуя их, стал исполнять простейший фокус. Я с тревогой следил за ним, поскольку прекрасно помнил те затруднения, которые он испытал, манипулируя красным бильярдным мячом.

— Этот человек… — начал шериф.

— Кендал. Гарри Кендал его имя, — подсказал Макс, зажав одну из карт между большим и указательным пальцами правой руки.

Затем он сделал легкое движение вниз, его ладонь скользнула вверх, карты переместились мимо первого, второго и третьего пальцев. Мизинец приподнял край одной из них. (Несмотря на мою озабоченность, профессионал во мне внимательно следил за его манипуляциями.)

Тут его указательный палец быстро и почти незаметно оказался на месте большого, остальные выпрямились, и карта в одно мгновение исчезла из ладони. Зрелище, которое доставило мне чувство облегчения и радости за сына.

— К-е-н-д… — в это время с видимым усилием выписывал буквы шериф.

— Совершенно правильно, Кендал, — подсказал Макс. — Очень хорошо.

Он снова перевел взгляд на собственные руки. Сжал пальцы в кулак, нажал на середину карты большим пальцем, растопырил остальные четыре, и, как только карта оказалась под двумя средними пальцами, она точно так же исчезла.

«Молодец, Макс», — невольно мелькнула у меня мысль.

— В какое время он пришел в этот дом? — продолжал спрашивать шериф Плум.

Макс повторил первый трюк, карты появлялись, пропадали и снова появлялись одна за другой.

— Кто пришел в этот дом? — отсутствующим голосом переспросил он.

— Не позволяйте ему насмехаться над вами, шериф, — гневно выкрикнула Кассандра.

ГЛАВА 16

Окрик Кассандры едва не заставил Макса выронить из рук карты.

Он поморщился, затем обратил к шерифу натянутую улыбку.

— Это вас беспокоит? — спросил он. — Для меня это привычка.

— Я спросил вас, в какое время Гарри Кендал прибыл в ваш дом? — Плум повторил свой вопрос.

— Дорогая, может быть, ты подскажешь? Ты ведь была здесь, когда приехал Гарри. Я, как ты помнишь, должно быть, выходил прогуляться, — самым сладким тоном обратился он к Кассандре.

Произнося эти слова, Макс веером развернул карты правой рукой и тут же собрал их.

Кассандра зло глянула на него.

— Гарри прибыл вскоре после полудня, — ответила она шерифу.

— Благодарю тебя, милая. — Макс приблизил правую ладонь к левой, будто намереваясь перебросить в нее карты, затем прикрыл их левой рукой, будто спрятал карты между ладонями.

— Ты мерзкий ублюдок. — Кассандра смотрела прямо ему в глаза. — Если ты думаешь, что это поможет тебе запутать полицию, ты ошибаешься.

Макс неодобрительно прищелкнул языком, будто порицая ее за грубость, быстро прижал углы карт большим пальцем правой руки и перегнул их таким образом, чтобы провести ладонь с разжатыми пальцами под тыльной стороной левой руки.

Все эти действия он производил так быстро, что они совпадали с ритмом произносимых слов, — настоящее мастерство опытного иллюзиониста.

— Зачем он пришел к вам? — последовал новый вопрос Плума.

— Ну, как сказать… — Макс будто невзначай опустил левую руку и вынул развернутый веер карт из-под правого колена. — Пришел, чтобы обсудить деловые вопросы. Ангажемент выступления в Лас-Вегасе. Не так ли, крошка? — Деланая улыбка в сторону Кассандры.

Она промолчала, лишь хмуро покосилась на него.

Шериф с неудовольствием следил за манипуляциями Макса с картами.

Я также не отрывал от него глаз и удивлялся его поведению, не понимая, что он надумал, какой план разработал. Я не сомневался, что такой план у него обязательно имеется. Холод страха сжимал мои внутренности.

— Второй способ. — Теперь он сопровождал свои действия комментариями. — Зажмите карты между указательным и большим пальцами правой руки и проведите левой ладонью перед правой так, будто намерены забрать карты. Под прикрытием левой руки быстро спрячьте их за правой ладонью. Ваши зрители…

— Я бы предпочел, чтоб вы не отвлекали себя посторонними занятиями, мистер Делакорте, — внушительно обратился к нему шериф.

— В самом деле? — Макс был весьма удивлен. — Вы не любите фокусов, Гровер? Но это же страшно весело. Настоящее искусство рук. Хорошие трюки.

— Мистер Делакорте, я настаиваю!

Макс разжал ладонь, и карты чуть не выпали из нее. Он моментально подхватил их, сунул в карман брюк и посмотрел на Плума, побуждая его говорить далее.

— Я весь внимание, Гровер, — чуть строже сказал он. — Удивите меня.

— За что ты убил его, Макс? — спросила Кассандра.

На этот раз в ее голосе звучала такая боль, что Макс взглянул на нее удивленно.


— Мистер Кендал покинул ваш дом? — последовал вопрос шерифа.

— Я, кажется, уже говорила вам, — взорвалась Кассандра. — Гарри Кендала в этом доме убили, и потому он его не покидал.

Шериф старался держать себя в руках и не выдавать раздражения.

— Я жду ответа вашего мужа, миссис Делакорте.

— Он может сказать все, что угодно, лишь бы запутать вас, — заметила она.

И снова перевела взгляд на Макса.

— Ты не должен был делать этого.

«Макс, признайся, — молил мысленно я, — и покончи с этим».

Кассандра отвернулась от него и направилась к высокому окну. Она стала задумчиво смотреть на беседку на берегу озера, на само озеро. Лицо ее сохраняло напряженное выражение.

— Я повторю свой вопрос, мистер Делакорте, — сказал шериф. — Покинул ли Гарри Кендал ваш дом?

— Гарри Кендал оставил эти пределы. По своей собственной воле, могу добавить. И обязательно добавлю, как уже добавлял. Итак, эти пределы Гарри Кендал оставил приблизительно в четверть второго.

— Он лжет, — сказала Кассандра, не оборачиваясь.

«Да, он лжет. Но зачем он это делает?»

Шериф быстро что-то записывал в своем блокноте.

— Тринадцать часов пятнадцать минут, — повторил он.

— Я этого не говорил, но такая формулировка тоже верна, — кивнул Макс.

Шериф бросил на него хмурый, недоверчивый взгляд.

— Я сюда не забавляться приехал, мистер Делакорте.

— Разумеется, ни в коем случае, — согласился мой сын.

Кассандра резко отвернулась от окна и направилась к тому месту, где лежал Гарри, когда выпил принесенное ему виски.

Она опустилась на колени и стала пристально изучать доски пола.

— Ты что-то потеряла, дорогая? — невинным голосом осведомился Макс.

— Узнаешь, когда я это найду, — холодно прозвучал ее ответ.

— С нетерпением буду ждать этого, «ищейка — длинный нос».

Он перевел взгляд на шерифа, продолжавшего что-то записывать.

— Знали ли вы, — обратился к нему Макс, — что человек, у которого на глазах повязка, может тем не менее видеть дальше собственного носа?

Плум поднял на него безразличные глаза.

«Макс, к чему это?»

— Но, — продолжил он, будто эта информация имела огромную важность для шерифа, — если человека не интересует то, на что он смотрит, то он глаз не откроет, не так ли? Ему не нужно притворяться слепым, потому что в это время он на самом деле слеп.

Я почувствовал едва ли не приступ ностальгической боли, вспомнив тот давний день, когда я сказал эти самые слова своему тринадцатилетнему сыну.

Плум нахмурился.

— Какое отношение имеют ваши слова к обсуждаемому вопросу?

Макс весело рассмеялся.

— Никакого.

«Есть у него все-таки план или нет?» — подумал я в который раз.

Шериф тяжело вздохнул.

— Мне начинает надоедать ваше поведение, мистер Делакорте, — заметил он.

— Но мои слова не совсем бесполезны для вас. — Произнося это, Макс поднял вверх палец таким жестом, будто хотел узнать направление ветра. — Фокусник, одетый в голубое, появляется на сцене верхом на лошади в сопровождении нескольких ассистентов, одетых в белое. Они также скачут верхом на лошадях…

Следующих его слов я не запомнил, потому что в тот миг представил самого себя на сцене. На несколько секунд на сцену опускают экран, затем его убирают. Voila![13] В мгновение ока я исчезаю из глаз зрителей, а ассистенты раскланиваются, продолжая сидеть верхом. Аплодисменты, полный восторг публики.

Ответ же до смешного прост. За те секунды, пока был опущен экран, я спрыгнул с лошади, сбросил свой бумажный костюм и сунул его в карман. Под ним на мне было такое же белое одеяние, как у всех остальных. Никто ничего не заметил.

— Pourquoi?[14] — Эти слова Макса уже дошли до моего сознания. — Да потому что в суматохе движения никто не успел подсчитать количество ассистентов.

Шериф теперь внимательно смотрел на него. Собственно, на Макса смотрели внимательно двое человек (вы знаете, кто был вторым).

— Вы поняли? — спросил Макс. — Заставьте вашу публику видеть то, что вы хотите, чтоб она видела.

В эту минуту Кассандра оторвалась от своих поисков.

— И долго вы намерены терпеть его идиотские шуточки, шериф? — спросила она, вставая.

— Послушайте, мистер Делакорте… — И тут шериф оборвал сам себя, увидев, что Макс возобновил манипуляции одной картой, продолжая комментировать свои действия.

— Десять карт в правой ладони. Сгибаем пальцы. Вытягиваем правый большой палец, нажимаем на верхнюю карту.

— Мистер Делакорте…

— Высвобождаем одну из карт колоды, надавливая вниз подушечкой большого пальца при вытянутых вперед остальных.

— Черт подери! — Терпение шерифа кончилось.

— Подождите минуту, — попросил Макс. — Карта скользит вниз между большим и указательным пальцами правой руки, мимо мизинца, пока все карты не будут собраны.

Он быстро проделал все, о чем сказал, левой рукой.

— И теперь все карты собраны в левой руке!

— Слушайте, Делакорте! — Шериф покраснел от гнева.

— Каждый фокус должен быть закончен на счет раз-два-три, вы это знаете?

Поведение его становилось неадекватным, мне было ясно, что он действительно нездоров. Я готов был зарыдать. Если бы мог.

— Трюки с картами. Монетами. Бильярдными мячами. Все трюки. — В его руках снова возникли карты. — Три раза разрываете бумагу. Три стука по столу или по оборудованию. Три объявления о предстоящем фокусе. Это повышает внимание публики. Начало. Середина. Конец. — Глаза Макса сияли. — Бог Отец. Бог Сын. Бог Дух Святой. Вечность — понимаете ли вы?

Я внутренне вздрогнул, когда он внезапно замолчал. Карты выпали из его рук и теперь медленно опускались на пол подобно умирающим птицам. Макс в бешенстве отмахнулся от них. Кассандра с наслаждением наблюдала за его неудачей. Затем сказала, обращаясь к Плуму:

— Вам несказанно повезло, вы можете наблюдать за работой Великого Делакорте. Очень волнующее зрелище, не так ли?

Макс бросил на нее быстрый неприязненный взгляд и отвернулся к шерифу, который вдруг заговорил враждебным тоном:

— Может быть, мы продолжим наш разговор в полиции?

— Нет, — быстро ответил Макс. — Я бы предпочел говорить здесь.

— В таком случае говорите.

Ленивый жест. «Он притворяется или в самом деле не в себе?» — думал я.

— Что вы хотите, чтоб я вам сказал? — тихо спросил он. — Что моя жена безнравственная женщина? Но это никого не интересует. Убийства же никакого здесь не было.

— Ты лжешь! — выкрикнула Кассандра. — Ты убил Гарри прямо на моих глазах.

Макс изобразил на лице удивление.

— Я? Убил? Может, у меня амнезия? Могли я забыть такое?

«Он все еще играет. Не очень хорошо, возможно. Но контролирует себя по-прежнему».

— Бога ради, заберите его! Я дам свидетельские показания против него.

— Жены не имеют права свидетельствовать против мужей, дорогая, — резонно возразил Макс. — Должен признать, ты ведешь себя довольно странно.

— Думаю, мне все-таки следует отвезти вас в управление, — вмешался шериф. — Наденьте пальто или какую-нибудь куртку.

Макс бесстрастно смотрел на него.

Неожиданно у него в руке появился красный бильярдный шар, и он подбросил его в воздух. Когда шар заскользил вниз, шериф невольно опустил глаза, провожая взглядом его падение. Так же сделала и Кассандра.

— Итак, друзья, вы видите, что глаза следуют за движением шара, — проговорил Макс, словно обращаясь к невидимой аудитории. — Довольно неожиданное движение.

— Не возражаете, если я…

Плум резко замолчал, когда в пальцах левой руки Макса появилась горящая спичка (отлично помню, как я учил его этой проделке).

— Опять, — продолжал он говорить, — взгляд прикован к предмету, в данном случае к пламени.

Шериф скривился и собрался было что-то сказать, когда Макс быстро повернулся вправо и бросил быстрый взгляд вверх.

И тут же глаза Плума последовали за ним и уставились в то же самое место.

— Опять, друзья, — улыбнулся Макс. — Снова та же история.

Он резко выбросил руку вперед, указывая на что-то, будто находившееся в другом конце кабинета.

— Там! — выкрикнул он.

Шериф почти обернулся в ту же сторону, но прервал движение. Его лицо стало воплощенной маской гнева.

— Прекратите сейчас же, Делакорте! — приказал он.

— Вы все это видели, — продолжал Макс, направляясь в сторону Кассандры. — В любой момент я могу заставить этого человека смотреть туда, куда я хочу, чтоб он смотрел.

Кассандра в тревоге отпрянула от него, когда он оказался поблизости.

Но Макс резким движением протянул вперед руку и распахнул блузку на ней. Обнажилась высокая упругая женская грудь.

«Макс!» — мысленно возмутился я.

Кассандра сердито запахнула блузку и негодующе уставилась на Макса.

Испуганный Плум, ничего не понимая, смотрел на то, что происходит перед его глазами.

— А что теперь скажете. Гровер? — торжествующе спросил мой сын. — Да я мог бы провести мимо вас малинового слона, и вы бы ничего не заметили, потому что пялились на бюст моей супруги.

Тут он бросил на меня извиняющийся взгляд.

— Прости, padre. Пришлось проиллюстрировать свое утверждение.

Кассандра торопливо застегивала блузку. На ее лице было довольно странное выражение — не то чтобы негодующее, скорее мрачное и задумчивое.

— У тебя ведь было довольно мало времени? — обратилась она к Максу.

Тот недоуменно поднял брови.

— Извини. Не понял.

— У тебя было слишком мало времени, чтобы спрятать тело где-нибудь снаружи, — повторила она. — Значит, оно должно быть здесь. В доме.

Плум недоуменно смотрел на нее.

И тут раздался голос Гарри.

— Нельзя сказать, что ты уж очень быстро догадалась об этом, крошка, — произнес этот голос.

ГЛАВА 17

Шериф изумленно озирался.

— Кто это сказал? — спросил он.

Кассандра быстро подбежала к глобусу, сдернула с его поверхности алый шелковый платок и тут же отшатнулась в ужасе (где-то в глубинах моего мертвого тела я сделал то же самое). На лице ее возникла гримаса отвращения. Плум с равным отвращением смотрел на глобус.

Внутри его, под стеклянной сферой, была видна голова Гарри Кендала. Оторванная от шеи, с бессильно повисшими кровеносными сосудами, с обескровленным лицом, серыми губами и широко распахнутыми глазами.

— Что за мерзость вы здесь устроили? — спросил шериф.

И резко дернулся, когда услышал ответ на свой вопрос. Произнесла этот ответ голова.

— Приветствую вас, шериф, — отчетливо заговорила она. — Гарри Кендал. Ну, не весь правда. Мое тело находится в другом месте. Если точнее, его отправили на такси в Бостон. И приделали другую голову. Пластик. Ее набили обрывками контрактов. Контрактов Делакорте, конечно, которые теперь все разорваны, в буквальном смысле. Голова-то выглядит отлично. Первый класс. И шляпа на ней отлично сидит. Уверен, что никто ничего не заметит.

Голова повернулась к Кассандре. И мертвые глаза Гарри уставились прямо ей в лицо.

— Привет, крошка, — игриво обратилась к ней голова. — Помнишь «Эссекс-хаус»? Пятьсот двадцать пятый номер? А? Славно же мы тогда повеселились, э?

Из неестественно разинутого рта раздалось отвратительное хихиканье, серые губы растянулись в усмешке.

«Ох, Макс», — укоризненно подумал я.

Затем глаза закрылись, и голова застыла в неподвижности.

— Ты к тому же мерзкий садист, сукин ты сын, — прошипела разгневанная Кассандра.

Нужно сказать, что я был почти согласен с ней.

Макс послал Плуму улыбку и жестом указал на глобус.

— Голография, — объяснил он. — Совершенно замечательное изобретение. Способно вдохнуть новую жизнь в старые номера.

И перевел взгляд на меня.

— Как жаль, что ты не успел им воспользоваться, padre!

Пока Кассандра и шериф в молчании смотрели на него, он достал пульт управления из кармана смокинга («Какое странное название костюма, — мелькнула у меня совершенно посторонняя мысль, — особенно оно должно казаться странным тем людям, которые никогда в жизни не курили») и нажал кнопку.

Крышка глобуса скользнула на место, страшное видение исчезло, и Макс положил пульт обратно.

Плум отвернулся от него и решительно направился к вестибюлю.

— Прошу не покидать пределы этого дома, — бросил он. — Меньше чем через час я вернусь с ордером на арест.

— С ордером? — Макс был явно удивлен.

— И перерою весь ваш дом сверху донизу, — пообещал шериф.

— Нет никакой необходимости его перерывать, — тут же заявил Макс. — Я готов сделать признание. Да, я убил Гарри Кендала.

Смешанные чувства овладели мной. Удивление от его неожиданного признания. И облегчение от того, что все это наконец кончилось.

Едва Макс закончил фразу, раздался удар грома. Хоть и негромкий, он прозвучал где-то совсем рядом.

— Как вам это нравится? — Макс будто чувствовал себя польщенным. — Даже силы небесные участвуют в моем выступлении.

Шериф недоуменно уставился на него.

— В вашем выступлении?

— Не поймите, прошу вас, меня неправильно, — успокаивающе сказал ему Макс. — Я и вправду убил Гарри Кендала.

Плум указал ему на входную дверь.

— В таком случае нам пора отправляться в полицию, — пояснил он свой жест.

Кассандра торжествующе усмехнулась, но на лице Макса не отразилось тревоги.

— Нет, нет, прошу вас, — запротестовал сын. — У меня совсем другой план. — («Так значит, у него действительно есть план!» — мысленно успокоил себя я.) — В соответствии с этим планом сначала я объявляю нашему замечательному, лучшему в Штатах представителю закона — это я о вас, Гровер, — об убийстве, а затем предупреждаю его — вас, Гровер, — что ему ни за что не удастся — как это у вас называется — ах да, «пришить» мне это дело, потому что он — это опять-таки вы, Гровер, — никогда не сумеет найти тело.

Плум бесстрастно смотрел на него.

— Давайте-ка пояснее, — приказал он. — Вы добровольно признаетесь, что убили Гарри Кендала, так?

— Совершенно добровольно.

— Значит, ваша жена права? — Шериф указал на Кассандру. — И тело по сию пору находится здесь, в доме?

В глазах Макса вспыхнул огонек.

— Гровер, оно даже в этой самой комнате.

«Зачем тебе было нужно, чтоб я присутствовал при всем этом? Зачем?» — горько подумал я.

Кассандра и Плум изумленно смотрели на него.

— Тем не менее, — продолжал мой сын, — если вы меня арестуете, я, конечно, буду отрицать, что совершил убийство. А без подписанного мной признания и без вещественных доказательств у вас ничего не выйдет.

И он сделал красноречивый жест.

— Вы только что в присутствии двух свидетелей признали себя виновным, — напомнил ему шериф.

— Один из этих свидетелей, кажется, моя жена? — парировал Макс. — Кроме того, как я предупредил вас, это признание я буду отрицать. Труп же отсутствует. Обвинение кажется не слишком убедительным, так ведь?

Он погрозил Плуму пальцем и укоризненно, как родитель дитяти, протянул:

— Гро-о-вер!

Шериф молчал, думая. (Это всего лишь мое предположение. Доказательств мыслительного процесса не было.)

— Арестуйте его, — вмешалась Кассандра. — Вы же слышали, что он сам признался. Этого хватит.

Макс, не обращая на нее ни малейшего внимания, обратился к шерифу:

— Я заявляю, что недостойные останки Гарри Кендала находятся в этой самой комнате и что никто — НИКТО — никогда их не найдет. Даже находясь на расстоянии жалких нескольких ярдов от них.

Его улыбка стала насмешливой.

— Да что там ярдов! Даже в нескольких дюймах от них вы ни о чем не догадаетесь, — продолжил он.

Несмотря на страх, обуревавший меня все это время, я должен признаться, что вызов Макса меня заинтриговал. В конце концов, разве мой сын не продукт моего собственного, может, не идеального, но воспитания?

Я моргнул (как мне кажется) от неожиданности, когда он сделал величественный красноречивый жест.

— Я забираю назад свое признание! — вскричал он. — Я не убивал Гарри Кендала! Я всего лишь покончил с ним!

И снова на лице его заиграла непонятная улыбка.

— Говоря профессиональным языком, я заставил его исчезнуть, Гровер. — (Определенно я предпочел бы, чтобы он перестал звать шерифа по имени, причем едва давая себе труд скрывать неуважение к нему.)

Макс бросил вдохновенный взгляд в сторону камина.

— Вполне может быть, что я засунул его в дымовую трубу, — доверительно произнес он.

Плум непроизвольно бросил взгляд в ту же сторону, но вовремя одернул себя.

— Шериф… — предостерегающе произнесла Кассандра.

— Нет, припоминаю, что я расчленил его тело на несколько сотен частей и упрятал каждую из них в вазу, коробку, графин — словом, во все предметы, находящиеся здесь.

— Делакорте… — начал было Плум.

— А почему, собственно, я не мог замаскировать его под один из этих стульев? Или даже под оба сразу? — прервал его Макс. Его явно несло. — А может, я проехался по его телу паровым катком, и теперь оно полеживает под этим ковриком у камина.

— Слушай, хватит, — оборвала его Кассандра.

— Или же, — Макс небрежно отмахнулся от нее, — я распылил его на атомы и теперь — даже сейчас, когда я произношу эти слова, — он парит прямо в воздухе перед нашими глазами в виде космической пыли.

Тут Макс театрально усмехнулся.

— Может быть, лучше сказать, в виде космического мусора? — поправился он.


— Вы совершенно зря отнимаете у меня время, Делакорте, — сурово произнес шериф.

Макс изобразил мальчишескую пристыженность. («Он еще способен играть?» — удивленно подумал я.)

— Извините, — пробормотал он тихо.

Плум повернулся к Кассандре.

— Вы полагаете, он говорит правду?

— Гро-о-вер! — Сейчас голос моего сына звучал обиженно.

«Макс, ты увязаешь все больше и больше», — мысленно укорил я его.

Кассандра хотела было что-то ответить Плуму, но заколебалась, вопросительно глядя на Макса, словно искала подтверждения в выражении его лица. Затем растерянно обвела глазами кабинет.

— И что же ты полагаешь? — издевательским тоном спросил ее Макс.

Моя невестка не обратила на его слова никакого внимания и повернулась к шерифу.

— Да, я думаю, что он говорит правду, — сказала она. — Думаю, мой муж достаточно сильно свихнулся и спрятал тело Гарри в этом кабинете, чтобы помучить меня и сделать дурака из вас и чтобы доказать, что он остается до сих пор Великим Делакорте, хотя на самом деле это уже давно не так.

Она посмотрела на Макса, продолжая обращаться к шерифу.

— Поезжайте за ордером, Плум. И переверните здесь все вверх дном.

— Но, послушайте, Гровер. — Макс надулся как ребенок.

«Он еще способен актерствовать!» — поражался мысленно я.

— Не делайте этого. Что забавного в том, чтобы перевернуть здесь все вверх дном? Это недостойно вас.

Выражение лица Макса стало чуть лукавым.

— Попробуйте отыскать тело сами, — приглашающим тоном предложил он. — Поработайте собственными мозгами.

Перчатка была брошена.

— Ну же, Гровер. Будьте спортсменом. Разве так уж трудно для представителя закона отыскать какого-то вшивого агента в помещении такого размера?

Шериф не сводил с Макса взгляда, и, что замечательно, в глазах его появилась заинтересованность. Он явно обдумывал сделанное ему предложение.

— Я всегда вызываю публику соревноваться со мной, — продолжал Макс. (Это правда. Я делал точно так же.) — И теперь вызываю на соревнование вас. — Макс выглядел возбужденным. — Тело здесь, Гровер. В этом самом кабинете.

Шериф хранил спокойствие, не сводя безразличного взгляда с Макса.

— Вы же не захотите лишить моего отца такого зрелища, правда? — спросил его мой сын. — Если вы сейчас арестуете меня, у него ничего не останется.

Мой мозг буквально разрывался на части. «Макс, меня это ничуть не пугает», — кричала одна половина его. «Сделай его, сын. Пусть потрудится», — взывала другая.

— Шериф, поезжайте за ордером. — Кассандра была поражена нерешительностью Плума. — Вы же не станете, в самом деле…

Она даже не договорила, так велико было ее удивление.

— Хорошо, — вдруг решился Плум. — Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что, сделав мне признание, вы сами себя посалили в лужу.

— Мне доводилось встречаться с трудностями, — кивнул просиявший Макс.

— Шериф… — Кассандра была поражена.

Плум поднял руку, словно успокаивая ее.

— Я люблю головоломки не меньше вашего мужа, — объяснил он. — Сегодня у нас в управлении спокойный денек, в городе все тихо. Мне позвонят, если произойдет что-либо важное. — И он взглянул на Макса. — Я принимаю ваш вызов.

ГЛАВА 18

— Великолепно! — Макс торжествовал.

Его восторг не поддавался описанию. По правде говоря, я тоже с некоторым нетерпением ожидал нового поворота событий. И в то же время глубоко спрятанное опасение не проходило. В конце концов, речь шла не о выступлении на арене, а об убийстве.

— Я намерен найти тело, — продолжал Плум, пока я предавался своим размышлениям. — И когда я его отыщу, — голос его стал жестким, — пеняйте на себя. Я лично позабочусь о том, чтоб вашу задницу никому не удалось вытащить из дерьма.

Макс смотрел на него с притворным восхищением, но я не сомневаюсь, что по крайней мере укол страха он ощутил.

Кассандра, это было совершенно очевидно, просто не верила своим глазам.

— Миссис Делакорте, не беспокойтесь, — постарался утешить ее шериф. — Я в любое время могу засадить его. И должен сказать, что не совсем понимаю ваше недовольство. Вы же сами говорили, что сначала следует найти труп.

«Touché, Плум», — одобрительно подумал я.

Кассандра даже оскалилась от злости.

— Ладно, — проворчала она. — Играйте в ту дурацкую игру, что он вам навязал.

— Но мне нужна будет ваша помощь.

— Нет, нет, что это еще за помощь, — заторопился Макс. — Это несправедливо. Она знает этот кабинет лучше, чем вы.

— Тут вы правы, — согласился Плум. Его улыбка светилась хитростью.

Кассандра с внезапной мстительной радостью глянула на Макса.

— Ты думаешь таким образом выпутаться из неприятностей? Тебе прекрасно известно, что этот кабинет мне почти так же неизвестен, как и ему.

Теперь она улыбалась. Не было ли это улыбкой злорадства от мысли о его неминуемом поражении?

— Я не так уж беспомощна, имей это в виду, — предупредила она.

— Отнюдь не беспомощна! — вскричал Макс.

Она три раза хлопнул в ладоши, будто объявляя о начале выступления.

— C'est merveilleux![15] — Макс продолжал веселиться. — Как отлично мы придумали развлечься!

Ужас того страшного дня все длился и длился.


Вообразите себе эту сцену, дорогой читатель (допустим, что эти страницы кто-нибудь захочет читать).

Заключено пари. На деньги? Не так просто. Ставка много более зловеща и туманна: место, где спрятан труп.

Шериф Плум и Кассандра Делакорте приняли вызов: он — по размышлении, она же — в жажде мщения.

Загадка?

Следует отыскать тело Гарри Кендала в Палате Волхвований.

А теперь припомните то описание, которое я дал в начале этих заметок.

Размер кабинета двадцать на тридцать футов, длинный ряд окон, одно из которых — центральное — открывает панораму озера. Роскошная обстановка, встроенные книжные полки, облицованный камнем камин, полку над которым украшают любопытные безделушки. Французской работы письменный стол семь футов на четыре. Отделанный медью, тикового дерева бар, два легких стула с приставными столиками рядом, большой старинный глобус, вертикально стоящий рекламный щит с изображением моего сына, египетский саркофаг, рыцарь в старинных доспехах, гроб, гильотина. Вы все это запомнили?

С чего бы вы начали поиски?

Разыграйте из себя детективов вместе с Кассандрой и шерифом (разгневанная она и сосредоточенный он). Если вы убеждены, что, какое бы решение вы ни приняли, на результаты поисков это не повлияет, вы ошибаетесь.

Поиски мертвеца. Идея о «возможности развлечься» принадлежит моему сыну (помоги ему Бог).

О чем он думает сейчас, сидя на столе и покачивая ногой, пока Кассандра и шериф начинают поиски?

Первым делом Кассандра, конечно, принимается обследовать стены — выбор столь же очевидный, сколь и правильный. О существовании по меньшей мере одной секретной панели ей известно. Вполне возможно, что есть и другие, о которых она пока не знает. Я тоже о них не знаю.

Плум тем временем подходит к египетскому саркофагу и, подняв крышку, заглядывает в него.

— Жена там уже проверяла, — улыбаясь, сообщает ему Макс.

— Откуда вам это известно? — возражает ему шериф. — Вас здесь не было.

— Ошибаетесь, был. — И Макс указывает на рыцаря в доспехах. — Внутри этой штуки.

Плум хмыкает, но тем не менее внимательно изучает внутреннее пространство саркофага.

— Ага, тщательность, — догадывается Макс или делает вид, что догадывается. — Люблю. Осмотреть каждое место дважды. — Он снисходительно улыбается. — Кто знает, что могло быть пропущено в первый раз.

— Вы закрыли его, — снисходит до объяснений Плум. — И я решил проверить, зачем вы это сделали.

Макс делает вид, что на него это произвело впечатление. Но мне известно, что это не так.

— Интересное решение, Гровер, — важно кивает он. — Неверное, но интересное.

Кассандра между тем осматривает окна, приподнимая занавеси, затем направляется к камину. Это элементарно. Теперь она изучает каждый стул и столики рядом сними.

— Дорогая, ты решила, что он лежит на этом легком столике? — прячет улыбку Макс.

— Можешь пока забавляться. — Она с ненавистью смотрит ему в глаза. — Мы отыщем его.

Макс кланяется в ответ и снова улыбается.

— Сказать вам, что я собираюсь сейчас сделать, Гровер? — обращается он к шерифу.

— Называйте меня «шериф», — велит тот.

— О, конечно. Итак, сказать вам, что я собираюсь сейчас сделать, шериф? Пока вы будете искать, я стану описывать вам механику некоторых моих номеров. И даже расскажу, как все это работает, чтобы вас развлечь.

Наверное, это будет достаточно полно меня характеризовать, если я скажу, что это заявление Макса тут же отвлекло меня от всех забот о теле Гарри Кендала.

Раскрыть всю механику наших номеров? Моих номеров? Тех самых, над усовершенствованием которых я так долго работал? Что за профанация?

— Для меня это не важно, — продолжал мой сын (мне стало совсем грустно). — Я никогда больше не буду их использовать на сцене. — (Вплоть до этого момента я не подозревал о том, насколько безнадежно его положение.) — Кроме того, они вышли из моды, устарели. Не так ли, Кассандра? — Улыбка на его лице казалась улыбкой мертвеца. — Утратили актуальность, как заявил мой агент.

Она лишь плотнее сжала губы и не ответила.

— Итак, «Высвобождение из бумажной пирамиды»! — громогласно объявляет Макс.

«Не делай этого, сынок, я прошу тебя!» — мысленно говорю я.

— На сцену выносят огромную, в рост человека, бумажную пирамиду в форме шутовского колпака с приклеенной на верхушке печатью. Я нахожусь внутри ее, пирамиду демонстративно запечатывают и помещают перед нею экран. Выйти из нее невозможно, не разорвав бумаги, так ведь?

Он прикладывает ладонь к уху, будто ожидая услышать от них ответ. Все молчат. Я, с замершим сердцем, тоже. (Это как раз понятно.)

— Вы не ответили? — продолжает Макс. — Не важно. Я сам объясню вам. Все, что от меня требуется, это срезать верх пирамиды бритвой, которая у меня, разумеется, с собой, тщательно спрятанная. Я выскакиваю из пирамиды, приставляю новую верхушку с печатью, которая также была спрятана у меня на теле. Экран убирают и… voila! Я стою на сцене рядом с совершенно целой бумажной пирамидой. Никто ничего не заметил, хоть она стала короче на два дюйма. Но такие вещи никто не видит.

«Теперь этот фокус мертв», — мрачно думаю я.

Пока Макс разглагольствовал, шериф оставил саркофаг в покое и, приблизившись к рекламному щиту, тщательно осматривает его.

Макс хихикает.

— Там его нет, — заявляет он и инстинктивно поглаживает подбородок. — Хоть допускаю, что мог бы упрятать его в эту раму.

Шериф протягивает руку и указывает на область, где находится сердце.

— Кто-то проткнул ткань ножом в этом месте, — объявляет он.

— О-о! — Голос Макса звенит хорошо модулированным страхом. — Я начинаю понимать, Гровер, почему вас назначили шерифом округа Медфилд.

Эти слова произносятся с улыбкой одновременно и ледяной, и довольно странной.

— Думаете, это сильная игра? — интересуется шериф.

— Думаю, довольно сильная, — признается Макс.

— В таком случае вам еще неизвестно, что я готов усадить вас в дерьмо, — заявляет шериф.

— Причем усадить задницей, не забудьте, — напоминает Макс шерифу.

И, поднимая голову, усмехается.

— Очень вдохновляюще звучит для иллюзиониста, — добавляет он.

— Для подлеца, ты хочешь сказать, — поправляет его Кассандра.

Макс смеется и качает головой.

— Что за выражения, — бормочет он словно про себя.

Кладет руки ладонями вниз на стол, стоящий позади него, и, опершись на них, с довольным вздохом отклоняется. (Не верю я, что чувство, которое он испытывает, хоть частично близко к удовлетворению.)

— Могу вам обоим сказать «холодно», — усмехнулся он. — Виртуально настоящий Северный полюс, если уж говорить начистоту.

— Ты так уверен, что мы не сумеем найти тело Гарри? — с недоброй улыбкой спросила Кассандра.

— В том, что его не найдешь ты, я действительно уверен, — звучит его ответ. — Так как именно ты отличаешься непробиваемой холодностью. Фригидность, что уж тут поделать.

— Только с тобой, любимый, — парирует она.

Удар прямо в цель. Я вижу это по той злобе, которая явно читается в устремленном на нее взгляде Макса.

Затем сын отворачивается от нее и устремляет все свое внимание на шерифа, который в этот момент находится рядом с камином, ощупывая каменную облицовку в поисках еще одной тайной панели.

Макс угрюмо следит за ним.

— Не соскучились еще, Гровер? — спросил он.

Плум, не ответив, продолжает свое занятие.

— В таком случае аттракцион «Как можно спастись из запломбированного металлического ящика»? — провозглашает Макс.

«Нет, — отчаянно думаю я. — Ты не можешь сделать этого!»

Но он продолжает.

— Итак, на сцене находится ящик. Тяжелый, крепко сработанный, на заклепках, крышка привинчена болтами.

Мой желудок сжимает злая рука обиды. Сын на самом деле собирается раскрыть секрет.

— Я нахожусь внутри его, — с увлечением описывает он ситуацию. — Как только ящик заперли, перед ним на несколько минут поместили, как обычно, надежный экран.

И когда его убирают, я опять на сцене. Ящик по-прежнему надежно заперт. Все болты на месте. Невозможно, скажете вы?

Я помнил себя самого, выполняющим этот трюк. Раскрыть такой важный номер, — мне это кажется невероятным.

Шериф подошел к панорамному окну, выходящему на озеро.

— Что там виднеется? — спросил он.

— Это беседка, Гровер, — ответил Макс.

— Я не про нее спрашивал.

Кассандра быстро подходит к нему.

— О чем вы спросили? — живо спрашивает она. — Где это?

— Гровер! — брюзжит мой сын. — Я же вам сказал, тело находится в этой комнате и нигде больше.

— Вы мне много чего сказали, — энергично возражает тот и продолжает, обращаясь к Кассандре: — Вон та штука. Похожая на невысокий холмик.

У Кассандры вырывается разочарованный вздох.

— Это просто куча камней, — объясняет она шерифу.

— Она давно там?

— Да.

И с этими словами она отворачивается.

— Хорошая работа, Гровер, — замечает Макс. — Мое уважение к вам сейчас сильно возросло.

— Почему бы вам не заткнуться? — огрызается Плум.

— Как я могу заткнуться, если еще не закончил описание номера? — резонно (как он считает) возражает Макс.

«О сын мой, ну что же ты делаешь?» — думаю я.

А он продолжает:

— Болты, которые все видели, я легко вынимаю изнутри. Они были не настоящие, головка легко отделяется от каждого из них.

«Черт бы тебя побрал, Макс!»

— Затем выскакиваю из ящика, вставляю настоящие болты, которые были спрятаны в моем костюме, вместо первоначальных, головками внутрь. Конечно, проделываю все эти действия молниеносно, что достигается постоянной тренировкой. И voila! Я снова с вами!

«Ну спасибо, сын, — продолжаю сердиться я. — Годы тренировок, замыслов, все вылетело в трубу».

Пока Макс говорит, Плум подходит к одному ряду встроенных книжных полок и пробегает пальцами по декоративной лепке на соседней стене, проверяя, не случится ли чего интересного. Оно и случается.

Едва шериф дотронулся до определенного места, которое казалось завитком узора, как он (и я, и Кассандра, как мне кажется) услышал тихий звук.

И книжная полка, едва заметно дрогнув, повернулась на несколько дюймов.

ГЛАВА 19

Кассандра почти бегом кинулась к нему, шериф между тем пытался еще больше повернуть полку.

— Наконец-то мы до чего-то добрались, — удовлетворенно сказал он.

«Неужели эти кошмарные поиски в самом деле окончатся», — возникла у меня такая надежда.

Трудясь над полкой, Плум сильно зацепил ноготь и, сломав его почти по самое мясо, зашипел от боли.

— Что тут у вас спрятано? — строго спросил он.

— Ничего, шериф, — ответил Макс, но выглядел при этом встревоженным и расстроенным.

— Прямо-таки ничего? — зло переспросила Кассандра.

Убедившись, что край полки отступил от соседней на несколько дюймов, она издала звук мстительного удовлетворения и воскликнула:

— Мы поймали тебя.

— Шериф, я вам говорю, тут ничего нет, — настаивал Макс.

— Вы слышите? — сказала Кассандра Плуму. — Он бы не суетился так, если бы там и вправду ничего не было.

Она глянула на пальцы шерифа.

— Что вы сделали в тот момент, когда полка сдвинулась с места? Я имею в виду, до чего вы дотронулись?

— Вот до этого выступа, — ответил он, указывая на завиток узора.

Кассандра прижала большой палец туда же. Сердце мое сильно забилось: «Что же находится позади этой полки?»

В это время Кассандра издала крик:

— Поддается!

И обвиняющим взглядом уставилась на Макса:

— Теперь мы достали тебя, сукин сын.

Она нажала посильней, и вся секция полок, укрепленная на хорошо смазанных петлях, стала поворачиваться.

Кассандра и шериф быстро отступили назад, и я задал себе вопрос: «Что же там может находиться? Труп Гарри?»

Секция сделал полный оборот и замерла. Нет. Никакого трупа там не было. Книги. На обратной стороне полки располагались книги.

— Это еще что? — воззрился на них шериф.

Макс довольно улыбнулся (опять эта его улыбка!) и слегка пожал плечами.

— Я же говорил вам, что там ничего нет, — спокойно ответил он. — Хотел бы сказать, что надул вас, но не могу. В этом надежном месте я храню наиболее ценные из моих книг по искусству магии.

«Так вот где они!» Я давно заметил, что некоторых книг не хватает, но предполагал, что они наверху, в спальне Макса.

— Что за чертовщина, — недовольно пробормотал шериф, откусил обломанный ноготь и выплюнул его.

— Но удачно получилось, согласитесь, — сказал Макс.

«Что и говорить, полная удача», — иронично согласился я.

Он презрительно глянул на Кассандру.

— Может, повезет в следующий раз?

Затем соскользнул с края стола, на котором сидел, и, подойдя к полкам, нажал на нужное место.

— Погоди секунду, — вдруг обратилась к нему Кассандра.

«Что там?» — испугался я.

Но Макс не отнимал большого пальца от точки на стене. Кассандра схватила его руку и отстранила ее.

— Погоди секунду, я сказала.

— Что там у вас? — спросил шериф.

— С чего он так торопится закрыть этот шкаф? — требовательно обратилась она к Плуму.

— Оставь это, Кассандра. — Макс фыркнул, снова нажал на выступ, и секция начала поворачиваться обратно.

— Остановите его, шериф, — приказала Кассандра.

— Уберите руку, — раздался окрик Плума.

Макс разозлился.

— Гровер, ради бога, перестаньте.

— Я сказал, уберите руку, — повторил шериф.

Сопротивляться было бесполезно. Макс убрал руку от стены.

— Меня интересует, почему вы так торопитесь закрыть этот шкаф? — спросил его Плум.

— Я уже сказал вам, — запальчиво бросил Макс, — что люблю, когда в доме порядок.

Он вздрогнул, и на его лице появилось разгневанное выражение, когда Кассандра отодвинула его в сторону и опять нажала на выступ.

— И не пытайтесь остановить ее, — предупредил шериф.

Не двигаясь, Макс наблюдал, как полки, сначала продолжая начатое движение, закрылись, затем, так как Кассандра не отнимала пальца от выступа, начали поворачиваться вновь. И опять перед глазами всех возникла коллекция самых ценных из нашего собрания изданий по искусству фокуса.

— Вот, — задумчиво сказала она, созерцая их.

— Брось это, — попросил ее Макс.

Все его наигранное оживление слетело с него, голос стал мрачным, сам он выглядел угрюмым.

«Что же там такое?» — удивлялся я.

Кассандра начала внимательно осматривать полки. Макс двинулся было к ней, но шериф Плум сделал шаг вперед и удержал его.

Я, неподвижный как кусок пудинга, следил за происходящим словно завороженный.

Макс сердито глянул на шерифа:

— Это не имеет никакого отношения к Гарри Кендалу.

Но тут же замолк, увидев, что Кассандра отыскала срединный шарнир секции и уже пытается развести обе ее половины в стороны.

— Проклятье! — вырвался возглас у Макса.

Обе части секции заскользили на роликах.

— Нет! — Макс попытался вырваться из рук Плума, но ему не удалось.

Он только молча следил, как раскрываются обе половины. Выражение его лица было самым мрачным.

Я не могу сказать, каким было выражение моего лица, но готов спорить, оно не было чересчур уж взволнованным (при соответствующих усилиях, разумеется).

В этот момент Кассандра с легким криком отпрянула от полок, и Плум инстинктивно сжал руку Макса.

У меня тоже непременно вырвался бы крик, ибо перед нами предстала Аделаида Делакорте.


Она стояла к нам спиной, в том же платье и с той же прической, что и на портрете, висевшем над камином.

— Спаси, Господи! — пробормотал шериф.

— Будьте вы все прокляты! — воскликнул Макс.

Он рывком высвободился из руки Плума и направился к открывшемуся пространству.

Слишком поздно.

Кассандра уже притронулась к плечу Аделаиды, и фигура медленно стала поворачиваться. Очень медленно. Подобно кукле в человеческий рост, стоящей на вращающейся подставке, которая вдруг остановилась.

И все мы уставились налицо куклы. Но лица не было.

Это был всего лишь манекен без передней части головы, одетый в платье и парик. Мне стало больно за сына.

То, что обнаружилось при повороте книжных полок, было самым настоящим святилищем, устроенным им в память о его первой жене. Все ее вещи, любовно сохраненные им. Ее украшения. Шляпки. Одежда.

Полная тишина в ПВ. Никто не двигался.

Затем Макс, подавив вздох, произнес спокойным, едва слышным голосом:

— Теперь вы удовлетворены?

Трясущимися руками он стал сводить обе створки вместе, но Кассандра удержала его руку и заставила повернуться к себе.

— Так, значит, ты соорудил для нее эту идиотскую молельню? — Она смотрела на него с бешенством. — Этот ковчег?

Макс удивленно смотрел (и я точно так же), как она резко распахнула обе половины секции. Ее движение было таким сильным, что, задев манекен, стоявший рядом, она чуть не опрокинула его.

С глухим криком Макс кинулся вперед, подхватил падающую фигуру и снова поставил ее на прежнее место.

Теперь Кассандра улыбалась. Но эта улыбка была совсем не весела.

— Ковчег для той единственной женщины, которую ты любил? — недобро произнесла она.

— Что тут происходит? — прервал ее Плум.

Я бы задал тот же самый вопрос, если б умел говорить.

— И той единственной, которая любила тебя, — прошипела Кассандра. — Которая обожала тебя. Преклонялась перед тобой.

Лицо Макса казалось высеченным из камня. Он снова попытался закрыть обе створки и скрыть от чужих глаз то, что действительно казалось святилищем Аделаиды. И снова Кассандра помешала ему.

Было невозможно поверить, что эти двое когда-то любили друг друга, такими злобными взглядами они обменивались. Оказавшись свидетелем их настоящих взаимоотношений, я чувствовал себя смущенным. Так же смущен был и Плум.

— Пришло время обнажить наши маленькие тайны, дорогой, — продолжала Кассандра. — Время кое-что выяснить.

Сын начал было говорить, но она перебила его.

— Ты ни секунды не любил ее, — с ударением выговорила она.

Он напрягся. Я тоже (так я думаю). И даже Плум напрягся (как мне кажется).

— Ты не в состоянии любить никого на свете, — продолжала Кассандра, — потому что любишь только себя.

Если я скажу, что Макс готов был броситься на нее и схватить за горло, это будет чистой правдой.

Но он сумел взять себя в руки. На лице его появилось смятенное выражение.

«Что это значит?» — продолжал я недоумевать.

— Конечно, ты был уверен, что любишь ее, — зло цедила Кассандра слова. — Как же иначе? Ведь она ничего у тебя не просила. Никогда в жизни.

Ее лицо приобрело жесткое выражение уверенного в своей правоте человека.

— Она хотела только одного. Ребенка, — бросила она в лицо Максу.

— Прекрати. Прошу тебя, перестань.

Голос сына звучал слабо и неуверенно.

— Она сама мне сказала. Ты так и не догадался об этом? — издевалась она над ним. — Тогда, в Нью-Йорке. В ту ночь, когда она умерла.

Она вздрогнула. На притворство это совсем не походило.

— Может быть, точнее будет сказать, что она была убита? — почти прошептала Кассандра.

— Все, хватит, — бросил Макс.

Казалось, он теряет контроль над собой.

— О нет, — Кассандра отвечала ему сквозь стиснутые зубы. — Сейчас я не замолчу. Уверена, что и нашему гостю будет интересно узнать то, что я намерена рассказать. Это было бы интересно даже твоему отцу, если бы он не превратился в подставку для обуви. (Спасибо, Кассандра.)

— Я тебя предостерег, — предупредил ее Макс.

— Предостерег бы лучше самого себя, — посоветовала она ему и повернулась к шерифу.

— Мы с братом выступали в том же ангажементе и в том же самом театре, что и этот человек со своей женой, — объяснила она Плуму. — Я была знакома с женой Макса. В то время она была беременна. Если бы вы знали, с какой радостью она носила этого ребенка.

— Будь ты проклята. — Пальцы Макса непроизвольно сжались в кулаки.

— Но несмотря на ее положение и усталость, которую она чувствовала, Макс не давал ей отдохнуть, — продолжала она, не сводя глаз с сына, будто бросая ему вызов. — В тот вечер она тоже была на сцене. Сказала мне, что боится, как бы не случился выкидыш. Но что это значило для такого человека? Ровно ничего. Ребенок его не интересовал.

— Будь ты проклята, — повторил Макс.

— Сама мысль о том, что Аделаида будет любить кого-то еще, была для него невыносима.

— Прекрати! — крикнул Макс.

Это была агония человека, который знает, что те страшные слова, которые он слышит, являются чистой правдой. (Для меня же они явились полной неожиданностью.)

— Ты сам знал, что ей нельзя было работать в ту ночь, — выкрикнула ему в ответ Кассандра. — Но что тебе за дело было до этого. Ты просто заставил ее выступать. Она просчиталась, произошел несчастный случай. Ты — тот человек, который убил Аделаиду!

ГЛАВА 20

Макс бросился на Кассандру, вытянул руки, приготовившись схватить ее за шею. Но Плум оказался начеку. Одно его движение, и Макс уже не мог пошевелиться.

— Тебе никогда не нужна была жена! — кричала Кассандра. — Тебе нужна рабыня! Улыбающаяся, раскланивающаяся, почтительная, обожающая тебя рабыня! Именно потому Аделаида и стала твоей обожаемой женой. Потому что, в отличие от меня…

Она резко замолчала и, содрогнувшись, отвернулась от него.

— Отпустите меня, — спокойно обратился Макс к шерифу.

— Отпущу, если вы не станете пытаться причинить вред вашей жене, — предупредил Плум.

— Моя жена мертва, — уронил страшные слова Макс.

Я посмотрел в ту сторону, где стояла Кассандра. Разумеется, взгляд ее пылал не только ненавистью, но и болью.

В моей груди возникла даже тень сочувствия к ней. Как бы там ни было, что бы она ни сделала Максу — а вред, причиненный ею, был огромен, — таких слов она не заслужила. Господи, что за атмосфера взаимной ненависти царила в кабинете. От одного этого можно было заболеть.

Макс высвободился из рук шерифа и теперь сводил вместе обе створки, закрывая свое святилище.

И вдруг он удивленно оглянулся, почувствовав резкое движение Кассандры. Действительно, она в ту минуту неожиданно направилась к камину. Остановилась перед ним и поднесла дрожащую руку к глазам.

— Что вы там делаете? — удивился Плум.

Она не отвечала.

— Миссис Делакорте?

— Неважно, — проговорила Кассандра, стараясь сохранить самообладание.

Плум недоверчиво смотрел на нее.

«Странно, — отметил я про себя, — что этот человек до сих пор верит всему, что говорится в этой комнате». Ведь с тех пор, как он появился здесь, какой только лжи не звучало.

Шериф подошел к ней.

— Здесь может что-то быть спрятано? — спросил он. — Здесь есть тайник или что-то в этом роде?

— Нет здесь тайника, — отмахнулась она.

— В таком случае почему вы стоите здесь и что-то ищете?

— Не важно! — Теперь она собралась с силами и овладела собой. — Совершенно не важно.

Но Плум явно не был в этом убежден. И кто обвинил бы его в этом?

Он провел ладонями по неровной поверхности облицовки стены. Внимательно обвел глазами полку.

— Если бы я знала, где спрятан труп, вы думаете, я бы стала терять время на поиски вместе с вами?

— Откровенно говоря, не уверен в этом. — В голосе Плума звучало нескрываемое отвращение. — Не знаю, стоит ли верить кому-нибудь из вас на этот счет.

«Браво, Гровер!» — подумал я мрачно. Не могу сказать, что тот день был счастливейшим в моей жизни.

Плум не обнаружил ничего любопытного. Раздраженно хмыкнув, он повернулся к вестибюлю.

— Закончим на этом, — сказал он. — Я не стану больше терять здесь время.

— Сейчас я вам покажу труп, — произнесла Кассандра.

Плум воззрился на нее в удивлении.

— Вы же только что сказали, что не знаете, где он находится! — удивленно вскричал он.

— Я и не знаю! — прозвучал ответ. — Но я знаю, как отыскать его, не тратя лишнего времени.

Она взглянула на Макса с мстительным выражением лица.

— Я же предупреждала тебя, что не беспомощна.

— Убирайся от меня, — пробормотал он.

— Вам лучше не отказывать нам в содействии, мистер Делакорте, — сказал Плум. — Иначе я арестую вас прямо сейчас.

Нерешительность отразилась налицо моего сына. Он явно не знал, что делать: уйти или остаться?

Как оказалось, это не имело вовсе никакого значения для дальнейшего.

— Что ты хочешь? — спросил он Кассандру.

В ответ она цепко взяла его за запястье. Сын рывком высвободился. Она снова схватила его за руку. И опять он резко отдернул руку.

— Заставьте его сделать это, шериф! Тот выглядел непонимающим.

— Что именно?

— Провести меня по всей комнате, пока я буду держать пальцы у него на запястье, — объяснила она.

Шериф изумленно нахмурился.

— Это еще для чего? Что вы намерены узнать таким странным образом?

Улыбка Кассандры стала холодной. Эта женщина вообще не умела улыбаться любовно или ласково, я давно заметил. Сейчас я задал себе вопрос, сколько правды было в том, что она рассказала об Аделаиде, и сколько лжи.

— И когда мы таким образом дойдем до того места, где спрятан труп Гарри Кендала, — продолжала она свои объяснения, — пульс у этого человека станет биться быстрее.

Она права; я и сам мог бы догадаться об этом. Но шерифу все это уже начало надоедать.

— Устал я от ваших фокусов, — проворчал он.

— Шериф, — продолжала настаивать Кассандра, — говорю же вам, это сработает.

Плум со вздохом взглянул на Максимилиана Делакорте и кивнул.


С той же холодной улыбкой, что играла на лице Кассандры, Макс протянул ей правую руку. Она опять плотно, изо всех сил сжала его запястье. Макс даже поморщился, затем хмыкнул насмешливо.

— Куда прикажете идти?

— Просто обойдем весь кабинет, — сказала она.

— Как скажете, мэм.

Он подвел ее к глобусу и остановился.

— Здесь? — спросил Макс.

— Дальше, — буркнула она.

— Как скажете, мэм.

Сын подошел к камину и направился вдоль стены, выложенной камнем. Жестом левой руки указал на камин.

— Здесь?

Жестом она раздраженно приказала ему двигаться дальше.

— Как скажете, мэм.

— Я не намерен долго наблюдать за подобными глупостями, — заметил шериф.

— Дальше, — бросила она.

Макс подвел ее к письменному столу и жестом указал на него. Кассандра искривила рот и покачала головой.

Он подошел к рыцарю, стоявшему в доспехах, остановился. Она снова покачала головой.

Он подошел к гильотине. Она покачала головой.

Со скучающим вздохом он подошел к гробу, снова остановился. Минуту подождал и двинулся дальше.

Кассандра высвободила его запястье, и торжествующая насмешка озарила ее угрюмые до того черты.

— Я не сомневалась, что пульс не изменится, — объяснила она шерифу. — Он научился контролировать его. Но Великий Делакорте забыл о мускульной реакции.

«Неглупо задумано», — грустно подумал я.

В ту же минуту, когда она смолкла, близкий рокот грома раздался едва ли не над нашими головами. Сверкнула молния.

Буря была совсем рядом.

— Миссис Делакорте, — обратился к ней шериф.

Она указала на сундук.

— Он никогда не бывает закрыт, — объяснила она.

— Но вы уже искали в нем, — возразил Плум.

Указательный палец Кассандры скользнул к нижней половине гроба.

— Но не здесь, внизу.

Макс отвернулся с презрительной усмешкой. Его злость на то, что обнаружено его святилище, воздвигнутое в память Аделаиды, казалось, прошла. Он снова обрел равновесие.

— Неужели ты серьезно это говоришь?

Макс перевел взгляд на Плума.

— Я мог бы упрятать тело в дюжине различных мест, Гровер, — пытался сын убедить шерифа. — Но здесь, прямо перед вашими глазами?

И он обратил пасмурную улыбку к Кассандре.

— Nom de Dieu, ma petite.[16] Его голос звучал хрипло и сердито. — Я имею виду размер твоих мозгов, конечно, когда говорю «малышка».

Тем временем Кассандра тщетно пыталась открыть сундук.

— Прикажите ему отпереть это, — сказала она Плуму.

Шериф взглянул на Макса. По его виду было понятно, что он не ждет никакой находки на этот раз, но чувствует себя обязанным продолжать поиски.

— У вас имеется ключ, мистер Делакорте? — спросил он.

— Ах, опять «мистер Делакорте». Дела, кажется, налаживаются.

— Будьте добры, отоприте это, пожалуйста, — повторил Плум.

— Шериф, — принялся объяснять Макс, — этот гроб — место моего упокоения после смерти. Что имеет для меня огромное значение и…

Плум не дал ему договорить.

— Если вы вынудите меня выписать ордер на арест, — сурово сказал он, — я взломаю место вашего будущего упокоения топором.

— Не взломаете, — обиженно произнес Макс.

Но даже перед лицом такой угрозы сын все-таки несколько минут колебался, затем достал ключ из правого кармана смокинга и перебросил его Плуму. Тот, не ожидая этого движения, едва успел поймать ключ в воздухе.

«Неужели там что-то есть?» — мелькнула у меня догадка, и я встревожился.

Кассандра подошла поближе к сундуку.

— Не терпится взглянуть на останки любовника? — усмехнулся Макс.

Взгляд, который она бросила на него, был и зловещим, и торжествующим. Я не верил в то, что Макс мог бы говорить так равнодушно, если б на самом деле что-то прятал в гробу. Если, конечно, он не решил отдаться на волю обстоятельств.

Они оба (и я тоже) внимательно следили, как шериф отомкнул сундук, поднял крышку и открыл его.

Протянув руку внутрь, он извлек оттуда куклу, изображающую Макса, положил ее на пол. Теперь они вдвоем с Кассандрой заглядывали внутрь сундука.

По их реакции мне стало совершенно ясно, что там они ничего не обнаружили.

Макс рассмеялся;

— Я вам говорил.

Подойдя к шерифу, сын вынул из его пальцев ключ и опустил его обратно в карман.

Кассандра отстранилась, нахмуренная, но шериф продолжал внимательно разглядывать внутренность сундука.

Макс тоже заглянул туда же.

— Вы удовлетворены? — поинтересовался он.

«Неужели он так же скверно себя чувствует, как и я?» — удивился я. Не сомневаюсь, что так оно и было.

Шериф продолжал хранить молчание, разглядывая гроб изнутри.

— Я положу эту куклу обратно, хорошо? — невинным голосом спросил Макс.

Плум не отвечал. Вместо этого он засунул руку в сундук и принялся ощупывать ткань, которой тот был обит.

— Гровер? — Макс положил руку ему на плечо, но тот резко смахнул ее.

Плум продолжал ощупывать внутренность.

«Что же он там ищет?» — удивлялся я. Макс, очевидно, тоже был удивлен.

— Что вы делаете? — спросил он, постаравшись придать голосу самое безразличное выражение.

Но шериф не отвечал. Он стал нажимать пальцами на подкладку сундука. Его явно осенила какая-то мысль, я это видел.

Кассандра тоже заинтересовалась.

— Что там? — спросила она.

— Шериф? — позвал Макс.

Но тот, не отвечая никому, продолжал сильно нажимать на подкладку, иногда тыча в нее пальцами, иногда пытаясь вытянуть ее наружу.

Последовавший в этот момент удар грома показался мне особенно зловещим. Как раскат барабана, возвещающий о конце действия.

Вдруг Плум быстро достал из кармана брюк складной нож.

— Что вы делаете? — удивленно спросил Макс.

Плум нажал кнопку, лезвие выскочило.

— Что вы, черт побери, делаете? — более настойчиво снова спросил Макс.

Плум молча сунул руки внутрь гроба, нож был в его правой руке.

Макс схватил его за руку.

— Нет, не делайте этого, — повторил он тревожно.

— Уберите руки. — Эти слова прозвучали как приказ, причем безапелляционный.


Макс сглотнул и руку убрал.

— Вы еще об этом пожалеете, — пробормотал он.

Не обращая на него ни малейшего внимания, Плум начал надрезать подкладку, отделяя ее от стенок и днища гроба.

— Вы мне за это заплатите, — прошипел Макс.

Кассандра, храня молчание, наблюдала за тем, как шериф рвет и рвет подкладку, собирая ее в пригоршню.

И вдруг она заглянула внутрь сундука.

— О боже! — пробормотала она почти беззвучно.

«Что же там такое?» — кричал мой внутренний голос.

Шериф вытаскивал что-то из глубины гроба. Что-то тяжелое.

«О нет, Макс, нет», — молил я.

Шериф поднял руки, и то, что в них оказалось, было похоже на мешок для одежды.

Кассандра (и я тоже) затаила дыхание, когда Плум поднял тяжелую сумку выше, вынул из сундука и опустил на пол. Раздался отвратительный хлюпающий звук.

По полу стала растекаться кровь.

ГЛАВА 21

Кассандра издала такой звук, будто ее душила рвота. В недрах моего покойного организма тоже возникло неприятное чувство тошноты.

Плум хрипло сглотнул, но взял себя в руки. Он нагнулся, взрезал мешок ножом, резко потянул в стороны его края.

И страшно вскрикнул одновременно с Кассандрой, когда огромная бумажная бабочка выпорхнула из мешка, взмыла к потолку, сделала два-три хаотичных движения крыльями и бессильно спланировала на пол.

— Я же говорил, что вам это не понравится, — спокойно напомнил Макс шерифу.

Что за чувство распирало мою грудь в этот момент? Было ли это веселье? Мне действительно хотелось рассмеяться от облегчения. От восхищения, которое во мне всегда вызывала хорошо проделанная работа (черт бы побрал мою актерскую душу).

— Тяжесть мешка была поддельной, — продолжал свои объяснения мой сын. — Как и кровь, которую вы видели.

Оба смотрели на него с одним и тем же выражением — непередаваемым отвращением.

— Кроме того, я ведь говорил вам, что это будет моей гробницей, — с наслаждением продолжал Макс, — так оно и есть. И конечно же, я подготовил несколько трюков с этим оборудованием. Почему бы и нет? Надо будет развлечь тех, кто соберется на мои похороны. Зачем им сидеть в унынии, если я могу позаботиться о нескольких фокусах post mortem?[17]

— В унынии? — Кассандра с ненавистью смотрела на него. — Не обольщайся. Может быть, ты хотел сказать, в неописуемой радости?

— Для тебя — возможно, — отрубил Макс.

К их удивлению (к моему также, надо ли добавлять?), сын вдруг начал забираться в гроб.

— Позвольте мне кое-что вам продемонстрировать, — проговорил он и установил нижнюю крышку на место, заперев защелки.

— Вам это кое-что прояснит, Гровер, — сказал он шерифу.

Макс осторожно улегся на матерчатую подкладку, положив голову на небольшую, вшитую в подкладку подушку.

— Я нахожусь в самом настоящем гробу, не так ли? — театральным голосом говорил он. — Одетый в лучшее платье, с причесанными волосами, подстриженной бородой, вычищенными зубами. Могу я надеяться, что так оно и будет? Церковная служба близится к концу. Улавливаете картинку? Гасятся огни. Головы печально опущены долу.

В это мгновение страшный крик Кассандры прервал его:

— Убийца!

И она, бросившись к гробу, захлопнула верхнюю крышку и заперла ее. Макс вскрикнул от ужаса, а меня охватил приступ смертельного страха.

Казалось, что Кассандра растерялась и не знает, что делать дальше. Моя невестка даже не знала, радоваться ей или бояться содеянного. Она вздрогнула, увидев, что Плум пытается открыть гроб.

— Что ты наделала, дрянь? — донесся приглушенный крик Макса изнутри.

— Где ключ от этой штуки? — кричал в свою очередь шериф.

— У меня в кармане, идиот! — В криках Макса отчетливо слышались ужас и бешенство одновременно.

«Господи, она, кажется, прикончила его», — мелькнула у меня мысль.

Плум только беспомощно смотрел на гроб.

Затем, услыхав вопль почти безумной радости, сорвавшийся с губ Кассандры, испуганно перевел взгляд на нее.

— Я же тут задохнусь! — вопил в это время Макс.

— Несомненно, дорогой, — отвечала его жена. — Уже и стекло запотело от твоего дыхания.

Она счастливо улыбалась.

— Миссис Делакорте! — промолвил пораженный Плум.

— От души надеюсь, что смерть его будет мучительной, — отвечала миссис Делакорте.

Этот возглас сделал мои чувства к этой женщине гораздо сильнее. Разумеется, исключая чувство симпатии.

Шериф смотрел на нее так, будто не мог поверить своим ушам. Я же вполне верил в реальность происходящего.

Макс начал колотить по внутренней стороне крышки (противоударное стекло не поддавалось), крича от страха.

Шериф оглянулся вокруг себя, подбежал к камину и схватил со стены африканское копье. Увидев это, Кассандра с усилием перевернула гроб в горизонтальное положение.

— Что ты делаешь? — завопил Макс в крайней степени страха.

Когда шериф вернулся с копьем, Кассандра оттолкнула сундук, который покоился теперь на роликах.

— Вам не следует прикасаться к месту последнего упокоения Великого Делакорте. — Она едва могла говорить от натуги, тем не менее в ее тоне ощутимо читалась насмешка. — Он сам сказал об этом.

Это была картинка из сумасшедшего дома. Фарс, разыгрываемый безумцами.

Итак, на сцене: Кассандра Делакорте, волочащая гроб по кабинету (это помещение уже трудно было назвать Палатой Волхвований, скорее это была больничная палата). На лице ее выражение безудержного веселья.

Макс находится внутри гроба и бешено кричит от ярости. Бессильной.

Почтенный Pater Familias,[18] глубоко взволнованный, но внешне столь же глубоко невозмутимый, внимательно наблюдает за происходящим.

— Миссис Делакорте!

Это кричит Плум, потрясая копьем, принадлежавшим когда-то племени кикуу.

— Миссис Делакорте! — кричит он опять.

— Нет уж, нет! — восклицает она. — Покоится так покоится.

Теперь, много лет спустя, я думаю, что в тот момент моя невестка была не в себе.

Безумный смешок сорвался с ее губ, когда она так резко накренила гроб, объезжая гильотину, что передняя его часть отделилась от пола, он проехался на задних роликах, вполне напоминая отлично выполненный цирковой трюк.

— Проклятье! — завопил шериф.

Он наконец собрался с силами и кинулся за Кассандрой. Настигнув ее, схватил сундук за край и сумел затормозить.

Кассандра остановилась, задыхаясь, и выпустила свою добычу из рук.

А Плум стал пытаться просунуть конец копья между крышкой и стенкой гроба. Крики Макса стали тише. Он уже рыдал от страха.

— Выпустите меня отсюда! — умолял он. — Ради бога, выпустите меня!

Стеклянная крышка уже полностью затуманилась от его дыхания.

— Проклятье! — выругался шериф.

На его искаженном от усилий лице появилась гримаса страдания. Он не мог ни на дюйм втолкнуть копье в промежуток между перпендикулярными поверхностями, тот был слишком мал.

Плум налег сильнее. Наконец его старания увенчались успехом, кончик копья вклинился где-то в небольшой паз, и Плум налег на древко, пытаясь использовать его в качестве рычага.

Копье тут же треснуло и сломалось.

— Ох, какая досада, — процедила Кассандра.

Ее тон нельзя было заподозрить в искренности, и она светло улыбнулась.

— Тебе опять не повезло дорогой, — фальшиво вздохнула она.

— Дрянь! — завопил он в ответ. — Ты еще радуешься!

Кассандра хихикнула и покачала головой.

— Как отвратительно ты выражаешься, — заметила она.

И наклонилась ближе к стеклянной крышке, потому что в этот момент Плум ринулся обратно к камину.

— Тебе все-таки придется заплатить за убийство Гарри. Не важно, найдем мы его труп или нет.

— Будь ты проклята! — Голос моего сына был уже едва слышен.

На этот раз шериф сорвал со стены старинную испанскую пику и бросился обратно, задыхаясь от волнения.

— Макс, он возвращается с какой-то алебардой, представляешь? — сообщила Кассандра Максу. — Если и теперь не получится, мы пошлем за динамитом.

— Осторожней! — приказал Плум.

Кассандра отпрыгнула в сторону, когда шериф, добежав до гроба, наклонил пику, пытаясь взломать замок.

— Avant![19] — захрипел Макс едва слышно.

Мое сердце едва не выпрыгнуло из груди (жаль, что вместе с ним не мог подпрыгнуть я сам), когда боковая стенка сундука вдруг распахнулась и Макс выскочил наружу, сделав предостерегающее движение в сторону Плума и пытаясь тем самым остановить его.

— Не делайте этого! — приказал он.

Все смотрели на него в настоящем шоке. Сейчас я вполне мог бы получить второй удар.

Макс широким жестом указал на гроб.

— Разумеется, это не обыкновенный сундук, — признался он. — Это реквизит для номера «Побег сквозь стену».

Сын мрачно сверкнул глазами в сторону Кассандры.

— Хотя, конечно, не всем это может быть известно.

Тут Макс взглянул в мою сторону.

— Этот аппарат построил Неддлбаум, — пояснил он мне. — Старик по-прежнему лучший в своей области, хотя ему уже восемьдесят четыре.

Выражение его глаз смягчилось, когда он заметил (или почувствовал) мое состояние и направился ко мне.

— Я опять заставил тебя тревожиться. Очень жаль, padre, но я хотел, чтоб ты сам это все видел. Ведь ты по-прежнему хозяин этого дома.

Он положил правую руку мне на плечо и тихонько сжал его.

«О дорогой мой мальчик», — простонал мой смятенный мозг. Чувства метались от эйфории радости к отчаянию, вверх и вниз, в стороны. Мятущиеся, путающиеся, беспомощные.

Затем Макс обернулся к Кассандре и Плуму. («Подходящие имена для дуэта в водевиле», — мелькнула у меня несвоевременная мысль.) Они не сводили с него глаз, все еще — я ничуть не сомневался в этом — не оправившиеся от изумления при его неожиданном освобождении.

Сын расхохотался.

— А теперь позвольте поинтересоваться, — осведомился он. — Могли я поместить настоящий гроб в доме моего отца? Неужели я похож на ненормального?

Макс обращался к шерифу.

— Как вам, может быть, известно, иллюзионист обязан обеспечить безопасность при исполнении номера на тот случай, если возникнут непредвиденные обстоятельства.

Опять ледяной взгляд в сторону Кассандры.

— Например, если подобная особа захлопнет крышку ящика, оставив человека внутри его.

Улыбка, которую он послал жене, была столь же ледяной, как и его взгляд.

— Ну, по крайней мере, опыт стоил пережитых мною неприятных мгновений, — объяснил он. — Теперь я знаю, на что ты способна.

И тут же рассмеялся.

— Даже если не способна отыскать труп Гарри.

К шерифу наконец вернулся дар речи; фокус с гробом, а особенно чудесное вызволение Макса, оставил его безмолвным зрителем.

— Вы хотите сказать, — чуть не заикаясь, проговорил он, — что это был всего лишь фокус? И что когда вы на моих глазах помирали от нехватки воздуха, вы просто притворялись?

— «Просто фокус», говорите вы? — возмутился Макс. — Да известно ли вам, что сложнее номера не придумать!

Его лицо приняло жесткое выражение.

— Позволяя себе такие термины в отношении искусства иллюзиониста, вы выдаете себя как полностью некомпетентную личность, шериф. Полностью некомпетентную.

И продолжал:

— Никакого Гарри Кендала тут нет. Он ушел, как я уже сказал, без десяти минут час. Я подшутил над вами. Не так глупо, как заявила эта особа, но подшутил.

На лице шерифа появилось выражение угрозы, губы плотно сжались и стали почти невидимыми.

— Если вы намерены обратиться к своему адвокату, мистер Делакорте, — процедил он, — советую сделать это прямо сейчас. Я намерен арестовать вас.

Макс выглядел ошарашенным.

— Ноя ведь только что сказал вам…

Шериф оборвал его.

— Я слышал то, что вы мне сказали.

С этими словами Плум двинулся к стулу, на котором ранее сидел Гарри, и, наклонившись к узкому пространству между стулом и стенкой, достал оттуда портфель Гарри.

— Но известно и кое-что другое, — продолжил он. И многозначительным жестом указал на монограмму.

— Эти буквы «Г. К.», надеюсь, не означают, что портфель принадлежит вам, мистер Делакорте?

Мой сын выглядел пораженным и побежденным. «Неужели он мог не предусмотреть такой простой вещи?» — недоумевал я.

— И давно вы догадались о том, что он здесь? — промямлил он.

Усмешка Плума была холодна, как льды всей Арктики.

— Мы тоже умеем шутить, мистер Делакорте, — отрезал он.

ГЛАВА 22

— Nom de Dieu,[20] — еле слышно пробормотал Макс.

Затем кивнул, давая понять, что оценил противника, и добавил:

— Полагаю, что не смогу убедить вас в том, что Гарри забыл взять с собой этот портфель, покидая мой дом.

— Думаю, что не сможете, — прозвучал насмешливый ответ.

— Гм… — Макс, казалось, не знал, что предпринять.

«Он лишился самообладания», — подумал я и в это время услышал его слова:

— Я несколько растерялся. Хоть мог бы вам напомнить о том, что вы еще не нашли тела.

«Слабо, Макс. Очень слабо», — мелькнула у меня мысль, и стало как-то тошно.

Во время этого быстрого обмена словами Кассандра пристально и даже с любопытством смотрела на Макса. Казалось, она забыла о том, что происходит вокруг. Я тоже не думал об этом.

Шериф полез в задний карман брюк и достал пару наручников.

— О, как вы торопитесь. Не так быстро, — запротестовал мой сын.

Плум даже не ответил. Подойдя к Максу, он сунул портфель под левую руку и ловко защелкнул наручники на запястьях.

— Обычно я стараюсь так не поступать, — объяснил он. — Не люблю унижать людей.

Макс понял скрытое значение этого укола и опустил глаза.

«Неужели все кончено? — думал я. — Что же здесь в действительности произошло?»

Провожаемый изумленными взглядами — Кассандры и моим, — шериф повел Макса в вестибюль, не выпуская из рук портфеля.

— Позже я вернусь с ордером на обыск, миссис Делакорте, — пообещал он и с отвращением взглянул на задержанного. — И тогда уж мы перевернем всю эту чертову комнату, чтоб разыскать труп. А если его здесь не окажется, то мы и весь ваш дом перевернем.

— Гровер, я уже тысячу раз говорил вам, что я спрятал тело здесь, в кабинете, — повторил Макс.

«Он что, фактически признается в убийстве?» Я все еще не мог поверить в это.

Шериф не ответил.

— Одну минуту. — Тон Макса звучал так странно, будто до него только что дошел смысл происходящего. — Так вам нужен труп?

На скулах шерифа заходили желваки, и он так сжал пальцы на предплечье Макса, что тот поморщился, но все-таки продолжал:

— Ну, если вам нужен только труп, тогда…

Макс сделал неожиданный финт всем корпусом, и, прежде чем Плум смог сообразить, что происходит, ему в глаза уже смотрело дуло его собственного пистолета, который Макс только что с удивительным проворством выдернул из кобуры у него на поясе. (Несмотря на всю трагичность происходящего, я не мог не признать, что Макс сохранил прежнюю ловкость.)

Плум предостерегающе поднял руку.

— Лучше не делайте этого, Делакорте.

Макс сделал шаг назад.

— Вы же сами сказали, что вам нужен труп, — бросил он ответ.

— Делакорте. — Плум наступал на него.

Застыв на месте, Макс угрожающе прицелился.

— Что мне, собственно, терять, Гровер? — спросил он (может быть, это говорило уже мое воображение, но в его тоне звучали не только легкомысленные, но просто бредовые тона). — Меня казнят дважды за два убийства?

Кассандра испуганно отпрянула, когда он поравнялся с ней, проходя к египетскому саркофагу.

— Вы изрядно напугали меня, когда принялись осматривать его во второй раз. — Не обращая на нее никакого внимания, он обратился к Плуму: — Я был уверен, что вы догадаетесь, как работают обратные трюки.

Голосом прежнего Великого Делакорте, обращающегося со сцены к публике огромного зала, он заговорил, одновременно нажимая на боковую сторону саркофага:

— Друзья мои, я чувствую необыкновенный прилив сил. Скажите, вы замечаете это?

Опять грянул раскат грома.

«Господи, он и впрямь заставляет природу звучать в унисон своим действиям!» — мелькнула у меня смелая мысль.

В сгустившихся сумерках по Палате Волхвований скользили тени. Шериф и Кассандра наблюдали за Максом, безгласные и неподвижные (я и сам был таким же).

— Вот теперь я мог бы сказать «горячо»! — воскликнул Великий Делакорте. — Разве вы не чувствуете присутствие магии? Присутствие сверхъестественного? Леденящее присутствие мертвеца?

И тут он распахнул саркофаг!

Кассандра вскрикнула. Шериф едва не задохнулся. Я тоже.

На нас смотрел Гарри. Он был точно таким же, как на голографическом изображении под стеклом глобуса: серое лицо, темная от запекшейся крови рана на горле.

— Получи своего любовника! — выкрикнул мой сын.

И расхохотался.

— И самого подлого агента из всех, что у меня были, — добавил он.

«Ох, Макс, Макс, — устало подумал я. — Ох, сын».

Декорации таковы: Макс стоит совершенно неподвижно, сжав в руке пистолет; Кассандра и шериф неотрывно глядят на погребальный саркофаг, их лица подобны каменным изваяниям; я тоже совершенно недвижим (но это старая история), сердце колотится как сумасшедшее из-за жестокости моего сына.

Гарри, с перерезанным горлом, смотрит на всех мертвыми глазами.

— Не хочешь ли приласкать своего голубка, Кассандра? — вкрадчиво спрашивает ее муж.

Она отворачивается и издает звук подавленного приступа рвоты.

— Подойди, не стесняйся, крошка, — настаивает он.

— Верните мне пистолет, Делакорте, — требует шериф.

И тут же отступает назад под направленным на него дулом пистолета.

— Кассандра, подойди к нему, я сказал, — приказывает Макс.

Шериф судорожно глотает и, повинуясь чувству долга, поддерживает Макса:

— Миссис Делакорте, вам лучше сделать то, что он говорит.

— Хороший совет, Гровер, — одобрительно кивает Макс. — Вы просто образцовейший из шерифов, вам об этом никогда не говорили?

Тот даже не отвечает (и я бы не стал винить его за это). Он медленно, шаг за шагом, подходит к саркофагу, одновременно с ним приближается Кассандра, отвернув измученное лицо.

Макс делает несколько шагов назад, сохраняя прежнюю дистанцию и внимательно следя за ними. Все, что в эту минуту приходит в мою голову, это печальное недоумение: «Зачем тебе нужно было заставлять меня на это смотреть, сын? Зачем мне видеть это?»

Шериф застывает на месте, пристально глядя на страшную картину — серые губы, остекленевшие, вытаращенные глаза, глубокий, зияющий кровавым месивом разрез на горле.

Но вдруг Плум наклоняет голову, и на лице его появляется выражение любопытства.

— Позвольте мне… — начинает он.

— Сколько угодно, — делает широкий жест Макс.

Шериф делает еще несколько шагов к саркофагу и прикладывает правую ладонь к щеке Гарри. «Что он делает?» — удивляюсь я.

Заметив боковым зрением движение шерифа, Кассандра поднимает на него глаза и издает страдальческий звук при виде лица Гарри.

Она вздрагивает, видя, что Плум протягивает руку повыше и осторожно кладет ладонь на его волосы.

— Что вы делаете? — слабым голосом спрашивает Кассандра.

«Что он делает?» — молча удивляюсь я.

Плум не отвечает, но начинает тихонько дергать Гарри за волосы.

Кассандра поражена.

— Что вы делаете? — повторяет она снова, голос ее прерывается.

— Мы готовы удивить вас, друзья мои, — провозглашает Макс. (Это снова Великий Делакорте обращается к собравшейся публике.) — Вы готовы? Соберитесь с силами, друзья. Вот оно!

И Плум резко тянет за волосы.

Со звуком подавленного отвращения Кассандра делает движение, чтоб остановить его.

И вдруг плотная резиновая маска, завязанная сзади узлом, начинает сползать с головы Гарри, обнажая его, чуть не задохнувшегося, с заткнутым кляпом ртом, но вполне живого и издающего невнятные возгласы протеста.

«Именно они и навели шерифа на мысль о новом розыгрыше Макса», — догадываюсь я.

Кассандра издает возглас радости.

— Друзья мои, наш герой оживает! — объявляет Великий Делакорте.

И протягивает шерифу пистолет:

— Возьмите, будьте любезны, ваше оружие.

Плум поворачивается к нему и с непередаваемым выражением лица забирает пистолет.

Макс делает резкое, едва заметное движение кистями и высвобождается из наручников, затем протягивает их шерифу.

— И ваши цепи, будьте добры. Затем смотрит на меня.

— Я снова попрошу у тебя прощения, padre, — лукавым тоном говорит он. — Надеюсь, тебе было не слишком неприятно?

«А как ты сам думаешь, сынок? Моему бедному разбитому сердцу по силам такие испытания, а?» — хотел бы я спросить его об этом, но не могу. Лишь с облегчением думаю о том, что сын, к счастью, не убийца. Напрасно он заставил меня пройти через такое испытание.


Кассандра, плача, освобождает Гарри от кляпа.

— Ты живой! — сквозь слезы, не веря себе, восклицает она. — Живой!

— Ну разве это не приятный сюрприз? — интересуется Макс. — Можешь предвкушать новые приятные ночи, крошка.

Кассандра даже не смотрит на него.

Шериф забирает у Макса пистолет и наручники.

— Никогда еще, за все пятьдесят четыре года моей жизни, не встречал такого психа, как вы, — ворчит он.

— Наверное, не встречали, — соглашается мой сын.

К несчастью, я вполне могу тоже согласиться с шерифом. Но Максу сейчас не до шуток. Он просто удостоверяет это как факт.

— С каким удовольствием я сейчас пустил бы вам пулю в лоб, прямо там, где вы стоите, — продолжает шериф более чем не по-шерифски.

— Так в чем загвоздка? — совершенно серьезно осведомляется Макс. — Это было бы с вашей стороны настоящим благодеянием для меня. Прошу вас, избавьте меня от значительно уменьшившегося за последнее время raison d'etre.[21] Прошу вас, пожалуйста. Сделайте это. С полного моего согласия.

И он красноречиво приставляет указательный палец к груди, туда, где бьется сердце.

— Вот сюда, будьте добры.

— Лучше не искушайте меня, — отворачивается от него Плум.

Кляп изо рта Гарри вынут. Обретя наконец способность говорить, он взрывается:

— Если вам не хочется, я с удовольствием сделаю это за вас! Дайте же мне этот дурацкий пистолет!

— А, наш сладкоголосый соловей снова с нами, — издевается Макс.

— Ты сукин сын! — орет Гарри. — Ты вшивый, вонючий, бессердечный сукин сын!

— Все! Хватит! — кричит в ответ Макс, и Гарри удивленно умолкает. — Будь доволен тем, что я не выстрелил в тебя настоящей пулей или не отравил виски. Это был бы самый простой путь избавиться от тебя. И поступить так у меня были все основания. Поэтому лучше заткнись! Не дразни свою удачу. А то…

Макс обрывает сам себя со стоном гневного отчаяния.

— К чему жить дальше? — спрашивает он себя. — Зачем тянуть? В чем для меня смысл жизни?

С мучительным недоумением он оглядывается вокруг, неожиданно взгляд его падает на гильотину. И тут Макс бросается к ней, становится на колени и просовывает голову в отверстие, прямо под сверкающее лезвие.

«Не-е-ет!» — мысленно кричу я.

— Ладно, друг Гарри. — В голосе Макса борются ненависть и боль. — Вот случай для тебя. Твой настоящий шанс. Возможность отомстить за все, получить Кассандру. И не только ее. Ты можешь получить все!

Веревки, которые стягивали тело Гарри, уже распутаны Кассандрой, и он идет к Максу, дрожа от бешенства.

— Думаешь, я не сделаю этого, ублюдок? — рявкает он со злобой. — Если бы я был уверен, что эта штука настоящая, я бы ни на минуту не задумался прикончить тебя!

— Но она настоящая, Гарри, — удивленно поднимает брови мой сын.

И холодок снова проникает ко мне в грудь.

— Так я тебе и поверил, — огрызается Гарри.

Кассандра торопливо вмешивается.

— Гарри, уйдем отсюда поскорей, — просит она.

«Господи, это же все происходит не на самом деле, да, Господи?» — думаю я с внезапным страхом.

— Гарри, не трусь, — продолжает подзадоривать его Макс. — Вперед, как говорили древние!

— Ты несчастный сукин сын! — рявкает Гарри.

Он протягивает руку к лезвию.

— Нет, Гарри, нет! — кричит Кассандра.

«Нет!» — кричит моя душа.

Слишком поздно. Гарри с остервенением дергает деревянную рукоятку, лезвие обрушивается вниз. Оглушительный крик Кассандры.

И голова Макса тяжело падает в корзину.

ГЛАВА 23

— Проклятье! — бормочет изумленный шериф.

Выражение лица и даже сама поза Гарри такие же, какие были бы у человека, которого внезапно в самое уязвимое место лягнул мул.

Он поворачивается к Кассандре.

— Эта штука настоящая?

— Я же говорила тебе убираться оттуда!

Гарри шатается, затем застывает на месте.

— Я думал, что в этом кабинете все ненастоящее, — шепчет он.

— Ну так ты сильно ошибался! — звучит ему в ответ.

«Идиотская болтовня, — думаю я в агонии. — Но моего сына уже нет в живых».

Гарри с усилием отворачивается от страшного зрелища и, пошатываясь, направляется к бару. Все, кроме меня, стараются не смотреть в сторону гильотины и жертвы.

Оказавшись у стойки бара, Гарри берет бутылку шотландского виски и начинает откручивать крышку.

Наливает себе полный стакан виски, но тут до него, видимо, доходит мысль о том, что он сделал, пальцы его разжимаются, бутылка падает в раковину, но не разбивается. Резкий звук ее падения заставляет всех нас вздрогнуть.

— Иисусе, я, кажется, разбил бутылку шотландского виски, — бессмысленно бормочет Гарри. — Настоящего шотландского виски.


Тучи на небе начинают сгущаться. Кабинет заполняют длинные темные тени. Все время слышатся приближающиеся раскаты грома. Нечастые вспышки молнии озаряют небо, заставляя меня мигать. (Иногда мне даже кажется… нет, этого, конечно, не может быть, мне даже кажется, что я вздрагиваю.)

Гарри достает из бара новую бутылку и открывает ее.

Пока он занят этим, шериф начинает медленно приближаться к гильотине. Лицо его сведено судорогой, тело напряжено, зрелище отрубленной головы Макса, валяющейся в корзине, ужасает его, но он держит себя в руках.

«Боже, прошу тебя, сделай, пожалуйста, так, чтобы это все оказалось трюком. Всего лишь трюком. Пожалуйста, Боже!»

Гарри наконец справляется с бутылкой, наливает стакан виски и непослушной рукой подносит его к губам.

Когда Кассандра громко кричит, стакан подпрыгивает у него в руке и заливает весь перед рубашки.

Шериф отскакивает назад с хриплым выкриком.

Меня одновременно обуревают и злость на моего сына, и изумление.

Макс встает.

Нужно ли мне добавлять, что голова его совершенно невредима?

— Ты был абсолютно прав, мой старый друг. Он обращается к Гарри с ехидной улыбкой. — В этом кабинете все ненастоящее.

Но от его тихого смеха у всех (кроме меня) трясутся поджилки. Взглянув на меня, он тут же перестает смеяться.

— Меа culpa,[22] извини еще раз, padre, — произносит он. — Просто не в силах был удержаться, чтоб не проучить их еще раз. Но в конце концов… ведь мои обиды — это и твои обиды тоже.

Не знаю, достаточно ли это убедительная мотивация того, как он поступил с Гарри, но я ничего не ответил (как обычно).

Гарри был настолько подавлен всем, что ему пришлось пережить в этот день, что даже не смог ничего ответить моему сыну.

Вместо этого он обратился к Кассандре.

— Собирайся, — напряженно произнес он.

Кассандра вздрогнула.

— Что ты сказал?

Гарри оскалился.

— Я полагаю, что ты не намерена оставаться здесь с этим маньяком? — спросил он.

Кассандра явно была захвачена врасплох (почему это так, я не понимал).

— Со мной все будет в порядке, — пробормотала она.

— В порядке? — Гарри смотрел на нее, не веря своим ушам. — Этот человек ненормальный!

Признаться, я и сам уже так думал.

Она попыталась что-то ответить Гарри, но тот прервал ее, даже не дав начать.

— Ты же не намерена оставаться здесь после того, что этот тип сделал! — вне себя выкрикнул он.

— Я согласен с ним, — вмешался Плум.

— Я… — Кассандра выглядела сбитой с толку.

Я отказывался понимать, в чем тут дело. Тогда я и не мог всего понять.

— Ступай, забери свои вещи, — опять прервал ее Гарри. — Здесь нельзя оставаться. Это было бы просто смешно.

Все мы не сводили с Кассандры глаз. Был ли Макс так же удивлен, как остальные, ее неохотой с ним расстаться? А Плум?

— Ну, давай же, крошка, — продолжал настаивать Гарри. — Сама понимаешь, что отсюда надо убираться.

— Я на самом деле считаю, что вам лучше уйти, миссис Делакорте, — вставил свое слово шериф. На этот раз, как представитель закона.

— Хорошо, — уступает им Кассандра и направляется в вестибюль.

— Подождите, — произносит вдруг Макс.

Она замирает на месте и оглядывается на него.

Он вздыхает, сдаваясь.

— Ладно, — говорит Макс. — Черт с вами. Сдаюсь. Беру это шоу в Лас-Вегасе в том виде, в каком вы его мне предлагаете.

Как ни странно, все переживания и страхи этого дня вдруг померкли перед этой неожиданностью.

В конце концов, разве он не выдал только что половину своих тайн?


— Мы, кажется, говорили о том, чтобы сделать мое выступление более современным, — продолжает он, поворачивая при этом нож в моей груди. — Давайте просто…

Макс обрывает себя на полуслове звуком, похожим на рыдание.

Отвернувшись ото всех, он направляется к высокому окну, движения его неуверенны, со спины сын кажется стариком. Мне больно на это смотреть.

Став спиной ко всем, он глубокими вздохами пытается унять слезы.

— Только не оставляйте меня, — тихо выдавливает из себя Макс. — Постарайтесь хотя бы понять.

Медленно, устало трет глаза.

— Знаю, мне не зачеркнуть того, что я натворил сегодня, но вините в этом слабость человека, который видит, что жизнь его кончена.

Поворачивается к нам, лицо его выражает отчаянную мольбу.

— Прошу вас, — бормочет он. — Мне так нужна ваша помощь.

«Сын, — закрадывается в мою голову еретическая мысль, — я бы, кажется, предпочел видеть тебя убийцей, чем пресмыкающимся гадом».

Кассандра смотрит на него, не менее смущенная, чем Гарри или, как я думаю, чем шериф. Она явно не была готова к такому повороту событий. Но точно так же не может и отмахнуться от него.

— Ладно, что уж. Голос ее звучит совершенно спокойно.

«Невероятно, — думаю я. — Они что, намерены продолжать жить вместе и дальше?»

Гарри смотрит на нее в полном изумлении.

— Ты остаешься здесь?

— Со мной все будет в порядке.

«Это просто сумасшествие какое-то», — думаю я.

Она смотрит на шерифа.

— Вы будете приглядывать за ним, так ведь?

Шериф молча посмотрел на Макса, затем опять на нее, словно пытаясь (весьма ограниченные у него были для этого возможности) разрешить эту загадку: Кассандра готова остаться со своим явно свихнувшимся супругом после всего, что он учинил с нею и Гарри — да и с самим шерифом тоже — за последний час.

— Слушай, ради Иисуса Христа… — начал опять Гарри.

— Гарри, со мной все будет в порядке, — отрезала она.

— Ты ему поверила? — недоверчиво уточнил он. — Ты на самом деле веришь этому сукину сыну?

На это она не промолчала, возможно, не найдя убедительного ответа.

Гарри издал восклицание, выразившее меру его непонимания происходящего:

— Господи Иисусе Христе!

И сделал обеими руками такой жест, будто решил махнуть на все рукой.

— Отлично. — Его тихий голос подчеркнул то огромное отвращение, которое он испытывал ко всем. — Отлично. К дьяволу всех вас. Оставайся с ним!

Заметив свой портфель в руках шерифа, он осторожно забрал его и огляделся.

— Где моя шляпа? — спросил он, не обращаясь ни к кому в отдельности, но тут же рассерженно фыркнул: — К черту!

Повернулся, чтобы поцеловать Кассандру на прощание, но та отвернулась и направилась к окну, выходившему на озеро.

— Всего хорошего, Гарри, — безразлично проронила она.

«И эта женщина была так расстроена его исчезновением и предполагаемым убийством? — промелькнула у меня недоуменная мысль. — Что за дьявольщина тут происходит?»

Гарри замер на полдороге, крайне удивленный ее поведением. Несколько мгновений он пристально смотрел на нее, затем резко отвернулся.

— Пора выбираться из этого сумасшедшего дома, — пробормотал он.

По дороге к выходу обернулся к Кассандре и холодно бросил на прощание:

— Что ж, пока, крошка.

— Непременно вышлю твою шляпу по почте, — пообещал ему Макс.

— Не стоит беспокоиться, — ответил тот.

Тут шериф, окончательно придя в себя, быстро принял бразды правления.

— Мистер Кендал, вы не намерены выдвинуть обвинения против мистера Делакорте? — спросил он.

Гарри на минуту остановился, обдумывая предложение, оглянулся и испытующе взглянул на Макса. (Я мог бы поспорить, что соблазн был велик.)

Затем сделал сердитый жест, отмахиваясь от него.

— Нет. Пусть этот идиот упивается своей ничтожной победой, — бросил он. — Этой маленькой радости ему хватит на всю оставшуюся вшивую жизнь.

И он выразительно глянул на Макса.

— Ты для меня отныне не существуешь, — сказал он. — Ни как клиент, аи как друг. Ты для меня теперь даже не человек. Все. Мы квиты. Кончено.

Улыбка Макса была непроницаемой.

— Наши отношения кончены уже много лет назад, — ответил он.

Гарри бросил на него еще один подозрительный взгляд и вышел. Остальные стояли, не шевелясь и прислушиваясь к его шагам, отчетливо раздававшимся по каменным плиткам пола вестибюля. Затем хлопнула входная дверь. Ушел. Гарри Кендала с нами больше не было.

Осталось трое. Четверо, если вы (слишком снисходительно, право) посчитаете и мистера Овоща.

Как позднее стало известно, Гарри без приключений добрался до скоростной магистрали, нашел телефонную будку и вызвал такси.


Шериф обернулся к Максу.

— Прежде чем я уйду, — объявил он, — хочу предупредить вас, чтобы вы знали. Ваша жена права. Я намерен с этой минуты не спускать с вас глаз. Если бы я захотел, то смог бы вас уже сейчас упечь в тюрьму за то, что вы тут устроили. Но я предпочитаю оставить вас на свободе, зная, что, как бы вы ни старались, вам от меня не скрыться. — Его лицо внезапно приняло презрительное выражение. — Если вам доставило удовольствие морочить мне голову, должен сказать, что вы невысоко ставите свое ремесло. Я — шериф маленького округа в Новой Англии. Вы — профессиональный иллюзионист. И вы действительно считали, что это большое достижение — испытывать на мне ваши трюки? Если это так, если это тешило вашу гордость, то, скажу вам прямо, гордости у вас просто нет!

И он послал Максу едва заметную насмешливую улыбку.

— До свидания. Великий Делакорте, — бросил он на прощание. Но тут новая мысль пришла ему в голову. — Правильнее сказать, до скорого свидания. — Насмешка на его лице сменилась откровенной злостью. — Скоро увидимся. Непременно.

Макс только наклонил голову, без дальнейших возражений. Я был рад тому, что он сохранил хоть каплю приличия.

Шериф бросил на Кассандру вопросительный взгляд. Затем отвернулся и зашагал к двери, ведущей из кабинета. В вестибюле прозвучали его удаляющиеся шаги. Снова открылась и хлопнула входная дверь.

В кабинете остались двое.

ГЛАВА 24

Я сказал, что их осталось двое. Разумеется, мы остались втроем, но меня едва ли можно счесть полноценным членом этой компании. Если не считать редких обращений ко мне сына, то можно сказать, что я оставался все это время невидимым. К счастью. Если бы не это, печальное в своей сути обстоятельство, страницы, которые вы видите, никогда не были бы написаны.


Итак, на чем мы остановились? Макс и Кассандра стоят неподвижно, шериф только что вышел. Я тоже сижу неподвижно. Это понятно. Первой нарушила молчание Кассандра.

— Наконец он ушел, — с облегчением проговорила она.

Не тех слов я ожидал от нее.

Макс, ничего не ответив, молча направился к бару. На лице его застыло выражение враждебного презрения.

Дойдя до одного из легких стульев подле бара, Кассандра буквально упала на него со слабым стоном и сбросила с ног туфли. Вздохнув, она принялась массировать пальцы ног.

Стоя у бара, Макс достал из раковины бутылку виски, выпавшую ранее из рук Гарри, вылил ее содержимое и выбросил пустую бутылку в мусорную корзину.

Я с любопытством наблюдал за тем, как он открыл дверцу бара над стойкой, достал бутылку, вытащил пробку и налил себе в бокал бренди. Залпом опрокинул содержимое бокала в горло, отдышался. Налил вторую порцию и стал пить не спеша, мелкими глотками.

— Ох, наконец! — довольный, проговорил он.

«Что же тут происходит??» — удивился я.

Кассандра хихикнула.

— Я думала, меня хватит удар, когда он надумал целоваться на прощание, — произнесла она.

— Ты с таким трудом отклонила его предложение уехать вместе, — недовольно сказал Макс.

Ничего не понимаю.

— Просто он застал меня врасплох. Не понятно разве? — защищалась она.

И снова хихикнула.

— К тому же такое экстравагантное предложение, — продолжала Кассандра с искренним смехом. — Особенно в том, что касается постели, — еле выговорила она.

Ее веселье резко оборвалось, и она бросила на Макса откровенно неприязненный взгляд. Мой мозг отчаянно трудился, пытаясь понять, что же тут все-таки происходит?

— Ты так убедительно умолял меня не оставлять тебя, — произнесла она. — В высшей степени правдоподобно.

Макс прикончил второй бокал бренди. Не торопясь, налил третий.

И с бокалом в руке направился к стулу, на котором сидела Кассандра, глядя на нее с нескрываемым отвращением.

— Отличное зрелище, — насмешливо произнес он. — Абсолютно великолепное.

«Зрелище?»

— Что ты от меня хотел? — спросила Кассандра.

— Из того, что я получил, абсолютно ничего, — прозвучал ответ Макса, ввергший меня в еще большее недоумение.

И он указал на книжные полки кабинета, за которыми скрывалось святилище Аделаиды.

— Какого черта было устраивать представление с этим? — гневно спросил он. — И демонстрировать этому подонку то, что я скрывал от всех?

Его черты лица исказились от бешенства.

— Но прежде всего я хочу узнать, откуда тебе стало о нем известно? — требовательно спросил он.

— Мне ничего не было известно, — защищаясь, произнесла Кассандра. — Велась игра, причем в соответствии с инструкциями.

«О чем они говорят?» Мой мозг был не в силах разрешить эту загадку.

— Скажи лучше, вопреки инструкциям. Все висело буквально на ниточке! — бушевал Макс.

Он показал на камин.

— Уже то, что этот остолоп чуть не наткнулся на нашу тайну, было ужасно! Так тебе понадобилось лезть туда тоже и наводить его на это место еще раз. Ты что, не в своем уме?

Теперь выражение ее лица было таким же злобным.

— Мне что, и рассердиться нельзя? — пробормотала она.

— Понятно. — Сын с еще большим презрением глянул на Кассандру. — К счастью для тебя, твоя злость мигом испарилась. А то бы тебя уже сегодня упекли в тюрьму.

«В какую еще тюрьму?» — вскричал я мысленно.

Макс рухнул на другой стул полностью обессиленным. Глотнул бренди.

— Без этого мне не прийти в себя, — пробормотал он вполголоса.

Затем тяжело вздохнул и выдавил презрительную улыбку.

— Я думал, шериф никогда не наткнется на этот портфель, который я специально оставил чуть не на самом виду. Он мог бы неделю его искать и не найти.

Макс опять вздохнул и потер глаза.

— Но как бы то ни было, — продолжал он, — дурачить этого типа и в самом деле не великое достижение. Мне его даже становилось жаль временами. Он старался изо всех силенок.

К этому моменту мой мозг отказался строить догадки. Было ли это бессилие последствием перенесенного удара, или я просто отупел с возрастом?

Снисходительность Макса опять сменилась злостью.

— Не могу поверить, — снова набросился он на Кассандру, — что после всей нашей дотошной подготовки твое выступление оказалось столь некомпетентным! Очевидно, тот небольшой талант, который я у тебя все-таки признавал, не существует.

«Одну минутку, — встрепенулся мой мозг. — Кажется, забрезжила догадка».

Судя по тому, как резко Кассандра вскочила с места, действительно было сказано что-то важное.

Резким движением сдернут с головы парик, под которым обнаружились темные, по-мужски коротко подстриженные волосы.

Еще одно движение, и она, распахнув блузку, расстегивает спереди крючки бюстгальтера и швыряет его на стул. Я успеваю заметить резиновые подушечки, поддерживавшие его формы.

Я вижу, что это совсем не «она», а «он», ибо перед моим сыном стоит Брайан Крейн и хриплым низким голосом с ненавистью цедит:

— Твой талант тоже сильно выдохся, Макс.

Бросив эти страшные слова, он широкими, решительными шагами направляется в вестибюль и громко захлопывает за собой дверь.

На сцене остается одно действующее лицо.


Бесчисленные вопросы кишели в моем мозгу, требуя ответов. Но все они сводились к одному: была ли единая цель во всех событиях этого дня и что кроется за странными поступками действующих лиц?

Больше всего меня угнетало то, что Макс не подошел ко мне и не объяснил происходящее. Я находился тут потому, что этого хотел он, это было ясно. Но по какой причине? Вразумительного объяснения мне не было дано. Почему же в таком случае меня заставили пройти через эти испытания, через всю эту страшную цепь загадок без всяких объяснений?

Сын даже не смотрел в мою сторону. Вместо этого он упорно глядел на дверь вестибюля, и лицо его ничего не выражало.

Почему я вынужден один сражаться с догадками, не имеющими ответов?

Через некоторое время Макс поднялся и медленной походкой направился к камину. Его движения напоминали движения человека, сраженного старостью и горем. Несмотря на сумятицу, царившую в моем уме, я не мог не чувствовать боли, видя его в таком состоянии.

Наконец он остановился перед портретом своей давно умершей жены.

В комнате к тому времени стало так темно, что ему пришлось включить светильник, расположенный над полотном. Мягкий поток света ложился на тонкое лицо Аделаиды. Макс долго не сводил с него глаз, лицо его выражало одно лишь страдание.

— Это неправда, — прошептал он. — Я всегда любил тебя, Аделаида. Всегда.

Он подавил подступившее к горлу рыдание.

— Просто я не знал, что ты была больна в тот вечер и не могла работать, — говорил он, обращаясь к портрету. — Конечно, мне следовало догадаться, но ты же знаешь, каким я бываю перед выступлением. Не могу думать ни о чем другом.

«Это правда», — мысленно согласился я.

В эту минуту раздался оглушительный раскат грома, и Макс сильно вздрогнул. Вспышка молнии озарила его побледневшее лицо.

— Прошу, поверь. Тебе следовало сказать мне о том, что ты нездорова. Я бы ни за что не выпустил тебя на сцену, если бы хоть тень подозрения закралась в мою душу. Ты ведь сама знаешь, что это правда. Можешь проклинать меня за то, что я вел себя как последний дурак, но то, что с тобой произошло, было случайностью. Ужасной, но случайностью. Клянусь тебе в этом.

Тут он не смог подавить рыдание.

— Аделаида, — прошептал он. — Пожалуйста. Прости мне это.

Он почти в беспамятстве прислонился головой к стене, подавленный и чувством вины, и горькими воспоминаниями.

Затем выпрямился, стиснул зубы, выключил свет, сделал несколько шагов вдоль стены и подошел к тому ее участку, который так тщательно изучал шериф, пытаясь нащупать что-нибудь подозрительное.

Прикоснулся к какому-то выступу в камне. Затем убрал руку и взглянул на меня.

Несколько минут пристально смотрел, размышляя, затем направился ко мне.

— Нехорошо видеть еще и это, padre, — пробормотал он. — Тебе и так сильно досталось сегодня.

И, развернув мое кресло, повез меня в вестибюль.

«После всего, что произошло, — горько подумал я, — ты еще хочешь лишить меня зрелища кульминации?»

Мне показалось, что какой-то странный звук вырвался из моей груди, отголосок того протеста, который я так хотел выразить. Но, может быть, мне это только показалось. Я так никогда и не узнаю, издал ли я на самом деле тот звук.

Совершенно точно мне известно лишь то, что Макс неожиданно остановился и опять пристально уставился на меня.

«Скажи же мне, что ты собираешься делать», — молил я его взглядом.

Смог ли он прочесть это в моих глазах? Кто знает. Но он внезапно передумал и остановился.

— Нет, — произнес он. — Сильно или не сильно, но ты имеешь право узнать, что сегодня случится. Это будет справедливо, учитывая все обстоятельства.

Появилась ли на его лице в этот момент улыбка, или мне это опять померещилось? Может быть, она была очень слабой, но все-таки я мог бы поклясться, что…

— Кроме того, — решительно продолжил он, — я хочу, чтоб ты увидел результат.

Он развернул обратно мое кресло и поставил его таким образом, что я оказался лицом к высокому панорамному окну.

«Сын, — обратился я к нему мысленно, — разве ты не объяснишь мне, зачем тебе было нужно, чтоб шериф считал, что Кассандра оставалась в живых в эти часы?»

Нет, он ничего не стал объяснять. Просто оставил меня сидеть здесь, а сам вернулся к камину. К тому самому участку каменной стены подле него, на который он теперь сильно надавил.

Я сжался (неужели мышцы послушались меня на самом деле?), услышав отчетливое металлическое клацанье у того самого окна, возле которого я сидел.

«Господи, — подумал я, — что же я за старый дурак!»

Подобный трюк выполнял когда-то Гудини, причем с огромным успехом. Назывался этот номер «Девушка из деревни». Суть его состояла в том, что сидящая перед окном невысокая девушка неожиданно исчезала.

Согласно версии Макса, то, что казалось настоящим окном, выходящим на озеро и беседку на его берегу, вовсе не было окном. Это был огромный экран, изображение на котором было отражением двусторонних зеркал, встроенных в раму окна ПВ. Сейчас, когда аппарат выключили, изображение изменилось и озеро исчезло из глаз. То, что появилось вместо него, представляло собой морозильную камеру приблизительно четыре фута шириной и три глубиной. Высота ее равнялась высоте самого окна.

Внутри этой камеры находилась подвешенная на веревке, завязанной на груди, Кассандра Делакорте. Черты ее лица — судорожно исказившиеся и покрытые бледностью — отметила своим перстом смерть.

ГЛАВА 25

Не сомневаюсь, что грянувший в ту самую минуту удар грома был чистым совпадением. И молния, которая яркой вспышкой высветила эту жуткую картину, тоже была случайностью.

Макс, конечно, тоже заметил это обстоятельство и не преминул высказаться.

— Каков расчет, а? — воскликнул он.

За окнами хлынул ливень, да такой сильный, что казался сплошным потоком выливающейся из опрокинутой цистерны воды.

Макс безмолвно созерцал труп своей жены.

Но ни тени триумфа, ни искры радости не читалось в его взгляде.

— Итак, — спокойно произнес он. — Сработало.

Не нужно было обладать интеллектом известного уроженца острова Родос,[23] чтобы догадаться, о чем он говорит.

Использовав удивительное сходство между Брайаном и Кассандрой и умение Брайана подражать ей, Макс сумел перехитрить Гарри и, что более важно, — шерифа. Ибо Гровер Плум из-за потока всех этих трюков полностью упустил тот главный, который втайне разыгрывался под их прикрытием (я упустил его тоже).

Нам и в голову не пришло, что тот, кто выдавал себя за Кассандру Делакорте, ею вовсе не являлся.


Макс осушил свой бокал бренди и поставил его на стойку, затем повернулся ко мне и тем же мягким жестом, что и до того, положил руку мне на плечо.

Я точно знаю, что вздрогнул в этот момент, потому что Макс почувствовал эту дрожь.

— Извини меня, отец, — тихо проговорил он. — Не думай, пожалуйста, что я не отдаю себе отчета в том, что делаю. Я знаю, то, что я совершил, ужасно. Но, поверь, у меня были к тому веские причины.

Его голос стал жестче.

— Такие причины нельзя было не принять во внимание.

И он тяжело вздохнул.

— Теперь начинается заключительный акт этой драмы, — предупредил он. — Финальный трюк.

Я должен продолжать работать. Пусть не в Лас-Вегасе, там у людей могли бы возникнуть подозрения, но в других местах — непременно. Я буду сам организовывать свои выступления. В небольших городках у меня получится. Там, где Брайан сможет выдать себя за сестру и никто этого не заметит.

Таким образом, разрыв с Гарри был совершенно необходим. Если б он присутствовал на наших выступлениях, он, конечно, заподозрил бы правду.

Но его уже не будет.


— К тому же, — продолжал Макс после паузы, — то, что шериф Плум собирается не спускать с меня глаз, мне очень даже на руку. Особенно тем, что, не спуская глаз с меня, он удостоверяет присутствие Кассандры. Такому свидетелю просто цены нет.

«Он теряет почву под ногами», — подумал я. Как же я ошибался! Это подозрение лишь сбило меня с курса и ввело в заблуждение.

Моргнул ли я, когда мой сын вдруг хмыкнул? По-моему, да.

— Братцу Брайану теперь придется как следует трудиться. Прошли золотые деньки его «побегушек», — Макс потер глаза. Усталость брала свое. — Счастливчиком его, пожалуй, не назовешь.

Он присел рядом с моим креслом.

— Не могу сказать, что он не заслуживает капельки счастья. Но ему придется хорошенько постараться, расплачиваясь за то, в чем он с такой охотой принял участие.

«Ага-а, — догадался тут я. — Вот на чем ты решил сыграть».

Макс насмешливо улыбнулся.

— Нельзя сказать, что он отличался когда-либо большим умом. Сказать тебе, что он мне выдал в качестве гарантии своей лояльности? Padre, ты не поверишь, но он согласился подписать контракт, согласно которому он помогает мне убить свою сестру!

Я закрыл глаза. Я больше не мог выносить подобные разговоры, но Макс ничего не замечал.

— Конечно, мне пришлось настоять на этом.

В рассудительности ему, пожалуй, не откажешь.

— Сам посуди, как можно доверять человеку, который соглашается участвовать в убийстве любимой сестры?

«Боже, боже, что за признания мне приходится выслушивать от собственного сына», — поражался я про себя. Мне хотелось рыдать.

Со стороны Макса послышался странный звук, и я поневоле открыл глаза.

Он опять тер оба глаза руками. Затем плотно зажмурил их и снова распахнул.

— Нужно было мне сегодня чем-нибудь перекусить, — произнес он. — Так много бренди на пустой желудок — это нехорошо. Но у меня совершенно не было желания есть. Жажда мести поборола все остальные мои чувства.

Вот он увидел выражение моего лица; думаю, что оно ему о многом сказало.

— Я знаю, ты считаешь ужасным то, что я сделал. Так оно и есть. Могу признать это. Но тебе никогда в жизни не приходилось сталкиваться с чем-либо подобным. Тебе не знакомо чувство мести. Мести за предательство.

Его правая ладонь взлетела в воздух таким жестом, будто он собирался отвесить пощечину Кассандре. Пусть и мертвой.

— Ты понятия не имеешь о том, что она сделала со мной, — прошептал он. — Она хотела, чтобы я думал, что происходящее со мной — следствие какой-то болезни.

Что ухудшение зрения, слуха, нарушение координации движений, неспособность сосредоточиться во время выступлений — все это является следствием объективных причин, результатом заболевания. Я стал импотентом, — глухим голосом произнес Макс.

Дыхание его участилось, и он заскрипел зубами.

— Болезнь. Она хотела, чтобы я в это поверил. А сама подсыпала в мою пищу яд. Уже давно.


Я с ужасом смотрел на него. Сын не видел моего взгляда, но, думаю, чувствовал его.

«Макс отравлен?»

Он задрожал в приступе гнева.

— Она надеялась, что сможет делать это незаметно, что я ни о чем не догадаюсь.

Капля мышьяка в чай каждый день. По капле в суп, вино, салат.

Этого количества было вполне достаточно. Я мог продолжать работать, но способности мои увядали, и потому она могла взять руководство в свои руки. Контролировать мои выступления. Подавить мою независимость настолько, что я не мог сопротивляться ей, но чтобы при этом она могла не считать себя убийцей.

Тут вдруг сын крикнул во весь голос, глядя на тело Кассандры (я даже вздрогнул от неожиданности):

— Ты этого хотела, да? Тупая, безмозглая сука! Тебе следовало бы нанять фармацевта, чтобы справиться с такой задачей. Ты убивала меня медленно, но верно!

Он снова задрожал.

— Я должен держать себя в руках, — пробормотал он тихо. — Прежде всего — контроль.

«Контроль! Контроль — это краеугольный камень нашей личной и профессиональной жизни», — всегда твердил я ему.

Сколько раз я повторял Максу этот Великий принцип Великого Делакорте?

— Теперь ты понимаешь, почему я сделал это, padre? — спросил он меня, как только овладел своим голосом.

«Понимаю, но не могу оправдать твою жестокость, — хотелось мне сказать сыну. — Тебе следовало обратиться к властям. Правосудие должно выносить приговор и вершить суд. Она непременно понесла бы наказание».

Но обратиться к правосудию для него означало бы поступиться гордостью. Поскольку гордость требовала отмщения. И если быть честным до конца, я не мог бы с уверенностью сказать, что в аналогичном случае, я не поступил бы так же. Возможно, я бы тоже пошел на убийство.

Как и Аделаида, моя Кора была ангелом. Но если бы я имел несчастье жениться на Кассандре, то…

Голос Макса оторвал меня от печальных мыслей.

— Что ж, теперь ты все знаешь, — сказал он. — Даже не могу выразить, как мне жаль, что ты лишился уважения ко мне. Но все равно не испытываю жалости к этой похотливой, жадной, бесчестной суке.

Рывком поднявшись на ноги, он подошел к каменной стене и снова нажал на заветный выступ. Механизм загудел, морозильная камера стала медленно задвигаться. Макс шагнул вперед и пристально взглянул в лицо Кассандры.

Что он видел в нем? Ее тело висело совершенно безжизненно, неподвижно. Лицо казалось серой страшной маской. Макс надел очки, чтоб лучше ее видеть. Что же он видел? Мое сердце медленно и трудно отсчитывало секунды.

Макс приблизился вплотную к трупу. Их лица были почти прижаты друг к другу. Ледяная лапа страха сжала мои внутренности. И тут с губ Макса сорвался крик ужаса: правая рука Кассандры чуть дрогнула.

— Нет! О нет! — прошептал он. (Сомневаюсь, что он сам слышал свои слова.)

Ладонь Кассандры снова повисла неподвижно, как и все тело.

«Нет!» Мой внутренний крик вторил возгласу моего сына. Это невозможно. То, что мы видели, было всего лишь физической реакцией мертвого органа. Бесконтрольное сокращение мышц, вызванное разностью температур в камере и комнате. Несомненно, так оно и есть.

Макс судорожно сглотнул. Придвинулся еще ближе. Время словно остановилось.

— Неужели она еще не умерла? — едва слышно произнес он.

Гримаса ненависти исказило его лицо.

— Этот идиот Брайан! Если это его рук дело, я ему покажу!

Снаружи бушевала буря. Шум ливня перекрывался завыванием ветра. По кабинету бродили тени. «Нужно зажечь свет», — подсказал мне внутренний голос. Тот голос, которого я не слышал уже почти семьдесят лет. Голос испуганного темнотой маленького мальчика.

Макс продолжал стоять вплотную к Кассандре. «Он должен узнать», — понял я. Еще ближе. Ближе. Его лицо почти прикасалось к ней.

И хриплый крик сорвался с его губ, когда правая рука Кассандры, подобно паучьей лапке, взлетела и схватила его за лацкан.

Я чуть не умер от страха и чувствовал себя абсолютно парализованным.

Цепкие пальцы Кассандры тащили Макса к себе. Скованный неописуемым ужасом, он совершенно не мог сопротивляться.

Все ближе и ближе к его лицу оскал трупа. Еще ближе.

Толчками стала подниматься голова Кассандры.

«Не-ет!» — кричало все мое существо.

С вытаращенными глазами, с хрипом в горле Макс не сводил с нее глаз.

Серые скрюченные пальцы с неодолимой силой тащили его к себе. Между ними оставалось не больше одного-двух дюймов.

Макс издал нечленораздельный вопль (я тоже), когда глаза Кассандры распахнулись, и мы увидели страшные, налитые кровью белки.

Мгновение они оба в упор смотрели друг на друга (мне казалось, что я нахожусь при смерти от ужаса).

Но с хриплым криком Макс отпрянул назад и высвободился из смертельной хватки. Он потерял равновесие, спотыкаясь, сделал один-два шага назад, упал и, ударившись локтем о пол, вскрикнул от боли.

Бессильный наблюдатель, я молча смотрел на весь этот ужас.

Тело Кассандры стало извиваться, ее рот искривился и остался разинутым, как у рыбы, вытащенной из воды.

Макс пытался встать на ноги, но не мог. Он пробовал отползти назад, но и это не получалось. Кассандра корчилась в веревках, связывавших ее тело, подобно взбесившемуся зверю. Макс смотрел на нее, и невнятные стоны теряющего разум человека срывались с его губ.

Буря усиливалась, гром грохотал с небес, темная комната время от времени озарялась вспышками света, будто ослепительной яркости прожектора бороздили небо. Это инфернальное освещение являло достойную его картину — Кассандру, извивающуюся в веревках.

Макс снова предпринял попытку встать на ноги, но они не служили ему.

Вдруг он вскрикнул, пораженный ужасом, когда веревка сорвалась с крюка и тело Кассандры рухнуло из морозильной камеры на пол рядом с ним. Макс едва подавил громкий, отчаянный крик ужаса.

Он должен встать на ноги или умереть. С огромным трудом, напрягая каждый мускул, Макс поднялся на колени, затем, шатаясь, выпрямился. Едва он успел это сделать, как Кассандра, с лицом, казавшимся замерзшей маской, приподнялась на полусогнутых ногах и стала приближаться к нему.

Испустив крик, Макс отшатнулся, повернулся к ней спиной и, едва двигаясь, поковылял к вестибюлю, то и дело шатаясь и чуть не падая.

Он добрался до двери и прислонился к ней, пытаясь нашарить ручку. Тщетно.

Дверь была заперта.

С рыданием обезумевшего животного он обернулся к Кассандре. Она шла к нему, шаги и угловатые движения ее напоминали сломанную марионетку, голова качалась из стороны в сторону. Буря гремела как бешеная. Оглушительно грохотал гром, то и дело сверкавшие молнии освещали бледное лицо Кассандры, ее немигающие, жутко вытаращенные глаза.

Влекомый страхом Макс отпрянул в сторону, пытаясь избежать ее хватки, но он едва мог двигаться. Ему не удалось проползти и нескольких ярдов. Он упал на пол, закричав от боли и страха. Попытался встать на ноги и не смог.

С остекленевшим взглядом сын перевернулся на спину и бессильно ждал, когда Кассандра доберется до него. Безгласная и угрожающая.

Макс едва справлялся с дыханием. Клокочущие звуки вырвались из его горла, когда он увидел склоняющуюся над ним фигуру.

Из последних сил в приступе сумасшедшего страха он метнулся ползком в сторону и там молча застыл, не сводя глаз с Кассандры. Ни на какие усилия он больше не был способен. Она остановилась и уставилась на него, корчившегося у ее ног. Грянул гром. Комната осветилась вспышкой молнии.

Тут раздался легкий щелчок замка, дверь открылась, и в кабинет вошла… Кассандра.

ГЛАВА 26

Доводилось ли вам когда-нибудь читать фразу «голова у него пошла кругом»?

Если доводилось, вы, наверное, думали, что это литературное преувеличение.

Так вот, в тот момент именно кругом и пошла у меня голова. Это слово довольно точно описывает мое состояние. Я даже не мог совладать со своими мыслями. Мог только бездумно, тупо наблюдать за происходящим.

Войдя в кабинет, живая Кассандра обратилась к трупу Кассандры (!) и сказала:

— Хватит.

Труп оглянулся в ее сторону.

— Уже? — спросил он крайне недовольно. — Ты не так много даешь мне времени.

— Тем не менее. С него хватит.

Живая Кассандра оставалась непреклонной.

— Может, с тебя? — дерзко осведомился труп и сдернул парик.

Брайан в белом макияже.


Макс, не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой, таращился на него.

Кассандра напустилась на брата.

— Какой дурак придумал оставить меня лежать на полу?

Ко мне вернулась способность мыслить и сопоставлять. Разве это не был Брайан в гриме сестры?

— А что еще я мог сделать? — огрызнулся он. — Видно, он бухнул чересчур много наркотика в твое пойло. Я пытался привести тебя в чувство, но не смог! К тому же у меня не было времени. Мне еще нужно было засунуть Гарри в аппарат под саркофагом! Натянуть на его рожу эту резиновую маску! Позвонить шерифу! Убедиться, что все готово! Загримироваться самому и натянуть твои тряпки! Да еще устроиться в этом чертовом морозильнике! Меня этот день чуть не доконал, понимаешь?

Она не уступала.

— Я считала, что Гарри по-настоящему умер! — повысила она голос.

— С чего это? — смешался он. — Тебе, кажется, был известен план Макса? Я рассказал тебе о нем во всех подробностях.

— Ну, такого-то я даже предположить не могла, — ответила она, понизив голос. — Я думала…

Брайан оборвал ее, жестом указав на меня:

— Слушай, нельзя убрать его отсюда?

— Забудь о нем! Что толку об этом думать? Он всего лишь овощ!

— Но это, между прочим, беспомощный старик!

— Это тебе так кажется! — Она не сдавалась. — Это не человек, а досадное препятствие на моем пути, и я не могу дождаться, когда наконец выкину его отсюда!

«Спасибо, Кассандра. Боги, без сомнения, наградили тебя добрым сердечком».

— Гос-споди! — Она никак не могла уняться. — Мне пришлось участвовать во всей этой заварухе, будучи в полной уверенности, что Гарри на самом деле мертв.

Теперь ее голос поднялся до крика.

— Это меня чуть не подкосило! Я почти сходила с ума от страха! Я все, буквально все, делала неправильно! Если бы Макс еще видел получше, да с его прежним слухом…

Брайан рассердился.

— Какая, к черту, разница? — оборвал он ее. — Все, кажется, кончилось нормально.

Кассандра бросила на него внимательный взгляд и постаралась взять себя в руки.

С деланой улыбкой она подошла к брату вплотную, прижалась всем телом и несколько раз поцеловала в губы.

Эти поцелуи совсем не походили на сестринские. Они только удвоили мои сомнения, но и придали совершенно новый оборот делу (как и образу моей невестки).

— Какой ты глупый, — с ворчливой нежностью прошептала она.

И потрепала его по щеке.

— Убери его скорей в морозильник, не оставлять же его тут.

Брайан покорно вздохнул.

— Хорошо, мэм, — пробормотал он печально.

— Ну, что еще не так? — недовольно спросила она.

— Ничего. Все идет прекрасно.

— Ты, надеюсь, не собираешься сейчас все взвалить на меня? — Она бросила на него многозначительный взгляд.

— Не собираюсь, — буркнул он.

— И отлично, тогда делай, что тебе говорят.

— Уже делаю.

Кассандра улыбнулась и снова поцеловала его. Определенно ее поцелуи были далеко не сестринскими. Еще менее походил на сестринский жест, которым она поднесла ладонь к его паху и сжала его.

— Сегодня ночью я приду к тебе, — пообещала она.

«Какая же это мерзость», — подумал я.

Брайан отвернулся от нее, а Кассандра довольно рассмеялась.

Он опустился на колени рядом с телом Макса и стал приподнимать его. Макс казался мертвецом, его конечности бессильно повисли.

«Что они намерены с ним сделать?» — недоумевал я.

— По-моему, я заслужила глоток шампанского. — В голосе Кассандры зазвенели легкомысленные нотки.

Она направилась к бару, а Брайан, пыхтя от усилий, ухитрился поднять Макса и, наполовину волоча, наполовину подталкивая, потянул его тело к морозильнику.

«Мне кажется, он еще жив», — сказал я себе, оставаясь абсолютно беспомощным.

У бара Кассандра повертела бутылку шампанского в ведерце, освобождая ее от налипшего льда, и принялась срывать фольгу с горлышка. Но вдруг замерла на месте и уставилась на бутылку, которую держала в руках.

С губ ее сорвался возглас веселого недоумения.

— Что такое? — Брайан, напрягая каждую мышцу, изо всех сил пытался затолкнуть тело Макса в морозильник.

— Если ему удалось нас чуть не до смерти отравить виски из этого самого бара, которое, как мы думали, он и сам пьет, то почему бы ему не проделать ту же штуку с этой бутылкой шампанского? Тем более что она так предусмотрительно была поставлена в ведерце со льдом. Он вполне мог использовать шприц для подкожных инъекций.

И Кассандра небрежно опустила бутылку обратно в лед.

— Неплохо задумано, Макс, — одобрительно заметила моя невестка.

«Эта женщина ни одному человеку на свете не доверяет», — подумал я.

Распахнув дверцы шкафчика, расположенного под баром, потянула к себе нетронутую упаковку, вскрыла ее и выудила из коробки новую бутылку шампанского. Сорвав фольгу с горлышка, принялась крутить проволочку на пробке.

— Не помешает позаботиться о себе, а, padre? Ты бы тоже, наверное, не отказался от бокала шампанского со льдом? — насмешливо обратилась она ко мне.

«Если бы собрать в последний раз силы, я бы прикончил ее», — бессильно подумал я.

Услышав звук хлопнувшей пробки и шипение струи шампанского, Брайан оглянулся.

— Самое время для праздника, — мрачно заметил он.

— Ты прав, любовь моя, — отозвалась безмятежно Кассандра. — И заметь — есть что праздновать.

— Конечно.

— Ну, с богом, — сказала она себе и налила шампанское в бокал с кубиками льда.

Подняв бокал, покачала его несколько мгновений в пальцах и выпила. А выпив, тяжело вздохнула.

— Это, конечно, не то, что охлажденное шампанское, но тоже ничего. Сойдет.

Брайан уже дотащил тело Макса до морозильника и теперь запихивал его внутрь.

Я с душевной болью наблюдал за происходящим.

— Ты думаешь, Макс действительно мог отравить то шампанское? — внезапно спросил он, все еще задыхаясь от натуги.

— Конечно мог, — ответила ему сестра и налила себе второй бокал. — Великий Делакорте всегда планирует все заранее.

— Что у тебя за подозрительный склад ума, — пробормотал Брайан.

— Пусть он у меня подозрительный, зато мы с ним, таким подозрительным, живы, — со смешком отозвалась Кассандра и снова пригубила шампанское.

Затем приподняла бокал и глянула в сторону морозильной камеры, будто собираясь произнести тост.

— Ты был прав, Макс, — сказала она. — Это моя самая любимая марка. Правда, пью я не из той бутылки, на которую ты делал ставку. Как любит говорить братец Брайан, «все хорошо, что хорошо кончается».

«О, с каким удовольствием я убил бы ее!» — гневно подумал я.

Теперь Макс висел там, где минутами ранее висела его жена. Так он, по крайней мере, думал.

Я вздрогнул и напрягся, увидев, что его губы шевелятся.

— Бренди? — едва слышным голосом спросил он.

— А разве ты не слышал меня, дорогой? — весело переспросила Кассандра. — Конечно, выпей бренди.

— Тот самый, что она уже больше года наливала тебе в тарелку, — добавил Брайан.

— Заткнись, пожалуйста, — оборвала его сестра.

— Только порция побольше, — упрямо продолжал он.

— Заткнись же, — приказала Кассандра, уже рассердившись.

Я закрыл глаза. «Если б я только мог исчезнуть отсюда, — мечтал я. — Как когда-то на сцене исчезал с ослепительной вспышкой». Мне было отвратительно происходящее и то, что еще должно было произойти. Можно было умереть от отвращения. Как далеко в своих подлостях может зайти человек?

Покончив с Максом, Брайан насмешливо отвесил ему поклон.

— Привет вам, Великий Делакорте, — сказал он. — Не мешало бы доверять мне больше.

— Ступай и переоденься, — велела ему Кассандра.

— Да, мэм. — Повернувшись на каблуках, он направился в вестибюль и скрылся с глаз.

Я внимательно изучал взгляд Кассандры, который она не сводила с Макса. Это конец?

«Конец, — решил я. — Конец не только Максу, но и мне. Она выбросит меня отсюда и из своей жизни. И, что еще более вероятно, из мира живых тоже. Одним овощем на земле больше, одним меньше — что ей до этого?»

Но вот Кассандра заговорила. Ей было безразлично, слышу я ее или нет. Возможно, она даже хотела, чтоб я ее слышал. А может, мысль о моем присутствии ей даже в голову не приходила, когда она обращалась к Максу.

— Тебе не мешало бы доверять ему больше, — повторила она слова брата. — И ты вправду думал, что он решится помочь тебе убить меня? Только потому, что у тебя оказались подделанные им счета? Несмотря на его чувства ко мне?

Она осушила бокал и, с удовольствием потянувшись, улыбнулась. (Довольно похотливо, как заметил я.)

— Мало же ты, в таком случае, знаешь, — усмехнулась она. — Даже не подозревал, что я изменяла тебе не только с этим несчастным Гарри.

Она презрительно фыркнула.

— Я и не собиралась сообщать тебе об этом. Встала, подошла опять к бару и снова налила себе полный бокал шампанского.

Смертный покой снизошел на меня, я не сомневался, что скоро мы с сыном освободимся от этого страшного кошмара.

ГЛАВА 27

Кассандра снова фыркнула, на этот раз погромче.

— Было так смешно наблюдать за тобой, когда ты считал, что Брайан подражает мне, чтобы обмануть шерифа, — сказала она. — Яд здорово ухудшил твое зрение и слух. Но я добилась не только этого. И мы оба знаем, о чем я говорю, так? Он подорвал твою веру в себя. В твое проклятое сверхъестественное эго. Он подорвал твою самоуверенность, которая помогала тебе справляться со всем. «Я так хочу, значит, так и должно быть. Великий Делакорте не допускает просчетов».

Язвительный смешок.

— Ты был неподражаем. Я могла дюжину раз выдать себя, но до тебя ничего не доходило. Вспомни, как я разбушевалась, когда обнаружила это твое святилище Аделаиды.

Она наставила на него дрожащий палец.

— Можешь биться об заклад, не жалея своей гнилой задницы, что скоро я избавлюсь от него.

И покачала головой, довольная.

— Ты ровно ничего не замечал, — тихо смеялась она. — Хоть мне приходилось надевать один парик поверх другого. Да еще поверх моих собственных волос. Боже. Не замечал резиновых накладок в моем бюстгальтере.

Она глянула в мою сторону и усмехнулась.

— Извините, папочка, — сказала она мне. — Надеюсь, это не слишком неприлично?

И снова перевела взгляд на Макса.

— Уж больше, кажется, и нельзя было себя выдать. Но ты не сомневался, что это должен быть Брайан, и видел, что это он. И слышал, что это он.

— Идиот! — прошипела она.

И снова бросила взгляд в мою сторону.

— Ваш сын — полный идиот, padre! — с торжествующим удовлетворением воскликнула она.

Кассандра подошла к морозильной камере, прихватив с собой бутылку и бокал для шампанского.

— Извини, что пришлось разрушить твой замысел, — произнесла она. — Но видишь ли… — Она сделала большой глоток шампанского. Замыслы не всегда удаются. А теперь послушай финальную часть моего сценария. Максимилиан Делакорте, известный под именем Великий, отправляется путешествовать на Карибские острова, чтобы поправиться после болезни, которая погубила его карьеру. Его отъезд смогут подтвердить многие свидетели. Он нанимает для этой поездки яхту. Но на борту сильно пьет, и однажды ночью его смывает волна. Он исчезает навсегда.

Она хихикнула.

— А Брайан плавает в море до тех пор, пока я его не выловлю.

Еще смешок.

— Ты и не знал, что он умеет отлично изображать тебя. Не так хорошо, конечно, как меня, свою сестру, но достаточно для того, чтобы уверить незнакомцев в печальной кончине Максимилиана Делакорте. Будет ли это самоубийством? Вполне возможно.

Она усмехнулась.

— Несчастный был так подавлен своими неудачами.

Новый смешок.

— Вполне может быть, что я не стану спасать Брайана, — уронила она. — Почему бы и не дать ему утонуть?

«Эта женщина настоящее исчадие ада!» — подумал я. Теперь я прекрасно понимал, почему мой сын задумал убить ее. Я хотел сделать то же самое.

— Если же я все-таки и спасу его, — продолжала она, — то уж позабочусь о том, чтобы он не зарывался, а сидел смирно. Никаких поддельных счетов, никаких фальшивых контрактов.

Теперь в ее смехе отчетливо звучала похоть.

— С ним-то я сумею справиться. Всю свою жизнь держу его в руках.

Нахмурилась.

— У меня есть для этого свои способы.

«Неужели Макс подозревал об их отвратительных отношениях? — недоумевал я. — А может быть он постепенно лишился способности что-либо вообще подозревать? Не сказалось ли действие яда и на этом?»

Кассандра отпила шампанского и удовлетворенно вздохнула.

— Как бы то ни было, но теперь мне известна механика твоих номеров, — сообщила она. — Думаю, что я сумею с ними справиться. Создам новый аттракцион. Аттракцион нынешнего дня. Такой, на который публика будет валом валить.

Она снова хихикнула. Да, дорогой читатель, хихикнула.

— Может, я даже сделаю Гарри своим агентом, — добавила Кассандра и обнажила зубы. — Чтобы он всегда был под руками или в объятиях, когда понадобится.

«О, если б у меня нашлись силы двигаться!» — взмолился я.

Макс смотрел на нее, и его измученное лицо выражало презрение.

— Нечего на меня так смотреть, — огрызнулась она неожиданно. — Этого могло и не быть. Мы вполне могли продолжать работать вместе. Вернее, я так думала, пока не увидела твой идиотский храм этой Аделаиды. Даже не подозревала, что могу так разозлиться. Я испытывала настоящую боль. Да, боль! Хотя и считала, что ты не можешь заставить меня страдать. Что ты уже много лет как лишился такой способности.

Я вздрогнул, ибо до моих ушей донесся ответ Макса.

— Откуда… мне было знать… что тебе больно от этого… — еле выдавил он из себя, — ты уже… год с лишним… давала мне яд.

— Ты не ошибся. — Кассандра подавила невольный страх от того, что он неожиданно заговорил. — Мне никогда и дела до тебя никакого не было, — продолжала она. — Единственное, что мне было нужно, — твой успех. И теперь он у меня в руках.


Она налила себе еще шампанского и подняла бокал.

— За меня! За нового Великого Делакорте!

«Никогда!» — хотелось мне воскликнуть.

Она осушила его мгновенно, затем подошла к письменному столу. Поставила на него бутылку и бокал и направилась к каменной кладке, скрывавшей механизм движения морозильной камеры. Нажала на нужное место, и камера стала медленно закрываться.

Кассандра, не отрываясь, смотрела на умирающего мужа.

— Увидимся в аду, — пробормотала она.

— Договорились, — улыбнулся он.

Он еще мог улыбаться!

Я продолжал смотреть на улыбку на его лице, пока оно не скрылось из глаз, а на месте морозильной камеры не появился пейзаж с озером и беседкой.

Буря уже стихала, удаляясь куда-то к югу, гром был почти не слышен, а молнии не освещали небосвод. Опять совпадение, скажете вы? Или сама природа уняла гнев по мере того, как события в Палате Волхвований стали подходить к концу?

Кассандра бросила на меня небрежный взгляд.

— Скоро мы и вами займемся, — сообщила она мне. — Почему бы не отправить овощ в морозильник, где ему самое место? Ну, это мы еще посмотрим, старик.

С заговорщицкой улыбкой невестка направилась в вестибюль и была почти в дверях, когда краем глаза заметила (я тоже это увидел) какое-то движение на поверхности старинного глобуса.

Она резко замерла, обернулась. Внешние полусферы откатывались в стороны, обнажая стеклянный купол. «Неужели это опять голова Гарри? — удивился я. — Теперь-то в этом какой смысл?»

Нет, это не была голова Гарри. Эта голова принадлежала Максу.

Его губы морщила приветливая улыбка.

— Я тут прикинул, что шансы оказаться в аду одновременно с тобой, дорогая, довольно малы, — заговорил он, — и поэтому принял свои меры. Как и подобает хорошему иллюзионисту.

Несмотря на мое горе, профессионал во мне был доволен. Макс ни о чем не забывал.

— А потому и в самом деле с помощью шприца через пробку ввел в бутылку шампанского — ту, что в ведерце со льдом, — дозу медленнодействующего, но необыкновенно эффективного снадобья.

Кассандра задрожала, но тут же на лице ее зазмеилась торжествующая улыбка.

— Ты отравил мое шампанское, сукин сын, — произнесла она.

— Отравил, — подтвердил Макс. — Но это еще не все. Я ввел тот же яд в каждую из бутылок, которые находились в коробке над баром, после чего, разумеется, запечатал ее. На тот случай, если ты что-то заподозришь и надумаешь открыть новую упаковку.

Кассандра одеревенела от страха.

В сердце моем — в живом сердце старого овоща — загорелось торжество мщения. «Браво, сынок!»

— Я же знаю, как ты любишь выпить глоток хорошего шампанского после удачного вечера, — продолжал насмехаться над ней Макс.

Мгновение он молчал.

— Да и вряд ли тебе еще раз представится случай выпить, — невозмутимо сказал он. — Придется тебе мертвой висеть в морозильной камере. Хотя…

Последовала очень многозначительная пауза, а затем голова Макса ухмыльнулась:

— …кто знает?

По странному совпадению (может, это вовсе и не было совпадением) как раз в это мгновение Кассандру настигли первые симптомы отравления. Она резко скорчилась от боли, прижав к животу руку.

— Нет! Не-е-ет! — прохрипела она.

С глубоким неверием она глядела на голову Макса, а та продолжала говорить.

— Ну, если пришло твое время, — в добрый путь, дорогая. Несмотря на все твои ухищрения, а я должен признать, они были неслабы, ты проиграла. Впрочем, я тоже не выиграл.

Кассандра попыталась подойти к телефону. Но не смогла. Ноги отказывались служить ей.

— Брайан! — из последних сил крикнула она. — Брайан!

Метнулась к письменному столу, но не достигла его и рухнула на пол рядом. Так и лежала, задыхаясь, ловя ртом воздух, колотя ногами по полу. Боль разрывала ей внутренности. (Я это видел по тому, как судорожно прижимались руки к животу.)

Но думаю, что даже в агонии она не могла допустить и тень мысли о возможной победе мужа.

Я тоже почему-то сомневался, что он убил ее. Признаюсь, что мне стало ее жаль. Ее и ее пропащей жизни.

Что я мог сделать? Все было кончено. Ей нельзя было ничем помочь.

Но что это? Глаза Кассандры (и мои тоже) устремились к креслу подле стола.

Неожиданно оно само чуть повернулось спиной к нам и оставалось в таком положении несколько мгновений. Но вот легкий сероватый дымок появился над ним. Кассандра охнула. Я молча смотрел туда.

«Может ли Макс оказаться жив?»


Кресло повернулось к нам. Я онемел. (Хотя при этом в моем состоянии ничего не изменилось.) В кресле сидел, развалясь и покуривая сигару, шериф Плум.

У Кассандры вырвался стон. Ей не было никакого дела до того, каким образом шериф мог там оказаться. Меня тоже это ничуть не интересовало. Но он мог спасти ее жизнь!

— Спасите меня! — всхлипнула она тихо.

Шериф молча глядел на нее.

— Похоже на то, что вам не удастся использовать в своих целях Гарри Кендала, — вдруг заговорил он довольно странно. — Как и не удастся утопить своего брата.

Она явно не понимала, что он такое говорит.

— Пожалуйста, помогите, — молила она.

— Кажется, вы с мужем прикончили друг друга, — договорил он.

Глаза его были холодны, как камни.

— И все, что у вас было, оставили padre, — ухмыльнулся шериф, — и тому, кто возьмет на себя заботу о нем.

Кассандра всхлипнула. Теперь до нее дошло, что эта личность была шерифом лишь выше пояса. На нем были пиджак и рубашка Плума. Но ниже пояса это была… Кассандра. Ее рот распахнулся от ужаса, когда она это увидела. Увы, слишком поздно.

Брайан встал с кресла и, присев около нее, пощупал пульс. Пульса не было. Сердце ее перестало биться. Кассандра умерла.

Он осторожно положил ее руку обратно на пол, устремил на сестру долгий взгляд и вдруг зарыдал.

— Был ли на земле хоть кто-нибудь, кого ты любила?

Брайан прижал пальцы к глазам и продолжал плакать. Не знаю, сколько прошло времени. Довольно долго.

Наконец, вытерев лицо и глаза, он набрал в грудь побольше воздуха и поднялся на ноги. Подошел к столу, снял телефонную трубку и нажал кнопку вызова оператора. Ожидая соединения, стал снимать с себя одежду шерифа.

— Полицейское управление, пожалуйста, — произнес Брайан в трубку. — Срочно.

Наконец его соединили. В полиции сняли трубку. Брайан попросил позвать к телефону шерифа и, услышав его голос, продолжал:

— Шериф Плум? С вами говорит Брайан Крейн. Я звоню из дома мистера и миссис Делакорте. Да, на Медфилд-роуд. Вы не могли бы приехать сюда прямо сейчас?

Стиснув зубы, он взглянул на тело своей сестры.

— Здесь произошло несчастье.

ГЛАВА 28

Следующие десять минут Брайан сидел неподвижно, лениво снимая с лица грим. Он казался полностью погруженным в свои мысли. Никогда я не чувствовал себя до такой степени несуществующим.

Наконец он встал на ноги, снял рубашку шерифа, под ней оказалась розовая блузка Кассандры. Ее он тоже снял, оставшись в пропотевшей футболке. Снял коричневую юбку, которая была на нем, затем ботинки, носки. Под юбкой оказались брюки шерифа Плума.

Брайан не смотрел на меня, лицо его оставалось бесстрастным. Какие бы мысли его ни обуревали, ни одна из них даже на миг не нашла отражения на лице.

Оставшись босиком, он подошел к лежащей Кассандре и остановился рядом. И тут лицо его резко изменилось. Страшная боль утраты исказила его черты, такая огромная боль, что казалось, сейчас он потеряет контроль над собой.

Он рухнул на колени и обхватил труп руками. Рыдания сотрясали его грудь.

— За что? — вырвался у него почти нечленораздельный вопль.

Голова его опустилась, и он снова зарыдал. Рыдал по сестре, которую так глубоко любил, но не имел возможности спасти.


Но вот он поднял голову и глянул на меня. Глаза его блестели слезами.

— Вы никогда не подозревали о таких отношениях между нами, padre? — обратился он ко мне. — Вам было известно лишь то, что рассказывал Макс, и то немногое, что вы могли видеть своими глазами?

Тихо и нежно он гладил руку сестры, продолжая говорить.

— Наш отец был настоящим алкоголиком. Актер-неудачник, из тех пьяниц, которые не делаются добрее, когда выпьют, а, наоборот, становятся жестокими зверями. Он погубил нашу мать. И нас. — На мгновение его зубы обнажились в ухмылке. — Что же касается Кассандры… — Он не окончил фразы, но мне стало понятно без слов. — Когда мне было десять, мать умерла. Повесилась. Кассандра заняла ее место в моей жизни. Это был единственный человек в мире, которому я мог доверять. Она забрала меня у отца, когда ей было шестнадцать. Мне же тогда исполнилось тринадцать. С тех пор она решила, что не нуждается в морали, выработанной человечеством, что будет жить по собственным законам и делать только то, что ей выгодно. Я не виню ее за это. Не винил и тогда. Мы были двумя зверенышами — озлобленными, мстительными, ненавидящими весь мир, который не дал нам ничего, кроме боли и горя. Так мы стали такими, какими вы нас видели, какими нас видел Макс. Вместо сердца в нашей груди лежал лед. Не знаю, что Макс о нас подумал сначала. Кассандра умела хорошо притворяться. Он, наверное, и не подозревал о том, с кем связал свою жизнь.

Брайан замолчал и снова опустил голову. Я думал, что больше от него ничего не услышу. Но он встал на ноги, поднял с пола юбку Кассандры и прикрыл ею лицо сестры. Затем направился к высокому окну и взглянул на пейзаж. Слабая улыбка заиграла на его лице.

«Знает ли он о том, — задал я себе вопрос, — что вид перед его глазами это всего лишь отражение?» Ответа на этот вопрос у меня не было.

Наконец он отвернулся от окна и, подойдя к столу, уселся на краешек.

— Придется немного подождать, да? — предложил он мне и продолжил: — На чем я остановился? — Посмотрел на меня отсутствующим взглядом, затем через несколько минут снова заговорил: — Когда ей было семнадцать, она завела интрижку с циркачом. Научилась его ремеслу и обучила меня тому, что умела сама. Потом бросила его, и мы снова остались вдвоем. Как всегда.

Его улыбка стала горькой.

— Были и другие «деловые», как она их называла, связи перед тем, как она встретила вашего сына и увлеклась им. После смерти Аделаиды Макс женился на ней. Она переехала в этот дом. Я, конечно, тоже, поскольку никогда не расставался с ней — верная комнатная собачонка, раб всех ее желании.

Он тяжело вздохнул.

— После их свадьбы все изменилось, — снова заговорил Брайан. — Наша близость едва не исчезла. Кассандра строила — я ничего не знал об этом — какие-то планы, готовила будущее, в котором мне не было места. Я старался не обращать на это внимания, потому что привык доверять ей во всем, верить каждому ее слову. Я любил ее, padre, по-настоящему любил.

Его голос прервался. Потом он снова взял себя в руки.

— Несмотря на это, мне пришлось понять, что в ее жизни я не занимаю никакого места. Это произошло как раз тогда, когда Макс потребовал от меня убрать Кассандру. Он догадался о том, что она с ним сделала.

Горькая улыбка снова появилась на его лице.

— До чего она была умна, — чуть ли не весело прозвучали его слова. — До того самого момента я и не подозревал, что она делает с Максом. Что она замыслила убить его и уничтожить как профессионала. Это открытие едва не погубило и меня, padre, несмотря на то, чем мы были друг для друга, она предала меня. Я видел ее умысел. Кассандра и Гарри против Макса, а я… меня сбросили со счетов. Тогда комнатная собачка решилась на месть.

Брайан горько улыбнулся.


— Я притворился, что соглашаюсь с Максом. Даже подписал тот идиотский контракт, о котором он меня просил. Разумеется, я тогда же решил уничтожить его при первом удобном случае и раскрыл его замысел Кассандре. Рассказал, что он хочет усыпить ее с помощью ядовитой стрелы и заставить меня повесить ее в морозильной камере, чтобы она там медленно умирала.

Еще одна горькая улыбка.

— Сестра, конечно, притворилась, что всегда была со мной заодно. Что хотела обязательно рассказать мне о своих делишках.

Брайан отвернулся и снова взглянул на Кассандру. Выражение его лица было непроницаемым. Он смотрел на нее довольно долго. Затем сказал:

— Все правильно.

Встав со стола, направился к креслу, сел в него, достал из ящика лист бумаги и принялся что-то писать.

— Никто из них не понимал меня, padre, — грустно произнес он. — Брайан — мальчик на побегушках. Брайан — пешка, которую каждый может двигать куда захочет по их сумасшедшей шахматной доске.

Выражение его лица стало жестким, голос звучал гневно.

— Им следовало больше доверять мне. Я обманул их всех. Притворившись, что помогаю каждому, сыграл свою игру и остался в живых, а они убили друг друга.

Он выразительно пожал плечами.

— Не то чтоб я хотел ее убить, нет. Зачем была нужна ее смерть? Я не понимал Макса. И не понимал собственного гнева, пока она не сказала — я стоял позади выдвижной панели у той стены, — что она не станет мешать мне тонуть.

Его дыхание пресеклось.

— Я все еще мог бы спасти ее. Но, возможно, было уже поздно. Я никогда об этом не узнаю. Поэтому я — злость владела моими чувствами — дал ей понять, что я сделал. И что она должна умереть.

Еще один прерывистый вздох. Брайан не мог больше писать. Рука его бессильно упала.


Минутой позже он снова взял в руки перо.

— Почему я рассказываю вам все это? — обратился он ко мне и усмехнулся. — Возможно, потому, что вы — мой единственный зритель, единственный свидетель моего выступления. В каком-то смысле вы самый совершенный зритель — не ерзаете на месте, не уходите с представления. Вам приходится выслушивать каждое слово. Но вы и самый худший зритель. Потому что не можете реагировать ни на что, не можете ответить. Аплодисменты? Нет, я не об этом. Приветственные крики с мест? Ни в коем случае! Возможности овоща в качестве зрителя довольно ограничены, согласитесь. И простите, что я так говорю, padre. Я всегда относился к вам с уважением и ценил то, как вы прожили свою жизнь. Но в качестве зрителя…

Он покачал головой — вполне естественная реакция.

Это был не тот мальчик на побегушках, которого я знал. Это был дьявольски хитрый человек, игрок, обыгравший обе команды противников — и моего сына, и его жену.

Ни один из них даже не подозревал, что Брайан способен таить зловещие замыслы, касающиеся их. Ослепленные собственной самоуверенностью, они даже не замечали, что каждый из них включен в его собственный план, что Брайан способен переиграть их обоих. Он даже осмелился привлечь внимание к себе, выступив в качестве карикатуры на сельского шерифа-тугодума!

Испытал ли он наслаждение от успеха собственной хитрости?


Брайан встал и пошел к бару. Достав бутылку шампанского из ведерка, он откупорил ее, налил полный бокал и залпом выпил.

Неужели же на моем лице не отразилось изумление, которое меня охватило в ту минуту?

— Не надо беспокоиться, padre, — усмехнулся он. — Я оставил на столе письменное признание. Впрочем, вас-то вряд ли бы заподозрили в совершении преступления. Хотя…

Он поморщился — видимо, яд уже начал действовать. Напрягшись, Брайан налил еще бокал и поднял его, обращаясь ко мне:

— Ваше здоровье, padre. Прощайте.

Он осушил его не моргнув глазом и поставил на стойку бара. Затем подошел к распростертому на полу телу сестры, вытянулся рядом и взял ее за руку. Испустил глубокий болезненный вздох. И вдруг рассмеялся.

— Немало работенки ждет, однако, тут шерифа, — произнес он и закрыл глаза. — Счастья вам, padre.


Я намерен закончить свое повествование как можно скорей.

Шериф Плум прибыл через несколько минут. Он больше походил на безбородого Авраама Линкольна, чем на того коренастого тупицу, которого изображал Брайан. Он справился со своей задачей, поскольку, в отличие от предположений Брайана, оказался человеком дела и нешуточной проницательности.

Расследование было вскорости закрыто. Уже позже у меня была возможность собрать за те месяцы газеты, журналы, все таблоидные издания и записи телевизионных передач по этому поводу.

Но это случилось позже, когда произошла еще одна странная и в высшей степени неожиданная вещь: овощ созрел и перестал быть овощем.

Врачи выдвигали разные объяснения этого, но медицинское заключение гласило, что вследствие шока, полученного мною в качестве свидетеля указанных событий, произошла сильная травма нервной системы.

Так это или нет, я никогда не узнаю. Знаю только, что поток артериальной крови нашел новый путь снабжения кислородом поврежденной области моего мозга, обеспечив таким образом довольно быстрое выздоровление. Не полное. О, конечно, не полное! Победы на Олимпийских играх не для меня.

Но тем не менее в свои восемьдесят семь я сохранил достаточно сил, чтобы обслуживать себя — поесть, принять ванну без посторонней помощи (позвольте мне сказать вам, как это необыкновенно приятно!) и записать все, что произошло в тот день.

Небольшое дополнение.

Состояние моего сына оказалось невелико, большая часть денег была вложена в дом.

Чтобы иметь средства на жизнь, мне пришлось расстаться с поместьем. Сделал я это охотно, слишком много неприятных воспоминаний связано у меня с этим местом. Продал его со всей меблировкой. И как вы думаете, кому?

В этом таится огромная ирония: покупателем оказался Гарри Кендал.

Он всегда хотел владеть этим домом, как выяснилось. И без сомнения, решил потешить раненое самолюбие после того, как вытерпел столько насмешек Макса.

Его предложение оказалось самым выгодным среди всех других, довольно немногочисленных, нужно заметить. Поэтому мне пришлось согласиться на него.

Однако, прежде чем выехать оттуда, я позвал местного электрика и поручил переделать в доме всю проводку таким образом, чтоб каждый раз, когда Гарри включает лампу или нажимает кнопку электроприбора, происходило короткое замыкание. Сожалею лишь о том, что проводка открытая и я не могу оставить его без освещения.

Но я сделал лучше (мне пришлось заплатить этому человеку кругленькую сумму, чтобы он держал рот на замке). Каждый винт и каждую петлю всех дверей дома я удалил, а в отверстия с помощью шприца ввел по нескольку капель соляной кислоты. Затем все винты и петли были поставлены на место.

Я до самой могилы буду тешить себя мыслью о том, что, когда этот безнравственный тип открывает или закрывает дверь в доме моего сына, соляная кислота делает свое дело.


Несколько слов обо мне, быть может?

Живу в местечке Сент-Джон. Я полюбил этот городишко еще с тех пор, когда мы с Корой приезжали сюда в отпуск. Немолодая ирландка по имени Эндира Мадлтон (трижды вдовевшая, имеющая девятерых детей и семнадцать внучат, разбросанных по всему земному шару) каждый день приносит в мой коттедж провизию и готовит мне еду.

Каждый день она отвозит меня на пляж, разумеется, если нет шторма.

Там я часто собираю вокруг себя ребятишек, они рассаживаются на песке и с увлечением смотрят на те пустяковые фокусы, которые я для них исполняю. Разноцветные мячики и яркие платки так и мелькают в воздухе над нами.

Им нравится это развлечение.

Загрузка...